Религиозно-философские воззрения Ф. И Тютчева
(Набросок к 100-летию его рождения)
Много писали о Ф. И. Тютчеве, как поэте, мыслителе и патриоте, по поводу 100-летия его рождения. Все согласны в оценке его произведений (поэтических и прозаических) со стороны их важности для разработки основных задач нашей художественной литературы, для уяснения нашего национального самосознания, для углубления в высший смысл нашей народной жизни и идеалов. Но мало, почти ничего не было сказано о нем, как о религиозном мыслителе, как об убежденном христианине, как о поборнике родного православия.
Ф. И. Тютчев неоспоримо был религиозный человек, искренно-верующий, чистосердечный. Почти каждая страница его главнейших поэтических творений обвеяна глубоким религиозным духом, одушевлена жизненной верой, во все лучшее, прекрасное, истинное, вечное. Пафос жизни, художественная правда в его заветных листах углублены, растворены религиозным просветлением, освящены религиозными идеями и идеалами.
В отношении этой религиозности граф Л. Н. Толстой, ставит Ф. И. Тютчева даже выше А. С. Пушкина. Но, если освободиться от этого преувеличения и если под религиозностью Тютчева разуметь не альтруистическую только мораль и не «языческий панпсихизм», как во взгляде Толстого на религию Тютчева, а подлинно христианскую веру, религиозную веру во Христа, как Бога истинного[1], как Бога во плоти, пришедшего в мир и даровавшего этому миру нетление и вечную жизнь, то религиозность Тютчева станет для нас не только основным мотивом его поэзии, но и несомненной характеристической чертой его душевных дарований.
Огромные крупицы чистого, блестящего золота, драгоценные жемчужины искренней, самососредоточенной религиозности рассыпаны светлой душой Ф. И. Тютчева в его нежно-мистических задушевных стихах, особенно на скорбных изгибах его сладостной поэзии. Здесь религия и поэзия у Тютчева до того сливаются, до того духовно соприкасаются, что трудно угадать грань их, почти невозможно провести отделяющую их межу.
Религиозная философия Тютчева начинается в мучительных вопросах космогонии. Религиозной верой в Бога Тютчев объясняет «неразрешимую тайну»[2] мироздания. Жизнь мира благословенна, потому что вся горит и переливается в лучах света Божия. Бог не где-то в недоведомых высотах обитает, недостижимых даже для высоких мистических восприятий (деизм), и не то, что безличная природа (языческий пантеизм), а живая, невидимая и непостижимая Сила, «благое Провиденье»[3]. «Логика Промысла — словно солнце» в судьбах мира; это — «внутренний закон, управляющий событиями мира»[4].
«Великий Бог —
Жизнь миров и душ светило»[5].
«Мы ждем и верим Провиденью:
Ему известны день и час»[6].
«День пережит — и слава Богу»[7].
Только в Боге, знающем все[8], явленная и Богом озаренная и согретая — природа есть не загадочный «сфинкс»[9], а «благовест всемирный»[10].
«Не то, что́ мните вы, природа —
Не слепок, не бездушный лик:
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык»[11].
Язык этот ясен и понятен, как гармония сил и законов Божиих, и кто познал их, тот ощутил и Бога в природе, для того и мир «книга Божия», «небо — престол Божий, а земля — подножие ног Его» (см. Евангелие от Матвея). Мир не заслоняет Бога, а открывает; но для этого нужна религиозная вера в «Милосердного Бога»[12]. А без этой веры и уверенности в ней, в просторах жизни и природы одна тусклая печаль, хилое бессилие, «все — призрак тревожно пустой»[13], «элизиум теней»[14].
«Когда пламенной струею
Сверкают гордо небеса ,
Над озаренною землею —
Не Бога ли блестит краса?..
Без веры в Бога — мимо, мимо
Промчится радость бытия!..
Пошлет ли Он огонь без дыма?
И дым пошлет ли без огня?»[15]
Как создание Божие, все в мире дорого Провидению, и потому все должно быть в дружбе с Ним. На «призывный Божий голос» все должно откликнуться родственным сочувствием «духу жизни и свободы, духу света и любви»[16] . Здесь весь смысл человеческой жизни, как «оправдания пред Богом»[17], Отцом небесным. Нужно прислушиваться к этому гласу Божию в природе, чувствовать в сердце, угадывать в совести Божественность и видимого и невидимого в ней, «где смертной жизни места нет»[18]. Есть это святое созвучие, ясен этот отклик, и жизнь природы сияет, «как откровение неземное»[19], и люди живут в заветах великой радости, „лучшего мира, мира духовного»[20], а «нет Божьего согласья» и в страданиях самоотверженной любви «не выстрадать счастья»[21] жизни.
Но мир Божий не то, что «великий Пан»[22], как у эллинов, а только одна книга, только первая ступень и особый путь к познанию Бога из Его откровения. Тютчев далек был от обоготворения природы. Природа не совершенство жизни. Только «в полном чувстве Бытия — пиршество Природы»[23]; а в мире есть зло и смерть, и не в мечтах только, а в грозных страданиях и в безумии горя. Это «гнев Божий»[24], «правда Божия»[25], «Божья кара» за грехопаденье[26], за зло жизни. Нужна борьба с этим злом, и «борьба отчаянная»[27]; нужно терпение , любовь на свете, «жизнь отреченья, жизнь страданья»[28]), чтобы не застыть, не обомлеть от страха смерти при «вечном отбое и прибое»[29]) слепых страстей и ожесточенных болей. И борьба эта, хотя и «слезами орошена»[30], радостна, потому что успешна, победоносна. Конец ее, — «прощальный свет любви последней, зари вечерней»[31]) мира, — вечное откровение «лика Божия», жизни Божественной.
Когда пробьет последний час природы,
Разрушится состав частей земных;
Все зримое опять покроют воды,
И Божий лик изобразится в них[32].
Освящающие силы для борьбы, для труда и работы человеческого духа в этом мире льются к нам из другого «лучшего мира, духовного мира», «мира дневного»[33], где —
«Другую видим мы природу,
И без заката, без восхода,
Другое солнце светит там…
Все лучшее там, светила шире —
Так от земного далеко…
Так разно с тем, что в нашем мире —
И в чистом пламенном эфире
Душе так радостно легко»[34].
«Божий пламень»[35] все очищает, все претворяет в жизнь вечную, всемирную радость, в гармонию бытия. В его огне, в свете его текут святые откровения Божии людям, открывается «отрада Господня»[36] всем, особенно несчастным. Без «неба нетленно-чистого», без Божиих озарений все на земле «удушливо-земное»[37] грустно, томительно.
«И не дано ничтожной пыли
Дышать Божественным огнём»[38]
Только в откровениях Божественных по земле «проходит незаметно небесных ангелов нога»[39]
В этих чистых и высоких источниках вся жизнь и вся душа христианской религии, религии святых молитв, Божественных таинств, всеочищающих сил Божиих . «Евангельское слово»[40] и «Чаша»[41] крови Христовой — полнота откровения Божия. В «Новом Завете» Христовом — вся религиозная сила христианского благовестия, вся радость и светлость трудов и забот человеческих, вечная святыня, обвеянная «надеждой, верой и любовью»[42]. В упованиях веры и в духе любви все цветет в христианстве, в путях вечной жизни, вечной красоты и блаженства.
«Мы верим верою живою,
Как сердцу радостно, светло!
Как бы эфирною струею
По жилам небо протекло[43].
О, вещая душа моя,
О, сердце полное тревоги,
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Пускай страдальческую грудь
Волнуют страсти роковые, —
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа на век прильнуть»[44].
В глубоких чувствах целительной святости, в религиозных подвигах самоотречения, в духовных порывах и радостях Богообретения — творится «служба Христова»[45]), — жизнь истинно-христианская, чудно-прекрасная, светлая, утешная, бессмертная . В ней нет уже ни страха, ни безумных и напрасных томлений, нет безнадежной тоски, нет унылого бессилья, а одна «самозабвения земного благодать»[46], все окрыляющая, все духовно освобождающая, все разрешающая в неизреченные восторги бесконечной жизни, светло-радостной вечности. В ней все утлое, все бессмысленное разбивается «о подводный Веры камень»[47], и в нежных чистых заботах и трудах душевных «нечто праздничное веет, как дней воскресных тишина»[48].
Эта воскресная тишина духа, это ответное молчание на зов Божий есть не иное что, как евангельская чистота сердца, религиозное ведение Бога[49]. «Ночные голоса» в хаосе безверия и мрака духовного, а Божественный лик Христов в Его священной простоте и славном воскресении тихо пламенеет только в душах живых[50], возвышенных, кротких, чистых, отзывчивых на все доброе и прекрасное, на великое и истинное. Страдания любви Христовой и благодать терпения Его -это верный путь неуклонного служения правде Божией, правде жизни святой и всеоживляющей[51].
В глубинах христианской религиозности Тютчев излагает разгадку таинственной психологии народной души, народно-жизненных, высококультурных идеалов. Народ российский — это духовное олицетворение святости Христовой, смятения и страданий Его. „В излиянии этих чувств народных — Божия чистая роса»[52]. Как чистые стихии мира — светлая одежда Божества[53], так и народ наш есть «риза чистая Христа»[54].
„Эти бедные селенья,
Эта скудная природа —
Край родной долготерпенья,
Край ты русского народа?
Не поймет и не оценит
Гордый взор иноплеменный,
Что сквозит и тайно светит
В наготе твоей смиренной.
Удрученный ношей крестной,
Всю тебя, земля родная,
В рабском виде, Царь Небесный
Исходил благословляя»[55].
Как умилительна и бессмертна эта тема и этот идеал христианской религиозности нашего великого народа в путях и опытах всечеловеческой радости и всеобщего успокоения!
Но Богоносная вера русского народа не духовное сектантство, а религиозная жизнь истинной церкви. Как язычество стояло «по ту сторону креста»[56], по образному выражению Тютчева, так русский народ в церкви стоит у самого креста Христова, как «Та, Кто, освятив собой страданье, стояла, плача, у креста»[57]. Церковь живет, религиозно радуется и плачет Христу-Спасителю чуткой совестью нашего народа крестоносного, святой тайной его многовекового жития, великими страданиями его истории, претерпенными ради правды царства Христова. И эта народно-духовная жизнь церкви всеобъемлюща, потому что православна, евангельски-истинная, вечно благая.
В православии русского народа Ф. И. Тютчев видел и высшее просветительное начало, и прочный залог великого будущего не только для России, но и для всего славянского мира, для этого «опально мирового племени»[58]. Это глубокое убеждение особенно ясно раскрыто в его восторженно-патриотических стихотворениях и превосходных «политических статьях», в основных элементах которых уже довольно точно формулированы главнейшие религиозно-национальные идеалы нашего раннего славянофильства (например, идеалы Хомякова).
Чтобы нагляднее показать всю культурно-историческую силу и религиозную миссию православия для современности, Тютчев говорит о религиозных грехах римского католичества и о «камнях преткновения»[59] немецкой реформации. Римскую церковь постигла «смертная судьба»[60] за безбожие светской власти её первосвященников. Папство обоготворило человеческое «я»: это «церковь безверия»[61]. Иезуиты, главным образом создавшие папство, всецело забыли слова Учителя: «не якоже Аз хощу, но якоже Ты»[62]. Реформация «в своем основании была лишь реакцией христианского чувства, слишком долго накипавшего против власти (римской) церкви[63], но в ней с самого начала христианское предание затуманилось, люди «пришли к отрицанию авторитета церкви, а, следовательно, и самого начала всякого авторитета и чрез это впоследствии в западное общество ворвались противохристианские начала», особенно под видом «новейшего государства»[64], всячески изгоняющего христианскую религию, как государственную, фанатически проповедующего ужаснейший «нейтралитет в вопросах веры», превращенный уже в полицейское насилие над религиозностью ,совестью своих граждан (как, напр., в современной нам Франции). Настаивать на религиозном единении с Римом (как того хотели многие современники Тютчева, как, напр., самообольщенный западник Чаадаев) это значит не только не понимать «хода истории», но и желать намеренно вредить русской церкви, и в то же время толкать русский народ на путь антихристианской жизни и социальных революций, созданных страшной «борьбой церкви с государством» в странах римской веры и протестантской. Напротив, Тютчев глубоко верил и гласно исповедывал пред всем миром, что духовно-религиозное обновление для Запада возможно только во вселенском православии, в Евангельской вере[65]. «Православная церковь никогда не отчаивалась в этом исцелении. Она ждет его, рассчитывает на него — не с надеждой только, но с уверенностью»[66]. Но только это возрождение будет не компромиссом разных вер, а действительным возвращением Запада к древнему вселенскому преданию, к древнехристианскому всецерковному единству.
В духе православия Тютчев видел, и религиозные корни русского самодержавия, и этические основы русского патриотизма, патриотических «пророчеств»[67]. Верховная власть Царя — от Бога, Божья власть. Русский Царь — Христоносный Государь. Это идеал царей земных по достоинству и силе власти, по высоте верховных задач его великого служения. В нем олицетворение всего великого, чистого и святого[68]. «Царь России» — православный император, всенародный и «всеславянский Царь»[69]. В его державной деснице и «всемирные судьбы России»[70] и политические успехи «славянского самосознания»[71].
На «святой Руси»[72] почивают великие обетования «Верховного Промыслителя»[73]. Россия — особый мир, с высшим политическим и духовным призванием «исполин державный»[74] пред которым должен преклониться современный Запад[75]. Она должна прояснить религиозное братство народов, создать и укрепить мир для всего мира, организовать ту правду Божию в государственной жизни, без которой вечно мятутся народы.
«О, Русь, велик грядущий день.
Вселенский день и православный»[76]
В религиозно-мистических глубинах национального самосознания Тютчев видел в России светлый образ того всемирного и вечного царства правды, мира и радости Божией, о котором говорил пророк Даниил. Отсюда у него и почти безграничные пределы «русской географии», окруженные беспредельной верой в Россию.
«Москва и град Петров, и Константинов град
Вот Царства Русского заветные столицы…
Но где предел ему?… и где его границы
На Север, на Восток, на Юг и на Закат?
Грядущим временам судьбы их обличат…
Семь внутренних морей и семь великих рек…
От Нила до Невы, от Эльбы до Китая —
От Волги по Ефрат, — от Ганга до Дуная…
Вот Царство Русское… и не прейдет во век
Как то провидел Дух, и Даниил предрек»[77].
Своею великою верою в святую Русь Тютчев «открыл Россию, уяснил её настоящее значение не только европейцам»[78], пред которыми многие русские люди привыкли унижаться до хилого «смирения паче гордости», но и самим русским. Он умел найти и отличить «чистое золото» от скверной накипи, и всей русской душой верил в будущее великое торжество России, и в этой вере показал, чем и какой должен быть истинно русский человек.
«Не верь в святую Русь, кто хочет,
Лишь верь она себе самой.»[79]
«Умом России не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить»[80].
Вот заветные скрижали Ф. И. Тютчева русскому обществу! Это великий завет святой веры в Россию. В Россию святую и великую нужно восторженно веровать и свято любить. В этом весь смысл нашей национальной жизни; вся тайна нашего духовного могущества и исторического бессмертия.
Ф.И.Тютчев — религиозный поэт. В этом великая сила его поэтического творчества. В искренней религиозности и философия и политические убеждения его светятся яснее, горят теплее. В религиозной вере у Тютчева все поле жизни освещено, а особенно близкое к нам поле русской жизни и русских идеалов. Здесь Тютчев является великим философом-поэтом религиозной веры в Россию. Его гений только и жил тем, что дышал духом родной земли, русской природы, русской души народной. В открытии и уяснении заветных русских идеалов в религии, в государственном бытии, и жизни народной вся никогда незабываемая заслуга его, вся сила его патриотических гимнов о родине святой, о «крае милом и родном». Если святая любовь к родине бессмертна и в радостях и печалях народной жизни, то и лучезарная лира Ф. И. Тютчева, нежная и вдумчивая, иногда скорбная и грустная, но за то всегда верующая и любящая от сердца, от души, — будет вечно звучать в чуткой совести народной и ясно отдаваться в живых силах души народной, в глубинах русского национального самосознания, как гимн священный, как победная песнь, всех призывающая, к неуклонному служению вере православной, Царю самодержавному и отечеству великому.
священник Иоанн Филевский
Примечания
[1] См. сочинения Ф. И Тютчева. Стихотворения и политические статьи. С.П Б. 1886. „На смерть Жуковского», стр. 191.
[2] «Близнецы» (смерть и сон) стр. 146
[3] «В деревне» стр. 329, стр. 168
[4] «Папство и римский вопрос с русской точки зрения» стр. 368
[5] «Песнь радости» стр. 372
[6] «Славянам» стр. 307
[7] Стр. 155
[8] Стр. 27, 200, 249
[9] Ср. стр. 340
[10] «Восход солнца» стр. 280
[11] Стр. 73
[12] Стр. 178
[13] Стр. 175
[14] Стр. 114
[15] «Подражание арабскому» стр. 367
[16] «На юбилей Н.М. Карамзина» стр. 290, стр. 284
[17] Стр. 208
[18] Стр. 188
[19] Стр. 265
[20] «Е.И.В. Государыне Императрице Марии Александровне» стр. 266
[21] Стр. 272
[22] «Полдень» стр. 96
[23] «Друзьям» стр. 79
[24] «Два единства» стр. 296, « Mal Aria» «люблю сей Божий гнев!» стр. 85
[25] Стр. 254 «Encyclica» стр. 269
[26] Стр. 309, стр. 120
[27] «При посылке Нового завета» стр. 243
[28] Стр. 194
[29] Стр. 175
[30] Стр. 99
[31] «Последняя любовь» стр. 219
[32] Стр. 67
[33] Стр. 234
[34] Стр. 232
[35] Стр.126
[36] Стр. 165
[37]Стр. 246
[38] Стр. 185
[39] Стр. 246
[40] Стр. 318
[41] См. Стихотворение «Чехам, в годовщину Гуса, при посылке Чаши в Прагу»
[42] Там же, стр. 327
[43] «Проблеск» стр. 185
[44] Стр. 213
[45] «Рассвет» Стр. 150
[46] Стр. 216
[47] Стр. 126
[48] Стр. 133
[49] «На смерть Жуковского» стр. 192
[50] Стр. 320
[51] «Гус на костре» стр. 336-338
[52] Стр. 310
[53] Стр. 58
[54] «Народный праздник» стр. 221
[55] Стр.217. Нужно помнить, что это стихотворение написано в 1855 г, в эпоху крепостного права
[56] «Папство и Римский вопрос» стр. 471
[57] «На кончину Е.И.В. Государя наследника Николая Александровича» стр. 274
[58] Стр. 307, сравн. стр. 154 и стр. 318
[59] Стр. 469
[60] Стр. 468
[61] Стр. 468
[62] Стр. 477
[63] Стр. 169
[64] Стр. 473
[65] См. «Новое время» №9957 стр.6
[66] Стр. 486
[67] Стр. 156
[68] «По случаю прихода австрийского эрцгерцога на похороны императора Николая» стр.200
[69] «Пророчество» стр. 156
[70] Стр. 169
[71] Стр. 306
[72] Стр. 168
[73] Стр. 308
[74] Стр. 161
[75] «Новое время» № 9957
[76] Стр. 161
[77] «Русская география» стр.
[78] «Новое время» № 9957 стр. 6
[79] Стр. 168
[80] Стр. 288
Комментировать