Море смеется…

Море - живое и мечтательно сияющее, улыбается, играя отраженным солнцем, еле слышно шумит и плещется вода, ощупывая пологий берег легкими ласковыми шлепками. Зеленоватая мантия залива препоясана широкой отмелью пляжа, словно пестрым омофором архиерея - перед нею до горизонта полоса ослепительно светлой воды, за которой, уходя в синюю даль, вздымаются в небо белые башни облаков, сзади нее в изумрудных веерах огромных пальм вырываются из зеленого потока сахарные головы светлых строений южного города - весь он кудрявый, пышный и уютный. Городская набережная празднично ярка и пестра, как богато расшитая риза священника – на светлой ткани многочисленных прибрежных корчемниц ярко улыбаются красные и белые цветы, желтые лимоны смотрят из зеленого сумрака, точно глаза огромных сов, как старое серебро, выкованы солнцем седые листья олив.

А еще дальше, за городом, - горы, окутанные лиловой дымкой зноя. Где-то там, на высоте за хребтом, накрыт облаками древний православный монастырь. Его серые древнекаменные стены удивленно прислушиваются к тому, что творится внизу – зачем люди так спешат? Любит Бог эту землю…

Солнце - в зените, раскаленное синее небо ослепляет, как будто из каждой его точки падает огненно-синий луч, глубоко вонзаясь в камень города и воду. Жарко - точно в бане… Люди, разморенные зноем, похожи на белых тюленей; они лежат на отмели, сбросив одежды, лениво распустив на солнце изнеженные телеса, и лишь изредка негромко разговаривают, задыхаясь дневным зноем.

День такой яркий, что даже отсюда, с моря, видно, как там, в горах, за много верст, наверху по серпантинам ползут крошечные яркие букашки автомобилей. Фиолетовый баклажан автобуса катится, замедляясь, по горячей доске прибрежной дороги. Пыльные, потные люди, радостно и оживленно перекликаясь, высыпаются тыквенными зернышками из его полированного чрева и спешат на берег, где, быстро сбросив верхние одежды и поспешно перекрестившись, прыгают в море, - их белесые северные тела, падая в воду, тотчас становятся до смешного маленькими, точно белые брусочки просфор в малахитовом потире. Это – русские паломники, они только что возвратились из древнего черногорского монастыря под обрывом горы. Шелковые всплески воды, радостные крики освеженного тела, громкий смех и визг ребятишек — всё это и радужные брызги моря, разбитого прыжками людей, - вздымается к солнечному небу, как радостная благодарность Творцу этой прекрасной гостеприимной земли. Вода звенит и плещется под ударами купальщиков и вся блестит теплым фосфорным светом.

Черноволосые официанты на террасе прибрежного ресторана, величаво поворачивая головы, смотрят вслед путешественникам и, улыбаясь, быстрым языком южан что-то говорят друг другу. Балканские славяне, они помнят своих северных единоверцев, освободивших их от османского пленения. Здесь любят русских, снисходительно прощая им застольную шумливость, хмельную развязанность и нелепые буйные выходки.

На песке в тени большого красного зонта суетится, готовясь смыть путевую пыль, семейная пара - муж с женой и мальчик, их внук. Крупный мужчина с выразительными крупными чертами лица, добрым, мягким южнорусским говором и заботливым лицом айболита, прищурив добрые глаза, режет ножом длинный французский багет, следя, чтобы каждый кусок был не меньше другого. Он встряхивает большой, апостольской головою, и его круглый нос сопит, раздуваются ноздри.

Рядом с ним на теплом песке колышется объемистой грудью его супруга – она вполовину меньше мужа. Но она - востроносая, бойчее его, смотрит игриво; глаза у нее веселые, саетлые. Прищуривая глаза от яркой игры солнечных лучей на волнах, на лицо ей прыгают солнечные зайчики от волн, она, увидев море, радостно раскрыв глаза, вполголоса напевает что-то молитвенное. Они, северные горожане, любят море. Их натура, жадная на впечатления, никогда не пресытится созерцанием этой голубой широты Божьего творения, бескрайной, свободной и мощной.

По пляжу идет цыганка с сувенирами в одной руке, идет, вскинув голову, и кричит звонко, точно птица, предлагая назойливо свой товар. Мужчина заметил ее, достает объемистый бумажник, призывно махая рукою, зовет торговку и говорит жене:
- Скорее, Люда, смотри – красивые открытки, давай возьмем на память…

Расплатившись, он машинально засовывает портмоне в задний карман полосатых купальных штанов и, не мешкая - в один бросок, крепким крейсерским форштевнем пронзает груди зеленоватых волн, шумно и мощно удаляясь размашистым баттерфляем от берега.

Женщина глубоко вздохнув, вскинула голову вверх, оглядываясь по сторонам, на море, на город и горы - прищуренные глаза ее веселы, цветут и горят огнем благодарения Создателю этой дивной красоты:

- Господи! Хорошо-то как! Приволье – до самого края света!

Она встала, перекрестилась и медленно пошла к морю; волны, подкатываясь ей под ноги, точно заигрывали с ней.

- Са-а-ша... Подожди-и! - зазвенела она высоким и чистым голосом, провожая мужа глазами. Там, на воде, мелькала маленькая черная точка, которая, быстро удаляясь от берега, линяла в теплой голубизне вод.

Не спеша, с вальяжным достоинством, словно готовясь совершить что-то значительное, она осторожно входит в воду - точно кошка после дождя, отряхивая лапки, мягко нащупывает ногой дно и в то же время загадочно улыбаясь одной из торжествующих улыбок, которых так много у женщин, понимающих силу своего обаяния. Море, принимая ее в свои недра, встречает ее приветливой музыкой плеска волн, разукрашенных лучами божественного животворящего источника света в дивные, богатые оттенки. Вот она уже оставила берег и, по-женски кокетливо загребая руками, чтобы соленые брызги не касались каштановых волос, плывет от него. На пути ей попадается какой-то неприметный плавающий предмет – она брезгливо отталкивает его:
- Фу! Каракатица какая-то слизкая прицепилась!

Однако отброшенная странная рыба-прилипала вновь назойливо устремляется прямо к ней в руки.

Вдруг, пристально присмотревшись, женщина осторожно приподнимает загадочный предмет в уровень с лицом и ахнув, быстро поворачивается к берегу, показывая его всем:
- Смотрите! Да это же Сашин бумажник. Там все – документы, деньги, ключи, кредитки!

Она победно возносит его над головой:
- Но он же тяжелый и должен потонуть? Это же – чудо!!!

Весь пляж смотрит на нас, все обернулись в нашу сторону, которая вдруг стала уделом Божьей любви... Удивительный день! Кажется, что солнечный свет служит акафист Богу, призывая на эту землю, обильную и цветущую, милость Божию, любовь и веселье. Потому что нет лучше веселья, когда творится вокруг добро людям, ничего нет красивее и веселее, чем это! Впечатление такое, точно люди враз забыли свои неурядицы, что всё будничное и скучное, словно испугавшись яркого солнца, стало невидимым - с вчерашним днем вмиг закончилась серая опостылевшая жизнь, а сегодня все проснулись ясными, как дети, и теперь дружно и уверенно знают, что с ними Бог!

И мне совсем не хочется понимать, что произошло, вымученно отыскивая рассудочное обоснование совершившемуся диву - в душе у меня просто и легко; я знаю, что эти люди нравятся мне, и я готов идти рядом с ними всюду, куда надобно - куда Сам Господь поведет ищущих Его. Как же хорошо иметь право назвать людей - ближними! И еще более хорошо чувствовать их своими, единодушными тебе, родными людьми, для которых твоя жизнь – их общая жизнь, твое счастье – их общее счастье!

Все на берегу зашевелились, взволнованно зашумели, ощупывая мокрое портмоне, а мальчишка-внук стрелою умчался куда-то под пляжные зонтики и столь же быстро выскочил оттуда с большим фотоаппаратом в руках. Радость о свершившемся чуде становится всё гуще, душистей, в ней купаешься, как в море, и как морская волна смывает грязь кожи, так и эта благодарно поющая бесконечная радость постоянных открытий Бога освежает душу.

Смотрю вдаль, и кажется, что там, на краю моря, бесконечный хор белых ангелов величаво вползает на небесный подиум, чтобы велегласно славословить величие Божие, возбуждая высокие мечтания во всех путешествующих людях, которым так дорога душевная чистота. Нет, время евангельских чудес не миновало. И Тот, Кто смертию смерть попрал, Кто победил мир, не отвел от него Свою щедрую руку. Есть еще чудеса: жизнь каждого человека сплошное чудо, потому что судьба его есть непрестанное действие Божьего о нас попечения и водительства. Но не всегда это кажется ясным, потому что заботы, печали и радости, из которых ткется ткань человеческой жизни, мешают разглядеть ее узор. Однако в жизни каждого случаются минуты, когда, раздвинув чудный покров, мелькнет ослепительной белизной рука Всевышнего. Только не все способны видеть это или, даже увидев, стараются поскорее забыть, потому что пугаются того необъятного, которое стучится к ним и которое они не в силах вместить. Надо лишь открыть глаза души своей, приучить слух свой слышать ангельские голоса, и тогда ясно станет, что мы окружены чудесами, что необъятный мир чудес стучится к нам и с неутомимой настойчивостью Божественной любви напрашивается людям.

Море блестит, словно архиерейская парча, густо расшитая серебром, и, чуть касаясь песка сонными движениями зеленоватых теплых волн, тихо поет таинственную молитвенную песню об источнике жизни и счастья - Боге. Вдалеке тихо плывет одинокий остров - лиловая скала посреди моря, ласкающий сердце самоцвет в венце городского залива. Небо ласково смотрит на землю голубым ясным оком, словно зачарованное. И такое же в этот полуденный час было ласковое прикосновение Божьей любви, как источника всякого света, всех звезд, луны, солнца, вод морских и всех смеющихся радостных мужчин и женщин, их детей, всего живого на земле.

Море смеется вместе с людьми, покрывая воду золотистой рябью...