Азбука веры Православная библиотека архиепископ Димитрий (Муретов) О путях Промысла Божия в обращении грешников и о путях покаяния для обращаемых

О путях Промысла Божия в обращении грешников и о путях покаяния для обращаемых

Все пути промысла Божия о роде человеческом и для всякого поучительны. Каждое действие Божественное есть урок, которым человек должен, если может, воспользоваться к собственному наставлению и утешению. Поучаться таким образом в путях Промысла Божия было всегдашним, любимым упражнением мужей благочестивых.

Еще поучительнее и необходимее для человека-грешника наблюдать пути Промысла Божия в обращении подобных ему грешников. Здесь-то преимущественно Бог, промышляющий о роде человеческом, является любвеобильным Отцом, Который не хочет смерти самого преступника Его закона, с неизреченной любовью взыскует погибшего, и всеми мерами премудрости Своей ведет к Своему возлюбленному Сыну, Который Един воскрешает мертвых, исцеляет болящих, спасает погибающих. И человек, если не хочет подвергнуться вечной погибели, должен совершенно предаться водительству Божию, по крайней мере, не идти явно вопреки намерениям Его. Для сего он должен научиться различать пути, коими благость Божия ведет его к покаянию; – узнавать глас благодати Божией, дабы с усердием внимать ему.

Но при размышлении о действиях Промысла Божия, в отношении к роду человеческому, не должно забывать, что каждое действие Божие всегда носит на себе печать непостижимости и таинственности; – иначе оно ничем не различалось бы от действий человеческих. Чтобы вполне постигнуть эти действия, надлежало бы проникнуть в самое начало их, которое сокрыто в таинстве сокровенных советов Божиих; но кто уразуме ум Господень, или кто советник Ему бысть? (Римл.11:34–35). При том в обращении каждого грешника у Промысла Божия, некоторым образом, особый образ действий, сообразный личным свойствам человека и обстоятельствам, в которых он поставлен. Потому исчислить и указать все возможные пути, которыми благодать Божия ведет грешников ко спасению, значило бы посягнуть на невозможное. – Не усиливаясь изъяснить непостижимое, или исчислить неисчислимое, мы сделаем одно общее обозрение разнообразных путей Промысла Божия в обращении грешников, основанное на опытах людей обращенных, дабы видеть – сколько можно видеть – 1) как действует Бог в обращении грешника и 2) как должен действовать человек-грешник, чтобы действия благодати беспрепятственно достигали своей цели. Нет нужды напоминать, что не удовлетворения любопытству, а существенной пользы душевной должно искать в подобных размышлениях.

I.

Разительными чертами описывают Слово Божие несчастное состояние человека-грешника. То представляет его погруженным в глубокий, мертвенный сон, который чем продолжительнее, тем становится глубже и непробуднее: потребна посторонняя сила, чтобы прервать сей неестественный сон; нужно взывать крепким гласом: возстани спяй! (Еф.5:14). – То прямо называет его мертвым и погибшим. (Лк. 15:24,32. Еф.2:1): необновленный благодатью, он подобен виденному Иезекиилем полю, полному костей мертвых и сухих зело (Иез.37:2), которые – только по всемогущему гласу Адонаи Господа – начинают двигаться и совокупляться кость к кости, чтобы образовать нового человека. Это показывает, что грешник до того успевает привыкнуть к своему несчастному состоянию, что вовсе не почитает его худым, не чувствует своей бедности, живет в совершенном спокойствии и беспечности; ему и на мысль не приходит, что должно перемениться нравственно, сделаться иным, новым человеком.

Эта мрачная картина греховного усыпления всегда и у каждого перед глазами. Во все времена замечали, что не много идущих по трудному и неровному пути к Царствию Божию; большая же часть рода человеческого блуждает по распутьям, которых множество устроил хитрый враг, и которые все гладки и приятны по виду. Есть путь грубости и невежества: идущий по нему водится слепо одними чувствами, или руководствуется правилами, перенятыми от других, не заботясь о том, хороши ли они, или худы; и даже, когда другие напоминают ему, что он действует не так, как бы надлежало, он извиняется своим неведением, ни сколько не стараясь освободиться от него: это мягкое возглавие, на котором ему приятно покоиться, с которым расстаться тяжело! – Есть путь сластолюбия и плотоугодия: блуждающий по нему беспокоиться только тогда, когда любимая страсть его не имеет для себя пищи; страшится только того, что неприятно его чувственности; во всех других случаях он совершенно покоен и даже не подозревает, что состояние его худо и опасно. Есть путь внешней честности и доброты, который не менее других опасен. Исполняя тщательно гражданские обязанности, соблюдая внешние церковные обряды и постановления, человек легко успокаивается на этой, так сказать, скорлупе нравственного совершенства, которая не требует от него больших жертв, – не заботясь об исправлении сердца, которое, при всей видимой доброте, остается вместилищем страстей, нечистых помыслов и желаний. Личина добра скрывает от него самого безобразный вид сердца. – Есть путь скрытности и лицемерия, которое иные поставляют себе единственным правилом поведения в жизни. Лицемер, хотя и сознает, по-видимому, нужду быть лучшим, но в самом деле далек от мысли о своем исправлении. Он видит, что и одна личина добра доставляет ему во внешних отношениях к людям все то, что может доставить истинная доброта сердца; – цель его достигнута, – и он спокоен. Есть, наконец, путь совершенного ожесточения, когда от частого повторения порочных действий снискивают привычку к ним, обращающуюся нередко в потребность творить злое: для такого человека мысль об исправлении сердца, о добродетели, о спасении делается не только неприятной, но и ненавистной.

Возбудить грешника от этого гибельного усыпления, нарушить его смертный покой, открыть пред ним ужасную бездну погибели, в которую он час от часу ниспадает глубже, привести в сознание своего несчастного состояния, поселить опасение и страх, и таким образом пробудить в нем желание спасения – есть дело Божие: Бог один производит в нас и хотение и действие по Своему благоволению (Флп.2:13). И к сему-то направлены все призывания и гласы неисповедимой любви Божией; для сего-то Иисус Христос стоит у двери сердца всякого грешника, и стучит (Откр.3:20).

Дело это по существу своему всегда одинаково: ибо всегда состоит в пробуждении грешника от усыпления в обращении сердца его от греха к благодати, от ада к небу, от дьявола к Богу. Но в приложении к каждому человеку в частности, в отношении к средствам, помощью которых производится, ‑ становится разнообразным до бесконечности. Каждый человек, кроме общей всем порчи, имеет в своем греховном состоянии нечто свое личное, ему одному принадлежащее; потому и обращение каждого имеет в себе нечто особенное. С другой стороны, нет вещи в мире и происшествия в жизни. Которые в руках Промысла Божия не могли бы служить средствами к пробуждению грешника: отсюда и пути Промысла в обращении грешников разнообразны также до бесконечности. Впрочем, при всем разнообразии, есть некоторые общие виды действий благодати Божией, которые могут быть указаны.

Промысл Божий вообще любит как бы сокрывать свои действия в обыкновенных действиях природы и даже в случайных действиях свободы человеческой, направляя те и другие к благим целям своей Премудрости. Но иногда законы естественные становятся недостаточными к достижению сих целей, и обыкновенный круг событий не вмещает полноты действий Божественных: тогда рука Божия употребляет силы высшие, действует необыкновенно, сверхъестественно. Потому действия благодати Божией в обращении грешников, или точнее сказать – возбуждения грешника от сна греховного бывают или необыкновенные – чудесные, или обыкновенные – естественные.

Святая Вера говорит нам, что вместе с тем, как Единородный Сын Отца Небесного восприял на Себя дело искупления падшего рода человеческого, все небеса подвиглись, так сказать, на сие великое дело неизреченной любви Божией; слуги Божии соделались служебными духами, в служение посылаемыми за хотящих наследовать спасение (Евр.1:14) Любвеобильные Отец Небесный, не пощадив Единородного Сына для спасения грешников, не щадит и всего могущества Своего для вразумления их и обращения к Своему Сыну. И общая история рода человеческого, и частная история жизни некоторых людей единогласно свидетельствуют, что нельзя почти представить ничего чудесного, чего не было бы употреблено Богом для возбуждения грешников, и не было почти чуда, которое было бы сотворено не для сей цели. Иногда Отец Небесный богатством необыкновенных благодеяний и даров Своих хочет взыскать и привлечь к Себе заблудших чад Своих. Чего не сделал Он, чтобы обратить к Себе сердца жестоковыйных израильтян, в которых египетское рабство до того погасило веру в Бога-Помощника, что и после многократных чудес они сомневались еще, глаголющее: аще есть в нас Господь, или ни (Исх.17:7). Рукой крепкой и мышцей высокой извлек Он их из Египта, разделил море и сокрыл от преследования фараона, в бесплодной пустыне питал их хлебом небесным, поил водой из камня. Весь этот ряд чудес направлен был к тому, да увидят, как говорит Сам Бог, яко Аз есмь Господь (Исх.16:12). С явлением на земле Сына Божия, любовь Его излилась, так сказать, в благодетельных чудесах. Иисус Христос и Сам во время земной жизни Своей более всего привлекал к Себе сердца людей чудесным благодетельствованием несчастным, так что большая часть первых его последователей были люди, освобожденные Им от неисцельных болезней и мучительства бесов; и, посылая учеников Своих на проповедь, заповедал им: болящих исцеляйте, прокаженных очищайте, мертвых воскрешайте, бесов изгоняйте: туне приясте, туне дадите (Мф.10:8); и сим-то путем в краткое время привлечены ко Христу многие тысячи последователей. Рука Божия не сокращается и доныне в поднятии чудесных благодеяний: история чудотворных икон и чудодейственных мощей Святых Божиих в Церкви Христовой свидетельствует, что любовь Божия и ныне, как и всегда, обилием благодеяний своих возбуждает грешников взыскивать Господа, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас (Деян.17:27); и есть без сомнения люди, которые внемлют гласу Божию, и, при чудесном врачевании тела, начинают врачевать душу свою покаянием1.

Путь сей к возбуждению грешников наиболее свойствен Промыслу Божию: Всеблагому свойственно благотворить и самым преступникам закона; благим побеждать злое есть постоянный закон действий Божественных. Но огрубевшее сердце человека большей частью нечувствительно к благодеяниям: почему Бог нередко находит нужным напоминать о Себе людям необыкновенными и чудесными казнями. Пример фараона показывает, до какой степени человек может иногда смежить очи свои, чтобы не видеть руки Божией там, где она является как бы осязательно; – заградить слух свой, чтобы не слышать гласа Божия тогда, когда он не может не быть слышим; – окаменить сердце свое, чтобы не чувствовать силы Божией и тогда, когда является она видимо. Но благодать Божия, силой чудесных казней, совершенных над Египтом, проникла и в это ожесточенное сердце и поразило его так сильно, что фараон, чувствуя отяготевшую на себе руку Божию, неоднократно говорил: согреших ныне: Господь праведен, аз же и люди мои нечестивы (Исх.9:27,10:28). Навуходоносор, несмотря на увещания и советы Пророка Божия, величается делами рук сових и не находит подобного себе на земле, забывая, что владеет Вышний царством человеческим, и ему же восхочет, даст е (Дан.4:14). Но повержение гордого царя в скотское состояние вразумило его; и он Вышнего благословил и живущего во веки похвалил и прославил (Дан.4:31).

Иногда Господь Бог останавливает грешника на пути беззакония какими-либо необыкновенными случаями в жизни, которые тем глубже проникают в душу, чем внезапнее и неожиданнее поражают ее. Грешница Мария, привлеченная любопытством в Иерусалим, вместе с другими идет в храм, где находилось животворящее древо Креста Господня; но неизвестная сила возбраняет ей вход и отревает грешницу от церковного порога. Несколько раз, всегда с новым усилием, она возобновляла свое покушение, и столько же раз неведомая сила отревала ее: церковный порог при всем усилии оставался для нее недоступным. Пораженная чудом, она невольно углубилась в саму себя, стараясь открыть причину странного явления. Благодать Божия, ожидавшая, так сказать, этой минуты, озарила ум ее: – и она, увидев с одной стороны бездну греха, в которой находилась, с другой бездну милосердия Божия, доселе щадившего ее, и долготерпеливо ожидавшего ее обращения, – в слезах раскаяния пала пред иконой Богоматери, призывая Пресвятую Деву во свидетельство искренности своего покаяния2.

Иногда Иисус Христос, как бы не полагаясь на силу и действительность всех средств к возбуждению грешника, является Сам, чтобы удержать его от дальнейшего преуспеяния в беззакониях; или являет знамения Своего присутствия, которые дают разуметь грешнику, что Сам Господь, хотя невидимо, но непрестанно присущ ему, видит все мысли и дела его. Гонитель Савл, дыша угрозами и убийством на учеников Господних, отправляется в Дамаск, чтобы находящихся там христиан привести в Иерусалим. Свет небесный внезапно осиявает гонителя на пути. Сам Господь Иисус говорит ему кротким гласом: Савл, Савл, что мя гониши? – И Савл уже не гонитель; он готов быть тем, чем угодно Господу: Господи, что мя хощешь творити (Деян.9:1–6). Юный военачальник Неаний, отправленный Диоклетианом из Антиохи в Александрию для преследования и мучения находившихся там христиан, путешествуя ночью внезапно при ясном небе остановлен был ослепительным блеском молнии: «Куда идешь и против кого ты вооружился Неаний?» воззвал к нему неведомый глас. «Иду, по повелению царскому, убивать верующих в Распятого» – отвечал трепещущий военачальник. «Неаний! И ты против меня?» продолжал прежний глас. «Но кто ты, Господи?» вопросил в смятении Неаний. Знамение креста из света и слова: «Я Иисус распятый» ‑ были ему ответом. Смятенный и трепещущий военачальник пал на лицо свое, и сделался христианином3.

Всего чаще и обыкновеннее Бог вразумляет грешника, или наставляет обращающегося различными явлениями во время сна. Сон отлучает на время душу человека от всего невидимого; от того душа самого рассеянного человека в состоянии сна бывает спокойнее, а потому способнее к приятию благих впечатлений. И сии-то минуты благодать Божия употребляет к тому, чтобы душу грешника, естественно уединившуюся на несколько времени от мира, отторгнуть от него навсегда и обратить к Богу. Примеры чудесных сновидений, которые служили побуждением к обращению грешников, многочисленны в истории. Ничтоже тебе и праведнику тому, говорила Пилату жена его, когда он слушал неправедные доносы на Единого не сотворившего зла, – много бо пострадах днесь во сне Его ради (Мф.27:19). Когда Авимелех, царь Герарский, взял к себе Сару, жену Авраама, то прииде Бог к Авимелеху ночью во сне, и рече ему: се ты умираешь жены ради сея, юже поял еси (Быт.20:3). Патермуфий – язычник, разбойник и гробокопатель, чтобы обокрасть жившую уединенно девственницу, в начале ночи скрылся на верху дома и там, в ожидании благоприятного времени, нечаянно заснул. Во сне предстал ему некий световидный муж, облеченный в царскую одежду, и строго обличая его злодеяния, требовал чтобы он соделался христианином и пустынником, угрожая в противном случае жестокой казнью. Устрашенный грозным видением Патермуфий немедленно, по пробуждении, принял св. крещение и удалился в пустыню4.

Иногда наконец как бы для опытного удовлетворения грешника в том, что ожидает его по смерти, Бог переносит на время душу его в другой мир посредством обмороков, и подъемля завесу, сокрывающую от нас состояние душ умерших братий наший, показывает грешнику, какие страшные истязания и муки ожидают его за гробом. Опыт показывает, что видения, соединенные с обмороками, глубоко проникают в сердце грешника, сильно потрясают его душу, и почти всегда сопровождаются решительной переменой жизни. Исихий Хоревитт, живя среди пустынников, долго и упорно сокрывал под одеждой иноческой сластолюбивое сердце. Ни увещания братий, ни пример строгой жизни их не действовали на лицемера: от первых он ограждался личиной добродетели, тщательно утаивая свои слабости; к последнему одебелевшее сердце было совершенно равнодушно. Благодать Божия проникла однако же и сквозь эту кору лицемерия. После часового обморока, в продолжение болезни, Исихий провел двенадцать лет в затворе в самых строгих подвигах покаяния5.

Нет, впрочем, нужды исчислять и описывать все виды чудес, которыми любовь Божия возбуждает грешников от их усыпления и беспечности. Довольно и сего краткого указания на некоторые виды чудесных обращений, чтобы видеть, как Отец Небесный, не хотящий смерти грешника, готов употребить все, только бы вразумить заблудших чад Своих и обратить их на путь покаяния. Опыт свидетельствует, что это попечение Божие о грешниках не остается без плода: самые ожесточенные и упорные враги Царства Христова соделываются нередко первыми слугами сего Царства, живыми членами тела Христова. Во все времена можно замечать то же, что заметил Ориген в свое время. «Многие, говорит он, как бы против воли своей обратились к христианству. Какая-то неизвестная сила истребила в душе их ненависть к христианскому учению, и вдохнула им ревность жертвовать за оное своей жизнью, представив душе их в бодрственном состоянии или во сне известные образы. Мы знаем много примеров, но не хотим описывать их: ибо несмотря на то, что мы были очевидцами, неверующие стали бы смеяться над нами; они подумали бы, что мы вымышляем подобные истории. Но, Бог свидетель нашей совести, мы не хотим утверждать Божественного учения Иисусова вымыслами»6. Но, с другой стороны, должно заметить, что Бог и не расточает чудес там, где они не нужны и бесполезны (Лк.23:8‑9). Желать видеть знамения и чудеса значит уже не доверять всемогуществу Божию; а в таком состоянии люди неспособны и недостойны видеть чудес (Мф.16:4); такие люди, аще кто из мертвых воскреснет, не имут веры (Лк.16:31). Обыкновенный и всегдашний образ действования Промысла Божия есть путь естественный; употреблять малые и обыкновенные средства к достижению великих и спасительных целей есть постоянный закон премудрости Божией. В сем отношении все и в человеке и вне его так устроено, все происшествия жизни человеческой так располагаются Верховной Мудростью, что все направлено к одной главной цели, – все служит к возбуждению и обращению грешника; ибо у Промысла Божия нет другой цели, кроме спасения человека.

И, во-первых, человек в самом себе постоянно слышит неумолкающий глас Божий; это совесть, которая всегда напоминает ему о необходимости обратиться к Богу и оставить жизнь греховную. Правда, грешник нередко успевает до того заглушить свою совесть, что она остается безмолвной свидетельницей и самых злодеяний его. Но зато и в жизни злодеев бывают минуты, когда совесть их, как бы по особенному велению Божию, с силой возрастает против них, преследует их терзаниями и муками, так что, по слову Писания, они бегают не единому же гонящу, – и таким образом приводит к раскаянию. В Египте был некто разбойник Моисей, за чрезвычайную силу телесную и особенную наглость и жестокость товарищи избрали его начальником своей шайки. Половину жизни Моисей провел в постыдном ремесле своем. Казалось, что огрубевшее в злодеяниях сердце уже неспособно было приять когда-либо, тихие внушения благодати Божией; но внезапно пробудившаяся совесть своими терзаниями сокрушила сердце Моисея: он оставил прежних товарищей своих злодеяний, тайно от них ушел в монастырь, и там подвигами покаяния удивил самых строгих подвижников7. Подобный Моисею, разбойник в пустыне Ермопольской – Давид, почувствовав упреки совести и размыслив о своем гибельном состоянии, оставил все, почти насильно принудил игумена одного монастыря постричь себя в монашество, и путем строжайшего воздержания и смирения восшел на такую высоту духовного совершенства, что сподобился чрез Архангела получить от Господа прощение грехов своих и дар чудотворений8.

Другой неумолкающий глас Бога, зовущего грешников к покаянию, есть Святое Слово Его, преподанное нам в Священном Писании. Сколь оно сильно было в устах самых Богодухновенных мужей, показывает пример Св. Апостолов. Одна проповедь Св. Петра обратила ко Христу и привела в раскаяние три тысячи слушателей (Деян.2:14‑41). Проповедь Св. Павла побеждала строптивую мудрость эллинов, изнеженность и сластолюбие роскошных римлян, буйство и упорство жестоковыйных иудеев. Но и преданное письму, оно сохраняет свою силу: живо бо слово Божие и действенно, и острейше всякого меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным (Евр.4:12); всегда полезно ко учению и к обличению (2Тим.3:16). Чтение Слова Божия препобеждает в людях самые закоренелые предрассудки, истребляет самое жестокое упорство. Еврей, невинно заключенный в темницу для рассеяния скуки, спросил у темничного стража какой-нибудь книги. У последнего был только Новый Завет, который тотчас и подан был еврею. – Еврей сначала бросил книгу с негодованием; но потом частью от скуки, частью из любопытства, а, может быть, с намерением посмеяться над христианами, начал читать ненавистную ему книгу. Простота и живость повествования Св. Евангелистов, привлекательность характера описываемого ими лица, скоро приохотили еврея к дальнейшему чтению. Он прочитал всю книгу с удовольствием; повторил еще раз, и потом, не рассуждая более, объявил намерение креститься9. Иногда одно, нечаянно услышанное, выражение Св. Писания потрясает душу человека и производит решительную перемену жизни. Св. Антоний, когда жил еще в своей деревне и в семействе, пришел некогда в храм во время чтения Евангелия; первые слова, коснувшиеся его слуха, были следующие: аще хочеши совершен быти, продаждь имение твое, и дай нищим, и имети имаши сокровище на небеси (Мф.19:21). Антоний тотчас же вышел из церкви, и, возвратившись домой, раздал имение свое и удалился в пустыню10.

Подобное действие производят на душу церковные обряды и священнодействия, особенно когда совершаются с торжественностью и благоговением, или если самые обряды имеют в себе нечто поразительное. «Не знаем», говорили послы Владимировы, бывшие в Константинопольском храме при служении Патриарха, – «не знаем, на земле или на небе мы были тогда: ибо на земле нет такой красоты и благогочиния; не можем всего объяснить, только знаем, что Бог там пребывает»11. В особенности же простые, солью Слова Божии растворенные и с участием сердца произносимые при Богослужении, поучения пастырей Церкви бывают орудиями благодати Божией к возбуждению грешников к покаянию. И, что особенно чудно, семя слова Божия упадает нередко на сердца таких людей, которые приходят в Церковь с рассеянной душой, с хладным и бесчувственным сердцем, не по внутреннему влечению и желанию получить пользу и назидание для души, а по какому-то безотчетному инстинкту, или просто для рассеяния. Один развратный юноша завлечен был другим в Церковь послушать певчих, но здесь услышал проповедь о блудном сыне. Ему казалось, что проповедник говорил именно о нем и даже смотрел на него, произнося проповедь. Несколько раз он покушался выйти из Церкви; но не смел тронуться с места. Прослушав проповедь до конца, он вышел уже в слезах раскаяния, и благодарил Бога, вразумившего его12.

Видимая природа, служа постоянно свидетельницей славы Божией, провозвестницей Его благости и премудрости, бывает нередко проповедницей покаяния для людей, забывающих о Творце Своем. Взгляд на небо, усеянное звездами, и всегда умиротворяет душу, предрасполагает ее к впечатлениям благим и мирным, возбуждает в сердце чувство благоговения к величию и премудрости Творца. Но иногда это чувство бывает так живо и сильно, что служит началом решительного обращения души к Богу. Юная дочь язычника, тщательно воспитываемая в идолопоклонстве, взирая на небо, убеждается в ничтожности идолов, которым кланялся отец ее: сердце ее ощущает бытие Бога истинного, хотя уста не умеют произнести Его имени; и когда христианский священник открыл ей имя Отца Небесного и возлюбленного Его Сына, юная дева охотно предала жизнь свою за Бога, Которого сердце ее возлюбило еще прежде, нежели уста могли изречь Его имя13. – В особенности же некоторые грозные явления природы сильно поражают сердце и закоренелых грешников. Летописец Зонарь рассказывает об императоре Анастасии (который восшел на престол ослепленного им Филиппика и принадлежал к числу иконоборцев), что он всякий раз при ударах грома содрогался до исступления14. Подобное действие оказывают на душу произведения искусств, в которых изображается или предмет веры, или какое-либо трогательное событие из Священной Истории. Долго философ греческий убеждал князя Владимира к принятию христианской веры; слова его не оказывали заметного действия на сердце язычника; но один взгляд на картину страшного суда довершил победу над сердцем15. Один германский богослов, закоренелый натуралист, зашед в дом к простому гражданину, увидел картину, изображавшую Распятие Иисуса Христа, на которой находилась следующая надпись: «Вот что Я для тебя сделал! Что же сделал ты для Меня?» Трогательное изображение Распятого, и слова «что сделал ты для Меня?» так потрясли сердце натуралиста, что он не мог удержать слез, ушел поспешно в дом свой и оплакал свои заблуждения16.

Наконец, вся жизнь человека от рождения до смерти, со всеми ее обстоятельствами и переменами, есть не иное что, как непрерывная цепь различных действий Промысла Божия, направленных к тому, чтобы отвратить грешника от пути его и привести в благодатное Царство Христово. Нет мгновения, когда находились бы мы вне благодатного Промысла Божия; нет посему ни малейшего случая в жизни нашей, который не зависел бы от воли Божией; но единственная воля Божия о нас есть святость наша. Потому в каждом обстоятельстве жизни нашей, сколь бы ни казалось оно малым, можно и должно усматривать перст Божий, возбуждающий нас от греховного усыпления. И опыт показывает, что все происшествия жизни – великие и малые – служат в руках Промысла Божия действительным средством к возбуждению беспечных грешников. История представляет много тому примеров.

Случается видеть, что человек с переменой должности в кругу гражданском, или местожительства, изменяет и образ жизни и поведения; особенно, когда перемена во внешней его жизни случается неожиданно и против воли. Внезапно постигающие бедствия всегда почти обращают сердце к Богу. Нечестивый Манасия, царь Иудейский, отведенный пленником в Вавилон, взыска лице Господа Бога своего, и смирися зело пред лицеем Бога отцев своих, и помолися к Нему (2Парал.33:12–13). Покаяние его принято; возвращенный паки на царство он старался во всю последующую жизнь загладить следы прежнего нечестия. Несправедливые притеснения от других, и другие несчастия, или так называемые неудачи, обращая внимание людей на самих себя, нередко побуждают обращаться к Богу с искренним раскаянием. «Вместе с положенным на меня крестом. Пишет некто о самом себе, началась новая жизнь моя. Я все сделал, что от меня зависело, по внушению человеческого благоразумия, чтобы обнаружить терпимую мною несправедливость; писал, объяснял, просил суда, рассмотрения. Оставленный людьми без внимания и без ответа, я прибегнул к Богу, и начал во глубине души моей предаваться Его святой воле. Вот как вечнодействующая Любовь рассудила за благо привлечь меня к Себе, по ожесточению моего сердца и мерой жестокой. Входя в себя и рассматривая отношения мои к Творцу моему, увидел я с удивлением, что я не Богу поклонялся, но тварям и миру, наполнявшим все пространство моего сердца, так что для Бога и места не было; познал оскорбительную для Бога самость мою, и ужаснулся. Одним словом, я увидел мое окаянство, и ухватился за Спасителя, взывая: благо ми, Господи, яко смирил мя еси! Обрати мя и обращуся, спаси мя и спасуся!» Непредвиденная удача, счастливое окончание важного и трудного дела, избавление от великой опасности, невольно обращают сердце с благодарностью к Богу; но бывают случаи, когда такое временное обращение к Богу делается началом обращения постоянного. Военачальник Петр (после названный Афонским) взят был в плен сарацинами, и заключен в темницу. Там, рассматривая жизнь свою, он вспомнил, что не раз давал обет посвятить себя Богу, но не исполнил его по нерадению, и начал со слезами молиться Богу. Освобожденный чудесно из темницы, не возвращаясь уже в дом свой, ушел в гору Афонскую17. Приятные или неприятные случаи семейной жизни чем чувствительнее для сердца, тем глубже трогают его, тем скорее располагают к раскаянию. «Я родился в Фиваиде, – говорит о себе преподобный Павел Фивейский, – имел сестру, которую родители мои еще при жизни своей выдали в замужество за язычника. Пред кончиной своей они разделили нам богатое имение свое. Корыстолюбивый зять мой, по кончине родителей, чтобы воспользоваться принадлежащей мне частью имения, решился предать меня, как христианина, нечестивому князю на мучение. Видя, что ни сестрицы слезы, ни родственный союз не действуют на корыстолюбивое сердце зятя, и чувствуя угрожающую мне опасность, я оставил все, и удалился в сию пустыню»18. В одной египетской веси был земледелец, по имени Павел, за незлобие и простоту названный в последствии Препростым; семейная жизнь его протекла мирно до преклонных лет; но легкомыслие супруги его нарушило спокойствие благословенного семейства. Павел, случайно узнав о неверности своей супруги, оставил ее и дом свой, и удалился в пустыню к Св. Антонию19. – Нечаянные встречи и случайное обращение с людьми, доселе неизвестными, преимущественно с людьми благочестивыми, нередко приводят в раскаяние упорных грешников. Одна развратная женщина встретилась нечаянно с другой, неизвестной ей женщиной, несшей на руках умершего сына. Несчастная мать в отчаянии и скорби, не зная что делать, повергает мертвого младенца в объятия грешницы, и припадши к стопам ее, просит воскресить умершего. Пораженная сей встречей, грешница невольно признается в грехах своих, почитает себя недостойной не только чуда, но и того, чтобы воззреть на небо и отверсть уста свои на молитву к Богу; но безутешная мать, думая, что она отрекается, по смирению, удвояет свою просьбу. Тогда грешница, падши на землю, в слезах исповедала грехи свои и, сознавая себя недостойной милости Божией, молилась, чтобы Бог умилосердился над печальной матерью: младенец ожил в руках ее, и обе женщины прославили Бога, приемлющего покаяние грешников20. Другой, не менее замечательный пример рассказывает Иоанн Мосх в своем Лимонаре: «Два старца, – пишет он, – шли из Эгов в Тарс: на дороге для успокоения от полуденного зноя зашли в гостиницу. Тут нашли они трех развратных юношей, и с ними столь же распутную женщину. Старцы, не обращая внимания на них, сели в отдалении, и один из них начал, по обыкновению, читать Евангелие. Благоговейный вид благочестивых мужей, их кротость и смирение возбудили внимание в женщине; она приблизилась к старцу, читавшему Евангелие, и начала слушать чтение. Старец сказал с негодованием: «ты слишком уж бесстыдна, несчастная: как не постыдилась ты подойти и сесть подле нас?» ‑ «Не отгоняй меня, отец мой, – отвечала в смущении женщина. – Хотя я преисполнена всех грехов, но Владыко всех, Господь и Бог наш, не отверг и блудницу, пришедшую к Нему.» ‑ «Но она с того времени не была уже блудницей, ‑ возразил пустынник. «Уповая на Сына Бога живого – воскликнула раскаивающаяся грешница – отныне и я не пребуду во грехе»21. – Преимущественно сильное впечатление на душу производят геройские нравственные поступки других. Твердость и мужество, с которыми древние мученики исповедовали имя Христово среди самых жестоких мук, часто возбуждали в свидетелях их мучений – язычниках решимость соделаться христианами и пролить кровь за истину. «Когда я услаждался учением Платона – говорит о себе христианский философ, св. мученик Иустин, и слышал клеветы на христиан, и между тем был свидетелем их неустрашимости в виду самой смерти, то находил невозможным, чтобы они вели жизнь порочную»22 ‑ Неожиданное ласковое обращение людей благочестивых, или облеченных высоким достоинством, нередко сильнее угроз и наказаний трогает сердце самых закоренелых злодеев. Разительный пример сему рассказывает Климент Александрийский о некоем юноше, обращенном св. Иоанном Евангелистом. По нерадению епископа, которому св. Иоанн поручил для наставления своего юношу, он сблизился с порочными сверстниками, скоро навык невоздержанию и разврату; не имея средств для наслаждений чувственных, он приучился к воровству, и наконец, собрав несколько развратных товарищей, убежал с ними в горы и сделался начальников разбойничьей шайки. Св. Иоанн, узнав о сем, пошел сам в горы искать заблудшего; стражи разбойничьей шайки схватили св. старца и привели к своему начальнику, который, по обыкновению, встречал пленных в вооружении, но едва узнал в пленнике Иоанна, смутившись от стыда, бросился бежать. Св. Иоанн, забыв старость и бессилие, преследовал бегущего, крича в след ему: «Сын мой! Зачем бежишь от меня, отца твоего? Зачем утруждаешь меня напрасно? – Остановись, помилуй меня слабого и немощного старца! – остановись, не бойся! – Я буду отвечать за тебя пред Богом; я душу положу за тебя, как Христос положил душу Свою за нас. Не бойся, сын мой! Христос послал меня даровать тебе отпущение грехов!» ‑ Тронутый слезами Апостола, разбойник остановился, бросил с презрением оружие, и в слезах раскаяния пал к стопам св. старца. – В царствование императора Маврикия во Фракии был разбойник, столь злобный и сильный, что никто не мог схватить его. Благочестивый император употребил для укрощения его силу христианского милосердия: послал к нему свой крест, обещая прощение и уверяя его, чтоб он не боялся прийти к царю. Разбойник пришел, и с раскаянием пал к ногам императора23. – Иногда несколько слов, сказанных с простодушием и откровенностью, возбуждают раскаяние в упорных грешниках. – Один рассеянный офицер заболел ногами: чрез несколько месяцев болезнь его до того усилилась, что он не мог уже сам поворотиться на своей постели. Однажды денщик, поднимая его, сказал: «Нет, батюшка, сколько тебе ни битьсяm а придется умереть!» Эти простодушные слова сначала возбудили смех в легкомысленном; но скоро потом заставили войти в себя и с искренним раскаянием обратиться к Богу. «Однажды, говорил о себе Бюниан, когда я под окном моей соседки бранился и сквернословил ужасным образом, женщина сия, хотя сама была не строгих правил, так возгнушалась слов моих, что хлопнув окном, сказала, что такого сквернословца она еще не видывала, и что я всех молодых людей в городе заражаю моим примером. Это так меня поразило, что я тут же стоя под окном ее, потупя голову, из глубины сердца вздохнул и пожелал себе сделаться опять младенцем»24.

Есть и еще – не столь обыкновенный, но тем не менее примечательный путь, которым благодать Божия приводит людей к познанию истинного Бога во Христе: она возбуждает в душе их ничем неудовлетворимую жажду познаний, побуждающую их переходить от одного учения к другому, пока приведет, наконец, к учению Христову, которое одно может насытить бессмертный дух человека. «В одной Христианской Вере, говорит Св. Иустин мученик, прошед все школы известных тогда философов, нашел я достоверное и спасительное любомудрие. Охотно желал бы я сообщить всем то расположение, которое теперь сам имею, не уклоняться от учения Спасителя. Ибо сие учение внушает какое-то благоговение, и призывает к себе тех, которые захотели бы уклониться от истинного пути жизни. Те, которые верно следуют сему учению, наслаждаются совершеннейшим спокойствием»25. «Я, Климент, говорит о себе другой муж, провождал первые лета жизни своей довольно благонравно: но с самого детства меня преследовала одна мысль, которая отвлекала меня от удовольствий и ввергала в тоску и самые мрачные думы. Сия мысль, не знаю каким образом поселившаяся во мне, напоминала мне о смерти; с ней соединялось представление, что, по смерти моей, не останется и памяти о мне, ибо время все приводит в забвение. Итак я не буду существовать? Не буду знать тех, которые будут после меня, и они равным образом не будут знать меня? Размышляя об этом, я впал в глубокую скорбь; и, что особенно мучило меня, когда хотел отгнать от себя эту мысль, как бесполезную, она тем сильнее терзала дух мой… Чтоб узнать что-либо вернее о сем предмете, я посещал школы философов; но здесь не нашил ничего, кроме попеременного то доказательства, то опровержения одних и тех же догматов, кроме бесконечных состязаний и споров. Иногда, по-видимому, брало верх мнение, что душа бессмертна; иногда напротив сильнее защищаемо было мнение о смертности души. Когда шла речь о бессмертии, я радовался; когда же трактовали о смертности души, мной овладевала прежняя тоска»26…Наконец, когда столица древнего мира огласилась христианской проповедью о воскресении, Климент всей душой прилепился к Божественному учению Христову, и соделался одним из первых учеников Евангелия в Риме.

Наконец, кроме возбуждений, замечаемых в жизни частных людей, бывают возбуждения для целых народов и для целых стран света. Жизнь народов, как и жизнь одного человека, имеет известные направления – добрые и худые: иногда сообразуется с законами правды Божией; иногда уклоняется от них и погрешает. По сему-то Промысел Божий, бодрствующий неусыпно над сохранением вечных законов своей премудрости и правды, от времени до времени находит нужным возбуждать народы от усыпления нравственного гласом, иногда кротким и милосердым, иногда строгим и правосудным. Для этой цели являет Он великие суды Свои над народами нечестивыми; для этой цели попускаются гражданские перевороты – войны, опустошения, рассеяния народов, и грозные явления природы – землетрясения, глады, кровавые и каменные дожди и проч. Мужи опытные, имеющие дар узнавать руку Промысла Божия, в каких бы ни являлась она знамениях, ‑ во всех разительных происшествиях в природе видимой и обществах гражданских видели перст Божий, карающий непокорных, и побуждали современников к покаянию и исправлению. «Давно уже, говорил некогда Блаж. Иероним, изобразив современные ему бедствия империи, ‑ давно уже чувствуем над собой тяжесть гнева небесного, и однако же не думаем преклонять на милость Бога. Что, как не наши преступления соделали дерзостными варваров? За что, как не за наши беззакония, поражается всюду римское воинство? Но, как будто» вражеский меч еще мало пил кровь нашу, мы истребляем друг друга внутренними междоусобиями, более убийственными, нежели брани с врагами внешними. Бедственна была участь Израиля, когда Бог наказал его чрез Навуходоносора. Несчастна и наша судьба, когда Он во гневе Своем оставляет нас свирепству варваров… Мы везде мечтаем торжествовать своими силами, и везде падаем. Какой стыд! Какое неимоверное омрачение ума!...Ужели мы не разумеем силы слов Пророка: от гласа единого побегнут тысячи? (Ис.30:17) Мы не думаем удалить от себя причины болезни: ‑ потому-то болезнь и свирепствует во всей силе; потому-то дикие толпы варваров и торжествуют над благоустроенным воинством27. Когда в храмине доброго отца, говорит один современный нам пастырь Церкви, покажется розга, увидевший ее тотчас подумает: видно, между детьми есть провинившиеся. Вселенная есть дом Отца Небесного. Человеков, особенно детей веры, бережет Он более, нежели мать детей своих. Общественное бедствие, без сомнения, не венок, а розга. Итак, когда вижу сию розгу, не умею думать иначе, как что земные чада, видно, заслужили наказание Отца Небесного.

Полагаем конец обозрению разнообразных путей, которыми Промысел Божий ведет заблудшего грешника из области тьмы в благодатное Царство Христово, не потому, чтобы сими только действиями ограничивалось милосердое попечение Божие о грешниках, и не оставалось бы предмета для размышления, ‑ предмет сей неистощим так же, как неистощимы любовь и милосердие Божие к роду человеческому, ‑ но потому, что и сего указания достаточно, чтобы каждый грешник мог усмотреть презельное богатство благости Божией, не оставляющей его в самом падении, но всеми мерами Премудрости Своей возбуждающей к покаянию; потому еще, что и из сего краткого обозрения можно извлечь некоторые общие свойства действий Промысла Божия в обращении грешников, которые могли бы послужить основанием для правильной деятельности человека в отношении к попечениям о нем Промысла.

И, во-первых, нельзя не видеть, что Бог призывает к покаянию всех без исключения и каждого порознь грешника; призывает всегда и непрестанно. Если где, то в сем особенно деле у Бога нет зрения на лице; ибо каждый грешник, кто и каков бы он ни был, равно есть сын Божий, хотя заблудший, ‑ за каждого из них равно пролита на Голгофе искупительная кровь Господа Иисуса Христа. А посему не только любовь к грешному человеку, но и любовь к пострадавшему за грешников Сыну Божию побуждает Отца Небесного равно печись о спасении каждого. Потому нет и не может быть человека, которого Промысел Божий оставил бы без благодатного призвания, который не был бы многократно возбуждаем к покаянию и обращению, и который сам, в следствие сих возбуждений, не чувствовал бы иногда нужды выйти из состояния греховного, начать новую жизнь, сообразную воле Божией; и нет, с другой стороны, времени, когда совершенно умолкал бы глас Божий, зовущий к покаянию. Сему заключению отнюдь не противоречит опыт некоторых людей, которые в продолжение своей жизни не получают, по-видимому, никаких сильных потрясений, которых сон греховный как будто не возмущается ничем, до самого покоя смертного. Если внимательнее рассмотреть всю жизнь таких людей, в обстоятельства и отношения, в которых были они поставляемы рукой Промысла Божия, все, более или менее важные и замечательные, события в их жизни: непременно откроется, что благодать Божия, какими бы то ни было средствами, напоминала им об исправлении, и что сами они чувствовали по временам опасность греховного состояния, нужду покаяния и исправления; но что все напоминания Промысла Божия, все добрые чувствования собственного их сердца остались тщетными по их жестокосердию.

Отсюда, уже само собой следует, что благодатные возбуждения неизбежны для человека, т.е. никто не может избежать действий благодати Божией так, чтобы во всю жизнь не получать никаких возбуждений; и это между прочим уже потому, что не может предвидеть и знать, где, когда и как воздействует на него благодать Божия. На сей-то конец возбуждения почти всегда постигают грешника внезапно, непредвиденно и неожиданно. А это между прочим служит причиной того, что все возбуждения, сколько бы ни были они естественны, всегда носят на себе характер чудесности.

Наконец, впечатления, производимые возбуждениями в душе грешника, бывают иногда более, иногда менее глубоки и поразительны и, по степени живости и силы, бесконечно различны. Различие это зависит частью от различных природных свойств и характеров людей, которые разнообразны почти до бесконечности. Одно и то же явление на одного может действовать сильнее, на другого слабее: одного может поразить, а над другими не оказать никакого действия. В человеке легкомысленном и рассеянном возбуждения не могут производить глубоких и сильных впечатлений. Человек, по природе чувствительный, трогается скоро и получает впечатления сильные; но они большей частью бывают непродолжительны. Человек, по природе склонный к задумчивости и рассудительности, хотя не столь легко и скоро возбуждается; за то получаемое им впечатление бывает глубже и прочнее. – Иногда возбуждение сопровождается такими обстоятельствами, которые некоторым образом предрасполагают душу к надлежащему принятию его. Бывают минуты, когда душа самого грубого и бесчувственного человека делается более или менее мягкой, способной к приятию благих впечатлений. Наконец, и самые возбуждения имеют в себе иногда более, иногда менее силы и поразительности. Так возбуждения чудесные вообще действуют сильнее, нежели обыкновенные; повторительные, если не находят ожесточенного сопротивления, проникают глубже, нежели первоначальные. Впрочем, как самые сильные и поразительные возбуждения не имеют в себе ничего принуждающего, не обращают грешника против воли, и им всегда можно воспротивиться28; так и самые, по-видимому, слабые могут обратить внимание грешника на опасность его состояния и побудить выйти из него. – Что же сретает благодать Божия в сердцах грешников? Как приемлются и чем сопровождаются ее действия? На это преимущественно полезно обратить внимание.

Опыт показывает, что не все возбуждения благодатные производят то, что должны бы произвести по своему назначению. Большей частью они сретают сердца неготовые к принятию их, и только малое число возбуждений приемлются надлежащим образом и приносят совершенный плод; ‑ во всякое время видим более беспечных грешников, нежели истинно обращающихся к Богу, несмотря на то, что Бог всех и всегда призывает к покаянию. Причина тому скрывается в самых грешниках, различно приемлющих действия благодати, как видно из евангельской притчи о семени (Лк.8:5–15). Ово, говорит Господь о семени Слова Божия, паде при пути и попрано бысть, и птицы небесные позобаша е; а другое паде на камни, и прозяб усше, зане неимяше влаги; а другое паде посредь терния и возрасте терния и подави е. Вот участь всех гласов благодати, зовущих грешника к покаянию, ‑ т.е. они или вовсе не приемлются и истребляются в самом начале; или и приемлются и прозябают, но по разным причинам, не приносят совершенного плода. Что ж препятствует благодати Божией проникнуть в сердце грешника? Когда и почему и прозябшее в сердце грешника покаяние может остаться безуспешным и не принести плода? – Решение этих вопросов покажет, как должно пользоваться возбуждениями благодати Божией к своему спасению.

1. Пробуждение совести грешника всегда сопровождается чувством скорбным и болезненным; и чем далее продолжается греховное усыпление, тем неприятнее пробуждение, тем неохотнее встреча со своей совестью. Сие-то неприятное чувство обличения, противное самолюбию грешника, всегда побуждает его уклоняться и избегать всего, что может пробудить его совесть; и когда благодать Божия внезапно касается его сердца, он старается скорее истребить в себе впечатление, произведенное действием благодати. К этому, по несчастию, у грешника не одно средство. ‑ Истребляют в себе благодатное возбуждение, когда нисколько не останавливаются на нем мыслями, когда тотчас занимают внимание свое посторонними предметами, которые мало-помалу изглаживают в душе все благие впечатления, произведенные действием благодати Божией. Так поступают, обыкновенно, люди легкомысленные и рассеянные, чье внимание привыкло уже перебегать от предмета к предмету, не останавливаясь ни на одном из них. – Истребляют благодатное возбуждение, когда с намерением скорее освободиться от соединенных с ним неприятных ощущений, предаются удовольствиям чувств. Так поступает грубый сластолюбец, не привыкший терпеть что-либо неприятное для его чувственности. – Истребляют благодатное возбуждение, когда об нем не размышляют с участием сердца, а ложно умствуют; изыскивают причины, от которых естественно могло бы произойти известное впечатление и чувство. Вследствие таких умствований зов благодати Божией большей частью отвергается. Так, обыкновенно, противостоят возбуждениям те образованные люди, которые исправление сердца и жизни, при образовании ума, почитают делом сторонним, которые боятся даже верить в сверхестественные действия благости, чтоб не показаться суеверными. Истребляют благодатное возбуждение, когда посредством его побуждаются даже к негодованию и гневу, и с ожесточением говорят Богу: отступи от нас, путей Твоих видети не хощем (Иов.21:14). Так поступают люди, закоренелые в пороке, делающие зло с намерением и сознанием. – Истребляют, наконец, возбуждение, когда, сознавая и нужду в обращении, откладывают исполнение сего дела на несколько времени вперед. Так поступает большая часть грешников; все те полудобрые и полухудые люди, вся жизнь которых проходит нередко в колебании между добром и злом, между светом и тьмой, ‑ которые хотели бы быть добрыми, не оставляя притом и некоторых худых привычек и склонностей, ‑ желали бы принадлежать Христу, но так, чтобы вместе жить и для мира. Такая медленность и нерешительность производит большей частью то, что возбуждение мало-помалу теряет свою силу, благие мысли и чувства усыпают, ‑ и грешник остается грешником. Ово паде при пути, и попрано бысть, и птицы небесные позабоша е. Явно, что все дело состоит в решимости человека оставить все по гласу благодати, предать себя воле Божией, идти туда, куда ведет его рука Промысла. Но сей-то решимости и не достает у человека, по природе косного на все доброе. Посему весьма важно знать: как возбуждает в себе решимость последовать внушениям благодати.

По-видимому, решимость, как действие свободы, не может и не должна быть чем-нибудь вынужденным; и употреблять, какие бы то ни было, средства, чтобы побудить свободу свою решиться на то или другое, представляется как бы противным существом свободы. Но не так должно быть на деле. Свобода падшего человека так упорна в отношении к добру, что надобно влечь ее силой: Царствие Божие, а с тем вместе и всякое доброе дело, нудится, по слову Спасителя, и только нуждницы, усильные искатели, восхищают е (Мф.11:12). Посему неудивительно, что и решимость обратиться к Богу, которая есть начало всякого доброго дела, может и должна быть вынуждаема различными средствами.

Причиной того, что воля грешника так медленна в решимости последовать гласу благодати Божией, зовущей его к покаянию, есть крайнее забвение о Боге, невнимательность к предметам духовным и пристрастие к чувственному. Мысль о Боге, о добродетели и вечной жизни только изредка посещает душу грешника, и тотчас же изгоняется из нее впечатлениями предметов чувственных, которые устремляются в его душу с некоторым как бы насилием, наполняют ее и не дают в ней места никаким другим мыслям и чувствованиям. Недуг сей столько общ всем человекам и в такой силе, что и для тех, которые, по долговременном упражнении, привыкли уже быть всегда с Богом, нужно постоянно усиливаться, чтобы воспротивиться впечатлению чувственных, готовых преклонить душу их ко внешнему и отвлечь от предметов духовных. Но человеку, обладаемому чувственностью, духовное обновление и исправление сердца представляется чем-то совершенно невозможным (Ин.3:4,9) и несовсем нужным. Ему кажется, что он и всегда будет жить так же благополучно, как жил доселе; а потому и нечего опасаться. Ослепление это некогда пройдет: смерть откроет глаза грешнику, и он увидит всю важность того, что доселе казалось ему неважным. Но это вразумление будет уже поздно; за ним последует наказание, а не исправление. Самым лучшим врачевством против сего недуга было бы размышление о драгоценности для нас вечного блаженства, с которым ничто земное сравниться не может, ‑ о необходимости и важности нравственного исправления и обновления, которого требует от нас Евангелие, если бы только грешник был способен к подобным размышлениям. – Чтобы сколько-нибудь отвлечь душу свою от всего земного, чувственного, возбудить себя к размышлению о важности и необходимости нравственного исправления, мужи, опытные в духовной жизни, советуют размышлять о непостоянстве и тленности всего земного, ‑ о смерти, которая лишит нас всего, чем услаждались чувства, к чему прилеплялось сердце наше в настоящей жизни, ‑ поставить нас одних с своей совестью на суд Бога Правосудного: «Поминай (о смерти и Суде Христовом) часто, говорит один пастырь Церкви29, и рассуждай: «благополучие и неблагополучие временное минется, но то, что по смерти будет, не минется. Все здесь мирское останется и самое тело в земле погребется, а едина душа на оный век отыдет и с ней добродетель, или грех неотступно. Горе душе, когда со грехом отыдет! Ибо с чем отыдет, с тем и на суде Христовом явится. Поминай сие и будешь себя очищать покаянием». К подобным размышлениям способен всякий, ибо для всякого нет ничего известнее смерти; а за гробом только два места: блаженство с Богом и ад с дьяволом. Итак, почувствовал в сердце зов благодати Божией, спроси самого себя, как бы стоя на краю гроба, где хочешь быть вечно, в царстве Отца Небесного, или в аду; с Богом, или с дьяволом? Одно из двух неизбежно. После сего само собой откроется, как важно и необходимо еще в сей жизни возродиться нравственно и начать жить с Богом.

С сим размышлением должна соединиться мысль об опасности противиться возбуждениям Промысла Божия. Возбуждение благодати Божией есть необходимое условие, при котором возможно истинное исправление: противиться сему возбуждению значит отдалять и отвергать то, что всего важнее и необходимее в жизни нашей, и что непременно должно когда-либо произойти. Притом нельзя знать: не есть ли полученное возбуждение последнее в нашей жизни? Отказываясь от послушания ему, не делаем ли исправления нашего невозможным навсегда? При такой неверности земной жизни, которая может кончиться с каждым мгновением, нельзя полагаться на то, что не будет еще недостатка в случаях к обращению. Для нас совершенно неизвестно, имеем ли мы будущее, или нет, и не будем ли застигнуты смертью в своем неисправленном состоянии. Сверх сего, если возбуждение грешника есть дело Божие, и если вполне зависит от Его воли, когда и как мы должны быть возбуждены от сна греховного; то как знать, что коснувшийся сердца нашего глас благодати не есть последний опыт милосердия Божия для исправления нашего? Как знать, что наша участь не решена уже правосудием? Наконец, если бы мы были даже уверены, что жизнь наша продлится и милосердие Отца Небесного будет еще призывать нас к покаянию, то и тогда упорство наше было бы безрассудно. Послушаем ли когда-нибудь гласа, который отвергли однажды? Из опыта известно, что чрез каждое такое упорство нравственная порча увеличивается и состояние грешника становится сомнительное. Чем чаще человек подавляет в себе благие мысли и чувствования, тем становится легкомысленнее и бесчувственнее; тем более утверждается в закоснении и готовности противиться действиям благодати Божией; тем ближе становится к ужасному состоянию совершенного ожесточение, из которого переход в царство благодати крайне труден, и почти невозможен.

Но недовольно только решиться последовать призыванию благодати, надобно решимость свою привести тотчас в исполнение. И во всяком деле одна решимость, без исполнения, не значит ничего, ‑ тем более в деле нравственного исправления, где все зависит от деятельности. Важнейший недостаток в сем отношении тот, что, приняв намерение исправиться, медлят и отлагают свое исправление на будущее время. Бесчисленные опыты доказывают, что такое отлагательство служит причиной закоснения во грехах и отлагаемое намерение навсегда остается без исполнения. Напротив, трудно найти и один пример, чтобы отлагающий исправление свое до известного времени действительно исправился когда-либо. Причина тому очевидна: что препятствует грешнику начать исправление свое ныне, то же самое будет препятствовать и завтра. Пока человек в теле, телесные потребности не перестанут беспокоить его; доколе есть чувства, дотоле внешние предметы не перестанут действовать на душу и развлекать ее повсюду; доколе не прервутся все узы, которыми грешник прикован к миру, дотоле тысячи обстоятельств будут отвлекать его от деятельного занятие исправлением себя. Посему-то мудрое правило сына Сирахова: не медли обратитися ко Господу и не отлагай день от дня, должно быть выполняемо со всей точностью; одна минута замедления в сем важном деле не может остаться без явного вреда. Тотчас должно расторгнуть все узы, связующие сердце и удерживающие под игом греха, сколько бы ни были они драгоценны, какого бы ни стоило труда их расторжение: вечное спасение драгоценнее всего! – Что должно сделать когда-нибудь непременно, то лучше сделать скорее; иначе самая продолжительность времени усугубит труд, и он будет уже не по силам. С чем должно расстаться когда-либо, с тем лучше расстаться скорее; иначе привязанность сердца возрастет и разрыв будет слишком болезнен, а, может быть, и невозможен. Если уже невозможно положить начала исправления без принуждения и некоторого насилия себя, то лучше сделать сие скорее, когда возбуждение благодатное подает к тому силы.

2. Когда благодать Божия беспрепятственно проникает в сердце грешника, то возбуждает в нем раскаяние к прежней греховной жизни и желание исправиться. Но то и другое может нередко остаться без плода: многие, раскаиваясь, по-видимому, остаются нераскаянными, и при желании исправиться, неисправленными. Другое паде на камени, говорит Господь о семени Слова Божия, и прозябь, усше, зане ни имеяше влаги; а другое паде посредь терния, и возрасте терние и подави е. – Это обязывает нас 1) раскрыть подробнее, сколько позволяют пределы сего сочинения, свойства истинного покаяния и 2) показать, каким образом должно упражняться в деятельном исправлении себя.

а) Искреннее раскаяние начинается познанием греха. – Хотя действие благодати Божией, возбуждающей грешника, уже открывает пред ним опасность его состояния, дает чувствовать его повинность пред праведным Судом Божиим, но на сем познании, как на самом общем, нельзя остановиться. Для искреннего раскаяния нужно подробнее знать не только всю греховную жизнь, но и каждый грех в особенности со всеми окружающими его обстоятельствами, преимущественно же господствующую страсть и с ее следствиями. – Посему каждый возбужденный должен подробно обозреть всю греховную жизнь свою от младенчества до настоящего возраста; нашед корень зла, исчислить потом, сколько можно, все заблуждения воли, осмотреть подробно побуждения, обстоятельства и пагубные следствия своих грехов, поставить, так сказать, пред глазами картину прошедшей жизни со всеми ее подробностями. Нет нужды, что такое занятие покажется непрятно, даже болезненно. Чем неприятнее и постыднее представляется грех, тем скорее возбудить отвращение и ненависть к себе; чем сильнее ощущается боль при вскрытии греховных язв, тем скорее ощутится нужда в спасительном врачевании.

Кто познал тяжесть грехов своих, всю опасность своего состояния, всю бедность и немощь естества своего, для того сие познание не может быть бесплодным: оно возбудит в нем сердечное раскаяние, называемое иначе в Св. Писании сокрушением сердца (Пс.50:19) и печалью по Боге (2Кор.7:8–11). Сущность раскаяния состоит в сильном и живом отвращении от низкого и опасного состояния, в котором находится грешник. Но это отвращение, эта сердечная печаль слагается из многих болезненных чувствований, которые все равно необходимы в истинно раскаивающемся. Грешник, обозревший внимательно все им соделанное, раскрывший все язвы своей совести, невольно сознается, что эти беззакония соделаны им по его безумному произволу, без всякого стороннего принуждения; эти язвы наложены ему собственной его рукой. Отсюда первое чувство, пробуждающееся в нем, есть негодование, презрение и как бы ненависть к самому себе, к злому своему произволу. – Ощущая потом скверну грехов своих, не может не видеть, сколь много обезобразил ими то величие образа Божия, которым украшен был при сотворении, осквернил ту одежду чистоты и невинности, которой облечен был в таинстве крещения; до какой степени унизил свою разумную природу, обесчестил благодать сыноположения. Отсюда пробуждается в нем глубокий стыд и негодование к тому унижению, в котором видит себя. – Обозревая далее ряд беззаконий своих, он видит все вредные и ужасные следствия, которые или уже произошли, или произойдут неминуемо из его развратной жизни, чувствует, сколь тяжко грехами своими оскорбил Правосудие Божие и предощущает муки и наказания, которые ожидают его в вечности. Отсюда в душе его возникает чувство болезненного страха и скорбного ожидания предстоящих зол. – Постигая, наконец, свое несчастное состояние, по необходимости убеждается, что сам собой он не может выйти из сего состояния; видит, что сделанного нельзя переменить, прошедшего возвратить, упущенного восполнить, потерянного заменить; чувствует, что за содеянные преступления никакими средствами и силами человеческими нельзя удовлетворить Правосудию Божию. Отсюда в душе его пробуждается чувство крайней бедности и беспомощности; он приходит в некоторое замешательство и безнадежность.

Все сии чувства столь необходимы для истинно раскаивающегося, что, при недостатке одного из них, раскаяние будет несовершенно и неискренне. Кто не чувствует в себе недовольства собой, отвращения и ненависти к прежнему образу жизни, тот не имеет еще понятия о своей виновности, не почитает себя грешником и, следовательно, не начинал еще истинно каяться. Кто не чувствует стыда, тот не видит всего безобразия греха, не понимает, сколько он преступлением своим унизил себя пред людьми и пред самим собой, тот может, не краснея, возвратиться к прежнему образу жизни. Кто не имеет страха, тот не чувствует вреда, происходящего от греха, не почитает себя достойным наказания, тот может опять грешить безо всякого смущения. Наконец, кто не чувствует своей бедности и беспомощности, тот может еще обольщать себя мечтами, утешаться ложной надеждой. Во всех сих случаях раскаяние во грехах не будет искренне.

Впрочем, по степени силы и живости, покаянные чувствования могут быть весьма различны: в одних бывают они живы и сильны; в других, напротив, тихи и без особенных сильных движений. Причины сего различия заключаются частью в природном характере человека, частью в различных свойствах и степени греховного повреждения раскаивающегося. Неудивительно, если в человеке, по природе холодном, обнаруживаются признаки раскаяния не с такой силой и не в такой степени, как в человеке, по природе способном к чувствованиям живым и сильным. В первом раскаяние обнаруживается тихим сетованием о грехах; в последнем – сильными движениями душевными, которые не могут уже скрываться внутри, но являются во внешних признаках, как то: воздыханиях, жалобах, слезах и т.п. Есть люди, по природе столь чувствительные, что их все трогает гораздо сильнее, нежели других; в таких людях чувства раскаяния достигают высочайшей степени, обнаруживаются в таких знаках, которые имеют в себе нечто необыкновенное, ужасающее, как то: отчаянные вопли, терзание власов, тела и т.п. Кроме сего, самое греховное состояние людей имеет некоторые степени. Хотя нравственная порча, наследованная нами от прародителей, одинакова во всех людях, но в одном она раскрывается больше, в другом меньше. Иной так успевает приумножить сове несчастное наследие, что вся жизнь его делается цепью злодеяний; а есть и такие люди, которые не сознают в себе ни одного тяжкого преступления, которые во всех возрастах вели жизнь, по-видимому, честную. Другие, при похвальном поведении в целом образе жизни, сделались виновными только в некоторых пороках. Одни коснели во грехах более времени, другие менее. Все эти обстоятельства должны иметь влияние на степень силы и живости покаянных чувствований. Потому неудивительно, если человек, невинный в каких-либо тяжких преступлениях, раскаивается не с таки сокрушением, как злодей; если возвращающийся в себя после кратковременного заблуждения не впадает в такую глубокую скорбь, какую чувствует человек, всю жизнь работавший греху; если тот, кто своими преступлениями нанес вред только самому себе, не чувствует при раскаянии тех ужасов, какие ощущает нечестивец, ввергающий в нечестие других и своим примером развративший множество невинных душ. Блудница обливает ноги Спасителя слезами; но она так горько плачет потому, что грехи ее многи. Давид раскаивается со слезами и с сокрушением сердца; но он, после величайших к нему благодеяний Божиих, сделал два тяжких преступления. Апостол Петр плачет горько; но он отрекся от Иисуса Христа, обещавшись прежде идти с Ним на самую смерть. Впрочем, пример многих св. мужей показывает, что раскаяние, соединенное с тихим сетованием о грехах своих, может быть столь же успешно, как и соединенное с величайшим смущением и глубокой скорбью. Действительность раскаяния зависит от искренности, а не от большей или меньшей живости покаянных чувств; ‑ довольно, если они производят действительное отвращение от греха. Но на всех степенях силы и живости – высших и низших, покаянные чувствования могут принимать ложные направления, которые должны быть здесь указаны.

И во-первых, чувство страха, само по себе справедливое, нужно и полезное для раскаивающегося, может иногда выйти за пределы и превратиться в безнадежное отчаяние. «Случается, говорит св. Макарий30, что сатана в сердце так с тобой препирается: се сколь ты содеял зла, скольким безумием наполнена душа твоя, и сколь ты отягощен грехами, так что уже тебе спастись невозможно. Сие же творит он для того, дабы тебя довести до отчаяния, и что твое покаяние ненавистно и неприятно ему есть». Сей опасности преимущественно подвергаются те, которые, по возбуждении от сна греховного, признают себя виновными в каких-либо тяжких преступлениях. Единственное предохранительное средство против сей опасности есть несомненная вера в милосердие Божие и силу заслуг Искупителя. «Ты же, продолжает св. Макарий, ответствуй ему (сатане) так: я имею свидетельства Господни, в Писании находящиеся: не хочу смерти грешника, но покаяния, да обратиться от пути развращенного и жив будет. Сего бо ради Господь снисшел, да грешников спасет, мертвых воскресит и смертью уязвленных оживотворит». Если же отчаяние так овладеет душой раскаивающегося грешника, что он не может сам собой прийти к подобным размышлениям, то должен открыться какому-либо опытному в духовной жизни мужу, преимущественно своему духовному отцу: столь опасной раны скрывать не должно; ее тотчас надлежит показать врачу.

Чувство безнадежности и недоверчивости к своим силам – следствие сознания своего развращения – само по себе спасительно; оно заставляет грешника обращаться с молитвой к Богу, искать теснейшего соединения с Иисусом Христом, без Которого не можем творити ничесоже (Ин.15:5); но иногда вместо спасительного действия производит уныние, духовное расслабление и леность. Человек, чувствуя, с одной стороны, свое бессилие, с другой трудности, соединенные с деятельным исправлением себя, унывает, предается праздной печали и бездействию; страшась, что не может сделать всего, что должно, ‑ не делает ничего. В такое состояние могут удобно впадать люди, по природе слабые и малодушные, которых устрашает и небольшая трудность. Предохранением от сего зла служит постоянный труд и частая молитва, живое упование на Бога и преданность Его воле. Когда же уныние овладеет душой, то один опытный в духовной жизни муж31 предлагает следующее врачевство: «когда скука находит и тоска (в сих обыкновенно состояниях выражается уныние); тогда наипаче падай на землю, и молись, и воздыхай ко Господу.» Сие бо есть искушение. Так сатана хочет тебя к миру (к прежней греховной жизни) паки обратить. Смотри, крепись и не поддавайся, и говори так: хотя умру здесь, но не отъиду. И по истине лучше умереть, нежели на первое возвратиться». «Сие крепко подобает иметь тогда, говорит препод. Нил, еже не стати в отчаяние, и о молитве не нерадити, елико по силе; и аще может пасти на лице в молитве, сие зело подобно»32.

Наконец, и чувство стыда и негодования к себе, которое в настоящем, правильном состоянии должно произвести и производит действительно отвращение, презрение и ненависть к прежней греховной жизни, укрепляет мужество и твердость к борьбе с худыми склонностями и привычками, может получить ложно направление. И, во-первых, ложный стыд нередко удерживает грешника от исповедания грехов своих пред отцом духовным, без которого не может быть положено начало истинного исправления; делает его скрытным, притворным и, наконец, лицемером. Недовольство собой, вместо ненависти ко греху, может переродиться в ненависть к жизни и окончится самоубийством. Средством против ложного стыда может быть память о страшном суде Христовом, на котором обличаться все тайны сердца нашего пред собором Ангелов и человеков, и размышление о всеведении Божием, пред Которым не сокрыто ни одно тайное движение ума и сердца нашего. Единственное и действительнейшее средство против отчаянной ненависти к собственной жизни есть неукоснительная исповедь пред отцом духовным. Доколе таим в себе грех, дотоле дьявол в нас самих имеет сильное оружие против нас; но когда исповедуем грех, тогда власть его над нами прекращается.

б) С истинным раскаянием, возбужденным благодатью Божией в сердце грешника, начинается деятельное исправление жизни. Сущность дела состоит в том, что грешник, почувствовав отвращение и ненависть к грехам своим, оставляет прежний противозаконный образ поведения и предпринимает новый, сообразный с волей Божией. Но и в этом случае весьма часто уклоняются на распутья: опыт показывает, что весьма многие начинают жизнь добродетельную, но не многие оканчивают ее, как должно. Всех препятствий, трудностей и опасностей, которые могут встретить каждого, обращающегося на путь к Царствию Божию, исчислить и указать нет возможности. Здесь, по необходимости, должно ограничиться кратким указанием более общих и главных недостатков. – Не успевают в деле нравственного исправления или потому, что в самом начале предпринимают неправильный образ действования, по недостатку познания истинного пути добродетелей; или потому, что не могут одолеть греховную привычку, победить соблазны, перенести искушения, по недостатку постоянства, мужества, терпения и благоразумия.

И, во-первых, иногда начинают исправление сове с внешних действий, силятся привести в надлежащий порядок внешний образ поведения и, останавливаясь на сем, не доходят до корня зла, который скрывается в сердце; напр.человек, преданный грубым порокам и распутству, после сильного возбуждения, раскаявшись, перестает продолжать свои преступления, переменяет внешний образ жизни, не заботясь, впрочем, о том, что в сердце его царствует еще грех. Иногда грешник, чувствуя в совести беспокойство и наказание особенно за главный порок, начинает ревностно противостоять ему, оставляя без внимания другие, не столь видные, но тем не менее пагубные пороки, напр. гневливый делается кротким, сластолюбец воздержным, не заботясь о том, что в них остается еще много других пороков, которые надлежало бы также искоренить. Иногда, наконец, чувствуют необходимость совершенного и полного исправления своего сердца и совей жизни и занимаются им со всей ревностью; но только думают, что это исправление можно произвести не иначе, как по частям, так что каждый порок побеждают особенно, и к борьбе с новым переходят не прежде, как истребив тот, которым с намерением занимались. По-видимому, во всех сих случаях истинное исправление приводится в дело и – с успехом; но можно почти решительно утверждать, что такие люди еще не начали исправления, какого требует Евангелие. Исправление христианское не есть приведение в порядок только внешней деятельности, отложение того или другого порока, и не может быть произведено по частям: оно состоит в перемене сердца, в отложении всего ветхого человека со всеми его деяниями; для сего нужно, по учению Слова Божия, переродиться, сделаться новым человеком, объявить брань не одному пороку, или нескольким, а всему прежнему порочному образу мыслей, чувствований, желаний и действий. Чтобы иметь всегда в виду святой и царский путь и не уклоняться на распутья, для сего надлежит, по псалмопевцу, поучаться день и ночь в законе Господни (Пс.1:2), который есть светильник ногам и свет стезям (Пс.118:105); искать света и познания прежде всего в Слове Божием, которое преимущественно полезно есть ко учению, к обличению, к наказанию, еже в правде, да совершен будет Божий человек, на всякое дело благое уготован (2Тим.3:16–17); потом в писаниях святых мужей, которые сами прошли путем добродетели на небо и свои опыты передали в наставление наше. Чтобы и в самом писании удобнее обрести путь к Царствию Божию, должно взирать неуклонно на образ Господа нашего Иисуса Христа и примеры св.мужей, прославляемых св. Церковью. Чтобы приблизить еще более к уму и сердцу своему идеал истинно христианской жизни, напитаться, так сказать, и проникнуться духом истинного благочестия, полезно чаще обращаться с людьми благочестивыми. Разговоры, поступки, один взор таковых людей поучителен. Их благочестие, подобно благовонию, исходя от них, проникает все окружающее. «Кто входит, говорит препод. Макарий, к составляющему благовония, тот, хотя б и ничего не купил, непременно благовония заимствует несколько: так бывает и с тем, кто обращается с отцами. Если он захочет подвизаться, то они покажут ему путь»33. И, наконец, как во всяком деле нужен для нас советник и наставник, во всяком подвиге – руководитель, так преимущественно нужен наставник и руководитель в деле нравственного усовершенствования, в подвиге покаяния и исправления себя. Посему-то у древних подвижников почти единственным средством к исправлению себя была неограниченная преданность и послушание своему духовному отцу, которому открывали они все свои мысли и чувства, и без его воли не делали ничего. Такое послушание уже само по себе есть высокий подвиг самоотвержения, после которого не будет трудным всякое доброе дело; почему находящийся в послушании почитался безопасным от всех искушений. Для каждого христианина руководителем, наставником и отцом может и должен быть служитель алтаря, которому сама Церковь вручает души христианские в духовный надзор и руководство.

Впрочем, когда и верно будет познан истинный путь нравственного исправления, на сем пути предстоят еще многие трудности, которые должно уметь победить. Чадо, аще приступаеши работати Господеви Богу, уготови душу твою во искушение (Сир.2:1), говорит мудрый сын Сирахов. «Как грешник, благодатью Божией подвигшись, начнет каяться, говорит святитель Тихон34, то сретает его различное искушение. Начнет человек ко Христу приступать, а сатана в след его теснит и отвлекает от Христа: начнет работать Христу, и запинает ему враг и различные простирает сети». – «Аще вспомяну только беды, яже претерпела, – говорила о себе Мария Египетская35, – и помышления лютые, смутившие мя, боюсь, да не как от них паки объята буду». Все как в человеке, так и вне его, у дьявола становится орудием искушения; ибо обращающийся к Богу, по необходимости, вступает в борьбу со всем: с самим собой и с целым миром. Первым источником искушений и, следовательно, первым препятствием на пути к спасению есть наша греховная природа. Сколько потребно усилий и трудов, чтобы преодолеть все худые склонности сердца, особенно когда они обратились уже в привычку, как бы в необходимую потребность грешить. Каждый отказ в удовлетворении укоренившейся страсти стоит иногда чрезвычайных усилий. «Семнадцать лет пребыв в пустыне сей, – так повествует о своих искушениях препод. Мария, – яко со зверьми лютыми с моими безумными похотями борющися: когда бо пищи начинах вкушать, желах мяс и рыб, яже ми бяху во Египте, желах же и питься вина вожделенного мне; много бо вина пила в мире сущи: бываше же ми и желание блудных песней, зело смущающее мя и понуждающее мя петь песни, бесовские, им же навыкохом»…Предохранительное средство против сего рода искушений есть пост и телесный труд, которые преимущественно похваляются подвижниками. Когда же брань восстает и усиливается, то вместо оружия должна служить прилежная молитва и воспоминание обетов, данных Богу при обращении и раскаянии «Абие же, – говорит преп. Мария, – слезящи и в перси биющися, вспоминах обеты, яже сотворих, исходя в пустыню сию; повергах мя на землю и слезами обливахся, помышляющу самую мне предстояти споручницу мою, преступление судящую и наказание за преступление показующую, и не восставах от повержения моего на землю день и ночь, дóндеже сладкий свет осияваше мя, и помыслы, смущающие мя, отгоняше»36. Преподобный Арсений Великий, живя в пустыне, непрестанно спрашивал себя: «Арсений, за чем ты сюда пришел?» Даже написал сей вопрос на стенах своей кельи, дабы каждый ненамеренный взгляд на стену напоминал ему о его решимости – посвятить жизнь свою на служение Богу. Полезно для сего свою нравственную перемену ознаменовать какой-либо переменой во внешнем образе жизни и окружать себя вещами, которые были при нас в то время, когда благодать Божия возбудила нас к покаянию, а преимущественно теми, посредством которых произведено возбуждение. Поскольку, наконец, духовное обновление наше есть вместе смерть для мира, для всего противного воле Божией; то Св. Апостол Павел советует представлять себя всегда мертвым: помышляйте себе, мертвых убо быти греху, живых же Богови (Рим.6:11). «Разве ты жив еще, Пимен?» – с удивлением спросил один святой старец преп. Пимена, когда сей жаловался на беспокойство, причиняемое ему от других; «поди, продолжал старец, живи в келье своей, и положи на сердце своем, что уже год, как ты в могиле»37.

Если обращающийся удачно выдержит первую борьбу, начнет, с помощью Божией, преодолевать и побеждать свои страсти, то искуситель принимает другое оружие. Для возбуждения усыпающих страстей он употребляет мир со всеми благами и удовольствиями. «Прельщает враг, – говорит святитель Тихон, – любовью мира и соблазнами, и отвлекает от пути скорбного (истинно христианской жизни). Хорошо де быть в мире почтенным, быть в славе, чести, богатстве, в веселостях, знаться с людьми, проезжаться колясками, ездить в гости и принимать гостей и проч.» Борьба с сим искушением особенно тяжела для тех, которые до обращения своего жили постоянно в мирских удовольствиях. На сию брань дает оружие тот же учитель: «Отвечай внутрь себе так: пусть, что мне предлагаешь (сатана), будет хорошо для тех, которые ищут того; а мне несравненно лучший есть Христос и святое Его иго. Он меня несравненно более утешит и увеселит, нежели весь мир. Здесь я хочу с Ним быть, да и там с Ним буду»38. Весьма сильным оружием против соблазнов и обольщений мира служит еще, по опытному замечанию мужей благочестивых, непрестанная память о смерти, суде и мучениях за грех. Во всех словесех твоих, говорит мудрый, поминай последняя твоя, и во веки не согрешишь (Сир.7:39). Добрый наставник и телу и душе – постоянное памятование о смерти, и, за оставлением без внимания всего, глазам представляющегося, предварительное взирание умом на самый одр, на котором некогда, разлучась с душой, будешь возлежать39. Из сего памятования происходит оставление попечений и всех сует, хранение ума и непрестанная молитва, беспристрастие к телу, отвращение от греха; и почти, если сказать правду, всякая добродетель из сего проистекает. Почему да будет оно столько же, если можно, неотъемлемым от нас, как наше дыхание»40.

С сим вместе враг не престает возбуждать в душе обращающегося грешника различные худые помыслы, хулы, сомнения, неверие и т.п. Воображение служит отверстой дверью, в которую входят сии тайные враги, как называют их святые мужи. Борьба с сими врагами требует всегдашней бодрости и неусыпного бдения над собой; и в сем-то, по замечанию опытных, состоит весь христианский подвиг. Соблюсти душу свою от непрестанного почти прилива худых мыслей – невозможно; но противиться им есть обязанность того, кто хочет решительно исправить свое нравственное состояние. Чтобы предохранить себя от нечистых мыслей, должно очищать душу внутренней умной молитвой, иметь непрестанно мысль о Боге, ‑ всегда помнить, что Бог присущ нам, видит все наши мысли, желание, чувствования и дела, ‑ ходить, по примеру ветхозаветных праведников, пред Богом41; когда же худы помыслы усиливаются в уме, то оружие к отгнанию их служит пресвятое, страшное бесам имя Господа Иисуса Христа и усердное призывание Его в помощь. «Всякий раз, – говорит один св. муж, – когда станут умножаться в нас порочные помыслы, будем повергать в средину их призывание Господа нашего Иисуса Христа, тогда мы увидим их тотчас исчезающими, как дым в воздухе, как это опыт показал»42.

С внутренней борьбой соединяются нередко внешние бедствия и скорби: в мире скорбны будете, ‑ вот завещание Спасителя своим последователям! Будете ненавидимы всеми, имени моего ради; придет час, когда всяк, иже убьет вы, возмнится службу приносити Богу (Ин.16:2). Вси же хотящии благочестно житии о Христе Иисусе, по слову Св. Апостола Павла, гонимы будут (2Тим.3:12). «Когда человек твердо в своем намерении стоит, то враг начинает чрез злых людей беспокойствовать, ‑ тогда откуда что возьмется: тогда различная напасть нападет на него. – Тогда все его отрекаются и ненавидят, и бывает, что и самые прежде бывшие други, во враги обратяться43». Сии скорби необходимы в жизни каждого истинного христианина. Надобно, чтобы вера его была испытана, чтобы упование на Бога укрепилось, чтобы искренность обращения его, прошед сквозь огонь искушений, явилась во всей чистоте. Ветхий его человек должен быть умерщвлен, распят, а для сего нужен крест. Благодушное терпение бедствий, готовность нести крест свой в след Спасителя есть орудие против подобных искушений: претерпевый до конца, той спасется (Мф. 24:13). Основанием сего терпения служит крепкое упование на Бога, ‑ мысль, что бедствия постигают нас по Его благой воле, ниспосылаются нам Его Промыслом для нашего же блага; а подкреплением в терпении – пример Иисуса Христа и святых44. Сверх сего, во всех бедствиях нужно чаще вспоминать, по совету людей опытных45, «что сей славной победе последует славнейшее великолепнейшее и вечное на небесах торжество. Тогда все нынешнее бедствие обратится в блаженство, все поношение и укоризна в славу, вся печаль и скорбь в радость, все слезы и печаль в утешение, все труды и подвиги в покой вечный. Все беды и печали тогда забудем и получим благая, их же око не виде и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша. Возьми сие в ум, и рассуждай, и возгорится сердце твое, и забудешь всю печаль».

Наконец, когда раскаявшийся грешник сделает несколько опытов самоотвержения, успеет благополучно одержать несколько побед над своими страстями; тогда враг оставляет его на некоторое время в покое, не тревожит новыми нападениями. Но сия тишина опаснее самой бури. Человек, ощущая спокойствие в душе своей, которого, может быть, и не думал иметь, решась на подвиги истинно христианской жизни, удобно приходит к мысли, что он сделал уже все для исправления себя, достиг желаемого совершенства, стал выше других, т.е. предается самообольщению и духовной гордости. Примеры такого падения нередки в истории жизни христианских подвижников. Порок сей имеет удобный доступ к сердцу каждого человека; посему-то его особенно страшились все святые мужи: «Самые чистые помыслы, говорит св. Макарий, в своем естестве поползаются и падают. Начинает бо человек возноситься, осуждать и говорить: ты грешен, мня себя быть праведника. Самая бо чистая природа имеет в себе нечто горделивое»46. Следствия сего порока ужасны: он уничтожает и самые высокие подвиги нравственные, делает бесплодными все труды и удаляет от человека благодать Божию. «Аще что творишь благо, говорит святитель Дмитрий, блюдися велехваления; аще же похвалишься, вся, яже исправлением стяжал еси, велехвалением напрасно погубишь и благодати Божией отщетишься. От похвалы бо возношение, от возношения же падение, падением же от Бога отлучение»47. Святому апостолу Павлу вместо средства против духовной гордости дан был пакостник плоти, ангел сатанин (2Кор.12:7). У каждого есть свой пакостник плоти – греховная природа; надобно только, подобно Давиду, иметь грех свой пред собою выну (Пс.50:5), всегда признавать себя грешником, недостойным милости Божией – и гордость не будет иметь силы над душей. Пособием к сему должно служить частое самоиспытание, строгое требование от себя отчета в своих делах и поступках, обозрение своей нравственной жизни. «Уста Христовы, ‑ говорит один св. муж, ‑ великий отец наш Василий: весьма полезно, по окончании дня рассматривать в совести своей самих себя и в себе то, в чем мы согрешили и что доброго сделали. Таковое ежедневное требование от себя отчета постепенно более и более просвещает ум»48. А просвещенный ум скоро узрит свои слабости и предохранит сердце от самообольщения.

«Впрочем, изыскивая и употребляя средства к преодолению всех трудностей, к избежанию всех опасностей на пути истинного обращения к Богу, должно помнить, что дело сие может быть произведено не нашими слабыми усилиями; но всемощной силой благодати Божией и что без сей вышней помощи все наши усилия ничтожны: без Мене, говорит Господь, не можете творити ничесоже (Ин.15:5). Иисус Христос есть наш Учитель и Помощник, Наставник и Друг; прежде и паче всего должно обращаться к Нему с пламенной и усердной молитвой, искать с Ним теснейшего соединения в таинстве Евхаристии. Приобретший себе сего Учителя не требует, да кто учит его: сам Господь научит его всему. Это средство к утверждению себя на пути добродетели столь сильно и действительно, что может заменить все другие средства; а недостаток его не заменится ничем. В заключение должно припомнить следующие слова Господа: аще сия весте, блажени есте, аще творите я (Ин.13:17). Иначе на что и узнавать путь, если не идти по нему? Желающий же деятельно вступить на святой путь добродетели, много найдет средств, которые могут привести его к вожделенному пристанищу на небесах, как это показал уже опыт множества святых мужей; а для нежелающего и тысячи действительнейших средств были бы бесполезны. Для того, чтобы соделать какие бы то ни было средства полезными для того, кто не хочет пользоваться ими, к этому нет уже средства: воли человеческой связать никто не может».49

«Сущность же всего сказанного», заключим словами одного человека Божия: «душа! Не будь беспчечна; ибо чрез короткое время ты имеешь предстать пред весы грозного судилища Христа Бога нашего50, пробудись от сна греховного и, шествуя путем покаяния, радуйся о Господе и благодарение Ему приноси, яко аще и тьмами тем пред Богом согрешаеши, милостивне приемлет тя кающегося. Сколько пред Ним согрешаешь, Он же единаче не отметает тя; сколько ты преступаешь, Он же не отвращается; сколько ты падаешь, Он же восставляет тя; долготерпит тя, не абие смерти тя предает, но ожидает обращения твоего, даже до кончины, когда ты обратишься. Слава неисповедимому Его милосердию, слава премудрому Его устроению, слава неизреченной и непостижимой Его благости и человеколюбию!»

* * *

1

Сверх сего в Четь-Минеях можно находить много примеров, показывающих, что Господь неоднократно привлекал к Себе сердца людей неожиданным и чудесным избавлением от каких-либо опасностей.

2

См. жизнь Марии Египетской апр.1

3

Начер. Церк.Истор. отд.1, стр.221

4

Чет.-Мин. Июля 9. Замечательно в сем отношении начало юродства Св. Андрея Юродивого. Удачная борьба во сне со страшным эфиопом, и награждение от Ангела драгоценными венцами, с обещанием еще больших наград, вызвали его на трудное поприще юродства; а видение Бога в образе славного Царя укрепило его на сем поприще. Чет.-Мин. Окт.2

5

Orig.contra Cels.lib.1

6

Прод. Окт.3

7

Чет.-Мин. авг.28 д.

8

Чет.-Мин. сентябрь 6 д.

9

Христ.Чтение 1821 года, Ч.1, стр.168 и далее

10

Чет.-Мин. янв. 17 д.

11

Нестор по Кенигсб. спис., стр.78

12

Христ.Чтение 1824 г. Ч.16, стр.390.

13

Жит. Св. Великомуч.Варвары, Чет.-Мин. декабрь 4.

14

Sonan tom. 14

15

Нестор, стр.78

16

Христ. Чтение 1821 г. Ч.4, стр.88 и проч.

17

Чет.Мин. июня 12.

18

Чет.Мен. январь 15

19

Прол. окт. 4

20

Чет.Мин. июль 9

21

Воскресн. Чтение. 1837 –8 гг., №33.

22

Justin. Apol. 1.

23

Прил. сентябрь 26

24

Автобиография Бюниана

25

Oper.Justini Martyr. F. 225 ed. Colon.

26

Clem. Rom. Homil 1. Подобным образом обратился в христианство Дионисий, епископ Александрийский. Evseb. Hist. Eccl.171

27

Письмо к епископу Илиодору о смерти Неноциана пресвит.

28

Пример фараона ясно показывает это. Исх.5‑11.

29

Св. Тихона Воронежского наставл. для монаш. 1.

30

Беседа II, 15.

31

Св. Тихона Ворон. Наст. для монаш.

32

Устав препод. Нила Сорск.

33

Предан. о Макарии Египетском. См.Христ. Ч.1821 г. Ч.2, стр.60.

34

Св. Тихона Воронеж. Настав. для монаш.1.

35

Жизнеопис. Марии Египетской

36

См. житие ее, апреля 1.

37

Предан. о Пимене Вел. Христ. Чт.3, стр.311–312.

38

Наставл. для монаш. 1.

39

Некоторые, дабы не только уму, но и чувственному оку живее представить смерть, делают обыкновенный одр свой в виде гроба.

40

Исих. Пресв. Слово о молитве и трезвении, гл.95, 155.

41

Труд над очищением ума известен у отцов под именем умного делания. Предмет сей сокращенно и вместе полно изложен в Уставе преп. Нила Сорского, который можно назвать руководством ко внутренней христианской жизни и ручной книгой христианских подвижников.

42

Исихия слово о молитве и трезвении, гл. 98.

43

Св. Тихона Воронеж. в показ. месте.

44

Все, чем должно утешать себя в бедствиях, изложено в сочинении Св. Дмитрия Ростовского.: Апология, в утоление печали человека, сущего в беде, гонении и озлоблении.

45

Св. Тихон Воронеж. Наст. для монаш. 14.

46

Беседа 7,4.

47

Алфавит Духовный. Част.2, гл.1 Срав. Устав Нила Сорского гл. о помысле гордостном.

48

Исих. слово о молитве и трезвении, гл.65

49

Свю Тихон Воронежск. Наставл для монаш.6,9.

50

Алфав. Дух.лист.7.

Комментарии для сайта Cackle