Елена Марттила, Светлана Магаева
Мученики ленинградской блокады

• Полный текст
• Светлана Магаева. На краю жизни
• Предисловие
• Муки блокады
• Мама[5]
• Епископ Алипий (Ухтомский)[6] и блокадный хлеб
• Витя Прохоров
• Бабушка Мария Николаевна
• Кир Роднин
• Мишина мама
• Елена Марттила
• Рита Маркова[9]
• Таня Разумова[10]
• Петя Цветков[11]
• Аллочка Иванова и «Лебединое озеро»[12]
• Вера Грязнова[13]
• Галя Плисова[14]
• Милочка Носова[15]
• Таня Казакова[17]
• Лидочка Карасева[18]
• Иринка Доброхотова[19]
• Ларочка Петрова[20]
• Камилла Ивановна Сенюкова
• Вольфганг Амадей
• Новогодняя елка
• Мама пропала без вести
• Ян Адамович Тисслер
• Детский дом
• В госпиталь, к маме
• Мальчик Саша
• Ольга Николаевна Симановская
• Доктор Лёля
• Дима Ляхович
• Безымянные дети
• Оля и Сережа, Милочка и Полиночка
• Таня Уткина
• Алик
• Марик и Саша Альтшуллеры
• Александр Байкеев
• Риточка Лосева[23]
• Ирма Лившиц[24]
• Эдик Дерюгин[25]
• Люся Филимонова[26]
• Денис Давыдов[27]
• Вода в ладошках
• Родился ленинградец. Сашенька Рогожин[28]
• Детские молитвы
• Чудо выживания блокадников
• Елена Марттила. Лицо блокады
• Примечания

Раз­ре­шено к печати Изда­тель­ским сове­том Рус­ской Пра­во­слав­ной Церкви

Светлана Магаева. На краю жизни

Свет­лана Васи­льевна Мага­ева роди­лась в Ленин­граде в 1931 году. Пере­жила бло­каду в воз­расте 10 лет. После войны окон­чила био­ло­ги­че­ский факуль­тет Ленин­град­ского уни­вер­си­тета. Рабо­тает в НИИ общей пато­ло­гии и пато­фи­зио­ло­гии РАМН (Москва). Защи­тила дис­сер­та­цию на сте­пень док­тора био­ло­ги­че­ских наук. Изу­чает пато­ло­гию нерв­ной и иммун­ной системы. С 2004 года при­хо­жанка храма Бла­го­ве­ще­ния Пре­свя­той Бого­ро­дицы в Пет­ров­ском парке.

Предисловие

Про­шло более 60 лет со дня осво­бож­де­ния Ленин­града от вра­же­ской бло­кады. Кажется, доста­точ­ный срок, чтобы забыть о войне или, по край­ней мере, вспо­ми­нать ее лишь по памят­ным датам.

Для муче­ни­ков бло­кады забыть о своих стра­да­ниях было бы лучше всего, но это невоз­можно, не преду­смот­рено зако­нами физио­ло­ги­че­ской и соци­аль­ной памяти. И мы всё пом­ним: и жесто­кую физи­че­скую боль, и тяже­лые душев­ные стра­да­ния. В глу­би­нах памяти навсе­гда оста­лись муки лютого голода, про­мозг­лой стужи, ост­рая тре­вога за жизнь род­ных и близ­ких, за судьбу Ленин­града и страны, мучи­тель­ное ожи­да­ние смерти в часы воз­душ­ных тревог.

Мы ста­ра­емся успо­ко­ить бес­по­кой­ную память созна­нием, что ленин­градцы, взрос­лые и дети, смогли достойно пере­жить одну из самых запре­дель­ных по отно­ше­нию к нор­мам чело­ве­че­ской жизни ситу­а­ций, в кото­рых когда-либо ока­зы­ва­лись люди. Зна­чит, это можно пере­жить и сохра­нить чело­ве­че­ское досто­ин­ство и спо­соб­ность остаться чело­ве­ком, с откры­той для добра душою и веч­ной готов­но­стью помочь тому, кто сла­бее тебя. И мы уте­шаем себя надеж­дой, что с Божьей помо­щью смо­жем доне­сти эту истину до созна­ния после­во­ен­ных поко­ле­ний, кото­рым тоже нелегко живется и надо как-то нахо­дить опору для себя и своих ближ­них. С этой целью и напи­сана книга о бло­кад­ных людях, муже­ствен­ных и воле­вых, душевно силь­ных и щедрых.

В ожи­да­нии близ­кой смерти, в часы воз­душ­ных тре­вог, мно­гие бло­кад­ники моли­лись Богу, прося о защите и спа­се­нии. После­ре­во­лю­ци­он­ные поко­ле­ния не полу­чили есте­ствен­ного рели­ги­оз­ного вос­пи­та­ния, тем не менее мно­гие из дру­зей моего воен­ного дет­ства инстинк­тивно обра­ща­лись за помо­щью к Все­мо­гу­щему, даже не зная, как Его назвать. В дет­ском доме в часы авиа­ци­он­ных нале­тов и артил­ле­рий­ских обстре­лов, под гро­хот раз­ры­вов мно­гие дети молит­венно скла­ды­вали руки на груди, молча умо­ляя о защите. И как знать, быть может, про­бу­див­ша­яся духов­ность помогла нам выне­сти голод и стужу, пере­жить тяже­лый пси­хо­эмо­ци­о­наль­ный стресс войны, не впа­дая в отчаяние…

И все-таки, несмотря на то что нам уда­лось выжить, мы оста­лись «бло­кад­ни­ками» на всю жизнь. Да, мы — бло­кад­ники. Не в том смысле, что мы напу­ганы голо­дом и ожи­да­нием смерти, изму­чены болез­нями, кото­рые не поки­дают нас более полу­века. Нет, не это, вер­нее, не только, да и не столько это объ­еди­няет нас в бло­кад­ное содру­же­ство. Проч­нее всего объ­еди­няет нас сочув­ствие и сопе­ре­жи­ва­ние. Мы смогли пере­жить труд­ные вре­мена, нам дове­лось познать надеж­ность друг друга в тяже­лой беде, убе­диться в воз­мож­но­сти выжить на самом краю жизни.

Нас род­нит бла­го­дар­ность тем, кто помог нам выжить, и память о тех, кто не смог дожить до Победы. Бло­кад­ники совер­шили вели­кий, бес­ко­рыст­ный подвиг любви к ближ­нему. Осо­зна­ние жерт­вен­ного подвига вос­пи­тало в бло­кад­ных детях готов­ность помочь, даже если твои силы на исходе.

Эта книга напи­сана в жанре отдель­ных рас­ска­зов и посвя­щена ленин­град­цам, взрос­лым и детям, кото­рых мне дове­лось близко знать во время бло­кады или узнать потом.

Когда нача­лась война, мне было десять лет. Но я поста­ра­лась не пере­осмыс­ли­вать бло­каду с точки зре­ния взрос­лого чело­века, чтобы не нане­сти слу­чай­ный ущерб свой­ствен­ной ребенку прав­ди­во­сти вос­при­я­тия жизни, не ослож­нен­ной необ­хо­ди­мо­стью запо­ми­нать собы­тия с под­ска­зан­ной эмо­ци­о­наль­ной и соци­аль­ной окраской.

Книга посвя­щена бло­кад­ным людям, а не собы­тиям, что вынуж­дает в отдель­ных рас­ска­зах нару­шать хро­но­ло­ги­че­скую после­до­ва­тель­ность бло­кад­ных дней. Это создает неко­то­рые труд­но­сти в чте­нии, но поз­во­ляет уви­деть и запом­нить бло­кад­ника; а бло­кад­ная хро­ника была у всех одна.

Очерки убеж­дают, что можно выжить в самой тяже­лой и, каза­лось бы, без­на­деж­ной ситу­а­ции, если верить, наде­яться, не впа­дать в отча­я­ние — то есть сле­до­вать хри­сти­ан­ским запо­ве­дям. Мно­гим моим дру­зьям-бло­кад­ни­кам помогла высто­ять есте­ствен­ная потреб­ность рус­ского чело­века в христианстве.

Муки блокады

Ленин­град­ская бло­када была одним из наи­бо­лее тяж­ких испы­та­ний, выпав­ших на долю людей. По дан­ным доку­мента 1945 года, под­го­тов­лен­ного для Нюрн­берг­ского про­цесса, в период бло­кады от голода погибли 632 253 чело­века, 16 747 бло­кад­ни­ков убиты бом­бами и сна­ря­дами, 33 782 чело­века ранены^[1]. В дей­стви­тель­но­сти эти дан­ные зани­жены. Свыше 300 тысяч бло­кад­ни­ков умерли во время эва­ку­а­ции и в пер­вые недели после нее. Около 700 тысяч защит­ни­ков города погибли в боях^[2]. К этой ужа­са­ю­щей цифре сле­дует при­ба­вить боль­шин­ство бло­кад­ни­ков, кото­рые смогли выжить в экс­тре­маль­ных усло­виях. Почти все они, за ред­ким исклю­че­нием, утра­тили здо­ро­вье и стали инва­ли­дами, неза­ви­симо от офи­ци­аль­ного оформ­ле­ния этого ста­туса^[3].

Бло­када обез­до­лила мно­гих ленин­град­цев, выру­била побеги древ­них рос­сий­ских родов. На Пис­ка­рев­ском клад­бище вме­сте с погиб­шими бло­кад­ни­ками похо­ро­нены их не родив­ши­еся дети и внуки.

Бло­кад­ни­кам при­шлось испы­тать муки лютого голода. Зимой 1941/42 года еже­днев­ная кар­точ­ная норма хлеба сокра­ти­лась до 250 грам­мов для рабо­чих и 125 грам­мов для слу­жа­щих и ижди­вен­цев. Кате­го­рия ижди­вен­цев состо­яла из детей, ста­ри­ков и инва­ли­дов. В самое тяже­лое время хлеб, с мяки­ной и дуран­дой, как пра­вило, был един­ствен­ной пищей бло­кад­ни­ков. Однако бывали дни, когда булоч­ные не снаб­жа­лись хле­бом в доста­точ­ном коли­че­стве или совсем не снаб­жа­лись. В этой ситу­а­ции осо­бенно стра­дали дети, кото­рых голод застал в кри­ти­че­ские пери­оды роста и развития.

Кроме физи­че­ских муче­ний голода, бло­кад­ники испы­ты­вали пси­хо­эмо­ци­о­наль­ные стра­да­ния, свя­зан­ные с ожи­да­нием гибели от бомб или сна­ря­дов. С сен­тября 1941 года по март 1942-го было 337 воз­душ­ных тре­вог общей про­дол­жи­тель­но­стью более 280 часов. За пер­вые 7 меся­цев бло­кады наш город был обстре­лян 16 158 артил­ле­рий­скими сна­ря­дами. С октября по декабрь 1941 года еже­су­точно про­во­ди­лись ноч­ные бом­бар­ди­ровки. Оди­ноч­ные бом­бар­ди­ров­щики летали с боль­шими интер­ва­лами, рас­тя­ги­вая пси­хи­че­ское напря­же­ние на всю ночь. С сен­тября 1941 года по октябрь 1943-го на Ленин­град было совер­шено 258 воз­душ­ных нале­тов с уча­стием 1876 само­ле­тов, сбро­шено 4676 фугас­ных и 69 613 зажи­га­тель­ных бомб^[4]. Ста­ти­стика воз­душ­ных тре­вог вызы­вает смя­те­ние, а каково было их переносить?

И кажется неве­ро­ят­ным, что в усло­виях почти пол­ного голода и ужа­сов воен­ной агрес­сии смогли выжить свыше полу­мил­ли­она чело­век. Наше выжи­ва­ние подобно чуду.

Мама^[5]

июнь 1941 — январь 1942

Вспо­ми­ная бло­каду, я пора­жа­юсь мами­ному муже­ству и само­от­вер­жен­но­сти. В минуты опас­но­сти она была собранна и спо­койна, и, наверно, поэтому к ней тяну­лись и дети, и взрос­лые, как к силь­ному и воле­вому чело­веку. Мама была дея­тельна и доб­ро­вольно жерт­во­вала своим здо­ро­вьем и рис­ко­вала жиз­нью. Даже не пыта­ясь хоть как-то защи­тить себя от невзгод, она само­от­вер­женно при­кры­вала собою своих уче­ни­ков и под­опеч­ных, счи­тая такое пове­де­ние вполне есте­ствен­ным для учи­те­лей воен­ного вре­мени, на кото­рых пала ответ­ствен­ность за жизнь детей.