Как люди
Кто из нас не любит поспать? Я таких ещё не видел. Нет, конечно, кто-то, может быть, и хотел бы поспать подольше, но не спится, кого-то совесть мучает, а, у кого возможности нет. Но, что бы, «не любить», таких не встречал. И в тоже время, человек создан для движения. Потому, что движение — это жизнь. И, вот, как тут совместить человеку две таких несовместимых стороны бытия? Казалось бы, невозможно, ан, нет, есть такие находчивые люди, которые ходят и спят одновременно, и мы их называем «лунатики».
Конечно, это шутка, на самом деле, быть лунатиком — очень проблемно, особенно если ты молодой человек и тебе нужно идти служить в армию. Одно дело служить в небольшом коллективе, где все знают о твоих «тараканах» и относятся с пониманием. И совсем другое — жить в помещении, где располагается учебная рота человек в 150. Да, и с оружием тоже будет непросто. Пошли лунатик в караул, и жди от него сюрпризов. Поэтому таких ребят обычно стараются предварительно подлечить, и уже потом призывать.
Сын одной нашей прихожанки получил повестку из военкомата на предмет призыва в армию. Он учился в институте, но, что-то там у него не заладилось, и встал вопрос о его отчислении. Парня ещё не отчислили, а документы в военкомат уже отправили. И просит меня его мама: — Батюшка, не мог бы ты похлопотать перед военкомом, чтобы моего сына направили служить в какую-нибудь маленькую часть, проблема, мальчик — лунатик. А я, как раз, незадолго до этого слышал, что в соседней с нами области есть такая воинская часть, где службу проходят православные ребята. Что, если нам съездить туда на разведку? Вдруг удастся пристроить нашего лунатика в верующий коллектив.
И мы поехали. Оказалось, что находится она в Арсаках, это совсем недалеко от Сергиева-Посада. На территории воинской части, словно, некий духовный анклав, располагается мужской монастырь. На проходной военные, посмотрев на мой крест, пропустили нас без лишних вопросов, и мы проехали к монастырю. Правда приехали в несколько неудобное время, здешние монахи молятся или ночью, или рано утром, поэтому, когда стали искать тех, кто бы мог показать нам монастырь и рассказать о православном воинстве, никого не нашли, все отдыхали.
Но Господь нас не оставил и послал ангела, в виде старенького батюшки в подряснике и с белым крестом на груди. Дедушка что-то ворчал по поводу вечно невовремя приезжающих паломников, но как человек добрый, он не мог всё время бурчать, и потому, в конце концов, стал рассказывать о монастыре. А монастырь знатный, именно здесь подвязался известный старец преподобный Алексий Зосимовский, руке которого был доверен жребий на выборах патриарха в 1917 году. О самом же основателе монастыря преподобном Зосиме мало что известно. Зато, когда мы вошли в храм и батюшка повел нас к его мощам, все одновременно почувствовали насыщенный запах цветочного мёда. Наверно свечи пахнут, подумал я. Вентиляция слабая, вот и остались стоять запахи с утренней службы. Но чем ближе мы подходили к мощам преподобного Зосимы, тем сильнее ощущался этот запах, а когда монах открыл раку, то, словно, все запахи радостного лета наполнили храм. Честное слово, не доставало только пения птиц.
Удивительное явление, как можно объяснить, что останки людей, живших много лет назад способны так благоухать. И, ладно, если бы благоухали только целые мощи. А то ведь, помню, как один батюшка делился с нашим храмом частицей мощей святого, ещё домонгольского периода. Сами мощи в годы гонений бесследно исчезли, но сохранились частичками в старых иконах. Мы, заранее готовясь, написали образ святого, я взял с собой мощевик и поехал к другу. Когда он открыл частицу, то оказалось, что извлечь её из хранилища невозможно. Дело в том, что среда, в которую её поместили, схватилась за долгие годы так, что сама превратилась во что-то наподобие застывшей эпоксидной смолы.
Наблюдая мой расстроенный вид, товарищ меня успокоил: — Не переживай, отец. Мы с тобой поступим по-другому. Раз её невозможно извлечь, тогда мы возьмём копие и постараемся снять с частицы стружку. Так мы и сделали, собрав потом эти драгоценные стружечки на кусочек воска. Привёз я мощевик в наш храм, положил на ночь на престол, а утром следующего дня пошёл монтировать его в икону. Захожу в алтарь и не могу понять, откуда взялся этот дурманящий гвоздичный запах? Запах восточных пряностей. И только после долгих и безрезультатных поисков, я, наконец-то понял, что благоухает вот эта самая микроскопическая частичка мощей святого человека, много веков назад принявшего мученическую кончину от рук язычников.
А здесь, в монастырском храме, такая благодать! Хотелось петь, хотелось смеяться и всех любить. Так посещает нас благодать Божия, она несёт в себе радость и ликующий покой. Наверно там, куда мы стремимся, именно так всё и благоухает. А на земле подлинная радость даётся только на мгновения, чтобы мы знали, какая она на самом деле. Иначе не могу объяснить, почему подвижники в той же Киево-Печерской лавре просили замуровывать их в пещерах, где не было ни света, ни общения с людьми, ничего не было, кроме этой радости, ради которой человек и бежал от всего земного.
Причём, замечаю, что, иногда мощи, даже когда раку открывают, не издают никаких запахов, а в другой раз благоухают и обильно. Наверное, это в какой-то степени зависит и от нас самих, в каком в этот момент мы находимся состоянии. Кто-то ощущает благодать, кто-то — нет.
Узнали мы, что в часть, где служат православные ребята, просто так не попасть, нужно предварительно пройти массу согласований, прописаться при Лавре, и уже призываться Сергиево-Посадским военкоматом. Короче, заранее надо было беспокоиться. И потом, ребята служат не в одном, а во многих подразделениях, но имеют возможность посещать храм, участвовать в богослужениях, и даже учиться в музыкальных учебных заведениях. Кстати, хор там знатнейший.
Возвращаясь из монастыря, мы решили заехать к преподобному Сергию. Тем более, что Лавра совсем рядом. И, уже минут через сорок входили в монастырь. Людей, как обычно, было много, и в Троицком храме, у мощей Преподобного — тоже. Но мы смогли пройти приложиться к раке, и остались стоять здесь же, возле столпа.
В этом храме можно стоять и молиться до бесконечности. В нём даже сама атмосфера какая-то «густая», так что, можно «опереться» на воздух и застыть. Тело не устаёт, кажется, сутки можно простоять, не сходя с места. Я люблю наблюдать за молитвой моей матушки возле мощей Преподобного, она может длиться часами.
Стою и думаю: — А ведь, я ещё никогда не прикладывался к открытым мощам святого Сергия. Для этого нужно приходить на братский молебен, который начинается очень рано утром. Значит, нужно где-то искать приют здесь же в городе, чтобы заночевать. А я человек домашний, и в чужой постели не засну.
Правда, однажды, моя мечта чуть было не исполнилась, причём совершенно неожиданно. Стою к мощам, вот-вот подойдёт моя очередь приложиться, как, вдруг прямо передо мной встаёт монах и перекрывает собой движение. И смотрю, а он открывает мощи, во мне всё ликует, свершилось! Вот теперь-то я точно приложусь! Тут же мысль: а почему именно передо мной батюшка монах открыл раку, может потому, что увидел, что я священник? А почему тогда раньше не открывали? А вдруг он это делает по внушению самого Преподобного!?
Но монах пропускает вперёд двух красиво одетых женщин. Они приложились к мощам и отошли. Монах стоит ко мне боком, и о, ужас! Он собирается закрыть раку. Те, кто стоял за мной, стали невольно напирать, чтобы «проскочить» и успеть приложиться до того, как мощи будут закрыты. Но монах, видимо, человек в таких ситуациях опытный, профессионально отодвинул нас задом, закрыл раку, и, ни на кого не обращая внимания, ушёл. Я провожал его взглядом, и мне было стыдно за мои тщеславные мысли.
А в этот раз я, словно, услышал, стой и никуда не уходи, и не ошибся. Монах, но уже другой, подошёл к раке и, остановив движение к мощам, стал её открывать. Матушка толкает меня в бок: — Иди, быстрее. Я не заставил её повторять дважды, и быстро проскользнул к мощам за спиной у монаха. Моему примеру немедленно последовали ёще двое случившихся здесь же батюшек. И хотя всех людей отвели в сторону, нам, священникам разрешили остаться. Это был добрый знак. Я стоял и молился.
Обращаюсь к монаху: — Батюшка, благослови приложиться. Тот отвечает: — Погоди. Люди приложатся, потом вы. Кто такие «люди» он не сказал, но ждали мы их долго. — Может, мы, всё-таки, приложимся, да отойдём? — Подожди, — устало отвечает монах, — я же сказал, люди приложатся, потом вы.
Ещё минут через пять появились большие судейские чины, лицо одного из них мне было хорошо знакомо по телевизионным новостям. Остальные были его коллеги из европейских государств. Наш подошёл первым и, как положено, трижды перекрестясь, с чувством приложился. Кстати, после этого, я его зауважал. Остальные «люди» к мощам прикладываться не стали, только, подобно другим туристам, с интересом заглядывали в раку. Я побоялся, что монах забудет про нас и не исполнит обещания. Потому не стал ждать особого приглашения, и сразу же последовал за иностранцами. Монах не препятствовал. Как же я его в тот момент полюбил. Потом до меня дошло, вот, позволь бы он нам сразу же приложиться, и отойти, то и не провели бы мы столько времени рядом с открытой ракой. Спасибо тебе, добрый человек.
Почему-то вспомнился дежурный монах при мощах святителя Тихона Задонского. Мы тогда приехали в монастырь вчетвером и стояли возле раки святого. К нам подошёл монах с огненно-рыжими волосами, и, сияя обворожительной улыбкой, сам предложил открыть мощи. Священникам, мол, открываем. Мы приложились, только отходить, а в храм заходит целый автобус паломников, и без батюшки. Умоляюще смотрят на нас, а подойти к мощам не решаются. — Отец, — обращаюсь к монаху, — а позволь они тоже приложатся. Тот на секунду замешкался, ведь со священником только. А потом, найдя выход из затруднительного положения, радостно воскликнул: — Будем считать, что они с вами! Сколько лет прошло с той поездки, а я как вспоминаю того монаха, так на сердце хорошо становится.
Отец Олег, мой близкий друг, выпускник семинарии при Лавре, рассказывая о знаменитом монастыре, неожиданно спросил: — Слушай, бать, а ты был в палате, где ещё царь Иоанн Грозный обедал? Узнав, что я там ни разу не был, и даже не подозреваю о её существовании, батюшка велел мне непременно там побывать, и даже, более того, отобедать в ней. — Вообще-то, раньше там принимали только важных гостей, политиков, а сегодня при желании, можно пообедать даже обычным людям. Конечно, обо всём нужно заранее договариваться. Но, самое главное, к обеду можно пригласить певчих из знаменитого лаврского хора. Ты же знаешь, как они поют, вся душу переворачивают.
Я стал было отказываться: — Что ты, отец, мы никогда себе ничего подобного не позволяем, мы слишком простые люди, чтобы вот так. Обычно заходим там же на территории в «стекляшку», берём чайку, коврижку медовую, и ничего больше не нужно. — Да, ладно тебе, батя, что мы, не люди что ли? Короче, в следующем месяце приглашаю тебя с матушкой на мои именины, отобедать в царскую палату.
Прихожу домой и передаю супруге разговор с другом. Матушка регент, и не просто регент. Покойный отец Матфей Мормыль из тех же самых мест, что и моя жена. Он сам рассказывал о том, как учился делать первые шаги на клиросе. И трогательно было читать о том, что на этом клиросе в то время пели слепые монахини из Владикавказского Свято-Покровского женского монастыря. Когда монастырь закрыли, то сестёр разогнали, и слепенькие певчие нашли приют при этом самом храме, куда пришёл будущий профессор духовного пения. Они-то и учили его слышать музыку, так, как её могут слышать только слепые. И уже его творчество понесло на себе отпечаток той традиции, которую передали ему эти женщины. А прабабушка моей жены и была игуменией этого самого монастыря, в котором раньше подвизались певчие. Только саму её в 18 году большевики, пытая, сожгли на медленном огне.
Я передал матушке предложение отца Олега отобедать в палатах, а она меня спрашивает: — Как же я смогу обедать под пение лаврского хора, я же обязательно заплачу? Да, и как можно жевать под такие песнопения? — Ну, видишь, отец Олег говорит, мол, что мы «не люди», не можем себе позволить… в царских палатах? Матушка подошла ко мне вплотную и смотрит в глаза: — Батюшка, я не хочу приезжать к Преподобному, «как люди», я хочу, как все. — Перед именинником неудобно, ты бы видела, как он радовался, своей идее, откажемся — обидим человека. — А мы не станем отказывать, мы помолимся, а дальше — на всё воля Божия.
В назначенный день едем с друзьями в Лавру и читаем акафист преподобному Сергию, на душе скверно, и вдруг звонок. Звонит отец Олег: — Бать, прости Христа ради, но всё срывается, мне срочно нужно уехать, может, вы без меня там пообедаете, я вам сейчас телефон сброшу, договорённость есть.
Слава Тебе, Господи! — Нет, нет, батюшка, мы без тебя никуда не пойдём, не обессудь, но это твои именины и без тебя мы праздновать не станем. Так что, давай, отложим до следующего года. И, словно, камень с души свалился.
Мы, как люди, зашли в храм к преподобному Сергию, приложились к мощам, слушали акафист. Потом гуляли по монастырю, а когда захотели поесть, зашли в маленькое кафе. На прилавке чего только не было: и пироги, и кулебяки, и любимые нами медовые коврижки. Так что, обед получился на славу. Рядом с нами пили чай две бабушки, и я с удовольствием слушал их малоросский говорок, потом зашла молодая пара с ребёнком, и тоже заказали чаю. На душе было покойно и уютно.
Я наблюдал, как народ заходил и выходил, что-то покупал, о чём-то говорил. Люди самые разные, бедные и не очень, молодые и старые, здоровые и немощные. И всех объединяет желание приехать к Преподобному, помолиться у его мощей, почувствовать наше с ним единство. И понимаешь, что Преподобный собирает к себе вот этих самых простецов, потому, что и сам был простецом, не прикасавшемся к золоту. Как хорошо, однако, ощутить себя частью этого единства, не выделяясь из общего потока, и оставаясь таким же, как все.
А что касается того студента-лунатика, то после нашей поездки в Арсаки и Лавру, я просил военкома, по известной причине, отправить нашего юношу служить в какое-нибудь небольшое воинское подразделение. Военком, настраиваясь на то, что я стану «отмазывать» моего протеже, был приятно удивлён, что студент не ищет уклониться от службы в армии, и попросил принести его личное дело. Просмотрев документы, офицер стал размышлять вслух: — Если мы не призовём его сегодня, то к следующему призыву он уже успеет восстановиться в институте. Знаешь что, батюшка, давай поступим следующим образом, мы не станем призывать его сейчас, пусть учится. И ещё, — он доверительно наклонился к моему уху, — передай ему от меня: порядочным быть выгодно.
Так я и сделал, и утром следующего дня мы служили в храме благодарственный молебен.
Комментировать