О словотворчестве и заумном языке...
Дорогие. Всем, кто неравнодушен к русскому языку, к его литературе и самому виртуозному литературному направлению – поэзии, предлагаю статью Софии Старкиной об экспериментах над русским языком, проводившихся в первой половине 20-го века. Футуристы – люди будущего. Так называли себя некоторые выдающиеся поэты и деятели культуры. Они стремились если создать не новый русский язык, то обогатить и развить до них бывший...
И в дальнейшем были продолжатели этой традиции, пытавшиеся создать язык, который бы преодолел тяжеловесные грамматические формы общепринятого языка и был настолько гибким, что смог бы, насколько это возможно, выражать наши мысли и чувства с абсолютной точностью. Так сказать, русский язык на стыке даже не традиционной поэзии – рифмы, а на стыке мелодии, песни, пения, выбрации души и всего нашего существа....
Поэзия этих авторов поистине обретает крылья и воспаряет, подобно Икару, в поднебесные сферы.
Отмечу еще и вот что: Настоящие опыты над русским языком (которые могут кому-то показаться странными) ведут свое происхождение из церковнослявянской традиции. Именно в Церкви сформировалась традиция не читать, а певуче произносить и даже пропевать тексты. Словосочетания, которые создавались для выражения боголепных мыслей нашими предками, были подлинным творчеством, поэзией примерно того же направления, о котором мы сегодня говорим.
Впрочем, тот, кому это интересно, уже сам понял, что читать это надо. А тот, кому неинтересно, также определился в своем выборе: не читать.
Эта статья была написана специально для вас кандидатом филологических наук, филологом Софией Старкиной, специалистом по В. Хлебникову и поэзии 1910-х –1920-х годов.
София Старкина, автор этой статьи
В повседневной речи слова «заумь», «заумный язык» часто являются синонимами чего-то непонятного, чепухи и бессмыслицы. «Объясни проще, без заумных слов», – просят собеседника. В словаре В.И. Даля мы встречаем: «Заумствовать, замудрствовать, зафилософствовать – перейти пределы доступного уму; запутаться в умствованьях».
Термины «заумь», «заумный язык» ввели в начале ХХ века поэты-футуристы, именно заумью больше всего известен Велимир Хлебников. Но достаточно набрать слово «заумь» в Яндексе или Гугле, чтобы увидеть, что это явление не исчезло, а, наоборот, получило широкое распространение. Так что же это такое, и зачем заумь нужна?
Оказывается, с явлениями зауми мы сталкиваемся едва ли не каждый день. Очень часто возникает ситуация, когда человек по какой-то причине не понимает смысла слов (может быть, это текст на иностранном языке, может быть, этот текст был сознательно или случайно искажен), однако эти слова каким-то образом воздействуют на него. Хлебников пишет: «Говорят, что стихи должны быть понятны. Так, вывеска на улице, на которой ясным и простым языком написано: «Здесь продаются...», еще не есть стихи. А она понятна. С другой стороны, заговоры и заклинания так называемой волшебной речи, священный язык язычества – суть вереницы набора слогов, в котором рассудок не может дать себе отчета, и являются как бы заумным языком в народном слове. Между тем, этим непонятным словам приписывается наибольшая власть над человеком, чары ворожбы, прямое влияние на судьбы человека... Молитвы многих народов написаны на языке, непонятном для молящихся. Разве индус понимает Веды?
Старославянский язык непонятен русскому. Латинский — поляку и чеху. Но написанная на латинском языке молитва действует не менее сильно, чем вывеска. Таким образом, волшебная речь заговоров и заклинаний не хочет иметь своим судьей будничный рассудок».
Эти слова Хлебникова могут быть аргументом в дискуссии о переводе богослужебных текстов с церковнославянского на русский. В качестве контраргумента можно вспомнить рассказ Чехова «Мужики», где героиня «каждый день читала Евангелие ... и многого не понимала, но святые слова трогали ее до слез, и такие слова, как «аще» и «дондеже», она произносила со сладким замиранием сердца».
Проблема касается не только Священного Писания. К сожалению, и стихи Пушкина уже оказываются заумью для новых поколений. В интернете можно прочитать смешную и одновременно грустную историю о том, как современные школьники понимают Пушкина. http://lila-krik.livejournal.com/37575.html
Ругать молодежь в данном случае совершенно бессмысленно: забвение устаревших слов, выход их из активного употребления – процесс неизбежный.
По этой причине и Хлебников часто бывает непонятен. Читатели знают о его репутации заумника, и заумью для них оказываются редкие, устаревшие, диалектные, профессиональные слова. Даже свиристелей многие считают выдумкой поэта. Приведем пример из стихотворения «Море»:
Бьются синие которы
И зеленые ямуры,
Эй, на палубу, поморы,
Эй, на палубу, музуры!
Поэт использует слова волжских рыбаков (напомню, Астрахань – его родной город): котора – речное судно, род барки; ямуры (емуры) – ямы в реке, омуты; музур – матрос на промысловом судне Каспия.
Особый вид зауми – словотворчество. Можно сказать, что у современного человека притупилась способность творить язык. Так, в русском языке на данном этапе новые слова появляются чаще всего как заимствования (блог, провайдер, чат), на предыдущем этапе чаще всего это была аббревиация (комсомол, колхоз). Конечно, и эти слова ассимилируются в языке, от них производятся новые слова, с русскими приставками и суффиксами (колхозник, чатиться).
«Словотворчество, – пишет Хлебников, – враг книжного окаменения языка... Если современный человек населяет обедневшие воды рек тучами рыб, то языководство дает право населить новой жизнью, вымершими или несуществующими словами оскудевшие волны языка. Верим, они снова заиграют жизнью, как в первые дни творения».
Вот знаменитое стихотворение Хлебникова, где поэт использует и словотворчество, и редкие слова:
Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
И зинзивер, и кузнечик – это небольшие птицы. В таком значении зинзивер встречается, например, у В. Бианки в «Лесной газете», кузнечик — в словаре В.И. Даля.
Интересно, что способность к словотворчеству осталась у детей, и это помогает ученым понять важные вещи в происхождении и развитии языка. Большой материал по данной теме собран К. Чуковским в книге «От двух до пяти». (Кстати, Чуковский одним из первых попытался объяснить читателям творчество Хлебникова.) Многие родители могут вспомнить примеры словотворчества своих детей. Приведу три примера (моему сыну было тогда 3 или 4 года): гудильник (т.е. гудеть + будильник); просьба: варень, варень (т.е. клади варенье в кашу); будки (т.е. потомки, по аналогии с предки). Получились почти что хлебниковские будетляне.
«Заумные слова» часто появляются в эмоциональной речи для выражения любви, ласки, ненависти, презрения и т.д. Вот стихотворение Елены Гуро, принадлежавшей, как и Хлебников, к группе футуристов:
Слова любви и тепла
У кота от лени и тепла разошлись ушки.
Разъехались бархатные ушки.
А кот раски-ис...
На болоте качались беловатики.
Жил был
Ботик-животик:
Воркотик
Дуратик
Котик-пушатик.
Пушончик,
Беловатик,
Кошуратик -
Потасик.
Заумь может возникать и непреднамеренно. Хлебников пишет: «Вы помните, какую иногда свободу от данного мира дает опечатка. Такая опечатка, рожденная несознанной волей наборщика, вдруг дает смысл целой вещи и есть один из видов соборного творчества и поэтому может быть приветствуема как желанная помощь художнику». Правда, его собственные тексты опечатки, скорее, портили... Например, заключительные строки поэмы «Уструг Разина»:
Льется водка и вода.
Дикий ветер этой лодки повода – печатались так:
Льется водка и вода.
Дикий ветер этой лодки и овода.
Интересные примеры можно найти в книге Д. Шериха «А упало, Б пропало: Занимательная история опечаток». С появлением новых способов печати появляются и новые примеры зауми. Вероятно, все читатели этого блога знают заумное слово «лытдыбр».
Неправильное написание может быть и вполне осознанным. Так, еще недавно в русскоязычном интернете был довольно широко распространен так называемый «олбанский язык». Характерно название одной филологической статьи на эту тему: «ОРФО-арт как пример карнавального общения в виртуальной реальности» (автор – Н. Шаповалова). Я сейчас не даю оценок подобным явлениям, а говорю лишь о том, насколько они распространены и как они разнообразны. Интересно, что еще в 1916 г. младший современник Хлебникова, футурист И. Зданевич опубликовал пьесу «Янко круль албанскай», написанную на смеси русского языка и «албанскава».
Отдельным видом зауми можно назвать поэтику абсурда. Каждое слово в таких произведениях понятно, но вот в осмысленные фразы они не собираются:
шел по небу человек
быстро шел шатался
был как статуя одет
шел и вдруг остался
(Александр Введенский)
Как-то бабушка сказала,
И тотчас же паровоз
Детям подал и сказал
Ешьте кашу и сундук.
(Даниил Хармс)
Интересные образцы абсурдной поэзии дала эпоха 1920-х – 1930-х годов, о ней мы поговорим в следующем очерке.
Итак, во всех приведенных случаях в основе зауми лежат слова какого-то конкретного человеческого языка. Мы же, по недостатку образования или по какой-то иной причине, их не понимаем или не совсем понимаем.
Есть совсем другие разновидности зауми, которые не восходят ни к одному человеческому языку, но и без этих явлений, оказывается, наша культура обойтись не может. Это, во-первых, фонетическая заумь, т.е. имитация звуков человеческой речи, пения птиц, звуков природы. Отчасти этот прием мы видим в таком стихотворении Хлебникова:
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй – пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
Но, пожалуй, еще интереснее стихотворение Алексея Крученых, друга Хлебникова:
Дыр бул щыл
Убешщур
Скум
Вы со бу
Р л эз
Конечно, это стихотворение было призвано эпатировать публику. При этом в нем воспроизводятся характерные звуки русского языка, т.е. примерно так может услышать русскую речь иностранец.
К зауми относится очень интересное явление под названием глоссолалия, или говорение на языках. Здесь надо различать дар «языков» в день Пятидесятницы после Сошествия на Апостолов Св. Духа (Деян. 2:3-11) и обессмысленное языкоговорение у монтанистов, харизматов, пятидесятников, хлыстов и в других сектах. Причем подобные явления, когда человек впадает в транс и начинает говорить на «непонятном языке», встречается во всех мировых религиях. Работа под названием «Глоссолалия» есть у современника Хлебникова, поэта-символиста Андрея Белого. Здесь же возникают интересные параллели с младенческим лепетом и речью больных шизофренией. Лингвисты исследуют эти явления с целью получить данные о происхождении человеческого языка.
В статье Хлебникова, которую мы привели в начале этого очерка, поэт говорит о заговорах и заклинаниях. Учеными собран огромный материал на эту тему. Хлебников в своих стихах использовал книгу И.П. Сахарова «Сказания русского народа...» (СПб., 1841):
Русалки (держат в руке учебник Сахарова и поют по нему):
Между вишен и черешен
Наш мелькает образ грешен.
Иногда глаза проколет
Нам рыбачья острога,
А ручей несет и холит,
И несет сквозь берега.
Пускай к пню тому прильнула
Туша белая овцы
И к свирели протянула
Обнаженные резцы.
Руахадо, рындо, рындо.
Шоно, шоно, шоно.
Пинцо, пинцо, пинцо.
Пац, пац, пац.
Последние «заумные» строки взяты им из книги Сахарова. Ироничная авторская ремарка показывает, что поэт здесь выступает скорее как исследователь, а вовсе не как глоссолалист или камлающий шаман. Это относится и к знаменитому хлебниковскому «Заклятию смехом».
Заумь в стихах Хлебникова может выступать знаком священного языка и несколько иным способом. Мыслитель Зангези, герой его одноименного произведения и alter ego автора, говорит о богах, покидающих землю:
Они голубой тихославль,
Они голубой окопад.
Они в никогда улетавль,
Их крылья шумят невпопад.
А люди отвечают ему: «Зангези! Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь «камаринскую»! Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое. Толпа хочет веселого. Что поделаешь – время послеобеденное».
Несмотря на то, что публика чаще всего ждала от поэта «камаринскую», Хлебников пытался найти, как он говорил, «самовитое слово вне быта и жизненных польз», выражая, может быть, таким образом свое благоговение перед даром Слова.
В народном творчестве заумь встречается не только в заговорах и заклинаниях. Ею насыщен детский фольклор: загадки, потешки, считалки. Наверное, все вспомнят такую считалку: «Эни, бени, рес, квинтер, минтер, жес...» – или какой-то похожий вариант. (В данном случае, скорее всего, это искаженные латинские unos, duo, tres, quattuor, quinque, sex.)
Далее мы подошли к очень важному виду зауми. Используя выражение Хлебникова, можно назвать ее «звездным языком». Это не что иное, как попытка создания единого языка, понятного всем жителям нашей планеты. История человечества насчитывает огромное количество таких попыток. Например, в книге Э. Дрезена «За всеобщим языком» рассказывается примерно о 500 проектах (их на самом деле гораздо больше). Некоторые строятся на основе существующих языков, как, например, эсперанто, некоторые конструируются их авторами на основе какого-либо принципа. Например, язык сольресоль строится на основе семи нот. Хлебников тоже пытается придумать подобный язык, и цель у него самая благородная: объединить человечество. В качестве эксперимента он пишет «Песни звездного языка»:
Где рой зеленых Ха для двух
И Эль одежд во время бега,
Го облаков над играми людей,
Вэ толп кругом незримого огня
И Ла труда, и Пэ игры и пенья...
Далее ему приходится дать перевод слов звездного языка: «Вэ значит вращение одной точки около другой (круговое движение). Эль – остановка падения, или вообще движения, плоскостью, поперечной падающей точке (лодка, летать). Пэ – беглое удаление одной точки прочь от другой, и отсюда для многих точек, точечного множества, рост объема (пламя, пар). Ха – преграда плоскости между одной точкой и другой, движущейся к ней (хижина, хата). Гэ – движение точки под прямым углом к основному движению, прочь от него». Это – робкая попытка найти общие значения отдельных звуков в разных языках. Хлебников понимает, что его попытка крайне несовершенна. Вопрос о родстве языков, о происхождении и первоначальном развитии языка – проблема, над которой работают философы и лингвисты на протяжении тысячелетий. Существует и масса любительских попыток решить эти проблемы. Об этом очень хорошо говорится в статье академика А.А. Зализняка «О профессиональной и любительской лингвистике». http://www.gramota.ru/biblio/magazines/nauka_i_zhizn/28_644.
В своем стремлении уйти от привычных штампов, обновить наше чувство языка поэты-футуристы обращались к первым дням Творения. В свойственной ему эпатирующей манере А. Крученых заявляет: «Слова умирают, мир вечно юн. Художник увидел мир по-новому и, как Адам, дает всему свои имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово лилия, захватанное и «изнасилованное». Поэтому я называю лилию ЕУЫ — первоначальная чистота восстановлена». На это Хлебников отвечает: «ЕУЫ ладит с цветком. Быстрая смена звуков передает тугие лепестки изогнутого цветка». Правда, тут же он замечает: «Я боюсь бесплодных отвлеченных прений об искусстве. Лучше было бы, чтобы вещи (дееса) художника утверждали то или это, а не он».
Интересно, что в те самые годы, когда футуристы выступили со своими заумными произведениями и подверглись яростному осуждению критики, на Афоне возникло движение, получившее название «имяславие». Оно расходилось с Православной Церковью в вопросе понимания имени Божьего, т.е. в вопросе, касающемся языка и слова в их предельной глубине. Святейший Синод осудил это учение, но оно вызвало к жизни философию языка С. Булгакова, П. Флоренского, А. Лосева. В своей работе «Мысль и язык» П. Флоренский сочувственно цитирует заумное творчество В. Хлебникова, А. Крученых, Е. Гуро, находя в нем подтверждение своим идеям.
В этом очерке мы осветили лишь в самом общем виде проблемы, связанные с заумью и словотворчеством. Закончим очерк словами Хлебникова: «Чары слова, даже непонятного, остаются чарами и не утрачивают своего могущества. Стихи могут быть понятными, могут быть непонятными, но должны быть хороши, должны быть истовенными... Речь высшего разума, даже непонятная, какими-то семенами падает в чернозем духа и позднее загадочными путями дает свои всходы. Разве понимает земля письмена зерен, которые бросает в нее пахарь? Нет. Но осенняя нива все же вырастает ответом на эти зерна. Впрочем, я совсем не хочу сказать, что каждое непонятное творчество прекрасно. Я намерен сказать, что не следует отвергать творчество, если оно непонятно данному слою читателей».
Список иллюстраций
Первая публикация стихотворения «Заклятие смехом» в сборнике «Студия импрессионистов» (СПб., 1910).
Титульный лист сборника «Студия импрессионистов» (СПб., 1910) – первая поэтическая публикация В. Хлебникова.
Автограф стихотворения В. Хлебникова «Заклятие смехом». К сожалению, автограф 1910 года не сохранился. Этот сделан в 1918 г.
Литографированная страница из книги Хлебникова «Изборник» (СПб., 1914). Стихотворение «Ночь в Галиции», в котором русалки пользуются «учебником Сахарова». Текст и иллюстрации выполнил друг Хлебникова, художник Павел Филонов.
Брошюра А. Крученых и В. Хлебникова «Слово как таковое» (М., 1913). На обложке – рисунок К. Малевича.
А. Крученых и В. Хлебников. Тэ ли лэ (СПб., 1914). Обложка работы Ольги Розановой. Эта и некоторые другие книги футуристов были литографированными, причем художник сам исполнял и иллюстрации, и текст. Ныне эти «скоморошьи альбомчики», как назвал их Валерий Брюсов, стали библиографической редкостью и признанными шедеврами книжного искусства.
Публикация знаменитого «Дыр бул щыл» Алексея Крученых в книге «Тэ ли лэ».
Василий Каменский. Танго с коровами. Железобетонные поэмы (М., 1914). Поэма «Константинополь». Книга пятиугольной формы, напечатана на обратной стороне обоев.
Рукопись В. Хлебникова, имитирующая автопортрет А. Пушкина. Многие автографы поэта сами по себе очень красивы, поэтому их интересно не только читать, но и просто рассматривать.
Посмотреть вложение Zaklyatie smehom.mp3
Посмотреть вложение Kuznechik.mp3
Поэт Сергей Бирюков читает стихотворения Хлебникова «Заклятие смехом» и «Кузнечик».
Специальный очерк, посвященный творчеству Велимира Хлебникова: https://azbyka.ru/forum/blog.php?b=1025
Дорогие. Всем, кто неравнодушен к русскому языку, к его литературе и самому виртуозному литературному направлению – поэзии, предлагаю статью Софии Старкиной об экспериментах над русским языком, проводившихся в первой половине 20-го века. Футуристы – люди будущего. Так называли себя некоторые выдающиеся поэты и деятели культуры. Они стремились если создать не новый русский язык, то обогатить и развить до них бывший...
И в дальнейшем были продолжатели этой традиции, пытавшиеся создать язык, который бы преодолел тяжеловесные грамматические формы общепринятого языка и был настолько гибким, что смог бы, насколько это возможно, выражать наши мысли и чувства с абсолютной точностью. Так сказать, русский язык на стыке даже не традиционной поэзии – рифмы, а на стыке мелодии, песни, пения, выбрации души и всего нашего существа....
Поэзия этих авторов поистине обретает крылья и воспаряет, подобно Икару, в поднебесные сферы.
Отмечу еще и вот что: Настоящие опыты над русским языком (которые могут кому-то показаться странными) ведут свое происхождение из церковнослявянской традиции. Именно в Церкви сформировалась традиция не читать, а певуче произносить и даже пропевать тексты. Словосочетания, которые создавались для выражения боголепных мыслей нашими предками, были подлинным творчеством, поэзией примерно того же направления, о котором мы сегодня говорим.
Впрочем, тот, кому это интересно, уже сам понял, что читать это надо. А тот, кому неинтересно, также определился в своем выборе: не читать.
Эта статья была написана специально для вас кандидатом филологических наук, филологом Софией Старкиной, специалистом по В. Хлебникову и поэзии 1910-х –1920-х годов.
София Старкина, автор этой статьи
Есть речи – значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
М. Лермонтов
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.
М. Лермонтов
Те, кто принимает слова в том виде,
в каком они поданы нам разговором,
походят на людей, верящих,
что рябчики живут в лесу голые,
покрытые маслом и сметаной, –
в каком виде они бывают поданы ко столу.
В. Хлебников
в каком они поданы нам разговором,
походят на людей, верящих,
что рябчики живут в лесу голые,
покрытые маслом и сметаной, –
в каком виде они бывают поданы ко столу.
В. Хлебников
В повседневной речи слова «заумь», «заумный язык» часто являются синонимами чего-то непонятного, чепухи и бессмыслицы. «Объясни проще, без заумных слов», – просят собеседника. В словаре В.И. Даля мы встречаем: «Заумствовать, замудрствовать, зафилософствовать – перейти пределы доступного уму; запутаться в умствованьях».
Термины «заумь», «заумный язык» ввели в начале ХХ века поэты-футуристы, именно заумью больше всего известен Велимир Хлебников. Но достаточно набрать слово «заумь» в Яндексе или Гугле, чтобы увидеть, что это явление не исчезло, а, наоборот, получило широкое распространение. Так что же это такое, и зачем заумь нужна?
Оказывается, с явлениями зауми мы сталкиваемся едва ли не каждый день. Очень часто возникает ситуация, когда человек по какой-то причине не понимает смысла слов (может быть, это текст на иностранном языке, может быть, этот текст был сознательно или случайно искажен), однако эти слова каким-то образом воздействуют на него. Хлебников пишет: «Говорят, что стихи должны быть понятны. Так, вывеска на улице, на которой ясным и простым языком написано: «Здесь продаются...», еще не есть стихи. А она понятна. С другой стороны, заговоры и заклинания так называемой волшебной речи, священный язык язычества – суть вереницы набора слогов, в котором рассудок не может дать себе отчета, и являются как бы заумным языком в народном слове. Между тем, этим непонятным словам приписывается наибольшая власть над человеком, чары ворожбы, прямое влияние на судьбы человека... Молитвы многих народов написаны на языке, непонятном для молящихся. Разве индус понимает Веды?
Старославянский язык непонятен русскому. Латинский — поляку и чеху. Но написанная на латинском языке молитва действует не менее сильно, чем вывеска. Таким образом, волшебная речь заговоров и заклинаний не хочет иметь своим судьей будничный рассудок».
Эти слова Хлебникова могут быть аргументом в дискуссии о переводе богослужебных текстов с церковнославянского на русский. В качестве контраргумента можно вспомнить рассказ Чехова «Мужики», где героиня «каждый день читала Евангелие ... и многого не понимала, но святые слова трогали ее до слез, и такие слова, как «аще» и «дондеже», она произносила со сладким замиранием сердца».
Проблема касается не только Священного Писания. К сожалению, и стихи Пушкина уже оказываются заумью для новых поколений. В интернете можно прочитать смешную и одновременно грустную историю о том, как современные школьники понимают Пушкина. http://lila-krik.livejournal.com/37575.html
Ругать молодежь в данном случае совершенно бессмысленно: забвение устаревших слов, выход их из активного употребления – процесс неизбежный.
По этой причине и Хлебников часто бывает непонятен. Читатели знают о его репутации заумника, и заумью для них оказываются редкие, устаревшие, диалектные, профессиональные слова. Даже свиристелей многие считают выдумкой поэта. Приведем пример из стихотворения «Море»:
Бьются синие которы
И зеленые ямуры,
Эй, на палубу, поморы,
Эй, на палубу, музуры!
Поэт использует слова волжских рыбаков (напомню, Астрахань – его родной город): котора – речное судно, род барки; ямуры (емуры) – ямы в реке, омуты; музур – матрос на промысловом судне Каспия.
Особый вид зауми – словотворчество. Можно сказать, что у современного человека притупилась способность творить язык. Так, в русском языке на данном этапе новые слова появляются чаще всего как заимствования (блог, провайдер, чат), на предыдущем этапе чаще всего это была аббревиация (комсомол, колхоз). Конечно, и эти слова ассимилируются в языке, от них производятся новые слова, с русскими приставками и суффиксами (колхозник, чатиться).
«Словотворчество, – пишет Хлебников, – враг книжного окаменения языка... Если современный человек населяет обедневшие воды рек тучами рыб, то языководство дает право населить новой жизнью, вымершими или несуществующими словами оскудевшие волны языка. Верим, они снова заиграют жизнью, как в первые дни творения».
Вот знаменитое стихотворение Хлебникова, где поэт использует и словотворчество, и редкие слова:
Кузнечик
Крылышкуя золотописьмом
Тончайших жил,
Кузнечик в кузов пуза уложил
Прибрежных много трав и вер.
«Пинь, пинь, пинь!» — тарарахнул зинзивер.
О, лебедиво!
О, озари!
И зинзивер, и кузнечик – это небольшие птицы. В таком значении зинзивер встречается, например, у В. Бианки в «Лесной газете», кузнечик — в словаре В.И. Даля.
Интересно, что способность к словотворчеству осталась у детей, и это помогает ученым понять важные вещи в происхождении и развитии языка. Большой материал по данной теме собран К. Чуковским в книге «От двух до пяти». (Кстати, Чуковский одним из первых попытался объяснить читателям творчество Хлебникова.) Многие родители могут вспомнить примеры словотворчества своих детей. Приведу три примера (моему сыну было тогда 3 или 4 года): гудильник (т.е. гудеть + будильник); просьба: варень, варень (т.е. клади варенье в кашу); будки (т.е. потомки, по аналогии с предки). Получились почти что хлебниковские будетляне.
«Заумные слова» часто появляются в эмоциональной речи для выражения любви, ласки, ненависти, презрения и т.д. Вот стихотворение Елены Гуро, принадлежавшей, как и Хлебников, к группе футуристов:
Слова любви и тепла
У кота от лени и тепла разошлись ушки.
Разъехались бархатные ушки.
А кот раски-ис...
На болоте качались беловатики.
Жил был
Ботик-животик:
Воркотик
Дуратик
Котик-пушатик.
Пушончик,
Беловатик,
Кошуратик -
Потасик.
Заумь может возникать и непреднамеренно. Хлебников пишет: «Вы помните, какую иногда свободу от данного мира дает опечатка. Такая опечатка, рожденная несознанной волей наборщика, вдруг дает смысл целой вещи и есть один из видов соборного творчества и поэтому может быть приветствуема как желанная помощь художнику». Правда, его собственные тексты опечатки, скорее, портили... Например, заключительные строки поэмы «Уструг Разина»:
Льется водка и вода.
Дикий ветер этой лодки повода – печатались так:
Льется водка и вода.
Дикий ветер этой лодки и овода.
Интересные примеры можно найти в книге Д. Шериха «А упало, Б пропало: Занимательная история опечаток». С появлением новых способов печати появляются и новые примеры зауми. Вероятно, все читатели этого блога знают заумное слово «лытдыбр».
Неправильное написание может быть и вполне осознанным. Так, еще недавно в русскоязычном интернете был довольно широко распространен так называемый «олбанский язык». Характерно название одной филологической статьи на эту тему: «ОРФО-арт как пример карнавального общения в виртуальной реальности» (автор – Н. Шаповалова). Я сейчас не даю оценок подобным явлениям, а говорю лишь о том, насколько они распространены и как они разнообразны. Интересно, что еще в 1916 г. младший современник Хлебникова, футурист И. Зданевич опубликовал пьесу «Янко круль албанскай», написанную на смеси русского языка и «албанскава».
Отдельным видом зауми можно назвать поэтику абсурда. Каждое слово в таких произведениях понятно, но вот в осмысленные фразы они не собираются:
шел по небу человек
быстро шел шатался
был как статуя одет
шел и вдруг остался
(Александр Введенский)
Как-то бабушка сказала,
И тотчас же паровоз
Детям подал и сказал
Ешьте кашу и сундук.
(Даниил Хармс)
Интересные образцы абсурдной поэзии дала эпоха 1920-х – 1930-х годов, о ней мы поговорим в следующем очерке.
Итак, во всех приведенных случаях в основе зауми лежат слова какого-то конкретного человеческого языка. Мы же, по недостатку образования или по какой-то иной причине, их не понимаем или не совсем понимаем.
Есть совсем другие разновидности зауми, которые не восходят ни к одному человеческому языку, но и без этих явлений, оказывается, наша культура обойтись не может. Это, во-первых, фонетическая заумь, т.е. имитация звуков человеческой речи, пения птиц, звуков природы. Отчасти этот прием мы видим в таком стихотворении Хлебникова:
Бобэоби пелись губы,
Вээоми пелись взоры,
Пиээо пелись брови,
Лиэээй – пелся облик,
Гзи-гзи-гзэо пелась цепь.
Так на холсте каких-то соответствий
Вне протяжения жило Лицо.
Но, пожалуй, еще интереснее стихотворение Алексея Крученых, друга Хлебникова:
Дыр бул щыл
Убешщур
Скум
Вы со бу
Р л эз
Конечно, это стихотворение было призвано эпатировать публику. При этом в нем воспроизводятся характерные звуки русского языка, т.е. примерно так может услышать русскую речь иностранец.
К зауми относится очень интересное явление под названием глоссолалия, или говорение на языках. Здесь надо различать дар «языков» в день Пятидесятницы после Сошествия на Апостолов Св. Духа (Деян. 2:3-11) и обессмысленное языкоговорение у монтанистов, харизматов, пятидесятников, хлыстов и в других сектах. Причем подобные явления, когда человек впадает в транс и начинает говорить на «непонятном языке», встречается во всех мировых религиях. Работа под названием «Глоссолалия» есть у современника Хлебникова, поэта-символиста Андрея Белого. Здесь же возникают интересные параллели с младенческим лепетом и речью больных шизофренией. Лингвисты исследуют эти явления с целью получить данные о происхождении человеческого языка.
В статье Хлебникова, которую мы привели в начале этого очерка, поэт говорит о заговорах и заклинаниях. Учеными собран огромный материал на эту тему. Хлебников в своих стихах использовал книгу И.П. Сахарова «Сказания русского народа...» (СПб., 1841):
Русалки (держат в руке учебник Сахарова и поют по нему):
Между вишен и черешен
Наш мелькает образ грешен.
Иногда глаза проколет
Нам рыбачья острога,
А ручей несет и холит,
И несет сквозь берега.
Пускай к пню тому прильнула
Туша белая овцы
И к свирели протянула
Обнаженные резцы.
Руахадо, рындо, рындо.
Шоно, шоно, шоно.
Пинцо, пинцо, пинцо.
Пац, пац, пац.
Последние «заумные» строки взяты им из книги Сахарова. Ироничная авторская ремарка показывает, что поэт здесь выступает скорее как исследователь, а вовсе не как глоссолалист или камлающий шаман. Это относится и к знаменитому хлебниковскому «Заклятию смехом».
Заумь в стихах Хлебникова может выступать знаком священного языка и несколько иным способом. Мыслитель Зангези, герой его одноименного произведения и alter ego автора, говорит о богах, покидающих землю:
Они голубой тихославль,
Они голубой окопад.
Они в никогда улетавль,
Их крылья шумят невпопад.
А люди отвечают ему: «Зангези! Что-нибудь земное! Довольно неба! Грянь «камаринскую»! Мыслитель, скажи что-нибудь веселенькое. Толпа хочет веселого. Что поделаешь – время послеобеденное».
Несмотря на то, что публика чаще всего ждала от поэта «камаринскую», Хлебников пытался найти, как он говорил, «самовитое слово вне быта и жизненных польз», выражая, может быть, таким образом свое благоговение перед даром Слова.
В народном творчестве заумь встречается не только в заговорах и заклинаниях. Ею насыщен детский фольклор: загадки, потешки, считалки. Наверное, все вспомнят такую считалку: «Эни, бени, рес, квинтер, минтер, жес...» – или какой-то похожий вариант. (В данном случае, скорее всего, это искаженные латинские unos, duo, tres, quattuor, quinque, sex.)
Далее мы подошли к очень важному виду зауми. Используя выражение Хлебникова, можно назвать ее «звездным языком». Это не что иное, как попытка создания единого языка, понятного всем жителям нашей планеты. История человечества насчитывает огромное количество таких попыток. Например, в книге Э. Дрезена «За всеобщим языком» рассказывается примерно о 500 проектах (их на самом деле гораздо больше). Некоторые строятся на основе существующих языков, как, например, эсперанто, некоторые конструируются их авторами на основе какого-либо принципа. Например, язык сольресоль строится на основе семи нот. Хлебников тоже пытается придумать подобный язык, и цель у него самая благородная: объединить человечество. В качестве эксперимента он пишет «Песни звездного языка»:
Где рой зеленых Ха для двух
И Эль одежд во время бега,
Го облаков над играми людей,
Вэ толп кругом незримого огня
И Ла труда, и Пэ игры и пенья...
Далее ему приходится дать перевод слов звездного языка: «Вэ значит вращение одной точки около другой (круговое движение). Эль – остановка падения, или вообще движения, плоскостью, поперечной падающей точке (лодка, летать). Пэ – беглое удаление одной точки прочь от другой, и отсюда для многих точек, точечного множества, рост объема (пламя, пар). Ха – преграда плоскости между одной точкой и другой, движущейся к ней (хижина, хата). Гэ – движение точки под прямым углом к основному движению, прочь от него». Это – робкая попытка найти общие значения отдельных звуков в разных языках. Хлебников понимает, что его попытка крайне несовершенна. Вопрос о родстве языков, о происхождении и первоначальном развитии языка – проблема, над которой работают философы и лингвисты на протяжении тысячелетий. Существует и масса любительских попыток решить эти проблемы. Об этом очень хорошо говорится в статье академика А.А. Зализняка «О профессиональной и любительской лингвистике». http://www.gramota.ru/biblio/magazines/nauka_i_zhizn/28_644.
В своем стремлении уйти от привычных штампов, обновить наше чувство языка поэты-футуристы обращались к первым дням Творения. В свойственной ему эпатирующей манере А. Крученых заявляет: «Слова умирают, мир вечно юн. Художник увидел мир по-новому и, как Адам, дает всему свои имена. Лилия прекрасна, но безобразно слово лилия, захватанное и «изнасилованное». Поэтому я называю лилию ЕУЫ — первоначальная чистота восстановлена». На это Хлебников отвечает: «ЕУЫ ладит с цветком. Быстрая смена звуков передает тугие лепестки изогнутого цветка». Правда, тут же он замечает: «Я боюсь бесплодных отвлеченных прений об искусстве. Лучше было бы, чтобы вещи (дееса) художника утверждали то или это, а не он».
Интересно, что в те самые годы, когда футуристы выступили со своими заумными произведениями и подверглись яростному осуждению критики, на Афоне возникло движение, получившее название «имяславие». Оно расходилось с Православной Церковью в вопросе понимания имени Божьего, т.е. в вопросе, касающемся языка и слова в их предельной глубине. Святейший Синод осудил это учение, но оно вызвало к жизни философию языка С. Булгакова, П. Флоренского, А. Лосева. В своей работе «Мысль и язык» П. Флоренский сочувственно цитирует заумное творчество В. Хлебникова, А. Крученых, Е. Гуро, находя в нем подтверждение своим идеям.
В этом очерке мы осветили лишь в самом общем виде проблемы, связанные с заумью и словотворчеством. Закончим очерк словами Хлебникова: «Чары слова, даже непонятного, остаются чарами и не утрачивают своего могущества. Стихи могут быть понятными, могут быть непонятными, но должны быть хороши, должны быть истовенными... Речь высшего разума, даже непонятная, какими-то семенами падает в чернозем духа и позднее загадочными путями дает свои всходы. Разве понимает земля письмена зерен, которые бросает в нее пахарь? Нет. Но осенняя нива все же вырастает ответом на эти зерна. Впрочем, я совсем не хочу сказать, что каждое непонятное творчество прекрасно. Я намерен сказать, что не следует отвергать творчество, если оно непонятно данному слою читателей».
Список иллюстраций
Первая публикация стихотворения «Заклятие смехом» в сборнике «Студия импрессионистов» (СПб., 1910).
Титульный лист сборника «Студия импрессионистов» (СПб., 1910) – первая поэтическая публикация В. Хлебникова.
Автограф стихотворения В. Хлебникова «Заклятие смехом». К сожалению, автограф 1910 года не сохранился. Этот сделан в 1918 г.
Литографированная страница из книги Хлебникова «Изборник» (СПб., 1914). Стихотворение «Ночь в Галиции», в котором русалки пользуются «учебником Сахарова». Текст и иллюстрации выполнил друг Хлебникова, художник Павел Филонов.
Брошюра А. Крученых и В. Хлебникова «Слово как таковое» (М., 1913). На обложке – рисунок К. Малевича.
А. Крученых и В. Хлебников. Тэ ли лэ (СПб., 1914). Обложка работы Ольги Розановой. Эта и некоторые другие книги футуристов были литографированными, причем художник сам исполнял и иллюстрации, и текст. Ныне эти «скоморошьи альбомчики», как назвал их Валерий Брюсов, стали библиографической редкостью и признанными шедеврами книжного искусства.
Публикация знаменитого «Дыр бул щыл» Алексея Крученых в книге «Тэ ли лэ».
Василий Каменский. Танго с коровами. Железобетонные поэмы (М., 1914). Поэма «Константинополь». Книга пятиугольной формы, напечатана на обратной стороне обоев.
Рукопись В. Хлебникова, имитирующая автопортрет А. Пушкина. Многие автографы поэта сами по себе очень красивы, поэтому их интересно не только читать, но и просто рассматривать.
Посмотреть вложение Zaklyatie smehom.mp3
Посмотреть вложение Kuznechik.mp3
Поэт Сергей Бирюков читает стихотворения Хлебникова «Заклятие смехом» и «Кузнечик».
Специальный очерк, посвященный творчеству Велимира Хлебникова: https://azbyka.ru/forum/blog.php?b=1025
