РЕЧЬ в день Святого Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова²⁷.

«Возлюбленнии! возлюбим друг друга, яко любы от Бога есть (1Иоан. 4, 7).»

Одно из утешительных явлений современной жизни во всем христианском мире представляет любовь к ближним, проявляющаяся в бесчисленных и разнообразных видах помощи и благотворения страждущему человечеству: в просвещении неведущих истины, во врачевании больных, в призрении нищих, в облегчении участи осужденных преступников, в защите гонимых, в утешении скорбящих и т. п. Все эти движения и действия любви вызываются разнообразием бедствий нашей земной жизни, а способы облегчения бедствий изыскиваются столь же разнообразными благородными склонностями и способностями духа человеческого. Но для мыслящего наблюдателя человеческой жизни здесь представляются два вопроса, трудно разрешимые для ума нашего: первый, – где же общее начало и основание страданий человеческих, от которого исходит все это разнообразие бедствий? Второй, – где основание разнообразных склонностей к благотворениям, сообщающее действиям любви большую или меньшую целесообразность и порядок? Не входя в обсуждение разнообразных философских решений этих вопросов, мы, как христиане, руководимые Божественным Откровением, признаем единственным основанием и причиною бедствий человеческих грех прирожденный и произвольный, разъедающий и разрушающий все основы и силы человеческой жизни; и началом любви – образ Божий, напечатленный в нас при сотворении Создателем нашим и сохранившийся в нас, хотя и в чертах затемненных и раздробленных нашими нравственными слабостями и пороками. Итак, наши бедствия происходят от родоначальника греха – истинного человекоубийцы дьявола (Иоан. 8, 44), а целебные действия любви – от Бога Спасителя нашего. Возлюбленнии! говорит Апостол любви, воз – любим друг друга, яко любы от Бога есть.

Итак, Бог есть начало и источник любви. По другому изречению Св. Иоанна Богослова – „Бог есть любовь», (8), т. е. сама Любовь – самосущая, всесовершенная, бесконечная. И так как Бог есть Творец мира, так как все свойства сотворенных Им существ, составляющие их достоинства и красоту, дарованы Им из бесконечной полноты Его совершенств, то и любовь, как способность и сила, сообщена Им же каждому созданию в его меру и согласно с целью его бытия: тварям разумным – сознательная, неразумным – инстинктивная. С удивительною попечительностью Бог внушает нам эту истину, чтобы мы поняли и приняли движение и направление к нам Его любви и отвечали Ей данною нам способностью любить, и в союзе любви с Ним обрели наше вечное блаженство. Он называет Себя Отцом нашим, научает нас обращаться к Нему, как к Отцу, в молитве со всеми нашими нуждами, и не постижимую для умов сотворенных полноту и силу Своей любви Он явил нам в ниспослании Сына Своего Единородного для спасения нашего: Тако возлюби Бог мир (человечество), яко и Сына Своего Единородного дал есть, да всяк веруяй в Онь, не погибнет, но имать живот вечный (Иоан. 3, 16). И за эту жертву, данную Им для спасения нашего, Он ничего от нас не требует, кроме любви к Нему и друг к другу: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим, и всею крепостью твоею.... и ближнего своего, яко сам себе (Марк. 12, 30, 31). Что же для Бога всесовершенного и всеблаженного может составлять любовь к Нему наших слабых и немощствующих душ? – Удовлетворение Его собственной любви к Его созданиям при виде их участия в блаженной жизни с Ним, – подобно испытываемой нами радости о счастье наших детей: радость будет на небеси о единем грешнице кающемся (Лук. 15, 7). И Сын Божий говорит Отцу Своему пред своими страданиями: „ныне к Тебе иду и сие говорю в мире, чтобы они имели в себе радость Мою совершенную» (Иоан. 17, 13).

Только из этого высочайшего начала любви правильно определяются и изъясняются источник и свойства нашей любви и богоугодные способы проявления ее в делах благотворительности.

По новейшим философским учениям источниками любви к ближним признаются: прирожденная нам склонность и расположение к людям, чувство справедливости в разделе благ житейских, и, наконец, взаимные выгоды, доставляемый от одних людей другим разнообразными природными их способностями и трудами. Материалисты учат, что человек есть „стадное животное» и находит свою безопасность и удобства для жизни только в обществе себе подобных. Но при опытных наблюдениях оказывается, что в царстве животных законы природы соблюдаются верно и постоянно в течение тысячелетий; между тем как в роде человеческом высшие законы природы – нравственные, а затем и низшие – физические, нарушаются непрестанно из века в век возрастающими и умножающимися пороками и преступлениями. Потому наше „человеческое стадо”, вопреки данным ему законам, постоянно представляет печальные явления грубого эгоизма и своекорыстия, лжи и обмана, бессердечия и жестокости, насилия и грабежа, хищений и убийств, так что только усилия внешней власти и кары закона поддерживают в нем порядок. Очевидно, что в нем скуден естественный источник любви, что этот источник загрязняется нашими пороками и иссушается страстями; он требует очищения и восполнения. Это и достигается возрождением нашей природы благодатью Христовою, восстановлением сил и способностей данных нам при сотворении и восполнением недостающего благодатью Божией.

Вместе с восстановлением наших душевных сил – ума и воли, – и любовь истинная даруется сердцу нашему от Бога, по слову Апостола: любы Божия излияся в сердца наша Духом Святым, данным нам (Рим. 5, 5). Отсюда происходят в нас, руководимые учением и примером Христовым: бескорыстие, самоотвержение, безвозмездные труды и страдания для блага ближнего, уступка собственных прав в пользу других, терпение обид, всепрощение, молитва за врагов и пр. Итак, внутренняя теплота нашей любви сохраняется и возрастает в пламень огненной ревности о благе ближних до пожертвования для них своею жизнью только в общении с Богом при непрестанном притоке ее из бесконечной полноты Его всеживотворящей любви.

От любви Божией сообщается нам любовь, как чувство, влекущее нас к участию в жизни ближних наших и к служению их благу и счастью; от нее же даруются и средства для воплощения этого чувства в делах благотворения. Мы сами ничего своими силами для потребностей собственных и ближних наших создать не можем: все, что имеем, – Божие и от Бога нам даруется. Поэтому мы не должны отделять себя от Бога, и как себя самих, так и ближних наших должны ставить под покров любви Божией. Повелевая помогать нуждающимся, Он обещал давать нам на это средства и увеличивать их по мере нашего усердия к благотворению. Еще ветхозаветным членам церкви было сказано: иже дает убогим, не оскудеет, а иже отвращает око свое, в скудости будет мнозе (Притч. 28, 28); весь день милует и взаим дает праведный и семя его во благословении будет, говорит Псалмопевец (Пс. 36. 26). А Господь Иисус Христос обетование Божией помощи благотворителям выразил с особенною ясностью и силою: „давайте, и дастся вам: мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лук. 6, 38). А достоинство милостыни Господь определяет не количеством и ценностью ее, а любовью и соответствием ее с состоянием благотворящего, как оценил лепту вдовицы (Мар. 2, 44). Начинай благотворить, если ничего не имеешь, взором сострадания, словом любви, личным трудом; давай самое малое от своих скудных средств, но постоянно, как говорит Псалмопевец, – весь день, и с течением времени, день за днем, незаметно будет возрастать твое благосостояние: сохранится здоровье, мир и счастье семьи, будут успехи в образовании и нравственном развитии детей, ниспошлется благословение Божие на все труды твои, и не замедлит возвышение тебя самого в обществе по состоянию и служебным отличиям. Наблюдайте за опытами жизни христианской и вы увидите своими глазами исполнение Божиих обетований и уверуете в этот нравственный догмат учения Христова.

Из того же начала любви Божией исходит и указание верного, находящегося в руках наших, источника для общественной благотворительности, и этим указанием разрешается неразрешимый для великих ученых вопрос – „об уничтожении нищенства». Во – первых, Евангелие дает нам знать, что это притязания на совершенное уничтожение нищенства – напрасное, и что все наши усилия к уничтожению нищих, как ни будут замысловаты, не достигнут цели: слишком велика эта задача для слабых сил человеческих. И слово Господне останется навсегда истинным и неотменным: всегда нищия имате с собою (Мат. 26, 11), потому что никогда совершенно не истребится грех в роде человеческом, и потому не переведутся люди слаборожденные, больные, малоумные, расточительные, порочные и в своих пороках неисправимые. Уничтожение нищенства – вопрос, как ныне говорят, „мировой», и разрешение его посильно только всемогущему Богу – Промыслителю. Его – то и разрешает нам Иисус Христос с ясностью и простотой чистой истины. Он разделяет нищих на невольных, порабощенных грехом него последствиями, и добровольных, приемлющих на себя подвиг добровольной нищеты, умеренности, воздержания, смирения и простоты жизни: блажени нищие духом, яко тех есть царство небесное (Матф. 5, 3). Эта добродетель духовной нищеты в христианском учении определяется одним словом: „смиренномудрие». В ней заключается средство вечного спасения, в ней же и неисчерпаемое богатство средств для благотворения._: У каждого из нас, при смиренномудрии, останется от расходов на себя и свою семью нечто и для нищих, так как и сострадательные нищие делят друг с другом милостыню; а у людей богатых – и большая часть расходов может быть сокращена с великим прибытком для нуждающихся. Современная жизнь, с ее новыми потребностями и удобствами, роскошью, тщеславием, прихотливыми произведениями и сооружениями во имя развития и поощрения искусств, поглощает миллионы, назначаемые Промыслом Божиим для бедных. Социалисты исказили это божественное учение, заменив добровольную нищету для Бога и ближних – насильственным отнятием состояния у богатых под предлогом справедливости в разделе имуществ, получающим характер ограбления. Но если вы обладаете значительным состоянием, или только не бедны, рассуждайте о себе смиренно, и найдете для себя достаточным дом без лишних украшений, стол без изысканных блюд, одежду без щегольства, прием гостей и число служителей без тщеславия, воспитание детей без причуд и изнеженности; и вы удивитесь, как много останется у вас для бедных. Не пожалеете поделиться с ними спасительными сбережениями, и разбогатеете больше. В искушениях и недоумениях подкрепляйте себя верою в бесконечную любовь Божию и надеждою на промышление о вас Божие, и вы будете бодры и тверды в своем образе жизни. Без этого всемирного и неиссякающего источника благотворительности по многолюдным городам, ныне украшающимся с роскошью, среди великолепия зданий, блестящих экипажей и нарядных жителей всегда будут бродить, а при преследовании прокрадываться, нищие и калеки. Расточая без нужды миллионы и урывая бедным копейки, мы никогда не уменьшим нищенства. Трудным кажется людям нашего века это самоограничение и добровольная нищета, при общем стремлении к наслаждениям и при слепой вере в прогресс, или в безостановочное, самодвижущееся возрастание благосостояния человечества. Но Иисус Христос нигде не сказал, что легко совершается дело нашего вечного спасения и устроения всемирного земного счастья человечества; напротив, Он упредил своих учеников: „входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель и многие идут ими; потому что тесные врата и узок путь, ведущие в жизнь и немногие находятих (Матф. 7, 13 – 14). Многими скорбми подобает нам внити в царствие Божие, говорит Апостол Павел (Деян. 14, 22).

Как одним словом св. Иоанн Богослов указывает истинный источник христианской любви, так одним же словом определяет и истинные ее свойства: „Бог любы есть и пребываяй в любви в Бозе пребывает и Бог в нем пребывает” (1Иоан. 4, 16). Усвоение умом божественной истины, ощущение сердцем таинственного действия в нас Божией благодати, печаль по Бозе, (2Кор. 7, 10) или сознание нашего недостоинства пред Богом и жажда духовного очищения и усовершенствования, радость о Господе (Пс. 32, 1) при созерцании Божиих совершенств и бесчисленных Божиих нам благодеяний, что все это значит, как не пребывание Бога в нас и нас в Боге? При таком настроении духа мы понимаем, что Бог не мой только Отец, но и всех людей, не только верующих, но и неверных, что Он желает собрать в Свое блаженное царство, как Отец в свое семейство, всех Своих детей и радоваться их блаженству. Отсюда происходит христианское братолюбие (Рим. 12, 10), выражающееся в стремлении делиться с другими нашими благами духовными и вещественными. И чем полнее сердце любовью, которая в существе едина, как в направлении к Богу, так и к ближним, тем обильнее, как вода из переполненного сосуда, она разливается во все стороны; и как благовоспитанное дитя, сохранившее чистоту сердца, принимая от родителей подарки или снеди, делится ими со своими братьями и сестрами, так и христианская душа, приемля дары от Бога, с любовью сообщает их другим, зная, что и их Бог любит, что и они имеют право на Его милость и нуждаются в ней. Отсюда происходит первое высшее свойство христианской любви, – это ее способность любить ближних в Боге и для Бога, т. е. в удовлетворение любви Его к человекам, и любить их как детей Божиих и соучастников нашего призвания к блаженству в Боге. По этому Иисус Христос вторую заповедь закона о любви к ближним называет подобною первой – о любви к Богу (Марк. 12, 31), так как исполняющий эту вторую заповедь чрез посредство ближних приближается к Богу, подобно тому, как исполняющий первую входит непосредственно в общение с Ним. Отсюда происходит, возгреваемая любовью и сопровождаемая милостынею, великая сила молитвы благотворителей за себя и за ближних, привлекающая милость Божию не только на живых людей, но и на усопших наших братий, с несомненною надеждою на прощение их согрешений и упокоение за гробом. Из этих оснований изъясняется и дивное обетование особого благоволения Божия к служителями любви на всеобщем суде Его, за то, что они послужили Христу в лице меньшей Его братии (Мф. 25, 34). И это совершенно согласно с учением христианским о правде Божией, так как истинная любовь, по учению Апостола Павла, есть „совокупность совершенств» (Кол. 3, 14); в ней вера в Бога и Его обетование, труд для ближних, самоотвержение, воздержание, смирение, терпение и пр., как это и объясняет св. Апостол Павел в изображении прекрасных свойств истинной любви: „любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит, любовь никогда не перестает» (1Кор. 13, 4 – 8). С другой стороны, не обещается помилование на суде грешникам, не являющим в себе добродетелей свойственных любви: суд без милости не сотворшим милости, говорит св. Апостол Иаков; хвалится милость на суде (Иак. 2, 13), как то видим и в предизображении Иисусом Христом последнего суда и слышим глас Его к стоящим ошуюю: идите от Мене проклятии в огнь вечный (Матф. 25, 41).

Из этого учения Слова Божия об истинных началах и свойствах христианской любви ближайшим образом определяются и объясняются и все согласные и несогласные с волею Божией способы благотворения.

Во-первых, ясно, что без религии, или веры в Бога – нет и не может быть истинной благотворительности. Она теряет свою высшую цель и достоинство. Если мы заботимся только о телесных нуждах бедных, то любовь наша к ним немного превышает попечение о животных бессловесных, которых любители часто содержат с большею заботливостью, чем людей, даже признавая их животными высшего разряда. Но если с заботами об их телесных нуждах не соединяется попечение об их нравствен – ном усовершенствовании, – напоминание о любви к Богу, благодеющему им чрез благотворителей, об очищении грехов, о вечной жизни, где нет ни печали, ни воздыхания то для чего им жить? Стоит ли труда протянуть на несколько лет жизнь людей, не способных ее поддерживать? Если, по учению материалистов, они падают в борьбе за свое существование, то пусть и падают; без них просторнее будет на свете тем, которые эту борьбу выдерживают. Таков должен быть последний вывод из материализма относительно бедных. Для них и жизнь, хотя и облегчаемая пособиями, безрадостна и тосклива, потому что, смотря на богатых и обеспеченных, они считают себя обойденными и обиженными судьбою и к самым благотворителям не чувствуют искренней любви и благодарности, всегда желая для себя большего, чем получают. Их оставляют жить для плоти и питают их плоть; а Господь Иисус Христос говорит: „дух животворит; плоть не пользует ни мало» (Иоан. 6, 63). Иное дело, когда дают им понять, что они не брошены, потому что заботятся о них братия их во Христе, сами для них претерпевающие лишения, что бедность постигает их не без воли Божией, что для них открыт доступ к Богу – Промыслителю, на Которого уповают христиане, что терпение лишений со смирением обратится для них в заслугу пред Богом и приобретет им воздаяние в вечной жизни. Понятно, что при таких условиях легче переносится бедность и попечение о бедных получает истинную цену пред Богом и человечеством.

Так как этот род благотворения не превышает, по своему нравственному достоинству, кормления животных, и явно противоречит не только учению христианскому, но и всем здравым философским понятиям о достоинстве человека, то не трудно понять его несообразность. Но есть ныне приемы в делах благотворения, представляющие такое сплетение и смешение плотских и земных интересов с духовными и нравственными, что отрицать совершенно эти приемы нельзя, а отделить в них чистое зерно от прилипшей к нему шелухи – трудно. Можно, вопреки примеру Христа Спасителя, „переломить трость надломленную и угасить искру тлеющую во льне» (Мф. 12, 20). В определении достоинства каждого из частных родов благотворительности должны быть для нас руководителями не столько рассуждения нашего неустойчивого и спорливого разума, сколько христианское чувство, воспитанное в нас нашею православною верою, и совесть, проникнутая страхом Божиим. Поэтому, чтобы наша благотворительность была верна основным ее началам, указанным нам учением Христовым, мы должны к каждому ее виду прилагать вопрос: соответствует ли он любви Божией к нам и чистой любви нашей к Богу, иначе сказать: может ли Бог в делах наших видеть Свою радость и можем ли мы через дела своей любви к ближним восходить к блаженному общению с Ним?

К высшему роду благотворений относится прежде всего образование, по церковному выражению – милостыня духовная, имеющая целью научить истине неведущего ее. Эта милостыня ныне ревнителями образования раздается и приготовляется в таком обилии, что даже превышает требования нуждающихся. Спешат учить всех, не соразмеряя учения ни со своими силами, ни с готовностью и способностями учеников. И наибольшею ревностью в этом деле отличаются именно люди, преследующие плотские житейские интересы. У них две цели: во-первых, общая между целыми народами – распространять цивилизацию, содействовать прогрессу человечества: во – вторых, частная, – давать каждому человеку в получаемом им образовании средства трудиться для общей житейской пользы и добывать себе кусок хлеба. С христианской точки зрения не трудно видеть, как мало дает угодного Богу научное образование, направляемое единственно к целям материальным, к устроению только внешнего благосостояния, без попечения о внутреннем благоустройстве душ человеческих, которое одно может обеспечить прочность и истинную пользу всех научных приобретений и усовершенствований. Мы видим ныне своими глазами и в Западной Европе и у себя дома, как образование, оторванное от христианской веры, не созидает новых оснований человеческого совершенства и счастья, а разрушает древние, положенные предшествовавшими нами поколениями, более чем мы верными заветам Христовым в учении и жизни. Поэтому, если к народу христианскому хотят привлечь любовь и благоволение Божие и сделать его мощным нравственною силою и способным ко всем родам совершенства, нужно менее ухищряться в расширении сферы научного знания и утонченных способов развития всех естественных способностей человека, от головы до ног, а больше заботиться о пробуждении в новых поколениях высших сил духа, стремления к нравственной чистоте, к приобретению твердости воли в борьбе со злом и в побеждении препятствий к добродетели, чтобы они могли быть достойными любви Божией и в ней находить свое благо. Если положить на весы, с одной стороны, по Апостолу, телесное обучение, мало полезное, а с другой – благочестие, на все полезное и имеющее обетование живота нынешнего и грядущего (1Тим. 4, 8), то ясно, что нужно усиливать и в чем делать уступки: пожертвовать ли науке благочестием народа, или ограничить стремление к естественному многознанию, чтобы дать простор и свободу христианской науке и нравственным упражнениям. Скудна духовная милостыня, раздаваемая эллинским образованием, сух и горек кусок хлеба, сообщаемый молодым людям, заключаемым в тесном умственном кругозоре специальностей, без открытия им просвета и простора в область святой веры и духовной жизни. Таков же кусок хлеба, обещаемый ныне и образованным девицам, с современным многознанием, угрожающим расхищением их христианского здравомыслия, сердечной веры, горячности, любви, скромности и нравственной чистоты. Велика будет мировая заслуга нашего православного народа, если он под руководством своей веры, хранимой в чистоте первых веков христианства его Церковью, отыщет в своих памятниках утраченную ныне нами тайну совмещения пламенной веры во Христа с обширною ученостью, какою обладали великие Отцы нашей церкви и ученики их.

В наш век получила особенно большое развитие общественная благотворительность. При всем убеждении в достоинстве и пользе принципа сосредоточения многих сил для одного задуманного благого дела, нельзя не заметить, что этот способ благотворения ныне в образованном мире, и особенно у нас, обнаруживает некоторые стороны, непримиримые с чистым учением христианским о милостыне. Во-первых, благотворительные общества и братства ныне перемешались со многими учреждениями и кружками, составляемыми для целей вовсе не благотворительных, а ремесленных, хозяйственных и даже для развлечений и увеселений, и все их множество объявляет притязания на имя доброго дела и радения о пользе ближнего, своеобразно понимаемой. В этом крайнем размножении обществ и кружков теряется истинное понятие о милостыне и заслоняются прихотливыми учреждениями истинно благотворные и даже великие христианские общества. При этом развлекаются во все стороны средства благотворения и утомляются благотворители. Потом, беспрестанно появляются новые идеи благотворительного характера, изобретаемые учредителями обществ, иногда примешивающими личные честолюбивые виды к своим идеям и предприятиям. Идеи являются модными, не имеющими глубокого нравственного значения и не дающими учреждениям надлежащей прочности и укрепления в сознании и сочувствии истинных друзей человечества. Такие учреждения чахнут на глазах наших и обречены внутренним бессилием на умирание. Далее, учредители новых заведений заранее делают к ним обширные приготовления, постройки, приспособления, надеясь на большие сборы от ожидаемых членов общества, и, не находя их в достаточном числе, оказываются в затруднительном положении, а иногда и в опасности потерпеть неудачу и возненавидеть собственное дело. Отсюда происходит эта суета благотворительности, лишающая ее характера спокойной, мирной, твердой и нравственно возвышающей добродетели.

Затем, эта публичность деятельности, эти собрания, эта молва устная и печатная трудно мирится с заповедью Спасителя: „когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры, а подавай так, чтобы левая рука твоя не знала, что делает правая» (Матф. 6, 2. 3). Наконец, слышны и сетования добрых благотворителей на то, что большею частью с одних и тех же лиц делаются непрестанные поборы на множество разных учреждений, а менее ревностные ко благу ближнего считают себя совершенно исполнившими заповедь о любви к ближним, когда доставят в разные общества свои членские взносы. Они поэтому освобождают себя от личного труда для бедствующих, иногда даже близких и родных. Положение смутное и не естественное. Только возвращение нашего общества к чистому христианскому образу мыслей и к исполнению общих обязанностей благочестия может указать исход из этого запутанного положения великой добродетели.

Но истинное нечестие, как порождение ложно поставленной добродетели, представляют так называемый благотворительные увеселения. Много о них было написано, много было высказано справедливого им порицания, и в духовной, и в светской литературе, но они не прекращаются, потому что не исправляется образ мыслей нашего образованного общества о высшем звании христианина, об его духе и обязанностях. Любители этого способа благотворения не знают даже того, что, по здравому смыслу, из зла не происходит добра, из веселия и пляски не рождается сострадания к человеческим бедствиям. „Не собирают, сказал Господь, с терновника виноград и с репейника смоквы» (Матф. 7, 16). Они забыли и думать о том, что благотворитель делает дело Божие, что он заменяет Самого Бога, являясь во имя Его с милостынею к бедствующему, и что Бог называет Себя „должником Его» и уготовляет ему воздаяние в будущей жизни (Причт. 19, 17). Они, называясь христианами, не помнят о том, что Христос Спаситель благотворил человечеству в великом деле нашего искупления трудами, молитвами с воплем крепким и слезами (Евр. 5, 7), уничижением, страданиями и крестною смертью и нам, христианам, во всех добрых делах „оставил пример, дабы мы шли по следам Его» (1Петр. 2, 21). Вдумайтесь во все это и потом прислушайтесь к тому, как восклицают эти благотворители: „Какое жалкое семейство! хотя бы спектакль в пользу его устроить!» Для христианского чувства противны и возмутительны такие речи и душевные расположения.

Говорят: „да, во всем образованном мире приняты благотворительные увеселения». Правда, но это-то особенно и жалко. И всемирный обычай не делает заблуждения истиною и порока добродетелью. Было время, когда весь мир поклонялся вместо Бога тварям и идолам, и просвещеннейшие народы классического мира не только исповедывали, но и защищали языческую религию, но вера Христова победила этот мир и ниспровергла язычество. Кто может из христиан, кроме утративших совершенно здравый разум,сказать, что желательно восстановить язычество и упразднить христианство? Также должен смотреть и на вторжение в жизнь христианскую вредных обычаев и каждый истинный христианин: не отдать же на поругание прекраснейшую из христианских добродетелей, хотя бы и всем миром усвоенному безумию.

Никто и никогда из великих христианских пастырей и учителей не находил возможным скоро искоренять утвердившиеся обычаи; а уничтожить всемирные заблуждения не обещал и Сам Иисус Христос. Но не только мы, служители церкви, обязаны возвещать истину в уповании, что благодатью Божией она принимает свой плод, но и все члены церкви обязаны, как братья, возвращать друг друга с ложных путей на путь правый. Св. Апостол Иаков предлагает всем христианам такое трогательное увещание: „братия, если кто из вас уклонится от истины и обратит кто его, пусть тот знает, что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти, и покроет множество грехов» (Иак. 5, 19, 20). А святой Апостол Павел оставил всем нам наставление, которое мы не устанем повторять: “не сообразуйтесь с веком сим, но преобразуйтесь обновлением ума вашего, чтобы вам познавать, что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим. 12, 2).