Сокровища ветхозаветного Храма. Библейско-историческая справка¹

Волны мировой истории, как и волны моря, изменчивы. Они, то утверждают основания царств и народов, то «колеблют их, понижая и погребая в безвестных могилах былое великолепие и славу этих царств. И потом, время от времени, та же история, словно по непонятному капризу, как бы делает напоминание о забытых царствах, о поверженных стихиями и временем, в прах городах, служивших главными центрами жизни, некогда славных народов. Это же нужно сказать о Палестине. И о ней действительно говорят это, когда сравнивают ее с «коралловым рифом»², по временам, выступающим из недр волнующегося океана.

Мы знаем о Палестине почти в доисторические времена, когда среди мало известных аборигенов ее появляются шатры Авраама. Мы видим, даже, что она, подобно загадочному, но привлекательному «миражу» через пески пустыни манит к себе из Египта порабощенных сынов Израиля, которые вырастают здесь, позже, в целый народ со своими судьями и царями. Затем Вавилон налагает на нее свою властную руку и Палестина, с главным центром религиозной жизни – Иерусалимом, погружается в малозаметную, хотя, быть может, и не совсем тихую жизнь, в то время как пленный Израиль в значительной части своей плачет на реках Вавилонских. Во времена Маккавеев как бы снова оживает Палестина – оживает в подвигах героев, вспомнивших, как будто, былую славу древнего „Сиона“. В ней и в частности около Иерусалима бушуют волны. Иерусалим снова является твердыней, но уже такой, около которой не только разбиваются волны, но которая и сама рушится от этих волн. Но вот над Иерусалимом воздвизаются римские орлы и железные копья могучего Рима охраняют политическое безмолвие великой могилы, в которую превратился Иерусалим после похода на него римского полководца и позднее императора Тита. И почти одновременно с окончательным крушением политического значения иудеев Иерусалим становится колыбелью христианства – и с этого времени как бы забывается национальное падение Израиля. Иерусалим для последнего снова становится прекрасным «миражем», манящим к себе Израиля и питающим уже его теперь одними воспоминаниями и надеждой.

Но ни иудейство, ни христианство не остаются на своей родине –иудейство–потому, что нечестие Израиля лишило его права на родину, на что выразительно указал еще Моисей впервые вступившим в Палестину евреям, описав их будущих поработителей (Втор.28:42–67), христианство –потому, что оно есть сила, которая питается и растет не только в своей исторической колыбели, но и в сердце каждого человека веры – члена Церкви Христовой.

Над Израилем и после над Крестом водружается в Палестине полумесяц. Священные для Израиля и христиан Палестина и Сион становятся священными, подобно Мекке, и для магометан. И хотя мусульмане фактически и монополизируют теперь Палестину, но идейно и исторически христианский мир все же близок к ней.

Понятно, поэтому, что давняя сначала в иудействе, потом в христианстве и в исламе духовное содержание целой половины земного шара, Палестина, с ее далеко захватывающей историей, не может быть безразличной для современного культурного человечества Ее славное прошлое, общая сумма вынесенных из нее воспоминаний никогда не погрузят эту «священную страну» в дремоту, хотя она и кажется иногда наблюдателям как бы забывающейся тихим сном. Иерусалим, взятый, по истории, тридцать шесть раз неприятелем и, по крайней мере, два раза сравненный с землей³, Иерусалим, видевший Бога в человеке, не может остаться вне интересов веры и науки. И интерес веры к нему вполне понятен без объяснения. Интерес науки вполне объясним. Наука, ищущая и находящая в недрах земли указания на судьбу исторически известных, хотя и вымерших, цивилизаций, хочет ближе подойти к забытому прошлому всемирной истории. Вот – причина беспрерывных, почти, раскопок, производимых вообще на востоке и в частности в Палестине.

В настоящий раз мы коснемся только одного эпизода из общей истории научного интереса к прошлому Палестины и Сиона.

В периодической как иностранной, так и русской печати доселе еще не смолкли толки о недавнем рискованном предприятии англо-американских предпринимателей. По сведениям той же печати в турецких тюрьмах еще доселе томятся чиновники, не воспрепятствовавшие, a вероятно и помогавшие этим предпринимателям в их предприятии. Напомним его историю. В текущем году в ночь с 4-го на 5-ое Апреля англо-американская компания археологов, точнее кладоискателей, занимавшаяся раскопками в Иерусалиме под самым центром, так называемой мечети Омара, неожиданно исчезла из Палестины. Подкупив сторожей мечети, англо-американцы во главе с капитаном Паркером и американцем Вильсоном, располагавшими громадной суммой (в 20,000 ф. стерл. около 200,000 р.) денег, проникли в одно таинственное подземелье горы Мориа.

Еще ранее путешественники обращали внимание на то обстоятельство, что в одном месте, под священной «висячей скалой», в полу прикрывающей ее мечети, было несколько плит, издавших при ударах своеобразный звук, указывавший, что под этими плитами есть свободное пространство. Лишенные возможности проникнуть сюда для своих взысканий, англо-американцы с помощью сторожей мечети Омара добрались, будто бы, до заветных плит и вскрыли их. Они нашли под ними какие-то предметы и в ту же ночь несколько ящиков было увезено на автомобилях в Яффу на зафрахтованный ранее английский пароход. Турецкие власти, не без иронии, поглядывавшие ранее на работы подземных кротов – «гяуров», в числе которых были не только англичане, но и еврейско-французские археологи, субсидированные Ротшильдом, были удивлены и возмущены беззастенчивостью предприимчивых кладоискателей. Это событие вызвало бурные запросы в турецком парламенте, поколебало кабинет Хакки-паши и в частности лишило, кажется, портфеля министра финансов. Но это не помогло делу. Таинственный клад увезен и о нем пока ничего не известно.

Но вскоре же после этого события на страницах иностранных журналов и газет стали появляться разные предположения об увезенных сокровищах. Константинопольский корреспондент «Daily News» передавал, между прочим, толки евреев и мусульман о каких-то ценных реликвиях, извлеченных, будто бы, англо-американцами из подземелья мечети Омара. Профессор College de France Шарль Фоссен в разъяснение этого вопроса заговорил о том, что ничего ценного под мечетью Омара не могло быть найдено…

Что же, в самом деле, могло быть вывезено из таинственного подземелья Омара – из этого надгробного памятника религии израиля, над которым ислам содержит теперь как бы «похоронную стражу»⁴?

Ставя этот вопрос, мы должны предварительно заметить, что о подземельях горы Мориа говорят более всего легендарные, и преимущественно мусульманские, сказания.

Однако, кажется, несомненно, что под храмом Соломона и позднее под храмом Ирода Великого были своеобразные катакомбы, так как древность вообще любила подземные сооружения⁵. Магометане, знающие о подземельях своей мечети, говорят, что в одной из пещер горы Мориа заключены духи. В середине этой пещеры есть колодезь, известный у мусульман под именем «источник духов», каковой источник по предположению некоторых ученых, обоснованному на раввинистических толкованиях, представляет остаток общей системы древних акведуков, предназначавшихся для спуска крови и отбросов во время жертвоприношений израильтян⁶. По словам имамов до 1790 года этот источник был открыт и при посредстве его живые люди сносились с потусторонним миром. Но так как одна жительница Иерусалима своим сношением с умершими нарушала спокойствие многих семейств, то этот источник был закрыт⁷. Иудейские и в частности талмудистские предания говорят о Давиде, воспевшем псаломскую песнь на ступенях пропасти, бывшей на священной горе Мориа, о бурных волнах преисподней, поднимавшихся до камня, лежащего над пропастью, о подземелье, вырытом прозорливым Соломоном на случай сокрытия в нем, бесследно исчезнувшего потом, Ковчега завета, о сокрытых здесь царем Иосиею священных принадлежностях святилища, которые невидимо стоят, будто бы, и доселе в пещере скалы⁸, где оберегаются и души всех потомков Авраама.

Но если легендарные сказания, заполняющие пустые цистерны горы Мориа духами и душами умерших, должны быть отнесены на счет фантазии, то предположение о существовании подземных сорружений, о которых говорят те же легенды, может быть признано вполне правдоподобным.

He касаясь археологии ветхозаветного храма, не дающей в существе дела, точного ответа на вопрос о наличности сокровищ его подземелий, хотя бы ценность этих сокровищ определялась даже и не золотом и серебром, a остатками древнего строительного искусства⁹, – мы заметим только, что как в скинии, так и в Соломоновом и позднее в Иродовом храме всегда были ценные сокровища. Так, кроме золота и серебра, в значительном количестве покрывавшего, например, шесты для ношения ковчега завета и самый ковчег завета, a также различные священные изображения (Исх. 25:17–28, ср. 26, 29; ср. 37, 1–15), в ветхозаветной скинии и были чаши, кружки, блюда, кадильницы (Исх. 25, 29. Исх. 37, 16), щипцы, лотки из чистого золота (Исх. 25, 38 ср. 37, 23), горшки для пепла, лопаты, чаши, вилки и угольницы – из меди (Исх. 27:3 ср. 38, 3: Числ 4:7. 9, 14).

Поражавший своим великолепием храм Соломонов был, разумеется, не менее богат разною утварью. Известно, по крайней мере, что Хирам сделал для Соломонова храма ценные золотые и серебряные сосуды и украсил золотом и серебром различныя принадлежности храма (3 кн. Ц. гл. 7). Здесъ был золотой жертвенник, золотой стол для хлебов предложения, золотые светильники, золотые лампадки, золотые блюда, ножи, чаши, лотки и даже золотые петли y дверей (3 Ц. 48–51). Иосиф Флавий, с восторгом описывающий богатство Соломонова храма, исчисляет священые сосуды десятками тисяч. Так, по нему, в Соломоновом храме чаш и кувшинов было 20,000 из золота и 40,000 из серебра, квашней 60,000 золотых и 120,000 серебрянных, подносов 80,000 золотых и 160,000 серебряных, мер золотых 20,000 и 40,000 серебряных (гины и ассароны), труб 200,000 и столько же одеяний для певчих, музыкальных пнструментов (из электрона)¹⁰ 40,000¹¹ и т.д. Если эти поражающие цифровыя данные и преувеличены, то все же надо признать, что храм Соломонов обладал редкими сокровищами.

И неудивительно, что цари иудейские пользовались иногда во время бедствий сокровищами своего храма (3 Ц. 15, 18: 4 Ц. 18, 15). Знали об этих сокровищах и иногда посягали на них и враги израильтян (3 Ц. 14, 26; 4 Ц. 14. 14: 16, 17).

Часть этих сокровищ была, несомненно, и во втором храме. Если многое из сокровищ Соломонова храма и было уничтожено или похищено полководцем Навуходоносора – Навузарданом, сжегшим храм Соломонов, от которого, однако, уцелело несколько туннелей с воротами, то все же кое-что из этих сокровищ мы видим и во втором храме. Так, известно, что по указу персидского царя Кира (Ездр. 6:3–5) израильтянам были возвращены сосуды, взятые Навуходоносором из Иерусалима. Им было возвращено золотых блюд – 30, серебряных – 100, ножей – 29, золотых чаш – 30, серебряных – 410, других сосудов – 1000 и вообще всего 5,400 сосудов (Ездр. 1:9–11). Конечно, это – очень небольшое количество сравнительно с указаниями Иосифа Флавия на богатства Соломонова храма. Но одновременно с этим сокровищница второго храма была пополняема ценными приношениями, как самих израильтян, так и иноплеменников (Ездр. 1:4–6).

Во время Артаксеркса сокровищница ветхозаветного храма была еще пополнена (Ездр. 8:26–28), так что позднее Антиох Епифан произвел, по примеру Навуходоносора, новое хищение в Иерусалимском храме (1 Макк. 1:21–23). В 63 году до Рождества Христова победитель иудеев Помпей–«первый римлянин», вступивший во святилище Иерусалимского xpaма, увидал здесь снова богатые сокровища. Он нашел здесь золотую трапезу с светильниками, жертвенные чаши и около двух тысяч талантов священных денег¹². Ho, по уважению к святыням Израиля, он не коснулся этих сокровищ. Проходивший через Иерусалим почти вслед за Помпеем римский полководец Красс не обладал великодушием и бескорыстием Помпея. Он взял себе из иерусалимского храма золотую жердь, которую предложил Крассу священнослужитель Елеазар в надежде, что насытит этим жадность сирийского губернатора. Но Красс не удовольствовался этим. Он похитил из храма золотую утварь и храмовые деньги (всего на сумму 10,000 талантов)¹³. При этом Иосиф Флавий оговаривается, что его упоминание о богатых сокровищах храма не преувеличены. «Никого не должно удивлять, что в нашем храме была такая масса золота, говорит он, потому что иудеи всего мира, равно как и другие почитатели Предвечного, в Азии и Европе, с давних времен доставляли туда свои приношения... Масса упомянутых нами сокровища вовсе не преувеличена нами из тщеславия или хвастовства». Косвенное обоснование своих сведений о богатстве сокровищницы иерусалимского храма Иосиф Флавий видит в указаниях Страбона на перевозку иудеями сокровищ на остров Коси и на заполнении ими „всего мира“¹⁴ Следовательно, приток богатств в иерусалимском храме, от богатых иудеев рассеяния всегда был очень велик.

Из более поздней истории иерусалимского храма также сохранились сведения о его богатстве. Так, после смерти Ирода при одном восстании иудеев наместник римского императора Сабин вместе с солдатами разграбил богатства иерусалимского храма¹⁵.

Обладая большими сокровищами, Иерусалимский храм в течении своей долгой истории должен был иметь и действительно имел свои сокровищницы (γαζοφύλάκια) во внутреннем дворе храма и специальных хранителей этих сокровищниц (γαζοφύλάκας)¹⁶, которые имели право и долг спасать сокровища в исключительных случаях, каковым правом, надо полагать, они и пользовались¹⁷ в случаях вторжения неприятелей в Иерусалим и в его сердце – в священный охрам. Неудивительно, поэтому, если, не смотря на беспрерывные хищения сокровищ храма, ко времени римского императора Тита мы снова видим в нем богатую сокровищницу¹⁸. Были, несомненно, при иудейском храме и особые комнаты – книгохранилища¹⁹. И Тит воспользовался как сокровищами иерусалимского храма, так и его книгохранилищем²⁰. Интересны, между прочим, подробности разрушения иерусалимского храма при Тите. Смотря на великолепие ветхозаветного храма, Тит, уже вступивший в город, умолял иудеев сдаться и сохранить памятник веры и их отцов. Но иудеи отказались от предложения. И вот под самым портиками храма завязалась жаркая схватка между иудеями п противниками, которую один раввин сравнивает с волнами бурного моря²¹. Вспыхнувший, затем, пожар, охватил весь храм, причем под одним из портиков его пожраны были пламенем три центуриона, принадлежавших к третьему римскому легиону, вместе со своими трибунами и знаменами. Но вот римские мечи разрушили уже и дверь храма, и Тит, проникнувший с несколькими воинами в святилище, остановил свое внимание на священной утвари. Но скрывшиеся здесь священники и левиты неожиданно напали на него и заставили его удалиться из святилища. Возвращаясь снова в храм, Тит видел на его помосте, среди густого дыма, закутывавшего трупы защитников, других немногих, еще живых, священников – борцов за неприкосновенность храма, которые и пали около него²². Это событие заставило одного ученого раввина Абрабанелла²³ воскликнуть в своем описании разорения Иерусалима: „плач, дщерь Иуды! Ты уже не имеешь более крова; нечестивый поднял святотатственную руку на твоих священников в самой святыне. Дева Сиона! напрасно взоры твои ищут юношу, который любил бы тебя! Облекись лучше в одежду вдовицы и не думай о брачном ложе. Израиль! покрой главу твою пеплом! Святое святых более не существует!». И эта скорбь Абрабанелла, точнее ее общий тон, хорошо был, разумеется, понятен и без слов остаткам, палестинских иудеев времени Тита II горечь их чувства увеличивалась, быть может, еще тем, что в борьбе с римлянами иудеи, по свидетельству Иосифа Флавия, потеряли убитыми более миллиона ста тысяч и плененными девяносто семь тысяч. Кроме того, Тит приказал, будто бы, проехать и цугом через Иерусалим и взрыть основание храма. О том упоминают талмуд и раввины²⁴.

Победив, выражаясь словами Тита, «самый беспокойный народ», победитель, снисходя к несчастью иудеев, отказался от удовлетворения просьбы антиохинских греков, желавших изгнать всех иудеев из Антиохи, но не отказался от устройства торжественного триумфа в Риме. II во время этого триумфа пленные евреи пережили не только политическое, но и религиозное унижение. Небольшая, сравнительно, кучка их видела, как победители несли священные сосуды Иерусалимского храма и вообще его золотую утварь. И в Риме еще и в наши дни существует большая триумфальная арка Тита с изображением на ней римских воинов, несущих священные сосуды иерусалимского храма. Внизу этого изображения соответствующая надпись, возвещающая потомству о подвигах Тита²⁵. Говоря об этих подробностях, мы не имеем, конечно, в виду интереса простого любопытства, ради которого можно было отметить и еще многое из истории завоевания Иерусалима Титом. Нам важно указание на то, что победитель – Тит вошел в иерусалимский храм через трупы иудеев и взял трофеи. И если он видел в последних священниках храма борцов за его неприкосновенность, то, понятно, что эти же священники, не щадившие своей жизни, могли скрыть в тайные кладовые часть драгоценных сосудов храма, который своими дымившимися развалинами как бы и прикрыл их. История, при завоеваниях городов, обыкновенная, a при завоевании Иерусалима тем более возможная, что иудеев оскорбляла не только и не столько гибель сокровищ, сколько прикосновение к ним нечестивых. Правда, победитель, в целях поживы, мог заняться и раскопками развалин ветхозаветного храма. Но если они и были, то, конечно, не походили на раскопки позднейших археологов. Для этого потребовалось бы немало времени, которым не мог располагать Тит.

После Тита ветхозаветный храм долгое время оставался грудою развалин Император Адриан, восстановивший (в 136 г.) город Иерусалим и построивший на развалинах храма Иеговы капище Юпитеру Капитолийскому, под страхом смерти запретил иудеям селиться в новом городе и подходить к разрушенному храму. С этого времени иудеи только подачками римских воинов могли купить себе позволение плакать в траурных одеждах на Масличной горе, в виду Иерусалима²⁶. Так, по слову пророка, израильтяне, забывшие пути Господни (Иер. 5:4), „выброшены“ были из Иерусалима (Иер. 16:13), отданы „на озлобление царствам земным“, „в посмеяние и проклятие во всех местах» (Иер. 24:9) и «развеяны веялом за ворота своей земли» (Иер. 15:7).

Последующая история ветхозаветного храма для наших целей мало выразительна.

При Константине великом Адрианов храм Юпитера был разрушен. Печальное безмолвие горы Мориа было после нарушено попыткой императора Юлиана Отступника восстановить древний иудейский храм. Но страшное землетрясение и вырвавшийся из недр земли пламя²⁷ остановило начатые работы, за которые с упорным усердием принялись, было, иудеи, одевшиеся, пo словам Григория Назианзина, для работ в самые лучшие одежды и приносившие для них даже серебряные лопатки и ценные корзины.

При господстве ислама вершина горы Мориа стала застраиваться. Здесь, появилась величественная мечеть Омара, названная так по имени халифа Омара, овладевшего Иерусалимом в 637 г., и возвышающаяся своим (Куббет-ессахра) куполом, как думают, над центральной частью ветхозаветного храма. Недолгое, сравнительно, владычество крестоносцев не могло коснуться существенно сооружений на месте ветхозаветного храма и его подземелий²⁸. Холодная и гордая, но все же прекрасная мечеть Омара, как страж стоит и теперь, после временного пребывания в Иерусалиме крестоносцев, над священной горой Мориа в ряду других построек. Все построенное над высшей точкой горы Мориа и в частности над той скалой, где начался великий религиозный опыт“²⁹, выражавшийся в принесении жертв и приведший к новой совершенной голгофской Жертве, отличается своеобразием. Внутренности мечетей как бы наполнены таинственным сумеречным светом, переливающимся от золота, серебра и ярких красок разнообразными цветами. Это, по одному меткому выражению, представляет из себя³⁰, олицетворение чисто магометанского благоговения, „благочестивой полудремоты“, которая опустилась на то место, где некогда высился ветхозаветный храм с его сокровищами.

Итак, история сокровищ ветхозаветного храма как бы теряется в истории разрушения его Титом. Последующая судьба его, как видно, не дает каких либо точных указаний относительно интересующего нас вопроса. Возможно, конечно, что «циклопические»³¹ сооружения ветхозаветного храма, которому Тит отдал пальму первенства между всеми, известными ему храмами³², как бы задавили и хранят в себе кое-какие ценные остатки несметных, некогда, сокровищ. Но, разумеется, вместе с глубокими фундаментами храма они уже давно вросли в землю.

И если периодическая печать как русская, так и заграничная заговорила и говорит еще и теперь о каких-то ценностях, похищенных, будто бы, англо-американскими предпринимателями, то все эти толки покоятся на одних только предположениях. Почти постоянно работающие в Иерусалиме и в частности на горе Мориа археологи износили и доселе ежегодно и, можно сказать, ежемесячно износят из недр земли остатки черепков глиняной посуды, камней с обрывками древнееврейских надписей и об этих открытиях постоянно возвещают специальные заграничные органы печати. Могли и англо-американцы найти подобные остатки старины, ценность которой может определяться не только золотом и серебром, но и научным интересом. Известно, по крайней мере, какие затраты были сделаны палестиноведами для приобретения, восстановления и изучения, например, памятника моавитского царя Меши, поведавшего миру о древней судьбе израильского царства. Около одного камня собирались выдающиеся ученые представители различных цивилизованных стран запада.

Понятно, потому, что если англо-американскими предпринимателями найдены в подземельях горы Мориа и таковые вещественные ценности, то и тогда их рискованное предприятие по изысканию древностей нужно признать оплаченным. Но не удивительно, если мы услышим о золоте и серебре.

Возможно, конечно, что предприятие англо-американцев даст лишний повод для какой-либо спекуляции в области библейской археологии. История раскопок в Палестине знает, по крайней мере, случаи, когда ради наживы ученому миру предлагались древности сомнительного происхождения. Так, библеистам и археологам хорошо известен, например, подлог одного хитроумного изобретателя древностей Шапиро, который своим „открытием» в 1883 г. ввел в заблуждение нескольких видных ориенталистов, продав Британскому музею за огромную сумму «единственный в своем роде» манускрипт, рассказывавший о странствованиях евреев по пустыне. Этот манускрипт, купленный по заявлению Шапира у бедуина, хранившего его как талисман, был набальзамирован по египетскому обычаю, чем и объяснялась, будто бы, его сохранность в течении нескольких столетий и даже тысячелетий. Но оказалось, что этот «манускрипт» с архаическими письменами представлял из себя только «отрезание края старого синагогального свитка: архаические же письмена были грубой подделкой. И это разоблачение фальсификации, сделанное ученым Клермоном Ганно, посланным французским министерством народного просвещения для знакомства с манускриптом в Лондон, имело место уже после того, как Лейпцигский профессор-палестиновед Гуте транскрибировал и перевел „манускрипт“. Возможно, что и предприятие англо-американцев, проникших, будто бы, в мечеть Омара, даст повод для спекуляции, и ученому миру снова придется решать вопрос о древности того или другого новооткрытого памятника. Но это понятное опасение не исключает, разумеется, возможности, что англо-американцы наряду с какою-либо мусульманской стариной достали кое-что и из подлинной палестинской ветхозаветной старины³³.

Однако, – заключаем, – все это только область предположений, а не вывод из безусловных данных – догадки, а не свидетельство истории.

Но если для нас сокрыты тайны горы Мориа, касающиеся действительной наличности находящихся в ней ценностей, то в беспокойных толках об этих тайнах ясно одно, a именно неумирающее значение Палестины.

Очевидно, за сознательными поисками отдельных лиц следует бессознательный, но психологически понятный интерес общества.

И если действительно есть интерес, – a отрицать его нет оснований, – то, думается, в элементах его есть, между прочим, и инстинктивное тяготение к утраченным святыням ветхого завета, который в идее ветхозаветной жертвы дал как бы подпочву для христианства и для его символа – Креста Христова. Этот инстинкт говорит, что Палестина есть действительно „земля святая» и всякое сокровище ея, даже следы этих сокровищ, дороги религиозной веры и последней более, чем научной мысли.

И если общество при воспоминании о Палестине действительно будит в себе эту религиозную веру, приветствующую и научные изыскания, то не о нашем времени сказал Кирилл Иерусалимский³⁴: „когда антихрист придет к иудеям, как Христос, от иудеев потребует поклонения, тогда, чтобы обольстить их более, покажет великое усердие к храму, внушая о себе ту мысль, что он от рода Давидова и что ему необходимо восстановить храм, некогда сооруженный Соломоном“.

Димитрий Введенский