Частички бытия...
Два дня у Преподобного
Очерк Дмитрия Терентьева «Тихие обители» и призыв отца Константина «делиться своими записками и фотографиями, сделанными в паломничествах и путешествиях», побудили и меня взяться, наконец, за рассказ о кратком своем пребывании в Свято-Троицком Александра Свирского мужском монастыре. Те два дня оставили во мне тихую, чуть печальную, но светлую память…
Было это в ноябре 2008-го. В начале декабря того года исполнялось ровно 50 лет со дня рождения моей сестры в Жизнь вечную... Я тогда особенно много думала о ней, о наших с ней родителях и ощущала потребность особо о них обо всех помолиться, попросить. И как-то раз я сказала об этом отцу Константину. «Может быть, куда-нибудь поехать?..» «Знаете что?.. – сказал он после краткого молчания. – Поезжайте к Александру Свирскому!..» Так и сказал: не в монастырь его имени, а «к Александру Свирскому». «Возьмите Псалтирь, всю-то не успеете, но кафизм десять, наверное, прочтете…»
Четырьмя годами раньше я уже была там вместе с двумя приятельницами, мы тогда провели в Свирском два дня и две ночи, сняв комнатку в пятиэтажном доме неподалеку, жители которого в большинстве своем работают в психоневрологическом интернате (монастырь со всеми постройками был возвращен Церкви еще в 1997-м, но интернат так и оставался на его территории, пока, наконец, совсем недавно его не переселили в новое здание; теперь сотрудников возят туда на автобусе). Но в этот раз у меня была другая цель, требовавшая уединения и сосредоточенности. Я знала, что поблизости от монастыря есть небольшая гостиница. Нельзя сказать, чтобы это было нам с сыном по карману, но, обсудив ситуацию, мы решили, что сэкономим на чем-нибудь другом.
И воскресным вечером 17 ноября я уже сидела в автобусе СПб – поселок Свирский. Выехали мы еще засветло, но очень скоро на землю спустилась мгла. «Ни огня, ни черной хаты. //Глушь и снег... Навстречу мне //Только версты полосаты //Попадаются одне... //Скучно, грустно...». Но мне, в отличие от Пушкина, написавшего без малого двести лет назад эти ставшие хрестоматийными строки, ни скучно, ни грустно не было: как только мы выехали за черту города и стих городской шум, я включила свой маленький аудиоплеер и погрузилась в слушание писем игумена Никона (Воробьева). Не в первый раз я их и слушала, и читала, но так, как здесь, в стремительно мчавшемся сквозь непроницаемую тьму автобусе, письма эти не звучали для меня никогда прежде…
…В Свирском я быстро и спокойно, без каких-либо проблем сняла в гостиничке забронированный заранее (по указанному на сайте монастыря телефону) номер, по-карельски скромный, но рационально устроенный и уютный, наскоро поела в кафе, оборудовала у себя молитвенный уголок, немного помолилась, легла – и проснулась в 8 утра… на том же правом боку, на котором уснула.
И сразу же пошла в часовню, что стоит на месте явления Пресвятой Троицы Александру Свирскому, даже не зайдя в лавку за свечами, чтобы ни на что и ни на кого не отвлечься от главного на тот момент дела – чтения Акафиста Пресвятой Троице, взятого из дома: я знала, куда еду, и всё продумала заранее.
Еще в первое посещение обители я купила в монастырской лавке Акафист Преподобному с Житием. «Прожив 25 лет в свирской пустыни, Александр был утешен божественным явлением такой силы, что нельзя было сравнить его ни с какими другими восхищениями его духа: для него повторилось видение, бывшее некогда Аврааму: светлые ангелы с посохами в руках изображали собой Святую Троицу, и голос небесный сказал ему: “…Дух Святый благоволил избрать тебя жилищем, ради сердечной твоей чистоты… ты же сооруди здесь храм Святой Троицы и собери братию, да спасешь души их…»
...В часовне в это раннее утро понедельника не было ни души… Я встала на колени и стала читать, ни о ком и ни о чем пока не прося. Просто прочла Акафист перед огромной иконой, где Пресвятая Троица в виде трех ангелов благословляет Преподобного основать здесь, на берегу озера (теперь называемого Рощинским), обитель.
Закончив же чтение, пошла в лавку, купила свечи и вернулась. В часовне по-прежнему никого не было и не горела еще ни одна свеча, так что мне зажечь свои было не от чего. Я просто поставила их. И тут вошел какой-то человек и сказал: «Молитесь?..» Я молча улыбнулась в ответ. «Ну, молитесь, молитесь! Вот вам спички. Только потом положите коробок вот сюда». И, показав, куда, он ушел. Я зажгла три свечи, по числу Лиц, и еще помолилась...
Затем вернулась в гостиницу, позавтракала. А потом взяла фотоаппарат и снова пошла в обитель.
День был, словно в подарок мне, солнечный и совершенно весенний, посреди предшествующего и последующего ненастья. Побродила по совсем еще безлюдному монастырскому пространству, начав со Свято-Троицкого комплекса, а затем перейдя в Преображенский; поснимала белоснежные, по-древнему мощные и внушительные храмы с ярко-зелеными куполами... А затем зашла в уже знакомый мне храм свв. Захарии и Елисаветы, залитый солнцем.
Храм был пуст, лишь у входа сидела инокиня да чистили подсвечники две трудницы. Я обошла храм, поклонилась иконам и села на скамейку у стены, напротив Распятия, в ожидании, пока девушка-трудница закончит убирать канун: я хотела помолиться о своей маме, Елизавете. Ждать пришлось с полчаса, не меньше, и, хотя молитвенная нужда всегда должна быть приоритетной в храмовых буднях, а о ней недвусмысленно говорила купленная здесь большая свеча у меня в руке, но я сидела тихо и по-настоящему смиренно, понимая, что как раз это-то – от Господа, это Он меня воспитывает и испытывает. Когда, наконец, девушка отошла от кануна, я встала у него и долго молилась... О родителях, о сестре, о дочке и всех сродниках наших и о всех, кого люблю, кого благодарю, кого жалею, о ком некому молиться... Потом, уже отходя, взглянула на стену – и только тут по-настоящему увидела то, чего не осознала в долгие минуты ожидания, воспринимая издалека что-то светло-палевое с каким-то коричневыми разводами как некий декор. А когда поняла, наконец, что это… Плащаница, в натуральную четырехметровую величину, – грянулась об пол… Как грянулась когда-то в храме Гроба Господня в Иерусалиме перед плитой, о которой мне сказали, что это Камень Помазания, куда положили после снятия со Креста Господа…
Когда я, уже выходя, подошла к инокине, попрощаться, она неожиданно сказала: «Хотите, я вам дам цветы?» Хотела ли я… «Это вам от Преподобного. И от Плащаницы!.. – с улыбкой сказала она, вернувшись с букетом удивительно нежных светло-желтых цветов. – Засушите, положите в подушечку… У вас есть подушечка?» Теперь часть их – у меня в «смертной» подушечке, часть – в мамином «мемориале», рядом с ее семью слониками. Три цветочка пошли к еще одной Елисавет, матушке…
А уже после этого я пошла в соседний, стена к стене, Преображенский собор, к Преподобному. (Здесь никто не скажет – «к Александру Свирскому», а – «к Преподобному».) Темнело, и Акафист ему я читала, уже стоя у самого окна, напротив святого, а потом при слабом свете свечей. Рака была закрыта, мощи открывают лишь для «организованных» паломников, но я, когда осталась совсем наедине с ним, припала к раке и молилась долго…
Перед уходом «домой» набрала воды из колодца, «ископанного» пятьсот лет назад самим Преподобным, потом снова зашла в лавку, подала на полугодовую Неусыпаемую Псалтирь о упокоении души родителей и сестры. Обо всех моих. Кроме некрещеной моей доченьки…
Вернувшись в гостиницу уже под вечер, пообедала-поужинала, чуть отдохнула – и до ночи снова читала Псалтирь.
А утром пошла в Преображенский собор, на Литургию в честь преп. Варлаама Хутынского. (Меня потом спрашивали, когда я рассказывала об этой поездке: «Хутынского? А почему на Хутынского в Свирский?» И я отвечала, что Литургии здесь служатся не каждый день, а уж в этот день точно будет служба. Так оно и вышло.) Народу было немного (не сезон), на исповедь я была вторая, и, когда настал мой черед, вопрос стоявшего у аналоя иеромонаха: «Покаяться хотите?» – застал меня врасплох. Я не только хотела покаяться, но и каялась, и задолго до того, как у этого аналоя оказалась: и когда просила совета у о. Константина, как лучше помочь сестре в канун 50-летия ее кончины , и когда слушала письма игум. Никона (Воробьева) «Нам оставлено покаяние» все долгие четыре с лишним часа дороги сюда, и когда читала кафизмы о моих дорогих усопших, и Акафисты, особенно Пресвятой Троице… Но что обо всем этом скажешь, здесь и сейчас... А ни о чем другом, о каких-то посторонних моменту грехах, говорить не хотелось. И я просто сказала священнику, что постоянно исповедуюсь и причащаюсь. Он еще раз сказал о необходимости подходить к Причастию с покаянием, а потом посмотрел на меня и, видно, что-то обо мне поняв, накрыл епитрахилью, произнес молитву и уже мягко сказал: «Причащайтесь, матушка».
И каково же было мое удивление, когда уже после отпуста прямо ко мне прошел пожилой инок и, протягивая большую (как мне потом сказали, служебную) просфору с двумя вынутыми частицами, сказал: «Матушка, это вам». Я даже переспросила: «Мне?!» – «Вам». – «Но как вы поняли, что именно я в этом нуждаюсь?» – «Это не я понял. Это Господь».
Чем бы это ни объяснять, скорее же всего, тем, что просто меня пожалели, немолодую богомолку в очках с заклеенным левым стеклом (мне в начале того года облучали глаз, и, пока он не придет в себя, надо было его «выключить»), – дар этот останется для меня еще одним драгоценным свидетельством того, что не по грехам дает нам Господь, но по благодати Своей: «...аще бо от дел спасеши мя, несть се благодать и дар, но долг паче»...
...Придя тогда к себе в «келью», я эту просфору, по долгом размышлении, как с ней поступить, потребила, запив водой из колодца Преподобного...
Отдохнув немного, я снова пошла в часовню, читать пред Пресвятой Троицей Псалтирь, на этот раз – 118-й псалом, самый важный в моей миссии. Там опять никого не было, только двери стояли нараспашку и на ступеньки были положены сходни: для тачки со свежеосвященным песком. Пока я молилась, несколько раз закатывал тачку служитель, молча вываливал песок и уходил… (Его, кстати, постоянно разбирают, унося с собой, поэтому запас его все время возобновляют...)
А потом я снова пошла в Преображенский собор, попрощаться с Преподобным. Возле него, наверное, потому, что до вечерней службы оставалось еще с час, опять не было ни души. И я снова припала к нему… Напоследок обошла иконы, прощаясь с ними. И когда я отходила от иконы свв. равноапп. Константина и Елены (это мне как-то особенно запомнилось), увидела шедшего мне навстречу со стопкой книг под мышкой утреннего инока. Когда мы поравнялись, он остановился и сказал нечто неожиданное здесь, в монастыре, по своей абсолютной простоте: «Добрый вечер!» А потом спросил: «А вы откуда?» – «Из Петербурга. Приезжала помолиться о своих близких. Батюшка благословил. Вот, помолилась… Завтра с утра уезжаю». – «Ангела вам Хранителя!» И, улыбнувшись напоследок, ушел. Седой, в очках, с хорошим, умным и светлым лицом… Храни его Господь!
Когда я вышла из собора, уже стояла непроглядная тьма, только белел на земле свежевыпавший снег. Зашла в часовенку над Святым колодцем, набрала еще немного водички, там тоже никого не было. Помолилась и там... Перед тем, как уйти, зашла в лавку и подала на Псалтирь и о сыне.
По дороге «домой» я вспоминала старинное слово «говение», уже почти вышедшее из церковного обихода. Когда-то в монастыри ездили именно поговеть – попоститься, помолиться, покаяться («постом и молитвой изгоняется...»), ездили не на один день или даже несколько часов, как принято сейчас, когда паломнические группы объезжают за день две, три, а то и четыре обители: поклонятся мощам/чудотворным иконам, наберут святой водички, искупаются в святом источнике, купят «маслица», подадут записочки – и поедут домой... Конечно, и это тоже хорошо, «добро убо и благо», не с пустыми душами поедут они, но... Я думаю, один раз, ознакомительно, посетить то или иное святое место хорошо, но еще лучше потом, если только есть хоть какая-то возможность, повторить паломничество уже в одиночестве или, самое большое, с кем-то еще одним. Попробуйте... И почти наверняка с вами тоже произойдет какое-нибудь маленькое чудо, и уедете вы с душой, переполненной не одними лишь внешними впечатлениями от монастырской «экзотики». А деньги... Господь всегда возвращает их, в том или ином виде, тем, кто «Ему работает»...
Но я отвлеклась.
...Когда я пришла «домой» и снова взялась за Псалтирь, донеслись удары колокола, звавшего на вечерню. В прошлое посещение мы ходили на все эти дивные братские вечерние молитвы, и там нас как-то необыкновенно ласково помазывали, спрашивая имя и потом приговаривая: «...и сро-о-дников ваших...» Но в этот раз я на вечерние службы не ходила, у меня, как я уже сказала, были другие задачи. А сегодня мне еще нужно было прочесть три кафизмы, до десяти. Так и получилось, как сказал отец Константин: десять.
Закончив чтение, пошла в кафе, поужинать, поснимала интерьер, стилизованный под карельский быт. А потом все заранее собрала (вставать надо было в 6), легла и довольно быстро заснула. Но в 03.03 (это запомнилось) проснулась и, поняв, что больше не засну, встала на молитву. На обратном пути, в автобусе, дослушивала игумена Никона.
«Еще при жизни преподобного Александра Свирского монастырь складывался как объединение двух поселений: при братских келиях – Троицкий комплекс, у монастырского кладбища – Преображенский, – читаем на сайте монастыря. – Оба комплекса сегодня представляют единый памятник архитектурных строений XVI–XIX веков».
Перед нами – купола храмов Свято-Троицкого комплекса. Фотографии мои – трехлетней давности, и за прошедшее время подходы к монастырю, я уверена, благоукрасились. Так или иначе, все монастыри нашего северного «золотого кольца» были возвращены Церкви в таком состоянии, что приведение их в «Божеский» вид – дело многих лет, и обитель Александра Свирского – не исключение. Далее мы увидим, как поразительно много удалось сделать за прошедшие годы…
Никогда не могу пройти равнодушно мимо арочных конструкций, тем более таких древних...
...
За половину ноября перевалило, а жизнь всё жительствует!
Свято-Троицкий собор. Увеличим снимок и прочтем надпись, украшающую входное крыльцо (оно наверняка имеет какое-то определение, как и все детали церковной архитектуры, но я его не знаю и потому назову крыльцом).
Мой очерк не ставит целью подменить собой путеводитель.Подавляющее большинство моих фотографий вообще не имеет никакой цели, кроме одной: поделиться прекрасным, открывающимся с каждым новым шагом, с каждым новым мгновением. Вот, отошла на несколько шагов назад – и смотрите, какая еще красота открылась...
...
Если бы не славянские буквы, прорезанные во флюгерах (их хорошо можно рассмотреть при увеличении), это церковное здание можно было бы принять за средневековый замок...
Только в наших северных монастырях и можно увидеть древнерусское церковное зодчество. У нас, в Петербурге, храмов старше 18-го века не может быть по определению. Да и те итальянских зодчих.
...
...
...
...
А это, если не ошибаюсь, храм св. Иоанна Дамаскина, построенный еще при Петре.
Повернув от него влево, вдруг вижу проем в стене, за которым сразу угадывается близость воды. Рощинского озера! (Моя длинная тень на земле говорит о том, как низко ходит в это время года солнце...)
Вот оно, озеро... А светлое пятнышко на дальнем берегу – недавно построенный скит. Жалею, что тогда только-только начала осваивать фотоаппарат и забыла выдвинуть объектив. Но, если увеличить снимок, скит можно достаточно хорошо рассмотреть и так.
Вдали на берегу – Преображенский комплекс...
...куда я и пошла после краткого отдыха в гостинице. Путь туда снова лежал мимо Троицкого комплекса.
...
...
Удивительно какой-то динамичный вид, который так и просится в объектив.
Входим.
Остановимся на миг возле надписи на углу: Часовня на месте явления Святой Троицы преп. Александру. Мы к ней еще вернемся.
Неизменно поражающая красота этой панорамы...
Немного не дойдя до колокольни, заворачиваем направо, за угол...
...и видим перед собой храм во имя свв. Захарии и Елизаветы. К сожалению, попросить разрешения снимать в храмах я не решилась. Может, и разрешили бы...
...
Вот тут я, к счастью, не забыла выдвинуть объектив, и наградой были золоченые кресты на ярко-синем фоне неба...
«Преображенский храм. Сооружен в 1644 году». Так написано на доске при входе.
Удивительно ли, что именно на это озеро пал Божественный выбор? Ведь именно у него св. Александру повелено было поставить храм и основать обитель...
...
...
...
Покидаю обитель...
Солнце уже совсем низко...
На прощанье снова захожу в часовню над Святым колодцем Преподобного. Набираю воды, прощаюсь...
Гостиница «Старая Слобода».
Так выглядел мой молитвенный уголок, когда я вернулась к себе в первый день...
А на следующий день ко всему, что на нем было, прибавились та самая просфора, освященный песок, еще мокрый, и водичка от Преподобного...
В последний раз захожу в кафе... Прошу у портье, милой, приветливой женщины, разрешения сделать несколько снимков.
...
...
...
...
Последний взгляд на Чудотворный Почаевский образ Матери Божьей...
Два дня у Преподобного
Очерк Дмитрия Терентьева «Тихие обители» и призыв отца Константина «делиться своими записками и фотографиями, сделанными в паломничествах и путешествиях», побудили и меня взяться, наконец, за рассказ о кратком своем пребывании в Свято-Троицком Александра Свирского мужском монастыре. Те два дня оставили во мне тихую, чуть печальную, но светлую память…
Было это в ноябре 2008-го. В начале декабря того года исполнялось ровно 50 лет со дня рождения моей сестры в Жизнь вечную... Я тогда особенно много думала о ней, о наших с ней родителях и ощущала потребность особо о них обо всех помолиться, попросить. И как-то раз я сказала об этом отцу Константину. «Может быть, куда-нибудь поехать?..» «Знаете что?.. – сказал он после краткого молчания. – Поезжайте к Александру Свирскому!..» Так и сказал: не в монастырь его имени, а «к Александру Свирскому». «Возьмите Псалтирь, всю-то не успеете, но кафизм десять, наверное, прочтете…»
Четырьмя годами раньше я уже была там вместе с двумя приятельницами, мы тогда провели в Свирском два дня и две ночи, сняв комнатку в пятиэтажном доме неподалеку, жители которого в большинстве своем работают в психоневрологическом интернате (монастырь со всеми постройками был возвращен Церкви еще в 1997-м, но интернат так и оставался на его территории, пока, наконец, совсем недавно его не переселили в новое здание; теперь сотрудников возят туда на автобусе). Но в этот раз у меня была другая цель, требовавшая уединения и сосредоточенности. Я знала, что поблизости от монастыря есть небольшая гостиница. Нельзя сказать, чтобы это было нам с сыном по карману, но, обсудив ситуацию, мы решили, что сэкономим на чем-нибудь другом.
И воскресным вечером 17 ноября я уже сидела в автобусе СПб – поселок Свирский. Выехали мы еще засветло, но очень скоро на землю спустилась мгла. «Ни огня, ни черной хаты. //Глушь и снег... Навстречу мне //Только версты полосаты //Попадаются одне... //Скучно, грустно...». Но мне, в отличие от Пушкина, написавшего без малого двести лет назад эти ставшие хрестоматийными строки, ни скучно, ни грустно не было: как только мы выехали за черту города и стих городской шум, я включила свой маленький аудиоплеер и погрузилась в слушание писем игумена Никона (Воробьева). Не в первый раз я их и слушала, и читала, но так, как здесь, в стремительно мчавшемся сквозь непроницаемую тьму автобусе, письма эти не звучали для меня никогда прежде…
…В Свирском я быстро и спокойно, без каких-либо проблем сняла в гостиничке забронированный заранее (по указанному на сайте монастыря телефону) номер, по-карельски скромный, но рационально устроенный и уютный, наскоро поела в кафе, оборудовала у себя молитвенный уголок, немного помолилась, легла – и проснулась в 8 утра… на том же правом боку, на котором уснула.
И сразу же пошла в часовню, что стоит на месте явления Пресвятой Троицы Александру Свирскому, даже не зайдя в лавку за свечами, чтобы ни на что и ни на кого не отвлечься от главного на тот момент дела – чтения Акафиста Пресвятой Троице, взятого из дома: я знала, куда еду, и всё продумала заранее.
Еще в первое посещение обители я купила в монастырской лавке Акафист Преподобному с Житием. «Прожив 25 лет в свирской пустыни, Александр был утешен божественным явлением такой силы, что нельзя было сравнить его ни с какими другими восхищениями его духа: для него повторилось видение, бывшее некогда Аврааму: светлые ангелы с посохами в руках изображали собой Святую Троицу, и голос небесный сказал ему: “…Дух Святый благоволил избрать тебя жилищем, ради сердечной твоей чистоты… ты же сооруди здесь храм Святой Троицы и собери братию, да спасешь души их…»
...В часовне в это раннее утро понедельника не было ни души… Я встала на колени и стала читать, ни о ком и ни о чем пока не прося. Просто прочла Акафист перед огромной иконой, где Пресвятая Троица в виде трех ангелов благословляет Преподобного основать здесь, на берегу озера (теперь называемого Рощинским), обитель.
Закончив же чтение, пошла в лавку, купила свечи и вернулась. В часовне по-прежнему никого не было и не горела еще ни одна свеча, так что мне зажечь свои было не от чего. Я просто поставила их. И тут вошел какой-то человек и сказал: «Молитесь?..» Я молча улыбнулась в ответ. «Ну, молитесь, молитесь! Вот вам спички. Только потом положите коробок вот сюда». И, показав, куда, он ушел. Я зажгла три свечи, по числу Лиц, и еще помолилась...
Затем вернулась в гостиницу, позавтракала. А потом взяла фотоаппарат и снова пошла в обитель.
День был, словно в подарок мне, солнечный и совершенно весенний, посреди предшествующего и последующего ненастья. Побродила по совсем еще безлюдному монастырскому пространству, начав со Свято-Троицкого комплекса, а затем перейдя в Преображенский; поснимала белоснежные, по-древнему мощные и внушительные храмы с ярко-зелеными куполами... А затем зашла в уже знакомый мне храм свв. Захарии и Елисаветы, залитый солнцем.
Храм был пуст, лишь у входа сидела инокиня да чистили подсвечники две трудницы. Я обошла храм, поклонилась иконам и села на скамейку у стены, напротив Распятия, в ожидании, пока девушка-трудница закончит убирать канун: я хотела помолиться о своей маме, Елизавете. Ждать пришлось с полчаса, не меньше, и, хотя молитвенная нужда всегда должна быть приоритетной в храмовых буднях, а о ней недвусмысленно говорила купленная здесь большая свеча у меня в руке, но я сидела тихо и по-настоящему смиренно, понимая, что как раз это-то – от Господа, это Он меня воспитывает и испытывает. Когда, наконец, девушка отошла от кануна, я встала у него и долго молилась... О родителях, о сестре, о дочке и всех сродниках наших и о всех, кого люблю, кого благодарю, кого жалею, о ком некому молиться... Потом, уже отходя, взглянула на стену – и только тут по-настоящему увидела то, чего не осознала в долгие минуты ожидания, воспринимая издалека что-то светло-палевое с каким-то коричневыми разводами как некий декор. А когда поняла, наконец, что это… Плащаница, в натуральную четырехметровую величину, – грянулась об пол… Как грянулась когда-то в храме Гроба Господня в Иерусалиме перед плитой, о которой мне сказали, что это Камень Помазания, куда положили после снятия со Креста Господа…
Когда я, уже выходя, подошла к инокине, попрощаться, она неожиданно сказала: «Хотите, я вам дам цветы?» Хотела ли я… «Это вам от Преподобного. И от Плащаницы!.. – с улыбкой сказала она, вернувшись с букетом удивительно нежных светло-желтых цветов. – Засушите, положите в подушечку… У вас есть подушечка?» Теперь часть их – у меня в «смертной» подушечке, часть – в мамином «мемориале», рядом с ее семью слониками. Три цветочка пошли к еще одной Елисавет, матушке…
А уже после этого я пошла в соседний, стена к стене, Преображенский собор, к Преподобному. (Здесь никто не скажет – «к Александру Свирскому», а – «к Преподобному».) Темнело, и Акафист ему я читала, уже стоя у самого окна, напротив святого, а потом при слабом свете свечей. Рака была закрыта, мощи открывают лишь для «организованных» паломников, но я, когда осталась совсем наедине с ним, припала к раке и молилась долго…
Перед уходом «домой» набрала воды из колодца, «ископанного» пятьсот лет назад самим Преподобным, потом снова зашла в лавку, подала на полугодовую Неусыпаемую Псалтирь о упокоении души родителей и сестры. Обо всех моих. Кроме некрещеной моей доченьки…
Вернувшись в гостиницу уже под вечер, пообедала-поужинала, чуть отдохнула – и до ночи снова читала Псалтирь.
А утром пошла в Преображенский собор, на Литургию в честь преп. Варлаама Хутынского. (Меня потом спрашивали, когда я рассказывала об этой поездке: «Хутынского? А почему на Хутынского в Свирский?» И я отвечала, что Литургии здесь служатся не каждый день, а уж в этот день точно будет служба. Так оно и вышло.) Народу было немного (не сезон), на исповедь я была вторая, и, когда настал мой черед, вопрос стоявшего у аналоя иеромонаха: «Покаяться хотите?» – застал меня врасплох. Я не только хотела покаяться, но и каялась, и задолго до того, как у этого аналоя оказалась: и когда просила совета у о. Константина, как лучше помочь сестре в канун 50-летия ее кончины , и когда слушала письма игум. Никона (Воробьева) «Нам оставлено покаяние» все долгие четыре с лишним часа дороги сюда, и когда читала кафизмы о моих дорогих усопших, и Акафисты, особенно Пресвятой Троице… Но что обо всем этом скажешь, здесь и сейчас... А ни о чем другом, о каких-то посторонних моменту грехах, говорить не хотелось. И я просто сказала священнику, что постоянно исповедуюсь и причащаюсь. Он еще раз сказал о необходимости подходить к Причастию с покаянием, а потом посмотрел на меня и, видно, что-то обо мне поняв, накрыл епитрахилью, произнес молитву и уже мягко сказал: «Причащайтесь, матушка».
И каково же было мое удивление, когда уже после отпуста прямо ко мне прошел пожилой инок и, протягивая большую (как мне потом сказали, служебную) просфору с двумя вынутыми частицами, сказал: «Матушка, это вам». Я даже переспросила: «Мне?!» – «Вам». – «Но как вы поняли, что именно я в этом нуждаюсь?» – «Это не я понял. Это Господь».
Чем бы это ни объяснять, скорее же всего, тем, что просто меня пожалели, немолодую богомолку в очках с заклеенным левым стеклом (мне в начале того года облучали глаз, и, пока он не придет в себя, надо было его «выключить»), – дар этот останется для меня еще одним драгоценным свидетельством того, что не по грехам дает нам Господь, но по благодати Своей: «...аще бо от дел спасеши мя, несть се благодать и дар, но долг паче»...
...Придя тогда к себе в «келью», я эту просфору, по долгом размышлении, как с ней поступить, потребила, запив водой из колодца Преподобного...
Отдохнув немного, я снова пошла в часовню, читать пред Пресвятой Троицей Псалтирь, на этот раз – 118-й псалом, самый важный в моей миссии. Там опять никого не было, только двери стояли нараспашку и на ступеньки были положены сходни: для тачки со свежеосвященным песком. Пока я молилась, несколько раз закатывал тачку служитель, молча вываливал песок и уходил… (Его, кстати, постоянно разбирают, унося с собой, поэтому запас его все время возобновляют...)
А потом я снова пошла в Преображенский собор, попрощаться с Преподобным. Возле него, наверное, потому, что до вечерней службы оставалось еще с час, опять не было ни души. И я снова припала к нему… Напоследок обошла иконы, прощаясь с ними. И когда я отходила от иконы свв. равноапп. Константина и Елены (это мне как-то особенно запомнилось), увидела шедшего мне навстречу со стопкой книг под мышкой утреннего инока. Когда мы поравнялись, он остановился и сказал нечто неожиданное здесь, в монастыре, по своей абсолютной простоте: «Добрый вечер!» А потом спросил: «А вы откуда?» – «Из Петербурга. Приезжала помолиться о своих близких. Батюшка благословил. Вот, помолилась… Завтра с утра уезжаю». – «Ангела вам Хранителя!» И, улыбнувшись напоследок, ушел. Седой, в очках, с хорошим, умным и светлым лицом… Храни его Господь!
Когда я вышла из собора, уже стояла непроглядная тьма, только белел на земле свежевыпавший снег. Зашла в часовенку над Святым колодцем, набрала еще немного водички, там тоже никого не было. Помолилась и там... Перед тем, как уйти, зашла в лавку и подала на Псалтирь и о сыне.
По дороге «домой» я вспоминала старинное слово «говение», уже почти вышедшее из церковного обихода. Когда-то в монастыри ездили именно поговеть – попоститься, помолиться, покаяться («постом и молитвой изгоняется...»), ездили не на один день или даже несколько часов, как принято сейчас, когда паломнические группы объезжают за день две, три, а то и четыре обители: поклонятся мощам/чудотворным иконам, наберут святой водички, искупаются в святом источнике, купят «маслица», подадут записочки – и поедут домой... Конечно, и это тоже хорошо, «добро убо и благо», не с пустыми душами поедут они, но... Я думаю, один раз, ознакомительно, посетить то или иное святое место хорошо, но еще лучше потом, если только есть хоть какая-то возможность, повторить паломничество уже в одиночестве или, самое большое, с кем-то еще одним. Попробуйте... И почти наверняка с вами тоже произойдет какое-нибудь маленькое чудо, и уедете вы с душой, переполненной не одними лишь внешними впечатлениями от монастырской «экзотики». А деньги... Господь всегда возвращает их, в том или ином виде, тем, кто «Ему работает»...
Но я отвлеклась.
...Когда я пришла «домой» и снова взялась за Псалтирь, донеслись удары колокола, звавшего на вечерню. В прошлое посещение мы ходили на все эти дивные братские вечерние молитвы, и там нас как-то необыкновенно ласково помазывали, спрашивая имя и потом приговаривая: «...и сро-о-дников ваших...» Но в этот раз я на вечерние службы не ходила, у меня, как я уже сказала, были другие задачи. А сегодня мне еще нужно было прочесть три кафизмы, до десяти. Так и получилось, как сказал отец Константин: десять.
Закончив чтение, пошла в кафе, поужинать, поснимала интерьер, стилизованный под карельский быт. А потом все заранее собрала (вставать надо было в 6), легла и довольно быстро заснула. Но в 03.03 (это запомнилось) проснулась и, поняв, что больше не засну, встала на молитву. На обратном пути, в автобусе, дослушивала игумена Никона.
«Еще при жизни преподобного Александра Свирского монастырь складывался как объединение двух поселений: при братских келиях – Троицкий комплекс, у монастырского кладбища – Преображенский, – читаем на сайте монастыря. – Оба комплекса сегодня представляют единый памятник архитектурных строений XVI–XIX веков».
Перед нами – купола храмов Свято-Троицкого комплекса. Фотографии мои – трехлетней давности, и за прошедшее время подходы к монастырю, я уверена, благоукрасились. Так или иначе, все монастыри нашего северного «золотого кольца» были возвращены Церкви в таком состоянии, что приведение их в «Божеский» вид – дело многих лет, и обитель Александра Свирского – не исключение. Далее мы увидим, как поразительно много удалось сделать за прошедшие годы…
Никогда не могу пройти равнодушно мимо арочных конструкций, тем более таких древних...
...
За половину ноября перевалило, а жизнь всё жительствует!
Свято-Троицкий собор. Увеличим снимок и прочтем надпись, украшающую входное крыльцо (оно наверняка имеет какое-то определение, как и все детали церковной архитектуры, но я его не знаю и потому назову крыльцом).
Мой очерк не ставит целью подменить собой путеводитель.Подавляющее большинство моих фотографий вообще не имеет никакой цели, кроме одной: поделиться прекрасным, открывающимся с каждым новым шагом, с каждым новым мгновением. Вот, отошла на несколько шагов назад – и смотрите, какая еще красота открылась...
...
Если бы не славянские буквы, прорезанные во флюгерах (их хорошо можно рассмотреть при увеличении), это церковное здание можно было бы принять за средневековый замок...
Только в наших северных монастырях и можно увидеть древнерусское церковное зодчество. У нас, в Петербурге, храмов старше 18-го века не может быть по определению. Да и те итальянских зодчих.
...
...
...
...
А это, если не ошибаюсь, храм св. Иоанна Дамаскина, построенный еще при Петре.
Повернув от него влево, вдруг вижу проем в стене, за которым сразу угадывается близость воды. Рощинского озера! (Моя длинная тень на земле говорит о том, как низко ходит в это время года солнце...)
Вот оно, озеро... А светлое пятнышко на дальнем берегу – недавно построенный скит. Жалею, что тогда только-только начала осваивать фотоаппарат и забыла выдвинуть объектив. Но, если увеличить снимок, скит можно достаточно хорошо рассмотреть и так.
Вдали на берегу – Преображенский комплекс...
...куда я и пошла после краткого отдыха в гостинице. Путь туда снова лежал мимо Троицкого комплекса.
...
...
Удивительно какой-то динамичный вид, который так и просится в объектив.
Входим.
Остановимся на миг возле надписи на углу: Часовня на месте явления Святой Троицы преп. Александру. Мы к ней еще вернемся.
Неизменно поражающая красота этой панорамы...
Немного не дойдя до колокольни, заворачиваем направо, за угол...
...и видим перед собой храм во имя свв. Захарии и Елизаветы. К сожалению, попросить разрешения снимать в храмах я не решилась. Может, и разрешили бы...
...
Вот тут я, к счастью, не забыла выдвинуть объектив, и наградой были золоченые кресты на ярко-синем фоне неба...
«Преображенский храм. Сооружен в 1644 году». Так написано на доске при входе.
Удивительно ли, что именно на это озеро пал Божественный выбор? Ведь именно у него св. Александру повелено было поставить храм и основать обитель...
...
...
...
Покидаю обитель...
Солнце уже совсем низко...
На прощанье снова захожу в часовню над Святым колодцем Преподобного. Набираю воды, прощаюсь...
Гостиница «Старая Слобода».
Так выглядел мой молитвенный уголок, когда я вернулась к себе в первый день...
А на следующий день ко всему, что на нем было, прибавились та самая просфора, освященный песок, еще мокрый, и водичка от Преподобного...
В последний раз захожу в кафе... Прошу у портье, милой, приветливой женщины, разрешения сделать несколько снимков.
...
...
...
...
Последний взгляд на Чудотворный Почаевский образ Матери Божьей...
