Творение Блаженного Августина «De Civitate Dei» как апология христианства в его борьбе с римским язычеством

Содержание

Введение

Введение

Главным предметом предлагаемого исследования служит творение бл. Августина „О царстве Божием»¹, как апология христианской веры против нападений на нее современных Августину язычников. Августин представляет в истории римской христианской литературы тоже, чем был Цицерон в истории языческой литературы Рима. Августин был средоточием, в котором сошлись все тогдашние силы духовной производительности христианского Рима и из которого развилась вся последующая христианская богословская наука и литература не только в Италии, но и на всем римско-католическом западе. Справедливо западные ученые сравнивают его с папами Львом и Григорием первыми². „Что сделано этими папами, говорит Бэр, для внешнего единства римско-католической церкви чрез основание приматства римского епископа, то еще в большей мере сделал Августин для внутреннего объединения католического религиозного миросозерцания чрез научное обоснование христианского вероучения». Влияние Августина на всю последующую умственную производительность новых народов запада также неоспоримо, как неоспоримо влияние Цицерона на всю последующую духовную жизнь не только языческого, но и христианского Рима, и может быть доказано всею христианскою литературой западных народов, так как оно сильно и ясно отразилось почти на всех ее родах³. Не удивительно поэтому, если об Августине писали и пишут на западе гораздо больше, чем о всяком другом церковном писателе. Новые народы запада рассматривали и пересматривали его со всех сторон, какими выступал он в своих многочисленных и разнообразных сочинениях. Ученое значение Августина, как церковного писателя, приобрело ему заслуженное уважение и в церкви православной. Не мало труда положила над изучением Августина, как богослова и философа, и отечественная богословская литература. Но ни отечественная, ни западная литература почти ничего не сделала по вопросу об Августине, как апологете⁴. А между тем это столько же важно для характеристики бесспорно великого писателя и церковного учителя, сколько и для истории христианской апологетики. Пополнить этот пробел в литературе об Августине представляется тем необходимее, что творение, в котором он выступает апологетом, и само по себе имеет величайшую важность.

Сочинение „о царстве Божием» есть самое объемистое⁵ из всех творений Августина и одно из самых важных произведений, оставленных нам всею христианскою древностью. В борьбе христианства с римским язычеством это сочинение по мысли автора должно было иметь и действительно имело тоже значение, какое имело александрийское огласительное училище в борьбе христианства с эллинизмом. По удивительному сочетанию событий, языческая религия греков соединила пред своею смертью свое дело с делом неоплатонической философии; точно также языческая религия римлян связала свои последние судьбы с остатками неоплатонизма, вытесненного из Александрии и Сирии и приютившегося было в Афинах: на Востоке подставки неоплатонизма, на которые думал опереться умиравший эллинизм, были разрушены главным образом александрийскою школою христианских мыслителей; на Западе тоже сделал Августин, сокрушивший своим сочинением „о царстве Божием» посох неоплатонических, религиозных доктрин, которым хотел поддержать себя одряхлевший языческий Рим. Это значение рассматриваемого нами сочинения Августина увеличивается еще тем влиянием, какое имело оно на обработку богословия и философии⁶ и на все роды христианской литературы древних времен, средних веков и позднее. Заключая в себе основоположения христианской философии и догматики, нравственного и полемического богословия и библейской истории и касаясь таинственных вопросов христианства, оно было таким источником, из которого столько же черпали философы и даже поэты, сколько богословы и историки. Влияние его заметно столько же на Данте и средневековой живописи, сколько на Боссюэте и Декарте⁷; оно же было главнейшим источником и христианской мистики средних веков. Принятое за образец обработки христианского вероучения и нравоучения, своею искусственностью и хитросплетенностью при обработке своего предмета оно существенно содействовало развитию средневековой схоластики. Из всех сочинений Августина это сочинение, отличаясь строгою методичностью и нося на себе несомненные следы подражания Цицерону, увлекает читателя стройностью и ясностью изложения, чистотою и плавностью стиля, точностью и яркостью выражения. При всей своей длинноте, вследствие повсюду разбросанных в нем замечаний, эпизодов и отступлений, оно представляет неутомительное и довольно приятное чтение. Этим, конечно, объясняется то, что это сочинение, как скоро увидим, всегда имело очень много читателей, испытало много изданий⁸, переведено едва ли не на все европейские языки⁹ и имело наибольшее влияние на литературу новых народов. В историческом отношении это сочинение имеет гораздо больший интерес, нежели все предшествовавшие ему апологии западно-римской церкви. Оно содержит в себе и дополняет все, что находится в апологиях особенно Арнобия и Лактанция, и делает их почти нелишними. Богатая эрудиция, обширное знакомство с литературой и мифологией классических народов, множество важных и редких сведений, больших и малых отрывков из некоторых потерянных ныне сочинений¹⁰, делают это сочинение весьма важным историческим документом при изучении римской старины, мифологии и литературы. Сверх того это сочинение составляет единственный документ, из которого можно почерпнуть сведения о состоянии философских и религиозных идей неоплатонизма после того, как это последнее направление греческой философии, вытесненное из Греции, переселилось на римскую почву, чтобы лечь здесь в общую могилу с язычеством Рима.

Важное значение этого сочинения признавалось во все времена всеми учеными, хотя не одинаковым образом и не в одинаковой мере. Прежде всех сам автор признавал это сочинение едва ли не важнейшим из всех своих трудов. Называя его великим и трудным произведением¹¹ и обстоятельнейшим исследованием¹², он ожидал от него, судя по заключительным его словам, великой пользы для читателей и для сущности дела¹³. Еще при жизни Августин имел утешение слышать, что его ожидания не обманулись. Во введении к своей истории Орозий, обращаясь к Августину, говорит: „вышедшие десять книг твоего сочинения „о царствѣ Божием», подобно первым лучам восходящего из-за гор солнца, вдруг осветили всю землю“. Свидетельство Орозия о такой восторженной встрече первой половины Августинова сочинения едва ли может быть названо преувеличенным; тоже еще прежде писал к Августину Македоний, подпрефект Африки, по поводу трех первых книг. „Прочел я, пишет он, твои книги (первые три) „о царстве Божием»; они так занимательны, что я оставил все мои занятия и не отрываясь прочел их до конца. Признаюсь, я не знаю, чему более удивляться в них, совершенству ли твоего священства, основательности ли философии, полному ли знанию истории, или же прелести красноречия, которое до того увлекает даже неопытных, что, начав читать твои книги, не отрываешься от чтения их, пока не прочтешь, а по прочтении желаешь читать снова»¹⁴. По смерти Августина его „царство Божие» никогда не имело недостатка в восторженных читателях. По свидетельству Эгингарда Карл Великий читал и восхищался преимущественно сочинением Августина „о царстве Божием»¹⁵. Карл V (Мудрый) щедро наградил переводчика этого творения на галльский язык¹⁶. Число читателей и почитателей этого сочинения ко времени открытия книгопечатания сделалось так велико, что распорядители новой типографии сочли нужным издать это сочинение в числе первых печатных книг¹⁷.

Отзывы новых писателей об этом сочинении в сущности почти все одинаково для него благоприятны и расходятся между собою только в некоторых частностях. Петрарка не мало удивлялся великим достоинствам этого творения и называл его „искусно построенною стеною царствия Божия»¹⁸. „Это сочинение, говорит Каве, есть превосходный памятник христианской древности, в котором автор всеми силами ума и средствами обширной эрудиции защищает христианство против нападений на него язычников»¹⁹. „При чтении этого сочинения, как бы продолжает Виллемэн, чувствуется веяние христианства; дух объемлется великим предметом; видится небесное царство, которое вера людей предпочитает всем интересам славы и отечества; чувствуется, что древний мир должен погибнуть, потому что все, что было в нем нравственно сильного, стало обращаться к этим благочестивым размышлениям и уступать вселенную варварам»²⁰. „В сочинении „о царстве Божием», говорит Пужула, Августин развертывает серьезное красноречие, которому глубина мыслей, воображение и тонкая ирония сообщают постоянное разнообразие; историческое и философское знание Августина громадно; в продолжение всего сочинения гений епископа Иппонийского держится на свойственной ему высоте. Изучая это творение, я прикладывал к Августину то, что Теренциан говорил о Варроне, авторе римских древностей: „он читал столько, что удивляешься, когда он успевал писать“²¹. Но кроме восторженных отзывов об этом сочинении есть отзывы умеренные и даже по-видимому невыгодные, хотя в сущности признающие всю важность за этим сочинением. Гюэ, говоря об Августине, замечает: „его книга о царстве Божием есть смешанная груда превосходных материалов; это куча золота в кусках и слитках“²². Суждение Дюпэна служит как бы раскрытием замечания Гюэ. „Эти книги Августина, говорит он, весьма приятны по удивительному разнообразию содержания, которое он сумел принаровить к одному предмету и направить к одной цели. Удивляются обыкновенно эрудиции, обнаруженной в этих книгах; однако ж в них нет ничего, кроме того, что Августин почерпнул у Варрона, Цицерона, Сенеки и других языческих авторов, коих сочинения были у всех под руками и всем были известны, и можно сказать, что в сочинении Августина нет ничего особенно любопытного и хорошо обследованного, и что автор его даже не всегда точен. Он неудовлетворительно разрешает большую часть затруднений, представляемых текстом и историей священных книг; поднимает совершенно бесполезные вопросы и часто пользуется доказательствами, мало доказывающими то, что он хотел доказать. Тем не менее однако ж творение это не перестает быть превосходным; и что всего более замечательно в нем, так это, по моему мнению, общее его построение, точные замечания в рассуждении психических состояний и великие начала нравственности, утверждаемые им при всяком удобном случае“²³. По отзыву Шрэкка сочинение Августина о царстве Божием „есть одно из знаменитейших, величайших и замечательнейших произведений христианской древности….. Многие из содержащихся в нем мыслей не только правильны, но и выражены кратко и точно... Удачное остроумие кстати по местам примешивается в нем к мужественному красноречию.... Это сочинение называют ученым; в некотором отношении оно действительно таково; только со стороны богословской учености в нем не многое может быть рекомендуемо.... В нем заключается множество утонченных, пустых и лишних вопросов, которые однако ж автор разрешает с важностью серьезного дела... В этом сочинении Августин обнаруживает больше краснобайства, чем истинного красноречия.... и легко впадает в многоречие.... Игра словами, которую так любит он, как писатель и философ, отличает его и в этом сочинении»²⁴.

Следовало бы ожидать, что это „знаменитейшее и замечательнейшее» произведение, возбуждавшее в продолжение стольких веков всеобщее удивление и пользовавшееся уважением не только христиан, но и язычников, произведение, составляющее величественный документ римской старины и почтенный памятник древне христианской литературы, было предметом всестороннего и неоднократного ученого исследования и серьезной критической оценки. Но такое ожидание было бы напрасно. Как между древними, так и между новыми учеными многие читали и пользовались этим сочинением, многие подражали ему и брали из него содержание для своих произведений; но никто не дал надлежащего обозрения этого замечательного труда ни с какой стороны. Все, что сделано было по поводу этого великого труда, ограничивалось новыми его изданиями, переводами, сокращенным изложением его содержания, изъятого из исторических его связей, и краткими замечаниями в роде тех, которые указаны выше: надлежащей, ученой оценки это сочинение не имеет доселе. Вследствие этого исследование об этом творении, хотя в одном главном его отношении, как об апологии христианства против нападений на него римского язычества, исследование, имеющее в виду с одной стороны выяснить историческое eгo происхождение и значение, – указать причины, вызвавшие его на свет и определившие его назначение, содержание и общий характер, а с другой указать степень соизмеримости между историческими обстоятельствами его происхождения и его содержанием и определить апологетическое его значение, представляется делом столько же любопытным, сколько и небесполезным. При недостатке рассматриваемого нами творения в переводной русской литературе, подобное исследование может отчасти пополнить этот пробел, а отчасти – служить руководством при употреблении подлинника, где многие предметы рассматриваемые автором, как совершенно известные ему и его современникам, без указания на исторические их связи, нынешним его читателям представляются не довольно ясными. Но как вторая половина намеченной задачи неисполнима без надлежащего анализа содержания творения, чтó очевидно само собой; также точно и первая ее половина не может быть исполнена без предварительного исполнения другой не менее важной задачи, с которою она стоит в тесной, органической связи. Творение Августина принадлежит к числу явлений мира умственного и было прежде всего, как мы уже и заметили, апологией христианства против нападений на него римских язычников²⁵. Его корни лежат, следовательно, в предшествовавших фазисах отношения между мировоззрениями римских христиан и язычников, и, рассматриваемое вне отношения к этим фазисам, оно, как и вызвавшая его антихристианская реакция язычников, – реакция обнаружившаяся почти чрез столетие после Константина Великого, уравнявшего гражданские права христианства и язычества, чрез двадцать пять почти лет после Грациана, отнявшего у язычества гражданские привилегии, и чрез пятнадцать – после Феодосия Великого, разрушившего, по принятому мнению, язычество в конец²⁶, – представляется явлением не довольно ясным и теряет отношение к предшествовавшим моментам противоязыческой апологетики западно-римской церкви. Поэтому исследование рассматриваемого нами творения делает необходимым для выяснения исторического его происхождения и значения общий, – по крайней мере в крупных чертах и главных моментах, – обзор борьбы между идеями христианства и римского язычества во времена, предшествовавшие эпохе Августина, так как в этой борьбе лежат начала того вида отношения между христианством и язычеством в Риме, который делал необходимым появление творения Августина „о царстве Божием“, как апологии. С этой точки зрения для разрешения намеченной нами задачи представляется необходимым изложить сначала общий очерк борьбы между идеями римских христиан и язычников от появления христианства на умственной почве римского народа до взятия Рима Готами с тем, чтобы выяснить генеалогическую связь антихристианского движения в Риме, вызвавшего апологию Августина, с предшествовавшими явлениями этого рода и показать историческое происхождение и значение этой апологии, затем представить анализ этого творения в связи с вызвавшими его возражениями язычников с тем, чтобы в этом объективном доказательстве предыдущего видеть степень соизмеримости между творением Августина „о царстве Божием» и обстоятельствами его происхождения, наконец определить его ученые и литературные особенности с тем, чтобы судить о его апологетическом значении и объеме практической пользы.