Глава 3. Богомыслие

Призвание монаха

есть путь за Спасителем,

шествие за апостолами

Предисловие

В одной из монашеских книг говорится, что если инок осмелится рассуждать о вещах, которых он не пережил сам, то его начнут преследовать демоны мщения²³⁸. Однако я надеюсь, что сегодня этого не произойдет, потому что вы все своим присутствием, жаждой познания и любовью воспрепятствуете им преследовать меня словами: «Ты сказал о том, во что не верить или чего не понимаешь».

В другой книге по этому поводу сказано то же самое, а именно: если кто-либо утолит духовными словесами жажду души и они не войдут в ее глубь, то с этого момента человек будет вечно испытывать жажду, но уже никогда не сможет ее утолить²³⁹. Он будет подобен тому, кто нарисовал картину, на которой изобразил себя пьющим воду. Своими словами он насытится, как водой, выпитой с живописного холста.

Введение

Я думаю, что Богу и Владычице Богородице приятно и угодно, когда говорят о Святой Горе. Но рассказчик должен быть ангелом или равным ангелу.

Так как быть мне, раз уж я приглашен? Я ваш покорный слуга, и поэтому вынужден рассказывать о Святой Горе, о которой преславное глаголашася (Пс. 86:3); ее возвышенности, низины, пещеры, почвы – все Господь для нас приспособил, мы все это использовали в качестве основания для обустройства монашеского жития, а Дева Мария коснулась каймою Своих духоносных одежд.

Все там приукрашено вековыми подвигами, испещрено потоками слез, пропитано кровью преподобномучеников, обогащено честными мощами; все блистает от лучей Божественной колесницы, переносящей вверх и вниз Бога. Он благоволил избрать Афон местом Своего обитания, благословляя и воспитывая тысящи гобзующих (Пс. 67:18) иноков. Никто не может сосчитать ни достижений, ни даже имен святогорских отцов, уже не говоря о том, чтобы запечатлеть ведомое одному лишь Богу описание их жизни, целью которой было – стяжать Царствие Божие.

Несмотря на это, святогорская жизнь, столь таинственная и сокровенная в кладовых келий и сердец, в богослужебных собраниях, в то же время так близка каждому и открыта для всякого человека – будь он духовным лицом или бездомным бродягой, проходящим мимо. Ибо Святая Гора живет словно единое возлюбленное Богом творение в нежных объятиях мира, который привязан к Афону, оберегает его и время от времени подпитывает новыми монахами.

Кому случилось побывать на Святой Горе хотя бы однажды, тот знает, что монахи принимают паломников с улыбкой и любовью, и каждый понимает, что эта улыбка и эта любовь есть одно: распахнутое в Небеса окно, отблеск сияния сердец святогорцев. Видят паломники и то, что живут монахи с пением и в блаженстве имени Иисусова, насыщаясь денно и нощно молитвами и пением псалмов. Каждый день они омываются в этом. И если и есть что-то, в чем бы они могли выразить себя, так это имя Господне.

Монахи, вечно испытывающие жажду в памятовании о Господе²⁴⁰, будучи соединенными и с теми, кто близко, и теми, кто далеко, в молитве предстательствуют за всех людей, за их обожение. Вся жизнь святогорца проходит под знаком радости, молитвы и плача о падшем и страждущем Адаме и воскресении всего рода человеческого. Подобна Небесной жизнь монаха, но, в то же время она проходит в человеческом обществе. Поэтому вернее сказать: она есть богочеловеческое собрание людей и святых. Следовательно, это нечто совершенно чужое и в то же время очень близкое каждому из нас.

Святогорец живет в своем месте, удалившись от всего. Это место называется «Садом Богородицы». Он пользуется византийским временем²⁴¹, отличным от мирского – это время богослужебное, и оно переносит монаха к великим событиям жизни Христа, передает ему те переживания богослужения, какие испытали Святые отцы. У монаха другой календарь²⁴², «переданный отцами». Он не использует его для каких-либо «сделок», но для расчета одного – дней памяти святых, то есть своих ежедневных встреч, назначенных с уже причисленными к лику святых подвижниками благочестия ежедневно в храме, в келье, в своем сердце.

За пределами «Сада» простирается «зарубежье», внешний мир – мир, конечно же, Божий. Там – родители, братья, сестры и друзья Христовы, призванные в Царство, сонаследники обетований Бога. Все они также являются «своими» для Бога, как бы далеко ни жили. Два мира сплетены столь неразрывно, что я мог бы сказать: нельзя рассуждать о мире, не прочитав прежде целую главу, посвященную Святой Горе.

И не понять Святую Гору, не зная, что такое на самом деле мир. Во всяком случае, Святая Гора есть место, которому радуется святогорец. Здесь, в этом благодатном саду, чувствуешь себя легко, здесь, на Горе святых, ты живешь как богач. Открываешь глаза, по слову Писания, и досыта ешь хлеб (Притч. 20:13), простираешь свою руку, ешь мед, и он сладок для гортани твоей (Притч. 24:13). Ты наяву причащаешься сладчайшей Божественной жизни.

Ну что мне сказать о жизни святогорцев, высокой, как звезды в раю, и глубокой, как таинство Христа? Давайте с дерзновением в голосе нарушим подобающее святыне молчание и поговорим о некоторых отличительных особенностях жизни на Святой Горе.

Богочеловеческое житие

Во-первых, святогорцы, даже и те из них, кто являются величайшими отшельниками, – это огромная община. Монахи на Святой Горе объяты чувством, что они составляют одно целое. Они никогда не ощущают своей личной независимости от остальных. У них есть единое государство, разделенное на большие и маленькие семьи разного типа (киновии, дома, каливы, скиты)²⁴³. Каждая семья имеет свои отличительные признаки, свою историю. Не существует двух одинаковых. Каждая семья движется свободно и непрестанно приносит Богу то, что имеет, и то, что может.

Но в то же время все они имеют и общее святогорское сознание, единую традицию и поэтому свобода допускается в рамках этой традиции. Святогорцы чувствуют, что вместе они составляют одну семью.

Кроме того, каждая монашеская семья представляет свое собственное внутреннее равновесие единства и любви благодаря иерархическому устройству, и прежде всего взаимному согласию и принятию во внимание положения, мнения, воли и особенностей характера другого человека, находящегося рядом, ибо другой является воплощением своего «я». В нем монах обретает образ Божий, и именно это интересует его в ближнем.

Признавая другого, каким бы характером тот ни обладал, и ставя его выше себя, монах разрешает всякое разногласие и таким образом сохраняет чистоту своей личности и обретает ее завершенность, исполненный мудрости и Божественной справедливости.

Как следствие этого возникает равноправие членов семьи. Все – общее, основания этому – свобода и добрая воля. Здесь нет ничего собственного. А то, что мое, – так оно все общее, все «твое». Здесь нет ни повелений, ни обязательств, ни каких- либо иных принуждений. Каждый осуществляет посильное приношение Богу. Все предстоят перед лицом Божиим, каждый со своей душой и собственной мерой.

Этот, кажется, более склонен к созерцанию, а тот – к деятельности. Один в высшей степени благоговеен, другой более свободен. Вон того пришедший на Афон паломник, пожалуй, сочтет крайним, а он живет самым естественным для него образом. Посетитель сравнит его с «хулиганом», какие бывают в миру. Да, может быть. Однако он «хулиган» Божий, который ежедневно предстоит перед Ним. Кто может отказать ему в праве приметатися в дому Бога (Пс. 83:11)? Да, вероятно, он совершает плохие поступки, но с надеждою пребывает предстоящим пред Богом (Лк. 1:19) денно и нощно.

Жизнь каждого монаха и любой монашеской общины отличается и еще одной характерной чертой. Это – радость. Источником этой радости являются слезы монахов. Радость есть плод, принесенный молитвой, соприсутствием Бога. Изо дня в день является торжество монашеского содружества и личной жизни. Без каждодневной радости немыслима жизнь святогорца. На Афоне ты можешь лицезреть воплощение увещания царя-пророка: Радуйтеся, праведные, о Господе; правым подобает похвала. Вси язы́цы, восплещите руками, воскликнете Богу гласом радования (Пс. 32:1; 46:2).

Такие общественные связи святогорцев выражаются не только во взаимоотношениях между членами одной семьи или членами из других семей, монастырей, скитов, но в контактах с приходящими паломниками и людьми из мира в целом. Монах никогда не смотрит на другого как к чужого. Он не лишает его ни трапезы, ни церкви, ничего из того, чем можно поделиться. Это является одной из традиций монашества – ставить превыше всего гостя и своего ближнего.

Чтобы ощутить это, послушайте некоторые наставления к отшельникам аввы Исайи, одного из величайших отцов-отшельников и аскетов, и вы увидите единство мысли Святой Горы, начиная с глубокой древности.

Если ты, говорит он, встретишь по дороге кого-нибудь из своих обвинителей или клеветников или если он посетит тебя, прими его с лицом радостным и добрым, и смотри – не скажи ему что-либо о его клевете против тебя²⁴⁴.

Если ты прогуливаешься с другими братьями, то не делай ничего, что могло бы проявить твое предпочтение, любовь или особое благоволение к одному из них, откровенность в отношениях с ним, чтобы случайно не впал в зависть другой и не стал бы подобен мертвому от огорчения²⁴⁵.

Сколь простыми кажутся эти слова, но какую глубину они имеют! Проблема не в зависти другого, а в том, что он, завидуя, в своей печали станет подобен мертвому и не сможет более предстать пред лицом Бога, ибо опечаленный человек не может ни молиться, ни даже любить Бога.

Продолжим.

Если ты идешь со своими братьями и один из них более слаб, притворись, что хочешь отдохнуть или что ты голоден и хочешь поесть, так, чтобы укрепился он, но сделай это, не показав, что оказываешь ему милость²⁴⁶.

Вы видите благородство души, тонкость человеческих отношений? Сколь соборное мышление приобретает такой человек! Как исчезает его индивидуализм и на первое место становится ближний, а через него Сам Бог!

Никогда не говори другому: «Ты не умеешь делать это хорошо. Стой, я тебя научу» или: «Еда, которую ты приготовил, могла бы быть и получше», чтобы не огорчать его, но надлежит тебе обрадовать сердце его.

Если тебе приносят пищу, которую ты не можешь съесть, не показывай этого: принудь себя, вплоть до смерти, чтобы это съесть и обрадовать другого²⁴⁷.

– Остерегайтесь противостоять брату в чем-либо, чтобы не огорчать его²⁴⁸. Любовь побеждает скорбь.

Послушайте, что говорит святой Исаак об отшельниках- пустынниках:

«- Я заповедаю тебе, брат, хотя ты и в пустыне, что должно тебе подвизаться, “покуда не испытаешь ты к себе ту меру жалости, которую имеешь по отношению к миру”.

Сердце грубое и безжалостное никогда не очистится²⁴⁹.

Брат мой, брат мой, пусть будет по слову его, ты в пустыне, ты подвизаешься. Знаешь ли, чем тебе необходимо обладать, помимо молитвы и аскетических упражнений? Что говорит о Боге Священное Писание? То, что милость Его наполняет всю Вселенную».

Итак, необходимо, чтобы твоя любовь обнимала не только твою собственную пустынь, но распространялась и на тех, кто очень далеко от тебя. И если случайно ты кого-нибудь огорчишь, кем-нибудь пренебрежешь, то знай, что тогда уже не идет речи о достижении очищения, ибо как войдет в тебя Божественная благодать? Если ты не вмещаешь в себя интересов другого и этот ограниченный мир, то как вместишь беспредельного и невместимого Бога?

Вы видите, границы Святой Горы очерчены, определены; при этом они имеют и другое измерение. Они включают Вселенную и все, что наполнено светом лика Господа.

Общественная и одновременно духовная жизнь Святой Горы, житие святогорцев, держащееся на вышеупомянутых постаментах, естественным образом привлекает отовсюду людей. Часто они приходят из светского общества, одни – с желанием покаяться и начать сначала свою жизнь, упразднить из нее суету, другие ищут успокоения, утешения, очищения либо духовного наставника, который может помочь советом и в печали, и в радости.

Более того, святогорская жизнь, излучая свет во все времена, даже в самые мрачные века, когда Греция находилась под турецким игом, способствовала процветанию центров монашества с духовным устроением, ориентированным на Афон, на всем пространстве Балканского полуострова и за его пределами, в России. Бессчетен перечень святых старцев и духовников, вышедших со Святой Горы и заполнивших мир. Афонское «излучение» продолжается и в наши дни²⁵⁰.

Земля Греции более других изобилует святогорскими подворьями и монастырями, построенными святогорцами. Они подобны деснице Афона, простертой для распространения духовности, общинности, дыхания, нравов святогорской жизни среди мирского общества. Все это, безусловно, внесло свой вклад в сохранение веры, истины, языка, богослужебного обряда нашей Церкви, обычаев, сокровищ, всего святого и священного, что есть на земле Эллады, национальных традиций, искусства, словесности. Кажется, будто осуществлялось невидимое, организованное руководство над всем этим.

Не будем слишком долго задерживаться на существовавшем во все века, вплоть до сего дня, национальном, церковном, духовном вкладе афонских старцев, которые выходили со Святой Горы в Грецию, на Балканы и в Россию, а позднее в Европу и далее, наполняли мир благодеяниями, превращали его в материнское лоно, некогда выносившее Христа и ныне носящее бесчисленных святых, ибо учили они правильному церковному самосознанию.

Вся Греция знает об этих святых людях, кажется, что вопиют и сами скалы, пещеры, о них хранит живое предание и народ, который их почитает.

Таким образом, жизнь Святой Горы, равно, как и деятельность святых старцев, есть определяющая черта духовной жизни христиан в миру. Святая Гора, будучи сердцем одного тела, оживляла все широты и долготы нашей родины, выходя за ее пределы, передавая опыт святогорской жизни, радость, улыбку, безопасность, мир, надежность, веру в присутствие Бога в мире. И сегодня в России, Сербии и других местах можно найти монашеские очаги, названные по имени Святой Горы: «Святая Гора», «Малая Святая Гора» и др.

Таким образом, мир становится оконечностью и склонами Святой Горы, становится ее окрестностями. Гора являет миру живого Бога. А мир приносит Горе живость и простоту души, которая никогда не бывает без Бога, даже если утверждает, что «Бога нет».

Нелегко различить реальные и духовные пределы Афонской земли и нелегко сказать: «Здесь Святая Г ора, а там человеческое общество». Ведь Святая Гора – это богочеловеческое общество. Ведь населяют ее люди не простые, но состоящие в общении с другими людьми, святыми, ангелами, с Самим Богом. Она есть собрание народов. Она – народ Божий. Бог ста в сонме богов (Пс. 81:1). Они поистине святы, они – ангелы, живущие посреди людей²⁵¹, собранные вокруг Бога, как сказал о монахах святой Иоанн Златоуст.

Чтобы иметь наиболее правдоподобное изображение богочеловеческой общности на Святой Горе, не стоит забывать о том, что святогорцы большую часть времени проводят в храме, а лучше сказать, что они в нем живут. Неопределенная и аморфная масса мирян, каждый из которых смотрит на соседа как на безымянного бродягу, со своими мечтами, собственной жизнью, устремлениями, погребена под собственным индивидуализмом и не существует для другого. В противоположность ей богослужебное собрание святогорцев является земным и Небесным, полным и завершенным обществом знакомых, близких, свободных и любимых людей, вместе составляющих таинственное Тело Господа нашего Иисуса Христа и чающих в песнопениях и молитвословиях наступления Царствия Божия.

Известно, что почти всегда в святогорских богослужениях участвуют миряне. Да и в былые времена Святая Гора никогда не была местом исключительно монашеским. До сих пор на Святой Горе живут миряне – нищие, недужные, трудящиеся, стремящиеся к покою и радости.

Святогорское богослужение, которое никогда не прекращается, делает жизнь святогорцев непрерывным общением, совместной многоагничной жертвой и приношением за всю человеческую жизнь и обнаруживает не только единое общество людей и святых, но также и единство всей твари, которая совокупно стенает и мучается (Рим. 8:22), обновляется и вместе с Богом воскресает.

Пророческое житие

Итак, если мирянин впервые приблизится к повседневной жизни святогорцев, то будет удивлен, видя, что между собой они говорят о видениях, снах, пророчествах, чудесах как о самых обычных вещах. Например, они станут рассказывать о чудесных исцелениях, говорящих змеях, ангелах, святых (или бесах) как о принимающих реальное участие в житейских событиях, находясь поблизости с монахами. Вы сразу почувствуете, что за этими, часто простыми или даже простецкими разговорами, стоит некое переживание, влекущая невидимая сила, нечто совершенно иное; некая сокровенная сущность, которая составляет жизнь таинства. Мирской человек с трудом принимает это.

Но святогорцы обладают чувством этих реальностей, существующих как бы невидимо. Вкушение Небесного вожделенного опыта, в высшей степени присуще обитателям Святой Горы. Монах живет, видя насквозь и предвидя невидимое. У него сердце пророка. И святогорская жизнь неразрывно связана с даром пророчества. Она выходит и разносится в сегодняшнем мире, приносящем жертвы и поклоняющемся им, как пронзительный пророческий крик.

Пророки в древнем Израиле – и, конечно же, в новом – были окнами собрания, открытыми в запредельное и надвременное. Через них могли смотреть и слышать все люди, составлявшие верный народ Божий. Молитвы и утешения пророков оживотворяли умершие души верных, их блестящие пророческие вещания приводили всех в дрожь. Путь пророка в народном сознании был путем Бога. Свидетельство пророка в действительности не было возвещением о грядущем, но сообщением о здешнем мире, оно было раскрытием присутствия Бога, откровением, что «се, здесь Христос», Который входит в нашу жизнь, напоминая о Своих правах на нее и о наших правах на Его жизнь.

Каждый может понять, насколько это важно. Ибо народ, зачастую сидящий во тьме (Мф. 4:16) и невежестве, не переставая быть народом Божиим, знает то, что знают они, видит то, что видят они, – то, что понимают и переживают они, люди Божии. Перед ними открыто и прошлое, и будущее, и видимое, и невидимое, а значит, все то может видеть и он, поскольку составляем мы единое Тело. Мы причастны их знанию. Их пророческое чувствование становится и нашей собственной жизнью, ибо мы не идем «наугад», а один тянет, влечет за собой другого.

Итак, святогорцы представляют собой одно пророческое собрание, – голос которого слышен также и в миру, свидетельствуя о явлении вечной жизни, желаниях святых, стенаниях преподобных о том, что приблизилось Царство Небесное (Мф. 10:7), которое силою берется, приблизились дни родиться духу спасения (Ис. 26:18).

Это причина, по которой миряне всегда с радостью и ожиданием, несмотря на все возникающие соблазны, принимали святогорских духовников и старцев, лелея тайные надежды, в которых не разочаровывались.

Когда Антоний Великий вышел в мир, при всем нам известных обстоятельствах, то даже и язычники «считали за честь хотя бы дотронуться до старца, веря, что это пойдет им на пользу»²⁵². Тогда за несколько дней христианами стало столько людей, сколько не было во все времена.

Афанасий Великий говорит о нем: «Кто скорбящий не возвратился от него в радости? Кто плачущий... не отложил свою печаль вмиг?»²⁵³.

Как много может присутствие одного святого старца в мире!

Вот такими глазами мир всегда смотрел на монахов, а особенно на тех из них, кто стяжал святость и аскетические подвиги и отличается, вплоть до сего дня. И в каком-то смысле через них мир приобщается монашескому опыту и Божественному благословению Святой Горы. Что касается раннехристианской аскетической истории, то она признает относительно таких монахов следующее: «Благодаря им стоит мир и в чести человеческая жизнь»²⁵⁴.

Однажды в XVIII веке мудрейший патриарх Иерусалимский Хрисанф встретился со святогорским преподобным Акакием Новым²⁵⁵, и после этого возглашал повсюду: «Видел я нового Илию и Иоанна Крестителя; видел более, чем слышал»; и прославлял он Бога за то, что в такие времена еще встречаются такие личности²⁵⁶.

А сколько тысяч святогорских монахов уходили на проповедь с Афона! Это и Косма Этолийский²⁵⁷, и преподобный Никодим Святогорец, бесчисленные святогорцы-новомученики и все преподобные, вплоть до нашего века, множество житий которых служат ежедневной усладой для верных!

Они становятся духовными осями, вокруг которых свободно вращается колесо новоначальных юношей. Они являются руководителями душ и воспитателями личностей. О многих верно слово: И сей, «от всего убежав, отправляется к Богу»²⁵⁸. Почему? Потому что встретил он монаха, жизнь которого является в некотором роде внеземной и надмирной.

Монахи становятся также «мостиками», которые лучше всего соединяют святоименную общину с человеческим обществом. На этом пути они встречают друг друга и приветствуют.

Древний аскет авва Исаия, о котором мы уже упоминали, говорит: «Если на своем пути ты встретишь идущего к тебе человека, то, исполненный святости, поприветствуй его с улыбкой и дай ему лобызание столь светлое, что сможет осветить даже его скорбящую душу. И возьми поклажу (то, что мы называем багажом), если она окажется у него в руке, чтобы лишить его всякой тяжести, и подари ему свою улыбку и радость Самого Христа»²⁵⁹.

Итак, давайте перейдем к третьей черте афонского монашества, и сделаем это с чувством объединяющей общности, мира святогорского и мира Божиего, Церкви, ведущей свою брань повсюду.

Житие совершенное

Монашеская община является наиболее ярким воплощением евангельского совершенства, достигаемого через отречение от всего, ежедневное воздвижение своего креста и следование за Господом. Прежде всего такая община есть поиск Царства Божиего на земле и устройства жития по его подобию. Монашеское призвание есть явное призвание к апостольскому чину.

Это имеет особое значение для нашего общества, где, несмотря на существование людей, кажущихся безразличными, есть целый мир, который стремится жить религиозной жизнью и имеет жажду к совершенствованию. Итак, для современного религиозного общества надежда осуществления некоей мирской справедливости является большим искушением, скрытым под веществом доказательств безотлагательной необходимости освящения и активной деятельности в миру.

Путь верного христианина к совершенству начинается с опыта обращения блудного сына, мытаря, блудницы. Это не происходит посредством одной-двух исповедей и ведения некоей «добропорядочной» жизни. Это жизненный выбор. Выбор религии, которая покоится на отказе от греха, религии, в основание которой положены дела, решения, приношение и дары любви, – это новая религия.

Призвание же монаха есть путь за Спасителем, шествие за апостолами. Это совершенное апостольское свидетельствование, которое начинается во дворце Анны и Каиафы, переходит к переживанию сиротства и оставленности перед крестом Господа, продолжается смятением перед полагаемым во гроб, напряженным ожиданием восхождения, а затем узнает ее ощущением сердца, освещенного огнем Святого Духа и ликованием от сияния лица Господня.

Православная традиция сущностно свидетельствует о том, что никто не достигнет лика Господа и не войдет в свет Его, если не пройдет все эти ступени и не умертвит прежде свои грехи. Но он может, «все оставив и от всего освободившись»²⁶⁰, достигнуть знания о Боге и соединения со светом Божественной благодати. Ведение и приобщение апостола к тому, что он любит и исповедует, является первоначальным элементом его чина.

И эта истина, подобно незаменимому сокровищу, была передана, засвидетельствована и провозглашена Святой Горой и сохраняется там до наших дней.

Чтобы обрести переживание Бога, надо пережить тысячу мраков Его отсутствия или Его незримости. Когда же ты через это получишь опыт собственного незнания Бога, полной Его незримости, когда ты почувствуешь, что погружен во мрак своей греховности и осознаешь полное бессилие, тогда ты удостоишься получить в качестве приданого Божественную благодать.

Как просто и безыскусно сказал один свято горский монах: «Вот, здесь, один раз... вот так! Так (он показывает рукой)... наполнилась келия моя благодатью... Я хотел убежать, чтобы спрятаться, растерялся! Но встал на колени и поклонился».

Этот человек, чувствуя себя недостойным, испугался, но потом покорился, признал присутствие света Божьего в своей келье.

Как нас уверяют преподобные отцы, когда Бог через благодать удостаивает человека, который есть земля и прах, Своего умного чувствования, тогда «многим наслаждением переполняется его незрячий ум»²⁶¹. Какие сладости познает он тогда, какое Божественное насыщение! Ангел спускается на землю, и земля не выдерживает его излучения, блеска и сияния (Откр. 18:1). Бог! Как вынести Его человеку! Но, к счастью, Бог постоянно уменьшает Себя, точно так же, как Он, уменьшившись, поместился в женском чреве, как Он прячет Себя и нестерпимую Свою славу в кусочке хлеба, который становится Божественным Причастием, таким образом Он скрывается, преображаясь и преображая неизмеримую славу Своего Божества, неприступный свет Своего величия во мрак, во тьму.

Когда внезапно врывается яркий свет, мы закрываем глаза. Когда свет перед глазами нашими сильнее, чем мы можем вынести, то он воспринимается как мрак.

Подумай и ты о своей повседневной жизни. Ты не выносишь света? Ты не научился его искать? Переживи, по крайней мере, веру и упование на Божественный свет во мгле своих душевных мучений: борьбы, страсти, надежды, в страданиях, которые дарят тебе слезы повседневной жизни, разочарования, которые ты переживаешь, и что угодно другое. А за внешней мглой скрывается реальность, свет Бога. Наша собственная мгла, «сумерки» нашего сердца – как часто говорим мы: «У меня внутри тяжело, мрачно» – за всем этим станет, в конце концов, присутствие скрывающегося в нем Бога.

Конечно же, Бог есть свет. Он посещает монаха, который живет у себя в келии. Свет Его Божества входит даже в самую темную келию. И даже когда воздух не находит ни единой щели, чтобы просочиться, а вода – расщелинки, чтобы влиться, то Божественный свет, Бог, заходит и обнимает тебя. Свет, который никогда не иссякнет, заставляет тебя всегда – и в падении, и на вершине страсти – быть членом честного Его Тела.

Всесветлый Бог делает и нас светом. Его свет ради нас становится мраком, потому что мы не выдерживаем и не ищем его: мы бежим его так же, как мы боимся ответственных решений и геройских поступков. «Божественный мрак есть неприступный свет, в котором, говорят, живет Бог», – напоминает один церковный писатель²⁶². Эта тьма, этот мрак, собственно является светом, где живет Бог. Он «везде сый и вся исполняяй» ограничивается, скрывает Себя там. Он населяет мир светом. Отважимся ли мы смотреть прямо на солнце, когда оно сияет всеми своими лучами? Но если его прикроет облачко или мы возьмем затемненное стекло, то можем смело поглядеть на него.

И небольшой, ограниченный ум человека с легкостью принимает решение жить в отвратительной мгле, а не на Небесах, искать Христа во мраке. Потому снижается Бог до уровня нашей слабости и ежедневно прячется. С каким смирением скрывается Он, положи тму закров (Пс. 17:12), по слову Псалмопевца, поскольку мы стоим перед величием славы Его или дерзновенно ищем Причастия.

Как много мирских людей, в конце концов, с апостольским образом мыслей в миру стремятся увидеть Бога? Когда ты решаешь Его найти, ты открываешь перед собой великий путь, поэтому тебе страшно. Ты зовешь Его, быть может, годами: «Где ты, Боже? Я не видел Тебя никогда в жизни. Ты не ответил на мою молитву, не пришел на плач мой. Тебя не было поблизости и в моей радости. Ты не помог мне во грехе. Нигде я не нашел Тебя». В этот момент трепещут твои жилы, притупляется взор и увлажняются от слез глаза. Тогда ты осознаешь, что близится жатва, близок Бог. Но вдруг ты останавливаешься. Тебя увлекает течение времени, и ты живешь в рамках мышления, вкусов, формальностей, пристрастий жизни – всего того, что имеешь перед собой.

Сколькие ищут Бога? Мы желаем Его, но забываем за суетой, устаем в борьбе, боимся Его Суда.

Однажды в келию одного отшельника пришел студент. Инок не ждал его и плел в это время четки. Старец смутился. В замешательстве оказался и студент. Угадайте, почему? Потому что келья монаха была забита рулонами туалетной бумаги. «Где нашел ее этот монах, – спросил себя студент, – здесь, наверху, в пустыннейших местах, куда регулярно могли забираться только косули?». – «Отче, где ты нашел эту бумагу? И зачем она тебе в келии?». Ну стоило ли любопытничать? Монах не ответил. При этом глаза его, привыкшие проливать потоки слез, увлажнились. Отшельник отер их комочком бумаги. Студент увидел моментальный ответ на свой вопрос. Устами пришлось бы долго объяснять. Но интересно, если бы аскет ответил вопросом на вопрос, сказав ему: «Не скажешь ли, а чему ты удивляешься, что случилось?» И что бы тогда ему ответил студент? Возможно, он бы сказал: «Знаете, отче, вместо этой существуют такие маленькие бумажки, так называемые салфетки. Они более чистые».

Дорогие мои! Понимаете ли вы, наконец, что значит святогорская жизнь? Понимаете ли вы и то, что не выжил бы мир, человеческое общество, без этого монашеского опыта святогорцев! И мир нуждается именно в том, что есть у афонских монахов!

Монах говорит о покрывающем его свете, который заполняет все. Если бы он рассказал об этом нам, мы бы улыбнулись или сказали так же, как ответил один рабочий монаху, который воскликнул: «Что за свет появляется здесь каждую ночь? Словно днем...». «Это, отче, кажется, спутник спустился слишком близко к земле».

О спутниках мы знаем. А вот о проявлениях присутствия Божия не ведаем.

Но, слава Богу, Святая Гора сохраняет все богословие Божественной жизни и знает, как Бог становится всецело нашим Богом, как человек делается Богом. И мы заимствуем солнечный свет у Святой Горы и подобно луне обращаемся вокруг Христа, пусть и освещаемые извне.

Заключение

В завершении я хотел бы ответить на один вопрос, который я сам спровоцировал в ваших мыслях: «Не является ли то изображение Святой Горы, что Вы нам нарисовали, некоей идеальной картиной? Неужели Святая Г ора именно такая?».

Ну, хорошо! Святогорское житие имеет и человеческое устроение, с недостатками, присущими человеческой природе. И у святогорцев есть человеческие слабости. На Святой Горе есть и грех, и проделки лукавого. Бывают ошибки. Случаются все беды, что есть и в миру. И святогорцы имеют природу Адама, который некогда носил одеяние Божественного сияния. Однако Адам согрешил, и погубил это облачение Божественного сияния и узнал, что наг (Быт. 3:7), то есть сделался нагим. Он потерял свой хитон и облекся в смоковные листья. Эту свою наготу и страсть он передал нам. Но приходит Христос, второй Адам, и одевает нас в новые одежды.

Святой Горе присущи и все человеческие недостатки. Церковь является богочеловеческой, а следовательно, Святая Гора есть собрание людей. Монахи на своем опыте знают людские беды, жестокость жизни, силу греха, легкость суждений, свойственные безразличию, падению, а на самом деле безбожию и неверию.

Святая Гора смиренно склоняется, показывая нам, как духовная мать, глубокую связь и нашу общность! И еще она открывает дорогу, не останавливается на человеческом, возводит ум и сердце к Божественному. Не коснеет в грехе, направляя стопы на путь спасения. И вот, там Бог! Его волнуют несчастья и стенания бедных. Ныне воскресну, глаголет Господь (Пс. 11:6). Я иду! Чтобы даровать тебе дерзновение говорить со Мной, чтобы привести тебя к спасению.

Что есть святогорская жизнь? Человеческое общество, которое содержит в себе Бога. Она представляет собой некое блаженство, заключающееся, как сказал бы Григорий Нисский, в следующем: «В самих себе иметь Бога»²⁶³. Среди таких людей живет и движется Бог.

Но что есть блаженство мира, всех нас, которые составляют человеческое общество? Разве не Бог? Бог всякой плоти, наш Бог?

Но вы мне скажете: «Мы тонем каждый день в житейских проблемах, боли, болезни, грехе, заботе, изорванных лохмотьях ушедших лет. Мы и есть “мир”».

Ну так что же? Раз вы задыхаетесь, раз вы такой же грешник, как и я, афонский монах, то значит ли это, что вы не можете являться чадами Бога?

Но вы вновь мне скажете: «Мы не видим Бога ни как свет, ни как тьму. Мы не имеем опыта. Это для нас мечты. На что же нам опереться в жизни? Только немощь и сокрушение вокруг нас, только мрак».

Да что же вы говорите, дорогие мои?! Нет! Мы живем вместе и смотрим одинаково. Почему ты мыслишь как индивидуум, а не как член Тела Христова? Вера и опыт других чужды нам? Что мы говорили раньше: «Говорят, что Бог живет во мраке». И, продолжает тайновидец, описатель Небесного, что и о божественном апостоле Павле говорится (и это правда!), что он видел Христа: «так же, как и апостол Павел, говорят, познал Бога»²⁶⁴.

Что это значит? Святые об этом говорят, Писание упоминает вновь и вновь, Отцы это подтверждают, апостол Павел исповедует, опыт мистической жизни являет то, что живет Бог и во мраке, и в свете. Если ты Его не видел, не познал Его, так что с того? Ты есть истина в высшей инстанции? Нет. Потому-то об этом говорил, говорит и пишет опыт Церкви. И именно потому, что ты об этом уже слышал, это имеет большее значение, твои чувства тебя не обманывают.

Поэтому Гора придерживается единой вековой традиции для того, чтобы надежно владеть тем, что имеет. Поэтому следует доверять Святой Горе, ибо она не учит тому, что появилось лишь сегодня. Она авторитетна, ибо свидетельство ее доходит до Христа. Она имеет и дает жизнь, а жизнью является Сам Бог, Твой Бог!

Писание говорит: Светильник Господень – дух человека, испытывающий все глубины сердца (Притч. 20:27). Ты слышишь? Свет Божий есть наше дыхание. То есть мы бы умерли без света Бога, пускай незримого. Следовательно, ты обладаешь светом и должен верить в то, чем обладаешь, ибо это поставит тебя когда-нибудь одесную Бога. Достаточно помнить об этом и это знать: как дыхание, он войдет в тебя и наполнит жизнью. Но может быть, у тебя нет дыхания? У тебя оно есть. Нет света? Нет Бога? Это невозможно. Твое дыхание скрывает этот свет. Задержи дыхание. Так ты задержишь там Бога! Бог поселился в нас, и исследует глубины души, и видит наши желания.

Один монах сильно страдал, ибо его старец чувствовал переживания Бога, а сам он – нет. И знаете, что он сделал? Он упал ниц, склонился на колени и стал целовать землю, скамью, дверь келии старца и все, что там было, говоря: «И здесь есть Христос – я целую Христа».

Другой целовал осла, который поднимал его в гору и осознавал Бога, дающего отдохновение труждающимся и обремененным.

Поцелуй и ты землю, по которой ходишь. Там, где ходит твоя жена, муж, ребенок, там, где ты молишься, где воскуряешь фимиам, где плачешь. Там почувствуй Христа, поцелуй и то место, ибо это знак того, что Бог пришел.

Святая Гора показала нам, что благодать Божия действует повсюду. Вы знаете, как называет Иоанн Дамаскин Божественную благодать? «Прыжок Божий»²⁶⁵. Там, где сидишь ты, где годами ждешь Бога и не находишь Его, вдруг Он выявляется и входит в тебя, заключает в Свои объятия, целует, наполняет дыханием, воздухом, любовью, бытием, своей Триединой сущностью.

Насколько просто подпрыгнуть человеку, настолько легко «спрыгнуть» и Богу и войти в нашу жизнь. Как Он сходит на вершины Афона, как восходит на лодки и в пещеры, в ущелья и повсюду, улавливая желания, страдания и слезы святогорцев, так слышит Он и последний крик твоей души, твой крик.

Никто не отрицает, что молитва – это первостепенная необходимость каждой души, древо жизни, питающее человека и делающее его нетленным, ибо молитва приобщает человека к вечному и нетленному Богу. Как не бывает человека без души, так не может быть и живущего во Христе без молитвы.

«Умная молитва» есть непрестанное делание ангельских воинств. Это хлеб, жизнь и язык общения этих бесплотных существ, выражение их любви к Богу. Так и монахи-подвижники, ведущие равноангельское житие, возжигают любовь к Богу постоянным творением умной молитвы.

Поэтому церковная традиция знает множество монахов, вплоть до сего дня, которые, забывая о еде, о себе самих, всецело посвятили себя молитвенному общению с Богом. Сколько раз стучали в их двери, сколько раз кричал петух, а они ничего не замечали, ибо их ум находился в возвышенном общении с Господом. Для них молитва – это духовное состязание, послание к Отцу и Творцу мира, боль их сердца, восхождение на Небеса. Это приветствие и сладкое лобызание монаха и Жениха, Спасителя наших душ.

Наша Церковь живет молитвой своих чад. Конечно же, существуют разные виды молитвы. Но если мы хотим узнать, какой из них в большей мере свойственен Церкви, неиссякаемо хранит ее духовность «на всякое время и на всякий час», тогда нам нужно обратиться к святым чадам церковным, составляющим монашеский лик. Ибо, как сказано у Исаака Сирина, одного из Святых отцов, монашество – это «похвала Христовой Церкви»²⁶⁶, воплотившееся и ожившее Евангелие. Монашество – ее священная сокровищница, в которой в неприкосновенности сохраняются ее догматы, неизменное стремление к мученическому образу жизни, истинное благочестие, подлинная духовная традиция, ее деятельная и спасительная миссия, в которой не умолкает сладостная песнь, обращенная к возлюбленному Христу и светлому голубю, Святому Духу, исходящему от Отца (Ин. 15:26).

Чтобы понять, как удается Церкви в рамках монашества поддерживать молитву, нам не стоит обращать свой взор ни на Восток, ни на Запад. Здесь, в нашей округе, есть Святая Гора, духоносная сокровищница наших традиций, рука Господа, непрерывно возводящая многих из пучины греха и приводящая их в Царствие Божие.

Кто не слышал об Афонской молитве? Это всего лишь несколько слов: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного».

Криком души: «Господи» мы славим Бога в Его величии, Царя Израиля, Создателя видимого и невидимого мира, перед Которым трепещут серафимы и херувимы.

Сладчайшим воззванием: «Иисусе» мы свидетельствуем о том, что Христос, Спаситель наш, здесь. Мы благодарим Его за то, что Он даровал нам жизнь вечную. Третьим словом: «Христе» мы признаем, что Христос есть Сын Божий и Сам – Бог. Ведь нас спас не человек и не один из ангелов, но истинный Бог, Иисус Христос.

Затем, с сокровенной просьбой: «Помилуй меня» мы поклоняемся Богу и просим Его, чтобы Он смилостивился над нами и ради спасения исполнил то, о чем мы Его просим, чего желаем, в чем нуждаются наши сердца. Какая глубина в слове «меня»! Ведь речь идет не только обо мне самом, но и о всех, получивших гражданство в Державе Христовой, в святой Церкви. Ибо все они составляют часть моего Тела.

И в конце, дабы наша молитва была более полной, мы прибавляем слово «грешного», исповедуя свою греховность, так, как это делали все святые, и так сделались сыновьями света и дня. Мы видим, что молитва включает в себя прославление, благодарение, богословие, прошение и исповедание.

Что же мы можем сказать, возлюбленные мои, об умной молитве? В наши дни, слава Богу, многие говорят о ней и издают невероятное число книг на эту тему. Даже дети сейчас знают, что это такое. Все от мала до велика спасаются ей.

Это прекрасно и потому, что и восточные псевдорелигии, и лжеапостолы выдают за Божественные свои молитвы, которые на самом деле душевные, лживые и бесовские. Мы же должны познать истинное сокровище – умную молитву, память об имени Божием.

Веками Церковь, с одной стороны, в молитве беседует с Богом, с другой, ею воодушевляет своих чад. Умное делание охватывает весь мир и доходит до каждого человека.

Но прежде, чем продолжить, позвольте мне рассказать вам об одном монахе, с которым я был знаком. Ему пришлось пережить в монастыре духовный кризис. Лукавый враг воспламенил его ум. Силы зла хотели отвести его от Церкви и превратить в «искателя истины». Его душа бушевала, как пенящиеся волны, и жаждала спасения. Иногда он вспоминал о молитве, но она выходила слабой, ибо он сам уже утерял веру в нее. Его непосредственное окружение не в состоянии было ему помочь. Насколько бессильным становится человек, когда сталкивается с трудностями! Кто из нас не переживал такие мрачные ночи, ужасные дни и трагические испытания!

Итак, наш монах не знал, что делать. Дневные прогулки не помогали ему, сумерки его душили. И вот однажды ночью он почувствовал, что задыхается. Встал открыть окно кельи, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Кругом была темнота – около трех часов ночи. И вдруг он увидел, как свет озарил все вокруг! Он нагнулся, чтобы посмотреть, откуда исходит свечение, но не смог отыскать источника. Обманчивый мрак сделался светом, засияло сердце монаха. Свет наполнил всю его келию! Он подумал, что, быть может, все дело в лампаде? Но как могла керосиновая лампадка сотворить такой вездесущий свет!

Вновь обретя надежду, но еще не осознав, что происходит, монах вышел в темный двор монастыря, прежде казавшийся ему адом. Он ступил в молчание, в ночь. И вдруг видит: и там все покрыто светом! Не осталось ничего, покрытого мраком. Светились деревянные балки, окна, храм, земля, по которой шел он, небеса, монастырский колодец, сверчки, ночные птицы, – все! И спустились звезды, и снизошли на землю небеса, и показалось ему, что все вдруг – земля и небеса – стало единым Небом. И все пело молитву! И сердце монаха распахнулось, присоединилось к всеобщему ликованию и молитвословию. Ноги не слушались его. Он не помнил, как открыл дверь, вошел в храм, облачился, когда пришел другой монах и началась служба – он не знал, как все это произошло. Он перестал замечать что-либо и понимал только то, что стоит перед престолом, перед незримо присутствующим Богом, и служит литургию. И касаясь струн сердца и алтаря, его голос отзывался в «пренебесном жертвеннике». Служба продолжалась, храм освещался лампадами. Окончилось чтение Евангелия. Уже не было света вокруг него, но свет утвердился в его собственном сердце. Кончилось все, но не умолкла та песня, которую воспевало его сердце. Так, благодаря чудесным минутам, когда небо и земля творили единую молитву, он понял, что монах жив только в молитве.

Верно сказал псалмопевец Давид, что имя Божие дает нам жизнь: Имене Твоего ради, Господи, живиши мя (Пс. 142:11). По дивному слову святого Григория Синаита, молитва – это пламень радости, благоухающий свет, апостольское вещание, благовестие Господа, полнота сердца, познание Бога, радование и веселие души, милость Божия, луч умного солнца Христа. «Молитва – это Бог, творящий все во всем»²⁶⁷.

Да, в течение веков церковь молитвой, с одной стороны, беседовала с Богом, а с другой стороны, воодушевляла своих чад. Ее отголосок наполнял все творение, и ее действия содействовали возрождению мира.

Итак, что же мы можем сказать об этом чудесном даре Божией милости? О молитве, столь чтимой на Святой Горе?

Давайте растолкуем смысл молитвы, взглянем на ее историю, посмотрим на некоторые ее духовные предпосылки и на то, что для нее необходимо.

1

1. В Ветхом Завете Бог требовал от иудеев, чтобы они почитали Его имя. У Исаии говорится, что они свято будут чтить имя Мое (Ис. 29:23). То есть за 800 лет до Рождества Христова Бог через Своего пророка обещал: «Они будут славить Меня и считать единственно святым, взывая к Моему имени, перед которым невозможно устоять человеку». Это Божественное обращение есть молитва, освящение, слава и поклонение Богу.

Кроме того, в Ветхом Завете сказано, что именем Божиим мы хвалимся (Сир. 50:20), Ему исповедуемся (Сир. 51:1), Им освобождаемся (Сир. 51:3), Им спасаемся (Иоил. 3:5), в Нем радуемся (Пс. 88:17). Ведь там, где имя Господа, там и Он Сам.

В Новом Завете Господь просит, чтобы мы взывали к Богу во имени Христовом (Ин. 15:16). Апостол Павел, как вы помните, говорит, что Бог дал Сыну Своему имя. выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено (Флп. 2:9–11). Бог хочет от нас непрестанной молитвы (1Фес. 5:17).

Один из мужей апостольских Ерма, желая, чтобы в нашем сердце и уме пребывало имя Иисусово, говорит, что мы должны опоясать себя именем Христовым, облечься в него и никогда не снимать его с себя²⁶⁸.

Святитель Василий Великий оставил нам свои размышления об умной молитве. Молитвословиями, составленными святым Василием, взываем мы ко Господу и сегодня. Святитель был убежден в том, что молитва Церкви соборна. Святой Иоанн Златоуст советовал: «Взывайте ко Господу с утра до вечера словами: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас»²⁶⁹.

Давайте вспомним некоторых подвижников из Отцов Церкви, которые основные свои творения посвятили молитве.

Всем известна троица святых: ангелам равный Иоанн Лествичник, Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов. Они писали о молитве и для монахов, и для мирян. Можно вспомнить и других: святого Нила Синайского, славных преподобных Варсонофия и Иоанна, дивного Диадоха Фотикийского.

Необходимо сказать и о Григории Синайском, который принес молитву с Синая и оживил ее на Святой Горе в XIV веке! Конечно, Иисусова молитва и раньше существовала на Афоне, но этот святой обошел всю Святую Гору, чтобы сделать ее ежедневным правилом. Разумеется, и до этого на Афоне поддерживалась непрестанная молитва благодаря первым монахам особножительных монастырей, ибо исихазм²⁷⁰ тогда воспринимали как наиболее совершенный путь духовной жизни.

Кто не слышал о таких святых, как славный Максим Кавсокаливит, великий Григорий Палама, удивительным образом связавший догматику и православное учение о практике молитвы, святые патриархи Каллист, Исидор и Филофей и многие другие – Феолипт Филадельфийский, Каллист и Игнатий Ксанфопулы, которые и в теории, и на практике жили, творили и писали о молитве.

Что выделить нам из написанного и пережитого святым Никодимом Святогорцем, этим новым тайноводителем, заботящемся о мире и о людях с молитвой и отеческой любовью? Его труды стали классическими наставлениями в молитве для всего мира.

2. Давайте зайдем в один из монастырей и посмотрим, что значит молитва для монаха, чтобы понять, какое место она может занять в нашей собственной жизни.

Мы знаем, что монастырь – это непрерывное единение братии и всей соборной Церкви. Не было бы необходимости в монастырях, если бы они на самом деле не являлись собором, совершаемым каждую ночь и каждый день и свидетельствующим о том, Христос пребывает вне времени и пространства. Именно поэтому центр монастырской жизни – это ежедневная служба, а особенно Божественная литургия. Богослужебные тексты напояют монаха и становятся его собственным переживанием.

Собираясь в храме, монахи знают, что они там не одни, а со всеми ангелами и святыми, славящими Господа и празднующими день святого или какой-нибудь праздник. Божественная Евхаристия и само богослужебное собрание им приносят чувство присутствия Господа и своего мистического общения с ним. Насколько невидим Бог, настолько истинно это мистическое общение и насыщение от Него.

Общение с Богом во время богослужения, будучи первостепенным, продолжается в келии и повсюду, где совершается молитва, которая не просто воззвание, но нечто большее.

Молитва – это еще и вкушение Христа, Агнца Божия, творимое в Его воспоминание и с воззванием к Его Божественному, страшному и сладчайшему имени. Это и питие благодати, возносящей человека. Так мы принимаем всего Христа и становимся отблеском Его Божественных свойств, богами, Богом обоженными, просвещенными и в Тайнах живущими.

Монах во время умной «литургии», по словам Святых Отцов, «воистину насыщается манной Небесной»²⁷¹. Разумеется, речь идет не о той манне, которую Бог даровал израильтянам для выживания. Они назвали ее «манна» (Исх. 16:14–15 и 31), что значит «я не понимаю, что это». Такое неопределенное название указывает на символический характер этого хлеба. Так и мы можем сказать: «Как велика эта молитва, упоминание имени Иисусова, таинственное приобщение Ему в любой миг. Ее воздействие подобно упавшим с неба хлопьям манны, насытившим и обрадовавшим народ. Манна – тоже молитва Иисуса, наполняющая и питающая нас с Небес».

Следовательно, главная предпосылка для умного делания – вера в то, что это не просто молитва, но истинное общение с Богом и купель обожения благодаря действию Божественных энергий, исходящих от непостижимого Господа, сходящего к нам и объединяющегося с нами, грешниками. У нас есть Бог, то есть Отец, Сын и Дух Святой. Само воплотившееся Слово, Царь Небесный. Тот, Кто может на одном Своем мизинце удержать весь мир. Спускается к нам и ходит посреди нас.

Как на Тивериадском море, когда удивились ученики множеству рыбы, сказал Петру Иоанн: это Господь! (Ин. 21:7), так и мы, расставляя мрежи молитвы, могли бы повторить: «Вот Господь!» с полной уверенностью, ибо в том, что Он здесь, нас убеждает Церковь. Вот Он! Сам Бог!

Но чтобы верующий в молитве излучал свечение от присутствия Божия, ему необходимо вести богоугодный образ жизни. Если он жаждет Бога, то пусть и живет подобающе! Пускай старается избегать человеческого брюзжания и тщедушия, укрепляться Божественной силой, соблюдать аскезу, и да станет сосудом, удобовмещающим Божественную благодать. Пусть желает очищения от всякого прегрешения, словом истины осведомленный в том, что это возможно, своей волей и благоволением Божиим устремится к максимальному бесстрастию и сделается богоподобным.

2

1. Есть еще одна проблема, связанная с молитвой. Дело в том, что мы полностью погружены в свои дела, спешим, устаем, разочаровываемся, живем в страхе, не можем освободиться от сомнений, страстей, перемен настроения. Чтобы заснуть, мы доводим себя до изнеможения, чтобы развеселиться, мы играем на гитаре, развлекаемся, где придется. Разве это жизнь! Она лишь еще более утомляет нас и не дает возможности молиться так, как бы нам того хотелось.

Поэтому Святые отцы говорят, что слова Божии орошают человеческую душу²⁷² и «укрепляют ее»²⁷³ подобно тому, как вино – тело.

Слово Божие содержится в Писании и у Святых отцов. Когда мы изучаем эти книги, особенно же святоотеческие творения, внимательно, а не безрассудно растрачивая свои силы, если вменяем душеполезное чтение себе в каждодневное правило, то оно удобрит почву нашей души и позволит ей подняться горе.

Чтобы молиться, нужно воспитать в себе одно качество. Подобно тому, как мы обычно заботимся о своем физическом здоровье, так необходимо заботиться и о душевном самочувствии. Всегда необходимо радоваться. А если мы постоянно молимся, то радость Христова нам даруется в еще большей мере. Когда ты удручен, огорчен, молитва не идет. Следи за своими эмоциями, ибо твое настроение сильно влияет на твою молитву.

Посмотрите, как замечательно сказано о Савве Ватопедском, который претерпел, пожалуй, все невзгоды: «В обхождении светлейший и видом приятнейший и радостнейший»²⁷⁴. Он радостно улыбался собеседнику, его лицо светилось, и весь он был преисполнен благодати. А представьте, каким он предстоял в общении перед Богом! В молитве он был словно яркое солнце!

Другой из Отцов Церкви, святой Нил, отмечает: «Молитва – это вопрос радости и благодарности»²⁷⁵. Ты хочешь узнать, насколько истинна и смиренна твоя молитва? Обрати внимание, чувствуешь ли ты ликование, благодарность в сердце? И «если, молясь, ты обрел высшую радость, то знай – ты воистину обрел и молитву»²⁷⁶.

Молитва приносит радость, ибо это есть общение с Богом. Конечно, с ней приходит и страдание от осознания своих грехов и страстей. Но это не должно нас подавлять, раз мы вверили свою жизнь Христу. Такого рода страдания благословляют нашу жизнь. Чтобы наш путь увенчался успехом, не будем копить в себе горечь обиды на ближнего, не станем вмешиваться в чужие дела и давить на людей, причинять им боль, беспокоить, не будем сами предаваться печали из-за ран, нанесенных нам. Пусть наше общение с окружающими будет естественным и простым. Давайте почувствуем, что все мы составляем одно целое, «одно и то же со всем»²⁷⁷. При этом, конечно, наше собственное сознание сохраняет свою неповторимость. Теперь молитва становится легкой. Просто нужно позволить Богу действовать внутри нас. Будем как крестьяне, которые сеют и затем ждут, когда Господь пошлет дождь.

Так пусть каждый вступит на свой путь состязания, будет упоминать имя Иисуса – один вслух, другой мысленно, один в сердце, другой так, как ему дано по Божией благодати. Тогда заблистает их дух и выйдет навстречу Господу. Бог оросит наши души, а нас сделает радостными и жаждущими истины.

Естественно, стоит посвящать молитве достаточное количество времени, столько, сколько в наших силах, чтобы исполнить наставление одного из отцов Церкви: «Заставь себя творить многие молитвы»²⁷⁸, в остальном полагаясь на Бога. Но даже и одна наша молитва значима для Бога. Как говорит святой Исаак: «Всякая молитва, которую ты совершаешь ночью ценнее всех твоих дневных дел»²⁷⁹. Молитва, произнесенная в ночные часы, более результативна.

Отец говорит нам: «Оставь все на Бога!» Пускай твои мысли и дела всегда сопровождает молитва! Пусть станет она твоим добрым проводником ко Христу!

2. Однако необходимо отметить, что в духовной жизни все совершается по благодати Божией, и, следовательно, здесь мы можем быть спокойны.

Имя Иисуса, умная молитва, как говорят Святые отцы, – это сосуд для мира, которое, пролившись из приоткрытого сосуда наполняет все вокруг ароматом. Ты произносишь: «Господи, Иисусе Христе» и чувствуешь благоухание Святого Духа, будто обручаешься Ему. Ибо «Дух Святой нисходит на нас, нам сострадая» и «побуждает нас к желанию творить духовную молитву»²⁸⁰. Он молится за нас, когда мы сами забываем, и покрывает наше промедление, нечистоту и скудость нашего существования. Ведь каждый из нас – это храм Божий и, молясь, мы становимся священнослужителями великого таинства. Об этом прекрасно говорит один из Отцов Церкви: «Возьми кадильницу, ибо Христос здесь, в твоем сердце, из которого исходят слова: «Господи, Иисусе Христе». И добавляет: «Когда мы слышим звук кадила, то вспомним, что и мы храм; давайте почувствуем мысленно, что мы восхваляем Бога, живущего в нас, и преклонимся перед этим образом Духа Святого»²⁸¹.

Подумайте о том, что внутри нас Царство Божие, дом Его обитания, где «мы плотию Безплотного заключили» и где вершится одна из «Небесных молитв»²⁸². Внутри себя мы имеем Бога, а Бог неразрывно связан со всеми святыми, нашими братьями, воспитанными Святым Духом. Они наши сродники и друзья, которые нас ожидают, любят, делают блаженными, по слову пророка Исайи: Блажен, имеющий горнило в Иерусалиме (Ис. 31:9). Мы приобрели друзей, живущих со Христом. Мы блаженны, ибо у нас есть друзья там, в Горнем Иерусалиме, на Небесах.

Вспомните, что говорил Христос: Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, ибо увидят Царство Божие, пришедшее в силе (Мк. 9:1). Это относится к нам. Через молитву мы наследуем Царствие Небесное. Наш дух в молитве ищет Господа. Святые в молитве познают Христа, Того, о Ком говорят, что никто Его не видит и не знает. И все же! Через молитву мы постигаем «непостижимую сущность Бога»²⁸³, ибо благодать Духа льется изо всякого источника, научающего нас неописуемой красоте Господа.

И даже если мы не достигнем таких высот, все равно молитва нам дарует благословение, утешение, благодарение, прощение, спасение и «полезное всем». Все это подается нам от Бога.

Если мы не вкусили от этих плодов, то это вовсе не значит того, что и другие их не отведали. Святые нашей Церкви не раз сподоблялись Божественных видений. Сам Бог являлся им в свете! Бог сокровенен, Его никто не видит, поэтому говорят, что Он за облаками, во мраке. Но Сам Бог – это свет, невидимый нам. Но известны случаи, произошедшие со многими святыми, когда Бог открывался им и наполнял все Своим светом.

Посмотрите, возлюбленные мои, на некоторые эпизоды из жизни святого Саввы, о котором я вам уже рассказывал. Он горел желанием узреть Бога. И однажды в молчании его сердца, жаждущего Бога, послышался ответ: Вот Я! (Ис. 58:9)²⁸⁴. Посмотри на Меня, Я здесь! Сколько в этих словах величественного и Божественного! Но как Он явился? Каким образом? «Чистый свет, льющийся с Небес»²⁸⁵. Свет, который покрыл все и вошел в него, окутал его мысли, чувства, а затем и все твое человеческое естество.

После этого сам святой Савва стал таким светлым и благоухающим, что стеклись²⁸⁶ тысячи людей, чтобы обонять его. На дощечках – «на досках и табличках»²⁸⁷ – они рисовали его образ и при жизни почитали его как святого, увидев запечатленную на лике святость.

Далее в Житии говорится: «Будьте внимательны, ибо это истинные Таинства Господа. Божество предстает во всей Своей красе, славе, неописуемой сладости, и тогда изменяется человек, потрясенный этим свечением»²⁸⁸. Он может узреть и Бога, и все то, что видимо на Небесах.

«Раненый сладостной стрелой Господа»²⁸⁹, святой говорит Богу: «Где Ты и куда смотришь? Покажи мне славу Твою, дабы я познал Тебя (Исх. 33:13)». Я хочу увидеть Тебя таким, Какой Ты есть.

Глас Божий отвечал ему.

– Но ты сам и твое тело причастны к Божественному. И Мне нет необходимости объяснять тебе, где Я, ибо ты сам стал богом, приняв от Меня свет.

Возлюбленные мои, сколько раз видели этот свет наши святые, хотя нам, грешникам, он был недоступен. Творя молитву, скажем друг другу: «Ты слышишь? Учитель здесь и зовет тебя. (Ин. 11:28). Такова молитва на Святой Горе.

3

В заключение посмотрим, как творят молитву на Афоне.

Один афонский аскет (я не буду называть его имени, ибо он еще жив) говорит: «Боже, двадцати четырех часов в сутки не хватает мне для молитвы!» Вы чувствуете, как он молится? Понимаете, как он высоко? Осознаете, какую сладость он приобрел благодаря тому, что очи его и сердце непрестанно обращены ко Господу? Так говорит тот, кто вкусил от сладости Божией.

Да, молятся на Святой Горе. И в монастырях, и за их пределами. В последние годы были явлены многие великие подвижники – такие, как Даниил Катунакиот (†1927)²⁹⁰, Каллиник Молчальник (†1930)²⁹¹ и другие.

Один наш монах, почивший много лет назад, старец Арсений²⁹², благословенный, не хотел даже спать, а привязывал себя за веревку и молился, прислонившись к деревяшке, чтобы не останавливать молитву. Так делали многие аскеты. Принося молитву и покаяние, он бился головой об пол со словами: «Я страшный грешник. Бог не услышит моей молитвы, так пусть до Него донесется хотя бы этот стук. Грех мой так велик, что не идет молитва из уст моих!». Он непрестанно молился! Если бы вы видели его лицо, когда он почил, то сказали бы: «Правда, блаженна смерть святого!».

Другому аскету наших дней требовались бесконечные часы для совершения литургии, потому что ему сослужить приходили все святые. Он никогда не торопился, выгонял из алтаря монахов, чтобы они не были ослеплены увиденным, и оставался один. Когда это удивительное состояние проходило, он открывал дверь и звал их назад: «Продолжаем литургию!».

Еще одного монаха, молящегося на ночной службе, покинул ум и полетел к морю, горам, рощам. Он любовался цветами, деревьями, морскими рыбами, горами, островами, посетил и Небо и землю, увидел и услышал всеобщее славословие Господа. С этого дня он не мог держаться на ногах, слезы непрестанно текли из его глаз. Он говорил: «Бездушный мир проливает слезы, славя Господа, а я, имеющий душу, живу в грехе».

Никогда на Святой Горе не иссякали молчальники и постники. Давайте вспомним святого Силуана Афонского (†1938), жизнь которого стала непрерывной и неистощаемой молитвой.

В последние годы прославился молитвой еще один аскет – старец Иосиф Пещерник (†1959)²⁹³. Он глубоко впитал ее, сделал своей силой и жил переживанием сладчайшего райского насыщения. Поныне многие монахи продолжают его молитву.

Умное делание со Святой Горы распространилось повсюду. К славянам его традиции перенес святогорец Паисий Величковский (†1794), в Европу – отец Софроний²⁹⁴.

Афон оказал влияние и на Афанасия Метеорского, и на святого Дионисия Олимпийского. Они же, в свою очередь, вдохновили на подвиг молитвы многих других. Им же несть числа! Симеон Монохит, Иаков Старец²⁹⁵, святой Феона, коливады²⁹⁶ ... Молитва шествует по миру. Святая Гора есть и в России! И в Сербии! Повсюду! Даже в Европе есть монастыри афонского образца, где по мере возможности практикуется Иисусова молитва.

Чем бы была, возлюбленные мои, наша жизнь без молитвы? Чем бы был весь мир без нее? Сердце без молитвы похоже, по-моему, на целлофановый пакет, который от своего груза быстро рвется и вскоре выкидывается. Именно молитва, ибо она дает нам Бога, придает смысл нашей жизни и всему нашему существованию.

Говорят, что жизнь кончится, когда прекратят молиться люди. Но разве возможно, чтобы это произошло? Нет, ибо всегда найдутся любящие Господа, и непрекращающаяся молитва таинственным образом будет питать их.

Мир, доныне стенавший и пребывавший в мучениях (Рим. 8:22) из-за падшей природы человека, воскреснет. Будет новая земля и новые небеса (2Пет. 3:13). Мир возрадуется в вечном веселье и славе рода человеческого в Божественном светоизлиянии.

Давайте молиться и держать наготове свои кадильницы, ибо куда бы мы ни отправились с молитвой на устах и в сердце, мы тотчас становимся домом обитания Господа.

Соломон говорит, что Бог Своим жилищем выбрал солнце – тварный свет, но Сам, будучи светом нерукотворным, передумал! Невозможно, чтобы жилищем великого Бога было яркое солнце, и Он решил поселиться во мгле (3Цар. 8:53 и далее), то есть в темноте, во мраке.

Если мы не можем смотреть на солнце, то как нам увидеть блистательное Солнце Жизни – Христа, сияющее над всем Своим творением – Христа? Поэтому Он и скрывается во мраке, дабы мы были свободны и могли выбирать, верить нам в Него или нет.

Соломон, этот великий человек, воздвиг свой храм, собрав все материальные ценности: золото, серебро, изумруды – все, что было у народа. Он истратил на постройку денег больше, чем кто-либо. И все это ради того, чтобы возвести дом Божий. Я же приготовил для своего Бога другое жилище (3Цар. 8:53 и далее) – нашу Церковь.

Возлюбленные мои, и у нас с вами есть дом – наше сердце. Вспомните, что сказал Господь, когда восходил на Небеса: Я с вами во все дни (Мф. 28:20). Не это ли обозначает поднятие Чаши в конце литургии, когда священник возглашает: «Всегда, ныне и присно и во веки веков»?

Я, Христос, ухожу в Свой мрак, в незримое. Ты сейчас потеряешь Меня из виду, но помни, что Я всегда нахожусь возле тебя и в тебе. Я невидимо пребываю в глубине алтаря, закланный священником ради того, чтобы в любой миг ты мог Мне приобщиться.

Итак, братья, приготовьте свои духовные кадильницы и ладан для них. Богу не подошло ни солнце, ни величественный храм Соломона. Он разрушил его! Почему? Потому что домом для своего обитания Он избрал молящееся сердце каждого из нас!

Корень (вместо предисловия)

Жизнь в монастыре по-человечески проста и в то же время божественна. Люди и предметы составляют единое государство, которое управляется законами, не объяснимыми нормальной человеческой логикой. Это светоносный собор, живое таинство будущего века, тайноводственное общение и дорога между Небом и землей.

Монахи, пребывая в своем монастыре подобно пришельцам и странникам (1Пет. 2:11), в то же время живут нормальной жизнью и ежедневно общаются друг с другом. Однако все они, став на свой путь в одной точке отправления, устремлены к «восхождению» вверх по духовной лествице и причислению к лику святых нашей Церкви, к достижению возлюбленного Царствия Божиего. И увидел я новое небо и новую землю... и святой город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная... Се, скиния Бога с человеками (Откр. 21:1–3). Этот прообраз значим для нас: он символизирует монастырь, который сам есть жизнь и пример подлинного жития. Монастырь есть то недостающее звено в цепи, которое ее логически замыкает и все приводит в порядок. Богом заготовлено все необходимое для реализации монашеского призвания, взаимного «сосуществования» и брака Бога и человека. Монастырь есть сообщество, причина и образ глубокой жизни, устроенной по Богу. Он есть дом Божий и врата небесные (Быт. 28:17), место присутствия человека и одновременно место, избранное Богом и горячо хранящее памятование о Страшном Суде. Монашеская жизнь во «граде» ориентирована не на осуществление мирских и идеологических намерений, но на достижение духовности, что достигается путем аскезы и мистического зрения Бога. Город-монастырь живет как рабочая мастерская, внутри которой распределены и рассчитаны все обязанности, но устремления направлены не на нечто желанное, но на Желанного, то есть на Бога, сходящего с Небес и обитающего в каждом из нас.

Это убеждение монахов имеет глубокие корни в традиции. А образ их жизни, по духу и силам превосходящий привычный для человека, является ангельским и служит инокам опорой в их подвиге. Монахи, как и люди, имеют свои слабости, метания, борения, они падают и поднимаются, но никогда не предаются отчаянию, поддавшись минутному чувству. Благодаря своим трудам они сегодня сопричастники мучеников, а завтра воссядут со всеми святыми. Следовательно, стены града-монастыря не закрывают горизонтов, но наоборот открывают зрение таинств и врата Небес.

Так давайте начнем с наблюдения за тенистым сим и благоуханным древом Жизни, произрастающем в том монашеском граде.

Древо (монашеский град)

Монашеская жизнь некоторым образом лишена «родословной». Образцом иноческого совершенства служит жизнь ангелов, протекавшая вокруг Престола и Небесного мира Божия еще до сотворения чувственного мира. Корни ее родословного древа тянутся к Эдему, что на восходе солнца. Все начинается тем общением сына с Родителем в раю, что (увы!) из-за грехопадения Адама и Евы превратилось в плачевное поражение и ожидание искупления, о котором повествуется в Евангелии. Монашество, таким образом, имеет отправной точкой жизнь окончательно обретенного райского блаженства.

В Ветхом Завете Бог подготовил падшего человека для принятия Своего Сына. Так, Он открыл человеку Свой лик, поведав о том, что Бог Сын един со Отцом и Святым Духом, а также о Божественном, нераздельном, ипостасном общении с человеком.

Так Христос освободил человека из рабства, дал ему Церковь, Крещение, все церковные таинства. А для большей радости, покоя и обогащения Святыми Дарами и Божественной жизнью Он «построил» в миру некий надмирный мир – монашество, благодаря чему перстный современный человек уподобляется ангелам и восседает на Престоле, собеседуя с Богом о том, что возможно вместить человеку.

В иудаизме и языческом мире еще в древние времена можно отыскать подобие монашеских форм жизни – были они, например, в Египте.

Святые мужи Ветхого Завета – пророки Моисей, Илия, Иоанн Предтеча, жившие по горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11:38), прообразовали монашество. Пророк Исайя составил увещевание для дивных монахов, «птиц, что обозревают высоты», мудрейших среди многих. О сих, лучших мира сего, было проречено: На стенах твоих, Иерусалим, Я поставил сторожей, которые не будут умолкать ни днем, ни ночью. О вы, напоминающие о Господе! Не умолкайте! (Ис. 62:6). Это значит, что на крепостные стены Церкви Господь поставил этих крылатых воинов и доблестных многоочитых аскетов, непрестанно воспевающих и лицезреющих Бога славы, неусыпными стражами в знак доверия и почета. Мы уже говорили с вами о том, что монастырь есть изображение Горнего Иерусалима, Царства Божия. В Древней Церкви прообразами монашеской жизни были совместные трапезы – «агапы», апостольское общение и апостольские общины в Иерусалиме.

В Церкви монашество явило образец умозрительной и удивительной жизни и убеждений древних аскетов-отшельников и пустынников, которые в «неиспорченности» и целомудрии совершали великие подвиги духа.

Сочный плод монашеского жития вызрел на Востоке в эпоху святого императора Константина и передавался из поколения в поколение как образец для всеобщего подражания. Христиане наделяли монахов, этих парящих в выси орлов духа, прекраснейшими эпитетами и величайшими похвалами за соблюдение девства, аскезы, поста, общежительного устава, послушания, нестяжания и достойного ношения своего духовного всеоружия. Все люди: бедные и богатые, грешные и святые, патриархи и цари, именовали «граждан Небес», и мужчин, и женщин, «блаженными», «бесплотными», «абсолютно свободными», а их житие – «ангелоподобным». Монахов любили, почитали и стремились приблизиться к ним, возносили славословия как «воинам Христовым»²⁹⁷. С тех пор и доныне монашество – это «священное воинство, Божественный и всеблагой чин, монашеское и ангельское государство»²⁹⁸.

Образование института монашества стало одним из важнейших моментов в мировой истории. На протяжении следующих периодов развития монашества, в разные эпохи и на разных территориях, иноки, жившие в постоянном приобщении ко Христу, сохраняли постоянное памятование о Страшном Суде, несмотря на все противодействия и притеснения язычников, затем секуляризованного общества, ересей, расколов и заканчивая астматическим удушьем от наступающих темных сил мира в наши дни. Все это свидетельствует о неиссякающей способности человека восходить к Богу и возможности познания Бога для находящихся в лоне Церкви. Таким образом, во все времена и эпохи монастырь остается одним и тем же – живой иконой Царства Божиего. Поэтому братия постоянно пребывают в ожидании изречений и наставлений, подобных дождю и росе на зелень, ливню на траву (Втор. 32:12). Несмотря на все преобразования и оскудение духовной жизни любой паломник по монастырям заверит вас в том, что аскетическая традиция жива в обителях. Ибо велика сила духовного семени, которое способно прорасти сквозь тернии!

В Ветхом Завете Бог ставил пророков стражами вдохновенной проповеди во Святом Духе на протяжении их жизни. Также и в Церкви. Он призывает монахов на смотровые башни пророков и мучеников для возвещения жизни будущего века. Они стоят выше смерти, принимают на себя Божественные обетования во плоти, прообразуют грядущее Царство.

Святой Антоний и блаженные отцы его эпохи: святой Пахомий, основатель и устроитель общежития, Василий Великий, внесший усовершенствования в монашеское житие, позднейшие основатели монастырей – такие, как Савва Освященный, святой Феодосий, затем Феодор Студит, святой Афанасий Афонский и многие другие каждый в свое время воспитали сотни сотен монахов и возвели тысячи тысяч духовных твердынь, которые направляли по пути духовному и молодых юношей, детей, и стариков. Каждый из них однажды услышал глас Божий, как это произошло с Моисеем: Взойди ко Мне на гору и будь там (Исх. 24:12). И вот результат: И взошел Моисей на гору, и покрыло облако гору, и сошла слава Божия (Исх. 24:15–16).

Бог призывает монаха на служение лично, в конкретном месте и в определенный час, подобно «пасхе» – это переход из «тела душевного» в тело духовное (1Кор. 15:44). Как мы носили образ перстного, будем носить и образ небесного (1Кор. 15:49). И этот переход есть отречение от мира, удаление в «пустыню», то есть в монастырь, восхождение на гору Божию. Нельзя оставить без ответа воззвание Христа, обращенное ко всем: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною (Лк. 9:23). Сам Христос, словом побуждавший толпы людей, ходивший по земле и чудотворивший, удалялся в пустынные места и молился (Лк. 5:16).

Большинство монастырей было основано подвижниками, многие из которых жили в пещерах и лишь потом были вынуждены выстроить великолепные архитектурные сооружения для служения душе и радения о Духе. Непреступаемыми рубежами стали основы общежития, заложенные ктиторами монастырей, а успехи на стезе подвига безмолвия доныне служат критерием оценки истинного духа монаха. Но время бежит, и мы движемся вместе с ним. Поэтому стоит хотя бы иногда «отставать» и смотреть на жизнь отцов, на «иного жития вечнаго начало»²⁹⁹. Как апостолы и их преемники основывали поместные Церкви, так и преподобные ктиторы закладывали очаги апостольской жизни, устраивали повсюду храмы и подворья ради достижения Божественной любви и осуществления встречи человека с Богом.

Монастыри всегда незыблемо стояли на священных канонах нашей Церкви. До сих пор монашескую жизнь регулируют разного рода Уставы, Начертания, Завещания и Установления ктиторов и великих основателей, которые в них определили будущее монастырей и монахов. Церковь санкционировала и бережно хранила монашеские заветы с тем, чтобы своим авторитетом поддержать эти священные церковные учреждения и для того, чтобы не утерять это направление из жизни христианства. Без признания монастырей как церковного института мы бы имели дело с бесконечными сложностями, ибо звено между монашеским мироощущением и его приятием миром Церкви отсутствовало бы.

Пословица гласит: «Будет монастырь хорош – придут и монахи». Это правда! Никогда не прекратится приток новоначальных в монашескую общину (только разве наступит конец света!), где всегда готовы к встрече с Господом, грядущим с ангелами Его. Вселенная наполнена монастырями – центрами жизни, украшениями земель, священными прибежищами, светильниками для слепцов, телескопами для зрячих и рупорами для слышащих, алтарями мистического сияния и радости. И поколения монахов образовали вечные пустыни и высочайшие горы, населили побережья, наследовали землю. Все они, увенчанные, возрадуются вовеки.

Древесный ствол (Афонское жительство)

Отшельническое и пустынное житие с первых дней и до нашего времени не прекращает обретать своих учеников. За время существования Церкви, в эпоху гонений и после нее, пустынники вписали золотые страницы в ее историю, они росли и крепли духовно, сделались подражателями и участниками ангельской общины. Эта форма подвижничества, стоящая на гране с крайностями, опасностями, лишениями и полным самоотречением, начиная с четвертого века развивается уже как хорошо организованное монашество. Преподобные Иларион, Савва, Евфимий и другие великие отцы соединяли уединение с обращением на путь монашества других, что естественным образом постепенно привело к созданию небольших сообществ и в конце концов – общежительных монастырей, «Небесного града», своего рода «государства». В нем общее все: тела, души, устремления, имущество, предпочтения, страсти, борьба, пот, венцы!

Киновии не уничтожили предшествующие формы, остающиеся все еще в действии, даже на Святой Горе – такие, как каливы, келии, скиты, подворья и т.п. Тем не менее они оказались господствующими почти повсеместно и стали принимать, питать, утешать, заниматься просвещать, освящать и совершенствовать монахов, этих воинов благой битвы и граждан Небес, наших друзей и наставников, живущих с дерзновением. Общество составляет одну с ними семью, лучина которой не гаснет, но сияет.

Мы с уверенностью можем сказать, что Святогорская община является самой большой из живущих «в пустыни», она вносит свой вклад в служение Вселенной и обладает неким зарядом жизни, благодати, Божественного богатства, действенной молитвы, с особым усердием «о спасении мира». Что трогательнее и проще жизни на Святой Горе? Она полна духовных сил, которые спасают монахов и приходящих. Монахи как облака летят (Ис. 60:8) к не имеющему пределов горизонту. Благодаря рвению к познанию незримого, живого и всевидящего Бога ладан их сердец, благоухание их жертв, созерцание, потоки слез и библейские восклицания, славословия, похвалы складываются в сокровищницу вечности.

На Святой Горе было успешно осуществлено соединение отшельнических традиций исихазма и общежительной традиции. Святой Афанасий Афонский, будучи подвижником и вкусив сладости пустыни, преуспел в таковом объединении³⁰⁰ внутри огромной императорской киновии ради «спасения многих». Он воспринял цветущую студийскую традицию³⁰¹, из которой сохранил: 1) необходимость влияния духовного отца (старца) на личность монаха; 2) принятие во внимание особенностей индивидуального пути монаха; 3) возможность подвижнических аскетических упражнений, ибо для всех времен остается верным то, что «велик труд подвига»³⁰².

В результате этого чудесного соединения святогорское монашество стало непрестанным собором, некоей жизнью в себе, где все люди достойны и развиваются как порознь члены (1Кор. 12:27) одной Плоти Христовой, как одно общение в любви и служении, усердии и молитве, что приносит радостное облегчение в исповедании помышлений и участии в богослужении. Все это дает покой человеку, который оказывается вознесенным благодаря искреннему и безоговорочному послушанию старцу. А соблюдение правил монашеской жизни подпитывает в человеке духовную силу и жажду стремления к Богу.

Для того чтобы человеку не сбиться с курса и хранить неизменными свой облик и миссию, Святая Гора придерживается единой установленной традиции, которая заключается не в приверженности одному образцу, но в глубоком церковном сознании, концентрации более чем тысячелетнего опыта человеческой природы, пребывающей в общении с Богом. Поэтому святогорцы остаются «традиционалистами» и непрерывно углубляют достижения Отцов. Таким образом, они выходят за пределы собственного «я» и сворачивают с тропинки падшей природы. Эта традиция вступает в самую глубину «будущей» жизни и порывает с человеческими правами в предвкушении вечности.

Теперь давайте взглянем на побег плодоносного древа.

Древесный побег (Симоно́петра³⁰³)

Как мы уже говорили, нельзя нам позабыть в своем повествовании и о монастыре Симонопетра. Он имеет благословение пещеры, из которой вышел его основатель³⁰⁴, имевший целью заложить устремленную в Небеса обитель, не изменив при этом молитвенного настроя пещеры. Ему удалось преодолеть опасности; благодаря трудам и созиданию Духа он успешно справился с этим делом.

Святой Симон жил незадолго до эпохи исихастских споров³⁰⁵, когда на Афоне было более трехсот монастырей и множество подвижников. Он посвятил себя умному созерцанию. Однако, получив в Божественном видении повеление, он основал вокруг себя общину для того, чтобы сделать общежительный устав на Скале ступенью к созерцанию. Лучшим наследием, оставленным святым Симоном духовным чадам, был опыт боговедения. Они же, в свою очередь, должны осуществить святогорский синтез совместной жизни братии в исихии с упованием на Бога. Это было шествие к некоему беспредельному пределу людей, стоящих здесь, монахов, которые не вкусят смерти, пока не увидят Царствия Божия (Мк. 9:1).

Жизнь Симонопетры была не всегда легкой. Невзгоды, набеги, бремя долгов, следующие один за другим пожары, турецкая оккупация, войны, вторжения на Афон... Иногда жизнь на Святой Горе затухала, порой ее огонек еле-еле тлел, но в конце концов огонь молитвы разгорался! Святые старцы приходили, чтобы найти некую благостыню, другие чтобы воспринять руководство обителью, но, не выдержав неблагоприятных условий, уходили. Другие, оставаясь, отдавали свою жизнь. Историю пишет Бог.

В 1973 году Симонопетра была вновь, после долгих лет отчаяния, заселена братией, пришедшей из Больших Метеор. Молодая поросль Метеор свила духовное гнездо на Скале святого Симона. Обитель с радостью, надеждой, благодарностью Богу и благословением старейших отцов расселила на заброшенных территориях свыше пятидесяти иноков, наполнивших жизнью и молодостью келии и храм.

Монастырь наш тринадцатый в чреде, состоящей из двадцати благословенных афонских обителей. В этом духовном улье ежедневно бурлит жизнь. Это характерно для святогорских монастырей. Все они имеют единство традиции, но различаются характерами насельников и окормляющего их.

Каждый монах, исполняя нужды братьев, делает общее дело, подобно хорошему хозяину, он вносит собственный вклад. Служитель выполняет свое послушание среди братии, с рвением и смиренномудрием. Однако руководствующийся собственной волей самоуправец и вольнолюбивый остается один. А исполнитель «унизительной», с мирской точки, зрения работы является самым блаженным!

Труд и совместное существование являются неким радостным успокоением пред лицом Господа, знатока человеческих сердец и разума. Он сорадуется, видя сердца учеников «чистыми». Сельскохозяйственные работы особенно успокаивают монаха, упражняют тело, чтобы дух бодрствовал, и освобождают ум для полезных занятий. Более того, монахи выращивают в изобилии чистую пищу, которую с давних времен ели аскеты и киновиоты.

Комитеты и канцелярии неусыпно блюдут порядок и предотвращают нежелательные ситуации.

Церковнослужители и певчие получают жалованье за свое рвение, а также за необходимость отрывать время от молитвы.

Стол ежедневно ломится от яств: служители, занятые их приготовлением, не знают устали. Общая трапеза монахов с ее богослужебным характером есть выражение и преображение всех плотских потребностей в богоносные средства.

Двери архондарика всегда распахнуты для гостей. Их служители приветливы. Привратники, искренние и в то же время сдержанные, любезно встречают паломников на время их пребывания в обители, словно «сожительствуя» им. Монастырские духовники обычно молчаливы и терпеливы.

Сидячие работы имеют свои плюсы, равно как и неизбежные минусы, – необходима предельная концентрация внимания. Для тяжелых работ выбирают сильных монахов, способных к постоянному физическому труду.

Существует и противопожарная служба. В полном снаряжении она незамедлительно прибывает к очагу возгорания. Любой из пожарных осознает меру своей ответственности.

Вероятно, разумное использование современных технологий, направленное не на получение прибыли, но на помощь брату, открывает новые возможности. Таким образом, вещи и инструменты становятся в монастыре богоносными, как в Горнем Иерусалиме. Об этом сказано у пророка Захарии: В то время даже на конских сбруях будет начертано: Святыня Господу Вседержителю, и котлы в доме Господнем будут как чаши жертвенные перед алтарем (Зах. 14:20).

И наконец, ко всем вышеперечисленным службам подходит слово Божие: если ты работаешь, доволен своей службой и не стремишься к большему, чем имеешь, то станет сладкой твоя жизнь: Жизнь довольного своею участию и труженика сладостна (Прем. Сир. 40:18). Все работы обеспечивают монастырские нужды. Орудия труда традиционны, а время выполнения работ обозначено в монастырских расписаниях. Иначе монахам бы грозила опасность выйти за пределы «приосененной горы» нашей жизни.

Личные особенности, слабости, страсти, человеческие предпочтения и преходящие устремления, вероятно, есть и будут. Однако монастырь – это дверь отверста на Небе, и голос... взойди сюда и покажу тебе, чему надлежит быть после сего (Откр. 4:1). Тяга к Небу всегда поднимает тебя ввысь.

Время от времени монахи, имея особые на то причины, вынуждены покидать Гору. Тогда они удаляются и немедленно возвращаются по истечении необходимого времени. Братия без колебаний возвращаются в дом свой и дом Божий.

Симонопетра обладает своими особенностями. Она сияет особой благодатью, озарена ярким светом основателя обители. Ибо труды праведного – к жизни (Притч. 10:16) – к жизни и радости, свету, и вновь к свету и радости сердечной. Этим проникнута и конечная цель, то есть ожидание Бога, встречающееся в богочеловеческом обиталище.

Киновиальная жизнь обители подражает вечному богослужебному собранию по образцу славословия ангелов. Каждое проявление общежития носит не общий характер, но богослужебный, запечатлевая таинство Церкви.

Сразу же после полуночи начинаются утренние службы. Божественная литургия совершается ежедневно. В полдень читаются часы, а за три часа до заката – вечерние молитвы.

Торжественным богослужебным действом является всенощное бдение. Всенощная сохраняет разум неусыпным. Благозвучно и созвучно ликуют сердца, сопричаствуя Высшим Силам и радостному торжеству святого или празднуемого события. Рассеянность позабыта, сияние глаз сливается к отблесками свечей на вращающемся паникадиле и хоросе³⁰⁶. Они схватывают радость с Небес, впитывают влагу умиления и составляют один хоровод вместе с людьми и ангелами. Так подобно единорогу возносится разум на поднебесный жертвенник, и дух возвышается блаженно и благоговейно, чтобы таинственно найти место милости у священного ковчега и поучаствовать в том, что не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку (1Кор. 2:9).

Когда в храме нет «бдения», то служат «канон»³⁰⁷, своеобразную литургию монаха, которая совершается в час, когда все окружало тихое безмолвие, и ночь в своем течении достигла середины (Прем. 18:14). Тогда на зов монаха является всемогущее Слово, дабы воссиял свет истинный. Ибо приходящий среди ночи не будет иметь нужды ни в светильнике, ни в свете солнечном, ибо Господь Бог освещает их, и будут царствовать во веки веков (Опер. 22:5), и узрят лице Его (Откр. 22:4).

Встреча монаха с Богом в келье посреди ночи есть центр его жизни. Она задает ритм его повседневной деятельности: труд, отдых, трапеза и прочее. Верный монах выходит, словно из горящей, но не опаляющей печи. «Встреча с Богом» становится формирующим основанием каждого монаха в отдельности, а следовательно, и всего «Тела», то есть всей братии.

Кроме обычных часов храмового богослужения, монахи собираются, согласно древнему обычаю, на своем собственном собрании, где братия встречается с духовным отцом «в простоте, искренности» и единении. Там ведутся благочестивые беседы, делаются необходимые объявления, совершаются наставления и тайноводственные поучения монахов, то есть «служение слова».

Самые прекрасные и благоговейные моменты переживает братия во время пострига нового монаха. Это своего рода крещение, второе рождение к новой жизни и обручение Богу: Измена десницы Вышняго (Пс. 76:11). Постригаемый среди радующихся братьев, молитв и наставлений чинопоследования, воззваний: «Господи, помилуй» становится равным ангелам с тем, чтобы ходить по их дорогам и мыслить, как они. Все обновляется. Отныне он всецело принадлежит Богу и воинствующей Церкви. В своих движениях и словах он являет образ Христа, сокрытый в нем. Его оправданием и жизненным пространством является Он – Ожидаемый.

«О, каким честным превосходством наделена наша святая и священная схима! Каким духовным благоуханием дышит она... о призвание, касающееся Небес! О призвание, достигающее Бога... о призвание, которым спасается мир!»³⁰⁸

Прежде чем постричь кого-либо в монахи, следует, чтобы он неоднократно присутствовал сам на чине пострига. Чтобы алкал и жаждал, насыщался и испытывал упоение! А это дается только Богом. Отныне и впредь духовная жизнь монаха зиждется на непрерывной, живодательной аскезе. Аскеза – словно подрезание растений для того, чтобы ветви развивались сочными. Аскеза- это наши слезы, скорбь, приносящая радость, наш труд, наше возрастание во Христе. Пророк Исайя говорит: И ветвь произрастет от корня его; и почиет на нем дух Господень (Ис. 11:1–2). «Цветок» есть Спаситель – бывший, сущий и будущий, грядущий (см. Откр. 1:8) к нам. Ибо мы Его призвали!

Насаждение Господа во славу Его (старец)

Человек, а также и монах, имеет одно стремление: привыкнуть как бы видя Невидимого, быть твердым (Евр. 11:27). Но нам это трудно из-за нашей неповоротливости и небрежности. Нам это кажется недостижимым из-за нашей природы, и вместе с тем достижимо, ибо об этом говорит, этого хочет Господь, Который всегда прав.

Конечно же, монастырь приносит плоды духа. Он изменяет человека, делает возможным для него стать сопричастным Божеству, ибо действительно Святой Дух упражняет и возвышает человека. Жизнь монаха динамична, имеет и падения, и взлеты, постижение, «видение» Бога. Монах, равняясь на образцы, принимает в себя таинства Божии и уготовляет полноту сердца, Божественный непрестанный поиск Сына Божиего и света Царства. Человеку необходимо этому научиться. К этому ведет все монашеское воспитание и жизнь. В этом заключается суть нашего собственного подвига.

Видимый человек живет, чтобы обрести невидимого Бога. Мы появились на свет не случайно! Нас сотворил Божественный Дух, нас наставляет дыхание Вседержителя (Иов 32:8)! Поэтому наши сердца ищут отеческий лик для того, чтобы чувствовать себя истинными сыновьями Бога. Они узнают Его и просят: Выслушай меня, взывал я, и я буду говорить, и что буду спрашивать у Тебя, объясни мне (Иов 42:4).

Из-за нашей слабости мы испытываем необходимость в человеке, имеющем то же обличье, что и мы. Поэтому Господь – Творец дает Своему творению такого же раба во Христе – старца, который станет «крайним полюсом», началом и окончанием, серединой, осью жизни монаха. Старец есть мера, глубина и высота для монаха, пример достижения свободы славы детей Божиих (Рим. 8:21). Поэтому монахи, будучи подчиненными в своих действиях своему старцу, часто сообщают ему о своей жизни, о падениях и взлетах, а также о многочисленных страстях, благодаря которым упражняются и научаются молитве, посредством которой обретают желанный «град».

Быть духовным отцом – значит осуществлять гармоническое сотрудничество между собой, то есть старцем, и монахом- подопечным для воспитания свободы и совершенствования. Ученичество же не должно превращаться в услужение своему старцу, но быть мужественным и смиренным устремлением к Богу.

Закалка духа делает подвижника сильным, опытным, живым, заставляет бороться. Он предуготовляет завтрашний день, сражается с Богом и Его побеждает! Так он обретает славную одежду, и назовут их сильными правдою, насаждением Господа во славу Его (Ис. 61:3). Возделывающий, насаждающий и подвизающийся получает венец. Господь вспомнит его по имени и призовет его. И будешь венцем славы в руке Господа и царскою диадемою на длани Бога твоего (Ис. 62:3).

Урожай (вместо эпилога)

Путешественник отправляется по морям, земле и воздуху, чтобы выполнить поставленную цель, а после отдохнуть в своем доме, пожать плоды своих трудов: удач, печалей, радости. Труженик, земледелец, ученый борются всю жизнь затем, чтобы создать свое «житие», семью, насладиться благами и устроить своих детей. То же самое происходит с любым отцом, а еще более с духовным отцом и духовным урожаем. Посевы и сокровища – это его духовные чада. Они есть суть жизни отца.

До сих пор мы рассуждали об образах Неба на земле. Теперь же поговорим о самом Небе, где пребывают в отдохновении все праведные и которое всегда остается... на Небе!

Жизнь монахов настолько близка Богу, что поначалу имеет два стремления: жить душа в душу, следуя апостольской общности, и иметь в качестве жизненного образца находящееся перед лицом нашим совершенство святых мучеников, простирая и его в вечность.

Урожай, успех есть мир в Боге. А входим в покой мы уверовавшие (Евр. 4:3), во внутреннейшее за завесу, куда предтечею за нас вошел Иисус (Евр. 6:19–20), ибо Он приготовил им город (Евр. 11:16). Все для нас, а мы для всех. Мы собраны здесь как облако и ожидаем встречи, имея вокруг себя такое облако свидетелей (Евр. 12:1), имена которых известны.

Такой «конец», не имеющий конца, мог бы стать основанием вечности и соработать для того, чтобы даровать нам духовное познание и опыт благодати и заставить работать эти Божественные дарования внутри нас. Открытые этому монахи обретают силу и плоды мученической борьбы, их духовные очи «видят Царя, и наступает радость великая».

Собирается и другой урожай, но уже не в келье, а в архонтарике. Каждый день туда приходят люди, братья. Они стекаются отовсюду. Гостеприимные монахи – в их полном распоряжении. Радость, вера, бурление и восклицание вырываются из сердца привечаемых. Изменяется их жизнь, ибо они находят ее смысл. Плачут от радости, отыскивая то, что каждому из них было необходимо. Становятся одним целым с монахами, вот оно – живое изменение десницы Господней. И вот, наконец, другой «урожай» – в сердцах и домах людей, которые ушли из обители... для того, чтобы скоро вернуться.

Монастырь не есть миссионерский центр, он семя постоянства и непрерывной жатвы, успокаивающей душу монаха. Глубок урожай сердца! Собравший его монах наполняется миром и раздает его другим. Он внушает радость даже четвероногим! Он счастлив, и ложится под тенистыми деревьями, под кровом тростника и в болотах (Иов 40:16). Прекрасное описание монашеской жизни и радости. Монах живет в обычном мире, но в преображенном времени, поэтому он водит хороводы со святыми посреди ангельского убранства.

Мир нашей обители не сосредоточен на одной маленькой скале. Симоновой Скалой являются также и восемь подворий ее: Благовещения в Ормилии (Халкидики)³⁰⁹, Вознесения в Афинах, святого Харлампия в Фессалониках, три во Франции и еще два в Греции. Все они широко известны у нас на родине. И эти места имеют тайноводственное значение: и там собирается немалый урожай теми, кому Церковь так близка.

Жизнь каждого подворья связана с другими: всюду возможно рождение и возрождение! Паломников подворий ждет насыщение радостью и духовной пищей. Покидая подворье, каждый чувствует что-то свое: и жизнь моя видит свет. Вот, все это делает Бог (Иов 33:28–29). Вся жизнь сосредоточена в Божественном свете, и они поют славословия Подателю благ. Тот, Кто соберет однажды весь мир, уже готовит нас и наших единомышленников. Разве не к нам обращается Он словами: «Я напоил всякую душу жаждущую и всякую душу голодную насытил» (Иер. 38:25)?

Монастырь – это ковчег святых, освященный град. Прообразы и их отпечатки, Небо и монастырь по благодати «одно есть». Небесный Сион и монашеская «община» – это уготованный Богом мир. Это – казна для тех, кто хочет захватить Царство Божие. Это – кладовая, в которой все хранилища открыты. Здесь можно хранить наши инструменты и оружие, духовное и боевое, для орудия нашего труда перед Богом. Это – гардероб, содержащий черные одежды обетов и красные от крови одежды аскезы. Это винные погреба для «вина нового», хлебные амбары для Хлеба Жизни, защитные очки для того, чтобы безболезненно смотреть нам на Солнце и на звезды духовные. Это хранилища особые, ибо иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд (1Кор. 15:41).

Сам Господь говорит: Сын человеческий! Это место престола Моего и место стопам ног Моих, где Я буду жить среди сынов Израилевых вовеки (Иез. 43:7). Сын человеческий... ты находился в Едеме, в саду Божием... все, искусно усаженное у тебя в гнездышках... приготовлено было в день сотворения твоего... ты был на святой горе Божией (Иез. 28:12–14). И восклицает вновь: В доме Отца Моего обителей много... И когда пойду и приготовлю вам место, приду опять и возьму вас к Себе, чтобы и вы были, где Я (Ин. 14: 2–3). Он дает нам свое обетование: ты будешь ради Меня «венцом красоты» в Моих руках и царскою диадемою на длани Бога твоего (Ис. 62: 3).

Христос в образе Ангела Божиего показал однажды Иоанну Богослову последнее пристанище Бога с людьми (Откр. 21 и 22:1–5). Так и повседневная жизнь ангельской общины в обители, во всякой обители, да будет для современного человека окном, распахнутым в Небеса.