Голубые одуванчики
Закат прощальный. Об одуванчиках, и не только
Закат прощальный...
Когда закат прощальными лучами
Спокойных вод озолотит стекло,
И ляжет тень ночная над полями,
И замолчит веселое село,
И на цветах и на траве душистой
Блеснет роса, посланница небес,
И тканию тумана серебристой
Оденется темно-кудрявый лес, —
С какою-то отрадой непонятной
На Божий мир я в этот час гляжу
И в тишине природы необъятной
Покой уму и сердцу нахожу;
И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединенье
Тогда весь мир беседует в тиши. Закат прощальный. Об одуванчиках, и не только
Закат прощальный...
Когда закат прощальными лучами
Спокойных вод озолотит стекло,
И ляжет тень ночная над полями,
И замолчит веселое село,
И на цветах и на траве душистой
Блеснет роса, посланница небес,
И тканию тумана серебристой
Оденется темно-кудрявый лес, —
С какою-то отрадой непонятной
На Божий мир я в этот час гляжу
И в тишине природы необъятной
Покой уму и сердцу нахожу;
И чужды мне земные впечатленья,
И так светло во глубине души:
Мне кажется, со мной в уединенье
Иван Никитин
Первый снимок был сделан в 20.25, последний – в 20.49. Потом золотые мазки солнца (так отрадно вспыхивающие на снимках при увеличении) исчезли... Сначала с ветвей и стволов, потом с верхушек деревьев и, наконец, с купола храма и с креста...
Об одуванчиках, и не только
Сначала одуванчики, как им и полагается в начале мая, были желтыми и такими радостными пятнышками усеивали все вокруг, что на вечерней прогулке после первого же своего «трудового дня» я поспешила их запечатлеть. А одуванчики возле храма оставила на завтрашний вечер.
Но назавтра, сидя на кухне со своим бидоном с мукой, я услышала, как сестра И. сказала сестре В.: «Сегодня вечером, наверное, одуванчики у храма срежут». И, когда закончился мой рабочий день, я, даже не переодеваясь, поспешила к этим одуванчикам, только забежала домой за фотоаппаратом. Когда вы увидите сейчас эти золотые дорожки, тянущиеся вдоль ограды, как будто кто-то эти одуванчики специально посеял, вы меня поймете...
Назавтра одуванчики и в самом деле срезали.
Когда, в прощальный вечер, я пришла к прудам, тот же самый кусочек, который запечатлен на первом снимке, выглядел уже совсем по-иному, потому что одуванчики, как им и положено в конце мая, стали белыми. Это, конечно, было уже не так красиво, как когда они были солнечными, но... всему свое время.
Наутро, совсем рано, сразу после обедницы, меня сводили к другим прудам. Они оказались не так живописны, как те, что вы видели прежде, но зато вот тут-то я и увидела голубые одуванчики!
«Смотри, одуванчики голубые! Ты видишь?» – сказала я своей спутнице. «Это, наверное, потому, что сегодня небо такое голубое!» – ответила она...
...Увидев, уже дома, на экране компьютера эти одуванчики, я огорчилась: ничего голубого в них не было. И тем не менее я сразу решила, что назову свои рассказы о жизни в Знаменской обители именно так: «Голубые одуванчики».
И вот у этого царственного одувана... объяснюсь.
Цветопередача у моего фотоаппарата хорошая, и обычно цвета, им запечатленные, не только соответствуют моей зрительной памяти о том или ином объекте, но и, при увеличении кадра, выявляют то, что мой глаз не уловил и не запомнил. Но с одуванчиками у него... оплошка вышла
). Ну, а если серьезно, то смысл этого странного, в духе Лидии Чарской, названия моего цикла вот в чем: если уж мой фотоаппарат не управился с оттенками, где уж мне, с моим субъективным и несовершенным восприятием, управиться с рассказом о жизни этой небольшой монашеской общины! Рассказ мой получился скорее о фоне, на котором она проистекает и по которому, очень косвенно (как по тем голубым одуванчикам – о небе, которое в них отразилось), можно о ней судить.
...Как-то уже поздно вечером, когда из соседней кельи доносились звуки пианино (на котором играла регент, выпускница консерватории, несущая еще и послушание коменданта дома), а сверху – скрипичные упражнения (другой выпускницы консерватории, несущей послушание и по храму, и по клиросу, и по кухне), и я знала, что утром им к 5.30 идти на полунощницу, – я подумала, что вот я-то впорхнула и улетела, а они тут останутся, всерьез, на всю жизнь (если только не переведут в другую обитель), и так же будут ходить на полунощницу и зимой, в 30-градусные морозы. И Канавка тоже будет уже зимняя... И горячей воды иногда неделями не будет.
...Когда я приехала, шла посевная: сажали овощную рассаду, сеяли рожь, потом был сенокос, коровкам на зиму сена запасти, теперь предстоит жатва, а где денег взять на солярку для трактора, непонятно... Потом молоть зерно. Овощи убирать... Грибы заготавливать. И убирать строительный мусор: в храме идет грандиозный ремонт. Ну, и так далее. В поте лица твоего снеси хлеб твой (который, кстати, будут печь из своей муки, и будет он сладок...).
Но это всё – лишь видимая часть айсберга, глубинная же его часть от нас, мирян, сокрыта.
...В какие-то дни сестры надевают голубые облачения, голубые апостольники, это очень красиво, и сразу вспоминаешь, что это ведь Богородичный скит... И как-то одна сестра сказала: «На наши апостольники часто садятся бабочки: они любят голубой цвет».
Конец и Богу слава!
Первый снимок был сделан в 20.25, последний – в 20.49. Потом золотые мазки солнца (так отрадно вспыхивающие на снимках при увеличении) исчезли... Сначала с ветвей и стволов, потом с верхушек деревьев и, наконец, с купола храма и с креста...
Об одуванчиках, и не только
Сначала одуванчики, как им и полагается в начале мая, были желтыми и такими радостными пятнышками усеивали все вокруг, что на вечерней прогулке после первого же своего «трудового дня» я поспешила их запечатлеть. А одуванчики возле храма оставила на завтрашний вечер.
Но назавтра, сидя на кухне со своим бидоном с мукой, я услышала, как сестра И. сказала сестре В.: «Сегодня вечером, наверное, одуванчики у храма срежут». И, когда закончился мой рабочий день, я, даже не переодеваясь, поспешила к этим одуванчикам, только забежала домой за фотоаппаратом. Когда вы увидите сейчас эти золотые дорожки, тянущиеся вдоль ограды, как будто кто-то эти одуванчики специально посеял, вы меня поймете...
Назавтра одуванчики и в самом деле срезали.
Когда, в прощальный вечер, я пришла к прудам, тот же самый кусочек, который запечатлен на первом снимке, выглядел уже совсем по-иному, потому что одуванчики, как им и положено в конце мая, стали белыми. Это, конечно, было уже не так красиво, как когда они были солнечными, но... всему свое время.
Наутро, совсем рано, сразу после обедницы, меня сводили к другим прудам. Они оказались не так живописны, как те, что вы видели прежде, но зато вот тут-то я и увидела голубые одуванчики!
«Смотри, одуванчики голубые! Ты видишь?» – сказала я своей спутнице. «Это, наверное, потому, что сегодня небо такое голубое!» – ответила она...
...Увидев, уже дома, на экране компьютера эти одуванчики, я огорчилась: ничего голубого в них не было. И тем не менее я сразу решила, что назову свои рассказы о жизни в Знаменской обители именно так: «Голубые одуванчики».
И вот у этого царственного одувана... объяснюсь.
Цветопередача у моего фотоаппарата хорошая, и обычно цвета, им запечатленные, не только соответствуют моей зрительной памяти о том или ином объекте, но и, при увеличении кадра, выявляют то, что мой глаз не уловил и не запомнил. Но с одуванчиками у него... оплошка вышла
). Ну, а если серьезно, то смысл этого странного, в духе Лидии Чарской, названия моего цикла вот в чем: если уж мой фотоаппарат не управился с оттенками, где уж мне, с моим субъективным и несовершенным восприятием, управиться с рассказом о жизни этой небольшой монашеской общины! Рассказ мой получился скорее о фоне, на котором она проистекает и по которому, очень косвенно (как по тем голубым одуванчикам – о небе, которое в них отразилось), можно о ней судить....Как-то уже поздно вечером, когда из соседней кельи доносились звуки пианино (на котором играла регент, выпускница консерватории, несущая еще и послушание коменданта дома), а сверху – скрипичные упражнения (другой выпускницы консерватории, несущей послушание и по храму, и по клиросу, и по кухне), и я знала, что утром им к 5.30 идти на полунощницу, – я подумала, что вот я-то впорхнула и улетела, а они тут останутся, всерьез, на всю жизнь (если только не переведут в другую обитель), и так же будут ходить на полунощницу и зимой, в 30-градусные морозы. И Канавка тоже будет уже зимняя... И горячей воды иногда неделями не будет.
...Когда я приехала, шла посевная: сажали овощную рассаду, сеяли рожь, потом был сенокос, коровкам на зиму сена запасти, теперь предстоит жатва, а где денег взять на солярку для трактора, непонятно... Потом молоть зерно. Овощи убирать... Грибы заготавливать. И убирать строительный мусор: в храме идет грандиозный ремонт. Ну, и так далее. В поте лица твоего снеси хлеб твой (который, кстати, будут печь из своей муки, и будет он сладок...).
Но это всё – лишь видимая часть айсберга, глубинная же его часть от нас, мирян, сокрыта.
...В какие-то дни сестры надевают голубые облачения, голубые апостольники, это очень красиво, и сразу вспоминаешь, что это ведь Богородичный скит... И как-то одна сестра сказала: «На наши апостольники часто садятся бабочки: они любят голубой цвет».
Конец и Богу слава!
- Перейти к предыдущей записи Голубые одуванчики (4): Сгусток веры
