Письмо седьмое

Настоящее состояние мира есть состояние переходное. Цель такого состояния есть распространение в мире благодатного царства Христова. Цель эту ясно указывает Сам Основатель благодатного царства, предсказывая ученикам Своим, что конец мира прии́дет тогда, когда евангелие царствия проповедано будет по всей вселенной всем народам (Мф. 24:14). Осуществление этой цели на земле мы видим: свет веры постоянно распространяется по лицу земли и проникает в самые отдаленные страны мира. Среди племен самых диких и невежественных Церковь приобретает себе новых чад. С самого основания христианства апостольское служение не прекращалось и не прекращается. Когда придет кончина мира, – на земле не останется ни одного народа, не слыхавшего евангельской проповеди. После того, как войдет в Церковь полное число язычников, – и Израиль, по пророческому слову Апостола, рассеянный и отверженный, будет призван и спасен (Рим. 11:25–26).

С распространением Церкви земной приумножается и Церковь небесная. Духи праведных скончавшихся переходят в Церковь торжествующую на небесах. Но и душам грешников, которые до разлучения с настоящею жизнью покаялись, только не успели принести плодов достойных покаяния, до последнего суда есть еще возможность освобождаться от уз ада. Путь к сему освобождению открыл и проложил Своим крестом Разрушитель ада, изведший оттуда с Собою души, уверовавшие Его проповеди. И ныне имеет Он ключи ада и смерти (Откр. 1:18); следовательно, может отверзать затворы адовы и освобождать оттуда узников. Конечно, души, заключенные во ад и не ожесточенные во зле, могут глубоко раскаиваться во грехах земной жизни, чувствовать к ним отвращение, мыслью и сердцем стремиться к добру, к которому были иногда равнодушны на земле; но в аде они не имеют никакой возможности принести плоды, достойные покаяния и оправдать свое стремление к добру делами любви и милосердия. Этот недостаток плодов покаяния и добрых дел, по благому устроению Божию, заменяют для них молитвы Церкви об умерших, благотворения, совершаемые на земле по их завещанию или во имя их, особенно же принесение за них бескровной Жертвы, предстательство за них святых в Церкви небесной (Откр. 8:3–4) и, наконец, всесильное ходатайство перед Отцем Самого Искупителя (Евр. 7:25). При таких средствах, души, заключенные во аде, и по своему покаянию и стремлению к добру способные к райской жизни, несмотря на недостаток добрых дел, могут переходить из духовной темницы в обители небесные. «Несомненно, – говорит св. Дамаскин, – что каждый человек, имевший в себе закваску добродетелей, но не успевший превратить ее в хлеб, – потому что хотя и хотел, но не мог сего сделать или по лености, или по беспечности, или по человеческой немощи, или потому, что отлагал сие со дня на день и сверх чания пожат и постигнут смертью, – не будет забыт праведным Судиею и Владыкою; но по смерти его Господь возбудит его родных, ближних и друзей, направить мысли их, привлечет сердца и преклонит души их к оказанию пособия и помощи ему. А когда Бог подвигнет их и Владыка коснется сердец их, – они поспешат вознаградить опущение умершего». Эта помощь, оказываемая умершему живыми, есть молитвы за него, поминовения, благотворения, особенно принесение бескровной Жертвы. И Церковь всегда несомненно веровала и верует в силу и действительность молитв своих за умерших. «Слушай, – говорит Златоустый, – что говорит Бог: «Защишу град сей Мене ради и Давида ради раба Моего?» (4Цар. 20:6). Если только память праведника была так сильна, то как не сильны будут дела, творимые за усопшего? Не напрасно установили Апостолы, чтобы при совершении страшных Таин поминать усопших. Ибо когда весь народ и священный лик стоит с воздеянием рук и когда предлежит страшная Жертва, то как не умолим Бога, прося за умерших?»⁴⁵⁴. Подобно сему св. Ефрем Сирин в своем предсмертном завещании, прося за себя молитв и поминовений, почитает несомненным, что священники Сына Божия святыми жертвами и молитвами уст своих могут очищать грехи умерших⁴⁵⁵.

Определяющий всё числом и мерою (Прем. 11:21) назначил миру определенное время бытия. Когда время данное миру дойдет до своего предела, – настанет последний день мира, день великий и страшный, судный день Господа нашего Иисуса Христа (Мф. 11:22; Кор. 1:14), «в оньже хощет Он судити вселенной в правде» (Деян. ХУЛ, 31). Слово Божие открывает все великие события этого дня: пришествие Господа во славе, воскресение мертвых, изменение живых, всеобщий суд, кончину настоящего мира, уничтожение смерти и зла физического, или обновление природы⁴⁵⁶. Вместе с кончиною мира вещественного и преобразованием его в мир новый, лучший, последует кончина и благодатного царства Христова и откроется вечное царство Божие, царство славы. Облеченные в тела нетленные, крепкие и духовные, граждане нового Иерусалима, т. е. царства славы, не будут знать ни немощей, ни лишений и печалей. «Не взалчут ктому, ниже вжаждут, не имать же пасти на них солнце, ниже всяк зной (Откр. 7:16). И отъимет Бог всяку слезу от очию их, и не будет ктому ни плача, ни вопля, ни болезни не будет ктому» (Откр. 21:4). Самое же высшее блаженство сей преблаженной жизни будет созерцание Бога лицем к лицу, (1Кор. 13:12) и ближайшее, доступное для твари, единение с Богом, или близость к Нему (Ин. 17:21; Ин. 17:23). Когда Тайнозритель созерцал образ нового Иерусалима, – он слышал голос: «Се скиния Божия с человеки, и вселится с ними: и тии людие Его будут, и Сам Бог будет с ними Бог их» (Откр. 21:3).

С устроением царства славы Творец осуществляет Свою цель, с которою Он создал мир и ввел в него человека. Человек, сотворенный для блаженного единения с Богом, был увлечен врагом Божиим, пал и вместе с собою увлек весь человеческий род в бездну зла и погибели. Зло возрастало и разливалось в мире с ужасающею быстротою. Скоро Бог был совершенно забыт людьми. Весь мир погрузился в глубокую тьму идолопоклонства и крайнего развращения. Разъединение человека с Богом было, по-видимому, решительное и безвозвратное. Диавол торжествовал. Между Богом и людьми было такое средостение, которое не могли разрушить ни сам человек, ни какое-либо сотворенное существо. Но недомыслимая Божия Премудрость находит средство спасти человека и возвести его в прежнее блаженное состояние и союз с Богом. Единородный Сын Божий принимает на Себя дело искупления и спасения человека, восстановляет его и воссоединяет с Богом. Совершая сие чудное дело, Он совершеннейшим образом удовлетворяет Божескому правосудию и сохраняет ненарушимою свободу самого человека, ибо ненасильно влечение его ко спасению. Таким образом, продолжается восстановление людей и будет продолжаться до конца мира. Тогда Господь торжественно отдает царство Свое Богу и Отцу, и будет, – заключим словами Апостола, – «Бог всяческая во всех» (1Кор. 15:24; 1Кор. 15:28).

Какой же конец зла? – Зло физическое будет совершенно уничтожено. Какая же судьба зла нравственного? Что будет с людьми, осужденными на последнем суде и неспособными к блаженной жизни в царстве славы? – Господь Иисус Христос говорит о них: «Идут сии в муку вечную» (Мф. 25:46). Слова Господа так ясны и определенны, что невозможно никакое толкование их кроме буквального.

Нет ни одной откровенной истины, против которой с таким упорством вооружался бы слепотствующий разум, с какою восстает он против вечности мучений. Различными вопросами и недоумениями он старается подорвать, или, по крайней мере, заподозрить сие учение. Неужели, говорят противники сего учения, для Всемогущего возможны цели недостижимые? Бог воззвал к бытию тварь ради славы Своей и назначил человеку высочайшую цель – богоподобие и вечное блаженное общение с Собою. И, однако, несмотря на все средства и меры, и естественные и сверхъестественные, Бог не достигает Своей цели или достигает ее не вполне. Вопреки Своей цели Творец вынужден устроить темницу, в которую на всю вечность будут заключены существа сотворенные и назначенные для блаженства. Ограниченной человеческой мудрости очень возможно предположить себе какую-нибудь цель, несоразмерив ее со средствами, доступными человеку, и потому или вовсе не достигает своей цели, или достигает ее не вполне. Но можно ли думать, что бесконечная Творческая премудрость определила цель творения и не предуготовала и не могла измыслить средств, достаточных для достижения этой цели? Правда, человек самовольно уклонился от своей цели, указанной ему Богом, и пал. Но Бог не отказался от Своей цели и не восхотел оставить падшего человека на безвозратную погибель. Человек восстановлен и спасен. Крестная жертва Христова не только равноценна ценности всех человеческих душ⁴⁵⁷, но имеет бесконечную высшую цену. В искупление людей излиянная кровь Христова бесконечно превышает и ценность искупленных душ и с бесконечным преизбытком вознаграждает количество долга, уплаты которого требовало за людей Божеское правосудие. Неужели же и сей бесценный выкуп еще недостаточен для покрытия всех человеческих долгов перед Богом? Неужели и после жертвы, принесенной Искупителем за людей, еще найдутся между ними существа столь виновные пред Богом, что будут подвергнуты мучениям, и притом вечным? Будто тяжесть человеческих грехов может перевесить бесконечные заслуги Христовы? Вечные мучения противоречат свойствам Божиим. Согласно ли с бесконечною Божиею благостью – обрекать тварь на вечные страдания? Правосудно ли – за грехи временной и краткой жизни подвергать наказанию вечному? Притом же вечное наказание есть наказание бесцельное. Всякое наказание имеет целью исправление наказуемого. Наказание, не имеющее этой цели, есть простое мщение. Неужели же Бог вечным мучением будет мстить твари? Бог от вечности провидел судьбы всех созданных Им тварей. Зачем же Он создал существа, которых Он видел последнюю страшную судьбу? Неужели для страдания, для геенны? Апостол говорит, что с откровением царства славы «Бог будет всяческая во всех» (1Кор. 15:28); а где Бог, там свет, жизнь и блаженство; где же будет геенна, если Бог будет «всяческая во всех?»

Все изложенные здесь вопросы кажутся имеющими силу только на первый взгляд. Они потеряют свою кажущуюся силу, если мы всем им противопоставим один только вопрос и если сможем отвечать на него положительно, именно следующей вопрос: Может ли существо ограниченное, как человек, вынеся из сей жизни нераскаянность и ожесточение во зле, оставаться в этом ожесточении на всю вечность, без всякого желания обратиться к Богу, без всякой нравственной возможности принимать какие-нибудь благие влияния или благодатную помощь? Может ли ограниченное существо как человек на всю вечность оставаться в ожесточении, которое начинаясь здесь с отчаяния в своем спасении и с сомнения в действенности покаяния, постепенно возрастая и усиливаясь, неминуемо дойдет до упорного противления Богу? Есть основания отвечать на этот вопрос положительно.

Содрогается мысль человеческая, представляя вечность мучений. Невозможно представление более ужасающее и потрясающее душу. И действительно, трудно представить, чтобы Бог осудил на вечные мучения существа хотя грешные, но покаявшиеся во грехах, хотя не успевшие оправдать своего покаяния делами, деятельным обращением к добру, но алчущие и жаждущие правды. Сам Спаситель обещает удовлетворение сей духовной алчбе и жажде (Мф. 5:6). По крайней мере, несомненно – что душам, отшедшим с верою и покаянием, хотя и не запечатлевшим свою веру добрыми делами, до времени всеобщего суда есть возможность освобождаться от уз ада по молитвам Церкви и особенно по силе бескровной Жертвы, приносимой за умерших. Св. Апостол Иоанн говорит о дерзновении молитв верующим перед Богом: «Вемы, яко послушает нас, еже аще просим». Посему Богослов внушает каждому верующему молиться о согрешениях брата своего с упованием, что молитва его будет услышана Богом. О прощении одного только греха не заповедует Апостол молиться. «Аще кто узрит брата своего согрешающа грех не к смерти, да просит, и даст ему (Бог) живот, согрешающим не к смерти. Есть грех к смерти: не о том, глаголю, да молится» (1Ин. 5:14–16). Сам Господь свидетельствует, что все согрешения сынов человеческих могут получить отпущение или прощение. «Аминь глаголю вам, яко вся отпустятся согрешения сыном человеческим, и хуления, елика аще восхулят» (Мк. 3:28). За один только грех никогда не будет прощения: это – грех или хула на Духа Святого. «Иже речет на Духа Святого, не отпустится ему ни в сей век, ни в будущий, не имать отпущения во веки, но повинен есть вечному суду» (Мф. 12:32; Мк. 3:29). Грех или хула на Духа Святого есть упорное противление очевидной истине Божией, совершенное неверие и нераскаянность, упорное отвержение благодати, соединенное с отвращением от всего, что свято и богоугодно (Евр. 10:26, Евр. 10:29); или, говоря иначе, – грех против Духа Святого есть ожесточение во зле, злоба нераскаянная, окончательно потерявшая всякую приемлемость благодати.

Теперь вопрос в том: может ли сотворенное существо, именно – человеческий дух, оставаться в таком нераскаянном ожесточении всю вечность? – нет никакого основания отвечать на этот вопрос отрицательно. Дух человеческий сотворен со способностью нескончаемого развития, возрастания и преуспеяния; и эту способность нескончаемого развития он может обращать как к добру, так и к злу. Цель человеческого духа есть уподобление Богу, отражение на себе совершенств Божеских. Если свободное существо принимает правильное или доброе направление, то в нем открывается возможность нескончаемого усовершения в добре, безостановочного и вечного стремления к своей цели – к уподоблению Богу и теснейшему единению с Ним. Точно также, если свободное существо принимает превратное или злое направление, в нем открывается возможность безостановочного стремления по пути зла, безвозвратного и нескончаемого стремления от своей цели, удаления от Бога. И как любовь к добру в своем нескончаемом стремлении к Богу постепенно возрастает, крепнет и усиливается, так что, наконец, в свободном существе прекращается самая возможность зла, как прекратилась она в Ангелах и прекратится в душах, отшедших из сей жизни с верою и покаянием; так и злоба в постоянном стремлении по своему пути будет постепенно возрастать и усиливаться, так что в существе, погрязшем во зле, пройдет самая нравственная возможность добра, как в бесах, и конечно – пройдет в душах людей, отшедших отсюда и пребывающих там в ожесточении и нераскаянности. Таким образом, по свойству человеческого духа, для него возможно и ему предназначено вечное преуспеяние и усовершение в добре; но возможно для него вечное коснение и нескончаемое возрастание во зле. Человеку даны силы для нескончаемого развития и деятельности; но путь для своей деятельности избирает уже человеческая свобода, и какой бы ни был избран путь, путь ли добра или путь зла, человек имеет возможность идти по избранному пути нескончаемо и безвозвратно. Правда, во время земной жизни обыкновеннее, что человеческая злоба представляет собою страшную беспечность о спасении, а не сознательное отвержение и презрение ко всякой спасительной и благодатной помощи. Впрочем, и в настоящей жизни бывают примеры ужасающей силы зла. В продолжение жизни – человек ни чему не верит, живет так, как будто нет ни Бога, ни будущей жизни, издевается и ругается над верою, как над слабостью или мечтою, или, как говорит Апостол, не почитает за святыню Кровь Завета, которою он освящен и ругается над Духом благодати (Евр. 6:29). Приходит смерть – и при ее виде человек не вразумляется и остается нераскаянным: презрением отвечает он на советы и убеждения обратиться перед смертью с покаянием к Богу. Злоба, достигшая такой напряженной силы в краткое продолжение земной жизни, за пределами сей жизни, конечно, скоро может созреть и усилиться до нераскаянного ожесточения во зле. Судя по опытам настоящей жизни – естественно предполагать, что душа, вынесшая из сей жизни глубокое и закоренелое стремление к злу, и за пределами сей жизни будет продолжать и постоянно усиливать свое стремление. Опыт неоспоримо свидетельствует, что нет для нас ничего труднее – как искоренение любимого греха, уничтожение в себе застарелой привычки; нет ничего труднее – как вырвать из души сроднившееся с нею убеждение и заменить его совершенно противоположным.

Чтобы верить в возможность нераскаянного ожесточения во зле, нужно вникнуть во внутреннее начало и в сущность этого ожесточения. Грех, который за свою нераскаянность будет осужден на вечные мучения, есть тот же грех, которым пал начальник зла и которым он увлек и человека. Это – духовная гордость, дерзкое стремление твари к независимости от Бога, к равенству с Ним, самообожание или самообоготворение. Только грех этот, постоянно возрастая и усиливаясь в мире существ нравственных, перед началом вечных мучений откроется с особенною страшною силою и обнаружит в себе явную и открытую вражду на Бога, презрение ко всем Его дарам и обетованиям и до безумия гордое притязание твари на божескую честь и достоинство. Мир, по слову Спасителя, подобен полю, на котором до жатвы растут вместе пшеница и плевелы. Жатва есть кончина мира. Ко времени этой жатвы на поле мира и пшеница и плевелы, и добро и зло, достигнут полной зрелости, – пшеница для небесных житниц, а плевелы для огня неугасимого (Мф. 13:33–39). Мрачными чертами описывает Апостол нравственное состояние людей перед концом мира. В последние дни, – говорит Апостол, – настанут времена тяжкие. Ибо люди будут самолюбивы, серебролюбивы, горды, надменны, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нечестивы, недружелюбны, вероломны, клеветники, невоздержны, жестоки, враги добра, предатели, наглы, напыщенны и пр. (2Тим. 3:1–4). Но эти гордые и надменные враги добра, не имея силы благочестия, будут еще носить вид или личину благочестия (2Тим. 3:5). Перед самым же концом мира злоба сбросит с себя всякий вид благочестия в лице антихриста. Этот человек греха, сын погибели, явится открытым врагом Божиим с богохульною дерзостью отвергающим всякую зависимость от Бога и всякое поклонение Ему (2Сол. 2:2, 2Сол. 2:4). Таким же, конечно, духом горделивого богохульства и ненависти к Богу будут проникнуты и его последователи (Лк. 18:8; Мф. 24:12). В таком же ужасном состоянии ожесточенной вражды против Бога и ненависти к Нему нераскаянные враги Божии сойдут в место мучения. Вся вероятность на стороне мнения – что такая злоба есть злоба нераскаянная, которая никогда не может смягчиться, но будет продолжаться целую вечность и постоянно возрастать и усиливаться.

Мы знаем, что и в продолжение здешней краткой жизни, если человек всем существом отдается какой-нибудь страсти, она делается непреодолимою и совершенно овладевает умом и волею человека. А гордость, и особенно духовная, есть самая упорная и несокрушимая из всех человеческих страстей. И невозможно представить – по каким бы побуждениям закоренелая, горделивая вражда на Бога могла перейти когда-нибудь в искреннее смирение и в смиренное сознание ничтожества твари перед Творцом. Существо, ожесточенное против Бога, презирает Его дары и обетования, издевается над верою и молитвою, почитая их постыдною слабостью. Возможно ли – чтобы такое существо, горделиво презирающее самые дары Божии, примирилось с Богом за те мучения, которым оно будет подвергнуто по праведному суду Божию? Конечно, наказание или страдание имеет смягчающую и вразумляющую силу, но только над душами не загрубелыми в зле, которые поражаемые в своих земных привязанностях обращаются к Богу и в Нем ищут себе утешения и успокоения. Но так ли действуете наказание или страдание на человека глубоко порочного и нечестивого? – Оно не смягчает его, а только ожесточает. Под гнетом страдания его прежняя холодность к Богу обыкновенно переходит в чувство враждебное, в ненависть, в богохульство. Такое же влияние будут иметь и адские мучения на ожесточенных грешников. И на земле видим примеры – что человек, объятый гордостью, не только отрекается от благ, но и обрекает себя на тяжкие лишения и нищету, из-за того только, чтобы не унизить своей гордости или чтобы не стать в зависимость, в подчинение другому, которого он считает – если не хуже, то и нисколько не лучше себя. В лишениях и бедствиях, претерпеваемых из гордости, есть для гордого своего рода удовлетворение, какое находит человек в дорогих и тяжких жертвах, приносимых своему самосознанию и убеждению. Если так упорна гордость и на земле: уступчивее ли она будет во аде, в существах, ожесточенных против Бога? Мысль о Божием всемогуществе не может также ослабить враждебного чувства к Богу в ожесточенных врагах Божиих. Эта мысль будет только усиливать их ожесточение. Они будут находить для себя пищу в сознании своего неподчинения и открытой вражды с Тем, могуществу Которого нет проделов.

Таким образом, если разумное существо на всю вечность может оставаться в состоянии нераскаянной злобы и непримиряемой вражды с Богом, то, как существо неспособное к блаженному единению с Богом, оно должно быть удалено от Него и, как существо злобное, должно быть ограничено в своей злой деятельности, заключено в темницу, и притом – на всю вечность, потому что и злоба такого существа есть злоба нераскаянная и непримиримая, которая никогда не прекратится, но будет продолжаться и усиливаться целую вечность. В царствах земных и временных – преступник, не показывающий надежды исправления, изгоняется из общества или заключается в темницу на всю жизнь и обрекается на так называемую политическую смерть. Человеческое правосудие находит это совершенно законным и справедливым. Что же несправедливого – если в вечном царстве Божием преступник нераскаянный и неисправимый изгоняется из сего царства и обрекается на заключение в адскую темницу на целую вечность? Итак, для вечных и нераскаянных врагов Божиих должны быть вечные мучения так же, как для неисправимых преступников на земле необходимы пожизненные изгнания или заключения.

Если дух человеческий, подобно падшим бесплотным духам, может на целую вечность оставаться в нераскаянном ожесточении и постоянно возрастать в своей злобе и ненависти к Богу, то при этой мысли уже не сильны делаются указанные выше возражения против учения о вечности мучений. Противники этого учения стараются поставить его в противоречие со свойствами Божиими – с Божиею премудростью, благостью, правосудием, всемогуществом, предведением и т. д.; но нисколько не обращают внимания на природу человеческого духа, тогда как в этой-то природе и полагается человеком основание, условливающее неизбежность для него вечных мучений. – Скажем по нескольку слов на каждое из приведенных возражений.

Если будут вечные мучения, то Бог, – говорит, – не достигает цели творения, или достигает ее не вполне. Но такая недостижимость цели возможна ли для премудрости Всемогущего? – Правда, Бог воззвал к бытию разумные и свободные существа для вечного и блаженного единения с Собою; но если Бог творит существа свободные, то тем самым условливает Свою цель или поставляет ее в зависимость от свободы тварей. Свобода есть высокий дар Творца и высокое преимущество твари. Без свободы невозможно и нравственное блаженное единение тварей с Богом и их любовь к Нему, как стремление сердечное и непринужденное. Свободное существо свободно должно идти к указанной ему цели, не влекомое какою-либо постороннею непреодолимою силою. И Бог, непреложный в Своих дарованиях, никогда не действует на свободу тварей силою одного только Своего всемогущества. Не насильно влечет Он и человека ко спасению. Следовательно, не падает вина на Божие всемогущество, если свободная тварь не хочет идти к предназначенной ей цели. Всемогущество всё может, но не разрушает нравственного царства, не превращает всего мира в машину, движимую силою необходимости, не отнимает у существ того преимущества, посредством которого они, как говорит Марк Ефесский, могут не только располагать и управлять сами собою, но и уподобляться Всемогущему, и которое так же необходимо для существ, одаренных умом и словом, как дыхание для животных. «Неужели же мы одни только из всех существ, – заключает св. Марк, – будем неблагодарны пред Богом и станем порицать свою природу, потому что знаем и некоторым образом сами определяем свои обязанности? Это было бы похоже на то – как если бы кто-нибудь, быв поставлен царем над всем миром, снял с себя порфиру и диадему и вздумал вести жизнь низкую и развратную, а потом, когда бы его свергнули за то, стал бы жаловаться не на себя, а на того, кто дал ему власть»⁴⁵⁸.

Премудрость Божия требует, чтобы свободная тварь имела достаточные средства для достижения предназначенной ей цели. Совершенно достаточные средства даны были и человеку невинному и с преизбытком достаточные дарованы человеку, по падении восстановляемому Божественною силою Христа Иисуса Господа нашего, – говорит Апостол, – даровано нам всё потребное к жизни и благочестию (2Пт. 8:2–3). Следовательно, не Премудрость виновна, если свободное существо, имея все средства ко спасению и блаженству, не принимает этих средств, но отвергает их (Евр. 10:29) и тем лишает себя блаженства. Виноват ли отец, который дал сыну все средства для благоустроенной жизни, а тот изжил свое состояние блудно и впал в нищету? Таким образом, вечные мучения ожесточенных тварей нисколько не противоречат ни Божию всемогуществу, ни Божией премудрости. Бог достигает Своей цели творения в такой мере, в какой достижение ее делает возможным свобода тварей; следовательно, достигает ее вполне, потому что и первоначально в уме Божием цель эта была не безусловная, но условливалась свободою тварей.

Находят вечные мучения невозможными после искупления человека. Неужели, – говорит, – заслуги Искупителя не сильны еще покрыть перед Божеским правосудием все согрешения человеческие? Неужели и после искупительной жертвы, принесенной за людей Сыном Божиим, некоторые из них еще будут осуждены на вечные мучения? – Отвечать на этот вопрос нетрудно. Искупительная жертва, принесенная за людей Спасителем, действительно, бесконечно превышает все человеческие долги перед Божеским правосудием. Как бы ни были тяжки и бесчисленны грехи человеческие, всё же они в сравнении с бесконечною полнотою искупительных заслуг Христовых – то же, что капля в сравнении с морем. «Идеже умножися грех, преизбыточествова благодать» (Рим. 5:20). Но благодать, приобретенная нам Искупителем, не есть сила необходимо и насильно влекущая человека ко спасению. Благодать не действует насильственно, с непреоборимою силою. «Бог, – говорит Дамаскин, – не вынуждает добродетели и не силою похищает человека у смерти»⁴⁵⁹. Благодать требует со стороны человека свободного согласия, сочувствия и содействия. Путь ей в свою душу человек должен приуготовить желанием спасения и покаянием во грехах, принять ее с верою, по крайней мере – не затворять дверей сердца (Откр. 3:20), когда она приходит, не противиться ей; не угашать и не оскорблять ее, когда она пришла (Деян. 7:51; 1Сол. 5:29; Еф. 4:10). Что же делать благодати с ожесточенными грешниками, которые не имеют ни веры, ни покаяния, но с гордостью отвергают благодатные средства и снова распинают Сына Божия, поносят и попирают Его, не почитают за святыню Кровь Завета, которою освящены, и ругаются над Духом благодати (Евр. 6:6; Евр. 10:29)? Кровь Искупителя, ими попранная, благодать Его, ими отвергнутая и поруганная, будут вопиять на них перед Богом и только усугубят вину их. Таким образом, и бесценные заслуги Искупителя не принесут спасения ожесточенным грешникам, не потому что искупительные заслуги Христовы несильны спасти их но потому, что сами они своим произвольным упорством делают себя неспособными к участию в дарах, заслугами Спасителя приобретенных.

Неверие в вечность мучений думают основывать на понятиях о Божием правосудии, благости и всеведении. Правосудно ли, говорят, за кратковременные грехи земной жизни осуждать на вечные мучения. Но, скажем словами св. Златоуста, – «не по времени согрешения судимы бывают, но по естеству прегрешений»⁴⁶⁰. Притом, в вечных мучениях будут казнимы не только временные грехи земной жизни, глубоко повредившие и ожесточившие душу, но гораздо более – нераскаянная злоба и непримиримая ненависть к добру, так что вечное мучение будет сопутствовать вечному ожесточению твари и ее нескончаемому пребыванию в греховности.

Бог есть благость и любовь. Как же согласить с благостью Божиею вечные мучения тварей, по благости вызванных к бытию? – Действительно, Сам Господь свидетельствует, что любовь Его к человеку сильнее, чем любовь матери к своему младенцу (Ис. 49:15) или любовь отца к своему сыну (Mф. 7:9–10). Всё, что только может сделать земной отец для воспитания и образования своего сына, всё это совершенно ничтожно в сравнении с теми средствами, которые употребил Бог для умудрения и спасения человека. При всём том, найдутся существа, которые отвергнут все сии спасительные и благодатные средства, подавят в себе все семена добра и на целую вечность останутся в ожесточённой злобе и во вражде против Бога. Ужели же и на такие существа благость Божия должна изливать свои дары и щедроты? Не значило ли бы это (что запрещает Господь Апостолам), – давать святая псом и пометать бисер перед свиньями (Мф. 7:6)? Еще могла бы снизойти благость Божия, как и нисходит, к грешникам, которые грешили по человеческой немощи, по неведению, – к грешникам, которые каются в своих вольных и невольных согрешениях и просят прощения и помилования: но на вечные мучения будут осуждены нераскаянные грешники, враги Божии, презирающие дары и щедроты Божией благости. Конечно, не от Бога зависит их погибель: благость Божия спасла бы их, если бы они хотели только принять спасение. Если гибнут, значит – отвергают спасение. Благость Божия есть такое свойство Божественной воли, по которому Бог сообщает столько благ каждой твари, сколько она только может вместить по своей природе. Что же благость Божия может сделать с такими существами, которые сами сделали себя неспособными к духовным благам и к благодатным дарам и еще с гордостью отвергают их? Благость Божия может только оставить им бытие, которое сами они наполнили муками бессильной злобы и страданиями.

Но, говорит, Бог знал несчастную судьбу таких существ: зачем же Он создал их? Не лучше ли было бы им вовсе не существовать, чем существовать в вечных мучениях? – Представьте, что какой-либо отец имеет десять сыновей. Девять из них умны, благочестивы, совершенно счастливы, служат честью своего отца и украшением своего общества. Но один из десяти – человек потерянный, неисправимый, впал в пороки и преступления и навсегда изгнан из общества. Несмотря на гибель этого несчастного, можно ли не назвать отца девяти умных и благочестивых сыновей счастливым отцом? Конечно, горько отцу потерять и одного сына, но неестественно думать, чтобы отец, радуясь счастью и совершенствам девяти сыновей и скорбя об одном, стал жалеть, что он родил их всех на свет, и, если бы заранее знал судьбу сыновей своих, из-за одного отказался бы и от рождения девяти. Пример этот представляет некоторое подобие отношения Творца к твари. Бог конечно еще до творения мира знал число людей, которые вместе с диаволом и аггелами его подвергнутся вечным мукам; но Бог также от вечности провидел, что бесчисленное множество людей будут наслаждаться вечною блаженною жизнью. Если бы провиденная Богом погибель ожесточенных грешников могла остановить творческую благость, восхотевшую создать разумных тварей; то почему же и блаженство праведных и спасаемых, также провиденное Богом, не могло подвигнуть Его к творению? Неужели хотят, чтобы из-за злых, Бог отказал в бытии и во всех его радостях и добрым? «В таком случае, – замечает Дамаскин, – зло победило бы благость Божию»⁴⁶¹. «Бог знал, – говорит св. Златоустый, – что Адам падет; но видел, что от него произойдут Авель, Енос, Енох, Ной, Илия, произойдут Пророки, дивные Апостолы – украшение естества и богоносные облака мучеников, источающие благочестие»⁴⁶².

Что касается до того, будто вечные мучения ожесточенных тварей кладут пятно на творение Божие, то всякий благомыслящий без труда согласится, что вечные мучения нисколько ни противоречат ни Божиему всемогуществу, ни Божией премудрости. Премудрость дала все средства человеку ко спасению; всемогущество не разрушает свободы тварей, без которой невозможно было и нравственное царство и блаженство тварей в союзе и любви с Богом. И кто же из них, имеющих ум и свободу, захочет, чтобы Бог превратил его в бессознательную машину?

Говорит, что вечные мучения, как наказание, не имеющее целью исправление наказуемых, есть бесцельная жестокость и мщение, недостойное Бога. Но что бы сказало человеческое правосудие, если бы ему представили следующее соображение? В обществе есть преступники ожесточенные и закоренелые; никакое наказание не исправит их; следовательно, всякое наказание, на них налагаемое, есть бесцельная и бесполезная жестокость; следовательно, такие злодеи должны быть освобождены от всякого наказания и им должна быть предоставлена полная свобода действования. – И человеческое правосудие, опираясь на непреложный и всеми сознаваемый закон правды, не только обрекает преступника на пожизненное изгнание или заключение, но за великие преступления осуждает злодея на смертную казнь. Причем, конечно, уже не имеется в виду исправление казнимого. Закон правды требует, чтобы нарушение этого закона было наказано независимо от других целей, каковы например исправление наказуемого, устрашение других и пр. Цели сии могут быть и не быть; но прямая цель наказания есть воздаяние за преступления, требуемое законом правосудия. И сам преступник, основываясь на собственном сознании, принимает назначенное ему наказание не в виде исправительной меры, хотя оно и может быть такою мерою, но принимает его как возмездие за нарушение закона.

Наконец, в словах Апостола думают находить проповедь о всеобщем восстановлении всех тварей в состояние славы и блаженства. По откровении царства славы Бог, – говорит Апостол, – «будет всяческая во всех» (1Кор. 15:28). А где Бог, там свет, жизнь и блаженство. Где же, говорит, будет геенна, если Бог будет всяческая во всех? – Но что Апостол не проповедник всеобщего восстановления, об этом он сам свидетельствует, когда говорит, что на последнем суде незнающие Бога и непокоряющиеся благовествованию Господа нашего Иисуса Христа в наказание подвергнутся вечной погибели от лица Господня и от славы могущества Его (2Фес. 1:7–9). Не противоречит же сам себе Апостол. Правда, где Бог, там свет, жизнь и блаженство, но только для тех, которые имеют очи видети (Рим. 11:8–9), имеют чистое сердце, способное жить в Боге и наслаждаться блаженством лицезрения Божия (Мф. 5:6; Мф. 5:8). И естественный свет для больных глазами бывает тяжел и невыносим, тем паче нестерпимо свечение Божественного света для душ, омраченных грехом. Для чистых сердцем Бог действительно есть свет и жизнь; для омраченных грехом Бог есть огнь поядаяй (Евр. 12:29). И тогда как первые будут вкушать неизреченное блаженство в лицезрении Божием (Мф. 5:8), последних одна мысль о Боге будет приводить в ужас и трепет (Иак. 2:18). Бог будет всяческая во всех, но от сего не будут блаженны неспособные к блаженству и недостойные блаженства. И естественный свет освещает все вещи видимого мира, но от этого не делаются прозрачными и светящимися тела темные и непроницаемые светом.