<span class=bg_bpub_book_author>Сост. Губанов В.А.</span> <br>Православные чудеса в XX веке. Свидетельства очевидцев. Кн. 2

Сост. Губанов В.А.
Православные чудеса в XX веке. Свидетельства очевидцев. Кн. 2

(19 голосов4.1 из 5)

Оглавление

Книга вторая, 1993 г.

Отец Наум предсказывает крушение СССР за 10 (с лишним) лет

Многие знают, что отец Наум из Троице-Сергиевой лавры предсказывает будущее. Часто он делал предсказания прикровенно или образно.

Но особенно запомнилось его пророчество, сделанное моим друзьям где-то в конце семидесятых годов, может быть, в 1979 г. Точно не помню, потому что мы тогда его словам не поверили. А дело было так.

Ко мне приехали мои друзья из Парижа, Александр и Наталия, православные, духовно грамотные, интеллигентные, деловые, они интересовались всем, особенно вопросами духовной жизни.

Мы поехали в монастырь преподобного Сергия, Радонежского игумена — хотелось познакомить их с отцом Наумом, архимандритом лавры. (Я был у него не раз, открывал помыслы, спрашивал совета, и заметил, что предсказания его сбываются неожиданным образом.)

Однажды, когда я был у него в келии, он подарил мне Библию. А я как раз искал, где бы ее купить. (В то время Библий в продаже почти не было). Я хотел подарить ее своим знакомым. Он, как будто угадав мое желание, достал из ящика картонного, в котором у него было много книг, Библию. Я поблагодарил. Потом он достал откуда-то географические карты к Библии и изображения икон. Я был рад изображениям икон, потому что занимался тогда иконописью и реставрацией. Но зачем мне эти карты? Зачем он мне их подарил? Да еще и убеждал взять их.

Выйдя от батюшки, я сел на лавку, чтобы собраться с мыслями перед возвращением, упаковать подарки. Неподалеку сидел мужчина — видно, что приезжий, издалека. Он посмотрел на меня зорко и потом стал бросать вопрошающие взгляды. Оказалось, что ему были очень нужны именно карты к Библии. Я охот- но отдал ему, благодаря Бога, что помог неизвестному человеку.

В другой раз, одна женщина пришла к батюшке Науму брать благословение:

— Я хочу в геологическую партию, будем собирать минералы, — сказала она.

— Зачем тебе в партию?.. — спросил он.

— Деньги нужны, у меня долг несколько сотен рублей.

— Нет, не благословляю, нет тебе пути в геологическую партию.

Она чуть не плакала. Денег достать было неоткуда.

— Нет, нет, — повторял батюшка. — Тебе это не поможет. Пожалуй, и лотерейные деньги тебе не помогут, — сказал он, задумчиво глядя вдаль. — Бог поможет, иди домой.

“И зачем это он мне про деньги лотерейные говорил”, — думала она, возвращаясь домой. — “Ах, да, у меня же есть лотерейные билеты! На сдачу дали”, — вспомнила она. Самое удивительное, что уже был розыгрыш лотереи, нашлась газета с выпавшими счастливыми номерами, она проверила и ахнула: выигрыш! Вот так батюшка Наум! Но… лотерейных денег не хватало для покрытия долга! Радость омрачилась. Но не надолго. Неожиданно раздался звонок: пришел гость и достал деньги — отдать старый долг. Это уже было чудо. Она и забыла об этом долге. И вот теперь все вместе сошлось.

Мы застали отца Наума в окружении многих посетителей, его духовных чад. Он не со всеми разговаривал, а выборочно, по вдохновению.

Нам же батюшка Наум смог уделить больше времени, чем другим. Ведь решалась судьба моих друзей, они приехали просить благословение на брак.

Мои друзья на прощание спросили у него, когда еще можно приехать.

— А вот, приезжайте, когда Россия будет, как при Иване Грозном. Без Прибалтики, Азии, Кавказа. Да и Крыма. Безо всего.

Мы недоумевали: как это понять?

Батюшка руками показал ограниченное пространство и пояснил:

— Вот, когда будет Россия в таких границах, как при Иване Грозном, маленькая, вот такая… тогда и приезжайте.

Никто из нас не поверил тогда его предсказанию. СССР был крепок, преуспел в космических делах, рубль считался твердой валютой. Никому и в голову не приходило, что власть эта может кончиться. Изменения быть могли, но никто не ожидал, что начнется “перестройка”, восстанут антирусские силы и СССР распадется на республики, “княжества” и свободные зоны.

Да, повторяю, никто не поверил, хотя отец Наум говорил убежденно, с вдохновением, глаза его светились.

Через несколько лет, когда “перестройка” начала превращаться в перестрелку и спекуляцию, Александр спросил меня: — Не это ли предсказывал отец Наум?

— Нет, — ответил я. И, действительно, тогда это был еще не конец.

И вот теперь, когда слова отца Наума сбылись, мои друзья вновь приехали в Москву, по своим делам. Но попасть на этот раз к батюшке они не смогли. Видно, не все еще беды пережило наше Отечество…

(В. Г.)

Знамение афганской войны

Московский список иконы “Взыскание погибших” прославился в середине восемнадцатого века. Икона была родовой святыней старинной дворянской фамилии. Последний владелец ее неожиданно и страшно разорился. В то же время скончалась его жена, оставив трех дочерей. Помощи ждать было неоткуда. Мысль о самоубийстве завладела несчастным. Но, вопреки помраченному рассудку, он последним усилием воли воззвал пред иконой и — получил ответ… Жизнь неожиданно стала налаживаться: восстановился достаток, бесприданницы дочери вышли счастливо замуж. В благодарность владелец передал икону в храм Рождества Христова в Палашах, что на Тверской. В 1812 году храм был разорен французами; икона, расколотая на три части, оказалась среди мусора. После обретения, во время которого произошло множество чудес, икона была восстановлена, но до сих пор на ней остаются следы трещин.

Скитания иконы

В двадцатом веке икона находилась в Рождественском храме, до самого его уничтожения в 1935 году. Икона стояла в освященном в ее честь приделе, сень и риза ее были богато украшены. Пред ней горело 37 лампад — дар благодарных почитателей, получивших милость. Ежедневно в приделе совершалась Божественная литургия.

После разорения храма настоятель его просил митрополита Сергия определить новое место иконе. Было получено благословение перенести ее в храм Пимена Великого. Настоятель пришел с платом, хотел забрать икону, но не смог. На следующий день, отслужив обедню и молебен в честь иконы, настоятель Пименовского храма приехал уже с певчими и подводой. Отслужив еще один молебен, икону поместили на подводу, но лошадь не тронулась с места.

Пришлось опять идти к митрополиту Сергию. Он указал теперь храм Воскресения Христова на Малой Бронной. Священник, пришедший оттуда с платом, легко забрал образ. Он находился там до уничтожения церкви, затем икону перенесли в Вознесенский храм (“Малое Вознесение”), а когда и его закрыли — икону перенесли в церковь Воскресения словущего. В день праздника в честь иконы (5/18 февраля) в этот небольшой храм стало стекаться столько народу, что власти хотели забрать икону, но так и не смогли.

Риза на иконе была спасена

Получивший исцеление пред иконой, по обычаю, приносил ей свой нательный крестик. Крестики использовали для поновления ризы или подвешивали на цепочке перед иконой. Во времена поругания и грабежа почти со всех икон храма Воскресения словущего были содраны ризы — нет их и теперь. Но серебряная с золотом тончайшей работы риза на иконе “Взыскание погибших” сохранилась. Когда власть имущие разбойники добрались до нее, отец настоятель сказал: “Во сколько вы цените ризу? Мы постараемся возместить стоимость”. И понесли прихожане, у кого еще оставалось что нести, серебряные вещи. Их стоимость оказалась значительно больше стоимости выкупа, и ризу удалось спасти.

Благодатная сила иконы проявлялась в чудесах: в исцелении от болезней и избавлении от опасностей, в исполнении мысленных просьб, в избавлении от многолетних грешных привычек.

“Получив в эвакуации тяжелый астматический бронхит, — свидетельствует прихожанка храма Людмила Константиновна Новицкая, — я мучилась от приступов кашля и удушья. Болезнь, усугубленная дистрофией, стала хронической. Но неожиданно для меня самой помогла мне Матерь Божия. Во время воскресной службы, когда я хотела стать подальше, чтобы другим не мешать кашлем, какая-то сила подтолкнула меня вперед, к образу. Вдруг, на молебне, меня схватил кашель. Бежать не могу, я в гуще толпы. Опустившись на колени пред иконой, задыхаясь, взмолилась: “Подай мне по вере моей”. И вот кашель стал затихать, и припадок прекратился, впервые за пять лет, без применения каких-либо средств. Я просила лишь прекратить приступ, чтобы не задохнуться, но мне было даровано полное исцеление”.

Больше всего свидетельств о чудесных исцелениях и помощи относится ко временам недавних гонений. Жена репрессированного священника, оставшись без работы, без всяких средств, умирала с голоду. Уже на грани самоубийства она взмолилась перед иконой: “Матерь Божия, изнемогаю, помоги, отведи от греха!”. Вечером, уже дома, она нашла в сумке сверток с золотыми червонцами царской чеканки…

Знамение афганской войны

В год объявления афганской войны было от иконы страшное знамение. Ночью она загорелась. Причины пожара установить не удалось. Так Богородица предупреждала о грядущих испытаниях. Один из священнослужителей сказал тогда: “Это знамение не только для нашего храма (Воскресения словущего), но и для всего мира”.

Огонь лишь закоптил лик, икона не сгорела, но ее пришлось реставрировать. Сильно закопчена была и запрестольная икона “Державная” Божией Матери. Ее хотели заменить на другую, но она стала сама собой постепенно светлеть, светлеть и засияла, как прежде. Быть может, это знак надежды.

(Православная беседа, № 1, 1993 г.)

Безбожники осрамились...

В первом сборнике “Православные чудеса в XX веке” есть рассказ о чудесах, которые совершались на открытии мощей святителя Иоасафа Белгородского. Больные исцелялись, слепые прозревали, глухие слышали, немые начинали говорить. Это было 4 сентября 1911 года (по старому стилю). А вот, что стало с этими мощами через 13 лет.

В книге Анастасии Цветаевой (сестры Марины Цветаевой) “О чудесах и чудесном” (1991 г., Москва) приводится рассказ

О мощах св. Иоасафа Белгородского (Горленко)

Это было, как мне помнится, в 1924 году. В Москве, на Петровке, в высоком особняке (позади бывшего цветочного магазина Ноева) помещался Музей Наркомзема. И там, на втором этаже был зал, где, в доказательство несуществования мощей (а существования мумификации), под большой витриной, под стеклом с перекладинами, лежали мощи Св. Иоасафа Белгородского, а над ним, сбоку, на длинной полке, в стеклянном гробике лежал маленький, с искаженным лицом, в позе самозащиты, труп бывшего фальшивомонетчика, убитого во время дележа денег. Он был найден в сухом подвале. И рядом на маленькой полочке лежала засохшая мертвая крыса. А по стенам и под лестницей висел рассказ о них и о мумификации, вывешенный начальством Музея, для “просвещения” народа.

В соседних залах, в спирту, я видела 2‑х-голового новорожденного и прочие “чудеса” природы.

Св. Иоасаф был епископ. Жил он, если не ошибаюсь, при царице Екатерине Великой. Епископов, мне сказали, хоронят с длинными волосами, как полагается православному священству, но теперь он лежал остриженный под первый номер еле серебристой головы. Я видела образ его, и сразу узнала нос с горбинкой, строгие благородные черты. Высокого роста, епископ лежал обнаженный, с куском картона на чреслах, закрытые глаза — не видели, слава Богу! И стали мы с сыном-подростком ходить в Музей, прикладываться к мощам, стараясь делать это незаметнее. Думаю, мы не были единственными.

На стенах вывешивались вопросы населения, на которые через несколько дней тем же способом отвечали служащие Музея. Один из этих вопросов я запомнила: “Почему плохо пахнет фальшивомонетчик?”. Мальчишеские глаза сына лукаво смеялись и голос был весел — Что они ответят народу, что?

На стенах ответа не вывесили, но полка со стеклянным гробиком — исчезла: точно ее и не было.

И, кажется, все? Да, так казалось. Но прошло много лет — считаю не менее десяти, и надо же, чтобы именно мне пришел этот ответ и я его тут записала:

В 30‑х годах и даже в их середине я преподавала английский язык научным работникам учреждений и шла с урока вместе с молодой женщиной, старостой группы. Как зашел разговор о Музее Наркомзема — не помню. Но моя спутница оживилась. — “Теперь его нет, по-моему, но тогда я работала в одной лаборатории, имевшей отношение к больнице Склифосовского, бывшей Шереметьевской. И к нам привезли мумифицированного фальшивомонетчика, его история была известна. Убит своими коллегами. Он стал издавать дурной запах, а его надо было вернуть обратно в зал Музея Наркомзема. Фальшивомонетчика принялись бальзамировать. Сколько над ним старались! Все усилия, все знания приложили. Но, должно быть, перестарались — потому что он у них под руками вдруг рассыпался в вонючий прах”. И тогда я рассказала моей спутнице начало этой истории.

Куда перевезли мощи Св. Иоасафа Белгородского, целы ли они где-нибудь?

08.08.90 г.

Кясму, Эстония.

Явление иконы Державной Божией Матери

Державная икона Божией Матери была явлена русскому православному народу 2/15 марта 1917 года в день отречения от престола царя мученика Николая Александровича. Вскоре всю Россию облетело известие, что именно в тот день в селе Коломенском под Москвой произошло явление новой иконы Божией Матери, названной “Державной”, т. к. Царица небесная была изображена на этой иконе как Царица земная.

Явилась новая икона так: крестьянке Бронницкого уезда, Жирошкинской волости, деревни Починок, Евдокии Андриановой, проживающей в слободе Перерве, были два сновидения: первое 13-го февраля и второе 26-го февраля.

13-го февраля Андрианова слышала таинственный голос: “Есть в селе Коломенском большая черная икона. Ее нужно взять, сделать красной и пусть молятся”.

Как женщину верующую, это таинственное сообщение побудило ее к усиленной молитве о получении более ясных указаний воли Божией.

Как бы в ответ на молитву, 26-го февраля Андриановой снится белая церковь; и в ней величественно восседает Женщина, в Которой своим сердцем она признает и чувствует Царицу небесную, хотя и не видит Ее святого лика.

Андрианова идет в село Коломенское: 2‑го марта, пред причащением, она отправилась из Перервы к настоятелю белой церкви в Коломенском. При виде Вознесенской церкви она сразу же в ней узнала ту самую церковь, которую она видела во сне.

Настоятелем церкви был священник отец Николай (Лихачев). Придя к нему в дом, Евдокия сообщила ему о своих сновидениях и просила совета, как поступить. Отец Николай собирался служить вечерню и пригласил Андрианову в церковь. Там он показал ей все старинные иконы Богоматери, находящиеся на стенах и в иконостасе, но она ни в одной из них не находила сходства с образом, виденным во сне. Тогда по совету сторожа церкви и одного прихожанина, случайно зашедшего в то время, отец Николай стал усердно искать повсюду: на колокольне, на лестнице, в чуланах и, наконец, в подвале. Там, в церковном подвале, среди старых досок, тряпок и рухляди, в пыли, была найдена большая узкая старая черная икона. Когда ее промыли от многолетней пыли, то всем присутствующим представилось изображение Божией Матери, величественно восседающей на царском престоле в красной царской порфире на зеленой подкладке, с венцом на голове и скиптром и державой в руках. На коленах Ея находился благословляющий Богомладенец. Был строг, суров и властен взгляд скорбных очей Богоматери, наполненных слезами.

Евдокия Андрианова с великой радостью и слезами поверглась ниц пред образом Богоматери, прося отца Николая отслужить молебен, ибо в этом образе она узнала тот, виденный во сне. Весть о явлении новой иконы в день отречения государя от престола 2 марта 1917 года разнеслась по окрестностям, проникла в Москву и стала распространяться по всей России. Много богомольцев стекалось в Коломенское, и пред иконой были явлены чудеса исцеления телесных и душевных недугов, как об этом свидетельствовали получившие помощь. Икону стали возить по окрестным храмам, фабрикам и заводам, оставляя ее в Вознесенской церкви только в воскресные, праздничные дни.

Так Богоматерь приняла на Себя преемство власти державы Российской, когда сама идея православно-самодержавной народной власти была попрана во имя самовластия сатаны. Потому и строг, и суров, и скорбен взгляд очей Ее, наполненных слезами гнева Божественной и Материнской любви, как будто мученической русской кровью пропитана Ее царская порфира и алмазные слезы русских мучеников украшают Ее венец.

Смысл иконы ясен: чрез страдания, кровь и слезы, после покаяния русский народ будет прощен, и царская власть, сохраненная Царицей небесной, будет России возвращена. Русский народ по всей России начал молиться Державной иконе Божией Матери, и сама икона в бесчисленных списках (копиях) явилась во многих русских храмах. Были написаны акафист и канон этой иконе, слушая которые, вся церковь падала на колени.

После прославления Державной иконы Евдокия Андрианова начала ходить собирать деньги на ризу к новоявленной иконе. И, когда собрала, решила поехать в Дивеевский монастырь помолиться и попросить благословения на возложение ризы. Тут она снова удостоилась явления Божией Матери, Которая ей сказала, чтобы она вернула собранные ею деньги. Сейчас не надо на Ее икону ризу возлагать, так как скоро в России будут снимать ризы со всех икон.

Прошло несколько лет — и жесточайшие гонения обрушились на головы почитателей этой иконы по всей России. Были арестованы тысячи верующих, расстреляны составители акафиста и канона, а сами иконы изъяты из всех церквей…

Где в настоящее время находится подлинник Державной иконы Божией Матери — неизвестно.

Второе явление иконы

Весной 1991 года в Москве произошло чудесное событие. Его свидетелями стали клир и прихожане недавно возвращенного Православной Церкви храма Святителя Николая (первая служба совершилась на страстной, в субботу перед Пасхой). Храм этот принадлежит Николо-Перервенской обители, территория которой до сих пор находится в ведении одного из московских заводов. В середине пасхальной седмицы 1991 года настоятелю Никольского храма протоиерею Владимиру (Чувикину) принесли икону Державную. Икона благоухала и источала миро. Очевидцами этого чуда, наблюдавшегося не менее полумесяца, были все, кто приходил в Николо-Перервенскую обитель.

Лик Богоматери писан на лазурном, небесном фоне. Очи Ее исполнены любви. На главе — венец, на нем крест. Держава в Ее руках тоже имеет наверху крест и сама перекрещена крестом, как лентой. У Богомладенца и у Господа Вседержителя именословное благословение.

Вскоре после того, как в Никольский храм была принесена мироточивая икона, произошло следующее. Две женщины, с трудом разыскавшие на окраине Москвы Николо-Перервенскую обитель, рассказали, что несколько дней назад одной из них во сне явилась Божия Матерь и, показав Свою икону, сказала, что Она послала сию икону в Николо-Перервенскую обитель. Женщина поделилась вестью со своей подругой, и они стали искать. Никогда они не слышали ни о таком монастыре, ни иконы такой никогда не видели. И вот, потратив не один день на розыски обители, они, наконец, добрались до соборного храма Никольского и, придя к настоятелю, попросили его показать храмовые Богородичные иконы. И среди них женщина, которой было видение, сразу же безошибочно узнала ту икону, о которой Свою волю явила Богородица, благоволившая, чтобы Ее образ был именно на сем месте.

О чудесах при открытии мощей святителя Тихона в 1992 г.

1. В Донском монастыре в ноябре 1991 года, через две недели после окончания ремонта, был подожжен Малый Донской собор. Разбив окно, злоумышленник бросил бомбу с зажигательной смесью рядом с могилой святителя Тихона. В несколько минут выгорел почти весь храм. Трапезная выгорела почти полностью — уцелели только четыре чудотворные иконы. Но самое удивительное, что огонь не коснулся алтаря. Пожарные эксперты недоумевали, почему бушующее пламя, дойдя до алтаря, остановилось.

2. Это зло — поджог — было попущено Богом промыслительно: ибо именно во время второго ремонта Малого Донского собора были обретены мощи патриарха Московского и всея России Тихона.

3. Да и сам поджог был в тот день, когда святитель Тихон в 1917 году получил жребий патриаршества (5 ноября по старому — 18 ноября по новому стилю).

4. Мощи были обретены в склепе, где была стопроцентная влажность (то есть, такая влажность, когда сырее уже быть не может). И при этом они не испортились. Большая часть мощей сохранилась.

5. Кости святителя Тихона все сохранились, как сказано в Писании: хранит Господь все кости их, ни одна из них не сокрушится. Но вот одна из панагий, сделанная из кости, тут же в склепе совершенно рассыпалась в прах. А вот вербочка (святителя хоронили на вербное воскресение) сохранилась.

6. Когда случилась революция в 1917 году, святитель Тихон проклял безбожных большевиков. И все первые революционеры погибли, как он и предсказывал. И вообще их власть оказалась недолговечной.

Прославление святителя Тихона, его канонизация, стали возможными после падения коммунистической власти. Сильна клятва святителя, по его слову и по молитвам всех святых Бог сокрушил богоборческую власть. И в феврале 1992 года в Донском монастыре совершилось обретение и торжественное открытие мощей святителя Тихона.

7. Бытует мнение, что открытие мощей, то есть, сам святитель Тихон уберег 23 февраля (н. ст.) 1992 года от большего кровопролития в Москве. Это очень вероятно. Ибо тот мир влияет на нас так же, как наша душа действует на наше тело.

(По материалам: Московского церковного вестника, за март 1992 года, и “Града Китежа”, № 4(9), 1992 года)

Раскаяние террориста

Рассказ оптинского старца иеросхимонаха Иосифа (Литовкина, † 9 мая 1911 года) Сергию Нилусу 16 марта 1909 года

— И сердце царево, и престол его, и сама его жизнь — всё в руках Божиих. И может ли на эту русскую святыню посягнуть какая бы то ни было человеческая дрянь, как бы она ни называлась, если только грехи наши не переполнят выше краев фиала гнева Божия? А что он пока еще не переполнен, — я тебе по этому случаю вот что скажу: позапрошлым летом был у меня один молодой человек и каялся в том, что ему у революционеров жребий выпал убить нашего государя. — “Все, — говорит, — у нас было для этого приготовлено, и мне доступ был открыт к самому государю. Ночь одна оставалась до покушения. Всю ночь я не спал и волновался, а под утро едва забылся… И вижу: стоит государь. Я бросаюсь к нему, чтобы поразить его… И вдруг передо мною, как молния с неба, предстал с огненным мечом сам архангел Михаил. Я пал ниц перед ним в смертельном страхе. Очнулся от ужаса, и с первым отходящим поездом бежал вон из Петербурга, и теперь скрываюсь от мести своих соумышленников. Меня они, — говорит, — найдут, но лучше тысяча самых жестоких смертей, чем видение грозного архистратига и вечное проклятие за помазанника Божия”…

Святые царственные мученики, молите Бога о нас!

Сотня казаков потеряла связь с войском, оказалась в окружении красных среди болот. Священник отец Илия призвал всех к молитве, говоря: “Сегодня день памяти нашего царя мученика. Сын его — отрок Алексий царевич был почетным атаманом казачьих войск. Попросим их, чтобы ходатайствовали они пред Господом о спасении Христолюбивого воинства казачьего”.

И отец Илия отслужил молебен “Мученику Николаю, государю российскому”. А припев на молебне был: “Святые мученики Дома Романовых, молите Бога о нас”.

Пела вся сотня и обоз. В конце молебна отец Илия прочитал отпуст: “Молитвами святого царя мученика Николая государя российскаго, наследника его отрока Алексия царевича, Христолюбивых войск казачьих атамана, благоверныя царицы Александры и чад ея царевен мучениц… помилует и спасет нас, яко благ и человеколюбец”.

На возражения, что эти святые мученики еще не прославлены и чудеса от них не явлены, отец Илия возразил: — А вот молитвами их и выйдем… А вот и прославлены они… Сами слыхали, как народ прославил их. Божий народ. А вот и покажет нам путь святой отрок Алексий царевич… А вот не видите вы чудо гнева Божия на Россию за неповинную кровь их… А вот явление узрите спасением чтущих святую память их… А вот указания вам в житиях святых чтите, когда на телесах святых мучеников, без всякого прославления, христиане храмы строили, лампады возжигали и молились таковым, яко предстоятелям и ходатаям…”.

Сотня и обоз вышли из окружения.

Шли по колено, и по пояс, проваливались по шею… Лошади вязли, вскакивали, опять шли. Сколько прошли, не помнят. Никто ничего не говорил. Лошади не ржали. И вышли — 43 женщины, 14 детей, 7 раненых, 11 стариков и инвалидов, 1 священник, 22 казака — всего 98 человек и 31 конь. Из окрестных жителей никто не хотел верить, что прошли они этим путем. И шума перехода не слыхал неприятель.

(Протопресвитер Михаил Польский, 1947 г., “Православная Русь”, 1989, 28 ноября)

Не вызывайте мертвых, или Божие наказание за спиритизм

Страшная история купца Майкова началась со смерти его жены. Он был православный по крещению, по мере сил своих исполнял заповеди Божии, ходил в церковь. Женился на красавице Екатерине и очень сильно полюбил ее. Они были счастливы в браке.

Неожиданно жена его умерла. Горе его было беспредельным. Он страдал по ней, любил ее, мучился от тоски.

Однажды в горестных чувствах он сидел на скамье и думал о ней. Случайно рядом присел его знакомый. Узнав, в чем горе, пожалел его и сказал:

— Что ты страдаешь напрасно? Приходи к нам на сеанс — и поговоришь со своей возлюбленной.

Его знакомый занимайся спиритизмом, вызыванием духов умерших. Майков знал, что, по учению православной Церкви, спиритизм есть грех. Он с недоумением посмотрел на знакомого.

— Не веришь? — спросил тот. — Приходи, и убедишься сам.

— Но ведь это запрещено?

— Для кого запрещено, а для кого и нет.

В конце концов, решил Майков, я только приду и посижу около, послушаю, что они говорят. А участвовать не буду. Ведь это не грех, посидеть около.

Так он и сделал. Пришел на сеанс спиритизма и сел в отдалении от стола, прислушиваясь, что там у них делается. Через некоторое время он вдруг обнаружил, по ответам одного из духов или душ, что это его жена умершая, Катя! Он вспыхнул от счастья. Ну, конечно, это она! По языку, по стилю ответов он признал ее, свою незабвенную, единственную.

По окончании сеанса он сообщил своему знакомому, что это была его Катя, Катерина!

— Да ты садись к нам — и сам поговори с ней! — сказал тот.

“Конечно, это не хорошо”, — подумал Майков, но согласился.

И он стал разговаривать с ней во время сеансов. По тону ее ответов он знал, что это она: это ее выражения, ее речь.

— Да ты можешь ее и дома вызвать и поговорить, — сказал знакомый.

И он объяснил Майкову, что ходить сюда не обязательно, что можно с любимой покойницей поговорить и дома, наедине, в интимной обстановке, и рассказал, как это сделать.

Мы опускаем описание, как это делается. Скажем только, что для этого не обязательно пользоваться планшеткой.

Короче, Майков стал говорить со своей умершей женой дома. Умершей! Конечно, для него она была живее живых.

В первый же домашний сеанс она сказала ему:

— Это я, Катя. Не сомневайся.

“Видишь, она знает, что я сомневаюсь, — подумал он, — знать, оттуда видней”.

— Чтобы ты не сомневался, вот тебе знак, — продолжала она, — там, в шкафу, в среднем ящике справа есть новые теплые носки. Когда я была с тобой, забыла сказать тебе. Так вот ты возьми их и носи, в память обо мне.

Он рванулся к шкафу. Дрожащими руками открыл ящик, нашел носки и — возликовал! Это она, Катя, оттуда заботится обо мне! Смерти нет, любовь вечна.

Так он стал вызывать ее и говорить с ней. Сначала это было не часто, раза два в неделю, в ночь на среду и пятницу. Потом стал разговаривать с ней каждую ночь. Днем отсыпался. На дела, купеческие, не очень обращал внимание. Было дело поважней.

Однажды во время беседы с Катей на сеанс явился некто, который назвался “Преподобный Сергий”.

У Майкова шевельнулось подозрение. “Святой Сергий, Радонежский — и вдруг на сеансе спиритизма… Что-то странное”. Майков считал себя недостойным такой чести — беседовать с самим преподобным Сергием. Да и не может святой явиться на сеанс… Но явившийся успокоил Майкова, сказав (конечно, посредством того способа, каким с Майковым беседовала “Катя”):

— Ты не думай, что я для тебя пришел, — это я ради нищих и нуждающихся. Там у тебя есть свободные деньги, так ты подай их в церковь и дай нищим.

“Как плохо подумал о преподобном”, — решил Майков и сделал, что было ему сказано “Сергием”.

В другой раз “преподобный Сергий” сказал ему:

— У тебя есть акции, я знаю, так ты купи себе акции на бирже, поставь на такое-то предприятие — и через две недели будешь иметь барыш…

“Барыш?” — Мелькнуло в голове Майкова: “Как странно: Сергий — и барыш”.

— Нет, ты не думай плохого, — успокоил “преподобный”, — это не для тебя, а для церкви и для нищих. Ступай в такой-то монастырь, там игумения слезами обливается, у нее горе: нужно долг отдавать, а денег у нее нет. Ей нужно столько-то тысяч. Ты как раз выиграешь на акциях, сколько нужно.

И, действительно, Майков выиграл на акциях предсказанную сумму, с точностью до рубля. В это время игумения сидела в своей келии и горевала. Ей сообщают, что к ней посетитель по важному делу.

Войдя к игумении, Майков сказал, протягивая пакет с деньгами:

— Преподобный Сергий открыл мне, что вы нуждаетесь в деньгах. Вот они. Не меня благодарите, а Бога и Его угодника…

Игумения, пересчитав, ужаснулась: денег было столько, сколько было долгу.

И так Майков стал играть на бирже по указке “преподобного Сергия”. И всегда выигрывал, даже с точностью до копейки, как предсказывал ему “преподобный”. Выигрывал много, но все деньги тратил на “благотворительность” по указанию “свыше”.

Он не заметил, что постепенно как-то перестала являться его “Катя” и все разговоры вел “Сергий”. Он так увлекся этим, что перестал общаться со своими знакомыми, друзьями. Никакими делами не занимался, кроме спекуляции на бирже.

Кончилось все тем, что однажды “преподобный Сергий” на сеансе сказал:

— Возьми все деньги, какие есть, и поставь на акции американской фирмы…

(Читатель, я надеюсь, простит мне неполноту подробностей. Я плохо разбираюсь в акциях, котировках, процентах, поэтому и опускаю подробности. А чтобы не соблазнить заниматься спиритизмом, опускаю и эти подробности, как вызывать души умерших и прочее, — прим. авт.).

Утром, не ложась спать, Майков пошел на биржу и все средства свои, какие имел, поставил на указанные акции.

На бирже его хорошо знали, и маклер знакомый предупредил его:

— Фирма новая, непроверенная, вложение не очень надежно… Фирма может прогореть.

— Не волнуйтесь, я знаю, что делаю, — уверенно сказал Майков.

Он отправился домой. На другой день, придя на биржу, он с ужасом узнал, что фирма обанкротилась, все деньги его пропали. В один миг он стал нищим.

Еще не веря себе, в ужасе он помчался домой. Скорее спросить Сергия!

“Сергий” не заставил себя долго ждать, быстро явился по вызову. Майков с ужасом увидел написанный на бумаге ответ:

— Ха-ха-ха.

Только тут он понял, какой “преподобный” явился ему. Это был дьявол.

От расстройства он помешался, заболел. Как невменяемый, он бродил по городу и не узнавал знакомых. Он понял, что и прежде не Катя с ним разговаривала… Оборванный, неряшливый, ходил он, не находя покоя.

О его помешательстве узнал один его старый товарищ по делу, тоже купец, по фамилии, кажется, Прохоров. Он взял его к себе, отвел ему отдельную комнату, одел, обул, дал стол — не дал погибнуть.

В заключение скажу, что я, записавший эту историю, знаю в Москве семью (мать — астроном, дочь — актриса), которая знает род купцов Майковых, и притом знает хорошо.

Эта история да послужит всем нам предостережением: храниться от советов лукавого. Путь в ад вымощен благими намерениями. А сатана, как сказано в Писании, действительно принимает вид ангела светлого. И если бы Майков был до конца послушен Церкви и своей совести, с ним бы не произошло то, что может произойти с каждым…

(Владимир, г. Б‑а)

Чудеса по молитвам отца Иоанна Кронштадтского

Вразумление неверующему[1]

Мой отец с большим предубеждением относился к отцу Иоанну Кронштадтскому. Его чудеса и необыкновенную популярность объяснял гипнозом, темнотой окружающих его людей, кликушеством и т. п.

Жили мы в Москве, отец занимался адвокатурой. Мне в то время минуло четыре года, я был единственным сыном, и в честь отца назван Сергеем. Любили меня родители безумно.

По делам своих клиентов отец часто ездил в Петербург. Так и теперь он поехал туда на два дня и по обыкновению остановился у своего брата Константина. Брата и невестку он застал в волнении: заболела их младшая дочь Леночка. Болела она тяжело, и хотя ей стало лучше, они пригласили отца Иоанна отслужить молебен и с часу на час ожидали его приезда.

Отец посмеялся над ними и уехал в суд, где разбиралось дело его клиента. Вернувшись в четыре часа обратно, он увидел у братниного дома парные сани и огромную толпу людей. Поняв, что приехал о. Иоанн, он с трудом пробился к входной двери и, войдя в дом, прошел в зал, где батюшка уже служил молебен. Отец стал в сторону и с любопытством стал наблюдать за знаменитым священником. Его очень удивило, что о. Иоанн, бегло прочитав положенное перед ним поминание с именем болящей Елены, стал на колени и с большой горячностью начал молиться о каком-то неизвестном тяжко болящем младенце Сергии. Молился он о нем долго, потом благословил всех и уехал.

— Он просто ненормальный! — возмущался мой отец после отъезда батюшки. — Его пригласили молиться о Елене, а он весь молебен вымаливал какого-то неизвестного Сергея.

— Но Леночка уже почти здорова, — робко возражала невестка, желая защитить уважаемого всей семьей священника.

Ночью отец уехал в Москву. Войдя на другой день в свою квартиру, он был поражен царившим в ней беспорядком, а увидев измученное лицо моей матери, испугался:

— Что у вас здесь случилось?

— Дорогой мой, твой поезд не успел, верно, отойти еще от Москвы, как заболел Сережа. Начался жар, конвульсии, рвота. Я пригласила Петра Петровича, но он не мог понять, что происходит с Сережей, и попросил созвать консилиум. Первым долгом я хотела телеграфировать тебе, но не могла найти адреса Кости. Три врача не отходили от него всю ночь и наконец признали его положение безнадежным. Что я пережила! Никто не спал, так как ему становилось все хуже, я была как в столбняке.

И вдруг вчера, после четырех часов дня, он начал дышать ровнее, жар понизился, и он уснул. Потом стало еще лучше. Врачи ничего не могут понять, а я тем более. Сейчас у Сережи только слабость, но он уже кушает и сейчас в кроватке играет со своим мишкой.

Слушая, отец все ниже и ниже опускал голову: вот за какого тяжко болящего младенца Сергия так горячо молился вчера отец Иоанн Кронштадтский.

Кладбище вам не потребуется...

Нас у отца с матерью было двое: я и сестра Настенька. С сестрой мы очень дружили, но характерами были разные: она на кавалеров заглядывалась и рано замуж вышла, а я о монастыре мечтала и все старалась черным платочком покрыться. Особенно хотелось мне попасть в Иоанновский монастырь: он был под покровительством отца Иоанна Кронштадтского и сам батюшка там часто бывал запросто, а я его с детских лет почитала и любила. Он у нас и в доме бывал, хотя люди мы были самые что ни есть простые — отец курьером при банке служил. И предсказание он отцу очень интересное сделал, но об этом потом расскажу.

Так вот, мечта моя сбылась: приняли меня в Иоанновский монастырь. Находился он в Петербурге на самом краю города, на берегу небольшой речки Карповки, и был он очень красивый и благоустроенный, его строило купечество в знак своей любви к о. Иоанну и денег на него не пожалело. А когда землю монастырскую отводили, то игумения попросила дорогого батюшку, чтобы разом дали земли и под сестринское кладбище, но батюшка грустно так головой покачал и сказал:

— Не потребуется оно вам.

Игумения очень удивилась, но спрашивать не посмела, а ведь так оно и вышло: ни одна сестра не успела в монастыре умереть, все по белу свету разбрелись…

Будешь петь октавой

Монастырь наш был городской, богатый, и послушания у нас были, конечно, не такие, как в сельских обителях.

Пришла я в монастырь молоденькая, здоровая. Ну, проверили, к чему я имею способности, чтобы знать, на какое послушание меня ставить. Я рисовала неплохо и петь могла. Определили меня в рисовальный класс и на клирос петь первым голосом поставили (то есть, высоким). И такая на меня тягота от этого пения нашла, что сказать не могу, а петь приходилось много.

Вот как-то приехал к нам дорогой батюшка. Окружили мы его по обычаю, а он так ласково с нами беседует. Увидел меня, спрашивает:

— Как, Варюша, живешь? Не скучаешь?

А я не утерпела да и говорю:

— Хорошо, не скучаю, а вот на клиросе до смерти петь не люблю.

О. Иоанн пристально так на меня посмотрел и сказал:

— В монастыре надо трудиться и без ропота нести послушание. А пение ты полюбишь, еще октавой петь начнешь.

— Что вы, — говорю, — какая там октава, у меня же первый голос.

А он только усмехнулся и все.

Идет время. Пою я на клиросе, мучаюсь, но пою. Осенью ушел от нас старый регент, а на его место нового назначили. Был он знаменитый на весь Петербург, а к нам пришел по любви к дорогому батюшке. Прослушал он всех клирошанок, по отдельности каждую, и говорит мне:

— Почему вас заставили первым голосом петь, у вас ведь бас.

И с этими словами задал он мне тон, я запела, да так легко и свободно, что от радости рассмеялась. И начала я в басах петь, а потом у меня октава открылась. Регент очень мой голос ценил, а я петь стала с большой охотой и только дорогого батюшку вспоминала, как он мою октаву провидел.

Исцеление опухоли

А то был еще со мной такой случай: появилась у меня на шее опухоль. Сначала небольшая, а потом стала увеличиваться, уж мне голову опускать трудно стало и чувствовать я себя начала плохо.

Показала опухоль матушке игумении, она забеспокоилась и сказала, что повезет меня к доктору.

Но тут, не прошло и двух дней, как вечером приезжает в монастырь отец Иоанн. Мы его торжественно встретили и сразу пошли молебен петь: так уж было заведено, что батюшка по приезде первым долгом молебен служил.

Иду это я с клирошанками в церковь, а игумения меня останавливает, подводит к отцу Иоанну и говорит:

— Дорогой батюшка, помолитесь о Варваре, она ведь у нас заболела, — и с этими словами подняла мой апостольник и показывает ему опухоль.

Батюшка внимательно посмотрел, потом рукой по ней провел и говорит:

— Ничего, Бог даст, пройдет. Иди, Варюша, пой!

Пропели мы молебен, потом батюшка с нами долго беседовал, затем меня позвали в трапезной помогать, и к себе в келию я вернулась позже обыкновенного. Стою раздеваюсь, апостольник сняла и по привычке опухоль свою разгладить хочу, тронула рукой, ан ее нет. Я к зеркалу: гладкая шея. Глазам своим не верю, ведь с кулак была! Едва утра дождалась и скорей к игумении. Посмотрела она на мою шею, перекрестилась и только сказала:

— Благодари дорогого батюшку.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Смерть Павлу назначена

Из книги: Житие старца Захарии (Зосимы): подвиги и чудеса[2]

Прозорливость старца невозможно описать. Он видел далеко вперед жизнь каждого человека. Некоторым людям предсказывал их близкую кончину, других же, как нежная заботливая мать, ничего не говоря, подготовлял к переходу в вечность.

Не раз мы слышали от старца такие слова: “Иной раз я говорю совершенно неожиданно для себя, нечто такое, чему и сам иной раз дивлюсь. Я предал и уста, и сердце свое, и душу Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу и, что Он внушает, то и говорю и то делаю. Нет у меня своих слов, нет у меня своей воли”.

Однажды пришла старушка со своей родственницей, здоровой и цветущей девушкой, к старцу. Вдруг старец говорит девушке: “Ты завтра приобщись святых Христовых Таин, а я исповедую тебя. А сейчас иди и вымой мне лесенку, она, правда, почти чистая, да это я так для тебя говорю, да на каждый ступеньке вспоминай свои грехи и кайся. А когда будешь вытирать, вспоминай все хождения душ по мытарствам”.

Когда девушка ушла мыть лесенку, ее родственница с удивлением спросила старца: “Зачем же ей причащаться завтра, ведь не пост, она не готовилась, здоровье ее цветущее, она и после поговеет”.

“Завтра поймешь, почему ей нельзя откладывать Причастия. После ранней обедни сама придешь ко мне, тогда и поговорим”.

Когда девушка вымыла лесенку, старец ее исповедал, отпустил ей грехи за всю ее жизнь и так ласково, ласково, с отеческой любовью глядел на нее. Напоив их чайком, он простился с ними.

На другой день девушка причастилась, чувствовала себя прекрасно и радостная пришла домой. Ее родственница напекла пирогов и пошла ставить самовар. А девушка присела на стул и как бы заснула. Господь взял ее душу безболезненно, моментально. Ошеломленная ее кончиной, старушка прибежала к старцу и застала последнего на молитве за новопреставленную. Он утешал старушку: “Ну, что же ты, я знал ведь, что Господь ее возьмет, потому и благословил ее спешно причаститься”. И много еще говорил он, утешая пораженную внезапной кончиной старушку.

Однажды, когда батюшка служил в церкви, пришла на службу никогда не знавшая его какая-то дама и, увидев его, такого старенького и удивительно худого, подумала: “Ну, уж какой монах, где ему привлечь в церковь народ, он и ходящих-то всех разгонит”. Вдруг старец, вместо того, чтобы ему входить в алтарь, стал пробираться сквозь толпу прямо к этой даме и сказал: “Ольга, не бойся, никого не разгоню”. Пораженная его прозорливостью, дама, имя которой действительно было Ольга, упала в ноги, прося у него прощения за свои мысли, и потом всегда приходила к нему за советом.

Одной рабе Божией негде было отдохнуть, ни у знакомых, ни у родных, а батюшка и говорит: “Не горюй, каждый кустик ночевать пустит”. И, к удивлению, малознакомые люди стали умолять ее приехать к ним на отдых в деревню.

Однажды старец сидел со своими духовными детьми за столом и угощал их обедом, вдруг быстро встал и говорит: “Вот так Пелагея моя как кается, как просит меня отпустить ей грехи, плачет даже; подождите, деточки, оставьте трапезу, помолитесь со мной”.

Старец подошел к углу с иконами, прочел разрешительную молитву и благословил кающуюся духовную дочь. “Да где же она сейчас кается, батюшка?” — “Да она на севере сейчас. Вот и я спрошу ее, когда приедет, о ее покаянии. Запомните нынешний день и час”. И, действительно, через полгода приехала на родину Пелагея, рассказала старцу, как глубоко она каялась и плакала и просила старца разрешить ее точно в тот же час и день, в который старец разрешил ее от грехов.

Еще был случай с двумя дамами. Идут они в келию к старцу и одна всю дорогу кается в своих грехах: “Господи, как я грешна, вот и то-то не так сделала; того-то .осудила, прости же Ты меня, Господи…”.

И сердце ее и ум как бы припадают к стопам Господа. “Прости, Господи, и дай силы больше так не оскорблять Тебя. Прости, Господи”. Всю-то она жизнь свою перебрала и все каялась и каялась.

Другая же шла спокойно к старцу. “Приду, поисповедуюсь, во всем грешна скажу, завтра причащусь, а вот сейчас по дороге обдумаю, какую бы мне материю купить на платье моей дочурке и какой бы фасончик ей выбрать, чтобы шло к ее личику…”, и тому подобные мирские мысли занимали сердце и ум второй дамы.

Обе вместе вошли в келию к о. Зосиме. Обращаясь к первой, старец сказал: “Становись на колени, я сейчас тебе грехи отпущу”. — “Как же, батюшка, да ведь я вам не сказала…”. — “Не надо говорить, их все время Господу говорила, всю дорогу каялась Ему, а я все слышал, так что я сейчас разрешу тебя, а завтра благословлю причаститься”.

“А ты, — обратился он через некоторое время к другой даме, — ты иди купи на платье своей дочери материи, выбери фасон, сшей, что задумала. А когда душа твоя придет к покаянию, приходи на исповедь. А сейчас я тебя исповедовать не буду”.

Еще значительную силу прозорливости старца Зосимы испытали на себе две студентки, пришедшие в келию старца. Наслушались они от других о замечательном батюшке и его необыкновенной рассудительности и решили спросить его обо всем, что только их интересовало и мучило. Они решили выяснить все недоуменные вопросы жизни. Они записали вопросы самые разнообразные: и общественные, и эстетические, и философские, и семейные, и просто психологические затруднения.

У одной студентки оказалось таких вопросов чуть ли не 40, а у другой 15.

Пришли. Старец занят, у него много народа. “Подождите, деточки, посидите там в уголке, я должен с ними сначала заняться, они издалека приехали”.

Студентки ждут и ждут. Вот уж и терпения не хватает больше ждать. Вдруг старец взглянул на них: “Что, спешите? — Ну, ты первая, Любовь, вынимай свои 40 вопросов, бери карандаш и пиши”. — “Я сейчас прочту их вам, батюшка”. — “Не надо читать, так пиши ответы”. И на все 40 вопросов дал ответы старец, не пропустив ни одного, и все ответы исчерпывающие.

“Ну, а теперь ты, Елизавета, вынимай свои 15 недоумений”. И опять, не читая, не спрашивая, что хотят узнать от него, дал ответы в том порядке, как были написаны вопросы.

“Ну, теперь идите. Обдумайте, что я вам сказал. Господь да благословит вас, а ко мне страждущие идут, мне сегодня некогда, приходите в другой раз”.

Всю свою жизнь эти две студентки были преданы глубоко старцу. Одна из них умерла в 40 с чем-то лет от чахотки, и на смертном одре увидела старца, он пришел к ней и благословил ее. Живой стоял у кровати. А когда она была в ссылке, то старец приснился ей во сне, совершая над ней постриг, и нарек имя Анастасия, хотя жизнь ее сложилась так, что и думать о постриге было трудно.

Несколько раз старец назначал людям смерть или предсказывал о ней.

Была у старца одна духовная дочь, старушечка, купчиха Решетникова. Часто посещала она старца. Вот приходит она однажды к старцу вся в слезах. “Измучилась, — говорит, — я с сыночком своим Павлом, он совсем опустился, впадает в тяжелые грехи.

Бога не почитает, в церковь не ходит, таинства не принимает, родителей обижает, пьет, курит и кутит с разными женщинами. Я говорила ему, останавливала, просила, увещевала. Насмехается он надо мною и все свое творит. Ночи перестала я спать, глаз не осушаю, жаль сынка-то, гибнет сердечный, гибнет желанный. Жизнь земная как сон пролетит, а что он заслужит там, в вечной-то жизни? Ведь верь не верь, а каждому человеку придется давать Господу ответ за каждое свое дело, за каждый свой поступок, а мой Пашенька ругаться стал непристойной матерной бранью, черное слово употребляет постоянно. Еще покойный батюшка, о. Аристоклий говорил, что худшего нет оскорбления для Господа и Царицы Небесной, как если кто ругается этой бранью, этим он оскорбляет Господа и Царицу Небесную, мать сыру землю и матушку свою родную. А мой Павел…”, — и старушка горько заплакала.

Жаль было старцу страдалицу, он утешал ее, давал советы, да все и не впрок. Павел попирал их ногами, ставя их в ничто, и продолжал неистовствовать.

Однажды мать чуть не насильно привела к о. Зосиме сынка. Он нагрубил старцу и продолжал жить так, как ему хотелось, удовлетворяя все похоти плоти. Старец молился за Павла, стараясь пробудить в нем хоть искру покаяния.

Однажды старец встретил Павла на улице и заговорил с ним с лаской и сердечным вниманием. Грубо оборвал его молодой человек, и с какой-то насмешкой сунул ему рубль. Старец тотчас же отдал этот рубль нищим и молил Господа, чтобы и эту милостыню, так холодно поданную, все же Господь принял и ради этой милостыни спас бы душу заблудившегося и потонувшего в грехах юноши.

“Господи, Царица Небесная, открой мне, что надо сделать, чтобы не погибла душа Павла, чтобы он покаялся и наследовал жизнь вечную”. Не раз у престола Божия ходатайствовал он за него, и открыл Господь старцу, что Павел только тогда покается и спасется, если назначить ему скорую смерть в определенный месяц и число. Жаль было старцу матери, молил он Бога, может быть, можно как-нибудь иначе исправить Павла. Ответ был опять тот же: “Нет иного для него пути, поговори с матерью, назначь смерть”.

Вот опять пришла старушечка мать к старцу и, заливаясь слезами, рассказала о безобразиях сына.

“Мать, — сказал ей с дерзновением старец, — если хочешь, чтобы спасся твой сын, то согласись на то, что я назначу ему через год смерть. Тогда он опомнится, заболеет, одумается, покается, причастится святых Христовых Таин и умрет христианином. Иначе не придет он к Богу и погибнет душа его навеки. Согласна или нет, говори?”

Долго не соглашалась старушка, но время шло и шло, а Павел становился все хуже и хуже. И, наконец, сама мать, придя к старцу, стала просить его, чтобы старец поступил с ее сыном, как ему укажет на то Бог, и, если нужно, чтобы назначена была ему смерть, пусть назначает, лишь бы спаслась душа любимого сына.’

“Ну, сестрица, скажи сыну твоему, что назначена ему смерть ровно через год такого-то числа и месяца, в такой-то час. Пусть кается и приготовляется к вечности”.

Заплакала старушка, но уже не слезами отчаяния, а глубокими слезами веры, прозревающей в даль, в вечность…

Мать все сказала сыну, тот не обратил ни малейшего внимания на ее слова.

Но время шло, приближался срок исполнения слов о. Зосимы и молодой цветущий Павел слег на смертный одр, заболев сыпным тифом. Через несколько дней пришел к покаянию, позвали священника из Новодевичьего монастыря. Умирающий исповедался, причастился, простился со всеми и, как дитя, спокойно, умиренный отошел в вечность, попросив у всех прощения, укрепившись в вере, надежде и любви.

Пораженная мать немедленно пошла к старцу, чтобы сообщить ему о кончине сына. Войдя в келию, она была крайне удивлена, застав старца кончающего панихиду о новопреставленном сыне Павле.

“Вот видишь, сестрица, какова милость Божия. В Царство Небесное попал сынок твой, не пропал его рубль, поданный неимущим. Легкую блаженную кончину дал ему Господь. Он забыл один грех исповедать духовнику и я отпустил его заочно. Ну, теперь ты не горюй, а радуйся и сама готовься в небесные обители. Твой час тоже очень близок”.

Павел скончался именно в тот месяц, день и час, в который назначил ему скончаться о. Зосима.

Три знамения истинности православной веры

В наше время приходится слышать: “А почему вы думаете, что только Православная вера — истинная? А католики говорят, что их вера истинная”.

Для наших благочестивых предков такое сомнение было, конечно, совершенна невозможно. Они хорошо знали, что Православная вера дана Самим Господом Его апостолам и сохранена в неизменном виде только в святой Православной Церкви. Не человеческие суетные мнения, а знамения и чудеса, постоянно творимые в нашей жизни Господом, укрепляли веру в нашем народе.

Эти знамения совершаются и сегодня. Но только о них не говорят безбожные печать, радио и телевидение, круглые сутки сообщающие любые новости, кроме этих, наиважнейших.

Вот три таких важнейших знамения: 

1. Прежде всего — это схождение Благодатного огня на Гроб Господень каждый год в великую субботу. Величайшее чудо, очевидцами которого каждый раз бывают многие сотни людей, приходящих для того, чтобы его видеть, в том числе и наши соотечественники. В прошлом году, например, в наш храм Покрова Божией Матери, что в селе Акулово под Москвой (платформа Отрадное, с Белорусского вокзала), приезжал старец протоиерей Василий (Швец), который рассказывал всем о том, как он своими глазами видел, как с неба мгновенно сошел огонь, — и помазывал потом всех маслом от Гроба Господня белой иерусалимской свечой, которая была зажжена от Благодатного огня. Причем, огонь сходит только тогда, когда в Кувуклию (часовню Гроба Господня) входит православный патриарх — и, конечно, накануне Пасхи по старому стилю, по православному, юлианскому календарю. Патриарх держит в руках незажженные свечи, у него нет ни спичек, ни зажигалок — его специально проверяют, он входит в Кувуклию один, начинается усиленная молитва — и вот нисходит Благодатный огонь. Патриарх выходит с горящими свечами. Огонь мгновенно передается всем, причем в первое время он даже не жжется, не опаляет бород. В 1992 году делегация русской Православной Церкви привезла этот огонь, совершив большое путешествие по многим братским странам, в Москву, в Кремль, и светильник с огнем был установлен в постаменте памятника святым равноапостольным Мефодию и Кириллу, учителям славян, в Москве на Славянской (б. Варварской) площади.

2. Второе знамение — появление каждый год в день Преображения Господня, опять-таки по старому стилю, на горе Фаворе, даже и в совершенно безоблачную погоду, облака. Как известно, преобразившегося на горе Фаворе Господа осенило облако — ибо свет Его Божественной преобразившейся плоти был нестерпимо ярок для Его учеников, присутствовавших при этом великом чуде.

3. И, наконец, третье знамение, свидетелями которого были многие прихожане нашего храма в день Введения во храм Пресвятой Богородицы. Накануне этого праздника, после всенощной, в полночь, в начале зимы — и, опять-таки, по старому стилю — распускается верба. Если ее сломать, то она так и останется распустившейся. 4 декабря (по новому стилю, по старому — 21 ноября) 1992 года, когда наш батюшка протоиерей Валериан (Кречетов) стоял на амвоне и говорил об этом чуде, к нему вдруг подошла Мария, работающая в нашем храме, и протянула ему только что распустившуюся веточку вербы — и он поднял ее и показал всем присутствующим. Ветка эта до сих пор у нас стоит. Имеющий очи да видит!

(Н. Булгаков, православный писатель)

Явление Божией Матери во время войны, на Курской дуге

Мы беседовали втроем. Никита Л‑в, молодой драматург, сын режиссера. Владимир М‑о, студент института кинематографии, операторское отделение (впоследствии фотокорреспондент при издательском отделе патриархии, затем диакон православной Церкви…); и В., Г., автор этих строк.

В то время, когда мы беседовали, слово Бог в газетах и книгах писали с маленькой буквы. Его существование отвергалось, и против “Несуществующего Бога” боролись в детских яслях, школах и институтах. Существование души, духовной сущности, не признавалось даже в художественной литературе и в психологии, науке о душе.

Мы тогда говорили о Боге. И В. М. сказал:

— Мой дядя видел во время войны Матерь Божию. Это было на Курской дуге. Она явилась на небе, сияющая, сделала рукой движение в сторону немцев, как бы указывая направление наступления. И с этого дня война пошла в обратную сторону.

— Дядя твой был верующим?

— Нет.

— Он один видел Ее?

— Нет, вся рота видела. И все упали на колени. Все уверовали. И дядя стал верующим.

К этому можно добавить, что все участники беседы сейчас живы (в 1993 г.) и могут подтвердить сказанное. Причем, каждый из троих сам пришел к Богу. А диакон стал священником.

(В. Г.)

Спасение на краю пропасти

Шел второй месяц войны. Вести с фронта приходили тревожные; у нас на заводе прошел слух об эвакуации, и я начал готовить к ней заводскую лабораторию, которой заведовал.

В конце августа мне позвонили утром из парткома и попросили немедленно прийти. В кабинете секретаря парткома толпилось несколько человек; по тем распоряжениям, которые он давал им, я понял, что завод эвакуируется. Отпустив всех, секретарь обратился ко мне:

— Юрий Павлович, немцы прорвали линию обороны и быстро продвигаются в нашем направлении. Завод эвакуируется ночью, а сию минуту должно быть вывезено самое дорогое для всех нас — дети. Вы назначены ответственным по эвакуации заводского детсада и его персонала. Детей 102 человека. Поедете в двух грузовиках, третий повезет продукты и все необходимое. Машины поведут лучшие водители — Пинчук Михаил Степанович и Костя Рябченко, на третьей машине Светлана Уткина. В помощники вам даем Финикова. В этом пакете — документы, деньги, маршрут. Выезжать сейчас, без промедления. Ваша жена ожидает вас внизу с вещами. Ну, доброго пути и до скорой встречи!

— А как же лаборатория? — растерянно спросил я.

— Все будет сделано вашим заместителем, не беспокойтесь. Счастливо!

Как во сне, прощался я с сослуживцами, обнимал жену, говорил ей какие-то ободряющие слова.

На заводском дворе стояли готовые к отъезду крытые брезентом грузовики; заглянул — ребят битком набито, сидят перепуганные, недоумевающие, многие плачут. Поздоровался с заведующей садом, воспитательницами и пошел к передней машине. За рулем сидел Михаил Степанович, кряжистый сильный человек со спокойно-сосредоточенным выражением лица и легкой смешинкой в глазах. Мы давно знали друг друга. Я вскочил в кабину, пожал ему руку и сел рядом.

— Пошли? — спросил он.

— Да.

Михаил Степанович нажал сирену, и мы тронулись. За грузовиками бежали и что-то кричали матери, отцы, бабушки, дети плакали и тянули к ним руки. Я все видел, все слышал, но был как в полусне.

Машины выехали за город и покатили по загруженному транспортом шоссе. Не прошло и часа, как немецкий самолет закружил над нами, и снаряд упал на обочину дороги.

— Тикать надо с нашим грузом, — проворчал Михаил Степанович и повел грузовик к лесу, мимо которого шло шоссе. Я оглянулся — Костя и Светлана ехали за нами. Постояв в лесу, пока не окончился обстрел, мы снова тронулись в путь, но не прошло и часа, как немецкий самолет застрекотал над головами. Местность была лесистой, и мы успели благополучно скрыться в чаще деревьев.

Понимая всю опасность нашего положения, я собрал Финикова, шоферов, заведующую детским садом, и мы стали совещаться, как ехать дальше.

— Я думаю так: пока дорога идет возле леса, то доедем до Красного вала и там остановимся дотемна, потому что дальше пойдет 90 километров ровной местности. А ночью нас немцу не увидеть, вот ночью мы и поедем, — предложил Михаил Степанович.

— А как же в темноте без фар ехать? — забеспокоился осторожный Фиников.

— Если ночь без облаков, то очень просто, а вот ежели облачка — поплутаем, — усмехнулся Костя.

Доехав до Красного вала, мы остановились. Я заставил Финикова и шоферов лечь спать, а на себя взял охрану нашего маленького лагеря. Меня поразила тишина, царившая среди детей: никто не капризничал, не плакал, они молча жались к своим воспитательницам и няням, и личики у них были сосредоточенные.

Когда совсем стемнело, мы тронулись в путь.

— Вы эту дорогу хорошо знаете? — спросил я Михаила Степановича.

— Нет, здесь ездить не приходилось, но вы не беспокойтесь, шоссе идет до самой Ветвички и мы его к утру проскочим, а дальше дорога такой чащобой пойдет, что никакой немец не увидит.

Тихо зашелестел дождь. Я смертельно устал. Шепот дождя убаюкивал меня, глаза слипались, голова упорно падала на грудь, и я уснул. Проснулся оттого, что машина остановилась.

— Что случилось?

— По полю едем, с дороги сошли, — сердито отвечал Михаил Степанович, — темнота ведь, как в животе у негра. Ну-ка, хлопцы, пошукайте дорогу, — обратился он к подошедшим Косте и Финикову.

Дороги не нашли.

— Пойдем по компасу, — сказал Михаил Степанович, — не стоять же на месте.

Едва мы тронулись, я уснул снова. Сильный толчок машины и громкий окрик разбудили меня:

— Ну, куда же этот человек под колеса прет, соображения нет! Чего надо?

Я посмотрел в окно. В нескольких шагах от нас, резко белея в густой черноте ночи, стояла женская фигура с раскинутыми в обе стороны руками.

— Гражданка, чего вам надо?

Женщина молчала. Шофер выскочил из кабины, но через минуту, бранясь, вернулся обратно:

— Никого нету. Померещилось мне, что ли?!

— Нет, женщина здесь стояла, — сказал я, — высокая, в белом.

— Значит, спряталась, нашла время шутки шутить, а у меня от нее аж мороз по коже, — занервничал вдруг Михаил Степанович. Он тронул машину, но колеса не успели сделать второй оборот, как белая фигура появилась вновь, и я почувствовал от ее появления страх, доходящий до смертного ужаса, особенно от предостерегающе раскинутых рук.

— Михаил Степанович, остановитесь! — отчаянно закричал я.

Мы оба выскочили из кабины, к нам побежал Костя:

— Что случилось?

Не ожидая нас, Михаил Степанович бросился к стоящей женщине, и через секунду оба исчезли из моих глаз.

— Скорей ко мне! — вдруг раздался вблизи его крик. Мы побежали на голос.

— Осторожно, стойте! — сдавленным голосом прошептал он, указывая на что-то рядом с нами. Мы посмотрели и отпрянули — там был обрыв. Мы стояли на его краю, камешки с шорохом падали вниз, когда мы делали неосторожное движение.

— Почему стоим? — подбежала к нам Светлана.

— Вот поэтому, — проворчал Костя, показывая на обрыв.

Светлана ахнула и всплеснула руками.

— Кабы не Она— Михаил Степанович снял шапку, — все бы сейчас там, на дне, были.

Его голос дрожал, он едва стоял на ногах.

— Дядя Миша, да кто Она-то? — испуганно спросил Костя.

— Ты что, не понимаешь?! Кто же мог быть еще, как не Матерь Божия?!

— Где ж Она была? — робко прошептала Светлана.

— Здесь, сейчас, — так же шепотом ответил Костя и тоже снял шапку.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Как русский поэт победил колдунью

Из города Орла приехал в Москву поэт Геннадий Ф‑в (я не пишу фамилии его, потому что не имею его согласия). Он поступил в московский литературный институт и после окончания его снимал комнату то в одном месте, то в другом.

Однажды он пригласил меня в гости. Его жена Инна (хотя это по святцам мужское имя, но такое ей дали при рождении) приготовила скромный стол. Разговор шел об искусстве, поэзии, и потом зашел о колдовстве. Геннадий сказал:

— Вот мы снимаем комнату у нашей хозяйки Зинаиды, а ведь она колдунья.

— Неужели в наше время бывают колдуньи?

— Бывают. Она колдует, а мы мучаемся, болеем. Не веришь?

Я усомнился в силе колдовства их хозяйки.

— Расскажи пример, чтобы я убедился.

— Примеров сколько угодно. Напечет, например, пирожков, угостит нас, а потом схватывает животы, мы корчимся от боли.

— А почему ты думаешь, что это она? Она сама-то их ест, пирожки?

— Ест и, кажется, не болеет от них. А мы болеем.

— А есть еще доказательства?

— Вот, посмотри, — сказал Геннадий, указывая рукой на стены. — Мы достали иконы, крест и повесили на стены. Так вот, она после этого перестала сюда входить.

Я очень удивился этому, потому что никогда не слышал о подобном ни от Геннадия и его жены, ни от кого другого. На стенах комнаты висели три иконы, по одной на каждой стене, а над дверью крест. В то время никто из нас не отличался религиозностью, и поэтому иконы и крест я счел сначала за предметы искусства.

В этот момент в дверь постучали. Это была Зинаида, она испекла пончики и из-за двери предлагала их Геннадию.

— Гена, возьми пончики, угощайся, — за дверью сказала она.

— Зина, заходи сюда, — крикнул Геннадий.

Но Зина, хотя и была хозяйка квартиры, в эту комнату упорно не шла.

— Нет, ты выйди сюда, — говорила она.

Геннадий посмотрел на меня выразительно. — Ну вот, видишь, не идет, — сказал он тихо.

Наконец, он пошел к двери принимать пончики. Зинаида так и не переступила порога комнаты и даже не заглянула в нее.

Поставив блюдо с горячими пончиками на стол, Геннадий сказал:

— Ну, что будем делать? Если съедим — заболеем. А выбрасывать — жаль.

— А вы раньше уже выбрасывали?

— Выбрасывали, что делать?.. С тех пор, как у нас иконы на стенах, она к нам не ходит, а мы от нее не едим. А если позаримся на вкусную еду и съедим — болеем, как после отравы.

— Знаешь, Геннадий, — осенило меня. — Я слышал, что если заколдованную пищу перекрестить и прочитать молитву над ней — она не повредит, можно все есть. У тебя есть Библия?

— Да.

Инна достала Библию, мы отыскали в Евангелии от Матфея молитву “Отче наш”.

С вдохновением, радостно возбужденный, я прочитал молитву “Отче наш”. Точнее, мы читали все вместе. Потом перекрестили поднесенное угощение.

Геннадий и Инна немножко с опаской начали есть. Я ел без боязни.

Очень вкусные были пончики, мы их съели все. Никто ничем не заболел.

(Владимир, г. Б‑а.)

«Наверно, Бог или ангел достал меня из-подо льда...»

“А Бог все-таки есть”,— часто говорил вслух седоватый старик, высокорослый, согбенный, с выразительными чертами лица. Его звали Федор Михайлович Махов. В то время во всех школах и институтах учили, что Бога нет, а верующих считали отсталыми или сумасшедшими. Уверился же Федор Махов в существовании Бога после того, как был спасен из воды.

Однажды он шел домой по льду по речке Пехорке, это в Подмосковье. Был поздний вечер, а зимой рано темнеет. Дороги было не видно. Г де-то на середине реки он попал в прорубь. Река в этом месте была глубока, так что летом не каждый ныряльщик до дна достанет.

Очутившись под водой, в одежде, он стал тонуть. Если на льду темень, то уж подо льдом полный мрак. Он стал барахтаться, чтобы всплыть. Через несколько секунд он всплыл, но не попал головой в прорубь, а ударился голым темечком об лед. Шапки на нем уже не было. И вот тут он стал действительно тонуть, потому что не знал, куда всплывать, и был в ужасе. Опускаясь на дно, он изо всей мочи воззвал к Господу:

— Боже, если Ты есть, спаси меня, помоги!

Он молил не словами (воздуха не было), а умом, — всем своим нутром кричал вверх.

В тот же миг вода подо льдом осветилась.

“Я не видел никого, только свет был, как утром, — объяснял он потом. — Свет приблизился ко мне. И какая-то сила взяла меня как бы за волосы и потащила вверх. Не знаю, как, но меня вытолкнуло на край льда. Кто-то помог мне выбраться. Наверно, Бог или ангел достал меня из-подо льда…

Я сначала пополз едва, потом поднялся на ноги и пошел. Пальто от воды тяжелое, ледяное. Я не успел замерзнуть, как дошел домой… Да, кто что ни говори, а Бог все-таки есть. А иначе б не было меня”.

(Записал В. Г.)

«Мне помог мученик Трифон»

Наконец-то на доске объявлений было вывешено сообщение, что все сотрудники нашего института и их иждивенцы могут получить в овощехранилище N 6 картошку. С замиранием сердца я искала в списке свою фамилию, вот она! Боже мой, нам с мамой дадут 70 килограммов! После того голода, который мы испытали здесь, в эвакуации, это же целое богатство!

Стоял октябрь 1942 года. Мороз пощипывал, но не очень больно.

В овощехранилище мне быстро насыпали картошки в мой огромный мешок, сделанный из льняной простыни, но я осталась с ним в проходе между закромами, не имея сил сдвинуть его с места. Мимо сновали люди, я всем мешала, меня толкали, бранили, а я лишь топталась на месте и просила помочь.

Наконец кто-то подхватил мой мешок за один край, я — за другой, и мы вытащили его наружу. Кажется, эти же руки помогли положить его на мои детские санки. Привязав мешок, я надела себе на плечи веревки от саней, поднатужилась, дернула и… очутилась на земле. Сзади раздался смех. Глядя на мою тощую фигуру, смеялась заведующая отделом, в котором я работала.

Потерев ушибленные колени, связала веревку и впряглась снова. Кто-то подтолкнул санки, и я поехала. Но через несколько метров полоса снега и льда кончилась, началась голая земля, и сани не шли.

Я со страшной натугой тащила сани по рыжей мерзлой земле, но вот веревка обрывается, и я снова падаю.

Тащу санки уже столько времени, а дороге конца нет. До города далеко. Еще надо по льду переезжать реку, а потом начнется самое трудное: крутой подъем — город стоит на горе.

Меня нагоняют двое мужчин в меховых куртках. На спортивных санках у них уложен один большой мешок. Слышу, как они говорят:

— До чего она жалкая!

— И смешная, — брезгливо добавляет второй.

Еще нагоняют меня санки, их везет целая семья.

Оглядываюсь назад, на дороге никого нет. А мороз все крепче, вот тебе и октябрь! Тру руки, надеваю на плечо веревку, тяну несколько метров и останавливаюсь: лед кончился, и предо мной голая земля. Что делать?

— Мученик Трифон, ты меня никогда не оставлял, помоги и сейчас! Не знаю, как, но помоги довезти картошку.

Никого нет, и я кричу мученику во весь голос. Тишина кругом. С одной стороны дороги — замерзшая река, с другой — какие-то бугры, поросшие кустарником.

— Мученик Трифон, помоги!

Лежу на мешке, молюсь и плачу. Потом встаю и берусь за веревку. На сердце отчаяние. Делаю шаг-другой и чувствую на себе чей-то взгляд.

Смотрю по сторонам: высунув голову из-за бугра, на меня смотрит диковатого вида человек. Сердце мое замирает, а человек, тепло одетый, раскосый, встает во весь рос и подходит ко мне.

— Мученик Трифон, спаси, — только и успеваю прошептать.

— Помочь надо? — гортанным голосом спрашивает он.

— Да, — растерянно отвечаю я.

— Можно. А что дашь?

Я развожу руками:

— У меня же здесь ничего нет.

— А дома?

— Дома тоже, — начинаю я и сейчас же вспоминаю, что вчера неожиданно для себя нашла в пустом шкафу четвертушку водки.

— Дома есть водка.

— Это хорошо. Сколько?

— Четвертушка.

Человек кивает головой, взваливает на плечи мешок и идет, но не по дороге, а к бугорку, откуда выглядывал.

— Куда же вы? — кричу я в ужасе.

— Не бойся, там у меня лошадки.

И, правда, за бугром стоят сани, запряженные парой лошадей.

Мы быстро едем на лошадках. Все происходит так стремительно, что я не успеваю осознать случившееся.

Въехав в город я вижу маму. Она стоит на улице в очереди за хлебом. Увидев меня в санях рядом с косоглазым возницей, она от удивления роняет сумку.

Дома он вносит мешок в комнату и протягивает руку: — Водка где?

Я достаю бутылку. Открыв пробку, он делает глоток и, зажмурив глаза, говорит: — Настоящая.

Когда запыхавшаяся мама возвращается из очереди, сваренная картошка уже стоит на столе. Мы радостно целуемся.

— Слава Богу, не умрем с голода, — говорит мама. — Но кто же тебе помог?

— Мученик Трифон.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Бес в образе Льва Толстого

Рассказ оптинского духовника отца Феодосия († 9.3.1920), впоследствии игумена, начальника Оптинского скита (октябрь-ноябрь 1908 г.) 

Собралась собороваться группа богомольцев, душ четырнадцать, исключительно женщин. В числе их была одна, которая собороваться не пожелала, а попросила позволения присутствовать зрительницей при совершении таинства.

По совершении таинства смотрю, подходит ко мне та женщина, отводит меня в сторону и говорит:

— Батюшка, я хочу исповедаться и, если разрешите, завтра причаститься и у вас пособороваться.

На другой день я разрешил ее от греха, допустил к Причастию и объяснил, чтобы она собороваться пришла в тот же день часам к двум пополудни. На следующий день женщина эта пришла ко мне несколько раньше назначенного часа, взволнованная и перепуганная.

— Батюшка! — говорит, — какой страх был со мною нынешнею ночью! Всю ночь меня промучил какой-то высокий страшный старик; борода всклокоченная, брови нависли, а из-под бровей такие острые глаза, что как иглой в мое сердце впивались. Как он вошел в мой номер, не понимаю: не иначе, это была нечистая сила…

— Ты думаешь, — шипел он на меня злобным шепотом, — что ты ушла от меня? Врешь, не уйдешь! По монахам стала шляться да каяться — я тебе покажу покаяние! Ты у меня не так еще завертишься: я тебя и в блуд введу, и в такой грех, и в этакий…

И всякими угрозами грозил ей страшный старик и не во сне, а въяве, так как бедная женщина до самого утреннего правила, — до трех часов утра, — глаз сомкнуть не могла от страха. Отступил он от нее только тогда, когда соседи ее по гостинице стали собираться идти к правилу.

— Да кто же ты такой? — спросила его, вне себя от страха, женщина.

— Я — Лев Толстой! — ответил страшный и исчез.

— А разве не знаешь, — спросил я, — кто такой Лев Толстой?

— Откуда мне знать? Я неграмотная.

— Может быть, слышала? — продолжал я допытываться, — не читали ли о нем чего при тебе в церкви?

— Да нигде, батюшка, ничего о таком человеке не слыхала, да и не знаю, человек ли он, или что другое.

Таков рассказ духовника Оптиной пустыни. Что это? Неужели Толстой настолько стал “своим” в том страшном мире, которому служил своей антихристианской проповедью, что в его образ перевоплощается сила нечистая?

«Царица Небесная, помоги!»

Родная мать хотела убить свое дитя

Есть сны пустые, а есть особенные, вещие. Вот такой сон я видела в молодости.

Мне приснилось, что я стою в полной тьме и слышу обращенный ко мне голос: “Родная мать хочет убить своего ребенка”. Слова и голос наполнили меня ужасом. Я проснулась, полная страха.

Солнце ярко освещало комнату, за окном чирикали воробьи. Я посмотрела на часы — было восемь. Свекровь, с которой мы спали в одной комнате, проснулась тоже.

— Какой страшный сон мне сейчас приснился, — сказала я ей и начала рассказывать. Свекровь взволнованно села на кровати и пытливо посмотрела на меня:

— Тебе сейчас приснилось?

— Да, ответила я.

Она заплакала.

— Что с вами, мама? — изумилась я.

Она вытерла глаза и грустно сказала:

— Зная твои убеждения, мы хотели скрыть, что сегодня в девять часов Ксана (моя золовка, Ксения) должна идти в больницу на аборт, но теперь я не могу скрывать.

Я ужаснулась:

— Мама, почему вы не остановили Ксану?

— Что делать?! У них с Аркадием уже трое детей. Он один не может прокормить такую семью. Ксана тоже должна работать, а если будет малыш, ей придется сидеть дома.

— Когда Господь посылает ребенка, Он дает родителям силы вырастить его. Ничего не бывает без воли Божией. Я пойду и попытаюсь отговорить ее.

Свекровь покачала головой:

— Ты не успеешь: она вот-вот уйдет в больницу.

Но я уже ничего не слушала. Не одеваясь, а как была в ночной сорочке, я набросила на себя пальто, сунула босые ноги в туфли и, на ходу надевая берет, выбежала на улицу.

Ехать было далеко. Я пересаживалась с трамвая на автобус, с автобуса на другой трамвай, стараясь сократить путь, а стрелка часов между тем перешла за девять…

— Царица Небесная, помоги! — молилась я.

С Ксаной мы столкнулись в вестибюле ее дома. Лицо у нее было осунувшееся, мрачное, в руках она держала маленький чемодан. Я обхватила ее за плечи:

— Дорогая, я все знаю! Мне сейчас приснился о тебе страшный сон: чей-то голос сказал: родная мать хочет убить свое дитя. Не ходи в больницу!

Ксана стояла молча, потом схватила меня за руку и потянула к лифту:

— Я никуда не пойду, — плача сказала она. — Никуда! Пусть живет!

Ксения родила мальчика. Он вырос самым лучшим из всех ее детей и самым любимым.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Есть ад и рай

Подруги Н. и В. решили ехать в монастырь. Ночевали у одной из них, чтобы утром вместе выехать. Помолились на ночь Богу.

Н. мысленно попросила Господа, чтоб ей во сне было открыто, есть ли рай и ад в том мире, потустороннем.

Но во сне ей ничего не приснилось.

Проснувшись утром, она услышала вдруг от подруги:

— Что тебе сегодня приснилось?

— Ничего, — отвечала Н.

— А мне приснился странный сон. Явился мне во сне святой муж или ангел и говорит: — Передай Н., что есть ад и рай.

Так Господь исполнил просьбу Н, но при этом не дал ей повода для гордости.

(Записала Анна Виноградова)

Девушка в деревянном ящике

(Матрёнушка)

Это рассказал один, ныне уже покойный епископ. “В 30‑х годах меня заключили в концлагерь. Я тогда был врачом, и мне поручили в лагере заведование медпунктом.

Большинство заключенных находилось в таком тяжелом состоянии, что мое сердце не выдерживало, и я многих освобождал от работы, чтобы хоть как-нибудь помочь им, а наиболее слабых отправлял в больницу.

И вот как-то во время приема работавшая со мною медсестра (тоже лагерница) сказала мне:

— Доктор, я слышала, что на вас сделан донос, обвиняют вас в излишней мягкости по отношению к лагерникам, и вам грозит продление вашего срока в лагере до 15 лет.

Я не спал всю ночь, и когда вышел утром на работу, медсестра сокрушенна покачала головой, увидев мое осунувшееся лицо. После приема больных она мне нерешительно сказала:

— Я вам, доктор, хочу один совет дать, но боюсь, что вы меня на смех поднимете.

— Говорите, — попросил я.

— В том городе, откуда я родом, живет одна женщина, ее зовут Матренушка. Господь дал ей особую силу молитвы, и если она за кого начнет молиться, то обязательно вымолит. К ней много людей обращается, и она никому не отказывает, вот и вы ее попросите.

Я грустно усмехнулся:

— Пока мое письмо будет идти к ней, меня успеют осудить к пятнадцати годам.

— Да ей писать и не надо, вы… покличьте, — смущаясь, сказала сестра.

— Покликать?! Отсюда? Она живет за сотни километров от нас!

— Я так и знала, что вы меня на смех поднимете, но только она отовсюду слышит, и вас услышит. Вы так сделайте: когда пойдете вечером на прогулку, отстаньте немного от всех и громко три раза крикните: “Матренушка, помоги мне, я в беде!” Она услышит и вас вымолит.

Хотя и казалось мне все это очень странным, но все-таки, выйдя на вечернюю прогулку, я сделал все так, как научила меня моя помощница.

Прошел день, неделя, месяц… Меня никто не вызывал. Между тем среди администрации лагеря произошли перемены: одного сняли, другого назначили.

Прошло еще полгода, и наступил день моего выхода из лагеря. Когда мне выдавали в комендатуре документы, я попросил выписать мне направление в тот город, где жила Матренушка, так как еще перед тем, как ее покликать, я дал обещание, что, если она мне поможет, буду поминать ее ежедневно на молитве, а по выходе из лагеря первым долгом поеду и поблагодарю ее.

Получая документы, я услышал, что два парня, которых тоже выписывали на волю, едут в тот город. Я присоединился к ним, и мы отправились вместе.

Дорогой я начал спрашивать парней, не знают ли они Матренушки.

— Очень хорошо знаем, да ее все знают и в городе, и во всей округе. Мы бы вас к ней свели, если вам нужно, но мы живем не в городе, а в деревне, очень уж домой нам хочется. А вы так сделайте: как приедете, первого встречного спросите: где Матренушка живет, и вам покажут.

По приезде я так и сделал: спросил первого встретившегося мне мальчика.

— Идите этой улицей, — сказал он мне, — потом поверните возле почты в переулок, там в третьем доме слева и живет Матренушка.

С волнением подошел я к ее дому и хотел было постучать в дверь, но она была не заперта и легко открылась. Стоя на пороге, я оглядел почти пустую комнату, посредине которой стоял стол и на нем довольно большой ящик.

— Люди добрые, есть тут кто-нибудь? — громко спросил я.

— Проходите, владыко святый! — раздался голос из ящика.

Я вздрогнул от неожиданности.

— Какой же я владыка!

— Будешь, будешь им, — отвечал голос, называя меня по имени.

Заглянув в ящик, я увидел в нем маленькую женщину, неподвижно лежащую внутри. Она была слепая, с неразвитыми руками и ногами. Лицо у нее было удивительно светлое и ласковое. Поздоровавшись, я спросил:

— Откуда вы знаете мое имя?

— Да как же мне не знать! — зазвучал ее слабый, но чистый голос. — Ты же меня кликал, и я за тебя Богу молилась, потому и знаю. Садись, гостем будешь!

Я долго сидел у Матренушки. Она мне рассказала, как заболела в детстве какой-то болезнью и перестала расти и двигаться. В семье была бедность, и мать, уходя на работу, укладывала ее в ящик и относила в церковь. Поставив ящик с девочкой на скамейку, она оставляла ее там до самого вечера. Лежа в ящике, она слушала все церковные службы, проповеди. Прихожане жалели ребенка и приносили то еды, то одежонку, а кто просто приласкает и поудобнее уложит в ящике. Священник тоже жалел девочку и занимался с ней. Так и росла она в атмосфере большой духовности и молитвы.

Потом мы заговорили с Матренушкой о цели жизни, о вере, о Боге. Слушая, я поражался мудрости ее суждений, ее духовному проникновению. Сидя возле нее, я понял, что передо мной лежит не просто больная женщина, а большой пред Господом человек.

Мне очень не хотелось от нее уходить, так с ней было хорошо и отрадно, и я дал себе обещание навестить ее как можно скорее, но не пришлось. Вскоре Матренушку увезли в Бутырки, где она и скончалась”.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Падение с третьего этажа

Этот рассказ я слыхала от покойной Олимпиады Ивановны. Передавая его, она волновалась, а сын, о котором шла речь, сидел рядом с ней и утвердительно кивал головой, когда в некоторых местах рассказа она обращалась за подтверждением к нему.

— Ване тогда было семь лет. Шустрый он был, понятливый и большой шалун. Жили мы в Москве за Земляном валу, а Ванин крестный — наискосок от нас в пятиэтажном доме.

Как-то перед вечером я послала Ванюшу к крестному, пригласить его на чай. Перебежал Ваня дорогу, поднялся на третий этаж, а так как до звонка у двери достать не мог, то стал на лестничные перила и только хотел протянуть к звонку руку, как ноги соскользнули, и он упал в пролет лестницы.

Старый швейцар, сидевший внизу, видел, как Ваня мешком упал на цементный пол. Старик хорошо знал нашу семью и, увидев такое несчастье, поспешил к нам с криком:

— Ваш сынок убился!

Мы все бросились на помощь Ване, но когда прибежали, увидели, что он сам идет нам навстречу.

— Ванечка, голубчик, ты живой?! — схватила я его на руки. — Где у тебя болит?

— Нигде не болит. Просто я побежал к крестному и хотел позвонить, но упал вниз. Лежу на полу и не могу встать. Тут ко мне подошел старичок, тот, что у вас в спальне на картине нарисован. Он меня поднял, поставил на ноги, да так крепко, и сказал: “Ну, ходи хорошо, не падай!” Я и пошел, вот только никак не могу вспомнить, зачем вы меня к крестному посылали?

После этого Ваня сутки спал и встал совершенно здоровым. В спальне у меня висел большой образ преподобного Серафима…

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

«Вас не расстреляют...»

Рассказ отца Георгия

Чтобы тебе был понятен мой рассказ, я должен сделать небольшое отступление.

Когда-то я был игуменом Мещенского монастыря, который находился в Калужской губернии. По монастырским делам мне частенько приходилось бывать в Калуге. В один из таких приездов иду я по улице и вижу: возле хорошего большого дома стоит женщина в небрежно накинутой теплой шали и кого-то поджидает. Увидев меня, быстро подошла и поклонилась. Лицо бледное, и такая скорбь на нем, что я сразу со всем вниманием воззрился на нее, а она мне говорит:

— Батюшка, муж умирает, отойти от него далеко не могу, а его напутствовать скорей надо. Не откажите, прошу вас, зайдите к нам!

На счастье, у меня были с собой Святые Дары.

Ввела она меня в дом, посмотрел я на ее мужа: совсем плох, недолго протянет. Исповедал его, причастил. Он в полной памяти. Благодарить меня начал со слезами, а потом сказал:

— Горе у меня большое: я ведь купец, но подошло такое дело, что дом пришлось заложить, а выкупить не на что, и его через два дня с аукциона продавать будут. Вот теперь умираю, и семья неустроенной остается.

Жалко мне его стало.

— Не горюйте, — говорю, — может быть, Господь даст, и я вам как-нибудь помочь сумею.

А сам скорей вышел от купца, да на телеграф, и вызвал к себе в гостиницу одного духовного сына, тоже купца.

Тот вечером уже у меня в номере сидел, смекнул, в чем дело, и когда аукцион был по продаже дома, сумел нагнать за него цены до 25 тысяч. Дом купил город, из полученных денег 7 тысяч пошло на погашение залога, а 18 внесли в банк на имя жены умирающего купца.

Тут уж я с отъездом в монастырь позадержался и после всех денежных операций пошел к больному рассказать об удачном окончании дела. Он еще жив был, благодарил меня, что я спас его семью от бедности, и к вечеру умер. Хоронить его я не остался, а поспешил в обитель, да за разными событиями так про него и забыл.

Прошло много лет… Был я арестован, и пришлось мне сидеть в камере смертников, вместе со мной находилось 37 человек.

Почти каждую ночь к нам приходили и забирали на расстрел 5–6 человек. Таким путем осталось нас семеро.

Как-то днем подошел ко мне сторож тюремный и шепнул:

— Готовьтесь, батюшка, сегодня я получил на всех вас список. Ночью увезут.

Я передал своим соузникам слова сторожа. Нужно ли говорить, что поднялось в душе каждого из нас? Хотя мы знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собиралась его переступить…

Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и вышел в глухой, без окон коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь омочили шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась разноцветными потеками.

Вдруг я увидел возле себя незнакомого человека: он участливо смотрел на меня, а потом сказал:

— Не плачьте, батюшка, вас не расстреляют.

— А кто вы? — удивился я.

— Вы, батюшка, меня забыли, а у нас здесь добрые дела не забываются, — ответил человек. — Я тот самый купец, которого вы в Калуге перед смертью напутствовали.

И только этот купец из моих глаз ушел, как вижу, в каменной стене коридора брешь образовалась, и я через нее увидел опушку леса, а над ней в воздухе свою покойную мать. Она кивнула мне головой и сказала:

— Да, Егорушка, вас не расстреляют, а через 10 лет мы с тобой увидимся.

Видение окончилось, и я опять очутился возле глухой стены, но в душе моей была Пасха! Я поспешил в камеру и сказал:

— Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте слову священника (я понял, что и купец и матушка говорили о всех нас).

Великая скорбь в нашей камере сменилась неудержимой радостью, мне поверили, и кто целовал мои руки, кто плечи, а кто и сапоги. Мы знали, что будем жить!

Прошла ночь, и на рассвете нас перевезли в пересыльную тюрьму. Оттуда я попал в Б‑ки, а вскоре по амнистии был освобожден и жил последние годы при Даниловском монастыре; шестеро же моих соузников стали моими духовными детьми.

Через несколько лет меня вновь арестовали и выслали сюда, в Каратюбу, где мы сидим сейчас с тобой вместе и беседуем.

(Сборник “Непридуманные рассказы”)

Сотни и тысячи чудес в начале 1920-х годов

В начале 20‑х годов нашего века свершилось множество чудес. Известны многие факты, как рвалась, истлевала или сгорала ткань, осыпалась краска, которыми безбожные большевики пытались скрыть от народа чудотворный образ святителя Николая на Никольской башне Московского Кремля. Начало 1920‑х годов изобиловало случаями явлений и обновлений икон. Образ Казанской Божией Матери являлся на оконном стекле избы в одном из подмосковных сел. Особенно массовый характер чудесные обновления приняли в пределах Петроградской и Псковской губерний. Обновились иконы Старо- русской Божией Матери в Спасо-Преображенском монастыре (город Старая Руса), Владимирской Божией Матери в часовне деревни Овчинкино Астриловской волости. Признавали это даже сами богоборческие власти. Вот строки из официальных документов: “Эпидемия обновления икон начала поражать одну за другой деревни Медведской и Самокражской волостей Новгородского уезда”; “Вообще… в ряде волостей Новгородского и Старорусского уездов обновилось столько икон, что подсчитать их точно при данных условиях является работой весьма трудной. Однако органами дознания в этих уездах обнаружено более 150 обновленных икон…”. Судя по этим документам, все обновленные иконы отбирались и уничтожались; их владельцы, свидетели и священники, служившие перед ними молебны, попадали на скамью подсудимых.

Сергий Нилус в письме от 22 июля 1922 года сообщает: “Писал ли я вам про массовое обновление старых икон, чему мы были сами многократно благоговейно-изумленными свидетелями. Весь прошлый год прошел у нас на Украине в этом сплошном чуде. Обновлялись целые церкви, кресты и купола позолоченные на храмах и колокольнях. В Ростове-на-Дону таким образом обновился собор и много церквей. У нас по деревням и хуторам не было почти дома, где бы не совершилось подобное чудо… встали в тупик перед ним даже самые ярые гонители Христовой Церкви”.

(Сборник “Россия перед вторым пришествием”, стр. 235)

Примечания

[1] Этот рассказ об отце Иоанне и некоторые другие, помещенные в нашем сборнике, в 70‑х годах и позднее распространялись “самиздатно” — в рукописной книге “Непридуманные рассказы”. Авторы их неизвестны, ибо тогда это преследовалось… Известны лишь два-три имени собирателей и переписчиков. Один из них (Николай) писал под псевдонимом “Г. Б. Р.” — грешный Божий раб. Другой имеет псевдоним “Шостэ”. Николай благословил составителя книги “Православные чудеса в XX веке” распространять печатно собранные им непридуманные рассказы (Часть из них была опубликована в журнале “Москва”, № 2—4, 1992 г.).

[2] Старец Захария, схиархимандрит Троице-Сергиевой лавры (1850—1936). Захария — так его назвали при крещении. В монашестве — Зосима. В схиме — вновь Захария. Он совершил много подвигов и до монашества, и после. Сотворил множество чудес, засвидетельствованных очевидцами. Он трижды видел Троицу, дважды ходил по воде как по суше, по его молитве воскрес умерший, он исцелял больных и очищал от грехов. Старец Захария последним покинул Троице-Сергиеву лавру, когда ее закрывали безбожники, его креста испугались люди с наганами. На его жизнь покушались внутри лавры. Но Бог спас его. Это подвижник, достойный имени святого.

Комментировать

*

1 Комментарий

  • Фотиния М., 21.10.2016

    Читаю и радуюсь! Слава Тебе, Боже Наш,  слава Тебе.

    Ответить »
Размер шрифта: A- 15 A+
Тёмная тема:
Цвета
Цвет фона:
Цвет текста:
Цвет ссылок:
Цвет акцентов
Цвет полей
Фон подложек
Заголовки:
Текст:
Выравнивание:
Боковая панель:
Сбросить настройки