Цветник духовный
Часть 5
О тайне ада
Существуют ли муки для грешной души после смерти? Может ли наша молитва хоть как-то облегчить судьбу тех, кто находится в мире ином?
Об этом читаем в древней истории из Патерика:
Об авве Макарии Великом рассказывают: Как-то раз, проходя пустыней, увидел он на земле старый человеческий череп. Старец ударил череп пальмовой палкой и сказал:
– Кто ты такой? Отвечай мне.
Череп отвечал:
– Я был главным жрецом язычников, живших на этом месте. Когда ты, авва Макарий, оказывая милосердие к страждущим в мучении, молишься о них, они чувствуют некоторую отраду.
Авва Макарий спросил: какая это отрада и какое это мучение?
Череп продолжал:
– Насколько небо отстоит от земли, настолько велик огонь внизу под ногами нашими, и он достает до нашей головы. И когда мы стоим посреди этого огня, мы не можем видеть лица друг друга, потому что связаны спинами. Когда же ты помолишься о нас, то на какое-то время один видит лицо другого…
Авва Макарий заплакал и сказал:
– Несчастен тот день, в который родился человек тот… Неужели только это и есть утешение в наказании?.. Нет ли еще другого, более тяжкого мучения?
Череп ответил:
– Мы, не знавшие Бога, еще несколько помилованы. Но познавшие Бога, а потом отвергшиеся Его и не творившие волю Его находятся под нами.
После этого череп замолчал. Старец похоронил его и пошел своей дорогой. (Патерик. 3, 18)
…Вот такая история. Было бы непохвальным дерзновением пытаться вычитать в этой истории то, о чем здесь не говорится. Например, делать умозаключения о посмертной судьбе всех язычников. Язычники не знают Закона Божьего (как, например, его знали иудеи). Значит ли это, что все они без исключения духовно погибли? Но ведь это не их вина, что они родились в другой культуре, в другое время и не могли узнать о Истине. Апостол Павел говорит, что Закон Божий написан в сердце каждого человека. И если язычник, не по своей вине лишенный возможности познать Истину, следует этому внутреннему нравственному закону, этого достаточно для его спасения.
Итак, не будем пытаться увидеть то, чего в истории, случившейся со святым Макарием, нет, но не пропустим того, что в этой истории есть.
А есть важное указание на то, что и грешные язычники, и грешные христиане в мире ином страдают. Но страдание христиан, отвергшихся веры и Истины, больше, чем страдание тех, кто обетов Христу не давал.
Обратим внимание и вот на какую интересную деталь. В аду грешники не видят лиц друг друга. Что это, как не поразительное указание на то, что грех – это путь к самоизоляции, к отъединению от Бога и ближних. Любой грешник – эгоист. Блудник ли, скряга, лжец, подлец… он всегда ищет своего. Вместо того, чтобы идти в жизни по пути раскрытия объятий другому, грешник любит только себя и свое. Собственно, и муки потусторонние, в которые он попадет после смерти, – всего лишь продолжение того состояния, в котором грешник пребывал во время земной жизни.
Разница в том, что во время нашей жизни, имея тело, можно удовлетворять практически все свои эгоистичные грехолюбивые запросы. А вот когда тела не будет, а желания и страсти останутся?.. Не окажутся ли они тем самым огнем, который мучит душу в мире ином?
Поразительно, но именно это говорит Священное Писание. У пророка Исаии читаем вот какие слова Божии: «Вы беременны сеном, разродитесь соломою; дыхание ваше огонь, который пожрет вас» (Ис. 33, 11). Или в той же книге: «Вот все вы, которые возжигаете огонь…– изыдите в пламень огня вашего и огонь стрел, разжженных вами» (Ис. 50, 11).
У другого пророка, у Иезекииля приводятся вот какие слова Божии: «И я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя» (Иез. 28, 18).
А теперь обратите внимание на то, что происходит, когда за грешника, мучающегося в аду, молятся. Душа языческого жреца отвечает авве Макарию: – Когда же ты помолишься о нас, то на какое-то время один видит лицо другого…
Молитва – это жест любви, это выход навстречу другому, это протянутая рука поддержки и участия в его судьбе. Молитва о находящихся в самоизоляции грешниках действует не подобно протянутой милостыне: это не билет на краткий сеанс ослабления мучений. Молитва наша о покойных подобна лекарству, возливаемому ему в душу. Она лечит душу (может ли она полностью вылечить душу и из места мучения переселить ее в рай – тема отдельная и дискуссионная). Значит, душа грешника, замкнутого в изоляции и в огне мучающих его страстей, благодаря целительной нашей молитве может хоть на какое-то время, в той или иной степени, преодолеть самозамкнутость, открыть для себя другого.
Впрочем, мы уже выходим за рамки краткого комментария к рассказу Патерика и касаемся другой огромной темы…
Теме о жизни после смерти посвящена моя книга: https://azbyka.ru/parkhomenko/knigi/gizn_za_porogom_smerti-all.shtml
+++
Вечно юная тема…
Как-то святитель Афанасий Великий просил авву Памво прийти из пустыни в Александрию, чтобы нуждающиеся могли получить от него доброе наставление.
Авва исполнил благословение епископа и направился в столицу. По пути они повстречали красивую женщину в нарядах – актрису театра. Увидев ее, авва вдруг заплакал.
Спутники старца стали спрашивать:
– Почему авва проливает слезы, увидев эту женщину?
Старец отвечал:
– Две вещи тронули меня. Во-первых, погибель этой женщины и, во-вторых, то, что я не имею столько старания, чтобы угождать Богу моему, сколько имеет эта женщина, чтобы угождать развратным людям (Патерик 3, 31).
Античный театр можно сравнить с современным стриптиз-клубом. Постановки были рассчитаны на низменные чувства зрителей, актеры декламировали пошлости, обнажались, совершали развратные действия на потеху толпе. Актрисы и актеры покупались состоятельными зрителями для приватных спектаклей и оргий. Именно поэтому каноны Церкви запрещают христианину быть актером и вообще посещать подобные представления.
Этим и объясняется скорбь старца, который увидел актрису – женщину, очевидно, красивую и нарядную, которая свою жизнь и душу в прямом смысле губит…
Важен и второй мотив слез старца: эта женщина для угождения развратным людям употребила столько энергии, старания, сколько мы, христиане, не имеем…
С той истории, со старцем Памво, прошло 1650 лет. Не узнать той Александрии, изменилась одежда, театры, транспорт, кумиры… Впрочем, с кумирами я поспешил. Кумиры те же; у нас любят тех, кто пошловато веселит публику. Те же – и люди.
И нам, христианам, также впору учиться у тех, кто для достижения популярности, богатства, скоропреходящих удовольствий затрачивает огромные усилия, преодолевает преграды и терпит лишения. Мы, чада Божии, для спасения часто и половины того не делаем, сколько делают люди века сего. Поистине сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16, 8)…
+++
О спасении монахов и мирян…
Авва Силуан, сидя однажды с братиею, был восхищен Духом Святым в мир иной, и ему было нечто открыто. Спустя долгое время он пришел в себя, встал и заплакал. Братья, видевшие, что душа старца восхищена в мир Небесный, бросились к нему с вопросами:
– Что с тобою, отче?
Старец молчал и плакал.
Но братия долго понуждала авву рассказать о причине его слез.
Тогда старец сказал:
– Я восхищен был на Небеса и видел Суд. И вот, я видел, что многие из нашего звания (имеется в виду монашеского. – прот. К.П.) шли на муку, а многие из мирян шли в Царство Небесное.
Старец продолжал плакать и затворился в своей келье. Когда впоследствии он был вынужден выходить из кельи, он всегда закрывал лицо куколем (капюшон, или монашеская шапка) и говорил: «Зачем мне смотреть на этот временный свет, от которого мне нет никакой пользы?» (Патерик. 3, 32)
Монашеский путь – особый путь. Здесь есть свои привлекательные черты и свои тяготы.
В отношении первых: ты не связан ни с какими людьми семейными обязанностями. Твое свободное время предоставлено тебе самому, ты, можно сказать, свой в любых обителях и храмах, желанный гость любой келии, и тебе открыт практически безграничный кредит доверия и любви народной. Ты можешь безраздельно, не отвлекаясь на семейные проблемы, посвятить себя любимому делу: молитве, духовному творчеству, исследованиям…
О, сколькие прельстились этими привлекательными чертами монашеского пути… Однако эти «преференции» уравновешиваются и тяготами, о которых нельзя забывать: одиночество, причем безальтернативное, навсегда… Ты никогда не обнимешь жены, тебя не поцелует в бороду и тебе никогда не скажет маленькая дочь, как мне вчера: «Папа, у тебя жутко милая борода». Но главное в том, что теперь единственным вектором твоей жизни должно быть духовное делание и молитва. Это твой выбор, и ты будешь отвечать перед Богом, насколько преуспел в этом.
Мирской человек не давал обетов постоянно молиться, воздерживаться от развлечений и приятных вещей. Мирской человек может позволить себе с удовольствием пользоваться благами мира сего, если, конечно, это не связано с грехом. Может пользоваться этим и монах, но он должен понимать, что это может послужить к его осуждению. Любое, даже самое невинное, мирское занятие и удовольствие, если оно затормозило монаха в его пути духовного восхождения, может быть ему во осуждение.
Монах и мирянин имеют равные шансы Спасения, просто перед тем и другим ставятся разные задачи. Мирянин будет отвечать перед Богом о том, как воспитал детей, смог ли помочь своей второй супружеской половинке раскрыть в себе доброе и победить злое. Мирянин ответит о том, помогал ли ближнему, любил ли окружающих, как реализовал данные ему Богом таланты, научился ли смиренно принимать судьбу и достойно ли нес свой крест.
Монах будет отвечать о другом: насколько он сумел безраздельно, всего себя предать Богу. Насколько преуспел в молитве и духовных подвигах.
История, с которой мы начали рассказ, весьма поучительна в отношении того, что такое монашество. Уверен, что все поняли первую часть рассказа, и лишь немногие поняли вторую половину, ту, где сказано, что авва Силуан впоследствии всю жизнь закрывал лицо и говорил: «Зачем мне смотреть на этот временный свет, от которого мне нет никакой пользы?»
А эта вторая часть на самом деле является законным эпилогом первой части. Без этой второй части, и первая была бы неполной. А смысл ее вот в чем: авва Силуан понял, что ему как монаху смотреть на мир не полезно, это его отвлекает от того пути, который он избрал.
Каждому монаху и каждому мирянину следует внимательно смотреть на вещи и явления, которые нас окружают, и задавать себе вопрос: будет ли это способствовать нашему духовному росту, приближению к нашей цели, или это послужит нашему осуждению?
(В последней заметке я говорю о мирянах и монахах. Может возникнуть вопрос: а к какой категории относятся священнослужители? Женатые и безбрачные (целибатные) – к мирскому обществу, а монашествующее духовенство – конечно, к монахам.)
Часть 5
О тайне ада
Существуют ли муки для грешной души после смерти? Может ли наша молитва хоть как-то облегчить судьбу тех, кто находится в мире ином?
Об этом читаем в древней истории из Патерика:
Об авве Макарии Великом рассказывают: Как-то раз, проходя пустыней, увидел он на земле старый человеческий череп. Старец ударил череп пальмовой палкой и сказал:
– Кто ты такой? Отвечай мне.
Череп отвечал:
– Я был главным жрецом язычников, живших на этом месте. Когда ты, авва Макарий, оказывая милосердие к страждущим в мучении, молишься о них, они чувствуют некоторую отраду.
Авва Макарий спросил: какая это отрада и какое это мучение?
Череп продолжал:
– Насколько небо отстоит от земли, настолько велик огонь внизу под ногами нашими, и он достает до нашей головы. И когда мы стоим посреди этого огня, мы не можем видеть лица друг друга, потому что связаны спинами. Когда же ты помолишься о нас, то на какое-то время один видит лицо другого…
Авва Макарий заплакал и сказал:
– Несчастен тот день, в который родился человек тот… Неужели только это и есть утешение в наказании?.. Нет ли еще другого, более тяжкого мучения?
Череп ответил:
– Мы, не знавшие Бога, еще несколько помилованы. Но познавшие Бога, а потом отвергшиеся Его и не творившие волю Его находятся под нами.
После этого череп замолчал. Старец похоронил его и пошел своей дорогой. (Патерик. 3, 18)
…Вот такая история. Было бы непохвальным дерзновением пытаться вычитать в этой истории то, о чем здесь не говорится. Например, делать умозаключения о посмертной судьбе всех язычников. Язычники не знают Закона Божьего (как, например, его знали иудеи). Значит ли это, что все они без исключения духовно погибли? Но ведь это не их вина, что они родились в другой культуре, в другое время и не могли узнать о Истине. Апостол Павел говорит, что Закон Божий написан в сердце каждого человека. И если язычник, не по своей вине лишенный возможности познать Истину, следует этому внутреннему нравственному закону, этого достаточно для его спасения.
Итак, не будем пытаться увидеть то, чего в истории, случившейся со святым Макарием, нет, но не пропустим того, что в этой истории есть.
А есть важное указание на то, что и грешные язычники, и грешные христиане в мире ином страдают. Но страдание христиан, отвергшихся веры и Истины, больше, чем страдание тех, кто обетов Христу не давал.
Обратим внимание и вот на какую интересную деталь. В аду грешники не видят лиц друг друга. Что это, как не поразительное указание на то, что грех – это путь к самоизоляции, к отъединению от Бога и ближних. Любой грешник – эгоист. Блудник ли, скряга, лжец, подлец… он всегда ищет своего. Вместо того, чтобы идти в жизни по пути раскрытия объятий другому, грешник любит только себя и свое. Собственно, и муки потусторонние, в которые он попадет после смерти, – всего лишь продолжение того состояния, в котором грешник пребывал во время земной жизни.
Разница в том, что во время нашей жизни, имея тело, можно удовлетворять практически все свои эгоистичные грехолюбивые запросы. А вот когда тела не будет, а желания и страсти останутся?.. Не окажутся ли они тем самым огнем, который мучит душу в мире ином?
Поразительно, но именно это говорит Священное Писание. У пророка Исаии читаем вот какие слова Божии: «Вы беременны сеном, разродитесь соломою; дыхание ваше огонь, который пожрет вас» (Ис. 33, 11). Или в той же книге: «Вот все вы, которые возжигаете огонь…– изыдите в пламень огня вашего и огонь стрел, разжженных вами» (Ис. 50, 11).
У другого пророка, у Иезекииля приводятся вот какие слова Божии: «И я извлеку из среды тебя огонь, который и пожрет тебя» (Иез. 28, 18).
А теперь обратите внимание на то, что происходит, когда за грешника, мучающегося в аду, молятся. Душа языческого жреца отвечает авве Макарию: – Когда же ты помолишься о нас, то на какое-то время один видит лицо другого…
Молитва – это жест любви, это выход навстречу другому, это протянутая рука поддержки и участия в его судьбе. Молитва о находящихся в самоизоляции грешниках действует не подобно протянутой милостыне: это не билет на краткий сеанс ослабления мучений. Молитва наша о покойных подобна лекарству, возливаемому ему в душу. Она лечит душу (может ли она полностью вылечить душу и из места мучения переселить ее в рай – тема отдельная и дискуссионная). Значит, душа грешника, замкнутого в изоляции и в огне мучающих его страстей, благодаря целительной нашей молитве может хоть на какое-то время, в той или иной степени, преодолеть самозамкнутость, открыть для себя другого.
Впрочем, мы уже выходим за рамки краткого комментария к рассказу Патерика и касаемся другой огромной темы…
Теме о жизни после смерти посвящена моя книга: https://azbyka.ru/parkhomenko/knigi/gizn_za_porogom_smerti-all.shtml
+++
Вечно юная тема…
Как-то святитель Афанасий Великий просил авву Памво прийти из пустыни в Александрию, чтобы нуждающиеся могли получить от него доброе наставление.
Авва исполнил благословение епископа и направился в столицу. По пути они повстречали красивую женщину в нарядах – актрису театра. Увидев ее, авва вдруг заплакал.
Спутники старца стали спрашивать:
– Почему авва проливает слезы, увидев эту женщину?
Старец отвечал:
– Две вещи тронули меня. Во-первых, погибель этой женщины и, во-вторых, то, что я не имею столько старания, чтобы угождать Богу моему, сколько имеет эта женщина, чтобы угождать развратным людям (Патерик 3, 31).
Античный театр можно сравнить с современным стриптиз-клубом. Постановки были рассчитаны на низменные чувства зрителей, актеры декламировали пошлости, обнажались, совершали развратные действия на потеху толпе. Актрисы и актеры покупались состоятельными зрителями для приватных спектаклей и оргий. Именно поэтому каноны Церкви запрещают христианину быть актером и вообще посещать подобные представления.
Этим и объясняется скорбь старца, который увидел актрису – женщину, очевидно, красивую и нарядную, которая свою жизнь и душу в прямом смысле губит…
Важен и второй мотив слез старца: эта женщина для угождения развратным людям употребила столько энергии, старания, сколько мы, христиане, не имеем…
С той истории, со старцем Памво, прошло 1650 лет. Не узнать той Александрии, изменилась одежда, театры, транспорт, кумиры… Впрочем, с кумирами я поспешил. Кумиры те же; у нас любят тех, кто пошловато веселит публику. Те же – и люди.
И нам, христианам, также впору учиться у тех, кто для достижения популярности, богатства, скоропреходящих удовольствий затрачивает огромные усилия, преодолевает преграды и терпит лишения. Мы, чада Божии, для спасения часто и половины того не делаем, сколько делают люди века сего. Поистине сыны века сего догадливее сынов света в своем роде (Лк. 16, 8)…
+++
О спасении монахов и мирян…
Авва Силуан, сидя однажды с братиею, был восхищен Духом Святым в мир иной, и ему было нечто открыто. Спустя долгое время он пришел в себя, встал и заплакал. Братья, видевшие, что душа старца восхищена в мир Небесный, бросились к нему с вопросами:
– Что с тобою, отче?
Старец молчал и плакал.
Но братия долго понуждала авву рассказать о причине его слез.
Тогда старец сказал:
– Я восхищен был на Небеса и видел Суд. И вот, я видел, что многие из нашего звания (имеется в виду монашеского. – прот. К.П.) шли на муку, а многие из мирян шли в Царство Небесное.
Старец продолжал плакать и затворился в своей келье. Когда впоследствии он был вынужден выходить из кельи, он всегда закрывал лицо куколем (капюшон, или монашеская шапка) и говорил: «Зачем мне смотреть на этот временный свет, от которого мне нет никакой пользы?» (Патерик. 3, 32)
Монашеский путь – особый путь. Здесь есть свои привлекательные черты и свои тяготы.
В отношении первых: ты не связан ни с какими людьми семейными обязанностями. Твое свободное время предоставлено тебе самому, ты, можно сказать, свой в любых обителях и храмах, желанный гость любой келии, и тебе открыт практически безграничный кредит доверия и любви народной. Ты можешь безраздельно, не отвлекаясь на семейные проблемы, посвятить себя любимому делу: молитве, духовному творчеству, исследованиям…
О, сколькие прельстились этими привлекательными чертами монашеского пути… Однако эти «преференции» уравновешиваются и тяготами, о которых нельзя забывать: одиночество, причем безальтернативное, навсегда… Ты никогда не обнимешь жены, тебя не поцелует в бороду и тебе никогда не скажет маленькая дочь, как мне вчера: «Папа, у тебя жутко милая борода». Но главное в том, что теперь единственным вектором твоей жизни должно быть духовное делание и молитва. Это твой выбор, и ты будешь отвечать перед Богом, насколько преуспел в этом.
Мирской человек не давал обетов постоянно молиться, воздерживаться от развлечений и приятных вещей. Мирской человек может позволить себе с удовольствием пользоваться благами мира сего, если, конечно, это не связано с грехом. Может пользоваться этим и монах, но он должен понимать, что это может послужить к его осуждению. Любое, даже самое невинное, мирское занятие и удовольствие, если оно затормозило монаха в его пути духовного восхождения, может быть ему во осуждение.
Монах и мирянин имеют равные шансы Спасения, просто перед тем и другим ставятся разные задачи. Мирянин будет отвечать перед Богом о том, как воспитал детей, смог ли помочь своей второй супружеской половинке раскрыть в себе доброе и победить злое. Мирянин ответит о том, помогал ли ближнему, любил ли окружающих, как реализовал данные ему Богом таланты, научился ли смиренно принимать судьбу и достойно ли нес свой крест.
Монах будет отвечать о другом: насколько он сумел безраздельно, всего себя предать Богу. Насколько преуспел в молитве и духовных подвигах.
История, с которой мы начали рассказ, весьма поучительна в отношении того, что такое монашество. Уверен, что все поняли первую часть рассказа, и лишь немногие поняли вторую половину, ту, где сказано, что авва Силуан впоследствии всю жизнь закрывал лицо и говорил: «Зачем мне смотреть на этот временный свет, от которого мне нет никакой пользы?»
А эта вторая часть на самом деле является законным эпилогом первой части. Без этой второй части, и первая была бы неполной. А смысл ее вот в чем: авва Силуан понял, что ему как монаху смотреть на мир не полезно, это его отвлекает от того пути, который он избрал.
Каждому монаху и каждому мирянину следует внимательно смотреть на вещи и явления, которые нас окружают, и задавать себе вопрос: будет ли это способствовать нашему духовному росту, приближению к нашей цели, или это послужит нашему осуждению?
(В последней заметке я говорю о мирянах и монахах. Может возникнуть вопрос: а к какой категории относятся священнослужители? Женатые и безбрачные (целибатные) – к мирскому обществу, а монашествующее духовенство – конечно, к монахам.)