Толкования на Евангелие от Матфея 27:57

Ст. 57-58 Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело. - О богатстве его упоминается не из тщеславия пишущего [Евангелие], хотевшего показать, что у Иисуса был учеником знатный и очень богатый человек; а с тем, чтобы показать, почему он мог получить у Пилата тело Иисуса. Ведь бедному и неизвестному человеку проникнуть к Пилату, представителю римского могущества, было невозможно. У другого Евангелиста этот Иосиф называется βονλευτής, ς. е. советник, и некоторые думают, что о нем написан Первый псалом: Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и прочее.

Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, пришед к Пилату, просил Тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать Тело. И взяв Тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба. Прежде Иосиф скрывался, теперь же дерзает на великое дело, положив душу свою за Тело Учителя и приняв на себя столь тяжкую борьбу со всеми Иудеями. Как великий дар, дает ему Пилат Тело. Ибо Тело Христа, как мятежника умерщвленного, должно было быть брошено не погребенным. Впрочем, Иосиф, будучи богатым, возможно, что и золота дал Пилату. Получив Тело, Иосиф чествует его, положив в новой гробнице, в которой никогда никто не был положен. И это было по промышлению Божию, чтобы по воскресении Господа не сказал кто-либо, что вместо Его воскрес другой мертвец, погребенный там прежде Его. По этой причине и гробница новая. Мария же Магдалина и другая Мария, то есть Богородица, которую выше назвал евангелист материю Иакова и Иосии, эти две сидели насупротив гроба, выжидая, чтобы, когда утихнет ярость врагов, идти и объять Тело и помазать его миром. О сих-то женах говорил Исайя: «Жены, идущие от зрелища,- идите сюда: ибо это - народ, не имеющий разума» (Ис. 27, 11). Говорит, что «не имеют разума». Очевидно, это об иудейском народе, распявшем Господа. А жен он призывает, чтобы они оставили сей несмысленный народ, последовали бы к апостолам и возвестили им радостную весть о воскресении.

Ст. 57-61 Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба

Да, да, умер Бог, и так вошел в сердце смерти, и, вошедши, разнес всю смерть на куски. Нет смерти больше, ибо Богочеловек стал на ее место: Бог Иисус, присутствующий Своим всемогущим Божеством, и с мертвым телом Своим в гробу, и со Своей человеческой душой в аду, обиталище всех от века скончавшихся душ. Так смертью Своей Богочеловек вошел во все миры и исполнил их Собой, Своей Божественной силой. Так исполнилось Его пророчество о Нем Самом: «когда Я вознесен буду отъ земли, всехъ привлеку къ Себе» (Ин 12, 32). - И привлек всех во всех мирах, когда-либо пробужденных для Бога, для Логоса, для Его непревзойденного Евангелия жизни во всех мирах.

Тело Иисуса, хотя оно и тело Бога, действительно умерло, действительно было мертво. Богоразумный Иосиф с Никодимом похоронили на самом деле мертвое тело, а не какой-то призрак, или оцепеневшее тело. Будь оно полумертвое или оцепеневшее, Пилат им не дал бы похоронить его, ибо он это проверил через своих стражей, которые Ему даже и ребра пронзили копьем, чтобы убедиться, что Он действительно умер. Если бы тело Иисуса было призрачным, разве тайный ученик Иосиф и другой тайный ученик Никодим просили бы о призраке, зная, что это тело не есть что-то существенно принадлежащее Иисусу, но призрачная маска, покрывало? И разве тайные ученики стали бы подвергаться опасности, прося у Пилата похоронить призрачное тело, которое и не может быть действительно мертвым?

Все, что сделано с телом Иисуса, и со стороны Его врагов, и со стороны Его друзей, показывает, что оно действительно было телом, и, когда умерло, было действительно мертвым. Только и будучи мертвым, оно отличалось от остальных мертвых тел человеческих: и в мертвом теле Своем всеживой Господь Иисус присутствовал Своей бессмертной и надсмертной Божественной личностью, и так этим изнутри и разрушил смерть, и всю силу смерти. Ибо смерть, ибо «узы смерти» не в состоянии были удержать и задержать Его (Деян 2, 24), и Он их разорвал все Своей Божественной всесилой.

Позде же бывшу, прииде человек богат от Аримафеа, именем Иосиф, иже и сам учися у Иисуса

Иоанн (19, 31 и след.) рассказал еще кое о чем, случившемся до прихода к Пилату Иосифа, говоря: Иудее же, понеже пяток бе, да не останут на кресте телеса в субботу и т. д… о том, как перебили голени у разбойников и вонзили копье в ребро Спасителя. Об этом Иосифе Марк (15, 43) написал, что это был благообразный советник и ожидал Царствия Божия, – благообразный, т.е. сановитый и благочестивый, – советник, т.е. один из членов синедриона в своем городе, официальное лицо, – ожидал Царствия Божия, которое наступит после Второго Пришествия Христова. Лука (23, 50-51) назвал его человеком добрым и правдивым и сказал, что он не участвовал в совете и деле иудеев и происходил из Аримафеи, города иудейского. Иоанн (19, 38) говорит, что он был учеником Иисуса Христа, но тайным из страха пред иудеями. Иосиф был из числа семидесяти учеников.

Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса

(Мк. 15:42, 43; Лк. 23:50, 51; Ин. 19:38). У Иоанна (19:31-37) перед тем рассказывается о перебитии голеней у разбойников и о прободении копьем ребра Иисуса Христа. Этот рассказ синоптики пропускают. Следующий день была суббота — день покоя. Она начиналась с “появлением на небе трех звезд,” или приблизительно с шести часов вечера по нашему счету. Это и был ”второй” вечер, с которого, по случаю наступления субботы, прекращалась всякая деятельность. Первый же вечер начинался около трех или четырех часов по полудни. Промежуток между первым и вторым вечером назывался временем ”между вечерами.” В это время, если и был пасхальный день, дозволялось исполнять, по крайней мере, некоторые работы, что хорошо видно из Евангелий, которые в настоящем, как и во всех других случаях, служат историческим источником, более надежным, чем, например, Талмуд. Иосиф, по всей вероятности, жил в Иерусалиме, хотя все евангелисты и называют его человеком “из Аримафеи.” Неизвестно, какая Аримафея (Рама) здесь разумеется: Рама ли в колене Вениаминовом, или в колене Ефремовом — родине пророка Самуила (см. прим. к 2:17,18). Ср. 1Мак. 2:34. Вероятно — последняя. Иоанн добавляет, что Иосиф был тайным учеником Иисуса Христа — из страха от иудеев.

Ст. 57-61 Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф, который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату, просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба

Едва первосвященники вышли из претории Пилата с жалким позволением сократить жизнь распятых новым мучительным средством, как перед Пилатом явился новый проситель, желавший иметь позволение снять со креста и предать погребению тело Иисусово. Это был Иосиф Аримафейский. Когда же настал вечер, пришел богатый человек из Аримафеи (города Иудейского, в котором родился пророк Самуил), именем Иосиф, знаменитый член синедриона, человек почтенный и праведный, не принимавший никакого участия в богоубийственном совете синедриона, но ожидавший Царствия Божия, который также учился у Иисуса, т.е. был учеником Иисуса, но тайным, из страха от Иудеев. Город Аримафея лежал на пути из Иерусалима в Галилею; может быть, Господь не раз проходил через него, и Иосиф имел возможность беседовать с Ним незаметно для подозрительных глаз синедриона. Не видя никаких средств спасти Невинного, Иосиф и не являлся на заседания верховного судилища, а может быть хитрые первосвященники, подозревая его в сношениях с Господом, нашли средство совершенно устранить его от этого дела. «Впрочем, бездействие в то время, когда столь ужасным образом решалась судьба Иисуса Христа, без сомнения, было весьма тяжко для сердца благородного, которое стыдится малодушия – оставить без защиты невинного даже и тогда, когда знает, что и защита не могла бы спасти его» (Иннокентий, архиепископ Херсонский). Очень могло быть, что Иосиф с сердечным участием сопровождал Господа на Голгофу, видел Его страдания, слышал Его молитву за врагов, Его предсмертные восклицания, видел, как Его Божественный Учитель, «преклонив главу, предал дух» (Ин. 19:30)… И вот, в его сердце возгорается непреодолимое желание – не допустить, по крайней мере, того поругания, которое грозило бездыханному телу Иисуса Христа от Его врагов. Обыкновенно тела казненных оставались добычей хищных зверей и птиц, или же погребались на особых кладбищах, вместе с другими преступниками. Без сомнения, синедрион распорядился бы похоронить тело Иисусово на кладбище для повешенных злодеев. Благородная душа Иосифа возмутилась от одной мысли о возможности такого погребения для благоговейно чтимого им Учителя. Он вдруг воодушевился необыкновенным мужеством. «Пусть, – рассуждал он, – Пилат и синедрион думают обо мне, что хотят, пусть восстанут на меня с ненавистью члены синедриона; я сделаю свое дело, отдам последний долг моему Учителю. Люди безжалостны были к Нему живому; как можно быть без жалости и к мертвому?» (Филарет, архиеп. Черниговский)

Он, придя, или, как выражается святой Марк, «осмелился» с твердой решимостью «войти» к Пилату, и просил (обратился к нему с просьбой дозволить ему снять со креста) тела Иисусова, чтобы предать погребению. «Он отважился теперь на явную смерть, – говорит святитель Златоуст, – так как возбуждал против себя всеобщую ненависть тем, что обнаруживал свою любовь к Иисусу и дерзнул просить тело Его, и не прежде отступил, пока приял его; дерзнул даже не только приять тело и погрести честно, но и положить в новом гробе, чем показал и свою любовь и мужество». Он не побоялся и того, что прикосновение к мертвецу, по закону, оскверняло человека на семь дней и, следовательно, лишало его всех святых обрядов и радостей Пасхальной недели. Для возлюбленного Учителя Иосиф теперь был готов на все. «Прошение Иосифа было для Пилата первым известием, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – что Иисус уже умер. Игемон весьма удивился такой скорой смерти, потому что из многих опытов знал, что распятые остаются в живых гораздо долее. Не имея никакой причины сомневаться в справедливости свидетельства Иосифа о смерти Иисуса, он желал, однако же, узнать ее подробности и немедленно позвал сотника, стоявшего на страже у креста Иисусова. «Давно ли Он умер?» , – спросил он, и когда сотник подтвердил, что Иисус действительно уже умер, тогда Пилат приказал отдать Иосифу тело Иисусово. Пилат рад был теперь это сделать, чтобы сколько-нибудь успокоить свою совесть, которая тревожила его за неправду суда, это было как бы жертвой, которую Пилат принес памяти Праведника, невинно им осужденного». И вот, едва только воины успели нанести телу Иисуса Христа последний знак своей безчеловечности, Иосиф явился на Голгофу для снятия Его со креста. Вместе с ним и для того же пришел Никодим, тот самый, который приходил некогда к Иисусу Христу ночью и слушал Его высокую беседу о духовном возрождении, необходимом для людей, желающих войти в Царство Мессии, тот самый, который однажды всему синедриону, осуждавшему Иисуса, громко сказал: «судит ли закон наш человека, если прежде не выслушают его и не узнают, что он делает?» (Ин. 7:51). Подобно Иосифу Никодим был богат и заседал в верховном совете Иудейском; подобно ему принадлежал тайно к числу учеников Иисуса Христа и не открывал всех своих мыслей о Нем из страха перед первосвященниками, и подобно ему хотел теперь благородным самоотвержением загладить прежнее малодушие, иногда почти неизбежное, но всегда тягостное для сердец великодушных. Если Никодим не разделил с Иосифом дерзновения явиться в преторию Пилата с просьбой о погребении, то не из недостатка усердия, а по нужде: он употребил это время на приготовление вещей, необходимых для погребения» (Иннокентий, архиеп. Херсонский).

Притом же Никодиму не было и надобности идти к Пилату; достаточно было явиться к правителю одному Иосифу, как хозяину той гробницы, где предполагалось погребение. Очевидно, два друга, два тайных ученика Иисусова, действовали по взаимному соглашению, и Иосиф вел себя перед Пилатом как добродушный хозяин, испрашивавший у Пилата дозволения принять у себя дорогого Гостя. «У Иосифа близ Голгофы был сад, в котором находились каменные скалы. В одной из них, по обыкновению Иудеев, высечена была пещера для погребения. Она походила на жилую комнату, была довольно просторна и столь высока, что человек, стоя, едва мог достать рукой свод ее. Пещера была новая, еще никто не лежал в ней в безпробудном сне, и Иосиф предназначал ее, вероятно, для себя и своего семейства. Обладание этим местом, не совсем приятным по причине соседства его с Голгофой, всего в ста шагах от нее, было на этот раз очень кстати для Иосифа и прочих друзей Иисусовых: удобно было не только похоронить Божественного Мертвеца без всякого отлагательства, но и невозбранно приходить потом на гроб Его, чтобы изливать горе свое слезами. Поэтому пречистое тело Господне немедленно было перенесено в сад Иосифа. Промысл Божий и в этом явил след Своего особенного смотрения: если бы в пещере, где решили положить тело Иисусово, были уже прежде погребены тела других людей, то злоба врагов Иисусовых могла бы впоследствии говорить, что воскрес не Он, а другой, или что Он воскрес не Своей силой, а от прикосновения к костям какого-либо праведника, как это случилось однажды во времена царей Израильских, когда воскрес мертвец от прикосновения к костям пророка Елисея. При всей нелепости таких клевет, они могли бы смущать и соблазнять легковерных. Тотчас занялись и погребальными приготовлениями» (Иннокентий, архиеп. Херсонский). Никодим принес целых сто фунтов ароматов. Это было смешение из смирны и алоя. Смирна – дорогая смола благовонного аравийского дерева. Еще дороже был алой – произведение Индии, тоже благовонное растение в виде тростника. Смирна и алой употреблялись при погребении как благоухающие вещества, и как средства, предохраняющие тело от скорого гниения. Эти ароматы употреблялись и в сухом виде, и в виде благовонной масти. Для тела Спасителя они были употреблены в виде масти. Иосиф от себя купил новую, чистую плащаницу (льняное, самое тонкое и очень дорогое полотно). И, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею. Омытое чистой водой тело Спасителя было потом осыпано и намащено ароматами, и вместе с ними обвито плащаницей, широкой четырехугольной простыней, а голова и лицо покрыты были сударем – длинным головным полотенцем.

Затем все тело было перевито снурками, как пеленают младенца. Именно в таком виде был положен в гроб и Лазарь, Господом воскрешенный. «По всему видно, – говорит святитель Златоуст, – что Иосиф и Никодим думали о Христе, как о простом человеке» и погребали Его навсегда, до последнего дня мира, хотя и выказывали самую горячую любовь к Нему. Но эти знаки глубокого уважения к Божественному Мертвецу обратились потом в неоспоримых свидетелей Его воскресения. Невозможно было эту плащаницу, плотно прилипшую от мастей к телу, этот сударь быстро отделить от бездыханного тела, а между тем, в утро воскресения эти ризы, этот сударь лежали в порядке сложенными на опустевшем ложе воскресшего Господа. «Краткость времени не дозволила соблюсти всех прочих погребальных обрядов. Недостаток их надеялись восполнить по прошествии субботы, – говорит Иннокентий, архиепископ Херсонский, – когда закон Ветхого Завета не мог уже препятствовать усердию к Законодателю Завета Нового». И положил его (пречистое тело Господа своего) Иосиф в новом своем гробе, который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Вход в пещеру был плотно завален огромным камнем, таким, который трудно было сдвинуть с места даже соединенными усилиями нескольких человек. Такая предосторожность была необходима в Иудее, где водилось много хищных зверей и птиц; но она совсем была излишня для Того, Кто и во гробе не переставал быть Господом неба и земли. С такой великой честью, с таким благоговением совершено было погребение нашего Господа. И с какой изумительной точностью исполнилось при этом пророчество Исайи: «Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого!» (Ис. 53:9). Пророк как бы стоял на Голгофе и записал то, что слышал и видел: он записал и совещание злобы человеческой и распоряжение благоговейной любви к Иисусу Христу. Как при снятии со креста, так и при погребении присутствовали некоторые из жен, преданных Господу, которых мы видели стоящими у креста Его: была же там Мария Магдалина и другая Мария, Иосиева, которые сидели против гроба. «Усердие Иосифа и Никодима не давало теперь места их усердию: они смотрели только, как и где погребали Господа. Однако же от нежной любви их к Иисусу не скрылось, что драгоценным останкам Его еще можно оказать некоторые знаки уважения, и они решили запастись снова благовонными мастями, чтобы по окончании субботы прийти и еще помазать тело своего Учителя. Такое намерение принято ими, конечно, с согласия Иосифа, который имел столько достатка и любви к Иисусу, чтобы всю пещеру наполнить ароматами; но не хотел препятствовать нежному усердию людей, гораздо менее его богатых, но столь же великодушных и признательных к памяти Иисуса!

По окончании погребения все, участвовавшие в нем, удалились… Но святые жены долго еще не могли расстаться с дорогим гробом, в котором сокрылось их безценное сокровище, их Божественный Учитель. Только тогда, когда солнце спустилось за вершины гор Иудейских, когда настал час запирать ворота, ведущие в Иерусалим, они должны были с болью сердца покинуть священную пещеру гроба и сад Иосифа Аримафейского. Но что значила скорбь этих благочестивых душ в сравнении со скорбью Пречистой Девы, Матери Господа нашего? Теперь-то проходило Ее нежное сердце, Ее святую душу острое оружие, праведным Симеоном Ей предсказанное! Все Ее мысли, все чувства были теперь сосредоточены на ужасном лишении Божественного Сына, и горькие слезы лились неиссякаемым потоком из Ее очей! Нет сомнения, что Ее материнское горе делили с Ней и святые жены – ученицы Христовы. Святая Церковь, в песнопениях Великого Пятка, трогательно живописует плач Пресвятой Богородицы на погребение Христово. Но в тех же песнопениях она говорит, что умерший и погребенный плотью Господь наш, как безсмертный и вездесущий по Божеству, внимал воплям и стенаниям Своей Пречистой Матери и таинственно вещал Ее скорбящему сердцу: «Не рыдай Мене, Мати, зрящи во гробе, Егоже во чреве без семене зачала еси Сына: возстану бо и прославлюся и вознесу со славою непрестанно яко Бог, верою и любовию Тя величающия!… Тварь бо Мою хотя спасти, изволих умрети…» (Канон на плач Пресвятой Богородицы). Размышляя о погребении Господа Иисуса Христа, благоговейные толкователи слова Божия высказывают, между прочим, следующие мысли: «Прах ты и в прах возвратишься» (Быт. 3:19), – сказано падшему Адаму; потому и второму Адаму нужно было хотя бы на некоторое малое время, отойти в землю, быть в недрах ее. И вот Он, через погребение, пребывает в сердце земли, как второй Адам. Нужно было Господу приять погребение, чтобы еще более уверить в истине смерти Своей. Нужно было Ему приять погребение, чтобы ввести жизнь и силу в наши гробы от силы Своего животворящего гроба, чтобы и сущим во гробех даровать воскресение и жизнь. Нужно было Господу возлечь во гроб, чтобы разогнать, сколько можно, страх и мрак гробов наших, чтобы верующая душа могла сказать в уповании: «Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной» (Пс. 22:4). Нужно было приять погребение Господу, чтобы освятить наши гробы и наше погребение, и вместе с тем освятить самые недра земли.

Нужно было, по телу, приять Господу погребение в сообразность с сошествием души Его во ад. Духовное Солнце наше зашло во гроб, но не погасло, а только сокрылось на время, чтобы взойти в другом мире, в мире душ, отшедших отселе, взойти, чтобы озарить их светом веры и извести в царство света. Так Он, Премилосердый, возлюбил нас, что не только сошел с неба на землю, восшел на крест, сошел в землю, но и снисшел во ад ради нашего спасения».