Мой приход к Богу и в православную церковь был непростым и шел извилистыми путями. Был на этих дорогах и начальный период, когда я обращался к экстрасенсорике. Я оказался на «биоэнергетических» курсах у некоего Валентина Трифоновича (я умышленно изменил его имя, чтобы не делать ему рекламу) – реально сильного и очень «технологичного» экстрасенса, вышедшего из технической научной среды. Но затем я от экстрасенсорики отошел. Тем не менее, с тех пор остались знакомые и друзья, с которыми мы до сих пор встречаемся. Некоторые из них, как и я, тоже пришли в православную церковь, другие остались на прежних позициях или недалеко от них ушли. Но, так или иначе, это дорогие для меня люди. Мы общаемся, разговариваем на разные темы и иногда касаемся проблем, связанных с нашим миропониманием.
Степан (имя, конечно, изменено) серьезный и обстоятельный человек, глубоко вникающий во все, что делает. Занятия экстрасенсорикой, увлечение Кастанедой и другими направлениями духовных исканий не отпустили его и поныне. Разговаривали мы с ним как-то о конкретной непростой ситуации, связанной с его взрослеющим сыном. Я рассказывал о своем опыте решения подобных проблем, когда дочь, находившаяся тогда в переходном возрасте, пришла в «неуправляемое» и «непредсказуемое» состояние. Выход из ситуации был непростым и долгим, но совершенно определенным: не обращать внимания на эмоциональные, немотивированные и необоснованные «взрывы», какими бы некрасивыми они ни были, понимая, что в ней в эти моменты действует не она сама, а ее болезненное состояние, измененное перестройками гормонального фона. И при этом она должна все время знать и определенно чувствовать, что, несмотря ни на что, ее любят и, когда она сама этого захочет, обнимут, приласкают, поддержат и помогут. Прошло время (около трех лет), и эти действия пронесли свои плоды: все успокоилось и отношения нормализовались. Помогли терпение и любовь. Именно этой последней фразой я заключил свой монолог, а в ответ услышал следующие слова:
– Да, есть такая технология.
От неожиданности я, буквально, оторопел и впал в недолгий ступор.
– Какая технология?!!! Это не технология, а просто любовь!
– Ну, называй как хочешь, от этого суть не меняется.
– Да как же не меняется! Любовь – это состояние души, которое становится основой поведения и всей жизни. А технология – плод чистого разума. Любовь, как и вера – состояние иррациональное, а технология – высшее проявление рационализма, отвергающее все иррациональное.
И он, и я в вопросах принципиальных – люди упрямые. Мы так и не договорились, уж слишком разными оказались наши позиции. Но короткий этот разговор мне запомнился надолго…
Надежда (и здесь тоже имя не ее) – моя старинная подруга. У нее двое сыновей. И с обоими – достаточно большие проблемы, начавшиеся с самого детства. Они – и сыновья, и их проблемы – растут, взрослеют, изменяются. Неоднократно, будучи еще экстрасенсорно настроенным, я пытался помогать, пытаясь доступными мне тогда методами, как-то выправлять их состояние. Не думаю, что это получалось, но я искренне старался. Затем я сам отошел от экстрасенсорики и пришел в православную церковь, а Надежда оказалась где-то посередине между оккультизмом и верой, и там осталась. Вначале она часто вспоминала о моих прошлых практиках и жалела, что я их оставил. Потом эту тему мы в разговорах не трогали, но она пыталась, поговорив и посоветовавшись со мной, применить свое понимание проблемы в собственных действиях. Тем не менее, мы продолжали дружить, общались с удовольствием и, думаю, с обоюдной пользой.
Прошло время, и Надежда, не видя выхода из своих проблем и проблем уже взрослых детей, стала просить меня дать ей контактный телефон моего бывшего учителя по сенсорной практике Валентина Трифоновича. Она помнила мои восторженные рассказы о нем (это в мою «сенсорную» бытность) и считала, что его сила и технологии помогут, наконец, исправить что-то в судьбах ее сыновей. Нельзя сказать, что я специально не давал ей номер его телефона, но все как-то забывал… Наконец, как-то раз Надежда уж очень настойчиво меня об этом просила и я не смог забыть ее просьбу.
Недели через полторы мы опять связались с Надежной по скайпу. Она сообщила мне, что звонила Валентину Трифоновичу и между ними состоялся долгий, подробный и серьезный разговор. Опущу детали, но вот чем он закончился: Валентин Трифонович определил, что связи между Надеждой и ее сыновьями давно разрушились и она сейчас ничем не может им помочь. Не может этого сделать и он. А раз так, то надо просто отпустить их и перестать о них думать. Пусть живут своей самостоятельной жизнью и сами «платят по своим долгам». И даже расстраиваться по этому поводу больше не сто̀ит. Все, отрезали и забыли!… Надежда была в растерянности и смятении…
К слову сказать, поскольку я долгое время занимался помощью наркозависимым, то хорошо знаю жуткое, незавѝдное положение родителей зависимых ребят. Получается так, что их ребенок у них на глазах постепенно в муках гибнет, а они никаким образом не могут на это повлиять. Трудно представить что-нибудь более страшное… Хуже того, любые и совершенно естественные для любящей матери попытки поддержать свое зависимое дитя пока он употребляет наркотики, приводит лишь к тому, что положение еще более ухудшается. Кажется, что из этого жуткого, адского «порочного круга» нет никакого выхода. Но хотя выхода из положения действительно нет, т.е. нет магического заклинания или чудодейственной таблетки, способной сделать из наркомана независимого человека, возможно дать ему шанс перестать падать в бездну и подняться на ноги. Этот способ – прекратить ему помогать и позволить ему самому, наконец, оказаться «один на один» с плодами своих действий. Нужно дать ему право упасть настолько глубоко, чтобы он сам ужаснулся, и испугался. Только тогда у него может сформироваться устойчивая мотивация на выздоровление и, следовательно, появится шанс на спасение. Для родителей такой образ поведения невероятно сложный и тяжелый. Приходится с сердечной болью и слезами отказывать своему чаду в помощи (в деньгах, одежде, еде и т.п.), когда он приползает под дверь чуть живой… Откликаться можно лишь на его призыв о помощи в выздоровлении (обращение в реабилитационный центр и т.п.). Этот образ мышления («Я слишком люблю тебя и поэтому не буду помогать тебе убивать себя!») в реабилитационном сообществе называется «жесткая любовь». Она действительно жесткая, но это на самом деле любовь, и, я бы даже сказал: «Любовь» с большой буквы, требующая самопожертвования, мужества, безграничного терпения и сил!
К чему я все это говорю? А к тому, что положение, когда ты не можешь напрямую помочь любимому человеку вопреки его воле, может выправиться только истинной, Христовой, жертвенной, настоящей любовью. У Надежды сыновья не были наркоманами, но в самых общих чертах положение (невозможность своими силами помочь) было сходное. И хотя внешне совет Валентина Трифоновича «… Предоставить им самим платить по своим долгам» и т.п., чем-то похож на рекомендуемый стиль поведения для родителей наркозависимых, кое-что очень сильно отличается. Слова: «…И даже расстраиваться по этому поводу больше не сто̀ит. Все, отрезали и забыли!» говорят о самом главном отличии – в этом поведении есть технология, но нет любви!!! Именно это и почувствовала Надежда. Именно это ее и насторожило. Хотя она в первый момент не смогла понять, что же ее так обеспокоило, но когда я ее только подвел к слову «Любовь», она вдруг как будто прозрела. Любовь – это то, без чего жизнь теряет свой истинный смысл, без чего мы не можем по-настоящему помочь близким и дальним, без чего не представляет себе жизни и Надежда…
Наш разговор с ней вился вокруг того, что такое Любовь, а также о различиях между высокотехнологичной экстрасенсорикой и нашей даже несовершенной любовью.
Я счастлив, что Господь преподал этой мужественной и любящей женщине такой важнейший жизненный урок. Надеюсь, он будет иметь для ее духовного «самоопределения» серьезные позитивные последствия.
Степан (имя, конечно, изменено) серьезный и обстоятельный человек, глубоко вникающий во все, что делает. Занятия экстрасенсорикой, увлечение Кастанедой и другими направлениями духовных исканий не отпустили его и поныне. Разговаривали мы с ним как-то о конкретной непростой ситуации, связанной с его взрослеющим сыном. Я рассказывал о своем опыте решения подобных проблем, когда дочь, находившаяся тогда в переходном возрасте, пришла в «неуправляемое» и «непредсказуемое» состояние. Выход из ситуации был непростым и долгим, но совершенно определенным: не обращать внимания на эмоциональные, немотивированные и необоснованные «взрывы», какими бы некрасивыми они ни были, понимая, что в ней в эти моменты действует не она сама, а ее болезненное состояние, измененное перестройками гормонального фона. И при этом она должна все время знать и определенно чувствовать, что, несмотря ни на что, ее любят и, когда она сама этого захочет, обнимут, приласкают, поддержат и помогут. Прошло время (около трех лет), и эти действия пронесли свои плоды: все успокоилось и отношения нормализовались. Помогли терпение и любовь. Именно этой последней фразой я заключил свой монолог, а в ответ услышал следующие слова:
– Да, есть такая технология.
От неожиданности я, буквально, оторопел и впал в недолгий ступор.
– Какая технология?!!! Это не технология, а просто любовь!
– Ну, называй как хочешь, от этого суть не меняется.
– Да как же не меняется! Любовь – это состояние души, которое становится основой поведения и всей жизни. А технология – плод чистого разума. Любовь, как и вера – состояние иррациональное, а технология – высшее проявление рационализма, отвергающее все иррациональное.
И он, и я в вопросах принципиальных – люди упрямые. Мы так и не договорились, уж слишком разными оказались наши позиции. Но короткий этот разговор мне запомнился надолго…
Надежда (и здесь тоже имя не ее) – моя старинная подруга. У нее двое сыновей. И с обоими – достаточно большие проблемы, начавшиеся с самого детства. Они – и сыновья, и их проблемы – растут, взрослеют, изменяются. Неоднократно, будучи еще экстрасенсорно настроенным, я пытался помогать, пытаясь доступными мне тогда методами, как-то выправлять их состояние. Не думаю, что это получалось, но я искренне старался. Затем я сам отошел от экстрасенсорики и пришел в православную церковь, а Надежда оказалась где-то посередине между оккультизмом и верой, и там осталась. Вначале она часто вспоминала о моих прошлых практиках и жалела, что я их оставил. Потом эту тему мы в разговорах не трогали, но она пыталась, поговорив и посоветовавшись со мной, применить свое понимание проблемы в собственных действиях. Тем не менее, мы продолжали дружить, общались с удовольствием и, думаю, с обоюдной пользой.
Прошло время, и Надежда, не видя выхода из своих проблем и проблем уже взрослых детей, стала просить меня дать ей контактный телефон моего бывшего учителя по сенсорной практике Валентина Трифоновича. Она помнила мои восторженные рассказы о нем (это в мою «сенсорную» бытность) и считала, что его сила и технологии помогут, наконец, исправить что-то в судьбах ее сыновей. Нельзя сказать, что я специально не давал ей номер его телефона, но все как-то забывал… Наконец, как-то раз Надежда уж очень настойчиво меня об этом просила и я не смог забыть ее просьбу.
Недели через полторы мы опять связались с Надежной по скайпу. Она сообщила мне, что звонила Валентину Трифоновичу и между ними состоялся долгий, подробный и серьезный разговор. Опущу детали, но вот чем он закончился: Валентин Трифонович определил, что связи между Надеждой и ее сыновьями давно разрушились и она сейчас ничем не может им помочь. Не может этого сделать и он. А раз так, то надо просто отпустить их и перестать о них думать. Пусть живут своей самостоятельной жизнью и сами «платят по своим долгам». И даже расстраиваться по этому поводу больше не сто̀ит. Все, отрезали и забыли!… Надежда была в растерянности и смятении…
К слову сказать, поскольку я долгое время занимался помощью наркозависимым, то хорошо знаю жуткое, незавѝдное положение родителей зависимых ребят. Получается так, что их ребенок у них на глазах постепенно в муках гибнет, а они никаким образом не могут на это повлиять. Трудно представить что-нибудь более страшное… Хуже того, любые и совершенно естественные для любящей матери попытки поддержать свое зависимое дитя пока он употребляет наркотики, приводит лишь к тому, что положение еще более ухудшается. Кажется, что из этого жуткого, адского «порочного круга» нет никакого выхода. Но хотя выхода из положения действительно нет, т.е. нет магического заклинания или чудодейственной таблетки, способной сделать из наркомана независимого человека, возможно дать ему шанс перестать падать в бездну и подняться на ноги. Этот способ – прекратить ему помогать и позволить ему самому, наконец, оказаться «один на один» с плодами своих действий. Нужно дать ему право упасть настолько глубоко, чтобы он сам ужаснулся, и испугался. Только тогда у него может сформироваться устойчивая мотивация на выздоровление и, следовательно, появится шанс на спасение. Для родителей такой образ поведения невероятно сложный и тяжелый. Приходится с сердечной болью и слезами отказывать своему чаду в помощи (в деньгах, одежде, еде и т.п.), когда он приползает под дверь чуть живой… Откликаться можно лишь на его призыв о помощи в выздоровлении (обращение в реабилитационный центр и т.п.). Этот образ мышления («Я слишком люблю тебя и поэтому не буду помогать тебе убивать себя!») в реабилитационном сообществе называется «жесткая любовь». Она действительно жесткая, но это на самом деле любовь, и, я бы даже сказал: «Любовь» с большой буквы, требующая самопожертвования, мужества, безграничного терпения и сил!
К чему я все это говорю? А к тому, что положение, когда ты не можешь напрямую помочь любимому человеку вопреки его воле, может выправиться только истинной, Христовой, жертвенной, настоящей любовью. У Надежды сыновья не были наркоманами, но в самых общих чертах положение (невозможность своими силами помочь) было сходное. И хотя внешне совет Валентина Трифоновича «… Предоставить им самим платить по своим долгам» и т.п., чем-то похож на рекомендуемый стиль поведения для родителей наркозависимых, кое-что очень сильно отличается. Слова: «…И даже расстраиваться по этому поводу больше не сто̀ит. Все, отрезали и забыли!» говорят о самом главном отличии – в этом поведении есть технология, но нет любви!!! Именно это и почувствовала Надежда. Именно это ее и насторожило. Хотя она в первый момент не смогла понять, что же ее так обеспокоило, но когда я ее только подвел к слову «Любовь», она вдруг как будто прозрела. Любовь – это то, без чего жизнь теряет свой истинный смысл, без чего мы не можем по-настоящему помочь близким и дальним, без чего не представляет себе жизни и Надежда…
Наш разговор с ней вился вокруг того, что такое Любовь, а также о различиях между высокотехнологичной экстрасенсорикой и нашей даже несовершенной любовью.
Я счастлив, что Господь преподал этой мужественной и любящей женщине такой важнейший жизненный урок. Надеюсь, он будет иметь для ее духовного «самоопределения» серьезные позитивные последствия.
