Мои прихожане
Часть 2
Светлые Пасхальные дни, праздник иконы Божией Матери «Живоносный Источник». После окончания Литургии мы с отцом Иосифом, нашим молодым диаконом, выходим на середину храма для освящения воды. Потом, как водится, окропление прихожан, проповедь, целование креста… Прихожане расходятся, наполненные благодатью, и всей суете мира сего не вымыть из душ радостное чувство, которое мы уносим с собой…
Можем ли мы знать, что один человек с нами не радуется, что на душе у него сумеречно. Вечером эта женщина подойдет к настоятелю и спросит, почему отец Константин и отец Иосиф воду-то освящали, а вот крест в нее не опускали? Настоятель опешил и не знает, что ответить пытливой правдоискательнице…
Не знает, что сказать пытливой прихожанке, но, конечно, знает, что сказать отцам, устроившим такую провокацию: «Почему, я не могу понять, почему ты, отец К., крест в воду не опускал?.. Ты что, первый раз воду освящаешь?»
Я, честно говоря, не знаю, как реагировать… Наш с отцом Иосифом лепет, что такого быть не может, что мы не могли не опускать крест, и почему бы мы не стали его опускать?.. и что мы помним, как опускали крест, и человек 50 прихожан тоже это видели… – кое-как сглаживает конфликт.
Настоятель наставляет нас, как нашкодивших детей: «Всегда относитесь к службе внимательно. Написано в книге – исполняйте. Сказано: крест опускаем в воду, сие и творите…»
Обидно как-то от этой выволочки и грустно. Я спрашиваю нашего ключаря, отца Павла: «Это М. опять ябедничала?» Он кивает.
М. – несчастная пожилая женщина. Сын – ему под пятьдесят, кришнаит и гомосексуалист одновременно. Раздевается догола и в таком виде, не стесняясь матери, ходит по квартире. М. плачет: «А когда он приводит других мужчин, они в своей комнате так громко этим занимаются, такие крики, рычание оттуда доносятся…»
Мы, священники, утешаем М., как можем, поддерживаем, но больше помочь ей ничем не можем. Размениваться с сыном она не хочет, да и трудно это, вот и живут вместе, в тесной квартирке. Чтобы поменьше находиться дома, М. уходит и бродит по городу, посещает приятельниц, практически каждый день приходит в храм на службу.
И нас, священников, М. любит, приносит кому баночку варенья, кому закатанные огурцы. Но есть у нее проблема. Осуждение. Осуждение, как раковая опухоль, опутала душу нашей бедной прихожанки. Тысячу раз наставляли мы ее на исповеди: «Не суди, смотри за собой!» Кланяется, понимает, но опять приходит с тем же. Беда, что это осуждение не может хранить в себе, а спешит посплетничать, поделиться. Следит за священнослужителями и советуется с… настоятелем. Скажите, а вам бы понравилось, если бы все свои недоумения, возникшие по поводу вашей работы, ваша посетительница решала с вашим шефом?.. То-то и оно…
«Осуждаю отца Сергия за то, что, вот, вчера он по храму шел и вот так вот, большой связкой ключей звенел…»
«Осуждаю отца Георгия за то, что у него ряса блестящая, шелковая, нескромная для батюшки…»
«Осуждаю отца Иосифа, что он побрил затылок».
Порой терпение наше иссякает: «Какое вам вообще дело до чужих затылков? У отца Иосифа есть жена, а ваше дело – стоять и молиться, а не думать о других».
М. темнеет лицом, а потом на ближайшей исповеди кается: «Вот и вас осудила, когда вы так на меня посмотрели, да повысили голос…»
Как-то, в Великом посту, я совершал богослужение. Была память Сорока Севастийских мучеников. Как известно, ради большого праздника в этот день сокращаются поклоны. Во время молитвы Ефрема Сирина мы творим не 3 земных, 12 поясных и еще один земной, как это обычно принято, а всего три поклона.
Смотрю, М. насупилась. Понял: осуждает. Устава не знает и думает, что я просто сократил поклоны.
М. боролась-боролась, да и поделилась этими соображениями с десятком других старушек, чем и в их душах посеяла смуту: С этим о. К. не все чисто…
Стала избегать меня. Когда я выходил к народу, чтобы исповедовать, отходила в сторону. Наконец, через месяц (!) нашла в себе силы подойти ко мне и повиниться, что целый месяц меня осуждает. Сказала мне, что покаялась в этом другому священнику, и тот ее вразумлял: «Ты, матушка, просто не знаешь Устава, а туда же, судить… Да если бы даже и сократил поклоны, тебе-то что, приди домой, встань перед иконами и положи те поклончики, которые батюшка пропустил».
Проходят годы. Снова Великий пост (уже этого года), и снова праздник. Обретение главы св. Иоанна Предтечи.
И опять Устав предписывает ради праздника сократить поклоны. Вместо щестнадцати делать три.
Делаю положенные три поклона, и смотрю на М. Она смотрит на меня, потом отводит глаза. Понял: «Осудила!»
Вечером говорю всем батюшкам. «Отцы, слушайте. Придет М. каяться, что осудила меня, не принимайте ее исповедь. Скажите: отца К. осудила, вот и иди к нему на исповедь». Они улыбаются и кивают.
Через несколько дней отец Г. рапортует: «Приходила М., отослал ее к тебе». Потом то же говорят и другие отцы. Я первый к М. не подхожу, жду.
Пару раз, вижу, делает несколько шагов ко мне, потом сворачивает в сторону. Жду.
Наконец, подходит. «Батюшка, хочу поговорить. Ведь осудила я вас… Простите грешную, крепко осудила».
Говорю: «Знаете, М., у меня было желание первым подойти и все вам объяснить, но как-то надоело это… Почему мы должны бороться с вашим грехом? Знаете вашу проблему – работайте над собой». – «Да, понимаю…»
«Вот смотрите, – говорю М., – вы все время ходите в храм, причащаетесь. Все это должно вас делать лучше. Не делает? Не делает. Как вы осудили меня за поклоны несколько лет назад, так и сейчас то же самое. Никакого роста. Так?»
М. не понимает, куда я клоню: «Так».
«Значит, есть недоработка в наших пастырских мерах, которые мы к вам применяем, чтобы помочь вам победить грех. Ну что ж, вводим другие меры. В прошлый раз, когда вы меня за «недопоклоны» осудили, я только улыбнулся и простил. Все опять повторилось. Значит, исцеления души не произошло. Теперь я даю вам епитимью за тот раз и за этот».
«Не надо!..» – М. в ужасе отшатнулась.
«Значит, так. Вы у нас любите поклоны. За тот раз я даю Вам 9 земных поклонов с молитвой Иисусовой. За этот – 9 поклонов умножаем на три, получается 27. И вот, до конца Поста, вы должны ежедневно…»
М. взмолилась: «Пожалуйста, не надо… в последний раз!»
Я не стал назначать епитимью. Говорю М.: «Считать вы умеете. Вот и умножьте 27 на три – это мы во славу Пресвятой Троицы будем всегда на три умножать. И в следующий раз…»
Ее глаза округлились от ужаса.
(Случаи с М. можно прочитать еще и здесь: https://azbyka.ru/parkhomenko/dnevnik_sviashennika/2007-all.shtml Смотрите запись от 23 марта 2007 года. А также здесь: https://azbyka.ru/forum/blog.php?b=290
)
Кстати, кто после чтения этого очерка решил М. или меня осудить – воздержитесь!
Милые, милые наши бабушки. Порой суетливые, порой грубоватые… Всегда всем говорю: не спешите никого осуждать, потому что вы не знаете обстоятельств жизни этих людей. Не вина этих бедных женщин, что они родились в тридцатые – сороковые годы, что они были лишены любви, ласки, что стали заложницами тоталитарной безбожной системы…
Вот молится С. Она приходит в храм за час до службы, ставит свечи, целует с нежностью и благоговением иконы. Про таких людей говорят: С нее иконы надо писать. В советское время была педагогом и вела уроки атеизма. «Я проверяла шеи детей, нет ли там цепочки, веревочки… Потом я выводила ученика перед всем классом и срывала с него нательный крест. А потом заставляла каждого встать и бросить в лицо этому мальчику, или девочке слова осуждения… Один мальчик после этого пытался повеситься».
Когда я смотрю на благоговейную С., сердце сжимается от боли: сколько детей, прошедших через ее обструкцию, потеряли веру в Богу, в людей, в себя… Сама – калека режима, она сумела преодолеть в себе это, но те, кто пострадал от ее педагогики, что с ними?..
А вот грузная и грязноватая Н. Молодежь в храме сторонится Н., отходит подальше, потому что вблизи ощущается запах.
А когда-то… Н. была модисткой, в 40-е – 50-е кружила головы офицерам. «Мы в Доме мод после показа нарядов устраивали стол. Шампанское, бутербродики с икрой… К нам любили ходить и на нас смотреть офицеры. Однажды за мной стал ухаживать один молодой майор. И вот раз…» Лицо Н. светлеет, она мысленно переносится на пол-столетия назад…
«Все проходит, проходят и молодость, земная слава… Вот уж поистине, ставку в жизни нужно делать только на вечные ценности. На те, которые не имеют срока годности».
А. суетлива сверх меры. Первая норовит пройти на исповедь, бесцеремонно воспитывает молодежь, как старым знакомым, тыкает священникам: «Вы для меня – как сынки».
За плечами – большая и тяжелая жизнь. Родители исчезли в сталинские годы, малышку отдали в детдом. Оттуда ее взяли и потом воспитали интеллигентные бездетные армяне.
Мужа нет. Единственная радость – дочка. Но дочь была бездетной, хотя жила в браке с бывшим наркоманом, больше десяти лет.
А. много молилась о том, чтобы Господь послал ей внука или внучку. «У меня вся любовь не растрачена». А. подхватывает свою большую грудь и демонстрирует мне: «Во какая грудь. Десятерых могла выкормить! Но Бог дал только одну дочь. И внуков нет…»
Молится и молится, чтобы внуки появились. Раз в год в храм заходила и дочь, скептически поставить свечку.
Я говорю: «А., может быть, Бог потому и не дает, что не нужно? Ведь Бог знает лучше нас, что нам нужно, а что нет?»
А. причитает и молится и верит, что, если будет внук или внучка, все изменится.
И ребенок родился. Крестили, несколько раз приносили к Причастию. А у родителей младенца, как бы сейчас выразились, медленно съезжала крыша. Дочь с мужем стали последователями язычества. Бросили работу. Хотели ехать в Сибирь, в какую-то языческую деревню. Продали квартиру и, пока собирались в Сибирь, за год ее прогуляли. Перешли жить к маме. Устроили тоталитаризм. Никакого упоминания о Иисусе Христе и о Православии – этом извращении. Если ребенок перекрестится – бьют по рукам. Отец повесил на стену плетку и говорит сынишке: «Если хоть слово христианское услышу, этой плетью получишь». И шестилетний малыш получает…
Когда родителей нет дома, бегает в комнату к бабушке. Там иконы, пахнет ладаном, играют духовные кассеты. Малыш крестится, бабушка помазывает его елеем. Когда родители возвращаются, ребенок вместе с ними хохочет над верой, поддакивает родителям, когда те хулят Православие. «Как жалкая собачоночка, поддакивает им и заглядывает в глаза, только бы не побили!..» – заливается слезами А.
Друзья, будьте терпимей к пожилым прихожанкам. Да, это их дети, и они сами их воспитывали. Как могли, как знали, так и воспитывали… Но не сердитесь в храме на старых, нелегких, делающих вам замечания людей. Покройте их недостатки своей любовью и терпением.
…Что это я все про женщин?.. Как будто нет в храме мужчин. Есть, и у каждого своя потрясающая судьба и история.
…В храме – подтянутый, крепенький мужчина. Он начал ходить недавно, примерно два месяца назад. Ходит каждое воскресенье, причащается.
Неделю назад человек рассказывает: «Помните, отец К., я говорил, что вот уже 10 лет безуспешно пытаюсь завязать с наркотиками: несколько дней держусь, а потом опять срываюсь? И вы меня благословили прийти на Соборование?»
«Да». – «Так вот. Я после этого пошел на Соборование. Молился, чтобы Господь меня исцелил. Пришел домой с соборования – и сразу сильно заболел. Пролежал в ужасном состоянии две недели. Даже на Бога обижался: ну что это такое, так сильно заболеть как раз после Соборования!
Но вот, поправился и решил уколоться. И сразу такое отвращение к наркотикам. Все в унитаз спустил. Пока я болел – я переломался и теперь не испытываю никакого желания к этой гадости. Я так благодарю Бога, что не могу вам передать!..»
…Я часто думаю о тех, кто вне Церкви. Несчастные люди, бредущие в никуда (вечной-то жизни, как они считают, не существует), без цели и смысла. Душа пуста, впереди тьма и неизвестность. Душа, как скорпионами и пауками, полна грехами. «Почему у Патриарха такие часы?..» Полноте, это ваша зависть, обычный банальный грех; зависть и осуждение. И не надо себя самих и других немощных соблазнять словами, что это в вас говорит пафос борца за справедливость. Это не то, это обычные, банальные грехи, имя которым – зависть и осуждение.
Но Церковь, основанная Иисусом Христом специально для того, чтобы помогать нам соединиться с Богом, обрести исцеление нашей души, зовет нас сделать шаг вперед. Не обращайте внимания на самые хитрые уловки сатаны, который хочет мнимой правдой заморочить нам голову и отвлечь от спасения.
Сделаем этот шаг, и будем с Господом Иисусом Христом! С нашей Радостью и Надеждой!
Несколько фотографий наших прихожан, сделанных накануне Пасхи и в Пасхальную ночь в разные годы.
Фото прот. К. Пархоменко и В. Меклера.
Часть 2
Светлые Пасхальные дни, праздник иконы Божией Матери «Живоносный Источник». После окончания Литургии мы с отцом Иосифом, нашим молодым диаконом, выходим на середину храма для освящения воды. Потом, как водится, окропление прихожан, проповедь, целование креста… Прихожане расходятся, наполненные благодатью, и всей суете мира сего не вымыть из душ радостное чувство, которое мы уносим с собой…
Можем ли мы знать, что один человек с нами не радуется, что на душе у него сумеречно. Вечером эта женщина подойдет к настоятелю и спросит, почему отец Константин и отец Иосиф воду-то освящали, а вот крест в нее не опускали? Настоятель опешил и не знает, что ответить пытливой правдоискательнице…
Не знает, что сказать пытливой прихожанке, но, конечно, знает, что сказать отцам, устроившим такую провокацию: «Почему, я не могу понять, почему ты, отец К., крест в воду не опускал?.. Ты что, первый раз воду освящаешь?»
Я, честно говоря, не знаю, как реагировать… Наш с отцом Иосифом лепет, что такого быть не может, что мы не могли не опускать крест, и почему бы мы не стали его опускать?.. и что мы помним, как опускали крест, и человек 50 прихожан тоже это видели… – кое-как сглаживает конфликт.
Настоятель наставляет нас, как нашкодивших детей: «Всегда относитесь к службе внимательно. Написано в книге – исполняйте. Сказано: крест опускаем в воду, сие и творите…»
Обидно как-то от этой выволочки и грустно. Я спрашиваю нашего ключаря, отца Павла: «Это М. опять ябедничала?» Он кивает.
М. – несчастная пожилая женщина. Сын – ему под пятьдесят, кришнаит и гомосексуалист одновременно. Раздевается догола и в таком виде, не стесняясь матери, ходит по квартире. М. плачет: «А когда он приводит других мужчин, они в своей комнате так громко этим занимаются, такие крики, рычание оттуда доносятся…»
Мы, священники, утешаем М., как можем, поддерживаем, но больше помочь ей ничем не можем. Размениваться с сыном она не хочет, да и трудно это, вот и живут вместе, в тесной квартирке. Чтобы поменьше находиться дома, М. уходит и бродит по городу, посещает приятельниц, практически каждый день приходит в храм на службу.
И нас, священников, М. любит, приносит кому баночку варенья, кому закатанные огурцы. Но есть у нее проблема. Осуждение. Осуждение, как раковая опухоль, опутала душу нашей бедной прихожанки. Тысячу раз наставляли мы ее на исповеди: «Не суди, смотри за собой!» Кланяется, понимает, но опять приходит с тем же. Беда, что это осуждение не может хранить в себе, а спешит посплетничать, поделиться. Следит за священнослужителями и советуется с… настоятелем. Скажите, а вам бы понравилось, если бы все свои недоумения, возникшие по поводу вашей работы, ваша посетительница решала с вашим шефом?.. То-то и оно…
«Осуждаю отца Сергия за то, что, вот, вчера он по храму шел и вот так вот, большой связкой ключей звенел…»
«Осуждаю отца Георгия за то, что у него ряса блестящая, шелковая, нескромная для батюшки…»
«Осуждаю отца Иосифа, что он побрил затылок».
Порой терпение наше иссякает: «Какое вам вообще дело до чужих затылков? У отца Иосифа есть жена, а ваше дело – стоять и молиться, а не думать о других».
М. темнеет лицом, а потом на ближайшей исповеди кается: «Вот и вас осудила, когда вы так на меня посмотрели, да повысили голос…»
Как-то, в Великом посту, я совершал богослужение. Была память Сорока Севастийских мучеников. Как известно, ради большого праздника в этот день сокращаются поклоны. Во время молитвы Ефрема Сирина мы творим не 3 земных, 12 поясных и еще один земной, как это обычно принято, а всего три поклона.
Смотрю, М. насупилась. Понял: осуждает. Устава не знает и думает, что я просто сократил поклоны.
М. боролась-боролась, да и поделилась этими соображениями с десятком других старушек, чем и в их душах посеяла смуту: С этим о. К. не все чисто…
Стала избегать меня. Когда я выходил к народу, чтобы исповедовать, отходила в сторону. Наконец, через месяц (!) нашла в себе силы подойти ко мне и повиниться, что целый месяц меня осуждает. Сказала мне, что покаялась в этом другому священнику, и тот ее вразумлял: «Ты, матушка, просто не знаешь Устава, а туда же, судить… Да если бы даже и сократил поклоны, тебе-то что, приди домой, встань перед иконами и положи те поклончики, которые батюшка пропустил».
Проходят годы. Снова Великий пост (уже этого года), и снова праздник. Обретение главы св. Иоанна Предтечи.
И опять Устав предписывает ради праздника сократить поклоны. Вместо щестнадцати делать три.
Делаю положенные три поклона, и смотрю на М. Она смотрит на меня, потом отводит глаза. Понял: «Осудила!»
Вечером говорю всем батюшкам. «Отцы, слушайте. Придет М. каяться, что осудила меня, не принимайте ее исповедь. Скажите: отца К. осудила, вот и иди к нему на исповедь». Они улыбаются и кивают.
Через несколько дней отец Г. рапортует: «Приходила М., отослал ее к тебе». Потом то же говорят и другие отцы. Я первый к М. не подхожу, жду.
Пару раз, вижу, делает несколько шагов ко мне, потом сворачивает в сторону. Жду.
Наконец, подходит. «Батюшка, хочу поговорить. Ведь осудила я вас… Простите грешную, крепко осудила».
Говорю: «Знаете, М., у меня было желание первым подойти и все вам объяснить, но как-то надоело это… Почему мы должны бороться с вашим грехом? Знаете вашу проблему – работайте над собой». – «Да, понимаю…»
«Вот смотрите, – говорю М., – вы все время ходите в храм, причащаетесь. Все это должно вас делать лучше. Не делает? Не делает. Как вы осудили меня за поклоны несколько лет назад, так и сейчас то же самое. Никакого роста. Так?»
М. не понимает, куда я клоню: «Так».
«Значит, есть недоработка в наших пастырских мерах, которые мы к вам применяем, чтобы помочь вам победить грех. Ну что ж, вводим другие меры. В прошлый раз, когда вы меня за «недопоклоны» осудили, я только улыбнулся и простил. Все опять повторилось. Значит, исцеления души не произошло. Теперь я даю вам епитимью за тот раз и за этот».
«Не надо!..» – М. в ужасе отшатнулась.
«Значит, так. Вы у нас любите поклоны. За тот раз я даю Вам 9 земных поклонов с молитвой Иисусовой. За этот – 9 поклонов умножаем на три, получается 27. И вот, до конца Поста, вы должны ежедневно…»
М. взмолилась: «Пожалуйста, не надо… в последний раз!»
Я не стал назначать епитимью. Говорю М.: «Считать вы умеете. Вот и умножьте 27 на три – это мы во славу Пресвятой Троицы будем всегда на три умножать. И в следующий раз…»
Ее глаза округлились от ужаса.
(Случаи с М. можно прочитать еще и здесь: https://azbyka.ru/parkhomenko/dnevnik_sviashennika/2007-all.shtml Смотрите запись от 23 марта 2007 года. А также здесь: https://azbyka.ru/forum/blog.php?b=290
)Кстати, кто после чтения этого очерка решил М. или меня осудить – воздержитесь!
Милые, милые наши бабушки. Порой суетливые, порой грубоватые… Всегда всем говорю: не спешите никого осуждать, потому что вы не знаете обстоятельств жизни этих людей. Не вина этих бедных женщин, что они родились в тридцатые – сороковые годы, что они были лишены любви, ласки, что стали заложницами тоталитарной безбожной системы…
Вот молится С. Она приходит в храм за час до службы, ставит свечи, целует с нежностью и благоговением иконы. Про таких людей говорят: С нее иконы надо писать. В советское время была педагогом и вела уроки атеизма. «Я проверяла шеи детей, нет ли там цепочки, веревочки… Потом я выводила ученика перед всем классом и срывала с него нательный крест. А потом заставляла каждого встать и бросить в лицо этому мальчику, или девочке слова осуждения… Один мальчик после этого пытался повеситься».
Когда я смотрю на благоговейную С., сердце сжимается от боли: сколько детей, прошедших через ее обструкцию, потеряли веру в Богу, в людей, в себя… Сама – калека режима, она сумела преодолеть в себе это, но те, кто пострадал от ее педагогики, что с ними?..
А вот грузная и грязноватая Н. Молодежь в храме сторонится Н., отходит подальше, потому что вблизи ощущается запах.
А когда-то… Н. была модисткой, в 40-е – 50-е кружила головы офицерам. «Мы в Доме мод после показа нарядов устраивали стол. Шампанское, бутербродики с икрой… К нам любили ходить и на нас смотреть офицеры. Однажды за мной стал ухаживать один молодой майор. И вот раз…» Лицо Н. светлеет, она мысленно переносится на пол-столетия назад…
«Все проходит, проходят и молодость, земная слава… Вот уж поистине, ставку в жизни нужно делать только на вечные ценности. На те, которые не имеют срока годности».
А. суетлива сверх меры. Первая норовит пройти на исповедь, бесцеремонно воспитывает молодежь, как старым знакомым, тыкает священникам: «Вы для меня – как сынки».
За плечами – большая и тяжелая жизнь. Родители исчезли в сталинские годы, малышку отдали в детдом. Оттуда ее взяли и потом воспитали интеллигентные бездетные армяне.
Мужа нет. Единственная радость – дочка. Но дочь была бездетной, хотя жила в браке с бывшим наркоманом, больше десяти лет.
А. много молилась о том, чтобы Господь послал ей внука или внучку. «У меня вся любовь не растрачена». А. подхватывает свою большую грудь и демонстрирует мне: «Во какая грудь. Десятерых могла выкормить! Но Бог дал только одну дочь. И внуков нет…»
Молится и молится, чтобы внуки появились. Раз в год в храм заходила и дочь, скептически поставить свечку.
Я говорю: «А., может быть, Бог потому и не дает, что не нужно? Ведь Бог знает лучше нас, что нам нужно, а что нет?»
А. причитает и молится и верит, что, если будет внук или внучка, все изменится.
И ребенок родился. Крестили, несколько раз приносили к Причастию. А у родителей младенца, как бы сейчас выразились, медленно съезжала крыша. Дочь с мужем стали последователями язычества. Бросили работу. Хотели ехать в Сибирь, в какую-то языческую деревню. Продали квартиру и, пока собирались в Сибирь, за год ее прогуляли. Перешли жить к маме. Устроили тоталитаризм. Никакого упоминания о Иисусе Христе и о Православии – этом извращении. Если ребенок перекрестится – бьют по рукам. Отец повесил на стену плетку и говорит сынишке: «Если хоть слово христианское услышу, этой плетью получишь». И шестилетний малыш получает…
Когда родителей нет дома, бегает в комнату к бабушке. Там иконы, пахнет ладаном, играют духовные кассеты. Малыш крестится, бабушка помазывает его елеем. Когда родители возвращаются, ребенок вместе с ними хохочет над верой, поддакивает родителям, когда те хулят Православие. «Как жалкая собачоночка, поддакивает им и заглядывает в глаза, только бы не побили!..» – заливается слезами А.
Друзья, будьте терпимей к пожилым прихожанкам. Да, это их дети, и они сами их воспитывали. Как могли, как знали, так и воспитывали… Но не сердитесь в храме на старых, нелегких, делающих вам замечания людей. Покройте их недостатки своей любовью и терпением.
…Что это я все про женщин?.. Как будто нет в храме мужчин. Есть, и у каждого своя потрясающая судьба и история.
…В храме – подтянутый, крепенький мужчина. Он начал ходить недавно, примерно два месяца назад. Ходит каждое воскресенье, причащается.
Неделю назад человек рассказывает: «Помните, отец К., я говорил, что вот уже 10 лет безуспешно пытаюсь завязать с наркотиками: несколько дней держусь, а потом опять срываюсь? И вы меня благословили прийти на Соборование?»
«Да». – «Так вот. Я после этого пошел на Соборование. Молился, чтобы Господь меня исцелил. Пришел домой с соборования – и сразу сильно заболел. Пролежал в ужасном состоянии две недели. Даже на Бога обижался: ну что это такое, так сильно заболеть как раз после Соборования!
Но вот, поправился и решил уколоться. И сразу такое отвращение к наркотикам. Все в унитаз спустил. Пока я болел – я переломался и теперь не испытываю никакого желания к этой гадости. Я так благодарю Бога, что не могу вам передать!..»
…Я часто думаю о тех, кто вне Церкви. Несчастные люди, бредущие в никуда (вечной-то жизни, как они считают, не существует), без цели и смысла. Душа пуста, впереди тьма и неизвестность. Душа, как скорпионами и пауками, полна грехами. «Почему у Патриарха такие часы?..» Полноте, это ваша зависть, обычный банальный грех; зависть и осуждение. И не надо себя самих и других немощных соблазнять словами, что это в вас говорит пафос борца за справедливость. Это не то, это обычные, банальные грехи, имя которым – зависть и осуждение.
Но Церковь, основанная Иисусом Христом специально для того, чтобы помогать нам соединиться с Богом, обрести исцеление нашей души, зовет нас сделать шаг вперед. Не обращайте внимания на самые хитрые уловки сатаны, который хочет мнимой правдой заморочить нам голову и отвлечь от спасения.
Сделаем этот шаг, и будем с Господом Иисусом Христом! С нашей Радостью и Надеждой!
Несколько фотографий наших прихожан, сделанных накануне Пасхи и в Пасхальную ночь в разные годы.
Фото прот. К. Пархоменко и В. Меклера.
- Перейти к предыдущей записи Мои прихожане: 1
