Письмо четвертое

В двух последних письмах мы старались прояснить себе древнюю, или первобытную историю зла, как она пересказывается нам библейскими повествователями. В этой мрачной истории, как мы видели, главный деятель есть человек, увлеченный лукавством падшего духа. Бог – не творец смерти, не Бог нестроения, не виновник зла. Бог попускает и терпит зло, как порождение человеческой свободы, ограничивает его силу, ослабляет или умягчает следствия, направляет их ко благу, так что внешние озлобления и поражения служат спасительными врачевствами греховных болезней, и самая смерть полагает предел греху. Но вся такая деятельность премудрости Божией – ограничивающая, умеряющая, направляющая зло к добру, есть деятельность только отрицательная. Если бы Бог ограничился только такими действиями Своего промышления, то зло, конечно, не могло бы совершенно восторжествовать над добром и сокрушить его на земле, но и само никогда не могло быть искоренено, подобно тому, как и телесная болезнь не пройдет, если врач будет только ограничивать ее силу, умерять ее действия, а не разрушить самое основание её в теле, не исторгнет самый корень её. Подобно сему и для человека, заболевшего грехом, конечно – благодетельно и временное ослабление болезни, ограничение и смягчение ее действий: но для полного его выздоровления необходимо совершенное ее уврачевание, искоренение ее из существа человеческого, которое она всецело проникла и отравила, обновление, воссоздание человека, возведение его в первобытное состояние духовного здравия и совершенства. Такое дело, как воссоздание человека, конечно, возможно только его Создателю. И сие дело благоволил принять на Себя и совершить единородный Сын Божий, Искупитель наш. Совершение искупления со всеми его предварительными действиями и со всеми его следствиями составляет ряд спасительных, благодатных действий, совокупность которых называется Божественным домостроительством человеческого спасения. Ясное созерцание неизгладимых таин домостроительства недоступно и светлым, бесплотным умам (1Пт. 1:12), тем паче помраченному грехом уму человеческому. Однако же, тайна сия не остается совершенно непроницаемою и недоступною и человеческому разумению. Слово Божие открывает нам премудрость домостроительства в такой мере, в какой, конечно, находит откровение сие для нас необходимым и спасительным. В чем же состоит открытая и доступная нашему разумению премудрость и благость Божия, явленная в домостроительстве нашего спасения? Посильное разрешение сего вопроса будет предметом наших дальнейших бесед.

К Вечному не во времени пришла мысль о творении: но со времени падения человека явилась в уме Его мысль об искуплении человека падшего. Творец от вечности содержит в уме Своем мысль о мире в полном ее раскрытии, так что все судьбы и всё бытие и мира и человека во времени есть продолжающееся осуществление вечной и неизменной Творческой мысли. От вечности Бог видит и создание человека, и его падение, и его искупление. Посему Спаситель наш называется «Агнцем, заколеным от сложения миpa» (Откр. 13:8). И Апостол ясно свидетельствует, что в Иисусе Христе исполнилось предвечное определение премудрости Божией (Еф. 3:10–11) и что домостроительство спасения есть тайна, сокрывавшаяся от вечности в Боге (Еф. 3:9). Когда настало время – Сам Бог сообщил человеку первое или начальное откровение сей сокровенной тайны. Сие радостное откровение последовало тогда, когда оно было всего неожиданнее для человека, именно, в те горькие и тяжкие минуты стыда и страха, которые испытывали наши прародители непосредственно после своего грехопадения. В сие время Бог приходит в рай и призывает смятенных и трепещущих грешников на суд правды Своей. Он проклинает искусителя, обличает прародителей, определяет им наказание и среди обличений и угроз изрекает им благовестие спасения: «Семя жены сотрет главу змия» (Быт. 3:15). В сем благовестии Адам понял, по крайней мере, то, что от жены родится ему Избавитель. В силу такого понимания виновницу смерти своей он называет жизнью, как имеющую родить Освободителя от власти смерти и человекоубийцы. Ева спешит видеть обетованного Избавителя в своем несчастном первенце²⁹³. Что же доказывает такая поспешность в ожидании обетования и надежда видеть столь близкое и скорое его исполнение? Всякая слишком поспешная и несбыточная надежда обличает в человеке непонимание своих сил и средств и той цели, к которой он стремится надеждою. Так и прародители еще не понимали – как глубоко их падение, как действенна сила греха, разъединившая их с Богом, и как недоступно их собственным силам примирение с Богом и возвращение в блаженное общение с Ним. При таком внутреннем состоянии прародителей, они, конечно, не были достойны искупления и не способны принять Искупителя, если бы Он и пришёл к ним. Опыты жизни, несчастные события в семействе, быстрое усиление нечестия и развращения на земле, без сомнения, научили Адама глубже и истиннее понимать силу и неисцельность человеческой греховности и не быть столь поспешным в своих ожиданиях Избавителя.

Адам в первое время по изгнании из рая является слишком поспешным и нетерпеливым в ожидании обетованного Избавителя: потомки его, напротив, крайне равнодушны к сему обетованию. Не служит оно для всех, как бы должно быть, предметом живой веры и радостных упований, напротив, многими пренебрежено и забыто. Еще при жизни Адама Каин воздвигает себе потомство, достойное своего родоначальника. По смерти Авеля у Адама рождается Сиф и делается родоначальником племени благочестивого, которое сохраняет веру и обетование, слышанное от Адама. Благословенное потомство Сифа сохраняло себя от опасного сближения и соприкосновения с отверженным потомством Каина, но не могло навсегда удержаться в этом спасительном отдалении. Брачные союзы сблизили, наконец, то и другое потомство. Побуждением к таким союзам была красота дочерей в нечестивом племени, следовательно, довольно глубокое ниспадение в чувствительность племени благочестивого. И что теперь большею частью бывает при опасных сближениях порока и добродетели, то было и тогда. Сближение между благочестивыми и нечестивыми не уцеломудрило последних, а погубило первых. Плодом нечистых супружеств были исполины, люди знаменитые в древнем мире по своим великим телесным силам и по своим великим насилиям и беззакониям. Такие страшные и могучие предводители нечестия согнали с лица земли оставшиеся еще на ней добродетель и благочестие. Вся земля сделалась позорищем насилий, преступлений, разврата и нечестия. В кратких и немногих чертах изображается в Писании состояние первого мира, но и в сих немногих чертах довольно виден страшный образ растления.

Писание не говорит – были ли идолы в допотопном мире; и очень вероятно, что до потопа не было еще идолопоклонства на земле. Служение твари, и притом в таком грубом виде, каково идолопоклонство, есть другая противоположная крайность самообожа́ния, которым начал человек свое отпадение от Бога. Чтобы перейти от самообожания к идолопоклонству, от самообоготворения до поклонения твари нужно пройти средний, лежащий между ними, путь чувственного огрубения и растления. Мир допотопный и проходил этот гибельный путь, и дошел до последних его пределов. Крайнее и всеобщее развращение нравов и всецелое погружение в чувственность, дошедшее до решительного забвения о вечности и о Боге, – вот черты, в которых слово Божие изображает состояние допотопных людей. «Растлеся земля пред Богом, – свидетельствует Бытописатель, – и наполнися земля неправды. И виде Господь Бог землю, и бе растленна: яко растли всяка плоть путь свой на земли» (Быт. 4:11–12). До какой степени может доходить греховная беспечность и самозабвение людей, сие показывает нам страшный и поразительный пример древнего мира. Потоп не внезапно пришел на землю. За сто двадцать лет до потопа Бог открыл единственному праведнику тогдашнего мира волю Свою об истреблении людей с лица земли. Такое раннее откровение, конечно, имело целью вразумить и привести к покаянию нечестивых. Проповедник правды (2Пт. 2:5) возвещал людям грядущее наказание и объявил им время, оставленное еще для них Божиим долготерпением. Когда назначенный срок приближался к концу, – Ной, не таясь и не скрываясь, начал строить и построил ковчег. Настали последние дни земли; Ной получает повеление войти в ковчег. Воды потопные уже начинают свое шествие на землю, а на земле – веселые праздники и брачные пиршества. «Беху во дни прежде потопа, – свидетельствует Господь, – ядуще и пиюще, женящеся и посягающе, до негоже дне вниде Ной в ковчег, а не уведеша, дóндеже прииде вода и взят вся» (Мф. 24:38–39).

Когда потопные воды омыли землю от греховных скверн, Бог дает обновленному миру торжественное обещание – не посылать на землю наказания, подобного потопу. В мире открывается непрерывный ряд чудес неистощимой любви Божией к человечеству и Божеского попечения о сохранении среди людей истинного богопознания и веры в обетованного Избавителя.

Через семь и восемь столетий после потопа, земля, населенная потомками Ноя, опять представляет на себе повсеместное распространение нечестия и еще новое грубейшее явление греха – идолопоклонство. В продолжение нескольких столетий люди успели забыть Бога Адамова и Ноева. Немногие избранные помнили и чтили Его. Обетование Избавителя в большей части Ноева потомства также было забыто. Без особенного Божия попечения весь мир скоро сделался бы идолопоклонником, и вера в Обетованного совершенно исчезла бы на земле. Опят нужен был бы потоп или подобная казнь. Но Бог непреложен в Своих обетованиях. Потопа более не будет и земля не подвергнется подобному наказанию.

Среди мира, погруженного в нечестие и идолопоклонство, Бог благоволил воздвигнуть Себе новый народ, поставить его под Свое особенное, чудодейственное водительство и сделать его хранителем истинного богопознания и обетования об Искупителе. Конечно, я не могу здесь пересказать вам всю историю евреев и проследить все чудные пути, по которым Бог вел и привел народ Свой, а через него и всё человечество к обетованному Искупителю. Мы можем останавливаться только на важнейших и более знаменательных судьбах еврейского народа и мира языческого, именно, на тех событиях, в которых преимущественно осуществлялся и раскрывался Божественный план домостроительства нашего спасения.

Исполненная чудес, беспримерная история богоизбранного народа начинается тихим и незаметным событием. В Месопотамии сын некоего Фарры получает повеление от Бога – оставить свою землю, родину, отеческий дом и идти в землю, ему еще неизвестную, которую Бог обещает указать ему во время пути. Вместе с повелением сын Фарры получает великое обетование. Бог обещает ему, еще бездетному, произвести от него великий народ, благословить его, возвеличить имя его и, наконец, воздвигнуть ему Семя, в Котором будет благословение для всех народов земли (Быт. 12:1–4). Удостоившийся такого призвания и обетования сын Фарры есть отец верующих – Авраам. С верою, достойною отца верующих, Авраам повинуется Богу призывающему и по указанию Божию приходит в землю Ханаанскую. В земле Ханаанской Бог является Аврааму и обещает отдать потомству его землю сию. Но земля сия заселена многочисленными и сильными племенами. Авраам уже стар и бездетен; жена его пережила обыкновенное время деторождения, и притом была неплодна. Авраам, однако, не изнемогает в вере. Бог, со Своей стороны, укрепляет праведника неоднократным повторением, что не Елизеер, которого думал усыновить Авраам, и не сын Агари, но сын, который родится от Сарры, будет наследником обетований и благословений и что от Сарры восстанет потомство Аврааму, бесчисленное, как звезды небесные и как песок земной. Сто лет исполнилось Аврааму, когда Сарра родила Исаака, сына веры, очищенной и укрепленной продолжительным испытанием. Вера Авраама была уже достаточно испытана и укреплена, когда рождением Исаака начиналось исполнение Божиих обетований. Но Бог, желая явить человечеству высокие свойства отца верующих, вводит его в последнее, величайшее испытание и через сие испытание возводит Авраама на возможную для человека степень духовного величия. Любовь к Богу и преданность воле Его не могла явиться в человеке возвышеннее и величественнее, как явилась она в Аврааме, приносящем в жертву Исаака. Если велика была любовь и преданность Богу отца, возносящего на жертвенник своего единородного и возлюбленного, то тою же любовью и преданностью велик и сын, беспрекослонно давший престарелому отцу связать себя и возложить на дрова жертвенника.

Бог, остановивший руку Авраама, уже поднявшую жертвенный нож на сына, с особенною силою и торжественностию повторяет патриарху все прежние Свои обетования и благословения. «Мною Самим кляхся, – глаголет Господь, – егоже ради сотворил еси глагол сей, и не пощадил еси сына твоего возлюбленного Мене ради: воистинну благословя благословлю тя и умножая умножу семя твое, яко звезды небесные и яко песок в скрай моря: и наследит семя твое грады супостатов: и благословятся о Семени твоем все язы́цы земнии» (Быт. 22:16–18). Не ясно видно в истории – как глубоко понимали патриархи последнее важнейшее обетование о Семени, в Котором благословение всех народов земли и Которое есть Христос (Гал. 3:16), сын Авраама (Мф. 1:1). Но к духовному зрению отца верующих, предочищенному и просветленному искушениями, приближен был внутреннейший и глубочайшей смысл сего обетования и вместе глубочайший смысл собственного его жертвоприношения, в котором, как в прообразовании, Авраам с любовью и радостью прозрел духом великую Голгофскую Жертву. Часть сего радостного прозрения, конечно, сообщена была и Исааку, который в жертвоприношении Авраама прообразовал Христа, приносимый волею отца и приносящий себя собственным согласием и изволением. Об Аврааме Сам Господь свидетельствует, что патриарх, конечно – на горе Mopиa, возвышен был до прозрения в тайну искупления. «Авраам отец ваш, – говорит Господь иудеям, – рад бы был, дабы видел день Мой: и виде, и возрадовася» (Ин. 8:56). Тихо, в кругу семейства, престарелый патриарх доживает глубокий вечер своей жизни. Исаак наследует все обетования и благословения, данные Богом отцу его, и сам, в свою очередь, передает их сыну своему Израилю. Бог укрепляет сие благодатное наследство надежд и обетований и за сыном, и за внуком Авраама. Тому и другому Бог повторят обетование многочисленного потомства, обладания Ханаанскою землею и обетование о Семени, Которым благословятся все народы земли (Быт. 26:3–4; Быт. 28:13–14). В семействе Израиля видимо начинает исполняться обетование многочисленного потомства – в двенадцати сынах его, как родоначальниках будущего народа.

Чудное, беспримерное в истории человечества, зрелище представляет собою семейство патриархов. Одинокое, от всех отдельное и незаметное для мира, стоит оно под особенным попечением и распоряжением Иеговы и являет собою как бы новый рай на земле, покрытый уже глубоким мраком нечестия и идолопоклонства. Близость патриархов к Богу напоминает собою райскую близость первозданного к своему Создателю. Такая близость патриархов к Богу основывается на их крепкой вере в Бога и в Его обетования и на совершенной, всем жертвующей, любви к Нему. На земле – они странники и пришельцы, а духом постоянно живут в будущем и уповаемом. С непоколебимою верою Авраам приемлет и хранит Божие обетование многочисленного потомства и обладания Ханаанскою землею, хотя он еще одинок, бездетен, неплоден, престарел, а обетованная земля населена многочисленными и сильными племенами. Не раз слыша от Бога то же обетование, Авраам не только не обнаруживает сомнения, но не оскорбляет Бога даже простою пытливостию и недоумением. Умирая, он оставляет единственного сына: но по вере в обетование потомства он покупает у жителей Ханаана место для своей могилы, желая, чтобы кости его хранились в той земле, которою будет владеть его потомство, теперь еще всё заключенное в Исааке. С верою Авраама Исаак хранит обетование. Внук Авраама, умирая в Египте, завещает перенести кости свои в землю обетования и сие обещание он оставляет сынам своим, как драгоценнейшее наследие, как свое действительное владение. Вера поистине чудная и изумительная!

В семействе патриархов начинается осуществление на земле Божественного плана домостроительства. Ни один из существовавших народов не достоин был принять святыню обетования и еще более не способен был хранить ее. Начальник и виновник зла торжествовал и, конечно, считал мир верною добычею. Человечество действительно погибало во зле, не имело в себе и возможности спасения, теряло в себе и самую приемлемость спасительного обетования. Тогда Бог, движимый любовью к погибающему человечеству, благоволит воздвигнуть Себе новый народ на земле, отделить его от всего языческого мира, поставить под непосредственное и особенное Свое водительство и в сем народе сохранить истинное богознание и богопочтение, и ему же поручит на сохранение великое обетование о Семени жены, в Котором благословение и спасение всех народов земли. На земле еще находит Бог человека, достойного быть родоначальником народа Божия и отцом всех верующих. Сообразно с таким назначением Авраама, он вызывается с родины, отдаляется из отеческого дома, в котором уже были идолы, и потом, предочищенный и возвышенный искушениями, в глубокой старости, от супруги престарелой и неплодной, рождает сына, не столько по силе естества, уже пережившего время рождения, сколько по плодотворной силе веры и по чудодейственной силе благодати. Таким образом основание богоизбранного народа совершенно сообразно с его высоким назначением и служением на земле, основание не столько естественное, сколько духовное, благодатное, чудодейственное.

Богом насажденное и воспитанное семейство патриархов, сообразно со своим назначением, должно было возрасти в народ и занять землю обетованную. Бог назначает народу Своему землю, заселенную многочисленными хананейскими народами, кипящую медом и млеком. Но, как правосудный, Он не посылает преждевременной казни на хананеев. Открывая Аврааму временное переселение будущего потомства его в Египет, Бог указывает причину сего в том, что мера беззаконий амморейских еще не исполнилась (Быт. 15:16). По возвращении из Египта евреи должны будут истребить хананеев и очистить для себя обетованную землю. Тогда хананеи будут достойны истребления, как исполнившие меру беззаконий, потерявшие способность раскаяния и обращения; но во времена патриархов Бог находит их еще достойными Своего долготерпения и пощады. Так Бог праведен в Своей благости и благ в самых делах правосудия! Патриархи должны оставить на определенное время владение обетованною землею её языческим обитателям. Не в Палестине, но в Египте должен возрастать и возрасти народ Божий. В назначении Египта местом переселения евреев видна попечительность о них Божия. Презрение египтян к пастушеской жизни, которую вели потомки Израиля, делало сих последних в Египте дальше, чем в Палестине или иной какой земле, от идолопоклонства и безопаснее от опасных языческих влияний. Не робкими и безызвестными странниками приходят патриархи в Египет. Их ожидает там радушный и почтенный прием. Темное дело, сделанное братьями с Иосифом, Бог обращает в дивное средство ко благу Израиля. Проданный в рабство в Египет, Иосиф, после многих испытаний и искушений, делается спасителем Египта и правителем всей земли, в которой был рабом и узником. В чудных судьбах жизни своей он сам видит руку Промысла, пролагающую путь Израилю. «Бог послал меня перед вами, – говорит он братьям, – для сохранения вашей жизни». Не вы послали меня сюда, но Бог, Который поставил меня отцом фараону, господином во всем доме его и владыкою во всей земле египетской (Быт. 45:5–8). Вы помышляли против меня зло; но Бог претворил то в добро (Быт. 50:19). Из уважения и благодарности к Иосифу фараон принимает Израиля и отдает ему лучшие пажити земли египетской. Семейство Израиля, перешедшее в Египет в числе семидесяти душ, плодилось, размножалось и возрастало с быстротою изумительною. Между тем, время шло, патриархи данно скончались, умер Иосиф, забылись и заслуги его Египту, и вся слава его и самое имя его. На престол вступил государь, который уже ничего не знал об Иосифе. На израильтян стали смотреть подозрительно. Страшило египтян чрезвычайно сильное возрастание народа Божия. Египтянам выгодно было удержать у себя евреев, только не в виде свободных, и потому опасных иноплеменников и сильных пришельцев, а в качестве невольников или рабов. Решились принять против них меры угнетения и порабощения. Но и под игом порабощения, при всей тяжести изнурительных работ, возрастание народа шло с прежнею быстротою. Тогда были предприняты против евреев меры бесчеловечные: дано повеление сперва повивальным бабкам, а потом и всем египтянам – бросать в реку новорожденных еврейских младенцев мужеского пола. Бог оставляет евреев терпеть сии злострадания. Достигая особенных целей Своего промышления, Творец, обыкновенно, не нарушает естественного хода событий, обращая только сии события в средства для Своих целей, конечно – если события не противодействует целям Промысла. Гонение и страдание есть та великая школа образования, в которой раскрываются и крепнут духовные силы как отдельных людей, так и целых народов, если только нравственные силы людей, подвергаемых испытанию, не слишком расслаблены чувственностью и еще способны крепнуть и возвышаться. При так их условиях в школе скорбей и страданий, – как свидетельствует Апостол, – научаются терпению, опытности и упованию (Рим. 5:3–4). Посему нет ничего удивительного, что Бог вводит народ Свой в такую школу, когда она, по естественному ходу событий, устрояется на пути ему.

Среди гонений и озлоблений евреев со стороны египтян приближается к концу время, предназначенное для пребывания Израиля в Египте. И вспомнил Бог, – говорит Бытописатель, – завет Свой с Авраамом, Исааком и Иаковом (Исх. 2:24). Бог воздвигает Моисея – служителя завета сего. По случаю, в котором видимо особенное действие Провидения, Моисей усыновлен и воспитан дочерью фараона, и научен всей мудрости египетской. Когда настало время, – Бог призывает Моисея, поручает ему вывести израильтян из Египта и против неверия фараонова вооружает его силою чудес и знамений. Моисей является к фараону и от имени Иеговы, Бога еврейского, требует освобождения Израиля. «А кто такой Иегова, – отвечает фараон, – чтобы я послушал гласа Его и отпустил сынов Израиля? Я не знаю Иеговы, и Израиля не отпущу» (Исх. 5:2). В доказательство своего Божественного посольства Моисей перед глазами фараона превращает свой жезл в змея. То же делают со своими жезлами жрецы и тайноведцы египетские. Фараон отказывает Моисею и в тот же день дает повеление увеличить, и без того тяжкую, работу евреев и не давать им ни малейшего отдыха. Отказ фараона и состязание с Моисеем египетских мудрецов есть открытое восстание язычества против Бога Иараилева. Фараон не хочет и знать Бога евреев. Жрецы думают торжествовать над Божественною силою чудодействия. Народ еврейский, чувственный и жестоковыйный, не научился в Египте терпению и упованию; при виде новых гонений и озлоблений, он падает духом, теряет надежду избавления (Исх. 4:9), не имеет уже той твердой веры, какою воодушевлялись патриархи, не доверяет обещанию Моисея и следовательно – могуществу Бога Авраамова, именем и силою Которого Моисей обещает им избавление. Обстоятельства сложились так, что для разрешения их необходимо было особенное, чрезвычайное проявление силы Божией. И оно не замедлило. Казнь за казнью идет на Египет. Жрецы посрамлены, упорство фараона сокрушено, великий вопль в Египте, все в ужасе и трепете перед силою Бога еврейского, с Которым думал состязаться фараон и народ его. Восстал упадший дух евреев, воскресла в них вера в Бога Авраамова. Полные радости и упования на Бога, Спасителя своего, израильтяне оставляют Египет, и на берегу моря, чудесно пройденного и поглотившего фараона со всем воинством его, они поют Богу восторженную песнь хвалы и благодарения. Исход евреев из Египта, с окружающими его обстоятельствами, не есть только частное событие в истории еврейской или частное поражение идолопоклонства египетского, но грозное откровение всему языческому миру всемогущества Творца неба и земли, им забытого и отвергнутого. Страшные казни египетские, погибель фараонова, спасение евреев не могли не произвести потрясающего и ужасающего впечатления на весь тогдашний мир (Исх. 9:16). Особенно близко и сильно было это впечатление на жителей ханаанских. Моисей так изображает силу сего впечатления: народы слышат, трепещут, ужас объял живущих в Филистиме. Мятутся князи едомовы, вождей моавитских объял трепет, унылы все жители Ханаана. Страх и ужас напал на них; от величия мышцы Твоей они онемели (Исх. 15:14–16; Нав. 2:9–10). Конечно, это было одно из последних средств к вразумлению хананеев, нечестие которых уже исполнило меру долготерпения Божия. Так в руках Промысла одно событие служит средством для многих великих и спасительных целей.

Дальнейшей путь израильтян, указуемый и осеняемый видимым Божиим присутствием и сопровождаемый чудесными действиями Божия попечения, приводит их в пустыню синайскую. В синайской пустыне совершается событие, великое в истории не одного еврейского народа, но и целого человечества, именно – установление Ветхого Завета. Через Моисея Бог возвещает израильтянам, что хочет вступить с ними в завет, освятить их в Свой собственный, отдельный народ и устроить в них Себе священное царство. Народ единогласно изъявляет покорность Богу и готовность исполнить все условия завета. Два дня проходят в очистительных приготовлениях. На третий день, на вершине горы, дымящейся и трепещущей, с грозною и величественною торжественностью Бог является народу и вслух его изрекает сущность закона – десятословие. На другой день народ торжественно дает клятву в верности Богу и Его закону. Моисей, между тем, воззывается на гору, где в продолжительных собеседованиях с Богом приемлет от Него различные законы для нового народа Божия. Объявив сонм сынов израилевых Своим собственным народом и священным царством, а Себя – Царем сего царства, Бог возводит израильтян в благоустроенное состояние народа, вводит в него и устрояет в нем жизнь нравственную, церковную и гражданскую. Творец начертал на сердце каждого человека внутренний закон совести, но закон сей, со дня на день, изнемогал и затемнялся в людях. В помощь сему закону Бог дает народу Своему нравственный закон внешним образом. Во время синайского явления Бог вслух всего народа изрекает сокращение закона в десяти заповедях и начертывает сии заповеди на двух каменных скрижалях, которые повелевает хранить в ковчеге (Втор. 10:2–4). Кроме скрижалей сообщается народу писанное слово Божие, заключенное в письмена рукою Моисея. Изреченные Богом Моисею на горе законы и уставы, по Божию повелению, Моисей записывает в книгу завета и берет с народа клятву в верности писаным законам (Исх. 24:4–7; Исх. 34:27). Перед своею смертью Моисей отдает весь писанный закон священникам и старейшинам израилевым, заповедует им – в праздник кущей, когда весь Израиль придет явиться перед лицем Иеговы, Бога своего, читать сей закон вслух перед всем Израилем, перед всем сонмом мужей, жен и детей, «да услышат, и научатся бояться Господа Бога своего, и послушают творити вся словеса закона сего» (Втор. 31:9–14). В даровании закона писанного открывается благое попечение Божие о народе. Простота патриархальной жизни, не требовавшая многосторонних и разнообразных законов, необходимых уже для народа, долгоденствие патриархов, способствовавшее к сохранению между ними Божиих повелений и обетования посредством устного наставления или предания от предков к потомкам, душевная чистота патриархов и их особенная близость к Богу, делавшая их способными и достойными частых непосредственных откровений Божиих, – всё это делало неощутительным для Церкви патриархальной отсутствие писанного слова Божия. При иных условиях был народ, устрояемый синайским законодательством. Многочисленные подробности данных ему законов, нравственных, церковных, гражданских, равно как умножение людей, но уменьшение способных к непосредственным откровениям, распространение идолопоклонства, сокращение человеческой жизни, были причиною того, что дух небесного учения заключен в письмена священных книг²⁹⁴.

Апостол, изображая дух в назначение закона, данного через Моисея, называет этот закон «пестуном», или детоводителем ко Христу (Гал. 3:24). Такое детоводительство было назначением и закона нравственного. Строг и грозен был детоводитель сей: но своею строгостью он как нельзя более соответствовал своему назначению и нравственному состоянию подзаконных людей. Своею строгостью, страхом своих угроз и проклятий закон пробуждал и раскрывал в людях сознание их греховности и неоплатной виновности перед Богом и вместе сознание их нравственного бессилия и немощи примирится с Богом и оправдаться перед Ним. А это те два необходимые убеждения, к которым прививается и на которых основывается спасительная вера в необходимость искупления – и в каждом человеке, и в народе, и в целом человечестве. Следовательно, закон содействовал возрастанию и раскрытию в народе веры в Искупителя и постепенно возводил Израиля к достойному принятию Искупителя. Сего достигал закон неумолимою строгостью своих требований и вследствие того пробуждением в народе глубокого сознания в человеческой немощи и греховности. Под строгостью Моисеева закона Бог скрывал любовь к людям, подобно как мудрый отец скрывает иногда от детей горячность любви своей к ним и принимает на себя вид строгий для их же пользы. Нравственное состояние еврейского народа именно было таково, что для него полезнее был страх и угроза, чем кротость и открытая любовь. И дело благой мудрости – обуздывать страхом невнимательного или еще неспособного вникать внушениям любви. Страх закона сдерживал в народе языческие увлечения и страсти, а посильное исполнение закона, если не могло дать праведности, то возводило на известную степень нравственного очищения и предочищало в душах, преданных закону, способность к принятию благодатных действий. – Так закон детоводствовал ко Христу и к благодати Его.

В Церкви патриархальной, при страннической жизни ее членов, богослужение её могло совершаться в одном определенном месте, нарочито для сего устроенном и украшенном, подобном храму. Глава семейства или первородный совершал жертвоприношение на простом, безъискусственном жертвеннике, устрояемом иногда на местах, ознаменованных богоявлением или иным замечательным событием. Теперь Бог основывает церковное благоустройство в Своем народе и учреждает для него торжественное богослужение. Во всех подробностях Он показывает Моисею образ, по которому он должен устроить скинию свидения, в которой Бог и Царь евреев, как в своем храме и царском дворце, хочет являть народу Свое присутствие, принимать от него поклонение и возвещать ему волю Свою. Вместе с тем Бог установляет чин и обряды богослужения, определяет времена, назначает лиц для совершения богослужебных действий, вообще – образует полное устройство ветхозаветной Церкви. Устройство и богослужение ветхозаветной Церкви имело особенное значение – прообразовательное. Закон обрядовый, по слову Апостола, был закон, «сень имый грядущих благ, не самый образ вещей» (Евр. 10:1), т. е. в обрядах и священнодействиях Церкви подзаконной, как в своей тени, отражалось тело Христово (Кол. 2:71) – совершенное Им искупление и Его благодатные действия. Известно, что по тени, которую отбрасывает тело, можно в известной мере определять величину и очертание тела, его движения и направление. Прообразовательный характер иудейской Церкви состоял в том, что в ее устройстве, в ее утвари, обрядах, богослужения, отражался образ будущего, заключалось предначертание, или предизображение лица Мессии и благодатного царства Его. Израильтянин, внимательный к своей вере, желая уразуметь силу и цель обрядов и священнодействий своего богослужения, мог уразумевать в них очертания, или образы будущих действий Мессии, подобно тому, как мы теперь в обрядах и священнодействиях литургии видим изображения уже совершенных Христом действий или событий из Его земной жизни. Устроение прообразований есть великое дело премудрости, исполненной благодати и любви к человекам. Не все способны к непосредственно духовным созерцаниям. Для большей части людей, особенно ветхозаветных, к пониманию невидимого и духовного необходим был путь чувственный. Идея искупления так высока, духовна, необъятна человеческою мыслью, что из созерцаний пророческих не могла легко и скоро входить в сознание народа, который еще не мог отвлечься от видимого и стать на высоту чисто духовного созерцания. Господь снисходить к этой немощи человеческого понимания. Прообразования устроены как чувственные опоры для восхождения в духовную область пророческих вещаний и проречений. Прообразования – те же пророчества, только в вещах и действиях, а посему, как более наглядные и осязательные, чем слово или понятие, доступнее чувственному разумению человека. Евреи слышали, например, пророчество о грядущем Первосвященнике, Который единожды принесет жертву Богу за грехи всех людей, жертву очищения и искупления. Чувственное очертание того же пророчества представлялось им в их первосвященнике, когда он в день очищения раз в год входил с кровью во Святое Святых. Таким образом, Пророки своими пророчествами наводили мысль на прообразования, а сии последние приближали к понятиям пророчества.

Важнейшим действием обрядового богослужения была жертва. Смысл жертвенного богослужения заключается в том, что оно установлено Богом, как прообразование искупления, и имело силу умилостивительную перед Богом по вере приносящих жертвы в обетованного Искупителя. Первая жертва, вероятно, принесена была еще в раю. Догадываются, что кожаные ризы, в которые облек Бог Адама и жену его, сделаны были из кожи зверя, принесенного в жертву. Авель уже приносить жертву от первородных стада своего (Быт. 4:4). Невероятно, чтобы сам Авель изобрел жертвенное богослужение, как и вообще невероятно, чтобы жертва была изобретением человеческим. Разум сам собою никогда не мог прийти к мысли угождать Богу проливанием крови животных, или кровью животного умилостивлять гнев Божий за беззакония человеческие. В средстве, очевидно, нет ничего соответствующего цели. Жертва Авеля необходимо наводит на мысль, что Авель научился приношению в жертву первородных от Адама, Адам от Бога, а Бог явил в них Агнца закланного от основания Мира (Откр. 13:8)²⁹⁵. Жертвенное богослужение распространилось во всем языческом мире и совершалось у всех народов, у которых было какое-нибудь понятие о Божестве, хотя, разумеется, истинный смысл жертвы затемнялся и искажался по мере того, как и самое понятие о Божестве терялось во мраке многобожия. Это потемнение и искажение дошло до той безрассудной мысли, что Божеству угодна и приятна кровь не только животных, но и кровь человеческая, которой немало пролито на языческих алтарях. В Церкви патриархальной, при высокой вере и особенной близости к Богу патриархов, при частых откровениях и богоявлениях, сохранялось истинное понятие о жертве, и духовному оку приносящих жертвы открыт был их внутреннейший смысл. Авраам при своём жертвоприношении видевший день Искупителя, Исаак, участвовавший в сём видении, Израиль, прозревший Бога Избавителя, чаяние языков (Быт. 48:15; Быт. 49:10), после столь высоких прозрений могли и сами видеть, и другим указывать образ Искупителя и Избавителя, прообразуемый в жертвах.

И при устроении ветхозаветной Церкви жертва вводится в состав богослужения и получает здесь особенную важность и торжественность. До малейших подробностей закон определяет различные виды и обряды жертвоприношений. Сам Бог усвояет жертвам силу очистительную и умилостивительную. Бог запрещает употреблять в пищу кровь животных, как святыню, которую Он приемлет на жертвеннике, как очищение и умилостивление за грехи человеческие. «Зане душа всякия плоти кровь его есть, и Аз дах ю вам у алтаря умоляти о душах ваших: кровь бо его вместо души умолить» (Лев. 18:11). В чем же состояла очищающая и оправдывающая сила жертвы? По слову Апостола, в жертве было напоминание грехов (Евр. 10:3). В своей жертве человек видел, что оброк или наказание греха есть смерть. Заклание жертвенного животного изображало ему его собственную повинность смерти. Следовательно, жертва напоминала человеку или вводила его в сознание своих грехов, виновности перед Богом, повинности смерти. С таким сознанием естественно пробуждалась потребность, молитвенное желание очищения и оправдания, избавления от греха и смерти. Пробужденное сознание в необходимости очищения и искупления естественно обращало человека верою и упованием к Избавителю, обетованному патриархам, возвещаемому Пророками, искупительное действие Которого прообразовательно изображалось самою же жертвою и в сём образе более или менее приближалось к разумению израильтян. Таким образом, жертва была и действием покаянным – исповеданием грехов, нечистоты и виновности перед Богом, и действием молитвенным – молитвою об очищении и избавлении, и свидетельством веры в Искупителя, прообразуемого жертвою.

Но сознание или раскаяние во грехах не есть еще их очищение, сознание вины не есть уже оправдание, точно так же, как прозрение в прообразование искупления не есть уже полное участие в его благодатных действиях. Однако же, Бог усвояет жертве не прообразовательное только значение, но действительную благодать очищения. «Аз дах ю (кровь животного) вам у алтаря умоляти о душах ваших: кровь бо его вместо души умолит». Не мог же Бог обещать народу того, чего не было в жертве и что она еще только прообразовала. Не усомнимся сказать, что ветхозаветная жертва была не только прообразованием искупления, но и средством к низведению благодати Христовой в души верующих в грядущего Искупителя. Искупление не было еще совершено во времени, но оно решено было в вечном совете Божием. Агнец заклан от сложения мира (Откр. 12:8). Бог с клятвою утвердил вечное служение Мессии и от вечности принял ходатайство жертвы Его, имевшей совершиться во времени (Пс. 109:4). Если священническое служение Мессии имело ходатайственную силу перед Богом и до воплощения Мессии, то конечно, оно могло низводить благодать и на чад ветхозаветной Церкви. Когда евреи, уклонившиеся на пути языческого нечестия и забывшие обетование об Искупителе, приносили свои жертвы с языческим бессмыслием, думали благоугождать Богу самою кровью козлов и тельцов, приносили жертвы, не принося покаяния во грехах своих, не освящая своих жертвоприношений молитвенным желанием примирения с Богом и верою в Искупителя, – Бог отвергал такие жертвы (Ис. 1:11) как приношения безжизненные и бессмысленные. В истинном своём значении жертва была действие покаянное, возводящее к вере в Искупителя и по вере низводящее благодать освящения. Таким образом жертвы ветхозаветные, как и весь закон Моисеев, были детоводителями ко Христу.

Не забыта в синайском законодательстве и гражданская жизнь народа еврейского, для которой также даны ясные и определённые законы. Как Царь народа израильского, Бог оставляет Себе царскую власть и все царские права, право мира и войны. Таким образом, обетование Божие, данное Аврааму, приходит в исполнение. Из потомства патриарха Бог воздвигает Себе особенный, собственный Свой народ и делает его хранителем истинного богопознания и обетования, в котором заключается благословение для целого человечества. При Синае основывается на земле царство Божие, которое, заключаясь теперь в народе израильском, должно со временем принять в себя все народы земли. Синайский Законодатель, устрояющий Себе царство в Израиле, есть Сын Божий (Евр. 12:26), по воплощении основавший на земле всемирное благодатное царство, в котором исполнились древние обетования и пророчества. Синайское законодательство есть основание на земле и начальное приуготовительное устроение всемирного и благодатного царства Христова. В дальнейших судьбах еврейского народа видим постепенное развитие сего первоначального устроения, или приуготовление основанного во Израиле царства Божия к принятию своего Царя и Спасителя мира. Пророчеством о его пришествии довершается устроение ветхозаветной Церкви во времена Моисея. Моисей, исполнив дело служения своего, возвещает народу Божие обетование – воздвигнуть Пророка подобного Моисею, Который, так же как Моисей, будет посредником между Богом и людьми и через Которого Бог невидимый и неприступный будет открывать людям Свою волю, Свои советы и повеления. «Пророка от братия твоея, якоже мене, восставит тебе Господь Бог твой, Того послушайте. И рече Господь ко мне: Пророка восставлю им от среды братий их, якоже тебе; и дам слово Мое во уста Его, и возглаголет им, якоже заповедаю Ему» (Втор. 18:15–18). Народ, устрашенный грозным величием синайского богоявления, умоляет Бога не глаголать к нему непосредственно, но через Моисея. Бог, хотя приемлет посредничество Моисея, однако обещает воздвигнуть другого Пророка – Посредника, Который есть ходатай нового завета, единый ходатай Бога и человеков (1Тим. 2:5), исповедавший Бога, «Его никтоже виде нигдеже» (Ин. 1:18). Евреи, приведенные в благоустроенное состояние народа Божия, оставляют Синай.

Печальными событиями начинается история царства Божия на земле. По выходе из пустыни синайской израильтяне приближаются к пределам земля обетованной. Бог повелевает Моисею прямо вести народ в землю Ханаанскую (Втор. 9:23); но народ просит Моисея предварительно послать в нее соглядатаев. Моисей уступает малодушному желанию. Посланные, по прошествии сорока дней, возвращаются из Ханаана и единодушно восхваляют обилие и богатство земли сей, но десять из них в страшных и преувеличенных чертах изображают многочисленность и силу ханаансках жителей, обширность и крепость их городов.· Народ падает духом. Тогда всё общество подняло воплъ, – пишет Моисей, – и плакал весь народ во всю ту ночь (Чис. 14:1). За страхом и унынием последовало открытое восстание против Моисея и Самого Бога. Забыл неблагодарный народ все Божии благодеяния, все чудеса Божия могущества и попечения о нем. Израильтяне ропщут на Царя своего, Который будто бы вывел их из Египта по ненависти и на истребление (Втор. 1:27). Забыли израильтяне Божие обетование – отдать им во владение землю Ханаанскую и в руки их всех жителей ее. Моисей и Аарон умоляют народ – веровать Богу и Его обетованию. Но восстание не утихает. Хотят, наконец, побить камнями Моисея и Аарона, выбрать себе нового вождя и под его водительством возвратиться в Египет. И только явление славы Божией спасает Моисея от смерти, а народ – от злодеяния. При подножии Синая, на котором едва только утихли трубные звуки и громы, сопровождавшие явление Иеговы, – народ уже поклонялся золотому тельцу, совершив ему языческий праздник, и за такое вероломство едва не подвергся совершенному истреблению по суду правды Божьей. Бог объявил уже волю Свою Моисею – истребить народ с лица земли и от Моисея воздвигнуть Себе другой народ, многочисленнейший и сильнейший. Но Моисей снова является ходатаем за народ, умоляет Бога еще раз простить грех народу, заклинает Бога пощадить Его собственную славу, явленную язычникам в дивных судьбах сего народа, напоминает Богу Его собственные слова, сказанные Моисею на горе: Господь медлен на гнев и велик в милости, прощает беззакония и преступления (Числ. 14:18). И на сей раз Бог внемлет ходатайству Своего Пророка, но уже не оставляет народа ненаказанным. В наказание евреев Бог определяет исполнение их собственных слов, сказанных во время возмущения и ропота: «О если бы мы умерли в пустыне сей!» (Быт. 14:3). За каждый день соглядания земли Ханаанской народ должен заплатить годом странствования в пустыне, и в продолжение сего сорокалетнего странствования должны умереть все исшедшие из Египта, начиная с двадцатилетних юношей. Не они, а уже дети их войдут в землю обетования. Со скорбью повел Моисей осуждённый и смятенный народ от пределов земли обетованной назад в пустыню на определенное ему там странствование. Такое замедление нисколько не препятствовало цели, с которою Бог воздвиг народ Свой и определил ему вступить в землю обетованную. Дело было не в том, что народ ранее или позднее вступит в землю обетования, но чтобы он вступил в нее достойным обетования. Главное назначение народа было не временное его благоденствие, или благосостояние гражданское, но духовное его служение целям Промысла и спасению народов, как хранителя богопознания и веры в обетованного Избавителя. Такому назначению народа не только не препятствует, но содействует сорокалетнее его пребывание в пустыне, как отсечение в нём египетских пороков, недостойных народа Божия, как очистительное приготовление в нем духовных способностей к его высокому служению на земле.

Прошли сорок лет странствования и все египетские выходцы сложили кости свои в пустыне. И Моисей взят был Богом. Преемник Моисея Иисус вводит новое поколение израильтян в землю обетованную и разделяет ее на уделы между коленами израилевыми. При вступлении в землю обетованную израильтянам повелено было Самим Богом истребить всех ее обитателей мечом. Такое беспощадное истребление хананеев может показаться, и казалось иным, несправедливостью, даже жестокостью ненужною и бесцельною. Неужели Бог не мог найти на земле иного места для израильтян, кроме Палестины, и неужели для блага одного народа необходимо было кровавое истребление народов многих? Если бы Израилю нужно было только место обитания, то Творец земли, конечно, нашел бы такое место и вне Палестины и в случае нужды самую пустыню синайскую мог бы претворить для народа Своего в землю, кипящую медом и млеком, подобно тому, как претворил для него дно Чермного моря в путь сухой и проходимый. Бог отдаёт израильтянам Палестину не за ее только плодородие, но преимущественно потому, что положение её соответствовало распространению будущих влияний его на весь языческий мир. «Избрание земли Ханаанской в жилище благословенному потомству Авраамову есть дело Божией благости, несмотря ни на какие препятствия доставляющей возлюбленным Своим землю, кипящую медом и млеком, и дело всеобъемлющей премудрости, избирающей хранилищем Божественных обетований и зрелищем великих откровений землю наиспособнейшую к сообщению со всеми частями света, дабы вся земля удобнее видела спасение, соделываемое посреди земли, и скорее приняла в нем участие»²⁹⁶.

Что касается до ханаанских жителей, то истребление их не есть дело напрасное и несправедливое, в котором будто бы Бог из любви к одним уже не пощадил других. На суде Божием нет пристрастия или лицеприятия. Бог находит несправедливым истребить хананеев во время патриархов и потому выводит народ Свой из Палестины в Египет, ибо, как говорит Бог Аврааму, доныне мера беззакония амморейского ещё не исполнилась (Быт. 15:16). Значит, что при вступлении израильтян в Палестину мера эта уже наполнилась. Наполнение меры беззаконий означает такое состояние или степень греховности и растления людей, на которой все меры к их исправлению делаются недействительными, покаяние становится невозможным, а потому и долготерпение Божие – бесполезным. Народ сам себя вводит в неисходную погибель, теряя всё доброе и святое, ради чего и возможно на земле существование и отдельных людей и целых народов. Израильтяне, как истребители хананеев, суть не более, как орудия праведного суда Божия над народами, недостойными Божия долготерпения, так же как потопные воды были орудием истребления первого мира и огонь – орудием погибели Содома. Для одного и того же дела Бог избирает различные средства, сообразно с целями Своего промышления. Моисей говорит народу перед вступлением его в землю Ханаанскую: «Нет, не за праведность твою и не за правоту сердца твоего ты идешь наследовать землю их (хананеев), но за нечестие и беззакония народов сих Иегова, Бог твой изгоняет их от лица твоего, чтобы исполнить слово, которое с клятвою дал Господь отцам твоим – Аврааму, Исааку и Иакову» (Втор. 9:5). Израильтяне не скрывают как тайну обетование данное Аврааму о земле Ханаанской. Это страшное для палестинских жителей обетование легко могло дойти до них даже из Египта, если еще не от патриархов. Ведома им была слава Бога Израилева, в котором для не вовсе омраченных очень видим был Бог, Творец мира, забытый язычниками. Слава дивных дел Божиих в Египте и слух о чудесном переходе евреев по дну моря наводит страх и трепет на жителей Ханаана, но не обращает их к Богу (Исх. 15:14–16). Слышимы были и известны им чудеса, совершённые Богом в пустыне, как свидетельствует Моисей перед Самим Богом (Чис. 14:14). Впереди израильтян Бог посылает еще на ханаанских жителей предварительную казнь, как последнее вразумление. Наконец, завоевание земли Ханаанской, совершаемое постепенно и притом не столько естественными силами израильского народа, сколько чудодейственною силою Бога Израилева, давало ханаанским народам и время и возможность сознать ничтожество своих богов и обратиться с покаянием к Богу Израиля. Но сколь ясно и сильно Бог не напоминал о Себе жителям Ханаана, они упорно ищут защиты против Него у своих идолов. Раав только верует Богу еврейскому и сия вера спасает ее и всё родство ее от всеобщего истребления.

Завоеванием земли Ханаанской окончательно исполняется часть обетования, данного Аврааму. От него воздвигнут народ, устроен, отделен от мира языческого, принят под особенное попечение Божие, овладел, наконец, землею обетования и является на ней как хранитель истинного богопознания и богопочтения среди земли, покрытой мраком идолопоклонства. Теперь должна раскрываться и осуществляться и другая часть обетования, – обетование о Семени, в котором – благословение не только народа израильского, но и всех народов земли. В народе должно проясняться понятие об обетованном Семени, сознание необходимости искупления, вера в обетованного Искупителя, приемлемость искупления, или готовность и способность принять Искупителя.

В первые века после завоевания земли Ханаанской, в так называемые времена Судей, народ не являет себя способным к раскрытию и уяснению себе обетования о Семени. Недолго хранят израильтяне верность Богу и Царю своему. Они входят в запрещенные Богом сношения и связи с языческими народами, перенимают их пороки и заражаются заразою языческого мира – идолопоклонством!.. За языческое нечестие Бог предает народ Свой в руки язычников. Тягость порабощения заставляет евреев обратиться к Богу и Он воздвигает им избавителя. Избавленные опять начинают забывать Бога, снова обращаются к идолам, опять впадают во власть поработителей до нового раскаяния в нечестии и до нового избавителя. Такой ряд порабощений и избавлений и составляет всю историю периода Судей. С первого взгляда не видно в народе движения к той высочайшей цели Промысла, по которой народ израильский воззван к бытию. Но было бы неверное понимание дела, если бы мы остановились только на одной внешности событий, не видя ничего далее. В период Судей союз народа с Богом, заключенный в пустыне синайской, действительно по временам ослабевает, нарушается, но всегда возобновляется и, несмотря на все временные ослабления и нарушения, окончательно остается неразрушим. Несмотря на идолопоклонство, двор скинии не оставался пустым и забытым. Среди народа постоянно оставалось немало избранных, которые чтили Бога израилева и в определенные времена собирались перед скинией совершать узаконенные праздники. Во всё время Судей Бог, конечно, имел известное Ему число Своих чтителей и ревнителей закона, непричастных идолопоклонству, так как и во времена еще более мрачные и нечестивые у Господа было по нескольку тысяч во Израиле, не преклонивших колена Ваалу. Таким образом языческий мир, несмотря на все усилия, не мог поглотить собою царства Божия, сокрушить его незыблемое основание, стереть с лица земли истинное богопознание, хранимое во Израиле. Сие великое сокровище народа Божия сохранно было пронесено через все внутренние смуты и нестроения, и сквозь все опасности и нападения со стороны язычников. И самые поработители народа Божия своими победами и торжествами над израильтянами не только в них, но и в самих себе не могли убить сознания о непобедимой силе и могуществе Бога еврейского. Они видели, что бедствие и порабощение евреев всегда есть следствие их неверности своему Богу, что нечестие народа Божия, а не силы победителей, не боги их предают их в руки израильтян, что за раскаянием евреев и обращением их к своему Богу тотчас следует освобождение их от порабощения и иногда чудное торжество над поработителями. Такой ход событий, конечно, только распространял между язычниками и возвышал в их глазах славу Бога Израилева. Какой же урок для себя вынес сам народ израильский из этого смутного и тяжелого времени?

Урок, который давало Провидение народу во времена Судей, повторялся не раз и своим уже многократным повторением не мог не сделать впечатления на самых даже маловнимательных к учению премудрости Божественной. Но в букве только закона, но в опытах жизни, в событиях истории, самым ясным и убедительным образом раскрылась народу вся истинность Божия обетования – что мир и благоденствие израильтян и торжество их над язычниками возможно единственно под условием неослабного и неразрывного союза с Богом и неизменной верности Моисееву закону. За нарушением закона и оставлением Бога для Ваала или для иного божества непременно следовало оставление Богом, унижение перед язычниками, страдание в порабощении у них.

Желание иметь царя со стороны народа было оскорблением Бога, Который Сам был Царем Израиля. Посему Самуил смутился, выслушав это народное желание и с молитвенным страхом приносит его перед Бога. Бог действительно видит в просьбе народа уничижение Своей собственной царской власти: однако же, не отвергает желания и обещает народу царя. В лице и звании царя Бог видит новое средство раскрыть обетование Мессии – Царя. Первый еврейский царь не был по сердцу Божию. На его преемнике почило Божие благоволение. Давид был такой царь, который успокоил все надежды и исполнил все желания народа, и вместе был избранное и благословенное орудие Промысла в домостроительстве спасения человеческого. Слава и благоденствие Давидова царствования навсегда остались в памяти народа. Давид утвердил мир во Израиле и безопасность от врагов. Прежние поработители народа Божия были покорены и смирились перед его силою и славою. Мир с Богом, столь часто нарушаемый во времена Судей, был вполне восстановлен и поддерживался благочестием царя. Идолопоклонство было уничтожено, следы его заглажены и не смели обнаружиться в благочестивое царствование Давида. Ковчег завета перенесен в столицу царства. Царь составляет чертежи и заготовляет материалы для постройки величественного храма Иегове. Богослужение приняло новую торжественность и великолепие, чему много способствовали священные песни или псалмы самого венценосного Пророка. Благоволение Божие видимо почивало на царе и на его народе.

Если бы целью народа израильского было его временное благоденствие на земле, то цель эта была бы теперь вполне достигнута и народ не пожелал бы себе лучшего царя. Но не для такой цели воздвигнут и столь чудодейственно воспитан народ. По плану Божию Давид долженствовал быть не столько устроителем и обладателем царства земного и временного, сколько Божественным орудием к предизображению во Израиле царства духовного и вечного. Давиду приходит мысль соорудить в Иерусалиме величественный храм Богу. Царь открывает свою мысль Пророку Нафану и благочестивая мысль одного Пророка находит себе радостное сочувствие в душе другого. Но в ту же ночь Нафан получает откровение и возвещает Давиду от лица Божия, что Бог приемлет его прошение, но исполнение обета или самое сооружение храма предоставляет его сыну и наследнику. Вместе с сим Нафан передает Давиду следующее Божие обетование о сём его сыне и наследнике: «Аз буду ему во отца, и той будет Ми в сына. И верен будет дом его и царство его до века предо Мною: и престол его будет исправлен (будет стоять) во век» (2Цар. 7:14–16). В сем обетовании мы видим дальнейшее раскрытие обетования, данного Аврааму о Семени, в Котором благословятся все народы земные. Сие обетованное Семя есть сын Давидов и Сын Божий, помазанник Божий и Царь Израиля, Царь вечный, Которому не будет преемников, а Его царствию – конца. В возвышенном обетовании о вечном Сыне Давида есть черты, которые могут относиться только к временному преемнику Давида (см. 2Цар. 1:12; 2Цар. 14–15) – Соломону. Черты Царя вечного и царя временного в обетовании как бы совмещаются в один образ. Но власть и слава царя израильского вообще, и Соломона в частности, действительно есть образ, в котором Бог впервые приближает к разумению народа Свою мысль или обетование о Царе вечном и Божественном.

Мысль, еще невместимая для народа в своей духовной чистоте и возвышенности, на первый раз сообщается ему в чувственном образе земного славного царствования. С течением времени обетование будет совлекаться своего чувственного облачения и представит в себе уже неприкровенное и ясное обетование о вечном и духовном царстве Мессии. Впрочем, за прикровением сим или за образом земного царя не скрывался совершенно внутренний, высочайший смысл обетования, которому он служил временным облачением. Сам Давид не относит полученного им обетования к сыну своему Соломону, но благодарит и славословит Бога, который в «сем обетовании открыл ему далекое будущее, глаголал о доме раба Своего вдалеке» (2Цар. 7:19). Созерцая пророческим духом cие далекое будущее, Давид признает себя рабом Того, который в обетовании изображается сыном его, исповедует Божество Его, нарицает Его Господом своим (Пс. 109:1; сн. Mф. 22:41–44) и изображает народу будущее царство, имеющего явиться в потомстве его Богочеловека в таких чертах, которые не могут относиться ни к царствованию Соломона и ни к какому земному царству. «Он будет владычествовать от моря до моря и от реки до пределов земли. Поклонятся Ему все цари, все народы будут покорны Ему. Имя Его буде благословенно во век; благословятся в Нем все племена земные, все народы будут ублажать Его» (Пс. 71:8; Пс. 11:17). Таким образом, через обетование, данное Давиду, начала раскрываться и распространяться в избранном народе Божием вера и ожидание Мессии, как сына Давидова, Который некогда взойдет на престол отца Своего и утвердит благоденствие Израиля. Как понимали во Израиле будущее царство Мессии и как Дух Божий через Пророков очищал и возвышал сие понимание народа, – это увидим далее. Ожидание Мессии, как Сына и царственного Наследника Давидова, было общим ожиданием народа во времена Спасителя. Слепцы просят себе прозрения у Сына Давидова, сим наименованием выражая свою веру в Иисуса, как в Мессию (Мф. 9:27). Также исповедует свою веру в Него хананейская женщина, умоляя Сына Давидова исцелить дочь ее (Мф. 15:22). Народ, изумленный чудесами Спасителя, готов принять чудотворца за Мессию и так выражает свое недоумение: «не это ли Христос, сын Давидов» (Mф. 12:23)? При входе Господа в Иepycaлим народ, приветствуя в Нем Мессию, восклицает Ему: «Осанна сыну Давидову» (Мф. 21:9).

Каким же образом сообщенная народу при Давиде мысль о Мессии Царе и Его царстве пронеслась сохранно и непрерывно через всю историю еврейского народа при том мраке нечестия и идолопоклонства, в котором часто вращался народ со времен Соломона? Никакие человеческие усилия и никакая человеческая мудрость не могли бы в израильском народе соблюсти и сохранить данное ему обетование Искупителя. Одна премудрость Божия нашла средства не только сохранить спасительную для мира мысль о Мессии, но и постепенно возвышать её на возможную для тогдашних людей степень истинного и духовного понимания.

Сын Давида и наследник престола его – Соломон в своей личности представляет и величие человеческого духа, и немощь человеческую в борьбе против страстей, воюющих на дух. Под крепкою державою Соломона народ стал на высшую степень благосостояния. Необыкновенная мудрость царя, по-видимому, ненарушимо утвердила мир и благоустройство во Израиле. Слава Соломона и величие царства его внушали страх народам окрестным, уважение народам далеким. Но, что всего важнее, особенное благоволение Божие было над царем и над народом его. Бог принял от Соломона исполнение обета Давидова. Храм Иегове был воздвигнут в Иерусалиме. При его торжественном освящении Бог видимо явил Свое благословение. Пред лицом всего народа, как было во времена Моисея, слава Божия в виде облака осенила и наполнила новосвященный храм. Царь в благодарственной молитве славословит Бога вездесущего и всё исполняющего и благоволившего обитать в храме сём; молит Его утвердить в нем вечное Своё пребывание и милостиво внимать молитвам народа Своего. В этой торжественной и умилительной молитве царь входить в дух обетования, предвещающего в Израиле благословение всем племенам земным. Он призывает благословение Божие на все народы земли. Молит Бога принимать в иерусалимском храме и молитвы язычников, да вместе с Израилем возблагоговеет и вся земля перед именем Бога израильского.

С падением Соломона пало благочестие, а с ним вместе – слава и благосостояние народа еврейского. Непосредственно после Соломона последовало внутреннее распадение и раздвоение царства его, а нечестие и идолопоклонство народа открыло в него вход и внешним врагам. Несмотря на Божие обетование о доме Давидовом, десять колен еврейского народа отложились от сего царственного дома и образовали в себе отдельное царство, получившее название Израильского. Царь, избранный отложившимися коленами, опасаясь, чтобы его подданные, ходя в иерусалимский храм на поклонение, не возвратились под власть наследника Соломонова, решился разрушить религиозное единство народа, открыто ввел в своем царстве поклонение Богу в образах, Его не достойных, и не встретил сопротивления со стороны народа своему беззаконному делу. Нечестивый царь хорошо понял состояние столь же нечестивых своих подданных, когда отважился на такой поступок. Он не усумнился приглашать в капища своих подданных, которые видели Божие благословение над домом Давидовым, живо помнили славу Соломонову, и весьма многие были очевидцами и свидетелями явления славы Божией в храме иерусалимском при торжестве его освящения. Но ничто не заговорило в сердцах народа против отступления от закона. Иегова оскорблен беззаконным служением, дом Давидов забыт, народ отрекся ходить в храм иерусалимский – уважаемый и язычниками, и ходил на поклонение золотым тельцам. Идолопоклонство сделалось религию царства Израильского. С идолопоклонством пришли языческие пороки и развращение. Народ вразумляем был и Божиими милостями и казнями, но не внимал вразумлениям. Бог посылал напомнить о Себе Израилю таких мужей, каковы были Илия и преемник духа его. Конечно, уже ничто не могло обратить народ к Богу, когда его не обратила к Нему беспримерная, даже и между самими Пророками, и необычайная сила чудес, которою облечен был Илья, и грозная карательная сила его ревности по славе Божией. Народ сделался неспособным к обращению и очищению. Царство Израильское склонялось к совершенному упадку. Оно пало и истреблено. Орудием его истребления был царь ассирийский. Большая часть народа отведена в плен, из которого уже не возвращались пленники. Опустошенные города их заселены язычниками. Так погибло царство Израильское, отрекшееся от дома Давидова и от данных ему обетований.

Со времени разделения царств, все надежды истинных израильтян, не преклонивших колен Ваалу, сосредоточивались на царстве иудейском, в котором воцарился сын Соломонов, в столице которого стоял храм Иеговы, и в нем совершалось богослужение по закону Моисееву; но не могли успокоиться сии благочестивые надежды и на царстве иудейском. Наследник Соломонов недолго был верен Богу отцов своих: и в Иудее также быстро распространилось и усилилось идолопоклонство. Явилось и наказание в нашествии царя египетского. Хотя Бог, умилостивленный покаянием царя и народа, смягчил наказание: однако же, попустил Сусакину войти в Иерусалим, ограбить дворец и самый храм. Но народ не уцеломудрился ни наказанием, ни смягчением его. Храм Иеговы постепенно пустеет; во граде Давидовом умножились идольские капища и курились язычески жертвы. В ряду царей иудейских было несколько царей благочестивых и верных Богу: но они не в силах были искоренить языческих наклонностей, глубоко укоренившихся в народе. Они возобновляли истинную религию, но с их смертью идолопоклонство воцарялось с новою силою. Доходило дело до того, что храм Соломонов стоял пустым, был затворен, ограблен для украшения языческих капищ и осквернен устроением в нем идольских алтарей. Иудеи перенесли к себе все мерзости языческих чтилищ. Наконец, приходит Иеремия с грозным пророчеством, возвещает грядущее нашествие царя вавилонского, разрушение Иерусалима и храма. Народ озлобляет Пророка, но и не думает о покаяния. Приходит и исполнение пророчества. Народ отведен в плен, храм сожжен, сокровища его взяты в Вавилон, город разрушен. Опустело царство Божие на земле. Пророк пролил прощальные слезы над развалинами града Давидова.

Вспомним теперь, что мы рассказываем здесь историю не простого, обыкновенного народа, который возникает и сходит с земли, не имея на ней никакого особенного назначения или своим земным временным бытием исполняя всё свое значение. Мы знаем, что временное бытие не есть последняя цель еврейского народа. Ему дано чрезвычайное и высокое назначение на земле – сохранение в мире истинного богопознания и веры в Мессию и принятие Мессии. Но однажды Бог хотел истребить евреев и на место их воздвигнуть Себе новый народ: но, умилостивленный ходатайством Моисея, сохранил Израиля, ввел его в землю обетования и Давиду повторил обетование, данное Аврааму. Если же народ сохранен и не лишён обетования, то, конечно – потому, что неистощимая Божия премудрость, несмотря на всё нечестие и жестоковыйность народа, нашла средство довести его до высокой цели. По смерти Соломона история еврейского народа во времена царей представляет мрачное позорище идолопоклонства и языческого развращения. Но в этом глубоком мраке Бог пролагает пути, по которым проводит свет Своего откровения, постепенно усиливая его животворное свечение и никакой мрак не мог поглотить его. Обетование о Царе Мессии, данное Давиду, не только не изгладилось в сознании народа, не только сохранно пронесено через всю мрачную и нечестивую историю царств, но постепенно и постоянно раскрывалось, уяснялось, восполнялось, так что при конце иудейского царства сие обетование представляло уже в себе полное и даже подробное предочертание евангельской истории Спасителя.

Столь чудное дело Божией премудрости совершаемо было и орудием чудодейственным – даром пророчества. Со времен Самуила – через всю историю царств Пророки идут постоянным, почти непрерывным рядом. Пророки были мужи, воздвигаемые и поставляемые Богом стражами дома Израилева (Иез. 3:17), т. е. хранителями и блюстителями веры в Бога и в Его обетования. Чистая и высокая нравственность, отречение от всех житейских забот и попечений, совершеннейшее бескорыстие и нелицеприятие, неутомимая ревность в своём служении, бестрепетная готовность на все лишения, страдания, на самую смерть за славу Бога Израилева, суть общие и отличительные свойства Пророков. Предречение будущего – главная, но не единственная обязанность пророческого служения. На Пророках лежала обязанность нравственного надзора за народом, духовного воспитания его и просвещения. В качестве учителей Пророки объясняли народу смысл закона, старались посеять и возращать добродетели, обличали пороки, предостерегали и угрожали грядущими наказаниями за неверие и нечестие. Пророки не были учителями только избранного круга образованных людей, подобно языческим философам, не скрывали мудрости в тайне, не прикрывали её непроницаемыми для простых людей покровами, как делали со своею мудростью завистливые жрецы восточные. Пророки были учителя народные в полном смысле слова, – ясно и откровенно возвещали истину и царю, и священнику, и вельможе, и простолюдину, и образованному, и некнижному, проповедовали во дворе храма, при городских воротах, в царских чертогах, в тюремном заключении, везде и всем – желающим и нежелающим слышать проповедь. Слово пророческое, облеченное силою божественною, не применялось к мнениям народа, не знало лицемерия, но всегда бестрепетно возвещало истину, как бы она ни была горька и кто бы ни был обличаемый. Довольно указать здесь на один пример. Давид был царь и человек близкий к Богу. Пророк Нафан глубоко уважал Давида и знал благоволение к нему Божие. Но когда Давид впал в тяжкий грех, Нафан приходит к нему с обличением, столько же смелым и строгим, с каким пришел бы он ко всякому простому и безвестному грешнику. Если и во Израиле, конечно, и во Иуде, даже в самые мрачные времена нечестия и неверия, находилось по нескольку тысяч истинных израильтян, не преклонивших колен Ваалу, то несомненно – этот сохранявшийся во Израиле остаток добра был плодом пророческих наставлений и обличений. Пророки в царстве еврейском имели и особенное, чрезвычайное полномочие. Сам Бог объявил Себя Царем народа Своего и после не отказывался ни от имени Царя, ни от царственных прав. Следовательно, царь, сидевший на престоле Давидовом, говоря приблизительно к нашим понятиям, был наместником Божиим во Иудее. Посему пророк, как посредник между Богом и царем, был уполномочен открывать царственные распоряжения небесного Царя Его земному наместнику.

Нравственный надзор и блюстительство за народом не есть главное назначение Пророков. Последняя цель их призвания есть служение Божественному плану домостроительства, или служение той Божеской цели, к которой Господь вел народ Свой, а через него и всё человечество. Раскрытие и прояснение обетования о Мессии способом наиболее доступным человеческому разумению – вот главное назначение Пророков. И Пророки исполняли сие назначение в такой мере, какую определил им бывший в них «Дух Христов» (1Пт. 1:11). Мы представим только в главных чертах пророческое объяснение обетования о Мессии или укажем на главные истины, раскрытые Пророками в сём обетовании.

В самом начале времен пророческих, во дни Давида, уже было известно израильтянам что Мессия будет потомок и наследник Давида, Царь обетованный Израилю и благословляемый всеми народами земли. Сам Давид, получив обетование, прозрел в обетованном ему царственном Потомке более, чем обыкновенного земного царя, и вслух народа исповедует в Нем Владыку всех царей и народов (Пс. 71:11), Сына Божия и Господа своего (Пс. 2:7; Пс. 2:22; Пс. 109:1) и воспевает царство Его всемирное, непоколебимое и вечное (Пс. 71). Но такое высокое созерцание Царя-Пророка еще недоступно было народу, ожидавшему в Мессии земного царя, но могущественного и победоносного, Который несокрушимо утвердит престол Давида и покорит ему все народы земли. Народ мечтал о земном всемирном владычестве и ожидал сего от Мессии. Призванием Пророков было очистить сии чувственные понятия о Мессии, приблизить к разумению людей истинное понятие о Нём, воспитать в народе веру в Него, как в Царя царства духовного и благодатного, как в Искупителя мира и Избавителя человеков от власти греха, смерти и диавола.

Пророки единодушно предвозвещали в Мессии царственного потомка Давидова. Исайя называет жезлом от корня Иесеева (Ис. 11:10), Иеремия – отраслью Давида (Иер. 33:15), царем, во дни которого Иудея будет благоденствовать и Израиль будет жить безопасно (Иер. 23, 5–6). Иезекииль возвещает в Мессии потомка Давидова. пастыря – с владычественною властью царя в Израиле (Иез. 34:23–24). Михей проповедует в нем князя или владыку Израилева (Мих. 5:2), Захария – царя Сиона, или Иерусалима (Зах. 9:9). Изображая земное происхождение Мессии от дома Давидова, Пророки не останавливают взоров на человечестве Мессии, но возводят верующую мысль к созерцанию Божества Его. Предсказывая происхождение Мессии по плоти от Давида, Исаия торжественно возвещает в плотском рождении Мессии рождение чудесное, превышающее законы человеческого естества, рождение от девы (Ис. 7:14). Рождение столь чудесное и необычайное давало уже предугадывать в имеющем родиться от девы более, чем простого обыкновенного человека. Мессия, отрасль Давида, сын Девы, есть вместе, по слову Пророка, отрасль Иеговы – прекрасная и славная, произрастение Иеговы – величественное (Ис. 4:2). Сын девы наречется Еммануилом, что значит: «с нами Бог». Именем сим Пророк открывал людям, что в лице Мессии придет Бог и поживет среди народа Своего. Изображал свойства Еммануила, Пророк созерцает в Нем свойства невозможные ни в каком земном царе – свойства существа Божеского: «И нарицается имя Его велика совета Ангел, Чуден, Советник, Бог крепкий, Властелин, Князь мира, Отец будущего века» (Ис. 9:6). Происхождение Его, говорит другой Пророк, современный Исайе, изначала от дней вечных (Мих. 5:2), хотя Он и родится во времени, в Вифлееме. Наконец, Пророки уже ясно именуют Мессию «Иеговою». Пророк переносится духом во дни явления на земле Мессии и, созерцая приуготовительное служение Предтечи, призывающего людей во сретение грядущему Meccии, именует Его Иеговою. «Глас вопиющего в пустыни: уготовайте путь Господень, правы сотворите стези Бога нашего. Сё Бог ваш сё Господь. Господь с крепостью идет» (Ис. 40:3; Ис. 40:10). Вот пророчество Иеремии о Мессии, Которого имя – Иегова: «Вот наступают дни, – говорит Иегова, – когда Я выполню то доброе слово, которое изрек Я о доме израилевом и о доме иудином: в те дни и в то время возвращу Давиду отрасль праведную, и будет производить суд и правду на земле. И вот как нарекут Его: Иегова оправдание наше» (Иер. 33:14–16). Имя Иегова, открытое Самим Богом Моисею в купине, было священное имя Божие, перед которым глубоко благоговели израильтяне и, по чувству благоговения к нему, с великою осторожностью произносили его. Посему Пророки, называя Мессию Иеговою, явно и понятно для израильтян возвещали Божество Его. Такие пророчества устраняли чувственные иудейские понятия о Мессии и воспитывали духовную приемлемость, или веру, которая, постепенно предочищаемая пророческими созерцаниями Божества в Мессии, к определенному времени сделается способною принять благовестие, открывающее «велию благочестия тайну» – явление Бога в плоти.

Ещё от времен Давида израильтяне знали, что царство Мессии будет всемирное и вечное, в котором навсегда и непоколебимо будет утверждено благоденствие Израиля (Пс. 71). Под сим благоденствием народ понимал земное благосостояние, славу и богатство. В народе еврейском родилась гордая мечта всемирного владычества. В Мессии ожидали царя-завоевателя, который рядом блестящих побед покорит престолу Давида все народы земли, Иерусалим сделает всемирною столицею, а евреев – обладателями всея земли. Против таких чувственных понятий и ожиданий у Пророков раскрывается изображение царства духовного, царства мира и любви. Мессия, Князь мира, утвердит в Своем царстве мир, которому не будет конца (Ис. 9:6–7). Не со славою завоевателя, но с полнотою духовных даров воссядет Он на престоле Давида: «и почиет на Нем Дух Иеговы, Дух премудрости и разума, Дух совета и крепости, Дух ведения и страха Иеговы» (Ис. 11:2). Не с громом побед и орудиями брани Он явится в мире, но с кротостью миротворца, законодателя: «се Отрок Мой, – передает Пророк слово Иеговы о Мессии, – восприиму и: Избранный Мой, прият Его душа Моя, дах дух Мой нань, суд языком возвестит, не возопиет, ниже ослабит, ниже услышится вне глас Его. Трости сокрушены не сотрет и льна курящегося не угасит, но во истину изнесет суд» (Ис. 42:1–3). Он не придет налагать иго плена и порабощения на народы, принесет не скорби и бедствия, сопровождающие завоевателей; напротив, Он послан от Иеговы исцелять сокрушенных сердцем, проповедывать пленным свободу и заключенным исшествие на свет (Ис. 61:1). Не с воинскою славою, не с пышностью и великолепием всемирного владыки войдет Мессия в Свое царство. Вход Его в Иepycалим будет смиренный, без всякого земного блеска. «Радуйся зело, дщи Сионя, – взывает пророк от лица Божия, – проповедуй, дщи Иерусалимля: се Царь твой грядет тебе праведен и спасаяй, Той кроток и всед на подъяремника и жребца юна» (Зах. 9:9).

Всемирное и вечное царство Мессии предрек еще Давид: поклонятся Ему все цари, говорит он, все народы будут покорны Ему (Пс. 71:11). Идея всемирного владычества Мессии прошла через все времена пророческие, повторялась в плену и после плена. Пророк Даниил видел в видении царство Мессии и так изображает сие царство: «И Тому (Сыну человеческому) дадеся власть и честь, и царство, и век людие, племена, и язы́цы Тому поработают: власть Его власть вечная, яже не прейдет, и царство Его не рассыплется» (Дан. 13:13–14). «И обладает (Мессия), – говорит Пророк Захария, – водами от моря до моря, и от рек до исходищ земли» (Зах. 9:10). Евреи думали, что такое служение, приносимое Месии всеми народами земли, будет служением данников, Им побежденных и порабощенных, покорность престолу Давида, вынужденная победами и завоеваниями Мессии. Еще в пророческих песнях Давида евреи могли слышать решительное опровержение сего мнения. Царь Пророк воспевает Мессию, Который примет поклонение и покорность всех царей и народов земли, но не как завоеватель, а как великий благодетель человечества, не за победы и завоевания, а за дела милосердия, любви и избавления, за то, что Он избавит вопиющего бедного и угнетенного беспомощного. Будет миловать нищего и бедного и спасет души убогих. Искупит души их от коварства и насилия и драгоценна будет кровь их пред очами Его (Пс. 71:11–15). Все такие черты нисколько не идут к лицу всемирного завоевателя, который, конечно, не может слишком дорожить кровью народов покоренных и заботиться об избавлении и последнего бедняка от насилия и притеснения. Но под всемирною державою Мессии, по слову Пророка, и последние из убогих и нищие будут благоденствовать, всегда молиться о Нем и всякий день благословлять Его (Ис. 71:15). Не тяжкое иго порабощения Мессия наложит на народы, покоряющиеся Ему; но низведет в Себе благословение на все племена земные и все народы будут ублажать Его (Ис. 71:11). Таким образом, как владычество Мессии над всеми племенами земными будет основано не на победах и завоеваниях: так и покорность Ему народов земных будет не вынужденная силою бранных орудий и порабощения, но покорность свободная, покорность любви и благодарности. В таких же чертах изображают и другие пророки отношение Мессии к языческим народам, имеющим войти в Его царство. В сие царство взойдут народы не невольным путем порабощения, а путем свободной покорности. Его «взыщут языки», говорит пророк (Ис. 11:10). Он будет «чаянием» или желанием всех народов земных (Ам. 2:8). Возвышеннейший из Пророков Исаия, созерцая времена пришествия Мессии, изображает царство Его, как царство духовное, царство света и боговедения. Пророческому взору представляется вся земля покрытою глубоким мраком неведения и идолопоклонства. И вот в Иерусалиме, на престоле Давида, является Мессия, Свет Иеговы. К сему-то великому Свету радостно устремляются все народы, ходящие во тьме и живущие во мраке. «Светися, светися, – взывает Пророк к народу иудейскому, – прииде бо твой свет, и слава Господня на тебе воссия. Се тьма покрыет землю, и мрак на языки, на тебе же явится Господь, и слава Его на тебе узрится. И пойдут царие светом твоим, и язы́цы светлостию твоею» (Ис. 60:1–3). «Наполнися вся земля ведения Господня, аки вода многа покры море» (Ис. 11:9).

Царство Мессии изображается у другого пророка как новый завет между Богом и людьми, завет духовный и до такой степени и обильный светом боговедения, что все будут знать Иегову от малого до великого (Иер. 31:31–34). Вообще же Пророки изображают царство Мессии царством всемирного мира и любви. Когда Мессия взойдет на престол Давида, – говорит Пророк Захария, – «потребит колесницы от Ефрема, и кони от Иерусалима, и потребит лук бранный, и множество, и мир от языков» (Зах. 9:10). Под вечною державою Мессии, по пророческому слову Михея, «раскуют мечи своя на орала, и сулицы своя на серпы, и не ктому возмет язык на язык меча, и не научатся ксему воевати» (Мих. 4:3). В поразительных образах изображает Исаия всеобщую любовь, господствующую в царстве Мессии, которая примирит всякую вражду на земле и все народы соединит под единую благую и праведную власть Мессии. «И пастися будут вкупе волк со агнцем, и рысь почиет с козлищем, и телец и юнец и лев вкупе пастися будут, и отроча мало поведет я. И отроча младо на пещеры аспидов, и на ложе исчадий аспидских руку возложит: и ни сотворят зла, ни возмогут погубите никогоже на горе святей Моей» (Ис. 11:6–8). К таким-то высоким понятиям о духовном царстве Мессии, как о царстве света и любви, постепенно возводили пророки чувственный народ, ожидавший от Мессии земной славы, богатства и всемирного владычества. И, конечно, имеющие очи видети, более или менее приближались к высоте пророческих созерцаний.

При таком пророческом изображении царства Мессии конечно могли возникать некоторые недоумения в слушателях и читателях пророчеств. Евреи могли еще понимать всемирное владычество Мессии в том смысле, что все народы земли будут побеждены Им и сделаются данниками и рабами народа еврейского. Но как возможно нравственное и свободное единение всех народов под единою властью единого Царя-Мессии? Каким образом Мессия введет евреев в союз мира и любви со всеми языческими народами, когда закон Моисеев запрещал евреям всякое сближение с язычниками и когда все несчастья их суть следствия сих запрещенных сближений? Как возможно устроение возвещаемое пророками всемирного духовного царства, устроение царства боговедения, света и любви на земле, погруженной в глубокий мрак идолопоклонства и нечестия, когда все народы земные забыли и не знают Бога, и в самом еврейском народе едва светился и слабый свет богопознания, а бо́льшая часть израильтян преклоняют колена перед идолами и ревнуют язычникам в их пороках и мерзостях?

Пророки ясно раскрыли, как будет устроено такое царство на земле. С особенным светом и полнотою возвещен пророками совет Божества о спасении людей и не только в общем виде, но даже и в подробных чертах изображено в пророчествах главное дело служении Мессии – совершение искупления людей.

Евреи имели еще Давидово пророчество о вечном священстве Мессии: «Клялся Господь и не раскается: Ты Иерей во век по чину Мелхиседекову» (Пс. 109:4). Ближайшая мысль, представляющаяся в этом пророчестве, та, что первосвященническое служение или жертва, принесенная Мессиею, будет иметь вечную цену перед Богом и что такая цена сей жертвы утверждена клятвою Иеговы, в которой Он не раскается. Было и другое Давидово пророчество, что Мессия войдет в мир, чтобы в Своем теле принести жертву Богу взамен всех жертв и всесожжений, которые стали неугодны Ему и что Своею жертвою Мессия исполнить всю волю Божию о Себе Самом, о Своем служении и о людях. «Жертвы и приношения не восхотел еси, тело же свершил Ми еси: всесожжений и о грехе не взыскал еси. Тогда рех: се прииду, еже сотворити волю Твою, Боже» (Пс. 39:7–9). Так у пророка говорит Мессия Богу, идя в мир (см. Евр. 10:5–7). Пророк созерцает сие великое жертвоприношение Мессии и открывает, что оно не будет блистательным торжеством Мессии, но соединено будет с Его истощанием, уничижением, страданием (Пс. 39:13–18). На свои жертвы евреи не могли возлагать полного упования и искать в них совершенного примирения с Богом и оправдания перед Ним. Еще Самуил высказал мысль, что «послушание паче (угоднее Богу) жертвы благи, и покорение паче тука овня» (1Цар. 15:22). Но в сию-то постоянную покорность воле Божией или в нравственный неразрывный союз с Богом евреи не могли придти посредством своих жертв и всесожжений. Пророки постоянно внушали народу, что жертва сама по себе не имеет никакой умилостивительной силы перед Богом, если не сопровождается благочестием и внутреннею чистотою приносящего (Иер. 7:21), что Бог хочет милости, а не жертвы, что Ему угоднее боговедение, чем всесожжение (Ос. 6:5), что Он не обоняет жертвы нечестивца (Амос. 5:21). Сам Бог объявляет через Пророка, что неугодны Ему жертвоприношения нечестивого народа, что Он отвращает очи от его приношений, что фимиам – мерзость для Него, праздники – в тягость Ему, и ненавидит их душа Его (Ис. 1:10–15).

И Апостол Павел напоминает евреям их собственное сознание, что ветхозаветные жертвы не могли вполне успокоить совести приносящего жертву (Евр. 9:2) и их собственное убеждение в невозможности кровью волов и козлов уничтожить грехи и приношением таких жертв сделаться совершенными (Евр. 10:1–4). По намерению Божию жертва имела очистительную и умилостивительную силу, только приносимая сообразно с духом и целью ее установления, приносимая с верою в Искупителя, прообразуемого в жертвах, по крайней мере, приносимая с сокрушением во грехах, с покаянным сознанием своей виновности перед Богом, с молитвенным желанием очищения и примирения с Ним. Но евреи, постоянно блуждавшие по путям языческим, забывали истинный смысл жертв, приносили их с языческим бессмыслием, думая угождать Богу одною внешностью, самою кровью козлов и тельцов. Такие жертвы, естественно, были бесполезны, как бессмысленные и безжизненные, потому были отвергаемы Богом и не могли доставить нравственного успокоения приносящим. При такой немощи жертв, свидетельствуемой и пророками, и сознанием, или совестью приносящих, жертва Мессии, возвещенная пророком (Пс. 109 и 39), не могла не обращать на себя внимания. Жертвоприношение Мессии, вечно ходатайственное перед Богом и утвержденное в своей силе клятвою Иеговы, для истинных израильтян долженствовало быть предметом самых благоговейных упований и молитвенных ожиданий. Предвозвещенная пророком жертва Мессии, столь необычайная по своей силе, обещала исполнение тех упований, с которыми напрасно приступали к жертвам обрядовым, внушала надежду очищения, оправдания перед Богом, примирения с Ним и спасения. Согласно с сим и Пророки предвозвещали в Мессии Спасителя Израилю, освящение и избавление людей (Ис. 62:11–12) и называли Его Оправданием нашим (Иep. 23:6), желанием народов (Αгг. 2:5). Само собою разумеется, что упование на очистительную и оправдательную жертву Мессии расширялось и усиливалось в народе по той мере, в какой возрастало и прояснялось сознание в немощи и бесполезности (Евр. 7:18) обрядовых жертвоприношений. Самое пророчество об искупительной жертве Мессии могло наводить мысль на истинное понимание обрядовых жертв, как только прообразований или предизображений жертвоприношения Мессии.

Но израильтянам дано было и ясное пророчество о таинстве искупления. Благовестие о сей спасительной тайне изречено было Пророком Исаиею. Господу благоугодно было тайну искупления открыть людям в особенном свете и полноте; а посему я благовестник сей тайны получил силу пророческого прозрения в такой обильной мере, в какой не имел ее ни один из Пророков. Почти за восемь столетий до страдания Господа он говорит о них с ясностью и подробностью Евангелиста. Пророк созерцает Мессию в состоянии крайнего истощания, уничижения, страдания, оставленного и презренного людьми, в скорбях, в болезни, в язвах, в поруганиях и озлоблениях. Пророк провидит, что народ почитает Его злодеем и в Его страданиях видит справедливое, заслуженное Им наказание; но Страдалец сей невинен, страждет не за Себя, потому что Сам – чист и безгрешен. «Беззакония не сотвори, ниже обретеся лесть во устех Его» (Ис. 53:9). Наконец, открывается взору пророческому и причина страданий Мессии и Его искупительная смерть, в которой Он взял на Себя грехи всех людей, дает за них полное удовлетворение правде Божией (Ис. 53:6), принося Себя Самого Богу в жертву очистительную за все беззакония всего мира (Ис. 53:10). Изобразив уничиженное и страдальческое состояние Мессии, Пророк возвещает: «Сей грехи наша носит и о нас болезнует, и мы вменихом Его быти в труде, и в язве от Бога, и во озлоблении. Той же язвен бысть за грехи наша и мучен бысть за беззакония наша, наказание мира нашего на Нем (Он наказывается, чтобы нам даровать мир с Богом): язвою Его мы исцелехом. Вси яко овцы заблудихом: человек от пути своего заблуди, и Господь предаде Его грех ради наших (Иегова взыскал с Него грехи всех нас). И Той, зане озлоблен бысть, не отверзает уст Своих: яко овча на заколение ведеся и яко агнец перед стригущим его безгласен, тако не отверзает уст Своих. Вземлется от земли живот Ею, ради беззаконий людей Моих ведеся на смерть» (Ис. 53:4–8). За сим уничижением Мессии Пророк созерцает царство Его, – которое после Даниил называет царством святых Всевышнего, – быстрое распространениесего царства и усиление на земле (Ис. 53:10), Божескую славу и величие Самого Мессии, перед Которым будут благоговеть цари и преклонятся народы: «удивятся язы́цы мнози о Нем, и заградят царие уста своя» (Ис. 52:15). После столь ясных пророчеств об искуплении Даниил конечно, мог уже кратко возвещать иудеям, как истину им известную, что Помазанник или Мессия, будет умерщвлен, и не ради Себя (Дан. 9:26), и Предтеча мог указывать на грядущего Мессию словами Исаии: «Се Агнец Божий, вземляй грехи мира» (Ин. 1:29).

Теперь мы видим – как Бог хранил и раскрывал в народе Своём спасительное обетование о Мессии. Таинство искупления, не переставая быт предметом веры, как необъемлемое никакою мыслью сотворенных существ, дело бесконечной любви Божией, приближено к человеческому разумению в ясном свете и в возможной полноте. Мессия предизображен Пророками как царственный потомок Давида, но вместе и Сын Божий, отрасль Иеговы, вечный и неисповедимый по Своему Божеству, как основатель на земле вечного всемирного духовного царства, которое обнимает собою все народы земли, как первосвященник, Своею жертвою заглаживающий все грехи мира и примиряющий человечество с Божеством.

Сей нерукотворенный образ Мессии есть единственная бесценная святыня, которую сохраняет и уносит с собою народ из земли обетования в землю пленения. К сему же образу, хранимому в сердцах людей и в книгах пророческих, отселе единственно должны обращаться молитвы, упования, ожидания израильтян в грядущую для них годину тяжких испытаний и бедствий. – Впрочем, и во времена плена Бог не оставлял народа Своего и являл ему новые опыты Своего особенного попечения о нем. К утешению народа и в переселении явился дух пророчества в Иезекииле и Данииле. Тот и другой Пророк утешают сетующих пленников обетованным возвращением в отечество, оживляют и поддерживают в них веру в предреченного Мессию, и Даниил определяет самое время пришествия Его на землю. Сам Бог умягчает скорбь пленного народа явлениями Своей всемогущей силы в поразительных наказаниях языческой гордости и высокомерия – в лице Навуходоносора, языческого нечестия и богохульства – в лице Валтасара. Являет милость Свою народу Своему в славе Даниила, в спасении его во рву среди львов и в спасении друзей его в пещи огненной, и к утешению народа Своего возбуждает глубокое благоговение в языческих царях к великому имени Своему. Конечно – радостно и благоговейно внимал народ, уже вразумленный пленом, как вавилонские цари один за другим исповедывали величие Бога истинного и под страшною казнью запрещали всякое хуление имени Его.

Наконец, согласно с пророчеством, семидесятилетний плен оканчивается. Завоеватель Вавилона, Кир, признает себя рабом Бога истинного и предлагает вавилонским пленникам возвратиться в отечество и построить храм в Иерусалиме. Возвращаются не все; но, конечно, лучшие из иудеев, более внимательные к обетованиям Божиим и к дивным судьбам Израиля; прочие ради житейских выгод и связей жертвуют любовью к отечеству и всеми упованиями Израиля. Зоровавель, потомок царей иудейских, выводит из плена и возвращает иудеев в их отечество. Первым делом по возвращении было создание в разрушенном Иерусалиме алтаря и восстановление жертвоприношений. На другой же год заложен храм и через двадцать лет, после многих препятствий и затруднений в деле строения, после тяжких испытаний и скорбей, здание храма приведено к окончанию. Еще через несколько десятилетий восстановлены стены Иерусалима и город Давидов начал возникать из развалин. Первые времена по возвращении из плена отличаются горячностью веры и ревностью к закону. В назначенный день народ торжественно восстановляет завет с Богом: после вседневного поста и по испове́дании грехов в глубоком сокрушении и раскаянии народ дает клятву исполнять все заповеди закона, начертанные рукою Моисея. Восстановлен забытый праздник кущей со всею законною строгостью, небывалою со времен Иисуса Навина. Во время праздника народ потребовал, чтобы ему читана была книга закона. Слушая чтение, народ забыл веселие праздника: плакал и рыдал – в глубоком сознании своих преступлений против закона. К утешению и ободрению народа приходят и чрезвычайные посланники Божии, впрочем, уже последние на чреде пророческого служения. Захария не скрывает от иудеев мрачные судьбы, их ожидающие и уже предсказанные Даниилом: но за сим страшным мраком Пророк созерцает радостный свет обетованного царства Мессии. Дом Давидов оскудел; остающиеся потомки его в безвестности: но Пророк видит и открывает людям, что в дому Давидове Бог откроет родник для очищения грехов и омытия скверн (Зах. 13:1). Иерусалим в развалинах, но Пророк возвещает ему радость, торжественное, хотя и смиренное, вшествие в него обетованного Царя-Мессии (Зах. 9:9). Горько плакали старцы израильские, еще помнившие великолепие храма Соломонова, сравнивая с ним скудость и бедность нового, воздвигаемого храма: но Пророк Аггей приходит с утешениями и возвещает, что «велия будет слава храма сего последняя паче первые» (Агг. 2:10), потому что в сей храм придет Желанный всех народов (Агг. 2:8). Наконец, является последний из Пророков с уверением, от имени Иеговы, что воздвигнутый храм удостоится принять ожидаемого Мессию: «Внезапу придет в церковь Свою Господь, егоже вы ищите, и Ангел завета, егоже вы хощете: се грядет, глаголет Господь Вседержитель» (Мал. 3:1). Малахия, оканчивая своею проповедью пророческое служение в Израиле, дает народу как бы последнее завещание Пророков – помнить закон Моисеев – и предсказывает явление Предтечи, который уже укажет народу пришедшего Мессию.

Народ остается без Царя и без Пророка, не смеет и думать о прежней самостоятельности и, находясь под покровительством языческих царей, то пользуется их милостями и благоволением, то подвергается их нашествиям и грабительствам. Один из сирийских царей воздвигает гонение на святую веру иудейскую: на алтаре Божием поставлен идол Юпитера Олимпийского и храм Иеговы превращен в языческое капище. Но в народе нашлось еще немало мужественных ревнителей веры и закона. Началась воина за свободу и благочестие. После двадцатипятилетней войны иго языческое свергнуто, Юпитер изгнан из храма. В ожидании Мессии народ поручает правительственную власть первосвященнику, «дондеже востанет Пророк верен» (1Мак. 14:41). К концу того же столетия иудеи своими беспорядками и смутами дали случай римлянам вмешаться в дела их. Вмешательство владык мира в дела иудеи, конечно, было то же, что и порабощение римскому владычеству. Иудея становится римскою областью. Ирод получает власть и имя царя Иудеи по определению римского сената. На вратах иерусалимского храма, перестроенного и украшенного Иродом, стоит золотой орел, как знамя римского владычества в Иудее. В конце Иродова царствования рождается Господь Иисус Христос.

Около шести столетий протекло со времени пленения вавилонского. Конечно, нельзя думать, что века сии прошли бесплодно в истории народа и были остановкою, бесцельным промедлением в ходе Божественного плана или в деле домостроительства спасения. Напротив, века сии имели великое значение в истории народа, такое же, какое имеет время созревания для будущей жатвы. Спаситель говорит Апостолам: «Ин есть сеяй, и ин есть жняй. Аз послах вы жати, идеже вы не трудистеся: инии трудишася, и вы в труд их снидосте» (Ин. 4:37–38). Апостолы собирали жатву с той нивы, которую возделали и засеяли Пророки. Надобно же было время, в которое бы засеянная нива созрела и поспела к жатве. Это время сеяния и созревания и были те века, на которых мы теперь останавливаемся. После плена мы видим в народе совершенную перемену и прежде всего замечаем исцеление его от глубокой и застарелой в нем болезни идолопоклонства. К сему уврачеванию много способствовал и самый плен, и еще более – пророческие внушения, обличения, уже исполнившиеся и еще имеющие исполниться угрозы на идолопоклонство. Цель наказания – пробуждение в беззаконнике сознания своей вины, раскаяния в беззакониях, скорби о добродетели и стремления примирится с ней, поруганной и оскорбленной беззаконием. Цель эта особенно достигается, если благо, отнимаемое наказанием, дорого человеку, хотя бы обладая им он был равнодушен к сему благу. Такую уцеломудривающую и вразумляющую силу особенно имеют наказания общественные, которые потрясают самые основания народного благоденствия и ставят насильственные ограничения истинным правам и стремлениям народа, даже и в таком случае, если бы права, отнимаемые наказанием, прежде и мало уважал народ, и стремления, стесняемые бедствием, были доселе ослаблены и подавлены. Такие бедствия, как лишение гражданской свободы, плен, стеснение свободы вероисповедания, – при полном сознании истинности преследуемой веры, с одной стороны – возбуждают в народе раскаяние и отвращение к тем преступлениям, в которых опомнившееся сознание народа указывает тайную причину наказаний или бедствий, а с другой стороны – возбуждает в народе горячность к благу, отнимаемому и отнятому наказанием, готовность на все жертвы для его сохранения или возвращения. Опасность рождает героев и в подпавших под иго порабощения во всей силе пробуждается чувство свободы или стремление к свержению ига. Гонение на истинную веру и стеснение свободы вероисповедания со стороны язычества восстановляет исповедников, мучеников гонимой и преследуемой веры и в людях, даже холодных к своей вере, равнодушие к оной гонителей и притеснителей быстро переходит в ненависть и отвращение. В Вавилоне были и открытые восстания язычества против веры иудейской. Навуходоносор требовал поклонения золотому истукану, который, вероятно, представлял самого царя. Дарий объявил себя богом на тридцать дней и под страхом смертной казни запретил в течение сих дней возносить молитву к какому-либо богу или человеку. Хотя сии случаи и послужили только к славе религии еврейской, однако же, столь грубые притязания язычества не могли не возмутить религиозное чувство вавилонских пленников и не пробудить в них отвращения к идолопоклонству. Самые указы языческих царей, в которых они торжественно исповедуют величие и силу Бога Израилева, должны были возбуждать в иудеях чувство стыда и раскаяния, и вместе – отвращения к идолам, для которых они столько раз изменяли Богу своему, между тем как Его силу и величие теперь исповедуют самые идолопоклонники.

Если в Вавилоне иудейская вера и не подвергалась постоянным гонениям, то постоянно была в крайнем стеснении. Евреи не имели храма и общественного богослужения. Ограничивались только домашнею молитвою, и ту, конечно, надлежало скрывать от насмешек и от обидного любопытства язычников. Такое стеснение, усиливая религиозную горячность в народе, укореняло в нем отвращение к идолам. В Иерусалиме, во дни нечестивых царей, евреи равнодушно проходили мимо храма Иеговы в языческие капища и холодно смотрели на опустевший храм и на заключенные двери его: но из Вавилона горячие молитвы пленников неслись в ту сторону, в которой стоял Иерусалим, и глубоко трогались сердца воспоминанием о храме, теперь разрушенном, о благолепии и священной торжественности совершавшегося в нем богослужения. На реках вавилонских плакали иудеи, воспоминая сионские песни и не могли петь их на земле чуждой. При таком умягчающем и вразумляющем влиянии плена, иудеи вспомнили пророческие увещания, обличения, угрозы, которым прежде не внимали и от которых отвращались. А могли ли иудеи равнодушно внимать речам пророческим, в которых Бог устами Пророков то жалуется иудеям на них самих и умоляет их опомниться, как отец – неблагодарных и заблуждающих детей, то убеждает и обличает, то определяет наказание, то, наконец, грозит совершенным отвержением и пленом, в котором они теперь и страдают?

Все такие соображения объясняют нам то явление, что иудеи выходят из плена исцеленными от своей застаревшей болезни и выносят из него глубокое сознание своей виновности перед Богом и законом Его и отвращение к идолам. По возвращении в отечество, вид развалин иерусалимских и разрушенного храма естественно усиливает в них сие сознание и отвращение. В первые времена после плена действительно в народе видна не столько радость освобождения, сколько глубокое чувство своей вины перед Богом. При заложении второго храма – песни радости сливаются с воплями плачущих. К восстановлению завета с Богом народ приступает не с торжественностью и радостью, но с сокрушением грешников, глубоко чувствующих свою греховность: «Собрашася сынове Израилевы в посте и во вретищах, и персть на главах их. И исповедаху грехи своя и беззакония отец своих» (Неем. 9:1–2). В праздник кущей, по желанию народа, предлагается ему чтение закона, и народ слушает сие чтение с плачем и рыданиями столь горькими и сильными, что священники должны были успокаивать народ, представляя ему несовместность такого плача с торжеством праздника (Неем. 8:9). Едва успокоились скорбные чувства, возбуждаемые воспоминанием плена и видом разрушения, как является новое испытание для укрепления веры – гонение Антиоха. Двадцатипятилетняя борьба за веру против греческого идолопоклонства окончательно утверждает в народе веру в единого Бога и отвращение к идолам и ко всему языческому. Ни Предтеча, ни Спаситель не находят в иудее и следов идолопоклонства. Итак, дивными судьбами Промысла народ еврейский приводился к одной из своих целей, предназначенных ему в плане Божественном; несмотря на все уклонения от Бога и блуждания по путям языческим, избранный народ сохраняет во всё время своего бытия вверенное ему сокровище богопознания, и во времена Мессии один из всех народов земных поклоняется Богу единому – Творцу мира.

Другое назначение избранного народа – принятие и сохранение обетования о Мессии. Обетование сие, первоначально данное в раю прародителям, которым обещан Сокрушитель их духовного врага, было почти забыто первым миром. Немногие вспомнили о нем и после потопа. Тогда Бог находит Авраама и вверяет ему пренебреженное миром обетование о Семени, в Котором – благословение и спасение мира. Семейство Авраама, потом его потомство, наконец народ, от него воздвигнутый и отделенный от всех народов, назначается быть хранителем сего обетования о Владыке народов (Быт. 49:8–10). Народу Бог подтверждает сие обетование торжественным заветом с ним при Моисее. В новом свете дано сие обетование Давиду, которому возвещается царственный потомок с властью над целым миром, вечный Царь и вечный Священник. После Давида, несмотря на глубокий мрак нечестия и идолопоклонства, облегающий царство Иудейское, обетование о Мессии раскрывалось, постоянно приближаясь к определенной ясности и полноте. Пророки предизобразили и Лице Мессии, и Его искупительное служение человечеству, и Его благодатное царство, основанное Его живописною смертью. Но между тем, как перед духовными взорами иудеев раскрывалось грядущее царство Мессии, – их земное царство, сокрушаемое беззакониями народа, постоянно приближалось к своему конечному разрушению. Наступают дни гнева Божия. Иерусалим разграблен, храм разрушен, земля обетования опустела. Бог отнимает у иудеев отечество, храм и его святыню – ковчег Завета, отвергает их богослужение, но оставляет им духовное сокровище, которое они уносят с собою в Вавилон, т. е. – обетование о Мессии, раскрытое Пророками. В плену Даниил и Иезекииль являются споручниками Божественного обетования, его непреложного исполнения. После плена еще приходят три вестника о Мессии: Захария предсказывает вход Мессии во Иерусалим, Аггей – пришествие Мессии во храм, Малахия – явление Предтечи. Затем пророчество умолкает. В продолжение четырехсот лет в Иудее нет ни царя, ни Пророка. Дело Божие совершено. Обетование о Мессии раскрыто в возможной ясности и полноте. Однако же, проходит около пятисот лет прежде, чем Мессия начинает Свое служение. Конечно, лета сии нужны были и для языческого мира, который своими путями веден был в имеющее открыться на земле царство Христово, но они еще более нужны были для народа избранного. Лета сии даются избранному народу, чтобы ознакомиться и сблизиться с пророчествами, из пророческих книг перенести их в сознание и жизнь, прилепиться к ним верою, упованием, желаниями. Да не покажется странною мысль, что для народа еще нужно было знакомство с пророчествами и что со времен Давида он не успел еще сделать сего. Бесспорно – в Иудее были избранные, которые неослабно с благоговейным вниманием следили за ходом пророческого учения и носили в душах начертанный Пророками образ Мессии; но большинство, или собственно народ, едва ли мог стоять на такой высоте ведения. Вращаясь почти неисходно во мраке языческих пророков и идолопоклонства, мог ли он быть внимательным к Пророкам Бога, им забытого и оставленного? Народ не хотел слушать Пророков, запрещал им проповедь (Ис. 30:10; Амос. 2:12) или издевался над ней, как над пустословием. «Пророцы наши быша на ветр», говаривал народ. Такую же невнимательность к пророчествам и неверие им Пророк обличает и в вельможах иудейских (Иep. 5:4–5). Жрецы видели в Пророках возмутителей общественного спокойствия (Иер. 26:8). Иудейские власти их преследовали и заключали в темницы. Пророки умирали смертью мучеников. Пророк засвидетельствовал о своем народе, что он не знает путей Иеговы: «не уведаша пути Господня» (Иер. 5:4). Познание сих путей Господних, открытых и указанных Пророками, но еще мало ведомых народу, есть то сближение с пророчествами, на которое дается народу время, протекающее между окончанием пророчеств и явлением Мессии.

И время это вполне соответствовало своей цели в истории народа. Мы видели, что из плена вынес народ глубокое сознание своей виновности перед Богом и Его законом и отвращение к идолам. Почувствовавший вину свою, народ сам выражает желание – ближе познакомиться с законом Моисея. По требованию народа на иерусалимской площади перед входными воротами открыто чтение закона. Для той же цели начали умножать синагоги или народные собрания, в которые стекались иудеи слушать чтение Моисея и Пророков. Каждый и незначительный город имел по крайней мере одну синагогу (Мф. 13:54); в больших городах было их более (Деян. 9:2. Деян. 9:20); в самом Иерусалиме число синагог простиралось до четырех сот и более. Собрание в синагогах бывало каждую субботу, а позднее – и по два раза в неделе. Таким образом, быстро и повсеместно распространялось в народе ведение закона и пророчеств. К Пророкам обращало народ и его гражданское состояние. В своей прошедшей истории народ видел ряд длинных, великих Божиих к нему благодеяний и милостей и непрерывный ряд своих беззаконий и преступлений. Отрадны были воспоминания о славном царствовании Давида и Соломона, но эти светлые времена скрывались за мраком времен последующих. Вообще, за свое прошедшее народ должен был скорбеть и раскаиваться; безотрадно было и настоящее. Престол Давида оставался незанятым. Самый храм, воздвигнутый после плена, стоял как горькое обличительное напоминание иудеям о славе и великолепии храма первого. Иудея была под более или менее тяжелым для народного чувства покровительством государей языческих. Самая независимость ее после борьбы маккавейской была не более – как тень прежней силы и самобытности. Наконец, и тень эта исчезла перед всемирным владычеством Рима. Иудеям оставалось одно будущее; а вдали сего будущего сиял светлый образ Мессии и царства Его, начертанный Пророками. К сему-то вожделенному будущему, к сему Божественному образу обратились теперь гонимые скорбью настоящего и прошедшего сердца народа, к Нему устремились молитвы, упования, желания Израиля. И чем более всматривались в образ Мессии и различали в Нем благодатные черты, тем живее делались чаяния народа. Мессия – был предметом народной веры и всеобщего ожидания. Это ясно видно в евангельской истории. Когда явился Иоанн Креститель, – из Иерусалима послано было к нему посольство, состоящее из священников и левитов, с вопросом: не он ли Мессия (Ин. 1:19–20). Пророки в свое время и в вельможах иудейских не находили достаточных понятий о Лице Мессии и о царстве Его (Иер. 5:5), а теперь простые женщины и рыбари знают самые возвышенные пророчества о Мессии – о Божестве Его. Марфа и Нафанаил исповедуют в Иисусе Христе Сына Божия (Ин. 11:27; Ин. 1:49). Андрей и Филипп признают в Иисусе Того, о Котором говорит Моисей и Пророки (Ин. 1:45). Простая самарянка знает, что придет Мессия и научит людей спасению (Ин. 4:45). Жители народа самарянского в проповеди Иисуса находят ясное для себя и убедительное доказательство, что Сей есть воистину Спас Mиpy, Христос (Ин. 4:42). Народ иудейский, пораженный чудом насыщения пятью хлебами, приходит к убеждению, что Иисус есть Пророк, ожидаемый в мир: «яко Сей есть воистину Пророк, грядый в мир» (Ин. 4:14). Все сии примеры достаточно показывают, как во время Спасителя в Иудее всеобще было ожидание Мессии и общеизвестны пророчества о Нем даже в простом народе.

Итак, народ иудейский под чудным водительством неисповедимой премудрости Божией исполняет возложенное на него служение человечеству. Он сохраняет на земле познание Бога истинного, содержит, сохраняет обетование об Искупителе и передаёт его человечеству. Конечно, и избранный народ сам по себе не мог бы устоять на страже своего высокого служения: царство тьмы постоянно стремилось поглотить его и угасить сияющий в нем свет спасения миру. Народ был немощное орудие и только Божеская премудрость могла достигнуть через сие орудие великой цели.