Живым ощущением духа христианского единения, переданным сестрами Санкт-Петербургского Александро-Невского братства, делится писательница Людмила Ильюнина. Ей посчастливилось стать ученицей семи хранительниц веры, исповедавших ее в годы гонений, семи сестер, сохранивших дух подлинной Христовой любви.
Пример соотечественниц, которые совсем недавно покинули этот мир, для нас необходим. О них мне хочется сказать словами свт. Николая Сербского: «Великие христиане – те, кто носит в себе великую любовь ко Христу. Не такие ли души подобно пламени заключены в глиняных сосудах? Пламя всегда вертикально, оно устремлено к небу! Только сбрось крышку, и оно с силой вырвется наружу». [1]
Мы же, увы не имеем горения душевного, идём по пути разобщения, вернее, жизнь так выстраивается: всё делается для того, чтобы людей разобщать, а если и объединять, то по законам толпы, а не братства.
Благодарю Бога за то, что дал мне встретиться со Святой Русью, с благородной Россией не в книгах только, но и в общении с живыми хранительницами традиций этой отошедшей страны. Они учили, наставляли без слов, они просто жили, и их человеческие облики были законченными, гармонично прекрасными образами христианского подвижничества.
Они своими судьбами наглядно показали, как надо жить в эпоху «распада времен» и перестройки системы ценностей во всем обществе. Как оставаться самим собой, но и не быть презирающим «весь погибающий мир» гордостным «избранником». Я называла их моими «бабушками», потому что познакомилась с ними совсем юной девушкой – в начале 1970-х годов. Эти женщины на деле выполнили пастырский завет святого Патриарха Тихона: «Умереть не трудно, надо научиться жить в это время». С рассказа о них начну этот очерк.
Братское движение в России в 1920-1930 гг.
И в России, и на Западе в среде русской эмиграции после революционных потрясений происходили одинаковые процессы – организовывались православные кружки, которые перерастали в братства, становились «христианским движением», противостоящим материалистическому пониманию мира. Объединяло этих людей одно – стремление воплотить свою веру в деле, совершаемом вместе с братьями и сестрами, а не поодиночке.
В наше время интерес к «братскому движению» подтверждается тем, что за последние годы состоялись несколько больших конференций, посвященных истории православных братств России. Самая масштабная из них проходила в феврале 2018 года в Санкт-Петербурге. Всего в конференции участвовали 226 человек из 4 стран и 18 городов. Прошли заседания 5 секций: «Православные братства в дореволюционной России», «Православные братства — ответ на вызов революции», «Духовные союзы на переломе эпох», «Братства и духовные союзы до и после 1917 г.», «Духовные объединения в 1920-е — 1930-е гг.» По итогам конференции был издан двухтомник, в который вошло 33 доклада. Этот труд будет интересен и людям науки.
Моя же задача – поделиться теми живыми переживаниями, которые мне передали непосредственные участники «братского движения». Потому что меня коробят такие научные определения: «словом любовь переводится греческий термин агапи (ἀγάπη), который можно перевести и словом братство. Указанное замечание позволяет понять основную идею, лежащую в основе «братского» делания — идею любви к ближнему».[2] Для моих бабушек любовь к ближнему не была идеей, да они и не декларировали ее вообще, просто жили по велению сердца.
Мои «бабушки» были очень молодыми!
Попытаюсь кратко передать хранящиеся в памяти светлые образы моих бабушек. Хотя все они были непохожи друг на друга, с разными характерами, профессиями, но всех их объединяло то, что можно назвать духовной культурой. Это было сочетание старинного благородства, дворянского воспитания и естественной простоты, открытости, внимания к людям. И в самом преклонном возрасте до дня кончины их не оставляло горение духа, у них были очень личные отношения с Богом. Поэтому рядом с ними люди согревались. Людей их круга можно было безошибочно определить даже среди многих верующих. Я бы сказала, они изливали особый «аромат Православия», который, как говорил апостол, для кого-то «благоухание жизни», а для кого-то дыхание смерти. Может быть, это было связано с тем, что бабушки прошли через подвиг исповедничества веры, все они принадлежали к гонимой Церкви, были членами православных братств, которые образовались в России в ответ на безбожную политику власти.
Все они, мои названные бабушки, были подругами юности. И так в средине 1970 -х годов, познакомившись с одной из них, я обрела сразу же семь наставниц, советчиц и, дерзаю сказать, друзей. Дружество было основой их отношений с людьми. И всякий, кто попадал в их круг, приобщался к этому дружескому духу. Меня всегда поражало, как они, пережившие годы «большого террора», знавшие предательство и наушничество, «униженные и оскорбленные» советской системой, продолжали так доброжелательно и приветливо относиться к людям, не быть подозрительными, настороженными, а наоборот — очень доверчивыми. Они не делили людей на верующих и неверующих, своих и чужих. Они не чувствовали себя отделенными от мира, в том числе, например, от своих соседей по коммунальным квартирам.
И ещё — они были очень молодыми! Мне в мои тогдашние 18 лет казалось, что бабушки моложе всех моих сверстников. И мне было с ними гораздо интереснее, чем с ровесниками.
Я до сих пор вспоминаю как самую счастливую новогоднюю ночь в моей жизни — ту, которую я провела вдвоем с бабой Паней (Параскевой Васильевной Аксеновой). Мы рассматривали старинные фотографии из альбома, я слушала её рассказы о запечатленных на фотографиях князьях Волконских, о детстве и юности, которые прошли в их доме. Было там и множество так называемых простых людей: поваров, кухарок, дворников, сестёр милосердия, солдат. И в ту ночь я сделала для себя открытие: какие лица были у людей дореволюционной России, на всех лежит печать благородства и одновременно личностной неповторимости!
Что отличает молодую душу от старой? Старикам обычно ни до чего нет дела, на многое в жизни они уже не в силах отзываться из-за душевной усталости, из-за различных недугов, из-за пережитых жизненных тягот. Но в моих бабушках потрясала бодрость духа при великой телесной немощи: одна из них была прикована к постели много лет, другие передвигались на костылях или с палочкой, две были слепы. Однако душевной усталости, уныния, сосредоточенности на болячках не было и в помине! Был, наоборот, великий интерес к жизни, желание узнавать новое, жажда общения.
В то время, когда мы познакомились -в начале 1970-х годов, я училась в университете и каждый день приходила к ним, наполненная какими-то новыми знаниями. С каким интересом они расспрашивали меня о тех спецкурсах русской литературы, которые нам читали! С радостью вспоминали стихи, оставшиеся в памяти с ранней юности, вместе со мной готовы были перечитывать Владимира Соловьева, Достоевского, Флоренского. Прежде всего, это относилось к матушке Анне — Анне Васильевне Куракиной (Кошкиной). Она сама писала стихи и не только много читала всю жизнь, но и делала многочисленные выписки из книг, собирала вырезки из газет и журналов и очень многих людей укрепляла в несении жизненного креста. Посылала письма с этими драгоценными по тем временам (ведь духовных книг не было) выписками. Почти все эти тетрадки достались мне в наследство. И хотя теперь всё, что когда-то было переписано каллиграфическим почерком Анны Васильевны и ее сестры Раисы Васильевны издано, я с трепетом перечитываю эти тетрадки, и как будто общаюсь с их душами. Ведь они выписали из трудов святых отцов, из писем и поучений оптинских старцев то, что было особенно близко им, что тронуло их и взволновало сто лет назад.
Александро-Невское братство
«Свобода, равенство, братство» — провозглашали революционеры на протяжении столетий, но ещё Федор Михайлович Достоевский написал: «Для того, чтобы было братство, нужны братья». И мы знаем, что самым страшным знамением революции в России была именно братоубийственная война. Недаром первый убийца брата своего — Каин — был в это время провозглашен героем-титаном, достойным подражания, ему был поставлен памятник. И вот в те же годы из уст людей, также принадлежащих к поколению детей начала XX века, начинают звучать жизнью подтвержденные обращения: «братья и сестры». И объединения их получают названия «братств».
Эти люди стараются воплотить христианскую веру в жизни, чтобы она из «храмовой» стала мировой, то есть направленной на просвещение и спасение не только тех, кто в храме, но и тех, кто, может быть, даже и воюет против всего святого. Братства руководствовались простыми правилами: помощь Церкви как денежная, так и личным трудом; служение ближним путем оказания медицинской, моральной и материальной помощи; занятия с детьми по Закону Божьему; помощь заключенным.
Для тех же из «братчиков», кто избрал для себя монашеский путь спасения, определялось житие «общинкой» с более строгими правилами: ходить в храм по возможности ежедневно; присутствовать неуклонно на совместной домашней молитве; аккуратно выполнять свое личное правило, как молитвенное, так и библейское; говорить только необходимое; между собой хранить мир и дружбу, относясь друг к другу терпимо, благожелательно и услужливо; без благословения духовника не предпринимать ничего серьезного.
Православные братства по всей стране начали возникать в начале 1918 года после воззвания патриарха Тихона к прихожанам объединяться для защиты Церкви от посягателей христоненавистников.
Самым большим и наиболее активным братством, как в Петербурге, так и среди всех существовавших по стране, было Александро-Невское братство. Его организовали в 1919 году, и просуществовало оно до 1932 года.
В братство входили в основном люди образованные, интеллигентные, которые в условиях «воинствующего атеизма» своим долгом считали отстаивать христианство как мировоззрение, как источник глубокого знания и высокой культуры. Поэтому его руководители братья Егоровы — архимандрит Гурий и иеромонах Лев — организовали на основе общины Высшие богословские курсы. Позднее Богословский институт, а также два монашеских кружка, в которых основательно изучалась православная аскетика. Многие из членов братства стали тайными монахами, а впоследствии — исповедниками Христовыми и новомучениками.
Одна из моих бабушек — Анна Васильевна Куракина (Кошкина) — состояла в этом братстве, а также окончила Богословские курсы при Лавре. Она мне и рассказала о жизни братчиков Лавры. Цели братства его руководители определяли следующим образом: «1. Возрождение церковного богослужебного устава; 2. борьба с торгашеством в Церкви; 3. реформа пения (отказ от светского исполнения по партиям), пение всего народа церковного; 4. просветительская работа среди детей и молодежи; 5. помощь больным и заключенным». В отличие от других православных братств, которые возникли в Петербурге в революционные годы, в Александро-Невское в основном входила просвещенная интеллигенция. Поэтому при нём организовали и открыли Богословско-пастырское училище, а потом и Высшие богословские курсы.
Матушка Анна Куракина попала в братство по приглашению его руководителя архимандрита Гурия (Егорова). Однажды во время елеопомазания в Лавре он предложил ей прийти к нему для духовной беседы. А потом, когда она в удивлении спрашивала, почему именно ее он призвал стать участницей рискованного для того времени дела, он ей ответил: «Рыбак рыбака видит издалека». И действительно, Анна Васильевна была духовно горящим человеком. До самой смерти она была источником утешения и силы для очень многих людей, никогда не погрязала в «бытовом существовании». Даже серьезно болея и десятилетиями не выходя из дома, не унывала, а через переписку общалась с десятками людей со всей страны. Многие из них были духовными чадами архимандрита Гурия (Егорова).
Церковный историк М.В. Шкаровский – автор большой монографии, посвященной Александро-Невскому братству, пишет о том значении, которое оно имело в жизни епархии в целом: «В известном смысле оно представляло собой стержень жизни епархии, на протяжении четырнадцати лет играя заметную роль во всех важнейших событиях этой жизни, в частности, активно борясь с обновленческим расколом и противодействуя иосифлянскому разделению»[3]. Исследование Шкаровского знакомит нас с этапами деятельности Александро-Невского братства.
Александро-Невское братство было «братством» не только по наименованию, но и по жизни. Отец Гурий (Егоров) постоянно читал лекции для «братчиков» и преподавал в Богословском училище. Кроме того, он был руководителем «монашеского кружка» св. Иоанна Лествичника, где намеревавшиеся принять монашество читали и разбирали «Лествицу» и другие аскетические труды, а также делали доклады по истории монашества.
Более того, отец Гурий благословлял своих духовных чад, склонных к монашеству, на то, чтобы жить общинкой — в одной квартире, имея общее хозяйство и кошелек (почти все члены общинок где-то трудились в миру). А главное — вместе выполнять молитвенное правило. Бог дал мне одну единственную встречу с известным ученым-математиком и богословом С.А. Зегждой, но она сильно мне запомнилась, так же как все, что я от него узнала тогда. Его тетушка — матушка Сергия (Заспелова) принадлежала к монашеской общине Александро-Невского братства, а познакомились родители Сергея Андреевича на братских встречах и были членами объединения до его закрытия.
С.А. Зегжда в духовном смысле был приемником Братства, — в 1960-80-е годы Сергей Андреевич стал духовным наставником для молодежи. Сам он был «монахом в миру» (в кавычках, потому что пострижен не был), но очень любил детей и собирал у себя дома на занятия подрастающее поколение своих близких и друзей. Давал им уроки Закона Божия, рассказывал о новомучениках и исповедниках Российских, приобщал к православной вере. Многие из воспитанников Сергея Андреевича стали в дальнейшем священнослужителями, в том числе и архиереями. Мама С.А. Зегжды Варвара Сергеевна рассказывала собиравшимся у них дома молодым людям о своих встречах с митрополитом священомучеником Вениамином (Казанским), который благословил создание Александро-Невского братства.
Вернёмся к истории Александро-Невского братства. Власти очень скоро поняли, что община является реальной силой, которая противостоит их намерению внедрить повсюду обновленческое «прогрессивное духовенство». Поэтому руководителей братства арестовывают именно в те дни, когда начинается «обновленческий поход» против Церкви. Отец Гурий (Егоров) был сослан на три года в Туркестан, освобожден в марте 1925 года, и, по пути домой заехав в Москву, он попал на похороны Святейшего Патриарха Тихона (с которым он был лично хорошо знаком) и был уставщиком на чине погребения.
По возвращении в город на Неве отец Гурий опять стал активно заниматься делами Александро-Невского братства, а также был назначен благочинным монастырей Ленинградской епархии и настоятелем Киновии Лавры. За четыре свободных года, которые провел отец Гурий в северной столице, он привлек к участию к «братской работе» ещё немало молодых людей и продолжал точно так же созидать «церковное строение», как и до арестов.
Что более всего удивляет в деятельности всего Александро-Невского братства: эти люди, несмотря на то, что они постоянно находились под угрозой ареста и даже смерти, не теряли связи друг с другом. Казалось бы — гораздо проще было бы затаиться, «спасаться в одиночку», никаким просветительством не заниматься, а думать только о собственном спасении. И вот, несмотря на то, что буквально «земля горела у них под ногами», они 14 лет кряду хранили ту общность, которая именовалась «Александро-Невским братством». И автор этих строк — кому Господь дал счастье встретить в ранней юности духовных чад владыки Гурия — может свидетельствовать, что уже в глубокой старости те из «братчиков», которые выжили в годы гонений, продолжали хранить особый дух деятельного и одновременно просвещенного христианства, привитый им наставниками. Старались они хранить верность братским правилам до самой кончины: морально и материально поддерживали друг друга, то есть пронесли свои братские отношения через всю жизнь, упрочив их в горниле испытаний.
Анна Васильевна Куракина, став женой принявшего после войны священный сан инженера-мостостроителя Александра Кошкина, не прерывала связь с духовным отцом своей молодости и тогда, когда он стал епископом Ташкенским и Самаркандским. Владыка позвал ее брата-супруга (откроем тут сокровенное: о. Александр с матушкой всю жизнь прожили как брат и сестра, подражая св. пр. Иоанну Кронштадтскому) к себе в епархию. И отец Александр не только стал ревностным пастырем сначала в Самарканде, а потом в Ташкенте, но совершил невозможное в советское время – построил два храма в местах своего служения. Причём в Ташкенте был построен большой собор, который выдержал сильное землетрясение 1966 года.
В Самарканде отец Александр и матушка Анна встретились с одним из организаторов Александро-Невского братства — архимандритом Серафимом (Суторихиным), который был арестован в 1932 г. и в лагере стал инвалидом. Отец Серафим стяжал уважение не только православных жителей, но и мусульман. После его кончины на могиле архимандрита в Самарканде стали совершаться чудеса и исцеления. Отец Александр Кошкин от исповедника Христова принял дар старческого служения людям.
Трое из ста (известных по именам благодаря исследованиям М.В. Шкаровского) членов Александро-Невского братства ныне прославлены в лике святых – это архимандрит Лев (Егоров), Кира Оболенская и Екатерина Арская. Они были расстреляны в печальной памяти 1937 году.
Фото: guriyegorov.ru
[1] Творения святителя Николая Сербского (Велемировича). Охридский пролог, январь-февраль-март, М, Паломник, 2008, с.336-337
[2] Альманах Свято-Филаретовского института. М, 1919
[3] Шкаровский М.В. Миссионерская деятельность Русской православной церкви в ХХ веке.
Комментировать