Источник

ЖИЗНЬ ДУХОВНАЯ

1. Духовная жизнь – от Господа. Существо ее – пребывание души с Господом

К тому же пребывание души с Господом, в чем все существо внутреннего делания, не от нас зависит. Господь посещает душу – она и бывает с Ним, и играет пред Ним, и согревается Им. Как отойдет Господь, душа пустеет, и совсем не в ее власти воротить к себе Благого Посетителя душ. Но отходит Господь, пытая душу; а бывает, что отходит, наказывая не за внешние дела, а за что-нибудь душой внутри принятое. Когда отходит Господь, пытая душу, то, когда она закричит, Он скоро ворочается. А когда отходит, наказывая, то – не скоро, пока не сознает душа греха, и не раскается, и не оплачет, и епитимии не понесет. Теперь, если вы оставите дело и тем пойдете против воли Господа, думаете ли, что Он останется с душой вашей? Если это будет грех пред Ним и Он прогневится, то отойдет и не воротится. И будет, что сделанное во благо внутреннего делания обратится во вред ему и даже на совершенное его уничтожение. Так, по-моему, лучше тяните иго, пока хозяин против воли вашей не выпряжет (1, с. 6).

2. Дела житейские не земного свойства и не являются препятствием к внутренней жизни

У вас теплится непрестанно молитва ко Господу. Не мешали же ей образоваться текущие дела? Надо полагать, что не помешают они, если прибавится к ним малая толика. Дела эти только на вид житейские, а в существе они не земного свойства. Потому, трудясь над ними, кажется, можно не быть отдаляему от Господа (1, с. 5–6).

3. Цель наша – жизнь в Боге чрез Господа Иисуса Христа (исполняя заповеди, принимая Таинства и веря в Господа Иисуса Христа)

Цель наша – жизнь в Боге, но к Богу нам нет иного пути, как Господь Иисус Христос. Един есть Бог и Един ходатай Бога и человеков, Человек Христос Иисус (1Тим. 2, 5). Так надо веровать во Христа Спасителя, Таинство принимать, заповеди исполнять и все, что содержит и предписывает Святая Церковь. С Господом тот, кто с Церковию. Будьте так, не суемудрствуя, и будете на спасенном пути (1, с. 74–75).

4. Забота житейская должна быть со всецелым упованием на Бога

Забота об имении? – Да как же быть-то? – Детей надо пристроить. Без забот никого нет. Но есть мера заботам, и при том забота – со всецелым упованием на Бога. Держите эту заботу как послушание, налагаемое в монастырях на каждого. У св. Симеона Нового Богослова есть правило: «Держи совесть свою чистою пред Богом, людьми и пред вещами...» Вот и к ним есть цена совести... Молитесь – и Бог сохранит. С веселыми не знакомьтесь, а с богобоязненными... Соломон заключил Екклезиаста своего: Бойся Бога и заповеди Его храни: яко сие всяк человек 38 (1, с. 75–76).

5. Всякую службу можно превратить в способность благоугождения Богу: внешнее исполнять в связи с внутренним

На чувство смотреть нечего. Главное – долг. Долг внешний – исправная служба. Но всякую службу можно превратить в способ благоугождения Богу или внешнее исполнять в связи со внутренним, освящая последним первое (1, с. 221).

То правда, что без совета трудновато, но не все дело в совете. Бог зачинает жизнь, Бог и руководит в ней. К Нему надо потому прибегнуть и прибегать всегда и от Него ждать решения. Уже как Он решит и как решение Его дойдет до сердца, этого не разберешь, но то несомненно, что всякое дело, Ему угодное, от Него возбуждается и Им приводится в совершение. Без Мене не можете творити ничесоже39, – говорит Господь (Ин. 15, 5) И так это и бывает. И никто из угождающих Ему сам собою угодного Ему не творит. Отношения наши к Богу все знаменуются молитвою. Все дело, стало быть, в молитве. На нее и налегайте (2, с. 84).

6. Духовные возбудители: безжалостность к себе, стояние пред Богом вниманием, память о смерти

Видите, что творит твердая решительность... самоотверженная? Труд не в труд. А в конце необычно утешительное состояние сердца. В основе лежала безжалостность к себе. Извольте возлюбить ее... и не отпускайте от себя... Безжалостность устрояет внутренний крест, а он дает сораспятие Христу Господу, за которое Господь тут же воздает и благом духовным... утешением и крепостию бодрою, готовою на всякий труд. В этом и средство к недопущению и прогнанию вялости духа, сухости и безжизненности... Идите всегда наперекор себе и не давайте себе покоя, особенно чрез телесное какое услаждение (1, с. 241–242).

Найдите также какое-либо дело из ряда подвижнических, которое было бы, однако ж, тяжеловато и соединено с затруднениями в исполнении... и наложите его на себя как закон неотложный... хоть умри, а исполни. Как это было бы благотворно для возбодрения духа (1, с. 242)!

Кроме этой безжалостности к себе, возбудителями духовными самыми сильными бывают стояние вниманием в присутствии Божием и непрестанное чаяние: вот-вот смерть (1, с. 242).

7. Бог зачинает жизнь и руководит в ней, и никто угодного Ему сам собою не творит

Без Мене не можете творити ничесоже, – говорит Господь (Ин. 15, 5). И так это и бывает. И никто из угождающих Ему сам собою угодного Ему не творит (2, с. 84).

8. Бог, находя сердце, не противящееся Ему, входит в него и обвеселяет (шар, заполняемый свежим воздухом)

Бог везде есть и, коль скоро находит сердце, не противящееся Ему, входит в него и обвеселяет его. Оно и радуется и, к Нему прилепляясь, отстать от Него не хочет. Вообразите себе шар пустой. Воздух там сперт и испортился. Если просверлить маленькую дырочку, то внешний воздух свежий, понемногу втесняясь внутрь, вытеснит прежний – попорченный. Если б дать шару чувство, он непременно отозвался бы: «Ах, как мне теперь хорошо!» То же и с нами. Сердце, заткнутое эгоизмом, портится внутри и дурно-дурно бывает. Обращаемся к Господу – дырочка в нем просверливается трудами по новой жизни, внутреннее нечистое выходит, на место же его входит другое – чистое. Это Божеская духовная стихия – Сам Господь. Чувствуя это, сердце радуется радостью жизни, почерпаемой от Господа. Господь именуется Посетителем душ... Когда посетит, душа играет (2, с. 87–88).

9. Производители духовной жизни

Безжалостность к себе, готовность на всякую услугу другим и предание себя всецело Господу, с молитвенным в Нем пребыванием, – се производители жизни духовной (2, с. 177–178).

10. Закон духовной жизни – каждый день полагать начало, прежнее забывая, кроме грехов

Успевает ли кто в жизни и насколько успевает, этого заметить не дается, потому что иначе всякий сам съедал бы себя с глаз. Неведение это держит в страхе и постоянно подновляет ревность, уверяя, что ничего еще не сделано и что, следовательно, надо начинать.

Снова начинать – такой закон духовной жизни. Каждый день надо считать первым днем жизни в страхе Божием, заднее все забывая, кроме грехов, о коих всегда надо каяться (2, с. 202–203).

Трудности пути, препятствия, расслабление, уныние – все это случайности, которые приходят и отходят. На них нечего обращать внимание. Надо им противопоставлять убеждение, что цель впереди верна и что средства, кои нам даны, надежно ведут к ней. От этого все тревоги будут отходить, исполняя душу благонадежием (2, с. 203).

11. О непостыдном уповании и всегдашнем пребывании с Богом

Перемена в духе – наша общая участь. Терпеть надо, предавая участь свою в руки Божии. Об одном да будет забота, чтоб всегда с Господом быть. Во всех случаях прямо к Нему обращайтесь, Ему открывайте тяготы души своей и молитесь: да избавит, аще волит.

Отрады и утешения не суть окончательное свидетельство о добром настроении. Главное – решимость и ревность Богу угождать, дух сокрушен и сердце сокрушенно и смиренно, и предание себя в волю Божию. Когда сие есть – добре (2, с. 210).

12. Лучший способ противодействовать земным влечениям

Дух наш восстановляется благодатию Божиею, в силе противостоять влечениям к земле со стороны души и тела. Он и восстановлен уже в христианах. Но невнимание к нему и к делу его делает то, что земное успевает увлекать нас и, как туманом, заслонять Небо. Лучший способ, как подкреплять дух наш в его борьбе с душою и телом при влечениях к земному, есть память об исходе и о последующем за ним Суде и предрешении участи нашей. Потрудитесь поставить себя в состояние умирающей сейчас и сейчас имеющей предстать на Суд и вместе с тем возбудить соответственные тому чувства – и смотрите, что будет? Полагаю, что все нити земные этим будут порваны и в сердце останется одно вопияние: «О, Господи! Спаси же!» Научите сему и N... Ничто так не оживляет страха Божия со всеми плодами его, как поставление себя в сие состояние и восчувствование того.

Надо теребить свое сердце разными возбудительными помышлениями. А так оставлять его – оно зарастет тернием и волчцами, нечувствием, нерадением и невниманием (2, с. 212–213).

13. Наставление об устроении храма своей души

Помоги вам, Господи, вместо рукотворенного храма в себе самой и из себя самой устроить храм духовный, святительство святое, чтоб приносить в нем Богу жертвы живы из сердца, благоприятныя Богу, Иисусом Христом 40 (1Пет. 2, 5). Для сего не будет тогда нужды (и скорби по причине болезни) ходить... (в храм); ибо все совершаться будет без внешних движений... (лежи и молись вседушевно)...

Мы все и по назначению своему должны быть храмами, как учит св. ап. Павел: не весте ли, яко храм Божий есте... и не это только утверждает, но что и Дух Божий живет в вас 41 (1Кор. 3, 16) (2, с. 238–239).

Миряне, суетясь, забывают сие или заглушают в себе, а иноки и инокини на то и вступают в особый род жизни, чтоб явить такое апостольское о нас определение. Вы же лично еще особенным образом призываетесь к тому: болезненным состоянием, в котором духовная молитва особенно должна развиваться. Зажмурьте глаза... и уму вашему нечего будет зреть, кроме Бога Вездесущего и Всевидящего... Вот и станете вы храмом, где обитает Бог... стены у сего храма вашего – терпение, престол – благодарное Богу сердце, песни – все религиозные чувства к Богу: вера, упование, преданность в святую волю Его и всякая молитва; регент в сем хоре – благоумный дух, слагающий песни и выполняющий их в непрестанном богомыслии (2, с. 239).

14. Жизнь духовная не безусловно подлежит влиянию внешней обстановки

Духовная жизнь не безусловно подлежит влиянию внешней обстановки и может цвести во всяком месте и при всяких положениях, ибо она вся во внутреннем строе и пред внешним не преклоняет выи, а, напротив, властвует над ним и его направляет (3, с. 27).

15. Достигнуть Богообщения – цель наша и главное обетование Господне. Духовная жизнь имеет много препятствий – необходимы мужество и бодрость

Христианская жизнь встречает много препятствий с первых шагов, и чем дальше – тем больше. Вступающему в путь жизни сей надо вооружиться крепким мужеством, чтобы идти, не робея предлежащих борений с препонами (3, с. 165).

Извольте облечься в мужество и бодрость... и теките неуклонно, подражая св. апостолу Павлу, который говорил о себе: так теку, да постигну. И вы достигнете. Чего? – Увидеть Христа Господа, может быть, и не сподобитесь, ибо это не всеобще, но глубокого Богообщения достигнете, ибо это и есть цель наша, и главное обетование Господне (3, с. 164–165).

Кто мужественно борется со страстями, строго исполняя заповеди Господа, тот по мере успехов очищается сердцем и по мере чистоты сердца сближается с Господом, Который обетовал таковым: к нему прийдем и обитель у него сотворим 42 (3, с. 165).

16. Основные правила благонастроенности

Имейте в виду главное, именно – сердце благонастроенное ко Господу и ко всему, что требует от нас дело спасения.

Имейте всегда Господа пред очами ума вашего и держите себя во всем, как подобает держать себя пред Господом.

Страх Божий и благоговейность пред неописанным величием Его всегда держите и возгревайте в себе; а при нем – сердце сокрушенно и смиренно. Веру крепкую храните и упование несокрушимое. Смиряйтесь пред всеми и других выше себя имейте. Молчание возлюбите и уединяйтесь, сколько возможно, чтоб быть в единении с Господом. Тогда Он Сам соделается для вас руководителем и учителем – и других таких лиц уже не потребуется для вас (3, с. 169–170).

17. О духовной бдительности

Милостивый Господь воззвал вас и поставил на добрую дорогу. Благодарение Господу! И то от Господа, что, выступив оттуда... добре держитесь в порядках жизни по Богу. Держитесь крепко: глаз не закрывайте, остро смотря сюду и сюду, ибо враг не дремлет. Он ведь от вас не отстает, а тут же присматривает, нельзя ли как опять запутать вас, но благодать Божия покрывает вас и приступа не дает... Как только благодать отступит за что-нибудь – он тотчас тут и начнет вертеть – избави вас, Господи!

И чем вздумали тщеславиться?! Слезами! Слезы – плач о грехах. Когда придет тщеславие из-за слез, вы перенесите взор на грехи... и скажите душе своей: вишь, что нагородила! Есть тут чем тщеславиться?! – Если искренно сие сделаете, то вместо тщеславия восприимете горькое сокрушение, которое и всегда старайтесь иметь под слезами (3, с. 170– 171).

18. Отеческое вразумление и наставления о разных предметах по вопросам ревнующей о духовной жизни

Предо мною ваши письма – от 17 августа, 23 сентября и 30 сентября... Целая куча! Все, что вы пишите о себе, не порождает никакого беспокойства на ваш счет... Слава Богу! Вы держите себя строго и ведете дела свои внимательно. Продолжайте так... и Божие благоволение не престанет осенять и охранять вас(3, с. 172).

Вот вы уже и тщеславитесь, как написали. Это по вражьей части. Тщеславие – его поля ягода. И оно таково, что за него отходит благодать. Блюдитесь. Остепенились, обратились к Богу. Милость это Божия. Часто поминайте о ней или непрестанно держите в памяти и те обеты, какие тогда изрекали, и тщитесь блюсти их.

Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно... – главное.

Затем всесильное преутруждение себя в трудах молитвенных, постнических и послушнических...

Имейте себя насмертницею, держа в мысли: вот-вот смерть... сейчас, сию минуту, сие мгновение.

Нет лучшего средства держать ум в трезвении, как это (3, с. 172).

Из сердца же вопль пусть идет непрестанный к Господу: Господи, Иисусе Христе... и пр.

Вы писали, что ночью встаете и молитесь... Это очень хорошо... Молитесь с сокрушением и плачем... Вот когда плач и слезы пригожи... а в церкви слезы подавляйте и только дух сокрушен держите» (3, с. 172).

Трудиться в делах спасения – всячески трудитесь, но упование спасения все в Господе Спасителе полагайте. Этот пункт очень важен... Коль скоро упованием мало-мало отклонитесь от Господа, все дело тогда покривляется, ибо тогда Господь отступает, говоря как бы: ну и оставайся с тем, на что упование полагаешь. А это, что бы ни было, совершенно ничтожно (3, с. 172).

Освежайте свою голову благими помышлениями чрез чтение и размышление. Книжек у вас достаточно... А порядок тут всякий пригож... Но читайте больше Исихия, Авву Дорофея, Симеона Нового Богослова, Исаака Сирианина, Варсонофия... да и все хороши. Много зараз не читайте (3, с. 172).

Не читайте затем, чтобы только прочитать, а чтобы освежить и попитать душу. Питается же она тем, что чрез внимание пройдет в сердце и его займет... Если при чтении и размышлении какая-либо мысль исторгнет вас из среды тварей и перенесет пред лице Господа... – закрывайте книгу и оставайтесь с сею мыслью... хоть целый день... и более... Такая мысль есть один из поворотов ключа, который вручен вам во сне.

Другой поворот – дух сокрушен; третий – движения любви к Господу; четвертый – порывы самоотвержения или готовности все претерпеть, все перестрадать, только бы угодить Господу и спастися. Есть много и других поворотов ключа сего (3, с. 171–172).

Что помыслов не видите, это ничего не значит... Значит много, если при сем внимание ваше погружено в Господа. Ибо это главное, о чем заботиться должно... Как только откроете глаза после сна, тотчас к Господу устремляйте мысль и будьте с Ним... На сие и назначена молитва Иисусова. Домашнее правило и в церкви бывание – все к тому же надо направлять... и во время рукоделья тоже все с Господом следует быть (3, с. 174).

Сестра, что к вам ходит, но духа другого... пусть ходит, не отталкивайте ее, но иногда пригласите ее послушать книжку... и почитайте Исихия, или авву Дорофея, или что-либо еще (3, с. 174).

Вы помянули, что каждый выезд вас расстраивает духовно... и вам требуется время, чтобы собраться... Если эти выезды не необходимо нужны, то откажите себе в них. А когда нужда, то бывайте при этом сколько можно более внимательны к себе и к помыслам своим (3, с. 174).

Грехи под действием разрешения духовного отца тотчас прощаются. Но след их остается в душе, и он томит. По мере подвигов в противлении греховным позывам следы сии изглаждаются, а вместе с тем и томление то умаляется: когда изгладятся совсем следы – тогда и томлению конец. Душа будет в уверенности отпущения грехов. По сей-то причине дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно составляют основу чувств текущего путем спасения (3, с. 174–175).

«Чем дальше, тем более открывается во мне недостатков». Скажите: слава Богу! Это признак, что вы добре течете... Коль скоро начнут показываться помыслы, что вы хороши... знайте, что вы сбиваетесь с дороги... И попекитесь исправить. После хорошего дела – тщеславие, после дурного – нечаяние спасения... Это обычные приражения вражии. Против первого выставляйте на вид свои грехи и погрешности. Против второго – уверенность, что нет греха, побеждающего Божее милосердие. Смерть Господа была ценою за все грехи, никакого исключения...

Вы заметили силу благоговеинства с молитвою и извольте их держать и всячески подновлять и усиливать» (3, с. 175).

Движения и увлечения плотские, как уже прошедшие, слегка поминайте обще, без подробностей... только для того, чтобы смирять свой помысл... а то они тотчас оживут, как иссохшие под камнем черви от обрызгания их водою. Над умерщвлением сих движений надо потрудиться, ибо они имеют свою основу в естестве, потому живучи очень... пост сильный, постоянный, малоспание, утруждение тела... паче же молитвенное трезвление... достигают, наконец, того, что они стихают.

Заботы о сей части подвига... никогда не прекращайте (3, с. 175).

Желали бы знать: какая главная у вас страсть... На это припомню вам сказание об одном подвижнике, который предложил старцу своему подобный вопрос, именно: с какою страстию прежде бороться? – Старец ответил: «Борись с тою, которая сейчас тебя борет, – и некогда будет доискиваться, какая главная у тебя (3, с. 175–176).

Вы хорошо действуете, когда слышите, что иные укорно о вас думают или говорят или даже прямо в глаза вам то показывают. И продолжайте так!.. Первое – не выказать оскорбления вовне, потом внутреннее чувство такое прогонять и заменять добрым чувством в отношении к тем лицам. И терпите в сем роде действования... Придет время – и все будете встречать с духом покойным.

И зависть!!! Как ей быть в духовном роде действования?! – Потому что в духовных порядках все всем доступно... Увидел кого превосходящим тебя в духовном отношении? Приложи труд, и ты тоже получить можешь. А в житейском быту не все всем доступно. Вот и берут завидки (3, с. 175).

19. У человека три жизни: духовная, душевная и телесная. Потребность духовной жизни Бог раскрывает и зовет к ней

По всему, что вы написали о себе, видно, что Бог зовет вас к монашеству и весь уж ваш склад и все думки туда направляются; вы не найдете, как и не находите, покоя в другом образе жизни. Если же таково ваше призвание, то чем скорее его исполните, тем лучше. И о. Амвросий прямой вам дал совет. Ваши родные рассуждают по-житейски, а не по-духовному. Если следовать их речам, то никому в монахи или монахини идти не приходится и монашество выйдет некое заблуждение. А так рассуждать грешно. Господь его одобрил, апостолы установили, и Церковь признавала во все времена его богоугодность.

Родные ваши были бы правы, если б им говорили, что только и спасения, что в монашестве. А это никто не говорит. Говорят только, что лучший и удобнейший путь спасения есть монашество – жизнь в отречении от мира.

Прочитайте 1Кор. 7, 25 и 9.

Цель человека не на земле, а в другой жизни. Если б на земле была, мы бы не умирали, а как умираем, то значит, что жизнь наша настоящая не на земле. Земная жизнь есть только приготовление к другой жизни, а о той жизни Господь сказал, что там не женятся, не посягают, то есть что там житейских, земных порядков не будет, а будет порядок ангельский. К нему и приспособлена монашеская жизнь (3, с. 195).

Есть у вас книжка «Что есть духовная жизнь и как в ней установиться»? В ней добре объяснено, что у человека есть три жизни – духовная, душевная и телесная. Первая обращена к Богу и Небу, вторая – к устроению земного быта, третья заботится о жизни тела. Редко бывает, чтоб все сии жизни раскрывались в одинаковой силе, но у одного преобладает одна, у другого другая, у третьего – третья. Выше всех духовная, потому что дух выше души и тела и потому что чрез нее человек ставится ближе к своей цели, то есть к Небу и Богу. Избираются ли такие жизни? – Не видно. Они сами течением жизни раскрываются и потом нудят человека жить по той или другой жизни (3, с. 195–196).

Духовной жизни потребность Бог раскрывает и зовет к ней. Так это у вас. Бога же слушать подобает паче, нежели людей... вам – родных (3, с. 196).

20. Свет и тьма в душе

Когда мы с Господом, то и Господь с нами. И светло все. В комнате, когда все окна открыты и солнце светит, светло-светло бывает. Но закройте одно окно – потемнеет, а когда все закроются – совсем темно станет. Так и с душою. Когда она вся всеми силами и чувствами обращена к Господу, в ней все светло, радостно и покойно. Когда же обратит на что-либо другое, кроме Господа, свое внимание и чувство, светлость сия умаляется. Больше вещей занимают душу – большая тьма входит... А там и совсем темно. Мысли не столько омрачают, сколько чувства; однократное увлечение чувств – не столько, сколько пристрастие к чему-либо. Больше всего омрачает грех делом (3, с. 210).

21. Одобрение текущей добрым путем

У вас в душе, как вижу, все обстоит благополучно... И даруй вам, Господи, всегда неуклонно держаться начатого пути. Благодать Божия осеняет вашу душу. Блюдите дар сей и сами блюдитесь, чтоб не оскорбить Духа Божия (3, с. 213).

22. Где душа внутрь себя собравшись – там и место лучшее, светлое, преукрашенное

Поздравляю с окончанием кладбищенского храма. Да дарует Господь молитву всем молящимся в нем и да ниспосылает им просимые блага.

Ваши сны при сем очень назидательны. Их друг и хранитель ваш подал вам. Но внемлите! Эта милость свыше обязывает вас к сильнейшей ревности о спасении и к неусыпному попечению о сестрах.

Что долго остаетесь в глуши... Божие определение – и, конечно, во благо вам. Слышите, что поется: на всяком месте владычества Божия благослови, душе моя, Господа 43 ?!

Где душа внутрь себя собравшись – там и место лучшее, светлое, преукрашенное. Вы предаете себя Господу, другого решения и искать не следует. Буди воля Божия – самое лучшее решение (3, с. 221–222).

23. Как судить об авторитете внутреннего чувства

Спрашиваете, можно ли слепо следовать внутреннему чувству? Апостол поминает о чувствах, обученных в рассуждении добра же и зла (Евр. 5, 14). Обучаются они долгим учением или опытом и тогда верно определяют, чему следовать должно, – внутреннее убеждение говорит им. Как вам это уже известно и опыт не обличает вашего чувства в ошибочности, то и делайте, как делали. У старцев пишется о сем, о рассуждении при сем и молитве. И это можно, но не всегда удобно. Есть у вас книга Варсонофия и Иоанна? Там много решается подобных вопросов. Просматривайте. Молитвою надо освящать и освещать всякий шаг (3, с. 222–223).

24. Как быть неразвлеченною при хлопотах

Господь одобряет ваше желание уединения, но времени не указывает. Надо ждать определенных указаний, а до того блюсти внутреннее безмолвие и продолжать усердно дела по благоустройству обители. Как блюсти внутреннюю неразвлеченность при хлопотах? Делать дела усердно, внимательно, постоянно и без попыхов. Всякое дело, какое предлежит вам делать, принимайте как самим Богом порученное и делайте его как Божие... Мысль и будет с Господом. Этому можно навыкнуть с помощью Божиею (3, с. 228).

25. Надо не допускать и малых действий, обличаемых совестью

Вы писали, что допускаете некоторые действия некрупных разрядов, за которые потом обличает совесть. Этого, сколько сил есть, надо не допускать.

Покой совести есть первое условие мирных отношений к Богу, а эти последние составляют условия преуспеяния духовного во внутренней жизни. Побеждать свои хотения, зная, что лучше им отказать, нежели их послушаться, есть Богу приятная жертва, за которую Он воздаст внутренним утешением.

А опускать эти случаи к победе над собою – значит Богоугождение ставить ниже самоугождения. Когда враг вперед скажет вам: «Сделай такое и такое распоряжение», не слушайте его, а, отогнавши его неприязнию к нему и его урокам, продолжайте свою молитву, не прерываясь (3, с. 231).

26. Христианское обновление жизни

В смерти Его мы все умерли, и в воскресении – все воскресли. Благ же сих всякий причастником делается во св. Крещении, где умирает для одной жизни и оживает и воскресает для другой... Сею жизнию вам жить и в ней паче и паче утверждаться желаю вам. По Апостолу: как Христос воскрес и уже не умирает, так и мы в обновленной жизни ходить будем (3, с. 232–233).

27. Случай, осязательно показывающий попечение Божие

Утешительно видеть такое осязательное показание, что милостивый Господь очей Своих не сводит с вас! Ехали вы к благотворительнице обители, и лошади так испугались у вас; бежавших под гору, когда уже вы были под экипажем, Господь вдруг остановил, ибо необычно им так смирно останавливаться в испуге. Без этого ни вас, ни кучера, ни экипажа, ни даже лошадей не было бы. И костей ничьих не собрали бы, и щепок от экипажа. Служили молебен? К N. вы отнеслись хорошо, как раз, как мать. И доведите дело до конца, и поставьте ее на ноги, чтобы потом прямо шла и смело шагала.

Но вы себя больше блюдите и заботливо держите в том строе внутреннем, к какому зовет и обязывает вас Господь Своими о вас внушениями и попечениями (3, с. 235).

28. Должно записывать особые случаи Божия внушения и попечения

Записываете ли вы то, что особенного испытываете? Я думаю, что записывать следует, чтобы по временам просматривать и, видя Божие о себе попечение, паче и паче ревновать о блюдении и усовершенствовании того строя внутреннего, на которое Оно указывает... Сердцем в Господе быть (3, с. 235–236)!

29. Два пути присвоения Господу: деятельный и созерцательный (существенный). Как идти путем деятельным, не оставляя житейских забот

Теперь вам одно остается – Господу присвоиться и Его себе присвоить, иначе – стараться дойти до того, чтоб в сердце постоянно чувствовалось, что Господь ваш и вы Господни.

И мне думается, что течение жизни вашей к тому идет. Только внимание надо именно на это направить.

Есть два пути к тому, чтоб стать едино с Господом: деятельный и созерцательный. Первый – для христиан житейских, второй – для оставивших все житейское. В действии ни первый не бывает без второго, ни второй – без первого. И житейские [христиане. – Изд.] то есть должны в своей мере держать и созерцательный путь. И вот это есть ваша доля... вам нельзя напрягаться на созерцание, как делают это отшельники, но и оставлять его не должно. Я писал вам: навыкайте памятовать всегда о Господе и ходить пред лицем Его. Это созерцательная часть и есть. Но тогда как отшельник все другое гонит вон из внимания, вам надлежит, делая все житейское, так его делать, чтобы и Господа не забыть. Если вы потрудитесь так действовать, то в итоге то же получите, что и отшельник. Только в периоде вашего действования вы или мало, или почти ничего не будете видеть, что бы обещало такой плод. Редко-редко когда что проглянет, а большею частию – все труд и делание...

Теперь вопрос: как сделать, чтоб делательное трудничество вело к означенной цели (4, с. 6–7)?

«Бросить ваших дел житейских нельзя. Вы связаны в отношении к ним заповедями и, нарушая их или не исполняя, будете делать неугодное Господу. На все есть заповеди: на все отношения ваши к мужу и слугам, и к родным, и ко всем сторонним. Так уясните себе, как должны вы действовать по заповедям относительно всех и всего, и действуйте так... Это, конечно, будет занимать ваше внимание. Спрашивается, как же Господа при сем иметь во внимании? – Так: какое бы дело, большое или малое, вы ни делали, держите в уме, что его вам повелевает делать Сам Господь Вездесущий – и смотрит, как вы его сделаете. Так себя держа, вы и дело всякое будете делать со вниманием, и Господа будете помнить. В этом – весь секрет успешного для главной цели действования в вашем положении. Извольте в это вникнуть и так наладиться. Когда так наладитесь, тогда и мысли перестанут блуждать туда и сюда...

У вас теперь отчего все не ладится? Думаю, оттого, что вы хотите помнить Господа, забывая о делах житейских. Но житейские дела лезут в сознание и память о Господе вытесняют. А вам следует наоборот: о житейских делах хлопотать, но как о Господнем поручении и как пред Господом.

Там у вас ни того, ни другого не выходит... а здесь то и другое будет исправно (4, с. 7).

30. О духовном обновлении

Кажется, я уже поздравлял вас с новосельем и пожелал вам всего хорошего в новом вашем жилье. Повторяю то же, не пиша вновь, и вы припомните то без читания вновь тех же слов. Новое жилье – новые порядки... а за ними и строй внутренний новый. Это будет поновлением древней истины44. А эти кто такие? Те, кои совлеклись ветхого человека с деяниями его и облеклись в нового, созданного по Богу в правде и преподобии истины. Все сие читано и перечитано, говорено и переговорено. Но мне пришли слова сии на мысль при пожелании вам нового строя. У вас он уже давно есть, потому не совсем будет нов. Однако же для всех бывает нужда поновлять его. Икону потускневшую промывают – и она светлою становится. Но когда и краски попортятся, тогда перерисовывают, налагая краски хоть новые, но все такие же, что были. То же и в духе бывает, когда переодеваются и одеваются по образу Создавшего (4, с. 20–21).

31. О переустройстве внутреннего человека

Какой мрачный вы написали портрет с себя или со своего внутреннего человека! Из рук вон! Снаружи все исправно, а в середке все разложилось. Надо в середку впустить архитектора, чтобы он все тамошнее разорил, материалы гожие перечистил и поправил и потом все заново построил, все, начиная с фундамента и до кровли.

Кто архитектор? Господь Спаситель. Он Сам просится внутрь, стоит и толчет. Надо отворить Ему дверь. Ключ от двери сей – огненная ревность и безжалостное самоотвержение.

Кузница, где ключи эти делаются, – страшный страх за свою участь, если все внутри так останется, как есть теперь. Как только ключи изготовятся, они сами повернутся, отворят дверь – и се Господь- Создатель внутреннего храма. Тогда все пойдет спешно... и храмина внутренняя созиждется...

Тогда вместо краткой молитвы пойдет молитва непрестанная, вместо рассеянной – сосредоточенная, суетливость и многозаботливость отойдут и воцарится забота неукротимая о едином на потребу, частая и неуместная раздражительность заменится кротостию и энергиею, тихою и безмятежною (4, с. 25–26).

32. Разъяснение по духовной жизни

Желаю вам полного воскресения в духе. То, что вы испытывали в прошлый пост, – начатки этого воскресения. Господь посещал вас и мир водворял в духе. Это Он начинает обитель Себе строить в сердце вашем или только место осматривает и начертывает, где что строить, и фундамент начинает полагать. Извольте видеть в бывшем с вами, объятия Христа Спасителя, коими Он присвояет вас Себе. И радуйтесь, и благоговейте, и страх восприимите (4, с. 70–71)!

Ваш вопрос о выездах как родился? Если бывает свой, внутренний позыв, то это дурно. Душа изменяет Господу. За это вы ее пожурите. А если житейская к тому бывает нужда, то делайте так: отнекивайтесь до последней возможности... и когда уж видите, что далее нельзя, выезжайте куда-либо, где меньше мира и где меньше глаз, могущих вас сглазить. И никогда не выезжайте, долго не помолившись, чтобы Господь избавил вас от очес призора и дал вам сил домой воротиться неотуманенною и незацепленною (4, с. 70–71).

33. Вредный воздух

Что это с вами?! Ваше благонастроение похоже на гомеопатические медикаменты. Мало-мало пройдет по комнате запах какой (например, камфоры и подобного) – и все пропало. Только что пахнуло на вас воздухом мирским... как у вас уже все духовное расстроилось. Извольте крепиться! И не давайте сердцу уходить к тому, что есть пустошь. А потом, когда чад весь пройдет... тогда сядьте и сообразите... отчего так непрочно все... Бог устроил вам такое стечение обстоятельств, чтобы вы себя познали... и не думали о себе... много и высоко, а больше смирялись и в смирении больше прибегали к молитве (4, с. 76–77).

34. О неразвлеченном исполнении работы

От увлеченья работою надо отвыкать и привыкнуть работать как должно и не увлекаться. Принимайте всякую работу как Божие повеление; приступая к работе, молитесь об успешном окончании работы и, окончивши, благодарите Господа. Господь и будет неотходно в уме вашем, осеняя вашу работу. Вместо поклонов, отрывающих от работы, так делайте: увлечение бывает в самом начале работы. Здесь же, в начале, и прогоните его внутренним к Господу обращением и не приступайте к работе, пока не прогоните. То же самое делайте и когда увлечение опять появится... тут же за работою воззовите к Господу... и все взывайте, пока не отойдет оно... К поклонам обращайтесь, когда увлечение не слушается, не отходит (4, с. 80).

35. Как не развлекаться хлопотами

Хлопоты одолевают... Но хорошо, что замечаете то и стараетесь уничтожать следствия их, отзывающиеся в душе. Старайтесь не всею душою быть в хлопотах, но одними концами рук и ног и одною поверхностью глаз и ушей. Ум же и внимание с чувством держите на других предметах. Кажется, я вам писал почаще проходить умом все, яже о нас истины Божии. Делайте так – и ум окрепнет в единомыслии... а тогда и хлопоты будут нипочем (4, с. 86).

36. Руки за делом, а ум – на Небо

Се же добре, что вы, хлопоча о потребном, хлопочете и внутреннего делания не оставлять. Трудитесь и ищите; и Бог даст, что навыкнете, как тут управляться с мыслями и чувствами. Еще Антоний Великий положил: руки за делом, а ум на Небе да будут! Сам он так делал и других всех тому учил. Если дает Господь утешение внутреннего миротворения и теплоты – благодарение. Это же и есть главное, чего искать следует... Иначе это называется иметь чувства к Богу. Самое великое дело... Тут и сила, все упорядочивающая (4, с. 88).

37. Домашние хлопоты надо обращать на угождение Богу

Не думайте, что все, что вы делаете по дому и хозяйству, есть суета. Нет, на это есть заповеди, и должное исполнение сих дел есть в числе дел, Богу угодных. Только исполняйте все как заповедь, как волю Божию, на вас наложенную. Пред всяким делом Бога призовите в помощь, в продолжение его к Богу обращайтесь о наставлении и по окончании возблагодарите Бога. И будет, что, хлопоча по хозяйству, вы будто молитвенное правило исполняете. Если при хлопотах мысли разбегаются, ворочайте их назад. И как только, кончив дела, останетесь одни, сядьте и молитвою Иисусовою соберитесь в себя. С верою сие совершая, всегда будете получать помощь в сем и успех (4, с. 92).

38. На гостей надо смотреть как на посланцев Божиих

На гостей смотрите как на посланцев Божиих и как таких старайтесь упокоить их по-христиански. Труда сего и хлопот не считайте напрасною потерею времени. Обратите это лицом к Богу... Он все видит и примет как служение Ему. Не забудьте подумать, чего ради это случилось и чего хочет от вас Бог, поставив вас в такое положение. Когда хлопоты слишком развлекут, не забывайте, как только улучите минуту, собираться внутрь с помощью коротенькой молитвы или прямо молясь, чтобы Господь утишил бурю сию (4, с. 93).

39. Домашнее поведение ревнующей о спасении

Читайте Евангелие и другие книжки духовные каждое утро после молитвы. Если у вас есть свой уголок, то и не выходите из него, не почитавши и не помолившись. От этого будете иметь крепость духа и сердца (4, с. 99).

«N. приехал. Опять болтать начнет. Не слушайте. Как только начнет он речь дурную, поднимайтесь и уходите, не говоря ни слова.

Внимайте себе, чтобы не запало в сердце ваше какое-либо помышление недоброе. Как покажется что такое, обращайтесь к Господу, прося прогнать, и прогонит (4, с. 99–100).

40. О познании меры своего совершенства

Какою видится ваша душа? Если вы не колеблетесь в вере и держите на душе твердое желание и искание спасения, то, несомненно, душа ваша стоит на стороне света... И слава Богу! В какой же мере она просветилась, это нам угадать неудобно. И Господь не дает нам это увидеть оттого, что мы сейчас себя с глаз съедим, то есть, потщеславясь, лишимся света (4, с. 127).

41. О рассеянии от мирских впечатлений

Вы как будто немножко расшатались путешествием. Если да – плохая рекомендация! Но чаю, что у вас внутренний строй прочнее, нежели чтобы его могли расшатать такие пустяки, как поездка, и то, что случалось мимоходом видеть и слышать... Я виноват сам. И забыл напомнить, что впечатления, не согласные с принятым вами строем, следует тотчас изглаждать – тут же, как получены... не отлагая ни до вечера, ни тем паче на дальнейший срок. Дело это просто: сойти в сердце, где впечатление осталось, оттолкнуть его неблаговолением к нему – и в то же время молиться против него Господу. И быть так, пока пройдет... Это минута какая всего-то. Извольте это по крайней мере взять в правило и на все случаи, и большие и малые (4, с. 132–133).

42. Урок в день Преображения

Поздравляю и вас с праздником Преображения! – Смотрите на Спасителя и учитесь, как преображаться и самим от силы в силу... Он преобразился для нас, а Сам Он всегда в неприступном свете, которого воплощение нимало не умалило. Поселите поглубже в себе страх Божий, и он, взяв в руки бразды правления вашего внутреннего человека, устремит вас вслед Господа для стяжания светлой славы, нам обетованной, подгоняя бичами смертной памяти и памяти Суда... на коем никакие извинения не приемлются в резон (4, с. 143).

43. Светская жизнь лишает свободы и преданных ей держит в тяжком рабстве

Вы говорите: «Еще вот что я вижу: что все впопыхах спешат, гонятся за чем-то, чтоб уловить, и никто ничего не успевает поймать. Случилось мне пройти людною улицею или местом – какая там суматоха и суета! Но смотрю потом: и в домах то же; то же, вероятно, и в душах у них. И ума не приложу, ужели так можно жить? И вот что еще вижу, что тут друг друга теснят, вяжут и тиранят; никто своей воли и свободы не имеет. Одеться не смей как хочешь; ступать не смей как хочешь; говорить тоже – и ничего не смей как хочешь. Все у них подчинено какому-то закону, который не знают, кем написан; всех он теснит, но никто сломать его не смеет. За то и сами делаются тиранами друг для друга. Посмей не послушать кого – горе. Я, например, пою, когда хочется петь, ведь это рай: и самой приятно, и слушающим. А тут хочешь, не хочешь – пой. Предлагается это очень вежливо, но отказаться-то считается делом противозаконным. И поешь. Самой тягота невыносимая – чуть грудь не треснет, а надуваешься показать, что поешь от души. Я замечала это и у других. Вот вам и свобода! А ведь снаружи посмотреть – все вольница. Вольница, спутанная по рукам и по ногам!! По этому поводу стала я присматриваться – да от души ли они делают и все прочее? И что же? Может быть, я ошибаюсь, но не увидела ничего, что было бы от души. Ласки напускные, готовность к услугам – тоже, взаимоуважение – тоже. Все напускное. За видимостью, гладкою и изящною, прячется совсем другая душа, которую, если б ее вытащить наружу, никто не нашел бы не только изящною, но и сносною. И выходит, что когда мы собираемся, то представляем собою сборище лицедеек и лицедеев. Комедия! И еще что мне дивно – это то, что от всех веет холодом. Как же это так?! Ведь все дружка дружке, кажется, душу готовы отдать, а кругом ходит холод».

Совершенно верно. К вашему описанию нечего и прибавлять. Все это давно уже замечено и указано в предосторожность. Еще Макарий Великий вот как изображал увиденную вами сумятицу и гоньбу за чем-то: «Чада века сего уподобляются пшенице, всыпанной в решето земли сей, и просеваются среди непостоянных помыслов мира сего, при непрестанном волнении земных дел, пожеланий и многосплетенных вещественных понятий. Сатана сотрясает души и решетом, то есть земными делами, просевает весь грешный род человеческий. Со времени падения, как преступил Адам заповедь и подчинился лукавому князю, взявшему над ним власть, непрестанными обольстительными и мятущимися помыслами всех сынов века сего просевает и приводит он в столкновение в решете земли. Как пшеница в решете у просевающего бьется и, взбрасываемая непрестанно, в нем переворачивается, так князь лукавства земными делами занимает всех людей, колеблет, приводит в смятение и тревогу, заставляет приражаться к суетным помыслам, нечистым пожеланиям, земным и мирским связям, непрестанно пленяя весь грешный род Адамов. И Господь предсказал апостолам будущее на них восстание лукавого: сатана просит вас, дабы сеял, яко пшеницу. Аз же молихся Отцу Моему, да не оскудеет вера ваша45 (Лк. 22, 31). Ибо сие слово и определение, изреченное Создателем Каину явно: стеня и трясыйся, в тревоге, будеши на земле (Быт. 4, 12), служит втайне образом и подобием для всех грешников; потому что род Адамов, преступив заповедь и соделавшись грешным, принял на себя втайне сие подобие. Люди приводятся в колебание непостоянными помыслами боязни, страха, всякого смущения, пожеланиями, многообразными всякого рода удовольствиями. Князь мира сего волнует всякую душу, не рожденную от Бога, и, подобно пшенице, непрестанно вращающейся в решете, разнообразно волнует человеческие помыслы, всех приводя в колебания и уловляя мирскими обольщениями, плотскими удовольствиями, страхованиями, смущениями (Бесед. 5; §1, 2).

Вот вам в придаток к вашему наблюдению! Вы заметили, что есть и бывает, а св. Макарий указал и причину того, и первое исходище. Этот взгляд на дело в том круге, о коем речь, не принимается, и речи о том заводить нельзя. Вас же прошу усвоить этот взгляд и всегда держать его в мысли. Он выражает суть дела и, будучи вами принят с убеждением, будет служить для вас ограждением от обаяний светской жизни (9, с. 911).

Со своей стороны прибавлю, что эта гоньба за чем-то и неудовлетворенность ничем зависят от того же, о чем я писал прошлый раз: именно от того, что таким образом жизни не все естество человеческое питается и не все потребности его удовлетворяются. Неудовлетворенная сторона, как голодная, требует пищи в утолении своей алчбы и жажды и гонит человека искать ее. Человек и бежит искать, но как он вращается все в том же круге, не удовлетворяющем голодающей стороны, то удовлетворения не бывает, голод и жажда не пресекаются, не прекращается и требование пищи, не прекращается и гоньба. И никогда она не прекратится в живущих по духу мира. Враг же держит их в ослеплении, по коему они не замечают ошибки, что не тою дорогою бегут и не туда стремятся; и в этом мраке томит и душит эти души бедные. И так их отуманил враг, что и говорить им об их ошибочности не смей никто. Так и зарычат, как лютые звери. Не рыканье ли это того льва, который всюду рыщет, иский кого поглотити (9, с. 11–12)?

Что касается других замеченных вами сторон светской (мирской) жизни, скажу только, что иначе сему и быть нельзя. Ибо такая жизнь есть жизнь падшего человечества, которого исходная черта есть самолюбие или эгоизм, себя ставящий целию, а все и всех – средством. Тут причина того, что всякий хочет навязать свои желания на другого или связать его ими, что назвали вы метко тиранством. Уж как ни скрашивает кто своих желаний, назади всего стоит эгоизм, желающий повернуть вас по-своему или сделать вас средством. Тут причина и лицедейства, суть которого есть напряженное ухищрение всячески прятать свои дурные стороны, не исправляя их, иначе пресечется влияние на других и, следовательно, пользование ими как средствами. Тут причина и того, что от всех холодом веет, ибо всякий замкнут в себе и не разливает лучей тепла жизни вокруг себя (9, с. 9–12).

Правда, вы, верно, встречаете несколько лиц с симпатичным строем сердца: так и льнут и берут прямо за сердце. Такое расположение есть остаток родственного чувства, с каким создан человек в отношении к другим; но оно тут состоит в услугах у эгоизма, который пользуется им как наилучшим средством к устроению своих дел (9, с. 13).

Теперь же скажу только: совсем вам отстать от всех, конечно, нельзя, но, сколько можно, отнекивайтесь входить в круг этой светской жизни, а когда втянут против воли, держите себя так, как бы вас там не было: видя не видьте и слыша не слышьте. Видимое пусть проходит мимо глаз, и слышимое – мимо ушей. Внешне действуйте, как и все, будто нараспашку, но сердце свое берегите от сочувствий и увлечений. В этом главное – сердце берегите, и будете там только телом, а не душою, верно исполняя заповедь апостола: да будут... требующий мира, яко не требующе 46 (1Кор. 7, 31). Мир здесь то же значит, что у вас свет и светская жизнь. Вы будете требующая мира, то есть имеющая нужду соприкасаться светской жизни, но когда будете держать вдали от всего свое сердце, то будете яко не требующая такой жизни, то есть не по сочувствию и желанию в ней участвующая, а вынуждаема будучи настоящим своим положением (9, с. 14).

44. Три стороны человеческой жизни. Первая сторона: жизнь телесная, ее органы и потребности; нормальная и излишняя заботливость о теле

Тело наше состоит из разных органов, из коих каждый совершает свое отправление, существенно необходимое для жизни телесной. Главных органов три:

1) желудок с легкими, сердцем, артериями и венами, лимфатическими сосудами и множеством других сосудов, сосудцев и желез, служащих для разных отделений из крови и соков тела; отправление всех их – питание тела или плототворение;

2) система мускулов и костей, отправление коих есть движение внутри и вовне;

3) система нервов, центр коих – голова, спинной мозг и система ганглий – где-то под брюшною и грудною преградою, а разветвления проникают все тело; отправление ее – чувствительность.

Когда ход этих отправлений и взаимное их отношение в порядке, тело здорово и жизнь вне опасности; а когда этот порядок нарушается, тело заболевает и жизнь в опасности. Каждое отправление имеет свою потребность, которая дает себя живо чувствовать живущему, требуя удовлетворения.

Потребности желудочной, или питательной и плототворной, части суть пища, питье, воздух, сон; потребность мускульно-костяной части есть потребность напрягать мускулы, которую всякий чувствует, долго засидевшись, и прямо потребность движения, заставляющая ходить, гулять, работать что-нибудь; потребность нервной части – приятное раздражение нервов всего тела, как мерность тепла и холода и подобное, и особенно приятное раздражение пяти наших чувств, в которых нервная система вышла наружу для общения со внешним миром.

Все это, как видите, телесно; душе какое бы до всего этого дело? Но как она, по теснейшему сочетанию с телом, приняла его в свою личность, то своими считает и все потребности телесные. Оттого говорим: я хочу есть, пить, спать, хочу ходить, гулять, работать, хочу видеть разноцвет, слышать разноголосие, обонять разноухание и пр. Усвоив себе все потребности телесные, душа своим делом считает и удовлетворение их и хлопочет о пище, питии, сне, одежде, крове и о всем прочем, всячески желая добиться того, чтоб тело было покойно и не тревожило ее своими докучливыми требованиями.

Это отношение души к телу, которое она держит не учась, а сама собою, по внутреннему некоему понуждению обнаруживается в ней вроде некоего инстинкта – животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное. Совокупность всего этого и есть телесная сторона человеческой жизни. Но не все здесь одинаково телесно, или плотяно и чувственно. Крепко плотяна только питательная часть; но и она облагораживается приспособлением ее удовлетворения к потребностям и целям собственно душевным. Органы же движения и чувства служат более нуждам души, чем тела. А один орган, стоящий будто вне системы прочих органов, именно орган слова, – исключительно есть орган души, назначенный для служения ей одной (9, с. 15–17).

Телесная, плотская, чувственная – неодобрительная в нравственном отношении жизнь есть та, когда человек, увлекаясь крайне животолюбием и телолюбием, поставляет главною для себя целию и заботою покой тела, или всесторонее удовлетворение потребностей лишь телесных, – с забвением о душе и тем паче о духе. При этом каждая телесная потребность, естественно-простая, распложается во множество прививных потребностей чрез привычку и пристрастие к разным способам ее удовлетворения. Возьмите пищу или питие или одежду. Что, кажется, проще всего, сюда относящегося? А между тем сколько потребностей неотлучных: хоть умри, да подай! От того видим, что иные минуты не имеют свободной, бегая за нужным для удовлетворения их, при всем том, что десятки других лиц заняты для них тем же. У таких неизбежно должны голодать душа и дух, если они еще не совсем заглушены, забиты и погружены в чувственность.

Извольте о всем этом поразмыслить (9, с. 17–18).

45. Вторая сторона человеческой жизни: жизнь душевная и три главных ее отправления. Сторона мыслительная с ее видами. Знание и наука. Нормальная работа рассудка и пустое блуждание мыслей

Вы входили внутрь, войдемте туда снова. Смотрите, какое там множество и разнообразие действий и движений?! То одно, то другое то входит, то выходит, то принимается, то отвергается, делается и переделывается. Ибо душа приснодвижна и на одном стоять не в силах. Если мы станем смотреть в душу сообща, то ничего не разберем; надо действия ее распределить по родам и каждый род потом рассматривать особо. Да уж давно присмотрелись и распределили все действия души на три разряда – мыслей, желаний и чувств, назвав каждый особою стороною души – мыслительною, желательною и чувствующею. Возьмем это разделение и начнем обозревать каждую сторону (9, с. 18).

Сторона мыслительная.

Если внутри нас видится смятение, то оно наибольший простор имеет в мыслях, желания же и чувства мятутся уже под действием мыслей. Но в разряде мыслей не все есть беспорядочное движение; есть в среде их ряд серьезных занятий. Они-то, собственно, и составляют настоящее дело жизни душевной со стороны мыслей. Вот эти занятия:

1. Как только заметили вы что- либо вовне посредством своих чувств или выслушали рассказ других о том, что они заметили своими чувствами, тотчас все то воображение воображает и память запоминает; и в душу ничто не может войти помимо воображения и памяти. Затем и последующая деятельность мыслительная опирается на воображение и память. Чего не сохранила память, того не вообразишь, о том и думать не станешь. Бывает, что мысли прямо рождаются из души, но и они тотчас облекаются в образ. Так что мыслительная сторона души вся есть образная.

2. Но воображение и память добывают и хранят только материал для мыслей. Само движение мыслей исходит из души и ведется по законам ее. Припомните, как ваш меньшой брат, увидев какую-либо новую вещь, тотчас обращался к вам или другим с вопросами: «А что это? А кто это сделал? А из чего это?» – и не успокаивался, пока не решат ему всех этих вопросов и не удовлетворят его. Мыслительность души начинается именно с порождением сих вопросов и рождает мысли в ответ на них или принимает готовые уже об этом мысли от других. Воображение и память не мыслят. Они – чернорабочие силы, подъяремные. Способность души, из которой исходят такие вопросы и которою доискиваются и порождаются мысли в ответ на них, называется рассудком, которого дело рассуждать, обдумывать и находить требуемые решения. Понаблюдайте за собою и найдете, что ничего у вас не делается без обдумывания и соображения. Всякую малость приходится обсуждать. Как бы мгновенно это ни делалось, но всюду входит соображение и идет по означенным прежде вопросам.

3. Когда вы обдумываете, то тут нет еще определенной мысли. Мысль определенная установляется, когда найдете решение какого-либо из вопросов. Рассудок ваш все роется, ища, что такое есть какая-либо вещь, откуда она и для чего она и пр. Когда же найдете сами такое решение или, выслушав его от других, согласитесь с ним, обыкновенно говорите: теперь понимаю, толковать больше нечего, дело решенное.

Это решение дает покой вашей мыслительности относительно занимавшего вас предмета. Тогда рассудок ваш обращается к другим предметам, а сложившаяся мысль сдается в архив душевный – память, откуда по требованию нужды берется как пособие к решению других вопросов, как средство к слаганию других мыслей. Совокупность всех сложившихся таким образом понятий составляет образ ваших мыслей, который вы и обнаруживаете при всяком случае в речах своих. Это есть область вашего знания, добытого вами трудом мысленным. Чем больше у вас решено вопросов, тем больше определенных мыслей или понятий о вещах; чем больше таких понятий, тем шире круг вашего знания. Таким образом, как видите, выше памяти и воображения у вас стоит рассудок, который своим мыслительным трудом добывает для вас определенные о вещах понятия или познания.

Не на всякий вопрос удается нам добыть определенный ответ. Большая часть их остается нерешенными. Думают-думают – и ничего определенного не придумают. Почему говорят: может быть так, а может быть этак? Это дает мнения и предположения, которых в общей сложности у нас не больше ли, чем сколько есть определившихся понятий. Когда кто, обсуждая известный класс предметов, добудет сам и от других позаимствует так много определенных о них мыслей и понятий, а нерешенное в них успеет дополнить такими удачными мнениями и предположениями, что может счесть этот круг предметов достаточно познанным и уясненным, тогда приводит все добытое в порядок, излагает в связи и последовательности и дает нам науку о тех предметах. Наука – венец мыслительной работы рассудка.

Все это я рассказываю вам затем, чтоб яснее вам было, в чем должна бы состоять естественная законная деятельность нашей мыслительной силы. Ей следовало бы трудолюбно обсуждать не знаемое еще, чтобы познать то. Научниками быть дано очень немногим, не всем можно и проходить науки; но обсуждать окружающие нас вещи, чтоб добыть определенные о них понятия, всем и можно, и должно. Вот этим и следовало быть у всех занятою мыслительной силе. Сколько она добудет, это – судя по своей крепости; но она должна быть всегда занята серьезным делом обдумывания и обсуждения действительностей. Между тем что видим в нашей мысленной области? – Непрерывное движение образов и представлений без всякой определенной цели и порядка. Помышление за помышлением восстают и то идут в ряд, то поперечат друг другу, то забегают вперед, то возвращаются назад, то отбегают в сторону, ни на чем не останавливаясь. Это не рассуждение, а блуждание и рассеяние мыслей; следовательно, состояние совсем противоположное тому, чем бы следовало являться нашей мыслительной силе, – болезнь ее, столь внедренная в нее и общая всем, что вы ни одного не найдете человека, который бы мог постоянно вести серьезный труд мышления, не подвергаясь рассеянию и блужданию мыслей, отрывающих его от дела и увлекающих в разные стороны. Часто мы задумываемся: что это за состояние? – Вот что: мысль сходит в архив памяти и с помощью воображения перебирает там весь собравшийся хлам, переходя от истории к истории, по известным законам сцепления представлений, приплетая к бывалому небывалое, а нередко даже невозможное, пока не придет в себя и не возвратится к действительности окружающей. Говорят: углубился. Углубился, но в пустоту, а не в серьезное обсуждение дела. Это есть то же, что сонное мечтание, – праздномыслие и пустомыслие. Понаблюдайте за собою – и увидите, что большая часть времени проходит у нас именно в таком пустомыслии и блуждании мыслей. Иной день (и не больше ли таких?) – ни одной серьезной мысли не вспадет на ум. Прошу обратить на это внимание и заняться решением вопроса: пристало ли так действовать разумной твари (9, с. 18–22)?

46. Желательная сторона душевной жизни. Правильное и беспорядочное состояние желательной области

Желательная сторона.

Действующая здесь сила есть воля, которая волит, желает приобрести, употребить или сделать, что находит полезным для себя или нужным или приятным, и не волит – не желает противного тому. Воления воли требуют соответственного дела, потому воля, прямее, есть деятельная сила, которой существенная потребность – жить и действовать. Она держит в своем заведывании все силы души и тела и все подручные способы, которые все и пускает в ход, когда нужно. В основе ее лежит ревность, или ретивость, – жажда дела, а возбудителями стоят при ней приятное, полезное и нужное, которых когда нет, ревность спит и деятельные силы теряют напряжение, опускаются. Они поддерживают желание, а желание разжигает ревность. Ход раскрытия сей стороны душевной таков. В душе и теле есть потребности, к которым привились и потребности житейские – семейные и общественные. Эти потребности сами по себе не дают определенного желания, а только нудят искать им удовлетворения. Когда удовлетворение потребности тем или другим способом дано однажды, то после того, вместе с пробуждением потребности, рождается и желание того, чем удовлетворена уже была потребность. Желание всегда имеет определенный предмет, удовлетворяющий потребность. Иная потребность разнообразно была удовлетворена; потому с пробуждением ее рождаются и разные желания – то того, то другого, то третьего предмета, могущего удовлетворить потребность. В раскрывшейся жизни человека потребностей за желаниями и не видно. Роятся в душе только сии последние и требуют удовлетворения, будто сами для себя. Что делать душе с сими желаниями? Ей предлежит выбор, какому предмету из возжеланных дать предпочтение. По выборе происходит решение – сделать, или достать, или употребить избранное. По решении делается подбор средств и определяется способ и порядок исполнения. За этим следует, наконец, дело в свое время и в своем месте. Всякое, даже самое маленькое дельце идет сим порядком. Это можете вы проверить на каком-либо своем деле. По навыку, иногда все эти действия совершаются мгновенно и за желанием тотчас следует дело. Выбор, решение и средства берутся тогда из прежних дел и особого производства не требуют.

В пожившем человеке все почти делается по навыку. Редко случается какое-либо предприятие или начинание, выходящее из обычного порядка дел и знаний. Так уж бывает, что сложившаяся жизнь требует соответственных себе дел. Как они повторяются часто, то естественно обращаются в навык, нрав, правило жизни и характер. Из совокупности всех такого рода навыков, правил и порядков установляется образ жизни известного лица, как из совокупности установившихся понятий составляется образ его мыслей и воззрений. Зная чей-либо образ жизни, можно угадывать, что думает он в то или другое время и как поступит он в известных обстоятельствах.

Заправителем деятельной жизни поставлено благоразумие, которое есть тот же рассудок, только состоящий на службе у воли. В мысленной области рассудок решает, как что есть из существующего, а в желательной и деятельной определяет, как что делать должно, чтоб верно было достигаемо то, что законно возжелано. Когда навыкнет он определять это как следует, так что человек дела свои ведет всегда или большею частию с успехом, тогда ему справедливо приписывается благоразумие – уменье с успехом вести дела, верно соображая средства с целями и дела – с внешними обстоятельствами. Из сказанного вам нетрудно будет вывести заключение о естественно-законной деятельности воли, которая, как видите, есть госпожа всех наших сил и всей жизни. Ее дело – определять образ, способ и меру удовлетворения желаний, порождаемых потребностями или их заменивших, чтоб жизнь текла достодолжно, доставляя покой и радость живущему. Есть у нас, как поминалось, потребности и желания – душевные, телесные, житейские и общественные. Не у всех они одинаково проявляются, потому что не у всех одинаково слагается жизнь, а у одного – так, у другого – иначе. Дело человека – определить, как в своем положении может и должен он удовлетворять свои потребности и желания, приладить подходящие к тому способы и вести по тому свою жизнь. Вести здравомысленно по установившейся норме свою жизнь со всеми делами ее и начинаниями – се есть задача желательной или деятельной стороны нашей жизни. Так бы следовало. Но вникните и рассмотрите, что бывает.

В мысленной стороне у нас бывает смятение, рассеяние и блуждание мыслей, а в желательной – непостоянство, беспорядочность и своенравие желаний, а за ними и дел. Сколько времени проходит у нас в безделии и пустоделии: шатаемся туда-сюда, сами не зная для чего; делаем и переделываем, не умея дать здравого в том отчета; идут у нас начинание за начинанием и дело за делом, но из всего выходит только толкотня – суета. Зарождаются желания – и ничего с ними не поделаешь: давай и давай. И добро бы это однажды так, а то почти что ни час. Отчего это? Расплылась госпожа наша – воля. Посмотрите еще, сколько у нас есть пришлых возбудителей желаний: гнев, ненависть, зависть, скупость, тщеславие, гордость и подобные. Источником желаний должны быть естественные потребности сложившейся жизни семейной и общественной; а в этих всех что есть естественного? Они только расстраивают естество и все порядки жизни. Откуда же это варварское нашествие? – Оставлю это вам на рассуждение (9, с. 22–26).

47. Сторона чувства – сердце. Важное значение сердца в жизни человека. Влияние страстей на сердце

Сторона чувства – сердце.

Кто не знает, сколь великое значение имеет в жизни наше сердце? В сердце осаждается все, что входит в душу совне и что вырабатывается ее мыслительною и деятельною стороною; чрез сердце же проходит и то все, что обнаруживается душою вовне. Потому оно и называется центром жизни.

Дело сердца – чувствовать все, касающееся нашего лица. И оно чувствует постоянно и неотступно состояние души и тела, а при этом и разнообразные впечатления от частных действий, душевных и телесных, от окружающих и встречаемых предметов, от внешнего положения и вообще от течения жизни, понуждая и нудя человека доставлять ему во всем этом приятное и отвращать неприятное. Здоровье и нездоровье тела, живость его и вялость, утомление и крепость, бодрость и дремота; затем, что увидено, услышано, осязано, обоняно, вкушено, что вспомянуто и воображено, что обдумано и обдумывается, что сделано, делается и предлежит сделать, что добыто и добывается, что может и не может быть добыто, что благоприятствует нам или не благоприятствует, лица ли то, или стечение обстоятельств – все это отражается в сердце и раздражает его, приятно или неприятно. Судя по сему, ему и минуты нельзя бы быть в покое, а быть в непрерывном волнении и тревоге, подобно барометру пред бурею. Но причувствовалось и многое проходит у него без следа, как можете проверить теми случаями, что когда в первый раз случится нам быть где, то все нас занимает, а после второго и третьего раза – разве что?

Всякое воздействие на сердце производит в нем особое чувство, но для различения их в нашем языке нет слов. Мы выражаем свои чувства общими терминами: приятно – неприятно, нравится – не нравится, весело – скучно, радость – горе, скорбь – удовольствие, покой – беспокойство, досада – довольность, страх – надежда, антипатия – симпатия. Понаблюдайте за собою и найдете, что на сердце бывает то одно, то другое.

Но значение сердца к экономии нашей жизни не то только, чтоб страдательно состоять под впечатлениями и свидетельствовать об удовлетворительном или неудовлетворительном состоянии нашем; но и то, чтоб поддерживать энергию всех сил души и тела. Смотрите, как спешно делается дело, которое нравится, к которому лежит сердце! А пред тем, к которому не лежит сердце, руки опускаются и ноги не двигаются. Оттого умеющие собою править, встречая нужное дело, которое, однако ж, не нравится сердцу, спешат найти в нем приятную сторону и тою, помирив с нею сердце, поддерживают в себе потребную для дела энергию. Ревность, движущая сила воли, из сердца исходит. То же и в умственной работе: предмет, павший на сердце, спешнее и всестороннее обсуждается. Мысли при этом роятся сами собою и труд, как бы он ни был долог, бывает не в труд.

Не все всем нравится, и не у всех ко всему одинаково лежит сердце, но у одних больше к одному, а у других больше к другому. Это выражается так: у всякого свой вкус. Зависит это частию от естественного предрасположения, частию – и не больше ли? – от первых впечатлений, от впечатлений воспитания и случайностей жизни. Но как бы ни образовались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывает его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастия. Ничто не тревожит: вот и счастие.

Если б человек всегда в мысленной части держался здравомыслия, а в деятельности – благоразумия, то встречал бы в жизни наименьшую долю случайностей, неприятных его сердцу, и, следовательно, имел бы наибольшую долю счастия. Но, как указывалось, мысленная часть редко держит себя достодолжно, предаваясь мечтам и рассеянности, и деятельная уклоняется от своего нормального направления, увлекаясь непостоянными желаниями, возбуждаемыми не потребностями естества, а пришлыми страстями. Оттого и сердце покоя не имеет и, пока те стороны находятся в таком состоянии, иметь его не может. Больше всего тиранят сердце страсти. Не будь страстей, встречались бы, конечно, неприятности, но они никогда не мучили бы так сердца, как мучат страсти. Как жжет сердце гнев! Как терзает его ненависть! Как точит злая зависть! Сколько тревог и мук причиняет неудовлетворенное или посрамленное тщеславие! Как давит скорбь, когда гонор страдает! – Да если построже рассмотреть, то найдем, что и все наши тревоги и боли сердца – от страстей. Эти злые страсти, когда удовлетворяемы бывают, дают радость, но кратковременную, а когда не бывают удовлетворяемы, а, напротив, встречают противное, то причиняют скорбь, продолжительную и несносную.

Таким образом, видно, что сердце наше, точно, есть корень и центр жизни. Оно, давая знать о хорошем или худом состоянии человека, возбуждает к деятельности прочие силы и послед деятельности их опять принимает в себя – на усиление или ослабление того чувства, коим определяется состояние человека. Казалось бы, что ему следовало бы отдать полную власть и над управлением жизнию, как это и бывает у многих- многих вполне, а у всех прочих понемногу. Казалось бы, так, и, может быть, по естеству оно имело именно такое назначение, но привзошли страсти и все помутили. При них и состояние наше указывается сердцем неверно, и впечатления бывают не таковы, каким следовало бы быть, и вкусы извращаются, и возбуждения других сил направляются не в должную сторону. Потому теперь закон держать сердце в руках и подвергать чувства, вкусы и влечения его строгой критике. Когда очистится кто от страстей, пусть дает волю сердцу; но пока страсти в силе, давать волю сердцу – значит явно обречь себя на всякие неверные шаги. Хуже всего поступают те, которые и целию жизни поставляют сласти сердца и наслаждение, как говорят, жизнию. Так как сласти и наслаждения плотские и чувственные дают себя сильнее чувствовать, то такие лица всегда ниспадают в грубую чувственность и становятся ниже той черты, которая отделяет человека от прочих живых тварей.

Так вот вам душа и душевная жизнь со всех ее сторон! Я указывал нарочно, чему естественно следует быть на каждой стороне и чему не следует (9, с. 26–30).

48. Третья сторона человеческой жизни: жизнь духовная. Достоинство человека

Душа вся обращена исключительно на устроение нашего временного быта – земного. И познания ее все строятся только на основании того, что дает опыт, и деятельность ее обращена на удовлетворение потребностей временной жизни, и чувства ее порождаются и держатся только из ее состояний и положений видимых. Что выше сего, то не ее дело.

Хоть и бывает в ней нечто выше сказанного, но то гостьи суть, заходящие к ней из другой, высшей области, именно – области духа (9, с. 31).

Что же это за дух? – Это та сила, которую вдохнул Бог в лицо человека, завершая сотворение его. Все роды существ наземных изводила, по повелению Божию, земля. Из земли изошла и всякая душа живых тварей. Душа человеческая, хотя и сходна с душою животных в низшей своей части, но в высшей она несравненно превосходнее ее. Что она является такою в человеке, это зависит от сочетания ее с духом. Дух, вдохнутый Богом, сочетавшись с нею, столько возвысил ее над всякою нечеловеческою душою. Вот почему внутри себя мы замечаем, кроме того, что видится у животных, и то, что свойственно душе человека одуховленной, а выше еще – то, что свойственно собственно духу. Дух как сила, от Бога исшедшая, ведает Бога, ищет Бога и в Нем одном находит покой. Некиим духовным сокровенным чутьем удостоверяясь в своем исхождении от Бога, он чувствует свою полную от Него зависимость и сознает себя обязанным всячески угождать Ему и жить только для Него и Им. Более осязательные проявления сих движений жизни духа суть:

1. Страх Божий. Все люди, на каких бы они степенях развития ни стояли, знают, что есть верховное Существо, Бог, Который все сотворил, все содержит и всем управляет, что и они во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его. Таков естественный символ веры, в духе написанный. Исповедуя его, дух благоговеинствует пред Богом и исполнен страха Божия.

2. Совесть. Сознавая себя обязанным угождать Богу, дух не знал бы, как удовлетворить сей обязанности, если бы не руководила его в сем совесть. Сообщив духу частичку своего всеведения в указанном естественном Символе веры, Бог начертал в нем и требования Своей святости, правды и благости, поручив ему же самому наблюдать за исполнением их и судить себя в исправности или неисправности. Сия сторона духа и есть совесть, которая указывает, что право и что неправо, что угодно Богу и что неугодно, что должно и чего не должно делать, – указав, властно понуждает исполнить то, а потом за исполнение награждает утешением, а за неисполнение наказывает угрызением. Совесть есть законодатель, блюститель закона, судия и воздаятель. Она есть естественные скрижали завета Божия, простирающегося на всех людей. И видим у всех людей вместе с страхом Божиим и действия совести.

3. Жажда Бога. Она выражается во всеобщем стремлении ко всесовершенному благу и яснее видна тоже во всеобщем недовольстве ничем тварным. Что означает это недовольство? – То, что ничто тварное удовлетворить духа нашего не может. От Бога исшедши, Бога он ищет, Его вкусить желает и, в живом с Ним пребывая союзе и сочетании, в Нем успокаивается. Когда достигает сего, покоен бывает, а пока не достигнет, покоя иметь не может. Сколько бы ни имел кто тварных вещей и благ, все ему мало. И все, как и вы уже замечали, ищут и ищут. Ищут и находят; но, нашедши, бросают и снова начинают искать, чтоб и то, нашедши, также бросить. Так без конца. Это значит, что не того и не там ищут, что и где искать следует. Не осязательно ли это показывает, что в нас есть сила, от земли и земного влекущая нас горе – к небесному! Не разъясняю вам подробно всех этих проявлений духа, навожу только мысль вашу на его присутствие в нас и прошу вас побольше подумать об этом и довести себя до полного убеждения, что, точно, в нас дух. Ибо в нем отличительная черта человека. Душа человеческая делает нас мало чем выше животных, а дух являет нас мало чем умаленным и от Ангелов. Вы, конечно, знаете смысл ходящих у нас фраз: дух писателя, дух народа. Это совокупность отличительных черт – действительных, но некоторым образом идеальных, умом дознаваемых, неуловимых и неосязаемых. То же самое есть и дух человека; только дух писателя, например, видится идеально, а дух человека присущ в нем как живая сила, живыми и ощущаемыми движениями свидетельствующая о своем присутствии.

Из сказанного мне желательно было бы, чтоб вы вывели такое заключение: в ком нет движений и действий духа, тот не стоит в уровне с человеческим достоинством (9, с. 31–34).

49. Всеобщность веры в бытие Божие как проявление жизни

Спрашиваете: «Но как же это вы говорите, что у вас всех есть дух с означенными проявлениями; а между тем мало ли народов, не ведущих Бога?» Народы те не ведают, что есть истинный Бог, но что Он есть все исповедуют. Веруя, что есть Бог, и желая точнее определить, что Он есть, они заблуждались и называли Богом то, что не есть Бог: кто – солнце, кто – луну или звезды или другое что. Не все, однако ж, так грубо заблуждались. Когда Бог рассеял народы по лицу земли после столпотворения, то они все понесли с собою и преданные дотоле здравые понятия о Боге яко Духе невидимом, Творце, Промыслителе, Судии и Воздаятеле. Что Он есть Творец, Промыслитель, Воздаятель, это у всех сохранилось, а что Он есть Дух невещественный, это не все сохранили, но изменили славу нетленного Бога в подобие образа тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад47(Рим. 1, 23). Они разумели Бога, то есть знали, что есть Бог, но не как Бога Его прославили48 (Рим. 1, 21). У восточных народов более возвышенные о Боге имеются понятия – у персов, индийцев – азиатских и американских. Греки и римляне измельчили, так сказать, Бога. Американские, например, индийцы называют Бога всемирным Духом – невидимым, всеобъемлющим. Это очень высокое представление, и себе самому оставленный дух дальше этого идти не может. Азиатские индийцы более углублялись в постижение Бога; но, удержав понятие о Его невидимости, всемогуществе и вседействии, когда задумали точнее определить Его творческие и промыслительные действия, напутали много несостоятельного и написали много баснословных историй.

Так вот в каком смысле есть не ведущие Бога! А не в том, будто есть народы, не исповедующие бытия Бога. Какие-то путешественники дали свидетельство, будто встречали народы и народцы, которые совсем не знали Бога и не воздавали Ему поклонения. Верно в этом свидетельстве только то, что они не слышали исповедания веры и не видели поклонения Богу, но чтоб ни того, ни другого не было – для этого следовало им побольше пожить между теми народами. Беккер, в наши дни, целый месяц жил среди какого- то народа около озер, чрез которые течет Нил, и не видел богопочтения. Но, говорит, подошло новолуние смотрю: царь собирается куда-то, собираются и все старшины, готовят быка. Пришел определенный день – пошли на какой-то холмик и принесли быка в жертву. Уезжай я, говорит Беккер, днями двумя-тремя раньше, мог бы со всею искренностью свидетельствовать, что этот народ не чтит Бога.

Так совсем выбросьте из головы, будто есть не признающие бытия Божия. Есть некоторые ученые, которые думают обойтись без Бога и ведут об этом толки и речи и книги пишут, но когда язык и перо тачают у них такое пусторечие, сердце их же другое говорит. Они надуваются являть себя не верующими в Бога, но очень сомнительно, чтоб окончательно успевали в этом и пред своею совестию.

Ведая Бога, все и совестность являют, и чтут Бога, и молятся Ему, и чают будущей жизни, в коей каждому воздано будет по делам его. Сила, содержащая все такие верования и убеждения, есть дух. Положим же мы с вами, что в каждом человеке есть дух – высшая сторона человеческой жизни, сила, влекущая его от видимого к невидимому, от временного к вечному, от твари к Творцу, характеризующая человека и отличающая его от всех других живых тварей наземных. Можно сию силу ослаблять в разных степенях, можно криво истолковывать ее требования, но совсем ее заглушить или истребить нельзя. Она – неотъемлемая принадлежность нашего человеческого естества и у всякого проявляет себя своим образом (9, с. 34–36).

50. Воздействие духа на душу человека и происходящие отсюда явления в области мыслительной, деятельной (воле) и чувствительной (сердце)

Принимаюсь за то, что было прервано, именно: что привзошло в душу вследствие соединения ее с духом, иже от Бога? От этого вся душа преобразилась из животной, какова она по природе, стала человеческою, с теми силами и действиями, какие указаны выше. Но не об этом теперь речь. Пребывая такою, как описано, она обнаруживает сверх того высшие стремления и восходит на одну степень выше, являясь душою одуховленною. Такие одуховления души видны во всех сторонах ее жизни – мысленной, деятельной и чувствующей (9, с. 37).

В мысленной части от действия духа является в душе стремление к идеальности. Собственно душевная мысленность вся опирается на опыт и наблюдение. Из того, что узнается сим путем раздробленно и без связи, она строит обобщения, делает наведения и добывает таким образом основные положения об известном круге вещей. На этом бы и стоять ей. Между тем она никогда не бывает этим довольна, но стремится выше, ища определить значение каждого круга вещей в общей совокупности творений. Например, что есть человек – это познается посредством наблюдений над ним, обобщений и наведений. Но, не довольствуясь этим, мы задаемся вопросом: «Что значит человек в общей совокупности творений?» Доискиваясь этого, иной решит: он есть возглавление и венец тварей; иной: он есть жрец – в той мысли, что голоса всех тварей, хвалящих Бога бессознательно, он собирает и возносит хвалу Всевышнему Творцу разумною песнию. Такого рода мысли и о всяком другом роде тварей, и о всей их совокупности порождать имеет позыв душа. И порождает. Отвечают ли они делу или нет – это другой вопрос, но несомненно, что она имеет позыв искать их, ищет и порождает. Это и есть стремление к идеальности, ибо значение вещи есть ее идея. Это стремление обще всем. И те, которые не дают цены никаким познаниям, кроме опытных, – и они не могут удержаться от того, чтобы не поидеальничать против воли, сами не замечая того. Языком отвергают идеи, а на деле их строят. Догадки, какие они принимают и без которых ни один круг познаний не обходится, суть низший класс идей.

Образ воззрения идеальный есть метафизика и настоящая философия, которые как были всегда, так всегда и будут в области познаний человеческих. Дух, всегда нам присущий как существенная сила, сам Бога созерцая яко Творца и Промыслителя, и душу манит в ту невидимую и беспредельную область. Может быть, духу, по его богоподобию, предназначено было и все вещи созерцать в Боге: и он созерцал бы, если б не падение. Но всячески и теперь тому, кто хочет созерцать все сущее идеально, следует исходить от Бога или от того символа, который Богом написан в духе. Мыслители, которые не так делают, уже по тому самому не суть философы. Не веря идеям, построеваемым душою на основании внушений духа, они несправедливо поступают, когда не верят тому, что составляет содержание духа, ибо то есть человеческое произведение, а это – Божеское (9, с. 37– 38).

В деятельной части от действия духа является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей или даже и выше – стремление стать добродетельною. Собственно, дело души в этой ее части (воле) есть устроение временного быта человека, да благо будет ему.

Исполняя это назначение, она все делает по тому убеждению, что делаемое или приятно, или полезно, или нужно для устрояемого ею быта. Между тем она этим не довольствуется, но выходит из этого круга и совершает дела и начинания совсем не потому, что они нужны, полезны и приятны, но потому, что они хороши, добры и справедливы, стремясь к ним со всею ревностию, несмотря на то что они ничего не дают для временного быта и даже неблагоприятны ему и ведены бывают за счет его. У иного такие стремления проявляются с такою силою, что он жертвует для них всем своим бытом, чтоб жить отрешенно от всего. Проявления такого рода стремлений повсюдны, даже и вне христианства. Откуда они? – Из духа. В совести начертана норма святой – доброй и праведной жизни. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, душа увлекается ее незримою красотою и величием и решается ввести ее в круг своих дел и своей жизни, преобразуя и ее по ее требованиям. И все сочувствуют такого рода стремлениям, хотя не все всецело предаются им; но ни одного нет человека, который бы по временам не посвящал своих трудов и своего достояния на дела в таком духе (9, с. 38–39).

В чувствующей части от действия духа является в душе стремление и любовь к красоте или, как обычно говорят, к изящному. Собственное дело сей части в душе – воспринимать чувством благоприятные или неблагоприятные свои состояния и воздействия совне, по мерке удовлетворения или неудовлетворения душевно-телесных потребностей. Но видим в кругу чувств вместе с этими корыстными – назовем так – чувствами ряд чувств бескорыстных, возникающих совсем помимо удовлетворения или неудовлетворения потребностей, – чувств от услаждения красотою. Глаз не хочется оторвать от цветка и слуха отвратить от пени, потому только, что то и другое прекрасно. Всякий упорядочивает и украшает свое жилище так или так, потому что – так красивее. Идем в прогулку и избираем место для того по тому одному, что оно прекрасно. Выше всего этого наслаждение, доставляемое картинами живописи, произведениями ваяния, музыкою и пением, а и этого всего выше – наслаждение творениями поэтическими. Изящные произведения искусства услаждают не одною красотою внешней формы, но особенно красотою внутреннего содержания, красотою умно-созерцаемою, идеальною. Откуда такие явления в душе? Это гостьи из другой области – из области духа. Дух, Бога ведущий, естественно постигает красоту Божию и ею единою ищет наслаждаться. Хотя не может он определенно указать, что она есть, но, сокровенно нося в себе предначертание ее, определенно указывает, что она не есть, выражая сие показание тем, что не довольствуется ничем тварным. Красоту Божию созерцать, вкушать и ею наслаждаться есть потребность духа, есть его жизнь и жизнь райская. Получив ведение о ней чрез сочетание с духом, и душа увлекается вслед ее и, постигая ее своим душевным образом, то в радости бросается на то, что в ее круге представляется ей отражением ее (дилетанты), то сама придумывает и производит вещи, в которых чает отразить ее, как она ей представилась (художники и артисты). Вот откуда эти гостьи – сладостные, отрешенные от всего чувственного чувства, возвышающие душу до духа и одухотворяющие ее! Замечу, что из искусственных произведений я отношу к сему классу только те, которых содержанием служит Божественная красота незримых Божественных вещей, а не те, которые хоть и красивы, но представляют тот же обычный душевно-телесный быт или те же наземные вещи, которые составляют всегдашнюю обстановку того быта. Не красивости только ищет душа, духом водимая, но выражения в прекрасных формах невидимого прекрасного мира, куда манит ее своим воздействием дух.

Так вот что дал душе дух, сочетан будучи с нею, и вот как душа является одуховленною (9, с. 39–41)!

51. Выводы из учения о трех сторонах человеческой жизни. Возможность перехода из одного состояния в другое и преобладание той или другой стороны жизни. Преобладание душевности или плотяности как греховное состояние. Господство духовной жизни как норма истинной жизни человека

Видите, сколько у нас сторон или, лучше, степеней жизни! Есть сторона и степень жизни духовная, есть духовно-душевная, есть собственно душевная, есть душевно-телесная (кажется, я не оттенил ее как следует. Сюда принадлежат наблюдения с воображением и памятию, желания из потребностей тела и чувства телесных состояний и впечатлений), есть – телесная. Пять ярусов, но лицо человека одно, и это одно лицо живет то тою, то другою, то третьею жизнию и, судя по тому, какою жизнию живет, получает особый характер, отражающийся и в его воззрениях, и в его правилах, и в его чувствах, то есть оно бывает или духовным – с духовными воззрениями, правилами и чувствами, или душевным – с душевными понятиями, правилами и чувствами, или плотским – с плотскими мыслями, делами и чувствами. (Серединных состояний – душевно-духовного и душевно-телесного – не беру в счет, чтоб не дробиться слишком.) Не то сие означает, чтоб, когда человек бывает духовен, душевность и телесность не имели уже в нем места, но то, что тогда духовность у него бывает господствующею, подчиняя себе и проникая собою душевность и телесность; равно – не то, чтоб, когда человек бывает душевен, его духовность и телесность не существовали более, но то, что тогда душевность бывает господствующею, всем заправляет и всему дает свой тон, и самую духовность облекает покровом душевности; также не то, чтоб, когда человек бывает плотян, его духовность и душевность исчезали, но то, что тогда все у него оплотеняется и духовность и душевность плотяны бывают, подчинены плоти и ею попраны и в рабстве у нее содержимы (9, с. 41–42).

Так как на какой бы степени ни находился человек, другие стороны его жизни остаются присущими в нем, то ни на одной степени он не бывает закабален так, чтобы уж и высвободиться не мог из сей кабалы, но всегда имеет возможность переходить с одной степени на другую, ослабив одну сторону своей жизни и усилив другую. Так и духовный человек может ниспасть в душевность и телесность, и плотяный – подняться до духовности, когда тот возлюбит душевное и плотское, а этот взыщет духовного. Человек всегда свободен. Свобода дана ему вместе с самосознанием и вместе с ним составляет существо духа и норму человечности. Погасите самосознание и свободу – вы погасите дух, и человек стал не человек (9, с. 42–43).

Но утверждая, что человек имеет свободу двигаться вверх и вниз по степеням жизни своей, я не утверждаю вместе с сим, что ему одинаково легко и удобно двигаться, сверху ли вниз идет он, или снизу вверх, или что эти движения могут совершаться в нем так же быстро и часто, как переходы из одной комнаты в другую, бывающие по нескольку раз в день. Я хотел этим только сказать, что человек, себя сознающий и свободный, есть виновник своего состояния внутреннего и что если он, попав в такое состояние, которое одобрить нельзя, остается в нем, то сам виноват в том и ответен пред Богом и людьми.

Всякая из показанных степеней или проявлений нашей жизни натуральна в нас и, следовательно, не может быть неодобряема сама по себе.

Ненатурально и, следовательно, само по себе неодобрительно то состояние, в котором мысли блуждают, парят и бурлят, желания непостоянствуют, возбуждаемы будучи страстями, не натуральными нам, а пришлыми, и чувства сердца волнуются и мятутся по причине сих же страстей. Я нарочно оттенял эти неестественности внутри нас, говоря о душевной жизни, чтоб остановить на них ваше внимание. Нарочно и теперь поминаю об этом, чтоб тоже заставить вас получше вникнуть в это дело и отнестись к нему по его достоинству. Блуждание помыслов, непостоянство желаний страстных и тревоги сердца непрестанно беспокоят нас, не давая ни одного дела сделать как должно и всегда почти сбивая нас с пути. Это болезнь, хотя всеобщая и повсюдная, но не естественная, а нажитая нами произвольно. Враг знает, сколько она подручна ему, и, покушаясь искусить кого, прежде всего старается столкнуть его в этот омут, именно: сначала вводит в поток помыслов, под ними потом зажигает страстные пожелания, а этим и взволновывает сердце. Кто доведен до этого, у того искушение созрело. Если не опомнится, падает и, падши, увлекается в водоворот бурливых движений помыслов, пожеланий и чувств, иногда ненадолго, иногда надолго, а нередко и навсегда. Та жизнь, частичку которой, помните, вы испытали, вся проходит в этом водовороте и бывает, судя по кружкам, где бурливее, где потише, где поскромнее, где нараспашку – во всей своей наготе и срамоте. Но и помимо этого редко кто бывает свободен от тех бурлений внутри. Нет-нет и прорвется. От блуждания же мыслей и представлений, не знаю, есть ли кто свободный? Так вот, эту болезнь нашу извольте заметить (да вы уже ее и заметили отчасти, жалуясь на неудержимость мыслей) – и, заметив, взяться за труд врачевания. Всяко не выпускайте из мысли, что внутри вас постоянно присуще нечто недоброе, что всегда готово сбить вас с должного и направить на недолжное (9, с. 43–44).

Что касается до душевности и телесности, то они сами по себе, как замечено уже, безгрешны, как естественные нам; но человек, сформировавшийся по душевности или, еще хуже, по плотяности, небезгрешен. Он виновен в том, что дал в себе господство тому, что не предназначено к господству и должно занимать подчиненное положение. И выходит, что хотя душевность естественна, быть душевным человеку неестественно; также и плотяность естественна, но быть плотяным человеку неестественно. Погрешность здесь в исключительном преобладании того, что должно состоять в подчинении. Но когда у кого господствует духовность, тогда хоть это будет его исключительным характером и настроением, он не погрешает, во-первых, потому, что духовность есть норма человеческой жизни и что, следовательно, бывая духовным, он есть настоящий человек, между тем как душевный и плотяный человек не есть настоящий человек; а во-вторых, потому, что, как ни будь кто духовен, он не может не давать должного душевности и плотяности, только держит их нежирно и в подчинении духу. Пусть неширока у него душевность (в научных познаниях, искусствах и делах прочих) и крепко стеснена плотяность – все он настоящий полный человек. А душевный (многознающий, искусник, делец), а тем паче плотяный – не есть настоящий человек, как бы красным ни являлся он вовне. Он безголов. Отсюда простой человек, Бога боящийся, выше многообразованного и элегантного, но не имеющего в целях своих и стремлениях угождения Богу. По сему же судите и о произведениях литературы и искусств. Произведения, в коих все плотяно, из рук вон нехороши; но и те, в коих господствует душевность, не отвечают своему назначению, хотя они выше плотяных. Таков суд только о тех произведениях, кои чужды духовных элементов; те же, кои прямо относятся враждебно о всем духовном, то есть о Боге и вещах Божественных, прямо суть вражеские внушения и терпимы быть не должны. Из сего вы видите, что по естественному назначению человек должен жить в духе, духу подчинять и духом проникать все душевное, а тем паче телесное, а за ними и все свое внешнее, то есть жизнь семейную и общественную. Се норма! Я не прилагаю убеждения вам жить в духе и ему все подчинять, полагая, что если вы хорошо разобрали все сказанное, то решение жить так уже присуще в вас. Вы уже и высказали свое решительное желание стоять на уровне человеческой жизни, какою быть она предназначена. Видите теперь, какою быть она предназначена, и, конечно, желаете явить ее тако. Да ведь вы и жили доселе в своем семействе и в кругу родных так, как изображено, то есть по духу, хоть и науки проходили, и хозяйство знаете, и в музыке и пении мастерица. Вам предлежит не заводить в себе духовность, а поддерживать ее и хранить, оберегая себя от влияний и влечений душевно-плотской жизни, в водовороты которой вы начали попадать. Об этом-то мы с вами и сговорились толковать. И, конечно, вы ждете поскорее решения: так как же быть-то (9, с. 44–46)?

52. Истинное счастье человека – жизнь по духу. Тончайшая оболочка души, служащая посредницею между ею и телом и средством общения душ между собою и с миром святых и Ангелов. Светлое и темное состояние оболочки души

Пока вы не в духе живете, не ждите счастья. Душевная и телесная жизнь при благоприятном течении дают что-то похожее будто на счастие, но это бывает мимолетный призрак счастия, скоро исчезающий. К тому же при них та бурливая среда, между душою и телом образующаяся и страстными помыслами, желаниями и чувствами возметаемая, всегда бывает сильна; а при ней, по причине яда страстей, возможно только опьянение, забывающее страдание, как бывает и от опиума, но не отсутствие страданий и болей сердца. Боли сердца составляют неотъемлемую принадлежность той жизни. Дух же витает за пределами всех треволнений и туда уносит живущего в нем и, давая ему вкушать свои блага, всегда пребывающие, делает его истинно и прочно счастливым (9, с. 47–48).

Если вы не забыли, когда-то я заводил с вами речь о некоей тонкой- претонкой стихии, которая тоньше света. Зовут ее эфир. И пусть; не в имени дело, а в признании, что она есть. Я признаю, что такая тончайшая стихия есть, все проникает и всюду проходит, служа последнею гранью вещественного бытия. Полагаю при сем, что в этой стихии витают все блаженные духи – Ангелы и святые Божии, сами будучи облечены в некую одежду из этой же стихии. Из этой же стихии и оболочка души нашей (доразумевайте при сем слове и дух, который есть душа души нашей человеческой). Сама душа-дух невещественна, но оболочка ее – из этой тонкой невещественной стихии. Тело наше грубо, а та оболочка души тончайшая есть и служит посредницею между душою и телом. Чрез нее душа действует на тело и тело – на душу... Из этого вам нетрудно уже вывести заключение, что та всемирная тончайшая стихия, из которой эти оболочки и в которой витают все духи, есть посредница и для взаимного общения наших душ и духов тех (9, с. 48–49).

Та стихия, о коей речь, всюду проходит и никакой нигде помехи не встречает себе. Луч солнца проходит сквозь стекло, а та стихия – и сквозь стекло, и сквозь стены, и сквозь землю, и сквозь все. Но как она проходит сквозь все, так и те, которые витают в ней, могут проходить сквозь все, когда нужно (как Спаситель прошел в горницу, где были апостолы, дверем затворенным). Обитают они в определенном месте; но, когда им повелевается или позволяется, тотчас переносятся куда нужно по той стихии и никаких преград не только не встречают, но и не видят. Когда нужно, переносятся; а когда нет такой нужды, на своем месте пребывая, видят по всем направлениям, что где есть и что где творится. И когда очи свои обращают на землю, то есть на нас, грешных, то ясно видят и нас... только не это грубое тело наше, до коего им дела нет, а видят самую душу нашу, как она есть, не непосредственно, а посредством оболочки души, сродной с их оболочкою и тою стихиею, в коей они живут, ибо состояние души верно отражается в ее оболочке.

Извольте теперь вообразить: сидят двое и разговаривают; при этом душа каждого настроена своим образом. Каждый из них не видит, что на душе у другого по причине грубой занавески тела, за которою прячется душа; а Ангелы и святые, если обратят взор на них, увидят душу их как она есть и что в ней есть, ибо какова она и что в ней отражается в ее оболочке. Если в ней святые мысли и чувства, оболочка ее светла и при каждом святом чувстве светла особым образом. А если мысли и чувства ее не совсем чисты, то и оболочка ее не светла и от каждого нечистого чувства своим образом помрачена, являясь то как туман, то как мрак ночи. Если б вы вознеслись на Небо и ангельское восприяли зрение, совлекшись, конечно, из этого тела, то, взглянув на землю, вы увидели бы вместо разнообразной массы людей некие тени светлые, полусветлые, туманные, мрачные; причем не дивно, что светло наряженные показались бы вам мрачными, если у них душа дурна, а одетые в рубище – светлыми, если их душа чиста. И вот такими-то видят нас небожители; и, судя по тому, какими видят, радуются о нас или скорбят (9, с. 51).

53. Оболочка души бывает светлою или темною – соответственно внутреннему настроению (состоянию). Примеры. Потемненную оболочку видят бесы

Душа в оболочке своей точно принимает вид, соответственный ее внутреннему настроению. При жизни св. Андрея, Христа ради юродивого, был в Константинополе иерей (из неженатых), постник, уединенник, молитвенник. Все его чтили. Но встретился с ним св. Андрей и видит, что он одет каким-то темным туманом, а около шеи у него обвилась змея с надписью: «змея сребролюбия». Вот какова была душа его! А между тем этого никто не видал. Увидели просвещенные очи духовные св. Андрея. Но у небожителей они еще просвещеннее. Таким образом, тогда как нам думается, что никто нас не видит, каковы мы, нас видит несметное множество очей. Видите, сколько звезд на небе! Очей, на нас обращенных, еще больше (9, с. 51–52).

Кроме Ангелов и святых, видят нас невидимо для нас и темные силы. Только они, когда душа светла, не могут смотреть на нее, боясь, подобно нетопырям, света, а воззревают на нее лишь тогда, когда она помрачаться начинает. Они всюду стаями шмыгают и, как только заметят где потемненную душу, тотчас нападают на нее огулом и начинают вертеть ее туда и сюда помыслами, страстными желаниями и волнением чувств. Та область бурливая, о коей я говорил, что между душою и телом беззаконно устрояется, есть место, где бесы подседают к душе и начинают возметать ее, как прах ветром. Они покушаются подкрасться и к светлым душам, но бывают отражаемы и поражаемы, как стрелою, лучами света. В Антиохии был волхв Киприан. Один юноша просил его расположить к нему своим волхованием Иустину, прекрасную христианку, которую он хотел взять себе в жены, а она и смотреть на него не хотела. Киприан посылал к ней несколько раз состоящих у него на службе бесов, чтоб они по-своему расшевелили в ней любовь к юноше; но те подходили к ее жилищу, а внутрь войти не могли и, воротясь, сказывали, что оттуда – изнутри – их отражает и опаляет свет, ибо та Иустина, как облаком каким, одета светом и им посмотреть на нее не удалось.

Вот лучший пример того, какою светлою бывает душа, когда она бывает христианка, чиста в совести своей и Господу преданна. При чистой совести страх Божий исполняет душу и хранит ее неприкосновенною. Тогда и Господь, Который везде есть и все исполняет, посещает душу ту и она вся становится светом и сияет как звездочка (9, с. 53–54).

54. Истинная цель жизни. Образ жизни соответственно цели

Цель жизни, точно, надо определенно знать. Но мудрено ли это? И не определена ли уже она? Общее положение такое, что как есть загробная жизнь, то цель настоящей жизни всей, без изъятия, должна быть там, а не здесь. Это положение всем ведомо и толковать об нем нечего, хоть о нем меньше всего помнят на деле. Но поставьте вы себе законом для жизни вашей всеми силами преследовать эту цель, сами увидите, какой свет разольется от того на временное ваше на земле пребывание и на дела ваши. Первое, что откроется, будет убеждение, что, следовательно, все здесь есть только средства для другой жизни. Относительно же средств один закон – употреблять их, пользоваться ими так, чтоб они вели к цели, а не отклоняли от нее и не поперечили ей. Вот вам и решение вашего недоумения: не знаю, что сделать со своею жизнию. Смотрите на Небо и всякий шаг вашей жизни так соразмеряйте, чтоб он был ступанием туда. Мне кажется, что это так просто и вместе так всеобъемлюще.

Спрашиваете: надо же что-нибудь делать? Конечно, надобно. И делайте, что попадется под руки в вашем кругу и в вашей обстановке – и верьте, что это есть и будет настоящее ваше дело, больше которого от вас и не требуется. Большое заблуждение в том, когда думают, будто для Неба, или – по-прогрессистски – для того, чтоб сделать и свой вклад в недра человечества, надо предпринять большие и громкие дела. Совсем нет.

Надобно только делать все по заповедям Господним. Что же именно? – Ничего особенного, как только то, что всякому представляется по обстоятельствам его жизни, чего требуют частные случаи, с каждым из нас встречающиеся. Это вот как. Участь каждого Бог устрояет, и все течение жизни каждого – тоже дело Его всеблагого промышления, следовательно, и каждый момент, и каждая встреча. Возьмем пример: к вам приходит бедный; это Бог его привел. Что вам сделать надо? – Помочь. Бог, приведший к вам бедного, конечно, с желанием, чтоб вы поступили в отношении к сему бедному, как Ему угодно, смотрит на вас, как вы в самом деле поступите. Ему угодно, чтоб вы помогли. Поможете? Угодное Богу сделаете и сделаете шаг к последней цели – наследию Неба. Обобщите этот случай – выйдет: во всяком случае и при всякой встрече надобно делать то, чего хочет Бог, чтоб мы сделали. А чего Он хочет – это мы верно знаем из предписанных нам заповедей. Помощи кто ищет? Помоги. Обидел кто? Прости. Сами обидели кого? Спешите испросить прощение и помириться. Похвалил кто? Не гордитесь. Побранил? Не сердитесь. Пришло время молитвы? Молитесь. Работать? Работайте, и пр., и пр. Если, все это обсудивши, положите вы так во всех случаях действовать, чтоб дела ваши угодны были Богу, быв совершаемы неуклонно по заповедям, то все задачи относительно вашей жизни решатся этим полно и удовлетворительно. Цель – блаженная жизнь за гробом; средства – дела по заповедям, исполнения которых требуют все случаи жизни. Мне кажется, тут все ясно и просто; и нечего вам томить себя мудреными задачами. Надо выбросить из головы все планы о многополезной, многообъятной, общечеловеческой деятельности, какою бредят прогрессистки, и жизнь ваша будет созерцаться вложенною в покойные рамки и без шума ведущею к главной цели. Помните, что Господь и стакана холодной воды, поданного томимому жаждою, не забывает.

Скажете: «Но как же, образ жизни все же надобно избрать и определить!» – Да где же это нам с вами определить? Станем обдумывать, и пойдет путаница в голове. Лучше и надежнее всего – принять с покорностию, благодарностию и любовию то определение, какое изрекает Бог течением обстоятельств жизни (9, с. 58–60).

Вы теперь под кровом родителей. Чего лучше желать? Тепло, безопасно, привольно. И живите, не залетая мыслями вдаль и делая усердно все, что лежит на вас. «Но все же, подумайте, так навсегда оставаться нельзя, должна наконец начаться жизнь своя – особная. Тут как быть? И как об этом не подумать?» Вот вам лучшее об этом думание! Предайте себя в руки Божии и молитесь, чтобы Он устроил вас, как Он находит лучшим, чтобы ваша судьбина не мешала, а способствовала вам достигнуть блаженной жизни за гробом, не мечтая о блистательной участи. Так настроившись, ждите с терпением, что наконец изречет о вас Бог. Изречет же Он стечением обстоятельств и волею родителей. Утвердившись в этих мыслях и успокоясь в Боге, живите, не строя пустых планов, и делайте дела, которые на вас лежат в отношении к родителям, братьям и сестрам, к другим родным и ко всем людям. Но никак не думайте, чтоб эта жизнь была пуста. Все, что вы ни будете делать в сем порядке, будет дело и, если делать будете с сознанием, что так следует по заповедям и что так хочет Бог, дело, Богу угодное. Так всякая малость (9, с. 6061).

55. Богоугодная жизнь

Эту жизнь Бог нам дал, чтоб мы имели время приготовиться к той. Эта коротенькая, а та конца не имеет. Но хоть она коротенькая, а в продолжение ее можно заготовить провианту на целую вечность. Всякое доброе дело туда отходит как вклад небольшой; из всех таких вкладов составится общий капитал, проценты с которого и будут определять содержание вкладчика во всю вечность. Кто больше пошлет туда вкладов, того содержание будет богаче; кто меньше, того и содержание будет менее богато. Господь всякому воздает по делам его.

Вот об этом и должна быть теперь у нас вся забота – чтоб побольше переслать туда вкладов. И забота эта не мудрена и не тяжела, как удостоверяет Сам Господь, говоря: иго Мое благо и бремя Мое легко есть(Мф. 11, 30). Я объяснял вам это применительно к смутившим вас мыслям,

чтоб отвеять скорбь вашу, будто живете без пользы и проживете всю жизнь без пользы, если так будете жить, как живете. Весь же строй христианской жизни таков: веруй в Бога, в Троице поклоняемого, спасающего нас в Господе Иисусе Христе благодатию Святого Духа и, принимая благодатные силы чрез Божественные Таинства Святой Церкви, живи по заповедям Евангелия, одушевляясь упованием, что Бог за малый посильный труд наш, ради веры в Господа Спасителя и послушания Ему, не лишит нас небесного. Это я нарочно прибавляю, чтоб вы видели, в каком духе должно творить дела нам – христианам сущим. Ибо иные говорят: делай-делай; а другие: веруй-веруй. Надо то и другое: веру сочетавать с делами и дела – с верою.

Но все же, главным образом, внимание должно быть сосредоточено на исполнении заповедей. Уже веруем, что еще? Твори заповеди, ибо вера без дел мертва49. И благодарение Господу, что Ему угодно было ценность дел наших определять не их широтою и великостию, а внутренним нашим расположением при делании их, окружив между тем нас премножеством случаев к деланию дел по воле Его, так что, если внимаем себе, можем поминутно делать дела богоугодные. Для этого нет нужды ходить за море, как прогрессистки, а смотри около всякий день и час; на чем видишь печать заповеди, исполняй то неотложно, в том убеждении, что такого, а не другого дела требует от тебя в этот час Сам Бог.

Потрудитесь и еще крепче установиться в такой мысли. Как только установитесь, начнет покой приливать к вашему сердцу от уверенности, что всякую минуту вы работаете Господу. Это начало все обнимает. Даже когда вам велят заштопать чулок меньшему брату и вы сделаете это ради заповеди Господней – слушаться и помогать, это будет причтено к сумме дел, Богу угодных. Так всякий шаг, всякое слово, даже движение и взгляд – все можно обратить в средство ходить в воле Божией и, следовательно, поминутно двигаться к последней цели (9, с. 61–63).

Прогрессистки имеют в виду все человечество и, по меньшей мере, весь свой народ огулом. Но ведь человечество или народ не существует как одно лицо, чтоб можно было что-нибудь для него сделать сейчас. Оно состоит из частных лиц: делая для одного, делаем в общую массу человечества. Если б каждый, не пуча глаз на общность человечества, делал возможное для того, кто у него пред глазами, то все люди в совокупности в каждый момент делали бы то, в чем нуждаются все нуждающиеся, и, удовлетворяя их нуждам, устрояли бы благо всего человечества, сложенного из достаточных и недостаточных, из немощных и сильных (9, с. 63–64).

Вся беда от слишком широких кругозоров. А лучше, смиренно потупя очи, глядеть под ноги и разбирать, какой где сделать следует шаг. Это самый верный путь (9, с. 64).

56. Значение духовных потребностей в ряду других сторон человеческой жизни. Единое на потребу. Господство духа – естественная гармония всех потребностей, могущих дать мир и покой. Всеобщая суета и крушение духа

Духовные потребности выше всех, и когда они удовлетворяются, то, другие хоть и не будут удовлетворяемы, покой бывает, а когда они не удовлетворяются, то, будь все другие удовлетворяемы богато, покоя не бывает. Почему удовлетворение их и называется единым на потребу.

Когда удовлетворяются духовные потребности, то они научают человека поставлять в согласие с ними удовлетворение и прочих потребностей, так что ни то, чем удовлетворяется душа, ни то, чем удовлетворяется тело, не противоречит духовной жизни, а ей пособствует, и в человеке водворяется полная гармония всех движений и обнаружений его жизни – гармония мыслей, чувств, желаний, предприятий, отношений, наслаждений. И се – рай! Напротив, когда дух не удовлетворяется и сие единое на потребу забыто, тогда все другие потребности разбегаются в разные стороны и каждая требует своего, и как их куча, то голоса их, как шум на базаре, оглушают бедного человека и он мечется то туда, то сюда как угорелый за удовлетворением их. Но покоя никогда не имеет, потому что, когда одна удовлетворяется, другие не довольствуются тем и, не считая себя чем-либо ниже той, которая почтена удовлетворением, настойчиво требуют своего, как у матери, когда она накормит одного ребенка, другие пять кричат. Оттого внутри у такого шум, гам, разволока во все стороны и во всем беспорядочность. Тут же зарождается и та бурливая полоса, о коей была особая речь, и еще больше возмущает и обеспорядочивает все внутреннее. Такой ничем не доволен, всегда в туге, то, утомившись, стоит, выпучив глаза и недоумевая, что бы начать, то кружится и кружится. И се есть суета и крушение духа (9, с. 65–66)!

Вот откуда и рождается вопрос: так как же быть-то? Как сделать, чтоб духовная сторона была в нас преобладающею и, заправляя всем, вносила строй в жизнь нашу?

Скажу вам наперед, что этому вопросу не было бы места, если б жизнь, свойственная нам, развивалась как следует. Ибо и телесные с душевными потребности так же естественны нам, как и духовные, и удовлетворение им само по себе не может вносить беспорядка и смятения в жизнь, как и удовлетворение духовным. Развивайся они все в строе и естественном взаимоподчинении – и жизнь человеческая текла бы прелесть как хорошо. Посадите семечко, поливайте, держите в должной теплоте, оно даст росток, ствол, лист и, наконец, цвет прелестный. Так было бы и с человеком. Раскрывайся он в естественном чине – будет всегда выходить прекрасный человек. Отчего же это мы ни себя, ни других не видим прекрасными? Отчего жизнь наша покривляется?

Припомните, что с вами было после того, как вы окунулись немножко в тот омут или ту бурливую жизнь. Ведь у вас внутри сильное произошло смятение. Повторись это несколько раз, и вы, если не примете предосторожностей, вплететесь в тот же водоворот – и пойдет у вас жизнь, которая есть суета и крушение духа. Так нельзя ли нашей беспорядочности объяснять тем, что есть беспорядочные люди: мы увлекаемся ими и усвояем себе их беспорядочность. Вы вот только теперь начали подвергаться влиянию этой беспорядочности, воспитание же ваше прошло под упорядочивающими влияниями благочестивого семейства вашего и ваших родных. А другие, у которых семья и родство живут бурливо и смятенно, с мальства усвояют эту смятенность и в ней вырастают. Так вот, может быть, и причина, от которой покривляется наша жизнь от естественного течения и в нее входит неестественное смятение?

Нет, этим дело не объясняется, потому что остается и еще вопрос: а в этот круг людей как зашло смятение? Откуда оно в семействах и в обществе? Вовне человек бывает таков, каков внутри. Беспорядочность в семейство и общество вошла извнутри человека. Не будь ее внутри, не было бы ее и вовне. Теперь внешнее отдает обратно внутреннему то, что от него получило. И опять вопрос: внутрь-то же откуда оно зашло? И еще скажу: внешнее бурление воздействует внутрь и там себя воспроизводит, потому что зародыш его и предрасположение к нему есть уже внутри. Вы тогда были смятены и покоя не находили. Отчего? Вы умолчали, а я не сказал вам, потому что было не время. А теперь скажу. В те два дня, пустившись в бурливую жизнь, вы увлекались, сердце ваше сочувствовало если не всему, то многому. От этих сочувствий бурление и смятение возникли и в вас. Пришедши в себя, вы увидели в себе новость. Совесть доложила вам, что эта новость – дело ваше, и дело недолжное, и начала вас за это казнить. Повинуясь сему голосу, вы тогда все хорошо обсудили и верно оценили ту жизнь. После сего, если вам еще придется попасть в эту сумятицу и вы, как не раз уже говорил я, будете держать сердце свое вдали, не давая ему воли, когда оно начнет рваться на сочувствия, то вы не будете испытывать испытанного томления. Но это я поминаю мимоходом. Речь же моя о том, откуда у вас, живших доселе в других порядках, это сочувствие к тому беспорядочному. Извольте разобрать и найдете, что оно у вас и прежде было внутри, оно было скрыто, а теперь вышло наружу. Внешние влияния не дают ничего нового, а только возбуждают то, что уже есть внутри.

Скажу вам пример. Я видел прокаженных. Дети их рождаются хорошенькими и растут совсем здоровыми. Но приходит время, проказа проявляется и у них, и они начинают быть как и родители их и как все другие прокаженные. Откуда она? Вышла извнутрь! А туда откуда попала? Получена вместе с рождением.

Из сего вам немудрено будет сделать такое наведение, что если мы видим внутрь себя беспорядочность и смятение – мыслей, чувств, желаний, начинаний, дел – и кружимся в них, то это потому, что зародыш всего этого внесен в естество наше и что этот зародыш беспорядочности, раскрываясь вместе с раскрытием наших сил и потребностей, вносит в них смятение и делает, таким образом, всю нашу жизнь смятенною и бурливою.

Извольте теперь рассудить, откуда этот зародыш. Говорю: извольте рассудить об этом, потому что иначе не сможем мы найти удовлетворительного ответа на несколько уже раз повторенный вопрос: как же быть? Кто хочет успешно врачевать болезнь, должен доискаться причины ее. Без того лечение не может иметь правильного течения и успеха (9, с. 66–69).

57. Первородный грех как источник внутреннего смятения и беспорядка. Возможность врачевания поврежденного грехом состояния человека

Хоть я писал вам рассудить и сам обещался потолковать о том, откуда в нас зародыш внутреннего смятения и беспорядочности, но ведь известно уж и вы знаете, откуда он. Стало быть, нечего и рассуждать, а только припомнить, как мы веруем о сем. Веруем, что такой зародыш не Творцом при сотворении человека вложен в естество наше, а привнесен после сотворения силою падения прародителей наших, которые, преступив заповедь, повредили и расстроили естество наше, которое расстроенным и поврежденным передали и потомству своему, т.е. всему роду человеческому. Так оно и перешло и к нам с вами и служит причиною того смятения и той беспорядочности внутри нас, от которых происходят все беспорядки и вне – в частной каждого лица, семейной и общественной жизни. Почему эта беспорядочность, хотя получается нами в зародыше вместе с рождением, но не природна нам, не принадлежит к природе человеческой, не так существенна в ней, чтоб без нее человек был уже не человек, а, напротив, без нее человек и бывает настоящим человеком? Она есть болезнь наша; и только по устранении ее мы можем являться здравыми в таком виде, в каком следует нам быть по естеству, как оно вышло из рук Творца. Припоминаю ваше желание стать на уровне достоинства человеческого. Уврачуйте в себе болезнь означенную – и станете такими.

Запомните, что внутреннее наше смятение и беспорядочность прирождены нам, но не природны, не состоят в природе нашей как существенная часть ее, а втеснились между природными частями и их расстраивают и в собственной каждой части деятельности, и в их взаимных отношениях. Если б это природно было, то не производило бы своим присутствием страдания и муки, какие мы от того испытываем. Что природно, то радость жизни составляет, а что противно природе, то ее томит и мучит. С другой стороны, если б это природно было, то, когда бы кто явился свободным и чистым от того, уж он не был бы человек. Но мы ведаем человека, который был совершенно чист от этого и все же был человек – настоящий человек. Ведаем также, что и все, которые облекаются в Него, получают власть очищать себя, как и Он чист есть (1Ин. 3, 3), и являться подобными Ему.

Запомните, говорю, что эта беспорядочность прирождена нам, но не природна, запомните и убеждение в том держите крепко. Убеждение это будет поддерживать у вас ревность к уврачеванию сей болезни. Если она не природна, то, значит, есть возможность уврачевать ее. Имея же сию надежду, кто не воодушевится и самым делом уврачевать себя? Естество наше в чистом виде достолюбезно. Сами Ангелы взирают на него с любовию и удивлением, когда оно является таковым. Нам ли не желать увидеть его таковым и притом не вне, в других, а в себе самих? Да ведь и все счастие наше и благобытие в том состоит, чтоб избавиться от сей болезни. Ибо, когда ее не будет, что помешает нам быть в блаженном состоянии и чувствовать себя таковыми? Напротив, если эта болезнь природна, то ее уж не уврачуешь. Так и останется она навсегда, сколько ни трудись над изгнанием ее. Прими эту мысль – и руки опустишь, говоря себе: так, верно, уж быть. А это и есть то пагубное нечаяние, в которое вложившись, предают себя студодеянию в делание всякой нечистоты (Еф. 4, 19).

И еще повторяю: держите убеждение, что не природна нам беспорядочность наша, и не слушайте тех, которые говорят: что тут толковать, так уж мы сотворены, ничего с собою не поделаешь. Не так мы сотворены и, если возьмемся за себя как следует, что-нибудь и сделаем с собою (9, с. 69–71).

58. Изъяснение расстройства, внесенного в природу человека грехом прародителей. Общение с Богом служило источником господства духа над душою и телом. Чрез нарушение заповеди человек отделился от Бога и потерял власть над душою и телом и подчинился господству страстей. Изображение человека по падении, терзаемого страстями

Что такое сделалось с нами вследствие преступления прародительского?! Природа наша осталась та же, части и силы естества нашего остались те же, с теми же законами и требованиями. Но не туда направилось наше сознание со свободою, чрез что возмутили взаимное соотношение наших частей и сил и, нарушив их первообразный строй, внесли расстройство в общую деятельность и жизнь человека, породив из себя особый класс разрушительных сил – страсти, не естественные нам, но возымевшие такую власть, что всеми силами нашими ворочают, как им угодно. Вот как все это случилось.

Бог создал человека для блаженства, и именно в нем, чрез живое с ним общение. Для сего вдунул в лицо его дыхание Своей жизни, что есть дух, как уже поминалось. Существенное свойство духа – сознание и свобода, а существенные движения его суть исповедание Бога, Творца, Промыслителя и Воздаятеля, с чувством полной от Него зависимости, что все выражается в любительном к Богу воззревании, непрестанном к Нему внимании и благоговейном пред Ним страхе, с желанием творить всегда угодное пред Ним, по указанию законоположницы – совести, и с отрешением от всего, чтоб Единого Бога вкушать и Им Единым жить и услаждаться.

Человеку даны в духе сознание и свобода, но не затем, чтоб он зазнался и своевольничал, а затем, чтоб, сознав, что все имеет от Бога и для того, чтоб жить в Боге, все свободно и сознательно направлял к сей единой цели. Когда он так бывает настроен, то в Боге пребывает и Бог в нем пребывает. Бог, пребывающий в человеке, дает духу его силу властвовать над душою и телом, а далее – и над всем, что вне его. Таково и было первоначальное состояние человека. Бог являлся прародителям и подтвердил все сие Своим Божественным словом, наказав им Его Единого знать, Ему Единому служить, в воле Его Единого ходить. Чтоб они не запутались в соображениях, как все это выполнять, Он дал им небольшую заповедь – не вкушать плодов от одного дерева, названного Им древом познания добра и зла. Так и начали жить наши прародители и блаженствовали в раю (9, с. 71–73).

Позавидовал им падший прежде того по гордости дух и сбил их с пути, наустив их преступить данную им небольшую заповедь тем, что обольстительно представил, будто со вкушением от запрещенного плода они вкусят такого блага, которого без того и вообразить не могут, – станут как боги. Они поверили и вкусили. Дело вкушения, может быть, и не велико, но худо, что поверили, не зная кому. Может быть, и это не так бы было важно, если б не те страшно-преступные мысли и чувства к Богу, какие, как яд, влил в них злой дух. Он наговорил им, что Бог запретил им вкушать от древа затем, чтоб и они не сделались богами. Этому поверили. Но, поверив так, они не могли не принять хульных о Боге помышлений, будто Он завидует им и неблагожелательно к ним относится, а приняв такие помышления, не могли миновать и некоторых недобрых к Нему чувств и своевольных решений: так мы же сами возьмем то, до чего Ты не хочешь допустить нас. «Так вот Он какой – засело у них в сердце о Боге, – а мы думали, что Он такой благой. Ну, так мы сами себя устроим наперекор Ему». – Вот эти-то мысли и чувства были страшно преступны! Они-то и означают явное отступление от Бога и враждебное восстание против Него. У них внутри то же произошло, что приписывается злому духу: выше облак поставлю престол мой и буду подобен Вышнему – и это не как летучая мысль, а как враждебное решение (9, с. 73–74).

Так сознание зазналось и свобода воссвоевольничала, приняв на себя устроение своей участи. Отпадение от Бога совершилось полное, с отвращением некиим и враждебным восстанием против. За это и Бог отступил от таких преступников – и живой союз прерван. Бог везде есть и все содержит, но внутрь свободных тварей входит, когда они Ему себя предают. Когда же в себе самих заключаются, тогда Он не нарушает их самовластия, но, храня их и содержа, внутрь не входит. Так и прародители наши оставлены одни. Если б покаялись поскорее, может быть, Бог возвратился бы к ним, но они упорничали и при явных обличениях ни Адам, ни Ева не сознались, что виноваты. Последовал суд и наказание изгнанием из рая. Тут опомнились, но уже было поздно. Надо было нести наложенное наказание, а за ними и всему роду нашему. Благодарение всемилостивому Богу, что Он хоть отступил от нас, но не бросил, устроив предивный способ к воссоединению нас с Собою (9, с. 74).

Что произошло внутри человека. – Вот что! – Дух был властен над душою и телом, потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу. Когда пресеклось живое общение с Богом, пресекся приток и Божеской силы. Дух, себе оставленный, не мог уже быть властителем души и тела, но был увлечен и сам завладен ими. Над человеком возобладала душевность, а чрез душевность – телесность, и стал он душевен и плотян. Дух хоть тот же, но без власти. Он заявляет свое существование то страхом Божиим, то тревогами совести, то недовольством ничем тварным; но его предъявлений не берут во внимание, а принимают только к сведению, всю заботу обращая на устроение своего быта здешнего, к чему и назначена душа, – и быта более вещественного, потому что здешняя жизнь посредствуется телом и что все телесное осязательнее и кажется нужнее.

Когда произошло такое низвращение порядка в соотношениях частей естества нашего, человек не мог уже видеть вещи в настоящем виде, не мог держать в должном порядке свои потребности, желания и чувства. Они пришли в смятение, и беспорядочность стала характеристическою их чертою. Но это недоброе, конечно, состояние было бы еще сносно, если б не страсти, а то страсти привзошли и тиранят человека. Смотрите, как рассерчавшего бьет гнев, как лихорадка? Как завистливого источила зависть, что посинел, бедный? Как опечаленного иссушила скорбь, что он кости и кожа? – Таковы и все страсти. Вошли же они вместе с самостию. Как только произнеслось внутри праотца: так я сам... так самость внедрилась в него – сей яд и сие семя сатанинское. Из нее потом развилось все полчище страстей: гордость, зависть, ненависть, скорбь, уныние, любоимание и чувственность – со всеми их многочисленными и многообразными порождениями. Расплодившись внутри, они еще более возмущают и без них уже смятенное там состояние.

Так вот в чем болезнь. Дух зазнался и засвоевольничал. За это потерял власть и подпал под владычество души и тела и всего внешнего. Отсюда смятение душевно-телесных потребностей и желаний, и особенно их безмерность. Эту безмерность сообщает им от себя дух, ими порабощенный. Сами по себе эти потребности мерны и небурливы. То, что они меры не имеют и бурлят, – это от того, что дух бушует в них, ибо у него по природе энергия безграничная. Отсюда обжорство, пьянство, копление денег... и прочее многое, чему меры не думает давать человек. Но главная болезнь – страсти, пришлые тираны (9, с. 74–76).

59. Необходимость обновления и самоочищения

Некто жил где-то далеко в пустыни. Заболели у него внутренности: легкие ли, или сердце, или печень, или все вместе. Боль хоть умирай. Людской помощи неоткуда ожидать, прибег к Богу со всеусильною молитвою. Услышал Господь. В одну ночь, заснувши, видит он такое видение. Пришли два Ангела с ножами, разрезали его, вынули больные части, вычистили их, вымыли и чем-то смазали. Затем все положили на свое место, спрыснули чем-то, и – все срослось, как будто и разрезов не было. Проснувшись, старец встал совсем здоровым, как будто никогда не болел, новеньким, будто юноша во цвете сил. – Видите, чего вам желаю? Чтоб в вашей душе все было перечищено, больное и старое повыброшено, все оздравленное и обновленное поставлено на свое место и вспрыснуто живою водою. И станете новенькая, свеженькая, полная светлой, отрадной жизни.

Рассказывал я эту историйку одному из трудящихся над собою. Выслушав ее, он не хладно воззвал: «О, когда бы пришли Ангелы и сделали с душою моею то же, что сделали с телом того старца!» В этом воззвании слышались и молитва, и желание свалить на других то, что должно быть сделано своими трудами. Ибо и такое лукавство не чуждо нашему сердцу, что хорошими быть мы не прочь, но потрудиться ради того – руки опускаются. Душу перечищать и исцелять не придут Ангелы. Бывают при этом и их указания и вразумления, но делать все надо самим. Даны все средства или орудия и лекарские инструменты. Бери сам и режь себя где нужно, без всякого жаления себя. Другой никто этого не может сделать. Сам Бог не входит во святилище души могуществом Своим, а благоволительно просит входа (9, с. 90–91).

60. Как поддерживать начавшееся стремление к духовной жизни

Вот и слава Богу! Пишете, что имеете сильное желание к Богу приближаться. Благослови, Господи! К чему же другому и речь всю я вел, как не к тому, чтобы оживить в вас сие желание. И страх Божий возгревайте в себе. Ведайте, что когда есть страх Божий, то, значит, дух ваш жив и благодать Божия действует в вас. Первое дело духа нашего – ведение Бога и страх Божий, и основной дар благодати Божией есть дух страха Божия. Он и начало, и продолжение, и завершение пути спасенного. Кто имеет страх Божий – живой и действенный, тот имеет в себе неистощимую силу, движущую на все богоугодное, и вместе – бодренного стража, охраняющего от вражеских нападений и от своих уклонений на распутия. Помоги вам, Господи, возгреть и потом всегда хранить в силе сей дух страха Божия!

Что вы утречком несколько времени посвящаете на чтение духовных книг, это очень добре. Но кто же это там у вас так неблаговолительно относится к этому?! Если бы так зарядить, чтобы только и было, что чтение да молитва, конечно, это было бы нечто выдающееся из ряду; а так – немножко почитать и подумать, что тут особенного?! Сколько я знаю, все благочестивые и богобоязненные так делают...

Это чтение, вместе с предшествующею молитвою, душу скрепляет и дает ей силу на целый день. Лекаря говорят: натощак не выходи наружу. В отношении к душе это исполняется утреннею молитвою и чтением. Напитается ими душа и уже нетощею выходит на дела дня (9, с. 115–116).

61. Поверка жизни

У нас есть неусыпный страж – совесть. Что худо сделано, она никак не пропустит; и, как вы ей ни толкуйте, что то ничего, а это сойдет, она не престанет твердить все свое: что худо, то худо. И вот вам первое дело: прислушайтесь к совести и все те дела, которые обличает она, без всяких извинений признайте грешными и готовьтесь исповедать их.

Это можно бы назвать первым и последним делом, т.е. сознаться, что безответно виноваты в том, в чем обличает совесть, положив вперед избегать того, – и довольно бы, если бы можно было быть удостоверенными, что сама совесть во всем исправна. А то бывает, что иного она не заметит по какому-либо смятению, иное забудет по давности, а иного, может быть, и грехом не считает по неведению или неполному знанию обязательных для нас дел. Вот здесь- то на подмогу совести и надобно обратиться к заповедям Божиим, в Слове Божием изображенным, и, пересматривая их, допытываться, не сделано ли нами чего-либо против той или другой заповеди. При этом многое припомнится, что забылось, и многое помнимое в ином виде представится, нежели как мы о нем думали. Слово Божие уподобляется зеркалу. Как, смотрясь в зеркало, всякий видит, где пятно или порошинка на лице или на платье, так и душа, читая Слово Божие и там исчисленные заповеди рассматривая, не может не видеть, исправна ли она в тех заповедях или не исправна; совесть, просвещена будучи при сем словом живого Бога, тотчас скажет это ей нелицемерно. И вот вам второе дело. Перебирайте заповеди и смотрите, исполнены ли они вами или нет. Например, заповедь повелевает подавать милостыню всякий раз, как кто просит ее. И смотрите, всегда ли вы это делали или не всегда: отказывали иногда не по какой-либо уважительной причине, а просто – презрели нищего. Если окажется это, вот и замечайте: грех.

Заповедь говорит прощать всякому все, даже неприятное и обидное. И смотрите, были ли вы всегда уступчивы, не было ли споров, крупных разговоров и даже ссор. Если припомните, что бывало, замечайте и еще: грех, хоть совесть обычно ни во что ставит такие дела. Еще: должно на Бога все свое упование возлагать. Так ли у вас всегда было?! В обычном течении дел этого не заметишь, но, когда встречается нужда, это тотчас выходит наружу, тотчас видно бывает, на чем опирается душа: на Боге ли или на чем другом, забывая о Боге. То несомненно, что и свои все способы надо употреблять, чтобы выпутаться из стеснительных обстоятельств, ибо и они от Бога, но окончательного успеха чаять лишь от Бога, почему к Нему обращаться с молитвою о помощи и, когда уладится дело, Его благодарить яко Единого Избавителя, не поминая о своих способах. Вот и смотрите, так ли вы действовали? Если не так, замечайте и еще: грех. Так поступайте со всякою заповедью и замечайте, какими делами против какой заповеди вы проступились. Этим способом подробнее переберете вы свои дела.

Но как это удобнее сделать? Учили вы катехизис? Там каждая заповедь истолкована и показано, какие добрые дела какою заповедию на нас налагаются и какие грехи запрещаются. Возьмите его и с помощию его пересматривайте дела свои...

Полагаю, вы в первый раз хотите заняться собою как следует и определить, что такое вы и что есть в вас. Потрудитесь же просмотреть себя хорошенько по этому указанию. После, в другие разы, уже не будет для вас так сложно это дело. А теперь потрудитесь (9, с. 127–129).

62. Поверка расположений сердца. Определение главного характера или духа своей жизни

Вторая сторона жизни – расположения, или настроения и склонности сердца.

Дела не дают еще о себе полного познания. Надо поглубже в себя войти и рассмотреть, каково сердце, – и на это больше обратить внимание, чем на дела. Может случиться, например, что иной окажется неподатливым (не поможет другому) случайно, хоть сердце имеет милостивое. Но тут же не подаст и другой – не по случайности какой, а потому, что страдает скупостью. На вид оба дела одинаковы, а по внутреннему настроению действующих между ними большая разность. Дела это единичные, в этот час и в этом месте действия; а расположения означают постоянные настроения сердца, коим и определяется характер и нрав человека и откуда исходят его наибольшие желания и направления его дел. Добрые из них называются добродетелями, а худые – пороками, порочными наклонностями и страстями.

Какие расположения в сердце должно иметь христианину, указывают изречения Христа Спасителя о блаженствах, именно: смирение, сокрушение, кротость, правдолюбие и истинолюбие, милостивость, чистосердечие, миролюбие и терпение. Св. апостол Павел следующие указывает христианские благорасположения сердца как плоды Духа Святого: любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание (Гал. 5, 22, 23). В другом месте: облецытеся, убо яко избраннии Божии, святи и возлюбленни, во утробы щедрот, благость, смиренномудрие, кротость и долготерпение; приемлюще друг друга, и прощающе себе, аще кто на кого имать поречение: якоже и Христос простил есть вам, тако и вы. Над всеми же сими стяжите любовь, яже есть соуз совершенства. И мир Божий да водворяется в сердцах ваших, в оньже и звани бысте во едином теле, и благодарни бывайте50 (Кол. 3, 12–15). Противоположные сим расположения суть пороки или страсти – источники всех худых дел, губящих нас. Главнейшие из них суть: гордость, тщеславие, своекорыстие, невоздержание, гнев, ненависть, зависть, леность, страсть к утехам чувственным, уныние, отчаяние. О них апостол законоположил, что христианам не только иметь их не должно, но даже чтобы и помину об них не было среди них: ниже да именуются в вас (Еф. 5, 3).

Видите, как строго! Так и извольте хорошенько посмотреть, нет ли каких-либо худых склонностей и страстей. Понемногу каждая из них бывает у всякого, но они не глубоки и не постоянны. А то у всякого есть одна главная страсть, около которой увиваются уже и все прочие. Вот эту- то паче всего и позаботьтесь отыскать. Хоть она не совсем еще явна, по молодости вашей, но всяко следы ее должны быть осязательны, если вникнете. Отыскав ее, и другие потом распределите, какая ближе к ней, какая – дальше. И уразумеете строй сердца своего. Приобретение драгоценное! Потому что когда вслед за сим положите очищать себя от страстей и худых склонностей, то вам видно будет, куда направлять усилие и удары, именно – на главную свою страсть. Когда одолеете ее, то все другие разбегутся сами собою; как на войне, разбив главные силы врага, прочие приходится только гнать и добивать без труда. Дела исправить легко. Не делай – и все тут. А сердце переломить и исправить не вдруг-то можно. Предлежит борьба. В борьбе же, не зная, куда направлять удары, можно из сил выбиться, барахтаясь без толку, – и никакого не получить успеха. Потрудитесь же!

Третья сторона жизни есть дух жизни. Это самое главное и вместе самое мудреное дело. Недобрый дух бывает так лукав и так умеет маскировать себя личиною доброты и уместности, что надо иметь самое острое духовное зрение, чтобы подметить его. Зато добрый дух явен, ибо он един и единичен, именно – жить для Бога, все отложив. Противоположный ему дух есть жить для себя (эгоизм). Этот дух очень часто, если не всегда, принимает побочное направление – жить для мира.

Так вот, если мы положим, что жить для кого-либо означает дух жизни, то вам немудрено будет определить дух своей жизни, определив, для кого вы живете или, как вы еще только начинаете жить, для кого больше желаете вы жить, к чему порываетесь сердцем своим, кому больше располагаетесь посвятить жизнь свою. К чему больше клонитесь, по свойству того определяйте и дух своей жизни, хотя он теперь у вас только в зародыше или есть как птенец малосильный. Кто для Бога живет, того дух богобоязненный, Единому Богу угодить старающийся. Кто для себя только живет, у того дух жизни самоугодливый, эгоистический, своекорыстный или плотской. Кто для мира живет, у того дух миролюбивый или суетный. По сим чертам смотрите, какой дух в вас дышит.

Судя по тому, как рванулись вы желанием к Богу приближаться, надо полагать, что главный ваш дух – добрый, настоящий дух, как ему следует быть. Судя опять по тому, что вы так недружелюбно встретили светские порядки жизни, в коих дух мира, надо полагать, что этот дух не имеет у вас места и силы, хоть и может обуять вас, если не поостережетесь. Остается под сомнением, нет ли эгоистического духа. Мне думается, что есть, хоть не знаю, в какой силе. Пусть есть; но как вы рванулись желанием к Богу приближаться, к миру же у вас душа не лежит, то эгоистический ваш дух скоро испарится, если дадите простор разгораться более и более вашему сердцу желанием к Богу. Извольте принять сие во внимание.

Так видите, что вам предлежит сделать, и сделайте. С первого взгляда это кажется громадным делом, а в существе оно просто и легко. Помолясь Богу, возьмитесь – и все можете определить в один вечер. Не за море ходить, а разбирать то, что внутри у вас же. Однако ж не отлагайте сего до того вечера, после которого и Исповедь следует. Нет, теперь же и приступите к сему, с самого начала говения. Исподволь все разузнаете основательнее и отчетливее. Трудно, может быть, будет только в этот раз. Но если потом начнете жить по влечению доброго духа вашего, то сама жизнь приведет вас еще к полнейшему самопознанию. Ибо отчего большею частию не знаем себя? Оттого, что живем спустя рукава (9, с. 129–133).

63. Пробудившаяся решимость быть исправным должна определиться ясно, как стремление во всем поступать сообразно с волею Божией. Мир и радость рабов Божиих. Предупреждение от неполной решимости жить по Богу. Тот, кто ни тепл, ни холоден, будет отвержен Богом. Равнодушный к делу богоугождения

Так вот положим, что вы, вставив себя в говетельную рамку, или внешний говетельный порядок, станете между тем разбирать себя строго по сделанным указаниям, чтобы, осмотревши все неисправности, положить потом быть во всем исправною. Это слово, быть исправною, надо хорошенько определить. В этом существо дела, не зная которого можно сделать большую ошибку, веря между тем, что дело делается право.

Положить быть исправною. Да теперь-то чем мы худы? Чем плохо поведение наше? Я думаю, и вы испытывали, что, приступая к Исповеди, не знаешь, что сказать, не видно, в чем грешны. Отчего бы вы думали это? – От неуяснения того, чем должна быть жизнь наша, и того, направляются ли к тому все дела наши и помышления. Как это не уяснено, то, смотря на свою жизнь вообще и видя, что она, как и у всех, дурного, бросающегося в глаза, ничего не представляет, остаемся покойными в себе, говоря или только по секрету чувствуя: да чего же еще хотеть? Чтобы это и в вас не сказалось, в отвращение того писано все, доселе писанное. И если вы поступите по указанному, то уже не повернется язык ваш сказать: чего же еще хотеть? Подержу ваше внимание и еще подольше на этом.

Дело, как уже не раз поминалось, вот в чем! Вся наша жизнь, во всех своих частностях и дробностях, должна быть посвящена Богу. Закон общий таков: все, что ни делаешь, делай сообразно с волею Божиею и в угодность Богу, в славу пресвятого имени Его51. Так уж и осматривать надо всякое представляющееся дело, сообразно ли оно с волею Божиею, и делать его не иначе, как удостоверившись, что оно точно сообразно с нею, и делать так, как угодно Богу, чтобы оно было делаемо. Кто с такою осмотрительностию и с таким ясным сознанием угодности Богу делаемых им дел поступает всегда, тот вместе с тем не может не сознавать, что жизнь его идет верно, что хоть дела его не блестящи и не совершенны, но в них сознательно не допущено ничего, что бы оскорбляло Бога и не было Ему угодно. Это сознание исполняет сердце его тихим миром от спокойствия совести и тем духовным радованием, которое рождается от чувства, что он не чужой Богу и что хоть не велик, не знатен и не виден, но раб Его есть, старающийся всячески угождать Ему и все усилия свои к тому направляющий и верующий, что и Бог Сам видит его таковым.

Нравственной нашей жизни у всех и следовало бы быть такою. Между тем на деле как большею частию бывает? Живем как живется. Этого сознательного и самодеятельного направления всех своих дел, и больших и малых, в угодность Богу не имеется в мысли и намерении. Дела у нас текут как попало, и что делается, делается большею частию по заведенным порядкам, потому что и все так делают, без уверенности в их пригодности к главной цели жизни (9, с. 138–140).

Недавно я поминал вам о духе жизни, что он бывает или богобоязненный, или самолюбивый, или миролюбивый. И забыл приписать сюда еще и четвертый: ни то ни се, хоть мимоходом где-то указывал и на это52. Этим духом дышит не наибольшая ли часть людей? Они и против Бога ничего, кажется, не имеют, но и Богу угождать преднамеренною целию не имеют. Пришлось, например, сходить в церковь – сходил, а нет – и горя нет. И дома, когда молятся, поклон-другой – и конец. И довольны. Так и во всем Божеском. Они не то, чтобы и эгоисты были заметные, но для защиты своих интересов, для того, чтобы уволить себя от каких-либо самопожертвований, всегда найдут резон уклониться. Они и не миролюбцы слишком выдающиеся, но не прочь и потешиться вместе с миром делами мира. Такого рода люди сплошь да рядом. Это, равнодушные к делу богоугождения и спасения: ни теплые, ни холодные. Бог отвращается от них и отвергает их (9, с. 140–141).

Оставим то, чем вы были. Удостоверяю вас, что если вы добросовестно исполните все, вам прописанное, то уже перестанете быть и в малом чем похожими на таковых, а начнете делать дела все на отбор хорошие и прехорошие. Не то, что особенность какая будет, но те же дела примут особый колорит, иную стать, иное благообразие и благочиние. Благослови, Господи! От всей души желаю вам этого. Положивши все вести по воле Божией и начавши так вести, вы непременно осенены будете миром внутренним, возымеете спокойствие сердечное – ясное, теплое, отрадное, в коем рай душевный.

Но, чтобы это было, надо возыметь решимость на такую жизнь; чтоб решимость пришла, надо восчувствовать недоброту жизни, невнимательной к главному (ни то ни се), и восхитительное достоинство жизни внимательной. И этого мало. Надо сокрушаться, что хоть немного еще прожито времени, но все же есть в нем часть, прожитая попусту. Сокрушение сердца о своей неисправности пред Богом составляет опору решимости быть впредь исправною пред Ним. Обо всем этом позаботьтесь теперь. Помоги вам, Господи! Господь, устрояющий спасение всех спасаемых, имиже весть судьбами, да научит вас, как себя наладить на то, чтобы жизнь ваша не прошла даром – ни то ни се, но была Богу угодна, спасение вам принесла и послужила путем к получению Царствия Небесного (9, с. 141–142)!

64. Исправление жизни состоит в переустройстве не внешних порядков, а в духе, с готовностью бороться с препятствиями. Разные способы, какими враг старается отклонить становящихся на путь истинной жизни

Итак, вы решились все сделать как должно. Благослови, Господи! Хороши все ваши замыслы о будущих новых порядках жизни. Но чтобы с жару вы не покривили сего дела, хоть это было бы и надесно53, спешу кое-что сказать вам в руководство.

Смотрите, перестраивая все, обращайте более внимание на внутреннее, чем на внешнее. Внешнее пока можно оставить, как оно есть, исключая того, что по самому существу своему вредно действует на сердце – осуечает, разбивает мысли, набивает лишние желания и подобное.

Перестройка, конечно, должна коснуться и внешних порядков, но не столько в их форме, сколько в духе, с которым это делать надо. Если сделать так, то внешнее останется будто то же, за малыми исключениями, но дух будет во всем совсем другой. Выгода от не слишком резкого ломания внешних порядков та, что перемена ваша никому не будет бросаться в глаза.

Второе, что нужно иметь в мысли, вы уже имеете, именно – не думать, что загаданное легко придет в исполнение. Сколько помех и совне, и совнутрь! И вы хорошо делаете, что готовитесь вступить не на цветистый путь, а на борьбу. Так-так! Бороться готовьтесь и все просите Господа, чтобы даровал вам силы все выносить, что встретите неприязненного и мешающего. На себя не надейтесь. Все упование возложите на Господа, и помощь Его всегда будет с вами.

Но, готовясь бороться, не думайте, что всегда будете торжествовать. Часто придется только оттерпливаться, неся одну тяготу. Часто придется видеть, что при всем желании быть исправною прокрадываются и прорываются промахи. Ведайте наперед, что все это в порядке вещей. Встретится – не ужасайтесь. Теперь, заранее то предвидя, и не ожидайте впереди иного течения жизни, как среди всяких противлений, волнений и неудач.

Одним только запасайтесь – крепким мужеством ни на что несмотря стоять в начатом деле. Это одно теперь на всю жизнь должно быть положено и запечатлено обетом и твердою решимостию. А как пойдет жизнь, какие будут успехи и промахи, как встретят то другие – это все отдайте на волю Божию. Из опытов, замеченных в житиях святых, видно, что Господь разно ведет к совершенству тех, которые прилепляются к Нему теплою любовию и Ему посвящают жизнь свою. Попускает Он и врагу действовать неприязненно, не отдаляя, однако ж, при этом и Своей помогающей десницы. Все – Бог. Но пути Его дивны и главное – сокровенны. Даже сам руководимый узревает их уже после, озираясь вспять. Как уместна потому всегдашняя молитва: имиже веси судьбами, спаси мя! А с молитвою – и предание себя в руки Божии – всецелое, безвозвратное.

И враг не будет дремать. Святые Божии заметили, что он на начинающих действует двояко: одним совсем не мешает и никакого противодействия не оказывает. Те, не встречая препон ни внутри, ни вовне и видя, что все идет так гладко, начинают мечтать, что вот-де мы как: вдруг всех врагов разогнали – и показаться не смеют. Как только эти мысли западут, тотчас и враг подоспеет и начнет развивать мечты тщеславные, от коих родится самоуверенность и Божией помощи забвение, неискание и за то – лишение. Как только дело дойдет до сего, враг начнет уже тирански действовать – возбуждать недоброе внутри и сильные противления совне, – и бедный самоуверенник падает. Эти случаи нередки. И извольте принять сие на вид теперь же, когда соображаете, как устроиться в жизни, чтобы, когда начнете новую жизнь и пойдет все гладко, не возмечтать о себе, но увидеть в этом вражескую засаду самую опасную и усугублять опасливость и внимание к делу. Совершенство, мало-мальски видное, приходит после трудов и трудов, после годов и годов, а не с первых начатков и первых дней.

На других, напротив, враг с первых же дней нападает со всей силою и стремительностью, так что начавший теряется. Куда ни обратится, все против: и в мыслях, и в чувствах, и вовне видится только одно такое, что идет поперек добрым намерениям, и ничего благоприятного. Делает это враг затем, чтобы устрашить новичка с первого раза и заставить его бросить свои благие намерения и возвратиться вспять – к жизни беспечной и невнимательной. Коль же скоро заметит, что новичок не поддается, а стоит на своем, тотчас сам отступает. Ибо мужественное стояние против врага заслуживает венцы труженикам, а он не хочет доставлять их. Так это имейте в виду, чтоб в случае сильного напора противностей сразу не сробеть, зная, что это уловка врага, которую он тотчас и бросит, как только заметит стойкость.

Вы очень хорошо делаете, что впереди не видите цветов. Это настоящее воззрение на дело. И готовность к стойкости. Однако же – спасайтесь (9, с. 144–147).

65. Предосторожности вступившему на истинный путь. Взыграние жизни весною. Отчего многие постившиеся не исправляются совершенно

Теперь укажу и две-три маленьких предосторожности.

Первая. Никогда не думать, что уже успели в чем-либо. Такова немощь наша, что мало-мальски что добренькое покажется внутри – тотчас кричим: вот оно, добились! Гоните такие мысли. Ибо доброе никогда не дается вдруг, а это враг внушает. Поддайся только этому внушению, тотчас энергия ослабеет – а тут близко и опять нестроение. Чтобы не подпасть этой дурной мысли – всякий день, вставая, так себя настраивайте, как бы вы в первый еще раз начинали трудиться на этом пути.

Вторая. Ни под каким видом не позволять себе льгот. Пройдет день- другой в трудах самонаблюдения и самопринуждения, враг подойдет и начнет жужжать в уши: «Ну, будет, потрудилась, дай теперь себе немного льготки». Это такое льстивое внушение, что и не подумаешь вдруг, что надо противостать ему, а между тем оно такое злодейское, что только мало поддайся ему, как все внутри взбудоражится. Послабление себе есть то же, что маленькая дырочка в плотине. Только покажись эта дырочка, уж не удержишь плотины, ее непременно разнесет вода. То же внутри нас делает послабление: все размечет, так что восстановление себя надо будет опять начинать сызнова. Побойтесь же сего как самого злого, хоть и сладкоглаголивого врага. Два особенно случая предлежат, когда вам надлежит поопасаться этого. Это время Пасхи и весна. Ведь постом у нас все более или менее остепеняются. Отчего же потом не все выдерживают? Оттого, что льготы себе дают: кто в Пасху, кто после нее, весною. В Пасху думается: праздничное время, можно и вольку себе дать. Послушает кто – и разоряется в добрых настроениях. Ибо, давши себе волю, после уже не возвращается к стеснению себя и начинает по-старому творить волю плоти и помышлений.

Весна – время приятное, но сколько делает зла в нравственном отношении! Видали вы, как барашки, когда выгоняют их на траву, прыгают, блеют, резвятся? Отчего это? – Жизнь играет. Подобное взыграние жизни и люди все ощущают, не молодые только, но и старые. Тут ничего нет грешного. Это невинное чувство, но как пользуются этим люди – это не совсем бывает безгрешно. Радость жизни! Ощутив ее, надо Господа благодарить, что на земле, полной горя по грехам нашим, еще и радостям оставил Он место, чтобы мы не падали в отчаяние. А бывает что? Бога поблагодарить не поблагодарят, а пустятся на то, чтобы продлить эту радость, рассеиваются и возвращаются на старое. Радость эта или это взыграние жизни приятно, но оно совсем чувственно, телесно, и позывы от него появляются такие же – чувственные, телесные. Захочется смотреть на приятное для глаз, слышать приятное для слуха, обонять приятное для обоняния, подышать воздухом, провеяться приятным ветерком – вообще размножить приятные чувственные впечатления. Кто пойдет по этим позывам, тот не усидит внутри себя, а выйдет непременно вон; затем внимание к себе прекращается; мысли, чувства и желания опять начнут бурлить и вступать в прежнее нестроение. Мысль о Боге отойдет, и покой внутренний пропадет. Томимая совестию душа скажет: завтра не стану так поступать; но завтра опять то же, то же и послезавтра, а там – и руки опустились. Опять пойдет жизнь «как живется». Весь плод великопостных трудов в упорядочении души и пропадет. И это по той одной причине, что не поостереглись немного и не сумели отказать своим чувствам в некоторых приятностях, а при допущении иных не позаботились держать свое внутреннее в должном страхе и, увлекаясь внешним, оставляли его (внутреннее) без внимания (9, с. 161–164).

Вам уже приходила опасливая мысль: ну, как не устоишь?! Если, точно, не устоите, то возвратитесь ли к таким решительным намерениям – Бог весть. Но то ведайте, что, обратясь вспять, вы будете уже гораздо хуже, нежели каковы были, когда не начинали такой новой жизни. Спаситель подобные возвратные ниспадения в нестроение сравнивает с возвращением в покинутый было дом опять старого беса, но уже не одного, а с семью другими. И будут, заключил Он притчу Свою, человеку тому последняя горша первых. Господь да избавит вас от сего!

Прочитавши это, не скажите: ах, зачем я начинала. Нет, нет! Не мутите себя. Вы решились на достодолжное – на такой род жизни, при котором одном вы будете, как сначала возжелали, держать себя на уровне человеческого достоинства. Так не унижайте своего решения и Господа не оскорбляйте, будто Он оставит вас одну. Он в вас есть с благодатию Своею. Но если Господь в вас, кто против вас? (см. Рим. 8, 31). Ибо болий есть, Иже в вас, нежели иже в мире54 (1Ин. 4, 4). К тому же внимательная к себе жизнь не такова, чтобы, лишая одних утешений, не давала взамен их ничего. Напротив, эта жизнь, с памятию о Боге и следованием своей совести, сама в себе есть неистощимый источник радостей духовных, сравнительно с которыми земные радости – что полынь пред медом. Вам и лишать-то себя из внешнего придется немного. Все внутри должно происходить. Можно во всем участвовать и всему быть чужду. Внешне одно делается, а внутри происходит другое (9, с. 164–165).

66. Общие правила для стоящего на пути истинной жизни

Вы так решительно вступили на путь служения Господу. Благослови, Господи! Работайте же Господеви! Паче всего: 1. Поопаситесь самомнения. Оно первый враг. Исправность наша пред Богом, еще только преднамеренная, уже порождает мысль о некоей особенности нашей пред другими и даже пред собою прошедшим, тем паче когда успеем сделать что-либо на сем пути. Как только немного постоим мы в сей исправности, она кажется чем-то дивным – и мы начинаем мечтать о себе как о лицах совершенных, совершающих дивные дела. А это враг подущает, чтобы возбудить самомнение. Кто поддастся и впадет в сие самомнение, от того тотчас отходит благодать и оставляет его одного. Тогда враг схватывает его, как беспомощную добычу.

2. Страх и опасения да не оставляют вас. Посреди сетей ходим. Враг никогда не искушает сразу очевидно худым, а обманывает более видимостями добра. Неопытный пойдет вслед приманки и попадает в руки врага, как падает в яму прикрытую беспечно идущий по лесу зверь. Но, опасаясь, не теряйте мужества, ибо Господь близ.

3. Страх смерти и по смерти Суда и воздаяния да не отходит от вас. С утра вместе с тем, как восстановлять будете память о Господе в сердце, позаботьтесь привязать к нему память и о сих последних. Затем и будьте с сим помышлением неотлучно весь день, как и с Господом, и, ко сну отходя, говорите: «Се ми гроб предлежит! Се ми смерть предстоит!» Увидите, каких охранителей найдете вы в них.

4. Нельзя вам совсем устраниться от общества. Но от вас зависит бывать более в таком, в котором менее развлечений. И в этом, когда бывать будете, внимания своего к Господу, близ и внутрь сущему, и памяти смерти, готовой взять вас, не теряйте, сколько можете. Сердца своего не отдавайте под впечатления предлежащих приятностей от очей, слуха и других чувств. Жизнь в мире тем и нехороша, что слишком много набивает в душу вещей, лиц и дел, о которых воспоминание потом мутит душу. И молиться это не дает как следует. Средство против сего одно: как можно [более] беречь сердце от приятия впечатлений. Пусть все мимо вас идет и проходит, не входя в сердце.

5. Не бегайте, однако ж, людей и не угрюмничайте. В вашем положении это неудобно, да и пользы от этого вам не будет. Однако ж бывайте более с своими. У вас, верно, все порядки хороши. От них не отступайте, чтобы не выдать себя из ряду вон и не подвергнуться людскому пусторечию.

6. Духовные занятия: молитва, чтение и размышление – должны идти неопустительно каждый день. Что в какое время делать – сами приладьте. Пораньше вставайте и, прежде чем выходить к своим, пройдите все эти занятия, в какой мере успеете. Молитесь, однако ж, подольше. Свою кровную нужду выражайте Господу детским словом и с детским доверием, молитвы молитвенника перетрощая поклонами с краткими к Богу воззваниями. По молитве читайте с размышлением и все читаемое прилагайте к себе или додумывайтесь, как осуществить то в своей жизни. Я писал уже и еще повторяю: было бы много плодотворно, если бы вы каждое утро кратко записывали порождающиеся или размышлением добываемые мысли при чтении Евангелия и Апостола. Возьмитесь за этот труд и совершайте его в простоте, без всяких словоизвитий.

7. Трудясь всеусильно, всю печаль вашу об успехе возверзите на Господа. Уверенность в Боге – корень духовной жизни. Вдруг ничего не дастся, все придет в свое время. Все, что взыщите с верою, придет. А когда? – Когда Господу угодно будет подать. Терпите, твердо стоя в начатых порядках. Воодушевляйтесь надеждою, что придет день, когда воссияет в сердце свет обрадования и возвратит ему свободу от всех уз, и доставит легкость движения и возношения туда, куда повлекут добрые начертания духа. Будете парить тогда в области духовной, как птичка, выпущенная на свободу из клетки (9, с. 168–170).

67. Извлечения из поучений преподобного Пимена о богоугодной жизни, побеждении страстей и насаждении добродетелей

Начало пути Божия – покаяние и плач о грехах...

Увидел он женщину, которая сидела на могиле и горько плакала, и сказал: «Если бы явились здесь все удовольствия мира, не освободили бы души ее от скорби. Так должно всегда плакать и нам» (п. 26)55. В 27-м пункте то же обстоятельство рассказано подробнее и слова св. Пимена приведены в таком виде: «Уверяю тебя, что если человек не умертвит всех вожделений плоти и не будет так плакать, то не может стать едино с Богом. Вся душа и жизнь этой женщины погрузились в скорбь». Покаявшийся и плачущий о грехах своих естественно удаляется от зла и творит благо. Зла делом совершать, пока таков, он не станет, но от худых помыслов свободен быть не может. Потому удаление его от зла исключительно почти состоит в борьбе с помыслами. На это вот что есть у св. Пимена.

Пришел один брат к авве Пимену и говорит ему: «Авва! У меня много помыслов, и я от них в опасности». Старец вывел его на воздух и сказал: «Раскрой свою пазуху и не выпускай ветра!» «Не могу этого сделать», – отвечал брат. «Если сего не можешь сделать, – сказал старец, – то не можешь остановить и прилива помыслов. Но твое дело – противостоять им» (п. 28). Противостоять; но как? Во-первых – внимай себе и трезвись. Так один брат, сказав о себе, что, встречаясь с другими, развлекается и возвращается к себе уже не таким, каким вышел, спрашивал, как ему быть. Старец сказал ему: «Хочешь ли, возвращаясь к себе, находить себя таким, каким вышел? – Держи стражу над собою и дома, держи стражу и вне дома» (п. 137). «И вообще, – говаривал авва Пимен, – всего нужнее для нас трезвенный ум» (п. 135).

Как только, сторожа за собою, заметишь страстное, тотчас молись – и оно отойдет. Спрашивал брат авву Пимена о борьбе с восстающими помыслами, и старец ответил ему: «Это дело подобно тому, как если бы у человека с одной стороны был огонь, а с другой – чаша с водою. Когда начнет палить огонь, он берет воды из чаши и гасит огонь. Огонь – это внушения врага (страстные), а вода – усердная молитва к Богу» (п. 146).

Чтобы менее страдать от страстных помыслов, надобно удаляться поводов к возбуждению их. «Должно удаляться всего страстного», – говорил авва Пимен. «Человек, близкий к тому, что может породить страсть, подобен стоящему над глубокою пропастию, и враг человека легко низвергнуть его может в эту пропасть. Но удаляющийся от могущего возбудить страсть подобен стоящему далеко от пропасти. Пусть враг повлечет его, чтобы низринуть в бездну, но, доколе будет влечь его с принуждением, он воззовет к Богу – и Бог поможет ему» (п. 59).

Главное – всячески ухитряйся не уступать помыслам. В поощрение к сему в сказаниях о св. Пимене читаем следующее. Брат спросил его: «Может ли человек удерживать всегда свои помыслы и ни в одном не уступать врагу?» И старец ответил: «Есть человек, который десять удерживает, а в одном уступает». Тот же брат спросил о том же авву Сисоя, и он сказал: «Действительно, есть человек, который ни в чем не уступает врагу» (пп. 88, 89). И еще: авва Анувий спросил авву Пимена о нечистых помыслах, рождающихся в сердце человеческом, и о суетных пожеланиях. Авва Пимен ответил ему: Еда прославится секира без секущего ею? 56 (Ис. 10, 15). Не подавай им руки – и они ничего не сделают.

Что же выйдет из такой неуступчивости? – Страсти замрут. Это высказал авва Пимен авве Исайе, когда тот спросил его о нечистых помыслах, говоря: «Если сундук с платьем будет оставлен без попечения, то платье со временем истлеет; так и помыслы, если не будем исполнять их на самом деле, со временем исчезнут или как бы истлеют» (п. 20).

Авва Иосиф спросил авву Пимена о том же, и он сказал: «Если кто положит в кувшин змия и скорпиона и закроет его, то, конечно, гады со временем издохнут; так и худые помыслы, происходящие от демонов, замрут, если с терпением будем противостоять им и не давать им пищи» (п. 21).

Но, удаляясь от зла таким безжалостным противлением страстным помыслам и пожеланиям, в то же время надо творить благо, насаждая в себе всякую добродетель. Тем и другим скоро очистится сердце.

И о насаждении добродетелей много уроков у св. Пимена. Вот главнейшие. Приводит он изречение аввы Иоанна Колова, который говорил: «Я желаю, хотя в некоторой степени, иметь все добродетели» (п. 46). А далее и свой предлагает о сем урок, говоря: «Когда человек намерен строить дом, то собирает множество материалов и различного рода веществ, чтобы можно было ему поставить дом. Так и мы должны приобресть, хотя в некоторой степени, все добродетели» (п. 130).

Но есть добродетели источные и руководительные, на которые потому и надо устремить все свое старание. Их нередко указывает св. Пимен.

Вот: «хранение себя, внимание к самому себе и рассудительность – вот три добродетели, руководительницы души» (п. 35).

«Повергаться пред Богом, смиряться и отвергаться своей воли – вот работные орудия души!» (п. 36).

«В Писании сказано: Аще будут сии трие мужие: Ное, Даниил и Иов, живу Аз, тии в правде своей спасутся, глаголет Господь 57 (Иез. 14, 14, 20).

Ной изображает собою нестяжательность, Иов – терпение, Даниил – рассудительность. Если сии три добродетели есть в человеке, то Господь обитает в нем» (п. 60).

«Страх Божий, молитва и благотворение ближнему – вот три основания совершенства» (п. 160).

Авва Пимен заставляет мирянина сказать следующее: не умею говорить от Писания, а скажу вам притчу. Один человек сказал своему другу: «Я желаю видеть царя, пойдем со мною». Друг отвечал ему: «Пойду с тобою половину дороги». Сказал он и другому: «Пойди, проведи меня к царю». Он сказал: «Доведу тебя до царского дворца». Сказал он и третьему: «Пойдем со мною к царю». «Пойдем, – отвечал третий друг, – я доведу тебя до дворца, введу в него, скажу о тебе царю и представлю тебя ему». Спросили его: «Что значит эта притча?» Он ответил: «Первый друг есть подвижничество, которое доводит до истинного пути; второй – чистота, которая достигает до Небес, третий друг – милостыня, которая с дерзновением приводит к самому царю – Богу» (п. 109).

Когда, таким образом, с одной стороны – не дается уступки страстям, с другой – насаждаются добродетели, сердце мало-помалу умягчается (п. 182), согревается и приемлет в себя Божественный огнь, который только береги – и будешь безопасен. Авва Пимен говорит об этом: «Когда горшок снизу подогревается огнем, то ни муха, ни иное какое пресмыкающееся не может прикоснуться к нему; когда же простывает, тогда они садятся на него. То же бывает и с душою: доколе она пребывает в духовном делании (горении духа к Богу), враг не может поразить ее» (п. 111)» (9, с. 232–237).

68. О возможности и необходимости духовной жизни для ревнителей благочестия среди житейской суеты

Граф Сперанский проходит духовную жизнь. Государственный человек, почти непрестанно занятый то административными учреждениями, то улучшением порядков государственной жизни, находил возможным умно и сердечно пребывать в Боге – всеправящем, вездесущем, всевидящем. Это приводит мне на память обычную отговорку, которою светские люди прикрывают свое нехотение потрудиться как следует над делом Божиим, делом своего спасения: «Где уж нам!» Сперанский обличает их фактически, и не он один, но и другие многие. Помнится, ту же отговорку обличал и старец Василий в своих предисловиях к статьям Добротолюбия об умном делании или молитве, помещенных в жизнеописании старца Паисия Нямецкого. «Смотри, – говорит, – какую высокую жизнь проходили люди, занятые по долгу внешними делами», – и перечисляет их. Таков был домоправитель-вельможа, о котором упоминает Симеон Новый Богослов в Слове о вере, помещенном в Добротолюбии; таков был патриарх Фотий, знакомый с сим делом до патриаршества, при трудах государственного секретарства; таковы были и другие патриархи, у которых на руках лежало управление церковными делами, большею частию внешними, довольно хлопотливое. Старец Василий, выставляя этих деятелей духовных среди внешних обязательных дел, имел в виду расположить ревнителей благочестия к тому же роду жизни, в свое время. Не удастся ли и нам с вами подвигнуть кого-либо на подобные же опыты, представив им картину духовной жизни, как ее живописует Сперанский в своих письмах, конечно, с собственного своего опыта (10, с. 5–7)?

69. Ложный путь к духовному совершенству у мистиков и учение святых отцов о многотрудности духовного подвига

Мистицизм и квиетизм суть болезненные порождения ложно направленной религиозности. Они явились и возможны были только на Западе, в отпадших от Святой Церкви христианских общинах, и преимущественно во время брожения умов, произведенного протестанством и Реформацией. Они искали доброго дела – живого общения с Богом, но не тем путем искали; а главное, надеялись своими усилиями и как бы по праву завладеть тем, что надлежало ожидать от милости Божией и что надлежало принять как дар этой милости. В напряжениях этой самонадеянной самодеятельности разгоралось воображение и порождало мечтательные ожидания, которые, как жарко желаемые, скоро показались и сочтены исполнившимися и цель трудов – достигнутою. Все это раскрашивалось самыми привлекательными красками и представлялось в образах прелестных, в мечтательных заоблачных созерцаниях.

Писания их завлекают, ибо говорят о дорогих сердцу предметах, но они только манят, а ничего не дают. Это отличительная черта всех их (10, с. 12–13).

Истинная во Христе жизнь есть жизнь сокровенная, таинственная (мистическая). Апостол Павел называет ее животом сокровенным со Христом в Боге58 (Кол. 3, 3); апостол Петр – потаенным сердца человеком 59 (1Пет. 3, 4); Сам Спаситель – Царствием Божиим внутрь нас 60 (Лк. 17, 21). Но в явлении своем она очень проста. Неведомо, как приходит Дух и возбуждает к покаянию. Совершив этот внутренний переворот, Он потом вооружает верующее сердце на многотрудную борьбу со страстями, руководит в ней и помогает. Эта борьба есть у всякого, более или менее долгая и болезненная; она приводит к чистоте сердечной, ради которой верующий труженик удостоивается и яснейшего постижения истин Божиих, и сладостнейшего ощущения – того и другого в таких чертах, какие точно определены в Евангелии и Писаниях апостольских. Это последнее является уже в конце долгих трудов и многих испытаний – как венец наградный (10, с. 13–14).

Истину можно сказать только по опыту, по вкушении только духовных благ самим делом; а мистики самими мечтами своими заграждают для себя настоящую туда дорогу.

Напротив, в писаниях отеческих менее всего говорится об этих высших состояниях, а все о трудах покаяния, борьбы со страстями и разных при этом случаях (10, с. 14).

70. Поведение и признаки человека, в котором заглушено семя благодатно-духовной жизни, данной при Крещении. Христиане по имени

Все мы, православные христиане, получаем благодать возрождения в Таинстве Святого Крещения и благодатные дары Святого Духа в Таинстве Миропомазания. Это семя благодатно-духовной жизни во Христе Иисусе. В период воспитания следует развивать и его, наряду с развитием естественных сил человеческой природы, подобно тому, как св. Тимофею надлежало по заповеди св. апостола Павла возгревать в себе полученный им дар с возложением рук священничества (2Тим. 1, 6; 1Тим. 4, 14), иначе это семя заглохнет под гнетом злых движений и отправлений нашей жизни, как это и бывает нередко, если не большею частию.

Берите последний случай: семя благодатно-духовной жизни заглушено – и вы получите в человеке, возмужавшем или вступающем в жизнь, лицо без духа жизни о Христе Иисусе. Нерадение родителей и воспитателей раскрыть в нем начало и правила и требования сей жизни, а еще более недобрые примеры дома и вне, в старших и сверстниках, оставляют полный простор раскрытию в нем всех естественных недостатков поврежденного естества нашего. Но как раскрылся он, так потом начинает жить и действовать под влиянием всех страстных наклонностей и недобрых привычек, особенно своих удельных, ибо не у всех все. Он гневлив, своекорыстен, сластолюбив, горд, завистлив, похотлив, своенравен и пр. Не то чтоб эти и подобные им страсти действовали в нем поминутно, а как только выпадает случай. Не то также, чтоб он был зазорной жизни: нет, наружно он бывает исправен и не позволит себе осрамиться пред другими дурнотою нрава: жить напоказ – главная его пружина. Не то, наконец, чтобы в нем не было ничего доброго: Создателем положено в естество наше много добра и мы, при всей испорченности нашей, не можем вконец истребить его, так что оно проглядывает и проглядывает. В нем смесь добра со злом, и перевес того или другого зависит от случайностей. Ныне рассердился, завтра перенес обиду; ныне обидел кого, завтра окажет услугу; ныне воздержался, завтра предается всему разгару утешной жизни и т.п. Он действует, как повлечет его свой нрав и сплетение внешних обстоятельств жизни, действует по движению душевно-телесных изменений и по течению окружающих событий, позволяя себе самоуправление настолько, насколько дает ему к тому сил его самолюбие. Неотлучный спутник его – отчуждение от всего Божественного и духовного, от Церкви, от лиц с христианским характером, от святых книг и бесед о святом, хоть случайно иногда и попадает туда, где хотя-нехотя соприкасается со всем этим. Забота о своем спасении и о своей загробной участи никогда не посещает и не тревожит его. При всем том он приятный член общества, увлекательный собеседник, пользуется общим вниманием, уважением и славою. Только в нем ничего нет такого, что входит в состав жизни о Христе Иисусе (10, с. 16–18).

71. Признаки христиан с неполным воспитанием

Берите другой случай. Обращают внимание на христианское воспитание, но не доводят его до конца или оставляют без внимания существеннейшие и труднейшие стороны христианской жизни, останавливаясь на легчайших, видимых, внешних. Это недоконченное или не как следует направленное воспитание дает лица, которые тщательно соблюдают все установившиеся порядки благочестивой жизни, но мало обращают или и совсем не обращают внимания на внутренние движения сердца и на истинное преспеяние внутренней духовной жизни. Это не то, что лицемеры, которые намеренно так себя держат для своих особых целей: нет, они со всем усердием и любовию все исполняют и ограничиваются одним этим или преимущественно этим по незнанию лучшего, по неощущению недостаточности своего строя жизни. Они чужды смертных грехов, но за движениями помыслов сердечных не смотрят. Оттого иногда и посудят, и потщеславятся, и погордятся, и посерчают в чувстве правоты своего дела, увлекутся иногда красотою и утехами, иногда даже обидят в порывах неудовольствия, поленятся молиться и в молитве расхищаются в помышлениях суетных и прочее подобное – и ничего им. Движения эти малозначительны для них. Сходили в церковь или дома помолились, подали милостыню, по заведенному порядку, исправили свои обычные дела – и совершенно довольны и покойны. А что при этом происходит в сердце, им мало заботы; между тем оно может ковать злая и тем отнимать всю цену у их исправной благочестивой жизни (10, с. 18–20).

72. Трудность и длительность подвига к достижению цели и первые признаки прихождения внутрь Царствия Божия

Таким образом, кто-нибудь обращается от внешнего благочестия к внутреннему... при всей исправности, он не имеет покоя внутреннего; нет в нем того, что обетовано истинным христианам – мира и радости о Дусе Святе 61 (Рим. 14, 17). Когда зародится в нем это беспокойное помышление, тогда беседа с знающими или книги растолковывают ему, в чем дело, и указывают существенный недостаток в строе его жизни, недостаток внимания к внутренним движениям и самоуправления. Уразумевает он, что существо жизни христианской состоит в том, чтобы стать умом в сердце пред Богом в Господе Иисусе Христе благодатию Святого Духа и, оттуда управляя всеми движениями внутренними и всеми действиями внешними, все в себе, и малое, и великое, обращать в служение Богу Триипостасному, пожершись Ему всецело сознанием и свободою (10, с. 21–22).

Уразумев это, он возлюбляет и, возлюбив, начинает ревновать о том, чтобы воспроизвести в себе такой строй жизни внутренней. О, когда бы для этого достаточно было одного желания и ревности! Задумал – и все бы явилось. Но на деле предлежит долгий и утомительный труд над собою, чтоб все упорядочить внутри себя по написанному. И что же выходит? – Цель видится светлая, желание достигнуть сильно, труд для того несется неутомимо – и, однако ж, ничто не спеется. Все будто валится из рук, и, когда думается, что вот-вот то, что так желательно, оно оказывается не тем, что желательно, словно мираж воды жаждущему в пустыне. Долго или коротко бывает так – зависит от благодати Божией: иной годы, иной десятки годов проводит трудясь, пока успеет стать в сердце и получить искомое, потому что, при всем труде и искании, строй тот производится не одними нашими усилиями. Его подает Господь, но без искания и усилия не подает. Видит искание усердное и труд болезненный и томление жаждущего сердца – сжаливается и подает чаемое благо. Почему Он так делает – Ему единому ведомо, только без этого болезненного искания никто не доходит до того нормального строя. Это секрет духовной жизни... В сокровищницу Божию нельзя вводить, не испытав верности вводимого (10, с. 22–23).

73. Об опасности чрезмерного увлечения богомыслием и богословием без практического внедрения в жизнь

Ищущий внутреннего Царствия Божия, или живого Богообщения, естественно думает все о Боге, с усилием обращая ум свой к Нему, о Нем только и читать ему хочется, о Нем и беседовать. Но эти одни занятия без других, о которых скажу после, не доведут до искомого. У мистиков это занятие одно выставляется на вид потому, что они теоретики, а не практики. Есть несколько излишества на этот предмет и в католических руководствах к духовной жизни, а это небезопасно. Оно приучает к легкоте, ибо легче умствовать, чем, например, молиться или внимать себе; располагает к самомнению, как работа ума, которому так сродно кичиться, и может совсем охладить к практике и, следовательно, остановить прочный успех, льстя успешностию в этом умовом деле. Посему-то здравые учители остерегаются от этого и советуют не вдаваться слишком в это занятие, с ущербом для других. Таково учение епископа Диадоха. Вот его слова: «Для ума злострадательно долгое упражнение в молитве, ради тесноты и сосредоточенности, требуемых молитвою; в богословствование же он с радостию вдается, ради простора и свободы, представляемой ему в этой области. Не должно позволять ему вступать на этот путь или паче меры воскрыляться на нем радостию» (10, с. 29–30).

74. Притча Господня о квасе: Царствие сначала сокровенно, а затем обнаруживается невольными влечениями внутрь пред Бога, пока достигнет постоянного внедрения в сердце

Припомните теперь притчу Господню о квасе, скрытом в трех сатех муки. Квас не вдруг делается заметным, но несколько времени остается скрытным, потом уже являет заметные действия и наконец проникает все тесто. Так и Царствие в нас сначала сокровенно содержится, потом обнаруживается, наконец раскрывается или является в силе. Обнаруживается оно показанными невольными влечениями внутрь пред Бога. Тут душа не самовластна, а подлежит стороннему воздействию. Кто- то берет ее и вводит внутрь. Это Бог, благодать Духа Святого, Господь и Спаситель: как ни скажи, сила слова одна.

Бог показывает этим, что принимает душу и хочет властвовать ею и вместе приучает ее к Своему властвованию, показывая каково оно. Пока эти влечения не покажутся, а они показываются не вдруг, человек, по-видимому, действует более сам, при скрытой помощи благодатной. Он напрягается вниманием и благонамерениями быть в себе, Бога помнить, отгонять пустомыслие и худомыслие и всякое дело богоугодно совершать, напрягается и трудится до утомления, но успеть в этом ему никак не удается: и мысли его расхищаются, и страстные движения одолевают его, и в делах оказываются нестроения и ошибки; все это оттого, что Бог еще не являет Своего властвования над душою. А как только показывается это (а показывается оно при сказанных влечениях), тотчас все внутри приходит в строй – знак, что Царь тут. Пусть всякий припомнит, что бывает у него на душе, когда его повлечет внутрь или когда ему захочется помолиться самому, без молитвенника. Вот это и есть то, о чем у нас речь. Тут разумеется не необыкновенное какое состояние, а такое, какое обще всем и какое бывает у всех, не нерадящих о спасении. Только бывает оно в разных степенях силы и длительности, а в существе одно и то же, начиная с легких движений, скоро преходящих, до невозмутимых внутренних предстояний Богу, продолжающихся иногда целые часы. Бог тут сказывает: «Вот чего ищи!» Кто поймет звание и взыщет, у того влечения те станут учащаться и более длиться, пока достигнут постоянного и неизменного водворения в сердце. У святых подвижников относительно этого всюду предписывается один закон: не пропускать без внимания этого состояния и не расстроивать его не только чем-либо внешним, но даже и внутренним размышлением или какими-либо предприятиями, хотя бы они были и добрые. Даже когда это бывает во время молитвословия, велят прекращать последнее и стоять пред Богом так, полагая только поклоны малые и большие. Побудет так на душе – и отойдет. Тогда опять начнется блуждание мыслей и приражение страстных движений. Душа с Неба спускается опять на землю, из света – в сумрак, из легкого покоя – в многотрудное делание. Терпи и жди, пока опять придет это обнаружение Царствия Божия в сердце. Так будет до тех пор, пока Богу угодно будет закрепить это углубленное внутрьпребывание навсегда и сделать его неотходным и неизменным. Искание этого последнего и есть собственно искание Царствия Божия; появления же его – раскрытие Царствия (10, с. 36–39).

75. При появлении влечения внутрь прекращается своеличная деятельность. Отличие его от уныния:

а) при отсутствии благодатных влечений;

б) при пресыщении от чтения и размышления

Сказав, что «Царствие Божие обнаруживается», Сперанский продолжает: «Тогда, когда все размышления, все рассуждения о предметах небесных становятся сухими, скучными, безвкусными»... Нет, не так: то влечение не есть следствие этого безвкусия, а безвкусие есть следствие того влечения. Надобно сказать так: когда то влечение обнаружится, тогда прекращается всякая своеличная деятельность, умом ли или другими силами, и желания ее нет; разве только враг может подходить и на что-нибудь наводить, внушая, что то и то тебе надо сделать или обдумать, чтоб развить начинающееся доброе состояние (10, с. 39–40).

У Сперанского это выражено слишком сильно: «сухими, скучными, безвкусными», тогда как довольно было сказать: все прекращается и оставляется. Если эти слова Сперанского понять так, как они звучат, то они будут указывать на бывающие в духовной жизни остановки от сухости, безвкусия и скучности. Это припадки духа уныния – мучителя подвижников. Но тогда не бывает никаких благодатных влечений, напротив, отсутствие их и бывает причиною уныния. Тут место только молчаливому терпению. Бывает также нечто похожее на это, когда кто долго читает со вниманием и углубленно размышляет о читаемом; душа насыщается тогда и читать более не хочет и требует утомленному вниманию отдыха в молитве. Само собою видно, что тут бывает влечение совсем не то, о котором идет речь: тут обычная потребность отдыха, обнаруживаемая утомленною душою, подобно тому, как обнаруживается она утомленным телом (10, с. 40–41).

76. У истинного христианина «един дух с Господом» (1 Кор. 6,17). Не «Христос в нас рождается», а совершается облечение во Христа (Гал. 3, 27; Кол. 3, 10)

Не Христос в нас рождается, а мы возрождаемся по образу Христа; ибо возрождение наше в купели Крещения есть обновление по образу Создавшаго (Кол. 3, 10), или облечение во Христа (Гал. 3, 27). Истинная жизнь человека, потерянная в падении, восстановлена и явлена в совершеннейшем виде в лице Иисуса Христа, Бога Слова воплощенного. Она в Нем в такой полноте, что все верующие почерпают в Нем себе истинную жизнь. Потому-то Он Сам Себя именует лозою, а всех верующих – ветвями на лозе, из лозы берущими жизненные соки.

У истинного христианина един дух с Господом (1Кор. 6, 17). Так тесен союз! А между тем христианин есть сам по себе; он не исчезает во Христе Господе, а, пребывая отдельною особою, устрояет себя по образу Христа. Производит это благодать Святого Духа, ниспосланного на землю по вознесении Христа Спасителя на Небеса и седении Его одесную Бога и Отца – и с того времени непрерывно пребывающего в Церкви и действующего в ней чрез Святые Таинства на освящение всего человечества. Такова наша духовная жизнь по источнику! Когда говорят: «Христос в нас рождается», то этим дается мысль, будто бы это производится в нас помимо нас, механически, а между тем действия благодати, обращенные на разумно-свободную тварь, не могут быть таковыми. Под ними всегда надобно доразумевать в человеке нравственно-свободные изменения ума и сердца. Эти изменения указаны пред сим, при объяснении, что есть Царствие Божие в нас.

В применении к началу жизни это будет воображение в себе Христа или преобразование своих настроений по свойствам Христа, чтоб было в нас самоотвержение Христово, терпение Христово, послушание Богу Христово, ум Христов – словом, все Христово (10, с. 41–43).

77. Период пождания: усиление ревности, уничтожение самонадеянности – «имиже веси судьбами, спаси мя», приобретение навыка богоугодной жизни, переход ревности внутрь. Значение Иисусовой молитвы для соединения ума с сердцем и прекращения брожения мыслей

Свет нисходит... Царствие Божие раскрывается – это то же, что у мореплавателей: берег! берег! Но это Царствие не приходит с усмотрением; нельзя рассчитать: то и то сделаю, так и так себя поставлю – и свет придет, и Царствие Божие раскроется. С нашей стороны, пожалуй, это так: исполняя все условия, входящие в приготовительные труды к проявлению Царствия в нас, упорствовать в ожидании его или, лучше сказать, со смиренным, постоянным, уповательным и умолительным терпением ждать, когда наконец угодно будет человеколюбивому Господу явить милость Свою к нам. Не вдруг дает Господь, а почему – Ему единому то ведомо. Жди с надеждою, ибо неложно обетование: к нему приидем, и обитель у него сотворим 62 (Ин. 14, 23). Но да не будет ждание твое праздно. Господь ждет, пока, истощив все свои усилия, не видя успеха, во глубине сердца изречешь ты: «Имиже веси судьбами, спаси, Господи!» Но, чтоб истощить усилия, надобно усиливаться, или с усилием трудиться. Так уж положено, и по духу ревнующего так требуется. Решившись угождать Господу, он, не щадя себя, бросается на труды богоугождения и усталости не знает, и нет дела, на которое он не был бы готов тотчас: хочется ему отплатить за время, проведенное в нерадении. Полагаю, что и сама благодать наводит на этот порядок и дух действия. Но так только вначале...

Вначале и заметить нельзя, есть ли плод от трудов своих; со временем же, когда к порядкам богоугодной жизни приобретется навык и эта сторона не будет уже более требовать напряжения сил, дух ревности от вне переходит внутрь, от дел – к мыслям, чувствам и намерениям. Иного на это наводит Сам Господь благодатию Своею; другому подсказывает добрый собеседник или руководитель.

Обращается внутрь ревнитель и что, думаете вы, здесь находит? – Непрестанное брожение мыслей, непрестанные страстные приражения, дебелость и холодность сердца, упорство и неподвижность на послушание, желание делать все по-своему – словом, находит у себя внутри снова все в очень дурном состоянии. Опять разгорается ревность, и труды обращаются уже на свою внутреннюю жизнь, на мысли и расположения сердца. В руководствах к внутренней духовной жизни он найдет, что надобно внимать себе, надобно наблюдать за движениями сердца, дабы не допустить ничего недоброго, надо Бога помнить и пр. Начинаются труд и усилия в этом направлении. Но мыслей не удержишь, как подвижного воздуха; дурных чувств и движений не можешь не пропустить, как дурного запаха от трупа гниющего; и к памятованию о Боге не поднимается ум, как намокшая и подмерзшая птица. Что же делать? – Говорят: терпи и трудись. Идет терпение и труд, а внутри все одно и то же. Попадется наконец кто-нибудь из знающих дело и растолковывает: оттого у тебя все нестройно внутри, что там качествует разложение сил; ум идет своим чередом, а сердце – своим. Надобно ум соединить с сердцем; тогда брожение мыслей прекратится и ты получишь руль для управления кораблем души, рычаг, которым начнешь приводить в движение весь твой внутренний мир. Как же это? – Навыкни умом в сердце молиться: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя!» – и эта молитва, когда научишься совершать ее как следует или, лучше, когда она привьется к сердцу, приведет тебя к желаемому концу: она сочетает ум твой с сердцем, она уложит брожение мыслей и даст тебе силу править движениями твоей души (10, с. 51–54).

78. Непрекращаемое влечение внутрь пред Бога есть водворение Царствия Божия внутрь нас и начало нового изменения во внутренней жизни, называемое одухотворением души и тела

Изъявившему согласие дается наставление, как совершать сию молитву. Следовало бы тотчас начаться труду упражнения в ней, но наперед приходится победить свое неверие. Никто еще, кого не касалось это дело, сразу не верил, чтобы такое простое средство могло привести к таким важным целям, особенно в связи с некоторыми приемами, определяющими порядок производства этой молитвы. Но, наконец, надобно же что-нибудь предпринять. И вот хотя-нехотя, с полуверою и с полуневерием начинается труд навыкновения этому спасительному деланию. Начатки плодов оживляют веру, вера усиливает труд и умножает плоды: дело спеется (10, с. 54–55).

В продолжение именно этого труда навыкновения умной молитве ко Господу учащаются, по милости Божией, те влечения внутрь пред Бога, о которых была уже речь. А потом приходит и то, что это вовлечение внутрь укрепляется навсегда и внутрьпребывание пред Богом становится непрекращаемым. Вот это и есть водворение Царствия Божия внутрь нас. Но, прибавим, это есть вместе с тем и начало для нового круга изменений во внутренней жизни, который прилично назвать одухотворением души и тела (10, с. 55–56).

В ходе сей жизни есть пространное поприще для упорства в ожидании. Все мается и мается бедная душа, ища и не обретая. Ожидать чего-нибудь от своих усилий и в ум уж не приходит. Давно уже исчезла всякая самоуверенность, и во глубине души только слышится: «имиже веси судьбами, спаси». Положение себя в руки Божии и чаяние всего от Его единой милости есть последний предел приготовления, готовности и годности к водворению Царствия Божия внутрь нас, которое, однако ж, всегда приходит не с усмотрением (см. Лк. 17, 20). Это состояние смиренного, без всяких притязаний, ожидания и есть сумрак веры (фраза мистиков), который сумрачен только по безвестности времени получения чаемого и искомого, тогда как предмет и основания ожидания совершенно ясны (10, с. 56).

79. Царствие Божие есть ни с чем не сравнимое сокровище, изображенное в притче о человеке, который, нашедши в поле сокровище, продал все, что имел

Полагаю, что у вас уже шевелится вопрос: да что же это за Царствие

Божие? На это отвечает вам далее Сперанский: «Никто не может ни описать его вам, ни дать о нем понятие: его чувствуешь, но оно не сообщаемо. Сам Иисус Христос описывает Царствие Божие лишь притчами и подобиями». Прибавим: то только всем ведомо, что это есть ни с чем не сравнимое драгоценное сокровище, не ожидаемое, а самым делом получаемое и обладаемое. Спаситель объясняет это притчею о человеке, который, нашедши на поле сокровище, обрадовался и в радости, никому не сказавши, распродал все, что имел, и купил поле то; и – другою – о купце, который, узнавши, что где-то есть драгоценная жемчужина, пошел, продал все, что имел, и купил жемчужину ту (Мф. 13, 44, 46). Можно, впрочем, в некоторой степени удовлетворить ваше любопытство, ибо что не определимо со стороны чувства, то может быть определяемо в чертах своего проявления (10, с. 56–57).

80. Царствие Божие наступает, когда Бог воцарится над нами; с психической точки зрения – когда ум сочетается с сердцем, сам срастворившись с памятью о Боге

Царствие Божие в нас есть, когда Бог воцаряется над нами, когда душа во глубине своей исповедует Бога своим Владыкою и покорствует Ему всеми силами, и Бог владычно действует в ней и еже хотети и еже деяти (Флп. 2, 13)63. С психической же точки зрения о Царствии Божием должно сказать следующее: Царствие Божие в нас зарождается, когда ум сочетавается с сердцем, сам срастворившись с памятию о Боге. Человек тогда предает Господу как жертву, приятную Ему, свое сознание и свободу, а от Него получает власть над собою и силою, от Него получаемою, правит всем своим, внутренним и внешним, как бы от Его лица (10, с. 57–58).

81. Царствие Божие – это горение духа

Царствие Божие – это горение духа, свидетельствующее о зарождении внутренней жизни, и не только ум срастворяется с памятью о Боге, но и все существо наше духовное вступает в живое Богообщение: «Бог есть огнь». Теплота, зародившись в сердце, делается неотходною и держит при себе внимание ума – это представляет целостность нашего организма

Думаю, что и вам памятно, как в ответах старцев Варсонофия и Иоанна часто говорится о некоем огне, которому возгореться в душах учеников своих они желали всем желанием. Это говорят они о зарождении внутренней жизни, или о раскрытии Царствия Божия в нас. При этом сцентрировываются все силы жизни человеческой воедино, как в фокус, и это отражается горением духа, или духовною теплотою; при этом не только ум срастворяется с памятию о Боге и проникается ею, но и все существо наше духовное вступает в живое Богообщение: Бог... есть огнь (Евр. 12, 29). И вот теплота и горение духа водворяются в нас с момента раскрытия в нас Царствия Божия. Эта черта осязательнее всех, доступнее для понятия и больше дает удобства к объяснению проявлений духовной жизни. Известно, что когда человек в чувстве, тогда он весь сковывается тем чувством и готов и силен бывает беспрекословно делать все, к чему побуждает то чувство. Чувство походит на рычаг и руль в управлении своим внутренним. Его-то и добиваются, оно-то и дается. Что более всего озабочивает ищущего, так это внутреннее нестроение в мыслях и желаниях; вся его ревность обращена на то, как бы устранить это нестроение. К этому другого способа нет, как добыть это духовное чувство или теплоту сердечную, при памяти о Боге. Как только зародится эта теплота – мысли улягутся, внутренняя атмосфера станет ясна, станут видимы все зарождения добрых и недобрых движений души, и получится власть на отгнание последних. И на внешнее расходится этот внутренний свет, и там дает он возможность отличать должное от недолжного, сообщая и крепость установиться в первом, несмотря ни на какие препятствия; словом, тогда начинается истинная, действенная духовная жизнь, которая доселе была только в искании, а если и проявлялась, то урывками. И при тех влечениях, о которых была речь, бывает теплота, но она прекращается с прекращением влечения. Здесь же теплота, зародившись в сердце, остается неотходною и неотходным держит при себе внимание ума. Когда ум в сердце – это и есть сочетание ума с сердцем, представляющее целость нашего духовного организма.

Применительно к этому признаку – теплоте и горению духа – легче понять, почему те или другие способы употребляются для достижения сего состояния или для приготовления к нему (10, с. 58–61).

82. Теплота духовная, способы к ее зарождению:

1) трение – труды подвижнические; 2) умная молитва к Богу (держание на солнце) – не менее трудный, но скорее приводящий к цели. Огонек есть свидетельство зарождения духовной жизни – воцарение Господа в нас

Припомните, как возбуждается теплота в физическом мире: трут дерево об дерево и получают теплоту и даже огонь; держат вещь на солнце – и она согревается, а если сосредоточить побольше лучей, то и загорается. Способ к зарождению духовной теплоты похож на это. Трение – труды подвижничества; держание на солнце – умная молитва к Богу.

Труды подвижничества – это весь порядок богоугодной жизни. Перескажу его коротко. После того как в покаянии положено твердое намерение работать Господу и не оскорблять Его грехами, для успеха в этом и для дальнейшего движения по степеням совершенства христианской жизни требуется изменить внешний образ жизни и внешние свои отношения по требованию данного обета; связать тело правилами во всех его потребностях, особенно тех, которые больше дают подспорья страстям, благоразумным воздержанием, посильным бдением и трудом и отстранением раздражения чувств; занимать неопустительно все силы души, по духу начатой жизни: ум – душеспасительным чтением, собеседованием и богомыслием, волю – благими делами и начинаниями в исполнении заповедей Божиих, а сердце – всяким видом молитвования, церковного и домашнего, для возбуждения и утверждения в нем святых чувств и сочувствия к небесному; старательно держать дух в страхе Божием, в отрешении от земных благ и более всего – в покое со стороны совести. Так будут в постоянном трении и дух, и душа, и тело во всех силах и отправлениях, а чрез них и сердце – средоточие всех их. От этого оно само собою будет разогреваться все более и более, как идущий естественно разогревается от движения и напряжения сил. Трудами подвижничества может загореться огнь и в сердце, но не скоро, если они оставляются одни: путь этот многопрепятствен. Потому-то исстари ревнители спасения, опытные в духовной жизни, не отступая от этих трудов, по Божию внушению, открыли и предали к употреблению всех другой способ для согрения сердца, и притом простейший и легчайший на вид, но не менее трудный к исполнению, только скорее приводящий к цели – это целесообразное совершение умной молитвы к Господу Спасителю. Оно состоит в следующем: стань умом и вниманием в сердце и, восставив убеждение, что Господь близ и внимает, взывай к Нему умиленно: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного или грешную» – и делай это непрестанно: и в церкви, и дома, и на пути, и за делом, и за столом, и в постели, словом – с той минуты, как откроешь глаза, до той, как закроешь их. Это будет точь-в-точь соответствовать держанию вещей на солнце, потому что тут есть держание себя пред лицем Господа, Который есть Солнце умного мира. Ведать надлежит, что плод от этой молитвы начинается тогда, когда она привьется к сердцу и углубится в него, а для этого надобно потрудиться над навыком совершать ее; для этого надобно отделять исключительно на нее известную часть времени утром и вечером. Когда все это будешь проходить с усердием, неленостно и неопустительно, – милостив Господь: затеплится огонек в сердце, который будет свидетельствовать о зарождении в средоточии естества нашего внутренней духовной жизни или о воцарении Господа в нас (10, с. 61–64).

83. Царствие Божие раскрывается, когда затеплится неотходный духовный огнь в сердце из отношения к Богу: внутрьпребывание.

Такой строй устанавливается каждодневно с минуты пробуждения, пока сон не смежит очи: а) прекращаются нестроения, возникающие в период искания; б) прекращается неудержимое брожение мыслей; в) светлость во всем внутреннем: стоит одна память о Господе; г) недобрый помысл и чувство в самом зародыше встречают сопротивление; д) совесть всегда хранится чистою пред Господом; е) теплота непрестанная есть дух жизни

Отличительная черта состояния, когда раскрывается Царствие Божие внутрь, или, что то же, когда затепливается неотходный духовный огнь в сердце из отношения к Богу, есть внутрьпребывание. Сознание все сосредотачивается в сердце и стоит пред лицем Господа, изливая пред Ним свои чувства, более же всего болезненно припадая к Нему в смиренных чувствах покаяния, с соприсущею готовностию весь живот свой посвящать на служение Ему Единому. Такой строй устанавливается каждодневно с минуты пробуждения от сна, держится весь день, при всех трудах и занятиях и не отходит, пока сон не смежит очи. Вместе с образованием такого строя прекращается все нестроение, которое качествовало внутри до этого момента, в период искания, в это переходное состояние томления, как называет его Сперанский...

Неудержимое брожение мыслей прекращается; атмосфера души становится чистою и безоблачною: стоит одна мысль и память о Господе. Отсюда светлость во всем внутреннем. Все там ясно; всякое движение замечается и достойно оценивается при умном свете, исходящем от лица Господа созерцаемого. Вследствие сего всякий недобрый помысл и недоброе чувство, приражающиеся к сердцу, в самом зародыше встречают сопротивление и прогоняются. Тут исполняется то, что советует Филофей Синайский: «От утра стань у входа сердца и именем Иисусовым поражай подступающих врагов». Это прогнание недоброго может быть мгновенно, но может длиться часы, дни, месяцы и годы; между тем существо дела всегда одно: именно то, что ничто недоброе не допускается в сердце, а встречает решительный отпор с минуты сознания недоброты его, и гнание его не прекращается, пока совершенно не упразднится от него сердце. Вслед за сим, что ни думается, что ни чувствуется, что ни желается, что ни говорится и ни делается, думается, чувствуется, желается, говорится и делается по точному сознанию, что все такое не оскорбляет неотступно созерцаемого Господа, благоугодно Ему и сообразно с Его волею. Если же против воли и проскользнет что-либо противное, тотчас смиренно исповедуется Господу и очищается внутренним покаянием или внешним исповеданием, так что совесть всегда хранится чистою пред Господом. В награду за весь такой внутренний труд подается дерзновение к Богу в молитве, которая и теплится непрестанно в сердце. Теплота молитвы непрестанная есть дух этой жизни, так что с прекращением сего тепления прекращается и движение духовной жизни, как с прекращением дыхания прекращается жизнь телесная (10, с. 80–83).

84. Период пождания (состояние искания) и признаки Царствия Божия – периода Богообщения, Боговселения

[Рассмотрим] свое новое состояние со стороны умовой, сердечной и деятельной...

Ум стоит в сердце пред Господом, в том убеждении или чувстве, что Он тут есть, видит, слышит и внимает. Возделывается это умным в сердце молитвенным обращением к Господу, пока это не станет преобладающим чувством; а оно становится таковым вместе с зарождением того состояния, о котором идет речь. Вместе с этим туман внутренний рассеивается, и там становится все светло от Господа созерцаемого, Который есть свет

Пока не возделано это умное видение Господа в сердце – все ограничивается чтениями, воспроизводящими пред нами ту же истину под разными точками зрения, то есть обращаешься постоянно в том же кругу мыслей, верных по сущности, но бесплодных в своем приложении.

Сознав, в чем существо жизни христианской, и не находя ее в себе, ум начинает работать, чтоб добиться до того, читает, размышляет, беседует. При этом та истина, что жизнь зависит от сочетания с Господом, представляется в разных видах и обсуждается, но все еще остается далекою от сердца, еще не ощущается, оттого и плода не приносит. Мысли неудержимо бродят и колеблют нередко самые основания жизни. Главное, что в этом состоянии томит и тревожит, – это то, что все истины веры, будучи содержимы только познавательною стороною, подвержены в ней нападению недоразумений, сомнений и неверия. Только когда преобладающим чувством станет ощущение спасения в Господе (что бывает современно с зарождением состояния, о котором идет речь), истины святой веры начнут, одна за другою, переходить в сердце и, обращаясь в сок и кровь, отстранять наперед всякую возможность недоумений и сомнений. После сего можете слышать тысячи возражений – сердце не поколеблется, ибо оно ощущает, что все воистину так и есть, как исповедуется. До того же времени вот что бывает, как хорошо описывает далее Сперанский.

«Уверяешь себя, что все подвигаешься вперед, и, по естественному заблуждению, из разнообразия точек зрения заключаешь, что расширяешь и умножаешь свои сведения; между тем великие вопросы о воплощении, о страданьях, о смерти, о воскресении Иисуса Христа остаются неразрешенными, или стараешься согласовать их посредством аллегорических толкований и систем, более или менее остроумных, и, если в конце концов еще не находишься погруженным в сомнения, уверяешь себя, что ходишь в сумраке веры: это великое слово, дурно понятое и еще хуже приложенное, отвечает на все и успокаивает насчет всего».

Больше или меньше, но все испытывают это, особенно из тех, которые заняты науками и, следовательно, развивают в себе более познавательную сторону. Жалки все приемы для успокоения ума, придумываемые теми, которые вступают в область веры без смиренной покорности вере, с самонадеянною уверенностию все понять и уяснить! Недоумение за недоумением роится в уме, и сам же он спешит устранить их своими способами, но что ни придумывает – удовлетворения не встречает. И всегда будет так, пока сердце опытно не ощутит истинности всех истин святой веры. Тогда всем колебаниям и недоумениям конец, тогда душа успокаивается на лоне веры и свет Божий прочно озаряет все внутреннее...

То же у Сперанского и в отношении к чувству: он только намекнул на то, что бывает в этом состоянии, а больше говорит о нем, как оно бывает в состоянии предыдущем. В этом состоянии в сердце теплится молитва и дает силу отражать все суетные приражения. И в предыдущем состоянии была молитва (трудовая), но сердце почти постоянно было холодно и разве-разве когда подвигалось на теплую и усердную молитву. Теперь напротив – теплота молитвенная не отходит, а только кое-когда нападает охлаждение, которое скоро прогоняется терпеливым пребыванием в порядках и занятиях, возбуждающих чувство. Есть большая разница и в отношениях сердца к суетным и страстным приражениям – кто от них свободен! – но в предыдущем состоянии они входили в сердце, совосхищали его и будто силою брали сочувствие; оттого, хоть дел грешных не было и там, но сердце редко оставалось свободным от осквернения соуслаждением греховным. И теперь подходят те же приражения; но у входа сердца неотходно стоит страж – внимание – и именем Господа Иисуса отражает сих врагов. И только когда-то, когда враг воровски успевает заронить сласть такую, которая, впрочем, тотчас замечается, извергается и очищается покаянием до того, что и следа ее не остается. Таков обычный строй сердца в состоянии, о котором идет речь. Посмотрим теперь, что далее говорит Сперанский.

«Молитва становится кротче и горячее, или независимее, то есть из словесной она обращается в умную».

Да, это так и есть. Обращается не в умную только, но вместе и сердечную и становится умно-сердечною или сердечно-умною. Сердце молится – и ум держит во внимании и молитве. Но что пред этим сказано: «Внимательное прилежание к благочестивому чтению естественным образом производит изменение в молитве», то есть будто изменение в молитве происходит от внимательного чтения – это сюда нейдет. Благочестивое чтение в предыдущем состоянии предрасполагает к молитве или дает материал для нее, но в том состоянии молитва держится сама, исходя из всего внутреннего строя и держась на нем. Тут она все держит и всему дает движение и жизнь – и чтению, и рассуждению помыслов, и всякому благомыслию и благожеланию, ибо становится дыханием жизни духовной (10, с. 84–90).

Охлаждения бывают и в этот период неотходной теплоты сердца от внутрьпребывания пред лицем Господа, но не характеризуют его. Они здесь случайны: тогда как в предыдущем состоянии, в переходном периоде искания, эти расхищения ума, блуждания помыслов, холодность или дебелость сердца постоянны. Только в минуты благодатного влечения внутрь улегаются волны мыслей и умягчается немного сердце; но как только кончится это, опять начинается то же. И это до тех пор, пока не зародится настоящая внутренняя жизнь, первое благо которой есть неотходная теплота сердца и умирение помыслов. Испытывать это скорбно, но сил совладать с собою все же нет; и ничего не остается, как, трудясь над собою по силе, терпеливо ждать, когда посетит Господь. Надежда получить от милостивого Господа искомое и держит в начатом пути, но уже никак не гордость. Гордость отгоняет благодать Божию и причиняет отступление помощи свыше, могущее сопровождаться гибельными последствиями. Гордость может еще держать в исправности внешнее поведение; но чтоб она располагала к трудам на стяжание внутреннего совершенства – никогда! Напротив, при первом шаге внутрь надо будет вооружиться на нее саму. А если этого не будет, то и успеха не будет, потому что гордость есть отрицание всякой помощи свыше; а без нее все наши усилия – ничто (10, с. 90–92).

При всем внутреннем убеждении, – говорится далее, – в обязанности смирения, на деле спотыкаешься на каждом шагу, и самый осторожный проводит жизнь скорее в том, что сознает свои падения, чем в том, что их избегает. Дорожишь всем, а между тем чувствуешь, что от всего следует отрешиться. Таким образом, относительно всех чувств, наиболее существенных для благочестия (говорю о молитве, о смирении и об отрешении), живешь почти в постоянном противоречии».

Обе эти черты – самомнение и дорожание всем – качествуют в предыдущем состоянии, и не они одни, а и все прочие недобрые чувства и страсти живут в сердце, там спрятаны и из него выходят, когда искушают. Оттого и противоречие или постоянный разлад с собою; ум и сознание требуют одного, а сердце держит свое. В состоянии же благодати или ощутимого богообщения все страстное и неправое извергается из сердца: там вселяется благодатный огнь и начинает пережигать все наше естество из средоточия его. Дурные помыслы и страсти уже не из сердца исходят, а нападают совне и искушают, ища пробраться опять внутрь, но всегда бывают отражаемы. Что касается до указанных здесь чувств, то именно на совершенном их погашении и созидается истинно духовная, внутренняя жизнь. Только тогда, когда невозвратно отходит всякая самонадеянность и самоуверенность, эти чада гордости, всякое дорожание чем-либо и всякая надежда на что-либо, кроме Бога, – только тогда и открывается доступ к нам Божию вседействию, возжигающему в сердце огнь жизни о Господе.

Вот что, наконец, говорится о действиях:

«Поведение вообще становится правильнее, совесть – чувствительнее; слабости представляются пороками, пороки – преступлениями».

Это решительно так. Неотходно стоя умом в сердце пред лицем Господа, человек всякое свое дело, и внутреннее и внешнее, со всеми соприкосновенностями, обсуждает так, чтоб оно вполне было угодно Господу зримому. Страх Божий – председатель в этом суде; рассуждение помыслов – делопроизводитель; совесть – судия, полагающий окончательное решение. Заседание этого внутреннего совета непрерывно. Потому-то у такого человека все дела совершаются не иначе, как по верному сознанию воли Божией на них – велики ли они или малы. Ничто не делается как попало; внутри идет трезвенное и осмотрительное самоуправление. Господь, возобладавший сердцем, дает на то силу человеку. И он силен бывает не только противостоять внешним обстоятельствам, но и течению внутренних изменений и движений. Свойство Царствия Божия таково, что человек, возымевший Бога Царем своим, сам воцаряем бывает над собою и всею своею жизнию и все обращает в способ богоугождения. А до этого что бывает?

«Не углубляешься, – пишет далее Сперанский, – достаточно в сердце; признаешь себя за великого грешника, но в то же время говоришь себе: “таков человек”, и, обобщая таким образом свою испорченность, умаляешь ее хитрыми изворотами своего самолюбия, скрываешь ее от себя, и живительный огнь раскаяния лишь скользит по язве. Это самое плачевное заблуждение!»

Но как этому и быть иначе? Не установился внутри, ну и не видишь, что такое там деется и как деется. Там все течет само собою, без удержи и самовластного направления, а вслед за тем и вовсе вне так делается, как поведут обстоятельства. От такого механизма жизни неправости не замечаются, разве уж резкие какие и большие, как бревно; а не будучи замечаемы, не вызывают раскаяния и заботы об исправлении – и живет человек как живется. Хоть и положил он намерение жить как следует, да совладать-то с собою сил не имеет...

«Подведем, – говорит он, – итоги: мало света, беспрестанное противоречие в чувствах, много нечистоты в действиях; таково это состояние, которое я называю состоянием томления. Томление – истинное ему название, ибо чувствуешь себя неспособным отступить, слишком слабым, чтоб идти вперед, и, однако ж, несчастным, оставаясь на месте. Сидя около купели, проводишь года, восклицая: “Человека не имам”. О, когда придет спасение Израилево, чтоб бросить нас в эту живительную купель! Каким образом Он, принятый нами в сердце, дает нам томиться таким образом? Он внутри нас, но нас самих там нет. Итак, нужно нам туда вернуться. Довольно читать – нужно действовать; довольно глядеть, как ходят другие, – надобно ходить самому».

К этим прекрасным мыслям и внушениям нечего прибавить. Хочешь внутренней жизни – войди внутрь (10, с. 92–96).

85. Говение: раскаяние, Исповедь, Причащение

Как войти внутрь...

...[Сперанский] говорит об образе первого вступления в путь, ведущий к тому, таком образе, которым можно измерять шаги вперед на этом пути. Именно он говорит об удалении по временам от мира для того, чтобы поглубже заняться собою, об Исповеди и Причащении. Хоть эти три действия он называет тремя шагами, но в практике нашей Церкви это одно дело – говение.

Что за дивное у нас учреждение – это говение! Хочет не хочет человек, но глубже займется собою и усерднее припадет ко Господу; а тут, неведомо как, у одного засеменяется решение исправить свою жизнь, у другого зарождается забота от внешней исправности перейти к внутренней, у третьего – возгорается огнь внутренней пред Богом жизни; далее – поддерживается и усиливается этот огнь строгим исполнением сего же учреждения во все положенные у нас посты и кроме их.

Сказав, что надо войти внутрь пред Господа, Сперанский определяет шаги туда. «Первый шаг, – говорит он, – состоит в том, чтобы войти в самого себя (удалясь от мира); второй шаг есть раскаяние; третий – Причащение».

Иначе сказать: брось все дела на время, пересмотри всю свою жизнь, отвратись от всего худого, оплачь то, что следует оплакать, и, положив намерение ходить по заповедям непорочно, очисти себя покаянием; затем чашу спасения приими, чтоб искренне соединиться с Господом. Обновившись таким образом, ты с новыми силами опять вступишь в порядок своей жизни, на труды о спасении, соответственно степени твоего духовного преспеяния. Выносится из этого чина говения не всеми одно: одни выносят решимость жить исправно, другие – ревность о внутренней жизни, третьи – огнь этой жизни или поддержание и усиление его...

«Удаление от мира. Быть одиноким64 среди мира есть принадлежность существ совершенных, на которую мы не должны иметь притязания65. Периодические удаления необходимы. Посвятите одну-две недели на удаление, хочу сказать, на самое строгое одиночество 66. Странность, приличия – все это вздор в сравнении со спасением67. Употребите это время единственно на то, чтоб рассматривать самого себя, без всякой примеси теоретических размышлений. Довольно вы размышляли, пора вам себя обсудить. Производите над собою следствие с трех главных точек: гражданской, нравственной и религиозной68.

Недостаточно осудить себя в общих чертах – великая ошибка обыкновенных исповедей! – нужно спуститься до малейших подробностей, нужно иметь храбрость взглянуть в лицо всем безобразным формам своего беззакония69. Я слишком полагаюсь на благость нашего Спасителя и на благодать, уже пребывающую в нас, чтоб не надеяться, что взгляд ваш не будет отведен изворотами самолюбия и что вы будете иметь достаточно сил, чтоб увидеть себя таковым, как вы есть70. Не выходите из этого горнила прежде, чем когда вы убедитесь, что злодей, влекомый в темницу и терзаемый публичною казнию, есть некоторого рода святой71 в сравнении с нами, людьми добра и внутреннего благочестия, которые имеем притязания72 на благодать и на общение с Иисусом Христом (вы легко проникнитесь этою истиною, вместе горькою и спасительною). При этом разборе следует остерегаться одного камня претыкания: судя себя, не следует судить других, следует держаться своей личности и предоставлять все сравнения Тому, Кто ведает сердца 73» (10, с. 97–103).

"Раскаяние 74 . Когда чувствуешь себя проникнутым, растерзанным в сознании своего беззакония, тогда понимаешь впервые, что такое раскаяние. Сердце сокрушенное не есть выражение метафорическое: это истинное и положительное ощущение; чувствуешь, как оно сокрушается, стирается в прах. Не бойтесь измять его; напротив того, разорвите его, окончательно75 свидетельствуя, так сказать, публично об этом внутреннем раскаянии, – хочу сказать, исповедуясь в церкви, то есть священнику, который в некотором роде есть представитель, уполномоченный всех наших верующих братий, известных и неизвестных, видимых и невидимых, живых и умерших, составляющих в смысле мистическом и истинном тело Иисуса Христа. Не боюсь утверждать, что внутреннее раскаяние, как бы оно ни было горячо, без этой форменной Исповеди (разве при неодолимых препятствиях) всегда будет не полно76« (10, с. 103–106).

«Причащение. В Причащении Иисус Христос истинно соединяется с нами. Он всегда в нас77 (и это присутствие называется благодатию; вот истинный смысл этого выражения, столь мало известный книжникам нашего века), хотя мы Его и не ощущаем, но мы должны Его ощущать в себе; и для того, чтоб возбуждать или оживлять сие ощущение, и установлено Святое Причастие 78.

Таким образом, Причащение есть дело существенное в христианской жизни, как в теле – принятие каждым малым членом кровяных частиц существенно в деле жизни его. Ощущение живого с Господом общения при этом может быть и не быть. Это в руках Господа: как Ему угодно, так и творит. Но в достойно причащающихся жизнь от Господа всегда приемлется и действует – сокровенно ли то или явно. Те, которые уверяют, что вследствие постоянного непрерывного общения они могут обойтись и без этого специального сочетания, заблуждаются глубоко. Ибо, во-первых, постоянное общение предполагает высокую степень святости – а кто будет достаточно смел, чтоб ее себе приписать? Далее, предположив даже, что существует это непрерывное общение, сие другое, нарочитое и символическое, общение лишь оживит и усилит его. Итак, оно во всяком случае чрезвычайно полезно и нужно79.

Присовокупите к этим доводам, что ваша церковь представляет к этому упражнению столь великие удобства, что не пользоваться ими непростительно80. Было бы излишне предупреждать вас относительно другой опасности – сердечной сухости. Вам слишком хорошо известно, что кротость и горячность чувства не всегда суть верное ручательство в умножении благодати; напротив, она действует могущественнее при внутренних мучениях и крестах81» (10, с. 106–109).

86. После достижения состояния ощутительного Богообщения начинается новый период в духовной жизни, приводящий к верху совершенства – состоянию чистоты

Сперанский продолжает: «Возвращайтесь, о, возвращайтесь, любезный друг, к этим трем упражнениям82, и смею вас уверить от имени Того, Чья радость состоит в жизни и общении с людьми, что Он не замедлит явиться83. Он придет излить свет Свой на ваш разум, очищать чувство ваше, руководить вашими действиями. Вы ощутите в себе силы, до сих пор вам неизвестные84. Томления ваши рассеются, ибо Он придет не в виде мысли, отвлеченного понятия, как испытывали вы доселе, но столь же действительно, столь же физически85, как сегодня – восходящее солнце. Ибо когда раз раскроется пред нами зрелище духовного мира, невозможно не чувствовать солнца, им управляющего 86.

Но спрашиваю вас: что действительнее – мир духовный или вещественный? 87 Не говорю, чтобы все было сделано, как только достигнешь этого состояния ощутимого общения88. О нет, остается еще сделать многое, чтоб достигнуть иного общения, которое уже неощутимо, но трансцендентально отрешено не только от всякого образа, но и от всякой мысли, общения, почти неизъяснимого словом, хотя весьма действительного89. Когда вы раз прочно утвердитесь в нем, тогда вы или не будете более нуждаться в моих советах (ибо Он поведет вас Сам), или, если Он еще захочет действовать чрез меня, то Он даст мне к тому способы и силы90. О, сколь великие вещи Он вам откроет! Внутренности ваши тогда буквально вострепещут от радости. Верьте мне, при нашей разлуке мы с вами питались лишь молоком. Совсем иной вкус имеет хлеб сильных, хотя он и составлен из тех же начал91.

Я теперь знаю довольно точно ваш образ жизни в свете и не скрываю от себя всех трудностей, с которыми придется вам бороться для того, чтоб предаться с последовательностию этим упражнениям92. Но подумайте, 1) что вы уже получили значительные задатки Святого Духа и что подобные отступничества, когда они упорны, не прощаются93; 2) что все то, что теперь кажется вам обязательством, долгом признательности, удовольствием, приличием, чрез два-три месяца покажется почти смешным94; 3) разве и на этом пути, как и на всяком другом, не нужны жертвы? и долго ли мы останемся ни холодными, ни теплыми? 4) всегда есть средства разделаться со светом и уклониться от него потихоньку и без разрыва95» (10, с. 109–116).

87. О необходимости подвига и некоторых особенностях этого периода

«Во время ваших удалений от света в предотвращение рассеянности мыслей изберите себе чтение простое, например “Подражение”, или делайте переводы – словом, возьмитесь за упражнение, которое бы заняло ваш ум, не побуждая его к исследованию. Но главное, предавайтесь молитве и тщательному рассмотрению вашей прошлой жизни96.

В прочие времена посоветую вам подробное изучение Библии, не потому, чтоб истинный свет истекал из буквы, нет, но чрез это посредство изливается он обыкновенно. Итак, надобно запастись этим материалом на время его действия. Утвердитесь в буквальном смысле, и Учитель в свое время раскроет вам смысл истинный... Начните с Ветхого Завета: это ступень необходимая, чтобы возвыситься до Нового. Но еще раз: никто не должен льститься мыслию, что он видит ясно, пока его не озарит свет свыше97» (10, с. 116–118).

88. О «сумраке веры», видениях и ложном мистицизме и о необходимости опытного руководителя

Ходить в сумраке веры будет означать ходить в преданности в волю Божию. Вера, по патриарху Каллисту, двояка: одна теоретическая, которая верует в догматы; другая – деятельная, которая состоит в уверенности в Боге, в том, что Бог не оставит прилепившегося к Нему, но соблюдет его невредимо и, имиже весть судьбами, введет в Царство Свое вечное. Но в этом существо преданности в волю Божию и смиренной покорности Его распоряжениям относительно участи нашей. У патриарха Каллиста это выражено так: веру разумеем ту, которая свидетельством ума утверждает сердце быть несомненным в извещении упования, отстоящем от всякого мнения (колебания) (10, с. 229–230).

У Сперанского мысль о видениях не согласна с учением отеческим. Отцы говорят, чтобы совсем не принимать видений, а Сперанский говорит: «Не прилепляться, но принимать их с благодарностию», и выставляет причину такую: «Это Дух Божий, но Дух, сквозящий вещество, еще недостаточно очищенное». Так решительно и без ограничений нельзя говорить о видениях. Не надо забывать, что есть видения – плод разгоряченного воображения и есть видения – прелесть бесовская. Благодатные видения очень редки и устрояются Духом Божиим в видах воспитания духовного. Таким образом, есть видения и от Духа Божия, но надо быть очень осторожным в различении их, ибо недалеко от себя имеем темного искусника, умеющего принимать вид ангела светлого. И сколько было неосторожных, погибших от неразборчивого доверия видениям (10, с. 230–231)!

89. О происхождении ложного мистицизма, с указанием, как избежать его

Истинно христианская жизнь есть жизнь сокровенная со Христом в Боге. Она таинственна и в зарождении, и в путях созревания, и в своем совершенстве. Потому не всякий мистицизм есть ложный. Ложный мистицизм происходит от уклонения с правого пути восхождения к Богообщению. Начало этого пути – покаяние. Покаявшийся исправляет все пути жизни своей и свою душу и тело во всех силах и отправлениях их, облагает правилами, исполнением которых убивается и изглаживается привившееся к ним зло, а воспитывается и укрепляется сродное им добро. Все это в совокупности составляет порядок богоугодной жизни. Регулятор всего – благоразумие с советом опытных. Они учреждают все правила сообразно с характером лица и внешним его положением. Ходить в этих заведенных порядках составляет деятельную жизнь. Но поскольку всем этим чают угождать Богу, то отношение к Богу неизбежно блюдется во всех такого рода делах, – во всех такого рода делах общение ума и сердца к Богу должно составлять неотъемлемую часть, внутреннейшую душу их, условие их благоугодности. Если обращение ума и сердца к Богу есть молитва, то молитва составляет душу деятельной жизни в ее должном строе и направлении. Но молитва имеет и свою особую, исключительно ей принадлежащую часть в жизни, где она одна царствует. Это молитвенный подвиг. Начинается он усвоением чужих молитв, оставленных нам богомудрыми отцами; когда же таким образом воспитается дух молитвенный, молитва начинает восходить на степень молитвы своеличной, где она проходит новые степени, из которых первая есть молитва умная, вторая – умно-сердечная, третья – духовная, или созерцательная. Жизнь в Боге – целая жизнь; она же и существо молитвы. Следовательно, правый путь восхождения по степеням молитвы есть правый путь восхождения к богообщению, или, что то же, есть правый мистицизм. Уклонения от правого восхождения молитвы к совершенству есть вместе уклонение в ложный мистицизм. Нетрудно заметить место этому уклонению, или первую точку отправления в уклонение: это переход от словесной молитвы, по готовым молитвам, к молитве своеличной, иначе, переход от внешнего молитвословия к внутреннему, умному. Удалить от этой точки заблуждение – будет значить удалить уклонение в ложный мистицизм. Уклонение в ложный мистицизм у отцов, подвижников трезвенных называется уклонением в прелесть.

Мы видели эти уклонения от правоты на пути движения от вне внутрь... Одни застревают на воображении, другие останавливаются на умоголовном делании. Истинный шаг делают те, которые, минуя эти станции, проходят до сердца и укрываются в нем. Но и здесь еще возможно заблуждение, потому что часть умно-сердечной молитвы есть самодельная, трудовая; а где мы, там всегда есть возможность падения в прелесть, точно так же, как и в грех. Безопасность начинается, когда утвердится в сердце чистая и непарительная молитва, которая есть знамение осенения сердца осязательною благодатию, ибо тут образуются чувства, обученные в рассуждении добра и зла. Итак, с самого начала движения от вне внутрь до сего блаженного момента возможно уклонение в ложный мистицизм. Как же избежать этого несчастия? У отцов для этого указывается один способ: не оставайся один, имей опытного советника и руководителя. Если нет его, сойдитесь двое-трое и руководитесь взаимно при свете отеческих писаний. Другого пути к избежанию заблуждений мистицизма я не знаю, кроме разве особого благодатного руководства, которого сподоблялись немногие избранные Божии. Но это особенности, а мы говорим о путях жизни, общих всем (10, с. 231–235).

«Теперь посмотрим, что говорит об этом Сперанский.

«Откуда происходят заблуждения ложного мистицизма? От ревности по вере, не очищенной от самолюбия. Какое средство к сему очищению? Пост, строгое наблюдение за своими мыслями, сражение с чувствами, жизнь покаяния. Но все это есть деятельность моего же самого ума и сердца, которую должно умертвить, и хотя деятельность, без сомнения, похвальная, но все же – упражнение, все – развитие сил душевных, все – случай и повод к той же самой гордости и самолюбию. Следовательно, не отвергая деятельных путей, все остается заключить, что молитва, и молитва умная, есть единый путь совершенно безопасный. Видения, глубокие и, по-видимому, вдохновенные мысли – все суть мысли, все упражнения ума, а не прилепление, не онемение его в едином Боге».

Итак, когда утвердится молитва умная и дойдет до последней степени своего совершенства, на которой ум, прилепляясь к Богу, онемевает в единении с Ним (преисполняясь любви и преданности к Богу), тогда в этом огне сгорает самолюбие и вследствие того минует опасность от заблуждений. Совершенно так! Здесь, ради всецелой преданности Богу, уже Бог будет и еже хотети, и еже деяти 98 (Флп. 2, 13). Но ведь это состояние является не вдруг, как только захочешь его иметь. Надо прежде того пройти более или менее долгий путь; а на этом-то пути и рассеяны все распутия, от уклонения в которые без верного стороннего указания только особое чудо благодати Божией может спасти иного за крайне детскую простоту веры; а другим- то как же быть? Умная молитва, говорит, спасет, но умная молитва сама имеет крайнюю нужду в руководстве, пока она есть самоделательная или трудовая. В это-то время делания умной молитвы, не направляемого искусною рукою, большею частию и сбиваются с пути. Итак, высказанное Сперанским средство не полно и не надежно. Главная в нем ошибка в том, что человек оставляется один на этом примрачном и скрытном пути внутренней жизни, особенно при первых шагах по нему.

У всех отцов, писавших руководства к духовной жизни, первым пунктом в правилах для вступающего во внутреннюю жизнь ставится иметь духовного отца-руководителя и его слушаться... Вот что говорит Григорий Синаит: «Без учителя самому успеть в умном делании невозможно. Что делаешь сам по себе, а не по совету предуспевших, то рождает опасное самомнение. Если Сын Божий ничего не творил Сам о Себе, но как научил Его Отец, так творил, и Дух Святый не о Себе глаголал, то кто это такой между нами до толикой достиг высоты совершенства, что уже не требует никого иного, кто бы руководил его? Гордость это, а не добродетель! Такой уже в прелести состоит, то есть вступил на ложный путь уклонения к заблуждениям».

А вот слова Каллиста Патриарха: «Прежде всего попекись найти себе наставника и учителя не прелестного и, нашедши его, вполне отдайся ему, как отцу родному сын отцелюбивый, ходя по повелениям его неуклонно и на него взирая, как на Самого Христа. Кто хочет жить сам, то есть самоугодно, без наставника, тот, по слову Лествичника, легко уклоняется в заблуждение и погибает, хотя бы он всю премудрость мира сего исчерпал. Не с советом ходящие ходят будто в сонном мечтании; они много сеют, но пожинают очень мало и вместо пшеницы – увы! – собирают плевелы».

И в деятельной жизни редко кто обойдется без преткновения, оставаясь с одним своим благоразумием. Но тут, по крайней мере, вред не так велик: одно дело, не так сделанное, если надобно, и переделать легко или в другой раз сделать его как следует. В умном же делании уклонение от правого пути дает свое направление всему внутреннему, которое не вдруг можно переменить. Одни из таких, как мы видели, запутываются в сетях воображения, другие останавливаются на умоголовном делании, или, по Симеону Новому Богослову, на первой и второй степени внимания молитвы или умного делания. И когда они закрепнут в этом строе, то самый опытный и самый усердный наставник едва сможет, если только сможет еще, выбить их или выманить из этих трущоб, в какие они сами себя заключают, находя их крайне восхитительными (10, с. 235–239).

90. О чтении Священного Писания, о существе жизни духовной, цели бытия мира и о безмолвии

«Изучения Писания, – пишет Сперанский, – тем способом, каким вы его производите, то есть развитие смыслов его не усилием разума, но одним молитвенным размышлением, есть, по моему мнению, после чистого созерцания упражнение самое святое и самое полезное». Определеннее это так надо сказать: чтобы питаться словом Божиим и питать им в себе духовную жизнь, надобно усвоять его вседушно. Для сего, приступая к чтению, поставь себя в присутствие Божие и испроси у Господа просвещения разума; затем, молитвенно открыв сердце свое к принятию истины, пойми размышлением и уясни содержание прочитанного; к понятому потом возбуди сочувствие или проведи его до сердца и полюби его; излюбленным восхоти воспользоваться в жизни или определи, в каких случаях твоей жизни могут найти приложение понятые и возлюбленные тобою истины, и прилагай их к делу. Это и будет усвоение Писания вседушное. Но надобно заметить, что смыслов Писания развивать нельзя. Смысл всякого места Писания истинный – один; многоразличие уместно только в приложении его. Все, что может надумать благочестивый христианин по поводу известного места Писания в свое назидание, не следует непременно считать смыслом того места. Потому фраза развитие смыслов неуместна. Ее надобно заменить так: развитие многоразличных приложений обдумываемых мест Писания в свое назидание.

«Если бы мы, – продолжает Сперанский, – были свободны в выборе между различными дарами благодати, я бы остановился на этом и предпочел его всем видениям, даже самому дару пророчества, ибо он менее дает простора самолюбию и потому менее опасен и более согласен с христианским смирением. Постоянно чувствуешь себя на привязи, более страдательным, более подчиненным данному и установленному авторитету. Церковь тут, чтоб исправлять заблуждения по мере того, как мы в них впадаем. Но, предаваясь этому упражнению, нужно очень остерегаться того, чтоб не привязываться к толкованиям отдаленным».

Прекрасные правила! Дал бы Бог, чтобы и все умные и образованные люди им следовали! Но что далее следует, должно быть оговорено. Неужто смысл Писания меняется по мере духовного возраста читающего? Не смысл меняется, а его приложение или при пособии его прозрение в духовную область. Более сильный духом лучшие мысли извлекает в свое назидание из известного места или далее прозревает и скорее обозревает круг духовных предметов при пособии его, чем слабый; смысл же места все один (10, с. 239–242).

«Писание, – говорит Сперанский, – есть книга для поучения всех, приспособленная ко всем состояниям духовным. По мере того как сменяются эти состояния, смысл его изменяется и, хотя сущность всегда одна и та же, приложения разнообразятся до бесконечности 99 . Вот почему замечаем мы, что святые отцы давали одному и тому же месту разные объяснения, смотря по временам и степеням их духовной жизни и смотря по развитию учености».

Святые отцы не объяснения разные давали одному и тому же месту, а разнообразные делали им приложения в назидание наставляемых; смысл же мест признавали единым и неизменным. Под этим только условием единства понимания Писания богооткровенного они и суть отцы и учители Церкви.

«Итак, не находите странным, если в течение ваших трудов вам случится иметь относительно тех же фактов иные взгляды, и всегда принимайте с благодарностию хлеб насущный, не привязываясь к одной форме предпочтительно пред другою. Нужно сохранять данную форму, пока она сама по себе держится; но если представится другая, более ясная, не следует упорно отвергать ее, потому единственно, что нами уже была принята другая форма. Систематическая последовательность, строгий порядок мыслей, столь восхваляемый в науках человеческих, тут не у места, ибо все тут дело чувства или, лучше, духовного роста».

Эти положения совсем противоположны тому, что сказано выше о чувстве связанности и подчиненности данному авторитету при чтении и изучении Писания. «Не привязывайся, – говорит, – ни к какой форме понимания», – следовательно, ныне одно, завтра другое; и, стало быть, Писание не будет для нас представлять ничего твердого: почва под нами будет нетверда, текуча, колеблема.

«Представляя яснейший образ понимания, брось первый». Но ведь он только мне представился, а я не решитель смысла Божественного Писания – как же я могу так своенравничать? Лютеранам это в руки. У них закон не связываться никаким определенным толкованием, а всякий молодец на свой образец. Ревнуя же по истине православно, нельзя так позволять действовать ни себе, ни другим, ибо этим расшатывается весь авторитет Писания и открывается безграничный простор своемыслию.

«Среди многих вещей, – заключает Сперанский, – поистине прекрасных, два соображения в особенности поразили меня: объяснение народосчисления, предписанного Августом, и история избиения младенцев. Несомненно, что эти факты противоречат всему, что оставила нам наиболее достоверная история. Поэтому совершенно необходимо искать тут аллегорического смысла».

Сказано слишком скоро и слишком сильно. Поленился подумать и бросился в аллегорию. Так всегда делают мистики. Напротив, и древние, и новейшие толковники Писания, лица солидного образования, не находят этих событий противоречащими историческим данным и возникающие недоумения решают очень удовлетворительно для непредубежденных. Аллегория в этих и подобных случаях, если признать ее единственным способом пояснения, ослабляет значение Писания и подрывает веру в его непреложную истину. Что друг Сперанского придумал нечто хитрое – не дивно: это в духе лютеран, и особенно немцев. Но как Сперанский-то согласился с тем – вот это удивительно (10, с. 242–245)!

Последнее письмо Сперанского к Броневскому опять обращает внимание наше к молитве.

«Так... краткая молитва Господи, помилуй! есть действительно духовный магнетизм, и не без содействия благодати и истины Христовой пришло вам это сравнение. Закрытием мира чувственного совершается магнетизм душевный».

О человеке, повлиявшем на другого словом, говорят: намагнетизировал его. Умно-сердечная молитва ко Господу, утвердившись, увлекает и преобразует и душу, и тело и всякий раз, как бывает в силе, вводит ум в видение иного лучшего мира – духовного, отвлекая от всего (10, с. 245–246).

«Естественным рождением мы облекаемся в тело душевное: бысть первый человек Адам в душу живу; возрождением мы облекаемся в тело духовное: последний Адам в дух животворящ100 (1Кор. 15, 45)».

Рождаемся мы в состоянии повреждения, в купели Крещения возрождаемся благодатию о Господе Иисусе Христе для жизни новой, духовной. Повреждение состоит в том, что дух, отпадши от Бога, подпал под владычество души, а душа – под владычество тела. В возрождении восстановляется сила духа и возвращается ему господство над душою, а чрез душу – и над телом. Жизнь возрожденного должна проходить в преобразовании души и тела по требованиям духа, или в одухотворении их (10, с. 246–247).

«Тайна искупления нашего состоит в преложении душевного в духовное, или, как некоторые святые отцы это называют, в преображении, а св. Павел еще выразительнее: в возглавлении всяческих во Христе; и это возглавление, или преложение, начинается в этой самой жизни, в этом самом мертвенном теле нашем, и совершается».

Существо жизни о Христе Иисусе, жизни духовной, состоит в преложении душевно-телесности в духовность, или в одухотворении души и тела. Момент, с которого начинается это одухотворение, есть зарождение в сердце неотходной теплой молитвы к Господу – знак сочетания его с Господом. Сердце – корень жизни и всех проявлений ее. Когда оно возобладано духом, тогда чрез него дух естественно начинает проникать в весь состав естества нашего и его одухотворять; тогда ум начинает насыщаться Божественною истиною, весь ею проникаясь, во всем ее объеме: воля – святыми настроениями и расположениями, всеми добродетелями; сердце – святыми чувствами; вместе с тем и тело становится воздержно, трудолюбиво, живо, бодренно, целомудренно. Где все это есть, там падший является вполне восстановленным (10, с. 247–248).

«Бытие мира сего есть эпизода в великом деле Творения, эпизода необходимая, но не цель и конец поэмы. Она необходима потому, что духовность, свобода и возможность падения суть одно и то же».

Теперешний образ бытия мира, точно, есть эпизод. Его не было бы, если б не было падения. Но он не необходим, как не необходимо падение. Свобода тварная предполагает не одну возможность падения, но вместе – возможность и непадения; иначе она не была бы свобода. Стало быть, она отрицает необходимость падения, а с тем вместе – необходимость и настоящего образа бытия мира. Что было бы, если б не было падения, мы не можем гадать, но было бы все не так, как есть. Ибо теперь все приспособлено к поднаказательному состоянию человека, который несет епитимию за падение. А тогда было бы все в соответствии состоянию ненарушимой верности воле Божией (9, с. 248–249).

«Обращаясь к духовной молитве, побеседую еще с вами о свойстве ее. По мере упражнения и навыка в ней открывается, что она как бы останавливает ход мысленной нашей душевной силы, – и на вопрос, о чем мы думали, когда сим образом молились, мы не находим в себе ответа, ибо действительно в это время мы не мыслим ни о чем, не представляем ничего и ничего не помним, ибо помнить, представлять и мыслить есть дело души, а не духа».

Не одной мысленной силы ход останавливается умною молитвою, а всех. Если вникнуть в обычное состояние нашей души, то увидим, что в ней непрестанно мятутся мысли, рождаются одно за другим желания, а под ними обоими мятется сердце в чувствах, поминутно его тревожащих. Когда возродится в сердце умная молитва и придет в силу, до горения сердца, тогда весь этот ток душевных движений останавливается, как у кровоточивой – ток крови. И это не только во время молитвы, но и постоянно. Только в последнем случае прекращается не всякая их деятельность, а самовольное, ничем не сдерживаемое и не управляемое их движение. Напротив, начинается деятельность всех сил целесообразная, направляемая одними началами и к одному концу. Вместе с тем внутри устанавливается строй вместо предшествовавшего нестроения.

«Восточные отцы называют это состояние безмолвием, а западные – suspention des faculties de l`ame. И вот почему молитва эта называется духовною. Она-то есть молитва в духе и истине; а не то, что некоторые, впрочем, благочестивые люди под этим разумеют. Кратко: она состоит в отсутствии всего того, что называют каким-либо понятием, всего того, что не есть дух Христов, ибо дух ни понятий, ни слов не имеет».

Безмолвие у восточных отцов есть один из видов монашеской жизни – отшельнический, когда живет кто один или иногда вдвоем. Состояние же молитвы умно-сердечной называют они трезвением, вниманием, сокровенным во Христе деланием и т.п. Опять встречается речь об отступлении всего, или о пустоте. Сперанский думает, будто во время умной молитвы сознание упирается в ничто или в пустоту, так что внутри ничего различить нельзя. Совсем не то: в это время останавливаются обычные душевные движения, но не действия духовные. Тут дух в силе, а он и сам по себе не пуст и предстоит Богу, Который есть все. Углубившись в предстоянии Богу, ум Бога созерцает, Ему поклоняется и Его Божии свойства и действия исповедует. Даже в состоянии пленения или восхищения ума в созерцание пленение это совершается всегда под влиянием определенного духовного предмета. Апостол Павел был восхищен, но не в пустоту, а видел там и слышал, только выразить того не мог или находил неуместным (10, с. 249–251).

91. О преданности воле Божией

Веруйте и глубоко в сердце содержите, что ничто без Бога не бывает, до самой малости. Все у Него рассчитано. Наш долг все обращать во спасение души и из всего извлекать себе пользу душевную. В этом вся наша мудрость. А как устроить себя, еще никто сам собою не ухитрился. Все как паутина. Плетет, плетет бедный человек; дунет ветер – и все разлетится. А как Господь соткет, так уж прочно. И тонко, да крепко, как канат. Блаженна душа, почившая на руках Божиих! Как младенец у груди матерней, покоится она под кровом Господа. Уразуметь, а паче восчувствовать сие трудно. Господь да поможет вам! Болезненно к Богу припадающий не бывает забыт (11, с. 13).

92. Цель создания человека

Вы пишете: Бог создал человека для общества. Поправьте эту мысль: человек создан для общения с Богом. В этом цель его главная. Потому, когда отпал человек от Бога, Единородный Сын Божий благоволил низойти на землю, чтоб опять воссоединить его с Богом. Так значительно и необходимо сие общение с Богом! Но как для того, чтоб вступить в сие общение и укрепиться в нем, человеку нужно прожить коротенький момент на земле, а прожить ему здесь одному трудно, то на время дано ему расположение и к общественности – не как главное, а придаточное наряду с другими житейскими наклонностями. Всем им седалище в душе... Дух же не земен... Потому, когда он возьмет силу, то заглушает голос душевных потребностей и разрывает все держащие душу узы, которые для ней одной неразрешимы. Тогда человеку легко, просторно: он в своей стихии. Беда обществу, в коем общественность поставляется целию. Тогда передвигается центр и начинается смятение и неурядица.

Вы восхищались музыкою, но вы слишком возвеличили цену ее. Другая область музыки, и другая – молитвы. Потому переход от одной к другой может быть только случайный. Есть много призраков духовных вещей, кои кажутся, но не суть духовны. Вы говорите, что иногда так хорошо и легко, а иногда все разлетится... Жизнь идет полосами... Да! отлетает что-то... Но мне думается, что это всегда по нашей вине. Господь близ есть. Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит. Когда сие есть – и то есть. Как одеждою, тогда одеяна душа... а то – голая и на морозе. Что делать, человеки есмы немощные.

А, поняли!.. ревнив Господь! славы Моея, говорит, иному не дам. Господь требует исключительности решительной. Уклонение сердца – измена, и за нее – штраф. Чем долее кто пребывает в любви, тем сильнее укор уклоняющемуся сердцу. Всякое рассеяние, прилагание сердца к чему-либо, кроме Господа, – все идет в счет и наказуется (11, с. 1314).

93. Теплота духа – от веяния благодати

Теплота духа – от веяния благодати. Но близ ее сидит наше самолюбие. От долготы блаженного сего состояния человек или трубить пред собою начнет, или присвоит себе сие благо, или понадеется слишком: «ну-де уж мы теперь, чай, установились». Когда произойдет сие внутри, Господь берет благодать Свою и оставляет человека одного. А у человека что есть? Вот и безвкусие ко всему духовному чувствуется, и тягота, и равнодушие... точь-в-точь, как в отворенное окошко, ушла вся теплота. Надобно топить; но дрова не в шуме мирском продаются, а хранятся в магазине Господнем. Отопри магазин, да и возьми... Всякому невозбранно доступ есть. Ключ – плач, покаяние, сокрушение или просто терпеливый вопль к Господу, хоть без всякого вкуса, с самопринуждением... Тогда Господь опять воротит теплоту... И это называется отступлением благодати поучительным (11, с. 16–17).

94. Внимание к себе как необходимое условие духовной жизни

Хорошо, что вы каялись и просили у Господа прощения за помысл присвоения себе добра... Нет злее вещи! Помысл, схваченный при входе, как разбойник, и прогнанный, – еще не беда. Но когда от него отражение падет на сердце и оно усладится им, тогда крепко надо бить сие сердце за измену. Всему же причина – невнимание. Не заметит ум, как падет злая искра; а не замечает по развлечению. Хлопотать-таки хлопочите, но Господа не выпускайте из ума и уст. И припадать к Нему не забывайте. Пусть трудно: тем ценнее подвиг и тем скорее подается благодать. При добрых хлопотах напряжение быть с Господом много приносит пользы. Будем припадать и вопиять: Господи, помилуй! Эта небольшая теснота поучительна и спасительна... Есть Господь, все устрояющий. Он всякие развалины восставит... А другое дело: не здесь конец... Плод жизни обнаружится за чертою жизни... Спаси нас, Господи, в тот страшный час; а здесь довольно одного слова: буди воля Твоя, Господи (11, с. 29–30)!

Эгоизм образуется от внешних подвигов без внимания к помыслам. Кто же начнет внимать себе истинно и установится в сем внимании, тот начнет поминутно получать от себя самого самые убедительные уроки в смирении. Ибо тогда раскроется, сколько нечистоты лежит на дне сердца. Поминутно выникающие из сердца мысли, движения, желания – не всегда правые – дадут знать, что сердце есть не что иное, как гнойный струп, издающий отвратительный смрад. Ощущение сие глубоко западет в душу – и где тут до эгоизма? Путь внимания к себе есть путь истинного смирения, – и единственный к тому путь. Вот вы сами пишете: возникает противное добру. Откуда оно? Из души же. Стало, внутри души есть запас противного добру. Какою же надобно считать эту душу? Уж, конечно, не святою. Кто же делает одни внешние подвиги, а себе не внимает, тот как раз попадет в эгоизм. Положит сколько-нибудь поклонов, сидит и мечтает: ну, ныне мы потрудились. Видите, одолжили Бога. Или не поест досыта и думает: так и все святые, т.е. хоть в святцы пиши... и прочее сему подобное. Существенно необходимы внешние подвиги; но останавливаться на них одних – беда! Встречали ли вы у святых отцов выражение: деяние и разум, в которых они совмещают весь труд о спасении души? Это то же, что сказать: подвиг и внимание (11, с. 55– 56).

95. О пребывании с Господом

Есть же люди, которые так установились в Господе, что, несмотря ни на какие разволоки, все пребывают с Господом. Крепость ли духа у них выше, собранность ли более сосредоточенна, или жар любви и сердечной теплоты обильнее! Будем молиться, чтоб и нам Господь даровал сию благодать. А Он любообщителен. Усердие, труд, искание не отщетит. Сам прописал: ищите и обрящете. Поищем и обрящем (11, с. 30–31).

Живя между людьми, в сношениях нельзя, конечно, скоро; но можно. А тут и смерть недалеко. Хорошо умереть в состоянии искания, если не благословит Господь – в состоянии совершенства. И на том свете будет восход от низшего к высшему.

Но вот мы и забыли про тот свет: выбили его из головы хлопоты. Покаемся, отрясем усыпление развлечений, войдем в покой трезвенности – и все пойдет. Лучше бы, конечно, тянуть нить непрерывную; но что делать, когда рвется?! Опять скрутим и потянем ту же нить... Ведь жизнь-то наша вся есть прядение одного початка... Все мотается, мотается – и составляется большой клубок. На том свете весь размотают... Начнут строго рассматривать достоинство нити: по аршинам, четвертям, вершкам. А кто прял, будет стоять и со страхом ожидать, что скажут наконец: хорошо или худо (11, с. 30–31).

96. Теплота сердечная – огонь, который Господь пришел воврещи на землю

В сердце – жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа. Тогда только и начало жизни, когда в сердце покажется сосредоточенная неугасимая теплота; а теплота легонькая весьма непрочна. Сначала Бог сотворил свет разлитый; а в четвертый день сосредоточил его около солнца. Так и в духовной жизни: и при чтении, и при богомыслии, и при молитве, и в церкви, и при беседе бывает в сердце теплота, но какая-то легкая, навеянная, а не привитая. Надобно, чтоб она сосредоточилась в сердце, привилась к нему, затлела и горела. Тогда любо. Се есть огонь, который Господь пришел воврещи на землю (11, с. 52–53).

97. В решительном намерении работать Господу до положения живота – корень жизни

В решительном намерении работать Господу до положения живота – корень жизни. Когда это есть – значит есть жизнь, а когда нет – жизни нет. При нем могут быть ошибки, уклонения, даже падения крепкие; но когда оно цело – все не беда еще. Упал кто – поднимется; зашибся – вылечится. Оно – нить, на которую нанизываются все доброты; но оно же и нож, которым отрезывается все недоброе. Храните сию сердечную ревность, посвящая себя Господу поминутно. А то, что по обстоятельствам иногда невольно бывают опущения, отступления, даже кривые шаги... что делать? – Только не оправдывайте себя в них. Осудите себя перед Господом, сокрушитесь и исповедайтесь Ему. И еще: никогда не допускайте себя до чего-либо произвольно, сознательно. Терпите Господа при всех разволоках, при всех помехах и неудобствах. Он видит все и правою мерою смерит, что вы. А нам, грешным, где догадаться, что мы? – Земля и пепел (11, с. 54).

98. Об исправлении греховной жизни

Когда человек бывает предан греху, тогда все силы души и все отправления тела работают сему греху, равно образ домашней жизни и внешних отношений бывает пропитан тем же духом. Теперь если по обращении грешник не оставит прежних своих занятий и прежнего порядка жизни, то они легко увлекут его на старое. Надобно все перестроить и всюду ввесть новые порядки. Так – глаз привык смотреть на то, что питало грех, ухо слышать то, что льстило страсти, и прочие чувства тоже были орудиями порочных склонностей. Теперь надо, наоборот, сделать их орудиями правды. Пусть глаз видит вместо дурных картин изображение Страшного Суда или какой образ... Пусть ухо слушает церковное пение вместо соблазнительных песней и пр. Бывали тоже дружеские беседы, гулянья и прочее тому подобное... надо все это оставить и заменить другими способами взаимных отношений, например, хождением в церковь, беседами с людьми духовной жизни и пр. Была привычка ложиться и вставать тогда-то, стол держать такой-то, потому что тогда другие были нужды. Теперь всему сему надо дать другое время и другое содержание... Прежде охотно читались такие и такие книги. Теперь надо бросить их и взять в руки Слово Божие и писания отеческие... Таким образом, надо пройти по всему своему поведению и всем занятиям и везде положить правило делать то, чего требует дух новой жизни. Что пластырь на раны, то такого рода новые занятия для души, израненной грехами и ищущей врачевания!.. Кто, оставаясь в прежних порядках, хочет очиститься от страстей, тот напрасною льстит себя надеждою. Отчего Мария Египетская не воротилась в Египет, чтоб поселиться в пустынях тамошних, а ушла в пустыню Заиорданскую? Оттого, что прежде чем дошла бы она до пустыни Египетской, должна была бы встретиться с прежними предметами и едва ли устояла бы против имевших произойти от того возбуждений греха... Так надо поступить и всякому. Положив доброе намерение исправиться, надо отбросить все прежнее и назначить себе новые порядки и правила. Этим порочные склонности и страсти стеснятся или положатся как бы под гнет (11, с. 110–111).

99. Трезвение и благорассмотрение

Написано у вас: два бдительных стража должен иметь воин Христов – трезвение и благорассмотрение. Трезвение – понятно. Но относительно благорассмотрения – как узнать, что встретится в продолжение дня и какие потому движения могут породиться в душе в продолжение дня при разных встречах? Всего, конечно, предугадать нельзя, но многое можно предвидеть, особенно тем, у которых дела дня идут более или менее определенным порядком. Идучи в какой-либо дом, можно наперед представлять, кого там придется встретить, о чем может быть речь и пр., и потому наверное полагать: тщеславие или гнев или другая какая страсть будет там возбуждаема и вследствие того готовиться к отпору. Пусть ничто предполагавшееся и не встретится; и одно предположение нападения будет держать душу в бдительной осторожности, а это много значит. Иной может подумать, что тогда и придумает, как поступить, когда встретится то или другое. Конечно, так; но может случиться и то, что прежде чем возьмется он за соображение, сердце уже загорится страстию, и одолеть ее, может быть, уже не будет возможности. Последнее обстоятельство более всего и делает необходимым предварительное приготовление себя ко встрече разного рода случаев. Много испытавшие и во многих случаях оставшиеся победителями легко выдерживают себя, что бы ни встретилось, потому что по многоопытности они на все готовы; а начинающим лучше приготовляться наперед. Для встречи непредвиденных случаев, выходящих из круга обычных дел, хорошо упражняться в намеренной мысленной брани. Именно: при спокойном состоянии души представлять себя под влиянием тех или других чувств и сердечных движений и тут же соображать, какой дать им отпор или как поворотить душу на добрый лад (11, с. 111–112).

100. Светский угар

Вы хотите покружиться, но не закружиться. Если будете слушать матушку, то, может быть, успеете в этом... Но сомнительно. Дух светской жизни действует как угар... Все входит и входит, не чуется... А потом вдруг – в глазах позеленеет... и об земь... и оглянуться не успеете, как закружитесь. Нет, собирайтесь лучше и в свете быть, и быть солидною... главное: не танцевать (6, с. 13).

Положите, что вы видите комнату, где есть скрытый угар, и порываетесь побыть в ней и пересмотреть, что там. Вам говорят: не ходи, там угар. А вы отвечаете: я ведь не хочу угореть. Пощадит ли вас угар, потому что вы говорите, что не хотите угореть?.. Светские развлечения – угар. И сами не учуете, как угорите (6, с. 16).

Припомните народное изречение: «Берегись первой чарки». Откуда оно родилось? Из опыта, что, выпивши одну чарку, трудно удержаться от другой... а там уж пошла разливанная. Такова власть чувственных удовольствий над нашим слабым сердцем! Водоворот и бурление светских развлечений такого же свойства(6, с. 15).

101. Три основных пункта в жизни духовной

Держите же так: всегда принадлежать Господу. Это многого требует: в мыслях всегда носить Господа; в сердце – всегда иметь чувство к Господу; в воле – все делаемое делать для Господа. Три пунктика, но такие, которые все в себе совмещают, всю жизнь обнимают (6, с. 72).

102. Как устрояется рай на земле

Зимние труды ваши в питании бедных благотворно действовали на вашу душу – и вы чувствовали себя сущею в раю... Божием раю, благодатном, в сердце носимом. Таков ведь и будущий рай – не совне навевающий блаженство, а внутри его устрояющий, как неистощимо бьющий ключ радостей и утешений.

...Да ведь я, кажется, писал вам о коротеньких молитвах. Они составляют настоящую молитву и идут прямо из сердца к Богу, и Бог внемлет им и благословляет их. Бог тогда в душе бывает присущ. Сделайте так, чтобы промежутки между сими воздыханиями все меньше и меньше становились... тогда воздыхания сольются в одну непрерывную молитву... и Бог будет присущ вам особым образом, а где Бог – там рай. Присоедините к сему размышление о Божественных таинствах веры. Сколько тепла и света разольется тогда внутри (6, с. 100–101)!

103. Человек в духе

«Подтянулась», – говорите вы. Прекрасно – и никогда совсем не опускайте рук... В нас ведь Господь положил все добродетели. Они тотчас и просятся наружу, как только мы бываем в таком настроении, о коем есть поговорка: «Ныне он в духе»... это то же, что готов на все доброе. А потом поднимется что-то внутри, налетает нечто совне... И человек бывает неузнаваем. Но и это можно стряхнуть, как какую накидку... Когда живо и сильно ревнование о своем спасении, блюдите сию драгоценность, ибо она дороже всего мира (6, с. 104).

104. Наставление о течении духовной жизни

Главное – установиться в сердце пред лицем Бога и стоять так неоступно. Когда это есть, тогда все прочее придет само собою. В череде изменений духовных в сердце – самое лучшее есть тяготение внутрь... для сопребывания с Господом. Тогда все внешнее отходит: остается Бог в душе и душа в Боге... И се – настоящий монах и схимник (6, с. 121).

105. Опасность рассеяния

Воротились! Слава Богу, что было приятно... И еще милость – возвращение здоровья! Но худо, что рассеялись. Хоть вы сказали только, что не так сосредоточенны; но это очень много значит. Это значит, что вы вышли из своей колеи... Господа ради, поопаситесь и постарайтесь воротиться – и стать в чин свой. Выходить легко, но ворочаться трудно; а если надолго остаться наруже, то, пожалуй, в середку и не влезешь... уты, утолсте... Избави вас, Господи! А то и не впустят (6, с. 166–167).

106. О благоустройстве внутренней храмины

Хвалите новое жилье: чисто, опрятно. Теперь и в середке тоже все таким же образом наладьте. Внешнее да напоминает и указует на внутреннее. В каждом письме уже несколько времени вы повторяете: воротиться на старое, войти в свою колею. Что вы тут разумеете? Неужели там внутренняя храмина разорилась? Она построена не на песке. К тому же вы говорите, что молитва Иисусова в силе у вас... В какую же еще колею желаете вы вступить (6, с. 185)?!

107. Как с утра настроиться на добро

В первый момент по пробуждении от сна спешите сознать, что Бог с высоты призирает на сынов человеческих видети, аще есть разумеваяй и взыскаяй Его. Потом на себя обратитесь, таковая ли вы, что Господь с удовольствием подольше остановит на вас взор Свой? К сему далее прикрепите другую мысль: попали ль вы в колею Божеского Промышления и по ней катится ли колесница жизни вашей, ибо все в воле Божией и ею все правится, и то только и прочно, что ею водится. У нас много своих путей, кои кажутся, но не суть путями воли Божией (6, с. 201).

108. Наставление о сохранении чистой совести

Совесть да будет чиста всегда. Но совесть надо просветить словом Божиим, а то она часто беспокоит за то, за что не следует вступаться. Для того читать надо Евангелие и оттуда почерпать правила, какими потом должна руководствоваться совесть.

Вы – жена, вы – мать, вы – хозяйка. Обязанности по всем сим частям изображены в Писаниях апостольских. Просмотрите их – и возьмите на совесть исполнять. Ибо сомнительно, чтобы спасение могло устроиться помимо исполнения обязанностей, которые налагаются званием и состоянием. Ибо как то и другое от Бога, то то и другое может быть обращено или на угождение Ему, если верно исполняется, или на оскорбление Его, если не исполняется (8, с. 3–4).

109. О борьбе с миром

Что с миром нельзя помирить Евангелие – это знал Господь, давая заповеди; но нигде не сказал, чтобы можно было делать уступки миру. Уступка – измена Господу.

Надобно только различать явную заповедь от того, что не определено заповедию, а оставлено нам на свободу. В последнем случае меру уступки определяет благоразумие, которое иногда и требует сего.

Борьбы же прекращать не следует, а следует только изворачиваться в средствах. Одно не берет – другое придумать, паче же молиться Господу, чтобы и вразумлял, и силу давал (8, с. 7–8).

110. Об успехах в духовной жизни

Успевает ли кто в жизни и насколько успевает – этого заметить не дается, потому что иначе всякий сам съедал бы себя с глаз. Неведение это держит в страхе и постоянно подновляет ревность, уверяя, что ничего еще не сделано и что, следовательно, надо снова начинать. Снова начинать – такой закон духовной жизни... Каждый день надо считать первым днем жизни в страхе Божием – заднее все забывая, кроме грехов, о коих всегда надо каяться (8, с. 8).

111. Единое на потребу

Единое на потребу надо водрузить в уме и сердце: веру и жизнь по вере в уповании жизни вечной (8, с. 36)

112. Господь любит добровольно посвящающих себя духовной жизни

Если хочешь Господу себя посвятить, то незачем тебе водиться с миром, в котором нет духа Христова. Если же не хочешь – как хочешь.

Господь любит доброхотно к Нему идущих невест (8, с. 75).

113. Лучший способ предохранить себя от влечения к земному

«Дух наш восстановляется благодатию Божиею – в силе противостоять влечениям к земле со стороны души и тела. Он и восстановлен уже в христианах. Но невнимание к нему и к делу его делает то, что земное успевает увлекать нас и, как туманом, заслонять Небо. Лучший способ, как подкреплять дух наш в его борьбе с душою и телом при влечениях к земному, есть память об исходе и о последующем за ним Суде и предрешении участи нашей. Потрудитесь поставить себя в состояние умирающей, сей час и сей час имеющей предстать на Суд, и вместе с тем возбудить соответственные тому чувства – и смотрите: что будет? Полагаю, что все нити земные этим будут порваны – и в сердце останется одно вопияние: «О, Господи! Спаси же!» Научите сему и Черничку. Ничто так не оживляет страха Божия со всеми плодами его, как поставление себя в сие состояние и восчувствование того (8, с. 95–96).

114. О сретении Господа

Се начались Приготовительные к посту недели, и в самом начале – Сретение, которое очень знаменательно указывает, что желающие сретить Господа могут достигнуть сего не иначе, как постническими трудами – мытаревыми смиренномудрием, искренним раскаянием, по указанию блудного; памятию о Страшном Суде, плачем о падении во Адаме и о своих собственных – и воплями: помилуй мя, Боже, помилуй мя (8, с. 99–100)!

115. О чувстве Воскресения

Сила Воскресения Христова невыразимо велика! Нам не понятие только светлое надо возыметь о нем – но и в сочувствие с Ним войти, ибо не для себя, а для нас воскрес Господь, нас совоскресил. Это совоскресение верою увидеть и радость от того возыметь даруй, Господи (8, с. 100).

116. Божий экзамен

Вы всегда свое делайте, а что встречается совне, то не от вас. Бог посылает, и Бог посылает это на экзамен. Пославши, смотрит, как вы поступите. Если умно и справедливо поступите, Он ставит вам лучшие баллы; а если иначе как – и баллы ставятся другие. Потом сделан будет свод баллов... И что окажется в итоге, по тому и аттестат вам выдан будет. Аттестат пишется не на бумаге, а на челе. На том свете привратники тотчас увидят, куда вам следует... «Вам не сюда» – скорбно будет услышать (8, с. 158).

117. Общие наставления о сохранении внимания к Богу и благоуспешном прохождении духовной жизни

Извольте содержать в мысли, что Учитель всякому добру один есть Господь, Спаситель наш. В час размышления или при поклонах внезапно появляться будут мысли спасительные, или руководительные, или пояснительные – надо их замечать и записывать. Если будете предавать себя Господу вседушно, то Он Сам преподаст или чрез Ангела Хранителя всю науку христианскую (8, с. 197–198).

Безжалостность к себе, готовность на всякую услугу другим и предание себя всецело Господу с молитвенным в нем пребыванием – се производители жизни духовной (8, с. 198).

118. Дорогое правило для избежания неприязненных отношений с ближними

В случаях неприятных, породивших неприятные против других чувства, не следует ни говорить, ни действовать. Надо наперед успокоиться – и совершенно исторгнуть из сердца неприятность, чтоб и следа ее не было. Больше ничего не требуется. Тогда и речь, и дело пойдут ладно. Можно тогда и сурово, и строго говорить, даже бранчиво – и речь не произведет худого действия, ибо дух в ней будет не раздражительный, а мирный и любовный. Извольте теперь из того случая взять себе урок. Сядьте и осмотрите, что бы следовало вам подумать, чтоб изгладить неприятное чувство... и вперед по сему действуйте.

Вы о тех... думаете худо. Это источник неприятных к ним чувств. Научитесь думать о них хорошо и возбудите в себе почтительные к ним чувства. Непременно сделайте это: доведите себя до такого к ним чувства, какое имеете к какому-либо уважаемому лицу, – и сие чувство храните... и с ним ходите. Тогда никаких неприятностей не будет. Так ведь и должно вам быть расположенным. Какое вам дело до их поведения?! Начальство есть – и почитайте (8, с. 198–199).

* * *

38

...бойся Бога и заповеди Его соблюдай, потому что в этом все для человека (Еккл. 12, 13).

39

без Меня не можете делать ничего

40

...устрояйте из себя дом духовный, священство святое, чтобы приносить духовные жертвы, благоприятные Богу Иисусом Христом.

41

Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?

42

...и Мы придем к нему и обитель у него сотворим (Ин. 14, 23).

44

Кто во Христе нова тварь (4, с. 20).

45

...сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу, но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя.

46

...должны быть... пользующиеся миром сим, как не пользующиеся.

47

...славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку, и птицам, и четвероногим, и пресмыкающимся.

48

не прославили Его как Бога.

50

Итак облекитесь, как избранные Божии, святые и возлюбленные, в милосердие, благость, смиренномудрие, кротость, долготерпение, снисходя друг другу и прощая взаимно, если кто на кого имеет жалобу: как Христос простил вас, так и вы. Более же всего облекитесь в любовь, которая есть совокупность совершенства. И да владычествует в сердцах ваших мир Божий, к которому вы и призваны в одном теле, и будьте дружелюбны.

51

Это подробно раскрыто в брошюре еп. Феофана «Семь слов в Недели, приготовительные к посту». М., 1902 (9, с. 139).

52

Письмо XXVI (в конце) (9, с. 140).

53

Уклонение может быть на десную сторону и на шуюю (направо и налево). Первое есть ревность не по разуму, второе – леность (9, с. 144).

54

...ибо Тот, Кто в вас, больше того, кто в мире.

55

Пункты Достопамятных сказаний (9, с. 232).

56

Величается ли секира пред тем, кто рубит ею?

57

...и если бы нашлись в ней сии три мужа: Ной, Даниил и Иов, – то они праведностью своею спасли бы только свои души.

58

...жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге.

59

сокровенный сердца человек.

60

Царствие Божие внутрь вас есть.

61

...мир и радость во Святом Духе.

62

Мы придем к нему и обитель у него сотворим.

63

...и хотение и действие.

64

Лучше: уединенным в себе, собранным в сердце (10, с. 90, сноска 1).

65

Утвердившиеся во внутренней жизни сильны на то, но прописываемое по временам удаление от мира, или уединение, и им необходимо (10, с. 99, сноска 2).

66

У нас обычно говение ведется неделю или шесть дней- и достаточно. Временное удаление от мира требует прекращения житейских дел и сношений. У нас всего удобнее, особенно если говение предпринимается не в пост, наряду с другими, – удалиться в какую-либо благоустроенную обитель. Там легче забыть все и заняться только делом спасения: ибо для возгревания духа необходимы и церковная служба, и душеполезное чтение, и назидательная беседа. Строгое одиночество, даже временное, тому, кто еще не умеет править своим внутренним, неполезно (10, с. 100, сноска 1).

67

Если говеть в посты, не будет никакой странности и не окажется никакого опущения приличий. К сожалению, обычай говеть в посты становится все более и более чуждым нашему обществу, особенно образованному. Это достойно сожаления, ибо обличает нерадение о спасении, а то и еще более – неверие (10, с. 100, сноска 2).

68

Рассматривать себя без пособия трудно, особенно на первый раз; надо иметь под руками книжку в руководство. Всего проще: возьми чин исповедания и просматривай себя по нему. Кроме сего, читай Евангелие и Послания Апостольские там, где изображаются характеристические черты христианской жизни. Но поскольку мы стоим на переходе к внутренней жизни, то всего пригоднее взять в руки отеческие писания об этом. Лучше всех в этом отношении Лествица св. Иоанна Лествичника (10, с. 100–101, сноска 3).

69

Стороны рассмотрения суть: 1) дела или факты; 2) лежащие под ними чувства и расположения, из коих каждое может быть выражаемо множеством фактов, иногда разновидных; и 3) главное – общий дух всей жизни: кому служим, себе, миру или Богу. Когда обращаются только еще от греха к добродетели, тогда разбираются и в глаза более мечутся дела или факты; когда хотят перейти от внешней исправности к внутренней, тогда разбирают и отыскивают более чувства и расположения; а после сего стараются определить более общий дух жизни, дух самоотверженного, исключительного богоугождения. Но осматривать эти стороны должно всегда и всем (10, с. 101, сноска 1).

70

Надобно усердно молить о сем Господа, прося у Него просвещения, чтоб увидеть себя. Как помогает в этом отношении откровенная беседа со своим духовным отцом прежде самой Исповеди! Ее можно рекомендовать всякому, коль скоро есть возможность устроить ее (10, с. 101–102, сноска 2).

71

Поменьше распалять воображение. Ведь это поведет только к минутным движениям, как парламентские речи, хоть, конечно, сравнение и образы могут помочь в усмирении самолюбия и разогнании его обольщений. Главное, надобно позаботиться образовать глубокое и прочное чувство и убеждение в своем непотребстве и безответности пред Богом. Тут не будет времени определить есть ли кто грешнее. Надобно поставить председателями этого суда страх Божий с сознанием неумолимого правосудия Божия. Он разбудит и оживит совесть и с нею пройдет до разделения души же и духа, членов же и мозгов, то есть по всем исходищам и путям наших дел, и осудит самые сокровенные помышления сердца (10, с. 102, сноска 1).

72

Не та фраза: не притязания, а самое дело. О всяком должно сказать, что он получил благодать возрождения в святом Крещении, печать дара Духа Святого в Миропомазании, получал не раз благодать разрешения от грехов в Таинстве Покаяния и благодать теснейшего общения с Господом в Таинстве Причащения. То-то и обличительно, что не только естественные, но и все эти благодатные дары попираются грехом и грехолюбивыми расположениями (10, с. 102, сноска 2).

73

Когда Бог дает сокрушение, тогда никто не придет на ум сторонний, кроме себя. Но чтобы сокрушение пришло, надобно тереть сердце. Трется оно молитвою. Надо много молиться: и в церкви, и дома; наибольшую часть говения надо посвящать молитве. Как многопомощно в этом отношении бдение или хоть умаление сна! (Достаточно вставать к утрени.) Оно даст умиление – преддверие сокрушения (10, с. 103, сноска 1).

74

Это второе дело говения. Одно слово «раскаяние» не выражает его вполне. Надо разуметь при сем и Исповедь. Вернее было бы так и озаглавить. Первое дело – сознание себя кругом виновным и безответным пред Богом – производится помянутым уже судом над собою. Теперь к тому надобно приложить соответственные чувства раскаяния и силою чувств дойти до решимости вперед быть исправным во всем, в чем оказался теперь неисправным. Полное дело слагается из всех сих трех моментов. Самоиспытание и самоосуждение не полно без чувств сокрушения; а сии последние бесплодны без последующего решения являть себя вперед исправным (10, с. 103, сноска 2).

75

Истинное сокрушение Бог подает, и молить Его надобно о сем всеусердно, не переставая, однако ж, и своими усилиями вызывать сокрушительные чувства. Устыди себя пред людьми, Ангелами и святыми... подосадуй на себя за оплошность, поскорби за себя ради потерь, причиненных грехом, поболей, что оскорбил Бога, не перестававшего изливать на тебя Свои милости и тогда, как ты работал греху, устраши себя горькою участию, ожидающею тебя в будущем, и поплачь обо всем этом, если подаст Бог слезы. Сокрушение слагается из всех этих чувств, из коих каждое в настоящей силе то же для сердца, что удар молота для камня. Сокрушился? – Благо тебе. Но надобно же подумать и о том, чтоб поправить свое горькое состояние. Это производится решимостию не ходить более теми путями, которые довели до него. Все тут в двух словах: согрешил, не буду. Этот акт имеет иной смысл в первую Исповедь, когда отстают от греха и обращаются на путь добродетели; иной – в тот период, когда ищут внутренней жизни; и иной, когда она утверждается уже. Во втором много помогает этому делу повседневная Исповедь и откровение помыслов духовному отцу; в третьем, кроме сего, поминутное очищение себя сердечным покаянием, или непрерывное сокрушение и плач сердечный. Но во всех видах раскаяния надобно доходить до причин уклонения от правоты и придумывать, как чего избежать впредь, чтоб, когда будет произноситься: согрешил, не буду, ясно было, что и как будет делаться потом (10, с. 104, сноска 1).

76

Слова «без форменной Исповеди» нехороши. Лучше бы так: без Таинства Исповеди, или без словесного исповедания грехов своих пред священником в Таинстве Покаяния. Без этого одно внутреннее раскаяние не только не полно, но и бесплодно; оно – пустоцвет. Благодать потеряна чрез грех; кающийся ищет возвращения ее. Когда священник произносит разрешение от всех грехов, то снова отверзается в нас дверь для входа благодати, которая тут же и исходит, и во многих случаях очень ощутительно. У многих тут же зарождается и настоящая внутренняя жизнь, и внутрь-пребывание пред лицем Господа, зачавшись в этот момент, уже потом не прекращается (10, с. 106, сноска 1).

77

Надобно приразумевать: пока мы не впадаем в смертные грехи и не болим беспечностью и нерадением о богоугождении и спасении. Ибо в этом случае Господь отходит и стоит уже вне и толцет, чтоб опять войти (10, с. 106, сноска 2).

78

Этого мало. Господь Сам говорит об этом сильнее: Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем. (Ин. 6, 53, 56). (Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни... Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем.)

79

Слова «без специального сочетания» нехороши. Лучше так: без этого сочетания чрез богоучрежденное Таинство Тела и Крови. Равно не точно и «символическое общение»: тут не символ общения. Лучше бы и здесь сказать: общение чрез Таинство Тела и Крови Господних. Отказываться от Причащения, ссылаясь на присущее уже общение с Господом, могут только теоретики, а не практики. Кто самым делом достиг непрерывного общения с Господом и ощущает Его, тот сильнее еще, чем прежде, стремится к Таинству Причащения – и причащается, как только есть возможность. И это не потому только, что Причащение полезно или сладостно, а потому, что оно есть условие, без которого нет духовной жизни, ибо Господь Сам сказал: иначе живота не имате в себе (10, с. 107–108, сноска 2).

80

Сперанский пишет к лютеранину о лютеранской церкви. В какой мере благодать Божия присуща этой церкви – не наше дело судить. Может быть, здесь приложимо слово Господа: по вере вашей буди вам. Насколько веруют, настолько и получают. Но что говорится об удобствах причащаться в этой церкви, то надобно бы выразить так: «И ваша церковь представляет удобства. В нашей Православной Церкви есть все удобства, но и ваша не лишена их вовсе». У нас церковь Божия всегда открыта и каждый день верующие приглашаются – со страхом Божиим и верою приступать к чаше Господней. Что не приступают или редко приступают не Церковь виновата, а сами нерадеющие о сем священнейшем деле. В обычное время, может быть, иной и не соберется как следует; но мы имеем четыре поста, назначенные на это. В эти времена очень удобно приготовиться к Святому Причастию, и причащаться можно в Рождественский пост дважды, а в Великий – и трижды, в Успенский – хоть один раз» (10, с. 108, сноска 1).

81

Сухость во время говения или, как обычнее бывает, вялость и безжизненность зависят от того, что не все исполняют, чего требует говение. Одни много умом работают, другие ограничиваются одним внешним чином говения. Надобно все исполнять: не удаляться только от мира, но и поститься, в церковь ходить и дома молиться, читать, размышлять, беседовать с кем-либо единомысленным. Переходя от одного к другому, говельщик будет постоянно оживляться и избежит сухости (10, с. 109, сноска 1).

82

Так начинает свое приложение Сперанский. По-нашему, сказать бы так: устройте себе почаще говение, со всеми его принадлежностями, прекращением житейских дел или, в крайности, и без того, пощением, делами благотворения, хождением в церковь, домашними молитвами, благочестивыми размышлениями, чтением и беседами, особенно же умною молитвою. Но и промежуточное между говениями время надобно так проводить, чтоб недалеко отходить от порядков, соблюдаемых при говении. При таком только постоянстве самопринуждения и можно ожидать Божия посещения, поначалу, часто повторяемому св. Макарием: «Увидит Бог, что ты усердно желаешь и нудишь себя на то – и даст» (10, с. 110, сноска 1).

83

Ищущий усердно обретает, по слову Господа, но определенного срока тому назначить нельзя. Может статься, что десять говений исполнены будут как должно и годы пройдут в усиленных трудах над собою, а то, что ищется, все еще будет искомым. Но бывает, что оно подается скоро, даже иногда в тот момент, когда берется грешник с распутий греха. Как изволит Господь, так и бывает, хоть несомненно и то, что это устрояет Он по соображению с нами (10, с. 110, сноска 2).

84

Явится и придет не чувственно и видимо, а невидимо и духовно, но тем не менее действительно. Признаком того служит зарождение уже не прекращаемого горения сердца; причем ум, стоя в сердце, срастворяется с памятию о Господе, утверждается внутрь-пребывание и, вследствие того, замечается все, там происходящее, и угодное Богу принимается, а все греховное отвергается, и дела все ведутся по точному сознанию на них воли Божией; подается сила править всем течением своей жизни, и внутренней, и внешней, подается господство над собою. Человек обыкновенно есть более деемый, нежели действующий. Свободу действий получает он с ощутимым в сердце пришествием Господа. Тогда исполняется обетование: если Сын освободит вас, то истинно свободны будете (Ин. 8, 36). Вот что приносит Господь, а не что-либо необыкновенное!

85

Фраза, по обычному понятию о ней, не совсем идущая к делу. Лучше так: существенно, то есть существом своим. Бог не есть идея, а существо живое, лично действующее, хотя все же невидимо и духовно (10, с. 111, сноска 2).

86

Планеты обращены к солнцу и им правятся в движении. И весь духовный мир, Ангелы и святые на Небе и люди, духовно живущие на земле, обращены к Господу Спасителю и Им хороводятся. Он центр, вокруг Которого все вращается, возглавитель всяческих, яже на Небеси и на земли (см. Еф. 1; 10) (10, с. 111–112, сноска 3).

87

Дивно, а так оно есть. Для людей духовных значение всего вещественного исчезает. Как ни огромен этот мир, но и он сознается ничтожным. У них сущим исповедуется только Бог – Сый, великий и дивный: всего прочего словно нет. У людей плотской жизни наоборот: мир духовный будто не существует, даже бытие Бога нередко стоит у них вопросом (10, с. 112, сноска 1).

88

Этим полагается только начало новой степени или нового периода христианской жизни. Отселе пойдет преобразование души и тела по духу жизни о Христе Иисусе, или их одухотворение. Возобладав над собою, человек начнет влагать в себя все истинное, святое и чистое и изгонять все ложное, греховное и плотское. И доселе он трудился над тем же, но поминутно был окрадаем; от того, что успевал созидать он, – то тотчас почти было разоряемо. Теперь не то. Человек стал твердою ногою и, не поддаваясь противностям, ведет целесообразно свое созидание (10, с. 112, сноска 2).

89

Состояние чистоты есть верх совершенства, и, достигнутое, оно пребывает постоянным. То же, о чем здесь речь идет, постоянным быть не может. Оно находит, временно возникая на почве чистоты. Это суть по временам подаваемые пленения в созерцание, о коих мы уже упоминали. Св. Исаак Сирианин не раз касается этого высшего состояния, которое, по словам его, дается достигшим чистоты. Он не говорит, что оно неощутимо, но что ум в нем не властен над собою. Доселе он властен был мыслям своим говорить: «приди и отойди», а тут не властен: стоит и созерцает. Хорошо некоторые из святых отцов определяли его пленением ума. Слово «трансцендентальный», может быть, и хорошо; но поскольку оно придумано для означения совсем не таких предметов, то может сбивать с толку, потому, мне кажется, лучше бы ему не быть здесь (10, с. 113, сноска 1).

90

Утвердиться можно только в состоянии ощутимого Богообщения и далее – в состоянии чистоты; но не в том, о коем упомянул он пред сим, ибо это не может быть постоянным, а подается по временам. Св. Макарий говорит, что если б оно стало постоянным, то нельзя было бы жить на земле с людьми. Что касается до руководства и совещания с опытнейшими, то оно никогда не прекращалось, даже у достигших совершенства, ибо много у врага подсад и обольщений видимостию добра. Надо молить Господа, чтоб Он дал нам руководителя, знающего дело, и не лишал нас его до конца жизни (10, с. 114, сноска 1).

91

Мир и радость о Дусе Святе обещаны тем, в сердце коих ощутительно действует благодать. Но это состояние тихое, хотя глубоко проникающее. Трепетные же обрадования, особенно сопровождаемые приятными движениями и в теле, небезопасны. За ними надобно смотреть строго и строго. Они могут быть и натуральные, могут быть – от врага. Опасны они потому, что выводят из укрепления, т.е. из сердца. О льстивых обещаниях каких-то дивных откровений мы уже говорили и теперь повторяем: никаких особых откровений не бывает здесь, а те же истины, открытые уже и известные, входят в сердце, вкушаются им и являются в новом свете, прежде неведомом (10, с. 114, сноска 2).

92

Сперанский представляет побуждения противостоять неудобствам, какие встречает благочестие в порядках светской жизни. Что говорится здесь, то приложимо во все времена и ко всем ищущим Господа. Конечно, всегда бы лучше покруче взяться за труды искания, без всякого саможаления и без стеснения мнениями окружающих. Сделай это, вбей себя внутрь, положи основу, а потом веди уж это дело среди обычного порядка жизни, сколько это возможно. Но не у всех достает на это духа. Однако ж надобно решиться на жертвы; ибо то несомненно, что без изменения внешних порядков светской жизни делу благочестия спеяться нельзя; и притом, в какой мере делается уступка сим порядкам, в такой замедляется успех в искании Господа. Смотри всяк, чем благоразумнее пожертвовать (10, с. 115, сноска 1).

93

Уступки порядкам светской жизни с ущербом делу искания Господа, точно, не прощаются, особенно когда они происходят от поблажки себе, а не от разумных каких-либо причин. В духе погрешность, в духе же и наказание. Но надобно и различать случаи, чтоб не быть слишком строгим. Обязательно искать Господа всеусильно; обязательно исполнять все условия, без коих невозможно достижение искомого; но образ исполнения всего не может быть для всех одинаков, по разности обстоятельств каждого: тут все надобно предоставить благоразумию самого ищущего, только бы не крылось под этим титлом льстивое самоугодие и человекоугодие (10, с. 115–116, сноска 2).

94

Чрез два месяца – обещать нельзя, как не раз было говорено. Ищи с надеждою несомненною, но без определений (10, с. 116, сноска 1).

95

Когда есть ревность, она сама все изобретет, как что уладить, а когда нет ее, так и говорить нечего. Но и при ревности надо иметь довольно крепкое сердце, чтоб решиться противостоять среде, в коей вращаешься. Воодушевление на это придается чувством крайней опасности от уступок. Им следует запастись и приподнимать его, потому что как знать, когда придется выступать на борьбу (10, с. 116, сноска 2).

96

Главное – молитва не по молитвенникам, а своеличная, лучше всего умно совершаемая молитва Иисусова с поклонами. Когда остановится движение молитвы, для подогревания ее возьмись за чтение. Надобно иметь книги, приспособленные к начатым упражнениям. Таковы те, кои говорят о внутренней жизни, о трезвении и молитве. «Подражение» – не первая из них. Лучше – Лествичник и св. Исаак Сирианин, Варсонофий и Иоанн, в Добротолюбии статьи Исихия, Филофея, Феолипта, Диадоха, Григория Синаита, Симеона Нового Богослова. Не много читать; больше внимать и вкушать истины. Многочтение развлекает и охлаждает. Переводы совсем нейдут: это работа осуечающая. Что касается до исследования своей жизни, то оно, при обращении от порока к добродетели, составляет почти главное дело. Немало может оно занять и при обращении от внешней исправности к внутренней жизни. Но в последний период искания Господа своя жизнь будет довольно уже известна. Сиди и взывай: «Господи, имиже веси путями, устрой о мне благую вещь сию!» (10, с. 117, сноска 1).

97

Для чтения что может быть лучше книг, содержащих Божественное Откровение? Но выраженные здесь понятия о смыслах Писания не наши, а взяты у мистиков. Мистики всюду видят таинства и самые простые евангельские сказания превращают в аллегории высоких идей, какие они сами сплетают. Буква для них ничто, и буквальный смысл не есть для них истинный смысл оттого, что прост; а им хитрить хочется. На самом же деле, буквальный смысл есть истинный смысл, от Духа Святого исходящий, и отступать от него при изучении Откровения позволяется только в крайней нужде. Если отступить от этого закона, то можно извратить все Божественное Писание по своему смышлению – и не останется у нас никакого критерия истины. Что дает озарение свыше? Оно дает не новое что-либо узреть помимо буквального смысла, а тот же самый смысл, печатлея его в сердце. Пока один ум трудится над уразумением Писания, до тех пор получаемые истины держатся в голове для умовых интересов, большею частию бесплодно для жизни. Озарение же свыше, печатлея эти истины в сердце и давая вкусить их, делает их направителями жизни, а опыты жизни еще полнее дают уразуметь силу их. При этом, так как всякая истина имеет свой круг понятий, то озарение вводит ум чрез сердце в созерцание всего этого круга. Это может казаться откровением чего-то нового, а оно вовсе не ново; оно то же самое, только видится полнее и яснее (10, с. 118–119, сноска 1).

98

...и хотение и действие.

99

Вот это настоящая фраза! Но это не предлагает изменения или разнообразия смыслов (10, с. 242).

100

...первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий.


Источник: Симфония по творениям святителя Феофана, Затворника Вышенского. Изд. 2-е. - М., "ДАРЪ", 2008. - 640 с. I8ВN 978-5-485-00165-0

Комментарии для сайта Cackle