Сочинения прп. Максима Исповедника в составе русского «Добротолюбия» святителя Феофана

«При чтении главную цель жизни надо иметь в уме,

и все к ней подбирать. Составится нечто целое, связное,

потому крепкое. Крепость ведения и убеждения передадут

крепость и нраву»¹.

Свт. Феофан Затворник о чтении святоотеческих творений,

по поводу сочинений св. Максима

«Подвижническое слово» полезно для каждого

христианина, но особенно для тех, «чье жительство –

подвижничество».

Свт. Фотий. 193 кодекс библиотеки

Святитель Феофан Затворник – один из самых выдающихся русских отцов XIX в. – известен как автор душеполезных сочинений и как переводчик святоотеческих текстов аскетического содержания, большая часть которых составила так называемое русское «Добротолюбие», значительно отличающееся от греческого. Постараемся рассмотреть методику создания этого сборника на примере отношения свт. Феофана к наследию одного из величайших отцов Церкви прп. Максима Исповедника.

По письмам святителя Феофана можно проследить, как он постепенно приближался к творчеству прп. Максима.

Первоначально он мыслил труды прп. Максима как изданные в отдельном передовом сборнике: «Из таких статей, как св. Максима, надо бы сборник составить, и иметь всегда под руками. Это был бы локомотив духовный². Некогда! Вот уж управлюсь с посланиями. Тогда возьмусь именно сборник составлять из всех святых отцов»³.

Однако чуть больше, чем через два месяца он уже думает о прп. Максиме в составе «Добротолюбия»: «В каком порядке дело там пойдет, не знаю еще, – Нил препод., Лествичник, Варсанофий и Иоанн, Дорофей, Ефрем Сириан, Исаак Сирианин. Из всех их будет сделана выборка, – в какой-нибудь системе, думаю – о борьбе со страстьми, – или как придется. Это займет тома два, – если не более. Но и еще надо – Филофея, Феодора Едесского, Иоанна Коринфского, Диадоха, Максима исповедника, – и подобных.

Еще том⁴.

Прошло еще полгода, и мысли о переводе аскетических сочинений прп. Максима приняли еще более отчетливый характер. По характеру своих сочинений прп. Максим оценивался, как высокий тайнозритель, сочинения которого должны были быть переведены заново наряду с сочинениями прп. Феодора Студита и Симеона Нового Богослова: «Что вы спрашивали о Добротолюбии», – что туда войдет? Все то, что есть в нынешнем «Добротолюбии», с дополнением пропущенных отеческих писаний о подвижничестве. Из тех отцов, которые переведены, делать экстракт – в виде теорий подвижничества; так, взять из св. Ефрема, Исаака Сирина, из Варсонофия, из св. Златоуста, из Нила. Лествицу вновь перевесть с прибавлением всех толкований, Аск. писания Максима исповедника, Феодора Студита, Симеона нового Богослова. Из всего этого, считаю, соберется томов 10⁵.

Шел 1875 год. Прошло чуть более десяти лет, и святитель Феофан оказался очень глубоко вовлечен в перевод трудов прп. Максима. 23 ноября 1886 г. в разгар работы над 3-м томом «Добротолюбия» он записал: «Я здравствую. Но брыкание ног лишает сна, и от этого некая слабость. Но она скоро отходит. Сижу над Максимом исповедником. Великий он созерцатель! И не всегда досязаешь до его высоты, – и проникаешь его глубины. И речь у него, всегда полная и многообъятная. А иной раз сжата. Нередко приходится употреблять перифраз вместо перевода дословного. Что делает и латинский переводчик, мой наилучший помощник...»⁶. В тот момент свт. Феофан работал над сложными богословскими главами прп. Максима, часть которых ему придется впоследствии сократить.

«Св. Максим оставил много писаний и догматических, и обличительных, более же нравоучительных и аскетических»⁷, – так писал свт. Феофан, резюмируя свои труды, вопреки современным классификациям трудов прп. Максима, в которых чисто аскетические сочинения занимают всего лишь две позиции.

Прп. Максим Исповедник – автор нескольких десятков сочинений аскетических, богословских, экзегетических. В греческое «Добротолюбие» вошли следующие его сочинения:

1. «Четыре сотницы о любви» (Capita de caritate – CPG, N 7693. Изд.: Θιλοκαλία. 1782. P. 291–330. 1958. Τ. 2. Σ. 451; PG. 90. Col. 961–1071. Рус. пер.: Добротолюбие. Т. 3. С. 163–228).

2. «Умозрительные и деятельные главы» (Изд.: Θιλοκαλία. 1782. P. 331–439. 1958. Τ. 2. Σ. 52–186. Рус. пер.: Добротолюбие. Т. 3. С. 229–288) ⁸.

3. «Толкование на молитву «Отче наш"» (Orationis dominicae expositio – CPGS, N 7691. Изд.: Θιλοκαλία. 1782. P. 440–453. 1958. Τ. 2. Σ. 187–202; PG. 90. Col. 872–909).

В русском «Добротолюбии» отсутствует, возможно, потому, что отрывки из этого толкования были включены ранее святителем Феофаном в сб. «Святоотеческие наставления о молитве и трезвении» (М., 1889). Перевод свт. Феофана был выполнен с учетом полного славянского перевода прп. Паисия (Величковского), изданного Оптиной пустынью (М., 1853).

Святитель Феофан так и писал о составе греческого «Добротолюбия»: «В греческом Добротолюбии помещены из них: главы ο любви, числом четыреста; семьсот глав ο Пресвятое Троице, и ο воплощении Бога-Слова, – более же ο добродетелях и страстях; и толкование ο молитве Господней. Мы заимствуем из сего в свой сборник: главы ο молитве все как есть; из семи же сот глав делаем выборку более удобопонятных и более нравоучительных и аскетических глав. Взамен опускаемого здесь вносим, по изданию Migne: подвижническое слово»⁹. При этом святителю Феофану было хорошо известно и славянское «Добротолюбие», на которое он опирался по мере возможности, хотя и писал об этом крайне редко¹⁰.

В черновиках было сделано еще одно добавление: «Главы из Ватиканского кодекса», надписываемые там именем прп. Максима. Свт. Феофану было известно сомнительное авторство данных глав, как и то, что в составе греческого «Добротолюбия» они были помещены позднее под именем Илии Экдика¹¹. Скорее всего, при окончательном формировании текста святитель решил не отступать сильнее без нужды от греческого оригинала и исключил данные главы. В сноске к переводимым главам святитель Феофан писал вполне в духе современной ему науки: «Кто прав – Ватиканский кодекс или греческое «Добротолюбие» – пусть решают исследователи исторической стороны отеческих творений. Ищущий же назидания с одинаковой пользою может читать сии главы»¹².

В русское «Добротолюбие» было включено новое произведение прп. Максима, одно из его самых ранних сочинений, аскетическое по содержанию:

1) Подвижническое слово¹³, в вопросах ученика и ответах старца. Первоначально в черновике святитель Феофан калькировал название: «Аскетическое», но потом исправил на «Подвижническое». Оно по свидетельству переводчика переводилось по тексту PG.

2) «Четыреста глав о любви» были оставлены без изменений.

3) «Умозрительные и деятельные главы», выбранные из семисот глав греческого «Добротолюбия»¹⁴. Следует особо отметить, что первоначально святитель Феофан перевел почти что все 700 глав – в соответствии с греческим прототипом. Тогда они имели более точные названия: «2 сотницы о Богословии, – 5 сотниц о добродетелях и пороках». Но позднее решил их сократить и переназвать единым названием «Умозрительные и деятельные главы». К этому времени относится восторженная заметка в одном из выше цитированных писем: «Еще остается пять сотен – глав, или изречений. Иной раз в сутки больше одного изречения и не переведешь. Так бывает трудно добраться до мысли! Общение со Христом Господом широко у него излагается. В чем бывает большая потребность»¹⁵. При такой скорости не удивительно аналогичное замечание в следующем году: «Теперь понемножку перевожу, как знаете, св. Максима Исповедника. Трудноват!»¹⁶ В конце концов, в печатном виде вышло 236 глав, пронумерованных единой сквозной нумерацией. В одном из черновых вариантов был сделан выбор рукою самого святителя. Общая нумерация перечеркнута и проставлена в выборочных главах, как в печатном издании. При этом в выбранных главах в черновике после окончания каждой главы в квадратных скобках проставлялась подлинная нумерация, например, 51 соотв. [2, 49]. Эта же отсылка к правильной систематике сохранилась и в одном из более чистовых вариантов, но в печатном издании отсутствует.

Сокращавшиеся главы выделялись карандашом. С пятой сотницы в черновике стала сразу использоваться новая нумерация, а старая ставилась в каждой главе снизу¹⁷. То есть святитель Феофан стал сокращать сразу, начиная с 5-й. Этот момент датируется по письму от 19 марта 1887 г., когда святитель Феофан написал: «Максима Исповедника перестал переводить подряд, а делаю выборку более простых и более деятельных изречений. Этакие же главы оставил и из переведенных уже; прочие опустил: так что из 700 – наберется едва ли до 300»¹⁸.

Сохранилась карандашная заметка святителя Феофана от 26 июня 1886 г., которая содержит небольшие уточнения по сочинениям прп. Максима, вошедшим в русское «Добротолюбие»:

«Св. Максима Исповедника начать особ(о).

1. Слово подвижническое (брошюра).

2. Четыре сотни о любви (книжка)¹⁹.

3. Умозрительные и деятельные главы (в тетрадках – 5 – с указанием пропусков).

Остальное из него придется исключить»²⁰.

Данное перераспределение трудов прп. Максима характерно в целом для подхода святителя Феофана, который, как известно, предпочитал практическую аскетику теоретическим и мистическим богословским построениям. Таким образом, в русское «Добротолюбие» вошло два по преимуществу аскетических сочинения прп. Максима целиком, в то время как сочинения экзегетико-аскетикобогословские были или исключены («Толкование на молитву «Отче наш»), или сокращены («Умозрительные и деятельные главы»).

Следует отметить, что два данные аскетические сочинения имели достаточно богатую славянскую рукописную традицию, т. е. до русского перевода святителя Феофана они переводились в школе прп. Паисия Величковского им самим и, возможно, его учениками. Основными данными по этому вопросу располагают П. и М. Жгун.

1. «Слово постническо по вопросу и ответу» сохранилось в следующих рукописях (из числа хранящихся в Библиотеке Нямецкого монастыря):

BMN 18 (1771 г., писец – схимонах Митрофан из Нямецкого монастыря).

BMN 40 (1777 г., писец – монах Нямецкого монастыря Афанасий).

BMN 182 (последняя четверть XVIII в., писец – схимонах Платон из Нямецкого монастыря).

BMN 239 (последняя четверть XVIII в., писец интересующей нас части – иеросхимонах Иакинф) ²¹.

2. «Четыре сотницы о любви» содержатся в:

BMN 058 (последняя четверть XVIII в.) под заглавием: «Иже во святых отца нашего Максима Исповедника к Елпидию пресвитеру о любви главизн четыреста».

BMN 127 (последняя четверть XVIII в., писец – иеромонах Досифей) под заглавием: «Иже во святых отца нашего Максима ко Елпидию попу о любви главизн четыреста».

Кроме того, в 1853 г. в Москве Оптиной пустынью был опубликован славянский перевод «Изложения молитвы Господней» и «Подвижнического слова», исправленный Тертием Ивановичем Филипповым с участием иеромонаха Амвросия Оптинского – со сверкой по доступному латинскому тексту. В специальной статье Г. И. Беневича о традиции прп. Максима в России пересказывается мнение В. В. Кашириной, что в этом издании был предложен параллельный славянский (прп. Паисия) и русский перевод ²². Однако, по нашему мнению, здесь нет никакого параллельного текста, но только подстрочные варианты перевода в ограниченном числе случаев. Сама исследовательница В. В. Каширина предложила такую типологию для данного издания: «Издание Паисиевской редакции перевода с необходимыми пояснениями, приводимыми издателями в постраничных сносках» ²³. Если принять слова из сносок за параллельный перевод, то ситуация становится более правдоподобной.

Данное издание обсуждалось И. В. Киреевским, принимавшим активное участие в переводах и редакции текстов²⁴, и иеромонахом Оптинским Макарием. Первый в письме старцу Макарию через год после осуществления издания (1854) пытался как бы защитить высокие умозрения прп. Максима в глазах святого оптинского наставника: «Это умозрение жизненное и живое, которое горит, как свеча, перед Господом, и освещает все вокруг себя, и зажигает светильники в чистых лампадах, Вас окружающих, – это свет, на который мы, далекие от Вас, смотрим с благоговением и любовию как на Божии дар, посланный им на пользу, вразумление и утешение людей, вам современных. Потому простите меня, Батюшка, если я думаю, что святой Максим едва ли говорил такие вещи, которые в духовном смысле могли бы быть для Вас невразумительными; хотя в смысле буквальном и наружно философском он сказал многое такое, что, может быть, и навсегда, и для всех останется не вполне объясненным»²⁵.

Эта дискуссия актуализировалась в эпоху работы святителя Феофана над русским «Добротолюбием». В то время ситуация значительно изменилась, поскольку появились греческие издания отцов в составе патрологии Миня, и, в частности, труды прп. Максима (PG 90, 91). Московская духовная академия приступила к их систематическому переводу только накануне революции (перевод осуществлялся последовательно, включая Автобиографическое досье и начальные «Вопросоответы к Фалассию»), обращение святителя Феофана к данному источнику – одно из первых в русской патрологической науке в связи с наследием прп. Максима.

PG была не editio princeps, а просто удобным изданием для святителя Феофана. Еще критский гуманист Нил Дамилас имел рукописные списки Oapita de caritate и Liber asceticus в своей библиотеке и советовал их читать в Типиконе, данном критскому монастырю Баэония (1400). Francois Combefis издал «Подвижническое слово» в 1675 г. (греческий текст с латинским переводом в первом томе из двух, p. 367–393) – и именно с этим изданием сверялся русский перевод «Подвижнического слова», изданный в 1853 г. А критическое издание памятника было выполнено только в 2000 г. P. Van Deun в серии Corpus Christianorum SG 40 по целому ряду рукописей²⁶.

По оценке П. Ван Деуна, изданный в 1860 г. том PG (J.-P. Migne) исправлял некоторые ошибочные чтения Комбефиса, но в то же самое время допускал новые ошибки.

Сверка перевода святителя Феофана с этим критическим изданием могла бы стать основой для создания нового выверенного перевода памятника.

Предварительная сверка перевода святителя Феофана с рукописями прп. Паисия, с одной стороны, и изданием 1853 г., с другой, неопровержимо показывает, что он пользовался изданием 1853 г. как основой, хотя сам пошел значительно далее.

«Слово подвижническое, в вопросах и ответах БРАТ И СТАРЕЦ

1) Брат спросил старца (2000 г.: говоря): прошу тебя, отче, скажи мне, какая была цель²⁷ воплощения (2000 г.: вочеловечения)²⁸ Господня²⁹? – Старец сказал ему в ответ: удивляюсь тебе, брате, что, каждый день слушая символ веры³⁰, ты спрашиваешь меня ο сем³¹. –

Скажу впрочем тебе, что целию³² Воплощения Господня было наше спасение³³. (2000 г.: И)³⁴ Брат сказал: объясни мне, отче, как это? ³⁵ – (2000 г.: И) Старец ответил³⁶: поскольку человек, вначале сотворенный от Бога и помещенный в раю, преступив заповедь, подвергся³⁷ тлению и смерти; потом, несмотря на то, что многоразличным промыслом Божиим во всяком роде и роде³⁸ (2000 г.: нет – был направляем на добро)³⁹, постоянно преуспевал только в худшем⁴⁰, множеством страстей плотских влекомый⁴¹ в отчаяние (2000 г.: жизни)⁴² : того ради, единородный Сын Божий, предвечное Слово, еже из Бога Отца (2000 г.: Бог)⁴³, источник».

Сверка производилась с BMN 40 (1777 г., писец – монах Нямецкого монастыря Афанасий), с BMN 182 (в меньшей мере) и с изданием 1853 г.

Есть неопровержимые приметы, подтверждающие зависимость святителя Феофана от издания 1853 г., а именно повторение слова «и роде» – вопреки BMN 40 и критическому тексту. Такое добавление имело место только в одном кодексе из нескольких десятков, а именно в Parisinus gr. 1145 (XIV в.), относящемся наряду с другими рукописями к прямой традиции текста. Комбефис выносил особые чтения данного кодекса на поля своего издания. Очевидно, что Т. И. Филиппову понравилось маргинальное разночтение, и он – после сверки – поместил его в текст, откуда сей вариант и позаимствовал святитель Феофан. Быть может, прп. Паисий пользовался тем же изданием, следуя тексту основной рукописи Parisinus gr. 1098 (XI в.), что еще предстоит уточнить. Таким образом, возможно, сам не осознавая, святитель Феофан добавил в текст вариант, появившийся в XIV в., очевидно позднейший по отношению к более древнему тексту.

Данная картина подтверждается и следующим разночтением: еже из Бога Отца / еже из Бога Бог. Первый весьма редкий случай поддерживается только Parisinus gr. 1145 (XIV в.), о которой было упомянуто выше. Это ключевое разночтение с чисто паисиевским переводом, зафиксированном в группе рукописей BMN.

В некоторых случаях святитель Феофан опускает слова вопреки всем трем текстам, а именно союз «И» в начале 2-го абзаца и слово «жизни». Скорее всего, это личные правки святителя, хотя они подтверждаются рядом рукописей, едва ли ему известных. Пропуск союза «И» имеется в Vaticanus, Barberinianus gr. 288 (a. 1464–1466, сокр. Barb), Athous Lauras K. 99 (XV в., сокр. lv^{a corr}). Пропуск слова «жизни» засвидетельствован в Vaticanus reginensis 48 (ΧIV, сокр. Rg), Athous Dionysiou 263 (XVII, сокр. γ). В данном случае можно говорить о филологической интуиции святителя Феофана, когда вместо свободного и произвольного отношения к тексту он оказался в согласии с некоторыми не известными ему рукописями.

Интересен вариант святителя Феофана, очевидно, незначительно отходящий от греческого текста и его калькированных славянских переводов ради более понятной читателю интерпретации. Κυβερνούμενον переводится как «направляем на добро» вместо калькирующего славянского «окормляем» (BMN 40; 1853). В издании 1853 г. здесь сделано первое примечание по тексту: вместо «окормляем» – «управляемый» ⁴⁴. Очевидна логика исправления святителя: поскольку дальше говорилось о преуспеянии «в худшем», он сделал фразу более симметричной или зеркальной, упомянув о цели руководства Божественным Промыслом – стремлении к добру. Мысль о стоянии в добре или движении «на добро» неоднократно встречается в его письмах: «Бог не хочет смерти грешника; но и произволения не насилует, и только все делает для склонения произволения на добро»⁴⁵. При этом ему удалось сохранить корень слова, предложенного Т. И. Филипповым: «у-правляем» – «на-правляем».

И наконец, святитель Феофан переводит «вочеловечение» более традиционным богословским термином «воплощение». Следует отметить, что термин «вочеловечение» святитель Феофан не использовал в своих трудах, для него это был менее понятный славянизм (в рукописях встречался неоднократно). Сам он любил выражение «воплощенное домостроительство»⁴⁶. Более того, воплощение ради спасения – один из главных богословских лейтмотивов святителя Феофана, нашедший подтверждение в «Подвижническом слове» прп. Максима.

Число примеров можно было бы умножать до бесконечности. Очевидно, что перевод святителя Феофана имеет особую ценность как памятник своей эпохи, который продолжает традицию славянских переводов прп. Паисия Величковского и его переводческой школы. Если переводы прп. Паисия были славянскими, оптинские издания часто полуславянскими, то перевод святителя Феофана – это первый русский перевод, который, к сожалению, не был даже упомянут в списке переводов «Подвижнического слова» на современные языки в отличие от перевода А. И. Сидорова⁴⁷. Тем не менее, у него есть ряд определенных литературных достоинств, которые могли оправдать указание карандашом: «брошюра». По крайней мере, совершенно точно то, что мысли об издании отдельного тома сочинений прп. Максима у святителя Феофана были, что подтверждается его письмами⁴⁸.

Мы не знаем, каковы были планы святителя Феофана. Со временем он пожертвовал идеей отдельного издания «Подвижнического слова» ради достижения гармонии в составе «Добротолюбия» – не только на уровне всего издания, но и, что совершенно очевидно, на уровне одного автора – прп. Максима Исповедника. Сам он постоянно именовал прп. Максима «святым», что тоже соответствует титулам ряда древних рукописей «Подвижнического слова»⁴⁹ и не только...

Таким образом, несмотря на то, что правка перевода «Подвижнического слова» не сохранилась или пока что просто осталась недоступной для докладчика, можно из сопоставления с более старыми славянскими или полуславянскими версиями реконструировать переводческий метод Вышенского подвижника.