Новые времена

Во время войны положение Православной Церкви в СССР начало меняться. Дело в том, что германское командование не препятствовало открытию на оккупированных территориях храмов. Возрождение православных приходов было мощным пропагандистским приемом. Это не могло не волновать советское руководство, которое, со своей стороны, также пошло на ряд уступок религиозным организациям. Первым шагом государства навстречу Церкви стало разрешение проводить среди верующих сборы на нужды армии (что было прямым нарушением действующих законов) и распространять составленные иерархами патриотические воззвания. Постепенно стала замирать деятельность атеистических издательств, антирелигиозные журналы закрывались или меняли тематику. Одновременно с этим Церковь получила возможность возобновить издательскую деятельность. Первой книгой, которую выпустила Московская патриархия, стала «Правда о религии в России». Это был хорошо иллюстрированный пропагандистский сборник, в котором говорилось о свободе Православной Церкви в СССР, о поддержке, которую оказывают верующие советской армии, и о православных святынях, разрушенных фашистами. «Правда о религии в России» печаталась в типографии упраздненного «Союза воинствующих безбожников» и по недосмотру часть тиража имела гриф этого антирелигиозного издательства.

Местное начальство восприняло эти изменения как руководство к действию: один за другим стали открываться храмы, закрытые в 20–30-е годы. Почувствовав перемены, верующие буквально завалили государственные органы просьбами об открытии церквей⁹⁰. Для того, чтобы представлять себе масштаб этого движения, приведем только одну цифру, в 1942–1943 годах в одной лишь Ярославской области возобновилось богослужение в 51 храме.

Началом нового этапа во взаимоотношениях Церкви и государства стала легендарная встреча Сталина с митрополитами Сергием (Страгородским), Алексеем (Симанским) и Николаем (Ярушевичем). 4 сентября 1943 года митрополиту Сергию неожиданно позвонил представитель Совнаркома и предложил через полтора часа быть у Сталина. В начале встречи Сталин сказал, что правительство знает о патриотической работе Православной Церкви и спросил о трудностях, с которыми сталкивается патриархия. Митрополиты ответили, что основной проблемой является отсутствие центрального церковного управления, а для решения этой проблемы необходимо созвать архиерейский собор. Сталин ответил на это предложение согласием. Вторым вопросом, который поднял митрополит Сергий, было возрождение духовной школы. Было решено открыть в Москве пасторские курсы. Существует легенда, что когда митрополит Сергий пожаловался Сталину на катастрофическую нехватку священников, тот поинтересовался, почему их не хватает. Само собой разумеется, митрополит не мог ответить, что значительная часть священнослужителей погибла в лагерях, однако он был хорошим дипломатом и посетовал на то, что иногда человек учится в семинарии, а потом становится генеральным секретарем коммунистической партии. Сталин, который в свое время учился в Тифлисской семинарии, больше не возвращался к этому вопросу. Митрополит Алексий попросил освободить находящихся в заключении архиереев и Сталин предложил составить список лиц, которых следует освободить. Правда потом, когда этот список был составлен, выяснилось, что большей части этих людей уже нет в живых. Сообщение об этой встрече было напечатано в советских газетах и об изменении государственной политики по отношению к Церкви узнала вся страна.

Новая государственная политика радикальным образом изменила положение митрополита Сергия (Страгородского) и признающих его архиереев. Если раньше власти рассматривали Московскую патриархию как одну из православных церковных организаций и пытались использовать внутрицерковные конфликты в своих целях, то теперь государству стала нужна объединенная церковь. Установление церковного единства включалось в сферу государственных интересов. Еще в 1942 году председатель Совета по делам Русской Православной Церкви Г.Г. Карпов составляет секретную записку, определившую дальнейшую судьбу обновленчества. «Совет по делам Русской Православной Церкви при СНК СССР, – пишет он, – исходя из того, что обновленческое течение сыграло свою положительную роль на известном этапе и последние годы не имеет уже того значения и базы, и, принимая во внимание патриотические позиции сергиевской церкви, считает целесообразным не препятствовать распаду обновленческой церкви и переходу обновленческого духовенства в патриаршую сергиевскую церковь»⁹¹.

8 сентября 1943 года, то есть через четыре дня после встречи трех иерархов со Сталиным, в Москве начал работу Поместный Собор. Беседуя со Сталиным, митрополит Сергий высказал мнение, что па подготовку Собора потребуется месяц, однако Сталин предложил «проявить большевистские темпы»⁹², после чего для доставки архиереев в Москву были выделены самолеты. Собравшиеся в Москве 19 иерархов единогласно избрали на патриарший престол митрополита Сергия (Страгородского). Выборы были безальтернативными. Конечно, с канонической точки зрения условия созыва и проведения этого Собора были далеко не безупречными, однако для активизации церковной жизни в СССР проведение Собора, о работе которого информировали советские газеты, было очень важным мероприятием.

Патриаршество Сергия было недолгим: он скончался 15 мая 1944 года. Открывшийся 31 января 1945 года для избрания нового патриарха Поместный Собор был уже вполне представительным. В числе его 204 участников были и представители вселенских патриархов. Со времен Поместного Собора 1917–1918 годов столь многолюдное церковное собрание созывалось впервые. На патриарший престол был избран Алексий (Симанский). Эти выборы снова были безальтернативными, однако представительность Собора и признание патриарха Алексия Восточными патриархами давала возможность многим антисергианам возобновить общение с Московской патриархией. Напомним, что многие члены Русской Церкви относились к митрополиту Сергию как к узурпатору патриарших прав. Теперь же, когда созванный на законных основаниях Поместный Собор выбрал нового патриарха, препятствий к объединению не стало.

Новоизбранного патриарха Алексия епископ Афанасий безоговорочно признал и сразу стал поминать за богослужением. Позднее, мотивируя это решение, он писал: «В Церкви земной божественная благодать изливается на всех чад Ее, храпящих общение с Нею. чрез <...> священников и епископов. Каждый отдельный член Церкви земной вступает в действительное таинственное благодатное общение с Нею и со Христом – только чрез своего правомочного духовника, при условии, если сей последний находится в общении с правомочным епископом, который, в свою очередь, находится в общении с первоиерархом, признаваемым в качестве такового всеми первоиерархами всех других православных автокефальных Церквей, составляющих в своей совокупности Единую Вселенскую Церковь. Кроме этой иерархической цепи нет и не может быть иного пути для благодатного единения с Церковью Вселенской и со Христом. <...> Священнослужители, даже ведущие явно зазорный образ жизни, продолжают оставаться действительными раздаятелями благодати до тех пор, пока законной церковной властию не будут лишены дарованных им в таинстве священства благодатных полномочий раздавать божественную благодать и возносить к Престолу Божию молитвы верных. За недостойных священнослужителей Господь посылает Ангела Своего совершать Святые Таинства. Таинства, совершаемые недостойными священнослужителями, бывают в суд и осуждение священнослужителям, но в благодатное освящение с верою приемлющим их. <...> Из церковной истории мы знаем много случаев, когда недостойные люди занимали высокие посты. <...> Каким соблазном был для православных русских людей петровский сподвижник, первенствующий член Синода, архиепископ Феофан Прокопович, бражник, развратник. Может быть, его соблазнительное поведение толкнуло иных ревнителей в раскол. Но не раскольники, а те, которые молились в храмах, где возносилось имя Феофана, оставались в Православной Церкви и получали благодать и освящение.

Много соблазнительного и в наши дни. Но, несмотря на всякие соблазны, у нас нет никакого законного права уклоняться от общения со священнослужителями, состоящими в канонической зависимости от патриарха Алексия. <...>

Иного первоиерарха, кроме патриарха Алексия, в Русской Церкви нет. Его признали таковым все восточные патриархи. Его признали все русские иерархи. Не дерзаю уклониться от него я.

Теперь нет поминающих и непоминающих храмов. Тогда можно было в качестве протеста не посещать те храмы, где незаконно наряду с именем законного первоиерарха поминали и его заместителя – не по первоиераршеским правам, а по ведению церковных дел. Теперь везде возносится имя Российского первоиерарха патриарха Алексия. Может быть, иное в деятельности патриарха Алексия соблазняет, смущает, заставляет ревнителей насторожиться. Но все это не лишает ни его, ни подведомое ему духовенство благодати. Ереси, отцами осужденной, патриарх Алексий и его сподвижники не проповедуют, а по канонам церковным это единственный случай, когда должно прервать общение даже и с патриархом, не дожидаясь суда церковного. Никакой законной властью патриарх Алексий не осужден. <...>

Поэтому, когда в 45 году, будучи в заключении, я и бывшие со мною иереи, не поминавшие митрополита Сергия, узнали об избрании и настоловании патриарха Алексия, мы, обсудив создавшееся положение, согласно решили, что так как кроме патриарха Алексия, признанного всеми вселенскими патриархами, теперь нет иного первоиерарха Русской Поместной Церкви, то нам должно возносить на наших молитвах имя патриарха Алексия – как Патриарха нашего, что я и делаю неопустительно с того дня»⁹³.

Епископ Афанасий и разделявшие его взгляды заключенные священнослужители направили новоизбранному патриарху поздравительное письмо с просьбой принять их в общение. Епископом Афанасием также было составлено особое послание в катакомбные общины и скиты с призывом вернуться в Патриаршую Церковь⁹⁴.