Вежливость и духовность взаимосвязаны. С младых ногтей воспитывая детей учтивыми, мы радеем и об их духовной жизни. Естественно ли быть вежливым и деликатным? Как правильно учить вежливости? Размышляет архимандрит Савва (Мажуко).
– Однажды Корней Чуковский, наш любимый удивительный автор, литературовед, профессор, и просто детский писатель, которого мы знаем едва ли не с пелёнок, – однажды он отправился в Киев к друзьям.
И вдруг узнал, что где-то на соседней улице проживает Антон Семёнович Макаренко, о котором он давно слышал как о великом педагоге и воспитателе.
Тот, который создал какой-то совершенно уникальный рай для беспризорников, куда попадают люди с жутким уголовным прошлым: убийцы, наркоманы, насильники, воры. И откуда выходят прекрасные молодые люди: воспитанные, интеллигентные, отличные труженики, прекрасные друзья, товарищи, на которых можно положиться. Конечно же, с таким человеком Чуковский обязан был познакомиться.
И он описывает это в красках, свойственных его таланту. Так описывает, как будто сам переживаешь это киевское жаркое лето, полдень, когда он выходит из калитки своего дома и спрашивает у детей (почему-то дети оказались осведомлёнными, как пройти до дома Макаренко), и дети сопровождают его по улице.
Вот он идет по этим киевским улицам, освещённым жарким летним солнцем, подходит к белому дому и видит во дворе играющих в мяч подростков. Спрашивает: «Можно мне увидеть Антона Семёновича Макаренко?»
Молодые люди окружают его и говорят: «Мы рады Вас видеть, но наверняка Вы не знаете, что Антон Семёнович после обеда отдыхает. Но не далее как через четверть часа он обязательно Вас примет, Вы его увидите. А Вы откуда, как Вас зовут, как Вы находите Киев? Не правда ли, чудесная погода?»
Чуковский был шокирован. Его окружили подростки, которые только что играли в мяч, с явным намерением развлечь этого одинокого человека, чтобы он четверть часа провел в максимальном комфорте.
Они его усадили в тень и галантно стали расспрашивать о его жизни, то есть вели то, что англичане называют «small tolk», светскую беседу на самом высоком уровне. Это были обычные советские подростки.
Через какое-то время на крыльце показался Макаренко – опять же в сопровождении детей. И выяснилось, почему дети сопровождали Чуковского, потому что Макаренко тут же поделился с детками кукурузой, и видимо, это он делал не в первый раз, это была, видимо, такая традиция.
И началось знакомство, галантный разговор. Дети вернулись к игре, и Чуковский заметил, с каким нетерпением они побежали продолжать игру, потому что, видимо, с этим дядькой с чёрными усами им было явно скучно, но они себя сдерживали, чтобы его развлечь.
И Чуковский заметил в облике Макаренко естественную величавость. Что-то в нём было цельное, добротное, породистое, если так можно сказать.
И вот они стоят, о чём-то разговаривают и наблюдают за игрой мальчиков, и Чуковский говорит: «Послушайте, какие-то удивительные дети! Я несколько лет прожил в Англии, и мне это напоминает поведение оксфордских студентов, вот так играют в мяч оксфордские студенты – вежливо, интеллигентно, и они со мной так поговорили сейчас, Антон Семёнович, Вы бы слышали!»
Макаренко посмотрел внимательно и говорит: «Видите, вот тот курчавый, у него такие вызывающие кудряшки на макушке? Это самый известный вор Киевского рынка. А вон тот, в белых штанах, который сейчас побежал? Он был в банде, что громила наши поезда киевского направления. Да, вот этот мальчик. Это мои воспитанники».
Это были воспитанники Макаренко, потому что, как признался впоследствии Чуковскому один из воспитанников, Макаренко их обучал тому, что прежде всего как советские люди они должны были быть вежливыми, деликатными, тактичными, предупредительными. Не только со старшими, что у нас является аксиомой, но и между собой. Даже между собой. А для детей это очень тяжело.
У детей есть своя собственная речь, свои тайны, они особенно не церемонятся друг с другом. Но стоит показаться взрослым, они тут же становятся чинными. Так вот, Макаренко прививал мысль, что нельзя советскому человеку быть хамоватым, грубым, наглым.
Вот что говорит один из его воспитанников: «У нас требовалась безукоризненная вежливость (фраза какая потрясающая «безукоризненная вежливость»!) в обращении друг с другом, особенно со старшими, со всеми гражданами, с посетителями, с посторонними людьми.
Антон Семёнович утверждал: «Мы, советские люди, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир». Мы можем заподозрить Макаренко в показухе, не так ли? Это наша историческая болезнь.
Мы привыкли делать что-то напоказ – надо показать Западу, надо показать Москве, или надо показать еще кому-нибудь, чтобы они увидели, что мы тоже можем. Но нет, Макаренко говорил о другом.
Вежливость должна войти в кровь и в плоть, чтобы ты никогда не переставал быть этим вежливым человеком.
Зачем я это вспоминаю – я, православный священник, цитирую Макаренко, который, мягко говоря, в Бога не верил, и даже в своей биографии допустил такой “замечательный эпизод”, как отбил у священника жену, матушку? Да, было с ним всякое. Но мне кажется, что направление, в котором мыслил Макаренко, очень верно в своей глубине.
Для православного человека очень важно быть безукоризненно вежливым. Это важнейшая константа нашей духовной жизни. Без вежливости, без предупредительности, без такта невозможно достичь каких-то высот в духовности. Невозможно.
В детстве у меня была такая проблема, как писать, записывать свои мысли, была привычка всегда вести какие-то дневники, записи – с самого раннего детства это происходило как-то само собой.
У меня было море блокнотов, каких-то тетрадок, записных книжек. И я решил для себя, что в школе-то я буду писать, как положено, без ошибок, со всеми запятыми, а для себя могу писать так, как придется. Все равно мне читать, зачем мне эта вся глупость нужна? И в какой-то момент я понял, что это невозможно.
Грамотным надо быть всегда, и иначе им вообще никогда не станешь. Грамотность не дискретна, она не знает перерыва.
То же самое и с вежливостью, с деликатностью, с духовностью, с нашей духовной природой. Нужно быть вежливым не для кого-то, не потому, что на нас смотрят, и мы должны что-то показать.
А потому что даже наедине с собой ты должен хранить совесть, стыд, целомудрие, вежливость, деликатность, глубокое уважение и к себе, и к другим.
Это краеугольный камень, это проблема, которая занимает важнейшее место в церковной нашей жизни, потому что и священников, и мирян, и даже епископов укоряют в том, что мы грубые, у нас слишком много хамства, даже богословски обоснованного. Это неправильный путь.
В цитате из Макаренко я бы заменил слова «советские люди» на слово «христианин», и сказал бы: «Мы, христиане, должны блистать изысканной воспитанностью и джентльменством. Нашей воспитанности должен завидовать весь мир». Хотя, может быть, не завидовать – а просто восхищаться.
Потому что, мне кажется, что вежливость, деликатность, такт, предупредительность – это то, что настолько естественно любому человеку, и в первую очередь христианину, что оно не стоит тех длинных разговоров, которые мы тратим на эту проблему.
Поэтому, друзья мои, безукоризненная вежливость для личного пользования не знает отдыха и перерывов. Давайте будем идти этим путём, который нам указал не только Макаренко, но и все мудрецы древности.
Беседа состоялась в эфире интернет-канала Гомельского мужского Свято-Никольского монастыря
Соб. инф.
Комментировать