Духовное наставничество в Византии: Феолипт Филадельфийский и Ирина-Евлогия Хумнена

Дочь видного византийского сановника конца ХIII-XIV вв. Никифора Хумна Ирина никогда не думала, что пойдет по стопам своей старшей сестры и станет монахиней, ибо отец приготовил ей другую участь. В 12 лет она стала женой сына византийского императора Андроника II Палеолога шестнадцатилетнего деспота Иоанна. Но брак, «заключенный на небесах»¹, длился только четыре года до внезапной смерти молодого супруга в 1307 году. Снова выйти замуж юная вдова не могла, так как лишилась бы титула βασίλισσα, который приносил большую честь дому Хумна, и до конца жизни она должна была бы, не изменив своего статуса, играть при дворе роль безутешной вдовы (именно этого, как считают исследователи Ж. Верпо и Д. Николь, хотел ее отец)². Ирина, несмотря на протесты родителей, решила стать монахиней. Ответственным за такое решение дочери Никифор Хумн по праву считал митрополита Филадельфийского Феолипта – видного церковного деятеля того времени, прославившегося еще в годы правления Михаила Палеолога тем, что не принял Лионскую унию с католической церковью 1274 года, за это был подвергнут гонениям³, а после прихода к власти Андроника II Палеолога, напротив, был возвеличен и назначен на высокую должность – около 1283 г он был рукоположен в сан митрополита Филадельфии⁴.

Каким образом свела судьба Ирину Хумнену и Феолипта, нам неизвестно. В своем очерке об Ирине Д. Николь называет его «другом семьи» Хумна⁵, но мы не можем утверждать это с полной уверенностью, так как, вспомнив события, связанные с Лионской унией, увидим, что Никифор Хумн занимал по отношению к ней прямо противоположную Феолипту позицию – был ее сторонником⁶. Более вероятным представляется то, что Ирина познакомилась с Феолиптом Филадельфийским, находясь при императорском дворе. Как бы то ни было, именно митрополит настоял на том, чтобы она приняла монашеский постриг, и сам налагал на нее тонзуру. Βασίλισσα стала монахиней, а вскоре и настоятельницей монастыря ΦιλάνθρωποςΣωτηρ под именем Евлогии. Д. Николь считает, что она взяла это имя в честь тетки своего мужа – сестры Михаила VIII Ирины-Евлогии Палеологини, которая трудилась и страдала во имя православной веры⁷. Ирина-Евлогия Хумнена доказала, что она не случайно избрала это имя: до конца своей жизни (около 1355 г.)⁸ пребывая и монастыре, она следовала наставлениям благочестия, привитым ее духовным отцом и учителем митрополитом Филадельфийским.

Общение Ирины Хумнены и Феолипта не только заполняет лакуну в изучении института духовного руководства в Византии, но и являет собой один из немногочисленных примеров, когда в качестве наставника выступает мужчина, а в качестве ученицы – женщина. Эта уникальность пробуждает больший интерес к исследованию дошедших до нас материалов, связанных с этими личностями.

Дела епархии, сопряженные с нашествием турок, требовали от митрополита пребывания в Филадельфии. К тому же суровый патриарх Афанасий И (1303–1310) настаивал на постоянном местожительстве архиереев в своих диоцезах⁹. Поэтому сразу после обретения духовной дочери Феолипт вынужден был уехать. В дальнейшем их общение проходило главным образом посредством писем.

Несмотря на то что митрополит Филадельфии вел переписку с довольно широким кругом лиц (туда входили Никифор Григора, Михаил Габр, позднее Никифор Хумн), послания которых к нему сохранились, из принадлежащих руке митрополита мы имеем только 5 писем, адресованных Евлогии. Первое было написано, по всей вероятности, еще в Константинополе¹⁰. А. Хироу относит его к поздней весне 1307 г.¹¹ Далее следует десятилетний период молчания (возможно, что письма просто не дошли до нас). С сентября 1317 по август 1318¹² или по февраль 1319¹³ Феолипт Филадельфийский был в Константинополе по служебным делам и читал проповеди в монастыре ΦιλάνθρωποςΣωτήρ. Евлогия в это время наслаждалась не только письменными руководствами, но и беседами с ним. Другая такая возможность ей представилась только в апреле 1321 г., когда Феолипт приезжал в Константинополь, с тем чтобы выступить посредником в споре за императорский престол между двумя Андрониками, но уже к ноябрю 1321 г. он возвратился к себе и накануне Рождества 1321 г. написал (и чуть позже отправил) своей наставнице второе послание¹⁴. Далее следует наиболее интенсивный период их переписки: третья эпистола Феолилта датируется концом зимы – началом весны 1322 г.¹⁵, четвертая – апрелем 1322 г.¹⁶ и последняя из дошедших до нас написана незадолго до смерти наставника не позднее ноября 1322 г.¹⁷

Кроме эпистолярного наследия, с именем Ирины-Евлогии Хумнены, связано и творческое наследие Феолипта Филадельфийского – так называемые монашеские рассуждения [Monastic Discoursc (далее МD. – Л.А.)], которые он адресовал как лично ей, так и послушникам монастыря ΦιλάνθρωποςΣωτήρ. Синкевичем изданы 23 таких рассуждения¹⁸, которые он делит на три группы: трактаты и духовные наставления (1–3, 6, 10, 12–17, 23), наставления в монашеском делании (7–9), гомилии (4–5, 11, 18–22) Нас особо интересуют те, которые адресованы лично Евлогии: это наставления 1, 3 и 23 (Ирине и некой Агафонике)¹⁹. Первое наставление Евлогии написано Феолиптом в ответ на ее просьбу вскоре после отправления первого письма (поздняя весна – лето 1307 г). Второе наставление ей (МD III) также датируется 1307 годом, а наставление ей и Агафонике – началом 1322 г. (Р. Синкевич считает, что оно было отправлено сразу после третьего письма наставника своей ученице)²⁰.

Таким образом, если расположить письма Феолипта к Евлогии в порядке их поступления, то получается следующая цепочка: письмо 1 – поздняя весна 1307 г., наставление 1 (MD I) – весна – лето 1307 г., наставление 2 (МD III) – вторая половина 1307 г., письмо 2 – канун Рождества 1321 г., письмо 3 – поздняя зима – ранняя весна 1322 г., одновременно с ним или чуть раньше – наставление 3 (МD 23), письмо 4 – апрель 1322 г., последнее письмо 5 – незадолго до смерти Феолипта в ноябре 1322. На основании этой датировки можно выделить два периода в эпистолярном общении Евлогии с наставником: ранний и поздний.

На раннем этапе переписки Феолипт выступает в качестве наставника на путь истинной монашеской жизни, разъясняет, в чем смысл этого пути, дает советы, как вести себя, чтобы не свернуть с него, т. е. является настоящим учителем и руководителем вновь обращенной монахини.

В начальных строках своего первого послания Феолипт сочувствует принцессе в связи со смертью ее земного супруга, сетует о ее мыслях о вечном одиночестве и о том, что она отныне «ходит по земле скорбящих» (ер. 1.11). Но он пишет, что она лишилась только плотских удовольствий, и в утешение призывает её заключить духовный брак с Христом (ер. 1. 13–14), стать христовой невестой, что и сделала Ирина, вняв его совету и приняв постриг Вероятно, она была еще тесно связана как с дворцом, так и с домом родителей. Д. Николь, опираясь на сообщение Григоры, говорит, что к Ирине в монастырь часто приходил отец или знатные друзья и сообщали ей о последних событиях в городе²¹. Наставник требует как можно меньше общаться с родителями, родственниками, отказаться от частых визитов домой, распустить свою свиту и слуг, избегать льстецов, ибо на смертном одре рядом никого не будет и она одна ответит за своё поведение (ер 1, 20–21). Вместо этого он предлагает Евлогии пребывать в келье, постоянно взывая к Богу, читая молитвы и божественные гимны, приводя в порядок чувства плоти соблюдением заповедей. «Ослабление плоти приносит победу душе», – пишет Феолипт (ер. 1. 43–44), а происходит оное посредством благодеяний. Здесь святитель призывает Ирину совершить реальное благо – раздать свои земные владения, свое имущество бедным (ер. 1.45–46), Духовная дочь последовала его призыву и часть своего состояния пожертвовала бедным, на выкуп пленных и на восстановление монастыря, в коем она пребывала. Этого не мог простить митрополиту земной отец Ирины Никифор Хумн, который, несмотря на изменившееся к лучшему отношение к Феолипту в будущем, все же в эпитафии на его смерть иронично употребил цитату из Евангелия от Матфея: «Я знал тебя... ты жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпал» (Мф. 25, 24)²²

Завершая первое письмо, учитель говорит, что если Ирина ко всем своим благодеяниям добавит веру, скромную жизнь и милосердие, то она испытает умиление Господа и вынесет все невзгоды (ер. 1. 52–53).

Темы, отчасти затронутые в этом послании, продолжает и раскрывает первый трактат митрополита, адресованный Ирине в ответ на ее просьбу получить «краткое правило, подходящее для жизни аскета» (МD I. 10–11). О том, что это сочинение святителя является настоящим руководством в монашеском делании, свидетельствует тот факт, что оно опубликовано в «Добротолюбии» как «Наставление всем монахам о сокровенном во Христе делании».²³

Феолипт хвалит Ирину за то, что она предпочла «сияющий мир добродетели миру, окутывающему препонами» (МD I. 24), но, считает он, духовная дичь должна показать, что этот выбор сделан от всего сердца – для этого ей следует окончательно расстаться с внешним миром, полным страстей и удовольствий, ибо «монашество – древо высокое и плодородное, корень которого отсоединен от всею плотского, а ветви – бесстрастие души и ее отказ от связей с вещами, от которых она убежала» (МD I. 31–34). Для получения плодов с этого древа необходимо отречься от всего мирского: от любви к роскоши, удовольствию, почестям, украшениям, от привязанности к родителям, братьям, сестрам, родственникам, друзьям и знакомым. Но если в первом письме митрополит призывает Ирину разорвать все связи с внешним миром, то здесь он идет дальше и отмечает, что, отказавшись плотью от всего мирского, нужно отказаться и от мыслей об этих вещах, тогда «разум будет занят делами и словами Святого Духа» (МD I. 116–117). Феолипт наставляет: «Духи зла возбуждают в нерадивой душе воспоминания о родителях, братьях и сестрах, родственниках, знакомых, пиршествах, празднествах, театрах и всех других похотливых фантазиях. Они подговаривают монаха повидаться с первыми и принять участие в последних зрением, языком и телом, чтобы и настоящий час прошел впустую и следующий час, когда сидишь в келье и вспоминаешь, что видел и слышал, – и так вся жизнь монаха проходит без пользы» (МD I. 145–152). Наставник советует Ирине уподобиться мудрым пчелам, которые, завидев рой ос, остаются в улье. Разумея под осами связи с внешним миром, Феолипт рекомендует ей оставаться в монастыре и оттуда попытаться «получить вход во внутреннюю крепость души, где обитает Христос и где очевидны мир, радость и тишина» (МD I. 176–178).

Вход туда, замечает святитель, возможен благодаря особой сокровенной молитве, таинству которой он обучает Евлогию. Настоящая молитва, по мнению Феолипта, только тогда дойдет до Господа, когда молящийся совершает ее не только словами, но и мыслями, и душой сосредоточивается на ней: «Словом произносится имя Господа и молитва, ум концентрирует внимание на Господе, к которому молитва взывает, а дух возвещает о своем раскаянии, смирении и любви» (МD I. 298–302). Далее он объясняет, как этого добиться: «Когда заметишь, что ты небрежна в молитве, возьми книгу и, внимательно читая, усвой смысл; не пробегай их поспешно, но пойми их и отложи их сокровища в уме. Подумай о том, что ты прочла, чтобы твои ум получил радость от понимания и твое чтение не забылось» (МD I. 317–322). Наставник рекомендует Ирине изучать Евангелие, поучения Отцов церкви, их жития, а особое внимание уделить Псалтыри. Молитву, по его мнению, нужно совершать коленопреклоненно.

Другими практическими рекомендациями святителя духовной дочери являются правила повеления в храме (не вести разговоры с рядом стоящей монахиней, не думать о чем-то отвлеченном), правила поведения в трапезной (не смотреть в тарелки сестер, а думать о приеме пищи).

Следующие советы митрополита относятся к руководству монастырем и сестрами. Византийские монастыри были невелики: 10–20 монахов считалось обычным по численности²⁴. Но перед смертью Евлогии, по словам Григоры, вес попечении находилось более 100 монахинь²⁵. Ирина должна была работать вместе с ними, не дозволяя им болтать впустую, отвлекать их от мыслей о развлечениях посредством молитвы, а по необходимости – посредством исповеди. Настоятельница не имела права беспричинно подозревать кого-либо, ибо это нарушает мир и покой.

По словам Феолипта, если принцесса, давшая обет пребывать в монастыре до самой смерти (МD I. 63–64), последует всем вышеуказанным советам, то «бог вознаградит ее за труды и прославит ее имя из рода в род» (МD I. 413–415).

Митрополит призывал Ирину не сходить с выбранного ею пути, давал советы, как твердо удержаться на нем и стать истинной невестой Христа. Наставляя свою подопечную таким образом, Феолипт Филадельфийский стал ее духовным учителем и отцом (как она сама его позже называла). ²⁶

Вслед за первым наставлением Евлогии в том же 1307 г. святитель отправил еще одно. Хотя имя принцессы там не упоминается, из первых строк явствует, что оно служит ответом на её просьбу о духовном руководстве (МD III. 2).

В этом трактате духовник сравнивает удаление Ирины от мира со всеми его соблазнами и искушениями с уходом израильтян из Египта (МD III. 24–26). Подобно оным ей предстоит пройти немало испытаний, чтобы достичь Земли Обетованной, но она выдержит их, если выполнит следующие предписания архиерея: «Бичуй плоть соблюдением десяти заповедей Христа, а именно: освобождением от владений, бегством от людей, воздержанностью от желанных удовольствий, терпеливой выносливостью нежеланных бед, постоянным псалмопением, сосредоточенным чтением, внимательной молитвой, полным отказом от сна, коленопреклонениями, совершаемыми с угрызениями совести и красноречивым молчанием» (МD III. 144–149). Ибо, говорит Феолштг далее, «когда алчность разрушена лишением собственности, когда приверженность к удовольствию подавлена умерщвлением плоти, когда тщеславие вытеснено смирением, все расположение духа остается верным Богу и красота Образа и Подобия восстанавливается» (МD III. 220–223) Наряду с этими наставлениями и толкованиями, здесь вновь содержится требование к духовной дочери отказаться от связей с прошлым и от мыслей о нем (МD III. 45–47).

Как видно, первые послания наставника имеют практический характер, т.е. дают указания избравшей иноческий путь принцессе, как вести себя в новом статусе, чтобы обрести утешение и стать добродетельной монахиней. Они являют собой проповеди, которые нужно прочесть всем, желающим получить наставление в правильном монашеском делании, Феолипт сам рекомендует читать свои письма публично всем сестрам монастыря. Они имеют выдающееся значение для традиции святоотеческого богословия и являют нам святителя Феолипта как духовного писателя.²⁷ Поэтому личные отношения Евлогии и митрополита остаются в них не видны Наставник выполняет свой долг, его ученица должна следовать данным поучениям.

Ирина довольствовалась ими достаточно долгий промежуток времени, ибо после второго адресованного ей трактата в переписке принцессы с духовным отцом следует лакуна. Митрополит лишь отправил несколько гомилий и поучений инокиням подначального Xумнене монастыря Φιλάνθρωπος Σωτήρ, ктиторский устав (τυπικόν) которого она составила в 1312 г.²⁸

Феолипт в ли годы был занят делами своей епархии, которая испытывала все невзгоды турецкого натиска, а митрополит, как известно, принимал активное участие в отражении этих атак и спасении своей паствы²⁹. К тому же у него были разногласия с новым патриархом, а впоследствии и с императором (речь шла даже о возможности отлучения митрополита от церкви)³⁰. Феолипт прибыл в Константинополь между сентябрем 1317 и августом 1318 г. (о чем свидетельствуют Акты постоянного Синода, которые отмечают присутствие Филадельфийского архипастыря на его заседаниях в этот временной промежуток)³¹. Находясь в столице, митрополит читал проповеди в монастыре Спаса Человеколюбца, и, вероятно, именно в это время он встречался с Григорием Паламой, который также считал Феолипта своим учителем³², но в последующих исихастских спорах, что кажется парадоксальным, был противником Евлогии. Что же касается ее самой, то в данный, а также в последующий визит наставника в Константинополь (апрель 1321 – ноябрь 1321 гг.) между ними установились более теплые, дружеские отношения. Это явствует уже из второго, изданного А.-К. Хироу письма Феолипта. Оно относится к позднему периоду эпистолярного общения Хумнены и её наставника.

В отличие от первых, послания Феолипта этого периода не похожи на проповеди. Они скорее напоминают письма старшего друга или заботливого отца – более опытного, знающего жизнь человека. Речь в них идет о конкретных житейских проблемах, волнующих Евлогию. Митрополит предлагает решения этих проблем, хотя главным его советом является не придавать большого значения земным вещам, которые преходящи, а подумать о вечных, несвязанных с земным миром, нетленных ценностях.

Хотя он дважды рекомендует прочесть второе письмо всем сестрам монастыря, основная его часть все же посвящена Евлогии. Наставник говорит с ней уже не как с ученицей, а как с близким другом, которому можно многое доверить, даже подробно описать все тяготы путешествия из столицы в Филадельфию. Он рассказывает о болезни, постигшей его, о сильном шторме, зловонии на корабле ввиду большого скопления людей, о боязни внезапных ночных и открытых дневных нападений турок – это откровенное повествование свидетельствует о большей близости их друг к другу. Митрополит не решается отправить это письмо со случайным человеком, он ждет, когда в Константинополь отправится лицо, которому его можно доверить (ер. 2. 372– 374). Да и Евлогия отправляла свои письма наставнику с оказией (что являлось обычной практикой в то время)³³ – с неким Карбоном и Кидонатом, который проживал с Феолиптом. По словам наставника, он рад, что получил их, но в первых же строках ответного послания ругает свою ученицу и заявляет, что его труды напрасны. Что вызвало его гнев? Из содержания письма явствует, что в монастыре произошел конфликт между Ириной и ее подопечной монахиней. Суть его не раскрывается, но из дальнейших рассуждений митрополита следует, что Хумнена приняла эту женщину в монастырь, заботясь о ее спасении. Последняя была не из Константинополя (ибо Феолипт просит принять во внимание «расстояние до ее сограждан» – ер. 2. 124), не связана с семьей и претерпевала «абсолютную нужду» (ер. 2. 123). Очевидно, эту женщину чем-то не устраивала жизнь в монастыре, а возможно, и поучения игуменьи, и она повела себя достаточно грубо. Вероятно, Евлогия решила изгнать ее из монастыря, что является, по словам А. Хироу, показателем ее резкого и вспыльчивого характера³⁴. Митрополит узнал об этом конфликте от них обеих, это говорит о том, что он выступал духовником всех монахинь Φιλάνθρωπος Σωτήρ. Подопечная Евлогии сообщила ему, что обидела ее, но игуменья не подала и виду, проявив тем самым то терпение, за которое ее хвалит Феолипт и призывает сохранять его в дальнейшем. Он уговаривает игуменью не спешить с осуждением и не прогонять оступившуюся монахиню, ставя в пример собственный опыт: «Когда и вижу недостаток моего собрата, я сначала считаю его недостаток своим, потом говорю себе: «Тот, кто смущает моего брата – общий враг: сегодня он путает его, завтра – меня». Я сержусь на врага и борюсь с ним, но я забуду брата, который обижает меня, и выстрадаю обиду от него, как боль от собственной раны» (ер. 2. 167–174). Он предлагает ей не мстить сестре, ибо тогда она сама «становится рабыней эгоистичности», а они обе «предметом дурной игрушки Злого Духа».

Несмотря на то, что дело, о котором шла речь, касалось только двух человек (Евлогии и монахини, развязавшей ссору), митрополит рекомендует прочесть всем инокиням свои наставления, дабы подобное вновь не повторилось. Он чувствует себя ответственным за духовное становление не только Евлогии, но и всех монахинь, находящихся под ее покровительством. Сестры эмоционально зависели от духовного отца монастыря, как зависело от него их спасение.³⁵ Игуменье он дает рекомендации, как вести себя с ними, как воспитывать их: «Если ты увидишь монахиню, бегущую, вытянув руки неподобающим образом и бьющую свою соседку ...останови это и сурово накажи коленопреклонениями, чтобы изнурить тело, спеша успокоить гнев, и непрерывной молитвой, чтобы возвысить мысль к покаянию и смирению» (ер. 2. 277–282).

Наряду с общими наставлениями, касающимися всех сестер, в письме Феолипта содержатся указания относительно конкретных инокинь, которых он узнал во время своих визитов в Константинополь, Так, упоминается некая женщина, обращенная в монахини «из язычниц» (ер. 2. 319–320). Вероятно, она была выкуплена Евлогией из плена или, как считает А.М. Толбот³⁶, была мусульманкой, обращенной в Православие. Феолипт боится, что резкость этой женщины «может побудить к чему-нибудь непристойному» (ер. 2. 319–320), поэтому игуменье необходимо чаще бывать в ее келье, ибо пока она пребывает там, эта подопечная не «нарушает мир и не отвлекает» Евлогию Он полагает также, что другим монахиням не подобает общаться с ней, ибо она «никогда не успокоит свой надменный дух» (ер. 2. 335–336), и призывает Хумнену не потакать ее желаниям и прихотям. Утешением же души Евлогии, по мнению духовника, является рекомендованная им некая Феодора, дочь Проксима из Филадельфии (ер. 2. 361). Здесь митрополит все же ставит Евлогию выше своей подопечной, ибо игуменья должна обучать ее тому, чтобы «мысли были такие же мудрые, как слова из ее уст», и помочь ей «твердо устоять на пути добродетели» (ер. 2. 354–356). Наряду с этими монахинями упоминается некая молодая девушка, которая вверена одной из сестер, вероятно, Феодоте, в целях обеспечения безопасности и образования, а Хумнена должна была избавить ее «от неподобающих страстей и немудрых привычек» (ер. 2. 366–367).

Однако, хотя святитель уверенно поручает Евлогии руководить другими, он все же строг к своей духовной дочери. Он говорит: «Ты стремишься обучать других... но и ты отвергаешь заповеди по-всякому и сбиваешься с правил» (ер. 2. 391–394), а обучение, по его мнению, только тогда имеет силу, когда оно сопровождается делами, в данном случае каждодневной практикой добродетельной жизни. Одним из показателей того, что Ирина следует этому совету, является ее забота о своих больных подопечных, в частности о монахине Христофиле. Феолипт подчеркивает, что она должна также присутствовать при их агонии, ибо это «показывает тщетность жизни» (ер. 2. 473).

В начале третьего письма наставник сообщает, что получил от духовной дочери два послания, но отвечает только на одно. Ответом же на вторую эпистолу послужило третье письмо святителя, отправленное им в конце зимы или в начале весны 1322 г. На наш взгляд, оно имеет очень важное значение, так как содержит некоторые интересные сведения о Хумнене, Как уже сообщалось, Ирина перед своим уходом в монастырь часть своего приданого и имущества раздала бедным и на выкуп пленных. Родители не приветствовали этот ее шаг, и несмотря на то, что с тех нор прошло почти 15 лет, они решили отобрать у нее оставшиеся владения (см. ер, 3. 132–135). Это «расстроило и взволновало» Евлогию, и «побег горя, гнева и злобы пустил корни» в ней (ер. 3, 135–136), даже своих посетителей она «пронзала острыми репликами своего языка, как стрелами» (ср. 3. 136–138). Феолипт, с одной стороны, говорит, что если она выбрала путь невесты Христа, то она должна отказаться от всего преходящего, земного, ибо «богатые «сего мира» обеднеют и оголодают, так как обмануты желанием бренных вещей» (ер. 3. 100–102); с другой стороны, он напоминает, что те, кто захватил ей принадлежащее, «сделал большую несправедливость себе, ибо… терпит убыток тот человек, который лжет и угнетает соседа» (ер. 3 168–171), а в-третьих, утешает ее святитель: «Эти люди разрешили твои узы и поставили тебя на путь духовной свободы» (ер. 3. 171–173). Митрополит связывает страдание Евлогии с ее неотрывностью от внешнего мира. По его мнению, она сама должна понять это и сказать себе: «Если бы я обуздала плотское вожделение уздою самоконтроля, я не была бы наказана неразумным горем отвержения моей семьей» (ер, 3. 190–193). «Когда ты так думаешь, – продолжает наставник, – ты ненавидишь вожделения и приобретаешь терпение, ты бежишь от удовольствий через самоконтроль и выносишь боль терпеливо, а когда ты покоришь удовольствие и боль, никакое препятствие не встанет перед тобой ниоткуда, чтобы помешать тебе быть с Богом» (ер. 3. 200–204). Эту тему Феолипт продолжает в своем рассуждении (МD 23), упоминание о котором содержится в третьем письме (ер. 3. 253–257). Святитель адресует этот трактат Ирине, но предлагает сделать его копию для монахини Агафоники (А.-К. Хироу предполагает, что это виновница вышеописанной ссоры)³⁷. Евлогия должна была прочесть своей подопечной и само письмо. Чем это объяснить, остается только догадываться. Вероятно, последняя также окончательно не порвала связи с «внешним» миром с его страстями. Наставник суров к своим ученицам: повторяя уже затронутую им и предыдущих письмах тему, он запрещает им думать о чувственных вещах, ибо «когда не достает возможностей для получения плотского удовольствия, оно достигается в уме через неразумные фантазии и мысли». Поэтому, продолжает он, «всякий, кто желает искоренить вожделения плоти и украсить тело целомудрием, и сохранить его чистым, должен всегда поспешно бежать от чувственных способностей тела, через которые чувственные удовольствия посредством деятельности органов приковывают мысль к чувственным вещам» (МD 23. 40–43).

Феолипт является большим знатоком Священного Писания, и его Наставление двум монахиням (МD 23) – ярчайшее тому подтверждение. Он не только приводит примеры из Библии, но и дает им толкование, как личное, так и с опорой на Отцов Церкви. В сочинениях митрополита очень много отрывков из Псалтири. Он хорошо знает псалмы царя Давида и всегда подходящим образом цитирует их. Своих подопечных он также призывает к пению псалмов, сосредоточившись на их содержании (см. МD 23. 252–264).

Митрополит заставляет учениц осваивать не только слова, но и дела Спасителя, чтобы они «смогли постигнуть сокровище истины» (442–443), объясняет им догмат о Троице, с тем чтобы они остерегались и избегали латинских прибавлений к нему, ибо они «замутнят чистый ручей богословия» (461–463),

В четвертом письме наставник хвалит свою ученицу за то, что она читает его письма «внимательно и прилежно» (ер. 4. 15–16), улавливая главные пункты и понимая должным образом значение написанного (ер. 4. 11–13). Он говорит, что убедился в ее любви к учению, ее прилежании (ер. 4. 18), но желает строго приглядывать за ней, «дабы злые помыслы, сопутствующие добродетели, не обманули тебя незаметно и не разрушили твои труды» (ер. 4 19–22). Феолипт вновь приводит цитаты из Евангелия, направленные на то, чтобы Евлогия не думала о низменных вещах и не была бы обуяна гордыней

Пятое письмо митрополита является своего рода духовным завещанием Евлогим, «τέκνον έν Κυρίω», как он ее называет. Далее он говорит, что только пять месяцев после возвращения из Константинополя он был здоров, а все остальное время провел в постели, чувствуя приближение конца (ер 5. 4–6). «Пусть твой ум представит этот конец и поспешит приобрести... то, что приносит комфорт после конца, т е. добродетели», – призывает Феолипт свою духовную дочь. Главный его наказ – избегать плотских удовольствий, «так как они ненавистны душе и отправляют ее в ад» (ер. 5. 22–23). «Телесные чувства удовлетворяют нас до конца, а добродетели – после конца», – продолжает он и советует наставнице достигнуть добродетели, выбрав «нежеланные страдания» (ер. 5. 29–30). В завершение своего последнего письма митрополит молит у Бога прошения Евлогии – «достойнейшей игуменьи», послушниц ее монастыря, монахинь Агафоники и Феодоты, а также прощения родителей Хумнены, одновременно призывая их провести остаток дней своих в монастыре.

Дошедшие до нас письма Феолипта Филадельфийского к Ирине-Евлогии Хумнене представляют собой ярчайший пример духовного руководства в Византии. В них прослеживается эволюция взаимоотношений: учитель – наставница – близкие друзья. Если в первых посланиях Феолипта присутствуют, главным образом, общие советы и рекомендации о том, как стать добродетельной монахиней, то в письмах позднего периода митрополит вверяет своей духовной дочери руководство другими монахинями, зная, что она с этим справится, а его наставления здесь касаются конкретных ситуаций, помогая выйти из наиболее затруднительных.

Евлогия оказалась способной ученицей. Наставник хвалит ее за то, что она усердно читает его послания, выделяя в них важные мысли, прислушивается ко всем даваемым рекомендациям и следует им. О внимательном прочтении писем Феолипта свидетельствуют краткие замечания Евлогии на полях, восклицания о проницательности и благочестии «учителя мудрости»³⁸. Однако чрезмерной похвалы здесь нет. Скорее наоборот, митрополит, стараясь не возбудить в своей наставнице гордыню, постоянно напоминает о тех или иных ее недостатках. Следует также отметить, что, несмотря на разницу социального положения Евлогии и Феолипта (митрополит удаленной от столицы епархии и представительница императорской фамилии), в письмах последнего нет подобострастия, напротив, митрополит выступает как строгий учитель, требовательный к духовной дочери,

В заключение отметим, что Ирина очень скорбела о потере своего духовного отца, тяжело переживала его смерть, его советов ей очень недоставало, и спустя примерно десять лет (1332–1338) она обрела нового наставника, ибо ее «душа отказалась утешиться и дух изнемог»³⁹. Духовное завещание Феолипта Филадельфийского она выполнила, судя по письмам второго наставника и воспоминаниям современников, которые восхваляли ее добродетели. А отец и мать Ирины провели остаток своих дней в монастыре Φιλάνθρωπος Σωτηρ.