П.А. Смирнов

Источник

Глава IX. Истолковательные сочинения

Общая характеристика их

Одним из важнейших дел жизненного подвига Преосв. Феофана являются его замечательные труды по изъяснению Слова Божия. В них святитель настойчиво стремился к тому, чтобы дать обстоятельное толкование всех библейских книг, в особенности Нового Завета; но постоянно отвлекаемый многими другими серьезными занятиями и заботами не мог привести в исполнение своего желания и успел написать следующие сочинения: толкование на все послания ап. Павла, кроме послания к евреям137, на псалмы 118 и 33 и евангельскую историю о Боге Слове. Свои труды экзегет главным образом сосредоточил на посланиях св. ап. Павла потому, чтобы прежде всего удовлетворить неотложную нужду Церкви. Другие новозаветные писания имели, хотя краткие, по его замечанию, толкования покойного Преосв. Михаила. Изъяснения же творений великого апостола языков совсем не было в нашей духовной литературе. При обозрении истолковательных сочинений прежде всего необходимо установить вопрос о том, к чему автор главным образом стремился в них, какая была важнейшая задача и цель его. Сам экзегет дает довольно ясный и определенный ответ на этот вопрос: «Богатство псалма сего, говорится во введении в изъяснению 118 псалма, и расположило нас посвятить размышлению о нем достойное время и предложить то вниманию богобоязненных и ревнующих о спасении своем христиан, в той уверенности, что это хоть какую-нибудь принесет им нравственную пользу». Та же мысль еще определеннее выражена при толковании 33 псалма: «Предлагаемые заметки вызваны желанием не столько дать ученое толкование псалма, сколько представить опыт, как обращать в созидание духовное столь употребительные в церкви Давидские песни, извлекая из них уроки для упорядочения своих мыслей и доброго настроения своего сердца и всей жизни». Следовательно, важнейшая цель изъяснения Слова Божия, по учению Преосв. Феофана, должна быть нравоучительная и назидательная. При толковании священного текста его главным образом занимают нравственные вопросы; он прежде всего стремится извлечь заключающиеся в нем практические истины, которые бы послужили делу упорядочения и созидания нашей духовной жизни. Подобное направление истолковательных трудов святителя определяется с одной стороны взглядом на значение Св. Писания для христианской жизни, а с другой стороны с необходимой логической последовательностью вытекает из общего направления его литературной деятельности и даже всего его личного жизненного подвига. Преосв. Феофан смотрит на Слово Божие не только как на источник теоретических религиозных знаний, но и главным образам как на живое и действенное руководство в нравственной жизни. В нем не только божественное, откровенное учение, но и действительная благодатная сила, «яже к животу и благочестию». «Внимающий Слову Божию собирает светлые понятия о всем, что в нем и что около и что выше его; выясняет свои обязательные отношения во всех случаях жизни, и святые правила, как драгоценные бисеры, нанизывает на нить совести, которая потом точно и определенно указывает, как когда поступить в угодность Господу; укрощает страсти, на которые чтение Слова Божия действует всегда успокоительно. Какая бы ни волновала тебя страсть, начни читать Слово Божие, и страсть будет становиться все тише и тише, а наконец и совсем угомонится. Богатящийся ведением Слова Божия имеет над собой столп облачный, руководивший Израильтян в пустыне»138.

Нравственной важностью Св. Писания определяется характер чтения и усвоения его. От читающего требуется полное сосредоточение душевных сил, участие не столько холодного ума, сколько глубоко чувствующего сердца, при непременном условии воспользоваться и применить прочитанное в жизни. «Чтоб питаться словом Божиим и питать им в себе духовную жизнь, надобно усвоять его вседушно. Для сего, приступая к чтению, поставь себя в присутствие Божие и испроси у Господа просвещение разума; затем молитвенно открыв сердце свое к принятию истины, пойми размышлением и уясни содержание прочитанного. К понятому потом возбуди сочувствие, или проведи его до сердца и полюби его; излюбленным восхоти воспользоваться в жизни, или определи, в каких случаях твоей жизни могут найти применение понятые и возлюбленные тобой истины и прилагай их к делу. Это и будет усвоение писаний вседушное». «Мало слышать и понять. Это интерес знания – безжизненный, холодный и надмевающий. Услышал, внял и понял; восприими понятное сердцем или лучше всем существом, введи то в себя и проникнись тем. Как это сделать? Так же, например, как на солнце согреваем тело. Держим тело открыто к солнцу. Лучи солнца, ударяя в него, проникают его и нагревают. Истины Божии суть лучи Божественного умного солнца. Держи под ними сердце. Они сами силой своей проникнут его и согреют. Вняв истине, не отрывай от нее внимания скоро, и она сама сделает свое дело. Употреблю другое сравнение. – Сердцем восприять истину есть то же, что вкусить ее. Как доходим мы до вкуса пищи?! Измельчив и умягчив ее в устах. Так в устах ума резцом размышления благоговейного умягчай в себе истину Божию и дойдешь до вкушения ее сердцем. А когда вкусишь истину, не отстанешь от нее, но с апостолом воззовешь: кто ны разлучит»139?

Глубокое убеждение в жизненной силе откровенного учения дало возможность Преосв. Феофану обосновать на нем свои важнейшие нравоучительные взгляды. Так как главным делом жизни каждого христианина и собственной литературной деятельности он считал решение вопроса о спасении, то и воспользовался Словом Божиим, как самой надежной опорой и высшим авторитетом при решении этого вопроса, а потому и толкования его представляют живую проповедь о путях к нравственному совершенству. Автор при выяснении библейского текста по преимуществу имеет в виду, чтобы живое и действенное Слово Божие проникало до сердца читателя и возбуждало в нем искру священной ревности служить Богу. Высокий прообраз подобных церковно-учительных творений мы находим только у древних св. отцов, особенно во вдохновенных толкованиях св. Златоуста, каковые великие экзегеты были постоянными и неизменными руководителями святителя. По проникновенной глубине понимания священного текста, по полноте и широте его изъяснения, а равно и по простоте и общедоступности внешнего изложения истолковательные труды Преосв. Феофана занимают особое, исключительное место в нашей духовной литературе. Они стяжали автору славу лучшего, несравненного знатока и комментатора Св. Писания и дали высшую ученую степень – доктора богословия, которой его удостоил совет профессоров столичной академии, сделав при этом следующую авторитетную характеристику толкований:

«Толкования читаются с глубоким назиданием. Подобно своим неизменным руководителям св. отцам и учителям Церкви и по большей части их же словами, автор постоянно преподает читателю то одни, то другие нравственные уроки, вводит его в созерцание и оценку, на основании сказаний Слова Божия, различных положений и состояний сокровенной внутренней духовной жизни человека – христианина. Толкование 118 псалма ведется сплошь в таком именно нравоучительном духе, как это вполне отвечает и самому содержанию этого высокопоучительного псалма; таким же характером запечатлены и все толкования его на послания апостола Павла»140. И этот необычайный успех становится понятным, когда мы знаем, что изъяснение Слова Божия было излюбленным делом жизни святителя, которому он отдавал все свои силы, которым по временам решительно увлекался до забвения всего остального. Глубоко погрузившись в работу над посланиями ап. Павла к Коринфянам, он в декабре 1874 г. пишет из своего затвора: «Зато от всего отказался. Ничего не читаю. Только газеты посмотрю мельком. План-то мой велик. Весь Новый Завет протолковать. А потом псалтирь, а далее – притчи и ... умирать»141.

В особенности экзегет лелеял мысль дать изъяснение Евангелия, достойное важности великого предмета. Свою заветную думу он излил в следующих восторженных выражениях, определив вместе с тем идеально-возвышенный характер своих экзегетических творений. «На Евангелия не толкование надобно писать, а размышления, чтобы каждое слово и каждое движение Господа было торжественным свидетельством Его Божества. Когда Бог даст начнем сию хвалебную песнь Господу, то ей конца не будет. О, когда бы хоть начало положить сему делу?!»142...

Толкования догматического содержания. Учение о Священном Предании, как источнике Божественного Откровения и о значении его в жизни Церкви

По своему внешнему построению толкования представляются в следующем виде. Приступая к изъяснению известного места священного текста, экзегет прежде всего останавливается на толковании буквального смысла его – слов и выражений, причем нередко вдается в филологические подробности; затем обстоятельно раскрывает заключающиеся в тексте догматические и нравственные истины, определяет значение этих истин в ряду других, причем всегда стремится передать не только внешний смысл откровенного учения, но и дает понять и почувствовать читателю сокрытую для него божественную духовную силу и жизнь. Изъяснение большей частью ведется словами св. отцов, лучших экзегетов – св. Иоанна Златоуста, Василия Великого, Феодорита и др., причем святитель настолько глубоко проникается духом их, что трудно отличить, где кончается речь свято-отеческая и где начинается его собственная. По характеру своего внешнего изложения толкования не есть обычные отвлеченные рассуждения, но они по преимуществу представляют собой живую назидательную беседу умудренного в духовной жизни автора с читателем, беседу, полную живых образов и сравнений, где писатель для уяснения высоких библейских истин нередко обращается к внешней природе и душе человека, ссылается на подвиги древних отцов и учителей Церкви, а иногда на собственные опыты духовной жизни. Так как при изъяснении известных христианских истин, встречающихся в тексте, Преосв. Феофан всегда поставляет их в связь с другими, то сумма его экзегетических трудов дает богатый и разнообразный материал для целой системы христианского вероучения и нравоучения. В них мы находим подробное и авторитетное изложение многих важнейших догматических и нравственных вопросов, нередко на психологической почве, причем нравственные предметы значительно преобладают. Из нравоучительных истин обстоятельно раскрыты вопросы – о назначении человека, о первоначальном райском состоянии и в связи с ним о грехе и пороке, всесторонне разъяснено учение о домостроительстве спасения человека, определен основной строй и нормы христианской жизни, указаны как общие добродетели так и частные порядки – семейные, общественные, церковные и пр. словом, не осталось ни одного важного предмета христианского нравоучения, которого бы не коснулись толкования. Из вопросов догматического характера более подробно разъясняются – о св. предании и св. писании, о воплощении Спасителя и о втором пришествии Его, воскресении мертвых и последнем суде, о таинствах, о дарах св. Духа и пр. Догматические истины чаще всего рассматриваются не только сами по себе, но и со стороны их нравственного применения, а нередко, где необходимо, толкование ведется вместе с апологией против понимания их инославными вероисповеданиями.

Предметы христианской психологии также занимают видное место в толкованиях. В них сообщается учение о главных духовных силах и способностях человека, – что такое дух, душа, совесть, сердце и пр. и определяется, какое значение каждой из них принадлежит в нашей внутренней жизни. С этой стороны экзегетические труды представляют собой сокращенное изложение истин, более обстоятельно раскрытых в нравственном богословии святителя.

Чтобы иметь представление о характере толкований Преосв. Феофана, возьмем на выдержку несколько образцов их в указанных направлениях – догматическом, нравственном и психологическом. Объясняет толковник второе послание ап. Павла к Солунянам и по порядку останавливает внимание на известном тексте: «Темже убо, братие, стойте и держите предания, имже научистеся словом или посланием нашим» (2Фес. 2:15). Последний дает ему повод изложить свое учение об одном из важнейших предметов христианского богословия – о св. предании, как источнике божественного откровения. Вопрос раскрывается с замечательной глубиной и всесторонностью. Экзегет дает истинное понятие о предании, устанавливает его самостоятельность и независимость по отношению к св. Писанию, указывает способы сохранения, определяет важность для Церкви и пр. По учению святителя, под преданием нужно разуметь не одно устно сообщенное учение, но и все порядки, заведенные по наставлению и руководству апостолов в жизни первенствующей Церкви в переданные потомству самим делом и строем жизни. Устное предание несомненно существовало и жило среди верующих с самых первых времен христианства наряду и параллельно со священным Писанием. Об этом прежде всего ясно свидетельствует само Слово Божие, утверждая устами последнего писателя жизни Спасителя евангелиста Иоанна, что многое и другое сотворил Господь, яже не писана в книгах сих (Евангелии). О том же говорит самый характер распространения веры Христовой и основания первых церквей апостолами. Последние не только проповедывали евангельское учение, но и заводили жизненные порядки – устраивали молитвенные собрания верующих, назначали пастырей, как духовных руководителей общества, сами совершали и учили других совершать таинства, давали наставления о том, какими добродетелями должен каждый украшаться в жизни – семейной, общественной и пр. Столь сложные и разнообразные явления новой жизни совершенно невозможно было на первых же порах заключить в какие-либо точные письменные формы и книжные рамки. По необходимости многое приходилось устанавливать без письмен, словом и примером. Так, апостол Павел ясно заповедует епископу Тимофею, чтобы он «слышанное от него при многих свидетелях передал другим верующим, которые были бы способны других научить». (2Тим. 2:2). Наконец, по замечанию одного из древних отцов и учителей церкви (Кирилла Иерусалимского), о некоторых предметах веры апостолы намеренно не упоминали в своих посланиях, не желая обнаруживать их пред неверующими из опасения оскорбления и посмеяния, например, об образе совершения таинств. Но могло ли сохраниться предание неизменным и есть ли ясные достоверные свидетельства того? Целость и неповрежденность его не подлежит никакому сомнению. Каждый из апостолов имел ближайших учеников и сотрудников, непосредственных свидетелей их жизни и деятельности – апостол Иоанн святого Поликарпа Смирнского, апостол Павел Дионисия Ареопагита и пр. Это были так называемые мужи апостольские. Приняв предание от апостолов, они в свою очередь передали его своим ученикам, последние другим преемникам и т. д. Так св. Поликарп, умерший в половине второго века, имел учеником св. Иринея Лионского , дожившего до начала третьего столетия. Ученики последнего могли передать предание верующим конца третьего и начала четвертого века, когда все христианское вероучение и нравоучение было записано в книги и приняло ту именно форму, в которой оно существует и теперь. Другое течение преемства предания шло путем самой жизни, в заведенных порядках и строе христианского общежития, передаваясь от предков к потомкам, как самое дорогое духовное наследие. Как сохранился на святой Руси, остроумно замечает Преосв. Феофан, обычай плести лапти? Конечно, только путем заимствования и передачи из рода в род. Тем более нужно сказать это о церковных порядках, которыми, конечно, верующие дорожили гораздо более, чем обычными житейскими занятиями и ремеслами. Так могли сохраниться предания и без письмен. Но их очень рано стали записывать и уж во втором веке существовало довольно значительное собрание писанных преданий под названием «Правила апостольские». Так неизменно шло и неповрежденно сохранялось предание наряду со св. Писанием и наряду же с последним создало все жизненные порядки первых христиан, а вместе с ними и последующую жизнь Церкви. Настоящее содержание нашего православного вероучения и нравоучения было установлено и заведено в своих основах и существенных чертах св. апостолами и все последующее развитие христианства совершалось на основании апостольского учения, письменно изложенная и устно переданная, как раскрытие частностей из общего начала, в качестве различного рода применений и приложений апостольского учения ко времени и месту церковной жизни. Так уже при апостолах все христианское общество разделялось на мирян – пасомых и пастырей – епископов и пресвитеров с их помощниками в лице диаконов. Из последнего учреждения потом образовалась вся сложная церковная иерархия. Также еще при апостолах между верующими явились люди, не довольствовавшиеся обычными добродетелями и искавшие совершенства и подвигов. Ап. Павел в послании к Коринфянам дает краткое руководство для них, а отсюда впоследствии явились все многообразные виды и чины христианского аскетизма. Далее видим, что во времена апостольские у христиан не все дни были равны, но некоторые назначались исключительно на молитву; не подряд было мясоястие, а были дни, в которые определялось соблюдать строгое воздержание; отсюда возникли все наши многочисленные праздники и посты и пр. Не говорим уже о семи богоучрежденных таинствах, учение о которых находится во многих апостольских писаниях и преданиях и употребление коих в христианском обществе первых веков было полное и повсюдное. Последующая история Церкви привнесла к ним только некоторые обрядовые частности и подробности. Исконное убеждение православной Церкви в несомненном существовании св. предания от времен апостольских, в его непререкаемой важности для церковной жизни, а также и полной исторической достоверности освятил своим авторитетом величайший отец и христианский учитель св. Златоуст, бывший в числе последних свидетелей и хранителей живого устного предания пред окончательным заключением его в письмена. «Апостолы, – говорит он, – не все предали верующим чрез послание; но многое сообщили без письмен. Между тем то и другое равно достоверно. Посему мы должны признавать достоверным и церковное предание. Есть предание, больше не ищи ничего».

«Предание... пишет Преосв. Феофан, в нашей обычной речи значит сказание, или обычай, или поверие, переходящее от предков к потомкам с незапамятных времен. Потому граничит с неопределенной молвой, подлежащей обсуждению и критике. В Слове Божием, в устах апостола Павла, оно означает преподание Божественного учения, равносильно Божественному Откровению новозаветному, и обнимает собой все, что внесено в человечество вследствие заповеди Господа: шедше научите (Мф. 28:19). »Слово или послание, суть способы преподания божественной христианской веры. И писание есть такое же предание, как и слово. Но в церковном употреблении потом преданием стало называться исключительно учение, устно апостолами преподанное и хранимое Церковью. Так потребовалось течением церковной жизни. Когда апостольские писания стали общеизвестны и вошли в один состав; тогда ту часть божественного откровения, которая в них заключалась, все почерпали из сих писаний. Между тем многое веровалось и было совершаемо в обществах христианских, чего нет в этих писаниях. На вопрос: откуда же это? отвечалось: так устно научили и лично учредили и завели св. апостолы, или так предано апостолами, или просто: предание есть. И стали, таким образом, это неписанное апостольское учение или божественное откровение называть преданием, а какое заключалось в писаниях апостольских, писанием. Уважали же и то и другое одинаково; одинаково дорожили и тем и другим».

«Многое из преподанного апостолами устно и заведенного ими лично, вошло потом в писание преемников их, пастырей Церкви, а многое оставалось ими незаписанным, а хранилось в сердцах, или в практике, в порядках жизни христианской. Иное намеренно не предавалось письмени, как, например, образ совершения таинств, по замечанию Кирилла Иерусалимского, ради сокрытия того от неверующих, кои не достойны ни слышать, ни читать о том, пока не уверуют. Отсюда само собой видно, как неосновательно инославные отвергают учения и чины церковные, не означенные в писании. Не имеет цены и тот их извет, будто опасаются принять что не апостольское, потому отвергают и все, не содержащееся в писании. Золотопромышленники собирают не то только, что явно есть золото, но часто землю и песок и притом в большом количестве, из опасения не пропустить бы какого зернышка золота, хотя его и не видно. Так следовало поступать и им. Многое, конечно, и после апостолов введено; но на основании апостольского предания и в том же духе. В этой же общей массе сокрыто и непосредственно апостольское. Дорого ли апостольское? Всякому дорого. Вот и следует содержать все, содержимое Церковью, из серьезного опасения, как бы опасаясь принять не апостольское, не попрать и апостольского. Попрание апостольского есть уже дело пагубное; тогда как принятие в уважение не апостольского (непосредственно), но согласного во всем с апостольским и проникнутого духом его, никакого вреда причинить не может. Опасение законное одно, как бы не принять чего противного апостольскому. Но за этим блюдет сама Церковь, имея постоянным законом отвергать всякое предание, которое, являясь под именем апостольского, было бы противно апостольскому учению».

«Апостолы, насаждая христианство на земле, не теорию преподавали, а жизнь заводили. Пришедши в какое-либо место, преподавали людям христианское учение, здравые о всем понятия, давали заповеди, какими добродетелями следует украшать свое сердце, заводили порядки жизни, как держать себя вовне, или определяли христианское поведение, пред лицем верующих и неверов, установляли, как следует Богу молиться в общем собрании и частно дома, как совершать таинства, как поддерживать принятое учение, и назначив лица, которые за всем этим наблюдали бы, а иное и исполняли, и освятив их, отходили в другое место. Христианская жизнь во всем своем объеме тотчас и начиналась. Так и в другом, и в третьем месте и во всех; так один апостол, так и другой, так и все. И во всех концах земли, куда только достигли красные ноги благовестников, водворялись христианские порядки жизни нравственно-религиозные, семейные, церковные, общественные, все в одном духе, и по одному чертежу, не на земле составленному, а начертанному на небеси, подобно чертежу скинии. Отсюда – какой Церковь вышла из рук апостольских и явилась во всем мире, такой она есть по воле и определению Самого Бога, и такой она должна быть, чтобы содевать спасение гибнущего человечества. Вот и видим повсюду, с первых времен, в церкви Божией мирян и освященные лица, диаконов, священников, епископов, на которых лежало проповедывать слово, освящать таинствами, благодать подающими, и руководить в жизни; видим установленные семь таинств и чины молитв и богослужений: вечерню, утреню и обедню; видим, что у христиан не все дни были равны, но иные отлагались исключительно на молитву и удовлетворение религиозных потребностей, и что не подряд было мясоястие, а были дни, и многие, в которые определено соблюдать строгое воздержание, и притом не одновременно, а на все времена; видим, что среди христиан во всех частных церквах были особые ревнители, которые все оставя и от всего отрекшись, посвящали себя исключительно на молитву и богомыслие, со строгим воздержанием и измождением плоти, в той неложной уверенности, что этим путем скорее искоренят в себе страсти, взойдут к чистоте и сподобятся ощутительного богообщения, всем христианам обетованного, силой и действием всеосвящающей благодати, которой и руководимы были в сем претрудном пути. Таковым в общем является строй христианской жизни с первых времен. Что привносилось после, то привносилось в этот же чин, не как новое учреждение, а как расширение, или лучшее приспособление к месту и времени заведенного апостолами. Быть постам обще всем христианам в одно определенное время есть апостольский закон. От апостолов, несомненно, учреждены посты в среду и пятницу, и пост в воспоминание страданий Господа. На этом основании потом в Церкви учреждены и все другие посты, и все чины постнические. Быть строгим подвижником (аскетом) апостолами положено, и общий закон им прописан даже в Писании (в посл. к Кор.); а потом из этого разрослись все чины иноческие. Собираться воедино на молитву и едиными усты хвалить Бога и молитву Ему возносить, есть апостольское учреждение. При них же введены и, может быть, ими же даны и некоторые песни церковные. Но потом из этого начала развилась вся разнообразная песненность церковная. Так и во всем. Весь строй христианской жизни, в общем, от апостолов. И после к сему общему строю ничего не прибавлено, а только развились частности обширнее и разнообразнее. Но тут же сокрыты и апостольские частности. И все это и по времени приложенное, и апостолами преданное, хранится святой нашей православной Церковью. Все нам и дорого в Церкви. И все, опасливые и благоговейные христиане строго соблюдают молитвенные и освятительные порядки, характеризующие нашу церковную жизнь, видя в этом необходимую поддержку нравственно-религиозной, внутренней христианской жизни.

О дальнейшем распространении и преемстве апостольского предания в истории и жизни христианской Церкви святитель в другом месте пишет: «Апостолы вполне организовали Церковь во всех частях церковной, спасительной жизни. И все это введено ими в жизнь христиан, и как жизнь и дело передавалось из рода в род. Пастыри и учители после апостолов суть только блюстители апостольских преданий и учреждений. У каждого апостола было по нескольку ближайших учеников, с ними неразлучно бывших и усвоивших во всех частях апостольскую премудрость. Эти ближайшие ученики были их преемниками в управлении церквей и в блюдении всего апостолами преданного. В церквах Палестинских, в Антиохии, в Тарсе, в Ефесе, Смирне, в Колоссах, в Филиппах, в Солуни, в Коринфе, в Афинах, в Александрии, в Риме и во всех прочих местах, где были апостолы, после них остались пастырями их ближайшие ученики».

"Это мужи апостольские. Никому в голову не придет подумать, чтобы кто-нибудь из сих учеников позволил себе отступить от апостольских постановлений. Они и на деле оказывались верны им».

«Мужи апостольские, по примеру и заповеди апостольской, правя Церковью, в то же время воспитывали при себе таких мужей, которые бы после них могли занять место их, и продолжать блюсти апостольские учения и порядки».

«Эти вторичные преемники, в свою очередь, воспитывали третичных и так далее».

«Все апостольское, таким образом, переходило из рода в род жизнью и делом. Апостолы все, что предали, ввели в жизнь – умственную, нравственную, семейную... и во все виды жизни. Жизнь от жизни загоралась... и жизнь апостолами заведенная блюлась...»

«Вот вам образчик... св. Поликарп Смирнский был ученик св. Иоанна Богослова, св. Ириней ученик Поликарпа. Св. Поликарп мученически скончался около 60-х годов второго столетия. Св. Ириней прожил до начала третьего столетия. Это не единственный, конечно, пример. И можем положить, что вторичные преемники перенесли сохранно апостольское предание до 3 века... А третичные до половины и конца его».

«Сим путем апостольское предание сохранилось бы, если бы никто не писал из сих преемников. Но писатели скоро явились и когда писали, преимущественно писали, как предано было. Оттого, читая писание св. отцов второго века, видим апостольские слова и обороты речи, апостольские на все воззрения, а цитат почти нет».

«Отчего? Оттого, что все они были блюстители предания... И умствовали, и писали, как предали апостолы каждой Церкви».

«Апостольские писания собраны в книгу в конце первого века, при св. Иоанне Богослове. А списки их распространились к концу второго века. Оба эти века христиане питались преимущественно переданиями».

«Вы понимаете предание – как передавание из уст в уста... А оно было предание из жизни в жизнь, из дела в дело».

«Скажу простой пример – как столько веков хранится одинаковый образ плетения лаптей, печение хлебов... Дети делом перенимают у отцов и матерей и передают своим детям».

«Бывают школы, в которых влиятельный наставник передает свои учения особенно впечатлительно... И потом это учение заседает в школе и тянется века... Тем паче это уместно в христианстве».

«Потом все порядки христианские, и веровательные, и жизненные, и освятительные... вошли в писания отеческие... и закрепились».

«Мы чтим отеческие писания ради того, что в них блюдется апостольское предание, которое узнается в общем согласии всех их».

«Таким образом, третий век чрез третичных преемников мог передать апостольское предание четвертому веку... В четвертом веке мы видим вполне все, что мы теперь имеем в писаниях отцов, хотя все оно по частям есть и в 3 и во 2 веках. Извольте теперь общее иметь наведение: Греческая Церковь верно соблюла апостольское предание и передала его нам. Это апостольское наследие – у нас»143.

Образцы нравоучительных толкований

В качестве образцов толкований нравоучительного характера считаем необходимым привести следующие места: объясняя стих 118 псалма «От всякого пути лукава возбраних ногам моим, яко да сохраню словеса Твоя», экзегет начертывает целую программу нравственного исправления слабого духом человека, падкого на разного рода соблазны и приманки. «Пророк указывает, как исправилась неправость воли. Стал я возбранять ногам моим от всякого пути лукавого, и от судеб Божиих не уклоняться, и воля моя исправилась, навыкла хранить словеса Божии, и установилась в том».

«Совесть наша и всегда внушает нам бегать зла, но не достает воли следовать ей. Приманки самоугодия пересиливают ее, и человек идет на злое. А сделав злое однажды, не удержится и в другой, а потом скоро образуется и привычка к известному роду самоугодия наперекор совести. Так образуется одна привычка, потом другая, третья, десятки, сотни. Когда опомнится человек и задумает шествовать право, угождать Богу, тогда он находит себя со всех сторон связанным и опутанным. Как же быть»?

«Блюди твердую решимость хранить словеса Божии, всячески подогревай и поддерживай ее, содержа в сердце своем страх Божий, память смерти и суда Божия и затем возбраняй ногам своим от всякого пути лукавого. Нельзя тебе вдруг возлюбить доброе, чтобы по этой любви держаться его. Начинай с неделания худого, и хоть привычная воля будет порываться на худое, держи ее в пределах должного силой решимости твоей. Зло началось в сердце, а окрепло в привычных делах. К уничтожению его иди обратным путем: прекрати дела, и чрез них дойдешь до пресечения зла в сердце».

«Не ходи туда, где привык ты удовлетворять дурной привычке; пресеки сношение с товарищами греха и измени все порядки жизни, питавшие грех. Это значит возбранить ногам. Когда случай ко греху перед глазами, как удержаться от него тому, кто привык к нему? А когда случаи отдалены, то хоть и придут мысли на грех, помутят-помутят в голове, да и отойдут. И прогнать их тогда удобнее, чем тогда, когда не мысли только, но и глаза, и уши, и осязание, и обоняние будут обдавать тебя паром греховным. Св. Отцы того, кто стоит пред соблазном, уподобляют стоящему на краю пропасти: как только вздумается врагу, он даже легким толчком может низринуть его туда. А того, кто удаляется от соблазнов, уподобляют они находящемуся далеко от пропасти: когда враг повлечет его в пропасть, он имеет еще время отбиться от него, или воззвать о помощи и избавиться от беды».

«Уклонение от путей лукавых отставляет зло и восстановляет добро в душе. Но это внешний труд; к нему надо присоединить внутренний – возбранение мысленным ногам от мысленных же путей лукавых. Мысленный путь лукавый таков: начинается злая мысль, привлекает сочувствие, возбуждает желание и склоняет на дело. Когда кончится этот мысленный путь ко греху, тогда следует путь внешний к совершению греха делом. Прекратил ты эти внешние хождения ко греху, – доброе дело. Но не думай на этом остановиться, а старайся пресечь и внутренние пути к нему; ибо, несмотря на внешние уклонения от путей лукавых, мысленные странствования не тотчас прекращаются, а часто заходят туда и блуждают там. Итак, возбрани мысленным ногам от путей лукавых, чтоб они не повели туда и телесных ног. Прогоняй мысли худые, уничтожай сочувствия, а более всего берегись склоняться на зло. Пока этого нет, – ты все еще безопасен; но когда это появится, – ты уже в опасности. Хотя и при этом можно еще миновать ее; но лучше не подвергаться тому, ибо предлежит борьба. Пропасть еще далеко; но враг уже уцепился и тащит туда. Главное в этом деле – уклонение от злых помышлений: они, как комары, жужжат; гони и не ослабевай. Если поспешишь заменить злые мысли добрыми, то дело твое во сто раз успособится и облегчится»144.

В подобном же широком и глубоко-назидательном тоне ведется изъяснение содержания большей части 118 псалма. Так при толковании краткого стиха его «Благ еси Ты, Господи, благостию Твоею научи мя оправданиям Твоим» подробно раскрываются те многообразные пути, которыми Провидение устрояет судьбу и нравственно воспитывает человека и при этом мимоходом решается с точки зрения откровенного учения один из труднейших вопросов христианской нравственности – провиденциальный вопрос о причинах неравенства состояния людей на земле. Преосв. Феофан учит, что Господь, как чадолюбивый Отец, направляет жизнь людей к благим целям самыми разнообразными путями и средствами, избирая их соответственно природе и духовным силам каждого. Для одного полезно счастье и награды, а для другого более вразумительны лишения и наказания. Как опытный врач назначает то горькие, то сладкие лекарства, смотря по характеру болезни и свойствам натуры больного, то же самое необходимо в деле уврачевания духовных немощей. Что касается часто смущающего нас вопроса о неравенстве распределения земных состояний, то один ограниченный разум человеческий никогда не может решить его удовлетворительно, ибо настоящая жизнь есть только краткая подготовка к вечному загробному существованию, где будет разгадка всех наших сомнений и недоумений. В откровенном же Слове Божием дается прямое, ясное указание и руководство к разрешению этого вопроса. По библейскому учению все наши материальные и нравственные состояния – богатство и бедность, слава и бесчестие и пр. в руках Промысла Божия суть разнообразные духовно-воспитательные средства, назначаемые каждому в том виде и в такой мере, в какой они более всего полезны ему. Так Авраам был всегда доволен и счастлив. Иову суждено было неоднократно пережить самые резкие перемены – то огромное богатство и полное семейное счастье, то совершенная нищета в соединении с лишением семьи и даже опасностью для собственной жизни, наконец, снова – полное изобилие во всем. Саул бедственно кончает личную жизнь и вместе с тем полагает конец своей династии. И всё это совершается не потому, что Господь имеет власть и хочет того, а потому, что все это необходимо для достижения последних целей, предназначенных для каждой человеческой жизни. «Для одного скорби вразумительны, а другого они могут ожесточить. Такого скорее образумит, неожиданное счастье, чем какие-либо потери. Вот такого-то человека и берет здесь пророк, и как бы опасаясь, чтобы скоро не последовал удар свыше, молится: не наказывай, но яко Благий, благостью Твоею научи меня»!

«И в медицине не все лекарства горьки, и не все пластыри рвут или жгут: есть лекарства сладкие, есть пластыри приятно-действующие. Хороший врач, когда видит, что, без ущерба лечению, может пользовать без боли, всегда избирает последнее и сам по себе, а тем более, когда о том его просят. Не тем ли более поступит так сердобольный Отец наш Небесный, Который лучше всех видит, что кому благопотребно? «Посмотри на врача, – говорит св. Амвросий, – то горькие употребляет он лекарства, резание и прижигания, то приятные и не производящие ничего болезненного. Но когда больной, по своему темпераменту, не может сносить болезненного лечения, то долг врача избегать горьких медикаментов, или так составлять их, чтобы горькое было скрываемо в приятном. Так действует и Господь на нас, врачуя наши немощи».

«Нас часто смущает вопрос: отчего неравна участь людей? Никто еще не умудрился объяснить этого до осязательной очевидности в частностях. Но общий закон промышления Божия в этом отношении ясно открыт в Слове Божием, и притом самый утешительный. Богатство и бедность, слава и безвестность, преобладающее господство и смиренное послушание, и все прочее, чем испещрен быт человеческий на земле, есть в руках Божиих право-образовательные средства. Что кому лучше идет в этом отношении, то ему и подается. Лучше светлый быт, – подается светлый; низкий – подается низкий; лучше средний, – и средний дается. И никак нельзя вступить в спор: вот – дескать тому как хорошо, а он между тем вовсе не так-то исправен. А почему ты знаешь, – может быть, если умалить его благосостояние, он станет еще хуже? Равно нельзя говорить: вот если б тому-то посчастливилось, сколько бы было от него добра! А как ты знаешь, что, если улучшится его состояние, он сам станет лучше? Всякому дана такая участь, чтобы в ней он делал добра лишь столько, сколько может. При другой участи он не может столько делать; а изменить ее на худшее или на лучшее, значит ввергнуть его в зло существенное. Цель бытия нашего на земле – нравственное совершенство, для должного приготовления себя к вечности. Все сюда направлено Господом. Полная разгадка разнообразия участей наших будет там. Там все увидят, как все хорошо было устроено; а здесь мы живем пока во тьме. Разумнее всех тот, кто, всецело предав участь свою и всех людей в руки Господу, держит себя спокойным в отношении ее неравностей».

«Есть сказание, как один жил трудами рук своих, и все, что вырабатывал, раздавал бедным, удерживая на свою долю лишь столько, сколько нужно на прожитие; на утро ничего не сберегалось. Кто-то из богоугодных людей, видя, как он благотворит, подумал: что, если б ему достаток, сколько бы наделал он добра! – и стал молиться, чтобы Бог послал ему довольство. Послал Бог; но тот, сделавшись богатым, не только не стал помогать бедным, но и гнал их от себя с ожесточением. Увидев это, он опять помолился, чтобы Господь лучше возвратил его в прежнее труженическое житье. Господь и возвратил, и тот опять начал жить по-прежнему, делясь тем, что добывал, с бедными. В этом же роде были бы и все другие поправки участей людских, какие мы придумываем иногда с нашим благоразумием и правосудием».

«То же и относительно изменений в участях: иному лучше постоянно ровное состояние, иному то повышение его, то понижение, а иному однократное изменение из лучшего в худшее, или из худшего в лучшее. Иов то в высшей степени счастлив, то крайне несчастлив, то опять счастлив, Авраам всю жизнь живет в полном довольстве; Иосиф из раба делается правителем целого царства; Саул бедственно кончает жизнь, и для всего рода своего полагает конец царскому величию».

«Так действует, Господь не потому, что имеет власть и силу изменять участи людей, а потому, что так действовать лучше всего для них самих, для их последних целей. А так как и счастьем ведет Господь к добру, то очень уместна и молитва: благостию Твоею, Господи, научи мя оправданием Твоим"145.

Иногда отдельные слова или выражения Св. Писания поражают и останавливают внимание экзегета и дают ему повод указать и развить целую область нравственных понятий. Так, изъясняя известное евангельское изречение »едино на потребу«, он пишет: «Как только придется услышать нам слово о едином на потребу, тотчас приходят на ум потребности, необходимые для поддержания тела, и рождается вопрос: да как же это? Но когда говорится, что надо избрать единое на потребу, то это не значит, что внушается ничего другого не делать, а только соразмерять труды с достоинством дел: главному делу посвящать главную заботу и преимущественный труд, а делам побочным, придаточным – заботу второстепенную и даже десятистепенную и таковой же труд. Положи на первом месте богоугождение и спасение чрез исполнение заповедей, а на втором, третьем и четвертом – все прочее, относящееся к поддержанию жизни; и к первому прилежи всем сердцем своим, а к последним относись внешне, касаясь их как бы только концами пальцев, и будешь верным исполнителем того, что сказал Господь о едином на потребу и об избрании части благой. То будет у тебя главное дело, а это все – приделки или поделия, как выражались древние великие подвижники. Нельзя не трудиться и не делать в житейском и гражданском быту, но надо вести эти дела в подчинении главному, в его духе, а не противно ему».

«Припоминаю при этом беседу одного старца с учеником, который, на объяснение старца о различии дела и приделков, жаловался, что ныне (в то время, то есть, когда это говорилось) порядок извратился, и приделки стали главным делом, а главное дело – приделком, и просил объяснить ему это примером. «Вот видишь ли, – сказал старец, – сидишь ты за рукоделием, а тут ударили в било к церковной молитве; следует тотчас бросить работу и спешить в церковь, положив несколько поклонов в келлии своей. Ты так и сделаешь, если у тебя на сердце главным делом имеется дело Божие. Но если ты скажешь: «докончу, немного осталось, и просидишь сколько-нибудь за работой, отняв это время у службы Божией, то покажешь, что для тебя работа и приобретение работой дороже дела Божия, и строй твой душевный перевернулся головой вниз, а ногами кверху. Так разумей и о прочем». «Прилагая это сказание к себе и обобщая его, мы получим вот что: коль скоро у кого только и заботы, что о временных потребностях, дело же спасения и богоугождения всегда из-за них отодвигается на задний план и относящееся к нему исполняется лишь настолько, насколько допускают те заботы, и при том кое-как, наскоро, и то наполовину, то у него главное стоит не там, где ему следует быть, и приделье занимает не свое место. Там, где число таких лиц размножается до того, что не похожих на них уже не видно, все общество находится не в настоящем строе; с духовной точки зрения, это будет общество, ходящих вверх ногами. А так как это не в порядке вещей, то, естественно, что за этой непорядочностью развивается в нем и всякая другая непорядочность: отсюда смятение, разложение и пагуба»146.

Образец толкования по предметам христианской психологии

Не менее глубоки и назидательны толкования священного текста по вопросам христианской психологии. Вот образчик их. Читается 15 ст. 2 главы послания к Римлянам «Иже являют (язычники) дело законное написано в сердцах своих, спослушествующей им совести, и между собою помыслом осуждающим или отвещающим» (Рим. 2:15) – и экзегет после разъяснения внешнего смысла речи входит в подробное рассмотрение взаимного отношения духовных способностей человека – совести, сердца и сознания, как производителей и совершителей нравственных дел. И тут не знаешь, чему больше удивляться, вдохновенному ли проникновению в священный текст Слова Божия, или широте психологического наблюдения и анализа явлений духовной жизни. По учению Преосв. Феофана, в глубине человеческого духа лежит совесть, как высший руководитель и законодатель нравственной жизни. Требование ее как бы перстом Божиим начертаны в нас и прежде всего отражаются в сердце, по самой своей природе всегда сочувствующем всему доброму. Но чтобы законные веления совести превратить в акт жизни, необходимо призвать на помощь сознание для определения степени их обязательности. Сознанные обязательными требования переходят из высшей области духа в низшую сферу души, с ее установившимися потребностями и нажитыми привычками. Тут идеальные стремления совести почти всегда встречают серьезные препятствия, так как они обычно нарушают любезный для нас покой греховной жизни и требуют жертв. Тогда начинается сильная борьба, сосредоточенная главным образом в области мысли, помыслом между собою осуждающим и отвещающим, когда мы стараемся с одной стороны защитить и оправдать законные требования, а с другой осудить и отвергнуть их. Хотя совесть при содействии сочувствующего сердца продолжает настаивать на исполнении своих предписаний, но никогда нельзя в каждом случае наперед определить, чем кончится наша внутренняя борьба. Все зависит от свободной воли человека и установившегося строя его нравственной жизни. В значительном большинстве, конечно, он изнемогает в борьбе и падает. Но бывают и обратные моменты, при этом иногда совершенно неожиданно и без всякой предварительной подготовки, когда идеальные стремления торжествуют и человек круто изменяет, по крайней мере на время, обычное течение жизни. «Мог иной сказать: что язычники творят иногда законное, это бывает случайно; между множеством беззаконных дел выпадает иногда как-нибудь и законное. Апостол предотвращает эту мысль, изображая, как естественно совершается производство нравственных деяний. Язычники являют дело законное, написанное в сердцах своих. Ибо всегда первое внушение на добро исходит из сердца. Встретился страждущий, – из сердца исходит сострадание, располагающее облегчить его участь. Видит кто обижающего, – из сердца исходить неудовольствие на него с понуждением защитить обижаемого. Получил кто благодеяние, сердце исполняется благодарностью к благодетелю. Пришло помышление о Боге, в сердце чувствуется благоговейное Ему поклонение и преданность, хотя бы не имел кто правых понятий о Божестве. Так всякое дело законное является написанным в сердце и у язычника. Но в сердце откуда оно? Сердце – производитель законного внушения, или только проводник? Само оно есть законное дело, или оно только являет, указывает дело законное, принимая внушение отъинуды и служа им только истолкователем? Глубже сердца в духе лежит совесть, страхом Божиим оживляемая. Она перстом своим пишет в сердце при всяком случае дело законное, – то, как следует поступить, иногда – помоги, иногда – защити, иногда – не тронь, – это чужое и подобное. Дело законное и является написанным в сердце, и свидетельствуется чувством, указывающим образ действования».

«Но все ли здесь? Нет. Надо дойти до исполнения делом того, что внушено чрез сердце. И это идет так. Чувство сердца отражается в сознании; луч сознания опять ниспадает на совесть и вызывает обязательство – сделать так или иначе. Сердце только сочувствует законному делу, как внушила ему совесть; совесть же, когда с делом обратилось к нему сознание, возлагает теперь на него нравственную необходимость действования так, а не иначе. Это и значит: спослушествующей им совести. Спослушествующей – свидетельствующей. Кому? Чувствам сердца. Совесть говорит сознанию или лицу человека: да, да; так должно поступить, как внушает сердце».

«Этим внутреннее законоположение на всякий раз и кончается. Дело законное указано и сознано обязательным. Но такое решение постановлено лишь во внутреннейшей, высшей палате, где ничто законное не встречает препятствий. Чтобы перейти этому решению в дело, ему надобно пройти чрез низшую палату – душу с ее потребностями, привычками и принятыми в правило внешними отношениями. Сюда и поступает всякое законное дело, – и как только поступает, всегда встречает бурю противопомышлений... Совесть между тем защищает свое дело. Происходит борьба внутри – между собою помыслом осуждающим или отвещающим. Отвещающим – защищающим, исполняющим адвокатскую должность. Слышится с одной стороны осуждение, а с другой – защита и оправдание. Какая сторона одолеет, по той и исполнение следует, – дело законное, внутри законоположенное, на деле или отвергается или исполняется. Кто решитель? Свободное лицо человека действующего. И никто не может решить, почему это лицо склоняется на ту или другую сторону, и решений его никаким образом нельзя подвести под какие-либо законы, чтобы по ним можно было и предугадывать его решения. Ибо у него бывает сейчас одно, а через час другое решение, при совершенно равных обстоятельствах».

«Вот все производство нравственного деяния. Из него видно, что нравственный закон написан в сердце человека и подкрепляется совестью. Но из этого не следует, чтобы он всегда необходимо был исполняем: ибо встречает помыслы, в борьбе с которыми не всегда выходит победителем. Виновник исполнения или неисполнения – свободный человек, который за дела свои и даст отчет в день, когда будет Господь судить тайная человеков: ибо решение человека на дела совершаются втайне, а они-то собственно и подлежат суду и осуждению»147.

* * *

137

По смерти Преосв. Феофана была найдена рукопись только с началом изъяснения посл. к евреям.

138

Преосв. Феофан. «Мысли на каждый день года по церковным чтениям из Слова Божия». Стр. 414–416.

139

«О православии». Слова еп. Феофана. Стр. 193.

140

Преосвященный Феофан. Издание Русского Пантелеимонова монастыря на Афоне. Стр. 165.

141

«Собрание писем», вып. 7, стр. 50.

142

Там же. Стр. 53.

143

«Второе послание к Солунянам». Стр. 485–489 и «Собрание писем», книга 6, стр. 95.

144

Псалом 118. Стр. 373–375.

145

Там же. Стр. 285–288.

146

Там же. Стр. 211–212.

147

«Послание к Римлянам». Стр. 146.


Источник: Жизнь и учение преосвященного Феофана, Вышенского затворника : В память десятилетия со дня блаж. кончины святителя / П.А. Смирнов. - Шацк : тип. Н.П. Купленского и Е.И. Рогачева, 1905. - VI, 349 с.

Комментарии для сайта Cackle