Глава восьмая. Ложь и клевета – оружие грешного мира

«Весь мир лежит во зле» (1Ин. 5, 19) – таков приговор Божественного Писания. И мы видим, что несчастный мир буквально тонет во всякой неправде, в сознательной лжи и обмане. И людям трудно отыскать святую правду, потому что она скромна и голоса ее не слышно, а ложь – самоуверенна, напориста, широковещательна. И все к ее услугам: газеты, журналы, книги, радио, телевидение, трибуна, даже на «высшем уровне».

Как нагло оболгана историческая Россия, и в первую очередь теми, кто ныне правит страною. Уже не найти ни одного славного имени в прошлом, не задетого неправдою или клеветою. И нет ничего удивительного в том, что среди миллионов оболганных находится и светлое имя Архиепископа Феофана. От Господа сложилась его жизнь. Он не искал того, но вошел в частную духовную жизнь Августейшего Семейства, став духовником Императрицы и Ее Царственных детей. Не он искал, а его искали... Но это дало повод к тому, чтобы его оклеветать. В вину ему вменяется то, что он, яко бы, ввел Распутина в Царскую Семью.

Бесчестная, беспринципная, готовая на любую ложь и клевету, на любые обманы и подлоги антихристианская советская власть имела в своих руках все архивы прошлого России и могла до неузнаваемости исказить содержание первоисточников.

Вот так и поступила эта власть, фальсифицировав доступные ей биографические материалы, в которых затронут вопрос взаимоотношений Царской Семьи с Распутиным⁹.

В третьем томе «Падения царского режима» приводится допрос А. А. Вырубовой от 6 мая 1917 года. В нем есть такое место:

Председатель. Скажите, когда и при каких обстоятельствах в Вашу жизнь вошел Распутин?

Вырубова. Я с ним познакомилась у великой княгини Милицы Николаевны и у Николая Николаевича. Милица Николаевна позвала меня познакомиться с ним в 1907 году, в год моей свадьбы; она сказала, что Епископ Феофан привел ей (?!) интересного странника, который ясновидящий (?!) Меня это очень заинтересовало и я пошла посмотреть...

(Этот неуклюжий и явно нерусский язык – свидетельство советской переделки показаний А. А. Вырубовой!)

Председатель. Кому же принадлежала мысль о том, чтобы ввести его ко двору?

Вырубова. Мне кажется, они знали его уже до меня.

Председатель. Т.е. Александра Федоровна?

Вырубова. Да, уже знала.

Председатель. Через ту же Милицу Николаевну?

Вырубова. Не могу сказать наверно. Вероятно, да. Я его первый раз увидала у них, на Английской набережной, за несколько дней до моей свадьбы. (Падение Царского Режима, том III, с. 236).

Но какой же вывод можно сделать из этого показания Анны Вырубовой, даже если принять советскую версию? Можно ли на основании приписываемых ей показаний утверждать, что «Епископ Феофан ввел Распутина в Царский Дворец»? Конечно, нет! Если и можно сделать какой-то вывод (по существу ложный!), то только о том, что «Епископ Феофан привел ей интересного странника, который ясновидящий... »

Из этого следует, что Епископ Феофан (кстати сказать, в 1907 году он не был еще «епископом», и Вырубова прекрасно это знала и не могла бы допустить такую ошибку, что лишний раз доказывает фальсификацию ее показаний), если и приводил Распутина, то не «ко двору», не к Государыне Александре Федоровне, а только к Милице Николаевне. Но ведь и этого не было. Стоит ли заниматься анализом этой феноменальной лжи и клеветы? Лучше мы приведем слова из предисловия издательства «Ориент» к «Дневнику А. Вырубовой»: «Находящаяся в эмиграции Анна Александровна Вырубова, узнав о появлении в печати как в советской, так и в зарубежной «Дневников» (под ее именем), в письме, помещенном в газете «Lе Temps», категорически от авторства этого «Дневника» отказалась.

Со своей стороны, помещая настоящий «Дневник» и «Воспоминания», обращаем внимание читателя на явное несоответствие грубого и наглого тона автора «Дневника» с представлением о воспитанной и светской женщине. Та же грубость и резкость выражений, допущенных на страницах «Дневника» и приписываемых многим лицам, в «Дневнике» упоминаемым, не согласуется совершенно ни с высоким положением, ни с их воспитанием и исторически не подтверждается.

Невольно возникает мысль, не является ли фабрикация такого «Дневника» средством внедрить в умы легковерных лживые представления о Царской Семье?

Злоба цареубийц не умолкает даже перед могилой мучеников.

Возрастающий в настоящее время интерес к Императорской Семье заставляет советских борзописцев опускаться до грубого и лубочного подлога».

Мы уже не касаемся иных переделок текста, в которых и Государь и Государыня представлены в том свете, в котором нашли, в целях дискредитации, представить их большевики. Нашей задачей является показать ту ложь и клевету, с помощью которой они пытались очернить Владыку Феофана, как якобы повинного в том, что он ввел Распутина в Царскую Семью.

Эта клевета тиражировалась не только на русском языке, но и на всех языках мира, всеми, кто писал о Царской Семье. По одной лживой версии, Распутина «ввел» архимандрит и инспектор С.-Петербургской Духовной Академии, а по другой – Епископ и ректор той же Академии, Преосвященный Феофан. И обе эти версии напечатаны в книгах официального советского государственного издательства. А чтобы эта неправда больше походила на правду, добавляют при этом, что «теперь» Архиепископ «мучится» и «очень страдает», так как «считает себя виновником гибели Православной Российской Империи».

Архиепископ Феофан неоднократно заявлял, что он не имеет никакого отношения к этому вопросу. Живя в Софии, он в 1930 году дал интервью редактору местной русской газеты Глебу Волошину. И Волошин, знавший Архиепископа еще в бытность свою кадетом Полтавского кадетского корпуса, напечатал в своей газете это интервью. Оно стало опровержением на клевету, появившуюся на страницах официального печатного органа Ватикана. Отвечая на вопросы редактора, Архиепископ Феофан сказал, что он совсем не «переживает» и не «страдает» уже хотя бы потому, что совершенно не причастен к этому делу, так как Распутина ввели во Дворец черногорские княгини, Милица Николаевна и Анастасия Николаевна, бывшие в большой близости к Государыне. И он был приглашен как лечитель или даже как целитель к опасно больному Наследнику Цесаревичу Алексею. Сам он, в ту пору архимандрит Феофан, Инспектор С.-Петербургской Духовной Академии, впервые увидал Распутина у черногорских княгинь, но последний имел уже доступ во Дворец к постели больного Цесаревича. Архиепископ Феофан подчеркнул, что он не считает роль Распутина столь великой, чтобы расценивать его как «причину гибели Православной Российской Империи».

Милица Николаевна и Анастасия Николаевна впервые встретили Распутина ранее, в Киеве, в Киево-Печерской Лавре. Он первый заговорил с ними и поразил их своей речью, своим умом и благочестием. Они назвали себя и пригласили его приехать к ним в Петербург. Он приехал. Здесь они уже основательней познакомились со своим сибирским гостем. Но все это делалось не случайно. Они были близки с Государыней. Она глубоко переживала, что родившийся Наследник Престола болен гемофилией, перед которой современная медицина была бессильна, но верила слову одной прозорливой, что не наука, а простой, неученый человек поможет ее горю. Это было сказано Государыне, когда о болезни Наследника никто не знал. И Государыня искала этого «простого человека». Когда же Милица Николаевна рассказала ей о сибирском крестьянине Распутине, то убитая горем Государыня с великой надеждой пожелала видеть Григория Ефимовича. И Царь и Царица приняли его, рассказали ему о своем несчастье и привели к постели больного Наследника. Как только Григорий Ефимович вошел в детскую к Наследнику, то сразу упал на колени перед святыми иконами. Государь и Государыня и все Великие Княжны последовали его примеру. И все они молились горячо, со слезами, прося Господа об исцелении на одре болезни лежащего отрока, Царевича Алексея. И совершилось чудо, кровотечение прекратилось по слову Евангельскому: «по вере ваю буди вама» (Мф. 9, 29).

Так Григорий Ефимович стал лечителем и в некотором смысле, исцелителем, потому что болезнь не прекратилась, а прекратился только приступ. И всякий раз, когда у Наследника начинался новый приступ, призывали Григория Ефимовича и он, действительно, «помогал». Но состояние больного было непрочным. Ибо Господь ждал молитвы всенародной об исцелении отрока Алексея. А молитва эта должна начаться с покаяния всенародного, но такого покаяния не было... Дело это не частное, не только одной Царской Семьи, а всего государства Российского.

И вот попущено было Господом разболеться самому целителю и более страшной болезнью. Попав под влияние высшего общества, он начал вести двойную жизнь. Идти на гору трудно, а под гору – легко. Мысль эта не наша, наши только слова. А мысль эта того, кто оклеветан, что «ввел Распутина в Царский дворец».

Провокатор С. Коссов

И вот здесь надо отметить нечто весьма существенное. Уже в самом конце пребывания в Софии Архиепископа Феофана, в 1931 году, неожиданно выяснилось, что у него был «личный секретарь», вернее, некто, самозвано выдававший себя за «личного секретаря» при нем. А на самом деле это был такой же «ангел сатанин» (2Кор. 12, 7), как выражался Святейший Патриарх Тихон о чекисте Тучкове, приставленном к нему, чтобы следить за ним. Такую же роль сыграл и фоторепортер Сергей Коссов. Но только масштаб личностей Евгения Тучкова и Сергея Коссова несравним. Однако их роднит и сближает та же беспринципность, беззастенчивость и бессовестная напористость.

И вот этот Коссов, по его собственному признанию, снабдил ватиканскую газету таким лживым «репертуаром», дабы создать громкую сенсацию, пустить в мир печати «ходкий материал», дискредитируя Царскую Семью и Архиепископа Феофана одновременно. Это он распространил слух, что Архиепископ Феофан на почве угрызений совести потерял душевное равновесие и «здравый рассудок». И признаваясь в этом беззащитному иерарху, он ничем не рисковал, зная наперед, что по смирению и кротости Архиепископ перенесет и это.

Этот бесцеремонный, развязный, наглый и вместе с тем загадочный человек создавал кроткому Архиепископу немало неприятностей. Между прочим, он водил Архиепископа на свою «квартиру», при этом он хвастливо заявлял, что живет он «рядом с дворцом»... Но дворец оказался – банком. И по импозантной лестнице, застланной ковром, шагали степенные господа, сновали клерки, по ней жалкий репортер ни разу и не подымался, для него в «этом дворце» была другая лестница – черная, ведущая на чердак. Здесь была его «квартира» – темная, длинная и узкая кладовая без дневного света. Этому ничтожному человеку не важны удобства, его в рекламных целях больше устраивал адрес на визитке, внушающий, по его убеждению, особое уважение. И, конечно, с тою же саморекламной целью он привел Архиепископа к себе, чтобы показать другим, с какими людьми он имеет дело. А был и такой случай, вышел он с Архиепископом в парк, подговорив другого репортера снять их. Сам стал рядом с Архиепископом, но по правую сторону и принял непочтительный вид: руки заложил в карманы, ногу выставил вперед...

Для чего он создавал всю эту суету? Да для того, чтобы упрочить за собою имя «личного секретаря» Архиепископа Феофана и положение близкого к нему человека. Можно быть уверенным, что такую фотографию, и не одну, он куда-то отослал.

Он сравнительно редко бывал у Владыки, но усвоил странную привычку: входить без стука в его кабинет, и, если Архиепископа не оказывалось там, он усаживался за его письменный стол и старался найти получаемые им письма и перечитывал их (а может быть, и фотографировал). Он знал, что Архиепископу доверена некая «тайна» и хотел проникнуть в нее воровским путем.

Владыка Архиепископ, конечно, тяготился им, но терпеливо нес это иго по слову Евангельскому: «Вы слышали, что сказано (древним): око за око и зуб за зуб. А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит в правую щеку твою, обрати к нему и другую. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду. И кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5, 38–41).

Так Архиепископ Феофан исполнял закон Христов.

Впоследствии, когда Владыка Архиепископ Феофан выехал из Болгарии, Коссов оказался замешан в какую-то политическую историю и с небольшой группой в тридцатые годы был выслан из Болгарии.