I.
Будучи создан по образу и подобию Божию, одарённым способностью к мышлению, чувствованию и произволению, человек в состоянии постигать истины о Боге и мире естественным образом. Этот метод реализуется через миросозерцание и самопознание, как правило — индуктивным путём: от исследования частных вещей к заключению об общих законах и Законодателе.
Совершенно иной вид познания — сверхъестественный, состоящий в непосредственном получении информации от Бога и Его верных служителей — ангелов и святых душ — в процессе общения, а также в чудесных знамениях.
Способы непосредственного сообщения людям Божественного откровения многообразны. На протяжении священной библейской истории Бог открывался человеку посредством видений (Ис. 6:1-8); ночью во сне (Быт. 20:3); в облачном и огненном столпах (Исх. 13:21); в громе и молниях (Исх. 19:16); в веянии тихого ветра (3Цар. 19:12); гласом с небес (Мф. 17:5).
К сожалению, по мере развития науки и философии всё чаще приходится слышать о самодостаточности естественного способа богопознания. Опираясь на логические доводы, плохо обоснованные, сторонники этой идеи отрицают возможность (или, по крайней мере, уместность) сверхъестественного откровения как акта непосредственного просвещения человека Богом.
Здесь есть на что возразить: при внимательном изучении опыта философии и религий становится ясно, что естественный способ познания, при всей его важности и доступности, бессилен привести человека к точному знанию о высших вещах. Если бы богословские знания формировались исключительно на доводах человеческого разума, они никогда не превзошли бы своим содержанием уровня вероятностного мудрствования, где всегда найдется место сомнению и ошибке. Собственно, из естественного откровения можно вывести и ложные представления о Боге, в том числе, что в действительности Он никогда не существовал.
А ведь знание Бога — условие приобщения к Царству святых. «Царство Божие, — пишет Евагрий Понтийский, — есть ведение Святой Троицы, сосуществующее и распространяющееся вместе с [внутренним] устроением ума, а также выходящее за пределы нетления его» [1, с. 96].
Между тем каждому здравомыслящему человеку известно, что даже поверхностное, экзистенциальное знакомство с действительностью не обходится без знаний, приобретаемых из «внешних» источников. Скажем, дитя, развиваясь, черпает информацию от родителей; путешествующий внимает проводнику, ученик — учителю, геолог — карте, болящий — указаниям врача. А для достижения знаний о высших предметах человек наипаче нуждается в поучениях «извне»: ведь в то время как экзистенциальные знания являются опытными, главные положения веры (о Троичности Бога по Лицам при единстве существа, о том, что Бог — не только Творец, но и любящий Отец, о мире невидимых духов, загробной участи умерших и т. д.) — сверх-опытными. Человек просто не в состоянии вывести и раскрыть их порывом собственной мысли.
Поскольку «никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27), а откровение бывает в Духе и через Духа (1Кор.12:3), постольку должно признать, что непосредственное откровение Божие и есть то высшее достоверное свидетельство, посредством которого человеку открываются истины о Вседержителе и требования Его святой воли. Сверхъестественное откровение служит основой Писания и Предания, и без принятия этого факта на веру не будет доверия Богу и Церкви, ведь именно эти источники служат для человека началом просвещения в сфере догматики и христианской нравственности.
II.
Ввиду абсолютной духовности Божеского естества многие отвергают возможность Его непосредственных сношений с людьми. Чаще обычного названный довод применяется в богоборческой пропаганде.
«Допустим, хотя бы на одно мгновение, — кощунствует атеист Поль Гольбах, — что бог действительно являл себя людям. Каким же образом бесплотный дух мог быть воспринят человеческими чувствами? Какую форму должен был принять этот бесплотный дух? Какими физическими органами он должен был пользоваться, чтобы говорить с людьми? Каким образом бесконечное существо могло войти в сношения с существами конечными?» [2, с. 76].
Это заслуживает развенчания. Возможность сверхъестественного откровения не должна отрицаться на том основании, что Бог — Дух. Ведь даже и в обычных условиях жизни человек в состоянии ощущать бестелесное; например, видеть свет, чувствовать холод, электрический ток. Что же невероятного в том, что по особому действию Промысла люди обретают возможность видеть, слышать и осязать бестелесного Бога? Опять же, коль скоро и неразумная тварь способна, по усмотрению Божию, действовать сверхъестественным образом (как то: заговорившая с Валаамом ослица (Числ. 22:28); остановившиеся солнце и луна (Нав. 10:13)), то почему мы должны сомневаться, что разумный облагодатствованный человек может восхититься сверх естества?
Как Всемогущий Всесовершенный Личностный Дух, Бог обладает всеми необходимыми возможностями для сообщения людям спасительных истин «устами к устам». Человек же, как богообразная личность, способен к общению в принципе, и для того, чтобы вступать в живую связь с Отцом и Сыном и Святым Духом, ему не требуются дополнительные природные качества; необходимо лишь, чтобы Господь особым воздействием возбудил уже принадлежащие ему естественные силы, озарил его сердце, просветил ум. Очень наглядно факт такого воздействия зафиксирован на православных иконах «Преображения Господня», где видим исходящие от Христа на апостолов благодатные лучи.
Несмотря на то, что Божественный свет не изменяет человеческую сущность — а иначе человек перестал бы быть человеком, — в результате озарения Духом он преобразуется в «сверхъестественного». «Как по причине [дара] слова [человек] словесный, — пишет святитель Григорий Палама, — так по причине вселившейся благодати Духа — сверхъестественный, божественный и духовный» [3, с. 105].
III.
В перечне ложных воззрений на сверхъестественное откровение значится и другое, в русле которого откровение отождествляется с естественным вдохновением, периодически озаряющим «творческие личности», — поэтов, музыкантов, художников. Вывести из употребления правильное определение сверхъестественного откровения стремились представители некоторых западных теологических школ.
В чём уязвимость такого посыла? Как известно, состояние естественного вдохновения характеризуется резким подъёмом душевных сил, активизацией творческих способностей, живостью образов, составляемых в памяти или воображением, наконец, сильной сосредоточенностью на предмете труда. В этом, можно видеть, хотя и с натяжкой, формальное сходство с состоянием озарения Духом Святым.
Вот, например, как описывается вдохновление Духом в Третьей книге Ездры: «И взял я пять мужей, как Он заповедал мне, и пошли мы в поле и остались там. И вот, на другой день голос воззвал ко мне: Ездра! открой уста твои и выпей то, чем Я напою тебя. Я открыл уста мои, и вот полная чаша подана была мне, которая была наполнена как бы водою, но цвет того был подобен огню. И взял я и пил; и когда я пил, сердце мое дышало разумом и в груди моей возрастала мудрость, ибо дух мой подкреплялся памятью; уста мои были открыты и больше не закрывались. Всевышний даровал разум пяти мужам, и они ночью писали по порядку, что было говорено им и чего они не знали. Ночью они ели хлеб; а я говорил днем и не молчал ночью» (3Ездр. 14:37–43).
С другой стороны, Писание содержит и такие свидетельства, в рамках которых исполненность Духом связывается не с дарованием догматических или нравственных знаний, а с ремеслом: «И сказал Господь Моисею, говоря: смотри, Я назначаю именно Веселеила, сына Уриева, сына Орова из колена Иудина; и Я исполнил его Духом Божиим, мудростью, разумением, ведением и всяким искусством, работать из золота, серебра и меди» (Исх. 31:1); «И стал работать Веселеил и Аголиав и все мудрые сердцем, которым Господь дал мудрость и разумение, чтоб уметь сделать всякую работу, потребную для святилища, как повелел Господь» (Исх. 36:1).
Как это можно прокомментировать? Разумеется, и причину естественного вдохновения, если оно направлено на добро, нужно соотносить с Божьим Промыслом. В этом можно видеть сходство, но не тождество, и вот почему. Во-первых, вдохновляемый естественным образом человек не вступает при этом в личностное общение с Пресвятой Троицей; во-вторых, не возводится в вышеестественное состояние; в-третьих, плод естественного вдохновения ограничен индивидуальными возможностями человека и никогда их не превосходит. Сверхъестественные же откровения о важнейших предметах веры отличаются недосягаемой глубиной содержания заключенных в них истин. Это значит, что ни один, вдохновленный естественным образом человек не обладает внутренней силой к акту познания настолько, чтобы сравниться в этом отношении с причастником харизматического просвещения. Ведь открываемые человеку высшие тайны Премудрости в полной мере доступны лишь Вседержителю, и только Он может открыть их по Своему усмотрению: «нет никого, знающего путь ее, не помышляющего о стезе ее. Но Знающий все знает ее» (Вар. 3:31-32).
Характерным примером возвышения естественных способностей сверхъестественной благодатью может служить эпизод с Венедиктом, видевшим в свете Святого Духа собранный пред его очами мир. «Однажды, — описывает этот случай святитель Григорий Двоеслов, — в то время как братия ещё спали, Венедикт встал на ночную молитву и молился у окна всемогущему Богу; вдруг он увидел в самую глубокую полночь осиявший всю ночную мглу свет, который так блестел, что ночь сделалась светлее дня. Чрезвычайно изумительное событие последовало за этим освещением: весь мир, как сам он рассказывал после, собран был пред его глазами как бы под один луч солнца. Достоуважаемый отец устремил внимательный взгляд на этот блеск небесного света и увидел в огненном сиянии душу Германа, епископа Капуи, несомую Ангелами на небо» [4, с. 130].
Раскрывая суть этого явления, Григорий Великий так объяснил его своему собеседнику: «Верь твердо, Петр, тому, что я говорю: для души, видящей Создателя, мала вся тварь. Посему, кто увидит малую часть света Создателева, для него становится мало все сотворенное, потому что самый свет внутреннего видения распространяет кругозор ума и так расширяет в Боге, что ум становится выше мира; душа видящего бывает даже выше самой себя. А когда во свете Божием бывает восхищена выше себя, в то время сила ее расширяется более всего находящегося внизу ее; и когда восхищенная созерцает все под собою, понимает, как ничтожно все, чего она не могла понять в состоянии уничижения» [4, с. 131-132].
IV.
Иногда состояние возводимых к сверхъестественному откровению Божьих избранников определяют, как состояние, в котором деятельность разума и чувств как бы приостанавливается, умолкает. По большей части эту оценку соотносят с без-образными видениями, не подлежащими описанию в категориях рационального рассудка.
«Мы пользуемся произносимым словом, касающимся чего-то воспринимаемого чувствами, тогда, — уверен автор схолий к Корпусу сочинений Дионисия Ареопагита, — когда нуждаемся в словах, слогах, буквах и письме для изъяснения того, о чем идет речь. Если же душа благодаря прямым энергиям сама по себе устремляется к умопостигаемому, тогда, за пределами чувств, чувства излишни, ибо воображается высшее. Когда же она становится боговидной, продвигаясь понемногу в простертости, и благодаря единству с Непознаваемым получает доступ к неприступному свету, тогда и умственные энергии излишни, равно как и чувственные, поскольку душа помышляет высшее такового, объединившись, наконец, с Богом. А когда она представляет себе в то же время что-то низкое и старается взяться за что-то чувственное, тогда ей нужно искать более точные слова и более ясно видные вещи» [5, с. 186].
Что же касается библейских пророков, Божественные откровения преподавались им, большею частью, либо в форме конкретных указаний, либо в аллегориях и символических образах. В процессе видений праведники не теряли способность к живому общению с Богом: могли разговаривать с Ним (Ис. 6:11), вкушать получаемые от Него свитки (Иез. 2:8-9; 3:3), испивать чаши (3Ездр. 14:39-40) и даже бороться (Быт. 32:24:29). Однако иногда и в отношении пророческих озарений утверждалось, что они приводили к молчанию разума и чувств. Такому пониманию способствовало, например, изречение псалмопевца: «Язык мой — трость скорописца» (Пс. 44:2); утверждение апостола Петра: «...Никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Пет. 1:21).
«Чин откровения, — пишет преподобный Исаак Сирин, — отличен от того, чтобы человек через изучение мудрости и труд разума направлял мысли свои к постижению некоего смысла и созерцанию чего-либо через мыслительный процесс. Ибо сказано: “Откровение есть молчание разума”. И никто пусть не воображает, что посредством ревности и помышления человеческого он обрел знание: это случается по действию духовному, когда тот, кому дается откровение, в это время не ощущает ни какого-либо помысла в душе своей, ни чего-либо подлежащего чувствам: он просто не пользуется ими и не сознает их. И это мы не от своего разумения говорим, но доказывается это особенно из писаний пророков, которые, когда бывали им откровения, поскольку находились в изумлении, не ощущали ничего из обычных предметов и не пользовались помыслами по воле своей. Не было у них и чувственного восприятия, но ум их был всецело сосредоточен только на смысле того, что <открывалось> видим в откровении» [6, с. 292].
Со временем на почве этих оценок сложилась доктрина, сообразно которой сверхъестественное откровение вводит озаряемого в механическое возбуждение — бессознательное состояние, схожее с гипнотическим трансом и аналогичное тому, какое испытывают языческие «мистики» в процессе общения с потусторонней действительностью. Шаткость этой концепции заключается в том, что и гипнотический транс, и состояние оккультного неистовства связано с подавлением личностных начал, лишением человека критики и рассудка, духовным оцепенением. Во время таких экстремальных сеансов люди могут испытывать зрительные и слуховые галлюцинации, рыдать и кричать, производить нецелесообразные движения. И если в варианте с гипнотизёром человек становится подконтрольным «всего лишь» человеку, то внедрённый в оккультную практику превращается в орудие лукавых демонических сил.
При таких обстоятельствах демоны могут порождать в воображении звуки и образы, обманывать внешние чувства, трансформировать сознание, возбуждать похоть, и при этом внушать, что они-де — души родственников, добрые ангелы или Господь. Эта практика может привести человека к ужасным последствиям, вплоть до дезорганизации психики и духовного истощения. «Действуя также незаметно, как зараза, — сигнализирует Тертуллиан, — веяние демонов и ангелов производит обольщение ума, вызывая исступление, отвратительное безумие и лютую похоть с разнообразными заблуждениями, из которых самое сильное то, с помощью которого это бесовское обольщение препоручает плененному и обманутому человеческому уму всем известных богов, чтобы заодно и себе обеспечить особое (мысленное — А. Л.) питание от чада и крови, предлагаемое статуям и образам» [7, с. 152].
Обратной стороной этих мистических параллелей можно назвать обвинения, выдвигавшиеся в адрес монахов-молчальников, кои, пребывая на высших ступенях молитвенного делания, созерцали нетварный Божественный свет. Люди гордые и далёкие от подвига непрестанной молитвы, для которых христианский мистический опыт был непонятен и чужд (в силу чего они и не допускали возможность наличия этого опыта у других), упрекали безмолвников в бесновании, демоническом мудрствовании, мессалианстве.
Мессалиане, или евхиты, — это еретики, полагавшие, что «сатана и Дух Святой сообитают в человеке, а даже апостолы не были чисты от действия одержимости, и ни крещение не делает человека совершенным, ни причастие божественных тайн не очищает душу, но одна только молитва, о которой они радеют». Мессалианам мерещилось, что и «им, и научившимся у них Дух Святой является чувственно», и что они, как духовные, «видят грех внутри и извне, равно и благодать действующую и производящую» [8, с.136-137].
Но святые подвижники не были подобны евхитам, никогда не ставили во главу угла зрелище и не гонялись за созерцаниями ради удовольствия или удовлетворения праздного любопытства. Бог представал перед ними в Своем таинственном свете, как плод всей их добродетельной жизни. «Воздержись от высших созерцаний, если ты не достиг ещё крайнего бесстрастия, — сигнализировал преподобный Феогност, — не гонись за тем, чего догнать нельзя, и не ищи того, что выше сил твоих. Если желаешь... сделаться богословом и созерцателем, путем жизни взойди до сего и чистотою стяжи чистое (Боговедение)» [9, т. 3, с. 416].
В отличие о демонических наваждений харизматические озарения низводятся на людей без насилия над разумом и чувствами: свобода произволения в этих случаях остается ненарушенной. Это хорошо видно из примеров бесед Бога с Адамом после грехопадения, с Каином после братоубийства, когда те, в ответ на Божественное обращение, имели возможность покаяться, но всё же осознанно и добровольно пренебрегли ей и стали дерзить своему Творцу. Сверхъестественные откровения воспринимаются человеком без вреда для духовного здоровья. Мудрый Бог всегда открывает Себя по мере приемлемости человека, исходя из его состояния и условия нравственной пользы. Проникаясь Божественным светом, созерцатели освобождаются от душевного мрака, пребывают восхищенными, изумленными, восторженными. В это время их личностное содержание не только не опустошается, но напротив: раскрывается, возвышается, восполняется Духом Святым. «...Боговидцы, — делится знаниями святитель Григорий Палама, — причастны непостижимому Духу, который им заменяет и ум, и глаза, и уши и благодаря которому они и видят и слышат и понимают...» [10, с. 85].
Бог так глубоко проникает в сознание человека, а сознание так сильно преображается и сближается с Богом, что между ними составляется духовное единство. «...Вода живая, говорящая во мне, — констатировал святой Игнатий Антиохийский, — взывает ко мне изнутри: “Иди к Отцу”» [11, с. 185].
Тогда как ложные «откровения» связаны с разогревом воображения, кознями богопротивных ангелов, свидетели истинных тайн Домостроительства Божия высвобождаются из-под влияния посторонних движений разума, воли и чувств, мешающих сосредоточению на главном. Пребывая в Духе, святые отличают Божественные откровения от злотворных демонических воздействий, внушений собственного разума и чувств. Сам Дух удостоверяет их, что воспринимаемые ими голоса и видения имеют Источником Бога. В частности это показано в Книге пророка Иеремии: «И было слово Господне ко мне: “что видишь ты, Иеремия?”. Я сказал: вижу жезл миндального дерева. Господь сказал мне: ты верно видишь; ибо Я бодрствую над словом Моим, чтоб оно скоро исполнилось» (Иер.1:9-12).
«...Пророки, — напоминает святитель Иоанн Златоуст, — не были подобны (языческим) прорицателям. У тех, когда бес овладевал их душею, то ослеплял ум и помрачал мысли, и они произносили все так, что их ум нисколько не понимал произносимого, точно какая-нибудь бездушная флейта издавала звуки... Но дух Святый действует не так, а напротив, Он оставляет сердцу разумение изрекаемого... Бес, как враг и неприятель, действует на природу человеческую враждебно; а Дух Святый, как благопопечительный и благодетельный, приемлющим Его оставляет сознание и открывает уму их смысл Своих вещаний» [12, т. 5, с. 184 — 185].
V.
Вездесущего Бога можно встретить всегда и везде. Между тем в действительности случаи богоявлений достаточно редки. Почему? Дело в том, что сверхъестественное откровение сообщается людям лишь по особому усмотрению Божию, в меру того, насколько они способны это откровение принять, и по мере уместности и необходимости. Оно может предназначаться для всего человечества или для конкретной общины. Скажем, облачный столп служил путеводителем Израилю (Исх. 13:20-21). А проповедь Христа адресована всем: «Итак, идите, научите все народы...» (Мф. 28:19). Нередко откровение преподаётся и частным лицам, в том числе нечестивым, как в случае с Авимелехом (Быт. 20:3), с тем, чтобы положить начало переменам в их жизни, или для того, чтобы поддержать благое начинание, а иногда — в знак «награды» за добродетель, в подтверждение причастности праведника Царству святых.
Условием и залогом благоговейного восприятия высших Божественных истин служит духовное совершенство, нравственная чистота: «в лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху, ибо святый Дух премудрости удалится от лукавства» (Прем. 1:4-5); «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор. 2, 14).
История взаимоотношений человека и Бога подтверждает это бесчисленными фактами. Вспомним, каким священным ужасом был охвачен Исаия, сподобившись лицезреть на престоле Небесного Царя: «И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис. 6:5).
Бог есть Любовь, но в силу греховности люди сами отвращаются от Него. Так, Адам, согрешив, поспешил укрыться от Господа, спрятавшись в зарослях рая. А Каин, братоубийца, сам произнёс себе приговор изгнания. Когда Бог, в громе и пламени, обратился к еврейскому народу, бывшие там устрашились и расположились вдали от дымящейся горы; при этом они просили Моисея: «говори ты с нами, и мы будем слушать; но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть» (Исх. 20:19).
В силу душевной омертвелости многие очевидцы чудес и знамений, совершённых Спасителем, не смогли распознать в Нём обетованного Мессию; равно как и современные им языческие летописцы не спешили упоминать Его в перечне сколь-нибудь значимых исторических лиц. К слову, самарянка увидела во Христе Великого Пророка (Мк. 4:12), а другие этого не заметили. В ином эпизоде свидетели откровения, услышав глас с Неба, раздавшийся в ответ на воззвание Богочеловека, разделились в оценках: «Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром. А другие говорили: Ангел говорил Ему» (Ин. 12:29).
VI.
Божественная благодать действует непостижимым и неисследимым образом. Однако, что именно происходит с сознанием человека в момент просвещения его светом ведения, сказать трудно. Писание сообщает об открытии очей: «И открыл Господь глаза Валааму, и увидел он Ангела Господня, стоящего на дороге с обнаженным мечем в руке» (Чис. 22:31); «И помолился Елисей, и говорил: Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел. И открыл Господь глаза слуге, и он увидел, и вот, вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея» (4 Цар. 6:17).
Человеку, никогда не имевшему такого опыта, не бывавшему в тех обстоятельствах и условиях, трудно проникнуть в них даже мысленно. Более того, сами причастники сверхъестественных созерцаний не в состоянии описать всю палитру своих ощущений. «...По непостижимости дающего виденье Духа, — пишет святитель Григорий Палама, — созерцатели не знают, чем они все это видят, чем слышат, через что посвящаются в познание небывалого или в понимание вечно сущего» [10, с. 81–84].
VII.
Вершиной Сверхъестественного Откровения является Благовестие Господа Иисуса Христа. Так, если во времена Ветхого Завета воля Бога распространялась преимущественно через Его служителей — пророков, — то с наступлением полноты времён её вещал Сам воплотившийся Сын. Ветхозаветное откровение было детоводителем ко Христу и посвящалось подготовке человека к Его Пришествию в мир. Ветхий Завет не содержал полноты необходимых спасительных истин, преподавая их фрагментарно, в намёках и прообразах. И лишь с завершением эры Господь даровал людям всю полноту знаний, направленных на совлечение ветхого человека и облечение в нового (Кол. 3:9-10), на возрождение и преобразование всех людей в богоподобные личности, на стяжание вечной блаженной жизни в Царстве святых: «Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15:15).
Ниспосланный на апостолов (в День Пятидесятницы) Дух не открыл им ничего существенно нового, но, в соответствии со словами Христа, помог лучше понять и усвоить святое Благовестие: «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин. 16:13-14). Впоследствии апостолы передали учение Спасителя Церкви (Деян. 20:27).
Принимая во внимание, что во Христе нам дарована полнота откровения, ждать наступления новой пророческой эпохи, открытия неизвестных доселе догматических истин — нельзя. «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, — предупреждает апостол Павел, — да будет анафема» (Гал. 1:8). В другом своем послании этот же апостол говорит: «конец закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4).
VIII.
Одним из важнейших внутренних признаков сверхъестественного откровения является тот, что оно сообщает человеку непосредственное ведение Бога. Другой его признак: оно никогда не несёт в себе внутренних противоречий, не идёт вразрез нормам любви и добра. Третий признак сводится к тому, что оно удовлетворяет естественным и индивидуальным стремлениям человека. Наконец, четвертый выражается в глубине и возвышенности преподаваемых истин, не охватываемых в полной мере человеческим рассудком. Ряд отцов прибегали по сему поводу к сравнению с водным вместилищем (озером, рекою), из которого можно пить, но при этом нельзя исчерпать всю его воду до дна.
В качестве внешнего признака можно, во-первых, назвать чудеса и знамения. Сам Господь говорил о себе: «Я же имею свидетельство больше Иоаннова: ибо дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня» (Ин. 5:36). Другим важным признаком служат пророчества. Ведь иначе как водительством Духа и не объяснишь, каким именно образом незнакомые люди, жившие в разных селениях, принадлежавшие к разным социальным слоям, отличавшиеся разными уровнями образованности, проповедовавшие в разные времена, до деталей сходились на главном, например, на провозвестии о Христе.
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия. Фрагмент из: «Православное Догматическое Богословие в конспективном изложении».
1.Евагрий Понтийский. Творения аввы Евагрия Понтийского. Изд. Мартис, 1994.
2.Гольбах П. Письма к Евгении. Здравый смысл. М.: Изд. Академия наук СССР, 1956.
3.Святитель Григорий Палама. Антирретики против Акиндина. Краснодар: Изд. Текст, 2010.
4.Святой Григорий Двоеслов. Собеседования о жизни италийских отцов и о безсмертии души. М.: Синтагма, 2011.
5.Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений. С приложением толкований преподобного Максима Исповедника. СПб.: Изд Олега Абышко, 2006.
6.Преподобный Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. Новооткрытые тексты. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2013.
7.Тертуллиан. Апологетик. К Скапуле. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2005.
8.Преподобный Иоанн Дамаскин. Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания. М.: Изд. Индрик, 2002.
9.Добротолюбие. М.: Изд. Паломник, 2003.
10.Святитель Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. СПб.: Изд. Наука, 2004.
11.Памятники древнехристианской письменности. М.: Изд. Храм святых бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана на Маросейке, 2005.
12.Святитель Иоанн Златоуст. Полное собрание творений святого Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М.: Изд. Радонеж, 2005.
.
Будучи создан по образу и подобию Божию, одарённым способностью к мышлению, чувствованию и произволению, человек в состоянии постигать истины о Боге и мире естественным образом. Этот метод реализуется через миросозерцание и самопознание, как правило — индуктивным путём: от исследования частных вещей к заключению об общих законах и Законодателе.
Совершенно иной вид познания — сверхъестественный, состоящий в непосредственном получении информации от Бога и Его верных служителей — ангелов и святых душ — в процессе общения, а также в чудесных знамениях.
Способы непосредственного сообщения людям Божественного откровения многообразны. На протяжении священной библейской истории Бог открывался человеку посредством видений (Ис. 6:1-8); ночью во сне (Быт. 20:3); в облачном и огненном столпах (Исх. 13:21); в громе и молниях (Исх. 19:16); в веянии тихого ветра (3Цар. 19:12); гласом с небес (Мф. 17:5).
К сожалению, по мере развития науки и философии всё чаще приходится слышать о самодостаточности естественного способа богопознания. Опираясь на логические доводы, плохо обоснованные, сторонники этой идеи отрицают возможность (или, по крайней мере, уместность) сверхъестественного откровения как акта непосредственного просвещения человека Богом.
Здесь есть на что возразить: при внимательном изучении опыта философии и религий становится ясно, что естественный способ познания, при всей его важности и доступности, бессилен привести человека к точному знанию о высших вещах. Если бы богословские знания формировались исключительно на доводах человеческого разума, они никогда не превзошли бы своим содержанием уровня вероятностного мудрствования, где всегда найдется место сомнению и ошибке. Собственно, из естественного откровения можно вывести и ложные представления о Боге, в том числе, что в действительности Он никогда не существовал.
А ведь знание Бога — условие приобщения к Царству святых. «Царство Божие, — пишет Евагрий Понтийский, — есть ведение Святой Троицы, сосуществующее и распространяющееся вместе с [внутренним] устроением ума, а также выходящее за пределы нетления его» [1, с. 96].
Между тем каждому здравомыслящему человеку известно, что даже поверхностное, экзистенциальное знакомство с действительностью не обходится без знаний, приобретаемых из «внешних» источников. Скажем, дитя, развиваясь, черпает информацию от родителей; путешествующий внимает проводнику, ученик — учителю, геолог — карте, болящий — указаниям врача. А для достижения знаний о высших предметах человек наипаче нуждается в поучениях «извне»: ведь в то время как экзистенциальные знания являются опытными, главные положения веры (о Троичности Бога по Лицам при единстве существа, о том, что Бог — не только Творец, но и любящий Отец, о мире невидимых духов, загробной участи умерших и т. д.) — сверх-опытными. Человек просто не в состоянии вывести и раскрыть их порывом собственной мысли.
Поскольку «никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Мф. 11:27), а откровение бывает в Духе и через Духа (1Кор.12:3), постольку должно признать, что непосредственное откровение Божие и есть то высшее достоверное свидетельство, посредством которого человеку открываются истины о Вседержителе и требования Его святой воли. Сверхъестественное откровение служит основой Писания и Предания, и без принятия этого факта на веру не будет доверия Богу и Церкви, ведь именно эти источники служат для человека началом просвещения в сфере догматики и христианской нравственности.
II.
Ввиду абсолютной духовности Божеского естества многие отвергают возможность Его непосредственных сношений с людьми. Чаще обычного названный довод применяется в богоборческой пропаганде.
«Допустим, хотя бы на одно мгновение, — кощунствует атеист Поль Гольбах, — что бог действительно являл себя людям. Каким же образом бесплотный дух мог быть воспринят человеческими чувствами? Какую форму должен был принять этот бесплотный дух? Какими физическими органами он должен был пользоваться, чтобы говорить с людьми? Каким образом бесконечное существо могло войти в сношения с существами конечными?» [2, с. 76].
Это заслуживает развенчания. Возможность сверхъестественного откровения не должна отрицаться на том основании, что Бог — Дух. Ведь даже и в обычных условиях жизни человек в состоянии ощущать бестелесное; например, видеть свет, чувствовать холод, электрический ток. Что же невероятного в том, что по особому действию Промысла люди обретают возможность видеть, слышать и осязать бестелесного Бога? Опять же, коль скоро и неразумная тварь способна, по усмотрению Божию, действовать сверхъестественным образом (как то: заговорившая с Валаамом ослица (Числ. 22:28); остановившиеся солнце и луна (Нав. 10:13)), то почему мы должны сомневаться, что разумный облагодатствованный человек может восхититься сверх естества?
Как Всемогущий Всесовершенный Личностный Дух, Бог обладает всеми необходимыми возможностями для сообщения людям спасительных истин «устами к устам». Человек же, как богообразная личность, способен к общению в принципе, и для того, чтобы вступать в живую связь с Отцом и Сыном и Святым Духом, ему не требуются дополнительные природные качества; необходимо лишь, чтобы Господь особым воздействием возбудил уже принадлежащие ему естественные силы, озарил его сердце, просветил ум. Очень наглядно факт такого воздействия зафиксирован на православных иконах «Преображения Господня», где видим исходящие от Христа на апостолов благодатные лучи.
Несмотря на то, что Божественный свет не изменяет человеческую сущность — а иначе человек перестал бы быть человеком, — в результате озарения Духом он преобразуется в «сверхъестественного». «Как по причине [дара] слова [человек] словесный, — пишет святитель Григорий Палама, — так по причине вселившейся благодати Духа — сверхъестественный, божественный и духовный» [3, с. 105].
III.
В перечне ложных воззрений на сверхъестественное откровение значится и другое, в русле которого откровение отождествляется с естественным вдохновением, периодически озаряющим «творческие личности», — поэтов, музыкантов, художников. Вывести из употребления правильное определение сверхъестественного откровения стремились представители некоторых западных теологических школ.
В чём уязвимость такого посыла? Как известно, состояние естественного вдохновения характеризуется резким подъёмом душевных сил, активизацией творческих способностей, живостью образов, составляемых в памяти или воображением, наконец, сильной сосредоточенностью на предмете труда. В этом, можно видеть, хотя и с натяжкой, формальное сходство с состоянием озарения Духом Святым.
Вот, например, как описывается вдохновление Духом в Третьей книге Ездры: «И взял я пять мужей, как Он заповедал мне, и пошли мы в поле и остались там. И вот, на другой день голос воззвал ко мне: Ездра! открой уста твои и выпей то, чем Я напою тебя. Я открыл уста мои, и вот полная чаша подана была мне, которая была наполнена как бы водою, но цвет того был подобен огню. И взял я и пил; и когда я пил, сердце мое дышало разумом и в груди моей возрастала мудрость, ибо дух мой подкреплялся памятью; уста мои были открыты и больше не закрывались. Всевышний даровал разум пяти мужам, и они ночью писали по порядку, что было говорено им и чего они не знали. Ночью они ели хлеб; а я говорил днем и не молчал ночью» (3Ездр. 14:37–43).
С другой стороны, Писание содержит и такие свидетельства, в рамках которых исполненность Духом связывается не с дарованием догматических или нравственных знаний, а с ремеслом: «И сказал Господь Моисею, говоря: смотри, Я назначаю именно Веселеила, сына Уриева, сына Орова из колена Иудина; и Я исполнил его Духом Божиим, мудростью, разумением, ведением и всяким искусством, работать из золота, серебра и меди» (Исх. 31:1); «И стал работать Веселеил и Аголиав и все мудрые сердцем, которым Господь дал мудрость и разумение, чтоб уметь сделать всякую работу, потребную для святилища, как повелел Господь» (Исх. 36:1).
Как это можно прокомментировать? Разумеется, и причину естественного вдохновения, если оно направлено на добро, нужно соотносить с Божьим Промыслом. В этом можно видеть сходство, но не тождество, и вот почему. Во-первых, вдохновляемый естественным образом человек не вступает при этом в личностное общение с Пресвятой Троицей; во-вторых, не возводится в вышеестественное состояние; в-третьих, плод естественного вдохновения ограничен индивидуальными возможностями человека и никогда их не превосходит. Сверхъестественные же откровения о важнейших предметах веры отличаются недосягаемой глубиной содержания заключенных в них истин. Это значит, что ни один, вдохновленный естественным образом человек не обладает внутренней силой к акту познания настолько, чтобы сравниться в этом отношении с причастником харизматического просвещения. Ведь открываемые человеку высшие тайны Премудрости в полной мере доступны лишь Вседержителю, и только Он может открыть их по Своему усмотрению: «нет никого, знающего путь ее, не помышляющего о стезе ее. Но Знающий все знает ее» (Вар. 3:31-32).
Характерным примером возвышения естественных способностей сверхъестественной благодатью может служить эпизод с Венедиктом, видевшим в свете Святого Духа собранный пред его очами мир. «Однажды, — описывает этот случай святитель Григорий Двоеслов, — в то время как братия ещё спали, Венедикт встал на ночную молитву и молился у окна всемогущему Богу; вдруг он увидел в самую глубокую полночь осиявший всю ночную мглу свет, который так блестел, что ночь сделалась светлее дня. Чрезвычайно изумительное событие последовало за этим освещением: весь мир, как сам он рассказывал после, собран был пред его глазами как бы под один луч солнца. Достоуважаемый отец устремил внимательный взгляд на этот блеск небесного света и увидел в огненном сиянии душу Германа, епископа Капуи, несомую Ангелами на небо» [4, с. 130].
Раскрывая суть этого явления, Григорий Великий так объяснил его своему собеседнику: «Верь твердо, Петр, тому, что я говорю: для души, видящей Создателя, мала вся тварь. Посему, кто увидит малую часть света Создателева, для него становится мало все сотворенное, потому что самый свет внутреннего видения распространяет кругозор ума и так расширяет в Боге, что ум становится выше мира; душа видящего бывает даже выше самой себя. А когда во свете Божием бывает восхищена выше себя, в то время сила ее расширяется более всего находящегося внизу ее; и когда восхищенная созерцает все под собою, понимает, как ничтожно все, чего она не могла понять в состоянии уничижения» [4, с. 131-132].
IV.
Иногда состояние возводимых к сверхъестественному откровению Божьих избранников определяют, как состояние, в котором деятельность разума и чувств как бы приостанавливается, умолкает. По большей части эту оценку соотносят с без-образными видениями, не подлежащими описанию в категориях рационального рассудка.
«Мы пользуемся произносимым словом, касающимся чего-то воспринимаемого чувствами, тогда, — уверен автор схолий к Корпусу сочинений Дионисия Ареопагита, — когда нуждаемся в словах, слогах, буквах и письме для изъяснения того, о чем идет речь. Если же душа благодаря прямым энергиям сама по себе устремляется к умопостигаемому, тогда, за пределами чувств, чувства излишни, ибо воображается высшее. Когда же она становится боговидной, продвигаясь понемногу в простертости, и благодаря единству с Непознаваемым получает доступ к неприступному свету, тогда и умственные энергии излишни, равно как и чувственные, поскольку душа помышляет высшее такового, объединившись, наконец, с Богом. А когда она представляет себе в то же время что-то низкое и старается взяться за что-то чувственное, тогда ей нужно искать более точные слова и более ясно видные вещи» [5, с. 186].
Что же касается библейских пророков, Божественные откровения преподавались им, большею частью, либо в форме конкретных указаний, либо в аллегориях и символических образах. В процессе видений праведники не теряли способность к живому общению с Богом: могли разговаривать с Ним (Ис. 6:11), вкушать получаемые от Него свитки (Иез. 2:8-9; 3:3), испивать чаши (3Ездр. 14:39-40) и даже бороться (Быт. 32:24:29). Однако иногда и в отношении пророческих озарений утверждалось, что они приводили к молчанию разума и чувств. Такому пониманию способствовало, например, изречение псалмопевца: «Язык мой — трость скорописца» (Пс. 44:2); утверждение апостола Петра: «...Никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» (2 Пет. 1:21).
«Чин откровения, — пишет преподобный Исаак Сирин, — отличен от того, чтобы человек через изучение мудрости и труд разума направлял мысли свои к постижению некоего смысла и созерцанию чего-либо через мыслительный процесс. Ибо сказано: “Откровение есть молчание разума”. И никто пусть не воображает, что посредством ревности и помышления человеческого он обрел знание: это случается по действию духовному, когда тот, кому дается откровение, в это время не ощущает ни какого-либо помысла в душе своей, ни чего-либо подлежащего чувствам: он просто не пользуется ими и не сознает их. И это мы не от своего разумения говорим, но доказывается это особенно из писаний пророков, которые, когда бывали им откровения, поскольку находились в изумлении, не ощущали ничего из обычных предметов и не пользовались помыслами по воле своей. Не было у них и чувственного восприятия, но ум их был всецело сосредоточен только на смысле того, что <открывалось> видим в откровении» [6, с. 292].
Со временем на почве этих оценок сложилась доктрина, сообразно которой сверхъестественное откровение вводит озаряемого в механическое возбуждение — бессознательное состояние, схожее с гипнотическим трансом и аналогичное тому, какое испытывают языческие «мистики» в процессе общения с потусторонней действительностью. Шаткость этой концепции заключается в том, что и гипнотический транс, и состояние оккультного неистовства связано с подавлением личностных начал, лишением человека критики и рассудка, духовным оцепенением. Во время таких экстремальных сеансов люди могут испытывать зрительные и слуховые галлюцинации, рыдать и кричать, производить нецелесообразные движения. И если в варианте с гипнотизёром человек становится подконтрольным «всего лишь» человеку, то внедрённый в оккультную практику превращается в орудие лукавых демонических сил.
При таких обстоятельствах демоны могут порождать в воображении звуки и образы, обманывать внешние чувства, трансформировать сознание, возбуждать похоть, и при этом внушать, что они-де — души родственников, добрые ангелы или Господь. Эта практика может привести человека к ужасным последствиям, вплоть до дезорганизации психики и духовного истощения. «Действуя также незаметно, как зараза, — сигнализирует Тертуллиан, — веяние демонов и ангелов производит обольщение ума, вызывая исступление, отвратительное безумие и лютую похоть с разнообразными заблуждениями, из которых самое сильное то, с помощью которого это бесовское обольщение препоручает плененному и обманутому человеческому уму всем известных богов, чтобы заодно и себе обеспечить особое (мысленное — А. Л.) питание от чада и крови, предлагаемое статуям и образам» [7, с. 152].
Обратной стороной этих мистических параллелей можно назвать обвинения, выдвигавшиеся в адрес монахов-молчальников, кои, пребывая на высших ступенях молитвенного делания, созерцали нетварный Божественный свет. Люди гордые и далёкие от подвига непрестанной молитвы, для которых христианский мистический опыт был непонятен и чужд (в силу чего они и не допускали возможность наличия этого опыта у других), упрекали безмолвников в бесновании, демоническом мудрствовании, мессалианстве.
Мессалиане, или евхиты, — это еретики, полагавшие, что «сатана и Дух Святой сообитают в человеке, а даже апостолы не были чисты от действия одержимости, и ни крещение не делает человека совершенным, ни причастие божественных тайн не очищает душу, но одна только молитва, о которой они радеют». Мессалианам мерещилось, что и «им, и научившимся у них Дух Святой является чувственно», и что они, как духовные, «видят грех внутри и извне, равно и благодать действующую и производящую» [8, с.136-137].
Но святые подвижники не были подобны евхитам, никогда не ставили во главу угла зрелище и не гонялись за созерцаниями ради удовольствия или удовлетворения праздного любопытства. Бог представал перед ними в Своем таинственном свете, как плод всей их добродетельной жизни. «Воздержись от высших созерцаний, если ты не достиг ещё крайнего бесстрастия, — сигнализировал преподобный Феогност, — не гонись за тем, чего догнать нельзя, и не ищи того, что выше сил твоих. Если желаешь... сделаться богословом и созерцателем, путем жизни взойди до сего и чистотою стяжи чистое (Боговедение)» [9, т. 3, с. 416].
В отличие о демонических наваждений харизматические озарения низводятся на людей без насилия над разумом и чувствами: свобода произволения в этих случаях остается ненарушенной. Это хорошо видно из примеров бесед Бога с Адамом после грехопадения, с Каином после братоубийства, когда те, в ответ на Божественное обращение, имели возможность покаяться, но всё же осознанно и добровольно пренебрегли ей и стали дерзить своему Творцу. Сверхъестественные откровения воспринимаются человеком без вреда для духовного здоровья. Мудрый Бог всегда открывает Себя по мере приемлемости человека, исходя из его состояния и условия нравственной пользы. Проникаясь Божественным светом, созерцатели освобождаются от душевного мрака, пребывают восхищенными, изумленными, восторженными. В это время их личностное содержание не только не опустошается, но напротив: раскрывается, возвышается, восполняется Духом Святым. «...Боговидцы, — делится знаниями святитель Григорий Палама, — причастны непостижимому Духу, который им заменяет и ум, и глаза, и уши и благодаря которому они и видят и слышат и понимают...» [10, с. 85].
Бог так глубоко проникает в сознание человека, а сознание так сильно преображается и сближается с Богом, что между ними составляется духовное единство. «...Вода живая, говорящая во мне, — констатировал святой Игнатий Антиохийский, — взывает ко мне изнутри: “Иди к Отцу”» [11, с. 185].
Тогда как ложные «откровения» связаны с разогревом воображения, кознями богопротивных ангелов, свидетели истинных тайн Домостроительства Божия высвобождаются из-под влияния посторонних движений разума, воли и чувств, мешающих сосредоточению на главном. Пребывая в Духе, святые отличают Божественные откровения от злотворных демонических воздействий, внушений собственного разума и чувств. Сам Дух удостоверяет их, что воспринимаемые ими голоса и видения имеют Источником Бога. В частности это показано в Книге пророка Иеремии: «И было слово Господне ко мне: “что видишь ты, Иеремия?”. Я сказал: вижу жезл миндального дерева. Господь сказал мне: ты верно видишь; ибо Я бодрствую над словом Моим, чтоб оно скоро исполнилось» (Иер.1:9-12).
«...Пророки, — напоминает святитель Иоанн Златоуст, — не были подобны (языческим) прорицателям. У тех, когда бес овладевал их душею, то ослеплял ум и помрачал мысли, и они произносили все так, что их ум нисколько не понимал произносимого, точно какая-нибудь бездушная флейта издавала звуки... Но дух Святый действует не так, а напротив, Он оставляет сердцу разумение изрекаемого... Бес, как враг и неприятель, действует на природу человеческую враждебно; а Дух Святый, как благопопечительный и благодетельный, приемлющим Его оставляет сознание и открывает уму их смысл Своих вещаний» [12, т. 5, с. 184 — 185].
V.
Вездесущего Бога можно встретить всегда и везде. Между тем в действительности случаи богоявлений достаточно редки. Почему? Дело в том, что сверхъестественное откровение сообщается людям лишь по особому усмотрению Божию, в меру того, насколько они способны это откровение принять, и по мере уместности и необходимости. Оно может предназначаться для всего человечества или для конкретной общины. Скажем, облачный столп служил путеводителем Израилю (Исх. 13:20-21). А проповедь Христа адресована всем: «Итак, идите, научите все народы...» (Мф. 28:19). Нередко откровение преподаётся и частным лицам, в том числе нечестивым, как в случае с Авимелехом (Быт. 20:3), с тем, чтобы положить начало переменам в их жизни, или для того, чтобы поддержать благое начинание, а иногда — в знак «награды» за добродетель, в подтверждение причастности праведника Царству святых.
Условием и залогом благоговейного восприятия высших Божественных истин служит духовное совершенство, нравственная чистота: «в лукавую душу не войдет премудрость и не будет обитать в теле, порабощенном греху, ибо святый Дух премудрости удалится от лукавства» (Прем. 1:4-5); «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно» (1 Кор. 2, 14).
История взаимоотношений человека и Бога подтверждает это бесчисленными фактами. Вспомним, каким священным ужасом был охвачен Исаия, сподобившись лицезреть на престоле Небесного Царя: «И сказал я: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами, и живу среди народа также с нечистыми устами, — и глаза мои видели Царя, Господа Саваофа» (Ис. 6:5).
Бог есть Любовь, но в силу греховности люди сами отвращаются от Него. Так, Адам, согрешив, поспешил укрыться от Господа, спрятавшись в зарослях рая. А Каин, братоубийца, сам произнёс себе приговор изгнания. Когда Бог, в громе и пламени, обратился к еврейскому народу, бывшие там устрашились и расположились вдали от дымящейся горы; при этом они просили Моисея: «говори ты с нами, и мы будем слушать; но чтобы не говорил с нами Бог, дабы нам не умереть» (Исх. 20:19).
В силу душевной омертвелости многие очевидцы чудес и знамений, совершённых Спасителем, не смогли распознать в Нём обетованного Мессию; равно как и современные им языческие летописцы не спешили упоминать Его в перечне сколь-нибудь значимых исторических лиц. К слову, самарянка увидела во Христе Великого Пророка (Мк. 4:12), а другие этого не заметили. В ином эпизоде свидетели откровения, услышав глас с Неба, раздавшийся в ответ на воззвание Богочеловека, разделились в оценках: «Народ, стоявший и слышавший то, говорил: это гром. А другие говорили: Ангел говорил Ему» (Ин. 12:29).
VI.
Божественная благодать действует непостижимым и неисследимым образом. Однако, что именно происходит с сознанием человека в момент просвещения его светом ведения, сказать трудно. Писание сообщает об открытии очей: «И открыл Господь глаза Валааму, и увидел он Ангела Господня, стоящего на дороге с обнаженным мечем в руке» (Чис. 22:31); «И помолился Елисей, и говорил: Господи! открой ему глаза, чтоб он увидел. И открыл Господь глаза слуге, и он увидел, и вот, вся гора наполнена конями и колесницами огненными кругом Елисея» (4 Цар. 6:17).
Человеку, никогда не имевшему такого опыта, не бывавшему в тех обстоятельствах и условиях, трудно проникнуть в них даже мысленно. Более того, сами причастники сверхъестественных созерцаний не в состоянии описать всю палитру своих ощущений. «...По непостижимости дающего виденье Духа, — пишет святитель Григорий Палама, — созерцатели не знают, чем они все это видят, чем слышат, через что посвящаются в познание небывалого или в понимание вечно сущего» [10, с. 81–84].
VII.
Вершиной Сверхъестественного Откровения является Благовестие Господа Иисуса Христа. Так, если во времена Ветхого Завета воля Бога распространялась преимущественно через Его служителей — пророков, — то с наступлением полноты времён её вещал Сам воплотившийся Сын. Ветхозаветное откровение было детоводителем ко Христу и посвящалось подготовке человека к Его Пришествию в мир. Ветхий Завет не содержал полноты необходимых спасительных истин, преподавая их фрагментарно, в намёках и прообразах. И лишь с завершением эры Господь даровал людям всю полноту знаний, направленных на совлечение ветхого человека и облечение в нового (Кол. 3:9-10), на возрождение и преобразование всех людей в богоподобные личности, на стяжание вечной блаженной жизни в Царстве святых: «Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15:15).
Ниспосланный на апостолов (в День Пятидесятницы) Дух не открыл им ничего существенно нового, но, в соответствии со словами Христа, помог лучше понять и усвоить святое Благовестие: «Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам. Он прославит Меня, потому что от Моего возьмет и возвестит вам» (Ин. 16:13-14). Впоследствии апостолы передали учение Спасителя Церкви (Деян. 20:27).
Принимая во внимание, что во Христе нам дарована полнота откровения, ждать наступления новой пророческой эпохи, открытия неизвестных доселе догматических истин — нельзя. «Но если бы даже мы или Ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы благовествовали вам, — предупреждает апостол Павел, — да будет анафема» (Гал. 1:8). В другом своем послании этот же апостол говорит: «конец закона — Христос, к праведности всякого верующего» (Рим. 10:4).
VIII.
Одним из важнейших внутренних признаков сверхъестественного откровения является тот, что оно сообщает человеку непосредственное ведение Бога. Другой его признак: оно никогда не несёт в себе внутренних противоречий, не идёт вразрез нормам любви и добра. Третий признак сводится к тому, что оно удовлетворяет естественным и индивидуальным стремлениям человека. Наконец, четвертый выражается в глубине и возвышенности преподаваемых истин, не охватываемых в полной мере человеческим рассудком. Ряд отцов прибегали по сему поводу к сравнению с водным вместилищем (озером, рекою), из которого можно пить, но при этом нельзя исчерпать всю его воду до дна.
В качестве внешнего признака можно, во-первых, назвать чудеса и знамения. Сам Господь говорил о себе: «Я же имею свидетельство больше Иоаннова: ибо дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня» (Ин. 5:36). Другим важным признаком служат пророчества. Ведь иначе как водительством Духа и не объяснишь, каким именно образом незнакомые люди, жившие в разных селениях, принадлежавшие к разным социальным слоям, отличавшиеся разными уровнями образованности, проповедовавшие в разные времена, до деталей сходились на главном, например, на провозвестии о Христе.
Леонов А. М. Преподаватель Догматического Богословия. Фрагмент из: «Православное Догматическое Богословие в конспективном изложении».
1.Евагрий Понтийский. Творения аввы Евагрия Понтийского. Изд. Мартис, 1994.
2.Гольбах П. Письма к Евгении. Здравый смысл. М.: Изд. Академия наук СССР, 1956.
3.Святитель Григорий Палама. Антирретики против Акиндина. Краснодар: Изд. Текст, 2010.
4.Святой Григорий Двоеслов. Собеседования о жизни италийских отцов и о безсмертии души. М.: Синтагма, 2011.
5.Дионисий Ареопагит. Корпус сочинений. С приложением толкований преподобного Максима Исповедника. СПб.: Изд Олега Абышко, 2006.
6.Преподобный Исаак Сирин. О Божественных тайнах и о духовной жизни. Новооткрытые тексты. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2013.
7.Тертуллиан. Апологетик. К Скапуле. СПб.: Изд. Олега Абышко, 2005.
8.Преподобный Иоанн Дамаскин. Творения преподобного Иоанна Дамаскина. Источник знания. М.: Изд. Индрик, 2002.
9.Добротолюбие. М.: Изд. Паломник, 2003.
10.Святитель Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. СПб.: Изд. Наука, 2004.
11.Памятники древнехристианской письменности. М.: Изд. Храм святых бессребреников и чудотворцев Космы и Дамиана на Маросейке, 2005.
12.Святитель Иоанн Златоуст. Полное собрание творений святого Иоанна Златоуста в двенадцати томах. М.: Изд. Радонеж, 2005.
.
