Думаю, многим из нас приходилось встречаться с предубеждением: главное, на что должен обращать внимание верующий мирянин, — регулярность участия в богослужениях, постоянство молитв, послушание пастырю; основательное же знание вероучительных истин не является чем-то особенно важным, существенным, необходимым. С этой точки зрения, богословие есть не более, чем теоретическое умствование; приумножение знаний — малоэффективное делание, отвлекающее человека от приходской жизни.
Нередко, основываясь на выражении Евангелиста Иоанна Богослова «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8), пропагандисты подобного отношения к вере указывают: главное — любить Бога и ближнего; христианская же любовь стяжается сердцем, а не умом и, следовательно, не обусловлена религиозной образованностью тех или иных «рядовых» членов Церкви.
Другим эксплуатируемым в данной связи утверждением является Божественная заповедь, преподанная прародителям в Раю: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2, 16-17). Исходя из содержания заповеди строят заключение: теоритическое умствование препятствует практическому осуществлению идеалов добра, ведет к самопревозношению и гордости, мешает послушанию.
Воспользуемся, в качестве примера, наблюдением протоиерея Николая Балашова: «...Все большим спросом у “духовных чад”, упорно не желающих взрослеть, стала пользоваться крайне авторитарная модель духовного руководства, освобождающая от необходимости делать трудный выбор, а вместе с тем — и от всякой ответственности за свои поступки. Жениться или не жениться, и если жениться, то на ком; устраиваться на работу или увольняться с нее; учиться или не учиться (как правило, не учиться: для спасения это в лучшем случае лишнее) — все эти вопросы готов решать батюшка. Не согласиться с его решением — тягчайший грех, чуть ли не хула на Духа Святого, которая не простится ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12, 31-32)» [18, с. 89] (ср.: Репринцева С. М.: «Для каждого человека вопрос о духовной жизни должен являться основным. Однако большинство людей, особенно принадлежащих к научной интеллигенции, боятся ума в деле веры... Вера, по общему мнению, несовместима с разумом. Это заблуждение бытует в кругу научной интеллигенции, да и в обществе вообще» [11, с. 48]).
Достаточно типичным представляется наблюдение иеромонаха, старца Стефана (Куртеева): «Можете, братия, приметить сами: вот собрание людей; все они беседуют друг с другом и толкуют то о делах своих, то о делах соседа. Вы слышите, из уст каждого льются тысячи слов, и язык иного, как бритва, изощряется, чтобы сильнее как можно уязвить врага своего, или выставить на позор брата своего и всех привести в смех над ним! Но случись же прийти к ним тому, у кого в сердце закон Бога, и спросить их: что нам делать и как жить повелел нам Господь наш? И вот у всех отнимается язык, все оказываются не лучше безмолвных рыб: они, бедные, не умеют и рта разинуть, и одного слова сказать о том, как угодить Богу. Но и это еще хорошо, когда они сидят и молчат; а то иной тотчас встает и уходит, как заговорят о Божественном и богоугодном; другой же заводит речь о чем-либо ином и старается прекратить неприятный для него разговор; третий, лишь только зажмет рот, тотчас закрывать начнет и глаза: и вот он дремлет, ему спать хочется, хотя время и среди еще белого дня. Как верно свидетельствует о нас Писание, братия мои! Огрубело, говорит оно, огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули (Мф. 13, 15). Но перестань же говорить с ними о законе Божием, и вот тотчас все очнутся, снова все заговорят, и рады бывают до полуночи говорить и слушать о всяких пустяках. Не этих ли, братия, и нужно обращать, как сказано, из области сатанины к Богу (Деян. 26, 18)? Ибо все они говорят и мыслят только о земном, и их конец — погибель (Флп. 3, 19), сказано» [9, с. 59-60].
Ну как тут не вспомнить ответный комментарий язычников на проповедь святого апостола Павла: «об этом послушаем тебя в другое время» (Деян. 17, 32)?
С не меньшим сожалением высказывается о нелюбви современных мирян к просвещению отец Серафим (Роуз): «Исток истинного учения, исходящий от Самого Господа, не умаленный в течение веков и присносущный, один и тот же у всех, кто правильно его исповедует, направляющий тех, кто ему верен, к вечному спасению, можно найти только в одном единственном месте. Место это — Православная Церковь Христова, исток — благодать Духа Святого, а истинные учителя Божественного учения, берущего начало от этого истока — Святые Отцы Православной Церкви.
Увы! Сколь мало православных христиан осознают это, и сколь мало у них понимания, чтобы черпать из этого истока! Как много современных иерархов ведут паству свою не к истинным пастырям душ — Святым Отцам, а к современным мудрецам, обещающим нечто “новое” и стремящимся только к тому, чтобы принудить христиан забыть подлинное учение Святых Отцов, учение, которое — это воистину так! — совершенно и не совпадает с ложными идеями, царствующими в наше время» [8, с. 4-5].
Наконец, святитель Николай Сербский прямо обличает тех «верующих», которые не стремятся к познанию Евангельских истин: «Не спрашивай у христианина, верует ли он в Бога, спрашивай, верует ли в Евангелие — в Радостную Весть Христову. Ибо если он говорит, что верует в Бога по своему разумению, а не по Евангелию, он — отсталый и язычник, пришедший к вере так, как люди приходили две тысячи лет назад — как, например, эллинские и азиатские философы. А зачем тогда Христос сходил с Неба? И зачем Он Кровью Своей запечатлел миру Свое Откровение, Свою Радостную Весть? Воистину, такой христианин принял на свою голову Пречистую Кровь Сына Божиего так, как те, что кричали: распни Его, распни!» [20, с. 12].
Удивительно, но порою пренебрежение к заповедям — «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19-20); «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную» (Ин. 5. 39) — оправдывается на основании утверждений светочей нашего просвещения — Отцов и Учителей Церкви. Обратим внимание на замечание Святейшего Патриарха Алексия II: «Даже некоторые клирики нашей Церкви, сохраняя на словах преданность своему Священноначалию, ведут себя как раскольники, претендуя на роль неких “старцев”. Критикуя Священноначалие, они, в отличие от духоносных Отцов прошлого и настоящего, критикой пытаются привлечь к себе внимание и таким образом создать себе авторитет. Как правило, непременным и единственным условием спасения они объявляют полнейшее подчинение себе тех, кто прибегает к их руководству, превращая их в неких роботов, не могущих без благословения такого “старца” совершить любое дело, каким бы незначительным оно ни было. Человек, таким образом, лишается той благодатной свободы воли, которая ему дарована Богом. Для подтверждения своей правоты они неправомочно используют ссылки на творения Святых Отцов, профанируя их великое делание и извращая само понятие старчества» [2, с. 9-10].
Одним из наиболее часто приводимых в свое оправдание отеческих речений сторонники необязательности религиозного просвещения верующих имеют нижеследующее: святитель Григорий Богослов: «Любомудрствовать о Боге можно не всякому, – Да! не всякому. – Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле! Присовокуплю еще: можно любомудрствовать не всегда, не перед всяким и не всего касаясь, но должно знать: когда, перед кем и сколько. Любомудрствовать о Боге можно не всем; потому что способны к сему люди, испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Для нечистого же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу. Когда же можно? Когда бываем свободны от внешней тины и мятежа, когда владычественное в нас не сливается с негодными и блуждающими образами, как красота письмен, перемешанных письменами худыми, или как благовоние мира, смешанного с грязью. Ибо действительно нужно упраздниться, чтоб уразуметь Бога (Пс.45, 11), и егда приимем время, судить о правоте Богословия (Пс.74, 3). Пред кем же можно? Пред теми, которые занимаются сим тщательно, а не наряду с прочим толкуют с удовольствием и об этом после конских ристалищ, зрелищ и песней, по удовлетворению чреву и тому, что хуже чрева; ибо для последних составляет часть забавы и то, чтоб поспорить о таких предметах и отличиться тонкостью возражений. О чем же должно любомудрствовать, и в какой мере? О том, что доступно для нас, и в такой мере, до какой простираются состояние и способность понимания в слушателе. Иначе, как превышающие меру звуки или яства вредят одни слуху, другие телу, или, если угодно, как тяжести не по силам вредны поднимающим, и сильные дожди – земле; так и слушатели утратят прежние силы, если их, скажу так, обременить и подавить грузом трудных учений» [4, c. 4-5].
Так, изречение «Любомудрствовать о Боге можно не всякому, – Да! не всякому» эволюционирует в вывод: мирянам любомудрствовать о Боге не нужно (вовсе)...
Собственно говоря, подобное отношение к вопросу об уместности (неуместности) образования мирян приличествовало не Восточной, а Западной Церкви. Вот, например, что по данному поводу пишет автор популярного пособия по «Обличительному Богословию» Евгений Успенский: «простые миряне в Римской Церкви обрекаются на полную неподвижность религиозной мысли, — на безусловно-пассивное состояние в области богооткровенного учения. — Известно, что в Римской Церкви проведена самая резкая грань между двумя частями Церкви — духовенством и мирянами; последние отделены от первого целою бездною. В силу этого миряне в Римской Церкви должны безусловно и слепо подчиняться авторитету иерархии и считать ее основанием всех своих убеждений и действий. Сами по себе миряне не имеют права рассуждать о предметах веры; им даже запрещается чтение Священного Писания, так как они не могут понимать его и во избежание того, чтобы не впасть в ереси. В этом запрещении проявляется деспотизм римской иерархии и в особенности главы ее — папы. Понятно, как оскорбительно и унизительно для человеческого разума подобное учение об отношении человека к Слову Божию и к церковной иерархии, так как разуму совершенно не свойственна полная бездеятельность и безусловная пассивность, хотя бы и в деле богооткровенной веры. Вот почему это учение римского католицизма не согласно с Православным учением, по которому деятельность человеческого разума в деле усвоения Священного Писания не исключается, — она только ставится в должные границы, определенные вселенским сознанием Церкви» [21, с. 22-23].
Напомним, что в эпоху зарождения протестантизма эта традиция служила дополнительным фактором, взвинчивавшим и без того нараставший протестный настрой. Вот, что писал в этой связи один из идеологов протестантизма, Мартин Лютер: «Помилуй, Боже праведный, с какой беспросветной тьмой я столкнулся! Простые люди, особенно в деревнях, даже понятия никакого не имеют о христианском учении» [22, с. 419]. По утверждению составителей «Аугсбургского исповедания», тотальная религиозная безграмотность сопровождала даже насельников монастырей: «Итак, что же произошло с монастырями? Прежде, в былые времена, они были школами богословия и подобными структурами, полезными для Церкви. Оттуда выходили пасторы и епископы. Теперь же дело обстоит совершенно иначе...» [2, с. 52]; «человек, ... ушедший в монастырь, мало познает о Христе» [2, с. 52].
Иные пытаются строить необоснованные параллели между Западной Церковью периода Реформации и нашей Православной «Церковью сегодня». Однако же это неправильно. Так, если в Западной Церкви широкая необразованность верующих явилась результатом целенаправленных действий высших церковных властей, а значит, и вина, главным образом, ложилась на руководство, то религиозная малограмотность нынешних православных христиан не имеет тех «извинений», которые приличествовали мирянам-католикам (эпохи зарождения протестантизма), поскольку не одно и то же: не иметь возможности образования, и не стремиться (к нему), не хотеть (ср.: замечание священника Игоря Саввы: «Как-то раз один мой друг показал мне картинку, на которой был изображен Пастырь Христос, ведущий овец.
— Вот почему я никогда не смогу стать христианином, — сказал он мне, — не хочу быть частью стада.
Мне тогда так и не удалось его переубедить, но впоследствии я часто думал, почему картина, которая обычно умиляет сердце верующего, вызвала такое отторжение в душе моего так и не обратившегося друга? Ответ может быть только один: он увидел в отношениях Пастыря и овец нечто такое, чего в них не было и нет, какой-то другой образ послушания. В послушных последователях Христа он увидел не овец, а “баранов”.
Конечно, мы говорим на языке притчи. Глупого человека называют “бараном”, а послушного “овцой”. Послушание “овцы” — сердечно, оно основано на любви к своему Пастырю (Христу — А. Л.). Поэтому такое послушание совершенно свободно. Послушание же “барана” основано на неспособности думать. Его свободным никак не назовешь. Свобода там, где есть способность различать, а у “барана” такой способности нет: куда поведут, туда и идет» [18, с. 61-62]) (см. также статью: Что такое лжестарчество?).
Стало быть, в плане распространения вероучения Вселенская Православная Церковь (в отличие от Римо-Католической) была и остается «столпом и утверждением истины» (1 Тим. 3, 15). При этом миряне не только не оттесняются от света Божественных знаний, а и имеют сопутствующие религиозному образованию условия, и призываются к свету (а не к тьме).
Вчитаемся в слова святителя Иннокентия (Вениаминова), «апостола Америки и Сибири»: «...чтобы идти за Иисусом Христом, прежде всего надо иметь к тому собственное желание и решимость; а чтобы иметь желание идти за Ним, надобно знать, куда идти, и какой это путь, и что нужно для сего пути. Но как можно знать обстоятельно то, чего не хочешь знать или что слыхал мельком и поверхностно?
Итак, прежде нежели ты пойдешь за Иисусом Христом, ты должен сделать следующее.
Внимательно испытать основание христианства, то есть самые Книги Священного Писания, на коих основана наша Православная вера: узнать откуда они произошли, кто и когда их написал, как они сохранились и перешли к нам и почему они называются Божественными и Священными и прочее. Но испытывать Книги ты должен в простоте сердца, без всякого предубеждения, без пытливости, без пристрастия и отнюдь не далее пределов ума твоего, то есть не усиливаться проникать и узнавать то, что скрыто от нас премудростью Божией. Таковое испытание веры отнюдь не противно вере, но, напротив того, всякому христианину поставляется в непременную обязанность, когда он придет в совершенный возраст, — узнать обстоятельнее свою веру, потому что кто не знает основательно своей веры, тот бывает холоден и равнодушен к ней и часто впадает или в суеверие, или в безверие. И сколько христиан — или, лучше сказать, сколько крещенных во имя Иисуса Христа — погибло и погибает оттого только, что они не хотят и не хотели обратить своего внимания на основание православной нашей веры! Безответен будет на Страшном Суде тот, кто пренебрег этой обязанностью...» [17, с. 31-32] (ср.: архиепископ Филарет (Гумилевский): «Нет живой веры в душе — тогда душа видит и знает только то, что поражает ее чувства; живет в кругу вещей, попеременно являющихся ей; жизнь земная с ее волнениями и переменами доставляет ей радости и горе, скорби и веселье. Это присутствующее, это осязаемое заслоняет для нее все, что выше земного и видимого. Прирожденная мысль о вечности слишком темна, слишком слаба в душе, поврежденной грехом.
Если же вера начинается от слышания, а слышание от слова Божия (Рим. 10, 17), то как быть вере, как быть живой мысли о будущности, когда не читают и не слушают слова Божия? Чем занимаются грехолюбивые? Читают и слушают только легкие, то есть пустые, книги, смотрят только на забавы страстей человеческих. “То и другое — говорят, — очень приятно, очень весело”. И с таким весельем гуляют весь век свой.
Друзья мои! Умели жить весело и язычники. Но страшно за ваше легкомыслие языческое! Хотят явиться на Суд Божий с языческим невежством, с языческим незнанием духовной жизни, неба, ада, с языческими страстями.
Иные, пожалуй, знают многое, знают, что на море и за морем, что на небе и в глубоких недрах земли; но так как ни в глубинах моря, ни в глубинах земли нельзя узнать, что придется им видеть за гробом, то и являются на тот свет чужими. Так равнодушие грешника к своей загробной участи прежде всего есть следствие недостатка в нем живой веры, той веры, которая начинается от слышания слова Божия» [14, с. 16-17]).
Равнодушие, теплохладность или, что хуже, упорное нежелание постижения истин общецерковного веро- и нравоучения при внешнем соблюдении обрядовых форм, сводит принцип христианского служения как осознанного и добровольного угождения Богу-Любви к принципу механического исполнения тех или иных обязательств и норм. При этом смысл самого богослужения, как способа таинственного, благодатного межличностного взаимообщения человека и Бога, как средства восприятия Божественной милости, низводится до значения театрализованного, магического ритуального действия, не требующего от прихожанина ни напряжения сердца, ни сколь-нибудь серьезных усилий ума (ср.: игумен Петр (Мещеринов): «Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно, во время исполненный; в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.
Что из всего этого получается на практике? То, что церковь превратилась у нас в некую белую магию православного обряда. Со Христом человеку не всегда легко и комфортно. Он заповедает: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь!» (Мк. 12, 30). Это требует, как я уже сказал, нравственного напряжения, устремления сердца ко Господу. Людям это неудобно, да и с амвонов не часто услышишь об этом. Пастырям проще выступать в роли жрецов — отслужить молебен или требу, и, получив плату, на этом закончить созидание Церкви. Людям же легче поставить свечи, написать записки, пройти по канавке и т. п., в надежде, что они автоматически окажут нужное магическое действие, — чем разбираться в своей жизни и строить ее в соответствии с Евангелием» [10, с. 83-84]).
В тесной сопряженности с практикой «обрядового благочестия» находятся и так называемые церковные (околоцерковные) суеверия: какой рукой следует устанавливать свечу? Сколько раз нужно перекреститься перед выходом из дома? Что необходимо сделать, если путь христианина пересечётся с перебегающим дорогу черным пушистым котом? и пр... Все эти искусственные «дополнения» к Евангелию имеют причиной (наряду с прочим) религиозную необразованность, тьму (ср. диакон Андрей Кураев: «Одно из важнейших назначений церковного богословия, т. е. церковной мысли, состоит в борьбе с псевдоправославными суевериями, которые вновь и вновь рождаются в языческих толщах народных масс. Не может быть “демократии” в Церкви потому, что истина здесь не вырабатывается людьми, но открывается Богом. Слово Божие должно быть защищено от слишком человеческих истолкований (да и от забвений). Конечно, контроль за тем, чтобы эта откровенная истина не искажалась и не перевиралась, должен быть взаимным: и иерархия контролирует языческие порывы народа, но и благочестие верных (лаоса) может при нужде осаживать безблагодатно-человеческие эксперименты иерархов» [12, с. 29]).
На недопустимость ограничения христианского делания исполнением лишь уставных обрядовых форм указывали многие Святые Отцы. Вот, например, что пишет по данному поводу преподобный Никодим Святогорец: «Но если ты, возлюбленный во Христе читатель мой, желаешь достигнуть такой высоты, надобно тебе наперед узнать, в чем состоит христианское совершенство. Ибо, не узнавши этого, можешь уклониться от настоящего пути и, думая, что течешь к совершенству, направляться совсем в другую сторону.
Скажу прямо: самое совершенное и великое дело, которого только может желать и достигнуть человек, есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним.
Но немало таких, которые говорят, что совершенство жизни христианской состоит в пощениях, бдениях, коленопреклонениях, спании на голой земле и в других подобных строгостях телесных. Иные говорят, что оно состоит в совершении многих молитвословий дома и выстаивании долгих служб церковных. А есть и такие, которые полагают, что совершенство наше всецело состоит в умной молитве, в уединении, отшельничестве и молчании. Наибольшая же часть ограничивает сие совершенство точным исполнением всех уставом положенных подвижнических деланий, не уклоняясь ни к излишеству, ни к недостатку в чем-либо, а держась золотой середины. Однако ж все эти добродетели одни не составляют искомого христианского совершенства, но суть лишь средства и способы к достижению его» [1, с. 8-9].
Отметим, что и само понятие «вера» — греческое «πίστις» — означает: «доверие», «верность», «ручательство», «клятва», «обязательство» и «договор». Последнее слово иначе именуется «союзом-заветом». Этот Завет (в данном случае — Новый Завет) подразумевает добровольное и осознанное уподобление христианина Спасителю (добровольно и осознанно искупившего мир). Ясно, что такое подражание немыслимо без знания условий и целей Завета, без знания учения Мессии, раскрытого и истолкованного трудами Отцов.
Вот, например, как об этом пишет святитель Феофан Затворник Вышенский: «Верою и благочестием обнимаются все обязательные для нас расположения и дела в отношении к Богу... Под словом вера здесь разумеется исповедание, или выраженный определенным образом в понятиях и словах образ богопознания и богопочтения. Первая здесь обязанность есть иметь веру, или религию, то есть знать определенным образом Бога и образ Его почитания, или свое к Нему отношение, или еще содержать исповедание... Сия обязанность — первая непосредственно известная, не столько даже предписываемая, сколько сама себя выказывающая; ибо такова природа духа человеческого, что он, естественно, и требует Бога, и ищет Его, и поставляет себя к Нему в отношения, какие считает законными... Всякому должно испытать и несомненно увериться, истинна ли та вера, которой он держится... Сим испытанием воздается честь вере и удерживается истинное достоинство человека, лица разумного, сознательного, совестного. Вера в нашу веру, то есть убеждение в истине православного христианского исповедания, должна быть разумная. Посему Господь, чтобы расположить к вере в Себя и Свое учение, говорил: испытайте Писания (Ин. 5, 39)» [24, с. 459-460; 462-463] (ср.: Н. Е. Пестов свидетельствует: «Из всех земных творений только человек создан “по образу и подобию Его” (Быт. 1, 26). Отсюда только может человек в какой-то мере познавать Бога и в какой-то степени уподобляться Ему. Для того и другого есть несколько путей и много (точнее — бесконечное количество) степеней познания и уподобления. Условно разделим это познание на три части.
1. Бог начинает познаваться преимущественно разумом и в человеке зарождается вера.
2. В Богопознании участвует и сердце человеческое. Оно постигает милосердие, всепрощение Божие и Его любовь к людям. Сердце человеческое начинает загораться ответной любовью.
3. Наконец, любовь к Богу разгорается в пламя и становится ведущим началом жизни; тогда душа реально приобщается к (Богопознанию) Богообщению.
Начнем с познания Бога разумом...» [15, кн. 1, с. 37]).
Итак, святитель Григорий Богослов, равно как и другие Святые Отцы, не призывает пасомых к неведению и мракобесию (ср. его же слова: «Поелику же нам даровано, избегнув суеверного заблуждения, прийти к истине, служить Богу живому и истинному и стать превыше твари, оставив за собой все, что под временем и зависит от первого движения, то будем тому поучаться, о том любомудрствовать, что относится к Богу и к Божественному» [13, т. 1, с. 454]; «Ибо полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к забаве. Такова цель баснословий и тех эллинов, которые, не много заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (сие было бы и несправедливо), чтобы и самые мало значительные деяния без какой-либо цели были и писателями подробно описаны, и до сего времени сохранены на память. Напротив того, цель их — служить памятниками и уроками, как судить в подобных, если встретятся, обстоятельствах, чтобы мы, следуя сим примерам, как некоторым правилам и предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать» [13, т. 1, с. 57]).
Таким образом, необходимость взвешенной осторожности в деле любомудрствования о высочайших предметах не означает неуместность всеобщего просвещения, а указывает на особую ответственность лиц, приступающих к изучению и, главное, к распространению, проповеданию спасительных истин, на важность и необходимость учета сопутствующих этому деланию условий и факторов. Приобщение к вере должно осуществляться под действенным (а не формальным) руководством уполномоченных на то Церковью лиц (в первую очередь — архипастырей, пастырей). Вместе с тем, богословствование должно быть предваряемо благоговейным настроем; любомудрствование, отстраненное от практической жизни, — недопустимая крайность (ср. св. Иоанн Кронштадский: «Образование должно обладать, “кроме твердой, разумной и проникнутой религиозным характером научности... охранительно воспитательным духом”» [цит. по: 16, с. 65-66]; «В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху» (Прем. 1, 4)).
Самостоятельное, внецерковное, погружение в область Сверхъестественного Божественного Откровения чревато последствиями: самопревозношением, непониманием, заблуждением и даже отпадением от Главы нашей Церкви — Христа.
Ярчайшим примером такого негативного богословского опыта (от которого, собственно, и ограждает святитель Григорий) может служить эгзегетическая деятельность Льва Николаевича Толстого. Вот, что он об этом говорит: «Сначала я спрашивал разъяснений у священников, монахов, архиереев, митрополитов, ученых богословов. Разъяснены были все неясные места, часто недобросовестные, еще чаще противоречивые; все ссылались на свв. отцов, на катехизисы, на богословие. И я взял богословские книги и стал изучать их. И вот изучение это привело меня к убеждению, что та вера, которую исповедует наша иерархия и которой она учит народ, есть не только ложь, но и безнравственный обман. В православном вероучении я нашел изложение самых непонятных, кощунственных и безнравственных положений, не только не допускаемых разумом, но совершенно непостижимых и противных нравственности, и — никакого учения о жизни и о смысле ее. Но я не мог не видеть, что изложение богословия было ясно направлено не на изъяснение смысла жизни и учения о жизни, а только на утверждение самых непостижимых, ненужных мне положений и на отрицание всех тех, которые не признают этих положений. Это изложение, направленное на отрицание других учений, невольно заставило меня обратить внимание на эти другие вероучения. Другие оспариваемые вероучения оказались такими же, как и то православное, которое их оспаривало. Одни еще нелепее, другие менее нелепы, но все вероучения одинаково утверждали положения непостижимые и ненужные для жизни и во имя их отрицали друг друга и нарушали единение людей — главную основу христианского учения» [23, с. 5-6].
Гораздо более плачевным и зловредным по отношению к верующим явилось «богословствование» тех еретиков, которые отрывали от Церкви христиан, злоупотребляя не только умом, но и вверенным саном. Таковые суть «пастыри» и «архипастыри»: Арий, Ориген, Несторий, Диоскор, Сергий, Кир, Гонорий и множество других. Примечательно, что помимо доверия (пасомых к перечисленным еретикам) массовому уклонению в ересь способствовала непросвещенность, а значит и нестойкость в отношении религиозных убеждений (ср.: «Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою (ἐν πίστει) и любовью во Христе Иисусе. Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас» (2 Тим. 1, 13); «Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания (παρέδωκα) так, как я передал (παραδόσεις) вам» (1 Кор. 11, 2)).
На сегодняшний день в Церкви существуют (и) иные повреждения, также сопряженные с необразованностью верующих. Одно из них — лжестарчество. Приведем в этой связи оценку игумена Исидора (Минаева) (настоятеля Коневского Рождество-Богородичного мужского монастыря): «... “Младостарчество”. Это действительно бич нашего церковного общества. До таких вопиющих искажений доходит христианское учение, что просто становится страшно. И если молодого священника (у которого 2-3 года хиротонии) могут поставить на место настоятеля прихода; может быть, даже опытные прихожане, которые много лет ходят в этот храм; старые священнослужители, которые всегда рядом; пономари, которые прислуживали в храме, когда этот священник еще не родился, жена-матушка, семья... То в монастыре (где почти все сами новоначальные) сделать это очень трудно. Человек молодой, получивший сан, получивший монашество, еще не окрепший духовно, получает большую власть, и самое главное, что эту власть ему дают сами паломники. Потому что паломники приезжают в монастырь и первый вопрос, который они задают: “Старцы есть? Схимники есть? Где? На какой скит, куда идти?” “Да, вот старец, есть. 27 лет — пожалуйста. Полтора года в постриге, полгода в сане”...» [25, с. 16].
Обратим внимание на выдержку из Определения Священного Синода Русской Православной Церкви от 28. 12. 98 г. «об участившихся в последнее время случаях злоупотребления некоторыми пастырями вверенной им от Бога властью “вязать и решить” (Мф. 18, 18)»: «Призвать верующих Православной Церкви обращаться к своему правящему архиерею во всех случаях, когда пастырь-духовник превысил данную ему Богом власть “вязать и решить”. Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним. В связи с этим обратить внимание на слова преподобного Симеона Нового Богослова о том, как должны строиться отношения между духовным чадом и духовником: “Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе бесстрастного и святого руководителя. Также и сам исследуй Божественные Писания, особенно же практические сочинения Святых Отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с Божественными Писаниями принимать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что много в эти дни стало прельстителей и учителей”» [2, с. 32-33]).
Как видно из фрагмента, ответственность за духовное воспитание верующих лежит и на самих этих верующих (а не только на пастырях Церкви). Частнее: из установления «Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним» ясно просматривается, что именно знание, а не незнание веро- и нравоучения Церкви способствует должному устроению духовно-нравственной жизни по образу Пастыря — Иисуса Христа.
Итак, не следует бояться, а тем более упорно отрекаться от приобщения к сокровищнице спасительной мудрости, хранительнецей и истолковательнице которой является Вселенская Православная Церковь. Но также нельзя забывать: «Не для того мы рассуждаем, чтобы знать, что такое добродетель, а для того, чтобы стать хорошими людьми» (Аристотель) [26, с. 121].
В заключение вспомним наставление преподобного Никодима Святогорца: «Если неверие себе и упование на Бога, столь необходимые в нашей духовной брани, останутся в нас одни, то мы не только не получим победы, а напротив, низринемся в еще большее зло. Потому вместе с ними и при них надлежит нам вести и особого рода делания, или обучительные упражнения духовные.
В числе упражнений сих на первом месте должны стоять упражнения ума и воли.
Ум надлежит избавить и хранить от неведения, столь ему враждебного, так как оно, омрачая его, не дает ему ведать истину — собственный его предмет и цель стремлений его. Для этого надо его упражнять, чтоб он был светл и чист и мог хорошо различать, что требуется для нас, чтоб очистить душу от страстей и украсить ее добродетелями.
Такой светлости ума мы можем достигнуть только двумя способами: первый, и более необходимый, есть молитва, которою надлежит умолять Духа Святого, да благоволит Он излить свет Божественный в сердца наши, что, наверное, и сотворит Он, если воистину будем мы искать единого Бога, если искренно будем ревновать о том, чтоб во всем поступать по воле Его, и если в каждом деле будем охотно подчинять себя совету опытных духовных отцов наших и ничего не делать без вопрошения их.
Второй способ упражнения ума есть постоянное рассматривание вещей и углубление в познание их, чтоб ясно видеть, какие из них хороши и какие худы; не так, как судят о них чувства и мир, но как судит правый разум и Дух Святой или истинное слово Богодухновенных Писаний, духоносных отцов и учителей Церкви. Ибо когда такое рассматривание и углубление будет правое и подобающее, то всеконечно оно даст нам ясно уразуметь, что мы должны от сердца ни во что вменять и считать суетным и ложным все, что любит и чего всячески ищет слепой и развращенный мир» [1, с. 23] (ср.: Иоанн Карпафский: «Не только пред скончанием мира диавол возглаголет словеса на Вышняго, как говорит Даниил (7, 25); но и ныне бывает, что он чрез наши помыслы тяжкие воссылает хулы на самое небо, и Самого Вышнего бесславит, и создания Его и Святые Христовые Таинства. Мы же, твердо стоящие на камне ведения, не должны бояться сего и дивиться дерзости этого нечестивца, но верою и теплейшею молитвою вооружаясь и вышнего сподобясь пособия, смело отвечать врагу» [3, т. 3, с. 89])...
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия Санкт-Петербургского Православного Института Религиоведения и Церквовных Искусств.
1.Преподобный Никодим Святогорец. Невидимая брань. М.: Изд. Сретенского монастыря, 2003.
2.О духовничестве. Клин: Изд. Фонда «Христианская жизнь», 2000.
3.Добротолюбие. М.: Изд. Паломник, 2003.
4.Святитель Григорий Богослов. Пять слов о богословии. М.: Изд. Храма свв. Космы и Дамиана на Маросейке, 2000.
5.Сагарда Н. Вера и жизнь христианская по учению Святых Отцов и Учителей Церкви. М.: Изд. Паломник, 1996.
6.Зозуляк Я., прот. Катехетическая миссия Церкви. К.: Изд. Пролог, 2008.
7.Святитель Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. М.: Изд. Благовест, 2010.
8.Отец Серафим (Роуз). Святые Отцы Православия. Калифорния: Изд. Братства Преподобного Германа Аляскинского Платина; М.: Изд. Российского Отделения Валаамского Общества Америки, 2000.
9.Иеромонах Стефан (Куртеев). Начало премудрости. О Божием слове. О Божием мире. Саратов: Изд. Саратовского Свято-Алексеевского женского монастыря; фонд «Благовест», 1996.
10.Петр (Мещеринов), игум. Беседы о вере и Церкви. М.: Изд. Даниловский благовестник, 2004.
11.Репринцева С. Наука и духовность. Заметки православного ученого. Мн.: Изд. Белорусского Экзархата — Белорусской Православной Церкви, 2004.
12.Кураев А., диак. Искушение, которое приходит «справа». М.: Изд. Издательского Совета Русской Православной Церкви, 2005.
13.Святитель Григорий Богослов. Творения. М.: Изд. Сибирская Благозвонница, 2007.
14.Филарет (Гумилеский), архиеп. Глас Божий ко грешнику. М.: Изд. Прихода храма Святаго Духа сошествия, 2008.
15.Пестов Н. Современная практика Православного благочестия. СПб.: Изд. Сатисъ, 1995.
16.Аксенов Р., свящ. «Паси овцы Моя». Учение о пастырстве святого Иоанна Кронштадтского. Клин: Изд. Фонда «Христианская жизнь», 2002.
17.Святитель Иннокентий (Вениаминов). Указание пути в Царствие Небесное. М.: Изд. Отчий дом, 2010.
18.О прелести и фанатизме в религиозной жизни. Советы православным, как избежать этого состояния. Сборник статей (составитель Александр Баранов). Изд. Тульской Епархии; Образ, 2010.
19.Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лары; Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря, 2006.
20.Святитель Николай Сербский. Двести слов о вере и любви. Мн.: Изд. Свято-Елизаветинского монастыря, 2006.
21.Успенский Е. Обличительное Богословие. СПб.: Изд. Общества памяти игумении Таисии, 2005.
22.Книга согласия. М.: Изд. Фонда «Лютеранское Наследие», 1996.
23.Толстой Л. Четвероевангелие. Соединение и перевод четырех Евангелий. М.: Изд. ЭКСМО, 2007.
24.Святитель Феофан Затворник Вышенский. Начертание христианского нравоучения. М.: Изд. Лепта, 2003.
25.Церковные суеверия. Материалы миссионерской конференции 18 мая 2006 г. СПб.: Изд. Миссионерского отдела Санкт-Петербургской Епархии, 2006.
26.Мудрость Древней Греции. СПб.: Изд. Паритет, 2007.
Нередко, основываясь на выражении Евангелиста Иоанна Богослова «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь» (1 Ин. 4, 8), пропагандисты подобного отношения к вере указывают: главное — любить Бога и ближнего; христианская же любовь стяжается сердцем, а не умом и, следовательно, не обусловлена религиозной образованностью тех или иных «рядовых» членов Церкви.
Другим эксплуатируемым в данной связи утверждением является Божественная заповедь, преподанная прародителям в Раю: «И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Быт. 2, 16-17). Исходя из содержания заповеди строят заключение: теоритическое умствование препятствует практическому осуществлению идеалов добра, ведет к самопревозношению и гордости, мешает послушанию.
Воспользуемся, в качестве примера, наблюдением протоиерея Николая Балашова: «...Все большим спросом у “духовных чад”, упорно не желающих взрослеть, стала пользоваться крайне авторитарная модель духовного руководства, освобождающая от необходимости делать трудный выбор, а вместе с тем — и от всякой ответственности за свои поступки. Жениться или не жениться, и если жениться, то на ком; устраиваться на работу или увольняться с нее; учиться или не учиться (как правило, не учиться: для спасения это в лучшем случае лишнее) — все эти вопросы готов решать батюшка. Не согласиться с его решением — тягчайший грех, чуть ли не хула на Духа Святого, которая не простится ни в сем веке, ни в будущем (Мф. 12, 31-32)» [18, с. 89] (ср.: Репринцева С. М.: «Для каждого человека вопрос о духовной жизни должен являться основным. Однако большинство людей, особенно принадлежащих к научной интеллигенции, боятся ума в деле веры... Вера, по общему мнению, несовместима с разумом. Это заблуждение бытует в кругу научной интеллигенции, да и в обществе вообще» [11, с. 48]).
Достаточно типичным представляется наблюдение иеромонаха, старца Стефана (Куртеева): «Можете, братия, приметить сами: вот собрание людей; все они беседуют друг с другом и толкуют то о делах своих, то о делах соседа. Вы слышите, из уст каждого льются тысячи слов, и язык иного, как бритва, изощряется, чтобы сильнее как можно уязвить врага своего, или выставить на позор брата своего и всех привести в смех над ним! Но случись же прийти к ним тому, у кого в сердце закон Бога, и спросить их: что нам делать и как жить повелел нам Господь наш? И вот у всех отнимается язык, все оказываются не лучше безмолвных рыб: они, бедные, не умеют и рта разинуть, и одного слова сказать о том, как угодить Богу. Но и это еще хорошо, когда они сидят и молчат; а то иной тотчас встает и уходит, как заговорят о Божественном и богоугодном; другой же заводит речь о чем-либо ином и старается прекратить неприятный для него разговор; третий, лишь только зажмет рот, тотчас закрывать начнет и глаза: и вот он дремлет, ему спать хочется, хотя время и среди еще белого дня. Как верно свидетельствует о нас Писание, братия мои! Огрубело, говорит оно, огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули (Мф. 13, 15). Но перестань же говорить с ними о законе Божием, и вот тотчас все очнутся, снова все заговорят, и рады бывают до полуночи говорить и слушать о всяких пустяках. Не этих ли, братия, и нужно обращать, как сказано, из области сатанины к Богу (Деян. 26, 18)? Ибо все они говорят и мыслят только о земном, и их конец — погибель (Флп. 3, 19), сказано» [9, с. 59-60].
Ну как тут не вспомнить ответный комментарий язычников на проповедь святого апостола Павла: «об этом послушаем тебя в другое время» (Деян. 17, 32)?
С не меньшим сожалением высказывается о нелюбви современных мирян к просвещению отец Серафим (Роуз): «Исток истинного учения, исходящий от Самого Господа, не умаленный в течение веков и присносущный, один и тот же у всех, кто правильно его исповедует, направляющий тех, кто ему верен, к вечному спасению, можно найти только в одном единственном месте. Место это — Православная Церковь Христова, исток — благодать Духа Святого, а истинные учителя Божественного учения, берущего начало от этого истока — Святые Отцы Православной Церкви.
Увы! Сколь мало православных христиан осознают это, и сколь мало у них понимания, чтобы черпать из этого истока! Как много современных иерархов ведут паству свою не к истинным пастырям душ — Святым Отцам, а к современным мудрецам, обещающим нечто “новое” и стремящимся только к тому, чтобы принудить христиан забыть подлинное учение Святых Отцов, учение, которое — это воистину так! — совершенно и не совпадает с ложными идеями, царствующими в наше время» [8, с. 4-5].
Наконец, святитель Николай Сербский прямо обличает тех «верующих», которые не стремятся к познанию Евангельских истин: «Не спрашивай у христианина, верует ли он в Бога, спрашивай, верует ли в Евангелие — в Радостную Весть Христову. Ибо если он говорит, что верует в Бога по своему разумению, а не по Евангелию, он — отсталый и язычник, пришедший к вере так, как люди приходили две тысячи лет назад — как, например, эллинские и азиатские философы. А зачем тогда Христос сходил с Неба? И зачем Он Кровью Своей запечатлел миру Свое Откровение, Свою Радостную Весть? Воистину, такой христианин принял на свою голову Пречистую Кровь Сына Божиего так, как те, что кричали: распни Его, распни!» [20, с. 12].
Удивительно, но порою пренебрежение к заповедям — «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам» (Мф. 28, 19-20); «Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них иметь жизнь вечную» (Ин. 5. 39) — оправдывается на основании утверждений светочей нашего просвещения — Отцов и Учителей Церкви. Обратим внимание на замечание Святейшего Патриарха Алексия II: «Даже некоторые клирики нашей Церкви, сохраняя на словах преданность своему Священноначалию, ведут себя как раскольники, претендуя на роль неких “старцев”. Критикуя Священноначалие, они, в отличие от духоносных Отцов прошлого и настоящего, критикой пытаются привлечь к себе внимание и таким образом создать себе авторитет. Как правило, непременным и единственным условием спасения они объявляют полнейшее подчинение себе тех, кто прибегает к их руководству, превращая их в неких роботов, не могущих без благословения такого “старца” совершить любое дело, каким бы незначительным оно ни было. Человек, таким образом, лишается той благодатной свободы воли, которая ему дарована Богом. Для подтверждения своей правоты они неправомочно используют ссылки на творения Святых Отцов, профанируя их великое делание и извращая само понятие старчества» [2, с. 9-10].
Одним из наиболее часто приводимых в свое оправдание отеческих речений сторонники необязательности религиозного просвещения верующих имеют нижеследующее: святитель Григорий Богослов: «Любомудрствовать о Боге можно не всякому, – Да! не всякому. – Это приобретается не дешево и не пресмыкающимися по земле! Присовокуплю еще: можно любомудрствовать не всегда, не перед всяким и не всего касаясь, но должно знать: когда, перед кем и сколько. Любомудрствовать о Боге можно не всем; потому что способны к сему люди, испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а прежде всего очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Для нечистого же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу. Когда же можно? Когда бываем свободны от внешней тины и мятежа, когда владычественное в нас не сливается с негодными и блуждающими образами, как красота письмен, перемешанных письменами худыми, или как благовоние мира, смешанного с грязью. Ибо действительно нужно упраздниться, чтоб уразуметь Бога (Пс.45, 11), и егда приимем время, судить о правоте Богословия (Пс.74, 3). Пред кем же можно? Пред теми, которые занимаются сим тщательно, а не наряду с прочим толкуют с удовольствием и об этом после конских ристалищ, зрелищ и песней, по удовлетворению чреву и тому, что хуже чрева; ибо для последних составляет часть забавы и то, чтоб поспорить о таких предметах и отличиться тонкостью возражений. О чем же должно любомудрствовать, и в какой мере? О том, что доступно для нас, и в такой мере, до какой простираются состояние и способность понимания в слушателе. Иначе, как превышающие меру звуки или яства вредят одни слуху, другие телу, или, если угодно, как тяжести не по силам вредны поднимающим, и сильные дожди – земле; так и слушатели утратят прежние силы, если их, скажу так, обременить и подавить грузом трудных учений» [4, c. 4-5].
Так, изречение «Любомудрствовать о Боге можно не всякому, – Да! не всякому» эволюционирует в вывод: мирянам любомудрствовать о Боге не нужно (вовсе)...
Собственно говоря, подобное отношение к вопросу об уместности (неуместности) образования мирян приличествовало не Восточной, а Западной Церкви. Вот, например, что по данному поводу пишет автор популярного пособия по «Обличительному Богословию» Евгений Успенский: «простые миряне в Римской Церкви обрекаются на полную неподвижность религиозной мысли, — на безусловно-пассивное состояние в области богооткровенного учения. — Известно, что в Римской Церкви проведена самая резкая грань между двумя частями Церкви — духовенством и мирянами; последние отделены от первого целою бездною. В силу этого миряне в Римской Церкви должны безусловно и слепо подчиняться авторитету иерархии и считать ее основанием всех своих убеждений и действий. Сами по себе миряне не имеют права рассуждать о предметах веры; им даже запрещается чтение Священного Писания, так как они не могут понимать его и во избежание того, чтобы не впасть в ереси. В этом запрещении проявляется деспотизм римской иерархии и в особенности главы ее — папы. Понятно, как оскорбительно и унизительно для человеческого разума подобное учение об отношении человека к Слову Божию и к церковной иерархии, так как разуму совершенно не свойственна полная бездеятельность и безусловная пассивность, хотя бы и в деле богооткровенной веры. Вот почему это учение римского католицизма не согласно с Православным учением, по которому деятельность человеческого разума в деле усвоения Священного Писания не исключается, — она только ставится в должные границы, определенные вселенским сознанием Церкви» [21, с. 22-23].
Напомним, что в эпоху зарождения протестантизма эта традиция служила дополнительным фактором, взвинчивавшим и без того нараставший протестный настрой. Вот, что писал в этой связи один из идеологов протестантизма, Мартин Лютер: «Помилуй, Боже праведный, с какой беспросветной тьмой я столкнулся! Простые люди, особенно в деревнях, даже понятия никакого не имеют о христианском учении» [22, с. 419]. По утверждению составителей «Аугсбургского исповедания», тотальная религиозная безграмотность сопровождала даже насельников монастырей: «Итак, что же произошло с монастырями? Прежде, в былые времена, они были школами богословия и подобными структурами, полезными для Церкви. Оттуда выходили пасторы и епископы. Теперь же дело обстоит совершенно иначе...» [2, с. 52]; «человек, ... ушедший в монастырь, мало познает о Христе» [2, с. 52].
Иные пытаются строить необоснованные параллели между Западной Церковью периода Реформации и нашей Православной «Церковью сегодня». Однако же это неправильно. Так, если в Западной Церкви широкая необразованность верующих явилась результатом целенаправленных действий высших церковных властей, а значит, и вина, главным образом, ложилась на руководство, то религиозная малограмотность нынешних православных христиан не имеет тех «извинений», которые приличествовали мирянам-католикам (эпохи зарождения протестантизма), поскольку не одно и то же: не иметь возможности образования, и не стремиться (к нему), не хотеть (ср.: замечание священника Игоря Саввы: «Как-то раз один мой друг показал мне картинку, на которой был изображен Пастырь Христос, ведущий овец.
— Вот почему я никогда не смогу стать христианином, — сказал он мне, — не хочу быть частью стада.
Мне тогда так и не удалось его переубедить, но впоследствии я часто думал, почему картина, которая обычно умиляет сердце верующего, вызвала такое отторжение в душе моего так и не обратившегося друга? Ответ может быть только один: он увидел в отношениях Пастыря и овец нечто такое, чего в них не было и нет, какой-то другой образ послушания. В послушных последователях Христа он увидел не овец, а “баранов”.
Конечно, мы говорим на языке притчи. Глупого человека называют “бараном”, а послушного “овцой”. Послушание “овцы” — сердечно, оно основано на любви к своему Пастырю (Христу — А. Л.). Поэтому такое послушание совершенно свободно. Послушание же “барана” основано на неспособности думать. Его свободным никак не назовешь. Свобода там, где есть способность различать, а у “барана” такой способности нет: куда поведут, туда и идет» [18, с. 61-62]) (см. также статью: Что такое лжестарчество?).
Стало быть, в плане распространения вероучения Вселенская Православная Церковь (в отличие от Римо-Католической) была и остается «столпом и утверждением истины» (1 Тим. 3, 15). При этом миряне не только не оттесняются от света Божественных знаний, а и имеют сопутствующие религиозному образованию условия, и призываются к свету (а не к тьме).
Вчитаемся в слова святителя Иннокентия (Вениаминова), «апостола Америки и Сибири»: «...чтобы идти за Иисусом Христом, прежде всего надо иметь к тому собственное желание и решимость; а чтобы иметь желание идти за Ним, надобно знать, куда идти, и какой это путь, и что нужно для сего пути. Но как можно знать обстоятельно то, чего не хочешь знать или что слыхал мельком и поверхностно?
Итак, прежде нежели ты пойдешь за Иисусом Христом, ты должен сделать следующее.
Внимательно испытать основание христианства, то есть самые Книги Священного Писания, на коих основана наша Православная вера: узнать откуда они произошли, кто и когда их написал, как они сохранились и перешли к нам и почему они называются Божественными и Священными и прочее. Но испытывать Книги ты должен в простоте сердца, без всякого предубеждения, без пытливости, без пристрастия и отнюдь не далее пределов ума твоего, то есть не усиливаться проникать и узнавать то, что скрыто от нас премудростью Божией. Таковое испытание веры отнюдь не противно вере, но, напротив того, всякому христианину поставляется в непременную обязанность, когда он придет в совершенный возраст, — узнать обстоятельнее свою веру, потому что кто не знает основательно своей веры, тот бывает холоден и равнодушен к ней и часто впадает или в суеверие, или в безверие. И сколько христиан — или, лучше сказать, сколько крещенных во имя Иисуса Христа — погибло и погибает оттого только, что они не хотят и не хотели обратить своего внимания на основание православной нашей веры! Безответен будет на Страшном Суде тот, кто пренебрег этой обязанностью...» [17, с. 31-32] (ср.: архиепископ Филарет (Гумилевский): «Нет живой веры в душе — тогда душа видит и знает только то, что поражает ее чувства; живет в кругу вещей, попеременно являющихся ей; жизнь земная с ее волнениями и переменами доставляет ей радости и горе, скорби и веселье. Это присутствующее, это осязаемое заслоняет для нее все, что выше земного и видимого. Прирожденная мысль о вечности слишком темна, слишком слаба в душе, поврежденной грехом.
Если же вера начинается от слышания, а слышание от слова Божия (Рим. 10, 17), то как быть вере, как быть живой мысли о будущности, когда не читают и не слушают слова Божия? Чем занимаются грехолюбивые? Читают и слушают только легкие, то есть пустые, книги, смотрят только на забавы страстей человеческих. “То и другое — говорят, — очень приятно, очень весело”. И с таким весельем гуляют весь век свой.
Друзья мои! Умели жить весело и язычники. Но страшно за ваше легкомыслие языческое! Хотят явиться на Суд Божий с языческим невежством, с языческим незнанием духовной жизни, неба, ада, с языческими страстями.
Иные, пожалуй, знают многое, знают, что на море и за морем, что на небе и в глубоких недрах земли; но так как ни в глубинах моря, ни в глубинах земли нельзя узнать, что придется им видеть за гробом, то и являются на тот свет чужими. Так равнодушие грешника к своей загробной участи прежде всего есть следствие недостатка в нем живой веры, той веры, которая начинается от слышания слова Божия» [14, с. 16-17]).
Равнодушие, теплохладность или, что хуже, упорное нежелание постижения истин общецерковного веро- и нравоучения при внешнем соблюдении обрядовых форм, сводит принцип христианского служения как осознанного и добровольного угождения Богу-Любви к принципу механического исполнения тех или иных обязательств и норм. При этом смысл самого богослужения, как способа таинственного, благодатного межличностного взаимообщения человека и Бога, как средства восприятия Божественной милости, низводится до значения театрализованного, магического ритуального действия, не требующего от прихожанина ни напряжения сердца, ни сколь-нибудь серьезных усилий ума (ср.: игумен Петр (Мещеринов): «Магическая точка зрения стоит на том, что Богу нужен только обряд, правильно, во время исполненный; в остальном человек Богу ничего не должен, и отношения человека и Бога этим вполне исчерпываются.
Что из всего этого получается на практике? То, что церковь превратилась у нас в некую белую магию православного обряда. Со Христом человеку не всегда легко и комфортно. Он заповедает: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, – вот первая заповедь!» (Мк. 12, 30). Это требует, как я уже сказал, нравственного напряжения, устремления сердца ко Господу. Людям это неудобно, да и с амвонов не часто услышишь об этом. Пастырям проще выступать в роли жрецов — отслужить молебен или требу, и, получив плату, на этом закончить созидание Церкви. Людям же легче поставить свечи, написать записки, пройти по канавке и т. п., в надежде, что они автоматически окажут нужное магическое действие, — чем разбираться в своей жизни и строить ее в соответствии с Евангелием» [10, с. 83-84]).
В тесной сопряженности с практикой «обрядового благочестия» находятся и так называемые церковные (околоцерковные) суеверия: какой рукой следует устанавливать свечу? Сколько раз нужно перекреститься перед выходом из дома? Что необходимо сделать, если путь христианина пересечётся с перебегающим дорогу черным пушистым котом? и пр... Все эти искусственные «дополнения» к Евангелию имеют причиной (наряду с прочим) религиозную необразованность, тьму (ср. диакон Андрей Кураев: «Одно из важнейших назначений церковного богословия, т. е. церковной мысли, состоит в борьбе с псевдоправославными суевериями, которые вновь и вновь рождаются в языческих толщах народных масс. Не может быть “демократии” в Церкви потому, что истина здесь не вырабатывается людьми, но открывается Богом. Слово Божие должно быть защищено от слишком человеческих истолкований (да и от забвений). Конечно, контроль за тем, чтобы эта откровенная истина не искажалась и не перевиралась, должен быть взаимным: и иерархия контролирует языческие порывы народа, но и благочестие верных (лаоса) может при нужде осаживать безблагодатно-человеческие эксперименты иерархов» [12, с. 29]).
На недопустимость ограничения христианского делания исполнением лишь уставных обрядовых форм указывали многие Святые Отцы. Вот, например, что пишет по данному поводу преподобный Никодим Святогорец: «Но если ты, возлюбленный во Христе читатель мой, желаешь достигнуть такой высоты, надобно тебе наперед узнать, в чем состоит христианское совершенство. Ибо, не узнавши этого, можешь уклониться от настоящего пути и, думая, что течешь к совершенству, направляться совсем в другую сторону.
Скажу прямо: самое совершенное и великое дело, которого только может желать и достигнуть человек, есть сближение с Богом и пребывание в единении с Ним.
Но немало таких, которые говорят, что совершенство жизни христианской состоит в пощениях, бдениях, коленопреклонениях, спании на голой земле и в других подобных строгостях телесных. Иные говорят, что оно состоит в совершении многих молитвословий дома и выстаивании долгих служб церковных. А есть и такие, которые полагают, что совершенство наше всецело состоит в умной молитве, в уединении, отшельничестве и молчании. Наибольшая же часть ограничивает сие совершенство точным исполнением всех уставом положенных подвижнических деланий, не уклоняясь ни к излишеству, ни к недостатку в чем-либо, а держась золотой середины. Однако ж все эти добродетели одни не составляют искомого христианского совершенства, но суть лишь средства и способы к достижению его» [1, с. 8-9].
Отметим, что и само понятие «вера» — греческое «πίστις» — означает: «доверие», «верность», «ручательство», «клятва», «обязательство» и «договор». Последнее слово иначе именуется «союзом-заветом». Этот Завет (в данном случае — Новый Завет) подразумевает добровольное и осознанное уподобление христианина Спасителю (добровольно и осознанно искупившего мир). Ясно, что такое подражание немыслимо без знания условий и целей Завета, без знания учения Мессии, раскрытого и истолкованного трудами Отцов.
Вот, например, как об этом пишет святитель Феофан Затворник Вышенский: «Верою и благочестием обнимаются все обязательные для нас расположения и дела в отношении к Богу... Под словом вера здесь разумеется исповедание, или выраженный определенным образом в понятиях и словах образ богопознания и богопочтения. Первая здесь обязанность есть иметь веру, или религию, то есть знать определенным образом Бога и образ Его почитания, или свое к Нему отношение, или еще содержать исповедание... Сия обязанность — первая непосредственно известная, не столько даже предписываемая, сколько сама себя выказывающая; ибо такова природа духа человеческого, что он, естественно, и требует Бога, и ищет Его, и поставляет себя к Нему в отношения, какие считает законными... Всякому должно испытать и несомненно увериться, истинна ли та вера, которой он держится... Сим испытанием воздается честь вере и удерживается истинное достоинство человека, лица разумного, сознательного, совестного. Вера в нашу веру, то есть убеждение в истине православного христианского исповедания, должна быть разумная. Посему Господь, чтобы расположить к вере в Себя и Свое учение, говорил: испытайте Писания (Ин. 5, 39)» [24, с. 459-460; 462-463] (ср.: Н. Е. Пестов свидетельствует: «Из всех земных творений только человек создан “по образу и подобию Его” (Быт. 1, 26). Отсюда только может человек в какой-то мере познавать Бога и в какой-то степени уподобляться Ему. Для того и другого есть несколько путей и много (точнее — бесконечное количество) степеней познания и уподобления. Условно разделим это познание на три части.
1. Бог начинает познаваться преимущественно разумом и в человеке зарождается вера.
2. В Богопознании участвует и сердце человеческое. Оно постигает милосердие, всепрощение Божие и Его любовь к людям. Сердце человеческое начинает загораться ответной любовью.
3. Наконец, любовь к Богу разгорается в пламя и становится ведущим началом жизни; тогда душа реально приобщается к (Богопознанию) Богообщению.
Начнем с познания Бога разумом...» [15, кн. 1, с. 37]).
Итак, святитель Григорий Богослов, равно как и другие Святые Отцы, не призывает пасомых к неведению и мракобесию (ср. его же слова: «Поелику же нам даровано, избегнув суеверного заблуждения, прийти к истине, служить Богу живому и истинному и стать превыше твари, оставив за собой все, что под временем и зависит от первого движения, то будем тому поучаться, о том любомудрствовать, что относится к Богу и к Божественному» [13, т. 1, с. 454]; «Ибо полагаю, что заключающееся в Писании не без цели написано и не одна куча слов и предметов, собранная для развлечения слушающих, не какая-нибудь приманка для слуха, служащая только к забаве. Такова цель баснословий и тех эллинов, которые, не много заботясь об истине, очаровывают слух и сердце изяществом вымыслов и роскошью выражений. Но мы, тщательно извлекающие духовный смысл из каждой черты и буквы, нимало не согласны думать (сие было бы и несправедливо), чтобы и самые мало значительные деяния без какой-либо цели были и писателями подробно описаны, и до сего времени сохранены на память. Напротив того, цель их — служить памятниками и уроками, как судить в подобных, если встретятся, обстоятельствах, чтобы мы, следуя сим примерам, как некоторым правилам и предначертанным образцам, могли одного избегать, а другое избирать» [13, т. 1, с. 57]).
Таким образом, необходимость взвешенной осторожности в деле любомудрствования о высочайших предметах не означает неуместность всеобщего просвещения, а указывает на особую ответственность лиц, приступающих к изучению и, главное, к распространению, проповеданию спасительных истин, на важность и необходимость учета сопутствующих этому деланию условий и факторов. Приобщение к вере должно осуществляться под действенным (а не формальным) руководством уполномоченных на то Церковью лиц (в первую очередь — архипастырей, пастырей). Вместе с тем, богословствование должно быть предваряемо благоговейным настроем; любомудрствование, отстраненное от практической жизни, — недопустимая крайность (ср. св. Иоанн Кронштадский: «Образование должно обладать, “кроме твердой, разумной и проникнутой религиозным характером научности... охранительно воспитательным духом”» [цит. по: 16, с. 65-66]; «В лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху» (Прем. 1, 4)).
Самостоятельное, внецерковное, погружение в область Сверхъестественного Божественного Откровения чревато последствиями: самопревозношением, непониманием, заблуждением и даже отпадением от Главы нашей Церкви — Христа.
Ярчайшим примером такого негативного богословского опыта (от которого, собственно, и ограждает святитель Григорий) может служить эгзегетическая деятельность Льва Николаевича Толстого. Вот, что он об этом говорит: «Сначала я спрашивал разъяснений у священников, монахов, архиереев, митрополитов, ученых богословов. Разъяснены были все неясные места, часто недобросовестные, еще чаще противоречивые; все ссылались на свв. отцов, на катехизисы, на богословие. И я взял богословские книги и стал изучать их. И вот изучение это привело меня к убеждению, что та вера, которую исповедует наша иерархия и которой она учит народ, есть не только ложь, но и безнравственный обман. В православном вероучении я нашел изложение самых непонятных, кощунственных и безнравственных положений, не только не допускаемых разумом, но совершенно непостижимых и противных нравственности, и — никакого учения о жизни и о смысле ее. Но я не мог не видеть, что изложение богословия было ясно направлено не на изъяснение смысла жизни и учения о жизни, а только на утверждение самых непостижимых, ненужных мне положений и на отрицание всех тех, которые не признают этих положений. Это изложение, направленное на отрицание других учений, невольно заставило меня обратить внимание на эти другие вероучения. Другие оспариваемые вероучения оказались такими же, как и то православное, которое их оспаривало. Одни еще нелепее, другие менее нелепы, но все вероучения одинаково утверждали положения непостижимые и ненужные для жизни и во имя их отрицали друг друга и нарушали единение людей — главную основу христианского учения» [23, с. 5-6].
Гораздо более плачевным и зловредным по отношению к верующим явилось «богословствование» тех еретиков, которые отрывали от Церкви христиан, злоупотребляя не только умом, но и вверенным саном. Таковые суть «пастыри» и «архипастыри»: Арий, Ориген, Несторий, Диоскор, Сергий, Кир, Гонорий и множество других. Примечательно, что помимо доверия (пасомых к перечисленным еретикам) массовому уклонению в ересь способствовала непросвещенность, а значит и нестойкость в отношении религиозных убеждений (ср.: «Держись образца здравого учения, которое ты слышал от меня, с верою (ἐν πίστει) и любовью во Христе Иисусе. Храни добрый залог Духом Святым, живущим в нас» (2 Тим. 1, 13); «Хвалю вас, братия, что вы все мое помните и держите предания (παρέδωκα) так, как я передал (παραδόσεις) вам» (1 Кор. 11, 2)).
На сегодняшний день в Церкви существуют (и) иные повреждения, также сопряженные с необразованностью верующих. Одно из них — лжестарчество. Приведем в этой связи оценку игумена Исидора (Минаева) (настоятеля Коневского Рождество-Богородичного мужского монастыря): «... “Младостарчество”. Это действительно бич нашего церковного общества. До таких вопиющих искажений доходит христианское учение, что просто становится страшно. И если молодого священника (у которого 2-3 года хиротонии) могут поставить на место настоятеля прихода; может быть, даже опытные прихожане, которые много лет ходят в этот храм; старые священнослужители, которые всегда рядом; пономари, которые прислуживали в храме, когда этот священник еще не родился, жена-матушка, семья... То в монастыре (где почти все сами новоначальные) сделать это очень трудно. Человек молодой, получивший сан, получивший монашество, еще не окрепший духовно, получает большую власть, и самое главное, что эту власть ему дают сами паломники. Потому что паломники приезжают в монастырь и первый вопрос, который они задают: “Старцы есть? Схимники есть? Где? На какой скит, куда идти?” “Да, вот старец, есть. 27 лет — пожалуйста. Полтора года в постриге, полгода в сане”...» [25, с. 16].
Обратим внимание на выдержку из Определения Священного Синода Русской Православной Церкви от 28. 12. 98 г. «об участившихся в последнее время случаях злоупотребления некоторыми пастырями вверенной им от Бога властью “вязать и решить” (Мф. 18, 18)»: «Призвать верующих Православной Церкви обращаться к своему правящему архиерею во всех случаях, когда пастырь-духовник превысил данную ему Богом власть “вязать и решить”. Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним. В связи с этим обратить внимание на слова преподобного Симеона Нового Богослова о том, как должны строиться отношения между духовным чадом и духовником: “Молитвами и слезами умоли Бога послать тебе бесстрастного и святого руководителя. Также и сам исследуй Божественные Писания, особенно же практические сочинения Святых Отцов, чтобы, сравнивая с ними то, чему учит тебя учитель и предстоятель, ты смог видеть это, как в зеркале, и сопоставлять, и согласное с Божественными Писаниями принимать внутрь и удерживать в мысли, а ложное и чуждое выявлять и отбрасывать, чтобы не прельститься. Ибо знай, что много в эти дни стало прельстителей и учителей”» [2, с. 32-33]).
Как видно из фрагмента, ответственность за духовное воспитание верующих лежит и на самих этих верующих (а не только на пастырях Церкви). Частнее: из установления «Напомнить православной пастве о том, что советы духовника не должны противоречить Священному Писанию, Священному Преданию, учению Святых Отцов и каноническим установлениям Православной Церкви; в случае же расхождения таковых советов с указанными установлениями предпочтение должно отдаваться последним» ясно просматривается, что именно знание, а не незнание веро- и нравоучения Церкви способствует должному устроению духовно-нравственной жизни по образу Пастыря — Иисуса Христа.
Итак, не следует бояться, а тем более упорно отрекаться от приобщения к сокровищнице спасительной мудрости, хранительнецей и истолковательнице которой является Вселенская Православная Церковь. Но также нельзя забывать: «Не для того мы рассуждаем, чтобы знать, что такое добродетель, а для того, чтобы стать хорошими людьми» (Аристотель) [26, с. 121].
В заключение вспомним наставление преподобного Никодима Святогорца: «Если неверие себе и упование на Бога, столь необходимые в нашей духовной брани, останутся в нас одни, то мы не только не получим победы, а напротив, низринемся в еще большее зло. Потому вместе с ними и при них надлежит нам вести и особого рода делания, или обучительные упражнения духовные.
В числе упражнений сих на первом месте должны стоять упражнения ума и воли.
Ум надлежит избавить и хранить от неведения, столь ему враждебного, так как оно, омрачая его, не дает ему ведать истину — собственный его предмет и цель стремлений его. Для этого надо его упражнять, чтоб он был светл и чист и мог хорошо различать, что требуется для нас, чтоб очистить душу от страстей и украсить ее добродетелями.
Такой светлости ума мы можем достигнуть только двумя способами: первый, и более необходимый, есть молитва, которою надлежит умолять Духа Святого, да благоволит Он излить свет Божественный в сердца наши, что, наверное, и сотворит Он, если воистину будем мы искать единого Бога, если искренно будем ревновать о том, чтоб во всем поступать по воле Его, и если в каждом деле будем охотно подчинять себя совету опытных духовных отцов наших и ничего не делать без вопрошения их.
Второй способ упражнения ума есть постоянное рассматривание вещей и углубление в познание их, чтоб ясно видеть, какие из них хороши и какие худы; не так, как судят о них чувства и мир, но как судит правый разум и Дух Святой или истинное слово Богодухновенных Писаний, духоносных отцов и учителей Церкви. Ибо когда такое рассматривание и углубление будет правое и подобающее, то всеконечно оно даст нам ясно уразуметь, что мы должны от сердца ни во что вменять и считать суетным и ложным все, что любит и чего всячески ищет слепой и развращенный мир» [1, с. 23] (ср.: Иоанн Карпафский: «Не только пред скончанием мира диавол возглаголет словеса на Вышняго, как говорит Даниил (7, 25); но и ныне бывает, что он чрез наши помыслы тяжкие воссылает хулы на самое небо, и Самого Вышнего бесславит, и создания Его и Святые Христовые Таинства. Мы же, твердо стоящие на камне ведения, не должны бояться сего и дивиться дерзости этого нечестивца, но верою и теплейшею молитвою вооружаясь и вышнего сподобясь пособия, смело отвечать врагу» [3, т. 3, с. 89])...
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия Санкт-Петербургского Православного Института Религиоведения и Церквовных Искусств.
*******
1.Преподобный Никодим Святогорец. Невидимая брань. М.: Изд. Сретенского монастыря, 2003.
2.О духовничестве. Клин: Изд. Фонда «Христианская жизнь», 2000.
3.Добротолюбие. М.: Изд. Паломник, 2003.
4.Святитель Григорий Богослов. Пять слов о богословии. М.: Изд. Храма свв. Космы и Дамиана на Маросейке, 2000.
5.Сагарда Н. Вера и жизнь христианская по учению Святых Отцов и Учителей Церкви. М.: Изд. Паломник, 1996.
6.Зозуляк Я., прот. Катехетическая миссия Церкви. К.: Изд. Пролог, 2008.
7.Святитель Кирилл, архиепископ Иерусалимский. Поучения огласительные и тайноводственные. М.: Изд. Благовест, 2010.
8.Отец Серафим (Роуз). Святые Отцы Православия. Калифорния: Изд. Братства Преподобного Германа Аляскинского Платина; М.: Изд. Российского Отделения Валаамского Общества Америки, 2000.
9.Иеромонах Стефан (Куртеев). Начало премудрости. О Божием слове. О Божием мире. Саратов: Изд. Саратовского Свято-Алексеевского женского монастыря; фонд «Благовест», 1996.
10.Петр (Мещеринов), игум. Беседы о вере и Церкви. М.: Изд. Даниловский благовестник, 2004.
11.Репринцева С. Наука и духовность. Заметки православного ученого. Мн.: Изд. Белорусского Экзархата — Белорусской Православной Церкви, 2004.
12.Кураев А., диак. Искушение, которое приходит «справа». М.: Изд. Издательского Совета Русской Православной Церкви, 2005.
13.Святитель Григорий Богослов. Творения. М.: Изд. Сибирская Благозвонница, 2007.
14.Филарет (Гумилеский), архиеп. Глас Божий ко грешнику. М.: Изд. Прихода храма Святаго Духа сошествия, 2008.
15.Пестов Н. Современная практика Православного благочестия. СПб.: Изд. Сатисъ, 1995.
16.Аксенов Р., свящ. «Паси овцы Моя». Учение о пастырстве святого Иоанна Кронштадтского. Клин: Изд. Фонда «Христианская жизнь», 2002.
17.Святитель Иннокентий (Вениаминов). Указание пути в Царствие Небесное. М.: Изд. Отчий дом, 2010.
18.О прелести и фанатизме в религиозной жизни. Советы православным, как избежать этого состояния. Сборник статей (составитель Александр Баранов). Изд. Тульской Епархии; Образ, 2010.
19.Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога как Он есть. Изд. Свято-Троицкой Сергиевой Лары; Свято-Иоанно-Предтеченского монастыря, 2006.
20.Святитель Николай Сербский. Двести слов о вере и любви. Мн.: Изд. Свято-Елизаветинского монастыря, 2006.
21.Успенский Е. Обличительное Богословие. СПб.: Изд. Общества памяти игумении Таисии, 2005.
22.Книга согласия. М.: Изд. Фонда «Лютеранское Наследие», 1996.
23.Толстой Л. Четвероевангелие. Соединение и перевод четырех Евангелий. М.: Изд. ЭКСМО, 2007.
24.Святитель Феофан Затворник Вышенский. Начертание христианского нравоучения. М.: Изд. Лепта, 2003.
25.Церковные суеверия. Материалы миссионерской конференции 18 мая 2006 г. СПб.: Изд. Миссионерского отдела Санкт-Петербургской Епархии, 2006.
26.Мудрость Древней Греции. СПб.: Изд. Паритет, 2007.
