Оглавление
Богомолье[1]
– Ты куда идёшь, скажи мне,
Странник с посохом в руке?
– Дивной милостью Господней
К лучшей я иду стране.
Через горы и долины,
Через степи и поля,
Чрез леса и чрез равнины
Я иду домой, друзья.
Автор неизвестен
Милый мужичок
Несколько лет я подрабатывал ночным сторожем в мужском монастыре. Однажды после десяти вечера позвонили в калитку. На территории святой обители тогда находилось и Духовное училище. По благословению благочинного монастыря отца Марка врата закрывались ровно в десять вечера. И после десяти обычно звонили запоздавшие семинаристы. Как правило, я подходил к калитке и спрашивал: «Кто там?» и, если это был семинарист, медлил открывать, ворчал, как старый бедолага. Были семинаристы, которые первый раз опаздывали за время своей учёбы, такие нервничали, настойчиво просились впустить их, и, если в их голосе звучало раздражение, таких я из воспитательных соображений не впускал. Пусть помыкаются, поскорбят – умнее будут. Тут я упивался властью и своим положением ночного сторожа. И вот после десяти вечера позвонили. Подхожу к калитке, спрашиваю: «Кто там?» и слышу приятный вкрадчивый голос:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
Услышав эту монашескую молитву, я без всяких рассуждений открываю врата и вижу перед собою милого мужичка.
– Хочу поработать у вас во славу Божию трудником[2]. Нужны ли вам рабочие? Я и столяр, и слесарь, и механик. Я мастер на все руки.
Свет от фонаря освещал его лицо с мягкими чертами, из-под козырька выбивалась жиденькая прядь седых кудряшек, на подбородке сияла небольшая с проседью бородка.
– А почему же трудником, почему же не монахом? – ехидно спрашиваю мужичка. Был он приземистого роста, сутуловатый, с добрыми ласковыми глазами. Такие мужички остались, быть может, лишь в русских народных преданиях.
– Монахом не-е‑е! Во славу Божию поработать хочу!
Лицо его светилось, был он прост и весел. Веяло от него русским духом, русской народной сказкой. По таким людям я страшно соскучился, таких людей в нынешнее быстротечное время осталось мало.
Я отвёл этого человека к сторожевой будке и доложил благочинному. Отец Марк распорядился странника накормить и дать ему ночлег в гостиной комнате, а утром принял его в монастырь в качестве трудника. Этого человека звали Николаем, а фамилия его была Петушков. По воле Божией мы с ним подружились. Его часто ставили в ночное время читать Псалтирь, и в длинные зимние ночи он рассказывал мне о своей горемычной жизни: о трудном детстве, о своих мытарствах и странствиях, о своих духоносных наставниках.
Братия монастыря окрестила Николая Петушкова болтуном и врунишкой, а я слушал его сказки, затаив дыхание. Несмотря на их наивную простоту, отражается в них, думаю, дух нашего времени – быть может, мы устали от повседневной действительности и хотим чего-то большего?
Подвиг врачей
Домик для сторожки монастырю подарил один из меценатов города, занимающийся многопрофильным бизнесом, в частности, строительством деревянных домов. Летом прислали бригаду из четырёх человек и за неделю соорудили чудесной теремок с высокой двухскатной крышей, в новой сторожке было и просторно, и уютно, и тепло, а главное, дышалось легко – в старой тесной каморке воздух всегда стоял у нас почему-то спёртый, а в новом теремочке, собранном из сосновых брёвен, воздух – изумительно янтарный – уместно заметить, что монастырь находится на высоком берегу Волги.
В левом углу от входа установили в теремочке резной красный угол и поставили в нём старинную Владимирскую икону Божией Матери XVI века, небольшую, размером с толстую книгу. Иконописцы монастыря её отреставрировали, поэтому она сияла на свету от лака. Над окном, направленном в сторону врат, повесили дневную люминесцентную лампу, на потолке закрепили белый плафон, установили новую розетку, даже купили новый светильник – он стоял у нас всё время на столе. Также купили электронные часы, маленький кипятильник для приготовления чая, столяр выстрогал ещё и широкую лавку, на которой было удобно лежать – словом, создали все условия и для чтеца, и для сторожа, и сделали всё это по любви.
Чтеца Псалтири назначали из числа братии и трудников. Он приходил в полночь и молился до 5.30 утра, потом ему в обязанность вменяли обходить кельи и будить братию.
И вот в следующее моё дежурство после знакомства с милым мужичком приковылял ко мне вечером в сторожку хромоногий инок Артемий и сокрушённо говорит:
– Андрей, сегодня читает Псалтирь Николай Петушков. Ох и болту-ун! Ты не слушай его.
– А с чего это он болтун, завирает что ли?
– Сказки рассказывает.
Слова отца Артемия меня заинтриговали – что это за сказки такие? И я с нетерпением ожидал Николая в сторожке.
На дворе стояло бабье лето, поэтому Петушков явился в одном пиджачке, без картуза – на голове зияла плешь, гладкая, как бильярдный шар. Первое время он со мною разговаривал настороженно, читал строго Псалтирь и помянник, а ближе к утру в теремочке нарисовался всегда улыбающийся отец Иоанн, которому не спалось, мягкий и добрый, расположил нас к себе; и Николай как-то естественно, как само собою разумеющееся, начал рассказывать нам о своей жизни:
– Жизнь моя, скажу я вам, была не сладкой. Почему жизнь моя была горька, и не только моя, но и в других семьях зелёный змий не даёт покоя, и люди терпят несчастья? На почве пьянства страдает очень много людей так же, как и я пострадал. В семьях, в которых пьют, происходят убийства, насилия, грабежи.
Мой отец почти всю свою жизнь проработал водителем на грузовых автомобилях. Однажды он познакомился с моей мамой – Лавровой Валентиной Алексеевной. И она вышла за него замуж. Поначалу они жили хорошо. Он старался не пить, сдерживал себя. Любил играть на баяне, петь песни, относился к маме с любовью и нежностью. А как она забеременела, начал пьянствовать. Кто-то из его родственников стал нашёптывать против моей мамы. Когда отец напивался, он говорил ей всякие гадости и бил её, и не просто бил, а пинал ногами. Последствия этих драк были ужасными. Начались преждевременные роды. Маму отвезли в роддом.
Вытащили меня из чрева в тяжёлом состоянии. Сердцебиение моё остановилось. Маме сказали, что жить осталось мне совсем недолго… до тех пор, пока не умрёт мой мозг. В те далёкие времена в России микрохирургия была ещё не развита. Сказали, что необходимо послать в Москву запрос, вызвать из Москвы доктора для операции. Необходимо было сделать мне укол в сердце, чтобы у меня возобновилось кровообращение. Но эта операция не гарантировала мне жизни. У мамы спросили её согласие, и она подписала бумагу, чтобы меня прооперировали. Врачи тут же позвонили в Москву. Быстро приехал кардиолог. У него был саквояж с инструментами. Меня тут же прооперировали. Сделали ещё какие-то уколы. Потом подключили все аппараты, чтобы проверить моё сердце. И вот моя мама рассказывает, что сначала появились у меня в сердце какие-то шумы, потом сердце моё стало постепенно ритмично стучать. Я что-то резко выкрикнул, а когда у меня открылось дыхание, заплакал. Меня вывели из тяжёлого состояния. Я начал дышать! Поначалу был посиневшим, а когда моё сердце стало работать, покраснел. Плачу, а медперсонал со слезами на глазах радуется. Они сохранили мне жизнь!
При этих словах отец Иоанн, сидевший на лавочке, расплакался:
– Поистине, светлая история. «Благость миру – матерь чистоты»[3].
«Who is who?»
Чем нравилось мне работать сторожем в монастыре? Наверное, посиделками, которые происходили в нашем теремочке по тем или иным обстоятельствам: например, приезжие паломники в ожидании благословения или, например, братия из нескольких человек в ожидании транспорта… Бывало, что просто приходили к нам посидеть, как, например, отец Иоанн. Из разговоров и бесед всех этих посиделок я подчерпывал для себя не мало полезного.
И вот у нас, когда мы сидели с отцом Иоанном, погасла висевшая под красным углом лампадка. Николай пытался её зажечь, но тщетно.
– Э‑э, смотрю, надо заменить фитилёк, – негромко воскликнул он, осматривая фитиль, – этот уже кончился!
– Кассирша придёт в 7.30, – сказал отец Иоанн, – новый можно взять у неё.
– А зачем ждать кассиршу? Я научу вас, как сделать фитиль, – Николай сходил к себе в келью и принёс пачку чая в пакетиках «Принцесса Нури». С пакетиков он срезал ножницами десять ниточек и скрутил из них фитиль.
– Вот и сделали фитилёк, – сказал он по окончании своей работы. – Сейчас испытаем, – зажёг свечой лампадку. Фитиль загорелся. – Ну, что я говорил! – Николай счастливо заулыбался. – Только из ниточек чая «Принцесса Нури» получается хороший фитилёк. Посмотрите, красиво горит?
Мы, одушевлённые этим благостным событием, приготовили каждому по стакану чая, и Николай Петушков продолжил свою историю:
– После того, как мама принесла меня домой, отец не хотел, чтобы я жил, он даже выбрасывал меня на мороз. Он говорил, что это не его ребёнок, что мама нагуляла меня. Если сейчас нас рядом поставить, не отличишь, кто из нас кто. «Who is who?» – одним словом.
– Николай, в этой фразе три слова, а не одно, – смеясь, поправил я Петушкова. – Так называется английская энциклопедия о знаменитых людях.
– Андрей, Вы думаете, я не знаю этого? Я хорошо енто знаю.
– Андрей, в этой фразе два слова, а не три, – уже засмеялся отец Иоанн.
– Вот видите, брат Андрей, Вы и сами не с усами. На чём енто я остановился? Так вот, я родился 19 декабря[4]. Зимой. И мой отец в двадцатиградусный мороз выкинул меня. Мама как раз ушла в магазин. Она, по-видимому, почувствовала что-то недоброе. Бросила сумки, бросила хлеб, который купила, и скорее побежала домой.
По рассказам матери я лежал около двери на улице. Пелёнки распахнуты, распашонка распахнута. Я уже синенький. Мама тут же сняла с себя пуховой платок, укутала меня в него и побежала к соседям. Вызвали скорую помощь. Меня тут же отвезли в больницу.
Врачи определили двухстороннее крупозное воспаление лёгких. После этой болезни остались на груди пятна. Рубцы эти воспаляются при каждой простуде. Бывает, что я не могу подняться с постели.
Чтобы воспаление лёгких не перешло у меня в туберкулёз, опять был сделан запрос, на этот раз в Казань. Из Казани привезли сильнодействующие импортные антибиотики, которые бы этот воспалительный процесс остановили. Укол сделали с разрешения моей мамы. Врачи снова предупредили, что я могу умереть. Всё-таки, меня спасли.
Когда нас выписали из больницы, мама подала в суд заявление на развод. С отцом уже невыносимо было жить, мама боялась за мою жизнь, думала, что отец меня может извести. Она развелась, когда мне исполнилось два года.
– У меня батяня тоже пьянствовал, – сказал я тихо. – Настрадались мы от него. Чего только не пережили. Нашу маму он тоже избивал. Она убегала от него босиком на мороз. У соседей пряталась.
– А я не знаю своего отца, – в голосе монаха прозвучала страшная боль. – Я никогда не видел его. Быть может, он тоже пил. Мать вырастила меня и сестрёнку одна. Жили мы очень бедно, в нищете. Мать никогда не рассказывала нам про отца, хотя мы и спрашивали её, интересовались, – отец Иоанн, высокого роста, обычно всегда улыбающийся, промолвил эти слова печально, и было странно слышать от него это исповедание.
– Россия-матушка, страдалица наша, сколько натерпелась от нас, грешных, сколько повидала горя, – задумчиво проговорил Николай, из глаз его по разрумянившимся щекам покатились прозрачные слёзы.
– От безбожия это всё, от безбожия, – монах, приподнявшийся с лавки, умилённо посмотрел на икону, перекрестился и произнёс: – Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных.
Пожар
– По-видимому, Господь после этого случая даровал мне предчувствие опасности или того, что вскоре должно случиться какое-нибудь несчастье. Я угадывал это в своей душе с точностью, как исправный градусник определяет температуру, – после незначительной паузы продолжил свою повесть Николай. – Вот что произошло в моей жизни, когда я находился в садике. – Был тихий час. Нас, детишек, уложили в постели. Я никак не мог уснуть. На душе у меня было скверно. Тогда я уже ходил и бегал, немного разговаривал. Я слез с кровати, подхожу к нянечке и говорю ей, что у нас будет пожар. Она же мне и отвечает:
– Колюшка, иди, ложись, это тебе просто кажется.
– Нет, нянечка, у нас будет пожар. Я лёг и увидел – у нас дом горит.
– Успокойся, иди, это тебе только кажется. Не думай об этом.
Я не мог уснуть, сидел и плакал. Мои мама и бабушка пришли за мною в садик поздно. Я слышу по их разговорам, что моя тётя Мария оставила утюг включенным и ушла в город. Загорелся стол. Соседи увидели дым. Тут же вызвали пожарную службу. Сгорел только один стол. Когда мои мама и бабушка рассказали в детском садике об этом несчастье, воспитательница была поражена. Вот такое у меня было предчувствие! Но с возрастом оно куда-то исчезло.
– Ну и слава Богу, – сказал отец Иоанн, улыбнувшись.
– Что Вы говорите, отче? – удивлённо посмотрел Николай на монаха. – Мне бы сейчас дар ентот, ой, как не помеша-ал! Сколько я в жизни своей совершил ошибок!
– Пригодится ли дар сей в Царствии Небесном, там, где несчастья никогда не бывают?
– А кто знат, что в Царствии Небесном?
В то время я ради укрепления своей православной веры интересовался вопросами о рае и много прочитал православной литературы на эту тему, поэтому, когда зашёл у нас разговор о Царствии Небесном, я внутренне про себя обрадовался, что затронули насущную для меня тему, и взволнованно говорю своим собеседникам:
– Братия, расскажу вам потрясающую историю – прочитал я это в «N‑ском вестнике»[5]. В статье рассказывается о мужике из Волгоградской области, который по совету священника переехал в Сергиев Посад после своей клинической смерти, и всё, что он видел в загробном мире, он рассказал монахам из Троице-Сергиевой Лавры, а те, в свою очередь, подтвердили журналистам, что всё, что он рассказывает, с ним действительно происходило. И вот, когда мужик этот вернулся с того света, он рассказывал, что в раю он видел много-много цветов, там их бескрайнее море, там одно многоцветие, и запах благоухает любовью, и всего тебя наполняет неизреченной любовью. Цветы в раю не такие, как на земле, но все они кажутся родными и почему-то знакомыми. Там нет абсолютного времени. Даже не знаешь, который час и сколько прошло времени, всё как бы вечно и всё бесконечно. А люди разговаривают между собою мысленно: только подумаешь, тут же следует от собеседника мысленный ответ. Поэтому даже если и захочешь, ничего не скроешь. Встречался он в раю со своими родными бабушкой и дедушкой и двоюродным братом. Видел и дальнюю родственницу, которая умерла шесть лет тому назад. Она сказала, что сын её в аду и попросила молиться за него – там все уже знали, что Бог вернёт мужика на землю для покаяния. Ещё дальняя родственница ему говорила, что они, кто в раю, уже не могут молиться за тех, кто в аду, потому что у них нет связи с адом, но за нас, кто на земле, они молятся.
– Это правда, – сказал отец Иоанн вдохновенно. – Я знаю, что умершие родственники молятся за нас в раю. Об этом поведал намедни владыка. Произошла эта история с одним священником. Однажды после Божественной литургии он задержался в храме. Все прихожане разошлись, остался он да псаломщик. В храм вошла старушка, скромно одетая, но опрятно в платье иссиня-чёрного цвета. Она обратилась к священнику пойти и причастить её сына. Дала адрес: улицу, номер дома, квартиры, имя и фамилию сына. Священник пообещал ей исполнить её просьбу в тот же день, приготовил Святые Дары и отправился по указанному адресу. Поднялся по лестнице, позвонил. Дверь открыл ему человек интеллигентного вида, с бородкой, на вид лет тридцати. Удивлённо смотрит на батюшку:
– Что вам угодно?
– Меня просили зайти по этому адресу и приобщить больного.
Молодой человек удивился ещё более прежнего, даже побледнел в лице:
– Я живу здесь один… Больных в квартире нет… А в священнике я не нуждаюсь!
Тут уже изумляется и священник:
– Как же так? Вот же адрес, – он показывает лист бумаги, на котором написаны улица, номер дома, квартиры. – Как Вас величать?
Фамилия, имя и отчество молодого человека совпадали с фамилией, именем и отчеством, написанными аккуратным почерком на листке бумаги.
– Позвольте всё же войти к вам, – говорит уже решительно священник.
– Пожалуйста, я не возражаю.
Батюшка входит, садится в кресло и рассказывает, что приходила старушка и пригласила его причастить её сына… Во время своего рассказа поднимает взгляд свой на стену и видит портрет той самой пожилой женщины, которая к нему приходила.
– Да вот же она! Это она и приходила ко мне! – восклицает он.
– Помилуйте! – возражает хозяин квартиры. – Да это моя мать, она умерла пятнадцать лет уже тому назад!
– Господи, помилуй, – священник встаёт, накладывает на себя крестное знамение и ещё раз внимательно смотрит на портрет. – Уверяю Вас, это была она! Это она приходила ко мне сегодня после Литургии, и псаломщик нашего храма видел её. Он может подтвердить.
Разговорились. Выяснилось, что молодой человек учится в университете и не причащается уже много лет.
– Впрочем, раз Вы пришли, и всё это выглядит странно и загадочно, я готов исповедаться и причаститься, – решается наконец бедный студент.
Исповедь была долгой и со слезами. Этот молодой человек вспоминал все свои греховные деяния за всю свою сознательную жизнь. Священник с большим ублаготворением отпустил ему грехи и приобщил Святых Христовых Тайн. После он ушёл, а во время вечернего богослужения пришли к нему соседи молодого человека и сообщили, что бедный студент неожиданно скончался. Они просили священника отслужить первую панихиду.
Вот как мать озаботилась о своём сыне из мира загробного! Явилась, как на пожар! А как бы отошёл он в вечность, совсем не приобщившись Святых Христовых Тайн? – заключил отец Иоанн и замолчал.
Наступила мёртвая тишина. Лишь было слышно, как потрескивает свеча, горевшая на фигурном подсвечнике из латуни, и тикают электронные часы.
Святая Варвара
– Много лет со дня своего рождения я страдал эпилепсией, – вдруг снова заговорил Николай. – Мучился припадками. Они были не каждый день, раз в месяц. Припадки тяжёлой степени. Я терял сознание. Разбивал и тело своё, и руки мои переламывались. Иногда я и жалел, что мама разрешила врачам сделать мне укол в сердце и я остался жить. Последствия были очень тяжёлыми. Я не знал, что такое счастье, что такое красота. Всё у меня выглядело в чёрном свете. До двенадцати лет знал только адские боли, когда ломило моё тело. Как наркоманы жалуются на ломки, так и меня ломило всего, и продолжалось это целую неделю. Отходы от припадков были ужасными. И это продолжалось до двенадцати лет. Но произошло чудо.
Моему дяде, моему крёстному, привезли семиструнную гитару. Помню, был какой-то праздник. И вот человек, принёсший гитару, играл и пел, а мне это очень понравилось. Меня это взяло за душу. Раньше гитары были не в моде, их повсюду было навалом, они были дешёвыми, и этот человек гитару оставил.
Я подошёл к своему дяде и говорю:
– Крестный, разреши поучиться на этой гитаре.
– Пожалуйста, я всё равно не играю. Хоть ты играй. Игрушку из неё сделай. Да забери ты её себе! Да и не нужна она мне!
Он знал, что у меня денег нет, что отца нет у меня. Откуда же у пацана деньги? И он подарил мне её.
Я начал потихонечку учиться на ней играть. И вот впервые в своей жизни испытал радость!
Однажды я вышел с гитарой в полночь на улицу, сел под грибок деревянный и начал под гитару сочинять. У меня получилось что-то наподобие канта, посвящённого Матери Божией. В то время я сомневался и в Боге, и в себе, да простит меня Господь, но я стал молиться:
– Господи, Матерь Божия, помогите. Все дети как дети. Все люди знают, что такое счастье, что такое любовь, что такое ласка и нежность, а я ничего этого не знаю, я вижу только одну боль и слёзы. Господи, прошу, Матерь Божия, помоги! Исцели меня! Уже двенадцать лет я страдаю и мучаюсь. Услышь меня, Господи! Услышь меня, Матерь Божия!
Я закрыл глаза и плачу. А когда открыл их, то был удивлён. Передо мною стоит молодая красивая девушка, в голубой прозрачной вуали! Я испугался, от удивления разинул рот и ничего сказать не могу. От неё исходил красивый свет с голубоватым оттенком. Ещё я обратил внимание, что она вуалью прикрывала свою шею. Зачем она прикрывает шею? А потом, когда она стала молиться и приподняла вверх руки, я увидел, что у неё над шеей шла тоненькая полоска. Я подумал, что кто-то поранил её ножом, или ещё что, но след на шее запомнил.
Эта девушка была красоты неписанной, такой красоты я ещё не встречал за всю свою жизнь. Сколько я проездил городов по России, где я только не побывал, но такой красоты, говорю это перед Господом Богом, я не встречал. Слов нет, чтобы выразить её, эти линии лица, эту гармонию. Это было что-то неземное. Это был ангел! Когда она начала молиться и подняла вверх руки, с неба упал на неё свет. Сначала стало тепло, а потом заструилось очень сильное свечение. Она говорила что-то шёпотом. Я понял – она молилась.
Моё сознание стало покидать меня, сначала гитара выпала из моих рук, а потом упал и я сам. А когда же пришёл в себя, то увидел, что она отошла на большое расстояние. Я побежал за нею, чтобы узнать её имя и вообще, кто она такая. Девушка заулыбалась, но ничего мне не сказала. Подбегаю, хочу поцеловать её руку, но, как подумал об этом, она пропала, истаяла… Лицо её запомнилось мне на всю жизнь. После этого случая у меня припадки навсегда прекратились.
Я долго и тщетно искал эту явившуюся мне девушку. Когда же мне попался акафист великомученице Варваре и я увидел её икону, я тут же её и узнал.
Из акафиста мне довелось выяснить, что отец отдал её воинам на растерзание, чтобы с неё сняли кожу, а потом он вырезал ей груди, отрубил голову. Умерла она адской смертью. За эти страшные муки Господь сподобил её взять к Себе в невесты. Он посылает её ко всем безнадежно больным людям. Она сходит с неба и молится за людей, и по молитвам её происходят исцеления. Я многим ей обязан, она излечила меня от злого тяжкого недуга.
– Святая великомученица Варвара, моли Бога о нас, – отец Иоанн поднялся и перекрестился.
Мы с Николаем последовали его примеру – тоже встали со своих мест и наложили на себя крестные знамения.
– Ёпрст! – говорю я. – Николай, посмотрите на часы! Уже 5.40!
Бабушка и дедушка
В следующее своё дежурство я не видел Николая Петушкова в продолжение всего дня, и мне стало почему-то на душе тревожно, спросил проходившего мимо сторожки монаха, куда же подевался он, и тот меня переспросил:
– Николай Петушков? – у нас в монастыре с появлением Николая Петушкова стало четыре Николая… – А‑а, это Вы про Николая Бильярдного спрашиваете?
«Наверное, у Петушкова на голове лысина блестит, как бильярдный шар, поэтому и дали ему такое прозвище», – сообразил я и кивнул головою утвердительно.
– На послушании он – траншею копает.
«Николай Бильярдный»… Я удивился меткому прозвищу: во-первых, Петушков у нас в монастыре был единственным из Николаев с гладкой лысиной на голове, блестевшей, как бильярдный шар, а во-вторых, в этом прозвище присутствовал оттенок уничижительный, или, как сказали бы люди из воровского мира, «душок пантовый», ясно, прозвище саркастическое.
За оградою монастыря прокладывали кабель, и мне стало понятно, куда отправили Петушкова, поэтому, подумал я, не стоит о нём волноваться: слава Богу, подвизается в монастыре, значит, с ним всё в порядке.
А вечером вернувшийся с траншеи отец Афанасий распалялся:
– Вишь, уснул мужичок! Спать ему захотелось!
– Да что случилось, отче?
– Мы ходили на трапезу, оставили Бильярдного сторожить лопаты, возвращаемся, а он, суслик, спит, сладко похрапывает.
– Ну, и что разоряешься, отец Афанасий? – включился в разговор отец Иоанн. – Ну, уснул человек, уснул, и что? Лопаты что ли пропали?
– Да нет, что вы, что вы… Лопаты никуда не пропали, – виновато пытался оправдаться Николай.
– Вот видишь, лопаты не пропали. Ты монах, а он мирянин. Тебе же надо было остаться сторожить лопаты, а Николаю идти на трапезу.
В итоге разговор замяли, но сама перипетия этой перепалки произвела неприятное впечатление: образ Николая приоткрывался не в лучшую сторону.
Далее же произошло ещё одно странное событие – на Псалтирь назначили снова Петушкова! У предыдущего сторожа я спрашивал, кто «псалтирил» ночью, и он мне ответил, что ночью «псалтирил» Петушков. «Когда же он спит, если ночью молится, а днём роет землю?» – спрашивал я себя.
Пришёл он в сторожку ровно в полночь, тихо постучал:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
– Аминь.
Читал Псалтирь Николай часа, наверное, два, а потом вдруг снова потянуло его на откровения:
– Что же рассказать Вам, брат Андрей?
– Вы интересно рассказываете о себе, Николай. Кстати, а почему Вас прозвали Бильярдным?
Николай склонил голову свою и показал мне блестевшую на электрическом свету лысину:
– Потому что я единственный лысый из всех Николаев нашей святой обители. Моя гладкая лысина блестит, как бильярдный шар.
– Как метко Вас прозвали, – сказал я шутливым тоном. – Прям, народное творчество.
Николай улыбнулся печально:
– Все мы чада Божии. Бог сотворил вора, а сатана прокурора.
При этих словах я чуть ли не упал в обморок: не читает ли он мои мысли?
– Ну, что ж, брат Андрей, расскажу Вам о своих истинных родителях.
Мои бабушка и дедушка, Лавровы Татьяна и Алексей, меня вырастили, поставили на ноги, предварили в жизнь, так сказать. Здравствовали они благодатным векованием: трудились в поте лица своего, помогали бедным, вносили пожертвования на строительство храмов, принимали нищих странников, одевали их, обували, кормили, словом, жертвовали ради Христа.
Припоминается такой случай. Я был тогда ещё ребёнком. Однажды мой дед возвращался с работы, проходил мимо автовокзала и заметил в кустах спящего человека. Дедушка пригласил его к себе домой. Затопили баню, помыли, потом одели в чистую одежду. Нищий ночевал у нас несколько дней, а на дорогу ему дали денег.
Примером для русского человека служит святитель Николай Чудотворец, мой святой покровитель, помогавший всем нищим и больным, – в ту ночь Николай выглядел ужасно подавленным, по-видимому, нападки отца Афанасия вывели его из равновесия. – Взять хотя бы моего дедушку. Был он хорошим плотником. И ходил везде в свободное от работы время, и помогал совершенно бесплатно, ради Христа, кому забор починит, кому крылечко, а кому и картошку посадит. Бабушка моя выращивала огурцы. И если они видели, что чья-то семья голодает, они отдавали им последнее, помогали и хлебом, и вещами. Для детского дома они покупали продукты в большом количестве, чему удивлялись даже продавцы. Но бабушка и дедушка не говорили им, для чего они «енто промышляют». Ещё выделяли они суммы из накопленных средств на строительство храмов. Часто к нам заезжали священники, монахи и просто верующие. Эти люди стояли на молитве и утром, и вечером. Некоторые из них, чувствовалось, были подвижниками. Когда же я подрос и выучился читать, бабушка и дедушка просили меня читать им Библию. Они любили слушать, когда я читал им на церковно-славянском языке.
Дни у них проходили так: они трудились и молились одновременно. У бабушки было всего лишь три класса образования, а у дедушки никакого, но молитвы они знали наизусть. Они ходили в церковь на все праздничные службы. Когда же я отправился в первый класс, они вместе со мною учились и читать, и писать, а потом они сами для себя стали переписывать молитвы, и дома они постоянно творили их. В семье царили благодать и любовь. Грубых слов я совершенно не слышал ни от бабушки, ни от дедушки. У них выросли две дочери и сын. Было много внуков. И всех они старались присоединить к Церкви.
С детства они внушали мне, чтобы я жил с Богом и надеялся только на Него, чтобы я как можно чаще ходил в церковь, исповедовался, причащался, чтобы я жил, как благочестивый христианин.
Мяса не вкушали совершенно, строго соблюдали посты. Питались в основном фруктами и овощами. И бабушка, и дедушка в первую очередь любили Господа, а Милосердный Господь платил им ответной любовью: жили душа в душу, и никогда я не слышал, чтобы они ругались или скандалили. Я не встречал более в своей жизни таких благочестивых людей.
Они ходили в гости к своим родственникам. А те, в свою очередь, приходили к нам и молились вместе с нами. Молитва не сходила с их уст. Они постоянно творили «Отче наш…», «Символ веры», «Пятидесятый псалом», «Иисусову молитву». И за эти труды Господь им давал очень много: не знали они, что такое болезнь, благодать защищала их от злых недугов, были у них и земные блага: фрукты и овощи. Иногда овощей и фруктов урождалось много, что дедушка отправлял их в детский дом. Любовь и вера в Бога передалась им от их же родителей, моих прадедушек и прабабушек. Народу к ним притекало очень много. Нищим отдавали последнюю рубаху и ничего не просили взамен.
Икона Спасителя
Мне же не нравилось, что мои бабушка и дедушка молились коленопреклоненно перед иконами. Иногда я не сдерживался и говорил им:
– Почему вы перед деревяшками встаёте на колени, служите идолам? – я по глупости своей тогда ребёнком называл иконы идолами. Я говорил им: – Почему вы не молитесь Господу Богу? Дух Святой, – говорю, – везде. Души святые везде. И не обязательно вам смотреть на иконы. У Господа Бога можно просить, где угодно: хоть в огороде, хоть на улице, и Господь вас услышит. Обращаться надо к Живому Богу. Он воскрес, для Него не существует смерти. Он будет жить всегда.
Мне было тогда лет восемь. Дедушка снимал с себя ремень и говорил:
– Ты несёшь ересь.
И стегал меня. Он говорил, что я ещё отвечу перед Господом Богом за эти слова. Бабушка защищала меня, а дед наказывал жёстко. Недели две я не мог лечь на спину. Вся она была у меня исполосована.
Господь же на эти иконы открыл мне однажды глаза. Как-то я захожу в храм во имя Николая Чудотворца у нас в Медведково, подхожу к иконе Спаса Нерукотворного. Я был поражён! Господь смотрел на меня живыми очами Своими. Я сделал вправо шаг, лик Спаса поворачивается ко мне. Я удивился этому, дрожь у меня появилась в ногах и руках. Сделал движение влево, и лик Иисуса Христа начал поворачиваться влево. Очи Его ясные взирали на меня. Дрожь у меня сильнее стала, и холод по спине пробежался. Думаю, ладно, присяду. Присел на колени. Боже Ты мой! И голова Его наклонилась! И очи снова направлены были на меня. Я уже и встать не мог после этого. Я, ребёнок, был ошарашен! Вот каким образом Господь мне открыл глаза на иконы! Когда же пришёл в себя, уже не смотрел на Спасителя. Мне до глубины души было страшно, и я чуть ли не ползком добрался до дверей храма, а когда икона из поля зрения пропала, бегом побежал.
После этого случая я целый месяц боялся смотреть на иконы. Коленопреклоненно, со слезами на глазах попросил у дедушки и бабушки прощения за то, что отзывался так плохо о святых животворящих иконах. Дедушка мне ответил:
– Проси, в первую очередь, у Господа Бога прощения за свои слова.
– Вы так печально рассказываете, Николай. Наверное, расстроились, что отец Афанасий Вас поругал намедни? – спросил я совершенно разбитого трудника.
– Что Вы, что Вы, Андрей… – быстро выговорил мой собеседник, словно испугавшись неожиданного от меня вопроса. – Отец Афанасий тут ни при чём.
– А почему же Вы грустный такой, на Вас лица нет?
– Грустный?.. Знаете, я думаю, что никогда не стану монахом, недостоин, а я так хочу принять монашеский постриг… Наверное, поэтому и печалуюсь.
– Не грустите, Николай… Вы будете монахом. Вам нужно только потерпеть и поменьше разговаривать с братией. Монахи болтунов не любят.
– Вы считаете, что я болтун?
– Вы наивный человек, Николай, а Ваша простота может Вам обойтись дорого.
– Помилуйте, брат Андрей, о чём Вы говорите? Лучше расскажу Вам историю о том, как меня крестили в младенчестве.
Я глубоко вздохнул, огорчившись тем, что Николай, «имея уши, не слышит»[6], и смиренно приготовился к повествованию.
Мой крестик
– Как-то раз бабушка и дедушка рассказали мне случай, который произошёл со мною в день моего крещения. В храме, когда меня крестили, на купель снизошло облако с голубоватым оттенком. Священник, окунув меня три раза, обомлел совсем. Бабушка и дедушка не поняли, в чём дело. Что случилось, батюшка? А священник им и говорит:
– Посмотрите, что у него на груди.
Взглянули на мою грудь и увидели крест из маленьких красненьких точек. Через несколько дней этот крест на груди у меня исчез.
Однажды учительница в школе попросила написать нас, школьников, сочинение, и я своё сочинение написал на церковно-славянском языке. Учительница около месяца разбирала мою писанину и не смогла. Пошла к священнику и попросила расшифровать, что я там написал. Мне очень сильно досталось и от учительницы, и от директора школы.
В третьем классе меня приняли в пионеры, а на третий день нам делали прививки. Когда я зашёл в процедурный кабинет и разделся до пояса, медсестра увидела у меня на теле серебряный крестик. Она дала мне три дня, чтобы я снял его. Она сказала, если я не сниму, то пожалуется директору школы. Через три дня меня вызвал директор школы, проверил, на мне ли крестик, и говорит:
– Если ты не снимешь крестик, то мы с тебя снимем галстук.
– Делайте, что хотите, а крестик я снимать не буду.
На следующий день в школе выстроили линейку, привели меня в пример и старшим, и младшим, говорили, что в Бога веровать нельзя, потому что Его нет. У всех на глазах с меня сорвали галстук и растоптали его. После этого случая меня стали ненавидеть все учителя, вся школа. Издевались надо мною, унижали и били. Вся моя жизнь – из горя, слёз и страданий… – при этих словах Николай склонил свою голову на грудь и сладко захрапел.
«Ну вот, на самом интересном месте уснул, – подумал я. – И вообще, правду ли он рассказывает о себе, «сказочник ентот»? Лапшу вешает на уши, а я сижу тут, разинув рот. Конечно, возможно, с ним такого и не было, но такие случаи реально происходили в советское время. Немало известно историй о том, как дети отстаивали свой нательный крестик, исповедуя православную веру. Ну, а легенда о Евгении Родионове будет жить вечно в памяти народной.
Вырастила Евгения простая русская женщина, Любовь Васильевна. Во время своих родов, как она сама вспоминала, она взглянула в окно – по ночному небу медленно падала звезда, оставляя за собою длинную светящуюся полоску.
– Добрая примета, – успокоила её тогда акушерка. – И ты будешь счастливой, и паренёк твой…
Желанный ребёнок привнёс в дом Родионовых неизбыточную радость: с милым серьёзным личиком почти не болел и редко кричал по ночам. Тревожило одно – малыш долго не мог научиться ходить, а со дня рождения минул год и два месяца. По совету родных бабушек младенца окрестили в ближайшем храме, и сразу после таинства крещения мальчик начал ходить.
Когда Жене исполнилось двенадцать лет, его родные бабушки по старинному обычаю повели внука в церковь исповедаться и причаститься перед новым учебным годом… Но в храме выяснилось, что у мальчика не было на себе нательного крестика… И тогда священник рассказал о первых христианах во времена гонений и в заключении добавил, что крестик – это колокольчик на шее овцы, чтобы Христос, наш Пастырь, мог скорее услышать её, когда она окажется вдруг в беде.
С тех пор мальчик стал носить нательный крестик и не снимал его, даже когда мать ему говорила:
– Над тобой в школе смеяться станут.
– Пусть, я так решил, и так будет.
Но друзья Жени совсем и не думали смеяться над ним, напротив, они сами начали делать крестики: отливали распятия в специальных формочках.
В 18 лет Женю призвали в армию, в погранвойска. После учебной подготовки отправили в Чечню, и там он оказался в плену. 100 дней его жестоко пытали, потому что увидели у него на груди нательный крестик. «Духи» пытались его сломить, хотели, чтобы он принял ислам. Ему постоянно твердили:
– Сними крест и будешь жить!
Но Женя крестик не снимал.
– Стань одним из нас, и мы не обидим тебя!
23 мая 1996 года, в день рождения Евгения, когда ему исполнилось ровно 19 лет, его вместе с остальными солдатами вывели в лес под Бамутом. Сначала расстреляли его сослуживцев, а потом в последний раз ему предложили:
– Сними крест! Аллахом клянёмся, жить будешь!
Евгений стоял неподвижно, и тогда один из «духов» отрезал ему голову. Нательный крестик снять с него не решились. Позже Любовь Васильевна опознает обезглавленное тело своего сына по этому самому крестику.
Вот как важен и ценен для человека нательный крестик!
«Духи» предлагали Евгению «человеческое»: сними крест и жить будешь! Как в Святом Евангелии, когда Иисус Христос начал учить Своих учеников, что Сыну Человеческому много должно пострадать и быть отвержену, а Пётр, отозвав Его, начал прекословить Ему, Иисус, Господь наш, сказал: «Отойди от Меня, сатана, потому что ты думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». И, подозвав народ с учениками Своими, сказал им: «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною»[7]. Евгений Родионов выбрал Божие…»
Неожиданно мои размышления прервал телефонный звонок наместника:
– Чем это занимается там Николай?
Окна кельи наместника выходили прямо на теремок, и, безусловно, ему было видно всё, чем «занимаются» люди в сторожке.
– Николай молится, владыко, – постарался ответить я ровным голосом – наместник был настолько внушительным и солидным, аж дух захватывало!
– Мне кажется, что он спит. Ну-ка, передай ему трубку!
Николай уже смотрел на меня вытаращенными испуганными глазами. Я протянул ему телефонную трубку, он медленно взял её и начал сладко напевать в микрофон:
– Благословите, владыко!.. Простите, владыко!.. Больше этого никогда не повторится, владыко!.. Хорошо, владыко! – Николай повесил трубку и виновато мне говорит: – Владыка попросил нас положить немедленно двенадцать поклонов, а потом выйти во двор и обойти вдоль ограды всю территорию монастыря.
– Боже! – воскликнул я с досады. – Николай, влипли!
– Ищи не человеческое, а Божие.
Мама
Совершив по двенадцать земных поклонов, мы с Николаем Бильярдным вышли во двор под купол бездонного звёздного неба. Круглолицая луна, проплывавшая над нашими головами, улыбалась нам, как наивная крестьянская девушка, не ведающая горестей и печалей, пышущая счастьем и здоровьем.
– Не понимаю, как владыка мог догадаться, что Вы уснули, – говорю Бильярдному.
– Брат Андрей, как долго Вы работаете в святой обители?
– В монастыре я работаю вот уже три года.
– Три года?! – удивился Бильярдный. – И до сих пор не знаете, что владыка следит за нами в бинокль?
– В бинокль?
– Да, в бинокль. Посмотрите, он и сейчас направил свои объективы на нас.
Я повернул свою голову в сторону братского корпуса, присмотрелся – о, Боже! Два зрачка бинокля, вставленные между ламелями жалюзи, мгновенно скрылись!
– Бинокль – наше всевидящее око! – сказал я в шутку Николаю.
– Наше Всевидящее Око – Бог! – назидательно возразил Бильярдный.
– Вы странный человек, Николай! – почти воскликнул я. – Если Вы знали, что владыка наблюдает за нами в бинокль, почему же Вы тогда уснули? Почему Вы не пожалуетесь владыке, что отец Марк перезагрузил Вас послушаниями?
– Я сам попросил отца Марка псалтирить по ночам, потому что я страдаю бессонницей…
– Как Вы страдаете бессонницей, Николай? Вы только что спали, даже храпели! И днём застали Вас в траншее спящим.
– Грешен, брат Андрей, сознаюсь, грешен, – улыбнулся мне мужичок и стремительной походкой, заложив руки за спину, зашагал вдоль ограды монастыря.
Меня всего переворачивало: гнев и жалость, удивление и непонимание бурлили в моём сердце. Я побежал за «сказочным мужичком» следом и вскоре нагнал его.
– Моя мама всю жизнь училась, – проговорил Николай, как только мы с ним поравнялись. – Она сначала училась на швею-мотористку, а потом на раскройщицу. Домик у нас был маленький, уже и крыша текла, и мама решила накопить много денег, чтобы у нас появилась возможность купить хороший дом и нормально жить, как и все люди.
Она целыми днями шила и под машинку непрестанно творила молитву. Стук машинки поначалу не нравился мне, а потом я как-то привык и под стук ентот стал засыпать.
Чтобы не мешать матери зарабатывать денег, я рос в основном у бабушки с дедушкой. Меня окормляли в православной вере, к нам приходило очень много верующих людей. У нас проводились братские собрания. Люди вместе молились, вместе читали церковные книги.
Мама хотела, чтобы я имел хорошее образование, и меня, маленького, отдали в художественную школу. Я год учился в этой школе, но там требовалась усидчивость, и я не выдержал. Мне надоело, честно говоря, выводить карандашом каждый листочек или какой-нибудь огурчик, я был подвижным ребёнком. Сначала я учителю рисования говорю:
– Все дети играют, ходят на рыбалку, а я должен месяцами рисовать помидоры и огурцы? Иди и найди дурака в другом месте.
Учитель мне отвечает:
– Хорошо, я поговорю с директором.
Директор же мне сказал:
– Насильно заставлять учиться мы тебя не имеем права.
И я ушёл из художественной школы.
Потом поступил в техническое училище на машиностроительное отделение по специальности слесарь-ремонтник. Отучился. Работа была связана с маслом. Занимался ремонтом механической части. На заводе вкалывал долгое время и заболел гепатитом. С рук начала облезать кожа. Потом перешёл на другую специализацию по ремонту глубинных насосов. Зарплата была хорошая…
Что говорил Николай пролетало мимо ушей моих, или, точнее, я не вникал в смысл сказанных им слов, а думал о своих переживаниях: меня волновал вопрос, почему Николай Бильярдный псалтирит все ночи напролёт, страдает ли бессонницей или сознательно взял на себя аскетический подвиг.
– Неужели Вы не видите, что этот подвиг Вам не под силу? – спрашиваю неожиданно Петушкова, следуя за ним быстрым шагом.
– Подвиг? – Николай остановился, повернувшись ко мне любезно, и засмеялся навзрыд: – Господи, помилуй мя, грешнаго! Подвиг!..
– Что тут смешного?
– До слёз!.. Господи, о каком подвиге Вы говорите? Посмотрите, кто перед Вами стоит! Поганенький сморчок перед Вами стоит! Ха-ха-ха… Смиренный Николай Бильярдный – сам собственной персоной…
Жена
После моей смены выяснится, что у Николая Бильярдного – высокая температура, вызовут скорую и его положат в больницу. Как рассказывали монахи, в больнице Петушков не спал, подчёркиваю, все ночи напролёт, слонялся по коридорам и приставал к медицинскому персоналу со своею болтовнёй. Потом он по своей доброй воле начал в коридорах мыть полы, убираться в туалетах и душевых комнатах и выносить мусор на улицу, словом, помогал уборщицам содержать порядок и чистоту. Когда же Николая Бильярдного выпишут, я, как и многая братия нашей святой обители, обрадуюсь его возвращению, многие по нему страшно соскучатся и за время его отсутствия будут вспоминать его чудачества и связанные с ним каверзные случаи.
И вот после выписки Николая Бильярдного узнаю, что в моё дежурство псалтирить ночью назначается отец Иоанн, я сильно расстроюсь, ведь я рассчитывал на Бильярдного… Я представлял уже, как буду просить у него прощение за свои слова, сказанные ему в прошлом… Почему же отец Марк назначил не Петушкова?.. Странно… Только все мои расстройства окажутся напрасными, после 23.00 Николай Бильярдный, как ясное солнышко, вкатится в теремочек с чаем в пакетиках «Принцесса Нури», и мы устроим сладкое чаепитие.
– Бабушка и дедушка проводили меня в армию, – снова пустился Николай в свои откровения, когда мы заварили чай в кружках и разложили конфеты, пряники и печенья – сладостей в монастыре было в изобилии, они лежали открыто на столе в трапезной. – Гитару я так и не бросил. После своего чудесного исцеления я ещё сильнее полюбил её. После армии ездил по городам и весям, выступал с концертами. Пел в основном романсы.
Бабушка и дедушка скопили мне денег. Познакомили с соседкой Татьяной. Купили золотые кольца, и сыграли мы свадьбу. На свадьбе к жене моей стали приставать мои друзья. Уже тогда во мне загорелась ревность. Я постарался объяснить своей супруге, что этого не надо делать, и, слава Богу, её не ударил. Жизнь у нас пошла не ахти как сладко! У нас были постоянные ссоры и скандалы. Жена меня всё время упрекала. Ей всё время не хватало денег. Была она абсолютно бездуховным человеком, атеисткой. А я создал свою электро-инструментальную группу. Мы играли в ресторане. И тут у нас родилась дочь Анютка. Бабушка и дедушка души в ней не чаяли, с рук её не спускали. Анютка росла у нас доброй, ласковой и тихой. В ней виделась искра Божия.
Страшное дело
Однажды бабушка и дедушка мне говорят:
– Николушка, не води своих друзей. Ты можешь остаться без жены.
Я рассердился и шесть месяцев у них не появлялся.
И вот, мне Татьяна талдычит:
– Что-то у них корова мычит, поросята визжат. Видно, скотина голодная. Давай-ка сходим, посмотрим, что с ними.
Я вошёл во двор и был удивлён: изнутри дом закрыт, а два окна со стороны огорода выставлены.
Татьяна шепчет:
– Давай-ка залезем, посмотрим, что там, а?
Мы забрались на подоконник и смотрим: одежда, наволочки, простыни, вся домашняя рухлядь – всё перевернуто вверх дном.
Я говорю:
– Татьяна, давай не будем входить. Вдруг они уехали в Самару к Марии, дочери своей. А пока их нет, кто-то залез к ним. Пойдём лучше заявим в милицию.
Подождали два дня. Бабушка и дедушка не появлялись. Мы пошли к соседям. Позвонили в милицию. Приехал участковый.
– Как мы зайдём? – спрашивает он. – Может быть, они в гостях? А где родня?
Я говорю:
– Мария в Самаре живёт.
– А вдруг приедут, а мы двери сейчас взломаем, они ругаться будут.
– Они ругаться не будут, потому что я их внук законный. Они меня вырастили. Если войдём со мной, они ругаться не будут.
– Ну, тогда ладно, давай.
Вскрыли. Зашли в терраску. Взломали дверь в дом. Зашли во внутрь. Тут печка, там кухня, а с правой стороны зал. Когда направились в зал, я заметил мельком на стене окровавленные отпечатки пальцев, они скользили как бы вниз. На душе сразу стало неспокойно. Меня всего затрясло.
Милиционер увидел, что я взволнован сильно, подумал, что мне может стать плохо, и говорит:
– Выйди пока, Николай. Если надо будет, я тебя сам позову.
Я вышел в огород. Закурил сигарету. Сел на лавку и жду его.
Тут он выглянул и говорит:
– Николай, я тебя прошу, не заходи в дом. Сейчас я вызову по рации оперов. Дело у тебя серьёзное.
– Что случилось-то? Убили что ли бабушку с дедушкой?
– Узнаешь позже. Сейчас я ничего не могу сказать.
Минут через пятнадцать приехали оперуполномоченные, приехало начальство. Начали фотографировать. Пустили немецкую овчарку по следу. Определили, что была машина «Волга». Меня посадили в УАЗик.
– Поедем по твоей родне. Может быть, они что-то слышали.
Поехали. Стали допрашивать родственников.
Следственный изолятор
У нас как принято в России? Лучше не искать виновного, а взять первого попавшегося и пришить ему статью. Любовь Александровна, жена родного брата моей мамы, сказала, что будто бы это я их убил, что у всех моих друзей – машины и мотоциклы, а у меня же нет ничего, и вот я позавидовал своим друзьям и убил. Она подписалась в протоколе, и тут же меня забрали, продержали в следственном изоляторе полтора месяца. Допрашивали, как правило, в ночное время. Вопросы были одни и те же:
– Ну, Николай, давай рассказывай, как ты убивал.
– Я не могу вам этого рассказать.
– Почему?
– Потому что в памяти моей этого нет.
– А почему в памяти твоей нет этого убийства?
– Потому что я их не убивал. Если бы я их убивал, я бы знал, как я их убил. Вы понимаете это или не понимаете?
– А мы тебе сейчас расскажем это и объясним.
Но вскоре нашли трупы убиенных. Их и трупами нельзя было назвать. Как следователи говорили, это был мешок с костями. Дедушка более или менее сохранился: у него был выдолблен лоб и вытекли из черепа мозги. Бабушка была вся измельчена на куски. Эксперты установили, что прежде, чем её убить, её изнасиловали. Она сопротивлялась, разодрала на лице злодею кожу, у неё под ногтями это всё обнаружилось. Сняли мои отпечатки пальцев, и кровь мою взяли на медэкспертизу, и выяснилось, что ни моих отпечатков, ни моей крови не было. Все факты были на лицо. Получилось так, что родственники мои меня оклеветали…
– Господи, – говорю я, посасывая скорбно конфету во рту, – уже час тридцать, а отца Иоанна всё нет. Наверное, спит, надо разбудить его.
– Я схожу, Андрей. Ты не знаешь, где у него келья, а я знаю.
– Иди, разбуди его.
Николай, перекрестившись перед иконой Богородицы, отправился тормошить отца Иоанна.
Я же погрузился в свои размышления – страшная история с бабушкой и дедушкой Николая меня потрясла до глубины души. Если бы я не был верующим человеком, возможно, возопил бы: «Где же справедливость на земле?» Но понимаю, что всё, происходящее в мире, попускается Богом во благо для жизни вечной.
Отец Иоанн пришёл в сторожку взъерошенный и заспанный и спрашивает:
– Почему не разбудили меня в полночь?
– Вообще-то нам не положено заходить в братский корпус, – отвечаю отцу Иоанну. – У Вас нет будильника что ли, почему проспали?
– Будильник прозвенел, думал, полежу чуток и встану. А сам и не заметил, как уснул.
– Обычная история. Надо сразу вставать, как будильник зазвенит, иначе не заметишь, как снова уснёшь.
– Слава Богу, что владыка в отъезде, а то б щас он пропесочил…
– Здесь Николай сидел с двадцати трёх часов. Владыка мог подумать, что Николай сегодня псалтирит.
– Удивляюсь Николаю, сам я как ни стараюсь принять на себя подвиг ночного бдения, не получается у меня… Только мучаюсь напрасно.
– А Вы благословение брали?
– Нет, не брал.
– Вот поэтому и не получается у Вас.
– Прежде, чем брать благословение, сначала надо пройти искус, а то возьмёшь благословение, а у тебя не получится.
– Без помощи Божией, конечно, не получится.
– У нас в монастыре четыре человека по ночам бдят.
– Кто это? – встрепенулся я, сгорая от любопытства.
– Двоих Вы уже знаете: это – владыка, а второй – Николай Бильярдный.
– Мне кажется, Николай Бильярдный спит иногда. При мне однажды захрапел тут.
– Это он притворяется, якобы спит…
– Как это притворяется?
– Я Вам расскажу. Недавно я прочитал в «Отечнике», как авва Даниил и его ученик пришли в женский монастырь и видят, монахини строго постятся и мало говорят. Походка и вид у них были ангельские. А посреди монастыря лежала в рубище одна из сестёр. Старец спросил игуменью:
– Кто это?
Настоятельница ему отвечает:
– Одна из наших сестёр, преданная страсти пьянства. Что делать с нею, не знаю. Выгнать ли её из монастыря? – боюсь греха. Оставить ли её так? – она смущает сестёр.
Старец попросил ученика своего полить из лейки на неё воды. Ученик полил. Она поднялась, как пьяная. Игуменья сказала:
– Такова она всегда, какой ты видишь её теперь…
Вечером, когда все разошлись по кельям ко сну, авва Даниил попросил ученика своего посмотреть, где лежит пьяница. Ученик посмотрел и сказал старцу, что она разместилась близ отхожего места, где сёстры испражняются. Авва Даниил сказал:
– Побдим эту ночь.
Когда все монахини уснули, они пошли к тому месту, где лежала пьяная, и увидели, что она встала, воздела руки свои к небу и сотворила бесчисленное множество поклонов. Когда же слышала, что какая-либо из сестёр приходила испражняться, быстро падала на землю и притворялась храпящей. Авва сказал своему ученику:
– Позови тихонько сюда игуменью, чтобы никто не слышал.
Ученик пошёл и позвал игуменью. Всю ночь они смотрели на подвиг мнимой пьяницы. Настоятельница заплакала и говорит:
– О, сколько зла я сотворила ей!
Когда ударили в било, она поведала всем инокиням виденное ею, и все предались плачу. А мнимая пьяная поняла, что её тайна раскрыта и незаметно покинула монастырь. На воротах она оставила записку: «Матушка и сёстры! Простите меня Христа ради, согрешившую перед вами. Прошу ваших молитв». Сёстры начали вскоре искать её. Пришли к воротам, увидели их отворёнными и нашли записку. Пьяницу отыскать не смогли, и горько плакали о ней. А старец говорит игуменье:
– Я ради неё пришёл к вам. Бог любит подобных пьяниц.
И начали сёстры исповедоваться у старца, кто какое оскорбление нанёс ей. Авва Даниил помолился о них и немедленно вышел из монастыря со своим учеником.
Вот видите, брат Андрей, как происходит в жизни: походка и вид ангельские не значат ровным образом ничего, если внутри человека роятся змеи: тщеславие, злоба, гордость… Мы осознаём такие видимые грехи как блуд, воровство, пьянство и можем покаяться в них, но в нас имеются ещё и грехи внутренние, которых мы не замечаем и не каемся в них. Вот они-то и пострашнее будут. С такими грехами бороться можно только самоуничижением, что и делает Николай Бильярдный – юродствует он.
– Юродствует?! – моему удивлению не было предела.
Прокурор
Неожиданно в теремочек постучали. Послышался вкрадчивый голос Николая Бильярдного:
– Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
– Аминь, – сказал отец Иоанн и подмигнул мне. Когда Николай Бильярдный с капельками измороси на сером ватнике вошёл, он с улыбочкой спросил его: – Чаво, не спится?
– Не спится, отче, бессонница замучила.
– А что ходишь, слоняешься по монастырю, братьев искушаешь?
– Господи, помилуй, братьев я не искушаю. Стараюсь тихонечко ходить, чтобы не слышали, как я хожу.
– Ну, коли не спится, давай рассказывай.
– А что рассказывать?
– Ну‑у, как докатился до такой жизни.
– До какой жизни? Что-то я Вас не понимаю, отче.
– Николай, – вставил я, – интересно мне, поймали этих бандитов али нет.
– Каких бандитов? – монах вопросительно посмотрел в мою сторону.
– Енто я рассказывал Андрею, как убили моих бабушку и дедушку, а меня заподозрили, посадили в следственный изолятор, – поспешил ответить отцу Иоанну трудник и продолжил свою печальную историю: – И вот, когда я вышел из следственного изолятора и появился дома, жена моя испугалась, увидев меня. Я подошёл к трельяжу, посмотрел на себя в зеркало и сам ужаснулся: я весь поседел от этих идиотских допросов. Но меня снова вызвали в прокуратуру.
Я говорю прокурору:
– Если бы вдруг убили твоё дитя, а ты бы взял невиновного человека и засадил его, что бы тебе это дало? Ты объясни мне. Преступники также будут на воле и также будут убивать людей?
Но прокурор отнёсся к моим словам равнодушно:
– Молодой ещё меня учить.
И дело моё не закрыл.
Но случилось так, что на соседней улице произошло подобное убийство. Убили также пожилых мужа и жену, и почерк оказался один и тот же. Прокурор понял, что здесь орудует банда убийц, и стал ворошить преступный мир; получилось так, что он вышел на их след. Преступники, почувствовав, что за ними идёт слежка, начали шантажировать прокурора:
– Если ты не посадишь Николая Петушкова, мы убьём твоего сына.
Прокурор на шантаж не поддался. Он приставил к своему сыну двух тайных телохранителей. Однажды вечером преступник выстрелил в сына из снайперской винтовки, когда тот переходил через площадь. Сквозная пуля пробила ему плечо. Два телохранителя, следившие за сыном прокурора, догнали преступника и скрутили ему руки. Открыли новое уголовное дело. С того человека, который стрелял в сына, стали выбивать показания. Сначала он не признавался, а потом заговорил. Винтовка, из которой он стрелял, оказалась у того убитого деда из соседней улицы. В Великую Отечественную он воевал снайпером, и после войны у него осталась именная снайперская винтовка с выгравированным именем. А бандиты эту винтовку у него забрали. Сначала тот, кто стрелял в сына, признался в том, что совершил убийство моих бабушки и дедушки, рассказал, кто с ним был, кого они убили. У моих они искали деньги, перевернули весь дом и ничего не нашли. Потом они узнали, что на соседней улице ещё живут денежные люди, залезли к ним и тоже их убили, взяли там какую-то сумму. После этих показаний преступника, меня вызвал к себе главный прокурор города и попросил у меня прощения. Дальше я не мог жить в своём городе, взял семью и уехал в Тольятти.
При жизни бабушки и дедушки я многого не понимал и жил у них, как у Христа за пазухой. Утром, просыпаясь в постели, я чувствовал радость и любовь, исходящую от них. До сих пор не могу забыть бабушкиных рук, дедушкиных глаз, их тёплое отношение ко мне. Всё это стоит перед моими глазами, всё это живёт в моём сердце. Если бы люди жили так благочестиво, по вере во Христа, соблюдали бы заповеди Божии, то жизнь у нас была бы прекрасна, по всей земле, по всей России.
Падение и прозрение
– Есть такая песня – «С чего начинается Родина», а наша тема – с чего начинается пьянство, – продолжил свой рассказ Николай, помешивая ложечкой заваренный им чай; потом он вытащил пакетик «Нури» из кружки, большая клякса упала на белое блюдце, расплылась, поглощая раздробившиеся от неё мелкие капли. – Я начал пить. Произошло это несчастье со мною по ревности к жене. Случилось так, что она познакомилась с грузчиком на мелкооптовой базе. Они сняли квартиру и жили в ней, а потом переехали к тёще. Я долго, пока они проживали в Тольятти, уговаривал свою жену вернуться:
– Пожалей Анютку. Пожалей меня. Без вас мне будет очень тяжело. Без дочери. Я же восемь лет, считай, прожил с вами совместную жизнь. Работал с утра до вечера, чтобы одеть и обуть вас, чтобы мы жили, как нормальные люди.
В то время я думал, что деньги решают все проблемы: житейские, мирские, а именно семейные. Потом уже понял, что ошибался. Всё-таки, смыслом жизни является любовь: светлая, животворящая, божественная. Долго я бегал за Татьяной, упрашивал её, чтобы она с Анюткой вернулась, но Татьяна и слышать не хотела. Конечно, я был сильно расстроен. Только что потерял своих истинных родителей, вырастивших и воспитавших меня. Их ужасная смерть потрясла меня до мозга костей, а когда же ушли от меня и жена, и ребёнок, то наступила страшная депрессия. Я стал сходить с ума. Думал, что никому не нужен, потерял всё: и родителей, и жену, и дочку. Я не хотел жить. Мой рассудок не мог перебороть эту боль, нечеловеческую боль. И тогда я начал пить. Страшно пить. Я не мог уже остановиться. Спиртное для меня стало уже лекарством, чудотворным исцеляющим бальзамом, что уже не мог без него проснуться, не мог уснуть, не мог взять ложку в руки, чтобы покушать. Когда же переставал пить, то снова меня угнетали одиночество и отчаяние. Ужасная боль сдавливала моё сознание, сжимала моё сердце. Я думал о том, какой позор свалился на мою голову, что жена ушла от меня. Во мне бушевала ревность. Возможно, я не понимал свою жену совершенно: думал, что она любит только меня, а я люблю только её. Меня подвели гордыня и своенравие. Начинал с шампанского. Много пил шампанского. Мне просто это нравилось. В Тольятти его повсюду продавали. Сладкое, полусладкое – бери, сколько хочешь, в любом магазине! Оно и пьётся приятно, и бьёт в голову хорошо, если его изрядно выпьешь. Потом шампанское перестало брать и перешёл на вино. Марочное, креплёное. После вина перешёл на водку. После водки на спирт. И понеслось! Когда комок горечи на меня накатывал и в моём сердце просыпалась ужасная боль, тогда-то я и пил. Возможно, винопитие мне и помогало: я не сошёл с ума, но я превратился в пьяницу. Иногда я допивался до чёртиков. Появлялись признаки белой горячки. Я видел разноцветных крыс и мышей, а через окно – ужасные лица, как бы мертвецы вставали передо мною и звали к себе. Сначала я не понимал, почему эти мертвецы зовут меня, а потом что-то в подсознании мне стало подсказывать, что жизнь моя приближается к смерти, что скоро умру, если не брошу пить. Но как мне бросить, если я остался один, совершенно один? Некоторое время я жил у матери в новой квартире, и мама сама сказала мне:
– Коля, пока ты не спился, пока не погиб, езжай-ка, сынок, в монастырь, там ты спасёшься.
Я послушался её и поехал на богомолье. Так и начались мои странствия по святым местам, так и спасаюсь от пьянства и одиночества. В монастыре мне становится легче. Святитель Игнатий (Брянчанинов) говорит, что монастырь – это лечебница для души и тела, а святитель Иоанн Златоуст сравнивал монастыри с тихой пристанью: «они подобны светочам, которые светят людям, приходящим издалека, привлекая всех к своей тишине».
Слушая Николая Бильярдного, я подумал, что его рассказы – это повесть о блудном сыне, о котором рассказывал в притче Своей Иисус Христос: у одного человека было два сына.
Однажды младший сказал отцу:
– Отдай мне мою часть имения.
Отец исполнил его желание, и сын отправился в далёкую страну и там, живя распутно, истратил все своё имение. Вскоре в стране этой случился голод, и младший решил наняться к одному из жителей пасти свиней и рад был насытиться рожкáми, которые ели свиньи, но никто ему не давал. Тогда он вспомнил о своём отце и подумал: «Сколько слуг у моего отца едят хлеб, а я умираю от голода. Встану и пойду к отцу, и скажу ему: «Отец, я согрешил против неба и пред тобой и уже недостоин называться твоим сыном, прими же меня в число своих слуг». Встал и пошёл. Отец же увидел его издали, сжалился над ним и, побежав ему навстречу, пал ему на шею и целовал его.
Сын же сказал ему:
– Отец, я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим.
Отец же сказал своим слугам:
– Принесите лучшую одежду и оденьте его, дайте ему перстень на руку его и обувь на ноги и заколите откормленного телёнка, станем есть и веселиться, потому что сын мой был мёртв и ожил, пропадал и нашёлся.
Неправда ли, эта повесть о каждом из нас: все мы – блудные дети, грешим и падаем, прозреваем и возвращаемся…
Светлые странствия
– Начал я странствовать по России, – прихлёбывая чай, продолжил свою историю трудник. – Монастырь Успения Божией Матери, что в Калужской области, славен подвигами преподобного Тихона Медынского. Жил он в дремучем лесу, в дупле старого дуба. Говорят, он был «подобием надсед[8], а брада аки Власиева[9]». Питался травами, а воду пил из колодца, ископанного им же своими руками.
Жил я и в Оптиной пустыне. Основал монастырь ентот Оптия, раскаявшийся разбойник. Оптина пустынь – местность благодатная! Слышали вы, как тишина звенит? Вот вам крест, она звенит в Оптиной пустыне!
И там на могилах убиенных иеромонаха Василия, иноков Ферапонта и Трофима прикладывался. Крест на могиле иеромонаха Василия замироточил. Также мироточили мощи Амвросия Оптинского.
Мне своими собственными глазами приходилось видеть и мироточивые иконы, и кровоточивые. Я всё это видел своими глазами.
В Пафнутиево-Боровском монастыре в храме Ильи-пророка замироточил на каноне крест. Я тогда первый раз в жизни увидел миро. Сначала от креста пошло очень сильное благоухание. Если взять корочки лимона и растереть их… Благоухание напоминало именно этот запах. Масло же имело салатовый оттенок. Я приложился к этому кресту, взял несколько капель миро, помазал им голову, губы, руки…
Сначала я, как Фома-неверующий, не верил во все эти чудеса, но, увидев своими собственными глазами всё это, я понял, что Он есть, Он творил, творит и будет творить.
Однажды на праздник Пресвятой Богородицы в Пафнутиево-Боровском монастыре заблагоухала частица от каменного ложа Её гробницы. Благовоние разлилось по всему храму. Стоял неземной аромат! Невозможно это описать словами! Было такое чувство, как будто собрали много-много цветов, которые пахнут красиво. Ранее я нюхал французские духи, но французские духи ничто по сравнению с ним. Аромат запал мне в душу так, что мне хочется непрестанно молиться словами из Святого Евангелия: «Верую, Господи, помоги моему неверию».
Ещё я молился у иконы Пресвятой Богородицы «Державная». В день, когда царь Николай II отрёкся от престола, Пресвятая Богородица явила икону сию. Как это было? Произошло енто в одной деревушке. Набожной крестьянке во время сна таинственный женский голос повелел идти в село Коломенское, что под Москвою, отыскать икону, очистить её от пыли и копоти – мол, пусть люди молятся пред нею, ибо Россию ждут суровые времена. Женщина проснулась и в молитвах своих стала просить Богородицу, чтобы Она указала точное место, где искать икону, ибо село Коломенское большое. Через две недели во сне снова явилась ей уже Сама Пресвятая Дева и указала на церковь. Женщина пошла в эту церковь, но батюшка не поверил ей, разве что возражать не стал. Обошли они все помещения в церкви той, но икону, что явилась во сне, так и не нашли. Спустились наконец в подвал и там посреди ветоши и всякой рухляди обнаружили большую потемневшую от времени святую икону. Когда её извлекли и почистили, открылся образ Божией Матери. Она Царицей в короне и красной порфире восседала на троне с благословляющим Младенцем на руках, державой и скипетром. Не значит ли енто, что Она сегодня Царица наша, что Она управляет Россией?
Когда молился пред иконою «Державная», я стоял на коленях и плакал… Просил Пресвятую Богородицу даровать России веру Православную, царя и благоденствия. Помню, в ушах у меня стоял праздничный звон колокольный. Выхожу из храма и спрашиваю:
– Кто сейчас только что звонил?
А сторож мне отвечат:
– Никто не звонил. Служба закончилась два часа назад.
Ай да полковник!
Читая в одном из монастырей «Жития святых», я узнал, что в древности у первых христиан существовал тайный постриг. В то время на христиан оказывалось великое гонение, поэтому они и принимали тайный постриг, чтобы избежать пыток и смерти. Читать-то я, конечно, читал, но в «Житиях» об этом говорится кратко, а мне хотелось узнать об этом подробнее. И вот как-то раз я снова попал в Оптину пустынь. И там рассказали мне случай, произошедший с одним полковником госбезопасности. К сожалению, я не запомнил ни его имени, ни его фамилии. Рассказал мне этот случай один монах. И вот, полковник умер. Его, как и всех усопших, омыли и решили одеть по чину в офицерский мундир. Но его коллеги по работе, выполнявшие всё это действо, не смогли подойти ко гробу. Руки их сильно обжигал какой-то невидимый огонь, и никто не мог дотронуться до гроба, в который положили покойника. Тогда все подумали, что здесь, вероятно, действует какая-то бесовщина и что этот покойник занимался какой-нибудь магией.
Недалеко от места событий находился монастырь. Пригласили иеромонаха. Он подошёл ко гробу и дотронулся рукою и, всем на удивление, почему-то не обжёгся. Тогда этот иеромонах решил узнать об этом полковнике подробнее. Быть может, он верующий? Сразу же пришла эта мысль ему в голову. Он стал ездить по ближайшим монастырям. Расспрашивать об этом человеке.
В одном из монастырей Подмосковья он наткнулся на фамилию умершего полковника. И когда иеромонах начал копаться в архивах, то обнаружил, что некогда этот человек принял тайный постриг и надел на себя великую схиму. В архивах монастыря он числился как схимонах. Все его коллеги по работе, узнав, что он был схимонахом, страшно удивились этому. Стали вспоминать во всех мельчайших подробностях и деталях, как он вёл себя на работе и как он жил. Быть может, у него были какие-нибудь замечания по работе? Выяснилось, что и замечаний нет, напротив, он имел одни лишь благодарности. Он вёл благочестивый образ жизни, женатым никогда не был, к работе относился с большой ответственностью, имел ордена и медали. Стали рассматривать все дела, которые он вёл, и выяснили, что все они были по политзаключённым, которых отправляли в 30‑х, 40‑х годах XX столетия в лагеря смерти.
Например, в Алатырском мужском монастыре в эти годы существовала так называемая зона смерти. Там сотрудники НКВД обматывали детей колючей проволокой. Укладывали их на железобетонную плиту. Как правило, рядом стояли родители этих детей и смотрели на все эти чудовищные пытки. Потом несколько человек из политзаключенных поднимали другую плиту и опускали её на связанных детей. Эта верхняя плита постепенно сдавливала их, и получалось от них одно кровавое месиво. Всех людей, репрессированных в Алатырской зоне смерти, можно приравнять к мученикам. Они и есть мученики. Они принимали мученическую смерть. В основном это были люди из Ульяновской области и Чувашии. В этой же зоне, в Алатыре, были и такие случаи, когда детей закапывали в яму живьём, рассказывают, были слышны крики и стоны.
Так вот, когда начали открывать все дела, которые вёл полковник, постриженный в тайную схиму, то оказалось, что он спас от верной смерти около полутора тысяч семей. Многих он реабилитировал, так сказать, отстоял их, предоставил документы, доказывающие их невиновность. Когда узнали о том, что этот полковник спас очень много семей и что он был пострижен в тайную схиму, то решили похоронить его уже в монастыре. Одели на него уже не офицерский мундир, облачили его в схиму. Когда же одели его в схиму, то и служащие коллеги по работе могли приблизиться к нему. Никого не обжигало и не отталкивало, и все могли свободно подойти. Похоронили полковника на монастырском кладбище, на кресте сделали такую надпись: схимонах такой-то, в скобках фамилия, имя, отчество, дата его рождения и смерти.
Снова странствия
Честно признаться, я с большим интересом слушал рассказы Николая Петушкова, этого милого мужичка из русской народной сказки. Сколько посчастливилось услышать преображающих душу историй! Вера Православная открывалась нам, слушающим его, совершенно в ином виде: оказывается, Святая Русь жива, она дышит, как бы ни пытались вытравить её из нас «власть предержащие», каких бы гонений Россия не испытала. Русский народ верует, не поклоняется золотому тельцу, как Запад, «ищет не человеческое, а Божие».
В декабре Николая Петушкова поселили в одиночную келью. В этой келье числится иеромонах Лазарь, но подвизается он в скиту, а в монастыре «даже носа не кажет». Поэтому Николай Петушков жил в келье один и у него появилось много завистников. Жить в одиночной келье в общежительном монастыре удостаивается не каждый, а тут – Николай Бильярдный!
Хорошо понимаю, почему отец Марк выделил ему одиночную келью, он же не «слепой»: хорошо знал, что Николай «страдает бессонницей», поэтому и поселил его по любви своей в одиночную келью, чтобы не болтался по ночам и не искушал братию.
Раз мне открылся и третий подвижник, бдевший по ночам. На вечерней трапезе келейник отца Марка, мальчик четырнадцати лет, пожаловался, что устал «подвизаться» в одной келье с отцом Марком: каждую ночь, мол, батюшка раскладывает аналой, включает светильник и молится тихо про себя, но всё равно мальчик слышит его, просыпается, никак не может по-человечески выспаться. «Ага, – сразу промелькнуло у меня в голове, – вот и третий бдящий выявлен. Осталось узнать о четвёртом. Ведь отец Иоанн говорил, что у нас четыре подвижника».
Вскоре обстоятельства открыли мне и четвёртого. Им оказался ключарник монастыря иеромонах Амфилохий. Однажды в моё дежурство приехал ночью министр местного правительства на своём крутом джипе, вдрызг пьяный, попросил марочного монастырского вина. Я говорю ему, что, мол, ничем помочь не можем: лавка, мол, закрыта, храм на замке и все спят… Но пьяным и властным, сами понимаете, неймётся… Позвонил наместнику, спрашиваю, что делать.
– Разбуди Амфилохия, пусть выдаст ему вина из кладовой.
Пошёл к Амфилохию, а кровать его пуста. Бужу соседа по кровати. Отец Пётр говорит, что Амфилохий каждую ночь молится где-то, а где его искать, не знает: у нас в монастыре изрядно кладовых. Снова звоню владыке: так, мол, и так, не могу найти отца Амфилохия.
Наместник вышел собственной персоной во двор, своим ключом открыл храм, потом кассу, взял две бутылки монастырского кагора и сунул мне в руки:
– Андрей, скажи ему, что скоро нагряну в гости, пусть готовится.
Вот какая выдалась история у нас! Таким образом и открылось мне, что не спит у нас и отец Амфилохий, а по виду не скажешь – выглядит вполне выспавшимся человеком.
Братия монастыря полагала Николая Петушкова «болтуном» и посмеивалась над ним, в шутку называла «шариком бильярдным».
А я однажды, забавы ради, ему говорю:
– Ты можешь радоваться. Ты уже достиг наивысшей девятой Заповеди Блаженства: «Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»
Николай переспросил слова из Евангелия и задумался. После этих слов он всячески стал меня избегать.
После Пасхи он отпросился в поликлинику на лечение, вернулся из города в обитель подшофе. Наместнику доложили о Николае, и тот выгнал его с позором.
На следующий день у нас в теремочке замироточила икона Божией Матери «Владимирская».
Примечания
[1] Богомолье – паломничество по святым местам.
[2] Трудник – человек, живущий и работающий в монастыре добровольно и бескорыстно во славу Божию, не принадлежащий к братии.
[3] Авва Исая. Стр. 201 (388).
[4] 19 декабря – день празднования святителя Николая Чудотворца.
[5] Известная российская газета.
[6] См. Евангелие от Марка: «имея уши, не слышите?» (Мк. 8:17).
[7] См. Мк. 8:30-34.
[8] Надсед – измождённый, образовано от слова надседаться – изнемогать, истощать свои силы до предела.
[9] Брада аки Власиева – раздвоенная борода.
Комментировать