Глава 1. Методология изучения новозаветных гимнов

Изучение наследия св. ап. Павла должно быть построено с учетом слов «апостола языков» о том, что его благовествование «несть по человеку» (ср. Гал 1:1). Усваивая себе такой обязательный и непреложный авторитет, ап. Павел указывает, что его благовестие и деятельность совершаются не по произволу его собственной, человеческой воли, а по воле Бога Отца, поставлением через Иисуса Христа, Евангелие Которого он проповедует (Гал 1:11).

Свидетельства и выводы современной западной библейской науки – в частности, библейской критики – нередко вступают в видимое противоречие с вышеозначенной интенцией и способны вызвать либо растерянность, либо негодование (нередко небезосновательное) в среде традиционно верующих. Православный ученый не может оставить без внимания наработки западной науки, поэтому в его задачу входит спокойный и тщательный анализ как предпосылок, так и результатов деятельности западных библеистов.

Далеко не всегда выводы западных ученых критического направления могут быть приняты православным исследователем – особенно в тех случаях, когда спорные выводы исходят из заранее неприемлемых для православного априорных предпосылок при изучении новозаветной литературы. Один из принципиальных моментов – принижение, а зачастую и отвержение богодухновенного достоинства Священного Писания Нового Завета, излишнее сосредоточение на человеческом субъективном моменте многих работ западных ученых делает неприемлемыми для нас и ряд их категоричных выводов. Как указывал H.Н. Глубоковский, «протестантская экзегетика исходит из ложного и одностороннего начала, почему ее метод и выводы ни в малейшей степени не могут быть для нас обязательны». «Эти ученые, – продолжает корифей русской новозаветной библеистики, – говоря словами апостола Иоанна, «вышли от нас, но не были наши» (1Ин 2:19), и труды их имеют значение лишь постольку, поскольку помогают достижению нашей цели. Мы желаем точно понять учение и дела Христа Спасителя и Его апостолов, но всё это известно нам не прямо, а через посредство письменного слова, в котором оно заключено. Потому и для нас важны и ценны все работы, восстанавливающие первоначальный вид этого слова и его ближайший смысл»¹.

Поэтому, как отмечал H.Н. Глубоковский, западные исследования и комментарии могут быть полезны «преимущественно и иногда исключительно в филологически-литературном отношении», когда мы находим в них тщательную и адекватную разработку конкретных исторических и филологических вопросов, «когда <...> они ни на шаг не отрываются от исторических фактов и не ломают и не перетолковывают их ради своих излюбленных тенденций»².

Именно такой метод использования западной (в т.ч. критической) литературы и был принят в данной работе.

Для глубокого понимания библейского текста важное значение имеет изучение внешней формы библейского текста, т.е. его жанровой и стилистической структуры, которая неоднородна даже внутри отдельных библейских книг. Определение литературного жанра является исходной точкой, с которой начинается толкование того или иного текста Библии³.

Каждый жанр, представляющий библейский текст, имеет свои особенности, законы и свойства, анализ которых необходим для экзегетики. «Игнорирование особенностей литературных жанров может привести к неадекватному толкованию текста, когда от произведения, написанного в определенном жанре, будут ожидать того, что для него не характерно»⁴.

В западной библеистике κ. XIX-X вв. изучение библейских жанров было связано с идеями Г. Гункеля (H. Gunkel, 1862–932), который определял литературный жанр как «ту форму и манеру письменного изложения, которая характерна для всех людей данной исторической эпохи и местности и подразумевает определенное содержание»⁵. Гункель обратил внимание на важность учета той жизненной среды (нем. Sitz im Leben, букв.: жизненная ситуация), в которой написан тот или иной текст, которая предопределяет форму литературного фрагмента и влияет на его содержание⁶. Гункель и его последователи вели исследования в рамках школы анализа жанровых форм (нем. Formgeschichte, англ. form cnticism)⁷. В настоящее время не все исследователи принимают априорную предпосылку этой школы, согласно которой главные формы древнееврейской литературы развились на этапе устного творчества, и даже считают такой подход недостатком⁸.

Выделение классов, или категорий, литературных жанров библейских книг – непростая задача. В современной библеистике можно встретить утверждения, что в библейской литературе не существовало строго формализованных, определяемых четкими критериями жанров⁹. Поэтому один и тот же текст может сочетать в себе черты нескольких жанров (например, поэтического и пророческого). Тем не менее, с различным успехом можно попытаться указать формальные критерии для выделения целого ряда библейских жанров: исторического повествования, галахи, агады, апокалиптики, апологии, аретологии, притчи, биографии, благословения и проклятия, богослужебного устава, гимна, деяния, доксологии, Евангелия, закона, летописи, мидраша, песни, письма, послания, пословицы, пророческого речения, указа¹⁰.

Задача данной работы – подробное изучение в новозаветных посланиях св. ап. Павла жанра гимна, т.е. особой формы богослужебного прославления Бога. Для начала необходимо дать определение этого жанра в целом – как в Священном Писании, так и в древней небиблейской литературе.

Буквальное значение греческого слова ύμνος – «хвалебная песнь, хвала и прославление в стихах, музыке или песнопении»¹¹. Слово происходит от глагола ύμνέω – «торжественно петь, воспевать»¹². У древних греков этот термин использовался для обозначения «хвалебной песни в честь богов или героев во время торжеств, жертвоприношений, бракосочетаний, которые сопровождались музыкой и обрядовыми танцами»¹³. Древнейшие из дошедших до нас небиблейских гимнов посвящены Аполлону Делийскому и находятся в сборнике 34-х так наз. гомеровских гимнов¹⁴. Более поздние гимны, например, Пиндара и Каллимаха имеют уже лирический оттенок, а затем приобретают и дидактический характер.

Гимны широко употреблялись в культовой сфере и имели религиозный характер: греко-римский мир широко использовал песенное, гимническое восхваление своих божеств. «Эти гимны часто следуют похожей структуре: обращение (призвание), прославление рождения и дел божества, молитва о его явлении»¹⁵. Ко времени Христа гимны по способу исполнения представляли собой мелодии без аккомпанемента, что позднее стало называться речитативным скандированием. Эта вокальная музыка могла относиться к одному из трех вариантов:

1) syllabic – обычно с одной нотой, падающей на один слог;

2) neumatic – группа с двумя или тремя нотами, падающими на один слог;

3) melismatic – с несколькими нотами, или группами нот, падающими на один слог¹⁶.

Являясь греческим по происхождению, слово ύμνος характеризует особый образ взаимоотношений между Богом и человеком, характерный для многих древних народов. Реализуя человеческую потребность в прославлении божества, гимны были необходимой составляющей жизни народов Востока и неотъемлемой частью их культуры. По этому в переводе LXX мы встречаем использование слов ύμνος и ύμνέω (2Пар 7:6; Ис 42:10; Пс 6:1; 40:4; 51:1; 1Пар 16:9; 2Пар 23:13; Неем 12:46): они передают значение хвалебной песни Богу¹⁷. Это не случайно – Священное Писание евреев пронизано поэтическими отрывками¹⁸, многие из которых носят характер хвалы Богу, т.е. являются гимнами по существу.

Сочетание в тексте прозаической и поэтической форм изложения является отличительной литературной чертой Ветхого Завета¹⁹. «Повествования и поэмы часто перемежаются с нерегулярными интервалами, в то время как поэтические книги также наполнены вставками повестей и сказаний. Это смешение литературных моделей привело современных исследователей к спорам о природе древнееврейской поэзии и прозы – оспаривалось даже само существование еврейской поэзии»²⁰. Неясность в определении еврейской поэзии связана также с тем, что иноязычному читателю довольно трудно различить еврейскую поэзию и прозу – в силу того, что «еврейская поэзия характеризуется ритмом мыслей, а не ритмом звуков»²¹, т.е. «у еврейских стихотворцев отсутствуют метрические и тонические формы, присущие классической поэзии»²².

При изучении новозаветных гимнов, во многом зависимых от поэтической традиции Ветхого Завета, потребуются более или менее ясные представления о еврейской поэзии. Для этого необходимо совершить путешествие в «структурные дебри» ветхозаветной поэзии, чтобы выявить и по возможности определить ее основные особенности и характерные черты.

Для ветхозаветной библейской поэзии свойственны три главные особенности: ритмичность (или размер), параллелизм и концентрация смысла (или лаконичность). Они часто присутствуют одновременно, хотя это бывает и не всегда.

1. Ритм и размер. У нас нет возможности услышать царя Давида, поющего псалмы, поэтому любые дискуссии о звучании и ритме библейской поэзии неизбежно включают элемент субъективности. Тем не менее, первая особенность характерна тем, что библейский поэтический текст состоит из четких фраз примерно одинаковой длины, а если говорить об ударениях, то присутствуют две сбалансированные фразы, каждая из которых имеет 2 или 3 ударных слога (2+2, ср. Пс 28; 3+3, ср. Ис 40–55)²³.

2. Параллелизм (Parallelismus membrorum). Прежде чем говорить об этой отличительной черте, необходимо сказать о библейском поэтическом стихе как таковом.

В основе древнееврейского стиха лежит «колон» (элементарная единица стихосложения). Несколько колонов группируются в строфы, а строфы в свою очередь – в станцы. Повествовательная проза отличается тем, что состоит из предложений, которые образуют абзацы.

Типичная поэтическая строфа – это биколон: два колона, объединенные параллелизмом в единую строфу; например, Пс 77:1:

«О мой народ, внимай учению моему,

Слушай слова уст моих».

Термин "параллелизм«, характеризующий один из важнейших поэтических приемов, был введен в научный оборот в 1753 г. Р. Лоутом²⁴. Лоут заимствовал его из математики, подчеркивая симметрию, а именно, равнозначность первого колона (А) и второго (В). На обыденном языке это означает, что одна и та же мысль передается следующим образом: А / В //, где / – небольшая пауза, // – полновесная пауза, повторяется дважды разными словами²⁵. Фразы А и В можно также разбить на два или три меньших по размеру элемента, которые в древнееврейском варианте часто представляют собой отдельные слова (как бы соединенные дефисом). Их можно представить в виде букв а, b, с и т.д. с их параллелизмами а», b», с» и т.д.

Р. Лоут описал три основных типа параллелизма:

1. Синонимический, когда первая фраза повторяется в похожих выражениях во второй фразе (ab/a'b«//), сюда же относится и внешний параллелизм (Α/Β//Α'В»7/):

«Господь – свет мой и спасение мое, А

Кого мне бояться? В

Господь – крепость жизни моей, А«

Кого мне страшиться?» В»

2. Антитетический, когда две фразы имеют противоположный смысл.

3. Синтетический – наиболее сложный для анализа, т.к. он заключается только в тождественности и соответствии между различными суждениями, выражающимися в особенностях формы и построения всего предложения и составляющих его частей. Существуют несколько видов синтетического параллелизма:

1) Дополняющий – две фразы отражают дополняющие друг друга истины:

«Господь – Пастырь мой;

я ни в чем не буду нуждаться» (Пс 22:1).

2) Ступенчатый – вторая фраза повторяет только одно из основных предложений первой строки, чем подчеркивается главная мысль (ab/a'c//):

«Воздайте Господу, сыны Божии,

воздайте Господу славу и честь» (Пс 23:1).

3) Хиазм – обратный порядок расположения параллельных элементов (ab/b'a"//), что создает эффект пересечения:

«Ибо знает Господь путь праведных,

а путь нечестивых погибнет» (Пс 1:6).

4) Меризм – способ выражения всеобщности путем соединения двух крайностей (а – а+):

«В Его руке глубины земли

и вершины гор – Его же» (Пс 94:4).

Несмотря на представленную классификацию третий тип параллелизма стал объектом многочисленных дискуссий. Не до конца ясно, что означают термины «соответствие» и «тождественность». А. Берлин предложил рассматривать синтетический параллелизм на четырех уровнях его формирования²⁶:

• звуковой (т.е. одинаковые звуки в отдельных словах, это могут быть: аллитерация, ассонанс, рифма),

• лексический (использование близких по значению слов),

• грамматический (одинаковая структура предложения, например, глагол – местоимение – существительное) и

• смысловой (семантический – высший и наиболее сложный).

3. Концентрация смысла. Присутствие быстро сменяющих одна другую метафор и образов, которые корректируют, усиливают и дополняют друг друга. Иногда встречаются устойчивые метафоры, усиливающие фундаментальные истины о Боге. При помощи метафор можно интерпретировать наш собственный опыт; мы соотносим образы с нашей собственной жизнью, отчего ощущаем близость автора, который побуждает нас смотреть на мир его глазами²⁷.

Несмотря на всю сложность идентификации и классификации библейской поэзии ни у кого не вызывает сомнения поэтичность одной из наиболее популярных в среде верующих и чаще всего используемой за богослужением книги Библии – Псалтыри, которую часто называют также «сборником гимнов»²⁸.

Слово «псалтырь» не отражает характера содержащейся в книге поэзии, а скорее выявляет способ ее воспроизведения. «Слова «псалом» и «псалтырь» не имеют к ивриту никакого отношения, – замечает современный исследователь. – Это следы эллинизма, внесенные александрийскими переводчиками. Греческое слово ψαλμος буквально означает «бряцание по струнам», а слово ψαλτρίον²⁹ впервые появляется у выдающегося еврейско-эллинского ученого и философа Филона Александрийского (I в. до Р.Х. – I в. по Р.Х.) и означает некий музыкальный инструмент, похожий на арфу. В иудейском каноне сборник носит название םילהת [тхилим] – хваления, гимны (от הלּ֫הִתְּ [тэхила] – «слава», «хвала»; слово же ψαλμος используется для передачи ивритского τίΰτρ [мицмор] – «песнь»)»³⁰.

Уже упомянутый Герман Гункель предложил выделить следующие категории псалмов, исходя из своей концепции анализа Писания с позиции «жизненной ситуации»³¹:

1) гимны, воспевающие величие и верховное владычество Божие (например, Пс 8, 18, 28);

2) коллективные прошения: псалмы страдания и плача (Пс 73, 78–79);

3) царские псалмы (Пс 2, 44, 109);

4) личные прошения;

5) личные благодарения по случаю избавления (Пс 29, 31,115);

6) псалмы мудрости (Пс 48).

Классификация Г. Гункеля имеет определенные недостатки. Он не дает четких критериев для отнесения псалма к той или иной категории, делая упор то на литературной форме, то на содержании.

Несмотря на то, что, кроме хвалебных гимнов, םילהת [тхилим] содержит и другие типы поэзии, именно гимны хвалы составляют основное содержание этого сборника. «Хотя они рассеяны по всей псалтыри, но все равно могут быть найдены объединенными, по крайней мере, в три традиционные

группы: «Малый Халлель» (Пс 113–118), «Большой Халлель» (Пс 155) и «Заключительный Халлель» (Пс 145–150)»³². Интересно отметить, что именно о «Малом Халлеле», по мнению en. М. А. Тейлора (М.A. Taylor)³³ и У.И. Вайна (W.Е. Vine)³⁴, упоминают евангелисты в Мф 26:30 и Лк 14:26, когда говорят об окончании Тайной вечери, а использованное ими ύμνέω дается в переводе на иврит не иначе, как ללַהָ [халаль] – «хвалить»³⁵.

Основным значением понятия "гимн» является выражение хвалы. Характеризуясь «возвышенным стилем и языком, исполненным священного пафоса, по торжественности, свойственной богослужению»³⁶, эти поэтические отрывки пронизывают всю ткань библейских книг.

Наличие гимнов в повествовательном контексте важно потому, что хотя канон новозаветных книг не содержит гимнического сборника, наподобие псалтыри, в самих книгах исследователи выделяют как целые гимны, так и фрагменты из них.

Поэтические хвалебные отрывки, включенные в повествование ветхозаветных книг, свидетельствуют о существовании определенной традиции использования хвалебных псалмов при написании библейских книг. По словам западного исследователя Дж. У. Уотса (J.W. Watts), «хотя присутствует мнение, что эти поэтические фрагменты в повествовании имеют позднейшее происхождение и были вставлены редакторами <...> X. Крессман (H. Cressman), С. Моувинкель (S. Mowinckel) и H.X. Тюр-Сайнай (N.H. Tur-Sinai) находили в повествовательном материале <...> псалмов ключ к изучению псалмотворчества Израиля; а по мнению Ф.М. Кросса (F.М. Cross), развитие прозаического повествования осуществлялось именно на основе поэтического эпоса»³⁷.

При изучении ветхозаветных гимнов в повествовательном контексте особо выделяют следующие девять фрагментов: Исх 15:1–21; Втор 32:1–43; Суд 5:2–31; 1Цар 2:1–10; 2Цар 22:2–51; Ис 38:10–20; Ион 2:2–9; Дан 2:20–23; 1Пар 16:8–36.

Кроме канонической библейской ветхозаветной литературы, в еврейской среде существовал ряд гимнов и молитв, которые распевались, заучивались и считались священными на протяжении многих веков, включая период завершения ветхозаветного канона. Эти гимны часто использовались в еврейских службах как в Храме, так и в синагогах, а также во время религиозных трапез, называемых haburah, традиция которых существовала накануне и во время пришествия Иисуса Христа.

Вообще, в межэаветную эпоху³⁸ гимнотворчество было широко распространено. Об этом свидетельствуют многочисленные гимнические памятники, как составившие целые сборники, так и вошедшие в состав ветхозаветных апокрифов. Наибольший интерес представляют те, которые исследователями ставятся в определенную взаимосвязь с раннехристианскими гимнами. К их числу относятся апокрифические сборники «Псалмы Соломона», «Гимны благодарения» и «Оды Соломона».

1. «Псалмы Соломона», или «Соломонова Псалтырь», – это сборник из 18-ти молитвенных песнопений на греческом языке, которые напоминают по характеру и языку каноническую псалтырь.

Впервые тексты были изданы в 1626 г. в Лионе иезуитом Дела Сардой, который считал, что обнаружил новую книгу Священного Писания, достойную войти в канон. Сборник упоминался еще в IV в. в постановлениях Лаодикийского Собора (59 правило). В настоящее время считается, что «Псалмы Соломона» написаны в середине I в. до Р.Х. в Палестине в иудейской среде и на еврейском языке. Почти несомненно, что все «Псалмы» написаны в одно и то же время одним и тем же автором и не содержат никаких позднейших, в том числе христианских, вставок. Гипотеза о том, что «Псалмы» принадлежат перу некоего ессея, научного подтверждения не получила, поэтому, скорее всего, автором был человек, близкий по взглядам к фарисеям.

«Псалмы Соломона», относясь к межзаветной литературе, «несмотря на свою подложность [т.е. псевдоэпи- графичность – Д.Л.], обнаруживают истинно духовное понимание пророческих обетований о Мессии»³⁹. Сборник в целом очень напоминает песни Захарии и Симеона, представляя собой непосредственный переход от ветхозаветного пророчества к новозаветному⁴⁰.

2. «Гимны благодарения» (hodayot)⁴¹ – произведение, которое обнаружено в пещерах Кумрана (1QH, 1Q35, 4Q427–432, 5Q11) и датируется I в. по Р.Х. По ряду формальных признаков оно может быть отнесено к произведениям иудейской секты, от которой сохранился еще целый ряд документов в корпусе кумранских рукописей. По содержанию гимны Кумрана восхваляют Господа за спасение через завет (IQ IV, 5-V, 5), а сам суд правды, который грозит не принявшим завет, является элементом хвалы Богу, т. к. суд – это триумф Его силы и мощи (IV, 13, 20b-21а, 25,27)⁴².

3. «Оды Соломона» представляют собой собрание из 42-х гимнов⁴³. Они были обнаружены в 1909 г. в виде двух манускриптов на сирийском языке; не исключено, что первоначально они были написаны на греческом. Многие гимны сочинены по образцу ветхозаветных и прямо следуют иудейской псалмической традиции. Сборник датируется первой четвертью II в. по Р.Х., но сами гимны, скорее всего, были написаны ранее. По мнению Д.Е. Ауни (D.Е. Aune), «Оды» сохранили отличительный тип раннехристианской профетической литературы – «профетический гимн»; по его мнению, они близки к гимнам Апокалипсиса (в антифонной структуре и сосредоточенности на «осуществившейся эсхатологии»), поэтому характеризовать их как гностические было бы поспешно⁴⁴.

Более выверенной и основательной является точка зрения X. Кёстера (H. Koester), который считает, что «Оды» «в целом носят гностический характер, т.к. наполнены метафорами и отчетливыми гностическими мотивами (например: «достаточно иметь гнозис и получить спасение», ода 26) <...> но при этом в них имеются христологические идеи, которые сформировались и распространились [первоначально] в христианской среде: восхваление появления Господа в человеческом образе <..・> (ода 7) и эсхатологическая победа Христа над низшим миром духов (Ода 24)»⁴⁵.

Из гимнических фрагментов, которые во множестве представлены в апокрифической литературе, следует упомянуть следующие:

1) Гимны из 2-й книги Варуха (10:6–10; 11:1–7; 14:8–10; 35:2–5; 75:1–8 и 4 Ездр 8:20–26).

2) «Танцевальный гимн» из Деяний Иоанна 94–96, где используется космологическая концепция; этот гимн применялся в общине гностиков как литургическая песнь. И хотя налицо сходство с Прологом Иоанна (формула Отец – Логос – Дух, противопоставление понятий света и тьмы), гностический характер произведения очевиден.

3) Гимны Апокалипсиса Иакова: гимн 28:7–27 говорит об Искупителе, Который назван Просветителем и Спасителем, и рассказывает о Его великих делах; фрагменты 55:15–56 и 58:2–24 представляют собой доксологические предсказания Искупителя.

4) «Гимн с жемчужиной» в Деяниях Фомы 108–113. Деяния Фомы датируются III в., но гимны и песни восходят к более раннему периоду. Аллегорическая поэма основана на сказке, в которой принц пришел в далекую страну, чтобы отнять драгоценную жемчужину у дракона и приобрести за это справедливую награду.

Исследователи демонстрируют семитический характер поэзии вышеназванных гимнов и датируют их периодом между 40 и 150 гг. по Р.Х.⁴⁶

В задачи данной работы не входит подробная систематизация

и анализ гимнического материала межзаветной эпохи и начала христианской эры, тем более что опыт подобных исследований уже имеется⁴⁷. Американский ученый Дж. X. Чарльзуорт (J. H. Charlesworth) одним из первых свел воедино и сопоставил ранние иудейские и близкие к ним гимны и молитвы. По его мнению, это является лишь прологом для дальнейшей аналитической работы: «Необходимо исследовать взаимосвязь тем <…> и символов развития древних форм семитической поэзии, ритма и рифмы. Такое исследование необходимо для того, чтобы доказать существование возможной взаимосвязи между сохранившимися памятниками в литургическом контексте»⁴⁸.

Для данной работы интерес к ветхозаветной и межзаветной гимнологии связан с задачами изучения новозаветного гимнического наследия. Это видно из следующих соображений.

1. Происхождение христианской Церкви из недр Церкви ветхозаветной дает возможность предположить, что первые последователи Воскресшего Господа Иисуса Христа – иудеи по рождению и традиции, которые и сформировали ядро иерусалимской общины, – пожелали выражать свое религиозное чувство в соответствии с традициями и обычаями, к которым они привыкли. Это в свою очередь позволяет говорить о потенциальной возможности использования религиозных песен. Р.П. Мартин (R.Р. Martin) считает, что «колыбель Церкви – в иудаизме; она заимствовала многие формы богослужения из храма и синагоги. Например, антифонное пение восходит к допленному периоду еврейской поэзии (Исх 25:21; Числ 10:35; 27:17; 1Цар 18:7), а послепленный период характеризуется уже сформировавшейся практикой ответного пения между хорами (Ездр 3:11; Неем 12:24, 31)»⁴⁹.

В то же время «вера в Божественность Иисуса [Христа] сыграла значительную роль в разделении между иудаизмом и христианством»⁵⁰, поэтому постепенное отдаление христиан от иудеев наблюдалось не только в персональных, спонтанных молитвах, но также и в общественных литургических формах, которые включали в себя гимны и молитвы – особенно любимые и исполняемые независимо от сферы их первоначального употребления и их взаимосвязи друг с другом. По мнению Дж. X. Чарльзуорта, «процесс заимствования и структурирования в определенной утонченной форме многих ранних иудейских гимнов и молитв простирался от ранних времен христианства вплоть по меньшей мере до IV в., времени Никейского Собора»⁵¹. Это непреднамеренно иллюстрирует свт. Иоанн Златоуст, обличая христиан за посещение иудейских собраний: «И многие, которые принадлежат нам и говорят, что они верят в наше учение, посещают их праздники и участвуют в их трапезах»⁵².

2. В общем смысле новозаветные Писания являются плодом Церкви и являются богодухновенными произведениями (что сама Церковь декларировала на ряде поместных Соборов IV в. – Лаодикийском, Карфагенском и Иппонийском). Но в индивидуальном отношении авторами почти всех новозаветных книг являются евреи⁵³, поэтому связь новозаветных книг с историей ветхозаветной Церкви периода Второго храма вполне закономерна.

Доказательством этой мысли могут служить отрывки из новозаветных писаний, испытавшие влияние со стороны ветхозаветных лирических писаний:

а) Рим 11:33–36 – гимн, содержащий фрагменты мессианских псалмов (подробнее см. ниже);

б) Лк 1:46–55 – гимн, известный в христианском богослужении как «Величит душа моя Господа», или – в западной традиции – «Magnificat» (по начальным словам Вульгаты); вдохновлен и зависит от песни Анны (1Цар 1:11 – 2:1–10);

в) Лк 1:68–79 – «Благословен...», или «Benedic-tus»; песнь Захарии, имеющая иудейскую структуру, соотносится с языком пророческих книг и 18-ю благословениями, использовавшимися в храмовом богослужении;

г) Лк 2:4 «Слава в вышних Богу», или «Gloria in ех- elsis», и

д) Лк 2:29–32 – «Ныне отпущаеши...», или «Nunc Dimitis».

Все они имеют ярко выраженную ветхозаветную окраску⁵⁴.

Вряд ли будет серьезной попытка изучать христианское гимнотворчество только в аспекте иудейской традиции. Гимнотворчество как таковое было присуще культурному человечеству того времени и служило для выражения религиозного общения человека с Богом или богами.

С одной стороны, христиане первых времен и авторы новозаветных книг были иудеями по традиции, но стали христианами по убеждению, т.е. восприняли приход Иисуса Христа как поворотный момент в истории Израиля. С другой стороны, Церковь распространялась в греко-римском мире, формировалась именно в аспекте взаимодействия или на стыке двух культур: иудейской и эллинской. Поэтому анализ новозаветного гимнического материала должен выходить за рамки ветхозаветных и межзаветных иудейских парадигм и учитывать традицию языческой греко-римской религиозной гимнографии. При этом необходимо учесть, что по содержанию греческие гимны радикально отличаются от иудейских и христианских⁵⁵: «Имеется [лишь] несколько поверхностных соответствий между литературной формой и языком гимнов в языческом и христианском гимнотворчестве»⁵⁶, пишет один из исследователей XX В.

Прежде чем приступить непосредственно к изучению раннехристианских гимнов, необходимо сказать несколько слов о том, почему именно гимны и поэзия занимали и доныне занимают одно из важнейших мест в литургической жизни христианской Церкви.

«Мы должны всегда помнить, что для апостольского века Евангелие не было холодной, рассматриваемой в безличном виде богословской теоремой, – отвечает на этот вопрос Р.П. Мартин (R.Р. Martin). – Весть о спасении не воспринималась с созерцательным спокойствием; напротив, проповедание благой вести и вера в нее были волнующим и чрезвычайно радостным событием; стоит почитать первые главы книги Деяний (2:1–13, 47; 3:8; 5:41, 42; 8:39; 13:52), чтобы убедиться в этом»⁵⁷. Выражение радости о Господе было наиболее явственным плодом Св. Духа, действующего в Церкви (Гал 5:22; Флп 4:4). Эта духовная энергия, этот огонь, возженный Духом Пятидесятницы, нашел свое выражение в песнях хвалы. «Можно ожидать, что движение, придававшее столько эмоций и энтузиазма, нашло свое выражение через песнь, и было бы странно, если бы Церковь осталась беззвучной в ответ на появление сияющего рассвета Христа, забрезжившего на горизонте и всё просветившего вокруг», – замечает А.Б. Макдональд (А.В. MacDonald)⁵⁸.

Поэтому рождавшаяся от воплощения и изумления пред лицом Божиим в душе, раскрывшейся и охваченной восторгом, «поэзия несла в собе чрезвычайную эмоциональность, т.е. выражение чувства с особенной полнотой»⁵⁹. Объяснением причины использования поэтической формы в богослужении «выступает запоминаемость стихов; стихи глубже запечатлеваются в памяти слушателя и вспоминаются гораздо легче»⁶⁰. Становится понятным, почему «священная поэзия, положенная на музыку и поемая во время общественного богослужения, всегда являлась составной его частью»⁶¹.

Доказательство корректности указанного понимания можно найти в Священном Писании Нового Завета. В 1Кор 14:26 св. ап. Павел ставит пение на первое место, говоря о действиях, совершаемых при общественном богослужении в ранней Церкви, а в Кол 3:16 и Еф 5:19–20 он перечисляет различные виды духовных песнопений. Св. ап. Иаков в Иак 5:13 призывает скорбящих молиться, а веселящихся – петь Богу, т. е. благодарить Его, вознося песненную хвалу⁶².

Имеются и свидетельства, сохранившиеся от писателей ранней Церкви и даже языческих авторов. Св. Игнатий Богоносец в послании к Ефесянам цитирует 2 ранних христианских гимна (Еф 7:2; 19:1-З)⁶³. Автор III в., возможно Ипполит, упоминает о существовании гимнов Христу, изначально написанных верующими⁶⁴. Наконец, римский историк Плиний рассказывает о христианах Вифинии, которые распевали гимны Христу как Богу⁶⁵.

Поэтому можно утверждать, что «гимнотворчество являлось периодическим феноменом на всем протяжении истории христианской Церкви»⁶⁶.

К сожалению, раннехристианского гимнического сборника, наподобие ветхозаветной Псалтыри, кумранского Hodayot (1QH) или гностических «Од Соломона», не сохранилось. Сохранившиеся гимны включены в более обширные произведения Священного Писания Нового Завета другого жанра: Евангелия, послания, апокалиптические видения.

Это произошло не из-за того, что раннехристианские гимны имеют нечеткое или расплывчатое содержание – напротив, именно при помощи гимнов, как будет показано далее, молодая христианская Церковь выражала «великую благочестия тайну» (1Тим 3:16), т.е. откровение в мире Сына Божия. Возможно, причина в том, что «гимны ранней Церкви просто не записывались, часто являясь продуктом внезапного вдохновения»⁶⁷. Другими словами, «для истории ранней церковной поэзии необходимо всегда помнить о харизматическом настроении первохристианской общины, жившей благодатными дарами Святаго Духа, пророческой экзальтацией и вдохновением. <...> Расплав- ленность и экстатическая духовность той эпохи не позволяют думать о каких-либо записях, рукописных памятниках, заранее заученных текстах своих пророчески настроенных учителей и поэтов»⁶⁸. Поэтому поэтические фрагменты или отрывочные части гимнов сохранились, лишь будучи вплетенными в сердцевину новозаветных текстов, где их использование подчинено другим целям и задачам, стоявшим перед священными авторами.

Выявление и идентификация таких поэтических отрывков – нелегкая задача. Ряд западных ученых стремились обнаружить раннехристианские гимны в священном тексте, действуя методами школы критики форм⁶⁹. Формальными критериями при этом были: наличие лирических черт, присутствие ритмического типа, выявление неординарной лексики, отличающейся от языка автора произведения. Такой подход не всегда приводит к удовлетворительным результатам – иногда, напротив, его применение некорректно, поскольку, по замечанию современного исследователя Э.М. Блейклока (E.М. Blaiklock), «очень сложно четко разграничить так называемую прямую цитату ритмического и поэтического характера и возвышенную прозу, написанную языком поэзии. Прикровенный и эмоциональный стиль еврейских писаний не позволяет с легкостью отделить сугубо поэтические тексты от прозы, а многие тексты в Новом Завете, отражающие глубокие переживания автора, тоже написаны в подобном стиле»⁷⁰.

На Западе проводилась тщательная и напряженная работа по изучению новозаветного гимнотворчества, однако ученые до сих пор далеки от согласия по множеству ключевых вопросов новозаветной гимнографии. Нет возможности точно указать, каков на самом деле был объем гимнов, процитированных в Новом Завете, т.е. были ли они использованы полностью или фрагментарно, произошли ли они от одного автора или принадлежали молитвенной общине в целом, был ли автор христианином из иудейской или языческой среды. «Мы считаем, что большинство гимнов были расширены или интерполированы, но величина подобных авторских правок нам не ясна, – замечает Дж. X. Чарльзуорт. – У нас нет «мелкого сита», с помощью которого можно было бы отделить всё вторичное в гимне»⁷¹. Нет и достаточно четкого набора критериев, по которым можно было бы определить, возник ли заимствованный гимн первоначально в иудейской или иудео-христианской среде и т.д.

Можно констатировать, что в современной западной новозаветной науке слишком много desiderata⁷² в вопросах изучения новозаветных гимнов, что не позволяет создать целостное и систематическое представление о них.

В данной работе предпринята попытка изучения новозаветной гимнографии как с привлечением уже существующих западных обобщающих исследований в этой области новозаветной науки, так и с учетом мыслей и идей, находимых в святоотеческой экзегезе и могущих быть полезными в данном случае.

Основополагающими для данной работы стали следующие труды, общепризнанные в западной науке и оказав шие помощь автору в выработке, насколько это возможно, четкой и обобщающей концепции в отношении гимнов св. ап. Павла. Norden E. Agnostos Theos (1912); Kroll J. Die christliche Hymnodik bis zu Klemens von Alexandria (1921); Schille G. Fruhchristliche Hymnen (1962); Schattenmann J. Studien zum neutestamentlichen Prosahymnus (1965); Deichgraber R. Gotteshymnus und Christushymnus in der fruhen Christenheit⁷³ (1967); Sanders J.T. The New Testament Chris- tological Hymns (1972) и Wengst K. Christologische Formeln und Lieder des Urchristentums (1972).

Постараемся выделить и систематизировать критерии, которые выдвинули вышеназванные ученые для идентификации тех или иных новозаветных текстов как гимнов, исполнявшихся в раннехристианских общинах. При этом нужно иметь в виду, что указанные исследователи стремились отличать гимны от других форм заимствованного богослужебного материала – в частности, от молитв и вероисповеданий.

Э. Норден (E. Norden) считал важным критерием использование относительных придаточных предложений (relative clauses) и предикативных причастных предложений (participical predications) в литургических текстах⁷⁴.

Дж. Кролль (J. Kroll) указал на праздничный, эмоциональный и драматический характер христианского гимнотворчества, пытаясь при этом отделить гимны от вероисповеданий и молитв. И гимны, и молитвы, по его мнению, могут характеризоваться благодарениями и просьбами; но гимны демонстрируют энтузиазм и горение сердца больше, нежели молитвы, и поэтому имеют более формализованную структуру⁷⁵. Он также считал, что «конфессиональная формула может быть легко прослежена в гимне: таким образом, гимн может иметь ярко выраженный доктринальный характер и, тем не менее, отличается от исповедания, которое характеризуется перечислением истин о спасении»⁷⁶. Дж.Т. Сандерс (J.Т. Sanders), тем не менее, посчитал доводы Дж. Кролля неубедительными и предложил обратить внимание на функциональный аспект гимна⁷⁷.

Р. Бультман (R. Bultmann) исходил из предположения, что ранние исповедания веры были краткими (напр., Рим 10:9). Для противодействия еретическим учениям происходит их удлинение, при котором раскрываются подробнее как Личность и дела Христовы, так и учение о Боге. Всё это приводит, по его мысли, к возникновению новых гимнических формул⁷⁸.

Г. Шилле (G. Schille) видел различие в том, что вероисповедание не могло быть изменяемо конкретным автором, тогда как при воспроизведении гимна автор мог вносить в текст изменения и дополнения, которые считал важными и уместными. Он также считал, что гимнический стиль в большинстве случаев представлен от третьего лица, изредка – от первого лица множественного числа, с регулярно изменяющимися строками, часто переходящими в parallelismus membrorum⁷⁹.

Р. Дайхгребер (R. Deichgraber) выделял как существенную черту гимна сосредоточенность на той Личности, Которой посвящен гимн, подразумевая, т.о., под гимном прославляемое перечисление деяний и свойств Божиих⁸⁰.

Динамика развития и формирования критериев определения новозаветных гимнов также представляет определенный интерес, но не входит в задачи данного исследования. Поэтому далее на основании исследований западных ученых будет приведен обобщающий перечень характерных особенностей раннехристианских гимнов. Этот перечень не претендует на то, чтобы быть окончательной и незыблемой парадигмой. В то же время он позволяет с той или иной степенью вероятности определить присутствие гимнической формы в тексте Священного Писания Нового Завета.

1. Богослужебное окружение, как например, крещальное последование в Еф 5:14 и гимны в 1 Пет (1:3–5; 18–21; 2:21–25; 3:18–22).

2. Контекстуальное расположение, как в Кол 1:15–20, где «течение» эпистолярной прозы прерывается, выдавая, таким образом, включение цитируемого материала.

3. Вступительные вводные фразы, такие как: πιστός о λόγος («верно слово», 2Тим 2:11–13), διὄ λέγει («поэтому говорят», Еф 5:14), όμολογουμένως («общепризнанно», 1Тим 3:16); а также характеризующее начало гимна относительное местоимение ὃς («тот, кто» или «тот, который»): например, Флп 2:6; Кол 1:15; 1Тим 3:16; Евр 1:3 и частица γάρ («ибо, потому что» или «действительно») – см. Тит 3:3–7; Еф 2:14–18; Рим 3:23–26.

4. Заметное стилистическое отличие текста от прозы окружающего контекста, что может свидетельствовать о возвышенном отрывке, включенном в контекст, поскольку, как правило, стиль отрывка ритмический; при этом отрывки имеют похожую структуру, выраженную в parallelismus membrorum.

5. Особая лексика, отличная от обычно используемой автором, если только автор текста в целом не является и составителем гимна. Эта лексика должна быть достаточно редкой, церемониальной, священной, с особенной терминологией и hapax legomena (т.е. единожды сказанным).

6. Характерный синтаксис, например, использование относительных придаточных и предикативных причастных предложений, отсутствие союзов.

7. Высокая христология может рассматриваться скорее не как критерий, а как характеристика гимнов – например, в наименовании Христа «Словом Божиим» (Ин 1:1), или Сына как «Бога, в Ком и через Кого все было сотворено» (Кол 1:16), или понимание Иисуса Христа как «Того, Кому дано имя выше всякого имени» (Рим 2:9). Среди наиболее известных тем, отраженных в христологии гимнов, можно указать: творение, борьбу против зла, ведущую к восстановлению и обновлению, и смерть Иисуса Христа, ведущую к Воскресению, возвеличиванию и воцарению.

8. Свободное редакционное добавление объяснительных выражений или фраз к заимствованиям с целью более адекватного выражения смысла в соответствии с поднятой автором темой.

Применение приведенных критериев не всегда дает неоспоримый результат. Поэтому исследователи с разной долей вероятности выделяют от 5 до 30 фрагментов новозаветного текста, которые можно идентифицировать в качестве гимнов.

Широко признаваемыми в качестве гимнов являются следующие новозаветные тексты: Лк 1:46–55; 68–79; 2:14; 29–32; Ин 1:1–18; Флп 2:6–11; Кол 1:15–20; Еф 5:14; 1Тим 3:16; 2Тим 2:1–13.

Тексты, гимническая природа которых оспаривается, таковы: 1Пет 1:3–5; 18–21; 2:21–25; 3:18–22; Рим 3:23–26; 8:31–39; 11:33–36; Еф 1:3–14; 15–20; 20–23; 2:14–18; Тит 3:4–7; Евр 1:3; Откр 1:48; 4:8, Ю-11; 5:9–10,12; 11:15; 17–18; 11:3–4.

Нетрудно заметить, что в каждом из двух разрядов текстов большинство связано с именем св. ап. Павла. Чтобы понять причину, по которой многие раннехристианские гимны могли быть использованы св. ап. Павлом в посланиях, нужно представить себе динамику написания им посланий.

Его послания не являются бесстрастным поучением или систематическим изложением христианской веры. В строках ап. Павла нет нарочитости, искусственности, какие встречаются в философских и литературных посланиях той эпохи, но напротив, в них отражены переживания апостола. «Перед нами строки, словно написанные собственной кровью, в порыве бурных и глубоких переживаний»⁸¹, – хорошо говорит об этом прот. Александр Мень. Св. ап. Павел обычно диктовал свои послания, и этим объясняются их многие характерные черты. «Длинные периоды сменяются меткими афоризмами, ритмические строки, навеянные Писанием, подобные молитве или псалму, переходят в род диатрибы или теплое и простое излияние дружественных чувств. Порой нить рассуждения внезапно прерывается взрывами негодования, возгласами, вопросами, нередко ап. Павел вкраплял в послания отрывки из первохристианских гимнов...»⁸².

Такая свобода изложения была связана не столько с эмоциональностью автора, сколько, вероятнее, с желанием не только донести до людей благую весть и свои сокровенные думы, но и откликнуться на происходившие в жизни христианских общин события и дать им должную оценку. «Ни один из новозаветных авторов не думал [абстрактно] возвещать «надвременные истины», в их книгах всегда имеются определенные адресаты с конкретными просьбами и нуждами, пишет И. Бланк. Послания ап. Павла также несут на себе явный отпечаток времени и среды»⁸³. Поэтому, когда апостолу надо подтвердить правоту тех или иных своих мыслей, он смело цитирует общепризнанный материал, который у всех на слуху. По мнению исследователей, кроме уже упомянутых гимнов, «ап. Павел использует также элементы гомилетических благословений, которые относятся к «подвижной» части христианской литургии, например, шесть гомилетических благословений в 1-м и 2-м посланиях к Фессалоникийцам (1Фес 3:11, 12–13; 5:23; 2Фес 2:16–17; 3:5–6). <...> Другая формула, использованная ап. Павлом, это «заповеди св. закона» (1Кор 14:37), по определению Э. Кэземана (E. Kazemann), который относил их к раннехристианским харизматическим пророческим изречениям»⁸⁴.

Возможно, список заимствованного материал можно дополнить исповеданиями веры (Рим 1:3–5), притчами (Гал 3:20–21), перечнем пороков, взятым из эллинистического иудаизма (Рим 1:29–31), и апокалиптическими поучениями (1Фес 4:13 – 5:11).

В целом можно утверждать, что апостол использует «как традиционный материал, так и современный ему»⁸⁵ – в зависимости от целей и задач, которые перед ним стояли⁸⁶. Но феномен его творчества состоял в значительной степени «в способности ап. Павла дать традициям и традиционному материалу новое значение толкованием их подтекстов, пишет Л.Е. Кек (L.E. Keck). Ап. Павел был носителем и преобразователем множественных обычаев и усвоенных мотивов. Его послания включали широкий диапазон источников – христианских и нехристианских, но дело заключалось в его свободе изменять и толковать использованный материал. <...> Для ап. Павла существовавший материал не был чем-то закостеневшим и табуированным, к чему следует относиться, как к талисману <...> он обращается с ним как полноправный хозяин»⁸⁷.

Далее в нашей работе будет сделана попытка формально-критического анализа гимнического материала ап. Павла. Наряду с этим будет произведен тщательный экзегетический и структурный разбор трех наиболее важных по своему содержанию фрагментов, которые идентифицируются новозаветной наукой как раннехристианские гимны, – чтобы выявить общую концепцию представленного в них вероучения.