«Слухом земля полнится». И до меня тоже, неведомыми и неожиданными путями, дошел слух об отце Георгии Мицове. И я очень жалею, что это не случилось раньше, когда я бывала на Псковской земле, а то заехала бы в эти Теребени, поклониться праху родителей Михаила Кутузова, лежащему в подземном склепе под древним храмом, и послушать живое и доброе слово, которого никогда не бывает слишком много... А теперь уже отца Георгия там нет: 9 августа 2014-го, на св. Пантелеимона, он преселился в другие пределы. К счастью, нашлись люди, которые и захотели, и сумели рассказать об этом незаурядном сельском пастыре, к которому отовсюду стекалась, ища духовного приюта, творческая интеллигенция. Есть даже сайт http://mitsov.ru/. См. также http://pskov.bezformata.ru/listnews/pamyati-ottca-georgiya/24153640/;http://www.pskov-eparhia.ellink.ru/browse/show_news_type.php?r_id=2903; http://hramnagorke.ru/prose/113/2148. И, во вложении, книгу «Зачем ты есть».
Из всего этого обилия к дню Св. великомученика и Победоносца Георгия, святого покровителя о. Георгия, я выбрала вот эту беседу с ним:
Жизнь после жизни
В небольшом селе Теребени Псковской области есть церковь Воскресения. Деревянная, уцелевшая с XVIII века, пережившая несколько войн, выстоявшая в гитлеровскую оккупацию. Мало кто знает, что в небольшом подземном склепе под церковью покоятся мощи отца и матушки великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Они эту церковь построили, сюда, в теребенский храм, они хаживали, здесь молились, исповедовались...
Сегодня приход у старой церкви невелик. Но этим немногочисленным прихожанам повезло: в храме служит человек замечательный – философ, знаток истории и искусства, добрейший отец Георгий. Мы знакомы уже несколько лет. Заезжаю к нему в Теребени с удовольствием при каждом удобном случае, чтобы просто поговорить. Неторопливо, не про политику, не на злобу дня. Я несколько раз видел, как он крестил в этой церкви новорожденных и отпевал усопших – встречал и провожал жизнь. Многое из того, что я услышал при этом, мне кажется, может быть интересным для наших читателей. Поэтому однажды, в один из приездов в Теребени, я предложил ему побеседовать для газеты. «О чем?» – спросил он. «Если можно, – попросил я, – о том, что мы стараемся не обсуждать между собой, но что волнует каждого – о страхе смерти, о боязни небытия. Ну вот, например, вам, отец Георгий, становится иногда страшно оттого, что жизнь неизбежно подойдет к концу, что весь этот прекрасный мир останется, а вас уже не будет? Неужели вам никогда не казалось это несправедливым?»
– Ну, еще бы! Конечно, казалось! И еще как страшно. Впервые я испугался неизбежности смерти, по-моему, лет в семь. Просто окоченел от страха, от очевидной несправедливости: как же так – все в этом мире продолжится, а я умру, меня уже не будет!.. Потом я пережил сильнейший рецидив этой боязни небытия через 10 лет, в достаточно взрослом возрасте. Признаюсь тебе, дело дошло до невроза: мне стало казаться, что я умираю. Я с ужасом ежеминутно проверял частоту пульса, и если по каким-то причинам пульс замедлялся – лоб мой покрывала испарина: это конец! В конце концов, я понял, что надо как-то решить для себя этот вечный вопрос, потому что иначе жизнь с постоянной мыслью о неизбежности конца становилась неизбывной мукой.
– Вам удалось его решить?
– Не сразу. Я довольно долго мучился в размышлениях, много читал, и вот однажды до меня дошло: почему мне невыносимо думать о том, что меня не будет, почему я никогда не задумывался над тем, что меня еще совсем недавно НЕ БЫЛО?
– Вы хотите сказать, что мысль о том, что вас когда-то не было на этом свете, принесла вам успокоение?
– Да, представь себе, с этой мыслью я пошел на поправку.
– Не понимаю...
– Ну, как же! Я представлял себя в утробе матери, где мне, конечно же, было спокойно и хорошо. Наверное, я ощущал себя вполне комфортно и счастливо, еще не родившись на этот свет. Наверное, мне было очень страшно покидать привычное и такое удобное материнское лоно. Возможно, я очень не хотел рождаться, уходить оттуда в иной мир. Но случилось неизбежное: преодолевая страх, с криком, я родился. Так, может быть, страх смерти, который я испытывал в детстве и юности, – не что иное, как моя генетическая память о страхе рождения? И для того, чтобы изжить в себе страх смерти, страх неизбежности бытия, надо понять, что ты совершаешь всего лишь следующий шаг...
– Но никто не гарантирует мне, что это будет шаг в следующий, иной мир, а не в черное небытие...
– Никто.
– Стало быть, страх перед неизбежностью этой бездны не изжить, он будет всегда.
– Нет, не так. Есть путь, по которому можно и должно прийти к бесстрашию перед этим шагом.
– И где же этот путь?
– Он называется жизнь. Извини, но это только на первый взгляд банальный ответ. Тут важно понять, что желающий избавиться от страха смерти, ищущий покоя и гармонии, сердечного успокоения рано или поздно понимает, что именно для этого ему и дан бесценный срок жизни. Только надо успеть. До прихода смертного часа успеть измениться, духовно состояться, чтобы мудро и спокойно встретить это последнее мгновение на земле. Такое понимание жизни как воспитание себя к смертному часу – в православной традиции. Лучше, если ты приходишь к пониманию такого назначения бытия еще в юности – у тебя просто больше времени для трудной духовной работы, которую ты должен совершить над собой, для подготовки себя к мужественному, спокойному и достойному шагу в небытие.
– Вот вы говорите о православной традиции, но представители разных конфессий неустанно твердят, что за роковой гранью – другая жизнь. Кстати, не только церковь пытается убедить в этом верующих и атеистов. Вы же знаете, существуют популярные публикации исследований Раймонда Моуди (и не только Моуди), которые свидетельствуют о якобы существующей жизни после жизни...
– В конце концов, это вопрос веры. И как таковой – он интимен и строго индивидуален, потаен для каждого из нас. Веруете в бессмертие души – хорошо. Не веруете, полагаете, что за гранью смерти НИЧТО, – готовьте себя к тому, чтобы уйти достойно и мудро, без страха и унизительных истерик. Что же касается утверждений Моуди – то это, на мой взгляд, суррогат духовного опыта человека, виртуальная подмена серьезных духовных процессов.
– Предположим. Но что конкретно должен воспитывать в себе человек, желающий встретить смерть достойно?
– Многое. Он очень многое должен понять и многое изменить в себе. Не случайно для этого ему дается целая жизнь. Если конкретно, то начать, наверное, следует с простого: надо уяснить, что думать о смерти необходимо, надо привыкнуть к таким размышлениям. Кто-то из великих сказал, что верующим человек становится, размышляя о смерти. Да и само слово «религия» означает беспрерывную связь живых с мертвыми, Бога с людьми...
Затем следует понять, что существует неразрывная связь нас, живущих, с теми, кто уже ушел, кто еще не родился. Эта цепь никогда не должна быть разомкнутой, как цепь времен, которую пытался соединить принц датский Гамлет, в жажде обрести гармонию бытия. Память об ушедших – вечная тропинка, которая выведет вас на правильный путь. Нельзя забывать никого из любимых и родных, знакомых и друзей, покинувших вас. Если мы помним о них, переплывших (если использовать известный образ) в ладье Харона на тот берег реки жизни, – значит, и нам самим будет легче в свое время перебраться на тот берег к тем, кого мы помним на этом берегу. Не случайно христианские именины – это как бы продолжение жизни тех, кто уже ушел, продолжение в именах живущих. И, наконец, самое главное, как мне кажется...
– Самое главное?
– Да. Это – умение отказаться от себя.
– Звучит не очень-то вдохновляюще. Что значит – отказаться от себя?
– Когда мать, преодолевая сон и усталость, бежит в ночи к плачущему ребенку – это понятный всем акт самоотречения во имя младенца, заложенный как бы в генную память материнства. Но когда человек воспитывает в своей душе способность сознательного отречения от собственного удовольствия, комфорта во имя другого человека, во имя помощи нуждающемуся – это и есть умение отказаться от себя. И первый совершенный в этом направлении поступок – есть первый шаг к бесстрашию перед смертью. Классический пример – Иисус Христос. И не случайно в Гефсиманском саду – не что иное, как мужественное и спокойное принятие страшного финала земной жизни. Человек, вступивший на дорогу самоотречения, постепенно, шаг за шагом духовно взрослеет, обретает мудрость и сердечное успокоение. В моих беседах с прихожанами я часто привожу один пример. Если бы ребенок, находящийся в утробе матери, отказался родиться – он бы неизбежно умер. Но, только отказавшись от себя, от удовольствия жить в комфортном, удобном и теплом мире, – он рождается для новой жизни.
– И все-таки... Если там, на том берегу, нас ждет ничто, пустота, небытие, тьма... Если человек не верит в то, что с окончанием земного бытия жизнь души продолжится... Имеет ли он право не верить в это?
– Конечно.
– Так вот, если человек не верит в это и полагает, что все закончится здесь, на земле... Представьте, как такой человек, живущий в нашей стране сегодня, видит буквально на каждом шагу: неправедно прожитая жизнь вознаграждается комфортом и богатством, а жизнь, состоявшаяся в самоотречении и служении людям, оказывается нищенской. И если все закончится на земле и дальше не будет уже ничего, то в чем же справедливость? Не должно ли быть некое земное, а не только небесное воздаяние за праведную жизнь, равно и как за неправедную?
– А почему ты считаешь, что такого воздаяния нет?
– Если есть, то в чем оно?
– Существует притча о безбожнике, который рубил топором иконы. Вот он разрубил икону и говорит священнику: «Ну, где твой Бог? Чего ж Он меня не накажет, коли Он есть?» На что ему священник отвечает: «Так Он уже тебя наказал – лишил разума»... Конечно, наивно полагать, что воздаянием за несправедливую жизнь может быть вилла, сожженная молнией, или «мерседес», разбившийся вдребезги. Все куда менее очевидно, заметно со стороны, однако и куда более страшно, нежели даже картина горящего дома или разбившейся машины. Тут надобно оговориться: не всякая вилла и не каждый «мерседес» – следствие неправедной жизни. Но, с другой стороны, мы с тобой были бы наивными людьми, если бы стали считать, что каждое крупное состояние в сегодняшней России нажито нечестным путем. Так вот, о воздаянии... Когда человек во имя успеха ли, карьеры ли, во имя материального благополучия сознательно отступает от нормальной жизни по совести, совершает цепь маленьких и больших предательств – он незаметно для себя самого разрушает свой мир, свой душевный покой, свой внутренний храм, который дан был ему рождением и воспитанием. Жизнь его души неуклонно начинает меняться, все больше напоминая расхлябанную телегу, которая вот-вот готова рассыпаться. Пусть даже человек ездит при этом на «мерседесе». Мало кто знает и видит, какие мучения доставляет ему разбитая телега его собственной души. Со временем изменивший себе теряет настоящих друзей и любимых, его постоянный круг общения тоже меняется не в лучшую сторону, он теряет былое ощущение гармонии, душевного комфорта...
– Я не уверен, что каждый, разрушивший духовный храм внутри себя, ощущает смятение духа. Для этого надо иметь хоть какие-то проблески совести. Но иные наши соотечественники, преуспевшие в «бизнесе», явно лишены и этого...
– Знаешь, есть нечто такое, чего не избежать тем, кто сам разрушил свой духовный мир, будь они совестливы или бессовестны. Это «нечто» – едва ли не главное воздаяние за несправедливую жизнь, которое свершается здесь, на земле. И это воздаяние неотвратимо.
– Что это?
– То, с чего мы начали наш разговор, – это страх смерти. Это почти животный ужас порушенной души, так и не подготовленной к встрече с небытием. Это запоздалое понимание того, что ничего уже не будет и что главное упущено безвозвратно, а все, что накоплено и нажито, с собой ТУДА не возьмешь и уже не обменяешь на прежний душевный покой и гармонию с совестью. Это, наконец, едва ли не главное открытие, сделанное на пороге небытия: для чего все было – для чего дана была нам жизнь, для чего мы родились в этот мир, для чего радовались, горевали, хитрили, ненавидели, любили, сомневались – для чего мы жили?
– Так для чего?
– Да чтобы сердце успокоилось...
Автор: Юрий Лепский
http://ruscur.ru/archive.shtml?id=2984
Из всего этого обилия к дню Св. великомученика и Победоносца Георгия, святого покровителя о. Георгия, я выбрала вот эту беседу с ним:
Жизнь после жизни
В небольшом селе Теребени Псковской области есть церковь Воскресения. Деревянная, уцелевшая с XVIII века, пережившая несколько войн, выстоявшая в гитлеровскую оккупацию. Мало кто знает, что в небольшом подземном склепе под церковью покоятся мощи отца и матушки великого русского полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Они эту церковь построили, сюда, в теребенский храм, они хаживали, здесь молились, исповедовались...
Сегодня приход у старой церкви невелик. Но этим немногочисленным прихожанам повезло: в храме служит человек замечательный – философ, знаток истории и искусства, добрейший отец Георгий. Мы знакомы уже несколько лет. Заезжаю к нему в Теребени с удовольствием при каждом удобном случае, чтобы просто поговорить. Неторопливо, не про политику, не на злобу дня. Я несколько раз видел, как он крестил в этой церкви новорожденных и отпевал усопших – встречал и провожал жизнь. Многое из того, что я услышал при этом, мне кажется, может быть интересным для наших читателей. Поэтому однажды, в один из приездов в Теребени, я предложил ему побеседовать для газеты. «О чем?» – спросил он. «Если можно, – попросил я, – о том, что мы стараемся не обсуждать между собой, но что волнует каждого – о страхе смерти, о боязни небытия. Ну вот, например, вам, отец Георгий, становится иногда страшно оттого, что жизнь неизбежно подойдет к концу, что весь этот прекрасный мир останется, а вас уже не будет? Неужели вам никогда не казалось это несправедливым?»
– Ну, еще бы! Конечно, казалось! И еще как страшно. Впервые я испугался неизбежности смерти, по-моему, лет в семь. Просто окоченел от страха, от очевидной несправедливости: как же так – все в этом мире продолжится, а я умру, меня уже не будет!.. Потом я пережил сильнейший рецидив этой боязни небытия через 10 лет, в достаточно взрослом возрасте. Признаюсь тебе, дело дошло до невроза: мне стало казаться, что я умираю. Я с ужасом ежеминутно проверял частоту пульса, и если по каким-то причинам пульс замедлялся – лоб мой покрывала испарина: это конец! В конце концов, я понял, что надо как-то решить для себя этот вечный вопрос, потому что иначе жизнь с постоянной мыслью о неизбежности конца становилась неизбывной мукой.
– Вам удалось его решить?
– Не сразу. Я довольно долго мучился в размышлениях, много читал, и вот однажды до меня дошло: почему мне невыносимо думать о том, что меня не будет, почему я никогда не задумывался над тем, что меня еще совсем недавно НЕ БЫЛО?
– Вы хотите сказать, что мысль о том, что вас когда-то не было на этом свете, принесла вам успокоение?
– Да, представь себе, с этой мыслью я пошел на поправку.
– Не понимаю...
– Ну, как же! Я представлял себя в утробе матери, где мне, конечно же, было спокойно и хорошо. Наверное, я ощущал себя вполне комфортно и счастливо, еще не родившись на этот свет. Наверное, мне было очень страшно покидать привычное и такое удобное материнское лоно. Возможно, я очень не хотел рождаться, уходить оттуда в иной мир. Но случилось неизбежное: преодолевая страх, с криком, я родился. Так, может быть, страх смерти, который я испытывал в детстве и юности, – не что иное, как моя генетическая память о страхе рождения? И для того, чтобы изжить в себе страх смерти, страх неизбежности бытия, надо понять, что ты совершаешь всего лишь следующий шаг...
– Но никто не гарантирует мне, что это будет шаг в следующий, иной мир, а не в черное небытие...
– Никто.
– Стало быть, страх перед неизбежностью этой бездны не изжить, он будет всегда.
– Нет, не так. Есть путь, по которому можно и должно прийти к бесстрашию перед этим шагом.
– И где же этот путь?
– Он называется жизнь. Извини, но это только на первый взгляд банальный ответ. Тут важно понять, что желающий избавиться от страха смерти, ищущий покоя и гармонии, сердечного успокоения рано или поздно понимает, что именно для этого ему и дан бесценный срок жизни. Только надо успеть. До прихода смертного часа успеть измениться, духовно состояться, чтобы мудро и спокойно встретить это последнее мгновение на земле. Такое понимание жизни как воспитание себя к смертному часу – в православной традиции. Лучше, если ты приходишь к пониманию такого назначения бытия еще в юности – у тебя просто больше времени для трудной духовной работы, которую ты должен совершить над собой, для подготовки себя к мужественному, спокойному и достойному шагу в небытие.
– Вот вы говорите о православной традиции, но представители разных конфессий неустанно твердят, что за роковой гранью – другая жизнь. Кстати, не только церковь пытается убедить в этом верующих и атеистов. Вы же знаете, существуют популярные публикации исследований Раймонда Моуди (и не только Моуди), которые свидетельствуют о якобы существующей жизни после жизни...
– В конце концов, это вопрос веры. И как таковой – он интимен и строго индивидуален, потаен для каждого из нас. Веруете в бессмертие души – хорошо. Не веруете, полагаете, что за гранью смерти НИЧТО, – готовьте себя к тому, чтобы уйти достойно и мудро, без страха и унизительных истерик. Что же касается утверждений Моуди – то это, на мой взгляд, суррогат духовного опыта человека, виртуальная подмена серьезных духовных процессов.
– Предположим. Но что конкретно должен воспитывать в себе человек, желающий встретить смерть достойно?
– Многое. Он очень многое должен понять и многое изменить в себе. Не случайно для этого ему дается целая жизнь. Если конкретно, то начать, наверное, следует с простого: надо уяснить, что думать о смерти необходимо, надо привыкнуть к таким размышлениям. Кто-то из великих сказал, что верующим человек становится, размышляя о смерти. Да и само слово «религия» означает беспрерывную связь живых с мертвыми, Бога с людьми...
Затем следует понять, что существует неразрывная связь нас, живущих, с теми, кто уже ушел, кто еще не родился. Эта цепь никогда не должна быть разомкнутой, как цепь времен, которую пытался соединить принц датский Гамлет, в жажде обрести гармонию бытия. Память об ушедших – вечная тропинка, которая выведет вас на правильный путь. Нельзя забывать никого из любимых и родных, знакомых и друзей, покинувших вас. Если мы помним о них, переплывших (если использовать известный образ) в ладье Харона на тот берег реки жизни, – значит, и нам самим будет легче в свое время перебраться на тот берег к тем, кого мы помним на этом берегу. Не случайно христианские именины – это как бы продолжение жизни тех, кто уже ушел, продолжение в именах живущих. И, наконец, самое главное, как мне кажется...
– Самое главное?
– Да. Это – умение отказаться от себя.
– Звучит не очень-то вдохновляюще. Что значит – отказаться от себя?
– Когда мать, преодолевая сон и усталость, бежит в ночи к плачущему ребенку – это понятный всем акт самоотречения во имя младенца, заложенный как бы в генную память материнства. Но когда человек воспитывает в своей душе способность сознательного отречения от собственного удовольствия, комфорта во имя другого человека, во имя помощи нуждающемуся – это и есть умение отказаться от себя. И первый совершенный в этом направлении поступок – есть первый шаг к бесстрашию перед смертью. Классический пример – Иисус Христос. И не случайно в Гефсиманском саду – не что иное, как мужественное и спокойное принятие страшного финала земной жизни. Человек, вступивший на дорогу самоотречения, постепенно, шаг за шагом духовно взрослеет, обретает мудрость и сердечное успокоение. В моих беседах с прихожанами я часто привожу один пример. Если бы ребенок, находящийся в утробе матери, отказался родиться – он бы неизбежно умер. Но, только отказавшись от себя, от удовольствия жить в комфортном, удобном и теплом мире, – он рождается для новой жизни.
– И все-таки... Если там, на том берегу, нас ждет ничто, пустота, небытие, тьма... Если человек не верит в то, что с окончанием земного бытия жизнь души продолжится... Имеет ли он право не верить в это?
– Конечно.
– Так вот, если человек не верит в это и полагает, что все закончится здесь, на земле... Представьте, как такой человек, живущий в нашей стране сегодня, видит буквально на каждом шагу: неправедно прожитая жизнь вознаграждается комфортом и богатством, а жизнь, состоявшаяся в самоотречении и служении людям, оказывается нищенской. И если все закончится на земле и дальше не будет уже ничего, то в чем же справедливость? Не должно ли быть некое земное, а не только небесное воздаяние за праведную жизнь, равно и как за неправедную?
– А почему ты считаешь, что такого воздаяния нет?
– Если есть, то в чем оно?
– Существует притча о безбожнике, который рубил топором иконы. Вот он разрубил икону и говорит священнику: «Ну, где твой Бог? Чего ж Он меня не накажет, коли Он есть?» На что ему священник отвечает: «Так Он уже тебя наказал – лишил разума»... Конечно, наивно полагать, что воздаянием за несправедливую жизнь может быть вилла, сожженная молнией, или «мерседес», разбившийся вдребезги. Все куда менее очевидно, заметно со стороны, однако и куда более страшно, нежели даже картина горящего дома или разбившейся машины. Тут надобно оговориться: не всякая вилла и не каждый «мерседес» – следствие неправедной жизни. Но, с другой стороны, мы с тобой были бы наивными людьми, если бы стали считать, что каждое крупное состояние в сегодняшней России нажито нечестным путем. Так вот, о воздаянии... Когда человек во имя успеха ли, карьеры ли, во имя материального благополучия сознательно отступает от нормальной жизни по совести, совершает цепь маленьких и больших предательств – он незаметно для себя самого разрушает свой мир, свой душевный покой, свой внутренний храм, который дан был ему рождением и воспитанием. Жизнь его души неуклонно начинает меняться, все больше напоминая расхлябанную телегу, которая вот-вот готова рассыпаться. Пусть даже человек ездит при этом на «мерседесе». Мало кто знает и видит, какие мучения доставляет ему разбитая телега его собственной души. Со временем изменивший себе теряет настоящих друзей и любимых, его постоянный круг общения тоже меняется не в лучшую сторону, он теряет былое ощущение гармонии, душевного комфорта...
– Я не уверен, что каждый, разрушивший духовный храм внутри себя, ощущает смятение духа. Для этого надо иметь хоть какие-то проблески совести. Но иные наши соотечественники, преуспевшие в «бизнесе», явно лишены и этого...
– Знаешь, есть нечто такое, чего не избежать тем, кто сам разрушил свой духовный мир, будь они совестливы или бессовестны. Это «нечто» – едва ли не главное воздаяние за несправедливую жизнь, которое свершается здесь, на земле. И это воздаяние неотвратимо.
– Что это?
– То, с чего мы начали наш разговор, – это страх смерти. Это почти животный ужас порушенной души, так и не подготовленной к встрече с небытием. Это запоздалое понимание того, что ничего уже не будет и что главное упущено безвозвратно, а все, что накоплено и нажито, с собой ТУДА не возьмешь и уже не обменяешь на прежний душевный покой и гармонию с совестью. Это, наконец, едва ли не главное открытие, сделанное на пороге небытия: для чего все было – для чего дана была нам жизнь, для чего мы родились в этот мир, для чего радовались, горевали, хитрили, ненавидели, любили, сомневались – для чего мы жили?
– Так для чего?
– Да чтобы сердце успокоилось...
Автор: Юрий Лепский
http://ruscur.ru/archive.shtml?id=2984
