Что такое катафатическое и апофатическое богословие?

(Фрагмент из: Православное Догматическое Богословие в конспективном изложении).

I.​

Ввиду того, что Бог — Дух, абсолютно прост, беспределен и всесовершенен, Его нельзя познавать не отрешенно от чувственной и мысленной образности. Сам в Себе Господь безмерно возвышен над доступным нашему обозрению миром и превосходит всё то, что мы можем о Нём подумать или сказать. И хотя в просветительских целях, для изъяснения тринитарного догмата, богословие нередко использует потенциал рационального мышления, по большому счёту, охарактеризовать Отца и Сына и Святого Духа посредством ограниченных логических определений нельзя: Необъятный не может быть объят, Беспредельный не может быть определён.

Человеческий разум не в состоянии мыслить в масштабах бесконечности и вечности, не в силах проникать в сокровенную безграничность. Живя на земле, человек не может представить бытие за пределом пространства и за границей веков. Жизнь Бога в Самом Себе составляет Мистерию, не доступную понятийной аналитике (из чего, конечно, не следует заключать, будто Бог существует вопреки разуму). Вне сомнения стоит мысль о том, что для нас это Таинство непроницаемо, недосягаемо и неисповедимо: «Бог велик, и мы не можем познать Его» (Иов. 36:26).

Тайна Божественной жизни превосходит своей глубиной не только человеческое разумение, но и ангельское, ведь Господь «обитает в неприступном свете» (1Тим. 6:16). Как задача познания, она не имеет решения: её невозможно постичь до конца. Естественно думать, что если бы кто-нибудь сподобился всецело познать Отца и Сына и Святого Духа, этим ознаменовалось бы, что его знание стало тождественным Божественному самосознанию.

Даже дела, которые Бог обнаруживает через Свое отношение к миру, не могут быть охвачены рассудком, и уж тем более невыразима Его трансцендентность, безотносительность, свобода от отношений к творению. Найти идентичный аналог Несозданному в созданном нельзя. Поэтому хорошо бы запомнить: любое позитивное утверждение о Небесном Царе есть не более чем адаптивная, упрощённая характеристика, соотнесённая с мерой наших немощных сил. Бог открывается нашему пониманию настолько, насколько это полезно для нас. Созерцание Славы Господней во всей её мощи привело бы человека к немедленной гибели. Вспомним, что когда Моисей захотел увидеть сияние вечной Славы и начал об этом просить Вседержителя, услышал в ответ: «Человек не может увидеть Меня и остаться в живых» (Исх. 33:20).

II.​

Открываемый людям Божественный гносис содержит лишь малую толику высшего знания, причём, существенная его часть преподается в иносказательной, символической форме. Общий вывод из сказанного должен быть тот, что воспринимать все без исключения позитивные утверждения о Боге буквально — недопустимо. Однако это не должно приводить нас к дилемме: доверять ли библейским свидетельствам, или не доверять? Вопрос необходимо ставить иначе: как нужно их понимать?

Положим, Бог нередко именуется «камнем» (Пс. 117: 22-23; Ис. 28:16), «огнём» (Евр. 12:29; Пс. 17:9). Но ведь обычная каменная глыба представляет собой нечто холодное, твёрдое, плотное и массивное, а огненный пламень, напротив, — лёгок, стихиен, горяч. Сопоставляемый же с камнем и огнём Вседержитель не имеет ни массы, ни температуры, ни величины: Он не холоден и не жгуч, не твёрд и не мягок, не лёгок и не тяжёл. Тем не менее, эти обозначения не содержат ошибок, ведь Бог никогда не низводит человека до заблуждений. Камнем и Огнём Он именуется в совершенно другом отношении: как камень служит опорою дома, так и Господь — опора нашей жизни; как пламень, накаляя ржавое железо, превращает его в светоносное и сияющее, так и Господь, истребляя в грешнике ржавчину порока, преобразует его в богоподобную, светозарную личность.

Опять же, зачастую Всевышний характеризуется при помощи антропоморфических и антропопатических терминов и выражений, коими в традиционной общечеловеческой речи очерчиваются действия и эмоциональные состояния людей. Священное Писание то и дело сообщает нам, что Господь ходит, видит, слушает, разговаривает, гневается, радуется, скорбит в сердце Своём. Отсюда — возникновение предрассудков: Бог телесен, изменяем, зависит от человеческих поступков. В действительности же Он не имеет ни ног, ни очей, ни ушей, ни кровеносной системы и сердца.

Но даже и тогда, когда Всесвятая Троица прославляется посредством столь возвышенных наименований, как «Жизнь», «Мир», «Любовь», представление о Божественных совершенствах не освобождается от субъективизма. Ведь и «жизнь», и «мир», и «любовь» каждым понимается по-своему, в зависимости от пережитого опыта и нравственного состояния души. Это значит, что воспринимая позитивные умозрения о Боге, мы вольно или невольно привносим в представление о Нём нечто своё. Вот почему утвердительные понятия о Пресвятой Троице иногда называют «прибавлениями».

III.​

Более безошибочный путь — путь, основанный на откровенном свидетельстве, что «Бога никто никогда не видел» (1Ин. 4:12), фундированный идеей невозможности аутентичного выражения истин о Нём при помощи положительных формул. Этот метод основан на принципе отрицаний того, что Богу не присуще и не свойственно. Например, зная о том, что Господь вечен, но не имея возможности раскрыть эту истину в положительном ключе, отрицаем зависимость Бога от условий времени. Зная, что Он неизмерим, отрицаем обусловленность пространством. Зная, что всегда Себе тождественен, отрицаем изменяемость и признаём Неизменяемым.

Важно учитывать, что отрицательные термины и выражения не всегда выявляют лишь то, чего нет: зачастую они указывают и на положительное содержание Божественных атрибутов. Для того, чтобы правильно это понять, обратимся к примеру из области человеческих переживаний и ощущений. К слову, если мы скажем о мирном покое, как о состоянии отсутствия душевных смущений и чувства вражды, то не ошибёмся; если заявим о любви, как об отсутствии ненависти, тоже не согрешим против правды. Но ведь и покой, и любовь не осознаются нами как всего-лишь отсутствие того-то и того-то. Напротив, оба эти состояния насыщены множеством положительных эмоций и впечатлений.

Точно также следует относиться и к выражаемым через отрицания Божеским предикатам. Скажем, если для людей, ведающих только пространственно-временное бытие, Божественная вечность не представима, и мы не можем осмыслить её, минуя негативные определения, то для Бога она не в меньшей степени ощутима и действительна, чем для нас время. В этом смысле можно сказать, что содержание вечности как таковой — позитивно.

Ввиду неоспоримых преимуществ метода отрицаний в отношении точности, некоторые богословы называют его приоритетным. «Подобает, как мне кажется, — пишет (так называемый) Дионисий Ареопагит, — отъятия предпочитать прибавлениям. Ибо прилагая, мы сходим от первейших через среднее к последним; а в этом случае, восходя от последних к первейшим, все отнимаем, чтобы, открыв, уразуметь то неведение, прикровенное в сфере сущего познаваемым, и увидеть тот пресущественный мрак, скрываемый всяческим светом, связанным с сущим» [1, с. 403].

IV.​

Как «метод прибавлений», так и «метод отъятий» не может быть признан самодостаточным. Ведь для спасения мало знать, чем Бог не является, необходимо знать также и Кто Он, и каков. Если бы, характеризуя Бога, теология пользовалась только отрицанием, идея о Нём могла бы свестись к размытому воображению чего-то бескачественного. В самом деле, ежели описывая какого-нибудь человека, нам скажут, что он не имеет крыльев, хвоста, рогов, бивней и плавников, мы вряд ли отгадаем, о ком идёт речь. Ведь человек познается не из того, что он не есть, а из того, кто он есть. Вот почему богословие издревле развивается в двух направлениях: синтез положительных и отрицательных представлений позволяет правильно воспринимать и толковать Откровение Бога о Себе и Своем отношении к миру.

«...Изведывающий естество Сущего, — напоминает святитель Григорий Богослов, — не остановится, сказав, чем Он не есть, а, напротив к тому, чем Он не есть, присовокупит и то, что Он есть (тем паче что легче обнять умом что-нибудь одно, нежели отрицать поодиночке все); присовокупит, чтобы через исключение того, чем не есть, и через положение того, что есть, мыслимое сделалось удобопонятным. А кто, сказав, чем не есть, умалчивает о том, что есть, тот поступает почти также, как если бы на вопрос: сколько составит дважды пять — отвечать: не составит ни двух, ни трех, ни четырех, ни пяти, ни двадцати, ни тридцати, короче же сказать, ни одного из чисел, заключающихся в десятке или в десятках, а между тем не сказать: это составит десять, то есть не остановить мысли спрашивающего на самом искомом. Ибо, как всякий ясно видит, гораздо легче и скорее посредством того, что есть, объяснить о предмете и то, чем он не есть, нежели исключая то, чем он не есть, показать, что он есть» [2, т. 1, с. 337].

«Нет ни одного имени, — убеждён Василий Великий, — которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было, чтобы вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное. Из имен же, сказуемых о Боге, одни показывают, что в Боге есть, а другие, напротив, чего в Нем нет. Ибо сими двумя способами, то есть отрицанием того, чего нет, и исповеданием того, что есть, образуется в нас как бы некоторое отпечатление Бога» [3, т. 1, с. 190].

То направление теологии, в границах которого для выражения истин о Боге и Его отношении к миру используются положительные термины и определения, называется «катафатическим богословием» (от. Греч. «κατάφασις» — утверждение), а то направление, что основано на принципе отрицаний, — «апофатическим» (от греч. «ἀπόφασις» — отказ, отрицание).

V.
Формально апофатизм может быть выражен несколькими приёмами. Во-первых, через использование выражений с частицей «не» или слов, начинающихся с приставки «не-»: Бог не изменяется; Он — невидимый, необъятный, непознаваемый. Во-вторых, усилением катафатических терминов прибавками «пре-», «над-», «сверх-», «все-», «без-» и др. Положим, Евангелист Иоанн Богослов сообщает, что «Бог есть любовь» (1Ин. 4:8). Казалось бы, испытывая и приумножая в себе этот Божественный дар, люди постигают Самого Бога. В действительности же человеческая «любовь» редко бывает свободной от греховных наслоений — эгоизма, превозношения, нетерпения, раздражительности, страсти, бесчинства, корысти и ревности, — несовместимых с подлинным представлением о любящем Отце. Чистая любовь может сиять только в очищенном сердце, но Божественная бесконечно превосходит даже и самый высший эталон человеческой любви — любви святых к Богу и к ближним. Она исключительна, абсолютна, непостижима; поэтому её называют «Сверхлюбовью». Другой пример: отправляя Моисея с миссией в Египет, Господь лично открыл ему Свое имя: «Сущий». Однако, чтобы подчеркнуть, что только Всевышнему принадлежит свойство существовать Самому по Себе, что лишь Он, по Своему естеству, не является ничем из сотворенного сущего, наконец, для того чтобы обозначить непреодолимую разницу между Божественным и тварным бытием, по отношению к Нему используют имя «Сверхсущий». В-третьих, апофатизм нередко выражается через сопровождение утверждений словами: «абсолютный», «абсолютно»: абсолютная праведность, абсолютное добро, абсолютно свят. В-четвертых, через употребление понятий, заведомо противоположных ожидаемым: «Божественный мрак» вместо «Божественный свет». Наконец, в-пятых, посредством использования словесных пар, в которых одно слово по значению противоположно другому: «видеть невидимое», «постигать непостижимое».

Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия СПб ПИРиЦИ.

*******

1.Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений. С приложением толкований преподобного Максима Испповедника. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2006.
2.Святитель Григорий Богослов. Творения. М.: Изд. Сибирская Благозвонница, 2007.
3.Святитель Василий Великий. Творения. М.: Изд. Сибирская Благозвонница, 2008.
  • Like
Реакции: 1 человек

Комментарии

Нет комментариев для отображения
Сверху