«О МОЩНЫЙ ВЛАСТЕЛИН СУДЬБЫ!»
Сегодня, 9 июня (30 мая по ст. ст.), исполнилось 347 лет со дня рождения «Мощного властелина судьбы», которому мы обязаны очень многим, в том числе и появлением великолепного Исаакиевского собора. Но почему именно Исаакий, малоизвестный монах IV века, никак не связанный с территорий будущей Руси (как, по преданию, апостол Андрей)? Случайность? Разумеется, это вопрос для школьников по теме «Знай и люби свой город». Но, быть может, не все взрослые им задавались...
В студенческие годы мне посчастливилось служить хранителем фондов ЦГИА СССР (ныне РГИА, архив давно переехал в другое место), располагавшемся в исторических зданиях Сената и Синода. С Петром I, точнее, его воплощением в Медном всаднике, встречался каждый день. К тому и жительствовал неподалёку — в третьем этаже второго дома от Невского по улице Гоголя, по неразумию ретивых «любителей старины» вновь ставшей Малой Морской (Николай Васильевич не понимает, чем прогневил чиновников).
Гуляя белыми ночами и проходя мимо знаменитого дома, охраняемого царственными кошачьими, я поднимался на крыльцо, на котором некогда спасался несчастный Евгений.
«Тогда, на площади Петровой,
Где дом в углу вознёсся новый,
Где над возвышенным крыльцом
С подъятой лапой, как живые,
Стоят два льва сторожевые,
На звере мраморном верхом,
Без шляпы, руки сжав крестом,
Сидел недвижный, страшно бледный
Евгений. …». (См.)
Сквозь деревья Александровского сада маячила тень грозного Всадника. Мне всегда казалось, что он окаменел на время, замер по необходимости (ведь он умер, по человеческим меркам!), но всегда может ожить и поскакать, разбрызгивая искры из-под копыт своего коня... Поэтому отдавал ему честь, помня необдуманный поступок безумного Евгения, и шёл восвояси.
О Петре Первом спорили, писали и будут писать до скончания века, но, на мой взгляд, никто не скажет о нём лучше, чем это сделал в кратких строках наш Гений Поэзии (недаром же их дни рождения почти совпадают).
«Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нём сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой бездной
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?»
Помню один «творческий вечер» нашего любимца академика Дмитрия Сергеевича Лихачёва, создателя науки о древнерусской литературе, которого никак нельзя упрекнуть в недостатке понимания уникального исторического пути Древней Руси. Речь зашла и о роли Петра Первого в нашей истории. Возникла дискуссия. Кто он: злой гений, сломавший традиционный уклад жизни Святой Руси или, напротив, долгожданный реформатор, превративший архаичную Московскую Русь в мощную и блистательную имперскую Россию, с которой стал считаться весь цивилизованный мир? При этом сторонники будто бы «независимого» антизападнического пути не понимали, что «окно в Европу» было прорублено ещё энергичными древними новгородцами, фактически состоявшими в Ганзейском союзе, а при отце Петра Алексее Михайловиче в Москве процветал влиятельный немецкий квартал, где пропадал его сын, хорошо усвоивший начальные уроки европейского пути развития. Сын лишь продолжил дело своего отца, быть может, радикальными средствами, но обусловленными политической ситуацией того времени. Бесплодные споры об этом никогда не утихнут (а скоро, к юбилею, возобновятся с новой силой), хотя история давно сделала свой выбор, и повернуть её вспять нельзя. Кстати, думаю, что прозвание «тишайший» в отношении Алексея Михайловича многие понимают превратно, противопоставляя его «громкому» и «яростному» Петру. На самом деле, исторически так называли не слабовольного и безынициативного человека («тихоню» в бытовом понимании), но, напротив, энергичного и решительного правителя, способного оценить общеполитическую ситуацию и всеми доступными ему средствами обеспечить мир и «тишину» в своём государстве. Это и сделал Пётр, с величайшим напряжением сил обуздав главного на то время противника России — "Свейского льва" (https://azbyka.ru/days/p-russkij-samson-i-svejskij-lev). В этом смысле, «тишайшим» можно назвать и Петра Алексеевича.
Не помню, что именно говорил Дмитрий Сергеевич (это было ещё в студенческие годы), но его последние слова, своего рода резюме дискуссии, навсегда врезались в память. Академик немного помолчал, ещё раз взвешивая все pro et contra, и с некоторым вызовом громко сказал: «И всё-таки я люблю Петра!»
