- Православный христианин
Кстати хорошая мысль!!!
Случай из юности
- Автор темы Олег123
- Дата начала
- Православный христианин
Цель исповеди в покаянии. Поэтому само Таинство, которое осуществляется в процессе исповеди, и называется Таинством покаяния. Но не в каждой исповеди достигаем цели покаяния. Много исповедей формальных, в которых не происходит Таинства покаяния.
А что касается священников, то они, насколько я понимаю, исповедуются не перед каждым причастием, как это требуется от мирян, а примерно раз в год.
- Православный христианин
Повторюсь, в чём различие между священниками и мирянами по отношению к Причастию, к которому нужно подходить с максимально чистым сердцем (и если священник причастится, имея серьёзный грех, то это так же в осуждение. Раз в год - не может быть)?
Тоже ради азарта украл как то банку консервов типа кильки в томатном соусе. Еще тоже фраернулся перед девченками, залез на балкон 2 этажа и санки украл, но девчонки молодцы оказались, не стали кататься а заставили назад вернуть. Надо с правильными девочками дружить. ) С этим тоже греха не чувствую, но благодарю Господа сейчас что уберег от участия в разборках, хотя тогда себя трусом ощущал. Пацаны даже хвастались как кому то голову разбили или еще чего то. Как они сейчас, страдают ли от этого? Я бы страдал. Даже кастет мне дали, был у меня, слава тебе, Господи, уберег меня от этого греха. Вот это действительно ужас. Еще женился в 18, все таки девочки дисциплинируют, все эти чисто пацанячьи компашки вредят. Поэтому даже рад что сын рано к девочкам потянулся, они дисциплинируют.Я думал только мы такие вольтанутые былиТоже в лет 15-16 ходили на кладбище ночью с девчонками 2+2. Просто взбрело в голову, типа на слабо. Наверное подростковый бзик такой. Сейчас как подумаю про такое
- Православный христианин
Есть такая поговорка: "У государства сколько ни воруй, а своего - не вернешь!". Житейски - чистая правда. А по совести - чистый грех.Кстати, интересно, еслиб вы ограбили бухгалтерию на сумму вашей зарплаты, которую вам не платили, это было бы грехом? С точки зрения закона наверное да, с точки зрения совести, покрайней мере моей нет, яб еще и проценты мог взять детям на мороженое
- Православный христианин
По мне так ярким проявлением нашей греховности является поведение на молитве, попытка сокращения молитвы, оставления её с моей точки зрения является наиболее опасным признаком. Подчёркиваю как для меня. Ярким грехом для меня является зависть, но вот вспомнить на исповеди о том при каких обстоятельствах проявлялось это я не могу.
Что касается "мелких" грехов то недавно читал братьям поучение аввы Дорофея:"
Цитаты из книги «Душеполезные поучения и послания»
1. От незначительных грехов, от того, что говорим: какая важность в том или в другом, образуется в душе злой навык, и человек начинает нерадеть о великом.
2. Ибо от того, что человек не заботится о своих грехах и не оплакивает своего мертвеца (cвое греховное состояние), не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего"
Дальше авва говорит что вот эти "мелкие" грехи приводят к осуждению и уничижению ближнего и опасности духовной смерти.
Совет аавы наоборот такой:"16. Если мы во всем, что с нами случается, считаем виновными самих себя, а не других, то это приносит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние."
Я конечно не призываю к самоедству и изобретению грехов, но не лучше ли их просто перечислить по типу в молодости согрешал мелким воровством и хулиганскими поступками,шалостями не по разуму, без излишней детализации о том что взял у бабушки из кармана 20 копеек и купил на них мороженное и в дополнение совершать посильную милостыню для заглаждения грехов добрыми поступками во Христе.
Что касается "мелких" грехов то недавно читал братьям поучение аввы Дорофея:"
Цитаты из книги «Душеполезные поучения и послания»
1. От незначительных грехов, от того, что говорим: какая важность в том или в другом, образуется в душе злой навык, и человек начинает нерадеть о великом.
2. Ибо от того, что человек не заботится о своих грехах и не оплакивает своего мертвеца (cвое греховное состояние), не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего"
Дальше авва говорит что вот эти "мелкие" грехи приводят к осуждению и уничижению ближнего и опасности духовной смерти.
Совет аавы наоборот такой:"16. Если мы во всем, что с нами случается, считаем виновными самих себя, а не других, то это приносит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние."
Я конечно не призываю к самоедству и изобретению грехов, но не лучше ли их просто перечислить по типу в молодости согрешал мелким воровством и хулиганскими поступками,шалостями не по разуму, без излишней детализации о том что взял у бабушки из кармана 20 копеек и купил на них мороженное и в дополнение совершать посильную милостыню для заглаждения грехов добрыми поступками во Христе.
- Православный христианин
Тут читаю и вспомнилось,что лет 25-30 я покупал в магазине уже не помню что.и вот там не хватало какого то крепежа, и я поехал и сказал продавцу , что не комплект. Ну она сначала не хотела давать, но потом все таки дала мне .А потом я через два три дня за сиденьем в коляске молоцикла обнаружил не достающие детали. И мне стыдно было отвезти в магазин,так как я доказывал, что их мне не положили.Да и сейчас вот стыдно.И кстати,сейчас на том месте где был магазин"тысяча мелочей" церковь,перестроили .Кстати церкви в этом году 25 лет.
Представил лицо продавщицы, еслиб вы пришли к ней в третий раз через день и с невозмутимым лицом стали бы доказывать что не хватает деталей которые она вам еще раз дала
Спасибо, что напомнили и мне мои выходки в молодости. Не часто бываю на исповеди, но успела заметить, что не сложно рассказать своему батюшке о грехе. Мы не перед священником каемся, а перед Богом. Сложно, чтобы Бог простил...Понимаете, вот православные священники советуют так разуметь то, что Бог простил : "Если, больше нет желания совершать то, в чем покаялся, значит Бог убрал твою зависимость от этого рода греха. В следующий раз, тебе и в голову не придет это делать. Как будто никогда не воровал". Да, это так и есть. Исповедь, это не формальное перечисление грехов.
- Православный христианин
Если даже и готовы причаститься с максимально чистым сердцем, то, несмотря на это, мирянину необходимо исповедоваться утром перед причастием или вечером предыдущего дня.
Различие в том, как уже прежде говорил, что для мирянина обязательна исповедь непосредственно перед каждым причастием, а священнику не обязательно исповедоваться перед причастием. Об этом пишет протоиерей Дионисий в ответ на мой комментарий по теме «Первая исповедь. Взгляд священника»: «К сожалению, исповедоваться часто у большинства священников совсем не получается. Например, у нас в епархии обязательная исповедь для священнослужителей всего один раз год. Конечно, можно и чаще исповедоваться, но духовник живет далеко и получается крайне редко. А вопрос исповеди перед причастием для тех, кто причащается часто, уже давно назрел и идут дебаты по этому поводу. На мой взгляд, стоило бы пересмотреть эту практику…»
- Православный христианин
Да где ж про это сказано, Юрий? Я прошу источник.
Вот это - о хорошей такой исповеди, т.е.исповеди+духовной беседе. Я уверена, что если священник накануне согрешил и чувствует, что он не вправе совершать Литургию, то он покается сослужащему священнику без проблем, в том формате, в котором у нас это перед Литургией происходит. А нет столь частой исповеди у священников именно потому, что в нашем случае это грустная пародия на монашеское откровение помыслов (причём не обязательно духовнику, ведь не у всякого он есть, а мирянам эта практика и совсем не нужна, говорят священники), профанация как практики, так и Таинства. И вот начинается выискивание мелких грехов, что не то в пост съел.
- Православный христианин
Уточните у о. Динисия, пожалуйста, может ли священник исповедоваться сослужащему священнику - если он не один, конечно, служит. Думаю, да, друг друга исповедовать - вполне. Или о. Михаил в этой теме, может, увидит вопрос.
- Православный христианин
Сейчас в нашей епархии( Бердянской) владыка Ефрем установил исповедь в каждый пост обязательно ( 4 раза в год). Естественно священники исповедуются и намного чаще. Я лично знаю что некоторые священники нашей епархии бывают и на Афоне и в Иерусалиме и там имеют духовников. Если у священника свой духовник и он исповедуется у него то епархиальному (назначенному духовнику) он просто предоставляет от своего духовника письмо о том что он исповедовался там то и там то. В нужных случаях есть возможность исповеди и у епархиального духовника, он точно ни от кого не скрывается, как говориться было бы желание. В конце концов можно исповедаться и у настоятеля, если это большой приход и у благочинного своего церковного округа, есть и монастыри епархии. Когда слышишь голос совести он приведёт тебя к покаянию где бы то ни было и никакой священник не откажет тебе в совместной молитве и исповедании грехов.
Уточню однако что в каждом благочинии(районе) в нашей епархии установлен свой духовник и я лично отказывался исповедовать священника не моего округа так как не знаю обстоятельств того почему священник не обратился к установленному епископом духовнику в своём благочинии (районе).
- Православный христианин
А в случае чего-то неожиданного, случившегося перед Литургией, в чём совесть упрекает, можно у сослужащего исповедоваться? Спасибо.
- Православный христианин
Ко мне один раз перед литургией заехал собрат и поисповедовался (благо приходы недалеко друг от друга), я теперь для себя решил что вот именно перед литургией это очень трудно. Не смог я потом перестроиться он меня просто ошеломил , поэтому нужен в таких случаях опытный духовник и определённое время. Понимаю теперь почему в духовники епархии или благочиния избирают в основном бывалых священников.
- Православный христианин
Из статьи «ИСПОВЕДЬ ПЕРЕД ПРИЧАЩЕНИЕМ – ВСЕГДА» Священник Николай Булгаков.
«Прежде всего хотелось бы поддержать положение Проекта документа «О подготовке ко Святому Причащению», которое гласит: «Исповедь перед причащением является неотъемлемой важной частью говения» (п. 5). Действительно, даже и умирающего человека перед причащением мы исповедуем, и даже если он не способен говорить, от него требуется любой, пусть безмолвный, знак покаяния.
Поэтому следующая за этим оговорка о том, что «в отдельных случаях, с благословения духовника, миряне, намеревающиеся приступить ко Святому Причащению несколько раз в течение одной недели – в первую очередь на Страстной и Светлой седмицах, – могут быть в качестве исключения освобождены от исповеди перед каждым причащением», выглядит нарушением важнейшего традиционного принципа, уступкой противникам непременной исповеди перед причащением в день Литургии или накануне вечером. Стоит только сделать одну такую уступку, предоставить решение вопроса «на усмотрение духовника» (уже и звучит предложение прибавить сюда Святки) – и пошло-поехало».
Я причащаюсь в приходе, в котором установлено правило, что перед причастием обязательна исповедь. И такое правило существует в большинстве приходов. Вот, что пишет, протоиерей Константин Островский в статье «Обязательно ли исповедоваться перед причастием?»
«— Отец Константин, в современной практике Русской Православной Церкви таинства исповеди и причастия напрямую связаны. Если человек причащается раз в две недели и чаще, не превращается ли для него исповедь в формальное перечисление грехов?
— Я слышал, что во многих местах за границей исповедь и причастие разделены. На воскресной и праздничной литургии причащается вся община, и далеко не перед каждым причащением прихожанин исповедуется. Если я не ошибаюсь, это практикуется в маленьких приходах, где священники хорошо знают всех прихожан лично, имеют представление о внутреннем мире каждого, его духовном устроении.
В современных российских условиях, особенно в Москве и Московской области, где прихожан очень много, причем не все они ходят каждое воскресенье, некоторые причащаются несколько раз или даже один раз в год, если просто разрешить всем причащаться без исповеди, это, скорее всего, приведет только к тому, что люди потеряют благоговение перед святыней, станут относиться к величайшему таинству как к одному из многочисленных обрядов.
Поэтому обычай исповедоваться перед причастием в наших условиях я считаю разумным и нужным, но надо понимать, что это именно обычай, а не канон и не догмат».
Пусть Протоиерей Михаил Павленко скажет, обязательна ли исповедь перед причастием в их приходе и как часто он причащает прихожан без исповеди.
- Православный христианин
Почему я возражаю против исповеди без покаяния? Если в исповеди не готовы к покаянию, то исповедь только ради причастия, без всяких чувств покаяния, не угодна Богу. Если просто перечисляем грехи или говорим, когда нечего сказать, «во всем грешен», то толку от такой исповеди ради причастия нет. Ведь исповедь это есть молитва покаяния, которую совершаем в присутствии священника. Вот, что пишет преподобный Симеон Новый Богослов о формальном отношении к молитве.
«Если кто молится Богу просто, как попало, будто мимоходом, без страха, какой надлежит иметь тому, кто предстоит пред Богом, пред Коим трепещут херувимы, для того не только это никакой не приносит пользы, тот не только несет ущерб, о коем сказано выше, но терпит несравненно погубнейший вред, гнев Божий, отвращение Божие, изгнание Божие»...
«Кто говорит: освободи меня, явно находится в плену и состоит в рабстве; также кто говорит: избавь меня, конечно сидит в темнице и заключен в узы. Но если те, которые говорят такие слова, говорят их так себе, просто как попало, по обычаю (потому холодно и безучастно), не сознавая беды, в какой находятся, и не чувствуя тесноты, рабства, темницы и уз, то кто их станет слушать? Равным образом и те, которые день и ночь взывают к Богу: Господи, спаси мя! Господи, избави мя! Господи, изми мя! - но не знают беды, в которой находятся, не чувствуют ни горечи рабства, ни мрачности темницы, ни тяготы уз, даже не сознают, что попали в крайнюю беду, несут иго рабства, заключены в темницу, закованы в железа, - таковые никогда не были, не бывают и не будут услышаны от Бога»…
«Бог не оказывает милости тем, кои в молитвах своих суть медь звенящая и кимвал звяцаяй. … Горе таковым, когда и они поют псалмы Богу! Горе им, когда молятся! Горе, когда поклоняются Богу! Горе, когда творят милостыню! Горе, когда приносят дары Богу!»…
«Спросит кто, что же делать таковым? Вот что надобно делать! Пришедши в чувство и познав свое недостоинство и окаянство, пусть раскается каждый из таковых от всей души во всех грехах своих и, притекши к отцу духовному, исповедуется ему во всем, взыщет у него оглашения словом истины и наставления, что надлежит всякому христианину знать и делать, и затем восприимет жизнь, какою подобает жить всякому истинному христианину».
«Итак, кто совершает посты, молитвы и милостыни (ибо при посредстве этих трех содевается у христиан спасение), пусть не смотрит на дни своего пощения, ни на труд бдения и молитвы, ни на количество милостыни, не смотрит то есть на то, как много роздал на милостыню, или как долго не спал и стоял на молитве, или сколько дней пропостился, а о том одном помышляет, приято ли все сие Богом. Если приято, то будет послана ему и Божественная благодать, а когда получит благодать Божию, то найдет себя сокрушенным, смиренным, себе внимающим, умиленным и кающимся о всех худых делах, какие наделал прежде… Пришедши в такое чувство и познавши, что таковы именно грехи ее, душа начинает ненавидеть их и отвращаться от них, как от вещей, достойных всякой ненависти и отвращения. И се настоящий путь спасения! А кто не знает себя и не чувствует, в каком бедном находится он состоянии (и не ищет того), у того попусту пропадут посты и милостыни, какие совершает. Ибо жертва, Богу приятная, есть только дух сокрушен, и только за такую жертву подается отпущение грехов».
А что касается грехов юности, то можно сказать, что этих грехов, как песок морской. И большинство их так и остаются неисповеданными. Но это не значит, что они не будут прощены, когда наступит время Суда. Если покаемся хотя бы в нескольких из подобных грехов с осознанием своей греховности, с глубоким чувством покаяния и сокрушением души, то простятся и другие такие же грехи.
«Если кто молится Богу просто, как попало, будто мимоходом, без страха, какой надлежит иметь тому, кто предстоит пред Богом, пред Коим трепещут херувимы, для того не только это никакой не приносит пользы, тот не только несет ущерб, о коем сказано выше, но терпит несравненно погубнейший вред, гнев Божий, отвращение Божие, изгнание Божие»...
«Кто говорит: освободи меня, явно находится в плену и состоит в рабстве; также кто говорит: избавь меня, конечно сидит в темнице и заключен в узы. Но если те, которые говорят такие слова, говорят их так себе, просто как попало, по обычаю (потому холодно и безучастно), не сознавая беды, в какой находятся, и не чувствуя тесноты, рабства, темницы и уз, то кто их станет слушать? Равным образом и те, которые день и ночь взывают к Богу: Господи, спаси мя! Господи, избави мя! Господи, изми мя! - но не знают беды, в которой находятся, не чувствуют ни горечи рабства, ни мрачности темницы, ни тяготы уз, даже не сознают, что попали в крайнюю беду, несут иго рабства, заключены в темницу, закованы в железа, - таковые никогда не были, не бывают и не будут услышаны от Бога»…
«Бог не оказывает милости тем, кои в молитвах своих суть медь звенящая и кимвал звяцаяй. … Горе таковым, когда и они поют псалмы Богу! Горе им, когда молятся! Горе, когда поклоняются Богу! Горе, когда творят милостыню! Горе, когда приносят дары Богу!»…
«Спросит кто, что же делать таковым? Вот что надобно делать! Пришедши в чувство и познав свое недостоинство и окаянство, пусть раскается каждый из таковых от всей души во всех грехах своих и, притекши к отцу духовному, исповедуется ему во всем, взыщет у него оглашения словом истины и наставления, что надлежит всякому христианину знать и делать, и затем восприимет жизнь, какою подобает жить всякому истинному христианину».
«Итак, кто совершает посты, молитвы и милостыни (ибо при посредстве этих трех содевается у христиан спасение), пусть не смотрит на дни своего пощения, ни на труд бдения и молитвы, ни на количество милостыни, не смотрит то есть на то, как много роздал на милостыню, или как долго не спал и стоял на молитве, или сколько дней пропостился, а о том одном помышляет, приято ли все сие Богом. Если приято, то будет послана ему и Божественная благодать, а когда получит благодать Божию, то найдет себя сокрушенным, смиренным, себе внимающим, умиленным и кающимся о всех худых делах, какие наделал прежде… Пришедши в такое чувство и познавши, что таковы именно грехи ее, душа начинает ненавидеть их и отвращаться от них, как от вещей, достойных всякой ненависти и отвращения. И се настоящий путь спасения! А кто не знает себя и не чувствует, в каком бедном находится он состоянии (и не ищет того), у того попусту пропадут посты и милостыни, какие совершает. Ибо жертва, Богу приятная, есть только дух сокрушен, и только за такую жертву подается отпущение грехов».
А что касается грехов юности, то можно сказать, что этих грехов, как песок морской. И большинство их так и остаются неисповеданными. Но это не значит, что они не будут прощены, когда наступит время Суда. Если покаемся хотя бы в нескольких из подобных грехов с осознанием своей греховности, с глубоким чувством покаяния и сокрушением души, то простятся и другие такие же грехи.
- Православный христианин
Согласна конечно насчёт формальной исповеди.
Вот немножко истории, почему заррдилась связка исповедь-причастие в РПЦ. Примерно то же, откуда взялась теплота (запивка), которой нет в других известных мне ПЦ - из-за духовного кризиса в Синодальный период. По идее, свою роль в своё время она сыграла, её можно отменять - канонов точно не нарушим. (Хотя вряд ли чаепития будут вместо)
Так вот (длинно, но по делу):
4.
С тех пор, что причастие мирян за каждой Литургией, как акт вытекающий из их участия в Литургии, перестало быть нормой и было заменено практикой редкого, обычно ежегодного, причащения, это последнее естественно стало предваряться таинством покаяния, т. е. исповедью и воссоединением с Церковью через отпустительную молитву. Но практика эта, повторяю — естественная и самоочевидная в случае редкого, ежегодного, причастия, привела к возникновению, внутри Церкви, теории, согласно которой причастие мирян, в отличие от духовенства, и вообще невозможно без таинства покаяния, так что исповедь является обязательным — всегда и во всех случаях — условием причащения. Я дерзаю утверждать, что теория эта (утвердившаяся преимуще-
54
ственно в Русской Церкви) не только не имеет для себя основания в Предании Церкви, но открыто противоречит церковному учению о самой Церкви, о таинстве причащения и о таинстве покаяния.
Чтобы убедиться в этом, достаточно, хотя бы в нескольких словах, напомнить о сущности Таинства Покаяния. Это таинство с первых же веков было в сознании и учении Церкви таинством воссоединения с Церковью отлученных от нее и, это значит, от евхаристического собрания. Мы знаем, что первоначальная, очень строгая дисциплина допускала только одно такое воссоединение, но что в дальнейшем развитии церковной жизни, особенно после наплыва в Церковь всей народной массы, дисциплина была отчасти смягчена. Так или иначе, в основе своей, по существу, Таинство Покаяния, как таинство воссоединения с Церковью, совершалось лишь над теми, кто был отлучен от Церкви за определенные грехи и поступки, точно перечисленные в каноническом предании Церкви. Об этом и сейчас еще свидетельствует подлинная разрешительная молитва: «примири и соедини его со святой Твоей Церковью во Христе Иисусе Господе нашем...» (в отличие от второй, латинской по происхождению и неведомой Востоку: «и аз, недостойный иерей, властью мне данною...»).
Это совсем не значит, однако, что неотлученных, «верных» Церковь считала безгрешными. Во первых, Церковь никого из людей кроме Пресвятой Богородицы, никогда не считает безгрешными. А во-вторых, соборное, литургическое исповедание грехов и мольба об их прощении входит и в молитву Трисвятого и в «молитвы верных» на Литургии. И, наконец, само причащение св. Тайн Церковь всегда воспринимала, как совершающееся «во оставление грехов». Поэтому дело тут не в «безгрешности», которую не дарует и никакое отпущение грехов, а в различии, которое всегда делала Церковь между грехами и актами, отлучающими человека от благодатной жизни Церкви и той «греховностью», которой неизбежно подвержен каждый человек «плоть нося и в мире живя», но которая как бы «растворяется» в собрании Церкви и о прощении которой и молится Церковь в «молитвах верных», читаемых перед преложением Св. Даров. Ведь и перед самой Св. Чашей, в самую минуту причащения просим мы о прощении «прегрешений вольных и невольных, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением» и верим, что в меру нашего раскаяния, получаем его.
Все это означает, конечно, — да этого по-настоящему никто и не оспаривает, что единственным настоящим условием причащения св. Тайн является членство в Церкви и, обратно, что член-
55
ство в Церкви осуществляется и исполняется в причащении таинству Церкви. Причащение даруется «во оставление грехов» и «во исцеление души и тела» и потому предполагает раскаяние, осознание человеком своего совершенного недостоинства и причастия как небесного дара, который никогда не может быть «заслужен» никем из земнородных. И вся суть установленного Св. Церковью приуготовления к причастию («правило ко св. Причащению») состоит, конечно, не в том, чтобы человек ощутил себя достойным и заслужившим причастия, напротив, в том, как раз, чтобы раскрылась ему бездна милосердия и любви Божией: «верую, яко сие сотвориши...» Перед трапезой Господней единственное достоинство причастника в том, что он понял и узрел всю бездну своего недостоинства. В этом состоит начало спасения.
Но потому то и так важно понять, что превращение исповеди и таинства покаяния в обязательное условие причащения не только противоречит Преданию, но его действительно искажает. Оно искажает учение о Церкви, создавая в нем две категории членов, из коих одна — миряне, в сущности отлучаются от Евхаристии, как самого содержания и исполнения своего членства, как его духовного источника. Не удивительно тогда, что члены Церкви, которых Апостол назвал «согражданами святых и своими Богу» превращаются именно в «мирян», т. е. «секуляризируются», и их членство в Церкви начинает измеряться деньгами («членские взносы») и «правами»... Искажается учение о таинстве причащения, которое начинает восприниматься как таинство для немногих «достойных» и «чистых», а не как таинство Церкви: грешников, безмерной любовью Божией всегда претворяемых в Тело Христово. И искажается, наконец, само христианское понимание покаяния: превращаясь в некое формальное условие для причастия, оно на деле все очевиднее заменяет собою настоящую подготовку к причащению, то, подлинное внутреннее раскаяние, которым вдохновлены все молитвы перед причащением. После трехминутной исповеди и разрешительной молитвы, человек чувствует себя «вправе» приступить к Чаше, «достойным» и даже «безгрешным», т. е. чувствует, по существу, обратное тому, к чему ведет подлинное приготовление к причастию.
Как же могла возникнуть такая практика и претвориться в норму, защищаемую многими как истинно православное учение? Этому способствовало три фактора. Об одном из них мы уже говорили: это та теплохладность христианского общества в вере и благочестии, что привела постепенно сначала к редкому, а затем
56
и лишь к ежегодному причащению. Совершенно ясно, что человек, приступающий к св. Чаше раз в год, должен действительно быть «воссоединен» с Церковью, через проверку его жизни и совести в таинство покаяния. Вторым фактором следует признать влияние на церковное общество, в целом бесспорно, конечно, благотворное, монашества. В данном случае это монашеская практика духовного руководства, «открытия помыслов», постоянной духовной проверки более опытным менее опытного. Только в монастырях это духовное руководство, эта постоянная исповедь совсем не обязательно были связаны с таинством покаяния. Духовный отец, старец, могли не быть и, на деле, очень часто не были даже и священниками, ибо этом тип духовного руководства связан с духовным опытом, а не таинством священства как таковым. В византийских монашеских типиконах ХII-ХIII веков монаху запрещается как приступать к Чаше, так и воздерживаться от нее самовольно — без разрешения духовного отца, ибо «исключать себя самовольно из причастия это поступать по своей воле». В женских монастырях та же власть усваивается игумении. Таким образом, мы имеем дело здесь с исповедью не сакраментального типа, основанной на духовном опыте и постоянном и регулярном руководстве. Это исповедь оказала однако сильное влияние на развитие исповеди сакраментальной. В эпоху духовного упадка (глубину которого хорошо показывают постановления, например, т. н. Трулльского Собора и который сказался, в первую очередь, на белом духовенстве), монастыри оказались почти единственными центрами духовного окормления и руководства и для мирян. В Греции даже и сейчас исповедовать может не каждый священник, а только особо на это уполномоченный и «поставленный» Архиереем. Для мирян, однако, эта исповедь-руководство и наставление в духовной жизни совершенно естественно соединилась с «сакраментальной». Но следует признать, что на такое духовное руководство, предполагающее большой личный опыт духовный, совсем не каждый приходской священник способен, и это очень часто, при духовной неопытности; попытки все же осуществлять его, приводят к подлинным духовным катастрофам. Так или иначе, но в церковном сознании, таинство покаяния соединилось с идеей духовного руководства, разрешения духовных трудностей и «проблем», что в условиях нашей приходской жизни, наших массовых, на несколько вечеров Великого Поста сосредоточенных и, потому, минутных исповедей, вряд ли осуществим, и это ведет к полной «номинализации» исповеди и очень часто приносит больше вреда, чем пользы. Духовное ру-
57
ководство, особенно в наш век глубочайшей духовной искалеченности, необходимо, но чтобы быть подлинным, глубоким, полезным, оно должно быть отделено от исповеди сакраментальной, хотя, конечно, эта последняя и составляет его конечную цель.
Третьим же и решающим фактором оказалось, конечно, влияние западного, схоластического и юридического, понимания таинства. О западном «пленении» православного богословия писали и говорили много, но мало кто, мне кажется, понимает всю глубину и всё значение тех, без всякого преувеличения, извращений, к которым привело это западное влияние в самой жизни Церкви и, прежде всего, в понимании и восприятии таинств. В том, что касается таинства покаяния это особенно разительно. Глубочайшее извращение тут состоит в том, что вся тяжесть, весь смысл таинства был передвинут с раскаяния и покаяния на момент «разрешения», понимаемого юридически. Западное схоластическое богословие «юридизировало» понимание греха и, соотносительно, понимание его «оставления». Это последнее выводится не из реальности и подлинности раскаяния и покаяния, а из власти священника. Если в и знойном, православном понимании таинства покаяния, священник есть свидетель раскаяния и потому свидетель совершившегося «примирения с Церковью во Христе Иисусе Господе нашем», то латинский юридизм все ударение ставит на власти священника «прощать». Отсюда и совершенно неслыханная, с православной точки зрения, но все более и более распространяющаяся практика «давать разрешительную молитву» без всякой исповеди. Изначальное в Церкви различие между грехами, отлучающими от Церкви (и потому требующими сакраментального «воссоединения» с Церковью) и «греховностью» (прегрешениями) к такому отлучению не приводящей, западная схоластика рационализировала в категориях, с одной стороны, т. н. «смертных грехов» и, с другой стороны, грехов «обычных». Первые, лишая человека «благодатного состояния» требуют таинства покаяния и разрешения, вторые только внутреннего покаяния. На Православном Востоке, особенно же в России (под влиянием латинствующего богословия Петра (Могилы) и его последователей) теория эта обернулась простым и обязательным, и именно, юридическим, сцеплением исповеди и причастия. И подлинно полным печальной иронии следует признать то, что это наиболее очевидное из всех заимствований от латинства так часто выдается у нас за православную норму, а всякая попытка пересмотреть его в свете подлинно-православного учения о Церкви и о таинствах, изобличается как плод западного, католического влияния...
Вот немножко истории, почему заррдилась связка исповедь-причастие в РПЦ. Примерно то же, откуда взялась теплота (запивка), которой нет в других известных мне ПЦ - из-за духовного кризиса в Синодальный период. По идее, свою роль в своё время она сыграла, её можно отменять - канонов точно не нарушим. (Хотя вряд ли чаепития будут вместо
)Так вот (длинно, но по делу):
4.
С тех пор, что причастие мирян за каждой Литургией, как акт вытекающий из их участия в Литургии, перестало быть нормой и было заменено практикой редкого, обычно ежегодного, причащения, это последнее естественно стало предваряться таинством покаяния, т. е. исповедью и воссоединением с Церковью через отпустительную молитву. Но практика эта, повторяю — естественная и самоочевидная в случае редкого, ежегодного, причастия, привела к возникновению, внутри Церкви, теории, согласно которой причастие мирян, в отличие от духовенства, и вообще невозможно без таинства покаяния, так что исповедь является обязательным — всегда и во всех случаях — условием причащения. Я дерзаю утверждать, что теория эта (утвердившаяся преимуще-
54
ственно в Русской Церкви) не только не имеет для себя основания в Предании Церкви, но открыто противоречит церковному учению о самой Церкви, о таинстве причащения и о таинстве покаяния.
Чтобы убедиться в этом, достаточно, хотя бы в нескольких словах, напомнить о сущности Таинства Покаяния. Это таинство с первых же веков было в сознании и учении Церкви таинством воссоединения с Церковью отлученных от нее и, это значит, от евхаристического собрания. Мы знаем, что первоначальная, очень строгая дисциплина допускала только одно такое воссоединение, но что в дальнейшем развитии церковной жизни, особенно после наплыва в Церковь всей народной массы, дисциплина была отчасти смягчена. Так или иначе, в основе своей, по существу, Таинство Покаяния, как таинство воссоединения с Церковью, совершалось лишь над теми, кто был отлучен от Церкви за определенные грехи и поступки, точно перечисленные в каноническом предании Церкви. Об этом и сейчас еще свидетельствует подлинная разрешительная молитва: «примири и соедини его со святой Твоей Церковью во Христе Иисусе Господе нашем...» (в отличие от второй, латинской по происхождению и неведомой Востоку: «и аз, недостойный иерей, властью мне данною...»).
Это совсем не значит, однако, что неотлученных, «верных» Церковь считала безгрешными. Во первых, Церковь никого из людей кроме Пресвятой Богородицы, никогда не считает безгрешными. А во-вторых, соборное, литургическое исповедание грехов и мольба об их прощении входит и в молитву Трисвятого и в «молитвы верных» на Литургии. И, наконец, само причащение св. Тайн Церковь всегда воспринимала, как совершающееся «во оставление грехов». Поэтому дело тут не в «безгрешности», которую не дарует и никакое отпущение грехов, а в различии, которое всегда делала Церковь между грехами и актами, отлучающими человека от благодатной жизни Церкви и той «греховностью», которой неизбежно подвержен каждый человек «плоть нося и в мире живя», но которая как бы «растворяется» в собрании Церкви и о прощении которой и молится Церковь в «молитвах верных», читаемых перед преложением Св. Даров. Ведь и перед самой Св. Чашей, в самую минуту причащения просим мы о прощении «прегрешений вольных и невольных, яже словом, яже делом, яже ведением и неведением» и верим, что в меру нашего раскаяния, получаем его.
Все это означает, конечно, — да этого по-настоящему никто и не оспаривает, что единственным настоящим условием причащения св. Тайн является членство в Церкви и, обратно, что член-
55
ство в Церкви осуществляется и исполняется в причащении таинству Церкви. Причащение даруется «во оставление грехов» и «во исцеление души и тела» и потому предполагает раскаяние, осознание человеком своего совершенного недостоинства и причастия как небесного дара, который никогда не может быть «заслужен» никем из земнородных. И вся суть установленного Св. Церковью приуготовления к причастию («правило ко св. Причащению») состоит, конечно, не в том, чтобы человек ощутил себя достойным и заслужившим причастия, напротив, в том, как раз, чтобы раскрылась ему бездна милосердия и любви Божией: «верую, яко сие сотвориши...» Перед трапезой Господней единственное достоинство причастника в том, что он понял и узрел всю бездну своего недостоинства. В этом состоит начало спасения.
Но потому то и так важно понять, что превращение исповеди и таинства покаяния в обязательное условие причащения не только противоречит Преданию, но его действительно искажает. Оно искажает учение о Церкви, создавая в нем две категории членов, из коих одна — миряне, в сущности отлучаются от Евхаристии, как самого содержания и исполнения своего членства, как его духовного источника. Не удивительно тогда, что члены Церкви, которых Апостол назвал «согражданами святых и своими Богу» превращаются именно в «мирян», т. е. «секуляризируются», и их членство в Церкви начинает измеряться деньгами («членские взносы») и «правами»... Искажается учение о таинстве причащения, которое начинает восприниматься как таинство для немногих «достойных» и «чистых», а не как таинство Церкви: грешников, безмерной любовью Божией всегда претворяемых в Тело Христово. И искажается, наконец, само христианское понимание покаяния: превращаясь в некое формальное условие для причастия, оно на деле все очевиднее заменяет собою настоящую подготовку к причащению, то, подлинное внутреннее раскаяние, которым вдохновлены все молитвы перед причащением. После трехминутной исповеди и разрешительной молитвы, человек чувствует себя «вправе» приступить к Чаше, «достойным» и даже «безгрешным», т. е. чувствует, по существу, обратное тому, к чему ведет подлинное приготовление к причастию.
Как же могла возникнуть такая практика и претвориться в норму, защищаемую многими как истинно православное учение? Этому способствовало три фактора. Об одном из них мы уже говорили: это та теплохладность христианского общества в вере и благочестии, что привела постепенно сначала к редкому, а затем
56
и лишь к ежегодному причащению. Совершенно ясно, что человек, приступающий к св. Чаше раз в год, должен действительно быть «воссоединен» с Церковью, через проверку его жизни и совести в таинство покаяния. Вторым фактором следует признать влияние на церковное общество, в целом бесспорно, конечно, благотворное, монашества. В данном случае это монашеская практика духовного руководства, «открытия помыслов», постоянной духовной проверки более опытным менее опытного. Только в монастырях это духовное руководство, эта постоянная исповедь совсем не обязательно были связаны с таинством покаяния. Духовный отец, старец, могли не быть и, на деле, очень часто не были даже и священниками, ибо этом тип духовного руководства связан с духовным опытом, а не таинством священства как таковым. В византийских монашеских типиконах ХII-ХIII веков монаху запрещается как приступать к Чаше, так и воздерживаться от нее самовольно — без разрешения духовного отца, ибо «исключать себя самовольно из причастия это поступать по своей воле». В женских монастырях та же власть усваивается игумении. Таким образом, мы имеем дело здесь с исповедью не сакраментального типа, основанной на духовном опыте и постоянном и регулярном руководстве. Это исповедь оказала однако сильное влияние на развитие исповеди сакраментальной. В эпоху духовного упадка (глубину которого хорошо показывают постановления, например, т. н. Трулльского Собора и который сказался, в первую очередь, на белом духовенстве), монастыри оказались почти единственными центрами духовного окормления и руководства и для мирян. В Греции даже и сейчас исповедовать может не каждый священник, а только особо на это уполномоченный и «поставленный» Архиереем. Для мирян, однако, эта исповедь-руководство и наставление в духовной жизни совершенно естественно соединилась с «сакраментальной». Но следует признать, что на такое духовное руководство, предполагающее большой личный опыт духовный, совсем не каждый приходской священник способен, и это очень часто, при духовной неопытности; попытки все же осуществлять его, приводят к подлинным духовным катастрофам. Так или иначе, но в церковном сознании, таинство покаяния соединилось с идеей духовного руководства, разрешения духовных трудностей и «проблем», что в условиях нашей приходской жизни, наших массовых, на несколько вечеров Великого Поста сосредоточенных и, потому, минутных исповедей, вряд ли осуществим, и это ведет к полной «номинализации» исповеди и очень часто приносит больше вреда, чем пользы. Духовное ру-
57
ководство, особенно в наш век глубочайшей духовной искалеченности, необходимо, но чтобы быть подлинным, глубоким, полезным, оно должно быть отделено от исповеди сакраментальной, хотя, конечно, эта последняя и составляет его конечную цель.
Третьим же и решающим фактором оказалось, конечно, влияние западного, схоластического и юридического, понимания таинства. О западном «пленении» православного богословия писали и говорили много, но мало кто, мне кажется, понимает всю глубину и всё значение тех, без всякого преувеличения, извращений, к которым привело это западное влияние в самой жизни Церкви и, прежде всего, в понимании и восприятии таинств. В том, что касается таинства покаяния это особенно разительно. Глубочайшее извращение тут состоит в том, что вся тяжесть, весь смысл таинства был передвинут с раскаяния и покаяния на момент «разрешения», понимаемого юридически. Западное схоластическое богословие «юридизировало» понимание греха и, соотносительно, понимание его «оставления». Это последнее выводится не из реальности и подлинности раскаяния и покаяния, а из власти священника. Если в и знойном, православном понимании таинства покаяния, священник есть свидетель раскаяния и потому свидетель совершившегося «примирения с Церковью во Христе Иисусе Господе нашем», то латинский юридизм все ударение ставит на власти священника «прощать». Отсюда и совершенно неслыханная, с православной точки зрения, но все более и более распространяющаяся практика «давать разрешительную молитву» без всякой исповеди. Изначальное в Церкви различие между грехами, отлучающими от Церкви (и потому требующими сакраментального «воссоединения» с Церковью) и «греховностью» (прегрешениями) к такому отлучению не приводящей, западная схоластика рационализировала в категориях, с одной стороны, т. н. «смертных грехов» и, с другой стороны, грехов «обычных». Первые, лишая человека «благодатного состояния» требуют таинства покаяния и разрешения, вторые только внутреннего покаяния. На Православном Востоке, особенно же в России (под влиянием латинствующего богословия Петра (Могилы) и его последователей) теория эта обернулась простым и обязательным, и именно, юридическим, сцеплением исповеди и причастия. И подлинно полным печальной иронии следует признать то, что это наиболее очевидное из всех заимствований от латинства так часто выдается у нас за православную норму, а всякая попытка пересмотреть его в свете подлинно-православного учения о Церкви и о таинствах, изобличается как плод западного, католического влияния...
- Православный христианин
То есть вот какая история у этой связки - по канону люди, трижды (кажется) присутствовавшие на Литургии и не причащавшиеся, отпадают. И необходима была исповедь перед Причастием для воссоединения с Церковью. Но если проще даже подойти, всё равно в Синодальный период - раз в год!!! Это как у нас после атеизма - люди ничего не понимающие приходили, наверняка к Чаше пытались и наверняка сейчас тоже пытаются пройти некрещёные, с тяжёлыми нераскаянными грехами и пр. Это понятно. Но второй процитированный Вами священник, видимо, даже не попробовал или довериться тем из прихожан, кого он знает; или завести катех.курсы на приходе и всех туда сагитировать, чтобы люди просвещались. Я живу в центре Питера, вокруг - ни одной маленькой церкви, всё соборы, проблем - никаких. Священники - кто в лицо знает, кто понимает, подошёл, взял благословение и всё. К совсем незнакомым не подхожу, правда.
Последнее редактирование:
- Православный христианин
Такой практики у нас нет.
Но судя по словам праведного Николая Кавасилы то исповедь перед принятием Святых Тайн закономерна, вот его объяснение на прошение
Миром Господу помолимся:
"Но почему он после славословия непосредственно велит воссылать прошение, между тем как еще не было ни исповедания, ни благодарения Богу? Потому, что в этом слове мир заключается уже мысль о тех (видах молитвы), если только кто захочет настоящим образом об этом поразмыслить, ибо кто недоволен встречающимися с ним в жизни обстоятельствами, тот не может иметь и мира в самом себе; его имеет только человек благоразумный, который за все благодарит, по правилу блаженного Павла; не может иметь и тот, у кого нечиста совесть, а чистая совесть без исповеди – дело невозможное. Таким образом, кто молится с миром, у того в душе уже было и благодарение, и исповедание. А притом и прошение, которое они приносят Богу, представляет их и благодарящими, и исповедающимися. О чем они просят? О помиловании. А это просьба осужденных: когда у этих последних нет более никаких средств к защите, когда им нечего уже бывает говорить в свое оправдание, они обращаются к судье с этим последним словом в надежде получить просимое если уже не по праву, то по его человеколюбию."
Когда говорит кто то что ему не в чем каяться то мне кажется он недостаточно критично подходит к своей жизни, а так как у нас причащаются всё же не каждое воскресение то такой человек ещё беспечнее.
К тому же возможно по действию противных сил мы просто находимся в расслаблении духовном, которого просто не замечаем.