Моя Семинария

Эта запись является частью серии записей Моя Семинария
Моя Семинария
Отец Г.

Протоиерей Г., преподаватель строгий и жесткий. Уроки у него проходят так: Отец Г. сидит за столом, или прогуливается между парт и читает свои лекции. Мы должны записывать сказанное им на одной стороне раскрытой тетради, слева. Страница справа остается чистой. Так за пару уроков (а иногда бывают и две пары подряд) мы исписываем убористым почерком пять-восемь страниц. И чем больше мы пишем, тем тоскливее становится… Дело в том, что чистые листы – правые страницы разворота – мы должны заполнить самостоятельно, до следующего урока. Мы должны в книгах найти информацию по пройденной теме, ту информацию, которая была опущена в лекции, и записать на свободной странице. На заполнение этих восьми страниц у меня лично требовалось не менее 5 часов.
Следующий урок начинался с того, что о. Г. вызывал студентов (обычно 3-4) к доске. Студент выходил с тетрадью, и о.Г. смотрел, записаны ли его лекции и заполнена ли чистая сторона. Потом он начинал «гонять» по своим лекциям. Семинарист сбивался, путался, отец протоиерей поправлял очки и задавал вопросы, нарочно сбивающие с толку… Наконец, красный, взмокший, совсем запутавшийся семинарист отсылался на свое место. Получал в лучшем случае тройку. В самом лучшем – четверку. Часто двойку. Вопроса о пятерке, по-моему, даже не стояло.
Если тетрадь не была заполнена или были пропуски, студент отсылался на место с двойкой сразу.
Если бы у нас был только этот предмет, разговоров не было бы… Но это был один из десяти наших предметов. Кроме того, послушания, которые у нас порой отнимали не только все свободное время, но и данное на подготовку к урокам... Отбой в 23, после которого свет гасился и что-либо делать было запрещено, совсем лишал нас возможности нагнать время для занятий, если оно было упущено.
Словом, мы физически не успевали заполнять пустую часть тетрадки.
Порой это напоминало рулетку: сидишь с незаполненной частью и думаешь: только бы вызвали не тебя… Во всем этом был момент запугивания и манипулирования.

Отец Г. объявил: «На экзамен приходим с конспектом, без конспекта к экзамену не допускаются…» Мы хранили эти конспекты пуще зеницы ока. По сути, вопрос о твоей учебе в Семинарии зависел именно от этого конспекта. Отец Г. очень не любил тех, кто провалил экзамен. Таковые едва ли имели шанс его пересдать в августе. История знала немало случаев, когда именно из-за о. Г. из Семинарии навсегда вылетали студенты.
Но если конспект был – пусть даже ты «плаваешь», ты получишь свою тройку, а то и четверку.

И вот примерно в марте, после напряженнейшего учебного периода (осень-зима), мой конспект пропал. Я в ужасе десять раз перерыл все вещи, обежал всех семинаристов, может, кому дал переписать?.. Нет, и всё!..
Я погрузился в уныние и стал прощаться с Семинарией. Создать заново этот фундаментальный труд было почти невероятно. Во-первых, на это нет времени. Но даже, если бы я это время нашел, кто бы дал мне тетрадь на такое время? А потом ковыряйся в чужом почерке, понимай каракули и сокращения… эти сотни 2-3 рукописных страниц…
Помню, как я молился в академическом храме, а сердце щемило: это последние мои службы, выхода нет.
Конечно, я молился, чтобы Господь помог мне как-то выйти из этой ситуации.

Мои братья (так мы, семинаристы, называли друг друга) сочувствовали мне, но помочь ничем не могли.

Однажды, примерно через неделю, мне приснился сон. Во сне я вижу, как к моей тумбочке подходит наш сокурсник. Это А., довольно скользкий тип, который не гнушается стучать администрации и который открыто заявляет, что пошел в Семинарию, чтобы зарабатывать деньги. «Моя мечта: большой дом, машина и телка с ногами от груди…» После этих слов общаться с ним я перестал.

…На первом курсе, в сентябре, когда мы шли на полдник, А. обгонял всех – он в прямом смысле мчался. Мы заходим в трапезную. У всех накрыты столы: для каждого чашка чая и бутерброд с маслом и сыром.
Хлеб отдельно, масло и сыр на других тарелках, все по количеству сидящих за столом. И вот этот А., прибегая первым, хватал 5-8 ломтиков сыра, клал их на хлеб и откусывал. «Кто успел, тот и съел», –- хохотал он. На обеде он вбегал первым и, хватая половник, из кастрюли, стоящей за столом, вычерпывал себе в тарелку мясо.
Через месяц наше терпение лопнуло. Мы пришли в комнату к А., и Мариан, обхватив его шею, нежно пригнул его голову к своей мощной груди.
– Что такое?.. – просипел А.
– Не делай так больше…
– Братья, я же шутил… Вы что, шуток не понимаете… – сипел А.
– Братья так не поступают, ты понял?..

А. притих и перестал наглеть. Но взамен он начал активно стучать. Администрация его и презирала, и пользовалась его услугами. Наш курс с А. старался не общаться.

И вот мне снится сон: А. подходит к моей тумбочке и, нырнув туда, достает мою тетрадь. Озираясь, уносит ее к себе в комнату. Отпирает тумбочку и кладет тетрадь на нижнюю полку, под свои конспекты.

Я проснулся. Сердце колотилось. Я хлопал не привыкшими к темноте глазами, а в сознании проносилось окончание сна: А. запирает тумбочку на замок.

Утром я рассказал все соседям по комнате.
– Господь открыл, – припечатал Мариан.
– Бред, бред кликуши! – заметался по комнате Андрей Попов. – Но выяснить надо…

Но как выяснить? Не скажешь ведь А.: «Отопри свою тумбочку, мы думаем, что ты вор…»

После многих размышлений пришли вот к чему: А. куда-то позовут и там задержат. А в это время Мариан, Андрей, я и еще один семинарист проникаем в его комнату и вскрываем тумбочку. Открыть замок вызвался Андрей. «Я таких замков тыщу открыл…», – заявил он, как бывалый медвежатник, и мы сразу ему поверили.

И вот он, момент истины. А. куда-то вызвали (как мы разыграли), и он убежал, а мы кинулись в его комнату. На все – пять, от силы десять минут. Андрей согнутой скрепкой ковыряется в замке. Замок не поддается. Все нервничают. Вдруг, клац – и замок открылся.
Открываем чужую тумбочку. Ощущение не из приятных – залезать в чужие вещи. Я – под стопку конспектов. Там моя тетрадь. На том самом месте, как я увидел во сне. Прижимаю ее к себе. Мариан тянется к целлофановому пакету, мерцающему сквозь полиэтиленовую пленку золотыми боками каких-то предметов: «А это что такое?»
– Э-э… – Мариан достает пакет, в котором – с десяток наручных часов, пропавших у нас в последние полгода. Мариан роется... «Так, это Колины, это Митькины… Э-э! – рычит он. – Мои, спецназ…» Эти часы Мариан получил от командования в армии и очень дорожил ими… пока они не пропали.

– Я его убью…
– Тихо, Марьян, сиди… – шипит Андрей. – Костя, дай сюда тетрадку.
– Не дам!
Ладно, это святое…
– Мариан, давай сюда часы..
Мариан прижимает часы к себе:
– Не отдам.
– Давай сюда...
Андрей забирает у Мариана часы и кладет в пакет. Потом защелкивает замок. Мы, взмокшие, вываливаемся в коридор.

Что делать?
Что так оставлять это нельзя, ясно всем. Надо вызволять наши сокровища и как-то решать вопрос с вором и стукачом А.
– Побить, – предлагает Мариан.
– Ты чего? – изумляется Андрей. – Он тут же побежит и настучит, и нас отчислят. И кто окажется в дураках?
Мы еще час ломали голову и наконец пришли к единственному разумному, хоть немного и позорному, решению: мы решили сдать А. администрации. Да, его же оружием…

Мы отправились к отцу Инспектору, который жил во флигеле при Семинарии. Отец Инспектор вышел в брюках и рубашке: «Так сказать, кто посмел тревожить?..»
– У нас, отец Инспектор, исключительный случай.
– Фарс мажор, – вставил Андрей Попов.

Что-что, а инспекция у нас действовала, как часы, вернее, как НКВД. Оперативно и беспощадно.

– Так-так, – нервно сказал отец Инспектор, выслушав нас. – Какие молодцы, залезли к брату в тумбочку… Нет, чтобы администрации сообщить.
Мы, потупившись, молчали. Через минуту облачился в рясу, поверх надел неизменный металлический крест с фиолетовой эмалью, и наша процессия поспешила в общежитие.
– Открывай! – потребовал Инспектор у А., размашисто войдя в комнату.
Тот, дрожа, стал ковыряться в замке.
– Быстрее.

Замок упал. На свет Божий были явлены пакет с часами и еще какая-то мелочь, утащенная у братьев.
А., покрывшись красными пятнами, стоял, потупив глаза. Инспектор забрал все это с собой, чтобы потом выдать потерпевшим. От порога повернулся:
– Можешь собирать вещи…

Утром на экстренно собранном Воспитательском совещании его исключили, а потом он исчез, и больше я про А. никогда ничего не слышал. Стал он священником? А, может быть, пошел в бизнес да сгинул в лихие 90-е?.. Хочется верить, что потом изменился и стал нормальным человеком.

…Но мы продолжали свою учебу у о. Г.
В Великом Посту, когда богослужений прибавилось, а время для подготовки убавилось, мы практически все не могли успевать заполнять вторую страницу. Посыпались двойки.
Однажды, в начале очередного урока, когда преподаватель отметил присутствующих и отсутствующих, Мариан, староста нашего класса, встал:
– Отец Г. мы хотели бы поговорить с вами.
– Поговорить? А о чем мне с вами разговаривать?
– Почему вы унижаете нас?
– Я?! – задохнулся от возмущения о. Г. – Я вам знания даю…
– Вы издеваетесь над нами. Как вы можете носить крест и унижать нас? Вызываете нас к доске и радуетесь, когда мы не можем ответить. Мы уже просто не можем заполнять эту вашу вторую страницу, у нас нет ни времени, ни сил, а вы только этого и ждете… Мы больше не можем это терпеть…
– Я! Меня крестом попрекать! Да как вы смеете?..
Отец Г. вскочил, побагровел и бросился из аудитории. Все сидели притихшие.
В этот день он не вернулся. Не пришел никто и из администрации, так что создавалось впечатление, что о. Г. никому об этом ЧП не доложил.
На следующий день он пришел, как всегда.
– Помолимся.
Мы спели молитву Святому Духу и сели за парты.
Отец Г. отметил отсутствующих, а потом сказал, как ни в чем не бывало:
– Можете не заполнять вторую страницу, а теперь продолжаем… На чем мы остановились?

На экзамене о. Г. наши конспекты не смотрел, просто спрашивал по билету.

Отец Г. преподает и сегодня. Тот же предмет. Так же строг и требователен. Но последние 18 лет семинаристы не пишут эту проклятую вторую страницу! И не знают, кому они обязаны своим спасением:)
Перейти к следующей записи Моя Семинария
Перейти к предыдущей записи Моя Семинария
  • Like
Реакции: 4 человек

Комментарии

Ну, слава Богу! Мы уже за Вами соскучились, так давно не писали ничего.:)
 
СЛАВА БОГУ ЗА ВСЕ!
Боьшое, Вам, спасибо, отец Константин.Не оставляйте нас так надолго, пожалуйста.
 
Спасибо Вам,Батюшка,за откровенные воспоминания.Как будто я вместе с Вами побывал в те далекие и близкие годы, вместе сопереживал Божественные промыслы в Вашей жизни.
 
Это прелесть, какие зарисовки!И какие вы, братья , молодцы, что сумели пересилить себя и высказать свое неприятие о. Г. Представляю, какое для него это было потрясение. Но и он тоже молодец!
 
Спасибо большое за новую, интересную тему записей. Истории не просто удовлетворяют любопытство о жизни в семинарии, но и дают почву для раздумий. Спасибо большое. Будем ждать еще историй.
 
Жаль тема старая, ну да ладно.
У меня в консерватории тоже был преподаватель, который советовал нам оставлять пустые страницы и заполнять их, но не фактами из учебников, а своими комментариями, причем своими критическими комментариями. Кстати, отец этого преподавателя был регентом.
 

Информация о записи

Автор
священник Константин Пархоменко
Просмотры
8.009
Комментарии
10
Последнее обновление
Сверху