Источник

Триодь постная (часть II)

Притча о страшном суде

(Мф. 25, 31–46) – 25 февраля 1979 г.

Притча, которую мы читали сегодня, так всем хорошо известна, что, казалось бы, нечего о ней и говорить; и вместе с этим есть в ней несколько черт, на которые мне хотелось бы обратить ваше внимание.

Первое – это то, что когда подсудимые – то есть все мы – стали перед судом Божиим, Господь не стал спрашивать ни о чем, относящемся к вере, к мировоззрению, а спросил их только об одном, и прямо: Были ли вы человечны на земле? Когда перед вами стояло горе – подумали ли вы о том, чтобы утешить? Когда был голод, и холод, и тоска, и оставленность, и заключенность в тюрьме, и плен болезни – что вы сделали: пожалели или нет?..

И тех, которые пожалели, Господь принял, ни о чем другом не спрашивая, потому что эти люди сумели на земле любить – земной, реальной любовью, и поэтому были открыты и к тому, чтобы вместить и Божественную любовь будущего века. Но эти люди, совершившие дела любви, недоумевали о том, что в них увидел Господь. Как это Господь к Себе относит то, что они сделали другим? Поступать по любви им было настолько естественно, что они и не задумываясь так поступали... Мы не спасемся тем, что с натугой сердца, мучительно заставляя себя, помня о Господних заповедях, будем их творить; они должны войти нам в плоть и кровь так глубоко, так совершенно, чтобы быть естественным движением души, а не простым послушанием закону, который нам дан извне. И поэтому если кто из нас и думает, что он поступает милосердно, заботится о больных, посещает тюремных заключенных, питает голодного, одевает холодного, – пусть поставит перед собой вопрос: от сердца ли он поступает или потому, что чувствует, что таков его долг и что он даст ответ за свои поступки? И если только по долгу, то, Боже, как мы далеки от того, чтобы быть детьми Небесного Царства!..

Но обратите внимание и на тех, которые ничего из этих дел человеческой любви не совершили. Когда Христос им задает этот вопрос, они его даже не понимают: Где же мы Тебя, Господи, видели? Когда же мы Тебя не посетили в больнице или тюрьме? Когда же Тебя не одели холодного, не накормили голодного? Когда не утешили в горе?.. Они никогда не замечали никого вокруг себя, иначе они не ставили бы вопрос о том, надо или не надо. Бог ли получит, как бы косвенно, дар нашей любви, или только этот человек... Они прожили всю жизнь только для себя, расчетливо, разумно, то есть, в конечном итоге, вполне безумно...

И вот перед нами тот же вопрос: как мы поступаем по отношению к ближнему? Часто люди говорят: Я не знаю, как любить Бога, я Его ищу в потемках, я не могу до Него дорваться!.. – Очень просто: через человека!.. Апостол Иоанн сказал: Если кто говорит, что любит Бога, но не любит ближнего своего реальной и творческой любовью, тот лжет, потому что никто не может любить невидимого Бога, если до этого не научился любить конкретного, живого, животрепещущего перед ним человека... И поэтому, прежде чем ставить вопрос о том, как достичь Бога, спросим себя: как мы относимся к ближнему? Если наше сердце закрыто, холодно, замкнуто, если оно испугано при одной мысли, что ближний может от нас потребовать сердца и жизни нашей, – НЕ О ЧЕМ говорить, нечего искать близости Божией: надо сначала научиться иметь сердце теплое, сердце живое, сердце внимательное к ближнему, и тогда оно откроется и, как чистое сердце, увидит Бога. Аминь.

Притча о страшном суде

(Мф.25:31–46) – 14 февраля 1988 г.

Сегодняшняя притча так хорошо нам знакома, что мы можем пройти мимо, как бы не заметить, о чем она говорит. А говорит она нам несколько вещей.

Прежде всего она напоминает нам о том, что придет день, когда мы встанем лицом к лицу с Живым Богом, и придет на нас суд. Нет – Бог не подстерегает нас, чтобы взвесить и осудить наши злые дела и поступки; но мы встанем перед Богом, Который есть сама Красота, и обнаружим, как мы изуродовали в себе Его образ, когда, стоя перед Богом, так много возлюбившим нас, мы поймем, как мало любви мы дали Ему: это ли не суд?

Это случается и в наших земных отношениях. Иногда мы вдруг осознаем, что кто-то любил нас так глубоко, так подлинно, и мы взяли все, что нам давалось: всю любовь, все тепло, всю нежность, всю заботу, всю жертвенность; мы принимали жизнь того или той, кто изо дня в день отрекался от себя ради нас, – и не отозвались, принимая любовь, предлагавшуюся нам, как должное, как наше право. И приходит день, когда человек умирает, и тут мы понимаем, что мы брали, брали беспрерывно, и никогда не подали знака, никогда не дали человеку почувствовать, что мы понимаем, как глубоко, как подлинно, как щедро мы любимы.

И тогда мы стоим перед последним судом над нами: поздно, слишком поздно!.. О, – человек, любивший нас, простил нам давным-давно, и теперь, в вечности, говорит Богу словами Христа, когда Его распинали: Отче! Прости! Они не знали, что они делали... Но как мучителен суд, наш суд над самими собой, сознание, что мы могли так обрадовать любящего нас – и не сделали этого.

Это суд гораздо более суровый, чем любое земное правосудие; этот суд будет – и должен – бить нас изо дня в день в самую глубину сердца более беспощадно, чем любой формальный приговор. Не по тому, как мы соблюдали заповеди, мы будем судимы, а по тому, научились ли мы любить...

И сегодняшняя притча говорит об этом так ясно. Бог не требует от нас ничего, что выше человеческих сил и возможностей: пожалел ли ты голодного и жаждущего? Пожалел ли ты бездомного? Если кто был взят в тюрьму – изболелось ли твое сердце о нем? Не отшатнулся ли ты, постыдившись, что тебя сочтут его другом? Или испугавшись, что и тебя засудят с ним или с ней?.. И столько других путей, которыми можно выразить сострадание, сочувствие, любовь.

В сущности, Христос говорит нам: были ли вы просто человечными – или нет? Сумели ли вы проявить сочувствие, сострадание, солидарность? Были ли вы братьями и сестрами для тех, кто был вокруг вас? Если были – то новая жизнь может излиться в вас; но если вы не были даже человечными – как вы можете ожидать, что станете причастниками Божественной природы?.. Только если мы подобны алмазу, свет может наполнить нас, и мы можем сиять и светиться, отражая его на все стороны; но если нет – как мы можем отражать что бы то ни было?

Помните слова Христовы о том, что если око наше, глаз наш темен, то все вокруг – темнота; если сердце наше слепо, и глухо, и мертво – все вокруг мертво, все молчит молчанием смерти, все вокруг нас темно потемками пустоты и отсутствия.

Но для того, чтобы быть подлинно человечными, мы должны научиться жить заодно с Единственным, Который только может приобщить наше сердце, и наш ум, и нашу жизнь к подлинной любви, к полноте любви, к подлинному состраданию: со Христом, Который пришел в мир спасти нас. И пока мы отлучены от Него, мы можем, в очень ограниченной мере, оказывать сочувствие, дружелюбие, ласку, – но мы еще ничуть не знаем, что значит любить – любить всем нашим существом, всей нашей жизнью и смертью, всем, что в нас есть, и больше того, что в нас есть: Божией собственной любовью в нашем сердце, Божиим собственным зрением в наших глазах, Божией жертвенной самоотдачей в нашей отдаче себя самих.

Вот почему святой Иоанн Лествичник говорит, что мы не будем судимы за то, что не творили чудес, или за то, что не достигли небесных видений; но будем судимы о том, что не плакали непрестанно о нашей отлученности от Бога. И мы даже не переживаем этой отлученности по-настоящему, потому что мы так привыкли к этому расстоянию между Ним и нами; мы даже не чуем, как мы далеки и как мы обездолены без Него.

И иногда, я думаю, хорошо нам вспомнить о ком-то, кто прикоснулся края ризы Христовой и кто никогда, никогда не смог забыть, что он пережил. И вот я хочу прочитать вам несколько строк из писаний старца Силуана: Скучал Адам на земле, и земля была ему не мила. Он тосковал о Боге и говорил: “Скучает душа моя о Господе и слезно ищу Его. Как мне Его не искать? Когда я был с Ним, душа моя была весела и покойна, и враг не имел ко мне доступа... Где Ты, Господи? Где Ты, Свете мой? Почто скрыл лицо Твое от меня, и душа моя долго не видит Тебя, и скучает по Тебе, и слезно ищет Тебя. Где Господь мой? Почто не вижу Его в душе моей? Что мешает Ему жить во мне? Значит, нет во мне Христова смирения и любви к врагам”. Я потерял благодать и вместе с Адамом зову: “Милостив буди мне, Господи. Даруй мне дух смирения и любви”. О, любовь Господня! Кто познал тебя, тот неустанно ищет тебя день и ночь и кричит: “Скучаю я по Тебе, Господи, и слезно ищу Тебя. Как мне Тебя не искать? Ты дал мне познать Тебя Духом Святым, и это знание Божие влечет мою душу слезно искать Тебя”.

Вот человек, подобный нам, простой русский крестьянин, который познал близость Божию и чувствовал себя сиротой на земле без этой близости.

Задумаемся над этим; задумаемся, потому что каждый из нас в святые, благословенные минуты жизни испытал близость Божию, – но как легко мы успокаиваемся, что, да, – мы одиноки в холодном мире, как и все остальные. А мы не призваны быть, как все остальные, – мы призваны быть Божиим собственным присутствием, сияющим через нас. Так пусть же просияет свет в нас перед людьми, чтобы они прославили Отца нашего, Который на небесах. Аминь!

Притча о страшном суде и посте

(Мф.25:31–46) – 5 марта 1989 г.

Сегодня Воскресенье о Страшном Суде. Придет день, когда мы все встанем перед Богом, каждый из нас – со своей жатвой и, как говорит Книга Откровения, каждое Царство и каждый народ – с жатвой своей славы и своего позора.

В этот день время веры пройдет; потому что вера – это уверенность в вещах невидимых, а в тот день, в ослепительном сиянии славы Божией, мы уже будем видеть: мы будем видеть Его, как Он видит нас, мы узнаем Его, как Он знает нас. И время надежды пройдет, потому что надежда – это ожидание, а в тот день все уже исполнится; это будет восьмой день – последний день становления; это будет первый день вечности.

И на этом пороге мы будем стоять; с чем мы предстанем? Каков будет плод всей жизни, каждого из нас в отдельности, всех нас в нашей целокупности? Не как толпы разобщенных личностей, но как живого тела людей, которые все были крещены во Христа, в единство, все призваны, силой Святого Духа, в Единородном Сыне Божием быть единородным сыном Божиим; с чем мы предстанем тогда? Когда вера и надежда пройдут, единственное, что останется, будет любовь.

И сегодняшняя притча говорит об этом: не столько об ужасе, о страхе, который, может, и скует льдом наши сердца, или, наоборот, охватит огнем, в котором мы сгорим во мгновение; она говорит о том предстоянии, когда мы увидим, что весь смысл жизни была любовь, и спросим себя: Есть ли во мне хоть капля любви? Принес ли я плод любви?.. Притча говорит об этом. Притча не говорит, что мы будем оправданы, потому что говорили себе и другим, что мы верим в Бога, или потому что называли себя учениками Христа; Он Сам сказал: в тот день Он нам скажет, что тех из нас, которые не жили евангельски, не были Его учениками во всей правде, тех Он за Своих не признает. Но мы, может быть, скажем: Не молились ли мы в Твоих храмах? Не творили ли мы даже чудес Твоим именем? – И Он ответит: Отойдите, делатели неправды...

Но на что мы можем тогда надеяться? Притча говорит об этом так ясно, и это можно выразить одним словом: если вы были человечны, тогда вы принадлежите Царству. Если не были человечны, то не принадлежите... Христос не ставит вопросов о вере; Он ставит вопрос о том, было ли в наших сердцах сострадание, умели ли мы видеть страдание вокруг нас и отозваться – или же нет. И если мы отозвались, то мы Ему родные.

Но в этой притче есть и другая сторона, еще даже более дивная. Притча обращена не только к христианам, к ученикам, к верующим; когда Христос говорит тем, кто был полон сострадания, полон любви: Вы сделали все, что нужно – вы накормили голодного, вы приютили бездомного, вы посетили больного, вы не постыдились признать за брата того, кто был в тюрьме, – все эти люди скажут: Но когда мы видели Тебя в них?.. И Христос ответит: Что вы сделали одному из Моих братьев, вы Мне сделали...

Не дивно ли подумать, что любовь – как мост, перекинутый над всякой пропастью, что любовь торжествует и выдерживает всякое испытание; что быть человечным – даже не значит видеть в брате образ Божий, видеть в брате кого-то, кого любит Бог, за кого Он положил Свою жизнь; достаточно увидеть в нашем ближнем его нужду в сострадании: человека, ничего больше, – и тогда окажется, что мы поступили правильно.

Хочу сегодня сказать еще об одном: сегодня день, когда мы вспоминаем Страшный Суд, но это также начало Поста; с сегодняшнего дня православные воздерживаются от мяса; есть ли в этом какой-то смысл, кроме подвига и дисциплины? Да, думаю, что есть. В 9-й главе Книги Бытия есть страшный отрывок. После Потопа, когда человечество стало еще более слабым, чем прежде, еще менее укорененным в Боге, более трагично одиноким, более трагично зависимым от твари, потеряв общение с нетварным, Бог говорит Ною: Теперь все движущееся на земле, все твари будут вашей пищей; они будут вам в пишу, а вы будете им в страх... Это то взаимоотношение, которое человеческий грех, потеря Бога установили между нами и всем тварным миром, но особенно мучительно и чудовищно – с животным миром. И воздержанием от мяса во время Поста мы свидетельствуем, что мы это понимаем и – о, в какой малой мере! – стремимся искупить. Мы – страх тварного мира; мы разрушаем его, мы портим и загрязняем его, а мы были призваны изначала быть его водителями в вечность, в славу Божию, в совершенную красоту, которую Бог задумал для всей твари; мы были призваны сделать из этого нашего мира собственный мир Божий, Божие Царство – не в том смысле, что Он властвует над ним, а в том, что это Его семья: место, где Он живет среди Своей твари, и где творения Божии могут ликовать о Нем и друг о друге.

Поэтому будем помнить, что в ту меру, в какую мы будем верными призыву Церкви, – это не только акт, которым мы стараемся освободиться от порабощенности материальному миру, но и признание нашего греха против мира; и хоть в этой малой мере – усилие исцелить наносимую нами порчу, свидетельство, что мы понимаем, что мы сокрушаемся сердцем, и что даже если мы не можем жить иначе, мы болеем душой, стыдимся, и что и к Богу, и к миру, к которому мы относимся так беспощадно, мы оборачиваемся с сокрушенным и кающимся сердцем. Аминь!

Прощенное воскресенье

1975 г.

Сегодня Церковь вспоминает изгнание Адама из рая. Заключились двери райские; осиротел человеческий род, на земле мы ходим в потемках естественной жизни, где еле брезжит свет Христов. Родина наша небесная где-то далеко от нас, и, как изгнанники, мы тоскуем – тоскуем по той радости, о которой все изгнанники земли думают, когда вспоминают потерянное отечество, и все мы, когда думаем о том, что когда-то было: чистое, светлое, что погибло из-за наших грехов, из-за нашей сердечной помраченности.

И вот Адамов плач в течение тысячелетий и тысячелетий возносится к небу; плачет сиротный Адам в лице каждого своего сына, каждой дочери своей, плачет и зовет Бога своего вернуть его в первобытную радость, вернуть ему дружбу Свою и вернуть ему любовь Свою. А Бог никогда ни любви Своей, ни дружбы Своей не отымал от нас, только мы далеко от Него ушли, потеряли чуткость сердца, не слышим уже Божественного гласа, не чуем уже близости Господней. Христос пришел на землю, наш Бог жил среди нас, и люди встречали Его на дорогах, в городах и селах, слышали Его слова, видели Его лик, загорались сердцем и просвещались умом от Его учения, и все-таки до конца не сумели Его узнать. И Сын Божий, Который по Своей любви к нам стал Сыном Человеческим, отвергнутый людьми, умер вне града, вне человеческого стана. Но не поколебалась Божия любовь; смертью победил Господь смерть, нас Он освободил от вечного проклятия, нам Он дал уже теперь приобщиться в какой-то мере вечной жизни. А вечная жизнь – это Сам Бог; Божественная любовь – это Он.

И вот в начале Великого Поста, сегодня, как каждый год, мы вспоминаем свое сиротство и вспоминаем о потерянной родине своей, об отчем доме. И снова, и снова мы собираемся в путь, чтобы духом загореться, чтобы сердцем очиститься, чтобы просветлеть умом и чтобы вернуться к нашему Богу и Отцу. Но совершается это в каждом из нас в отдельности, а вместе с тем – всеми нами сообща, как в старые времена, когда люди покидали страну, которая стала местом порабощения, и уходили в неведомые им края обрести свободу. Так и мы должны оторваться от того, что делает нас рабами, уйти из плена, чтобы когда-то обрести ту свободу чад Божиих, которая является нашим призванием и должна стать нашим достоянием.

И как люди во времена давние собирались в такой путь вместе, как бы в складчину, собирая свою немощь, чтобы из этой немощи, из товарищества, из взаимной преданности выросла какая-то сила, как тогда, собираемся и мы теперь в путь. Тогда они обозревали порой неизвестных им людей, вглядывались в новые лица: что у них было общего? Только одно – то, что все отрекались от рабства, хотели свободы и все они поняли, что к свободе из рабства может вывести только единство примирившихся людей. Древний Израиль сорок лет скитался в пустыне, прежде чем достиг обетованной земли. Никто бы не выжил в этой страстной пустыне, если бы каждый не заботился о каждом, если бы каждый не думал о каждом, если бы судьба каждого не была ответственностью всех и судьба всех не воспринималась каждым как его собственная ответственность.

Так и мы должны теперь собираться воедино и идти в путь. И мы должны осознать, что нам надо вырваться из многого для того, чтобы быть свободными; нам надо осознать, что только спаянные, соединенные друг со другом любовью, жалостью, милосердием, состраданием можем мы этого достичь. И поэтому на грани Великого поста мы становимся перед образом Христа Спасителя и Божией Матери и просим Их прощения и Их напутственного благословения. Христос был убит детьми Адама, и мы являемся такими же детьми того же нашего праотца. Мы просим Христа нас спасти и благословить – но чьи руки пригвоздили Его ко кресту, чья ненависть отвергла Его, как не ненависть, как не руки предков наших по человечеству? И мы должны просить Христа о прощении и о благословении, с тем чтобы Его крест стал нашим спасением, чтобы ранами Его мы исцелели, чтобы, познав крестную любовь Господню, в благодарность мы нашли в себе силы принести Ему всю жизнь свою, всю любовь свою.

И у Божией Матери должны мы просить прощения: ведь Сын Ее погиб от наших грехов, не только от греха ветхого Адама, не только от греха живших до нас людей; и в наши дни Он так же погиб бы, потому что мы так же слепы и так же греховны, как Его современники. И вот мы взываем к Божией Матери; сколько веры нужно для того, чтобы к Ней обратиться за помощью и пощадой! Разве каждая наша молитва к Ней не значит: Мати, моими грехами убит, погиб жестокой смертью Твой Сын – прости! Если Ты простишь – никто меня не осудит... И вот с этой молитвой изо дня в день, а сегодня вечером особенно, предстоим мы перед Богородицей: Прости нам, о, Мати Христа, Спасителя нашего, погибшего от наших грехов...

И каждый каждого да вспомнит; да простит каждый всех, не только здесь присутствующих, но тех, которых он не может больше застичь своей мольбой о прощении. Многие оскорбленные, раненные нами уже отошли в вечный покой; теперь на их сердце не остается злобы или горечи; теперь они стоят перед лицом Божиим, теперь они поняли, как мы все слабы и слепы и как мы раним друг друга, не желая того, сколько бы злобы мы ни вкладывали в злые наши слова и поступки; теперь они в Царстве Любви, в том Царстве, где все знают, что кроме любви, ничего нет ни на небе, ни на земле достойного Бога и достойного людей. Обратимся к ним в молитве от сердца и попросим простить нас и благословить, чтобы и нам, еще на земле, или позже – когда душа будет отлучаться от тела – мирно отойти в Царство вечного покоя, живого, трепетного покоя торжествующей любви. Вспомним тех, которые прошли через нашу жизнь, ранили нас и были нами ранены; простим тем, кто ранил нашу душу, смял нашу жизнь, обессмыслил иногда самые светлые наши мысли и убил самые живые наши порывы. Простим и попросим их, которых уже вблизи нет, простить нас. Пусть Господь донесет до их сердец нашу мольбу миром, который только Он может дать, который мир не может ни дать, ни отнять; пусть Господь этим Божественным миром утешит и исцелит их души и наши души.

И оглянемся вокруг себя, и дадим друг другу прощение, и примем друг от друга прощение, с тем чтобы вступить теперь в этот путь от земли к Небу, от рабства в свободу, чтобы не идти нам с тяжелыми кандалами на руках и на ногах, а ступать легкой поступью за Христом, куда бы Он ни пошел: в пустыню ли на искушение, в народ ли для проявления любви проповедью истины и чудом Своей ласки. Пойдем, если нужно, и в страстной Гефсиманский сад, пройдем и дальше, когда придет время разлучения тела и души, в тайну смерти, не как побежденные, а как Христовы. Дай нам Господь всем теперь получить мир от Господа, мир от Матери Божией, мир от усопших, мир от живых, и это мы можем получить от них, если мы им дадим мир и любовь. Аминь.

Прощенное воскресенье

17 февраля 1980 г.

Почему это люди – все мы и множество других людей – приходят в Церковь, присоединяются к Церкви Христа? Не потому ли, что это место, куда все могут прийти с уверенностью, что они любимы, что они будут приняты как братья и сестры, как дети или как родители: с лаской, с благоговением, с заботливостью... Мы любимы Богом, и Церковь – это то место, где Бог нас встречает Своей любовью и лаской, Своей спасительной заботой; место, где никто не лишний, где каждый желанный, где нет чужих, где все, по слову Апостола, свои и Богу, и людям.

Приходят люди разные. Говоря образно, одни из нас приходят во всей силе, во всей славе духовной зрелости и здравия; другие приходят, как дети, не затронутые, не запятнанные злом и грехом, только порой им раненые. Но приходят и люди, как, вероятно, большинство из нас, которые прошли через жизнь и которых эта жизнь ранила: слепые, которые больше не видят света Божия, сияющего, искрящегося на всем, сияющего на каждом человеке и из каждого человека; слепые, которым видимое закрыло зрение на невидимое, для которых мир стал узок и темен, как тюрьма, и которые в Церковь приходят потому, что в ней раскрывается простор, глубина, ширина, в ней есть свет, в ней есть жизнь. Приходят люди, которых жизнь изувечила, приходят люди, которые изветшали во внешнем мире, которые уже клонятся к земле, в которых как будто уже только теплится вечная жизнь.

И все мы встречаемся в Церкви, потому что каждый из нас услышал, что здесь есть жизнь, здесь есть надежда, здесь торжествует Божия любовь. Каждый из нас любим, и поэтому каждый из нас спасен: потому что любовь Божия крепче смерти, крепче греха, крепче зла. Любовь Божия – жизнь для нас; и каждый из нас услышал, что эта любовь Божия познана и людьми и что, хоть несовершенно, не всегда всем сердцем (потому что все мы – раненые, все мы – больные, все мы – увечные), однако и мы друг друга умеем любить, жалеть, терпеть, прощать. Мы пришли сюда потому, что услышали, что есть жизнь и что здесь бьет ключом источник жизни...

А сейчас мы идем по-новому к другой, более славной, более дивной цели. От Евангелистов, Апостолов, святых, от Церкви, друг от друга мы услышали, что близится день славы Божией, близится день Воскресения, близится день, у которого не будет ночи... И все мы сейчас готовы вступить в корабль, который унесет нас к вечным берегам... Церковь сравнивается и в Писании, и в сочинениях Отцов, и в песнях церковных с кораблем, который нас уносит в вечность. На корабле будет тесно, будет множество нас; одни будут радовать всех своей невинностью и чистотой, другие – невинные, чистые – будут наше сердце ранить при виде того, что с ними сделал чужой грех, человеческая жестокость, безумие... Еще другие будут стоять, как великаны духа, вдохновляя нас на этом пути; это те святые, память которых мы будем совершать из недели в неделю по воскресным дням и каждый день; святые, которые нам показывают, как жить, раскрывают нам величие подвига, открывают нам, как мы можем раскрыться Божественной благодати и чем мы можем стать: какая красота, какое величие может в нас просиять во славу Божию, во спасение ближнего, в радость вечную Ангелов...

Иные же вступают на этот путь греховными, еще не очищенными, еще больными грехом, еще ранеными. С какой жалостью, с какой лаской, с каким трепетом должны мы к ним относиться!.. А другие в этот корабль вступают уже обветшалыми, потерявшими как бы надежду на собственные силы, надеясь только на поддержку другого, на заботливость, на ласку, на жалость. О тех Апостол Павел сказал: Вы, сильные, несите немощи слабых. – И в другом месте: Друг друга тяготы носите, тяжесть взаимную несите, и так вы исполните закон Христов...

Все мы принадлежим к тому или другому разряду, и все мы нуждаемся друг во друге на этом пути. Сейчас от покаянных недель самоисследования, исповеди, самоосуждения и покаяния мы вступаем в недели, когда раскрывается перед нами сила Божия, когда Церковь перед нами разверзает пути Божии, когда нам видно, как действует Бог, как Его благодать может человека преобразить, сделать новой тварью... Какой ценой это совершается Богом? Крестом, ужасом Гефсиманского сада, распятием, Богооставленностью, сошествием во ад: вот мера Божественной любви и торжества Божия...

Примем друг друга лаской, любовью, все друг другу простим! Мы будем петь сегодня вечером воскресный канон: Возлюбим друг друга, рцем друг другу “Братья” и всем простим все Воскресением... Потому что не простить – это остаться во тьме, когда мы стремимся к свету, не простить – это остаться рабом греха, когда мы ищем свободы, не простить – это сохранить вольной волей в себе семя смерти и жало смерти, когда мы ищем, желаем воскресения, молим о нем, стремимся к нему... Простим же друг другу все, все, чем мы друг другу досадили, чем мы друг друга оскорбили, унизили, все, что мы сделали, совершили безумно, в помрачении ума, в безумии сердца, в нетрезвом колебании воли, в бунте плоти – все простим друг другу и начнем этот путь.

Этот путь нелегок, на этом пути мы будем неверны своему желанию сердечному, своему собственному устремлению, не будем верны ни Богу, ни самому лучшему, что в нас есть; но вспомним слова Серафима Саровского, что важно начало и конец пути. Начало – это наше теперешнее покаяние, это наша открытость друг ко другу, это наша готовность быть друг другу своими, а не чужими, друг друга тяготы носить, любить друг друга ценой страдания, боли, креста; конец – это радость встречи Пасхи Господней, встречи Воскресения, вступления в Царство Божие, в вечность, в торжество и победу.

А на пути – будем друг друга поддерживать; те, кто крепче, поддерживать немощных, но все, все, все без остатка терпеть друг друга, нести друг друга, как носили, как поддерживали друг друга израильтяне, когда вышли из Египта в землю обетованную – когда стариков несли, больных поддерживали, раненых укрепляли, детей на руках несли, крепких призывали на помощь. Вот так будем идти из недели в неделю к Пасхе Христовой, и тогда с какой радостью мы сможем друг друга обнять, поцеловать не льстивым поцелуем Иуды, а радостным пасхальным поцелуем, и сказать, что воскрес Христос, что побеждена смерть, что ночь пришла к концу, что воссиял новый день, вечный уже теперь для нас. И какая будет радость этой встречи! Прольем кровь, примем дух, начнем жить во имя Христово и во имя друг друга; и пусть сила Божия, которая в немощи совершается, сделает невозможное возможным и из нас, земных, сделает детей Царства Божия: АМИНЬ, да будет, да будет это в каждом, для каждого из нас, для всех нас!

И теперь я хочу просить всех – и вас, здесь присутствующих, и через вас – тех, которые не здесь, которых нет по немощи, по лени, по забывчивости, по старости, простить мне, что я, которому поручил Господь о вас заботиться день и ночь и молитвой, и любовью, и каждой силой души и тела, так мало это делаю, так неверен своему призванию! ПРОСТИТЕ, и через это откройте и мне путь к прощению Божию, и если сил хватит, если я сумею покаяться, очиститься, обновиться – и я послужу вам с верностью, к которой меня призвал Господь и которую я постоянно так греховно, так зло, так безответственно нарушаю... Простите меня, и простим друг друга, и откроем друг другу объятия сердца, назовем друг друга братьями и сестрами и вступим в этот путь к Воскресению, к новой жизни, когда мы станем живыми силой и жизнью Живого Бога. Аминь еще раз. Да будет, да будет! Аминь!

Прощенное воскресенье

1986 г.

Из “земли чуждей” мы сейчас пускаемся в путь в страну славы, на встречу с Живым Богом как дети Его Царства. И этот храм наш сейчас являет нам образно картину нашего положения: мы стоим в полумраке и видим Святое Святых Бога, Его собственную область, алтарь, залитый светом Славы. Мы знаем, что Христос принес свет в мир, что Он – Свет, а мы – дети Света. И вот теперь мы устремляемся из тьмы в полумрак, и из полумрака – в блистающую славу нетварного Божественного Света.

Во всяком путешествии, когда мы только что покинули обжитое место, мы еще полны прежних привычных чувств, воспоминаний, впечатлений; а потом они постепенно бледнеют, пока в нас не останется ничего, кроме устремленности к цели нашего пути.

Вот почему на первой неделе Поста читается покаянный канон святого Андрея Критского: в последний раз мы задумываемся о себе; в последний раз мы отрясаем пыль со своих ног; в последний раз мы вспоминаем о неправде прежних лет.

И прежде чем приступить к Торжеству Православия, когда мы вспоминаем, что Бог победил, что Он пришел и принес правду в мир, принес жизнь, и жизнь с преизбытком, и радость, и любовь, мы в последний раз обращаемся на самих себя и к другим, чтобы испросить друг у друга прощение: освободи меня от уз, которые сплетены моим недостоинством и которые сковывают меня; от уз, которые сплетены из греховных дел и из греховного небрежения, того, что мы сделали другим, и того, чего мы не сделали и что могло бы принести столько радости, столько надежды и явить, что мы достойны Божией веры в нас.

Поэтому в течение наступающей недели оглянемся на себя в последний раз, взглянем друг на друга и примиримся. Мир, примирение не означают, что проблем не стало: Христос пришел в мир, чтобы примирить его с Собою, и в Себе – с Богом; и мы знаем, какой ценой Он за это заплатил. Беспомощным, уязвимым, беззащитным Он отдал Себя нам, говоря: Делайте со Мной что захотите; и когда вы совершите последнее зло – узрите, что Моя любовь не поколебалась; она была радостью, и она была пронзающей болью, но это всегда только любовь...

Это пример, которому мы можем, которому мы должны следовать, если хотим быть Христовыми. Прощение наступает в момент, когда мы говорим друг другу: Я знаю, как ты хрупок, как глубоко ты ранишь меня, и потому, что я ранен, потому, что я жертва – иногда виновная, а иногда безвинная – я могу, из глубины боли и страдания, стыда, а подчас и отчаяния, повернуться к Богу и сказать: Господи, прости! Он, она не знает, что делает! Если бы только он знал, как ранят его слова, если бы она только знала, сколько разрушения она вносит в мою жизнь, они не сделали бы этого. Но он слеп, он не созрел, он хрупок; и я принимаю его, я понесу его или ее, как добрый пастырь несет погибшую овцу; потому что все мы – погибшие овцы стада Христова. Или же я понесу его, ее, их, как Христос нес крест: до смерти включительно, до любви распятой, когда нам дана вся власть простить, потому что мы согласились простить все, что бы с нами ни сделали.

И вот вступим в Пост, как идут из густой тьмы в рассеивающийся полумрак, из полумрака в свет, с радостью и светом в сердце, отрясая прах земли с ног, сбрасывая все путы, держащие нас в плену: в плену у жадности, в плену у зависти, страха, ненависти, ревности, в плену взаимного непонимания, сосредоточенности на себе – потому что мы живем пленниками самих себя, тогда как мы призваны Богом быть свободными.

И тогда мы увидим, что шаг за шагом мы движемся как бы через необъятное море, прочь от берегов мглы и сумрака к Божественному свету. На пути мы встретим Распятие; и в конце пути придет день, и мы будем предстоять перед Божественной любовью в ее трагическом совершенстве, прежде чем она настигнет нас неизреченной славой и радостью. Сначала – Страсти, сначала – Крест, а потом чудо Воскресения. Мы должны войти и в то, и в другое: войти в страсти Христовы вместе с Ним, и вместе с Ним войти в великий покой и ослепительный свет Воскресения.

Себе я прошу у вас прощения за все, что я должен был сделать и не сделал, за то, как я нескладно делаю вещи, и за многие, многие вещи, которые следует сделать и которые остаются несделанными.

Но давайте поддерживать друг друга на этом пути взаимным прощением, любовью и помнить, что на трудном пути, в момент кризиса очень часто нам протягивает руку человек, от которого мы не ожидали ничего доброго, которого мы считали чужим или даже врагом: случается, что он увидит нашу нужду и отзовется на нее. Давайте поэтому раскроем свои сердца и глаза и будем готовы увидеть и отозваться.

Подойдем теперь сначала к иконе Христа, нашего Бога и нашего Спасителя, Который дорогой ценой заплатил за власть простить; и обратимся к Матери Божией, Которая отдала Своего Единородного Сына за наше спасение; если Она простит – кто нам откажет в прощении? А затем обратимся друг ко другу.

А пока мы подходим, мы будем слышать уже не покаянное пение, но как бы настигающую нас еще издали песнь Воскресения, которая станет громче на полпути, когда придет время поклонения Кресту, а потом заполнит весь этот храм – и весь мир! – в ночь, когда воскрес Христос, одержав победу. Аминь.

Торжество Православия

1-е Воскресенье Великого Поста – 2 марта 1969 г.

Мы празднуем сегодня день Торжества Православия; о каком торжестве идет речь? Когда мы сейчас озираемся вокруг, когда смотрим в глубины родного нам, дорогого Православия, – сколько мы видим побежденности, удручения, как мало, казалось бы, причин торжествовать.

Но мы не торжествуем только, или, вернее, мы вовсе не торжествуем о видимой славе Православия; торжество Православия мы видим в двух вещах. Во-первых, в том, что православные люди, рассеянные по лицу земли или собранные в плотные народные общины, несмотря на гонения, несмотря на громадные трудности, сохранили в чистоте свою веру, сохранили благоговейно свое богослужение, сохранили путь духовный, который нам завещан Христом в Евангелии и Отцами Церкви в течение всех веков нашей церковной жизни. Мы можем ликовать об этом; мы можем благоговеть перед людьми, которые в течение всех тысячелетий устояли в вере чистого исповедания, в духовности подлинно евангельской, и сохранили нам наше драгоценное, глубокое, поучительное богослужение.

Но мы знаем, что как бы ни хотел человек быть верным, сколько бы ни напрягал он свои силы, он бывает легко побеждаем, если не Сам Господь даст ему силу, если не благодать Божия будет сражаться за него. И, в конечном итоге, торжество Православия, о котором ликует наше сердце, потому что оно и на будущее исполняет нас надежды, это победа Божия в немощи человеческой, над нами и в нас, среди нас, в течение уже прошедших тысячелетий. Торжество Православия – это день, когда мы ликуем, что Бог остался непобежденным человеческим грехом, грехом ума, холодностью и неустойчивостью сердца, колебаниями воли, грехами плоти. Бог остался непобедим в Церкви Христовой, Бог остался непобедим в отдельных, конкретных личностях – в этом великая наша радость.

Но Торжество Православия было учреждено по более частному случаю: после Седьмого Вселенского Собора, когда Православием была окончательно одержана победа над иконоборчеством, было установлено это празднество. О чем оно говорит?

О том, что Церковь отстояла право, отстояла и долг наш поклоняться иконам Христа, Божией Матери и святых. Она этим отстояла и истину Боговоплощения, истину, что Бог Себя являет, Себя открывает образно; может быть, несовершенно, но Он открывается нам в тех образах, которые мы о Нем составляем. Эти образы – не только иконы; это также словесные иконы, как говорит о них Андрей Критский, – в догматах Церкви, в учении Отцов, в наставлении, которое мы получаем. И, в конечном итоге, опять-таки образно, открывается нам Бог в людях, потому что каждый из нас носит в себе образ Живого Бога.

Литургия святого Василия Великого говорит о Христе, что Он – печать равнообразная, открывающая нам в Себе Отца. Он – образ совершенный, Он есть Истина, Он есть совершенный Бог, так же как и совершенный Человек. Но и в нас пребывает сияние и печать этого образа. И ликуя сегодня о Торжестве Православия, мы радуемся, что воплощением Сына Божия Бог открывается нам плотью во Христе; ликуем, что наш тварный мир таков, что полнота Божества может обитать среди нас телесно, что через это Бог может стать выразимым образно и что, вглядываясь в иконы, и прежде всего – в живые иконы, каковыми являются люди, если мы только умеем отстранить человеческую немощь, затемняющую наше зрение, зрячими глазами, как бы прозрачно, видеть через человеческую немощь пребывающий образ Божий, мы можем поклоняться Живому Богу среди людей, в людях. Не напрасно Отцы Церкви говорили: Кто видел брата своего, тот видел Бога Своего...

Будем поэтому хранить благоговейное отношение друг ко другу, потому что мы – явление, образ, икона; будем благоговейно хранить нашу веру в догмат о почитании святых икон, который выражает безусловную веру, что Бог стал Человеком. И будем ликовать о том, что из поколения в поколение Бог побеждает в нашей немощи, побеждает и покоряет нас Себе, и будем отдаваться Богу, чтобы эта победа была совершенна, чтобы Он победил до конца – не только в прошлые века, но ныне, в нас, и чтобы сияние Его славы было явлено миру, который лежит в скорби и искании. Аминь.

Святитель Григорий Палама

2-е Воскресенье Великого Поста – 1967 г.

В течение теперь уже истекших подготовительных недель к Великому Посту словами Христа, образами евангельскими Церковь призывала нас глубоко вглядеться в нашу собственную душу и в нашу жизнь: что нужно в ней изменить, в чем нужно покаяться.

Теперь наступила новая пора: время Великого Поста. В течение наступающих и сегодня уже наступившей недели мы будем слышать не о себе самих, а о том, что благодать Божия совершила над людьми, которые сумели покаяться, которые сумели обратиться всей мыслью, всей душой, всем порывом души к Богу, – что над ними совершил Господь! Один за другим будут проходить образы святых...

Но сегодня, почти на грани этих двух времен – подготовительных недель и Поста – стоит образ святителя Григория Паламы. И то, что он говорит нам, – такое важное, такое значительное, что на этом надо остановиться, потому что только из того, что он говорит нам, мы можем понять ту славу, то величие, ту действительно Божественную красоту, которую мы видим во святых.

Сердцевина учения святителя Григория Паламы заключается в том, что благодать не есть какой-то тварный дар, который Бог нам дает, вместе с тем оставаясь Сам иным по отношению к этому дару. На основании опыта всей Православной Церкви, ее святых, ее подвижников и, особенно, тех афонских святых и подвижников, среди которых он жил, он учил, что благодать – это Сам Бог, как бы приобщающий нас Своей Божественной природе, делая нас через это приобщение богами по приобщенности.

Думая, что благодать является только даром Божиим, но не Самим Богом, Который Себя нам отдает, западные богословы утверждали как бы непроходимость пропасти между Богом и человеком, творением и Творцом. Как бы ни были драгоценны Божественные дары, они остаются тварными, и они нас с Богом не могут соединить иначе как любовью и благодарностью. Но нет! Опыт Церкви нам говорит, что благодать – это Сам Бог, Себя нам отдающий, и что, принимая благодать, мы делаемся, по приобщению, участниками Божественной природы...

Когда будут теперь проходить перед нами образы святых, будем помнить, что они – не только люди, которые были озарены умом, очищены в сердце, а что это люди, которые приняли Бога в себя, как железо может быть пронизано огнем, и которые стали уже на земле видением того, к чему призвана вся тварь, когда Бог будет всем во всех.

Будем поэтому радоваться величию нашего призвания, будем радоваться о том, что мы призваны поистине приобщиться Богу, но будем также помнить, что случиться это может, если мы совершим подвиг веры, останемся Богу верными, станем подвижниками, по образу древних подвижников, которые сумели отдать кровь и принять Дух. Да даст нам Господь и вдохновение, и силы, и желание – и даст Он нам и плоды. Аминь.

Исцеление расслабленного

Евангелие 2-го Воскресенья Великого Поста – (Мк.2:1–12) – 21 марта 1965 г.

Сегодняшний евангельский рассказ об исцелении расслабленного по вере его четырех друзей вызывает у многих недоумение: почему одни веруют, а другой исцеляется? Почему вера одних спасает другого, который во всем этом событии как будто бездейственен, пассивен?

Не одна только вера участвовала в этом деле исцеления и спасения человека. Да, эти люди обратились ко Христу, потому что они веровали; но принесли они этого человека ко Христу, потому что любили его и жалели: вот та связь, которая делает чудо возможным, та связь, которая делает веру одних достоянием другого.

Кто он был – мы не знаем, но мы знаем ясно, во-очию видим, что его друзья любили его, что он был им дорог; а где любовь, где готовность со стороны одних людей принести какую-то жертву труда и усилия, заботы о другом, там уже начинается Царство Божие, там уже подымается заря невечернего света...

И вот по любви к другу эти люди принесли его туда, где был Христос; их не остановила ни толпа, ни невозможность пробраться ко Христу: они подняли носилки на крышу, разобрали легкую восточную кровлю – навес, скорее, над внутренним двором – и опустили своего друга к ногам Спасителя.

В этом мы видим не только образ любви, но образ той веры, к которой мы все призваны. Часто мы друг ко другу обращаемся с просьбой: “Помолись обо мне”, – и нам кажется иногда, что так легко помолиться: встал перед Господом и вспомнил чужую нужду и попросил Спасителя и Бога что-то сделать.

Здесь же мы видим что-то большее: эти люди своей убежденностью и верой стали заступниками за друга: но это заступление было не просто просьбой, это не были слова, это было дело. И мы должны помнить, что, когда человек просит молитвы, он просит, чтобы мы встали между Богом и ним, стали его печальниками и заступниками, и что это нас обязывает к гораздо большему, чем просто слово.

Есть в книге Иова, в 9-й главе, место, где Иов взывает: Где же тот, кто станет между мной и моим Судьей, чтобы положить руку свою на Его плечо и на мое плечо: ГДЕ тот?.. Тогда Иов тягался с Богом Самим. Где тот, кто посмеет в этом борении встать между ними, готовый вместе с человеком понести ответственность за любовь свою, за свою солидарность с ним? Где тот, который перед лицом человека, пылающего недоумением и гневом против Бога, встанет и согласится быть, вместе с Богом, предметом этого гнева, этого недоумения? Где он?..

Иов не видел Его воочию. Он Его ждал сердцем и верой; но мы Его познали: это Христос, Тот, Который есть Человек и есть Бог; Человек, Который взял на Себя всю тяготу человечества и вместе с ним предстал перед Богом, взяв на Свои плечи всю ответственность перед Ним за человеческое отпадение, за человеческое падение, за грех каждого. И это также – Бог, Который вошел в мир, бывший в недоумении, во гневе против Бога; Он вошел в этот мир и принял на Себя ненависть мира против своего Бога, и умер на кресте от этой ненависти.

Да – и Бог, и Человек: Бог – Он как равный кладет Свою руку на плечо Отчее и влечет Его к примирению. Человек – Он кладет Свою руку на плечо раба и приводит его в Отчий дом как брата.

Это – наше призвание; но это значит, что, когда мы заступаемся молитвенно за человека, мы должны быть готовы стать образом Христовым и понести то, что Христово заступление повлекло за собой для Него. Тогда наша вера будет соединяющей силой, потому что она будет покоиться на той любви, которая делает человека способным забыть себя до конца ради того, кто ему дорог.

Вот о чем говорит нам сегодняшний рассказ: полюбили и потрудились; уверовали – и открыли путь в Царство Божие. И это каждому из нас открыто и возможно. Больше того: если мы – Христовы, то каждый из нас обязан это делать, потому что мы, христиане, призваны быть через века и столетия, по лицу всея земли, живым и действенным присутствием Самого Христа Спасителя. Мы – Тело Его, мы – присутствие Его; не посрамим же своего имени, и не посрамим человечества своего и божественного своего призвания. Аминь.

Воскресенье Крестопоклонное

3-е Воскресенье Великого Поста – 28 марта 1976 г.

Тем, кто хочет за Ним следовать, Христос дает одну совершенно ясную заповедь в сегодняшнем Евангелии: Если кто хочет за Мной идти, пусть отвержется от себя, отвернется от себя, пройдет мимо себя, возьмет свой крест и следует за Мной...

Но отвратиться от себя, от себя отвернуться, отвлечь от себя самого внимание можно только, если приковать это внимание к чему-то или кому-то другому. Просто отвести глаза и не глядеть никуда, просто оторвать сердце и ни на что его не направить – нельзя. Как же исполнить эту заповедь Спасителя?

Мне кажется, что мы могли бы начать с чего-то очень простого и доступного каждому из нас. Что, если бы мы услышали Христов голос, говорящий нам – как Он говорит в евангельских рассказах много раз: Без тебя – ничего не могу сделать: будь Моими глазами, видящими ближнего; будь Моим слухом, воспринимающим его зов, мольбу, крик; будь Моими ногами, спешащими к нему на помощь; будь руками Моими, дающими ему то, что нужно...

Если мы так услышали бы Христа, то мы знали бы, что делать; мы знали бы, что мы можем одновременно быть самими собой, в глубоком, осмысленном значении этого слова, и вместе с этим не сосредоточивать свое внимание на себе самих. Мы могли бы тогда вместе со Христом посмотреть вокруг себя и поставить себе вопрос: Кому нужен Христос? Кому нужна Его любовь? Кому нужна Его забота? Кому нужна Его чистота и правда? Кому нужен Его свет?..

Мы могли бы тогда прислушаться к жизни и попробовать услышать не тот громкий гомон земной, который нас глушит, а те голоса, которые поднимаются в мольбе, в тоске, в радости, и отозваться на них. Мы могли бы спешить к Богу и к людям одновременно; и тогда мы были бы и с Ним, нося Его Крест, – потому что Его Крест – это Его любовь, готовая всем пожертвовать ради нас, – и могли бы следовать за Ним и в то же время забыть о себе, будучи поглощенными заботой о других: заботой не только нашей, а Христовой...

Подумаем над этим и услышим Христа, говорящего нам: Будь Мной среди народа Моего, – и тогда легко будет, может быть, хоть на мгновение о себе забыть и вспомнить о ближнем вместе с Богом. Аминь.

Преподобный Иоанн Лествичник

4-е Воскресенье Великого Поста

Мы сегодня совершаем память святого Иоанна Лествичника: святой Иоанн Лествичник так назван потому, что он оставил духовное руководство – “Лествицу” восхождения от земли на Небо, из глубин греха до вершин любви Божией и соединения с Ним.

И вот на первой ступени этого восхождения святой Иоанн нам говорит: Не за то, братья, будем мы осуждены на вечном суде, что не совершали мы чудес, что не богословствовали, но за то будем осуждены, что не плакали о грехах своих...

Вот где начинается наше спасение или завязывается узел нашей погибели. Мы обо многом плачем: плачем об утратах своих, плачем об оскорблениях, которые нам наносят люди, плачем мы о болезни, плачем о различном, многообразном горе, которое встречается нам в течение жизни; и мы не видим, что болезнь, и горе, и страдание, и утрата – все они могут быть чисты и могут быть звеном, которое соединяет нас и с Богом, и с людьми.

Но одно мы забываем: забываем, что есть грех в нашей жизни, делаемся к нему нечуткими, забываем его легко, скорбим о нем мало. А вместе с тем, это -единственное несчастье человеческой жизни. Все остальное может быть чисто – грех темен; грех оскверняет, грех убивает человека, и не только его одного, даже не только его сообщников во грехе – убивает он человеческие и божеские отношения... Какой бы мы ни совершили грех, первое, чего мы ищем, чего мы хотим, это закрыться от Бога: Как бы Бог этого не знал! Как бы Он этого не приметил, как бы Он это забыл!

И когда мы говорим: “Как бы Он это простил”, мы так часто говорим это не из глубины раздирающей душу скорби о том, что мы разорвали отношения любви и веры, и дружбы, а потому, что случилось что-то, от чего нам страшно делается, от чего холодеет душа, потому что, когда мы станем перед Богом, нам будет стыдно и боязно...

И грех нас отделяет от людей. О своем горе, об утрате, о несчастье можно сказать, можно поделиться ими с ближним, можно получить от ближнего поддержку, можно силу получить от взаимного доверия, от того, что мы делим друг со другом этот ужас земли. Но грех нас от человека отделяет; он отделяет нас от тех, перед которыми было бы стыдно; он отделяет нас от тех, которые были сообщниками наших грехов, потому что они нам – живое и мучительное напоминание; и потому что мы знаем, что мы не только за себя, но друг за друга ответим на неумолимом суде правды и любви Господней.

И вот грех убивает все в жизни – и меньше всего мы ощущаем его как смерть. Плачем мы обо всем, сетуем обо всем, горюем обо всем, кроме как о том, что заживо умираем, что постепенно вокруг нас образуется непроходимое кольцо отчужденности и от грешника, и от праведника, и от Бога, что это кольцо не может разомкнуться даже любовью других, потому что нам тем более стыдно и страшно, чем больше нас любят... Вот почему в самую основу нашего спасения, нашего покаяния Иоанн Лествичник ставит призыв к тому, чтобы мы плакали о своих грехах.

Почему плакали? Мы знаем из своего опыта, что только тогда мы можем заплакать, когда горе, или радость, или стыд, или ужас пронзят душу, как копье, что только когда доходит наше страдание до предела, вырываются из нас слезы... До этого бывает раскаяние – и с этого надо начать: ужаснуться о том, что мы могли так поступить, что мы могли такими быть; а затем придет и покаяние, то есть тот решительный, беспощадный к себе оборот души, который ставит нас лицом к лицу перед Богом, повергает нас к Его ногам, учит нас просить исцеления, очищения, милости, прощения – и не себе только, но и жертвам нашей греховности.

И потом, когда сознание наше доходит до такой остроты и глубины, что нам уже невыносима отчужденность от Бога, сознание совершенного нами духовного преступления убийства себя и другого – только тогда могут из наших глаз вырваться очищающие слезы. Пока мы не умеем плакать о своих грехах, мы можем с уверенностью сказать, что мы их еще не осознали, что мы еще нечутки, что мы еще холодны, что мы еще во грехе.

И вот грех убивает; он убивает нашу душу, делая ее нечуткой и черствой, он убивает отношения наши с Богом и с людьми; он убивает совесть нашу и жизнь в других, он убивает Христа на Кресте... На прошлой неделе мы поклонялись Кресту, через малое время мы будем созерцать страсти Господни – вот что делает грех: он убивает. И всегда невинного, всегда в жертву себе берет того, кто не заслужил этого страдания, этого унижения, этой боли...

Подумайте, каждый, о своей жизни, о каждом грехе, вдумайтесь строго и беспощадно; и принесите Богу сначала раскаяние, потом – истинное, все растущее покаяние, пока не прорвется из сердца поток слез и мы не сможем сказать: “Каюсь, Господи, поистине!” – и в этих слезах не омоемся от грехов своих. Аминь.

Преподобный Иоанн Лествичник

4-е Воскресенье Великого Поста – 9 апреля 1989 г.

Пост – время покаяния, время, когда наши окаменевшие сердца должны силой Божией превратиться в сердца плотяные, из бесчувственных стать чуткими, из холодных и жестких стать теплыми и открытыми для других и для Самого Бога.

Пост – это время обновления, когда, как весной, все опять становится новым; когда наша жизнь, постепенно сошедшая на нет, едва мерцающая, снова оживает с силой, которую Бог может дать нам, приобщая нас к Своему Святому Духу, делая нас в Святых Тайнах и в прямом даре Самого Себя причастниками Божественной природы.

Это время примирения, а примирение – это радость Божия и наша радость; это – новое начало.

Сегодня совершается память святого Иоанна Лествичника, и я хочу прочитать вам несколько из его слов, особенно значительных для того периода церковного года, который мы сейчас переживаем: “Покаяние – это наше возвращение к Богу, обновление нашего крещения; это подвиг, чтобы обновить наш союз с Богом, наш обет изменить свою жизнь. Это время, когда мы можем научиться смирению, то есть миру: миру с Богом, миру с самими собой, миру со всей тварью. Покаяние рождается от надежды и решительного отказа от отчаяния. И кающийся – это тот, который заслуживает осуждения, но уходит с предстояния суду без стыда и позора, потому что покаяние – это наше примирение с Богом. И достигается это через достойную жизнь, через войну с грехами, которые мы совершали в прошлом. Покаяние – это очищение нашей совести. Покаяние – это готовность, без слова ропота и в преображении любовью, понести всякую печаль и всякую боль”.

И если мы спросим себя, как, каким путем достичь этого, как мы можем отозваться Богу, Который принимает нас, как отец принял блудного сына, Богу, Который столько ждал нас, с тоской, когда мы отвергли Его, и никогда не отвернулся от нас – как мы можем отозваться такому Богу? – то вот еще короткий отрывок о молитве: “Не изощряйся в молитвенном красноречии; потому что нашего Небесного Отца часто радует и застенчивый, немудреный лепет детей. Не многословь, когда разговариваешь с Богом, потому что иначе, изыскивая слова, ты запутаешься в них. За одно только слово Бог помиловал мытаря; одно слово веры спасло разбойника на кресте. Многословие в молитве рассеивает ум и наполняет его обилием образов. Единое же слово, обращенное к Богу, собирает ум в Его присутствии. И если, когда молишься, какое слово ударило тебя в сердце, достигло самых твоих глубин, – держись этого слова, повторяй его, ибо в такие минуты сам Ангел-хранитель молится с тобой, потому что тогда мы правдивы и верны самим себе и Богу”.

Станем же помнить, что говорит святой Иоанн Лествичник, даже если забудутся мои пояснения; станем помнить его слова, потому что он был человеком, который знал, что значит обратиться к Богу и остаться с Ним, быть радостью для Бога и радоваться о Нем. Память и личность святого Иоанна Лествичника предлагаются нам сейчас, когда мы восходим к страстным дням, в пример того, как благодать Божия может обыкновенного, простого человека претворить в светильник миру.

Научимся от него, станем следовать его примеру, станем радоваться о том, что Бог может Своей силой сделать с человеком; и с уверенностью, с надеждой, с ликующей и вместе с этим тихой, невозмутимой радостью последуем этому совету прислушаться к Богу, умоляющему нас найти путь жизни и говорящему нам, что с Ним, в Нем мы будем живы, потому что Он есть Истина, но также и Путь, и Жизнь вечная. Аминь.


Источник: Антоний Сурожский, митрополит. Проповеди. [Электронный ресурс] // Электронная библиотека «Митрополит Антоний Сурожский».

Комментарии для сайта Cackle