Отдел 2. О жрецах

Жрецы, как и скиния составляли естественную необходимость публичного богослужения евреев, как и всех других народов. Постановленния Моисея о жрецах имели целью обеспечить наилучшим образом достижение последними своего назначения, чтобы они были посредниками между Иеговой и народом, чтобы, будучи сами святы, они вели к этой святости и народ (Сирах. XLV, 29, 31). Сообразно с таким назначеним Моисей согласно с волей Иеговы произвел выбор между коленами израилевыми, найдя более способным для жреческого служения по ревности к закону Божьему (Числ. XXV, 13; Сирах. XLV, 28–29) колено Левино. Дал последнему строгие законы о святости и чистоте жизни, предоставил руководительство народом в делах религии, обеспечил левитов для большего успеха их в этом руководительстве материальным содержанием, предоставлением особой власти над народом и особых внешних отличий в посвящении и одеждах, которые выделяли жрецов среди народа как род священный (Сирах. XLV, 7–27).

Рассматривая постановления Моисея о жрецах, отцы церкви по обыкновению останавливаются на их символическом и преимущественно прообразовательном значении. Как скиния в своем устройстве, по их объяснению, была живым предизображением церкви в ее будущем новозаветном состоянни, так и жрецы были прообразом того же будущего: как главные действующие лица этой прообразовательной скинни, они естественно должны были служить прообразом лиц церкви новозаветной. При этом глава всех ветхозаветных жрецов, первосвященник, по мнению отцов, должен быть принимаем в своих правах, преимуществах и действиях при скинии за прообраз Самого Иисуса Христа, как обетованного еще через пророка Великого и Вечного Первосвященника нового завета (Псал. CIX). Помощники главного первосвященника – простые священники также отчасти прообразовали священство Христа. Но в отличие от своего главы -первосвященника, в частности, они должны быть принимаемы за прообраз споспешников Христа в Его церкви – пастырей и учителей церкви, а также за прообраз и всех вообще членов этой церкви, потому что и у пророков все христиане по своей близости к Богу и богатству благодати Его подобно ветхозаветным священникам называются священниками Всевышнего (Ис. IV, 8; сн. 1Петр. II, 9; Апок. I, 6).

Отцы находят прообразовательное и символическое значение во всех постановлениях Моисея о жрецах, начиная с акта самого избрания их, и не исключая и чисто внешних отличий их.

В своей ближайшей цели избрание колена Левия для жречества Самим Богом (Исх. XXVIII, 1) делало его священным в глазах народа и охраняло священнослужение от незаконного захвата его в руки менее способных для жречества людей в народе¹⁴⁷. В прообразовательном смысле по отношению к новому завету в этом предназначенни свыше всех вообще левитов к служению при скинни можно видеть указание на таинственные действия в новом завете благодати Божьей, призывающей людей и сообразно с их нравственным настроением и способностями предназначающей к спасению в церкви Христовой (Иоан. VI, 44; Апок. III, 20). В частности, избрание Аарона первосвященником, по мнению св. Кирилла Александрийского, указывало на предопределение Мессии в Вечного Первосвященника волей Бога Отца (Псал. CIX, 4), по которому (предопределению) все искупительное дело Христа является, таким образом, делом исключительно только божественного человеколюбия (Ис. LIII, 6). А то, что вместе с Аароном – первосвященником, были призваны к жречеству и его сыновья, это, по мнению св. Кирилла Александрийского, должно служить доказательством того, что и апостолы, отцы и учители церкви, споспешники Христа в церкви, имеют за собой божественное избрание на священнослужение, которое должно быть охраняемо от незаконного захвата¹⁴⁸. В законном преемстве от Христа и по благословению Божьему, служение сотрудников Христа в церкви должно будет совершаться до кончины веков, поэтому к этому собственно священству Христову, по мнению блаж. Августина, нужно относить и обетование о вечности избрания, данное ветхозаветному жречеству, потому что это жречество вообще было только тенью, и еще в ветхом завете же было возвещено об отмене его (Иep. III, 16)¹⁴⁹.

Не все принадлежавшие к колену Левину, однако, могли исполнять жреческие обязанности. По закону Моисея права на это служение лишались имевшие недостатки на своем теле (Лев. XXI, 21). Закон этот во всяком случае имел целью возвысить значение жреческого служения, устраняя от него все, что могло бесчестить его (Лев. XXI, 23). Евреи были еще народ неразвитый и грубый, почему и обращали слишком большое внимание на телесные недостатки человека, как на великое бесчестье для него, не искупающееся, пожалуй, и внутренними достоинствами его. Сообразно с таким воззрением народа, чтобы возвысить в глазах его служение жрецов, Моисей, всегда мудро направляющий при этом склонности и воззрения евреев к их же нравственному воспитанию, и запретил священнодействовать левитам, имевшим телесные недостатки, хотя бы эти недостатки были непроизвольны и не были так велики, чтобы препятствовали священнодействованию (напр, бельмо на глазу). Нравственно-воспитательное значение этого закона раскрывается отцами церкви. Он, по их мненно, под телесными недостатками запрещал недостатки нравственные. «Ставить в вину недостатки тела, естественно и невольно случающееся, я думаю, говорит св. Кирилл Александрийский, и жестоко, и безжалостно и не свободно от грубости. Отсюда можно понять, что Зиждитель всяческих не за невольные вины подверг обвинению человеческое естество и не как нечистого удалил недугующего телесно от предназначенного ему служения, но от образа телесных предметов возводит наши мысли к более тонкому разумению и указует на многообразие душевных страстей, а также дает понять, что оно богоненавистно¹⁵⁰“. Выставляя как нечно мерзкое, бесчестящее святилище, телесные недостатки жрецов, Законодатель хотел, по мнению блаж. Феодорита, развить в евреях чувство отвращения к недостаткам вообще и, осуждая недостатки непроизвольные, каковы телесные и естественные недостатки, ставил в глазах народа достойными еще большего осуждения недостатки нравственно-произвольные¹⁵¹. Некоторые отцы и учители – св. Кирилл Александрийский, блаж. Феодорит, св. Ефрем Сирин – пытаются определить символическое значение недостатков, не допускавших имевшего их к жречеству. Так, под слепотой телесной, по их мнению, нужно разуметь слепоту духовную, «лишение ведения» (Феодорит), «ум глупый и неразумный», «ибо что глаз в земном теле, то в душе ум“ (Кирилл). Также нужно разуметь хромоту духовную, неуменье ходить постоянно право, под хромотой телесной; под горбатым нужно разуметь человека, «преклоненного долу“, склоняющегося к страстям, утверждающего взор на земном; под человеком с лишаем – испещренного и зараженного страстями, под урезанным ухом – преслушание, под отсеченной рукой – недостаток деятельности и т. п.¹⁵².

Закон Моисея, далее, требовал от священников особенно чистой и безупречной жизни. В этом случае кроме исполнения десяти заповедей Иеговы (десятословия), имевших чисто религиозно-нравственное содержание, священники должны были еще с особенной строгостью соблюдать постановления Моисея о телесной чистоте и об очищениях от осквернения. В силу этих постановлений жрец по закону лишался права священнодействовать до своего очищения, когда он прикасался к чему-либо мертвому, ел звероядину, страдал семенетечением и т. п. (Лев. XXII, I ‑ 9). Все эти постановления, как увидим, по мнению отцов, имели символическое значение, запрещая под телесной нечистотой нечистоту духовную, как под телесными недостатками тот же закон осуждал недостатки нравственные. Как строго они должны были соблюдаться священниками, видно, например из того, что первосвященнику запрещалось прикасаться даже к трупу умерших отца и матери. Это, по объяснению св. Кирилла Александрийского, показывало ему, что он должен всячески удаляться от всех мертвых дел, т. е. дел греховных, и должен действовать к разрушению смерти. Равным образом это было и прообразом того, что Христос, Которого предизображал первосвященник, и Которого ожидали ветхозаветные праведники как Спасителя, избежит уз гpехa и смерти (Ис. LIII. 9; Псал. ХУ, 10) и разрушит их царство (Иов. XIX, 25; Ис. IX, 4; XXV, 8)¹⁵³. Закон требовал от жрецов безупречности во всех сторонах жизни. Он, например, запрещал священнику жениться на отверженной женщине и блуднице, а первосвященнику позволял брать женою только девицу (Лев. XXI, 7, 13 ‑ 15). Им должно было быть святыми, поэтому «должно было, говорит св. Кирилл Александрийский, удерживаться не только от пороков, имеющих в самих себе явное и открытое осуждение, но и от всякого дела, с которым соединяется мысль о пороке и недоброе предположение и бесчестье по причине очень многих подозрений“. По этой причине дочь священника, впавшую в блуд, по закону должно было сжечь (Лев. XXI, 9)¹⁵⁴. Закон далее требовал от священников особой трезвенности в жизни, поставляя ее прежде всего в запрещении всего опьяняющего и супружеских отношений перед священнодействием (Лев. X, 9; XXII, 2–4; ср. Исх. XIX, 15). Этим вместе с тем, как говорит св. Кирилл Александрийский, требовалось удаляться и от других плотских удовольствий и опьянения мирскими попечениями¹⁵⁵. Bсе эти требования о чистоте жизни были необходимы по отношению к жрецам потому, что они были призваны быть святыми, чтобы вести к святости и народ, и в этом были предшественниками и прообразами всесвятого Христа, говорили о необходимости той святости, которою должен был обладать Тот, Кто имел спасти всех людей (Ис. LIII, 9).

Удовлетворивший своим происхождением, телесными и нравственными качествами требованиям закона, каждый левит приступал к самому служению при скинии, но только после особого на то посвящения, которое, как и предыдущие постановления о жрецах, также имело своей целью возвысить жреческое служение. По отношению к высшим степеням жрецов – первосвященнику и священникам – это посвящение состояло, во-первых, в омовенни, обильном помазании головы елеем и в облаченни в священные одежды (Лев. VШ; Исх. XXIX, 1–10). По объяснению отцов омовение символически указывало посвящаемым на особую необходимость для них нравственной чистоты, помазание елеем – на помощь благодати Бoжьeй и надежду на милость Божью (Варух. IV, 22), одежды – на высоту и качества их деятельности¹⁵⁶. Символический смысл посвящения священников относился и к будущему, к христианам, прообразами которых были священники закона Моисея. Омовение их, по объяснению св. Кирилла Александрийского, указывало на очищение от грехов (через крещение) будущих избранников – членов нового завета (Иep. XXXI, 34; Ис. IV, 3–4); одежды – на одежду оправдания последних, которая есть Христос (Псал. CXXXI, 9; Рим. XIII, 14), а елей – на излияние даров Св. Духа, Которым, по обетованию через пророка, помажутся в церкви Христовой даже и язычники (Ис. XXY, 6–7 по славян.)¹⁵⁷. Во-вторых, посвящение священников состояло в жертвах: за грех, всесожжения и спасения (Исх. XXIX, 10 ‑ 34). Какое значение, по мнению отцов, имела каждая из этих жертв, можно будет видеть потом, когда будут изложены мнения отцов о жертвах вообще. Теперь же можно указать только на мнение их об обряде, составлявшем особенность жертв при посвящении священников. Эта особенность состояла в том, что жертвенной кровью были окропляемы сами посвящаемые, их одежды и помазуемы большие пальцы на правой руке и ноге (Исх. XXIX, 20 ‑ 24). Кровь жертвенная была священная, и кропление или помазание ею было знаком освящения как самих священников, так и их одежд. Помазание уха у них было знаком, указывавшим им на необходимость иметь верный слух для распознавания и сохранения «точности и правости учения“ (Кирилл), помазание правой руки и ноги – на правую деятельность и хождение пред Богом. При этом кровь животного здесь, как и во всех жертвах, по мнению отцов, прообразовала ту святйшую кровь, от которой ждал спасения ветхозаветный человек, т. е. кровь Христову (Ис. LIII)¹⁵⁸. После посвящения священники должны были в течение семи дней оставаться при скинии (Лев. VШ, 35; X, 7). Это усиливало идею их посвящения и, как поясняет св. Кирилл Александрийский, служило указанием на необходимость твердого пребывания в освящении (ибо 7 дней означает: всецело и всегда) и на необходимость желания делать все то, что бы ни восхотел Бог¹⁵⁹.

Низшая степень жрецов – левиты, посвящались через кропление водой очищения и обритие всего тела, через омовение одежд, через жертвы и возложение на поставленных пред Господом левитов рук сынов израилевых (Числ. VIII, 6 ‑ 15). Кропление водой очищения и обритие тела левитов, по мнению отцов, указывало им также на необходимость нравственной чистоты. При этом волосы, как нечувствительная часть тела, принимались за образ мертвых, т. е. греховных дел, которых удаляются святые. Омывались же одежды левитов, как говорит св. Кирилл Александрийский, в указание «на светлое и безукоризненное житие, вне проявляющееся», т. е. на добрые дела, которыми должно облачаться нам как бы одеждой¹⁶⁰. Руки народ возлагал на приведенных к скинии левитов, по обяснению того же св. отца, в знак того, что «представлял их вместо себя Богу для священнодействия как избранных»¹⁶¹.

О значении одежд, которые получали жрецы при своем посвящении как внешнее отличие своего служения, блаж. Феодорит говорит в частности следующее: «на священников Моисей возложил всякого рода украшения, чтобы народ приводим был в благоговение отличием наружности. Сами же священники научались, как должно украшать душу и облекать ее в лепоту добродетелей»¹⁶². Одежды имели символическое значение, указывавшее на права и обязанности жрецов и на необходимые нравственные качества их служения. Вместе с тем они имели значение и прообразовательное, указывавшее на служение, жизнь и достоинства тех, прообразом кого были ветхозаветные священники, т. е. Христа и Его святых. Потому что и у пророков и апостолов последниe образно представляются облеченными в одежды различных своих достоинств и добродетелей, как одетые, например, в одежду правды и бессмертия, как препоясанные мечом правды и истиной и т. п. (Ис. XI, 5; 1Кор. XV, 53–54; Еф. VI, 14 17). Поэтому совершено основательно полагать, что искусные строители, как говорит св. Кирилл Александрийский, исполненные духом премудрости, сделали Аарону одежды (Исх. XXVIII, 3), в которых таинственно изобразили достоинства Самого Христа и наши духовные украшения¹⁶³. Прообразования Христа, по мненни отцов, видны во всех материалах, из которых приготовлялись жреческие одежды, и во всех видах их и в устройстве. На одежды первосвященника и священников были употребляемы: золото, дорогие камни, пурпур, виссон, червленица и гиацинт. «В золоте, говорит св. Кирилл Александрийский, Христос познается, как Бог, в пурпуре – как имеющий царское достоинство, в тонком виссоне – как Слово тонкое и бестелесное; в червленице – как явившийся во плоти, в материи голубого цвета, воздуховидной – как явившийся свыше, с неба»¹⁶⁴.

Больше одежд было у первосвященника, и они были великолепнее. Кроме священнических одежд, о значенни которых будет сказано после, у него были еще одежды, ему только предназначавшиеся. Это – подир, ефод, хошень, урим и туммим и кидар, символическое значение которых, по указанию его отцами, так знаменательно, что в них можно видеть предизображение всей истории нашего искупления.

Подир, верхняя одежда, был голубого цвета (Исх. XXVIII, 31–35). По мнению св. Григория Нисского и блаж. Феодорита, самому первосвященнику эта небесного цвета одежда, лежавшая поверх священнических одежд его, должна была указывать на его высшую обязанность – приближаться «к тому, чтобы стать парящим горе, легким и воздушным“, чтобы возводить к небесной святости и других¹⁶⁵. В прообразовательном смысле как одежда Сына человеческого (Апок. I, 13) подир указывал прежде всего на нетление Христово, потому что Христос прежде всех «облек Свое тело, как выражается св. Кирилл Александрийский, вышней жизнью и поставил его выше всякого преобладания смерти»¹⁶⁶. А так как после этого Христос «сделался для всех послушных Ему виновником спасения вечного» (Еф. V, 9), то подир затем прообразовал и небесное спасение всех святых Христовых. Эта одежда, по мнению св. Кирилла, была символом небесного спасения вообще¹⁶⁷.

Кругом по подолу подира были прикреплены тканые яблоки и золотые позвонки, «чтобы слышен был звук от них, когда первосвященник входит во святилище пред Лице Господа» (Исх. XXVIII, 33–35). Позвонки напоминали первосвященнику, говорит блаж. Феодорит, о важности совершаемого им священнодействия, чтобы он совершал его с благоговением¹⁶⁸. Прообразовательно же позвонки, по мнению многих отцов, предуказывали на проповедь евангельскую¹⁶⁹, а яблоки гранатовые, полные внутри зерен, изображали многолюдные города или даже целый мир (Премудр. Сол. XVIII, 24), по предсказанию пророка (Ис. LXVI, 19), оглашенный этой проповедью и призываемый к небесному спасению (Марк. XVI, 15)¹⁷⁰. С учетом этого на подир еще можно смотреть, как на пророческий символ призвания и предназначения Богом к небесному спасению всего человечества. Первосвященнику угрожала по закону смерть, если звон колокольчиков при входе его в святилище был не слышен для народа в дворе. «Молчание, говорит на это св. Кирилл Александрийский, есть опасное дело для учителей, и это ясно сказал ап. Павел: «горе мне, если не благовествую» (1Кор. IX, 16)¹⁷¹. Поэтому слово евангельской проповеди непрестанно раздается во всей вселеннной, после того как Христос подобно ветхозаветному первосвященнику вошел Ходатаем за нас во святилище небесное.

Второй одеждой первосвященника был ефод, т. е. нарамник из золота, голубой, пурпуровой и червленой шерсти и виссона (Исх. XXVIII, 5–12). В нем были замечательны прикрепленные на плечах два смарагдовых камня, на которых были написаны имена 12 колен Израиля по 6 на каждом «для памяти пред Господом“ (Исх. XXVIII, 12). Символически, по мнению св. Кирилла Александрийского, это указывало израильтянам на то, что Господь постоянно печется о них, нося их Своей силой как бы на плечах или крыльях. «Как орел вызывает гнездо свое, носится над птенцами своими, распростирает крылья свои, берет их и носит на перьях своих, так Господь один водил его (Израиль)“, (Второз. XXXII, 11)¹⁷². В прообразовательном же отношении на ефод как на символ силы вообще можно смотреть как на предуказание силы Христовой, спасающей верующих (Лук. XV, 5); и, как подир служил символом предназначения и призвания Богом к спасению во Христе всего человечества, так нарамник далее предуказывал на действительность и полную достаточность силы Божьей к осуществлению этого вечного предназначения. Указанием на все именно человечество, которое может быть как бы на плечах поднято спасающей силой Бoжьeй, служили наплечные камни первосвященнического ефода с написанными на них именами всего народа Божьего. Эти два камня в прообразовательном смысле, по мнению св. Ефрема Сирина, указывали на два завета или на два народа: иудеев и язычников как бы двух половин всего человечества, соединенных по предсказаниям пророков во Христе (Иезек. XXXVII, 22–24; Зах. XIV, 9)¹⁷³. Так как притом камни эти, как и все смарагдовые, имели, как говорит св. Кирилл Александрийский¹⁷⁴, цвет бледной, небесной дали, то в них можно видеть еще и прообраз высшего места возведения святых силой Христовой, места вечного успокоения со Христом на небе тех, имена которых написаны будут в книге жизни (Дан. XII, 1; Ис. IV, 3–6; LXVI, 13 16; Апок. V, 1.... VII, 4–17)¹⁷⁵.

Третьей одеждой первосвященника был хошень. Это было не что иное, как нагрудник первосвященника (Исх. XXVIII, 13 ‑ 29). Название его «слово судное“ указывало на него как на символ судебной власти первосвященника, как нарамник был символом силы его и власти вообще. В нагруднике, прилегавшем к сердцу, замечательны были 12 прикрепленных к нему камней, на которых как на плечных камнях были записаны 12 колен Израиля по одному на каждом камне. Это было, по мнению св. Кирилла Александрийского, символом того, что колена избранного народа все близки были Богу, находились постоянно как бы в сердце Его. На крепкую связь их с Богом, на помощь Его им указывали, по мнению св. отца, и четыре цепочки или шнурка, которыми нагрудник с камнями прикреплялся к поясу и наплечным камням первосвященнического ефода¹⁷⁶.

Прообразовательно значение нагрудника отцы точно не определяют. Но, обобщая отдельные выражения их о нем, можно полагать, что в сопоставлении с подиром и ефодом, хошень указывал в частности на условия нашего искупления силой Христовой, именно – на вечную правду Божью, соблюдаемую в деле спасения человечества. На такое значение нагрудника как символа суда Божьего (Псал, IX, 8–9), как и на назначение его быть символом судебной власти первосвященника, указывали, во-первых, само название его – «слово судное», а с другой стороны – близкое соприкосновение этого облачения с сердцем первосвященника, как с главным седалищем и источником разума, ведения и рассудительности по библейскому взгляду (Прит. 1,10; VI, 27; Екклез. 1, 13–17), и написание на нагруднике и перед сердцем первосвященника как бы перед всеведением и правдой Божьей всех колен Израиля каждого особо. Колена избранного народа в этом случае могут быть принимаемы за прообраз всего спасаемого человечества, и написание их на «слове судном» по одиночке указывало на всеведение правды Божьей, перед которой открыты все дела и помышления всех людей (Псал. VII, 10; XVI 2 ‑ 3).

Бесконечная правда Божья требует как необходимого условия для спасения людей известных заслуг с их стороны (Псал. XVII, 21–26). Указания на эти необходимые заслуги, состоящие в нравственных подвигах, и, по мнению отцов, также заключались в первосвященническом нагруднике. Они содержались в тех цепочках, которыми нагрудник прикреплялся к нарамнику и поясу, и которые тянулись и спускались от него вверх и вниз. Эти цепочки, по мнению св. Кирилла Александрийского, означают подвиги святых, которые составляют доблестный путь их на небо, и которые, по выражению св. отца, тянутся от них как бы целой вереницей ¹⁷⁷. «Они (т. е. цепочки) указывали, говорит также св. Григорий Нисский, на необходимость заботиться о высокой жизни“¹⁷⁸. Но собственные заслуги людей никогда не были бы пред правосудием Божьим достаточными для дарования нам вечного спасения (Иов. XV, 15; XXV, 5), поэтому для удовлетворения правды Божьей необходимо было явление людям Самого Бога, открывшегося в Еммануиле. На это второе условие, оказавшееся необходимым для спасения людей, указывала четвертая принадлежность первосвященнического облачения, присоединявшаяся к нагруднику и называвшаяся урим и туммим («явление и истина»). В св. Писании она точно нигде не описана, в нем говорится только, что первосвященник возлагал ее на «слово судное» всегда, когда имел получить откровения от Иеговы (Исх. XXVIII, 80; Лев, VIII, 8; Ос. III, 4)¹⁷⁹. В чем состоял урим и туммим, отцы также не определяют, но они ясно указывают его прообразовательное значение в том, что он был прообразом Эммануила, Который также есть «явление и истина», потому что через Него явился людям Бог, и через Его страдания и ходатайство удовлетворена и соблюдена в деле спасения людей вечная правда и истина Божия (Псал. XXI, 28; XXXIX, 11; LXXXIV, 11–12). Явление во Христе Самого Бога прообразовали откровения, которые давались через урим и туммим Иеговой, а на постоянное ходатайство Эммануила за нас перед правосудием Божьим (Еф. VII, 25) предуказывало, по мнению св. Кирилла Александрийского, близкое соприкосновение урима и туммима как бы Самого Эммануила с нагрудником – символом суда Божьего¹⁸⁰.

Равным образом это тесное соединение нагрудника как символа вечной правды Бoжьeй с уримом и туммимом как прообразом беспредельной любви и милости Божьей к людям, открывшихся в Эммануиле, означало, может быть, также и то совершеннейшее сочетание названных вечных свойств Божьих в деле искупления людей, о котором и пророком было еще так хорошо предсказано, что некогда в зтом искуплении через Эммануила «милость и истина сретятся, правда и мир облобызаются. Истина возникнет от земли, и правда приникнет с небес“ (Псал. LXXXIV, 11–12). А близкое прикосновение урима и туммима и нагрудника вместе к сердцу первосвященника как бы к сердцу Самого Бога также не означало ли таинственно той истины, засвидетельствованной и св. апостолом, что все вообще дело нашего искупления есть плод и предмет вечной премудрости Бoжьeй (I Коринф. II, 7; Кол. I, 26)?

Последнюю, пятую отличительную принадлежность первосвященнического облачения представлял кидар, головное украшение первосвященника. Он состоял из подобия виссонного клобука, синей повязки на нем (по греч. текст. LXX и Иосиф. Флав. Antiquit. III, 7; De bell. jnd. V, 5,7) и из прикрепленной к ним полированной дощечки, на которой как на печати вырезано было: «святыня Господня“ (Исх. XXVIII, 86–89). Кидар, как и узорчатый пояс первосвященника, придавал последнему воинский вид. Символически он естественно указывал на то, что служение первосвященника требовало вообще труда и борьбы. В отношение же ко Христу кидар вместе с поясом, по мнению св. Кирилла Александрийского, был прообразом брани Христовой за нас¹⁸¹. Так что в сопоставлении с уримом и туммимом, предизображавшем ходатайство Христово за нас, на кидар можно смотреть, как на предуказание того, что этому ходатайству сопутствуют препятствия и затруднения, которые доставляют Эммануилу исконные враги и ненавистники спасения человеческого, т. е. духи злобы, и в устранении которых Христос и пророками изображается имеющим воинский вид (Псал. XLIY, 6; LXXI, 5; Ис. XI, 4). Прикровенным указанием на духов злобы, как на главных врагов Христа, брань с которыми у Него невидимая и нечувственная, весьма тонкая, по мнению св. Кирилла Александрийского, служил сам материал первосвященнического клобука, изготовлявшегося из тонкого виссона¹⁸².

Синяя повязка, покрывавшая клобук первосвященника с блестящей золотой дощечкой на ней, предуказывала на исход брани Христовой, что она, как предсказывали и пророки, закончится полной победой Христа над врагами и помазанием Его в царя всех народов (Псал. II, 6; CIX, 1–3). При этом золото дощечки может быть принято за символ славы Христа как царя. Синий цвет повязки, по мнению св. Кирилла Александрийского, прообразовал царство Христово, как царство не от Мира сего – небесное (Дан. II, 44; Иоанн. XVIII, 36). А предписанием закона, чтобы первосвященник всегда имел эту синюю повязку с золотой дощечкой на голове своей, по мнению того же св. отца, предуказывалось на то, что царство Христово по воле Отца будет вечно¹⁸³.

Золотая дощечка со словами: «святыня Господня» на челе первосвященника как последний и высший символ его святости, необходимый ему для того, чтобы освящать весь народ и заглаждать его недостатки пред Иеговой (Исх. XXVIII, 38), прообразовательно могла указывать подобно очистилищу во святом святых, на высшую и последнюю цель всего вообще дела и явления Эммануила, чтобы сделаться Ему истинным заглаждением и очищением грехов, оправданием и освящением людей, «чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи, и заглаждены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная» (Дан. IX, 2–1).

Одежды простых священников состояли только из клобука без повязки (по греч. текст. LXX и славян.) или из одной повязки без клобука (по еврейск. и русс.), из хитона с поясом и надраги – нижней льняной одежды, покрывавшей «наготу телесную от чресл до голеней»¹⁸⁴ (Исх. XXVIII, 40–43). Клобук и хитон, подобранный поясом, придавали первосвященнику и священникам воинский вид, который был приличен им, «потому что весь священный род, как говорит св. Кирилл Александрийский, есть воинствующий, и не с плотью и кровью должен воевать и состязаться, но полагать преграды греху»¹⁸⁵. Нижняя льняная одежда, прикрывавшая «срамоту», по мнению того же отца, показывала, что священникам должно было избегать греховной скверны, потому что «святым приличествует охлаждение удовольствия плоти», каковое действие на человеческое тело приписывалось льняной одежде¹⁸⁶.

Священники освобождались от обуви при скинии, что, по взгляду восточных людей, было знаком уважения к святилищу. Символически это, по мнению св. Григория Нисского, указывало на то, «что священники не должны быть обремененными в шествии и не должны затрудняться в движении от возложения на себя мертвых кож», бывших символом мертвых, греховных дел¹⁸⁷.

Наконец, для успешного достижения священниками своего назначения Моисей обеспечил их материальным содержанием, которое им должен был доставлять народ, как избранной части Иеговы (Числ. ХУIII, 20; Втор. X, 9). Материальные средства к существованию народ давал потомкам Левия в виде особых городов, предназначенных только левитам, в виде дани, состоявшей из десятины плодов от полей и стад, в виде начатков плодов, первенцев и в виде некоторых частей жертвенных даров, приносившихся к алтарю скинии¹⁸⁸. Все эти дары народа левитам не были простой милостыней им как людям бездольным, но были, как говорит блаж. Феодорит, вполне заслуженным ими вознаграждением за их труд, как то засвидетельствовано и в законе (Числ. XVIII, 31)¹⁸⁹. Подобное вознаграждение не было и унизительным для левитов, потому что они принимали его собственно не от народа, а от Иеговы, из даров Ему Самому от народа, как предназначенная Ему часть. Предоставляя левитам собственные дары от народа, Иегова, как говорит св. Кирилл Александрийский, почтил их перед всем народом как род Свой избранный, удел которых должен быть избранным и почесть преимущественной¹⁹⁰. Содержание левитов, данное им по закону, было вполне достаточным, чтобы они не имели ни недостатка, ни излишка. «Так решил Бог, говорит св. Кирилл Александрийский, для того, чтобы, с одной стороны, не ослабить их до изнеженности, дав больше, чем было нужно, с другой – не причинить излишним стеснением безмерного угнетения, но чтобы с пользой устранить весьма большую скудость и уничтожить отягощение, ибо соразмерял довольство с нуждою“¹⁹¹ В прообразовательном смысле отцы объясняют содержание священников и в отношении ко Христу, и в отношении к христианам. Если видеть в священниках, этих ветхозавтных избранниках, прообраз христиан как членов будущего благодатного царства, которого на основании обетования ждал ветхозаветный человек, то дары, которые приносил священникам народ, показывали превосходство христиан пред людьми ветхозаветными, почтившими христиан дарами в лице священников как их прообразов. Если же в священниках видеть прообраз Самого Христа¹⁹², то дары народа им нужно понимать, как духовные жертвы, которыми «веселят своего Искупителя истинные хранители евангельских повелений“¹⁹³.

Само служение потомков Левия, целью которого было превращение евреев в народ святой, чтобы из него мог произойти Meccия для всех народов, и успех которого (служения) был мудро обеспечен Моисеем выше указанными средствами, состояло в следующем: священники должны были быть религиозными руководителями народа, они совершали богослужение, сохраняли неизменным Закон, данный через Моисея, учили ему народ и наблюдали за исполнением последним всех заповедей закона¹⁹⁴. Наконец, им была присвоена судебная власть над народом, за непризнание которой закон угрожал смертью¹⁹⁵. Во всей этой деятельности священников, общее прообразовательное значение которых указано выше, и которое было так значительно, что ветхозаветный священник является «образом, отпечатком Христа»¹⁹⁶, по мнению отцов, заключались следующие частные мессианские черты. Служение священников при скинии – приношение жертв от народа Иегове, между которыми они были посредниками, было прообразом обетованной (Ис. LIII гл.) жертвы Христовой за грехи всего мира, ходатайства Христа пред Отцем¹⁹⁷; проповедание священниками закона народу было только тенью того откровения воли Отца, которое явил в Себе Христос¹⁹⁸. Судебная власть священников была также тенью той власти вязать и решить, которую дал Христос Своим ученикам, и которую Сам Он получил от Отца над хранящими и оставляющими учение Его¹⁹⁹.

Служение первосвященника было более ясным прообразом служения Христова: например, право его на вхождение с жертвенной кровью во святое святых, вопрошание воли Иеговы через урим и туммим, высшая судебная власть над священниками были преимущественными прообразами Христа, как царя нового благодатного царства, которого ждали иудеи, прообразами Его ходатайства со Своею кровью перед Отцом в небесном святилище, Его проповеди и суда миру.