Физически развивая детей, многие родители отдают их на занятия в секции боевых искусств. При этом далеко не все задумываются о том, что владение навыками борьбы без должного воспитания может обернуться бедой.
Как избежать конфликтного поведения детей и неконтролируемого выплеска детской агрессии, расскажет Андрей Грунтовский, председатель Санкт-Петербургского Общества Русского кулачного боя.
Беседа состоялась в эфире передачи для родителей «Учимся растить любовью» православного телеканала «Союз», вопросы задавала журналист, автор программы Марина Ланская. Гость эфира – Андрей Вадимович Грунтовский – поэт, писатель, руководитель театра народной драмы, а также исследователь традиционного русского рукопашного боя, стоял у истоков возрождения этой русской традиции. 
– Давайте немного поясним: нет, у истоков русского рукопашного боя я не стоял, истоки уходят в глубину веков. Но, наверное, моё занятие традиционными воинскими искусствами было предрешено – потому что от отца я получил эти традиции из рук в руки, и он меня не спрашивал, хочу ли я заниматься.
Когда я был совсем маленьким, я не любил тренировки, а потом втянулся и уже не мог без них жить. Поэтому в настоящее время наша школа представляет собой, наверное, единственную непрерывную школу.
Потому что отец владел борьбой и тогда, когда служил в армии, а до этого у него был деревенский опыт. Была такая деревенька заброшенная, в глуши Костромской губернии, где жители не видели ни самолета, ни автомобиля – ничего. Первая машина приехала в деревню в 1941 году, за ней полдеревни бежало по улице, смотрело на чудо – автомобиль.
Там были свои традиции рукопашного боя. Отец приезжал в эту деревню в более поздние времена и разговаривал с батюшкой, и батюшка говорил – да, у нас были вот эти кулачные бои, и последний проходил в 1965 году. Но традиция постепенно уходила, где-то она раньше ушла, где-то позже.
В Петербурге это было запрещено полицией. Иногда правильно запрещали, потому что всякое бывало, и эти кулачные бои приобретали гигантский размах. В Питере, как писали корреспонденты, в уличных баталиях участвовало по десять тысяч человек, были травмы, печальные исходы, потому и полиция запрещала.
Но это уже городская, урбанистическая культура, оторванная от деревни, у которой были и несомненные плюсы, но были и минусы. Минус, в первую очередь – в разрушении традиционной культуры, из которой выпало много людей.
– Правильно ли считать, что рукопашный бой – это часть русских традиций? Спрашиваю, потому что у современных мам, которые начитались книг по психологии, по воспитанию детей, возникает масса вопросов, в том числе: а должны ли мы обучать мальчиков какому-то бою, защите себя и Отечества?
С одной стороны, мы хотим, чтобы дети были миролюбивыми, не хулиганили. С другой – мы все-таки хотим, чтобы они стали защитниками.
– В Евангелии мы находим иногда на первый взгляд противоречивые вещи, которые мы не понимаем, потому что духовно не доросли до понимания. Скажем, на одной странице сказано «подставь другую щеку», а на другой – «…не мир Я принес вам, но меч», а в третьем месте – что «имеющий меч при бедре» – о воинстве говорится – должен его применять по назначению.
На самом деле никакого противоречия тут нет. Это всегда было – всегда у государства существовало воинство, у которого была функция защиты Родины на самых разных уровнях: от глобальных войн до конкретных инцидентов.
За последнюю пару десятилетий статистика отмечает всплеск агрессивности, о которой мы, вроде бы, раньше не слышали. Но на самом деле агрессия была всегда, просто статистики никто не вёл.
Раньше СМИ с негодованием писали и показывали, что где-то в Америке молодой мальчик пошел стрелять из ружья в своих товарищей. А теперь это – у нас, мы до этого дожили. Многие уличные преступления – разбой, хулиганство – возросли в 5,6,10 раз. Какие-то явления волнами приходят.
Будет какая-то новая смута, не дай-то Бог – значит, опять будет всплеск преступности, агрессивности. Потом наступят времена покоя – преступность снизится.
Стоит признать, что некоторые негативные проявления – такие как агрессивность – присутствуют в человеке изначально, потому что мы живем в падшем мире, искаженном грехом.
И церковное предание нас учит, что есть первородный грех, есть грех родовой, который накапливается поколениями, и есть грех личный.
Они, в общем-то, взаимно перетекают друг в друга, и человек живет, совершает какие-то поступки, иногда очень агрессивные.
Хотел бы немного познакомить вас со своими книгами и с тем, что мне приходилось издавать. Когда-то ко мне приходили на занятия студентки университета и других вузов. На материале наших занятий они писали диссертации и обычно приносили посмотреть.
Обычно открываю диссертацию с конца и читаю библиографию и вижу – одни американцы и немцы по психологии – неужели они русскую душу глубоко изучили? А ведь наука,– я ничего не хочу сказать плохого о науке, – тоже принадлежит к грехопадшему миру и рассуждает с точки зрения разрушившейся христианской культуры, потому что продолжает тенденцию протестантизма, а потом транслирует антихристианство.
Современная глобалистическая культура лидирует, она преобладает и в психологии, и социологии, и в этнологии – где угодно. И очень жаль, что наши молодые ученые начинают свой творческий путь с таких книг, когда в нашей стране были свои исследования и авторитеты.
Я принес книгу, которую переиздавал, – это труд Е. А. Покровского, который считается основоположником народной педагогики – или, как стало модно называть это направление, этнопедагогики. Он занимался этим вопросом еще в XIX веке.
Тогда многие увлеклись педагогикой, потом Ушинский появился, Сухомлинский, и так далее. Покровский много переписывался, общался по вопросам педагогики со Л. Н. Толстым, а тот тоже написал немало работ в этой области.
Я издал книгу Е. А. Покровского «Страна детей», в которой он размышляет и об этнографии, причем под этнографией он понимает не сухую науку, а вообще народную культуру. Потому что, когда мы говорим о национальной идеологии, об идее и говорим «самодержавие, православие, народность», то по первым двум пунктам у нас ещё есть какие-то представления.
А вот что такое народность? Какая-то совокупность населения, масса безликая, а еще хуже – чернь, сброд (такое определение мы, увы, часто находим у интеллигенции…) Народность – это как раз та культура, которая параллельно церковной традиции от времен Адама несет то, что святые отцы называют «душа народа – христианка».
Она не из одних грехов только состоит – грехи тоже есть, мир грехопадший, это понятно. Но народная культура вобрала в себя и лучшие элементы – и в обрядовой поэзии, и в традициях своих, в этике народной.
Поэтому и народное богословие есть, и народная философия. Вот об этом Г.С. Виноградов писал работы «Народная философия», «Народная педагогика», они почти забыты, я что-то переиздал.
Вот он [Е.А. Покровский] пишет: «Этнография – такая чудная наука, которая живет, увлажняет душу. С кем не приходит в соприкосновение этнограф, отовсюду получает то живое начало, тот живой элемент, который содержится в народе. У этнографа – сказка. Разве сказка может высушить?
У этнографа – былина. Разве былина мертва? У этнографа – песня. Разве в песне – не жизнь? У этнографа – обряд. Разве обряд – не отражение живой веры? Нет, чем дальше я впитываю прелесть этнографии, тем больше я культивируюсь. Это единственная наука, которая входит в соприкосновение с тайниками народной души. Укажи мне другие пути для понимания того народа, часть которого мы составляем».
Национальная идея – это не то, что мы мыслим о России во времени, а то, что Господь промышляет в Вечности. То есть исторических формулировок может быть много. А то, что Он промышляет – это словами невыразимо, это писатели выражают через поэзию, прозу, а философы и политики – по-своему.
Народная традиция, выражающая свою национальную культуру, не сформулирована, не осознана.
Беда в том, что молодежь очень часто утрачивает идею. Как человек, не зная о смысле жизни, не может нормально жить, впадает в искушение, и так далее, так и нация не может без своей идеи.
И, наверное, вот этот всплеск агрессивности связан во многом и с тем, что мы утрачиваем дух идеи народной.
– Вы много работали с подростками, с детьми, у Вас есть практические наработки. Наверняка к Вам на занятия приводили ребят, которых причисляли к хулиганам, а не к защитникам.
И с чего начиналась трансформация детской личности из хулигана в защитники? Как научить ребенка, обучая его боевым искусствам и развивая физическую силу, потом её применять в мирном русле?
– Обычно ребёнок приходит и говорит: просто научите меня бить. Иногда он и на это не способен – идет, покупает какое-то оружие, кладет в карман «травмат», или что-то еще, потом это кончается трагически.
Почему? Потому что он боится. Он боится внешней агрессии. Чтобы обезопасить себя от внешней агрессии – это известные законы психологии,– он сам старается быть агрессивным.
Агрессивное поведение проявляется особенно очевидно в каких-то замкнутых коллективах, например, в тюремных условиях, отчасти в армии, где выстраивается своя агрессивная социология и психология.
В общем-то, это возникает в любом замкнутом социуме – отчасти потому что отсутствует духовная составляющая, потому что люди часто не осознают, что они, согласно нашей антропологии, на самом деле не есть плоть и тело – у них есть душа, дух, которые живут по своим нравственным законам, которые в заповедях изложены.
Поэтому проблема даже не в том, что хулиганы приходят на тренировки. Из них достаточно часто получаются хорошие ребята. Проблема – в том, что приходят люди, которые внутренне очень далеки от понимания потребностей души, от ощущения Родины. А «с чего начинается Родина? С картинки в твоём букваре…»
Понимаете, вот этих простых вещей, которые для нас очевидны, очень часто у молодежи нет. Им зачастую абсолютно наплевать, что они живут в России, наплевать на духовные традиции.
На Церковь они смотрят как на какую-то ретроградную систему, которая их раздражает. Отсюда – увлечение всякой эзотерикой, язычеством, оккультными сектами.
Народная культура их тем более не интересует. Они смеются над всем национальным. С ними сложнее, потому что они оказываются пассивными – а потом взрываются, и это выливается в какую-то агрессию.
Привить человеку чувство любви к Родине нельзя, не привив чувства любви к ближнему.
– Как воспитать в ребенке и чувство любви к ближнему, и умение защитить и себя, и ближнего? Как Вам кажется, возможно ли это в рамках традиции рукопашного боя?
– Именно об этом я написал книгу – первое издание «Русского боя» вышло в 1986 году, потом много переиздавалось. Я пытался глубоко и полно исследовать тему, не только воинские традиции, но и психологию, и духовную сторону вопроса.
Дело в том, что некогда у народа была единая культурная традиция, где и церковное, и народное составляли для человека одно целое. Для него церковная жизнь не заканчивалась вместе со службой.
И вот этот русский человек вышел и оказался в современном мире, как в мегаполисе со всеми его искушениями, со всеми тенденциями – с 80% разводов среди официальных браков, с упавшей рождаемостью, с вырождением коренной нации, со многими другими негативными процессами.
Преступность и агрессивность – это только одна сторона медали. Разрушается институт семьи, женщины не хотят рожать, – то есть очень много процессов идёт параллельно.
На самом деле они имеют один источник – разрушение целостного сознания, или, как сказали бы наши предки, целомудренного сознания.
Поэтому отдельно преподавать какие-то приемы – мало результативно. Раньше было в традиции – народ пел. Когда я учился, нас в театральной студии проверяли: есть слух – ходишь на музыкальные занятия, будешь поющим актером; нет – до свидания.
Но в деревне-то пели все. Кто-то лучше, кто-то хуже, кто-то был запевалой, кто-то подпевал, но все стопроцентно, не могли люди не петь – это было формой душевного общения.
Точно также все ходили «драться на кулачки». Кто-то лучше, кто-то хуже, но мальчишке было стыдно не участвовать, не уметь бороться, не уметь драться в той или иной мере.
И поэтому всегда русский солдат славился во всем мире, во всех веках, во всех войнах, всё мог вытерпеть, вынести на себе. Потому что была у него такая допризывная подготовка. Как ее восстановить в наше время? Это очень сложно.
Наверное, в свое время я джина выпустил из бутылки, когда озвучивал «Русский бой». Сейчас много людей в нашей стране утверждает – у нас «русский бой», «русский стиль», но очень часто это те, кто что-то поверхностно схватил и преподают.
Даже не в том беда, что вместо русской техники они показывают бокс или карате – это, конечно, скверно, могли бы прийти и поучиться. Но плохо, что они отрывают это от духовной культуры. Есть патриотические клубы на приходах при воскресных школах, я этим направлением занимался тридцать лет – помогал создавать такие клубы, учил учеников, готовил в педагоги.
Да, есть такие клубы, но есть хорошие примеры, а есть и не всегда удачные. С одной стороны, мы занимаемся при храме, но на самом деле это папы с мамами при храме, а дети живут современной городской урбанистической жизнью: не вылезают из интернета, у них своя музыка, своя культура.
Они приходят в клуб, надевают кимоно, показывают какие-то японские приемы. Это на самом деле не безобидно.
Вот что Ильин писал про национальное самосознание или вот что про этнографию, про этнопедагогику писали наши классики-этнографы – что с чем человек себя отождествляет, тем он и будет. Мы есть не то, что мы едим в материальном плане, а мы есть то, что мы поглощаем в плане духовном.
Если для нас Родина – это Родина, если для нас русская поэзия – это русская поэзия и так далее, то тогда – да, мы можем говорить, что мы – часть этой Родины. Иначе мы не дети её, а наемники, а наемники всегда могут перебежать на другую сторону.
Предположим, что человек занимается, танцами в русском стиле, и при этом ничего не знает о русской культуре – это плохо, но не опасно.
А если он занимается рукопашным боем и уже достиг каких-то высот, но при этом не озабочен вопросами своей духовности, то он получает в руки оружие, которым может пользоваться против человека, и это опасно. И вот поэтому именно тема драк, рукопашного боя в этнографии наиболее спорная.
– Часто у родителей, особенно со стороны мам, возникают вопросы: отдавать ли своего ребенка заниматься, или нет; а главное, разрешать ли мальчикам драться?
С одной стороны, мы понимаем, что это, наверное, естественно в процессе взросления, и эту фазу мальчик должен пережить.
Но ни одна мама не готова мириться с тем, чтобы дети калечили друг друга. Как воспитать ребёнка так, чтобы драки не доводили до беды и имели воспитывающую и развивающую роль, а не становились оружием в руках против другого?
– В Вашем вопросе прозвучало убеждение в том, что мамам кажется, что это они решают. На самом деле мамы здесь не решают. Мальчику уже 8,10, 12, 14 лет, и мама никак не сможет повлиять на то, станет ли ребёнок случайной жертвой агрессии или сам станет источником агрессии по отношению к своим товарищам.
Этот процесс уже вышел из-под контроля мамы. Мама может посоветовать пойти в эту секцию или в ту. Тут гораздо больше роль отца, конечно, если он есть. Сейчас, к сожалению, во многих случаях отцов просто нет, или это какие-то посторонние мужчины, считающиеся отцами.
Традиционная культура не рассматривала боевую подготовку как-то отдельно. Это было частью общего быта, как и работа в натуральном хозяйстве была частью общего быта.
И в этом плане каждый отец, каждый мужчина в какой-то период жизни всегда становился тренером для своего сына – или отец, или дедушка, или дядя.
Хорошо, когда есть дедушка. Есенин с такой теплотой пишет в автобиографии, как дед научил его драться на кулачках, и он был прекрасный боец – поэт в воспоминаниях о нем пишет: спасал своих товарищей от бандитов-налетчиков на темных переулках Москвы. Он рос без отца, поэтому был дедушка.
Поэтому для обучения бою всегда необходимо какое-то мужское начало. Если совсем никого нет, то хорошо бы, чтобы на приходе был военно-патриотический клуб, чтобы был тренер. Это будет такой «дядька Черномор» – наставник и образец и в духовном плане, он должен быть примером и в плане техническом. Тогда это как-то будет решаться.
А мамино дело – это и помолиться, и в предыдущем периоде что-то задать, до этих 8–10 лет – вот тут, особенно пока ребеночек совсем маленький, преобладает материнское воздействие.
И мама для будущего бойца на самом деле дает не меньше отца, а, может быть, даже больше. Потому что именно в первые годы, буквально с младенчества, чувство любви либо будет, либо не будет заложено. Потому что, как правило, откуда берется будущий агрессор? Им становится тот, кому не было дано любви, кому благодати не хватает.
Роль матери другая. Она – не в том, что она возьмет за руку и скажет: ну-ка, сын, пойдем боксом заниматься или самбо… Лучше, если мужчина проконтролирует этот процесс, а она свою любовь продемонстрирует личным примером, потому что очень много из личного примера строится.
Ребенок растет, видит, как семья живет, какие взаимоотношения в семье, и в зависимости от этого может либо сам вырасти агрессором, либо стать будущей жертвой агрессора, потому что все агрессивные акты совершаются с чьего-то попустительства, от неспособности противостоять злу духовно.
Не всегда есть возможность физически противостоять этой силе, которая идет вопреки Промышлению Божьему, когда на земли делают не так, как на небеси.
Бывает, сила силу ломит – но духовно, по крайней мере, можно противостоять, когда не возможно физически. Но сильны и дурные примеры: родовой грех, который тянется от Адама, не делает человека бойцом.
Потому что главное – даже не та совокупность приемов, не та физическая подготовка, которую получит молодой человек. Это очень важно, и важно это будет потом и в семейной жизни, и для будущих детей, которые родятся когда-то у этого мальчика. Важно это будет и для нашего Министерства обороны, и для МВД, и так далее.
Но главные бойцовские качества зарождаются из этой любви, которая вначале закладывается в сердце человека. Но если нет любви по отношению к ближнему, то какая может быть любовь к Богу?
Так Спаситель и говорит: если её нет, как ты можешь любить Бога? И всё остается тщетным: все усилия, все тренировки. Ведь люди приходят, и дети и взрослые, и очень скоро фильтруются. Кто-то не может, не способен к бою, этот ведь большой труд, а стать профессиональным бойцом – это труд воина, тоже большой крест.
Общаясь с монашествующими, заметил, что многие из них прошли через воинское служение. Бывает, езжу в Псково-Печерский монастырь, так там несколько знакомых монахов – бывшие офицеры спецназа. Монастырь открывался ветеранами Великой Отечественной войны и был открыт после войны.
Кстати, поляки в 1612 году Троицкую Лавру так и не могли взять, полтора года штурмовали. Вот так было всегда. И Пересвет и Ослябя, и герои в Отечественную войну, и нынешние богатыри воевали. Сегодня многие прошли горячие точки, и сейчас кто-то стал батюшкой, кто-то монахом. Эта традиционно и меня не удивляет, так и должно быть.
– То есть развитие боевых качеств не значит, что человек станет агрессивным, нападающим, и при должном воспитании он действительно может стать защитником?
– Конечно, не значит, и он может стать защитником. Борьба – это очень сильная аскеза. Тренировки, тяжелый режим тренировок, а тем более служба в армии, участие в войнах – это для сильных духом людей. И даже простые тренировки вне реальных боевых – это все равно очень серьёзная аскеза, работа над собой, над духом.
И поэтому она приучает к служению Родине и ближним, к послушанию. Все это замечательно описано в «Науке побеждать» – в книге у Суворова. Он учил этому солдат, а по сути, всё, что там написано, можно отнести к монаху, а можно и к мирянину, потому что духовная брань у всех одна…
Соб. инф.
Комментировать