Митрополит Платон (Левшин) как строитель национальной духовной школы¹

Двадцать восемь лет тому назад, в 1884 г., когда я был преподавателем в здешней семинарии, происходило торжество открытия общежития в Вифанской семинарии в присутствии многочисленных гостей. Один из присутствовавших на торжестве гостей бывший профессор Одесского университета И. Устинович Палимсестов, за братскою трапезою сказал: «я гость здесь званный. Но меня звал себя и другой голос – голос сердца. Меня пригласил на праздник Вифанской семинарии архипастырь Мисаил и, приглашая, прибавил: не скажу ли я что-нибудь? Признаюсь, нужно иметь не малый запас смелости и владеть не такими, во всяком случае, устаревшими дарованиями, чтобы говорить там, где веет дух бессмертного Платона, где самые камни повторяют глаголы его могучего слова, говорить в учебном заведении, устроенном иерархом гением». Сегодня, в день столетия со дня кончины гения иерарха, когда особенно веет его дух в основанной им Вифании, нужен еще больший запас смелости, чтобы говорить не об отличиях английской школы безголовых, о чем говорил в 1884 г. почетный старец профессор, а о самом Платоне, о его великом разуме, как он отразился в устроении нового рассадника духовного образования в Вифании. Но я также гость званный: меня пригласила педагогическая и ученическая корпорация здешней семинарии сказать слово «в освещение отношений м. Платона к возникновению и жизни Вифанской семинарии», какие отношения указаны на страницах ее истории. Исполняя желание почтенной корпорации Платоновой семинарии и вместе желание своего сердца имею честь предложить вниманию почитателей памяти бессмертного Платона свое историческое слово о нем.

Я прошу Вашего позволения вместе со мною из нынешней Вифании перенестись в ту Вифанию, когда мужественный «великий в предприятиях дух» Платона жил в ослабленном болезнями и трудами теле, когда этот дух воздвигал в пустынной Вифании новый храм – храм науки и собранные в этот храм юные музы увидели своего отца на «западе дней своих, но продолжающего гореть на западе своем».

У митрополита Платона в Вифании были любимые места, где в летнее время он любил проводить время, вдыхая ароматный воздух вифанских лесов. Он любил гулять в роще, против семинарии, и эта роща, насаженная по преданию самим Платоном, до сих пор известна под названием Платоновской рощи. У ворот монастырских стояла каменная скамья, на которой часто сиживал Платон с богадельными старцами и любовался на высокий обрывистый берег Вифанского пруда, отделенный от монастыря глубоким оврагом. С этого берега открывался самый красивый вид на пруд и красоту этого пруда – покрытый густою и непроницаемою растительностью таинственный остров. Когда в 1797 году прислан был указ императора Павла I-го об открытии в Вифании семинарии, Платон на этом красивом берегу и решил построить здание для семинарии. План семинарского корпуса, по указанию м. Платона составлен был самоучкою архитектором штатным служителем Семеном Болдыревым. Этот план имел вид начальной буквы имени учредителя Павла I-го и имени ее устроителя Платона и был историческим памятником того, что мысль, шедшая с высоты престола от Царственного Ученика, направлялась к достижению той великой государственной задачи, к чему направлена была и деятельность Учителя Государя – Платона «к вящему распространению преподаваемого в семинарии Троицкой лавры учения», организованного духом Платона и давшего благие плоды в жизни. Выполнение этого плана в техническом отношении представляло немало затруднений и мало знакомый с техническим искусством, не всегда трезвый Семен Болдырев оказался ненадежным строителем, и лаврским учрежденным собором из архитекторов низведен был в конюхи. Митрополит Платон освободил его от конюшни, и сам принял на себя обязанности архитектора. Ему в это время было более 60-ти лет, но при строении семинарии он обнаружил удивительную юношескую энергию. Среди толпы рабочих нередко можно было встретить хозяина Вифании – старца митрополита, который своей торопливою походкой обходил начатые работы и своими хозяйственными распоряжениями руководил рабочими.

В постройке новой семинарии Платон нашел не одно только удовлетворение своей склонности к хозяйству, но и новое возбуждение для жизни своего творческого духа. Еще семинария не была выстроена, а уже стала любимым детищем Платона потому, что с самого начала ее основания, можно сказать, с первого камня, положенного в основание нового храма науки, Платон начал осуществлять свою широкую идею школы церковно-национальной. Эту идею он проводил в организации школ, подчиненных его управлению, но яркое, полное выражение эта идея нашла в устройстве Вифанской семинарии и отражение глубокой идеи гениального просвещенного русского ума можно усматривать в подробностях как внешнего, так и внутреннего строения семинарии.

Новый семинарский корпус был красивым изящным зданием, отражавшим и присущее Платону чувство изящного и высоту его идейного духа. На том месте где «дремучий лес стоял, где от зноя странник прохладу обретал», появилось здание с башнями по углам и полуциркулем посредине, в котором помещается парадная палата богословская или аудиториум, украшенная бюстами барельефами. Этот замок имел парадный фас к пруду, где тогда и дорога пролегала, а задний фас составлял ров с подъемным мостом.

Можно было думать, что это здание назначалось для обитания рыцаря вельможи, а не для детей сельского духовенства, преимущественно детей сельских причетников, которые, по понятиям того времени, причислялись к людям низкой породы. Из грязных деревенских изб дети этой породы, по мысли основателя семинарии, должны были переселиться в рыцарский замок и воспитываться в сознании своего благородства, человеческого достоинства, что служит первоначальною естественною основою нравственно-религиозного воспитания в духе христианства. Изящный корпус своим видом должен был содействовать общей задаче воспитания, намеченной Платоном – научать «лучшему между людьми обхождению и пристойной смелости». Высота сферы понятий Платона таким воспитанием имела в виду возвысить духовное сословие в обществе и изменить тот сословный безрелигиозный взгляд, по которому духовные лица, руководители верующих и выразители их религиозного сознания, причислялись к среднему сословию. Когда к весне 1800 г. семинарский корпус был окончен строением, мысль Платона нашла в нем свое выражение, он приходит к мысли новой, что «не худо было бы поместить в нем Академию. Для Академии было бы вполне прилично здание, которое само наук-науку составляет. Учитель поэзии в лаврской семинарии, изображая красоту созданного в Вифании храма наук, писал:

Какая красота, какая стройность в нем!

Сей самый красный дом быть умным научает.²

Открытие семинарии 6 Августа 1800 г. совершилось торжественно по особому обряду и было непрерывным священнодействием, которое начавшись Божественною службою в храме Преображения, продолжалось в храме науки. Юные музы, поселившиеся в выстроенном для них новом Парнасе и одетые в казакины из голубого сукна с обшлагами из малинового, участвовали в торжестве пением радостного канта, и чтением стихов на трех языках.

После окропления здания св. водою митрополит сказал краткую речь, в которой выразил мысль о неразрывной связи монастырского Преображенского храма с храмом наук. Отверзая храм, приличный для Академии и вводя в него юношество, Платон изводит его из храма Преображения, той, по его словам Академии Христовой, где ректором Сам Христос. «Преобразивыйся на Фаворской горе Господь чудного света Своего лучем коснулся и места сего и оное преобразил Таинственным некоторым образом вдохнул Он в сердце благочестивейшего монарха Павла первого, дабы устроить из пустыни обитель и терния ее обратить в цветы и плоды просвещения». Широкая и тонкая мысль Платона об обращении терния пустыни в цветы и плоды просвещения была понята тонким юношеским чутьем его юных муз. Широкий, свойственный юношеству синтез, доходящий всегда до корней, возводящий все, как говорили в старину, до Адама, пришел к той мысли, что в Вифании Платон «перехитрил» природу, заставив ее служить общечеловеческой цели – жизни, назначенной еще первому человеку.

Где самовласная природа

Лесами заградила вход

Для человеческого рода,

И тот лишь возрастила плод,

Которым в непроходимой дебри

Глад утоляют враны – звери:

Там он природу перехитрил,

В блаженстве дух свой успокоил:

А на буграх Олимп построил –

Светильник знаний засветил.

Платон, нашедший в мыслях тонкого юношеского понимания отражение своих глубоких мыслей начал юнеть и все силы своего ума сохранившего огонь юности посвятил устройству научного образования в новом Олимпе.

Замечательную черту в деятельности м. Платона, как администратора представляет то, что он любил регулировать жизнь подчиненных ему учреждений точными инструкциями. Цель этих инструкций состояла в том, чтобы внести строгий порядок и единство в жизнь этих учреждений и направить эту жизнь сообразно их общей цели. Порядок обучения и воспитания в Вифанской семинарии подробно был определен в инструкциях м. Платона. Эти инструкции потеряли значение для нашего времени как неприложимые к жизни современной школы, но они заслуживают внимания, как характерные выразители духа Платона, выражение взглядов его самого и его лучших сотрудников на задачу и цель школьного духовного образования. Время признало несовершенство этого образования и многое в нем изменено последующими духовно-учебными реформами, но мне думается, что мысль наших школьных реформаторов, совершив свой исторический круг, должна прийти к признанию истинности начал, положенных высоким православно-христианским разумением Платона, в основу духовного школьного образования.

Духовная школа, предназначенная воспитывать просвещенных разумом и сердцем богословов, давала и общее научное образование и богословское, при чем богословское образование было тесно связано с общеобразовательным курсом, и духовная школа отличалась от светской более широким курсом богословских наук, известных в старой школе под названием систем. Но митрополит Платон в изучении этих систем не видел надежного средства для образования просвещенного богослова и, имея в виду древние школы христианской церкви, сводил все богословское образование к изучению только одного откровенного учения – Св. Писания. В своей инструкции, как преподавать богословское учение в Спасо-Вифанской семинарии, он писал, что «разные системы богословские, ныне в школах преподаваемые, признаются быть не нужными, или не полезными, ибо пахнут школою и мудрованием человеческим. А богословие Христово, по Павлову учению, состоит не в препретельных словах и не в мудрости человеческой, но в явлении духа и силы. Первый изобрел уже в восьмом веке систему Богословскую Иоанн Дамаскин; но прежде его бывшие в первенствующей церкви великие Богословы и светила церковные, яко-то: Василий, Григорий, Иоанн Златоуст, Афанасий, Кирилл Иерусалимский, Киприан, Амвросий и многие подобные знание Богословия христианского почерпали единственно из Слова Божия, упражняясь день и ночь в испытании его и в выразумении его точного и таинственного смысла. И потому, в сохранении сего святого и мудрого порядка, Богословское учение полагает единственно в чтении и памятовании и в выразумении Священного Писания ветхого и нового заветов, при руководстве разумного и Богопросвещенного учителя. «Сводя все Богословское образование к изучению живительного источника веры, Платон сближал духовную школу с светскою в общих началах образования. Имея в виду, что конечною целью всякого образования есть «удовлетворение естественного стремления бессмертного духа к блаженству», Платон желал создать национальную общую школу возведением академий на степень всеучилищ, но таких, в которых знание светских наук не предпочиталось бы знанию Закона Божия, как началу премудрости и конечной общечеловеческой цели жизни.

Характерную черту инструкций, писанных митр. Платоном для Вифанской семинарии, составляет то, что он не расширял объем учебного курса, сообразно с требованиями все более расширявшегося научного знания, а заботился об основательном изучении школьных наук, о глубине научного знания, а не широте. При своем практическом жизненном направлении Платон судил о достоинстве научного знания по тем плодам, какие оно приносило в жизни. Не много пользы от научного знания, если оно не способствует творческой деятельности ума, а подавляет ее, расточая ум, если научное образование не способствует развитию нравственных качеств, не созидает душевного устроения, которое выражается и в устроении жизни по вечным началам Слова Божия. Тонкий наблюдательный ум Платона из широкого жизненного опыта вынес такое убеждение: «просвещения слишком много, разумею мнимого, а начало премудрости – страх Господень уменьшается и порча нравов усиливается по мере того, как возрастает оное просвещение мнимое»³.

Внимательно следя за жизнью подчиненных ему школ, Платон преимущественно обращал внимание на то, какой плод приносило в питомцах семинарий даваемое им образование, помня слово Евангельское о том, что всякое древо познается по плодам его. Рассказывают, что присутствуя однажды при представлении учениками комедии, он составил очень неблагоприятное мнение о студенте богословия, хорошо сыгравшем роль безбожника. Такие отрицательные плоды отвлеченного изучения систем о вере, пахнувших школою и мудрованием человеческим, и воспитания нравоучениями, не нашедшими отклика в сердце, укрепили в Платоне мысль, что сила обучения и воспитания не в силе одного научения словом, но научения живым примером. «Истинной мудрости, говорил он свойственно не словами, но делами философствовать». Истинным философом Платон называл того, кто «делает правду и чувствует в себе духовную радость от незазорной совести».

Этой истинной мудрости учил Платон учителей и учеников личным влиянием, являемым и в слове и в примере. Мы не будем изображать отношений Платона к педагогам и питомцам Вифанской семинарии, которые отмечены в ее истории и глубоко охарактеризованы одним из воспитанников здешней семинарии, покойным Харьковским архиепископом Амвросием в словах: «к нему можно отнести слова Ап. Павла: «хотя у вас и тысячи наставников, но не много отцов». Действительно, отцов, как он, у нас не много. Воспитанники Платона с любовью вспоминали его и его время и, сравнивая его время с последующим, находили главным недостаток в том, что школа, имея всевозможные пособия, широкие программы наук, мало имела живых людей, влияющих на юношество заботливостью, любовью, благожелательством, а главное, примером веры и добродетели.

Высшая христианская добродетель, указанная в Слове Божием – самоотверженная любовь к ближним – во времена Платона признавалась главною общественною добродетелью школы и была девизом школы. Над воротами дома, в котором помещалась Славяно-Греко-Латинская Академия, была картина, изображавшая горящую свечу с надписью: non mihi, sed allis. По мнению м. Платона «истинная слава состоит в услугах другим, в попечении о пользе общей в подкреплении немощных, в заступлении бессильных».

К самоотверженному служению другим призывал и учителей и учеников своих школ Платон, «расширявший их грудь» отеческою любовью⁴. Он всемерно заботился о том, чтобы учители наставляли юношей в классе и вне, класса наставляли не столько словом, сколько примером своей жизни. «Наблюдайте сей долг пред Богом всеприлежно, чтобы учители не только учительством, но еще более честным житием юношество наставляли», писал он академическому начальству. Из своей личной жизни Платон вынес убеждение, что благодать в нем действовала более, когда он юноша и мирской толковал питомцам, чем когда проповедовал слово Божие в сане архиерея. Это он «приписал умножившимся грехам, коих и толиких еще в юности своей не имел и поэтому всегда утверждал, что учение делается действительным «от чистоты и непорочности сердца учителей». В своей педагогической деятельности Платон выразил мысль современной научной психологии, что сердечное чувство, сообщая тонкость, широту и глубину рассудочному пониманию, делает человека способным к постижению истины и сообщению ее другим. На лучших учеников Платон возлагал обязанность воспитывать других своим примером. «Чтобы худые имели себе к подражанию пример хороших поступков, а от худых удержаны были», он постановил определять к ним в покои из постоянных и прилежных по одному или по два человека.

Педагогическая корпорация и лучшие из учеников, по мысли м. Платона наставлением, но более примером христианского служения истине и добру должны были просвещать разум юношей истинным светом и сердцу их «полагать надежные пределы», а духовное юношество, воспитанное силою доброго школьного влияния предназначалось служить Христу, истиною и добром духовному спасению других.

Современники м. Платона, глубоко усвоившие взгляды его на духовное образование, в своих произведениях поэтических отметили какие духовные стремления должно порождать это образование.

Гнушаюсь тех сердец, что мне приносят страх;

Летаю к лаврам я, и прочь их удаляюсь,

В законах сильными я также не пленяюсь;

За пышным же столом, за хлебом ли простым,

Везде мне быть равно – со взором лишь одним.

В бумагах хитростных скитаться ненавижу,

Лишь только знатока надменного увижу.

Пускай меня к себе ученые зовут,

Ласкаются ко мне и гимны мне поют;

Но если их пером корысть иль гордость водит,

Тогда их чтить ничто меня не приневолит

Мое сияние, мой волнующий дух

Мой редко на земле гремящий стройный слух

Такому смертному достойно принадлежит

Кого не тонка страсть, не ломко счастье нежит;

Но кто рассудок свой улучшил, просветил

С природой истинной, как должно, согласил;

Кто сердцу положил надежные пределы,

И силен отражать – крушить разжены стрелы,

Кто при величии смиренны дни ведет

И ближнего от слез, от вздохов бережет,

Я жертв не требую, алтарь мой – сердце честно

А лучший фимиам познание небесно.

Воспитай человека в сознании его человеческого богоподобного достоинства, просвети, улучши его рассудок светом православного христианского разумения согласно с его природой и с стремлением к небесному, сохрани чистое сердце – стойкое в борьбе со злом, способное к деятельной любви и этим воспитаешь истинного христианина – к этому было направлено образование и воспитание в духовных школах Платоновского времени.

Одним из могучих средств для воспитания просвещенных богословов сердцем и разумом, возвышенного в них настроения Платон признавал развитие в юношах чувства красоты, чувства эстетического. Педагогика времени м. Платона еще не дошла до мысли о тесной связи высших чувств: религиозного, нравственного и эстетического, но высота сферы понятий Платона и отчасти и предания старой школы привели его к убеждению, что искусство имеет высокое образовательное значение в религиозном образовании человека. Поощряя всячески развитие поэтического дара в питомцах, как средства к возвышению духа и услаждению в горестях жизни он отмечал влияние поэзии и на себе самом. «Когда бродил я по пустыни Вифанской и гулял грустный и отягченный старостью, вдруг ободряюсь прелестью новой музы и плененный ее приятностью, по-видимому, начинаю юнеть», писал он на сборниках стихотворений, поднесенных ему в день его Ангела 1804 г. Глубокий любитель и тонкий ценитель красоты в искусстве, он любил музыку, видя в ней средство для воспитания благородства в личных качествах человека внутренних и наружных. Как в Троицкой семинарии, так в Вифанской юные музы, по распоряжению м. Платона, занимались музыкой и заведены были оркестры, которые управлялись особым капельмейстером с назначением ему жалованья. Но заведением оркестра в Вифанской семинарии не ограничился Платон в своих заботах о развитии в ней жизни. У него явилось желание приобрести для семинарии и дорогой музыкальный инструмент – орган, который в церквах инославных введен в богослужебное употребление. Орган, заменяющий целый оркестр мог придать особенную торжественность и музыкальное достоинство пьесам, которые исполнялись семинаристами, особенно в дни семинарских праздников.

Желание митрополита иметь орган для Вифанской семинарии исполнилось: по его просьбе известная своим благочестием и широкою благотворительностью графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская прислала ему в дар орган сделанный в Праге и отличавшийся особенною звучностью и мелодичностью. Орган, принятый Платоном с благодарностью, как знак усердия благочестивой графини к Вифанской семинарии, поставлен был в богословском классе, где происходили публичные собрания. В этом классе находились и другие музыкальные инструменты: клавикорды, гусли, виолончель, которые вместе с украшавшими богословскую палату бюстами и барельефами уничтожены временем, или, лучше сказать безучастно равнодушным отношением слабо развитых людей к тому, что насаждал ум-гений⁵. Как отголосок преданий о музыкальном времени м. Платона среди воспитанников Вифанской семинарии долго время существовало предание, что Платоновские музыкальные инструменты сохраняются внутри подставки, на которой стоял орган. Но их там не оказалось и легенду заменила фактическая история, которая пролила свет, куда девались музыкальные инструменты времен Платона. Один из воспитанников Вифанской семинарии, окончивший в ней курс 1838 г. П.С. Казанский в своих записках пишет: основатель нашей семинарии, человек с глубоким умом и теплым любящим сердцем, основывая ее в уединенном месте, желал, чтобы ученики развлекали себя невинными благородными удовольствиями и поэтому поощрял занятие музыкой. В главной зале он поставил орган, дозволял заводить гусли, скрипки, флейты, гитары, на свой счет купил виолончель и треугольники. С его времени начальники семинарии сами иногда в свободное время собирали музыкантов семинаристов и слушали их игру. Но бывший при П.С. Казанском ректор – почитатель памяти Платона, но чуждый его духа – и его не понимавший «изломал мало-помалу все гусли, скрипки, гитары, разбил большею частью об головы и спины игравших. И притихли звуки музыки в нашей семинарии». Притихли звуки, которыми высокая мысль и любовь к изящному настраивала мысли и чувства юных муз на высокий мелодичный широкий тон и падение возвышенного тона сказалось в жизни семинарии развитием низменного. Высокая мысль и тонкое чувство просвещенного светом сердечной благодатной веры созидателя национального духовного просвещения не скоро могли проникать чрез толщину узких мудрований и грубых чувств не только его современников, но и потомков. Но божественный огонь, который горел в душе великого строителя семинарии окрылял мысль и возжигал сердца, не погас. Горение огня великих мужей никогда не остается без влияния на потомство и всегда отражается в исторической жизни народа.

Воспевая славу отца Феба-Платона, любимый ученик отца писал:

Любовь есть гений наш: сей гений не умрет.

Сей честный гений не умрет,

Он наши мысли окрыляя

Сердца Музы юныя распаляя

Превысит молнии полет;

И дух неся в эфире, там в солнце разродится⁶.

В Вифанской семинарии, кроме Платоновского корпуса, сохранился один только вещественный памятник его славной деятельности – орган, от которого веет дух времен основателя семинарии. Сохранившиеся в Вифании памятники творческой деятельности самобытного духа Платона, во многом уничтоженные и измененные, стали слабым отражением его могучего духа. Но здесь в Вифании веет дух от его деятельности, какою он преимущественно ознаменовал себя в истории нашей церкви. В широкой, разнообразной деятельности митр. Платона устроение духовных школ и их организация занимает первое место и потому более всего обращали на себя внимание историков. Платон стяжал себе славу богослова, проповедника, замечательного администратора, но в этом отношении славу с ним разделяют и другие замечательные архипастыри русской церкви. Но в нашей отечественной истории не найдется равных Платону по деятельности, направленной к устройству духовного школьного образования на началах церковно-национальных. Среди административных дел управление школами Платон признавал «вожделенным и приятным своим упражнением». Это был великий педагог-христианин, совмещавший в своей душе все качества, необходимые для созидания правильного школьного образования: широкий просвещенный ум и широту сферы его понятий, педагогическую и житейскую опытность и в особенности, что более всего нужно для педагога, сердечное чувство, чувство детское. Чтобы вести детей в царство истины, добра и красоты – нужно, по слову Спасителя, – хранить в душе детское чувство. До конца своей жизни Платон сохранил это чувство и оно составляло одно из индивидуальных свойств его духа. Вифанские питомцы Платона поняли это свойство своего отца и в своих поэтических произведениях отметили духовное сродство его с их юношеским духом.

Простым тонким чувством понял одно из глубоких отличительных свойств его духа и простой народ. Шел народ ко гробу Платона не знаменитого богослова, проповедника и администратора церковного, а чадолюбивого отца, и нес он к его гробу рубашечки больных детей, с искреннею верою в действительность небесных молитв чадолюбца. Стекаются ко гробу великого святителя русские люди разного звания и состояния с детским чувством веры с сердечной молитвою о упокоении души усопшего славного деятеля земли русской, жизнь которого тесно была слита с жизнью народа и была ярким отражением несложной, сердечной веры народной.

Историческим центром, откуда исходит почитание великого иерарха Платона, является всероссийская святыня – Свято-Троицкая Сергиева Лавра с ее колонией, училищным Спасо-Вифанским монастырем и основанным при монастыре рассадником духовного просвещения. Единый цельный дух Свято-Троицкой Сергиевы Лавры священно-архимандрита и главного Спасо-Вифанского училищного монастыря Начальника объединил различные роды христианской деятельности в достижении одной общечеловеческой цели жизни, указанной Спасителем: сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога и посланного Тобою И. Христа (Ин 17:3). Вифания, тесно связанная с именем Платона, постоянно и неизменно хранит память о строителе своем и выразителе духовных стремлений всего русского народа, доказательством чего служит и настоящее собрание в день столетия со дня его блаженной кончины.

Прот. А. Беляев.