Чудотворные иконы и священные реликвии Христианского Востока в Москве в середине XVII в.

В истории отношений России с Афоном в XVI-XVII вв. не было, пожалуй, такой святогорской обители, которая в той или иной степени не была бы связана с Москвой. Представители афонских монастырей систематически появлялись в русской столице в надежде найти здесь единовременную или постоянную материальную помощь, получить моральную поддержку со стороны самой могущественной православной державы. В свою очередь, святогорцы привозили в Россию – в дар или для поклонения – веками хранившуюся на Афоне святыню: частицы Животворящего Древа, чудотворные иконы, мощи великих деятелей христианской церкви, другие ценные в глазах верующих приношения.

С некоторыми из святогорских монастырей отношения Русского государства в указанное время были особенно интенсивными и разнообразными. К их числу относились прежде всего Хиландар, Ватопед, Лавра св. Афанасия, Пантелеймонов и некоторые другие монастыри. Середина – вторая половина XVII в. в истории русско-афонских связей характеризуется наиболее тесным сближением Москвы с Ивирским монастырем.

Сведениями об отношениях Ивира с Россией до 1627 г. мы не располагаем; известно лишь, что русские послы в Турции в 1622–1623 гг. Иван Кондырев и Тихон Бормосов, привезшие милостыню для восточных патриархов, монастырей и церквей Христианского Востока, часть средств передали для Ивирского монастыря.

4 ноября 1627 г. в пограничный Путивль приехали ивирские старцы архимандрит Акакий, иеромонах Иоасаф, архидиакон Даниил, келарь Кассиан и монастырский служка белец Ивашка. Они привезли царю Михаилу Федоровичу и патриарху Филарету грамоты своего монастыря, константинопольского патриарха Кирилла Лукариса и некоторых других связанных с Москвой лиц, а также иконы и мощи св. Феодора Тирона и св. митрополита Игнатия; кроме того, с ними были грамоты Ивирского монастыря к И. Кондыреву и Т. Бормосову с просьбой ходатайствовать перед русским правительством о помощи обители¹.

Судя по содержанию всех писем, принесенных ивиритами, можно сделать вывод о том, что прежних отношений у Ивирского монастыря с Россией не существовало. Именно поэтому ивирский игумен Иезекиил, обращаясь к русским правителям от имени всей братии, счел необходимым сообщить сведения о хранящейся в монастыре великой христианской святыне – чудотворной иконе Богоматери Портаитиссы, причем содержащая эти сведения грамота московскому патриарху заверена печатями ряда других монастырей Св. Горы².

Грамота игумена Иезекиила документально подтвердила те сведения об иконе Портаитиссы, которые были, в той или иной мере, известны в России со второй половины XVI в. благодаря начавшемуся тогда распространяться в русской книжности Сказанию об иконе Богоматери Иверской³. Однако в 1627 г. сведения ивиритов об имевшейся у них святыне не произвели особенного впечатления в Москве: монастырь получил милостыню, но его посланцы, добравшиеся до русской столицы в начале 1628 г., даже не были приняты царем или патриархом⁴.

В следующий раз ивириты появились в России лишь спустя одиннадцать лет: 19 октября 1639 г. к путивльской заставе прибыли ивирский архимандрит Пахомий, келарь Леонтий, диакон Неофит, старец Иоасаф и толмач Василий Иванов. Они везли с собой грамоты Ивирского монастыря к царю и патриарху, а также послание русским властям от правителя «Мутьянской земли». Достигнув Москвы, монахи, помимо разного рода политических известий, сообщили в Посольском приказе о своем пути от Афона до русской столицы, сказав, что «приехали они к Москве впервые, а наперед де сего приезжали ко государю ... бити челом о милостине того их монастыря архимандрит Акакий тому ныне 11 лет, а государевы де жаловалные грамоты о приезде их к Москве в монастыре у них нет, была де прежних московских государей одна жаловалная грамота, и та утерялась, а которого государя та грамота была, того не упомнят...»⁵.

Трудно сказать, насколько верными были эти сведения о наличии в Ивирском монастыре утраченной позднее царской жалованной грамоты: в 1627 г., во время приезда архимандрита Акакия, ни в показаниях самих монахов, ни в привезенных ими документах об этом не говорилось; не располагал такими сведениями и Посольский приказ. Теперь же, в 1639 г., ивириты обращаются к русскому правительству с просьбой о жалованной грамоте⁶ и 17 декабря получают такой документ, разрешающий им приходить в Россию за милостыней в седьмой или восьмой год⁷.

В соответствии с этим ровно через семь лет, 16 января 1647 г., в Путивль вновь прибыла группа ивирских монахов, которую возглавлял тот же архимандрит Пахомий; его сопровождали келарь Патрикий, архидиакон Малахия, старец Игнатий и толмач Христофор Дмитриев. Монахи имели при себе жалованную грамоту царя Михаила Федоровича 1639 г., а также грамоты своего монастыря к царю Алексею Михайловичу и патриарху Иосифу и рекомендательное письмо молдавского воеводы Василия. Ивирский монастырь нуждался в средствах на строительство двадцати больничных келий, придела св. Модеста Иерусалимского и восстановление некоторых разрушившихся от древности зданий⁸. По-видимому, полагая, что предоставленное им Михаилом Федоровичем право приходить в Москву за материальной помощью лишь в седьмой или восьмой год ставит их обитель в неравноправное положение в сравнении с другими святогорскими монастырями (Хиландар, Ватопед и монастырь св. Пантелеймона могли являться в Россию каждые пять или шесть лет⁹) и не позволяет преодолеть их нужду, ивириты попытались изменить эту ситуацию. Предпринятая ими попытка оказалась удачной и привела к таким переменам, которые сделали возможным для Ивирского монастыря получение в Москве исключительных привилегий по сравнению со всеми другими монастырями и церквами Христианского Востока и превратили его в последующие десятилетия в центр греческого влияния на русской почве. На сей раз судьба свела ивирских монахов с настоятелем Новоспасского монастыря архимандритом Никоном, будущим московским патриархом.

К рассказу о чудотворной иконе Портаитиссы Никон отнесся с большим интересом и просил ивиритов написать для него ее копию, а чтобы новая икона могла быть доставлена в Москву без какой-либо задержки, Новоспасский архимандрит обращается с собственноручно написанной просьбой к царю о беспрепятственном пропуске ивирских монахов на русской границе¹⁰.

Ивириты с поручением Никона были отпущены из Путивля на Св. Гору 7 июля 1647 г.¹¹, а уже меньше чем через год, изготовив копию Портаитиссы и избрав монахов для путешествия в Россию, власти Ивирского монастыря составили грамоты царю Алексею Михайловичу и архимандриту Никону с подробным описанием церковных служб и работы иконописца Ямвлиха Романова, трудившегося над копией для русской столицы ¹².

В послании архимандриту Никону ивириты просили его ходатайствовать перед царем о выдаче им жалованной грамоты для приезда в Россию в третий или четвертый год, и эта просьба была удовлетворена: 27 декабря 1648 г. Ивирский монастырь получает привилегию присылать в Москву за материальной помощью каждый третий год¹³. Икона Богоматери Портаитиссы с момента появления ее в России становится одной из наиболее почитаемых святынь¹⁴, Ивирскому же монастырю передается в дар московский монастырь св. Николая Большая Глава¹⁵, и с 1654 г. по крайней мере до конца XVII столетия наступает период особенно интенсивных отношений России с этой святогорской обителью.

Приводим (в переводе с греческого языка) текст основного документа о привозе в Москву копии чудотворной иконы Портаитиссы – грамоты Ивирского монастыря царю Алексею Михайловичу от 15 июня 1648 г. (РГАДА. Ф. 52. Оп. 2. № 307)¹⁶:

«Благочестивейший, Богом венчанный, могущественнейший, превысочайший, тишайший, христианнейший, непобедимый милостию божиею великий государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея России, самодержец Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский, царь Астраханский, царь Сибирский, великий государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных государств, великий князь (Низовской) земли Новагорода, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Лифляндский, Удорский, Обдорский, Кондинский и всей Северной страны повелитель и иных многих государств великий государь и обладатель, наш же царь превысочайший и благодетельнейший, рабское поклонение воссылаем рабски великой державе царствия твоего, молим царя и вседержителя Бога воздать царствию твоему от Отца света благодать, милость, мир, здравие, радость, долгую жизнь, победу над врагами видимыми и невидимыми и иное всякое благо и спасение на череду многих и добрых лет ради твоего возвеличения и расширения на великую радость и похвалу нашу и всего рода православных христиан.

Да будет ведомо царствию твоему, что я, смиренный архимандрит царского великого Ивирского монастыря на Св. Горе Афон бью челом великому твоему царствию вместе с 365 братьями. По изволению великого твоего царствия и по слову святейшего архимандрита господина Никона из Новоспасского монастыря, вернувшись в свою обитель, я собрал 365 братьев, и мы сотворили великий молебен от вечера до утра, и утром святили воду со святыми мощами, и святой водой омывали святую и чудотворную древнюю икону пресвятой Богородицы Портаитиссы, и, собрав эту воду в большой сосуд, омывали ею новую икону, изготовленную мною из кипарисового дерева; вновь собрав святую воду в сосуд, мы служили с великим благоговением божественную и святую литургию. После святой литургии я вручил святую воду и святые мощи иконописцу, преподобнейшему среди иеромонахов и духовных отцов господину Ямвлиху Романову, чтобы он, смешав их с красками, написал святую икону – дабы все вещество святой иконы было со святой водой и святыми мощами. И он во время писания этой святой иконы принимал пищу лишь по субботам и воскресеньям и завершил ее с великим радением и бдением, в великом молчании. И все то время, пока писалась эта святая икона, я, архимандрит Пахомий, вместе с 365 братьями дважды в неделю пели великие молебны с вечера и до утра и каждый день, пока не закончилась работа, служили святую литургию.

Затем я избрал из 365 братьев преподобнейшего и благоговейнейшего иеромонаха и экклисиарха господина Корнилия, великого аскета; избегая множества людей и любя возлюбленную богом тишину, он подвизается на горе в скиту святого и триблаженного Гавриила, принявшего по откровению святую икону Богоматери из моря; и беседуя наедине с Богом, он принимает пищу лишь по субботам и воскресеньям, в подражание тому богоносному Гавриилу. И посылаю его со святой иконой пресвятой Богородицы и другим описанием нашего святого монастыря, окружающими его кельями и церквами и всеми явленными в нем чудесами Богородицы. Экклисиарх же, непривычный к путешествию и от много воздержания обессилевший, устрашился столь долгого пути, однако, надеясь на помощь святой иконы, приял послушание и отправляется в дорогу, с божией помощью по молитвам Богородицы. И умоляю великое твое царствие принять его вместе с его спутниками радостно и благосклонно, ибо я посылаю святейшего великого аскета экклисиарха господина Корнилия вместо себя, а в качестве келаря посылаю чадо свое духовное преподобнейшего монаха господина Игнатия, побывавшего прежде в Москве, а как своего иеродиакона – иеродиакона господина Дамаскина, дабы принесли святую и священную новую икону Богородицы, которая совсем не отличается от первой ни длиной, ни шириной, ни образом, но новая полностью во всем подобна древней.

И вновь молю великое твое царствие, как прежде принял меня, так да примешь и возлюбленных моих чад, к тебе приходящих, и да облагодетельствуешь их своей обильно дающей десницей, дабы они могли придти к нашей обители и нам стало бы ведомо о вашем здравии и мы возвеселились бы духовно о благоденствии вашем, нашего нового ктитора и благодетеля, и твое поклоняемое имя вместе с прочими, кого ты приказал (поминать), беспрестанно поминали бы вечером, утром и в полдень вместе с благочестивейшими царями блаженными ктиторами. Всесильный же Христос бог да утвердит, возвеличит и укрепит могучее богом венчанное твое царствие до глубокой старости и в великом мире по молитвам пресвятой Богородицы и всех святых, аминь. 1648 года месяца июня 15».

В первой половине 1653 г, в Москве появилась одна из важнейших святынь Византии и всего Христианского Востока – глава св. Григория Богослова. Ее доставил сюда касторийский купец Спиридон Кирьяков – лишь ему доверил эту драгоценную ношу обладавший ею иеромонах Григорий, игумен пелопоннесского монастыря Богоматери Фанеромени Езеру. Вместе с реликвией были привезены три документа, в которых излагалась ее история и содержались два свидетельства ее подлинности¹⁷.

Первое свидетельство было составлено 20 июля 1648 г. на Крите. Его появление связано с начальным периодом длившейся 25 лет Критской войны (1645–1669 гг.), когда турки в результате нескольких попыток овладели 29 августа 1645 г. важнейшей западной крепостью венецианцев – Ханией. В руки завоевателей попало все имущество христианских церквей и монастырей, в том числе – сокровища Троицкого монастыря, где, среди прочих реликвий, находилась и глава св. Григория Богослова. Она оказалась у капитана Шабан-реиза, который, зная о ее особом почитании христианами, решил продать им ее и потребовал у находившихся в городе православных священников грамоту, подтверждающую подлинность захваченной им святыни. Вскоре после этого в Константинополе турецкий капитан нашел покупателя – пелопоннесского иеромонаха Григория, которому вместе с главой св. Григория Богослова передал и составленную в 1648 г. на Крите свидетельствованную грамоту. С этого документа одним их лучших писцов Константинопольской патриархии была снята копия, которая и была прислана затем в 1653 г. в русскую столицу. Приводим текст этой грамоты в переводе с греческого¹⁸:

Извещаем и свидетельствуем всем благочестивым и православным христианам, что по многим нашим прегрешениям мы были преданы в руки агарян, то есть (случилось) взятие достойного оплакивания и многославного Крита, когда были пленены мужи и жены, юные и старики, монахи и монахини и разграблены святые и божественные обители вместе с их сокровищами, а мощи святых расхищены и разметаны по Востоку и Западу – по винам, их же ведает Бог. Среди этих плененных монастырей – и великая обитель, благочестиво посвященная во имя пресвятой и живоначальной Троицы и находящаяся в епархии Хании, имевшая многие великие святые и божественные сокровища и многоценные мощи, а также многоценное и в высшей степени почитаемое сокровище – божественную, святую и особо чтимую главу иже во святых отца нашего Григория Богослова, светильника вселенной и учителя церкви, великого корифея, хранившуюся вместе с другими святыми мощами, числом 12, в серебряном священном ковчеге, а также другую главу – святого великомученика Кирика. Они, как мы сказали выше, были расхищены агарянами.

И мы, нижеподписавшиеся, сообщаем и свидетельствуем всем благочестивым христианам, что прежде святая глава великого Григория после взятия Константинополя была принесена на Крит женщиной благородного происхождения – женой великого скевофилака господина Эммануила Аргиропула, у которой ее купил тогда за большие деньги великий канцлер Хании Петр Калафонос, давший ее вкладом в названный монастырь св. Троицы на помин себя и своих родителей. Поскольку ныне по грехам нашим глава пленена вторично и находится в руках почтеннейшего капитана Шабан-реиза, он потребовал от нас сие свидетельство, и таким образом мы удостоверяем истину.

В лето 1648 20 июля.

[Подписи]

+ Неофит Пателар, иеромонах, патриарший экзарх, свидетель.

+ Димитрий Марафарас, иерей, протопапас Хании, свидетель.

+ Матфей Влахос, иерей, свидетель.

+ Антоний, иерей, протосинкел Хании, свидетель.

+ Мельхиседек, иеромонах, свидетель.

+ Николай Кокалис, свидетель.

+ Якумис Калафатис, свидетель.

+ Петр Прикидис, экзарх, свидетель.

+ Панделис, иеромонах, свидетель.

+ Манолис Деторос Мурмурас, свидетель.

+ Деторос Паелстигис, свидетель.

+ Иоаннас Алацис, свидетель.

+ Георгий Моноваситас, свидетель».

Этот документ послужил основой другой свидетельствованной грамоты, составленной по просьбе иеромонаха Григория в декабре 1652 г. константинопольским патриархом Паисием I и синодом¹⁹. И эта грамота была принесена в Москву и тут же переведена в Посольском приказе, причем ее перевод был поручен Дамаскину Птицкому, одному из «киевских старцев», сотруднику Епифания Славинецкого, приехавшему вместе с ним в русскую столицу в 1649 г. и использовавшемуся, по крайней мере, в начале 50-х годов в Посольском приказе для перевода с греческого языка ряда важнейших документов: так, помимо грамоты о главе св. Григория Богослова, им же была переведена и свидетельствованная грамота того же патриарха Паисия и синода о подлинности иконы Богоматери Влахернской²⁰.

«Паисий, милостию божиею архиепископ Константинополя, Нового Рима, и вселенский патриарх.

...Ибо о существовании чего-либо и о том, что это – добро, узнается то через зрение, то через слух, то через осязание и обоняние, остального же – через вкус; когда же они бездействуют, мы бессильны распознать что бы то ни было: ведь через зрение мы с помощью ума восходим к познанию вещей невидимых и узнаем о том, что совершенно не ощущается, так и через другие чувства все, что относится к энергии и естеству каждой вещи, удостоверяется, утверждается и нарицается, путем передачи веры от одного к другому.

Так и царица городов, Новый Рим, Константинополь, превосходивший во времена достославных благочестивых василевсов все сущие под Солнцем города в том, что касается разных достойных похвалы вещей, которыми он был невероятно богат, ибо их доставляли со всех сторон, можно сказать, был наполнен и мощами многих святых мучеников, иерархов и преподобных, по молитвам которых мы существуем, живем и спасаемся, и все это те достославные василевсы почитали выше всякого богатства и многоценных камней, разрушающихся и гибнущих; называть имена этих мощей, как кажется, излишне и сверх всякой необходимости.

Среди мощей святых тех, кто отрекся от себя ради Бога и проникся им, находится и всечестная глава светильника вселенной, премудрого учителя, соли земли, источника мудрости св. Григория Богослова, которою, когда был пленен Константинополь за прегрешения, их же ведает бог, обладала одна из знатных женщин – жена великого скевофилака Мануила Аргиропула. Переселившись после взятия Константинополя на остров Крит, она взяла ее с собой и, не имея, как мы подлинно знаем, средств для жизни, продала Петру Калафрону, в то время – великому канцлеру города Кидонии острова Крита, именуемого теперь Ханиа. Истратив на приобретение этой всечестной главы огромные деньги, он дал ее вкладом в честную и божественную обитель во имя св. Троицы, расположенную в Хании. Находясь в сем честном и божественном монастыре до взятия этого города, глава повседневно творила чудеса исцеления многих больных и приходивших к ней с благочестивой верой христиан.

Когда же попущением божиим были порабощены этот город и окрестные селения, то же довелось испытать и названному святому монастырю во имя св. Троицы; и в то время, как все священные и святые его сосуды и прочие сокровища были розданы солдатам, сия святая и всечестная глава попала в руки капитана Шабан-реиза. И когда он искал кого-нибудь, кому он мог бы продать ее, ибо полагал мерзким иметь ее у себя, не зная о своем сокровище, изволением божиим объявился преподобнейший и ученейший во иеромонахах господин Григорий, муж благочестивый и добродетельный, с благоговением относящийся к таковым (вещам), из святого и почитаемого монастыря пресвятой нашей Богоматери, нарицаемой Фанеромени, находящегося в местности Езеру, и он купил там главу у Шабан-реиза, дав ему столько денег, сколько тот запросил, имея твердую надежду удостоиться милости и отпущения грехов в день праведного суда – по молитвам и прошениям этого великого светильника вселенной Григория Богослова.

И когда сей преподобнейший во иеромонахах господин Григорий попросил о нашей патриаршей грамоте ради более надежного свидетельства об этой святой главе Григория Богослова, воссиявшего более Солнца при жизни и после смерти, предстоящего Христу и непрестанно молящего за всех нас, благочестивых и православных христиан, наша мерность не презрела его прошение, как справедливое и угодное богу, и написали и вручили ему сию нашу патриаршую соборную грамоту, дающую свидетельство всем благочестивым и православным христианам – и отличным архиерейской степенью и достоинством, и обладающим в иных превосходством и блеском положения и места, вельможам и правителям и всем иным, дабы имели благоговение к этой святой главе иже во святых отца нашего Григория Богослова и поклонялись ей как святым мощам и почитали ее как предстательницу перед Богом и Отцом и молитвенницу за всех нас, и все те, кто с благочестием и верностью отнесется к сей святой главе, несомненно, сподобятся блеска и славы у св. Троицы.

Мы написали сию грамоту, получив надежное свидетельствованное письмо, доставленное с острова Крита.

В лето 1652. Месяца декабря, индикта 6-го.

[Подписи]

[Подпись антиохийского патриарха Макария, по-арабски].

+ Эфесский Игнатий.

+ Ираклийский Мефодий.

+ Кизикский Анфим.

+ Халкидонский Гавриил.

+ Никомидийский Кирилл.

+ Адрианопольский Неофит.

+ Митилинский (?) Парфений.

+ Маронейский Панкратий.

+ Коринфский Григорий.

+ Самосский Христофор.

+ Димитриадский Гавриил (?)».

Наконец, третьим документом, сопровождавшим главу св. Григория Богослова в Москву, была грамота к царю Алексею Михайловичу самого иеромонаха Григория, написанная в январе 1653 г., в тот момент, когда в Россию отправлялся Спиридон Кирьяков. Подлинник этой грамоты не сохранился, и мы имеем возможность судить о ее содержании по переводу Посольского приказа²¹. Текст послания иеромонаха Григория почти в точности повторяет текст свидетельствованной грамоты патриарха Паисия. Стоит специально отметить лишь один момент: владелец главы св. Григория Богослова, излагая историю этой святыни, сообщает о том, что ее принес из Назианза в Царьград Константин Багрянородный²². Иеромонах Григорий так объясняет свое желание не оставлять у себя главу, а передать ее русскому царю: надлежит «остатися и быти неподвижно такому великому сокровищу во веки веком посреди державного вашего царствия, а не в малых местех, толко как прежде у царя было и паки у царя же будет с честью и славою...» ²³.

Спиридон Кирьяков уже долгое время находился в Москве, когда туда в марте 1654 г.²⁴ одним из доверенных людей иерусалимского патриарха Паисия была доставлена написанная в сентябре 1653 г. грамота этого хорошо знакомого русским властям иерарха (в 1649 г. он сам посетил Москву²⁵). Говоря о своем возвращении из Иерусалима в Константинополь и надеждах с русской помощью преодолеть свое трудное материальное положение, патриарх Паисий основную часть послания посвящает пересказу уже известных фактов об обретении главы св. Григория Богослова, призывая царя достойно вознаградить иеромонаха Григория. Судя по тому, что в данной грамоте вся история, описанная в находившихся уже к тому времени в Москве трех документах, приведена без каких-либо изменений, совершенно ясно, что Паисий Иерусалимский внимательно читал бумаги константинопольской патриаршей канцелярии, относящиеся к данному делу (точнее, черновики тех подлинников, что были отосланы в Россию).

В его грамоте, правда, имеется один важный пассаж, где инициатива отсылки главы св. Григория Богослова русскому государю приписывается не ее владельцу, а «значительнейшим лицам», заставившим его послать ее к самодержавному царю, «дабы она находилась в достойном месте и в подобающей чести, ... в святом месте, где благочестие процветает и господствует по силе и милости всесильного бога…»²⁶. Можно предполагать, что грамота иерусалимского патриарха, пользовавшегося влиянием при московском дворе, была написана по просьбе как Иоанникия II, сменившего в апреле 1653 г. на троне вселенского патриарха Паисия I и, несомненно, заинтересованного в дальнейшем развитии связей с Москвой, так и самого пелопоннесского иеромонаха Григория.

Царь Алексей Михайлович высоко оценил дар этого человека: с отправившимся восвояси в июне 1654 г. Спиридоном Кирьяковым²⁷ иеромонаху Григорию были посланы 150 рублей. Благодаря за эту «священную и богатую милостину» в своем письме от 20 декабря 1654 г., он выражает надежду на то, что русский царь не забудет о нем и в будущем²⁸.

Глава св. Григория Богослова с момента своего появления в русской столице стала частью ризницы московских патриархов: на протяжении второй половины XVII – конца XX вв. она хранилась в Успенском соборе Московского Кремля²⁹.

В октябре 1653 г. в Москву из Константинополя, от иерусалимского протосинкела Гавриила, была доставлена чудотворная икона Влахернской Богоматери, вместе с которой находилась и свидетельствованная грамота константинопольского патриарха Паисия I и синода. Из текста грамоты, удостоверявшей подлинность иконы и адресованной всем «благочестивым царям и патриархам, митрополитам и архиепископам и епископам, господам и наместникам, и всем благочестивым христианам», следовало, что в Россию была привезена та самая знаменитая икона Богоматери Влахернской, которая являлась защитницей Константинополя еще во времена византийского императора Ираклия (610–641) и патриарха Сергия (610–638).

Протосинкел Гавриил был лицом, уже достаточно хорошо известным русскому правительству. В 1651 г. он прислал в Москву частицу Св. Древа, доставшуюся ему задолго до этого, во время его пребывания в Иерусалиме и службы при Св. Гробе. Гавриил не просто ждал вознаграждения за свой дар: находясь теперь постоянно в Константинополе, он готов был занять место незадолго до этого скончавшегося архимандрита Амфилохия, известного политического агента русского правительства на Христианском Востоке³⁰. Чтобы упрочить свои связи с Москвой, Гавриил и посылает в 1653 г. в русскую столицу известную всему христианскому миру чудотворную икону Влахернской Богоматери, заручившись при этом грамотой вселенского патриарха и синода, свидетельствующей о подлинности святыни.

Эта грамота была составлена патриархом Паисием в марте 1653 г. Важно обратить внимание на то, что текст документа был собственноручно написан великим ритором Великой церкви Иоанном Кариофиллисом, выдающимся деятелем Константинопольской патриархии и греческого просвещения (его рукой в 40–60-х гг. XVII в. писались наиболее значительные документы Вселенской патриархии³¹), и подписан, помимо иерархов, авторитетными представителями Восточной церкви, такими, как, например, логофет Великой церкви Николай, ученик Феофила Коридалевса и сподвижник Кирилла Лукариса³², или доместик Великой церкви Хрисафа.

Икона по поручению протосинкела Гавриила была доставлена в Россию «торговым человеком» Дмитрием Остафьевым. К сожалению, дело о «приезде в Москву грека Дмитрия Остафиева с вестовыми цареградскими писмами и с описанием о найденной Влахернской Богородицыной иконе» дошло до нас со значительными лакунами³³, и мы не знаем точного времени его прибытия на русскую границу, однако, судя по тому, что привезенные им царю Алексею Михайловичу вместе с грамотой патриарха Паисия «вестовые письма» халкидонского митрополита Гавриила и архимандрита Варфоломея, содержащие, помимо обширной и важной информации о Критской войне и интригах вокруг патриаршего трона в Константинополе, также и рекомендации Дмитрия Остафьева³⁴, были переведены в Посольском приказе 11 октября 1653 г.³⁵, этот греческий купец был в Путивле не позже середины сентября, а через три-четыре недели он достиг и Москвы³⁶.

И пространные «вестовые письма», и особенно чудотворная икона не могли не вызвать особого внимания властей к доставившему все это в Россию лицу. Грамоты были, несомненно, сразу же переведены (причем свидетельствованную грамоту переводил Дамаскин Птицкий³⁷), а Дмитрий Остафьев подробно расспрошен в Посольском приказе. Его рассказ, сохранившийся, правда, без начала, содержит сведения по истории привезенной им иконы с момента взятия Константинополя турками. Ни в свидетельствованной грамоте 1653 г., ни в грамоте самого протосинкела Гавриила, отосланной им в Москву в декабре 1654 г.³⁸, мы не найдем многих из известий, сообщенных Дмитрием Остафьевым в Посольском приказе. Считаем поэтому необходимым полностью привести его рассказ – в том виде, как он дошел до нас на л. 19–27 дела РГАДА, ф. 52, оп. 1, 1654 г., № 2.

«[...салтан...] стены велел разорити и отдати то место цыганом, для того, чтоб им, греком, в том было позорише. И та де церковь в то ж время по салтанову приказу от турков и разорена.

А как де тое церковь пречистые Богородицы Лахернские салтан разорить велел, и греки де тутошние прихоженя, проведав про то церковное разорение и преже еще тое церкви разорения взяв тое чюдотворную икону и церковные сосуды, отнесли неподалеку от тое церкви в Спаской девичь монастырь, что словет Вседержителев монастырь, и поставили в церкве, и была та чюдотворная в церкве в том монастыре 60 лет.

А по 60 летех турки похотели тот монастырь для многово церковного украшения взять в свою бусурманскую мечеть, и греки де, сведав /л. 20/ про то, что турки хотят взять тот монастырь на себя и церковь Вседержителя Спаса учинить мечетью, тое чюдотворную икону, и кадилы, и церковные сосуды, и иную церковную утварь заделали в пещере в церковную стену в той же церкве Вседержителя Спаса, а потом турки тот монастырь взяли и церковь учинили мечетью.

А было де в той церкве 4 предела, и в трех де пределех турки учинили свое молбище, а четвертой предел отдали абызом для бусурманского детского учения, и с того де времяни и по се время в том бывшем церковном пределе живут бусурманские абызы, учат бусурман грамоте.

И не в давные де лета турской абыз, которой в том же месте учит бусурманских детей грамоте, похотел в том месте прибавить свету, велел пробить окно, и как де почали /л. 21/ пробивать стену, и в стене де тот бусурманской учитель нашол тое чюдотворную икону и иное многое церковное сокровище, а на той чюдотворной иконе оклад был многово богатства, также и обложена та чюдотворная икона была вся золотом, и тот де оклад с тое иконы снял и иное сокровище поймал все тот бусурман.

А блиско де того бусурмана жил греченин портной мастер, а тому бусурману был друг и делал на него многое платье, и тот де бусурман тому портному мастеру сказал, что он нашел в стене своей мечети греческой образ, а они де греки те образы почитают, и будет де ему то надобно, и он де тот образ ему продаст. И тот де портной мастер, слыша наперед того про тое чюдотворную икону и узнав тое икону по надписи, у того бусурмана тое икону купил, а слышел де он, Дмитрей, что тот портной мастер дал за тое икону 500 ефимков, /л. 22/ и держал де тот портной мастер у себя тое чюдотворную икону 30 лет, а в те де лета, как та икона у него в дому была, явление от пречистые Богородицы тому портному мастеру и жене ево было многое, чтоб они тое ее Богородицыну чюдотворную икону в дому у себя не держали, а отпустили бы во благочестие, где царствует християнский благочестивый государь.

И про то явление тот портной мастер объявил ерусалимского патриарха протосингелу Гавриилу, потому что он человек честной, и у него крестил дети, и сказал ему о той чюдотворной иконе подробну. И протосингел де Гавриил у него тое чюдотворную икону взял, а дал ему за нее 400 ефимков. А тому де, как протосингел у того греченина тое чюдотворную икону взял, ныне 7 лет, и по се де время та чюдотворная икона была у того /л. 23/ протосингела, а как де та чюдотворная икона была у протосингела, и от нее де было многое исцеление.

А просили де у протосингела тое чюдотворные иконы патриархи цареградцкой Паисей, что ныне отставлен, да онтиохийской, что ныне в Волоской земле и идет ко государю, для того, чтоб тому бывшему цареградцкому патриарху послать тое чюдотворную икону ко государю от себя, а антиохийский патриарх просил, чтоб ко государю привесть тое чюдотворную икону ему, патриарху, самому, о том де антиохийский патриарх у протосингела просил гораздо и давал ему за тое икону 500 ефимков и болши. И протосингел де тем патриархом тое чюдотворные иконы не дал.

Да и иные де многие благочестивые люди, ведая про тое чюдотворную икону, у протосингела за многие денги тое чюдотворные иконы /л. 24/ добивалися, толко де протосингел от себя тое иконы никуда отпустить не хотел. А ему де, Дмитрею, тот ерусалимского патриарха протосингел отец духовной.

И он де, Дмитрей, памятуя к себе государскую премногую милость и жалованье и ведая ево государя благочестивого и о християнской вере поборателя и хотя ему, великому государю, совершенно службу свою объявити, говорил тому протосингелу, что у него, протосингела, тое чюдотворные иконы пречистые Богородицы Лахернские просили патриархи цареградцкой и антиохийской честью, и он тое чюдотворные иконы им не дал, а впредь цареградцкой патриарх будет похочет, и он у нево тое чюдотворную икону велить взять и неволею, и он бы, протосингел, ведая тое чюдотворные иконы к греченину, у ково она была наперед ево, протосингела, явление, чтоб тое иконы ему, греченину, у себя /л. 25/ в дому не держати, а отпустити ее в християнское государство к благочестивому царю, также и к великому государю к его царскому величеству християнскому государю службу свою показал, послал тое чюдотворную икону пречистые Богородицы Лахернские к нему, великому государю християнскому, с ним, Дмитреем, а ему, протосингелу, будет за то государева милость и жалованье, и государевым де жалованьем протосингела он, Дмитрей, обнадежил. И протосингел де тое чюдотворные иконы никому не дал, а послал с ним, Дмитреем, ко государю. А толко де приедет ко государю антиохийский патриарх, и будет изволит государь и велит о той чюдотворной иконе ево, патриарха, роспросить, и патриарх де о той чюдотворной иконе скажет тож, что и он, Дмитрей, сказал. /л. 26/

А как де тое церковь пречистые Богородицы Лахернские, где изначала была та чюдотворная икона, турки разорили, и ис под тое де церкви ис под сводов, на чем была поставлена та церковь, течет и доныне святая вода.

А блиско де того места, где была та церковь, ныне есть две церкви во имя Иванна Богослова да Дмитрея Селунского. И в великой де пост, как бывает празднество пречистой Богородице акафисту, да июля во 2-м числе греки приходят к той святой воде многие люди, а от тех де церквей от Иванна Богослова и от Дмитрея Селунского по патриаршу приказу приходят священницы со иконы и на том месте, подшед под своды, молебствуют, и бывает де в то время ото всяких болезней, хто тою святою водою омыет лице свое, проща великая, и в домы де к себе греки для милосердия божия тое святую воду емлют. /л. 27/

А течет де та святая вода под городовую стену да в море, а июля со 2-го числа, как у той святой воды бывает празднество, в море, где потопли кагана скифского карабли, вода бывает кровова сентября до 1-го числа, а с сентября бывает в своем существе по-прежнему.

А оберегает де того места, откуды течет та святая вода, руская полонянка для того, что ей указано с тех людей, хто к той святой воде придет, по денге с человека, и тем она питаетца. А та де полонянка бусурманена».

Эту же историю обретения иконы Влахернской Богоматери, хотя и с меньшими подробностями и некоторыми отличиями в сравнении с рассказом Дмитрия Остафьева, излагает грамота константинопольского патриарха Паисия и синода, данная протосинкелу Гавриилу в марте 1653 г. и свидетельствующая о подлинности имеющейся у него иконы. Документ, доставленный в Москву вместе с иконой, хранится в Российском государственном архиве древних актов – ф. 52, оп. 2, № 488. Приводим его текст в переводе с греческого.

Повсюду (пребывающим) царям благочестивых христиан, патриархам, митрополитам, архиепископам и епископам, государям, правителям и наместникам и всякому благочестивому (христианину) благодать, мир и милость от Бога Вседержителя. Помимо прочего, нашей в высшей степени необходимой и вверенной нам обязанностью является забота о духовном попечении и создание того, что есть предмет благоговения и причина спасения. Что для духовного заступника поистине самое, и не только необходимое, как не предоставление христианам оснований благочестия и спасения?

Таковым (основанием) является сия достойная наивысшего благоговения и почитания священнейшая и всечестная икона пресвятой девы Богородицы Марии вместе с единородным ее сыном Господом нашим Иисусом Христом из-за своей древности и потому, что, как мы, испытав, проведали, она изготовлена многоценным смешением разных святых мощей и благоуханий, но потому, что она – та самая прославленная икона (и это явствует из древнейшей на ней надписи), которая в знаменитой и пречестной обители Богоматери во Влахернах творила многие чудеса в те времена, когда процветало царство ромеев. То многославное чудо, как повествуют истории, случилось в царство славного василевса Ираклия, при патриархе Константинополя Сергии: когда обступило Царьград бесчисленное воинство варваров и с суши, и с моря, ее божественной милостью и силой все было сокрушено и истреблено, и Город избавлен от великих опасностей.

Когда же по грехам, их же ведает Господь, Царьград – увы! – был взят (турками) и вся его красота была разорена, тогда же был уничтожен и сей священный и славный монастырь, превратившийся, увы, в развалины, достойные слез и стенаний. Оттуда, как кажется, некие благочестивые (люди) взяли это многоценное сокровище и перенесли в девичий монастырь Спасителя Христа Вседержителя, бывший уже (о горе, Христе царю!) мечетью с названием зегреки. Вскоре после того, как этот монастырь оказался у варваров и стал их святыней, христиане, как некогда священный мандилион Спаса Христа, вложили сию пресвятую икону в окно, поставили перед ней серебряные лампады и иные сосуды и замазали снаружи известью, дабы ее не было видно. По прошествии же времени смотритель мечети, желая для большего света сделать окошко, быть может, по божию повелению, дабы многоценное сие сокровище не оставалось неизвестным, вскрыл то место, где была сокрыта священная икона, и, обретя ее, снял все ее украшение и в таком виде отдал ее некой женщине из тех, что живут поблизости. Она же, желая продать ее за деньги, первым по божию произволению нашла преподобнейшего во иеромонахах и духовных отцах кир Гавриила, протосинкела иерусалимского, которому и отдала за деньги многоценное сокровище. Поэтому преподобнейший муж ради большей верности попросил у нас сию свидетельствованную грамоту, дабы побуждать благочестивых к еще большему благочестию, и мы дали ее и свидетельствуем всем благочестивым о том, что это – та самая всечестная и всечтимая чудотворная икона Богоматери во Влахернах, дороже многоценных камней и несравненно славнее всякого золотого сокровища, и побуждаем всех благочестивых чтить ее с благоговением, как подобает, и прикладываться к ней ради пользы и освящения души и тела, во славу и честь Бога.

В лето от Рождества Христова 1653 месяца марта, индикта 6-го.

[Подписи]

+ (архиепископ) Кесарий Каппадокийской Анфим.

+ Селевскийский Венедикт.

+ Хиосский Парфений.

+ Браиловский Мелетий.

+ Халкидонский Гавриил.

+ сакелларий Великой церкви Андроник.

+ протонотарий Великой церкви Филипп подтверждаю.

+ протапостилларий Великой церкви Константин.

+ дикеофилак Великой церкви Михаил.

+ тавуларий Великой церкви Георгий.

+ великий логофет Димитрий.

+ великий ритор Великой церкви Иоанн.

+ протэкдик Великой церкви, увидев ее (икону), свидетельствую.

+ логофет Великой церкви Николай.

+ ипомниматограф Великой церкви Константин.

+ Хрисафа, доместик Великой церкви Христовой.

+ приммикирий Великой церкви Диамандис».

1653 год оказался исключительно плодотворным в плане перемещения в русскую столицу христианской святыни православного Востока. Но Москва не только обогатилась как крупнейший центр православия благодаря получению главы св. Григория Богослова и иконы Влахернской Богоматери. Именно в этом году русское правительство предпринимает те действия, которые вскоре приводят к появлению в Москве еще двух реликвий христианства, хранившихся до середины XVII в. в Ватопедском монастыре на Афоне, – Животворящего Креста и главы св. Иоанна Златоуста.

С Ватопедским монастырем Россия имела давние и прочные связи. Ставшая хорошо известной русским людям, по крайней мере, с первой четверти XVI в., с момента прибытия в Россию Максима Грека, эта обитель к концу столетия становится одним из привилегированных центров Христианского Востока, имевших постоянные отношения с Московией, и получает жалованные грамоты царей Федора Ивановича и Бориса Годунова. В XVII столетии связи Ватопеда и Москвы еще более укрепляются. В значительной мере этому способствовало перемещение с Афона в Россию указанных выше реликвий.

Впервые о существовании в Ватопеде «Креста Животворящего древа, на нем же распят бысть Господь наш Иисус Христос, с которым ходили благочестивые греческие цари на недругов своих, царь Костянтин и иные древные цари...»³⁹, русскому правительству стало известно в 1629 г.: приехавший вторично (после 1625 г.) в августе этого года в Москву ватопедский архимандрит Игнатий, находясь здесь несколько месяцев⁴⁰ в надежде не только получить милостыню для своего монастыря, но и остаться в Москве на постоянное жительство⁴¹, по-видимому, немало рассказывал о Ватопеде не только в Посольском приказе, но и обитателям московской греческой колонии. Одним из них был митрополит веррийский Аверкий, находившийся в Москве с 1628 г.⁴² Ему-то архимандрит Игнатий и поведал о хранящемся в Ватопеде Животворящем Кресте, который можно было бы – с благословения константинопольского патриарха – принести на время в Москву для поклонения. Все это было передано митрополитом Аверкием царю и патриарху Филарету Никитичу, и в конце декабря 1629 г. царь Михаил Федорович и патриарх Филарет делают попытку получить хотя бы на короткий срок столь знаменитую реликвию⁴³. Приводим текст царской грамоты (по «отпуску», черновику Посольского приказа) константинопольскому патриарху Кириллу Лукарису⁴⁴.

«/л. 22/ Кирилу божиею милостию архиепископу Костянтинаполя Нового Рима и вселенскому патриарху.

Извещал нашему царскому величеству и отцу нашему великому государю святейшему патриарху Филарету Никитичю Московскому и всеа Русии богомолец наш верейской митрополит Аверкей, сказывал де ему, Аверкию, Ватопетцкого монастыря архимандрит Игнатей, которой приезжал к нам для милостини, есть де в Афонской горе в Ватопетцком монастыре /л. 23/ Крест Животворящего древа, на нем же распят бысть Господь наш Иисус Христос, с которым ходили благочестивые греческие цари на недругов своих, царь Костянтин и иные древные цари, и их верою и прошеньем Бог им даровал победу на недругов их. И архимарит де того Ватопетцкого монастыря и братья хотят того, чтоб тот Крест Животворящего древа допровадить … /л. 24/ великому государю и к отцу нашему к великому государю святейшему патриарху в наше государство, а без вашего святителского благословения и повеленья того учинить не смеют, и говорил нам, чтоб нам о том отписати к вашему святейшеству, а ему де без твоего святителского благословения промыслити тем не умет и не смеет тебя, святителя. И мы Ватопедцкого монастыря архимарита Игнатья, пожаловав нашим государским жалованьем, отпустили назад, в Ватопедцкой монастырь, а велели ему тот Крест Животворящего древа, доложа вашего святейшества, как вы укажете и повелите, привести к нам на покланяние и на освящение нам и всем православным христьяном.

И вашему б святителству для нас, великого государя, и для отца нашего, великого государя святейшего патриарха, велети того Ватопедцкого монастыря архимариту и братье о том поговорити и ... благословити, чтоб они тот Животворящий Крест к нам и к отцу нашему, к великому государю /л. 25/ святейшему патриарху, в наше государство прислали с архимаритом или с старцы того ж Ватопедцкого монастыря или с кем пригоже! А как ... даст Бог вашим святителским благословением и повелением тот Животворящий Крест Христов Ватопедцкого монастыря архимарит или старцы к нашему царскому величеству и к отцу нашему, к великому государю святейшему патриарху, в наше царство приведут, и наше царское величество и отец наш, великий государь святейший патриарх Филарет Никитич Московский и всеа Русии, вашего святителства тщания в забвенье не учиним и будем тебя против того дарити, а того Ватопедцкого монастыря архимарита и старцов пожалуем нашим великим жалованьем, и вашему б святейшеству о том порадети со тщанием, чтоб тот Животворящий Крест Христов был у нас в нашем государстве.

Писано в государствия нашего дворе в царствующем граде Москве лета от создания миру 7138-го декабря 27 дня».

Однако действия русского правительства не дали никакого результата. На протяжении последующих лет, вплоть до 1652 г., во время посещений России ватопедскими монахами⁴⁵ вопрос о принесении со Святой Горы Животворящего Креста, по-видимому, даже не затрагивался – в документах, во всяком случае, мы не находим об этом никаких сведений.

23 августа 1652 г. в пограничный Путивль приехала очередная группа ватопедских старцев во главе с архимандритом Дамаскиным. На сей раз Ватопед нуждался не просто в очередной милостыне, но в огромной сумме денег – 2 тысячи рублей – для обновления росписи монастырского собора. Зная об интересе московских правителей к священным реликвиям православного Востока, архимандрит Дамаскин счел необходимым привлечь особое внимание к своей обители, напомнив о находящемся в ней Животворящем Кресте, а также рассказав и об имеющейся у ватопедцев главе св. Иоанна Златоуста, привезенной в монастырь, по его словам, византийским императором Иоанном Кантакузином⁴⁶. Предвидя интерес царя Алексея Михайловича и недавно избранного патриарха Никона к эти святыням и, скорее всего, зная о попытке русского правительства в 1629 г. получить из Ватопеда Животворящий Крест, Дамаскин счел необходимым сделать следующую оговорку: «...и положили де те благочестивые цари на тот монастырь клятву в том, чтоб тот Крест Господень и главу ис того монастыря никуды не отдавати доколе и мир стоит...»⁴⁷.

Расчет ватопедского архимандрита оказался верным: монастырю не только были выданы жалование соболями⁴⁸ и деньги на известь для начала работ по восстановлению собора⁴⁹, но и дано царское обещание выделить всю необходимую сумму «на церковное строение на стенное писмо»⁵⁰ – для этого монастырские власти должны были доставить в Москву для поклонения Животворящий Крест и главу св. Иоанна Златоуста. Отправляя в январе 1653 г. свою грамоту ватопедскому игумену Феодосию и всей братии, царь Алексей Михайлович писал: «А мы, великий государь, за то вас пожалуем нашим царским жалованьем, а той Животворящий Крест Господень и Златоустову главу видев, пришлем к вам с тем же человеком, с кем вы к нам, великому государю, пришлете...»⁵¹.

Возвратившись в Ватопед и заручившись согласием братии отпустить в Москву на время свои реликвии, архимандрит Дамаскин, надеясь на царское обещание, «занял с поруками» 2 тысячи рублей, закупил необходимые материалы, нанял иконописцев и начал восстановление собора и его роспись⁵². Затем он вновь отправился в Россию, на сей раз – с ватопедскими святынями. Поскольку в это время шла война с Польшей и царь Алексей Михайлович находился в Шклове, архимандрит Дамаскин доставил свою драгоценную ношу именно сюда⁵³. Получив желанные реликвии, царь отправил греков ждать своего приезда в Москву⁵⁴.

После возвращения Алексея Михайловича в столицу Дамаскин надеялся, получив обещанные деньги и привезенные им Крест и главу, отправиться на Св. Гору. Время, однако, шло, а греки продолжали сидеть в Москве без какого-либо царского решения. Тогда архимандрит Дамаскин обращается к Алексею Михайловичу с большой челобитной, где описывает историю переговоров о святынях во время своего предыдущего приезда в Россию, говорит о царском обещании дать монастырю 2 тысячи рублей на роспись собора, сообщает об уже организованных им в связи с этим работах и, понимая, как трудно царю расстаться с реликвиями, просит его выдать деньги и «свой царьской указ учинить, назад ли отпустить или здесь на Москве у своей царьской пресветлой милости изволишь той святыне быть, и в котором году сколким нам, богомолцам твоим, для той святыни быть, и о том вели, государь, нам дать свою царьскую грамоту в монастырь к братии, с чем бы нам, богомолцам твоим, к братье появитца и впредь по чем бы нам быть к твоему царьскому величеству для той святыни к Москве.. .»⁵⁵.

10 марта 1656 г. была написана царская грамота в Ватопед следующего содержания⁵⁶:

«Божиею милостию от великого государя царя и великого князя Алексея Михайловича всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержца и многих государств и земель восточных и западных и северных отчича и дедича и наследника и государя и облаадателя Афонские Горы Благовещенского Ватопецкого монастыря наместнику Леонтию з братьею.

В прошлом во 163-м году приезжал к нам, великому государю, в полки Благовещенского Ватопецкого монастыря архимарит Дамаскин и привез святыни животворящий крест Господень да главу великого святителя Иоанна Златоустаго, и мы, великий государь, изволили тое святыню оставить у нас, великого государя. И архимарит Дамаскин бил челом, чтоб той святыне побыть у нас, великого государя, на время да опять к вам в монастырь прислать, а до коих мест той святыни у нас, великого государя, побыть, и о том бы велеть отписать к вам в нашей государской грамоте, да нам же б, великому государю, пожаловать вас, велеть дать вам в монастырь для церковные подписки нашего государского жалованья.

И мы, великий государь, тое святыню Животворящий Крест Господень и главу Иоанна Златоустаго изволили оставить у нас, великого государя, на время лет на дватцать или менши, на сколко лет доведетца, а в монастырь ваш послали нашего государского жалованья на милостину с архимаритом Дамаскиным соболми на тысячю рублев да денгами на четыреста рублев, да сверх того ему ж, архимариту, дано нашего государского жалованья за всякие дорожные протори четыреста ж рублев. И вам бы, наместнику Леонтию з братьею, о той святыне, что ныне оставлена у нас, великого государя, на время, сумненья и оскорбленья никакова не иметь.

Писан в государствия нашего дворе в царствующем граде Москве лета от создания миру 7164-го месяца марта 10-го дня».

Как видим, свое обещание, данное ватопедцам в 1653 г., вернуть в монастырь реликвии «с тем же человеком, с кем вы к нам ... пришлете», царь нарушил, оставив Животворящий Крест и главу св. Иоанна Златоуста в Москве «лет на дватцать или менши, на сколко лет доведетца». Нельзя, правда, не признать, что Алексей Михайлович, лишая на долгое время Ватопедский монастырь его главных святынь, привлекавших паломников прежде всего православного Востока, выплатил обители единовременно громадную сумму – 1400 рублей жалованья монастырю и 400 рублей архимандриту Дамаскину (напомним, что за главу св. Григория Богослова иеромонах Григорий получил 150 рублей, а за икону Богоматери Влахернской протосинкелу Гавриилу было послано 200 рублей).

Утратив свои знаменитые реликвии, ватопедские монахи на протяжении последующих, по крайней мере, трех десятилетий неоднократно пытаются получить их обратно. Однако русское правительство, дабы не обсуждать эту тему, применяет обычный для него в таких случаях прием: ватопедские старцы, приезжающие в Путивль с намерением добраться затем до Москвы и получить по жалованной грамоте материальную помощь, не пропускаются к столице, но наделяются милостыней из путивльских доходов и затем отсылаются с границы восвояси. Так было с ватопедским архимандритом Макарием⁵⁷, а затем с экклисиархом Лукой⁵⁸. Когда же Лука в составе большой группы афонских монахов в апреле 1665 г. все же достиг Москвы и поведал здесь о преследованиях со стороны турок, которые, узнав об утрате Ватопедом реликвий, грозили вконец разорить монастырь, а также о проклятиях единоверцев, считавших, что монахи продали святыню в Россию, и вновь обратился с просьбой о возвращении Животворящего Креста и главы св. Иоанна Златоуста, царь Алексей Михайлович в своем обширном послании на Св. Гору⁵⁹ заявил: «Такой святыне под властью бусурман быть недостойно, поэтому обратно она отослана не будет»⁶⁰. Экклисиарх Лука получил для монастыря жалованье соболями на тысячу рублей и царское обещание награждать Ватопед при каждом приезде его монахов по жалованной грамоте. Сопровождавший Луку келарь Кирилл, проявивший неуступчивость и требовавший возврата святыни, был «за его бесчинство» сослан в Соловки⁶¹. Так через 10 лет после привоза в Москву ватопедских реликвий русским правительством было официально заявлено об отказе вернуть их своим владельцам.

Тем не менее, ватопедцы продолжали настаивать на своем вплоть до 1683 г., когда в Москву для «освобождения» реликвий был послан архимандрит Дометиан⁶². Он же привез с собой выданную Ватопеду в 1646 г. царем Алексеем Михайловичем жалованную грамоту с просьбой переписать ее от имени новых правителей. Получив новую жалованную грамоту⁶³ и деньги для монастыря, Дометиан вместе с освобожденным келарем Кириллом был отпущен на Св. Гору; в жалованной грамоте Ватопеду от имени царей Ивана и Петра было заявлено, что Крест и Глава были привезены Алексею Михайловичу на сохранение «от насилия нечестиваго агарянского». И когда в 1688 г. в Москве появился очередной посланник монастыря – архимандрит Козма, имевший при себе три грамоты – к царям Ивану и Петру, к царевне Софье и к князю Василию Васильевичу Голицыну⁶⁴ – с просьбами о разного рода материальной помощи Ватопеду, никаких требований о возврате реликвий в этих документах уже не содержалось. Отвечая монастырским властям и братии, русские правители сами затронули эту тему, завершив – раз и навсегда – ее обсуждение следующими словами: «И мы, пресветлейшие и державнейшие великие государи цари и великие князи Иоанн Алексеевич, Петр Алексеевич и великая государыня благоверная царевна и великая княжна София Алексеевна, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцы, указали вышеимянованной святыни быть в нашем царствующем велицем граде Москве для того, что привезена та святыня ко отцу нашему блаженные и вечнодостойные памяти к великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всеа Великия и Малыя и Белыя Росии самодержцу на сохранение от насилия нечестиваго агарянского»⁶⁵.

Исполнив просьбы ватопедцев о замене жалования монастырю соболями на жалование деньгами и о выдаче средств на ремонт водопровода, а также обновив свою собственную жалованную грамоту 1683 г., цари обязались впредь постоянно помогать этой святогорской обители. Это обещание неукоснительно выполнялось еще долгие годы⁶⁶. Что же касается ватопедских реликвий, то они так и остались в русской столице⁶⁷.

Ватопедские старцы, однако, не смогли смириться с этой утратой. В 1744 г., когда Василий Григорович-Барский посетил Ватопедский монастырь, он увидел там среди мощей и главу св. Иоанна Златоуста. Обратившись к тексту «Проскинитария Св. Горы», изданного в Венеции на средства агиоритов, он встретил там разъяснение, будто ватопедские монахи в 1655 г. принесли в Россию не главу Златоуста, а в ковчеге от нее – главу св. Андрея Критского. Однако ватопедский скевофилак в ответ на вопрос русского путешественника ответил, «яко ложь напечатася в Поклоннику (то есть в Проскинитарии. – Б. Ф.)⁶⁸

Проследив по документам историю перенесения ватопедских реликвий в Москву, мы можем утверждать, что легенда (живущая, кстати говоря, в монастыре и по сей день) о замене главы св. Иоанна Златоуста главой св. Андрея Критского появилась на свет вскоре после 1688 г.