Очерк исторического развития и современного состояния русской православной миссии (1903)

Предлагаемая книжка представляет из себя точный перевод с английского издания, отпечатанного в Лондоне в августе месяце настоящего года. Составленная специально для англичан, интересующихся миссионерским делом православно-русской церкви и сравнительно мало ознакомленных с Россией, ее историческим прошлым, современною жизнью и церковью, она имела ближайшею целью в возможно сжатом, но в то же время до известной степени цельном очерке изобразить пред ними исторический ход развития и современное состояние нашего миссионерства. Им нужна была книжка, которая бы, с одной стороны, заинтересовала их и, с другой, не утомляла излишними подробностями. Судя по отзывам, появившимся в английских повременных изданиях, она вполне ответила на их запрос.

Ныне считаю нелишним издание этой книжки в русском переводе, в надежде, что она облегчит ознакомление русским читателям с таким предметом, который не может не быть интересен и дорог.

Протоиерей Евгений Смирнов.

Лондон.

Ноября 10 дня 1903 года.

Печатая настоящую небольшую книжку, считаю необходимым предпослать ей несколько слов – в качестве предисловия.

В течение почти 33-х летнего служения при православных церквах заграницей, из коих 26 лет я состою настоятелем русской церкви в Лондоне, ко мне постоянно обращались представители как протестантских, так и римско-католической церквей с самыми разнообразными вопросами, имеющими отношение к нашей православно-восточной церкви. Насколько позволяли мои знания и свободное от служебных обязанностей время, я всегда старался давать всем вопрошавшим меня возможно полные и обстоятельные ответы.

Предлагаемые вопросы неоднократно касались наших миссий, – причем в течение долгого периода моей жизни вне пределов России они преемственно видоизменялись в своей сущности. В начале меня спрашивали: «у Вас, конечно, и теперь нет еще никаких миссий, как не было их и раньше?» Затем: «правда ли, что у Вас заведена какая-то миссия в Японии?» Далее: «у Вас, кажется, имеются какие-то миссии в Сибири?» Еще далее: «не можете ли дать нам точных сведении о числе обращений в Ваших миссиях?» Наконец: «как Вы думаете, не следовало ли бы нам закрыть нашу миссию в Японии, чтобы не препятствовать правильному росту Вашей миссии, тем более, что наша церковь стремится к соединению с Вашею?» Вопросы видоизменялись в своей сущности, очевидно, в зависимости от распространения сведений о деятельности наших миссий, попадавших на страницы периодической печати.

Два с половиною года тому назад ко мне обратился один известный англиканский богослов с просьбою указать ему исследования, по которым он мог бы ознакомиться с деятельностью нашей миссии в Японии. «На языке английском, – писал он, – таких исследований не имеется. По-русски я читать не могу. Поэтому премного обяжете меня, если укажете мне исследования на французском, либо на немецком языке.» Так как ни на том, ни на другом языке я не мог указать ни одной книги, то вызвался сам написать по-английски небольшую статью по интересовавшему сего богослова вопросу и отпечатать ее в каком-нибудь повременном английском издании. Статья действительно была написана и отпечатана в «Church Times» 14-го декабря 1900 года.

Ровно два года тому назад нашими миссиями заинтересовался один очень почтенный богословский журнал, издающийся в Соединенных Штатах Америки. Редактор его обратился к г. обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву с просьбою указать ему лицо, которое бы могло написать для его журнала небольшую статью по-английски. Его высокопревосходительство соблаговолил указать на меня. Я с радостью приступил к предложенной мне работе, но весьма скоро должен был убедиться, что задача моя далеко превосходит рамки простой журнальной статьи. Как ни старался я сокращать и суживать мой очерк, он сам собою перерастал объем статьи и превращался в отдельную книжку.

Предназначая первоначально мой очерк для помещения в журнале, я не считал возможным загромождать его ученым арсеналом. Я и теперь оставляю его в том виде, как он написался в начале, чтобы не обременять понапрасну читателя, которому едва ли возможно проверить мои источники, исключительно отпечатанные на языке русском. Тем не менее, считаю долгом заметить, что вся моя книжка составлена после самого заботливого изучения фактической стороны дела и самой тщательной проверки цифровых данных по Всеподданнейшим отчетам г. обер-прокурора Святейшего Синода, по ежегодным отчетам Православного Миссионерского Общества и по отчетам отдельных миссий и миссионерских учреждений. Смею ручаться, что каждое мое положение и каждая моя дата могут быть проверены по первоисточникам.

Содержание моей книжки едва ли нуждается в каком-нибудь изъяснении. В свое время недругами православия было пущено в ход заверение, будто православная церковь Востока никогда не имела и ныне не имеет миссий, что она есть церковь косности и отсталости и что, как таковая, она обречена чуть ли ни погибели. Насколько справедливы эти заверения, пусть судит сам читатель.

Евгений Смирнов.

Лондон.

Марта 25 дня 1903.

Период первый. – Иноки-колонизаторы древней Руси. – Жизнь и деятельность их. – Початки монастырей и ассимиляция финских племен. – Окончательное развитие этого типа миссионера во время татарского ига. – Сеть монастырей, ассимилирующих инородческие племена. – Второй тип русского миссионера в лице св. Стефана Пермского

Первыми русскими миссионерами, наложившими особую печать на всю историю русской Церкви, сослужившими великую службу России и продолжающими жить до последнего времени, были иноки колонизаторы. Они явились в Россию тотчас после введения христианства и как нельзя более отвечали природным свойствам русских людей, отождествивших воспринятую ими с востока веру Христову с отречением от мира и его соблазнов.

Ища религиозного подвига, иноки-колонизаторы шли в леса и селились здесь около рек и озер. Жилищем для них служили дупла дерев, вырытые землянки или наскоро сколоченные избушки – кельи. У двух-трех, живущих вместе, иноков зарождался початок будущего монастыря, в котором весь строй жизни располагался по монастырскому уставу, при первой возможности строилась незатейливая церковь, и появлялся иеромонах для отправления регулярного богослужения. Жизнь иноков протекала в непрерывных подвигах молитвы, поста и труда. Селясь среди многочисленных диких финских племен, коими заселен был в то время весь север теперешней Европейской России, они, приходивших к ним окрестных язычников, просвещали светом Христова учения, крестили, водворяли на жительство около своих початков, учили расчищать лесные чащи, обрабатывать землю, строить жилища и ладьи, плести сети, ловить рыбу и т. д., т. е. из диких кочевников превращали их в оседлых поселян. С течением времени початок разрастался в настоящий монастырь, а поселок около него в целый город; таким путем на севере России возникло не мало городов, наприм., Устюг, Ветлуга, Кашин и др. При менее благоприятных условиях початок становился приходскою церковью, вокруг которой нарождалось настоящее русское село. Уча инородцев бороться с природой и устроят их скромный быт, инок-колонизатор был в полном смысле слова руководителем их не только в религиозно-нравственном, но и гражданском отношении. От него инородец перенял живую, разговорную русскую речь, любовь к Церкви с ее богослужениями, обрядами и постами, нравственный уклад семейной и общественной жизни, навык к труду и т. д., и вместе с тем научался сознавать себя русским и сочленом русского государства. Иными словами, – иноки-колонизаторы, обращая финские племена в христианство, прививали к ним мирными средствами русскую культуру и постепенно претворяли их в плоть и кровь русского народа. Под их воздействием племена эти с течением времени совершенно утрачивали свою самобытность, сливались с Русскими Славянами и составили вместе с ними одну крепкую великорусскую народность.

Выйдя в начале XI века, еще при просветителе Руси, св. князе Владимире, из Новгорода, откуда перед тем по направлению на восток и север пошла и вся земская колонизация России, колонизация религиозная шла, шаг за шагом, по ее стопам, – служила ей, неразборчивой по своему характеру, нравственным противовесом и с каждым преемственным столетием подвигалась все далее и далее на восток и север. На всем севере России в течение этого времени происходил хотя и медленный, но непрерывный и все более расширявшийся процесс мирной ассимиляции финских племен Ижоры, Короли, Води, Чуди, Черемисов, Вотяков, Мери и даже Мордвы на среднем течение Волги.

Окончательно сложился этот тип древнерусского миссионера под влиянием татарского ига. Лучшие люди, уцелевшие от разгрома южной Руси и ее столицы Киева с Печерскою Лаврой, устремились на север и стали искать утешения в религиозном подвиге. В России настал период необычайно быстрого роста монастырей. В это время около нового центра государственной жизни России – Москвы возникла и скоро расцвела Троицкая Лавра. Она из Новгорода усвоила себе идеал инока-колонизатора и, выяснив окончательно его созидательные задачи, стала высылать от себя целые сонмы подвижников как внутрь, так и на окраины Руси. Внутри они сплачивали Русь для свержения татарского ига и содействовали развитию единодержавия, а на окраинах усиленно продолжали процесс ассимиляции финских племен. Заботливо обходя области, занятые Татарами, иноки Троицкой Лавры направлялись на север и северо-восток России и насаждали здесь русскую культуру. Бывшие тут початки превратились уже в значительные монастыри, которые сами стали учреждать новые, филиальные початки. Постриженники Троицкой Лавры в XIV и XV веках покрыли весь север России целою сетью монастырей, которые, просвещая Чудь, Корелов, Лопарей и другие финские племена, имели огромное религиозно-культурное значение в деле ассимиляции их с русскою народностью.

Во время того же татарского ига Промысл Божий указал русской Церкви другой образец миссионера в лице св. Стефана, просветителя Перми. С детства знакомый с языком и жизнью диких пермских Зырян, он в юношеском возрасте вступил в один из ростовских монастырей, славившийся своими книгохранилищами, тринадцать лет изучал греческий язык для лучшего уразумения оригинального текста священных и богослужебных книг, составил зырянскую азбуку и перевел на зырянский язык наиболее необходимые библейские и богослужебные книги. Посвященный в иеромонахи (в 1378 г.), он поселился среди Зырян, устроил небольшую церковь и стал разъезжать по их стране для проповеди. Совершая богослужение на их природном языке и продолжая переводить церковные книги, он по своей азбуке стал учить Зырян грамоте. В 1383 году он был поставлен во епископа, и с этого времени проповедь его пошла еще успешнее, так как в своей епархии он заводил при церквах школы для Зырян и лучших учеников посвящал в священники. За 18 лет апостольства он обратил в христианство всю Малую Пермь.

Этот второй тип русского миссионера, совмещая в себе все существенные черты православного просветителя инородцев, озарив в XIV веке в лице св. Стефана с необыкновенною яркостью миссионерское поприще России, – к истинному прискорбию не нашел для себя дальнейшего выражения. Как бы забытый в течение многих столетий, он возродился и окончательно развился в пределах русских только лишь в XIX веке. Св. Стефан Пермский служит ныне для русских миссионеров, подвизающихся в инородческой среде, высшим идеалом, к которому они стремятся приблизиться в своей деятельности.

Период второй. – Завоевание Казани, Астрахани и Сибири. – Перечисление новых народов и племен, вошедших в состав России. – Громадность миссионерской задачи и естественные трудности для ее осуществления. – Отсутствие подготовки у миссионерствующих деятелей и невозможность получить ее. – Антагонизм инородцев, подпавших власти России. – Борьба с разными формами религий. – Передовые труженики: святители Гурий, Варсонофий, Герман, Филофей и Иннокентий. – Ординарные труженики: иноки-колонизаторы, приходские священники и миссионеры. – Правильно организованная миссия не вошла еще окончательно в сознание деятелей. – Отсутствие главного миссионерского оружия (знания языка) порождает застой. – Трудятся только иноки-колонизаторы в русских владениях Северной Америки ....

В правление первого русского царя Иоанна Грозного (1533‒1584 г.) открылся второй период в истории русского миссионерства, продолжавшийся до половины XVIII столетия. Он начался в 1552 году завоеванием царства Казанского, в след за которым в 1556 году к России было присоединено царство Астраханское, и затем с 1582 года последовало постепенное завоевание Сибири, продолжавшееся непрерывно до 1697 года, когда казаки, покорители Сибири, дошли до крайних пределов северо-восточной Азии.

В состав русского государства вошли новые, многочисленные и разнообразные племена и народности. Области Казанская и Астраханская были населены Татарами и в свое время подвластными им полудикими, отчасти финскими и отчасти монгольскими племенами: Черемисами, Чувашами, Мордвой, Вотяками, Ногайцами и Башкирами. Позднее (в половине XVII стол.) в область нижнего Поволжья переселились из Азии кочевые орды Калмыков. По религиозным верованиям одна часть Татар, обитавшая главным образом по городам, придерживалась магометанства, а другая, более многочисленная, как жившая по деревням, так и придерживавшаяся кочевого образа жизни, коснела в грубом язычестве. Язычества же, а именно шаманства, придерживались и все остальные инородческие кочевые племена этих областей. С христианством, в очень незначительной степени, были знакомы только одни Татары и притом главным образом чрез многочисленных русских пленников, коих Иоанн Грозный, взяв Казань, освободил до 60.000 человек. В Сибири инородцы в племенном отношении подразделялись (как они подразделяются и ныне) на три главные группы: финскую, монгольскую и тюрко-татарскую. К первой принадлежали: Вогулы, Остяки и Самоеды; ко второй: Киргизы, Калмыки, Буряты, Тунгусы, Якуты, Кукчи, Коряки, Камчадалы и разные приамурские народы; и к третьей: Татары. Среди них господствуют ныне три формы религии: у Финнов – шаманство, у Монголов – ламайство, и у Татар – магометанство. Шаманство есть древнейшая и общая форма религии всех сибирских народов, – ламайство введено в Сибири ханом Кюблаем в начале XIII века, и ислам стал прививать к Сибири Ахмет-Гирей в XVI веке, лет за 50 до прихода туда казаков. Христианство в Сибири до появления русских не существовало.

Все эти племена надлежало приобщить к народности и цивилизации России при посредстве просвещения их светом Христовой веры. Для русской Церкви открылась новая миссионерская задача, колоссальная по своим размерам. Осуществить ее: во 1) при необычайно быстром, в течение 145 лет, присоединении к России громадных областей, превосходивших географическим протяжением ее самое в 8‒10 раз, – во 2) при вошедших в состав России инородцах, различавшихся между собою племенным происхождением, религиозными верованиями, языком и бытом, – в 3) при чрезвычайно редком расселении инородцев на громадных протяжениях, особенно в Сибири, – 4) при кочевом образе жизни инородцев и крайне низком уровне их развития, граничившем с полною дикостью, – в 5) при крайней суровости климата вновь завоеванных стран, особенно Сибири, – и в 6) при крайне медленном ходе развития за данный период в завоеванных странах русской земской колонизации, да при том же – не всегда безупречной по своему характеру, – было, конечно, необычайно трудно. Трудность эта усугублялась еще и тем, что почти все миссионеры того времени приступали к своей деятельности без всякой подготовки, т. е. без знания языка, быта и религиозных верований инородцев. В тех случаях, когда знания имелись на лицо, деятельность их обыкновенно сопровождалась великим успехом; они крестили инородцев тысячами. Но то были лишь счастливые исключения, являвшиеся тогда, когда миссионер в детском и юношеском возрасте ознакомлялся с языком инородцев и присматривался к их своеобразному быту. Предварительной подготовки тогдашний миссионер, даже при желании, не мог бы получить, так как в то время в России не существовало еще никаких миссионерских учреждений, да и самые миссионерские приемы и методы не были еще выяснены практикой жизни. Историческое прошлое, за исключением деятельности иноков-колонизаторов, не сообщало миссионеру никакой опытности. Что же касается до опыта самих иноков-колонизаторов, то он ограничивался главным образом внешнею стороною религиозности, которую младенчествующий инородец перенимал от своих руководителей не столько сознательно, сколько подражательно. О внутреннем усвоении христианских истин и разумном проведении их в жизнь в то время почти не могло быть и речи, так как тогда священные и богослужебные книги не были еще переведены на инородческие языки, самые эти языки не были еще изучены, и большая их часть не имела еще не только никакой письменности, но даже и азбучных знаков. Совершая богослужение на церковно-славянском языке, которого инородцы в большинстве случаев не понимали, миссионер при всем желании не мог прививать к ним начал христианской жизни. Он мог лишь крестить их, но после крещения, оставаясь в прежней среде, они продолжали тот же образ жизни язычников, что и раньше.

Существовала еще и другого рода трудность. Подпав власти Русских, некоторые из племен утратили свою прежнюю политическую независимость и потому не могли не относиться неприязненно к своим завоевателям и недоверчиво к вводимой ими новой вере; да и сами Русские иногда не располагали их к себе, так как по праву завоевателей и по духу того времени часто приступали к установлению новых порядков с разрушения мечети и ниспровержения идолов. Особенно недружелюбно относились к Русским Татары, которые среди остальных инородцев были самыми многочисленными и культурными и которые не могли забыть, что в течение почти двух веков держали Россию под своим игом. Антагонизм политический и отчасти религиозный, тем более сильный, что его постоянно приходилось таить в себе, не мог не парализовать в инородческой среде задач как русской политики, так й русской миссии. Инородцы, что называется, ушли в себя и в течение долгого времени оставались для русских величиною темною, загадочною и непостижимою. Проповедникам Христианства было очень трудно проникнуть в их затаенный внутренний мир, и они долгое время скользили по его внешности.

Из трех форм религиозных верований шаманство, более примитивное и менее развитое по своему характеру, легче других поддавалось борьбе. Большую стойкость обнаруживало ламайство, с течением времени сильно развившееся и окрепшее в племенах монгольских. Всего же более противилось христианской проповеди фанатическое по своему характеру магометанство, постепенно подчинившее себе почти все татарские народности. Оно до такой степени сроднилось с этою народностью, что слова татарин и магометанин скоро стали для русских синонимами.

Просвещение новых стран верою Христовою начиналось тотчас по их завоевании. Передовыми деятелями на миссионерском поприще были епископы. В каждой стране явились свои епископы – просветители, которые, быв причислены Церковью к лику святых, почитаются ныне религиозными покровителями сих стран.

В Казани в течение девяти лет (с 1555 по 1564 г.) подвизался архиепископ Гурий, обративший в христианство многие тысячи Татар. История свидетельствует, что миссионерская ревность его не знала пределов. Он непрестанно, в церкви и на дому, поучал народ, строил храмы и монастыри, заводил школы и брал угнетаемых под свою защиту. Ближайшими сотрудниками его были два архимандрита: Варсонофий и Герман, из которых первый, быв в плену у крымских Татар, прекрасно изучил их веру и язык и потому в Казани успешно состязался с татарскими мудрецами, а последний был главным руководителем православного духовенства в инородческой миссии всего Казанского края. Оба они скончались епископами, а Герман († 1569 г.) преемником Гурия по управлению Казанскою архиепископиею. Плодом миссионерства этих трех подвижников было утверждение христианства главным образом по городам Казанской области; но после них остались здесь и обширные селения, так называемых, старо-крещеных Татар.

В западной Сибири в течение 25 лет, с 1702 по 1727 год, подвизался митрополит Тобольский Филофей, епархия которого обнимала громадную площадь в 300.000 квадратных миль, т. е. всю Сибирь, и имела всего лишь 160 церквей. В сопровождении архимандритов и иеромонахов, получивших образование в Киевской Духовной Академии, он предпринимал неутомимые и продолжавшиеся по нескольку лет сряду миссионерские разъезды, всюду целыми сотнями крестил Татар, Остяков, Вогулов и других инородцев, разрушал идолов и строил церкви. Всех миссионерских путешествий совершил он шесть и во время последнего скончался. На Тобольской кафедре ни прежде, ни после него не было святителя, равного ему по ревности обращения инородцев, и потому он с полною справедливостью почитается Апостолом Сибири. Вместе с помощниками он обратил в христианство от 40 до 50 тысяч инородцев и построил для них 37 церквей. Филофей заботился об обращении самых отдаленных обитателей Сибири; в 1705 году им были посланы первые миссионеры в Камчатку и в 1724 году в Якутск. Он же первый вывел деятельность русских миссионеров за пределы России. В 1714 году им была отправлена миссия в Пекин, куда в 1689 г., с уступлением Китаю Приамурского края, переселены были вместе со священником русские пленники из разрушенного Албазина, и где тогда же образовалась русская слобода с церковью св. Софии. Богдыхан принял миссию очень милостиво, в виду чего в 1721 году, по настоянию Филофея, было решено отправить в Пекин епископа (Иннокентия), но его, по проискам иезуитов, в Китай не пустили.

В восточной Сибири, выделенной из Тобольской митрополии в самостоятельную Иркутскую епархию в 1727 году, первым епископом был Иннокентий. Не пропущенный в Китай, он проживал в Иркутске с 1721 года и в течение девяти лет († 1731 г.) первый ревностно трудился над обращением Бурят и Монголов.

Под невидимым осенением этих святых покровителей, на миссионерском поприще в завоеванных странах много и усиленно трудились, прежде всего, иноки-колонизаторы. Вынеся на своих плечах все миссионерское дело в период церковной жизни России до Иоанна Грозного, они и в данный период не утратили своей созидательной энергии, как склонны думать некоторые. Они продолжали с полною ревностью просветительное дело инородцев при посредстве строения початков, которые их же трудами возрастали в монастыри; но им пришлось разбросить созидательную свою силу на слишком громадное географическое протяжение, а потому влияние ее пропорционально сузилось и сократилось. Им на помощь пришло приходское духовенство, которое прибывало сюда из коренной России для удовлетворения религиозных потребностей русских органов власти, войск и колонистов; но, неся на себе прямые свои обязанности, для чего получало вполне достаточное по тому времени образование в тогдашней духовной школе, оно часто принималось за миссионерство, как за дело сверхдолжное и прикладное, к которому, к тому же, оно совсем не было подготовлено. Знакомилось оно с ним уже на самом деле – путем личной практики. – В данный период заводились и миссии, которые действовали иногда весьма успешно. Но их было немного, и в большинстве случаев, когда со сцены жизни сходили первые миссионеры, то их места либо вовсе не замещались новыми миссионерами, либо пополнялись приходскими священниками. Правильно организованная миссия, действующая непрерывно, преемственно и коллективно и опирающаяся в своей деятельности на добытый опыт жизни, окончательно не вошла еще в сознание тогдашних деятелей. Действуют, таким образом, не столько миссии, сколько единичные миссионеры, которые трудятся вразброс, часто в одиночку, в разных местах, при различных условиях и, конечно, с неодинаковым успехом.

Всего более терпели нужду миссионеры в знании языка, этого главного и существенного орудия правильного миссионерства. Чем далее шло дело, и чем более скоплялось в завоеванных областях крещеных инородцев, тем все более и настоятельнее выступала наружу неотложная потребность в систематически-научном изучении инородческих языков, в переводе на эти языки священных и богослужебных книг и в совершении на этих языках церковных богослужений, чтобы соделать инородцев христианами не наружно только, но и внутренно. Потребность эта все более и более тяжелым бременем ложилась на миссионерствующих деятелей, пока они окончательно не выбились из сил. В истории русской миссии настал период застоя, продолжавшийся около 70 лет, с 1756 по 1824 г. За это печальное время русские миссионеры трудятся только на самых отдаленных окраинах России, – там, где созидательную свою силу могли проявить одни лишь древне-русские иноки-колонизаторы. Выйдя из Валаамской обители на Ладожском озере, они в исходе XVIII столетия перебираются в русские владения Северной Америки и здесь на Алеутских островах начинают утверждать христианство при помощи древнерусских початков. К сожалению, их початкам не суждено было дорасти до монастырей. Как бы то ни было, жизнь этих первых религиозных подвижников, исполненная евангельской простоты и святости и служившая младенчествующим Алеутам примером для подражания, обратила многих Алеутов ко Христу и соделалась семенем, которым впоследствии воспользовался знаменитейший миссионер XIX столетия, приснопамятный святитель русской Церкви – Иннокентий.

Период третий – современный. – Печальное положение русских инородцев и решение Св. Синода открыть правильно организованные миссии. – Начало восстановления миссионерства в духе св. Стефана Пермского. – Архимандрит Макарий и его просветительная деятельность на Алтае. – Результаты деятельности архимандрита Макария, протоиерея Ландышева, архимандрита Владимира и епископа Макария. – Святитель Иннокентий и его просветительная деятельность на дальнем Востоке. – Созидание четырех громаднейших епархий и подготовка миссионерствующих деятелей, особенно в лице Дионисия Якутского. – Переход Иннокентия в Москву и открытие Православного Миссионерского Общества. Объем и сфера деятельности сего Общества

Третий, современный период в истории русской миссии открылся при самых неблагоприятных условиях. Застой в миссионерской деятельности отразился весьма плачевно на религиозно-нравственном положении инородцев во всей России. Христианство в их среде, никем не распространяемое и не поддерживаемое, не только не приобретало новых последователей, но и теряло старых; среди них все чаще стали повторяться единичные случаи отпадения. Обстоятельство это не могло не заботить как епископов, в епархиях которых обитали инородцы, так и Святейший Синод. В виду этого, в 20-х годах прошлого столетия было решено вновь открыть несколько миссий с твердым намерением придать им прочный характер и с привлечением к деятельности в них лиц, склонных и способных к миссионерству.

Забота Святейшего Синода увенчалась полным успехом. Явился целый ряд в высшей степени даровитых деятелей, которые отнеслись к миссионерству именно так, как его в свое время понимал св. Стефан, просветитель Перми. Они стали изучать инородческие языки, переводить Священные и богослужебные книги, вводить свои переводы в состав церковных богослужений, заводить школы, изготовлять учебники, обучать по ним инородческих детей и переводить крещеных инородцев от кочевого к оседлому образу жизни. И если в настоящее время православная русская миссия достигла замечательных успехов, то этим она, несомненно, обязана взаимным усилиям этих поистине самоотверженных тружеников на миссионерском поприще.

Ряд их открывается архимандритом Макарием, выдающимся филологом, глубоким знатоком Библии и лучшим переводчиком ее на русский язык. Основав в 1830 году миссию на Алтае, в центре западной Сибири, он изучил одновременно разнородные языки смешанного алтайского населения, составил «Сравнительный словарь алтайских наречий» и первый обратился к Алтайцам на их природном диалекте. Избрав одно из наречий, наиболее понятное для всех местных обитателей, т. е. теленгутское, он перевел на него необходимые молитвы и нужнейшие части библейских и богослужебных книг и стал затем постепенно вводить свои переводы в церковное богослужение, приучая инородцев посредством пения к деятельному участию в нем. Насколько важны были эти труды, видно из того, что ими Алтайская миссия жила до 1860 года, когда преемниками архимандрита Макария сделаны были новые, более полные и совершенные переводы. Знание языка облегчило ему способ оглашения инородцев; делом этим он всегда занимался сам и ради него не щадил никаких трудов. К крещению допускал он только тех Алтайцев, которые вполне сознательно усваивали начала новой религии. Но забота его об обращаемом не кончалась одним крещением; напротив того, он постоянно утверждал, что «крещением дело обращения только лишь начинается», и потому пекся об обращенце по его крещении еще более, чем до него. Он извлекал его из языческой среды и переводил на жительство в христианские селения, коих трудами архимандрита Макария образовалось на Алтае всего лишь пять. Живя в крайне тесной и убогой каморке и подвергая себя всевозможным лишениям, он из своих поразительно скудных средств старался дать бывшему кочевнику все необходимое для оседлой жизни. В христианском селении он ставил его под постоянную и непосредственную опеку восприемника и часто даже селил его в доме последнего в качестве работника. Восприемник обязан был заботиться о нем не только в религиозно-нравственном отношении, но и во всех вообще условиях его жизни. Под его руководством инородец продолжал воспитываться в началах христианской веры, выполнять свои христианские обязанности и приучаться к непрестанному труду, что чрезвычайно было важно для бывших кочевников, склонных по образу их жизни к лени и бродяжничеству. Наилучшим трудом для крещеных Алтайцев почиталось земледелие и вообще все отрасли сельского хозяйства. Непрерывно трудясь в этом направлении, архимандрит Макарий разработал целый план перевода местных кочевников к оседлости. Далее, архимандрит Макарий первый обратил внимание на народное образование в пределах своей миссии. Он основал на Алтае три школы: две для мальчиков и одну для девочек. В первых двух ежегодно обучалось от 5 до 20 учеников, а в последней от 7 до 12 учениц. Обучение в школах, конечно, было самое начальное и сводилось к славянской и русской грамоте, закону Божию, церковному пению и элементарным правилам арифметики. Наконец, как миссионер по призванию, архимандрит Макарий употребил все усилия не только для упрочения, но и для дальнейшего развития основанной им миссии. Он образовал преемника по себе, для которого, по прекрасному выражению своего постоянного покровителя, митрополита Московского Филарета, был одновременно «и Духовною Семинарией, и Духовной Академией и Университетом», т. е. единственным наставником всех богословских и филологических знаний и в то же время руководителем в миссионерстве. То был священник и впоследствии протоиерей С. В. Ландышев.

Четырнадцать лет трудился архимандрит Макарий на Алтае и за это время обратил в христианство 675 инородцев и устроил 5 православных селений с 2 церквами, 3 школами и 1 богадельней. Цифры эти не велики, но за ними он и не гнался. Он стремился только к тому, чтобы положить возможно правильное и прочное начало хотя для малой, но вполне организованной миссии, наметить путь для ее дальнейшего развития, указать наилучшие и вернейшие способы для деятельности в ней и передать ее в руки способного и подготовленного преемника, и он достиг своей цели. После него, во главе Алтайской миссии, один за другим, стояли весьма даровитые миссионеры: протоиерей Ландышев, архимандрит Владимир, скончавшийся архиепископом Казанским, и иеромонах и затем архимандрит Макарий, теперешний епископ Томский и Барнаульский. Расширяя деятельность миссии и постоянно полагая в основу ее изучение местных языков и наречий, они во всех отношениях шли по стопам архимандрита Макария. Ими не только окончательно была разработана грамматика алтайского (теленгутского) языка, но и изучены наречия шорское, алагатское и черно-ануйских Киргиз. На все эти языки и наречия они неутомимо продолжали переводить библейские, богослужебные и религиозно-назидательные книги, а равно и составлять учебники для все более и более нараставших школ. В первый раз вся литургия на алтайском языке была совершена в 1865 году, а с 1880 года начальник Алтайской миссии был возведен в сан епископа, а именно Бийского, викария Томской епархии.

Ныне в ряду Сибирских миссий Алтайская миссия занимает первое место и справедливо почитается самою благоустроенною. Из 45,000 инородческих обитателей на Алтае 25,000 уже христиане. Живут они почти отдельно от язычников в 188 селениях. В устроенных для них 67 церквах и молитвенных домах; все богослужение постоянно совершается на их природных наречиях. Алтайцы сами читают и всеми конгрегациями поют за богослужениями. В 48 школах обучение их детей также ведется на алтайских наречиях; в них обучается до 800 мальчиков и 250 девочек. Помимо сего, в Бийском катехизаторском училище до 200 учеников приготовляется к учительству в миссионерских школах. Влияние церквей и школ захватывает ныне весь Алтай и сказывается на самом языческом населении его. Глядя на христиан, сами язычники стали строить теплые русские дома, заниматься земледелием и, таким образом, переходить к оседлости. Мало этого; они стали заводить языческие школы, в которых, однако ж, по их же собственному желанию, обучают их детей христианским молитвам и закону Божию. Это факт глубоко знаменательный, свидетельствующий об убеждении самих язычников Алтая, что их дети в ближайшем будущем все перейдут в христианство, к которому они, поэтому, уже теперь спешат их приготовить. 

На Сибирь восточную в миссионерском отношении имел влияние еще большее, чем архимандрит Макарий на западную, знаменитейший миссионер XIX столетия и притом не только русской церкви, но и всего, христианского мира, неутомимо подвизавшийся на миссионерском поприще в течение 44 лет: 16 в качестве священника Иоанна Вениаминова (1824‒1840 г.) и 28 в сане епископа и архиепископа Иннокентия (1840‒1868 г.). Это был selfmademan в наилучшем значении сего слова, оставлявший по себе глубокий след на каждом деле, к которому он прикасался. Самоучка – механик, с детства склонный ко всякого рода ручному труду, светлый природным умом несокрушимой энергией, он, по окончании курса в Духовной Семинарии, был лучшим священником Иркутска, пока не почувствовал неодолимого стремления к миссионерской деятельности. По собственному желанию отправился он в среду диких обитателей русских владений в Северной Америке. Прибыв на Уналашку, один из островов Алеутского архипелага, он изучил алеутский язык, не имевший в то время не только никакой письменности, но и азбучных знаков и чрезвычайно трудный для европейского произношения вследствие обилия гортанных звуков. Он составил азбуку этого языка, перевел на него необходимые молитвословия и затем написал на нем замечательную религиозно-назидательную книжку «Указание пути в Царство Небесное», которая потом, многократно издаваемая Святейшим Синодом на языке русском, разошлась в десятках тысяч экземпляров среди простого народа в России. Обучив Алеутов разным ремеслам, он при их помощи соорудил на Уналашке церковь, причем важнейшие принадлежности сделал собственноручно, и затем построил и школу, в которой сам же и учил детей по им же самим составленным учебникам. Поставленный в необходимость для проповеди Слова Божия посещать все другие острова Алеутского архипелага, он выучился искусно управлять байдаркой и на ней бесстрашно и неутомимо переезжал с острова на остров. Десять лет трудился он тут и окрестил всех Алеутов. Переведенный в Ситху и поставленный лицом к лицу с индейским племенем Колош, он изучил и их язык и своим мягким обращением приобрел изумительное влияние на этих, ненавидевших всех европейцев, дикарей. Возведенный в сан епископа и потом архиепископа обширнейшей епархии, обнимавшей Алеутские и Курильские острова, Аляскинский и Камчатский полуострова и позднее – всю Якутскую область, Иннокентий целыми годами неутомимо объезжал на ладьях, парусных судах, оленях и собаках, а иногда и переходил на лыжах или просто пешком необозримые пространства всюду крестил разных инородцев, созидал храмы, учреждал миссионерские станы, знакомил священников с миссионерским делом и зорко следил за насаждением ими веры Христовой. Повсюду оттенял он настоятельную необходимость ознакомления с языком инородцев, как главным и важнейшим орудием миссионерства, сам не смотря на преклонный возраст, изучал эти языки, всячески поощрял и выдвигал миссионеров, знакомившихся с языками и переводивших богослужения. Дело его расширилось настолько, что Св. Синод придал ему в помощники нескольких викарных епископов, коим он и передал свою апостольскую ревность. Из них особенно широкую известность составлением азбуки и грамматики якутского языка и переводами священных, богослужебных и духовно-назидательных книг на якутском же языке стяжал себе Дионисий, в течение почти 40 лет трудившийся на миссионерском поприще, бывший долгое время Якутским епископом и умерший в 1896 году епископом Уфимским. Сколько тысяч инородцев обратил Иннокентий в христианство, это едва ли когда будет в точности известно. Цифры, впрочем, не прибавят ни одной черты к славе этого великого миссионера XIX столетия, справедливо, стяжавшего себе мировую известность. Достаточно сказать, что, покидая миссионерскую деятельность, он оставил после себя целых четыре самостоятельных, громадных по протяжениям, епархии: Алеутскую и Аляскинскую, Владовостокскую и Камчатскую, Приамурскую и Благовещенскую Якутскую и Вилюйскую. В каждой из них ныне действуют самостоятельные миссии. 

На склоне своих дней, святитель Иннокентий, переведенный (в 1868 г.) в Москву, занял кафедру знаменитого митрополита Филарета. Но и на ней он остался верен миссионерскому призванию. В 1870 году им было основано в Москве Православное Миссионерское Общество, коего президентом он состоял до своей кончины в 1879 году.

Находясь под покровительством Государыни Императрицы и под высшим наблюдением Св. Синода, Православное Миссионерское Общество управляется Советом, в котором непременным председателем состоит митрополит Московский. Оно является, с одной стороны, центром, в котором сосредоточивается заведывание миссионерским делом русской церкви, и, с другой, посредником между православным обществом России и православными русскими миссиями. Следя за миссионерским делом в пределах и даже за пределами Российской Империи, направляя его и руководя им главным образом в материальном отношении, оно возбуждает и развивает между православными христианами сочувствие и интерес к нему, собирает по всей России денежные средства на миссионерские цели и доставляет пособия на содержание миссионеров, на устройство и содержание миссионерских церквей, школ, больниц и т. д., а также на издание книг, приспособленных к разумению и духовным потребностям инородцев, на улучшение их быта и на приучение их к труду, свойственному оседлой жизни; но оно не касается церковного, учебного и административного порядка той или иной миссии, который всецело вверяется местной епархиальной власти. Обществу предоставляется право открывать новые миссии с разрешения Св. Синода и учреждать новые станы в существующих уже миссиях, как и вообще вести в них все остальные дела с предварительного согласия власти епархиальной. Для более широкого осуществления миссионерских задач, оно учреждает в важнейших городах России епархиальные комитеты, которые заведуются епархиальными архиереями и стремятся к той же цели, что и центральное бюро в Москве, но лишь в пределах своих районов. Таких комитетов открыто уже ныне 48. В своей деятельности они во всем согласуются и подчиняются Совету Общества в Москве. В Обществе со всеми комитетами ныне насчитывается свыше 15,000 членов. На попечении Общества в настоящее время находятся восемь миссий в Сибири, тринадцать в Европейской России и одна в Японии. Некоторые из миссий, как напр. Алтайская, Тобольская, Иркутская, Забайкальская, Японская и т. д., трудились задолго до основания Миссионерского Общества, – но особенно значительное усиление и расширение в деятельности как этих, так и вообще всех русских миссий замечается с тех пор, как Миссионерское Общество пришло к ним на помощь со своими строго-регулярными, чуждыми всякой случайности и вообще сравнительно щедрыми пособиями. В какой степени значительны и существенны эти пособия, видно, наприм., из отчета за 1899 год, когда Православное Миссионерское Общество израсходовало на Сибирские миссии 147,503 рубля, на Европейские 111,726 рублей и на Японскую 24,748 рублей, всего – 283,977 рублей. За тридцать лет существования Обществом на поддержание и развитие миссионерского дела в России употреблено 4,094,357 рублей; собрано же им за этот период всего 6,148,452 рубля. Русский народ охотно нес свою жертву на миссионерское дело, так как имел утешение знать, что она употребляется на великое и святое дело; в течение минувших тридцати лет при непосредственном содействии Миссионерского Общества русскими миссионерами обращено в христианство 124,204 человека.

Переход к Казанскому ученому движению. – Массовые отпадения крещеных Татар. – Неудача первых попыток к просвещению Татар. – Н. И. Ильминский, как лингвист и богослов. – Учреждение Переводческой Коммиссии 1847 года. – Переход Ильминского в 1858 г. к народно-татарскому языку. – Проверка правильности новых воззрений. – Новая система переводов. – Три требования ее и взаимодействие двоякого рода сил для ее осуществления. – Трудность осуществления и общность для всего востока России. – Ильминский, как переводчик. – Василий Тимофеев. – Первые труды в новом направлении. – Образование новой Переводческой Коммиссии 1868 года. – Поддержка Братства св. Гурия и Православного Миссионерского Общества и поощрение властей. – Ильминский, как универсальный вдохновитель и руководитель в переводческом деле. – Громадность труда и изумление пастора Матьё.

Полному расцвету сибирских миссий много способствовала Казань. Здесь, в 50-х годах прошлого столетия, возникло движение, которому суждено было пересоздать все миссионерское дело русской церкви. Вовремя поддержанное в отношении материальном и нравственном Миссионерским Обществом и его президентом, митрополитом Московским Иннокентием, и в отношении ученом и административном двумя обер-Прокурорами Святейшего Синода: бывшим – графом Д.А. Толстым и настоящим – К.П. Победоносцевым, оно воспроизвело из себя ученый центр для распространения христианства и русской культуры среди инородцев не только Казанского края, но и всей России, включая сюда и Сибирь. Восстановляя начала миссионерства в духе св. Стефана Пермского, движение это шаг за шагом пошло к разработке новых порядков в деле миссии и завершилось тем, что в Казани, по компетентному выражению К. П. Победоносцева, «открылась новая эпоха миссионерства для всего русского Востока».

Внешним поводом к зарождению в Казани ученого движения послужили крайне тяжелые обстоятельства. Единичные случаи отпадения среди крещеных татар Казанского края, начавшиеся с конца XVIII ст., приняли к средине XIX массовый характер. Вот как объясняет их происхождение великий авторитет в сем деле, К.П. Победоносцев. «Обращение Татар и инородцев в православную веру в массе лишь внешнее и обрядовое в начале не представляло и больших затруднений, так как в ту пору мусульманство не утвердилось еще в Казанском крае сознательно, и народные верования были смутные и двойственные, склоняясь к шаманству более, чем к исламу. С тех пор население старокрещеных инородцев оставалось в коснении невежества, не зная никакой веры, хотя приписано было к церкви православной, не понимая языка ее, не находя ее учителей и не зная школьного обучения. Заботы правительства об утверждении веры ограничивались лишь внешними мерами предписаний, наград и наказаний. Между тем, с течением времени, в татарском населении укрепилось магометанство с выработанным вероучением, с целою организацией духовного сословия и школ при мечетях; стал усиливаться дух фанатической пропаганды, под влиянием связей и сношений с средне-азиатскими центрами ислама. Начались массовые отпадения старокрещеных Татар, по духу и обычаю не имевших ничего общего с православною церковью, – но и тем и другим связанных с бытом мусульманского населения. 

Вслед за Татарами пропаганда перенесла свое действие и на других инородцев – на Чувашей, на Черемис, на Мордву. Массовые отпадения грозили уже опасностью поглотить все население края в мусульманской культуре и в татарской народности».

Положение казалось тем более безнадежным, что все бывшие попытки церковной власти и духовенства упрочить христианство в среде крещеных татар ни к чему не повели. Еще в начале прошлого столетия деятелями Библейского Общества переведены были на татарский язык книги Св. Писания. Но перевод этот, не смотря на то, что он был совершен, по общему признанию, на лучший книжный татарский язык, т. е. язык корана и мечети, остался без всякого приложения к миссионерскому делу и при том по той простой причине, что крещеные Татары не понимали его. Страннее всего казалось то, что никто не мог объяснить причин этого непонимания. С своей стороны, православное духовенство старокрещеных татарских приходов с давних пор пыталось переводить необходимейшие молитвословия, по крайней мере, для удовлетворения самых начальных религиозных потребностей своих пасомых; но и их усилия, за отсутствием филологического ознакомления с языком, не достигали цели. Наконец, церковные власти ввели татарский язык в курс преподавания Духовных Семинарий Казанского округа, чтобы ознакомить с ним будущих пастырей крещеных татар; но и эта мера не принесла ожидаемых результатов. Во всем крае чувствовалась настоятельная потребность в видоизменении отношения к местным инородцам, которое прежде всего должно было коснуться их языка, – но в чем именно оно имело состоять, этого никто не ведал.

Выяснил этот вопрос Николай Иванович Ильминский, окончивший в 1846 году курс в Казанской Духовной Академии и оставленный при ней преподавателем татарского и арабского языков. Изучил он эти языки в той же Академии, основанной в 1842 году со специально-миссионерскою задачею, ради чего в ней учреждены были две кафедры для обучения языкам: одна – татарского в связи с арабским, и другая – монгольского в связи с калмыцким. Из него постепенно выработался глубоко-образованный богослов, великий знаток Библии и православных богослужений и замечательный лингвист. Из языков древних он в совершенстве владел – еврейским, греческим и латинским, из восточных – арабским, персидским и отчасти турецким, а из русских инородческих – татарским, черемисским, чувашским, киргизским, мордовским, алтайским, якутским и многими другими. Всесторонняя подготовка выдвинула его вперед в качестве инициатора всего ученого движения в Казани. Миссионером в строгом смысле он не был никогда; но вся его жизнь была посвящена миссионерскому делу, и постепенно он стал во главе его, сначала в Казанском крае, а потом почти во всех пределах России, всюду являясь руководителем и вдохновителем ближайших деятелей на русском миссионерском поприще.

В 1847 году при Казанской Духовной Академии по Высочайшему повелению была открыта Коммиссия для перевода на татарский язык Священных и богослужебных книг. Важнейшая роль переводчика и справщика выпала в ней на Ильминского. Членами Коммиссии переводы производились на общепризнаный лучший татарский язык, т. е. язык корана и мечети, причем письменностью они пользовались татарскою же, или, выражаясь точнее, арабскою, так как иной письменности Татары не имеют. Одиннадцать лет уже трудился Ильминский над переводческим делом и за это время ради усовершенствования в арабском языке два года провел на Востоке, в центре арабского исламизма – Каире, где для него выяснилась полная зависимость книжного татарского языка от мусульманского арабизма. Возвратясь назад из ученой командировки, он вошел в непосредственные сношения с крещеными татарами и другими инородцами и сношения эти совершенно видоизменили его воззрения на переводческую деятельность. Начавшиеся в это время массовые отпадения крещеных татар окончательно убедили его в неотложной необходимости внести в переводческое дело коренную реформу.

Сущность ее, прежде всего, касалась языка, т. е. важнейшего и существеннейшего орудия всякого миссионерства. Ильминский долголетним изучением совершенно убедился, что язык татарский дробится на два самостоятельных языка: книжно-ученый и народно-разговорный. Первый, «по особому уважению Татар к языкам персидскому и особенно арабскому, наводнен арабскими и персидскими словами и оборотами, употребление которых в языке татарском не введено в точные и постоянные границы; оттого он доступен только муллам, т. е. ученым Татарам; за то он, теряя местный индивидуальный колорит, общ для всех Татар». Второй же «самими Татарами не удостаивается для выражения высших истин знания и веры, а употребляется только в обыденной их жизни, а потому он не имеет довольно богатства, обработки и гибкости, чтобы посредством его выражать многообразные оттенки отвлеченных понятий, выходящих из круга житейских нужд; к тому же он дробится на наречия, различающиеся между собою не произношением только, но нередко имеющие лексикографические и грамматические особенности». Первый был языком корана, мечети и вообще исламизма. Второй был языком исключительно простого народа, не понимавшего языка мечети, с коим он ознакомлялся только при помощи школы. Вся пропаганда исламизма велась на языке первом, а потому мусульманское духовенство с поразительною ревностью заводило свои школы в мусульманских селениях и при их посредстве укрепляло народ в исламизме. Через школы же производилось главным образом и совращение в магометанство крещеных Татар. Словом, учено-татарский язык и татарская школа являлись в России рассадниками и оплотами исламизма. Из этих основных положений сам собою логически вытекал практический вывод в пользу признания народно-татарского языка, как единственного, отвечавшего целям христианского миссионерства. К этому выводу и пришел Ильминский. В 1858 году он писал: «чтобы перевод действительно служил к христианскому просвещению крещеных Татар, для сего должно сделать его на языке, совершенно понятном для них, т. е. разговорном, потому что книжного языка они не имеют. Чтобы совершенно прервать связь между Татарами-христианами и магометанством, самый алфавит в означенных переводах следует употреблять русский с применением к татарским звукам».

Обратясь к практической проверке своих воззрений, Ильминский тотчас же убедился, что задача о языке разрешена им правильно. Татарские мальчики без всякого усилия поняли его перевод евангельского сказания об овчей купели и даже поправили некоторые его выражения. Убеленный сединами старец крещеный Татарин, услыша на родном языке молитвы, стал перед иконою на колени и со слезами на глазах благодарил Бога, что сподобился хоть раз в жизни помолиться, как следует. Словом, Ильминский настолько прочно установил свой взгляд на народный татарский язык, что с 1858 года почитал язык книжно-татарский совершенно непригодным для переводческой деятельности, а потому вышел из состава Коммиссии, которая вслед за сим сама собой и распалась.

Продолжая идти далее в развитии своих воззрений, Ильминский постепенно, шаг за шагом, создал свою особую систему переводов на народный язык, и с этого времени всякую другую переводческую деятельность почитал уже совершенно бесполезною. Система его сама по себе весьма проста и естественна. Она сводится к трем основным требованиям и нуждается во взаимодействии двоякого рода сил. «В переводах священных и богослужебных книг¹, писал он, самое трудное дело – уразумение славянских текстов, нередко весьма трудных и темных и воспроизведение их на инородческих языках. Первая часть работы требует основательного богословского образования и знакомства с языком греческим и еврейским; вторая часть, по причине большой разницы построения речи церковно-славянской и инородческой, требует значительной переработки периодов и выражений так, чтобы смысл подлинника был удержан и изложение было ясно и удобопонятно. Окончательная же обработка переводов непременно должна производиться при помощи природных инородцев, потому что русскому человеку, как я знаю по собственному опыту, занимаясь татарским переводом около тридцати лет, невозможно узнать всех тонкостей и оттенков, всей психологической глубины чужого языка». Такого рода перевод, требуя громадного напряжения ученых сил и кропотливой скрупулезности, не может совершаться быстро. Тут каждое слово, каждое выражение должно быть тщательно сверено с подлинным, еврейским или греческим текстом и затем переработано с тщательною же осмотрительностью на языке инородческом. Но за то, раз проделана вся процедура системы, перевод получается безукоризненный по достоинству.

Но этого еще мало. Какое широкое значение должны были получить воззрения Ильминского, это видно из того, что он же сам, как знаток инородческих языков восточной полосы России и Сибири, пришел к выводу, что его система переводов на все эти многоразличные языки, в виду их внутреннего сродства, может и должна быть одна и та же для всех инородцев. «Если, – писал он, – эта трудная работа для одного из каких-либо инородческих языков будет исполнена, т. е. данная статья с церковно-славянского языка будет переведена на один какой бы то ни было из инородческих языков, то при переводе на всякий другой инородческий язык можно ограничиваться буквальным переложением. Такой ход дела, значительно сокращающий и облегчающий трудность переводов на разные инородческие языки, может быть полезен еще и в том отношении, что даст единство в понимании и направлении переводов для инородцев, что особенно важно для инородцев между собою соседственных».

Что касается до самого Ильминского, то в переводческой своей деятельности он постоянно и неуклонно следовал только что указанным требованиям. Как богослов и вместе с тем знаток еврейского и греческого языков, он, прежде всего, установлял подлинный смысл переводимого предложения; затем, как знаток инородческих языков, он перерабатывал каждое выражение этого предложения применительно к грамматическим и синтаксическим требованиям языка; наконец, он же самым тщательным образом проверял перевод в лексикографическом и стилистическом отношениях при помощи природных инородцев: Татар, Чувашей, Черемисов, Алтайцев, Якутов и т. д. Оттого все его переводы представляют из себя в полном смысле слова переводческие образцы.

Приступив прежде всего к переводам татарским, Ильминский на первых же порах имел случай для их исправления приобрести себе сотрудником крестьянского юношу, старо-крещеного Татарина Василия Тимофеева, обучавшегося только лишь в сельской школе, но неудержимо стремившегося к знанию. Узнав Тимофеева случайно, Ильминский выписал его из села в Казань и, за неимением другого места, пристроил его в женском монастыре звонарем и водовозом. Скоро, однако ж, Тимофеева определили практикантом татарского разговорного языка при Духовной Академии, и с этих пор он стал постоянным сотрудником Ильминского во всех татарских переводах. Великим преимуществом его было то, что он совсем не знал книжного татарского языка и, таким образом, стоял вне всякого влияния мусульманского арабизма.

Первою книгою, отпечатанною на народно-татарском языке русскими буквами, был Букварь, изданный в Казани в 1862 году. За ним последовали: книга Бытия, книга Иисуса сына Сирахова, «Первоначальные уроки русского языка для татар», Евангелие от Матфея и т. д. Печатались они почти исключительно на счет самого Ильминского и значительная часть их раздавалась бесплатно.

В 1868 году в Казани образовалась новая Коммиссия, но уже со специальною задачею переводить и печатать священные, богослужебные и учительные книги по системе Ильминского. В состав ее, кроме самого Ильминского, продолжавшего переводы главным образом на язык татарский, вошли профессор Казанской Духовной Академии Миротворцев для монгольских переводов, начальник Симбирской инородческой школы Яковлев для чувашских переводов и т. д. Но и теперь вдохновителем и руководителем всего дела оставался Ильминский. Переводческая система его, приобретя не без борьбы полные права гражданства, нашла себе поддержку в лице Братства св. Гурия, основанного в Казани в 1867 году, и еще большую, главным образом – материальную, что особенно было важно, в 1876 году со стороны Православного Миссионерского Общества. Влияние Ильминского быстро перешло за рубежи Казанского края. С годами и расширением переводческой деятельности росла и слава его, как единственного в своем роде авторитетного знатока инородческих языков и наречий. Поощряемый поддержкой сначала графа Д. А. Толстого и позднее К. П. Победоносцева, он постепенно стал руководить переводческою деятельностью, предпринимавшеюся в связи с миссионерским делом во всех пределах России. Где бы она ни появлялась, в ней тотчас же сказывалось вдохновляющее влияние Ильминского. Без его указаний, наставлений и советов никто не решался браться ни за изучение языков, ни за составление грамматик и словарей, ни за ведение переводов. Это был какой-то универсальный ученый по всем миссионерским вопросам и общий руководитель всех тружеников на миссионерском и инородческом поприщах. Великий знаток и составитель грамматики якутского языка, епископ Дионисий, поддерживал с ним ученую переписку в течение двадцати лет и высоко ценил его изумительную лингвистическую опытность. Деятели Алтая, епископы Владимир и Макарий, беспрестанно сносились с ним для уяснения грамматических и синтаксических тонкостей наречий алтайских. О специалистах языков татарского, чувашского, черемисского, мордовского и т. д. мы уже не говорим; без ближайших его указаний и разъяснений они не предпринимали ничего сколько-нибудь важного в сферах своей специальности. Из них еще при жизни Ильминского образовалась целая школа талантливых переводчиков.

Деятельность Коммиссии, попав в надлежащее русло, стала развиваться с необычайною быстротой. Из трудов ее скоро образовалась целая библиотека книг Св. Писания, учительных и учебных на языках татарском, якутском, бурято-тунгусском, гольдском, вотяцком, мордовском, черемисском, остяцко-самоедском, киргизском. Работа продолжалась постоянно, и ежегодно библиотека эта дополнялась новыми выпусками. В 1891 году Ильминский скончался. В прекрасной брошюре, написанной по поводу его смерти, вот какого рода факт сообщает великий покровитель его дела, г. обер-прокурор Святейшего Синода, К. П. Победоносцев. «Несколько лет тому назад, в Альзасе, в городе Мюльгаузе, почтенный реформатский пастор Матьё, устроил учреждение, под названием Библейского Музея, и начал собирать туда со всей вселенной издания Св. Писания на всех возможных языках и наречиях. Услышав от кого-то, что и в России есть кое-какие переводы на инородческие языки, он обратился ко мне за сведениями и пришел в крайнее изумление, получив от меня огромный ящик инородческих книг Св. Писания, изданных в Казани: – имея самое превратное понятие о нашей церковной жизни, лютеранин никак не ожидал от нас ничего подобного».

Начало возникновения крещено-татарской школы. – Строй жизни в ней и преподавание. – Нравственное влияние ее. – Таблица численного роста учащихся и учащих. – Ильминский, как отец и руководитель миссионерских татарских школ. – Упрочение школьного дела и начало школ чувашских, черемисских и вотяцких. – Начало совершения богослужения на народно-татарском языке. – Посвящение Василия Тимофеева во священники. – Число священников и диаконов из инородцев при жизни Ильминского. – Общий вывод о деятельности Ильминского

С 1863 года, т. е. через год по отпечатании первого издания Букваря, началась другая сторона деятельности Ильминского, имевшая громадное влияние на возрождение миссионерского дела русской церкви; разумеем учреждение в Казани крещено-татарской школы. Возникла она совершенно случайно. Василию Тимофееву из родной его деревни привезли троих мальчиков-татар с просьбою обучить их грамоте. Поместив их в своей семье, в тесной и убогой подвальной квартирке, Тимофеев принялся под руководством Ильминского за учительское дело. Пошло оно очень удачно. Уже в следующем году в Казани понадобилось открыть правильно-организованную школу, в которой число учащихся стало возрастать с замечательною быстротой. В 1864 году в ней училось 19 мальчиков и 1 девочка, в 1865 году 40 мальчиков и 2 девочки, 1866 году 60 мальчиков и 5 девочек и т. д. В 1871 году школа помещалась уже в обширном здании, имевшем свою собственную церковь.

Строй жизни в школе, с самого возникновения ее, установился во 1) самый простой и неприхотливый, напоминавший детям жизнь в родной деревенской сфере, – во 2) совершенно семейный, под ближайшим отеческим попечением жившего вместе с детьми их учителя Тимофеева, – и 3) строго-религиозный. Дети вместе жили, вместе учились, вместе приучались читать и петь молитвословия, вместе совершали установленные утренние и вечерние моления, вместе посещали богослужение в храме и вместе играли в свои детские игры. Все преподавание велось здесь на народно-татарском языке, положенном в основу всего школьного обучения. Главные предметы: закон Божий, молитвы, священная история и краткий катихизис проходились по учебникам, напечатанным на народно-татарском языке, но русскими буквами. Затем, по мере любознательности и успехов учеников, преподавались первые арифметические действия, основные сведения из истории, географии и т. д. Постепенно ученики переходили и к ознакомлению с русским языком. Главное наблюдение за всем строем жизни и преподавания принадлежало Ильминскому и его другу – баккалавру академии Е. А. Малову.

Влияние школы на детей и их односельчан было поразительное. С букварем, книгою Бытия, Премудростью Сираховой и пением пасхального канона ученики Ильминского и Малова во время каникул стали переходить из деревни в деревню и народ везде толпами стекался слушать их пение и чтение. Радость сельских жителей была всеобщая. Еще более увеличилось влияние ее, когда ученики и ученицы, по окончании курса, превратились в учителей и учительниц и принялись открывать в татарских деревнях миссионерские школы и обучать в них татарских детей по системе и учебникам Ильминского. Школьное дело пошло вперед с необычайным успехом, о чем наглядно свидетельствует нижеследующая статистическая таблица.

Таблица возрастания учеников и учениц, учителей и учительниц

Казанская школа сама собой превратилась в центральную крещено-татарскую школу, задававшую тон для всех миссионерских школ; из нее ежегодно выходили новые выпуски учителей и учительниц, из нее исходил общий дух, объединявший их в одно стройное целое, и из нее же, в лице Ильминского, шло все управление и руководство ими. 

Деятельность за данное время этого замечательного человека, поистине, изумительна по своей обширности и плодотворности. Он одушевлял учащих и учащихся, составлял, переводил и тут же и печатал свои учебники, сносился с властями, добывал материальные средства для содержания возникавших школ, пропагандировал свое дело в печати и т. д. И, не смотря на это, круг занятий его расширялся с каждым годом все более и более. В 1872 году Министерство Народного Просвещения назначило его директором основанной тогда в Казани Инородческой Учительской семинарии и, таким образом, он стал во главе всего инородческого образования Казанского края. Но созданные им миссионерские школы, по-прежнему, оставались в его непосредственном заведывании. Новое его положение имело большое значение для миссионерства в том отношении, что теперь он мог внести дух народного религиозно-церковного образования во все школьное инородческое дело всего Казанского учебного округа.

В 1876 году миссионерские школы окончательно упрочились в Казанском крае, так как их, по инициативе митрополита Иннокентия, взяло под свое покровительство Православное Миссионерское Общество. Обеспеченные значительною материальною поддержкой и полным сочувствием церковной и гражданской власти, они стали развиваться все быстрее и быстрее. Весь Казанский край постепенно стал покрываться целою сетью миссионерских школ. Миссионерские же школы стали заводиться и быстро возрастать численно в соседних епархиях. Одновременно с этим, под влиянием того же Ильминского, в Казани возникли, помимо татарской, другие инородческие школы, в которых на наречиях чувашском, черемисском и вотяцком стали обучать детей природных Чувашей, Черемис и Вотяков. Все они устраивались по образцу татарской школы и во всех их обучение велось по системе Ильминского. Постепенно и они превратились в центральные школы, из коих стали выпускаться учителя и учительницы для миссионерских школ, основываемых в среде Чувашей, Черемис и Вотяков по всем восточным епархиям Европейской России и даже в Сибири.

Как бы то ни было, во главе всех возникших инородческих учебных заведений стояла центральная крещено-татарская школа. Состоя под непосредственным ведением Ильминского и представляя из себя образец для всех остальных, она должна была сделаться источником всех дальнейших успехов на русском миссионерском поприще – в духе св. Стефана Пермского. В ней, при содействии Василия Тимофеева и его помощников, ученики постепенно обучились петь положенные на ноты молитвы утрени, вечерни и литургии, переведенные Ильминским на народно-татарский язык. Явилась необходимость и возможность приступить к отправлению богослужения на этом языке. В первый раз вся литургия по-татарски была совершена в Казани в субботу на первой неделе великого поста 1869 года, когда ученики и ученицы школы, после говения, приступили ко вкушению Тела и Крови Христовой. Этот знаменательный шаг совершен был иеромонахом Макарием, ныне епископом Томским и Барнаульским. Находясь временно в Казани для обработки вместе с Ильминским грамматики алтайского языка, прекрасно владея татарским языком и обладая музыкальными дарованиями, он окончательно подготовил учеников к совершению богослужения, исповедал их и затем совершил и самую литургию. Этот светлый день глубоко запечатлелся в памяти обитателей Казани; они с любовью вспоминают его до сих пор. Иеромонах Макарий, вслед за сим, совершал в Казани литургию по-татарски в течение нескольких месяцев по всем воскресным и праздничным дням.

Оставалось сделать еще один шаг, чтобы идеал миссионерства в духе св. Стефана Пермского был восстановлен в русской церкви окончательно. Осенью 1869 года иеромонах Макарий должен был покинуть Казань, чтобы вернуться на Алтай. Обстоятельство это послужило поводом для приискания из среды крещеных Татар такого кандидата, которого можно было бы посвятить во священники, чтобы не только продолжить совершение в Казани богослужения на народно-татарском языке, но и довести его до возможной полноты и совершенства. Таким кандидатом был один лишь Василий Тимофеев. Под многолетним руководством Ильминского он вполне созрел для пастырской деятельности. И вот, бывший крестьянин, звонарь и водовоз, затем – практикант татарского языка и наконец учитель крещено-татарской школы возводится в сан иерея. Нужно отдать ему честь: он как нельзя лучше оправдал доверие к себе. С этого времени в церкви центральной крещено-татарской школы все богослужение отправлялось уже на народно-татарском языке и притом природными Татарами.

Вслед за сим, богослужение постепенно стало совершаться и на языках чувашском, черемисском и вотяцком и природные Татары, Чуваши, Черемисы и Вотяки, получившие образование в центральных школах, стали возводиться в степени священства. Еще при жизни Ильминского посвящено было из крещеных Татар 48 священников и 6 диаконов, из Чувашей 8 священников и 2 диакона, из Черемис 3 священника и 6 диаконов и из Вотяков 2 священника – всего 75 человек. Все они определялись к сельским церквам и имели совершать богослужение на природных своих наречиях.

Такова была деятельность Н. И. Ильминского. По компетентному выражению К. П. Победоносцева, он «открыл новую эпоху миссионерства для всего русского Востока». Действительно, он направил деятельность русских миссионеров на внесение в темную среду русских инородцев христианского просвещения, т. е. на осуществление той именно задачи, в которой сказывалась наибольшая слабость прежней русской миссии. Он разработал средства и способы для просвещения инородцев, сведя их к живому разговорному языку инородцев, к переводу на их наречия священных, богослужебных и учебных книг, к миссионерской школе с целою системою инородческого образования и к совершаемому на инородческих же языках церковному богослужению. При содействии этих способов и средств, он приобщил инородцев к русской культуре и православной церковности до такой степени, что создал из них же самих во 1) учителей миссионерских школ и во 2) священнослужителей, проповедников Слова Божия и совершителей церковных таинств, в родной им по плоти и духу инородческой среде, т. е. лучших, природных миссионеров для дальнейшего их просвещения. Иными словами, – остановив отпадения от православной Церкви крещеных инородцев, Ильминский указал, что и как надлежит делать, чтобы претворять их в добрых и верующих христиан.

Современное состояние трудов Переводческой Коммиссии. – Возникновение самостоятельных коммиссий в Симбирске, Архангельске, на Алтае и в Якутске. – Отправление богослужения на инородческих языках и количество знающих чувашский язык среди клира и учительского персонала Самарской епархии. – Характеристика современного положения миссионерских школ в семи приволжских епархиях. – Статистическая таблица центральных школ. – Статистическая таблица миссионерских школ. – Миссионерские двухгодичные курсы в Казанском Спасо-Преображенском монастыре

Казанское ученое движение, руководимое по смерти Ильминского его сподвижниками и сторонниками, продолжает быстро развиваться в приданном ему направлении.

Что касается до Казанской переводческой Коммиссии, то деятельность ее возросла ныне до громадных размеров. В настоящее время ею изданы переводы на следующие 20 инородческих языков: татарский, чувашский, черемисский, вотяцкий, мордовский, киргизский, башкирский, калмыцкий, пермяцкий, алтайский, бурятский, тунгузский, гольдский, якутский, остяцко-самоедский, чукотский, арабский, персидский, аварский и адербейджанский. Одного простого перечня этих языков достаточно, чтобы видеть, что своими изданиями переводческая Коммиссия распространяет свет христианского просвещения не только по всему Поволжью, но и в Сибири, на Кавказе и за Кавказом, захватывая обширные районы для своего нравственно-просветительного воздействия. С другой стороны, самое количество сделанных Коммиссиею изданий и переводов на инородческие языки представляется громадным; – в 1899 году оно простиралось до 1,599,385 экземпляров (протоиерей Александр Никольский).

Переводческое и издательское дело настолько возросло и усложнилось в Казанской Коммиссии, что ради облегчения его ведения для некоторых инородческих языков возникли уже филиальные учреждения. Так, на чувашский язык переводы производятся и печатаются ныне уже не в Казани, а Симбирске, где этим делом заведует своя особая коммиссия под председательством бывшего сподвижника Ильминского – инспектора чувашских школ И. Я. Яковлева. В Архангельске также возникла самостоятельная коммиссия для переводов священных, богослужебных и учебных книг на языки зырянский, корельский, лопарский и самоедский. На Алтае миссия завела свою собственную типографию, и теперь все алтайские переводы печатаются уже в городе Бийске. Наконец, в Якутске в 1898 году также возникла своя особая коммиссия из 8 членов – знатоков языка для перевода и печатания книг специально на якутском языке. Во всех этих учреждениях переводческое дело ведется по системе и по основным приемам покойного Ильминского.

В соответствии с увеличением переводческой деятельности идет и применение инородческих языков к богослужебному делу. Ныне там, где инородцы живут сплошными поселениями и с русским языком почти не знакомы, принято за правило при первой же возможности вводить богослужение на инородческих языках. В епархиях Казанской, Симбирской, Самарской. Оренбургской, Уфимской и Вятской много сел и деревень, где все церковные службы целиком совершаются на татарском, чувашском и других наречиях. На Алтае они давно уже совершаются на алтайских наречиях, а в Якутском крае вводятся на языке якутском. Было бы крайне интересно установить точные цифры, в скольких храмах и сколькими духовными лицами совершается ныне в России богослужение на инородческих языках; к сожалению, за отсутствием статистических данных этого пока сделать невозможно. Тем не менее, в оффициальных отчетах находим одно весьма ценное указание, свидетельствующее, насколько быстро успевает русская миссия в данном отношении. В 1899 году в одной Самарской епархии среди клириков насчитывалось 128 человек, свободно владевших чувашским языком, а именно: 74 священника (из них 47 природных чувашей), 17 диаконов (12 чувашей), 37 псаломщиков (20 чувашей), тогда как за шесть лет перед тем язык этот знало всего лишь 3 священника. В том же году, помимо перечисленных лиц, в той же епархии состояло 107 учителей (32 чуваша) и 16 учительниц (7 чувашенок), – всего 123 человека. Следовательно, всех знавших язык было 251 человек. Прирост этот, поистине, изумителен.

Еще более развивается миссионерская школа. В шести приволжских епархиях Европейской России, т. е. Казанской, Вятской, Симбирской, Самарской, Саратовской, Уфимской и епархии Архангельской вся миссионерская деятельность среди инородцев сводится в настоящее время почти исключительно к миссионерским школам, содержимым на средства Православного Миссионерского Общества и организованным в соответствии с системою Ильминского и по типу, им разработанному. Так как в этих епархиях и поныне имеется много старокрещеных инородцев, не просвещенных в должной мере, то миссионерская задача направляется здесь не столько на обращение новых инородцев, сколько на просвещение светом Христова учения старых, – и само собою понятно, какое широкое значение должна иметь здесь новая система инородческого образования по типу Ильминского.

Цифровые данные о современном состоянии миссионерских школ, заимствованные нами из оффициальных отчетов Православного Миссионерского Общества и г. обер-прокурора Святейшего Синода, сгруппированы нами в нижеследующие таблицы. Считаем долгом заметить здесь, что все данные приурочиваются нами к 1899 году, коим заканчивается тридцатилетие существования Миссионерского Общества.

Школы для приготовления учителей и учительниц

Сельские миссионерские школы

Таким образом, в семи вышеуказанных епархиях начало ХХ-го столетия приветствовано было 328-ю миссионерскими школами, в которых обучалось 9437 учеников и 2328 учениц, всего: 11765 детей. Цифры эти, правда, еще не велики; но если мы вспомним, что 40 лет тому назад в тех же епархиях не было еще ни одной миссионерской школы, то мы поймем, какой колоссальный труд за эти годы совершен русскою миссиею. Трудно было положить начало, но раз оно положено и притом столь успешно, – можно надеяться, что с Божиею помощью оно станет развиваться в ближайшем будущем еще с большею плодотворностью. 

Чтобы покончить с Казанью, остается сказать еще несколько слов о существующем в сем городе духовно-учебном заведении для приготовления миссионеров. Начало его восходит к 1854 году, когда при Казанской Духовной Академии учреждены были миссионерские отделения, не давшие, однако ж, благих результатов, так как курсы преподавания их смешивались с обще-академическим образованием. В 1899 году они были преобразованы, по проекту профессора Академии В. В. Миротворцева, в двухгодичные миссионерские курсы, которые, затем, в 1897 году перенеслись в Казанский Спасо-Преображенский монастырь и теперь представляют из себя самостоятельное учебное заведение. В нем два отделения: татарское и монгольское. Кроме общих богословских предметов студенты первого отделения изучают: христианское нравоучение параллельно с нравоучением магометанским и выяснением превосходства первого над вторым, историю и обличение магометанства с изложением догматического учения ислама и его опровержением, этнографию татарских племен, татарский и арабский языки, – а студенты второго: христианское нравоучение параллельно с нравоучением буддизма и выяснением превосходства над ним христианского нравоучения, историю и обличение ламайства, историю миссии среди монгольских племен и языки монгольский и калмыцкий. Предметы преподаются профессорами Казанской Духовной Академии, и для каждого языка имеются специальные практиканты, ознакомляющие студентов с живою разговорною речью. На обоих отделениях миссионерских курсов в учебном 1898‒1899 году было 62 студента, из коих почти половина, т. е. 27 человек, состояли в духовном звании, так как на курсы часто поступают овдовевшие священники и диаконы, чувствующие призвание к миссионерской деятельности. В материальном отношении курсы обставлены прекрасно, и строй жизни в них строго-церковный. Из них вышло уже не мало весьма ревностных миссионеров, и в будущем они обещают сослужить русской Церкви великую службу.

Дальнейшая характеристика современного состояния русских миссий. – Статистическая таблица Сибирских миссий. – Статистическая таблица миссий, основанных по образцу Сибирских. – Статистическая таблица просвещенных св. крещением инородцев за тридцатилетие существования Православного Миссионерского Общества. – Трудности, испытываемые ныне русскими миссионерами: 1) громадность миссионерских районов, незначительность их заселения, кочевой быт инородцев и суровость климата, – 2) разноплеменность и разноязычие инородцев при сравнительной неисследованности языков и трудности их изучения, – 3) фанатическая пропаганда магометанства и ламайства при враждебности местных инородческих властей. – 4) недостаточное количество станов, храмов и миссионеров, – 5) недостаточное количество школ и невозможность совместить школьное обучение с кочевым бытом, – и 6) сравнительная скудость средств. – Таблица денежных затрат на содержание миссий в 1899 году. –Предстоящая миссиям громадная задача. – Распределение населения Империи по главным вероисповеданиям на основании данных первой всенародной переписи 1897 года. Облегчение задачи. – Комитет церковного и школьного строительства в районе Сибирской железной дороги

Для дальнейшей характеристики современного положения русской миссии, мы, ради краткости изложения, сгруппировали все их цифровые данные в следующие три таблицы:

первая касается восьми сибирских миссий: Алтайской, Киргийской, Енисейской, Тобольской, Якутской, Иркутской, Забайкальской и Камчатской, из коих, вследствие обширности районов, разноплеменности инородцев и различия в их языке, Енисейская распадается на два отдела: Минусинский и Туруханский, Якутская также на два: собственно Якутский и Чукотский, а Камчатская даже на три: Гольдский, Гилякский и Корейский;

вторая касается шести миссий, хотя и существующих в Европейской России, но основанных по образцу Сибирских и имеющих целью обращение в христианство кочующих и полуоседлых инородцев, как то: Калмыков, Киргиз, Черемисов, Вогулов, Башкир, Трухмян и отчасти Татар. Они называются по епархиям, в коих основаны: Астраханскою, Ставропольскою, Пермскою, Оренбургскою, Екатеринбургскою и Рязанскою, и одна из них, а именно Ставропольская, в зависимости от племенного различия и религии инородцев также начинает дробиться на три отдела, из коих один действует среди Калмыков-ламаитов, другой – среди магометан – Трухмян, а третий – среди магометан-горцев;

и третья показывает количество просвещенных св. крещением инородцев за 30 последних отчетных лет, т. е. за весь период существования Православного Миссионерского Общества, с 1870 по 1899 год. К последнему же году относятся все цифровые данные двух первых таблиц. Все три таблицы составлены нами по оффициальным отчетам во 1) г. обер-прокурора Святейшего Синода и во 2) Православного Миссионерского Общества. 

Таблица цифровых данных сибирских миссий

Таблица цифровых данных миссий, устроенных по образцу сибирских

Количество просвещенных св. крещением за 30 последн. отчетных лет

По прилагаемым таблицам можно судить, насколько успешно и плодотворно трудятся в настоящее время деятели русского миссионерского поприща. Тем не менее, для правильной оценки цифровых их данных постоянно следует иметь в виду, с одной стороны, сравнительно недавнее происхождение русских миссий, из коих самая старшая, Алтайская, просуществовала уже 70 лет, а самая младшая, Рязанская, вызвана к жизни только лишь в 1897 году, – большинство же из них возникло в течение последних 30 лет, – и, с другой, те трудности, с коими русским миссионерам непрестанно приходится вести упорную борьбу. Трудности эти – те же самые, с коими боролись миссионеры со времен покорения Казани, Астрахани и Сибири. Состоят они в следующем:

1) В громадности миссионерских районов, незначительности их заселения, кочевом быте инородцев и суровости климата. Киргийская миссия, наприм., с ее 9 станами и 28 служащими лицами, обнимает две обширнейшие области: Семипалатинскую и Акмолинскую с населением в 831, 150 Киргизов-магометан; в них обеих всего лишь 2.853 человека православных, из коих 2.503 русских и 350 инородцев. Другие миссии, как напр. Якутская, Енисейская, Тобольская и др. обнимают территории, равные то Германии, то Франции и т. д. Неудивительно, поэтому, что и районы деятельности отдельных миссионеров простираются на целые тысячи верст и что на объезды их миссионерам приходится употреблять по нескольку месяцев. В Енисейской епархии, разделенной всего на 14 миссионерствующих приходов, из коих в каждом насчитывается по 65 улусов, разбросанных иногда на протяжении 3000 квадратных верст, миссионеры не могут объехать свои приходы менее, чем в 3 месяца. Из отчетов видно, что один из миссионеров в течение года принужден объезжать 1000, другой 3000, третий 5000, а четвертый даже 6000 верст. В Тобольской епархии деятельность миссионеров для просвещения Самоедов и Остяков в северных тундрах прибрежья Ледовитого океана сводится почти исключительно к разъездам по кочевьям вниз по реке Оби. Чукотская миссия имеет 4-х специально походных священников для просвещения Тунгусов, Ламутов, Юкагиров и других инородцев. В 1897 году один из них проехал 2465 верст, а другой 2148, пробыв под открытым небом 18 ночей при 40 и 50° мороза ио Реомюру. В 1898 году один из них, объехав около 1000 верст, приобщил 225 Тунгусов, окрестил 87 младенцев, повенчал 15 браков и отпел 24 умерших; другой, объехав 1300 верст, совершал проезды по безлюдным пространствам от 60 до 100 верст и принужден был ночевать под открытым небом при трескучем морозе; третий объехал 1270 верст, – а четвертый 3500 верст и за время своего путешествия приобщил 652 человека (из коих 30 прокаженных), окрестил 60 младенцев, повенчал 13 браков и отпел 28 умерших (из коих 2 прокаженных). В отчете Православного Миссионерского Общества за 1899 год приводится подробное повествование, как 2 миссионера с 3 провожатыми, имея при себе 38 собак и провизии на 25 дней, скитались по необозримым пространствам Чукотского края с 28 октября 1898 года по 7 января 1899 года и чуть было не погибли от голода и стужи. Из 38 собак 32 постепенно издохли и служили пищей для живых; что же касается до миссионеров и их проводников, то они питались наскобленной с лиственничного дерева внутренней кожицей, очищенной сверху от коры, из которой варили вместе с выварками чаю похлебку, – или ели ремни от нарт, накрошенными и распаренными в воде с выварками чаю, и сухие нитки из оленьих жил, бывшие у них в запасе, как необходимая в сибирских путешествиях вещь. В течение 4 последних дней буквально ничего не ели. Спаслись они поистине чудом, напав случайно 5 января на след чуть заметной на снегу тропинки, по которой через двое суток едва дотащились до стоянки Ламутов. – Необычайные пространства Сибири при кочевом быте значительной части ее обитателей заставляет иногда миссионера в полном смысле слова гоняться за инородцем, идти по оставленным им по снегу следам, претерпевать страшную стужу и голод и зачастую сводить свою деятельность только к требоисполнению для тех из них, которые приняли уже христианство.

2) В разноплеменности и разноязычии инородцев, а равно и в необычайной трудности ознакомления с языком. В Енисейском крае, наприм., Татары разделяются на такое множество племен, что почти в каждом приходе насчитывается по два, по три и даже более отдельных племени, отличающихся одно от другого как языком, так и образом жизни. В Якутском крае из-за языка двух главных его народностей одна миссия распалась на два отдела: собственно якутский и чукотский. Камчатская миссия сама собою стала распадаться на три отдела, в зависимости от трех главных народностей: Гольдов, Гиляков и Корейцев. Ставропольская миссия, не смотря на то, что возникла в 1894 году, уже начинает дробиться также на три отдела, в виду трех народностей, входящих в ея состав: Калмыков, Трухмян и Горцев. Понятно само собой, как при таком разнообразии племен и языков тамошним миссионерам трудно знакомиться с местными наречиями. Неудивительно поэтому, что, наприм., в Иркутской миссии из 64 служащих лиц только 6 знают по-бурятски. Ознакомление с инородческими языками для человека свежего представляет из себя иногда невероятные трудности. Хорошо, если языки уже изучены и если к ознакомлению с ними можно приступать с помощью обычных грамматик и словарей. Но, ведь, изучены они далеко не все. Многие из них изучаются еще и ныне и до сих пор не имеют никаких руководств, – а к изучению других даже не приступлено; эти последние не имеют не только никакой письменности, но и азбучных знаков. Тем отраднее читать в отчетах, что и в эту темную сферу некоторые из современных миссионеров привносят необходимый свет. Так в Тобольской миссии одним из священников недавно составлена азбука самоедского языка и переведены необходимейшие молитвословия, а другим на языки самоедский и остяцкий переведены не только несколько важнейших молитв, но и пять глав Евангелия от Матфея. – Что языки некоторых русских инородцев некультурны, это, конечно, хорошо известно всякому образованному человеку. Но едва ли многим даже образованнейшим людям запада ведомо, до какой степени эти языки примитивны и бедны в лексикографическом отношении. Скудость окружающей природы и всего обихода жизни наложила неизгладимый отпечаток на умственный кругозор инородца. У него нет слов для выражений многих не только нравственных, но и вещественных понятий, за неимением самых предметов. Не было, наприм., слова хлеб, пока Русские не научили его есть хлеб и, вместе с понятием о хлебе, не дали ему самого слова хлеб. Нет слова плод, потому что под его небом не родится ни одного плода, даже дикого яблока: нечего было и назвать этим именем. У него есть рябина, брусника, дикая смородина, морошка, – но то ягоды, а не плоды. Нет слов змея и голубь, ибо ни первой, ни второго никогда не водилось в его стране. Нет отглагольного существительного любовь, так как нет и самого глагола любить, а есть лишь слово жалеть. Нет глагола миловать, а есть лишь тоже жалеть. Нет слов тело, суд, наказание и так дальше без конца. Отсюда хлеб наш насущный в молитве Господней превращается в его языке в нашу необходимую пищу, – Господи помилуй, в Господи, пожалей нас. – Бог любит человека в Бог жалеет человека, – любите друг друга, в жалейте друг друга, – будите мудри яко змия, и цели яко голубие в будите мудри яко горностаи, и цели яко детеныши тюленя и т. д. Одному приятелю моему – англичанину покойный Дионисий, бывший епископ Якутский и Вилюйский и великий знаток якутского языка, говорил, что он долго пытался отыскать в этом языке слово тело, чтобы перевести евхаристическое выражение: приимите, ядите, сие есть тело мое. Все его попытки остались тщетны. Кроме слова мясо Якут на природном своем языке не имеет никакого иного выражения, которым можно было бы передать наши слова тело и плоть. Пришлось волей-не-волей внести в якутскую церковную речь русское слово тело. – Прибавьте ко всему этому еще трудность произношения. О ней один русский писатель (Гончаров) весьма картинно восклицает: «что может идти в сравнение с этими звуками (специально в якутском языке), в произношении которых участвуют не только горло, язык, зубы, щеки, но и брови, и сладки лба, и даже, кажется, волосы! А какая грамматика!» восклицает он же далее: «то падеж впереди имени, то притяжательное местоимение слито с именем и т. д.!»

3) В фанатической пропаганде магометанства, ведомой по всему востоку Европейской России и в западных пределах Сибири, и ламайства, действующей в восточных областях Сибири. О первой говорено было раньше. Чтобы дать понятие о второй, достаточно сказать, что почти вся Сибирь, начиная от Байкала и доходя до низовьев Амура, переполнена огромным количеством штатных и нештатных лам. В одном районе забайкальской миссии их насчитывается свыше 18 тысяч. Им в религиозном отношении подчинена вся темная масса местного языческого населения. Но этого еще мало. Сплоченные единством организации и объединяемые корпоративным духом, они и во всех других отношениях держат в своих руках не только всех инородцев-ламаитов, но и их начальников, также инородцев и язычников, коими они управляются. Наущаемые и руководимые ламами, эти невежественные органы власти постоянно действуют во вред христианству и от них именно исходят всякого рода притеснения и преследования христиан, которые по временам принимают характер настоящих гонений. Бороться с таким то явно, то тайно выступающим элементом весьма трудно.

4) В недостаточном количестве станов, храмов и миссионерствующих деятелей, в чем легко убедиться, бегло взглянув на две первые вышеприведенные таблицы. Недостаток в станах ощущается повсюду, даже в самой благоустроенной алтайской миссии, где ныне настоятельно требуется открыть целых 8 новых станов, чтобы весь район ее мог подлежать правильному миссионерству, – и если потребность эта не удовлетворяется, то – в большинстве случаев – только лишь вследствие недостатка материальных средств. – Недостаток в храмах ведет к тому, что в Сибири, вследствие необычных географических протяжений и кочевого быта туземцев, некоторые из тамошних крещеных инородцев ни разу в жизни не могут побывать при совершении божественной литургии. Приобщаются они только и исключительно запасными дарами. В северных пределах Сибири потребность в храмах так велика и настолько трудно осуществима, что абсолютно невозможно предусмотреть, когда и как она будет удовлетворена. – Что же касается до недостатка в деятелях, то из-за него в некоторых миссиях даже штатные места миссионеров иногда подолгу остаются не замещенными. Так в одной Камчатской миссии не занято целых 7 мест. Быть может, более всех остальных страдают в этом отношении миссии Сибирские. В Сибири, как свидетельствует история, вследствие необъятных пространств и слабости русской колонизации, с одной стороны, и общего недостатка в духовных деятелях, с другой, миссионерство и приходское пастырство постоянно смешивались в одну деятельность. Смешиваются они и ныне. На Забайкалье жалуются, что там, за недостатком в миссионерах, миссионерствовать вынуждены приходские священники, – а на Алтае, что там, за недостатком священников у быстро нарастающих за последнее время русских колонистов, пастырские обязанности принуждены отправлять миссионеры. Сибирь, как страна сравнительно молодая и еще мало упорядоченная, полна противоречий. Сгладятся они только в будущем, да и то только до известной степени.

5) В недостаточном количестве школ. Это пункт, быть может, важнейший и притом – по следующей причине. Вся история русского миссионерства, в действительности, есть ничто иное, как история христианского просвещения инородцев в России. Таков взгляд великого русского государственного человека и наилучшего знатока России, ее истории, церкви, просвещения и миссионерства, К. П. Победоносцева. Вот почему, занимая в течение двадцати лет пост обер-прокурора Святейшего Синода, он все усилия употреблял на поддержание и развитие Казанского движения. История христианского просвещения инородцев России пока еще не написана. Но, когда она будет написана, то, по словам К. П. Победоносцева, «покажет, как просто и с какою любовью к инородцам и с каким разумом совершали эти великие мужи (разумеются здесь Стефан Пермский, Трифон Печенгский, Гурий и Варсонофий Казанские, а также Иннокентий Алеутский, Макарий Алтайский, Дионисий Якутский и Н. И. Ильминский) дело просвещения, начиная с приобретения азбуки, посредством коей стремились они провесть свет веры и слова Божия, на народном языке инородцев, в сердца их и в разум». Многое, очень многое уже сделано в России для просвещения инородцев: но еще более остается сделать. В Енисейском крае на 300.000 народонаселения имеется всего 12 миссионерских школ, – в Киргийском крае с населением в 831.000 душ – всего 9 школ, – а в Тобольском – всего лишь 1. Такое положение, конечно, не может быть признано нормальным. Но не следует забывать, что школьное дело в восточной полосе Европейской России и в большей части Сибири часто наталкивается на почти неразрешимую проблему. 

Детей, ради обучения грамоте, нужно брать от родителей-кочевников и помещать в школы, снабженные пансионами, в коих они могли бы жить и иметь все необходимое для жизни. Это и делается, но только там, где позволяют материальные средства и где возможно получить согласие родителей. Но родители-кочевники в большинстве случаев школ не любят и полюбить не могут, так как дети отвыкают в них от бродячей жизни своих отцов и дедов. Для кочевников Сибири, быть может, в будущем изыщется свой особый тип школы; пока же его нет. Иными словами, – современная школа возможна лишь для инородцев, перешедших уже к оседлости, хотя, с другой стороны, она сама есть наилучшее средство для проведения в их жизнь начал оседлости.

И 6) В скудости материальных средств. Хотя Православное Миссионерское Общество делает все возможное для изыскания, увеличения и упрочения, а равно и равномерного распределения денежных сумм соответственно потребностям тех и иных миссий, тем не менее почти во всех миссиях ощущается недостаток в них для покрытия иногда самых настоятельных нужд. Чтобы дать понятие о том, на какие сравнительно ограниченные средства существуют русские миссии, приведем здесь таблицу отпущенных им денежных сумм за 1899 год.

Таблица денежных сумм, отпущенных миссиям в 1899 году

Таким образом, на все три группы миссий в 1899 году было отпущено 260.012 рублей. Если присоединим сюда 25.848 рублей, отпущенных за тот же год на православную миссию в Японии, то получим общую сумму в 285.860 рублей. Вот та сумма, которую ежегодно расходует ныне Православное Миссионерское Общество на все русские миссии. При всей сравнительной дешевизне жизни в России, нельзя не сознаться, что сумма эта слишком мала для удовлетворения насущных потребностей русской миссии.

Не смотря на все исчисленные затруднения, русские миссии много и серьезно потрудились над просвещением инородцев. Отдельные племена постепенно ассимилируются в религиозном и гражданском отношении и процесс ассимиляции под влиянием правильно-организованной миссии обещает пойти в будущем несравненно быстрее и плодотворнее, чем он шел до настоящего времени. Как бы то ни было, русским миссионерам предстоит обратить ко Христу еще сотни тысяч язычников и целые миллионы магометан и иудеев. Опубликованное недавно в С.-Петербурге Центральным Статистическим Комитетом «Распределение населения Империи по главным вероисповеданиям на основании данных первой всенародной переписи 1897 года» указывает, что население всей России в данном году составляло 128.188.627 человек и что среди него насчитывалось:

Цифры эти всего лучше свидетельствуют, как велик объем того труда, который в будущем предлежит еще вынести на своих плечах русской миссии.

На помощь ей в последнее десятилетие выступили два могущественнейших деятеля в лице Сибирской железной дороги и колонизации Сибири русскими людьми, десятками и даже сотнями тысяч перебирающимися ныне ежегодно на новые места. Они обещают вызвать всю Сибирь к новой широкой гражданской и государственной жизни. Плоды их религиозно-культурного влияния сказываются уже ныне. В С.-Петербурге под покровительством Его Величества Государя Императора возник особый «Комитет церковного и школьного строительства в районе Сибирской железной дороги на средства фонда имени Императора Александра III». При содействии этого Комитета в Сибири менее чем в десятилетие сооружено 162 новых храма и построено 105 новых школ. Правда, те и другие здания возникали по линии нового пути, пролагавшегося часто по совершенно безлюдным местам, на которых теперь селятся прибывающие из Европейской России русские колонисты. Тем не менее, самый факт построения их не может не отразиться благодетельно на инородцах Сибири и не поднимать религиозной энергии в сибирских миссионерах. Для первых облегчается и упрощается способ усвоения русской культуры, а для вторых способ религиозного воздействия на инородцев.

Глава Восьмая

Православно-русские миссии за рубежом России. – 1) Миссия Китайская. – Ее прошлое и надежды на будущее. – 2) Миссия Северо-Американская. – Ее прошлое, современное состояние и виды на будущее. – 3) Миссия Японская. – Начало ее в связи с современным состоянием, выражающимся в цифрахh6

Кроме внутренних миссий, православная русская Церковь имеет четыре миссии за пределами Российской Империи, а именно: в Китае, Северной Америке, Японии и Корее. О последней, как о только что возникшей, мы говорить не станем.

Миссия в Китае, деятельность которой сосредоточивалась главным образом в Пекине и вокруг него, получила свое начало, как указано было выше, в исходе XVII стол. и непрерывно существует с 1714 года, когда первых русских миссионеров отправил в Пекин апостол Сибири, митрополит Тобольский Филофей. К сожалению, вследствие происков иезуитов, не пропустивших в 1721 году в пределы Китая русского епископа, оказалось невозможным придать пекинской миссии правильной и вполне завершенной организации, чего так сильно желал Петр Великий и его верный сподвижник на религиозно-церковном поприще – митрополит Филофей. Обстоятельство это не могло не отразиться на дальнейшей судьбе миссии. Лишенная независимости и свободы действия, поставленная под опеку церковной власти, удаленной на тысячи миль, и принужденная жить и действовать не только среди крайне неблагоприятных местных условий, но и под бдительным оком явных врагов, она развивалась очень медленно. Но и в ней миссионеры обращали свое главное внимание на изучение местного языка. Миссия воспроизвела из себя всемирно-известных синологов (архимандритов Гурия, Палладия, Иоакинфа и друг.), из коих одни переводили библейские и богослужебные книги на китайский язык, а другие ознакомляли своими капитальными трудами представителей западной науки с языком, историей, литературой, религией и бытом Китая.

В течение последней войны все миссийские здания в Пекине были разрушены, и из 700 православных Китайцев 400 человек было убито. В настоящее время Святейшим Синодом приняты все меры для восстановления миссии, и во главе ее поставлен наконец епископ, а именно Иннокентий, пять лет перед тем потрудившийся в Пекинской миссии в сане архимандрита и совершенно овладевший китайским языком. Таким образом, только теперь, почти через 200 лет, осуществилась мысль Петра Великого и митрополита Филофея о придании Китайской миссии полной независимости. Можно надеяться поэтому, что она станет быстро развиваться и крепнуть. Мы лично всего более уповаем на то, что для насаждения христианства в пределах Китая послужит семенем недавно пролитая кровь китайских мучеников.

Начало Северо-Американской православной миссии положено в исходе XVIII ст. иноками Валаамского монастыря, прибывшими в 1793 году на принадлежавшие тогда России Алеутские острова и впервые начавшими проповедывать имя Христово тамошним диким обитателям. Позднее, а именно с 1824 года на Алеутских же островах и с 1834 года на Аляскинском полуострове постепенно организует правильно-действующую миссию, превратившуюся с 1840 года в миссионерскую епархию, знаменитейший миссионер XIX века – священник Иоанн Вениаминов, стяжавший себе мировую известность под именем Иннокентия, епископа Камчатского.

С переходом Аляски и Алеутских островов в ведение Соединенных Штатов епархия эта оказалась за пределами России, пережила трудный переходный период, ныне постепенно приспособляется к новым американским порядкам и в будущем обещает широкое и весьма плодотворное развитие. Прежние православные обитатели ее: полудикие Алеуты, Индейцы, Креолы, Эскимосы и т. д., остались верны восточной Церкви. К этому основному православному элементу, собственно в пределах Штатов, за последнее пятнадцатилетие, обильно стали присоединяться переселенцы: Русины из Австрии, Славяне и Греки с Балканского полуострова и Арабы из Сирии. Всего важнее оказались переселенцы из Австрии, т. е. Галичане, Угроруссы, Буковинцы и др., униаты по вере, коих из Европы в Америку загнали безработица и нищета. В Америке римско-католическая церковь отняла от них право заводить униатские храмы и совершать в них униатское богослужение, а потому они массами стали переходить в православную церковь их отцов, от которой в свое время отторгла их хитрость иезуитов. Ныне, по последнему счислению в пределах всей Северной Америки православных насчитывается 32,194 человека, а именно: Русских из России 876 человек, Галичан 3,718, Угроруссов 3,950, Буковинцев 2,707, Сербов и других Славян 2,461, Греков 668, Сиро-арабов 6,113, Креолов 2,268, Индейцев 2147, Алеутов 2,406, Эскимосов 4,839 и других племен 41. Главная задача этой миссии сводится в настоящее время к собиранию под ее непосредственную опеку разбросанных по всему громадному протяжению Северной Америки чад православной Церкви, к образованию из них приходов, к созиданию храмов, к назначению к ним священно- и церковно-служителей, к устроению школ, к обучению в них детей и т. д., словом, – к поднятию и поддержанию среди православных переселенцев национального и религиозного их самосознания. Во всей епархии насчитывается ныне 52 храма (из коих 10 приписных) и 69 часовен. Во главе управления стоит епископ, именуемый Алеутским и Северо-Американским и имеющий свою кафедру в Сан-Франциско. Ему подчинены: 4 архимандрита, 3 протоиерея, 9 иеромонахов, 34 священника, 1 иеродиакон и 24 псаломщика, – всего: 76 священно- и церковно-служителей. В 1900 году ими было совершено: 1,279 крещений, 400 браков, 628 погребений и 880 присоединений, а именно: из унии 595, латинства 51, протестантства 24, иудейства 5 и язычества 205. В 1901 году ими было присоединено 955 человек, а именно: из унии 742, латинства 82, протестантства 41 и язычества 90. Церковных школ считается всего 60, и в них обучается более 1,000 детей обоего пола. Ради взаимного сближения чад православной Церкви почти во всех значительных приходах учреждены братства: всех братств ныне насчитывается 52. Братства чрез своих представителей объединяются в одно Православное Общество Взаимопомощи, в котором ныне имеется 1,287 членов и около 20,000 долларов основного капитала, и почетным председателем которого состоит местный епископ, а именно преосвященный Тихон, епископ Алеутский и Северо-Американский.

Не подлежит сомнению, что в недалеком будущем всю существенную деятельность в этой миссии волей-неволей нужно будет перевести на местный – английский язык. Дети разнородных православных переселенцев, если не во втором, то в третьем поколении перезабудут свой родной язык, тесно сживутся с местным населением и сами превратятся в настоящих американцев. Тогда для удержания их в вере их отцов православное духовенство должно будет для них открыть богослужение, говорить проповеди, обучать их детей в школах, да и просто сноситься с ними на английском языке. Духовенство прекрасно понимает эту предстоящую ему деятельность и начинает уже теперь готовиться к ней.

Японская миссия основана теперешним своим главою, епископом Николаем. По окончании курса в С.-Петербургской Духовной Академии, он, приняв монашество и посвященный в иеромонахи, отправился в 1860 году в Японию в качестве настоятеля русского дипломатического консульства в Нагасаки. Первые годы пребывания в новой стране были посвящены им исключительно изучению местного языка. В настоящее время он почитается одним из величайших ныне живущих знатоков японского языка и пользуется вполне заслуженною славою неподражаемого переводчика на этот язык богослужебных книг восточной Церкви. Открыть миссионерство в Японии было необычайно трудно; молодому миссионеру пришлось приступить к нему не ранее средины 60-х годов. К Церкви медленно стали присоединяться единичные прозелиты, коих с великою заботою приходилось наставлять в вере почти в одиночку. В течение многих лет иеромонах и позднее архимандрит Николай был единственным русским миссионером в Японии и единственным духовным пастырем для своих обращенцев. По мере возрастания числа прозелитов стала увеличиваться помощь и поддержка из России, где на святое дело непрерывно собирались добровольные приношения и где к миссионерству в Японии стали получать подготовку сначала Русские, а потом и посылаемые туда для богословского образования Японцы. С нарастанием деятелей миссионерская сеть забрасывалась все далее и далее; в Японии стали повсюду появляться малые православные общины и возникать небольшие церкви и школы, так что в 1882 году Святейший Синод счел необходимым возвести архимандрита Николая в сан епископа. Вместе с этим Святейший Синод и Православное Миссионерское Общество значительно увеличили материальную помощь для миссии. В течение следующих немногих лет добровольные приношения из России дали епископу возможность воздвигнуть величественный собор в Токио и построить около него несколько домов, в коих ныне помещаются: духовная семинария, женское училище, миссионерское управление, типография, а равно и жилища для самого епископа и его ближайших помощников. Это теперь свой отдельный городок, из которого непрерывно изливается свет христианского просвещения во все пределы Японии.

Разбросанная но всему протяжению страны, православная церковь Японии совершенно национальна и независима по своему характеру. Личный состав ее духовенства и миссионеров слагается почти исключительно из японских обращенцев и богослужение во всех пределах епархии совершается только на одном японском языке. В школах все предметы преподаются и при миссии все повременные издания печатаются только и исключительно на языке страны. В действительности филиальная японская церковь почти независима от своей матери – церкви русской и является автокефальною церковью, зависимою только лишь в лице своего епископа от Святейшего Правительствующего Синода Церкви Всероссийской.

К 1-му января 1900 года в Японии состояло:

231 община, –

25.231 православных христиан, –

34 духовных лица, а именно: 1 епископ, 28 священников и 5 диаконов, 16 чтецов, которые в то же время были учителями пения, и 152 катихизатора.

Из всего сего состава только епископ, один священник и один диакон были Русскими, – все же остальные – Японцами.

В 1894 году в пределах Японии было окрещено 982 человека; 1895 – 826; 1896 – 937; 1897 – 992; 1898 – 970; 1899 – 989.

1-го января 1900 года в Токио существовало три школы: 1) духовная семинария с 64 студентами, – 2) катехизаторская школа с 10 студентами и 3) женское училище с 74 девочками. Преподавание в этих училищах велось тридцатью восьмью учителями, из коих пять свое высшее образование получили в Духовных Академиях России. В женском училище имеется специальный класс для иконописания, который снабжает иконами все японские церкви и в котором обучение производится двумя японками, прошедшими полный курс рисования, живописи и иконописания в русском женском монастыре.

В Хакодате имелась приходская школа с четырьмя учителями и 54 мальчиками и девочками. Там же имелась, кроме того, женская школа шитья и Закона Божия с 30 ученицами, двумя учительницами и священником-законоучителем.

В обществе переводчиков религиозных книг состояло 8 переводчиков и 2 редактора периодических изданий миссии: двухнедельного «Сейкео-Симпо» (Православный Вестник), издаваемого обществом переводчиков, и ежемесячного «Уранисики» (Скромность), издаваемого при миссионерском женском училище. Учителями Семинарии издавался третий миссионерский журнал «Синкай» (Духовное море), который, к сожалению, пришлось прекратить, за недостатком подписчиков.

Все содержание православной миссии в Японии обходится ныне ежегодно в 60.000 рублей, из коих 26.000 отпускается ей Православным Миссионерским Обществом и 34.000 Святейшим Синодом.

Друзья и почитатели покойного Андрея Николаевича Муравьева, собрав в память его небольшой капитал, издают и пускают в продажу по возможно дешевой цене наиболее известные и назидательные сочинения его и другие, соответственные по содержанию и изложению. До сего времени вышли и находятся в продаже следующие издания:

1. Письма о Богослужении Восточной Кафолической Церкви. СПБ. 1894. 370 стр. 60 к.

2. Дополнение к письмам о Богослужении. Сборник статей того же рода, извлеченных из прочих сочинений Муравьева. СПБ. 1883. 300 стр. Ц. 50 к.

3. Путешествие по святым местам Русским, Муравьева. Часть 1. СПБ. 1898. 576 стр.

4. То же. Часть II-я. СПБ. 1889. 568 стр.

5. Русская Фиваида, Муравьева. СПБ. 1894. 425 стр. Ц. 70 к.

6. Беседы об отношении Церкви к христианам, Амфитеатрова. СПБ. 1896. 274 стр. Ц. 50 к.

7. Сборник мыслей и изречений митрополита Московского Филарета, извлеченных из переписки его с разными лицами. М. 1897. 125 стр. Ц. 40 к. 

8. Слово св. Григория Богослова, архиепископа Константинопольского, на святую Пасху, с присовокуплением Огласительного слова святого Иоанна Златоустого на утрени св. Пасхи и Евангельских стихир на воскресной утрени. СПБ. 1898. 55 стр. Ц. 15 к.

9. Сочинение Поля Алляра. Христианство и римская империя от Нерона до Феодосия СПБ. 1898. 291 стр. Ц. 1 р.

10. Сборник церковно-учительных чтений на дни Страстной седмицы. М. 1900. Ц. 1 р.

л. О присяге, А. Завьялова. СПБ. 1901. 100 стр. Ц. 50 к.

12. Основные черты христианского вероучения и нравоучения. СПБ. 1901. Ц. 30 к.

13. История израильского народа. М. 1902. 195 стр. Ц. 70 к.

14. Правда Вселенской Церкви о римской и прочих патриарших кафедрах. М. 1903. Ц. 1 р.

15. Издаваемая ныне книга: Очерк исторического развития и современного состояния русской православной миссии. СПБ. 1904.