Великопостное богослужение

Господи и Владыко живота моего,
Дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми.
Дух же целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви даруй ми, рабу Твоему.
Ей, Господи, Царю!
Даруй ми зрети моя прегрешения,
И не осуждати брата моего
Яко благословен еси во веки веков.
Аминь.
Молитва которую мы читается дважды в конце каждой великопостной службы от понедельника до пятницы (по субботам и воскресениям она не читается).
Почему эта короткая и простая молитва занимает такое важное место во всем великопостном богослужении? В этой молитве перечисляются все отрицательные и положительные элементы покаяния и определяется, можно сказать и так , список наших индивидуальных подвигов. Цель этих подвигов, прежде всего, — освобождение от какого-нибудь недуга, отравляющего всю нашу жизнь и препятствующего нам вступить на путь обращения к Богу.
От чего мы страдаем? от праздности, лености , нерадения , небрежности. Это — та странная лень и пассивность всего нашего существа, что тянут нас всегда "вниз", а не поднимают "вверх", что постоянно убеждает нас в нехотении и нежелании, что-либо изменить. Это глубокое в нас «сидение» цинизма, который на каждый духовный призыв отвечает: "зачем?". "Праздность" — корень всех грехов, потому что она отравляет нашу духовную жизнь.
Уныние- Человек во власти уныния лишен возможности видеть что-либо хорошее или положительное; для него все сводится к отрицанию и пессимизму. Это воистину дьявольская власть над нами, т. к. дьявол прежде всего лжец. Он лжет человеку о Боге и о мире; он наполняет жизнь тьмою и отрицанием. Уныние — это самоубийство души, потому что, если человек находится во власти уныния, он совершенно неспособен видеть свет и стремиться к нему.
Любоначалие-. Если Бог не Господь и Владыка моей жизни, то я сам превращаюсь в своего господина и владыку, становлюсь абсолютным центром моего собственного мира и рассматриваю все с точки зрения моих необходимостей, моих желаний и моего суждения. Любоначалие, таким образом, в корне извращает мое отношение к другим людям, стараясь подчинить их себе. Оно может выражаться также в равнодушии, презрении, отсутствии интереса, внимания и уважения к другим людям. Дух праздности и безнадежности в этом случае направлен на других; и духовное самоубийство соединяется здесь с духовным убийством.
Празднословие- Слово спасает и убивает; слово вдохновляет и слово отравляет. Правда выражается словом, но и дьявольская ложь пользуется словом. Обладая высшей положительной силой, слово поэтому имеет огромную отрицательную силу. Оно создает положительное и отрицательное. Когда слово отклоняется от своей божественной природы и назначения, оно становится праздным. Оно "подкрепляет" дух праздности, уныния и любоначалия, и жизнь превращается в сущий ад. Слово становится тогда действительно властью греха.
Целомудрие- Христос восстановил в нас целостность, восстановил настоящую иерархию ценностей, приведя нас обратно к Богу.
Смирение- смиренные способны жить по правде, видеть и принимать вещи так, как они есть, и благодаря этому видеть Божие величие, доброту и любовь ко всем. Вот почему сказано, что Бог смиренным дает благодать и гордым противится.
Терпение- Человек судит обо всем согласно со своими вкусами и со своей точки зрения. Он равнодушен ко всем, но не к самому себе, поэтому он хочет, чтобы жизнь для него стала удачной. Чем больше мы приближаемся к Богу, тем терпеливее мы становимся, тем более отражаем в себе свойственное одному Богу бережное отношение, уважение к каждому отдельному существу.
Любовь-та любовь, которая, может быть дана одним Богом. Это тот дар, который является целью всего духовного состояния человека.
Все это сведено воедино в последнем прошении великопостной молитвы, в котором мы просим: "видеть свои прегрешения, и не осуждать брата своего". Недостаточно, однако, видеть свои прегрешения, потому что даже эта кажущаяся добродетель может обратиться в гордость.. Но когда мы "видим наши грехи" и "не осуждаем брата своего", когда, другими словами, целомудрие, смирение, терпение и любовь соединяются в нас в одно целое, тогда и только тогда наш главный враг — гордость — уничтожается в нас.
После каждого прошения молитвы мы кладем земной поклон. Не только во время молитвы св. Ефрема Сирина кладут земные поклоны; они составляют отличительную характеристику всего великопостного богослужения. Человек отпал от Бога весь целиком, душой и телом. И весь целиком человек должен быть восстановлен, чтобы вернуться к Богу. Греховное падение состоит именно в победе плоти (животной, похоти в нас) над духовной, божественной природой. Но тело прекрасно, тело свято. Так свято, что Сам Бог "стал плотью". Христианский аскетизм не борьба против тела, но наоборот помощь ему. Вот почему весь человек — душой и телом — кается. Тело участвует в молитве души, так же, как и душа молится не вне, а в своем теле. Таким образом, земные поклоны, "психо-телесный" знак покаяния и смирения, поклонения и послушания, являются отличительной чертой великопостного богослужения.
 
Да, тот мир, в которой мы живём и который формирует наши современные взгляды, в сущности просто исключает понятие греха. Потому что грех — это, прежде всего, падение человека с неизмеримой духовной высоты, отказ его от своего «высокого призвания». Но какое значение это может иметь для мира, который не знает и отрицает эту «духовную высоту», это «призвание» и оценивает человека не «сверху», а «снизу», — для мира, который если и не отрицает открыто Бога, то фактически весь, сверху донизу, материалистический и потому рассматривает жизнь человека только с точки зрения материального благополучия, не признавая его высокого, призвания? В нем грех рассматривается главным образом как естественная «слабость», происходящая в основном от социального неустройства.

Отсюда как следствие- современный человек, если он и исповедует свои грехи, уже не раскаивается в них. В зависимости от того или иного понимания им своих «религиозных обязанностей» он либо формально перечисляет свои прегрешения и нарушения обрядовых правил, либо же говорит с духовником о своих «проблемах», ожидая от религии своего рода, лечения, которое вернёт ему счастье и спокойствие, богатство. Ни в том, ни в другом случае мы не видим раскаяния, потрясения человека, который, узрев себя как образ неизречённой славы, сознаёт, что он изменил этому «образу», запятнал и отверг его своей жизнью; нет раскаяния как печали о грехе, исходящей из самой глубины человеческого сознания, как желания вернуться, как отдачи себя Божиему милосердию и любви. Вот почему недостаточно просто сказать: «я согрешил». Эти слова приобретают своё подлинное значение и действенность только тогда, когда грех воспринят и пережит во всей его глубине и горести.
 
Сверху