<span class=bg_bpub_book_author>Татьяна Шорохова</span> <br>Сказки для детей и взрослых

Татьяна Шорохова
Сказки для детей и взрослых

(15 голосов4.3 из 5)

Сказки, представленные в данной подборке, написаны в конце 90‑х годов ХХ века. Четыре из них издавались отдельным сборником «Дедовский сундук» в издательстве «Царское дело» (2004). Отдельные сказки публиковались в альманахе «Золотой ключ» (под псевдонимом Матрёна Романова), в приложении к газете «Православный Санкт-Петербург» «Чадушки» (под псевдонимом Матрёна Романова), в журнале Союза писателей России «О, русская земля!»

Царевна Клюковка

У царя Болотного царства была единственная дочь – царевна Клюковка. Очень любил её Болотный царь, ни разу в жизни от себя не отпустил даже в гости к соседям. Радовала Клюковка своего отца добрым сердцем и весёлым нравом и очень любила лечить больных и недужных в своем царстве.

А в Стране Солнечных Ягод у царя с царицей был единственный сын. Звали его Златоло‑з. Пришло время царевичу Златолозу жениться. Вот царь и объявил о смотринах невест, пригласив к себе во дворец царевен, принцесс и королевен со всего мира.

Уже отправили на смотрины своих дочерей цари Лесного царства и Речного, Степного и Морского, Горного и Пустынного. А царь Болотной страны всё медлит, всё не решается отпустить в дальнее странствование свою дочь Клюковку. «А если, – думает царь Болотной страны, – царевич Златолоз мою дочь в жёны выберет? Я ведь тогда совсем один на старости лет останусь».

Думал он, думал, и так гадал, и эдак, и наконец решился и отпустил Клюковку в Страну Солнечных Ягод на парад невест. Перед отъездом отец спрашивает свою дочь:

– Помнишь ли ты, Клюковка, какую невесту собирается брать в жёны царевич Златолоз?

– Помню, царь-батюшка, – отвечает Клюковка. – Он возьмёт в жёны ту невесту, которая удивит царевича своим нарядом, поразит его своим лицом и покорит жениха своим сердцем.

– Помнишь ли ты, Клюковка, – снова спрашивает отец, – когда ты должна приехать в Страну Солнечных Ягод?

– Помню, царь-батюшка, – отвечает Клюковка. – Я должна приехать в Страну Солнечных Ягод за неделю до выбора невесты, чтобы прожить в царском дворце семь дней вместе с другими царевнами, принцессами и королевнами.

– Помнишь ли ты, Клюковка, что твой отец будет скучать без тебя?

– Помню, папенька, и надолго тебя не оставлю.

Надела царевна Клюковка своё любимое красное платье с белым воротничком и манжетами, повязала косы алым шёлковым полушалком с кистями, обула беленькие туфли с серебряными пряжками. Этот наряд она всегда надевала по великим праздникам. Отец подарил Клюковке карету из цветка купавы. В карету впряглись семь разноцветных стрекоз. Рядом с каретой летел охранник Шмель в коричневом бархатном камзоле.

Попрощалась царевна Клюковка с отцом и отправилась в дальний путь. Предстояло наследнице Болотного царства проехать не только по болотам, но и пересечь Речное и Лесное, Степное и Морское, Горное и Пустынное царства, прежде чем добраться до дворца к царевичу Златолозу.

Без препятствий проехала Клюковка по родному краю и добралась до царства Речного. Надо ей через широкую реку переправиться на другой берег, а перевозчик Водомер отказывается царевну Клюковку на пароме перевозить.

– Почему же ты не хочешь перевезти меня, паромщик? – спрашивает Клюковка у Водомера.

А перевозчик отвечает:

– Принцесса Речного царства запретила мне перевозить через реку других царевен, принцесс и королевен.

Поняла тут Клюковка, что Речная царевна хочет от лишних соперниц избавиться, и решилась перелететь через Речное царство на крыльях стрекоз и спине своего охранника Шмеля.

Подставил Шмель могучую спину под карету и взмыл над водой. Летят стрекозы через реку широкую, несёт на себе карету Шмель, едва у другого берега от усталости в воду не свалились. Но выдержал перелёт верный слуга, только лапки задние в воде замочил. А Клюковке – ничего, разве что подпрыгнула высоко на подушечке, когда Шмель на берег приземлился. Отдыхали после трудного перелёта долго и целый день потеряли.

Рано поутру отправилась царевна Клюковка через Лесное царство. Семь стрекоз впереди летят, карета по дороге катится, Шмель-охранник сзади гудит, госпожу свою оберегает. Сначала всё хорошо было, а потом деревья у дороги друг ко другу наклоняться стали, путь загораживать царевне Клюковке. Бедные стрекозы едва успевали от веток уклоняться и в просветы между деревьями проскакивать. В конце концов они так умаялись, что без отдыха дальше везти Клюковку уже не могли. Сели стрекозы на лесной полянке, крылышки сложили, отдышаться никак не могут. Деревья покачались, покачались, видят, что достать путешественников не могут, и успокоились.

Решила Клюковка выйти из кареты, ноги размять. Пошла царевна бродить по лесной полянке. Смотрит, кустик земляники растёт: цветы белые цветут, ягоды на веточках розовеют, соком земляничным наливаются. А один цветочек листом сухим прикрыт, солнышка ясного не видит. Подозвала Клюковка Шмеля, взяли они за черенок, и лист сухой с земляничного куста оттащили.

А на той поляне её владелец Уж на солнышке грелся и за Клюковкой наблюдал. Подполз он к царевне и говорит:

– Благодарю тебя, царевна Клюковка, что ты доброе дело землянике сделала. Не нужна ли и тебе какая помощь?

– Не можешь ли ты объяснить нам, дорогой Уж, почему это деревья в Лесном царстве не дают мне проехать, дорогу загораживают?

– Потому загораживают, – отвечает Уж, – что принцесса Лесного царства приказала своим деревьям других царевен, принцесс и королевен на смотрины к царевичу Златолозу не пропускать.

– Что же нам делать? Как до Степного царства добраться?

– Взбирайтесь мне на спину, – отвечает Уж, – я так проползу по земле, что деревья вас достать не смогут.

Сказано – сделано. Втащили стрекозы карету на спину Ужа, сами на него присели, Клюковка в карете сидит, за края держится, Шмель-охранник устроился. Пополз Уж по земле, и как деревья ветки не наклоняли, вершинами к земле не склонялись, а закрыть ему дорогу не смогли. У Степного царства Уж простился с царевной Клюковкой и вернулся назад.

Радуется дочь Болотного царя, что всё хорошо закончилось, а Шмель-охранник огорчается, что они в пути ещё один день потеряли. На зорьке ранней отправилась Клюковка дальше. Стрекозы впереди летят, карета по степной дороге катится. Не так много и проехали, смотрит Клюковка, а впереди вся дорога перепахана, на карете по ней ходу нет. А вокруг дороги травы растут высокие, никак по ним не проехать. Что делать? Как быть?

Вышла царевна Клюковка из кареты – то туда кинется, то сюда и всюду на жёсткие стебли натыкается. Села дочь Болотного царя на обочинке и загрустила. Вдруг видит Клюковка, Муравей семечку тащит и никак справиться с ней не может. Позвала царевна на помощь Шмеля, помогли они Муравью доволочь семечку до муравейника.

– Благодарю тебя за помощь, царевна Клюковка, – говорит Муравей.

– Не стоит благодарности, сударь, – отвечает Клюковка. – А не знаешь ли ты, почему степная дорога перепахана?

– Знаю. Её приказала вспахать принцесса Степного царства, чтобы других царевен, принцесс и королевен к царевичу Златолозу на смотрины не пропустить.

– Вот как? Что же нам теперь делать? Как до Горного царства добраться?

– Ты мне помогла, царевна Клюковка, а я помогу тебе, – отвечает Муравей.

Позвал Муравей своих братьев, прибежало их видимо-невидимо, и давай карету по пахоте тащить. Не столько волоком волочат, сколько на себе несут. Клюковка сзади идёт, на каждой борозде спотыкается. Шмель-охранник помогает стрекозам в упряжке. Пока до Горного царства добрались по вспаханной дороге, ещё один день потеряли.

Поблагодарила Клюковка Муравья и простилась со своими помощниками. Глядь, а её белые туфли от земли совсем чёрными стали, зато пряжки серебряные ярче засияли. Только вздохнула царевна, да ничего не поделаешь, надо ехать дальше.

Полетели стрекозы вперёд, стали поднимать карету по горной дороге к перевалу. Трудно им на гору карету тащить. Шмель сзади карету подталкивает, Клюковка рядом идёт. А когда уже к перевалу приближаться стали, то и царевна пришла Шмелю на помощь, вместе с ним стала карету толкать.

Наконец выбрались путники на перевал, перед ними вдали уже море открылось. Села Клюковка в карету и быстро покатилась вниз по горной дороге. Петляет дорога среди гор и скал, то справа пропасть, то слева, то один крутой поворот, то другой… Крепко держится царевна Клюковка за вожжи и ловко стрекозами управляет.

Но вдруг Клюковка услышала впереди страшный шум. Что-то прогрохотало, как летний гром, и всё стихло, только птичий крик о помощи пронзил сердце царевны. За поворотом дороги открылась перед Клюковкой ужасная картина. Всю дорогу завалил камнепад, а среди огромных каменных обломков лежало изломанное гнездо Орла, а в нём сам Орёл с перебитым крылом.

Выскочила царевна из кареты, подбежала к раненой птице и стала её окликать. Не сразу Орёл заметил царевну Клюковку, ведь она была росточком не больше орлиного глаза. А когда увидел, обрадовался, что хоть кто-то живой рядом оказался. Клюковка и спрашивает Орла встревожено:

– Скажи, краса гор, чем я могу тебе помочь?

– Мне нужна пыльца с цветка горного пиона, тогда я снова смогу летать, – ответил Орёл.

– А где растёт горный пион?

– На краю глубокой пропасти у Снежной вершины, тебе не добраться туда, царевна.

– Я пошлю за пыльцой своего верного слугу Шмеля, – успокоила Клюковка Орла.

Когда Шмель узнал, что ему нужно лететь за лекарством для Орла, он стал отказываться.

– Царевна, – убеждал охранник Клюковку, – у нас нет на это времени, мы потеряем ещё один день!

– Ничего, – ответила царевна. – Зато мы поможем птице, попавшей в беду.

Пока Шмель летал за пыльцой пиона, Орёл рассказал Клюковке, что это принцесса Горного царства приказала завалить дорогу, чтобы другие царевны, принцессы и королевны не успели на смотрины к царевичу Златолозу. Гнездо Орла, когда он спал в нём, попало в камнепад случайно, но птице от этого теперь не легче.

На закате солнца вернулся Шмель. На его мохнатых лапках было много пыльцы с цветка горного пиона. Орёл раскрыл клюв, и Шмель стряхнул ему пыльцу прямо на язык. Уже через минуту Орёл встал на ноги и обратился к Клюковке:

– Если ты сможешь подождать три дня, пока заживёт моё изломанное крыло, то я сам отнесу тебя к Морскому царству.

– Спасибо, Орёл, но я не могу ждать. Мы и так опаздываем. Лучше укажи нам другую дорогу к морскому берегу.

– Другой дороги здесь нет, царевна, – отвечал Орёл. – Но я попробую вам помочь, пока дует береговой ветер и всё лёгкое, что есть в горах, несёт вниз, к морю.

С этими словами Орёл выдернул из своего крыла красивое перо и положил его на дорогу.

– Взбирайтесь на перо, Клюковка, и я пущу его по ветру в сторону моря.

Стрекозы втащили карету царевны на орлиное перо. Шмель устроился рядом.

– Прощай, Клюковка, – сказал Орёл. – Я ещё никогда не встречал такого доброго сердца, как у тебя.

– До свидания, краса гор, и обязательно поправляйся, – улыбнулась Клюковка.

Орёл, махнул крылом, смахнув своё перо прямо в долину. Поток ветра подхватил его и понёс к далёкому берегу, к белой полоске прибоя.

Плавно снижаясь, перо достигло границы двух царств и опустилось прямо на гальку на морском берегу.

– Нам надо спешить, – заторопился Шмель, помогая стрекозам скатить карету на берег, – мы потеряли уже четыре дня!

Царевна Клюковка направила стрекоз вдоль моря – искать порт: надо было нанять корабль для плавания через Морское царство. Едет Клюковка и видит, что это за столбы впереди шевелятся?

Присмотрелась, подъехав поближе, Краба разглядела, который упал на спину, а теперь не может перевернуться на свои клешни. Снова остановила царевна карету и пошла смотреть, как можно Крабу помочь.

– Не трать время на чужие дела, царевна Клюковка, – говорит ей Шмель. – Да и Краб слишком большой. Мы всё равно ему ничем помочь не сможем, а пятый день потеряем.

Но Клюковка бесстрашно обошла вокруг Краба и увидела камешек возле его бока, который и мешал Крабу подняться. Вот она и говорит Шмелю:

– Если этот камешек отодвинуть немного в сторону, то Краб сможет перевернуться на брюшко.

Собрались вокруг камешка все слуги Клюковки. Стрекозы его ремнями упряжи тянут, Шмель плечом поддаёт, толкает его маленькими ручками и сама царевна. Старались они, трудились долго, и мало-помалу камешек в сторону отодвинули. Перевернулся Краб на брюшко, встал на свои клешни – огромный такой, как башня крепостная, а сам чуть от радости не плачет.

– Благодарю тебя, царевна Клюковка, за помощь. Как же я намучился-намаялся. А ты куда путь держишь?

– Добираюсь я на смотрины к царевичу Златолозу. Ищем порт – корабль нанимать, чтобы через Морское царство переправиться.

– Не наймёшь ты корабль, Клюковка, – отвечает Краб. – Принцесса Морского царства приказала царевен, принцесс и королевен на корабли не пускать. Я тебе за твою доброту помогу: доставлю через море до царства Пустынного. Забирайся с каретой ко мне на спину.

Лег Краб на брюшко в ложбинке, втащили стрекозы и Шмель карету на спину Крабу и поплыли все через Морское царство. Долго плыл Краб: морская вода с головы до ног Клюковку обрызгала. Но, наконец, вдали показался песчаный берег. На границе Пустынного царства попрощался Краб с путниками и ушёл в глубину морскую. А Клюковка отправилась через Пустыню в Страну Солнечных Ягод.

Весело летят стрекозы, легко катится карета, гудит свою любимую песенку Шмель, уже виднеются вдали ровные ряды зелёных кустарников – это начинается Страна Солнечных Ягод. На самой границе Клюковка услышала стон. Карета снова остановилась, а Шмель-охранник упал на колени перед царевной и стал просить её:

– Не задерживайся здесь, царевна Клюковка, умоляю тебя. У нас остался всего один день! Завтра во дворце царевича Златолоза будет парад невест. Ты уже и так опоздала и не выполнила условие царевича – пожить неделю во дворце вместе с другими невестами. А так и вовсе на смотрины не успеешь.

Пока Шмель говорил Клюковке свою взволнованную речь, царевна смотрела по сторонам, и на обочине, возле виноградного куста увидела привялый Изюм, который и издавал жалобные стоны.

– Мы потеряем последний день! – вскричал Шмель, увидев, что царевна покидает карету.

– День потеряем, зато несчастному поможем, – возразила слуге Клюковка, направляясь к Изюму.

– Что с тобой случилось? – участливо спросила Клюковка.

– Я совсем пересох и больше не могу идти, – ответил Изюм, морщась от солнца.

– А чем можно тебе помочь? – продолжала царевна.

– Мне нужно немного влаги.

– У меня нет воды. Но есть капелька клюквенного сока. Если он тебя спасёт, я готова отдать его тебе. Есть ли здесь поблизости больница?

– Не делай этого, царевна! – закричал Шмель. – Если ты отдашь свой сок этому незнакомцу, то сразу сморщишься, как старуха. Твоё лицо потеряет красоту и привлекательность. Как же ты предстанешь перед царевичем Златолозом? А я, что я скажу твоему отцу – царю Болотного царства?! Ведь он – совсем одинокий, и ждёт тебя домой целой и невредимой.

Вспомнив об отце, царевна Клюковка на мгновение задумалась. В это время к ней обратился Изюм:

– Капелька клюквенного сока меня не спасёт. Мне нужен сок Золотой Лозы. Будет лучше, если ты сейчас же отправишься во дворец и сообщишь царевичу Златолозу, что на границе с Пустыней умирает от жажды его старший брат Изюм. Он поймёт, что надо делать дальше. Если ты поторопишься, то успеешь во дворец к завтрашнему дню, как раз к параду невест. Златолоза найдёшь в тронном зале.

Клюковка вскочила в карету, и стрекозы полетели, что есть силы. Им помогал Шмель, подставляя свою могучую спину под цветок купавы. Он и в самом деле был преданным слугой своей госпоже.

А в это время во дворце шли последние приготовления к смотринам. Царевны, принцессы и королевны собирались на бал. Они надевали платья по последней моде, оголяя плечи, спины и даже колени. Они украшали шеи и грудь ожерельями, а руки браслетами. Они вплетали драгоценные камни в странные причёски, которые громоздились на их головах.

Царевны, принцессы и королевны наклеивали ресницы, красили губы и румянили щёки. Они пудрили себе лбы и носы, желая удивить царевича Златолоза своими нарядами, поразить его своими лицами и этим покорить его сердце.

Карета царевны Клюковки подлетела ко дворцу, когда в тронном зале уже начались смотрины невест. Царевич Златолоз сидел рядом с царём и царицей, которые смотрели на посланниц разных царств и государств. Царевны, принцессы и королевны подходили одна за одной, преклоняясь перед царской четой. Каждая из невест старалась посмотреть в глаза царевичу Златолозу, но он глядел над их головами, и невесты отходили, так и не узнав, какое впечатление они произвели на жениха.

Пока невесты медленно проходили по залу, пытаясь удивить, поразить и покорить царевича, по лестнице дворца спешила царевна Клюковка. Распахнув резные двери, она, запыхавшись, вбежала в тронный зал. И здесь Клюковка растерялась. Царевна стояла в роскошном, празднично убранном зале перед царственными особами, нарядными невестами и гостями как последняя нищенка: в грязных туфлях, в платье до пят, в полушалке на косах, без причёски и без краски на лице.

Увидев её, все невесты захохотали. Они показывали на царевну Клюковку пальцами, хватались за животы, валились друг на друга, а некоторые попадали даже на пол. У многих от смеха текли из глаз слёзы, размывая краску на лицах.

Но Клюковка, поначалу смутившаяся, уже взяла себя в руки и больше не обращала внимания на смех присутствующих. Тревога за жизнь Изюма сделала её решительной и храброй.

Поклонившись царю и царице, царевна Клюковка обратилась к царевичу Златолозу:

– Ваше высочество! В опасности ваш старший брат Изюм. Он умирает от жажды на границе вашего царства и просил меня сообщить вам, что он нуждается в вашей помощи.

При этих словах Клюковки царевич Златолоз встал с трона. В зале все смолкли.

– Кто вы и откуда? – спросил царевич Златолоз приветливо.

– Я царевна Клюковка из Болотного царства, – ответила застенчиво дочь Болотного царя.

Царевич нежно посмотрел Клюковке прямо в глаза, и она, зардевшись ярким румянцем, кротко склонила перед ним голову.

– А теперь слушайте все! – обратился царевич Златолоз к присутствующим. – Я сообщу вам нечто важное. Готовясь к выбору невесты, я попросил своего старшего брата помочь мне проверить сердца царевен, принцесс и королевен, которые прибудут в Страну Солнечных Ягод на смотрины. Изюм лёг на границе нашего царства у самой дороги, притворившись умирающим. Его не мог минуть никто из тех, кто направлялся во дворец. Вы все, стоящие передо мною красавицы, видели его. Но никто из вас не сказал мне о брате Изюме. Вы боялись, что я отменю смотрины, если мой старший брат Изюм заболеет или умрёт, и поэтому молчали. И только царевна Клюковка ради спасения Изюма забыла о себе да и обо всём на свете. И теперь я объявляю всем вам, что дочь Болотного царя удивила меня своим скромным нарядом, поразила меня своим кротким лицом и покорила меня своим добрым и жалостливым сердцем, а потому именно она – моя избранница.

И царевич Златолоз взял за руку царевну Клюковку и подвёл её под благословение царя и царицы.

А Болотный царь, как приехал на свадьбу своей дочери, да так в Стране Солнечных Ягод и остался.

Павлуша–перекати-поле

На берегу синего моря, под горушкой на пригорушке, стояла деревенька, а на краю, почти у самого берега, изба. В той избе жили-были сынок Павлуша и матушка его Настюша. Отец Павлуши, Данила-рыбак, ушёл как-то в море на лов, да так из бурного моря и не вернулся.

В Данилиной избе стоял большой дедовский сундук разноцветными красками расписанный и серебряными крестами окованный. И на том сундуке висел пудовый замок.

Ходит Павлуша вокруг сундука, на птиц да на рыб писаных смотрит, кресты серебряные разглядывает. Хочется ему узнать, что в том сундуке лежит, какое сокровище в нём хранится? Вот и спрашивает Павлуша у матушки:

– Скажи мне, матушка, покажи мне, родимая, что в нашем сундуке хранится?

– Рано тебе знать про то, сыночек. До отроческого возраста дорастёшь, тогда и покажу-расскажу.

Когда исполнилось Павлуше двенадцать лет, взяла Настюша ключ за божницей, открыла пудовый замок на сундуке, крышку, крестами серебряными окованную, подняла. Видит отрок, на дне сундука три вышитых платочка, в узелки завязанные, лежат, а больше и нет ничего.

– Вот наше сокровище, – говорит матушка Павлуше.

– Какое-такое сокровище?

– Наши родовые пуповины: твоя, моя и отца твоего, Данилы.

– А зачем они здесь хранятся?

– А для того, сыночек, они хранятся, чтобы нас никаким лихолетьем от родной земли не оторвало.

Закрыла Настюша сундук, пудовый замок навесила, а ключ за божницу положила.

Прошло время. Вырос Павлуша матери на радость, девицам на загляденье. Стал с артелью в море ходить, рыбу ловить. Уже себе и невесту присмотрел, Натальюшку, думал по осени свадьбу с ней сыграть, даже обручился со своей избранницей. Да тут, как на грех, корабль заморский к пристани причалил. Прямо на том корабле купец чужеземный открыл лавку с товарами невиданными и давай свое добро на наше менять. Потянулся народ в лавку за тем, за сем. Кто рыбу несёт, кто меха, а кто и полотна рукодельные.

Пошёл в лавку и Павлуша. Кафтан себе на рыбу вяленную выменял, сапоги – на рушники матушкины. Захотел он и порты себе заиметь – больно уж они ему понравились. Синие такие, яркой строчкой отстроченные, с карманами накладными. Да купец не согласился штаны на простое добро менять.

– А что же ты за те порты хочешь? – спрашивает у купца Павлуша.

– Те штаны я меняю только на родовую пуповину, – отвечает заморский купец. – Принеси свою пуповину, порты и получишь.

Идёт Павлуша из лавки по берегу и сам себе думает: «Сколько лет моя родовая пуповина на дне сундука лежит, а толку от неё никакого. Что её беречь? Возьму-ка я пуповину свою да обменяю на порты, которые мне так полюбились. Хоть какая-то он неё польза будет».

Пришёл домой, взял ключ за божницей, открыл пудовый замок, поднял крышку сундука, достал узелок со своей родовой пуповиной да и понёс её в лавку к заморскому купцу. Тот как увидел узелок расшитый, прямо из рук Павлуши его выхватил, за пазуху к себе спрятал, словно сокровище какое, а синие порты парню в пустые руки скоренько сунул.

– А еще у тебя родовая пуповина есть? – спрашивает.

– Есть, – отвечает Павлуша. – Только она не моя, а мамкина. Не могу на неё меняться.

Как только Павлуша со штанами на берег спустился, заморский купец тут же свою лавку закрыл, снял корабль с якоря, поднял паруса и в свою страну, что за морем лежит, отправился. За каждую пуповину родовую, из-за моря привезённую, богатое вознаграждение получал купец, больше всякой прибыли, вот и спешил он поскорее к себе домой.

А Павлуша идёт домой со штанами новыми подмышкой, и так ему легко шагается, что всех прохожих он по пути обгоняет. Прибежал, надел всё новое и на праздник в соседнее село пошёл – Натальюшку свою посмотреть, себя в обновках показать. Идёт Павлуша по дороге, словно на крыльях летит, ног под собой не чует. Смотрят на него люди и диву даются. Никогда они не видели, чтобы человек так быстро по земле ходил да так высоко на каждом шаге подпрыгивал. А как пошёл Павлуша в пляс на празднике деревенском, так и вовсе выше ёлок да берёз подскакивать начал. Натальюшка сначала посмеялась над ним, а потом встревожилась, что это с её суженым стало? А он знай веселиться, народ потешает да обновам своим радуется. Особенно штанам синим со строчкой яркой.

С того дня Павлушу словно подменили. Стал он о заморской жизни мечтать да чужие страны хвалить. Матушка ему про своё, житейское, толкует, а он всё перечит да заморские товары похваливает. Натальюшка цветиками да берёзоньками любуется, а Павлуша перед нею знай штанами синими хвастает. Артельщики перестали его в море брать, из лодки-то Павлушу ветры выдувать стали. В бурю даже привязывать рыбака пришлось.

Сидит он дома, мается, всё ему родное не в радость. А тут ещё один корабль заморский к пристани подошёл – запас воды пополнить. Увидел в окно Павлуша паруса чужестранные, обновки свои на себя нацепил и бегом на берег. Прибегает на корабль и просит хозяина взять его с собой – на жизнь заморскую посмотреть.

– Хорошо, – говорит хозяин, – возьму. Только мы отчаливаем сейчас же.

Так и покинул Павлуша родную землю без матушкиного благословеньица, без Натальюшкиного прощеньица.

Приплыл он в страну заморскую, вышел на берег, а ходить по земле той не может: куда ветер подует, туда его и несёт. Пытался он поначалу за ветки да за травы хвататься, всё равно ветер его по земле кубарем катит. Ни отдыху Павлуше, ни передышки. Носило-носило парня по земле заморской и на поле дикое принесло. Катится Павлуша по полю и видит, что на нём таких людей, как он сам, видимо-невидимо. Да только они уже и не люди вовсе, а так, трава-травой, что перекати-полем называется. Окинул Павлуша себя взглядом – да он и сам таков: руки-ноги сухими стеблями скрючились, пальцы между собой заплелись-запутались. Как налетит ветер, все друг за дружку хватаются, чтобы хоть как-то у земли удержаться. А кто не успеет за соседей ухватиться, того ветром уносит и на былиночки рвёт. Так и остался Павлуша перекати-полем в этом краю чужеземном.

А матушка его Настюша и невеста его Натальюшка прознали от людей, что уплыл он на чужом корабле. Погоревали они, погоревали и стали мудрых людей искать, у них совета спрашивать, как вернуть Павлушу на родину.

Однажды указали Настюше на старика, который живёт в лесу и знает язык птиц, зверей и даже трав, может быть, он сможет что-то о Павлуше выведать. Выслушал старик Настюшу, узнал про её горе и пошёл на лесную поляну. Через три дня и три ночи старик вернулся и говорит:

– Растут у нас травы, что выросли из заморских семян, – их перелётные птицы сюда занесли. Рассказали мне эти травы, что есть в заморской стране место, на котором живут люди–перекати-поле. Это все те, которые свою родовую пуповину утратили и от родной земли оторвались. На том поле и надо искать Павлушу, если ветры ещё не разорвали его на былиночки.

Вернулась Настюша домой, рассказала Натальюшке. А та и говорит:

– Один был у меня жених, один суженый. Никого другого мне не надо. Поплыву я за море искать Павлушу. Верну его домой живого или мёртвого.

Снарядила Натальюшка лодочку, белый парус поставила. Поклонилась до земли отцу с матушкой, поклонилась в пояс Настюше и за море отправилась. Трудно пришлось Натальюшке одной через синее море переплывать, но заморского берега она достигла. Спрятала девица в укромном месте лодочку, взяла мешок парусиновый и пошла по чужеземному берегу Павлушу искать. Долго ли, коротко ли шла Натальюшка, но набрела-таки на огромное поле, всё сухою травою, словно шарами какими, заваленное. Присмотрелась девица и людей в той траве распознала. Ходит она между перекати-полем, горючие слёзы льёт. Плачет Натальюшка да приговаривает:

– Отзовись, мой жених Павлушенька!
Откликнись, мой суженый ненаглядный!
Увезу тебя я к милой матушке.
Доставлю тебя к родному берегу.

Вдруг слышит Натальюшка, по траве будто стон прошёл. Остановилась-присмотрелась, и в травяном шаре, что за её подол зацепился, Павлушу своего узнала. Положила девица своего жениха в мешок парусиновый, а парень-то легче пуха! Как дошла до лодочки, то мешок крепко-накрепко к скамье привязала и через море синее домой добралась. Принесла Натальюшка Павлушу домой прямо в мешке и к ногам Настюши положила. Смотрят они на перекати-поле и не знают, как его к человеческой жизни вернуть.

Опять пошла Настюша в лес к старику, – что он посоветует? Вышел старик на поляну – с травами поговорить, спрашивает у травы некошеной, можно ли человеку, который перекати-полем стал, прежний образ вернуть? Не было старика три дня и три ночи. Наконец вернулся он в свою избушку и говорит:

– Чтобы сыну твоему, Настюша, к жизни вернуться, нужно ему сначала в земле укорениться. Посади его, как куст садят, в землю родную и полей его водой от трёх степных озёр, от трёх горных ледников и от трёх колодцев в пустыне. Если зазеленеет перекати-поле, свежие листики выпустит и в рост пойдёт, травы мне подскажут, что дальше делать.

Вернулась Настюша домой, говорит Натальюшке – так и так. Посадили они Павлушу–перекати-поле под окошком. Собралась Натальюшка в дальний путь, ведёрко взяла и пошла за водой, на которую травы указали. Трудными дорогами шла девица, пока добралась до трёх степных озёр, потом до трёх горных ледников, и ещё до трёх колодцев в пустыне. Едва успела к весне домой вернуться.

Взяла Настюша ведёрко с животворной водой и под кустик перекати-поля всю водицу и вылила. Зазеленел кустик прямо у них на глазах, мелкие листочки выпустил, в рост пошёл и стал ростом с Павлушу.

Смотрят на перекати-поле зелёное матушка с Натальюшкой, а сами и радуются, и плачут, что дальше с Павлушей делать, не знают.

Снова пошла Настюша в лес к старику, снова ушёл он к травам на три дня и три ночи, а когда вернулся в избушку свою, то матушке поведал:

– Травы говорят, что Павлуша может человеком стать, если вернётся к нему его родовая пуповина.

Помолчал старик, а потом добавил:

– Или если кто-то за него жизнь свою отдаст.

Пришла Настюша домой, глубокую думу думает, ничего Натальюшке не говорит. Где искать родовую пуповину сыновнюю, никто теперь не знает. Проще жизнь свою, материнскую, за его жизнь отдать. И как только решила Настюша свою жизнь за сыночка положить, тут же занемогла. На следующий день слегла она в постель, хворь стала матушку одолевать. Натальюшка совсем перешла к Настюше жить и стала за ней ухаживать.

Слабеет Настюша день ото дня, а куст перекати-поля всё больше на человека походит. Вот уже и лицо Павлушино видно, вот уже и плечи, и руки его. Говорить стал Павлуша. Смотрит он через окошко на матушку, прощения у неё за всё просит. А подойдёт к нему невеста, у Натальюшки просит прощения. И всё приговаривает:

– Как же это я, непутёвый, свою родовую пуповину в чужие руки отдал? Вот бы чудо случилось, и вернулся сюда купец заморский, я бы у него пуповину-то свою назад забрал!

А купец заморский, до своей-то страны так и не доплыл. Жаден был больно вот и носился по морю из краю в край. К разным землям купец причаливал да у простаков их пуповины родовые выманивал. А напоследок решил он снова к Павлушиной деревеньке вернуться. Не давала ему покоя та пуповина, про которую Павлуша упоминал.

Тем временем настал день, когда Павлуша под окном во всём своём обличье стал, только оторваться от земли не может. Глядит сынок в окошко на хворую матушку, видит, как она, слабенькая, ему радуется, да и догадался, что Настюша свою жизнь за него отдаёт. А матушка-то и впрямь дышит всё реже и реже.

И вдруг заметил Павлуша в синем море корабль заморский, тот самый, на котором купец портами проклятыми торговал. Рванулся Павлуша изо всех сил, одну ногу от земли оторвал, потом другую, сделал шаг и к берегу пошёл. Тяжело шёл парень, ноги стопудовые едва переставлял, но как раз поспел в тот миг, когда заморский корабль к пристани причалил. Взошёл Павлуша на палубу, схватил купца за ноги да так его потряс, что у того вышитый платочек, узелком завязанный, из-за пазухи и выпал. Купец хлипкий-то оказался – от страха у него и дух вон. Да туда ему и дорога, чтоб на чужое добро не зарился и счастья людского не разорял.

А Павлуша поднял свою родовую пуповину и домой стремглав побежал. Прибегает и видит, что матушка с постели поднимается жива-здоровёхонька, а Натальюшка угощение на стол готовит. Павлуша обнял матушку, поцеловал Натальюшку, а потом достал за божницей ключ, открыл им пудовый замок на сундуке, поднял расписную крышку, серебряными крестами окованную, и положил на дно сундука заветный узелок. А после свадьбы появился на дне сундука ещё один узелок – Натальюшкин.

Павлуша снова стал в море с артелью ходить, рыбу ловить, а когда у него сыновья и дочери подросли, то детям своим заповедал:

– Любите родную землю пуще заморской, чтобы перекати-полем не стать.

Девица-поляница[1]

Жила-была на свете сиротинушка Дарьюшка. Росла она без отца, без матери у своей крёстной – божатушки[2]. Божатушка еще в молодости овдовела, своих деток не имела, как могла, Дашеньку жалела. Да и Дашенька в ней души не чаяла – во всем старалась её горькое вдовство скрасить.

Выросла Дашенька всем на загляденье да на радость – и пригожая, и работящая, и душою добрая. Вот и стали люди звать её Дарья-отрада.

Пришло время, нашёлся Дашеньке жених Иван-богатырь, сватов к божатушке заслал, согласие Дарьюшки и её крёстной матери получил. Полюбились друг другу Дарья-отрада да Иван-богатырь, обручились, кольцами золотыми обменялись и стали готовиться к свадьбе-венчанию: Дашеньке подвенечное платье шьют, Ивану кафтан новый справляют… Да не выпало им лёгкого счастья.

За неделю до свадьбы налетела на их землю сила поганая, несметная. Все богатыри да витязи собрались и землю родную защищать поскакали.

Ждёт-пождёт Дарья-отрада своего суженого, да только плохих вестей дождалась.

Богатыри, что с войны вернулись, рассказали, как налетели во время битвы птицы железные, семерых богатырей схватили да и за горы к поганым унесли. В плен попал и Иван-богатырь.

Как заплакали-запричитали девицы, без женихов оставшиеся, как запели песни протяжные, жалостливые, так в каждом доме об их разбитом счастье слезы полились.

Три месяца девушки не унимались. Первой плакать Дарья-отрада перестала, обошла всех невест горемычных, собрала их вместе и говорит:

– Девушки-красавицы, душеньки-подруженьки! Одно у нас горе, одна на всех беда. Плакали мы, бились, да слезами горю не поможешь. Пойдёмте в церковь – Богу помолимся, да у старого батюшки совета спросим, чем женихам помочь?

Выслушали Дарью-отраду подруги и отвечают:

– Хорошо. Через три дня в воскресенье и пойдём.

Наступило воскресенье. Собрались девушки в церковь идти, в красивые платья нарядились, новые туфли надели. Только Дарья-отрада в скромном платьице молиться пошла.

Вот идут девушки по улице – туда–сюда по сторонам смотрят, головами вертят: давно перед народом не прохаживались. Одна Дашенька под ноги глядит, ничего вокруг себя не замечает, Ивана своего вспоминает.

Тут навстречу девицам скоморохи из-за угла вывернули, на гармошке да балалайках играют-приплясывают, весёлые песни поют. Увидели девиц нарядных и прямо к ним направились:

– Что загрустили, красавицы, носы повесили?

– Женихов наших птицы железные в плен унесли, – отвечают.

– Разве это беда? – говорят скоморохи. – Женихов ещё на свете много! Мы вам получше ваших богатырей женихов найдём. Хватит вам ждать тех, кого, может, давно и в живых-то нет. Пора и повеселиться-порадоваться. Пойдёмте с нами на гулянье – не пожалеете, от своих печалей поразвеетесь, с заезжими купцами попляшете. Во-он их сколько нынче в наш город понаехало!

Остановились девицы-красавицы, зашушукались, на скоморохов весёлых поглядывают. А те знай плясовую играют – у девиц ноги сами в пляс просятся! Только Дарья-отрада стоит, в землю потупилась.

Тут одна девушка и говорит:

– Почему бы нам, подруженьки, и вправду не отвлечься от нашей беды?

Повернулись девицы-красавицы и пошли за скоморохами на лужайку – хороводы водить, с заезжими купцами шутить-озорничать. Одна Дарья-отрада на дороге к храму осталась.

Вздохнула она о девушках неверных, об их женихах несчастных, а сама пошла в церковь. Там Спасу до земли поклонилась, Богу помолилась и попросила у батюшки благословения ехать искать своего Ивана-богатыря.

Не сразу мудрый батюшка ей ответил, трудную думу думал, а потом и сказал:

– Поезжай, доченька, с Богом, – и благословил Дарью-отраду на подвиг великий.

Пришла Дарьюшка домой, рассказала своей божатушке, что взяла в церкви благословение ехать выручать своего Ивана-богатыря. Ахнула божатушка, схватилась за сердце, а потом успокоилась и стала собирать свою крестницу в путь-дорогу дальнюю. «Если бы мой супруг не погиб, а в плен попал, я бы тоже его искать пошла», – подумала крёстная.

Заказала божатушка мастерам сделать Дарьюшке доспехи по её росту – шлем с личиной, кольчугу, поручи-поножи, щит да меч. Дала ей рубаху льняную, домотканую, старинный сарафан про запас.

– Может, не всё тебе воевать придётся, – сказала.

А потом вывела божатушка из конюшни коня белого богатырского и Дарье-отраде поведала:

– Этот конь мужа моего, в сечи убитого, домой принёс. Будет он тебе служить верно и тебя домой принесёт – живую или мёртвую. Седлай коня, одевай доспехи. Теперь ты не Дарья-отрада, а Девица-поляница: по полям да горам тебе скакать, Ивана-богатыря искать.

Облеклась в доспехи богатырские Девица-поляница и поклонилась до земли крёстной матери, а та ей наказ дала:

– Пуще жизни крестик нательный береги и ничего для спасения жениха своего не пожалей: ни красоты, ни молодости, ни счастья.

Села Девица-поляница на коня и в дальнюю сторону поскакала. А её подружки в это время на лужайке со скоморохами плясали, в чистом поле пыль увидали, а откуда она взялась, допытываться не стали.

Ехала, ехала Девица-поляница по чистому полю: через реки синие на коне переплывала, в ковыльные степи попала. Вдруг навстречу ей воительница на чёрном коне выехала, грозным голосом закричала:

– Я врагиня твоя по имени Волчья сестра. Ты зачем едешь в мою сторону, Девица-поляница? Не жениха ли своего Ивана ищешь? Ничего у тебя не выйдет. Иван-богатырь на крепкую цепь посажен и работает на моих братьев день и ночь!

Ничего не ответила ей Девица-поляница, а вступила в бой с Волчьей сестрой. Бились они с полудня до вечерней зари – кольчуги свои изорвали, мечи зазубрили. Вдруг Волчья сестра Дарью-отраду в грудь ударила. Да извернулся конь богатырский, Девицу-поляницу от верной гибели спас. Только кольчуга у богатырки на груди надорвалась, бирюзовый крестик в дырочке засиял, Волчью сестру по глазам светом ясным ударил. Отшатнулась она в страхе, а Девица-поляница рубанула врагиню своим мечом, так руку правую ей и отсекла.

Повернула своего чёрного коня Волчья сестра и наутёк пустилась, а Дарья-отрада с белого коня слезла, дала ему отдых, а потом дальше поскакала.

Долго ли, коротко ли ехала Девица-поляница, на пути ей встретились горы высокие, пропасти глубокие. На большую крутизну поднялась – дальше с конём ходу нет.

Попрощалась Дарья-отрада с конём белым, в пещере его спрятала, там же и доспехи богатырские сложила и под видом нищенки пошла по горным тропкам Ивана-богатыря искать.

Долго ей не попадался ни один живой человек. Наконец, на краю глубокой пропасти встретилась Девице-полянице ведьма чернее ночи. Подошла к ней Дарья-отрада и спрашивает:

– Не знаешь ли, тётушка, где мне Ивана-богатыря, жениха моего, найти?

– Знаю, – отвечает. – Отдай мне свой крестик бирюзовый, скажу.

– Бери у меня, что хочешь, только крестик мой крещальный я тебе отдать не могу!

– Тогда отдавай свою красоту! – сказала ей ведьма.

– Хорошо, возьми красоту тётушка, только укажи дорогу.

Ведьма чернее ночи стала красавицей, а Дарья-отрада – уродиной. Та девице и говорит:

– Видишь вон ту снежную гору? Дойдёшь до неё, там моя средняя сестра живёт. Она тебе дальше путь к жениху твоему покажет.

Пошла Девица-поляница к горе снежной, а сама – чернее ночи. Зверь её дальней дорогой обходит, птица стороной облетает, солнце, и то за тучку прячется, чтобы на Дарью-отраду не смотреть.

Вот дошла Девица-поляница до снежной горы, встречает ее старуха – волосы седые, косматые, сама в три погибели согнулась. Увидела Дарью-отраду и спрашивает:

– Как же ты забрела в мои владения? Что тебе надо?

– Мне путь сюда твоя младшая сестра указала. Я ищу Ивана-богатыря. Подскажи мне к нему дорогу.

– Отдай мне свой крест бирюзовый, подскажу, – отвечает ведьма.

– Не могу тебе крестик нательный отдать. Проси, что хочешь, – говорит Девица-поляница.

– Тогда молодость отдай! – закричала ведьма.

– Хорошо, возьми молодость, только путь к моему жениху укажи.

Распрямилась тут старуха, выровнялась. Волосы её потемнели, в тугие косы свились, а Дарья-отрада седыми космами покрылась, в три погибели согнулась.

– Иди вон туда, к синему озеру, – указала ей средняя ведьма. – Там встретишь мою старшую сестру, она тебе дальше путь укажет.

Идёт Дарья-отрада, к земле гнётся. Зверь её дальней тропой обходит, птица стороной облетает, солнце и луна за тучки прячутся, ветер и тот поверху веет. Дошла Девица-поляница до синего озера – дорогу ей ведьма загораживает. Сама, как кость обглоданная. Глаза бельмами закрыты, ничего не видит, а руками так во все стороны и шарит.

– Ты зачем сюда явилась? – Девицу-поляницу спрашивает.

– Укажи мне дорогу к Ивану-богатырю.

Ощупала ведьма Девицу-поляницу, пальцами на крестик наткнулась и говорит:

– А ты отдай мне свой крестик нательный – укажу!

– Не могу свой крестик бирюзовый отдать, – говорит Дарья-отрада. – Проси, что хочешь.

– Не можешь отдать крест бирюзовый, отдавай свои глаза зрячие!

– Хорошо, бери, – согласилась Дарьюшка.

У ведьмы глаза зрячими стали, а у Девицы-поляницы бельмами закрылись.

Вытолкала её ведьма на ровную дорогу, в руки клюку сунула и засмеялась:

– Теперь иди по дороге прямо, невеста-уродка! Как собачий лай услышишь, знай – ты в селение пришла. Живёт в том селе однорукая Волчья сестра со своими братьями. У них на цепях прикован Иван-богатырь со своими земляками. Увидеть ты их уже никогда не увидишь, только по голосу жениха своего узнаешь.

Идёт Дарьюшка с лицом чернее ночи, с бельмами вместо глаз, лохматая, седая, в три погибели согнутая. Слышит, собаки залаяли, под ноги бросаются. Поняла, что в селение пришла.

Жители со своих домов повыскакивали, на слепую странницу-старуху смотрят, как она сюда попала, понять не могут. А Девица-поляница хотя глазами ничего не видит, зато всё слухом слышит да сердцем чует. Понимает Дарья-отрада, что люди здесь добра ей не желают, хотя и не бьют.

Вдруг подходит к ней Волчья сестра и говорит:

– На тебе крест бирюзовый, как на Девице-полянице! Ты что, Дарью убила, а крест её на себя нацепила?

– Да, Дарью-отраду я убила, – только и сказала странница.

– Так значит получается, ты ей за меня отомстила?! – развеселилась Волчья сестра. – Я тебя за это отблагодарю!

И врагиня повела слепую Девицу-поляницу к своему старшему брату.

Как вошли они во двор, услышала Дарья-отрада звон цепей да голос Ивана-богатыря, своим друзьям сказавшего:

– Смотрите, братцы, на старухе – крест. Видно, она из нашей земли сюда пришла.

Волчья сестра завела слепую в дом, всех братьев-дядьёв своих собрала, всё селение созвала – странницу всем показывает, про бой с Дарьей-отрадой рассказывает.

– А теперь, – говорит Волчья сестра, – послушаем, как эта старуха Девицу-поляницу сгубила.

– Хорошо, всё вам расскажу, ничего не скрою. Только сказ мой долгий будет. Старая я, не могу коротко говорить, всегда издалека начинаю.

И стала странница разные небылицы плести, сказки сказывать, три дня без умолку говорила, а про главное еще так и не сказала. Слушали её враги, слушали, да от усталости на четвёртую ночь друг на друга спать и повалились.

А Дарья-отрада вышла на ощупь во двор, подошла к пленникам.

– Тихо, не бойтесь меня, – сказала она своим землякам. – Я вашего роду-племени, пришла вам помочь.

Тут она дотронулась до цепей Ивана, они и попадали с рук-ног богатырских. Так освободила от оков всех своих земляков.

Вышли они за село, поспешили к озеру синему. Старшая ведьма даже не показалась: побоялась, что Дарья-отрада свои зрячие глаза обратно заберёт.

Потом дошли они до снежной горы. Средняя ведьма тоже к ним не вышла. Видно, думала, что Девица-поляница свою молодость обратно вернёт.

Не вышла к ним навстречу и младшая ведьма, чтобы Дарьину-то красоту у себя навсегда оставить.

А слепая Девица-поляница теперь только об одном думала, одному радовалась, что спасён её Иван-богатырь со своими земляками.

Вот они уже перевалили через горы высокие и подошли к пещере, где стоял белый конь и лежали доспехи богатырские.

– Чей это конь, чьи доспехи? – спросили богатыри у слепой старухи.

– Мои, – ответила она, а сердцем почуяла, что не поверили ей. Ничего не стала объяснять им Дарья-отрада, только голову ещё ниже опустила. Это как раз на утренней зореньке было, ясное солнышко из-за края земли показывалось.

Страшно было богатырям смотреть на слепую дряхлую старуху чернее ночи, но она их спасла, и потому они все повернулись к ней, до земли поклонились, за спасение от всего сердца бабушку поблагодарили.

В это время луч солнца заиграл на крестике бирюзовом, и крестик Ивану-богатырю еще раз в глаза кинулся:

«А крестик точно такой, как у моей Дарьюшки-отрады», – подумал Иван.

А тут и белый конь подошёл к слепой страннице и головой о её плечо потёрся. Погладила старуха богатырского коня – на кривом пальце кольцо золотое блеснуло. Узнал его Иван-богатырь – понять ничего не может.

– Откуда у тебя это кольцо?! – спрашивает.

– Жених мне его на руку надел, – отвечает слепая.

– Я не тебе надевал кольцо, – закричал тут Иван-богатырь, – а Дарье-отраде! Она девица-красавица, а ты уродина старая!

Ничего не ответила ему Девица-поляница. Села она на коня – только её и видали, а богатыри сами домой пошли. Уже издали заметили они, как птицы железные над высокими горами и ковыльной степью покружили-покружили, да и за горы вернулись.

Вот входят богатыри в родной город и видят – невесты-то их на лужайке со скоморохами да заезжими купцами пляшут, песни поют. Увидели своих женихов-богатырей, испугались, неверные, за чужие спины попрятались.

Народ на улицы валом валит, богатырей встречает. Не знают люди, как их лучше усадить-угостить, как обо всём узнать-расспросить.

А Иван-богатырь от угощения отказывается, да к дому Дарьи-отрады поспешает, к невесте своей торопится. Вышла ему навстречу божатушка, обняла-обрадовалась:

– А где же Дарьюшка? – спрашивает. – Она ведь тебя поехала вызволять-выручать!

Понял тут Иван-богатырь, что слепая старуха чернее ночи и была его невеста Дарьюшка, которая всё отдала, ничего не пожалела, чтобы его спасти.

Кинулся он к дому отца-матушки, обнял их, поцеловал, оседлал богатырского коня и поскакал, куда глаза глядят, Дарью-отраду искать.

Долго ездил по белу свету Иван-богатырь, у всех про слепую старуху расспрашивал. Да никто её не видел, а кто и видел, стороной объехал, не то, чтобы с ней словом перемолвиться.

Однажды в лесной глуши оказался Иван-богатырь возле ветхой избушки, в которой жил старец-отшельник. Рядом деревянная часовенка красуется, маленький колокол на звоннице висит.

Рассказал старцу Иван-богатырь о своей беде-кручине, а старец и говорит:

– Раз в году по весне приезжает Девица-поляница к моей часовенке помолиться, душу свою излить. Хочешь, оставайся, живи у меня, дожидайся своей невесты.

Остался Иван-богатырь у старца-отшельника и стал свою невесту ждать. В середине весны, когда распустились листики и зацвели цветы, приехала Девица-поляница к часовенке, подошла под благословение к старцу, а тут к ней и Иван-богатырь вышел.

Бросился молодец перед слепой старухой на колени, стал просить:

– Прости меня, Дарьюшка, невеста моя, что тебя обидел. Не убегай от меня, не скрывайся. Нет мне жизни без тебя.

Как только промолвил Иван-богатырь слова сердечные, вернулись Девице-полянице глаза голубые зрячие, краса и молодость и стала перед ним прежняя Дарья-отрада.

А остальное доскажите до конца – от своего лица: словами старинными – сказку новую, по свету идти готовую. Её умный сразу поймёт, а дурак – пустой мешок понесёт.

Сказка про Иванушку и птицу Рокулу

Жила-была вдовушка Любушка с сыночком Иванушкой. Муж её, Степан, сгинул в битве со Змеем Горынычем, когда сыночку только годочек минул. Потужила-погоревала о любимом муже Любушка, да ничего не поделаешь – жить дальше надо. Вот она всю любовь свою и стала на сыночка изливать. Поит-кормит Ванюшу досыта, обувает-одевает сыночка во всё новое, все его желания исполняет, дарами-подарками задаривает.

Ложится Ванюша спать, Любушка ему сказки сказывает про добрых молодцев, Змея Горыныча одолевших, с отеческой земли прогнавших. Засыпает сыночек, матушка ему песни колыбельные поёт про ангелов небесных да временах счастливых. Хорошо умела петь Любушка, нежно да жалостливо. Тонкий голосок так и переливался, так и звенел, как песнь соловушки. Часто сыночек просил Любушку:

– Спой мне, матушка, про степь широкую.

А то скажет:

– Спой мне, матушка, про берёзу белую.

Много знала песен Любушка и все их своему Ванюше напевала.

Рос Иванушка на вольных ветрах да щедрых хлебах телом крепок, сердцем добр, умом ясен, лицом красив. Как стал он в возраст отроческий входить, пролетел над их сторонушкой Змей Горыныч да Иванушку внизу углядел. Понял враг, что растёт на земле богатырь, который против него, Змея Горыныча, молодецкую силу копит.

Ванюша тоже Змея Горыныча завидел, глазами чудище чужеземное проводил, матушку свою Любушку спросил:

– Кто это, матушка, по небу летает?

– Это наш древний враг, Иванушка, – отвечает Любушка. – Он русского духа не выносит и часто нашей земле вредит. В битве с ним погиб твой отец Степан и много русских богатырей. Видно опять враг лютый злодейство задумал, нашу силу проверяет.

– Когда я вырасту, матушка, в силу богатырскую войду, то пойду со Змеем воевать. За отца своего посчитаюсь и навсегда прогоню его с нашей земли и с нашего неба.

Ничего не ответила Ванюше Любушка, только посмотрела на сыночка с надеждой и любовью да вздохнула.

А Иванушка подумал о Змее, подумал да и стал о нём забывать. А Змей Горыныч покой потерял, не может отрока Иванушку забыть, силу его растущую запамятовать. Вот и решил Змей хитростью да коварством Ванюшу со свету извести ещё до того, как тот в свой богатырский возраст войдёт.

Перво-наперво решил он Иванушку от жизни деревенской оторвать, которая силу отроку давала. Подослал он к Любушке человека проезжего. Стал тот о прелестях городской жизни рассказывать, из деревни Любушку выманивать:

– Что ты живёшь здесь, красавица, да киснешь, настоящей жизни не видишь? У тебя на глазах только поле да лес, на руках работа да забота. То ли дело жизнь городская! Весело там живёт народ, хоть и тесно. Трудиться в меру, в забавах да в потехах время проводит. Вот вы с сыном по лавкам спите, а городские люди – на пуховиках. Твой сын молоко да квас пьёт, а городские дети – кофе да какао. Вы лапти да сапоги носите, а городские – туфельки да штиблеты. Перебирайся в город, как другие уже перебрались. Нечего тебе за старое житьё цепляться, пора по-новому жить.

Подумала Любушка, подумала – не о себе, о сыночке Иванушке, – и решила, что ему в городе лучше будет. Не откладывая на долгий срок, переехала Любушка с Иванушкой весной в город у Синей реки.

Не успела Любушка на новом месте обосноваться, запросился её Иванушка в городской сад погулять, среди деревьев походить-побродить, на травку майскую да на цветики полюбоваться.

– Соскучился я за лесами да за лугами, матушка, – говорит Иванушка, – отпусти меня на здешнюю красоту посмотреть.

Отпустила Любушка сыночка в городской сад, а Змей Горыныч туда уже колдунью подослал, чтобы она Иванушку очаровала-околдовала да силу его богатырскую иссушила. Колдунья та была не простая. Во дворце Змея Горыныча чародейной музыкой звучала, в девицу превращалась, а перед людьми птицей прикидывалась. Перья её то огнём полыхали, то молниями сверкали, то пятнами чёрными отливали. Пела она разными голосами, разными языками. Умела та птица то орлом показаться, то ястребом, а то и малой пчёлкой обернуться. А звали птицу колдовскую Рокулой.

Вот входит Иванушка в городской сад, на скамеечку у пруда присел, на водяные лилии засмотрелся-залюбовался, о родной сторонушке вспомнил. Да вдруг перед ним словно молния пронеслась и на ветку берёзы, что рядом росла, опустилась.

Глянул Иванушка – птица на дереве. Отродясь таких не видывал: перья то на огонь, то на уголь походят. А запела птица голосом человеческим, Любушкин сын и вовсе рот раскрыл. Птица поёт, как бубен бьёт, как гром гремит, как зверь рычит. Страшное у неё пение, дикое, но почему-то от этих песен так и тянет в пляс. Да не на деревенский манер, а на новый, Иванушке незнакомый. Терпел паренёк, терпел, да и вскочил и ну давай под птичье пение плясать! Долго прыгал Иванушка по садовой лужайке, пока под берёзой едва живой не свалился. А тут птица к нему слетела, рядом похаживает, чёрным глазом на Иванушку поглядывает и говорит ему таковые слова:

– Я птица Рокула, я птица дивная!
Кого полюблю, от того не отступлю.
Забывай, Иванушка, песни родной матушки.
Полюби, Иванушка, песни птицы Рокулы.

Много раз повторила птица слова колдовские и заклятье на сердце Иванушки наложила. Вдруг почувствовал Ванюша к песням птицы Рокулы любовь великую, и ответил ей речью странною:

– Песни твои, птица Рокула,
Лучше пения соловьиного.
Песни твои, птица Рокула,
Лучше песен матушкиных.
Ради песен твоих, птица Рокула,
Позабуду я себя, прежнего.

Отвечает ему на это птица Рокула:

– Помогу я сделать тебе обещанное, Иванушка, и буду с тобой неотступно. Не забудь же речи свои странные, слова свои клятвенные.

Вот поднялся Иванушка, домой направляется, а птица Рокула пчёлкой обернулась, возле уха отрока вьётся, песни ему чужеземные поёт, колдовской дух в него навевает, русский дух из него изгоняет.

Приходит домой Иванушка, матушка его расспросами встречает, просит о прогулке рассказать, а сыночек Любушку грубым словом обрывает:

– Не досуг мне с тобой разговаривать! Не мешай мне песни заморские слушать!

Ничего не поймёт Любушка, о каких песнях говорит Ванюша. Стала она сыночку стол накрывать да по привычке песню про степь широкую запела. А Иван как закричит:

– Перестань ты петь свои песни старинные! Надоели хуже горькой редьки! Голос твой мне опостылел, слышать не могу твоё завывание. Замолчи!

– Что это с тобой, Иванушка? Не захворал ли ты, сыночек родненький? Или это жизнь новая так тебя перебаламутила?

– Не мешай мне, матушка! По-хорошему прошу, не мешай! Полюбил я слушать песни птицы Рокулы. Без её песен жить теперь не могу.

– Какой-такой птицы, сынок?

– Да той, что возле меня пчёлкой вьётся и мне на ушко песни свои напевает.

Тут-то только Любушка пчелу увидела и полотенцем, что в руках держала, отмахнула её от Иванушки. Но в этот миг во всю комнату молния блеснула, чёрные крылья распахнулись от стены до стены, огнём перья охватились. Страшным чудищем Рокула перед Любушкой предстала и в лицо ей крикнула:

– Отрёкся Иванушка от песен твоих, а мои песни полюбил! Теперь душа его не тебе, а мне принадлежит! Ты же ему только за служанку и будешь: варить-кормить да стирать-убирать!

И птица Рокула снова пчёлкой обернулась, стала вокруг Иванушкиной головушки виться, песни чужие ему на ушко напевать. С того дня Иванушку как будто подменили. С матерью стал браниться, обленился, только и знает, что птицу Рокулу слушает, совсем отбился от рук.

А Рокула ему не только песни поёт, но и жизни Иванушку учит. Да не тому учит, чему матушка родимая учила, а совсем наоборот. А ночью, когда Иванушка засыпает, улетает птица Рокула к Змею Горынычу да всё ему об Иване доносит.

– Не бойся, Змей Горыныч, – говорит своему господину птица-колдунья, – очаровала я Иванушку, заворожила. Не растёт его сила богатырская, а слабеет день ото дня. Потому что духа чужого он набирается, а русский дух из него уходит.

– Верно ты служишь мне, птица Рокула! Щедро награжу тебя, если сможешь ты на Ивана печать мою поставить и мне на служение обратить. На это дело даю тебе в помощники Хмеля Душегубного да Дрёму Невидимую. Юношей-то Иван стал, в опасный для меня возраст вошёл.

Птица Рокула и говорит своим помощникам.

– Ты, Хмель Душегубный, под видом соседа придёшь к Ивану и с ним подружишься, к хмельной радости его приучишь. А ты, Дрёма Невидимая, окружи Иванушку сонным облаком, чтобы он настоящей жизни не понимал, а только бы спал да дремал.

Однажды, когда матушки не было дома, а Иванушка слушал песни птицы Рокулы, в дверь постучали. Открыл Иванушка и видит – на пороге парень стоит, ему под стать. Посмотрел пришелец на Ванюшу приветливо и говорит:

– Я недавно в этом городе живу и знаю, что ты тоже не так давно сюда переехал. Меня Василием зовут. Давай с тобой дружить.

А был то Хмель Душегубный. Иванушка решил парня проверить, годится ли он для дружбы, и спрашивает его:

– А что ты любишь больше всего на свете?

Тот и отвечает:

– Я люблю слушать песни птицы Рокулы.

– Да?! – обрадовался Иванушка. – Тогда ты мне настоящий друг.

– Настоящий, говоришь? – переспросил парень. – Тогда дели со мной мою радость!

– Какую-такую радость?

– Хмельную!

– С другом я готов всё делить напополам, – говорит Иванушка.

Достал тут Хмель Душегубный бутыль стеклянную, чарки липовые, налил в чарки зелена вина, одну Иванушке поднёс, одну сам поднял и говорит:

– Давай выпьем с тобой за дивную птицу Рокулу.

– За птицу Рокулу как не выпить? Давай.

Выпили. Охватила тут Иванушку радость хмельная. Смеётся-веселится, птице Рокуле подпевает, а вместе с ним и дружок его Иванушке подтягивает. А как Хмель Душегубный ушёл, Дрёма Невидимая Ванюшу сонным облаком окутала и спать уложила.

Так Иванушка и жить стал, света белого не видит. Ходит Иванушка по рукам слуг Змея Горыныча да о том не догадывается. Сила его богатырская, как бутон в холодную осень, так и не расцвела. Уже и русским духом от него не пахнет. Без всякой битвы одолел его Змей Горыныч. Хитростью одолел да коварством.

Смотрела Любушка на сыночка своего погибающего, смотрела, все оченьки выплакала, всю красоту свою да молодость извела, но от Иванушки только брань и слышала. И однажды решилась она Иванушку оставить и пойти ему спасение искать. Перед иконами Богу помолилась, на все четыре стороны поклонилась, взяла посох дорожный и пошла на родимую сторонушку к могилке мужа. Зашла на погост деревенский и видит, – могилка Степана вся травой заросла. Упала Любушка на траву зелёную, горючими слезами залилась:

– Прости меня, муженёк мой любимый! Не уберегла я твоё дитятко, не сохранила я нашего Иванушку. Русский дух в нём повыветрился. Губит его сила чужая, хитрая да коварная. В самом доме губит, не в чистом полюшке. Извелась я, измаялась. Не знаю, как Иванушке нашему помочь, как спасти нашу кровиночку.

Молвит ей муж замогильным голосом:

– Обойди, моя жёнушка Любушка, семь церквей – семь монастырей, да в каждом за сыночка нашего Иванушку положи по три поклончика. Обойди, моя жёнушка Любушка, семь святых источников. Да в каждом окунись по три раза, да из каждого набери по три пригоршни водицы. Напои, моя жёнушка Любушка, той водицей Иванушку. Все чары от него отпадут, а русский дух к нему вернётся. Верни, моя жёнушка Любушка, сыночка нашего Иванушку на родную сторонушку, – землица родная вольёт в него силу богатырскую.

Поднялась Любушка, поклонилась мужниной могилке и сказала:

– Спасибо тебе, Степанушка. Пойду в путь-дорогу и исполню слово твоё заповедное.

Пошла Любушка по дороге в сторону дальнюю, а Иванушке и дела нет, что матушка из дома пропала. Живёт-веселиться, с Хмелем Душегубным дружбу водит, да песни птицы Рокулы с утра до ночи слушает.

А тем временем Змей Горыныч проведал, что Любушка пошла для Иванушки спасения искать, и приказал птице Рокуле поскорее на Ивана клеймо его, Змея Горыныча, поставить.

Вот птица Рокула у Ванюши спрашивает:

– Куда это твоя матушка подевалась?

– Не знаю, – отвечает Иванушка. – А мне без неё легче жить стало: никто на меня теперь с укоризной не смотрит, никто жизни моей не мешает.

– А коль так, скажи мне, не хочешь ли ты господину служить, которому я служу, не хочешь ли ты метку носить, которую я ношу?

– Какую-такую метку? – спрашивает Иванушка.

– А вот какую! – отвечает птица Рокула.

Тут ударилась она об пол, в женском обличье пред Иванушкой предстала. Смотрит на неё юноша глазами заворожёнными, от колдовской красы очей отвести не может. Глаза у Рокулы темнее осенней ноченьки. Волосы огненные вьются-кудрятся шапкой пышною, платье на Рокуле красно-чёрное. Руки до плеч голые, зелёными змеями разрисованы. А на левом плече клеймо стоит, искорками огненными вспыхивает.

Засмотрелся Иванушка на Рокулу, а та вокруг него так и вьётся, так и ластится, вкрадчивым голосом его уговаривает:

– Прими меточку, Иванушка, в жёны меня возьмёшь!

Сорвал тут Иван рубаху со своего плеча, Рокуле его подставил. Та выхватила из кармана печать огненную и прямо на белое плечо Иванушки припечатала. Глянул Ванюша на клеймо и видит, что с метки-то на него сам Змей Горыныч смотрит.

– Так вот кто твой хозяин, птица Рокула! Вот какому ты господину меня в услужение приготовила!

Отшатнулся тут Иванушка от Рокулы, об отце, Змеем погубленном, вспомнил. Вспомнил и мечту свою детскую – богатырём стать и за смерть отца со Змеем Горынычем посчитаться. Заныло тут сердце у Иванушки, кровью облилось. Но в тот же миг огнём запекло клеймо на левом плече, и услышал он голос Змея Горыныча:

– Слушай моё повеление, слуга меченый! Ходит по путям-дорогам странница с посохом дорожным. церкви-монастыри она обходит, в студёных источниках воду берёт. Замышляет меня со свету извести. Вот тебе первое моё приказание: странницу эту схвати и в замок мой доставь. Даю тебе для этого дела силы колдовские: по небу летать, в кого нужно тебе, превращаться, силу недюжинную иметь. Ступай и дело это исполни, а не то не сносить тебе головы. Через три дня жду тебя к себе на поклон.

Стоит Иванушка и чувствует, будто он и не живой вовсе. Одно только на уме, как повеление Змея Горыныча исполнить, где странницу найти и как её в замок Змея заманить.

Высоко поднялся в небо Ванюша, все дороги земные обозрел и увидел странницу с посохом дорожным. Не знал он, что это матушка его родимая идёт, ему, Иванушке, спасение несёт.

Оборотился Иван в орла, решил сверху на странницу кинуться, схватить её когтями и в замок Змея Горыныча унести. Только хотел он на странницу налететь, уже камнем из-за облака вниз повалился, как вдруг упал на землю густой туман, скрыл и странницу, и дорогу. Три дня туман лежал, Ивану дело задуманное исполнить не давал. Пометался Ванюша, пометался, уже и три дня прошло. Так ни с чем он и полетел к Змею Горынычу на поклон.

– Видел ли ты странницу? – спрашивает Змей.

– Видел. Да только я в орла оборотился и хотел её когтями схватить, как упал густой туман и скрыл от меня странницу.

Рассердился Змей Горыныч, разозлился:

– Это ей сама земля помогает! Придумай что-нибудь похитрее, поковарнее, а странницу мне в замок доставь! Через три дня жду тебя на поклон.

Снова поднялся Иванушка высоко-высоко, снова окинул взглядом все пути-дороги, снова странницу с дорожным посохом увидел. «Стану-ка я шайкой разбойников у большой дороги, – думает, – спрячусь в‑о-о‑н в том лесу. Как странница по лесу пойдёт, так я и схвачу её, в мешок упрячу и Змею Горынычу в замок унесу».

Стал Иванушка шайкой разбойников. Спрятались разбойнички в лесу за кустами да за деревьями, ждут, когда странница по лесной дороге пойдёт. Смотрят и ничего понять не могут: не одна идёт странница, а целая толпа – и все спутницы одинаковые – согбенные, с котомками и дорожными посохами. Растерялись разбойнички, на дорогу выскочили. Крайних спутниц похватали, руки им заломили, мешки на них надели и к Змею Горынычу в замок понесли.

– Вот, – говорит Иванушка Змею, – выполнил я твоё повеление. Да не одну странницу тебе принёс, а целую дюжину.

Развязал тут Иван перед Змеем мешки, а там вместо странниц одни колоды трухлявые. Опять разозлился-рассердился Змей Горыныч, закричал страшным голосом:

– Да ей само небо помогает! Лети снова на пути-дороги и любой хитростью замани странницу в мой замок! Через три дня жду тебя на поклон.

Снова поднялся Иванушка над путями-дорогами, снова углядел странницу согбенную. И решил он на этот раз в младенца превратиться, лечь у дороги и заплакать, когда странница будет мимо проходить. «Не может быть, – думает Иванушка, – чтобы странница на детский плач не откликнулась, к ребёнку малому не подошла. А как на руки она меня возьмёт, тут уж я вокруг странницы крепкой верёвкой обовьюсь и в замок Змея Горыныча доставлю».

Как наметил Иванушка, так и сделал, малым дитятком у дороги лёг и плакать начал. Вот идёт Любушка по дороге и слышит, дитё малое плачет. Так плачет, как её Ванюша во младенчестве плакал. Кинулась она туда-сюда, видит – ребёночек под придорожным кустом лежит. Смотрит на него Любушка и глазам своим не верит: Иванушка да и только! «Дай, – думает Любушка, – я дитятко это водой напою от семи родников. Видно, оно пить хочет, коль так кричит». Сняла она свою котомочку, достала бутылочку заветную и к губкам младенчика потянулась.

А Змей Горыныч в замке своём места не находит, погибель свою чует. Посылает он колдунью Рокулу Иванушку найти и спасению его помешать. Летит птица Рокула, чёрными крыльями всё небо закрыла, темень на землю напустила. Ни зги не видно.

Тут Любушка и подхватила младенчика на руки и к губкам его заветную бутылочку поднесла. Льётся водичка от семи источников прямо в ротик Иванушке. Он вроде и пить не хотел, а глотнул-таки водички и в тот же миг перед странницей прежним Иванушкой встал. Тьма тут рассеялась. Чары колдовские от Ивана так и отлетели, а сердце русским духом исполнилось. Стоит Ванюша и телом крепок, и сердцем добр, и умом ясен, и лицом красив. Смотрит на странницу и глазам своим не верит, матушку родную перед собой видит.

Спохватился тут Иванушка, склонил перед матушкой буйную голову:

– Прости меня, матушка родимая! Прости меня, матушка любимая! Я ведь едва не погубил тебя, к Змею Горынычу в замок не унёс.

Как вспомнил про Змея Иванушка, рубаху с себя скинул, глядь на плечо, а печати на нём и нет. Стёрлась, словно никогда и не бывала. Увидела птица Рокула, что Иванушка от чар её освободился, сверкнула молнией, да так, что в своём огне сама и сгорела. Одни обгорелые перья на дорогу посыпались. Поняли Иванушка с Любушкой, чьи это перья, переступили через них, взялись за руки и на родимую сторонушку пошли.

Запела тут матушка песнь про степь широкую. Привольную песню да раздольную. Иванушка ей тоже стал подпевать. Идут они по дороги радостные, счастью своему улыбаются, в деревеньку свою направляются.

Начал Иванушка землю пахать, хлеб растить, травы косить да богатырской силой от родной земли исполняться. А пришёл час, сразился он со Змеем Горынычем на калиновом мосту, одолел его в битве, изрубил на мелкие куски и в реку Смородину их побросал.

А матушка Любушка никогда Иванушку за старое не укорила, через годок сыночка своего женила, его детушек в люльке качала, старинные песни напевала, уму-разуму внучат наставляла.

Сказка о Добруше-жалейнице

Жили-были муж и жена. Всё у них было для счастья – и дом, и здоровье, и родня… Да только счастья не было. Какое счастье на белом свете без детушек-цветиков? А детки-то у Ивана с Марьей не рождались. Уж они и у врачей лечились, и Богу молились, и щедрую милостыню подавали, а всё бездетными оставались. Как-то зашел к ним на вечерней зорьке прохожий человек, на ночлег попросился – был он стар и беден. Пожалели его муж и жена, в дом пустили, напоили-накормили. Вот уже и месяц на небе взошёл, а старик всё по сторонам оглядывается, словно ищет что.

– Не потерял ли ты чего, дедушка? – спрашивает его Марья.

– Да вот хочу на деток ваших поглядеть, а не вижу их. Уж думаю, не ослеп ли я? – отвечает странник.

– Не ослеп, не ослеп, добрый человек, – говорит старику Иван, – а увидел ты беду нашу: не даёт нам Господь детушек.

Помолчал странник. Посмотрел на хозяйку с хозяином глазами мудрыми, да и говорит:

– Много ходил я по свету, много на своем веку видел чудес и дам вам такой совет: потрудитесь-ка вы сходить к источнику святому, ключу студёному. Слыхал я не раз, кто в том источнике искупается, бездетным не бывает.

– А далеко тот источник, дедушка? – спрашивает Иван.

– Не далеко, не близко, а семьсот вёрст будет.

– И ты знаешь туда дорогу?

– Знаю и, если соберетесь идти, я вам путь опишу.

– Что ж, – обратился Иван к жене, – в понедельничек, Марья, и отправимся.

Утром странничек рассказал Ивану с Марьей, как святой источник найти, поклонился в ноги за добрый приём и пошел своей дорогой. А Иван да Марья в воскресенье в церковь сходили, Богу помолились, взяли у батюшки на дорогу благословеньице и в путь отправились. Идти им пришлось и торной дорогой, и давно нехожеными тропами, и совсем дикими местами. Разное случалось в пути, всякое перетерпели муж и жена и, наконец, до святого источника добрались.

Среди леса из-под ветхой деревянной часовенки выбегала чистая струя воды и стекала в каменную купель. В ней-то и купались те, кто без деточек счастья в жизни не видели. Из купели ручеёк к оврагу лесному направлялся, а куда по оврагу убегал, в какую речку впадал, о том никто не ведал.

Трижды окунулись в студёную воду Иван да Марья и в обратный путь отправились. Через год родилась у Марьи дочь: глазки ясные, смотрят на всех любовно, щёчки у девочки розовые, губки улыбчивые. Не крикливое дитё, не егозливое, а умное да разумное. Думали родители думали, как дочь назвать, и решили дать ей имя Добруша.

В тот день, когда родилась Добруша, тёмной ночью в дальнем конце города у гадалки-чародейки тоже родилась дочь. С первых минут жизни была она крикливая-егозливая, глазками-злючками на всех поглядывала, потому и назвали ее Злоруха. Росли девочки в одном городе, но в лицо друг друга не знали. Добруша у отца с матерью училась странников поить-кормить, на ночлег принимать, нищим милостыньку подавать да работать на домашнем хозяйстве – родителям помогать. А Злоруха у матери своей училась колдовству-чародейству: людей зельем опаивала, гадала-привораживала, со свету изводила, да на души добрых людей оковы надевала. Часто жаловались люди на Злорухину мать городскому начальнику. Градоначальник уж и штрафами её наказывал, и в тюрьму сажал, и выслать грозил – не унималась гадалка-чародейка, ещё больше людям вредила.

Когда Добруша подросла, то стала с отцом-матерью в церковь ходить, на людей глядеть. Как посмотрит девочка на человека, так он ей ангелом и покажется. Только видит, что ангел этот – невольник, на цепь прикованный: кто на пьяную цепь, кто на жадную, а кто и на разбойную цепь посажен. И так жалко Добруше ангелов, на цепях-то, словно собаки привязанных: смотрит ли она в окно, идёт ли по улице, а всё вздыхает.

– Ты почему вздыхаешь, Добруша? – спрашивают дочку Иван с Марьей.

– Потому вздыхаю, – отвечает, – что людей вижу в оковах-цепях. Жалко мне их, папенька, жалко мне их, маменька. Так сердце и плачет.

Все, кто знал дочку Ивана с Марьей, стали называть ее Добруша-жалейница.

А Злоруха всё ремесло материно переняла и к нему еще от себя добавила. В кадке с землёй вырастила Злоруха дерево змеевидное: круглый год на ветках шипастых маковые цветы распускаются, и ягоды колдовские наливаются. Ягоды-то те на вид красивые, на вкус сладкие, но ядовитые. Кто хотя бы одну такую ягодку съест, так к тем ягодам проклятым привяжется, что без них уже жить не может. Делай тогда с человеком тем, что хочешь: за ягоды колдовские он на всё пойдёт. А если перестать те ягоды давать, озвереет человек, ум-разум потеряет, а сердце его в волчье превратится.

Веселится Злоруха, радуется, ищет, на ком свои ягоды испробовать, мечтает с их помощью весь мир покорить.

А тут уже Злоруха и Добруша в невестин возраст вошли: парни стали к ним присматриваться, на улицах на них оглядываться. Красавицы обе были, да только разная была у них красота: у Добруши – приветливая, чистая, а у Злорухи – чародейная, напомаженная.

Идёт, бывало, Добруша с отцом-матерью родню свою проведать, встретит их добрый молодец, на Добрушу глянет – и словно ясное солнышко на сердце его засияет. А если парню Злоруха попадётся, и добрый молодец ей в глаза посмотрит, то по сердцу точно молния полоснёт, сам не свой станет.

Был у градоначальника того города единственный сын Егорушка – всем пригож да хорош: и сердцем, и умом, и лицом, и статью. Встретил и он однажды Добрушу в городе – на сердце словно солнышко заиграло. А Добруша на него посмотрела – и ангелом ей Егорушка показался: душа его чистая даже без тоненькой цепочки Добруше явилась. Пришлись по сердцу друг другу Добруша и Егорушка. Всякой встрече они были рады, приветливо раскланивались, ласковыми словами обменивались – полюбились один другому. Хотел уже Егорушка о Добруше с отцом поговорить, просить его сватов засылать к Ивану да Марье. Но тут на его беду повстречалась Егорушке на улице Злоруха. Глянула она доброму молодцу прямо в глаза – ему словно молния по сердцу полоснула. А гадалкина дочь на Егорушку засмотрелась-залюбовалась, да и вспомнила, чей он сын. И решила Злоруха через Егорушку отомстить его отцу за препоны, которые чинил градоначальник её матери за ремесло ворожейное.

Подошла Злоруха к Егорушке, взглядом чарующим его манит, голосом вкрадчивым говорит, льстивыми словами душеньку обвораживает:

– Не спрашиваю тебя, какого ты роду-племени, и так вижу – знатного. С красотой твоей некому в нашем городе сравниться, с умом твоим некому тягаться. Весёлой ты жизни достоин, разудалой, а не простой да скучной. В гости хочу тебя пригласить, диковины разные показать.

– Какие диковины? – спрашивает Егорушка. Любопытно ему стало, заманчиво. Доверчивый он был, о людях не умел плохо думать.

– А такие, – отвечает Злоруха. – В доме моем сидеть будешь, а сам все страны посмотришь, на солнце и луну слетаешь, к звездам дотянешься – всю землю с высоты увидишь, в глубины морские спустишься.

– Неужели это возможно? – изумился Егорушка.

– А ты пойди со мной и убедишься.

– Идём, идём скорее! – загорелся Егорушка, и не то что пошёл, побежал за Злорухой. А та идет и одно на уме держит: «Вот на тебе-то я ягоды свои и испробую!»

Дверь им мать Злорухи открыла. Удивилась она гостю, посторонилась, в комнату впустила. Смотрит Егорушка на гадалку-чародейку: платье на ней черное с драконом вышитым, в одной руке трубка дымится, другой рукой она колоду карт держит. Злоруха Егорушке говорит:

– Это мамаша моя, её весь город боится.

А потом и к матери повернулась:

– Пойди, мамаша, на свою половину. Я хочу гостю одну диковину показать.

Посмотрела на них гадалка-чародейка глазами смоляными, дыму напустила из трубки и вышла в другую комнату.

А Егорушка в это время увидел в углу дерево в кадке: ветки без листьев, с шипами черными, маковым цветом цветёт, а кое-где на ветках ягоды виднеются, словно бусинки прозрачные – таких деревьев Егорушка отродясь не видывал.

– Садись на лавку, – говорит ему Злоруха, – а я тебе ягодку с дерева подам: съешь её, – она и покажет тебе дива дивные, чуда чудные.

Взяла гадалкина дочка блюдце и ножницы, ягодку с дерева состригла и Егорушке поднесла. Смотрит Егорушка на ягодку, а сок внутри так и вспыхивает красноватыми огоньками, так и манит: «Попробуй меня, попробуй…». Потянулся добрый молодец за ягодкой да и проглотил её. И в тот же миг ударила ему в голову сила неведомая, очумелая. Вскочил Егорушка с лавки да снова на неё и рухнул: поплыли перед ним картины небывалые, земли невиданные, миры незнаемые. И так празднично ему стало, так весело. Смеётся Егорушка, радуется, обо всём на свете забыл. А когда опомнился, Злоруху перед собой увидел – сидит она перед ним и, как мамаша её, дымом в лицо Егорушки так и пыхкает. Захотелось снова добру молодцу в тот мир вернуться, где всё весело и празднично, хотя и обманчиво.

– Дай-ка ты мне, Злоруха, ещё одну ягодку с твоего дерева, – попросил Егорушка.

– А вторую ягодку, – зловеще произнесла гадалкина дочь, – заслужить надо.

– Заслужить? Что я должен сделать? Приказывай! Ради ягодки этой я готов на всё!

– Возьми у отца своего бумагу, что нам, гадалкам-ворожеям, всё дозволено. Ты мне разрешение, а я тебе – ягодку диковинную.

Как полоумный побежал Егорушка к отцу, обманом да угрозами бумагу ту у него и вытребовал. Бежит Егорушка из отцова дома стремглав, мимо церкви проносится. А тут ему и Добруша навстречу идёт. Глянул Егорушка на девицу красную взглядом нехорошим, боялся, что затронет его, остановит, и сломя голову мимо пробежал. Посмотрела ему вслед Добруша и горько заплакала: увидела она душеньку Егорушкину всю паутиной затянутую да на крепкую цепь посаженную – никогда ещё не видела жалейница такой тяжкой цепи на душе человеческой. Закручинилась Добруша, запечалилась, поняла, что в лихую беду попал её Егорушка. Ума не приложит, как его из лиха того вызволить.

А Егорушка живёт у Злорухи – дорогу домой забыл, о Добруше и думать перестал, за ягоды те обманные, веселящие, да выдумки в уме представляющие всякие злодейства творит. А Злоруха только знай Егорушку то на одно коварство направляет, то на другое – и всё для своей пользы. Вот уже на месте её дома дворец вырос, кони на конюшне отборных мастей стоят, в город она на золочёной карете выезжает, по озеру на расписной ладье плавает, а уж платьев у Злорухи – носить не переносить! Подговорила она Егорушку, тот и друзей своих привёл. Злоруха и их ягодами проклятыми угостила. Стали те друзья работниками у Злорухи да охранниками, на всё за те ягоды проклятые готовы.

Рассадила Злоруха дерево маковое на целый сад, высокий забор вокруг сада выстроила, только одна к деревьям маковым ходит, то водой их польёт, а то и зельем подкормит, которое её мать с утра до вечера в подвале варит и заговорами заговаривает. И чем больше у Злорухи деревьев, тем больше в городе добрых молодцев зачарованных-заколдованных, тем больше у злодейки богатства.

Прознали люди про колдовкины дела чёрные, отцы-матери по сыночкам своим заблудшим плачут, невесты покинутые по женихам очумелым убиваются, да никто ничего Злорухе сделать не может. Есть у неё бумага от градоначальника, что им позволено гадать-ворожить, добрым людям вредить.

Узнала и Добруша, под чьи чары Егорушка попал, но как его из беды вызволить, не ведала. У всех странничков совета спрашивала: ведь они ходят по белу свету, многое видят. Один раз старушка мимохожая ей и говорит:

– Дам я тебе платок, Добруша. Если покроешься им – невидимой станешь: где хочешь, пройдёшь, никто тебя и не заметит. А ты пойди по людям плачущим и собери в чашу горькие слёзы людские, свои слёзы жалостливые к ним добавь, покройся платком, да и иди смело к дому Злорухи. Как войдёт она в свой сад, так и ты с нею входи и под каждое дерево слезы людские, горючие, из чаши поподливай. На следующий день все маковые деревья и засохнут.

Так и сделала Добруша-жалейница. Пошла она по городу слёзы людские собирать. Во всех домах побывала, где родители о сыночках своих погибающих убиваются, к градоначальнику заходила, о сыне своём, Егорушке, горюющем, к невестам, в девках засидевшимся, зашла, сама не одну слезу уронила – с полной чашей слёз людских домой вернулась. Накинула Добруша дарёный платок на голову, невидимой стала, чашу со слезами к груди прижала и пошла к Злорухиному дворцу. Подходит и видит ворота запертые. А через боковую калитку парни очумелые туда-сюда шныряют: один одно во дворец тащит, другой другое – за ягоды проклятые перед Злорухой выслуживаются.

Через эту калитку и Добруша во двор попала, к садовой ограде подошла и стала Злоруху ждать. Долго ждала жалейница, на окна дворца поглядывала. Один раз Егорушка в окне показался – сам на себя не похожий, словно жизнь из него ушла: волосы коротко стрижены, череп узок, лоб над бровями смялся, сутулый весь какой-то, а голова так долу и клонится, словно и не человек вовсе. Вздохнула Добруша, платком-невидимкой укутанная. А тут и Злоруха появилась, калитку в сад ключом отворила. Вошла Добруша за Злорухой в сад. Деревьев в нем колючих видимо-невидимо, и все в маковом цвету да в ягодах проклятых. Ходит Злоруха, под каждое дерево из кувшина зелье льёт, а Добруша – слёзы людские из чаши. Ни одного деревца жалейница не пропустила, да только не знала Добруша, что первое-то дерево маковое Злоруха так и держит возле себя во дворце. Как вошла незаметно, так и вышла Добруша из сада, домой отправилась.

На следующий день пошла Злоруха в сад, ягоды собирать для своих прислужников и видит, что посохли её деревья маковые от корней до самых вершин: цветы, шипы, ягоды на землю осыплись и все почернели. Испугалась Злоруха, что же теперь будет? Слуг у неё полон двор, ягоды они привыкли есть каждый день, и если не получат они сегодня те ягоды проклятые, то по её же колдовству озвереют парни очумелые и их с матерью растерзают. И решила Злоруха бежать. Приказала Егорушке тройку запрячь в дорожный возок. Дерево своё в полотно завернула, лентами перевязала, что и не понять, что несёт, в возок поставила. Жемчуга-брильянты, кольца да браслеты в корзину ссыпала, простой тряпкой прикрыла, на колени поставила. Слугам пообещала скоро вернуться и проклятыми ягодами угостить, а к старой матери даже не зашла, время терять не захотела. Крикнула Злоруха Егорушку – тройкой править, оглянулась в последний раз на свой дворец, вздохнула, что мать-то свою на растерзание оставила, и понеслась по свету.

Ждали слуги, пождали Злоруху, а она всё не возвращается. Неладное заподозрили, и без ягод маковых озверели. Кинулись парни с волчьими сердцами к саду, калитку сорвали и увидели, что деревья все на корню засохли. Поняли молодцы, ягодами травленные, что сбежала их хозяйка, бросила их на погибель. Пуще прежнего разозлились-разъярились, весь дворец разнесли, старуху-чародейку не пощадили, а потом и на улицу выскочили. Бегут очумелые парни по городу, всё крушат, что под руки попадается, всех бьют-избивают, кто на пути встречается. Сначала толпой носились, а потом по одному разбежались в разные стороны. Тут их стрельцы градоначальниковы поодиночке и переловили да в крепость за решётку засадили.

А Добруша-жалейница собрала котомочку, взяла в руки посох, до земли отцу с матерью поклонилась и сказала:

– Простите меня, батюшка с матушкой, что покидаю вас. Не могу я жить на белом свете без Егорушки. Пойду его искать-выручать. Благословите меня на путь-дороженьку.

Всплакнули Иван да Марья, а родительское благословение дали. Долго ли, коротко ли шла девица-красавица, да только доходит Добруша до Ледяной горы. Стоит та гора среди леса. Вокруг неё на деревьях листики трепещут, на земле травка зеленеет, цветики цветут, а на Ледяной горе ни травиночки, ни цветочка, ни кустика. Вдруг Ледяная гора молвит человечьим голосом:

– Давно, Добруша, я тебя дожидаюсь. Только одна ты меня от ледяных оков освободить можешь. Поживи в моей пещерке на полуночной стороне. Поплачь-помолись о своём Егорушке. Знаю, что от твоих слёз горячих растают мои льды холодные.

– Не могу я остаться у тебя. Мне надо идти Егорушку искать, – отвечает Добруша.

– Если ты мои льды растопишь, то и Егорушке помочь сумеешь, а если нет – напрасно будешь ходить за ним по белу свету.

Нашла Добруша пещерку на полуночной стороне, вошла в неё и стала там жить: слезы жалостливые льёт о Егорушке, о его душе погибшей молится. Год ли прошёл, два ли, – Добруша не ведала. Но однажды услышала жалейница голос Ледяной горы:

– Выходи, девица-красавица, Добруша-жалейница! Ты своё дело сделала.

Вышла Добруша на белый свет и глазам своим не верит. Гора-то вся цветами покрыта, каких на земле не увидишь, кусты на ней раскидистые, деревья с плодами сочными да яркими… Красота такая, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Ледяная гора и говорит девице:

– Спасибо тебе, Добруша-жалейница. Ты любовью своей льды мои растопила. Сорви с дерева моего груши сладкие, положи их в свою котомочку. Когда найдёшь Егорушку, дашь ему съесть. От этих плодов вернётся к Егорушке прежний ум-разум.

Взяла Добруша груши, низко горушке поклонилась, и пошла дальше по белу свету – жениха своего искать. Долго ли, коротко ли шла, да только вышла Добруша на берег реки. А река-то так огнём и пылает. Птицы её перелететь не могут – в пламя падают. Ни моста не видно через Огненную реку, ни броду, ни перевозу. Хотела, было, девица-красавица в сторону свернуть, путь другой поискать, да только молвила Огненная река такое слово:

– Не уходи, Добруша-жалейница, поживи на моём берегу. Только твои слёзы и могут угасить это пламя. Меня от огня освободишь, людям доброе дело сделаешь, да и сама научишься укрощать сердца горячие.

Осталась Добруша на берегу: слёзы жалостливые льёт о Егорушке, о душе его погибшей молится, друзей его пропащих жалеет, родителей их несчастных да невест неприкаянных в молитвах поминает. Год ли прошёл, два ли пролетело, не ведает Добруша. Да только начало пламя на реке понемногу стихать – всё ниже и ниже становиться. Уже и птицы с одного берега на другой перелетают, уже и зори стали виднеться по окоёму, пламенем не затмеваются. Пришёл день, когда огонь совсем погас, а река вздохнула облегчённо:

– Спасибо тебе, Добруша, что освободила меня из огня-полымя. Набери с собой водицы моей. Если Егорушка моей воды выпьет, то снова к нему доброта вернётся, а волчье сердце снова человеческим станет.

Набрала Добруша водички в кувшин, залепила горлышко воском, переправилась через реку и пошла дальше жениха своего, Егорушку, искать. Долго ли, коротко ли шла Добруша, да только встала ей на дороге башня Старинная – каменная и высокая. Куда ни шагнёт жалейница, везде башня перед ней. Куда ни ступнёт девица с дороги, башня опять перед ней. Наконец остановилась Добруша, у башни спрашивает:

– Чего ты хочешь от меня, башня?

Отвечает ей башня Старинная:

– Знаю, что ты жениха своего, Егорушку, ищешь. Да только ты не сможешь ему помочь, если не научишься чары колдовские одолевать. Внутри меня есть лестница, ведущая наверх. Там, на самой вершине, имеется для тебя слово нерукотворное. Но добраться до него нелегко, потому что на лестнице моей – помехи разные: то чудища, то призраки, то привидения. Они будут тебя устрашать, заставлять вернуться, а ты иди и ничего не бойся. Только о Егорушке своем слёзно молись.

Подошла Добруша к башне, дверь увидела с узорным ключиком. Повернула ключик – перед ней лестница витая. Ступила на первую ступеньку – из мрака на неё змей огромный зашипел. Отпрянула Добруша, забоялась, но вспомнила жалейница своего Егорушку заблудшего, слёзоньки о нём полились из её очей ясных, отважно вступила девица на лестницу и начала подниматься вверх. Что ни ступнёт на ступеньку – там препятствие: то мышь ей летучая в лицо кинется, то паук мохнатый, с блюдце, под ноги бросится, то привидение заухает-завоет, начнёт вокруг Добруши витать, хочет страху в её сердце нагнать, чтобы обратно жалейница повернула.

Да хоть и страшно Добруше, но любовь и жалость в её сердце посильнее страхов. Так ступенька за ступенькой и поднялась Добруша до самой вершины. Здесь оказалась девица под куполом хрустальным, а он радугами переливается, солнечными всполохами играет. Засмотрелась Добруша, залюбовалась и вдруг слово нерукотворное перед собой увидела, словно из лучиков звёздных составлено: «Теперь, Добруша–жалейница, будут служить тебе все силы на свете: и земля, и огонь, и вода, и ветры. Что им прикажешь, то они и исполнят. А Егорушку спасет твоя любовь верная и твоя сила добрая».

И когда прочла Добруша то слово нерукотворное, оказалась она на острове в океане, на котором пряталась Злоруха со своим деревом маковым и Егорушкой-прислужником. Надела Добруша платок страннический, невидимой стала, по острову пошла. Вскоре набрела Добруша на избу бревенчатую, в которой Злоруха поселилась, а рядом с избой в бедной хибарке Егорушка живет-пропадает. Понаблюдала Добруша за их жизнью и видит: как и прежде, что не прикажет Злоруха Егорушке, то он и делает, лишь бы только ягоду проклятую у неё получить. Сам уже чуть живой – только кожа да кости от него остались. А Злоруха в избе чародействует, хочет снова в свой город вернуться, чтобы прежним чёрным делом с новой силой заняться.

Увидела Добруша и дерево маковое, как бы в клетке растущее. Не дотянуться до его ягод Егорушке, ключ от калитки снова у Злорухи: как она хочет, так парнем и помыкает. А душа Егорушкина такими пудовыми цепями обвита, так мучается, что Добруша даже не смогла на него смотреть, а заплакала, повернулась и пошла в лес, который рос на том острове. В самую чащу зашла жалейница, из веток раскидистых шалаш построила, вышитый рушничок простелила. На тот рушничок груши выложила с Ледяной горы, кувшин с водой из Огненной реки поставила и снова на берег моря-океана вернулась. Дождалась Добруша темноты, и когда Злоруха улеглась в избе, а Егорушка в хибарке, подошла жалейница к клетке с деревом маковым и стала возле него плакать, на его корни слёзы горючие проливать. Плачет Добруша, а сама причитает:

– Ах, ты дерево проклятое, душегубное! Ты Егорушку сгубило-измучило, ты молодцев очумелыми сделало, ты жизнь отравило матушкам, ты сердца иссушило батюшкам, ты невестам душеньки измаяло.

Причитает Добруша-жалейница, слёзы на землю льются-падают, а маковое дерево засыхает от корня и до вершины. Услышал те причитания Егорушка, ничего понять не может, глядит туда, глядит сюда – никого не видит. «Ну, – думает, – мне уже что-то мерещится. Видно совсем я от ягод ополоумел». И снова уснул тяжёлым сном.

А Добруша ушла к шалашу и на зореньке на все четыре стороны обратилась:

– Налетите, ветры буйные, выплеснитесь, воды морские, унесите Злоруху за синее море.

Заштормило-забурлило море, закружились-заклубились вихри, разбросали избу Злорухину по брёвнышку, подхватили чародейку и за синее море унесли – там она и до сих пор покоя не знает да на весь люд злобиться. А когда и Егорушкина хибарка рассыпалась, кинулся он к дереву маковому, да только черные ягоды под ним и увидел, но и те у него на глазах ветер песком засыпал. Озверел тут Егорушка, разбесился, не знает, на чём злость свою выместить. Сердце кровожадное Егорушку в лес гонит, сила безумная, его охватившая, всё вокруг себя крушит. Несётся Егорушка по лесу, деревья валит – так просека от моря в глубь леса и легла. А когда умаялся, пить захотел да проголодался, увидел в лесу шалаш. Побежал к жилью человеческому, вломился в шалаш и видит: на рушнике груши лежат, в кувшине вода поблескивает. Схватил Егорушка груши и тут же съел. Поднял кувшин и всю воду выпил. В тот же миг все чары от Егорушки и отлетели. Вспомнил он всю свою жизнь загубленную, горькими слезами о себе заплакал. Вспомнил Добрушу, невесту свою покинутую, еще горше зарыдал.

– Что же наделал я, что же натворил? – плачет Егорушка. – И всё из-за ягод маковых, проклятых!

Долго плакал Егорушка, плакала рядом с ним и Добруша–жалейница, только до времени жениху своему не показывалась. Наконец Егорушка слёзы вытер и сказал себе:

– Лодку буду строить, дорогу домой искать. Брошусь перед Добрушей на колени, прощение за всё попрошу. Она добрая, пожалеет меня, простит.

В это время сняла Добруша-жалейница платок со своей головы, во всей своей приветливой красе перед Егорушкой встала. Смотрит на неё Егорушка, глазам не верит, думает, что привиделась ему невеста. А Добруша Егорушке и говорит:

– Не бойся, я не привидение. Я на самом деле невеста твоя, Добруша. Долго я тебя по свету искала. Чтобы от чар тебя освободить и домой вернуть.

Добруша говорит, а у Егорушки на сердце словно солнышко светит. Сели жених и невеста в лодочку под белым парусом, которую им волна морская примчала, и в один миг к берегу далёкому причалили. Пошли по знакомой дороге домой. У реки Огненной воды набрали, нарвали груш на Ледяной горе, которую теперь стали называть Цветущей, и отправились в свой город друзей Егорушкиных из беды выручать да счастливую свадьбу гулять. И пока они до родного города дошли, вернулась Егорушке и красота былая, и стать, и душа ангельская, от чародейных цепей свободная.

Примечания

[1] Поляница – богатырка в Древней Руси. Сражалась наравне с мужчинами в сечах.

[2] Божатушка /древнерусское/ – крёстная мать.

Комментировать

*

3 комментария

  • Нина, 27.12.2018

    Наверное,  бывает такое настроение,  когда взрослым людям хочется послушать или прочитать сказку, может это касается только меня.  Я с удовольствием  читала сказку с таким неожиданным концом, где понятно говорится о заповеди “возлюби ближнего как самого себя”. Правда, надоели “ненастоящие”, пластмассовые  лица на экранах телевизоров. Огромная благодарность автору Татьяне Сергеевне за полученное удовольствие.

    Ответить »
  • Артем, 04.01.2019

    Татьяна, Спаси вас Господи за ваши сказки. Они как глоток чистой воды в наше время.

    Ответить »
  • Анна, 25.05.2021

    Странно, что невесты практически в каждой сказке совершают подвиги ради непутевых и не стоящих того женихов. Не говоря о том, что задаются опасные паттерны поведения родителей — “очень любил ее болотный царь, ни разу в жизни не отрустил от себя даже в гости к соседям”. Странные сказки — отражение комплексов автора.

    Ответить »
Размер шрифта: A- 15 A+
Тёмная тема:
Цвета
Цвет фона:
Цвет текста:
Цвет ссылок:
Цвет акцентов
Цвет полей
Фон подложек
Заголовки:
Текст:
Выравнивание:
Боковая панель:
Сбросить настройки