Детство, отрочество, юность, годы ученья и учительства в Троицкой лаврской семинарии митрополита Филарета

19-го ноября 1892 г. исполнилось двадцатипятилетие со дня кончины приснопамятного Филарета, митрополита Московского. Перенесемся ​мысленно​ к этому событию, сопровождавшемуся великою ​скорбью​ не только в Москве, но и во всей России, даже во всем православном мире. Припомним, что говорилось и писалось под живым впечатлением этой утраты как духовными, так и светскими лицами. Потеря эта казалась столь огромною, значение всей личности мочившего столь великим, что первое время после неё даже люди, сильные умом, сознавали себя как бы бессильными приняться за их оценку. „Нет слова довольно сильного, чтобы изобразить неизмеримую великость утраты, понесенной в лице митрополита Филарета ​церковью​ московскою, ​церковью​ всероссийскою, всею православною восточною ​церковью​. Нет ума столь глубокого, чтобы исчерпать шестидесятилетнюю, изумительно-благотворную и разнообразную деятельность ​преставившегося​ святителя. ​Нет​ знания столь обширного, которое могло бы обнять все содержание этой деятельности, большею ​частью​ сокровенной и только в необходимых случаях являвшейся миру. И как бы кто ни усиливался изобразить свойства и деяния ​преставившегося​ святителя, никакое изображение не будет вполне достойно его великой ​памяти​: все будет бледно, скудно, убого. ​Удобнее​ молчание, благоговейное, молящееся». "Гак писал в то время профессор Московской Духовной Академии А. Ф. Лавров-​Платонов​ (впоследствии высокопреосвященный Алексий, архиепископ Литовский) в своей статье: «Памяти Филарета, митрополита Московского». Подобное же суждение по поводу кончины митрополита Филарета высказывает в 1-м № только что появившейся тогда газеты „Современные Известия» редактор её Н.П. ​Гиляров​-​Платонов​, бывший прежде также профессором Московской Духовной Академии. „Разбирать необыкновенное явление, каким был митрополит Филарет, говорит он, было бы теперь не к месту и не ко времени. Смерть замечательных деятелей оставляет после себя всегда пустоту, и пустота эта первоначально только ощущается. Время оценки наступает после, и тем позднее, чем обширнее был круг деятельности умершего, чем ​долговременнее​ была его деятельность и чем она была ​усиленнее​; а к митрополиту Филарету прилагается все это в высшей степени».

Если и решались говорить в память великого святителя, то или – во имя „чувства смятенного величием скорби, которое, не повинуясь ясным указаниям разума, просило посильного, хотя бы и убогого слова, слова благодарения, слова благоговения, слова удивления, слова скорби, слова молитвы»¹ , или вообще – во имя справедливости, чтобы всенародно засвидетельствовать, „что митрополит Филарет был историческое явление необыкновенное, и что потеря его громадна»².

Много прекрасных слов и речей, исполненных искренних чувств любви и благодарности, сказало было над гробом митрополита Филарета в печальные дни его погребения³. Лучшие духовные ​витии​ продолжали чествовать его словом и после, в сороковой день по кончине⁴, в день годичного ​поминовения​⁵ и нарочито по случаю ​исполнившегося​ столетия со дня его рождения⁶.

Наиболее уважаемые светские писатели как бы ​соревновали​ духовным в изображении достоинств и в признании заслуг почившего Иерарха... „Митрополита Филарета не стало.» ​Упразднилась​ сила, великая, нравственная, об​щественная​, сила, в которой весь русский мир слышал и ощущал свою собственную силу, – сила, ​созданная​ не извне, порожденная мощью личного духа, возросшая на церковной народной почве. Обрушилась громада славы, которою красовалась церковь и утешался народ. Отжита на век та величавая, долгая современность, что обняла собою пространство полвека, что ​перебыла​ длинный ряд событий и поколений и как бы уже претворилась в неотъемлемое, историческое достояние Москвы, её живую стихию, которой, казалось, ей не ​избыть​ и во веки. Без этой силы, без этой славы, какая пустота силы и славы почувствуется внезапно в Москве, да и во всем русском церковном мире. Кафедра московского митрополита может, конечно, быть и будет занята, но место, которое занимал Филарет, пребудет пусто... Угас светильник, ​полстолетия​ светивший на всю Россию не оскудевая, не ​померкая​, но как бы питаясь приумножением лет и выступая ярче, по мере ​надвижения​ вечернего сумрака жизни. ​Смежилось​ ​неусыпающее​ око мысли. Прервалось ​полустолетнее​ назидание всем русским людям – в дивном примере неустанно бодрствующего и до конца бодрствовавшего духа. Смолкло художественное важное слово, полвека и более полвека, раздававшееся в России, то глубоко проникавшее в тайны Богопознания, то строгой и мощной красотой одевавшее разум божественных истин». „Русская церковь, с кончиною ​митро​полита Филарета, переживает великий исторический миг, которого важность, сознательно и бессознательно, предощущается всеми. В течение целого полустолетия русской церкви, её представитель, ​предстоятель​ и ​предстатель​ (не вследствие внешних условий своего места и звания, а действием личного внутреннего достоинства), – в течении же полувека был он и „свидетельствуяй» о ней пред всей Европой, пред всем миром инославным... Сходит в могилу целая историческая эпоха, – на смену ей движется эпоха новая»... Убыло силы и славы, убыло последнее народное имя. Назвать более некого; нет другого равнозначительного, и даже менее значительного, но всенародного имени».

Так ​писал​ в газете «Москва» её высокоуважаемый издатель И. С. ​Аксаков​ по поводу кончины святителя Филарета. Слова эти были верным отголоском печальных чувств всего русского народа и особенно жителей Москвы, которые проявили их в то знаменательное время столь искренно и задушевно, что свидетели, люди благорассудные, невольно спрашивали себя: „Когда и где это происходит? В первые века христианства? В Константинополе? В ​Кесарии​? В Александрии?» и, отвечая, что „все это происходило в Москве, и в наше время, так недавно», резюмировали свое впечатление так: „Если бы все, чему мы были очевидными свидетелями, случилось в ​давние времена, и мы прочитали рассказ об этом в летописях Церкви: мы назвали бы счастливыми современников мужа, последние дни жизни и кончина которого озарились такою необычайною духовною славой»⁷. Петербургская печать также разделяла чувства общего сетования по поводу кончины митрополита Филарета и присоединилась к справедливой оценке его высоких достоинств и заслуг, как это видно из статей Биржевых ​Ведо​​мостей​» и „Северной Почты», посвященных памяти великого Московского святителя. Как ни много слов и речей, отзывов и суждений посвящено было памяти митрополита Филарета вскоре после его кончины, но всеми ​сознавалась​ тогда невозможность попытки восстановить его целый образ и отчасти её несвоевременность. Даже спустя пятнадцать лет после кончины митрополита Филарета, по случаю празднования столетнего юбилея со дня его ​рождедния​, И. С. ​Аксаков​ писал в своей „Руси»: „величавый образ Филарета, более полувека осенявший русскую церковь и с нею и всю Россию, не только не умалился с течением времени, а как будто еще более вырос, ничем и никем доселе не заслоненный, так что даже не вмещается вполне сознанием современников⁸. По сему было вполне естественно, что первое время по кончине святителя ​главнейшее​ озабочивались воспоминанием частностей его более чем полувековой церковной, общественной и государственной жизни, приведением в известность того многого, что им было сделано, написано, ​сказано​. И нужно сказать по справедливости, что в этом отношении, за истекшее двадцатипятилетие со дня кончины митрополита Филарета, было сделано немало. Ранее других материалов о митрополите Филарете вышли в свет „Записки о жизни и времени святителя Филарета, митрополита Московского составленные известным почитателем его Н. В. ​Сушковым​. Затем общество любителей духовного просвещения, будучи проникнуто ​признательностью​ к митрополиту Филарету, как своему основателю и руководителю на первых порах его существования, издало в память столетия со дня рождения его сборник в двух томах, из коих в первом содержатся собственные распоряжения митрополита Филарета по управлению Московскою паствою, извлеченные из дел архива Московской Духовной Консистории и указов Св. Правительствующего Синода, а во втором – слова, речи и статьи, посвященные памяти митрополита Филарета и ​обозревающие​ его деятельность с различных сторон. Затем следует назвать солидный труд ​высокопреосвященного​ Саввы, архиепископа Тверского, издавшего с великим тщанием и основательными и примечаниями пять томов (собственно восемь томов, так как 2-я часть V-го тома не уступает по размеру остальным томам, а два – один касающийся дел Православной Церкви на Востоке и другой дополнительный – поставлены вне счета) „Собрания мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам». Заслуживают упоминания также труды профессора Московской Духовной Академии И. Н. ​Корсунского​, который, кроме двух статей, помещенных им в Филаретовском сборнике, о подвигах митрополита Филарета в деле перевода библии на русский язык и о его ​катехизисах​, поместил еще целый ряд статей в духовном журнале „Вера и Разум» (1884–1889 г.), обозревающих проповедническую деятельность Филарета за разные её периоды, а в светском журнале „Русский Вестник» (1884 г. Ноябрь) статью: „Лира митрополита Филарета». Его же перу принадлежат брошюры: „Деятельность Филарета, митрополита Московского, в холеру 1830 г.» и „Воссоединение униатов и ​Филирет​ митрополит Московский». Достопочтенный ​Андро​ниевский​ о. архимандрит Григорий много потрудился над изданием в журнале „Душеполезное Чтение» резолюций митрополита Филарета по епархиальным делам и с великим уважением к памяти почившего сообщил свои воспоминания о нем. Много статей о митрополите Филарете помещено было и в других духовных журналах и епархиальных ведомостях. Появились целые системы, составленные по творениям митрополита Филарета, как ​напр​.: „Догматическое Богословие», составленное священником ​Городцевым​, „Государственное учение митрополита Филарета», содержащее в известном порядке выбор глубоких мыслей об этом предмете из проповедей и других произведений митрополита Филарета – издание одного из сотрудников „Московских Ведомостей». Работа по исследованию творений митрополита Филарета продолжается и до сих пор и её хватит еще на многие годы. В духовном журнале „Странник» печатается „Нравственное Богословие по сочинениям Филарета, митрополита Московского, свящ. Г. Вышеславцева. Издано очень много – до 10 томов – одних писем митрополита Филарета к разным лицам, весьма важных для характеристики его времени и его самого. Редакция журнала „Русская Старина» в нескольких книжках за 1885-й – (июнь, июль, октябрь, декабрь) и за 1886-й – (май, август) годы сообщила не мало ценных материалов о личной деятельности митрополита Филарета. Одним словом материалов для изучения разных сторон церковно-общественной жизни за время митрополита Филарета и биографических данных о нем собрано значительное количество, но цельной биографии его, заслуживающей этого названия, или хотя биографического очерка нескольких лет его жизни еще до сих пор не появилось. „Записок о жизни и времени святителя Филарета», принадлежащих ​перу​ известного ​Сушкова​, нельзя ​назвать​ полной и цельной его биографией⁹, во 1-х, потому, что в большей части они составлены еще при жизни Московского святителя и изданы слишком скоро – почти тотчас после его кончины, и уже в силу этого далеко не отличаются полнотою, во 2-х, самые ​биографические​ сведения о митрополите Филарете изложены в них довольно сбивчиво, нестройно – даже относительно хронологической последовательности, не говоря уже о порядке логическом. Они имеют значение не более, как сырого материала. Проявляя в них повсюду глубокое уважение, даже благоговение к памяти московского святителя, автор не мало трактует в них также и о самом себе, о своем обращении на путь покаяния и веры при посредстве митрополита Филарета и рекомендованных им духовных руководителей. Самое ценное в них гам, где автор, пользовавшийся расположением и доверием Московского святителя, „передает его живую речь и говорит под живым впечатлением его слова»; но во всяком случае научным требованиям от жизнеописания такого деятеля, каким был митрополит Филарет, Записки ​Сушкова​ далеко не удовлетворяют. Между тем настоятельная потребность в такой именно биографии митрополита Филарета заявляет о себе все более и более, и наступившее двадцатипятилетие со дня его кончины ​напоминает​ о ней все настойчивее и настой​чивее​. Такие крупные деятели, каким был митрополит Филарет, слишком редки и его влияние на все стороны жизни его, равно как и последующего, не исключая и нашего времени, было слишком велико, чтобы это духовное светило могло потускнеть в нашем сознании, в нашей памяти. Чем дальше, чем тверже, чем живее мы будем памятовать о тех, кто с такою славою и ​честью​ для пашей церкви и для нашей родины руководил столь долгое время ​нашей​ духовной жизнью, тем нагляднее докажем, что мы заслуживали этих забот со стороны своих лучших людей. Их слава – наша слава; честь, воздаваемая им, есть свидетельство о нашей собственной духовной состоятельности. Поминать наставников, глаголавших нам слово Божие и, ​взирающе​ на ​скончание​ их жительства, подражать вере их есть к тому же и завет апостольский (Евр. 13:7). „Поистине», говорится в слове¹⁰ на девятый день по кончине митрополита Филарета, „лица всех званий найдут в нем добродетели, соответственные их состоянию, ибо он был образом для верных словом, житием, ​любовию​, духом, верою, чистотою (1​Тим​. 6:12). „Пастыри, им руководимые, слышали слово его, всегда растворенное ​солию​ благодати, испрошенной им от Бога, видели в нем все добродетели, наипаче их сану пристойные: благоговейность, ​трезвение​ ума и тела, мудрое врачевание недугов душевных, неусыпную заботливость о всех вверенных ему без изъятия». „Мужи, облеченные начальственным величием и славою, видели в нем при величии смирение и ​благоприветливость​ ко всем, в отношении же к подчиненным ему – снисхождение к немощам их до последней степени, при внешней видимой истинно отеческой строгости». „Мужи, наделенные от Бога богатством земным, не могли не видеть в нем достойного ​приставника​ небесного Домовладыки, употреблявшего вверенные ему блага на дела благотворения «. Обязавшиеся строгими обетами иноки знают его бодревность в молитве, воздержание, целомудрие, терпение и среди самого общества – пустынножитие».

Наконец все христиане знают его неизменную любовь к Господу Иисусу Христу и Его святой церкви, его непоколебимую преданность престолу и отечеству, точное исполнение всякого долга, возлагаемого на него ​церковью​ и отечеством и вообще постоянное помышление о том, елика суть истинна, ​елика​ честна, ​елика​ праведна, ​елика​ ​пречиста​, ​елика​ ​прелюбезна​, ​елика​ ​доброхвальна​, ​аще​ ​кая​ добродетель и ​аще​ ​кая​ похвала (Фил. 4:8)». «Подражание добродетелям почившего святителя по мере дарованных каждому сил есть как паша обязанность, так и лучшая дань любви к нему». Но чтобы иметь возможность подражать добродетелям почившего святителя, – надобно иметь пред собою возможно полное изображение его жизни и деяний. Поколение, лично знавшее ​доблестного архипастыря, уже значительно редеет; потомки ждут начертания живого и цельного образа его в ​письмени​. При этом невольно возникает вопрос: не должно ли послужить отчасти укором для русской духовной науки и литературы то обстоятельство, что вышла уже в свет биография Московского митрополита Иннокентия¹¹, а между тем настоящей биографии его знаменитого предшественника еще до сих пор пе появилось? А также – не говорит ли не в пользу их тот факт, что описания жизни трех московских митрополитов Платона, Филарета и Иннокентия, каковы бы они (т. е. описания) ни были, составлены людьми светскими, а не духовными или по крайней мере принадлежащими к духовному ведомству? ​Нам​ думается, оба эти обстоятельства можно удовлетворительно объяснить без ущерба для достоинства и чести русской духовной науки и литературы. Во 1-х, приняться за биографию митрополита Иннокентия было гораздо легче, чем за биографию митрополита Филарета; потому, что жизнь первого не так сложна, не так разнообразна и – скажем по справедливости – не так богата влиянием, как жизнь последнего. Во 2-х, люди светские с меньшей ​ответственностью​ и с большим дерзновением могли взяться за описание жизни знаменитых московских архипастырей, и требования в этом отношении могли быть предъявлены к ним со стороны читающей публики иные, чем к лицам духовным или принадлежащим к духовному ведомству. Это понятно само собою и не требует разъяснений. Самое почтение и уважение к памяти доблестных архипастырей, боязнь не сказать о них слишком малого или наоборот излишнего могли и должны были удерживать духовных писателей от всякого поспешного и неосторожного шага в этом отношении. Что касается собственно биографии митрополита Филарета, то затруднения к составлению её заключаются отчасти в недостатке биографических данных, особенно относительно первого, раннего периода его жизни, зависевшем в некоторой степени от самого митрополита Филарета. По глубокому, истинно христианскому смирению своему, как ​известно​, он отказывал в сообщении биографических данных о себе лицам, просившим его о сообщении их еще задолго до его кончины. Когда в 1822 году известный Греч просил у него материалов для его биографии, он отвечал: „Настоящую биографию трудно написать рано, а еще труднее свою написать беспристрастно. Если вам угодно иметь мою краткую биографию от меня: то вот она. Худо был учен; хуже учился; еще хуже пользуюсь тем, чему был учен и ​учился​»¹². Кроме того он был чрезвычайно осторожен в мыслях и слове, даже в переписке с самыми близкими родными боялся доверять бумаге сведения о личной своей жизни и имел обычай получаемые им письма тотчас по ответе уничтожать ¹³ и иногда ​пре​давать огню свои собственные уже написанные вполне¹⁴ или наполовину¹⁵. Таким образом погибло много данных, которые могли иметь цену для его биографии. И из писем его к родным, уже отправленных по назначению, к сожалению, сохранились не все¹⁶.

Особенно ценны, по нашему мнению, ​биографические​ данные, ​касающиеся​ первого, раннего периода жизни митрополита Филарета. В них сокрыт главный ключ к уразумению его будущего величия, в них заключаются главные указания для освещения того пути, каким он шел постепенно от силы в силу, пока не сделался великим светилом церкви русской. Само собою разумеется, что на таких людей, как митрополит Московский Филарет, мы имеем полное право смотреть, как на особых избранников, которых посылает Верховный Правитель мира для исполнения судеб Своих сообразно с требованиями времени (Сир. 10:4). Но бесспорно также, что весьма важное значение в жизни подобных людей имеют среда, обстановка и те пособия, которыми они могли воспользоваться для развития своих талантов и для подготовления к предназначенной им высокой миссии. Апостол Павел был избранный сосуд благодати, но и ему, как известно, много помогло полученное им разностороннее образование в науках духовных и внешних.

Обладая некоторыми данными о первом периоде жизни митрополита Филарета, доселе неизвестными, и тщательно собрав уже известные, я, вполне сознавая важность их для биографии митрополита Филарета, решился познакомить с ​ними​ почитателей его памяти. Прошу снисходительно отнестись к моей попытке и, если что найдено будет не полным или не точным, не оставить меня соответственными указаниями. Всякое дельное замечание на этот счет будет принято мною с искренней ​благодарностью​.

Автор.

Местоположение города. Значение Коломны в прежнее время. Коломенская епархия и ее архиереи. Древнее благочестие жителей Коломны

Благословенной родиной митрополита Филарета был город Коломна, – находящийся в ста верстах от Москвы к Востоку, город древний, богатый преданиями и легендами как относительно имени и происхождения его, так и относительно​ событий дальнейшего его существования. Существует несколько сказаний и мнений относительно происхождения названия города Коломны¹⁷, но ​вероятнейшим​ должно считать мнение, что город получил название от слова „​коло"-около, означающего рубеж, предел, – данное для обозначения города ​порубежного​, пограничного, так как далее его к Востоку следовали ​инородческие​ селения¹⁸. Время основания города Коломны в точности неизвестно; но о ней упоминается уже в летописях в 1176 году, как принадлежавшей Рязанскому княжеству. С 1307 года Коломна вошла в состав уделов Московского княжества¹⁹. Как в ​порубежном​ городе, здесь собирались походы русских князей для отражения нападений на Москву инородческих племен. Здесь ​святой​ преподобный ​Сергий​ благословил Димитрия Донского идти на ​Мамая​. По преданию в Коломне был и дворец Дмитрия Донского, при дворце церковь Воскресения Христова, соединенная с ним крытым переходом. В этой церкви будто бы он и венчался с княгиней Суздальской Евдокией в 1366 г., на 18-м году своей жизни, в 6-й год княжения. На случай нападения врагов город имел укрепления – сначала деревянные, но при Василии ​Ивановиче​, сыне Ивана III, город обнесен каменною стеною с несколькими башнями. Позднее там был дворец Ивана IV, который летом иногда жил в нем.

В продолжение многовековой своей жизни город Коломна неоднократно подвергался нашествиям врагов, не раз выгорал и ​обустраивался​ вновь. В одной из башен Коломенского кремля укрывалась некоторое время Марина ​Мнишек​, бежавшая с своим малолетним сыном из Калуги после убийства там в 1610 г. ​Тушинского​ вора. В настоящее время сохранилась только часть крепостной стены; уцелело также несколько башен и ​одни​ ворота с иконописью на них и с лампадой²⁰. Местоположение города нельзя не признать удобным и довольно живописным. Он расположен на Москве-реке, в трех верстах впадающей в Оку. Очень красив вид его со стороны Кремля на ​противоположную​ сторону Москвы-реки, где стоит ​Бобренев​ монастырь. Место при впадении Москвы – реки в Оку также отличается ​живописностью​. Здесь открывается широкая красивая панорама заокской стороны, принадлежащей к Рязанской губернии. Благодаря своему удобному положению вблизи двух судоходных рек, рано сделавшись сторожевым городом, Коломна вскоре приобрела немаловажное торговое (по торговле хлебом, салом, гуртами скота) значение, а также сделалась значительным центром церковно-религиозной жизни. В городе с давних пор находится около двадцати церквей, в нем и ​близ​ него несколько монастырей, из коих один – Старо-​Голутвин​ сохраняет в себе ​свя​​тыню​-посох преподобного ​Сергия​. Коломна в прежнее время была городом епархиальным, имела своих архиереев, именовавшихся Коломенскими и Каширскими (а потом Коломенскими и Тульскими), свою консисторию и семинарию. Начало учреждения Коломенской епархии, согласно заключениям большей части историков, относится к половине XIV века²¹. Всех епископов коломенской епархии за все время её существования было более сорока. Из них многие известны своими высокими достоинствами и участием во многих важных событиях истории церкви и отечества²². Митрополит Филарет любил вспоминать о позднейших Коломенских архиереях, предание о которых еще свежо было в Коломне во время его детства и юности. Так хорошую память оставил по себе в Коломне епископ ​Феодосий​ (Михайловский), занимавший Коломенскую кафедру в семидесятых годах прошедшего столетия и отличавшийся ​любовью​ к просвещению и подвижнической ​жизнью​. Предание о нем говорит, что, при жизни отличаясь смирением и прочими подвигами благочестия, он завещал похоронить себя на паперти церковной, при входе в нее, чтобы проходящие попирали тело его. Составилось мнение о нем как о святом муже. Двух последних архипастырей отрок и юноша Дроздов, надобно думать, застал еще па Коломенской кафедре. С особенным уважением митрополит Филарет всегда отзывался о последнем²³ Коломенском архипастыре Мефодии (​Смирнове​), переведенном потом последовательно в Тулу, Тверь, Ярославль, Псков, где он и закончил свое святительское служение в сане архиепископа и в звании Синодального члена. Он славился большой ​ученостью​ и ​начитанностью​, знанием древних языков, особенно латинского, и ​твердостью​ в догматах церковных. ​Им​ составлена на ​латинском​ языке краткая церковная история первых трех веков с обширным впрочем и основательно обработанным введением²⁴. Известно также сочинение его о Флорентийском соборе²⁵. Впоследствии мы увидим, как ему придется авторитетным словом своим защитить юного Филарета от обвинений в неправомыслии. Под руководством своих достойных архипастырей богохранимая Коломенская паства достигла значительной высоты развития в ней духовно-религиозной жизни. Жители Коломны издревле отличались разнообразными христианскими добродетелями. Сам знаменитый уроженец Коломенский, митрополит Филарет, восхваляет в них „и чистое ​исповедание​ веры, ими содержимое и святыми её таинствами в них ​запечатываемое​, и древнее благочестие, плодоношением и добродеянием во святых храмах и делами и человеколюбия, до ныне между ними ​свидетельствуемое²⁶«​ Такова почва, на которой увидел свет будущий великий святитель московский, такова среда, где он воспринял первые жизненные впечатления!

Его отец и мать. Рождение митрополита Филарета. Определение его родителя на священническое место и переселение из дома тестя в собственный дом. Первоначальная жизнь его родителей на новом месте и некоторые подробности об устроении их домашнего быта. Младенческая пора жизни будущего митрополита Московского

Переходя к повествованию о непосредственных виновниках бытия будущего знаменитого митрополита Московского, мы должны предварить, что предки его происходили все из духовного звания, не были знамениты ни богатством, ни славой. О нем по всей справедливости можно сказать, что он носил свое родословное древо в самом себе. Но, не будучи славны земным величием, родные его, как по отцу, так и по матери, отличались многими внутренними достоинствами. Его прапрадед по отцу, Игнатий Дроздов, был причетником, но невысокое звание церковное не помешало ему дать такое воспитание и направление своим сыновьям, что они достигают священства. Из них о ​Федоре​ Игнатьевиче (отец Михаила ​Федоровича​ и дед Василия Михайловича ​Дроздова​), известно по воспоминаниям внука, что, прослужив некоторое время с ​честью​ в должности приходского священника²⁷, и будучи еще не стар и пользуясь добрым здоровьем, сдал свой приход своему старшему сыну, с благим намерением в мире отделиться от мира. Он удалился от всех родных и знакомых, повел жизнь уединенную, отшельническую, в посте и молитве, редко выходил из своего домика: видали его только в церкви. Не имея, по скудости, часов, он определял время келейной молитвы своей (3 раза в день) горением церковной восковой свечки²⁸. Скончался 1799 г. июня 3-го числа, в самую полночь, в Воскресенье, 73 лет²⁹. Другой его дед, по матери, Никита Афанасьевич быль сначала священником, а потом протоиереем Богоявленской, в Коломне, церкви. Не будучи, ​по видимому​, особенно сведущим в науках, он отличался благого​вейным​ и ревностным служением церкви, что проявил между прочим в том, что, заботясь о вразумлении старообрядцев, составлял выписки из разных рукописей и книг с ​целью​ опровержения их заблуждений и обращения их на путь истины³⁰.

Супруга его Донника Прокопиевна также отличалась своим благочестием и была примерной хозяйкой, умевшей вести домоводство по старине, каковое умение вместе с прочими добрыми качествами передала и дочери своей – матери будущего московского владыки.

Родитель Василия Михайловича Дроздова, Михаил Федорович, проведя восемь лет ученья в Коломенской семинарии³¹, по окончании курса в ней, определен был в 1780 г. октября 15 учителем той же семинарии на заправную аналогию и инфиму, а в 1781 году сентября 1 числа переведен на синтаксиму и грамматику. В следующем (1782) году, 10 января, будучи еще очень юным, он женился и того же года февраля 6 числа посвящен в диакона Коломенского кафедрального собора с сохранением должности учителя семинарии³².

Родительница Василия Михайловича Дроздова Евдокия Никитична вышла замуж также в очень юных летах, когда ей еще не было и 16-лет.

Первое время молодой диакон Коломенского собора и учитель семинарии Михаил Федорович не имел собственного дома и жил у своего тестя, священника Богоявленской церкви. Здесь родился и первый его сын, нареченный в честь св. Василия Великого Василием, впоследствии Филарет митрополит Московский, 1782 г., с 25 числа декабря на 26-е, в 5-м часу пополуночи³³. Крещение младенца было совершено в Богоявленской церкви 1 января 1783 года. Восприемником был соборный ключарь Петр Васильев, восприемницей – бабушка его по матери, жена иерея Никиты Афанасьева, Домника Прокопиевна³⁴.

По словам матери этот благословенный сын её родился двумя неделями ранее, чем следовало. Причиной преждевременного рождения сына было следующее обстоятельство. Приближался праздник Рождества Христова. Тесть и зять, жившие, как сказано, вместе в одном доме, отправились на рынок, чтобы, по старинному обычаю, закупить провизии на две праздничные недели, поручив женской половине разобрать и очистить чулан для помещения покупки. Работа эта была исполнена главным образом молодою невесткою в последнем периоде беременности. Нужно было ​выносить​, переставлять вещи довольно тяжелые, мести, чистить на морозном воздухе. Получилось крайнее утомление сил и сильнейшая простуда, вследствие которых и последовали преждевременные роды. После рождения​ первенца мать действительно некоторое время была, тяжело больна, ее изнуряла лихорадка, и одно время думали даже, что у ней чахотка; собственного молока для кормления сына было недостаточно, и молодая мать должна была, в прибавление к собственному, кормить его коровьим молоком. Это обстоятельство было причиной не малой скорби для матери. ​Навещавшие​ се соседки и знакомые резко осуждали ее за дополнительную пищу для сына и даже смеялись над нею, говоря, что сын её, ​вскормленный​ скотским молоком, будет дураком. Вспоминая впоследствии, когда ум её сына удивлял всю Россию, об этом предсказании Коломенских кумушек, счастливая мать, дожившая до такой славы своего сына, ​умиленно​ радовалась и благодарила Бога за устроение его судьбы.

В должности соборного диакона, проживая в доме тестя, отец Василия Дроздова прослужил только один год: затем он определяется на место священника Троицкой церкви в Коломне, что в Ямской Слободе, – 6 февраля 1 783 г. покупает там дом «за сто тринадцать рублев"», того же года февраля 19 посвящается во иерея, а 27 февраля переходит на житье в купленный дом³⁵.

Поселившись в таком, судя по цене, далеко не роскошном жилище, родители Василия ​Дроздова​ немалое время должны были упражняться в школе терпения и кротости. Как материальное, так и нравственное положение их на новом месте было довольно тяжелое. Они должны были переносить нерасположение к себе прихожан, так как ​новое​ место было занято Троицким иереем вопреки желанию прихожан, имевших в виду другого кандидата и давно хлопотавших о его назначении. Нерасположение прихожан выражалось в холодности отношений к новому пастырю, в сокращении до самых ничтожных размеров даяний за требы. Только впоследствии примерное исполнение Троицким иереем своих обязанностей, в соединении с должными духовными качествами его и его супруги, сломили предубеждение прихожан, и они стали усердно заботиться об их благосостоянии, стараясь всемерно загладить свою прежнюю вину пред ними³⁶. Записная книжка Троицкого иерея Михаила ​Дроздова​, в которую, кроме фамильных сведений, ​заносимы​ были и разные хозяйственные заметки, свидетельствует, что некоторые ​домашние​ вещи были ​не​ только приобретены покупкою, но и принесены в дар от прихожан. По переходе на новое место супруги ​Дроздовы​ довольно долгое время обзаводятся предметами самой первой необходимости. Молодой иерей, судя по записной его книжке, заявляет себя заботливым хозяином, умевшим дом свой добре ​правити​, по вместе с тем из неё видно, что не одни только материальные интересы занимают его внимание, но главным образом духовные. Как настоятель Троицкой церкви он находит нужным иметь в своем доме образ св. Троицы, за написание которого уплачивает живописцу 15-​ть​ рублей, да за доску, на которой писан образ, 80 к. Как усердный ​верноподданный​ и патриот приобретает десять портретов „Владеющей фамилии (т. е. Особ Царствующего Дома)» ценою за шесть рублей. Как человек, получивший довольно значительное по тому времени образование и состоящий в должности учителя семинарии³⁷ он озабочен составлением домашней библиотеки, которая потом достигает довольно значительных размеров³⁸. Из случайных упоминаний о ней впоследствии самого митрополита Филарета видно, что среди составлявших ее книг есть и письма ​Плиния​, и руководство по философии ​Винклера​, и сочинения – должно быть богословские​ – какого-то иезуита. Все это – пища, которою впоследствии усердно и с пользою будет питаться первенец – сын, по теперь покуда все заботы родителей его ​обра​​щены​ на его физическое воспитание. Когда родители ​Дроздовы​ переселились в собственный дом, их первенцу сыну исполнилось два месяца жизни. Вследствие преждевременного рождения и болезни матери во время рождения и ​кормления​ младенца, он был вообще некрепкого телосложения и во всю последующую свою долгую жизнь, как известно, не пользовался хорошим здоровьем. Будучи дитятей, он плохо спал по ночам и, если засыпал, то всегда просыпался очень рано – до заутрени. Бывало, отец, ​отслуживши​ ​утреню​ и обедню, придет домой, подойдет к колыбели сына и скажет ему: „Голубь ты мой бессонный, что ты не спишь»? Вероятно, говорилось это очень часто, так что первое слово, которое он выучился говорить, было слово: ​Голубь​.

Влияние на него деда и бабки по матери. Детские игры и развлечения

Первые годы детства, по ​вскормлении​ молоком матери, проведены были В. М. Дроздовым большею ​частью​ в доме его дедушки по матери, ​священника​ Богоявленской церкви Никиты Афанасьевича и бабушки ​Доминики​ ​Прокопиевны​, где он и родился. Если судить ​по​ письмам к ним уже ​взро​​слого​ и даже достигшего славы Филарета, влияние их на него в самом нежном возрасте, когда душа бывает особенно восприимчива для впечатлений, было велико и благотворно. Это были люди простые, с самым искренним благочестием. Больше времени и удобств для ухода за внуком, конечно, имела бабушка, тем более, что она была и крестною его матерью, и нужно думать, что даровитый и впечатлительный мальчик с таким же усердием внимал её урокам, как некогда св. Василий Великий – урокам бабки своей ​Макрины​. По рассказам родных известно, что маленький Дроздов постоянно ходил с бабушкой в храм к церковным службам, живо подмечал ​при​ этом все подробности богослужения, ​пленялся​ его благолепием и красотою, оставаясь непременно в церкви до самого конца церковных служб. Рассказывают, что, замечая, как при окончании богослужения спускали с высоты ​свещник​, так называемый спуск, для погашения горевших на нем свечей, и потом снова поднимали его, при чем от погашенных свечей исходил дым (копоть), мальчик говорил бабушке: „смотри, молитва к Богу полетела»³⁹. Когда приходили отец с матерью, чтобы навестить своего сына, он всегда был очень рад их видеть, по-детски ласкался к ним, но, когда наступало время им уходить и они предлагали ему идти с ними домой, у него на глазах обыкновенно навертывались слезы, и он говорил: „я пошел бы с вами, но мне жаль оставить одних дедушку и бабушку, я пойду проводить вас до уголочка», провожал и потом просил позволения снова возвратиться под дедушкин кров.

Имея всегда пред глазами пожилых дедушку и бабушку, наблюдая их степенный вид и скромный образ жизни, мальчик сам легко поддавался подражанию им, незаметно отливался в ту же форму, ​усвояя​ печать недетской солидности, медлительности в движениях, серьезности и рассудительности. Любимыми играми и развлечениями его в раннем детстве были: одеяние себя в одежды, подобные ​священническим​, и подражание священнодействию. Возьмет, бывало, рассказывают родные, платочек, завяжет себе его около шеи и начинает петь что-либо или протяжно произносить; для подражания каждению привяжет какую-либо тяжесть к веревочке и начинает поводить ею взад и вперед; бывало также, что, сидя на печке, делает крестики из лучинок. Как известно, предание сообщает нечто подобное и о детстве св. Афанасия Великого. Само собою разумеется, что занятие этими играми, так сказать, религиозного характера не исключало и других забав и развлечений, свойственных детскому возрасту. По рассказам местных жителей он игрывал с сверстниками в простые детские игры, но немного, и из товарищей любил тех, которые охотно ему повиновались, или по кротости или по сознанию его превосходства⁴⁰.

Обучение его грамоте и первоначальный его духовный склад. Поступление в Коломенскую семинарию. Сведения о Коломенской семинарии. Курс преподававшихся в ней наук. Наставники. Успехи и поведение Дроздова. Закрытие Коломенской семинарии. Общее суждение о значении впечатлений Коломны для юного Дроздова

С наступлением отрочества, когда нужно было учить мальчика грамоте, он оставляет кров своего дедушки и переселяется в дом родителей. Без сомнения он часто и теперь еще гостит там, где родился и провел свое детство.

Можно думать, что ​обучение​ грамоте не представляло большего труда для даровитого и прилежного отрока.

О духовном состоянии его за это время дает некоторое понятие виденный им тогда сон, которому он сам после, будучи уже митрополитом, придавал значение, а биограф его ​Сушков​ представил известное объяснение. Вот рассказ о нем преосвященного Леонида, епископа Дмитровского, со слов владыки митрополита, впрочем, как признается преосвященный Леонид, не точно удержанных в его (преосвященного Леонида) памяти. „Владыка рассказывал: мне было лет 8, когда я видел сон, сохранившийся доныне в моей памяти. Троицкая церковь, при которой батюшка был священником, стояла на краю города, посреди площадки. Одна сторона площадки занята была домами ​причта​: ​наш дом, за ним ​дома​ диакона, причетников, далее овраг, за оврагом поля. ​Весною​ овраг наполнялся водою, а летом вода видна была лишь кое-где в лощинках. Я любил ходить по оврагу, потому что в нем были светлые камушки и я собирал их. Вот и снится мне, что я иду по оврагу и по мере того, как иду, берега его становятся все выше и выше, круче и круче, а русло все уже и уже. Мною овладевает страх, хочется ​выйти​, но не могу. Вдруг вижу лестницу, приставленную к крутизне берега, и тотчас начинаю по вей подниматься; поднимаюсь, а под лестницею благовестят в большой колокол. Удары колокола приводят меня в новый страх; но я продолжаю всходить. Взошел: передо мною избушка. Вхожу, в ней люди, спрашиваю: „как бы мне ​выйти​ к ​дому? Зачем​ тебе? „Мне нужно домой». – Мы тебя не пустим. „Почему?» – Потому что мы хотим тебя убить. От чрезвычайного страха я проснулся». В этом сне дано было, по объяснению ​Сушкова​, как бы предуказание всей будущей судьбы благословенного отрока⁴¹. Невольно припоминается при этом подобный же сон, виденный в отрочестве св. Кириллом, первоучителем славянским.⁴²

20 декабря 1791 года, когда отроку Дроздову исполнилось 9 лет, он отдан был учиться в Коломенскую семинарию.

Семинария была учреждена в Коломне в 1739 году, при епископе ​Киприане​ (Скрыпнцыне), бывшем ​асессором​ Свят. Синода, но до 1771 года, учение в ней оканчивалось ​риторикой​, а в этом году епископ ​Феодосий​ ввел преподавание философии; в следующем году открыт был и богословский класс, в котором начал преподавать известный ​Иоаким​ ​Карпинский​, бывший ректором семинарии. Насколько Коломенская семинария удовлетворяла своему назначению, в точности неизвестно; нс если судить по недавнему существованию её в Коломне и скудости отпускавшихся на содержание её средств (​казенного​ жалованья на семинарию положено было с 1765 г. 816 рублей 938/4 копейки в год, – с 1784 г. положено было отпускать в год 2000 рублей⁴³), то нельзя думать, чтобы она была в состоянии развивать особенно просветительную деятельность. Она вероятно не отличалась от прочих довольно жалких русских духовных школ XVIII века, за исключением разве Киевской школы, ​Славяно​-Греко-Латинской Академии и Троицкой ​Лаврской​ семинарии. Метод преподавания наук был общепринятый схоластический; лекции читались на латинском языке; учителя ​едва​ ли все были достаточно подготовлены к своему делу.

В Коломенской семинарии Дроздов учился латинской грамматике, поэзии, ​риторике​, всеобщей истории, философии, философской и естественной истории. В семинарской ведомости о нем, когда он был студентом философия, отмечено: „​дарований​, прилежания, успехов похвальных»⁴⁴. Незадолго (в 1799 г.) до закрытия Коломенской семинарии служебный персонал в ней был следующий: Префектом был протоиерей Иоанн Покровский, учителями: ​риторического​ и ​пиитического​ класса – протоиерей Василий Протопопов, высшего грамматического класса – Никифор Четрековский, низшего грамматического класса – ​иподиакон​ Петр Триад​ский​, информатором студент Богословия ​Иродион​ ​Сергиевский​, письменного класса студент Богословия Феофилакт ​Хитров​⁴⁵. Сведений об их преподавательской деятельности, к сожалению, не сохранилось, но об одном из них, именно об учителе философии (не был ли им сам префект?) митрополит Филарет в воспоминаниях своих отзывается как о человеке недостаточно компетентном, которого скудость мог постигнуть и ученик даровитый⁴⁶. К ​счастью​ ученик, о котором у нас идет речь, благодаря природным дарованиям, прилежанию, а также и библиотеке своего отца, мог без ущерба для себя самостоятельно дополнять те скудные познания, которые сообщались в философском классе. Он тщательно просматривал книги своего отца и среди них нашел руководство по философии Винклера, знакомство с которым, как увидим, окажет ему в последствии значительную услугу в положении довольно затруднительном.

Как успехи в науках, так и поведение сына могли только радовать его родителей. Рано пробудившееся в нем религиозно-молитвенное направление продолжает развиваться и укрепляться. Он так же, как и в детстве, часто ходит в церковь, такт, же искренно предается святым впечатлениям богослужения с тою только разницею, что глубже вникает в его смысл. Так, будучи 12–13 лет, он приходит в церковь к последней пред Великим постом вечерне и слышит ​прокимен​: „не отврати лица Твоего от отрока Твоего»; слова эти производят на него сильное и неизгладимое впечатление; он применяет их к себе и от всего сердца испрашивает себе ​блого​воле​ния​ у Отца ​светов​⁴⁷. ​И​ Господь не отказывает в Своих дарах молящемуся юноше, видимо благословляя его дальнейшее преуспеяние! Скудное образование, получаемое им в Коломенской семинарии, нескудно пополняется самообразованием под руководством отца, при существовании книжных пособий, которых лишено было большинство Коломенских семинаристов. Но при всем умственном превосходств над своими товарищами, он, как благовоспитанный юноша, отличался скромностью, почтительностью к старшим и добрым отношением к товарищам. По самому внешнему виду, прилично одетый во фризовый сюртук, он резко отличается от прочих своих сверстников по семинарии⁴⁸.

В 1799 году, в одно время с упразднением Коломенской епархии, закрыта была и Коломенская семинария. С соизволения высшего духовного начальства, бывшим ученикам её, для окончания образования, предоставлено было право поступать в духовно-учебные заведении московской епархии, как-то: в ​Славяно​-Греко-Латинскую академию, в Троицкую и Перервинскую семинарии⁴⁹.

Прежде чем сказать, куда направит путь свой юный Дроздов, не лишним будет подвести итог тем впечатлениям, которые могла оставить в нем Коломна. Не обильны сведения о самом раннем периоде его жизни, но и они дают полное основание заключить, что первоначальные условия для развития богатых духовных дарований его были вполне благоприятны. Не одна семья влияет на его первоначальное развитие, а целых две и притом обе достойные и в разных отношениях способные посеять в юную душу добрые семена. Не простое захолустное место – его родина, а древний город с немаловажным значением, полный преданий и легенд, переживший ​много​ исторических событий. Какое значение все это могло иметь для воспитания ребенка с богатыми духовными задатками, это ​понятно​ для каждого. „Мать, бабушка – живые носительницы преданий, а легенды – кодекс христианской нравственности в поэтической форме» – справедливо говорит в своих воспоминаниях даровитый уроженец той же Коломны ​Гиляров​-​Платонов​. Мы ​знаем​ в общих чертах, каковы были отец и мать, дедушка и бабушка знаменитого митрополита Московского. Влиянию их, как видно из его к ним писем, он сам придает особое ​значение​ для всей своей жизни. Сердце даровитого дитяти рано могло ​навыкнуть​ ощущать и ценить проявления родственной любви, со всех сторон ​окружав​шей его, воображение могло обильно питаться благочестивыми рассказами, память упражняться в сохранении их, ум приучаться к восприятию сведений, которых так много могла представлять вся обстановка его детства. Родитель его по своему времени был человек достаточно образованный, отличный знаток латинского языка⁵⁰, ​навыкший​ учить других и, следовательно, имевший полную возможность поставить как должно первоначальное обучение своего собственного первенца сына. К удовлетворению возбужденной любознательности даровитого сына могла служить довольно значительная отцовская библиотека. Вообще влияние отца на духовное развитие ​сына​ было так велико, что впоследствии, в самый решительный период жизни, после принятия монашества, благодарный сын горячо заявляет, что обязан своему отцу «более, чем ​жизнью​»⁵¹. Родительница митрополита Филарета, даже по отзыву лиц, не всегда почтительно относившихся к памяти его и его родителей была женщина умная⁵² и следовательно не только не препятствовала усвоению добрых отцовских уроков, но и сама много способствовала правильному его развитию. Не можем не привести здесь отзыва о первоначальном воспитании будущего святителя московского из слова, произнесенного пред отпеванием его достопочтенным о. ректором Московской Духовной Академии, протоиереем А. В. Горским. Прекрасный залог будущей светлой деятельности вынес почивший архипастырь из домашнего ​вос​питания: это – чистое, целомудренное, духом искреннего благочестия проникнутое сердце. Вот почему доброе семейство благочестивого служителя алтаря Господня всегда почитал он незаменимою школой для посвящающих себя духовному служению. Как и в некоторых примерах древних великих пастырей церкви: св. Василия Великого. Григория Богослова и Иоанна ​Златоустого​, видно и здесь особенное влияние доброй, христиански-благочестивой и светлым умом одаренной матери на юного сына». Прочие родные все вместе и каждый отдельно также привнесли добрый вклад в сокровищницу его духа. Самый ​родной​ город был полон материалов и поводов для возбуждения любознательности богато одаренного отрока. Стоя на границе между Московской и Рязанской губерниями, бывший одно время в церковном и административном общении с Тулой он, представляя не мало поводов к ознакомлению юного питомца наук с топографией и географией родной земли, с делением ее на административные единицы, с известно, вверена была потом важнейшая тайна Престолонаследия, не имеет ли корня в подобной же любви и преданности его родителей и в постоянном созерцании с самого раннего детства тех десяти портретов „Владеющей Фамилии, которые, как мы видели, были приобретены его отцом еще на первых порах его священнической жизни? Кто из нас по собственному опыту не знает, что из пережитых в детстве и юности впечатлений зарождаются идеалы, которые потом каждый во всю последующую жизнь носит в себе, слагаются первые наши представления о правде её и неправде, которые потом, путем образования будучи возведены на степень убеждений, становятся руководящими принципами всей нашей деятельности? Во всяком случае сумма ​впе​​чатлений​, полученных в Коломне дитятей, отроком и юношей Дроздовым, была велика и влияние их на ​него​ было весьма благотворно. Недаром он с такою ​блого​дарностью​ воспоминает впоследствии свои первые ​Коломенские​ ощущения. Вот что говорит он в слове своем на неделю всех святых, произнесенном в Коломенском Успенском Соборе в 1822 году 28 мая: „По неисповедимым судьбам ​Божиим​, видя себя вновь посреди сего града, в котором суждено было мне в первый раз увидеть свет, и от которого течением происшествий увлечен я был, так что никогда уже видеть его не чаял, – сверх чаяния, вновь находясь посреди братий и ближних, в сообществе которых получил первые приятные ощущения жизни, – желал бы я совершенно предаться сильному влечению любви к отчизне, – любви, по которой, как изъясняется некто из Иерусалимлян, дети Иерусалима ​блого​​волигша​ ​камение​ ею, и ​персть​ ею ​ущедрят​ (​Пс​. CL. 15), то есть, самые камни отечественного града им любезны, мил даже прах путей его. Сердце мое готово теперь воспевать сему граду песнь, которую они воспевали своему Иерусалиму: вопросите, ​яже​ о мире Иерусалима: и обилие любящим ​тя​! Буди же мир во силе твоей, и обилие в столпостенах твоих. Ради братий моих, глаголах ​убо​ мир о тебе« ​(Пс​. ​121:6–8)⁵³.

Так дороги были для него воспоминания о своем родном городе!

Особенное отеческое попечение митрополита Платона о Троицкой Лаврской семинарии. Перемены в учебном курсе, ранее, чем в других семинариях, произведенные в Троицкой Лаврской. Нравственное воспитание в Лаврской семинарии. Поступление В. М. Дроздова в Троицкую семинарию. Вступительный экзамен. Наставники

Как пи велико было ​значение​ впечатлений и влияний Коломны в раннем периоде жизни Василия ​Михайловича​ ​Дроздова​, но еще более воспитательного и образовательного значения имела для него Троице-​Сергиева​ Лавра, ставшая вскоре его второю родиною. Здесь еще более он мог развиться и укрепиться духовно под невидимым покровом преподобного ​Сергия​ и под видимым покровительством митрополита Платона.

Московскому митрополиту Платону по всей справедливости принадлежит слава лучшего устроителя и организатора духовных школ его времени. Устроенные им ​ду​ховные​ школы были положительно выше всех других школ. Славившаяся доселе Киевская академия должна была уступить свое первенство Московской академии и ​Лаврской​ семинарии. Архиереи наперерыв добивались согласия Платона, чтобы их лучшие студенты довершали свое образование в его заведениях. Сам владевший замечательным по тому времени образованием, он высоко держал знамя науки и старался водворить ее и сделать плодотворною в своих школах. Вот как характеризует отношение митрополита Платона к его школам и самые эти школы один из известнейших современных проповедников: „Помимо крепкого классического образования, которое так высоко ​ценил​ митрополит Платон, в особе и приемах его было нечто еще важнее этого. К нему можно отнести слова св. апостола Павла: хотя у вас и тысячи наставников о Христе, но не много ​отцев​... Школы Платона были его семьей, которую он любил посещать. Из множества учеников он узнавал даровитейших, и из них избирал учителей. Учители становились его собеседниками и друзьями, и здесь завязывалась та сердечная связь, по которой Платон совершенно овладевал своими питомцами, располагал их силами и распоряжался их судьбой, имея в виду прежде всего и выше всего ​благо​ церкви»⁵⁴.

Но из всех московских духовных школ самым любимым его детищем была Троицкая ​Лаврская​ семинария. Он так ее любил, что ради неё ревниво относился к другим своим же школам. Оп всеми мерами старался удержать лучших учителей и учеников в ​Лаврской​ семинарии и смотрел неблагоприятно на переход учеников Троицких в московскую академию, напротив желал, чтоб из академии московской более было желающих учиться в Лавре. Живя в последний период своей жизни большею ​частью​ в Лавре и ​Вифании​, он, как любящий отец, постоянно и внимательно следил за судьбой своего любимого детища. Забота о процветании любимой школы была для него выше многих других епархиальных забот. И это особенное попечение о ней знаменитого архипастыря не было ​напрасным​. Ученому и нравственному влиянию Платона, которое нс ослабевало почти до последних дней его жизни, семинария обязана всем своим благосостоянием, по которому она шла в уровень с московскою академиею, и даже иногда превышала ее. Будучи сам ​многосторонне​ образован, пройдя последовательно поприще учителя и ректора той же самой ​Лаврской​ ​семинарии​, с которою не разлучался духовно и потом в дальнейшем движении своем по ступеням иерархическаго достоинства. Платон, когда сделался митрополитом Московским, посвятил на благосостояние своей родной школы все: и знания свои, и опытность, нередко и материальные средства свои, главное же – свою неусыпную о ней заботливость. Ему главным образом обязана была ​Лаврская​ семинария, вместе с другими московскими духовными школами, постепенным освобождением от прежнего схоластического, рассудочно-отвлеченного направления в образовании и расширением в её курсе фактических, реальных знаний. Ранее и успешнее, чем в других семинариях, в Троицкой ​Лаврской​ привились усовершенствования в преподавании прежних наук семинарского курса: риторики, философии и богословия, но впрочем при этом не спешили покидать и изгонять то доброе, что уже выдержало пробу времени и приносило хорошие плоды. В риторическом классе было усилено изучение русской риторики; при изучении латинской риторики сохраняло еще силу прежнее руководство ​Бургия​, но признано было полезным „для большего объяснения и дополнения употреблять и новоизданную и назначенную указом Св. Синода (1798 г.) для преподавания в семинариях риторику Франциска Лежая» и при этом усилено было ​задавание​ сочинений. В философском классе стали знакомить с ​новой​ немецкой философией, преимущественно Вольфианской, причем принята была в качестве учебного руководства система одного из представителей её Баумейстера. Преподавание богословия в ​Лаврской​ семинарии, благодаря предшествовавшим трудам самого Платона, когда он был ректором семинарии, а потом следовавших за ним преподавателей богословия ректоров ​Илариона​, Павла, ​Аполлоса​ и особенно ​Мефодия​ ​Смирнова​, придававшего в своих чтениях большое значение историческому элементу, было по тому времени весьма удовлетворительно. Следуя господствовавшей тогда богословской системе Феофана ​Прокоповича​, Троицкие богословы вносили в свое преподавание и нечто самобытное, дополняли и оживляли его новой постановкой и обработкой богословских вопросов. При всем том прежнее схоластическое направление еще сильно отзывалось в ​Лаврской​ ​семинарии​. Печать его лежит и на лекциях преподавателей, и па семинарских экзаменах, и в разных ученических оккупациях, и на диспутах. Но важно и то, что дан был уже ​толчок​ к постепенному освобождению от него и к расширению знаний. Знание языков древних: еврейского, греческого и особенно латинского доведено было в ​Лаврской​ семинарии до возможного совершенства»⁵⁵. Положено было солидное начало и изучению новых языков. Родной русский язык стали также усердно изучать в Лаврской семинарии, хотя еще Платон крепко стоял за латынь.

Нравственное воспитание в ​Лаврской​ семинарии так же было предметом особенных забот митрополита Платона. Много раз составленные, собственною рукою писанные и по разным случаям изданные Платоном инструкции свидетельствуют об его сильном желании поднять уровень нравственности троицких учеников. Предписанные им в возможной обстоятельности и ​подробности​ правила, которыми он снабжал не только ректора, префекта и учителей, но и ​сеньоров​, ​полицмейстера​, столового инспектора, регента певчих и даже старух – сиделок при больнице, вникают во все подробности жизни и быта учеников, обнимают каждый шаг их и показывают в составителе опытного педагога, ​возвышавшегося​ в своих взглядах на воспитание над педагогическими приемами своего времени. Ограничив известными условиями применение телесных наказаний, Платон между прочим внушал инспектору „стараться замечать каждого, ​находящегося​ под смотрением, склонности и привычки, подавать им материи к разговорам и другому упражнению, приличные их состоянию и благородные, и стараться вперять в учеников благородное честолюбие, которым бы они. яко пружиною, были ​управляемы​ в поступках». Даже от таких низших исполнителей начальнических распоряжений, как помощник ​сеньора​, он требовал „входит наипаче в то, нельзя ли сделать чего нового к лучшему, и подавать о том свои записки с мнением. Этим допускался и поощрялся прогресс в воздействии на нравственную сторону ​Лаврских​ воспитанников. Видимо заботились о смягчении грубости бурсацких нравов посредством большего развития в учениках благородных инстинктов, возвышения эстетического образования, ослабления низких и грязных наклонностей к пьянству и т. п. Практика семинарской жизни, разумеется, стояла еще далеко ниже этих требований и идей, но важно было и то, что они были уже ​осознаны​ и высказаны⁵⁶. Не скудно посеянные Платоном добрые семена должны были принести и добрые плоды. Из Троицкой семинарии в век Платона вышло тридцать два святителя; между ними восемь митрополитов, шестнадцать архиепископов и восемь епископов. Добрая рекомендация для семинарии ​Сергиевой​ лавры!⁵⁷.

Таково было в общем, к началу XIX-го века, состояние Троицкой ​Лаврской​ семинарии, куда судьба направила из Коломны юного ​Дроздова​.

По закрытии коломенской семинарии, Василий Михайлович Дроздов, которому было тогда семнадцать лет, желал поступить в ​Славяно​-Греко-Латинскую академию, но отец его дал намек, что образование в ​Лаврской​ семинарии солиднее. Сын готов был последовать совету отца, но его, не крепкого здоровьем и привыкшего к удобствам родительского крова, тревожило опасение дурного, слишком спартанского содержания в этой семинарии, а также возлагаемых в ней на учеников хозяйственных работ; отец ​успокаивает​ его обещанием содержать на свой ​кошт​. Дело было решено согласно желанию отца. В марте 1800 года отец вместе с сыном отправляется в Лавру и подает прошение о принятии сына в ​Лаврскую​ семинарию. Там изъявили согласие его принять. Как бывший уже в философском классе коломенской семинарии, он надеялся быть принятым в тот же класс и ​Лаврской​ семинарии, – но последняя, сознавая свое превосходство пред другими семинариями, сначала не изъявила на то согласия. Оказался нужным поверочный экзамен. Спрашивали из логики дефиниции. После данного удовлетворительного устного ответа предстояло коломенскому пришельцу сдать еще письменное испытание. „Вечером, так говорит сам митрополит Филарет в своих воспоминаниях, пришел я вместе с ​отцом​ к ректору ​Августину​ (​Виноградскому​), который туг же в своих покоях заставил меня написать диссертацию на вопрос: «an dantur ideae innatae?»⁵⁸ На это ничего не мог бы я отвечать по урокам своего прежнего наставника, но роясь, когда учился в Коломне, в книгах своего отца, читал я учебник по философии ​Винклера​. Там я получил об этом вопросе некоторое понятие. И моим ответом были довольны. Меня приняли в философский класс».

Служебный персонал Троицкой семинарии во время поступления в нее Василия ​Михайловича​ ​Дроздова​ был следующий: ректор – упомянутый архимандрит ​Августин​, преподававший богословие, префект – иеромонах Мельхиседек (​Минервин​), которого с августа 1800 года сменил молодой иеромонах Евграф (Музалевский-​Платонов​), взятый через год по окончании курса из префектов Перервинской семинарии и преподававший философию; учители: риторики и немецкого языка – ​Стефан​ ​Крылов​-​Платонов​ (впоследствии Рязанский архиепископ ​Сергий​), истории, географии и ​катехизиса​ – иеромонах Дионисий, – поэзии и французского языка – Савва ​Крылов​ (впоследствии ​Симеон​, архиепископ Ярославский), греческого и еврейского языка – ​Стефан​ ​Запольский​-​Платонов​ (впоследствии Самуил, епископ ​Костромской​), – латинского языка в высшем классе – Александр ​Беляев​, в низшем Иван ​Платонов​⁵⁹. Нужно думать, что состав начальства и наставников Троицкой семинарии в интеллектуальном отношении был много выше состава бывшей Коломенской семинарии.

Перемещение его на казенное содержание в монастырь. Состояние его духа и здоровья в первое время пребывания в Троицкой семинарии. Слушание уроков философии и успехи его в этой науке, а также в истории и языках греческом и еврейском в первый год учения в Троицкой семинарии. Товарищи. Приветствие митрополиту Платону на греческом языке в день его тезоименитства (18 ноября), составленное и произнесенное учеником философии В. М. Дроздовым. Кончина Императора Павла I и принесение Троицкими семинаристами присяги на верность новому Государю, Императору Александру I. Окончание В. М.Дроздовым философского курса

Хотя отец и успокаивал сына на счет содержания, но и это обещанное содержание на своем ​коште​ в ​Сергиевом​ посаде, с его простыми обитателями и отсутствием даже первых удобств для обитания, не представляло ничего заманчивого и вскоре даже заставило желать променять на казенное.

Первое время В. М. Дроздов поместился па Переяславской улице, но вскоре вышло от начальства запрещение семинаристам занимать квартиры на этой улице по причине постоянного бывавшего там шума и суеты от множества проезжавших из северных губерний в Москву. Это было такое же неудобное место для занятия науками и духовного созерцания молодого студента философии, каким ​некогда​ представлялось местечко ​Сасимы​ Григорию Богослову. Наш будущий знаменитый митрополит так описывает свои первые ​посадские​ впечатления в письме к своему родителю: „Не знаю теперь, куда ​приклонить​ голову: не только па хозяйский ​кошт​ нигде не принимают, по и па свой – весьма мало. Там тесно; – там хозяин пьяница; – там ​беспокойно​. Надобно жить или на худой квартире, или на улице. Беда!⁶⁰ Но не бедность обстановки и отсутствие телесных удобств беспокоят молодого питомца семинарии: его тревожит неизбежная необходимость терять при такой обстановке много времени без пользы для ученья. „Если пойдешь на худую квартиру, говорит он в том же письме, и то за теснотою, то за шумом каким, будешь терять много времени: то правда, что не хуже будет, если жить на улице. Здесь не Коломна: потерять на квартире час времени значит потерять почти целый день ​Просидевши​ семь часов в день в школе, захочешь беречь остальные. Притом часто приходишь рано: и сие пропадает. И так остается весьма мало. Чтобы здесь употреблять время как должно, надобно иметь часы. Но это наше...» Здесь поставлены в письме точки. Что хотел сказать этой недомолвкой молодой Дроздов, то ли, что в его положении пока еще нельзя мечтать об этой роскоши, или указывает на общее обыкновение не дорожить временем, к нему самому, впрочем, неприменимое. Думаем, что течению его мысли не противоречит и то, и другое. Сам оп лично весьма дорожил своим временем и не ​по​ летам был заботлив о своих учебных занятиях. Время его так занято, что его почти не остается даже для того, чтобы написать письма к родным: на одни письменные упражнения он в четыре недели первого времени пребывания своего в ​Лаврской​ семинарии ​издерживает​ целую десть бумаги. Голова его так была занята обдумыванием разных учебных задач, что „расстройство мыслей препятствует писать родным» даже в ​немногие​ ​остающиеся​ свободными минуты. Помимо расстояния от квартиры до семинарии могла отнимать довольно много времени от занятий и причинять „расстройство мыслей» еще лежавшая на нем обязанность самому заботиться о покупке для себя предметов продовольствия, „Я буду сам покупать для себя муку, пишет он деду, которая здесь по 60 копеек, или более. Может быть и пустые (щи?) очень часто кушать буду; ибо как товарищи, так и я. Вы скажете: зачем иду на такую квартиру? Но иначе должно жить на улице, или по крайней мере в такой лачуге, в которой два или три ​волоковых​ окошка и в самые полдни книгу читать невидно. В такую звал меня один ив моих товарищей вместе с собою».⁶¹

Обязанный оставить квартиру па Переяславской улице, юный Дроздов поставлен был в немалое затруднение.

„​Мне​ рекомендовали, говорит он в своих воспоминаниях, другую квартиру, лучшую, в ​Ильинской​ слободе, но узнав, что туда ходят большие семинаристы по знакомству с хозяевами, и что это знакомство сомнительно, я не согласился ​перейти​ туда. Тут указали мне квартиру у священника Рождественского⁶², которого семейство, как я узнал после, было расстроенное, и сам он с женою вел жизнь невоздержную. У него квартировали ученики, выгнанные из бурсы за шалости, и но бедности кормились хлебом, воруя его из казны. У них был заведен такой порядок, чтобы каждый ​понедельно​ кормил все общество, которое состояло человек из пяти. Не зная их способа пропитания, я стал с ними на квартиру. Но чрез месяц, когда все объяснилось, я не захотел оставаться с ними.⁶³

Вообще не мало неблагоприятных условий жизни пришлось испытать юному ​Дроздову​ в первое время пребывания его в ​Лаврской​ семинарии, но, сообщая о них родным, может быть еще с умолчанием о некоторых, он просит их „ради Бога пе беспокоиться за ​него​». „Меня сие житье, пишет он, весьма мало или совсем не трогает и не огорчает»⁶⁴. Впоследствии, уже будучи митрополитом, он в 1844 году 1-го ​ноября​, в слове по освящении храма святителя Николая в доме Московской духовной семинарии, обращаясь к воспитанникам последней, так воспоминает о своем житье в первое время пребывания своего в ​Лаврской​ семинарии: „Дети! Спросите родителей, или ​отцов​ их: с такою ли, как ныне, многообразною ​заботливостью​ были ​они​ ​призреваемы​, когда, ​полувеком​ ранее, проходили поприще, вами теперь проходимое? Из неблагоустроенных жилищ нередко целыми поприщами измеряли мы неблагоустроенный путь до дома учения; и случалось, что только в поучении нашем разгорался ​огнь​ (​Пс​. 38:4), когда в согревающем или освещающем огне нуждалась учебная храмина. Воспоминаю сие, добавляет проповедник, не для того, чтобы возбуждать упреки прошедшему, которое имеет свои добрые и достопочтенные воспоминания, но чтобы отдать справедливость настоящему».

Среди разных лишений и невзгод в первое время поселения своего в Сергиевском посаде В. М. Дроздов утешен был известием с родины о возведении его родителя в сан протоиерея и назначении настоятелем Коломенского Успенского собора. С чувством сердечной радости поздравляя родителя, он желает ему дальнейшего счастливого успеха в должности, „в чем уже и предуверен^".⁶⁵

Недолго, впрочем пришлось юному ​Дроздову​ испытывать неудобства помещения на квартирах в ​Сергиевском​ посаде. Заботясь сколько о сбережении времени для занятий, столько же и об охранении себя от дурного товарищества па дурных квартирах, он пришел к префекту семинарии, объяснил ему откровенно свое положение и просил о принятии на казенное содержание со взносом денег. И его приняли и ​без​ этого условия 8). В конце первого учебного года по поступлении в ​Лаврскую​ семинарию (10 июня 1800 г.) он уже извещает родных, что принят на казенное содержание и живет в монастыре.⁶⁶ Такое перемещение он почитает счастливым для себя и немалым преимуществом пред товарищами, живущими на квартирах. „Бедным им надобно и приходить утром, и уходить вечером в темноте, в ночные часы! Я пред ними счастливым себя почитаю «, пишет он в письме к родителю.⁶⁷

Но как ни старается юный Дроздов приспособляться к своему положению в Лаврской семинарии, по временам испытывает приступы скуки, особенно когда получает не совсем приятные известия с родины.⁶⁸ Здоровьем своим за это время он также не может похвалиться: то он страдает от болезни глаз, бывшей в то время распространенною в Лавре и Вифании, то сырая погода часто худо действует на его голову.⁶⁹

Вскоре же по поступлении в Троицкую семинарию В. М. Дроздов сделался одним из отличнейших учеников. Уроки философии он, как прежде сказано, слушал у префекта иеромонаха Евграфа, который, по свидетельству современников, отличался замечательными дарованиями и обширными познаниями, хотя по отзыву его знаменитого ученика «не имел стройного образования и в философии не показывал достоинств хорошего преподавателя».⁷⁰ Но мы знаем уже, что ученик этот, благодаря своим дарованиям и трудолюбию, умел сам восполнять недостатки преподавания. Как бы то ни было, префект Евграф свидетельствовал об успехах Дроздова в философии, истории и языках греческом и еврейском за первый год учения его в Троицкой семинарии как о похвальнейших (lauda-billimos progressus). Лучшими студентами философии, товарищами Дроздова, были в это время: Матфей Знаменский (впоследствии протоиерей Московской Николаевской, на Пунышах, церкви), Кирилл Руднев и Алексей Александров.⁷¹

При всем том, что В. М. Дроздов был новичком в Троицкой семинарии, ему в первый же год ученья в ней выпала на долю честь составить и произнести привет​ствие​ митрополиту Платону в день его Тезоименитства (18 ноября). Как известно, в Троицкой семинарии был обычай на этот день представлять своему покровителю стихотворения на русском, латинском, греческом, немецком, французском и еврейском ​яэыках​. Студенту философии ​Дроздову​ поручили составить стихотворение на греческом языке, не смотря на то, что он ​начал​ изучать этот язык только со времени поступления в ​Лаврскую​ семинарию, значит только девять месяцев тому назад. Оно состояло из четырех стихов и написано было ​элегическнм​ метром. Приводим его как образчик первых письменных упражнений знаменитого писателя, который заявил себя потом с одинаковым успехом во всех родах писательства, не только в прозе, но и в поэзии:

,.Ηρώας μεγάλους μελέεσσιν ἄειδε, Ομηρε!

Αύτὰρ μηδ’ ἄδειν Πλάπυνος ἕργα πόθεi.

Ποιητῶν ίστι μερόπιυν τα γάρ όντα άέζειν,

Πώς δ’ ἀεξῆσαι τ» ἐργα Πατρος δύνασαι;

Ἐποίησεν ὁ τῆς φιλος. φιλομαθ.

Βασίλειος Δροσδόβ.⁷²

Это четверостишие в позднейшее время сам Филарет довольно удачно переложил по-русски, в виду желания своего почитателя Н. В. Сушкова, в такой форме:

„Пой в песнях великих героев, Омир!

„Дела же Платона ты петь не дерзай;

„Поэты наклонны и правду превысить –

„А как превозвысить деянья Отца?⁷³

Форма этого юношеского стихотворения по-гречески не совсем правильна, но этот внешний недостаток достаточно объясняется обстоятельствами написания его и с избытком восполняется достоинством внутреннего содержания. Его проникает беззаветное сыновнее чувство юного автора к Платону; при всей его краткости в нем блещет глубина чувства и мысли, выражающаяся особенно в том, что поэт немеет пред величием дел Платона – отца и сразу обрывает свою речь. Все это в 18 летнем юноше, каким был в 1800 году Дроздов, показывает, что он был далеко не чужд поэтического дара.

Весною 1801 г. Троицкие семинаристы, в присутствии митрополита Платона и по примеру его, оплакивали кончину императора Павла I, бывшего некогда учеником их патрона, и приносили присягу на верность новому государю, императору Александру I.⁷⁴

Переход В. М. Дроздова в богословский класс. Слушание лекций по богословию ректора архимандрита Августина. Перевод Августина на ректорство в Московскую Славяно-Греко-Латинскую академию. Назначение на его место ректором Троицкой семинарии иеромонаха Евграфа. Метод его в преподавании богословия. Успехи Дроздова в богословии, а также в истории, языках греческом и еврейском и медицине. Поведение его. Знак внимания к нему митрополита Платона. Назначение Дроздова старшим над семинарской больницей. Посвящение его в стихарь. Данное ему поручение приветствовать м. Платона. Образ его жизни, самообразование и самоусовершенствование, удовольствия и развлечения. Общая любовь к нему. Окончание семинарского курса

Осенью 1801 года, па праздник св. преподобного ​Сергия​, – день преставления его, – чествуемый ​церковью​ 25 сентября, соизволил прибыть в Троице-​Сергиеву​ Лавру Его Императорское Величество, Государь Император Александр I. Троицкие семинаристы удостоились встретить и лицезреть „Гения России с кротким, но величественным взором, с ангельскою улыбкою, ​провождаемого​ собором ​харит​. В 7 часов накануне праздника вступил Он в Лавру; на праздник по литургии не забыл посетить Троицкую семинарию, а после обеда ​Вифанскую​, и возвратился в столицу»⁷⁵.

Тогда же состоялся нетерпеливо ожидавшийся и замедлившийся только вследствие прибытия Государя в Лавру перевод троицких учеников в следующие классы⁷⁶. В. М. Дроздов вместе с другими товарищами назначен был к переводу в богословский класс, и митрополит Платон, утверждал список, написал: promovendi promoveantur, т. e. достойные перевода пусть будут переведены.

Богословие с начала курса до святок (1801 г.) В. М. Дроздов слушал у ректора, архимандрита ​Августина​, человека способного, но не слишком ревностно ​относившегося​ к обязанностям преподавателя. „От него, впоследствии воспоминает митрополит Филарет, мы (ученики богословия) получили тетрадку, или две, где говорилось о книгах св. Писания, едва ли только не Ветхого Завета, на латинском языке. ​Августин​, приходя в класс, приказывал ученикам часть этих записок прочитать, перевести на русский язык и прибавлял к этому ​немногие​ свои замечания. Когда ​Августин​ был ​наместником​, то приходил в класс обыкновенно на полчаса»⁷⁷.

В конце 1801 года ректор Троицкой семинарии, архимандрит ​Августин​, по указу Святейшего Синода от 25 декабря, переведен был на ту же должность в Московскую ​Славяно​-Греко-Латинскую академию. На его место назначен был (6 января 1802 г.) префект семинарии иеромонах Евграф, который вместе с ректорством принял па себя и преподавание уроков богословия. ​Дроздову​, как отличному ученику, поручено было написать приветствие (вероятно стихотворное) новому ректору, но, к сожалению, оно не дошло до нас⁷⁸.

О преподавании богословия ректором Евграфом впоследствии митрополит Филарет в своих воспоминаниях отзывается так: „Он задавал списывать отмеченные статьи из ​Голлазия​, и потом таким же образом (как и ​Августин​) прочитывал, переводил и объяснял в классе. Общие ​нам​ с протестантами трактаты, как-то: о Св. Троице, об искуплении и т. п., пройдены были порядочно; а другие, напр. о церкви, совсем пе были читаны». К числу достоинств преподавания Евграфа нужно отнести то, что он один из первых „увидел нужду изучать ​отцев​ церкви и изучал их». Влиянию ректора Евграфа нужно также приписать, что, вместо господствовавшей доселе в преподавании латыни, стали более заботиться об ​усо​​вершенствовании​ учеников в знании русского языка. Нужно думать, что уроки Евграфа были очень полезны для юного ​Дроздова​. Он оказал в них большие успехи и в первую же треть богословского курса заслужил такую рекомендацию преподавателя: «отлично остр, прилежен и успешен ».

Кроме богословия, в течение двухгодичного курса Дроздов продолжал слушать уроки истории, греческого и еврейского языков, а с конца сентября 1802 года, когда открыт был класс медицины, слушал и эту науку. Учитель еврейского языка в рекомендации своей отдавал ​Дроздову​ преимущество пред всеми его товарищами; на списке греческого языка написано против его имени: „препохвально, прекрасно»⁷⁹. Преподавание медицины в Троицкой семинарии, по особенностям постановки дела, не могло приносить больших плодов. „Лекарь (Егор Жуков) делает для нас ​короткие​ выписки, к которым он не прибавляет ни слова для объяснения», пишет Дроздов к родителю. „В текущий месяц один раз были мы па сем классе». Сведения по медицине Дроздов поневоле должен был пополнять понемногу в свободное время чтением ​Буханова​ лечебника, который читал, как говорит, „с удовольствием»⁸⁰. Как ни скуп был лекарь на преподавание медицины, но в списке своих учеников, сохранившемся в делах архива Троицкой семинарии (1802 года, № 64), отмечает о ​Дроздове​, что в медицине он „очень хорошо успевает».

Поведение Дроздова со стороны инспекторской также аттестовано было вполне хорошим.

Покровитель и поощритель молодых талантов митрополит Платон, вероятно, уже рано отметил своим вниманием юного Дроздова. По крайней мере известно, что проезжая в начале 1802 г. со святочных каникул из дома в Лавру, в Москве Дроздов представился митрополиту Платону, был принят хорошо и получил латинскую речь владыки, говоренную по коронации Его Величеству⁸¹.

Отличные успехи и поведение ​Дроздова​ были причиною того, что, по переходе в богословский класс, он был назначен старшим над семинарскою больницею ⁸². Эта должность доставляла ему возможность много раз видеть митрополита Платона, часто навещавшего больницу, ​удо​стоиваться​ его внимания и беседы.⁸³ В половине апреля 1802 г. Дроздов по представлению ректора семинарии посвящен был в стихарь для ​проповедания​ слова Божия в Трапезной церкви.⁸⁴ Как отличный ученик Дроздов в конце 1802 г. писал к празднику Рождества Христова греческое, а к новому году русское „поздравление» митрополиту Платону,⁸⁵ к сожалению до нас не ​дошедшие.

Жизнь студента богословия В. М. ​Дроздова​ протекала тихо, скромно, в непрестанных ​занятиях​ науками. Ничто не нарушало покоя её и не мешало его сосредоточенности на одном предмете, если только не случалось какого-либо чрезвычайного и необыкновенного события в роде бывшего 14 числа сентября 1802 года и замеченного многими обитателями Лавры и ​Вифании​ землетрясения.⁸⁶ Не довольствуясь классными уроками, он продолжает совершенствоваться путем самообразования. ​Получив​ назначение ​проповедовать​, он озабочен приобретением „Слов Анастасия (Братановского​, умершего в 1806 г. архиепископом Астраханским) «.⁸⁷ Желая усовершенствоваться в писании писем на латинском языке, он просит родителя прислать ему ​Плиния​, которого, как пишет, полюбил.⁸⁸ В религиозном направлении он также постепенно укрепляется, находя, что науки только в соединении с верою могут оказывать вполне благотворное влияние на душу.⁸⁹ Озабоченный нравственным усовершенствованием, он между прочим желает приобрести сочинение о трех темпераментах, одобренное владыкою Платоном и способное, по мнению любознательного​ ​юноши​, дать хорошую нравственность.⁹⁰ Он по прежнему скромен, доволен своим состоянием, нетребователен в одежде, крайне умерен в пище и ​удо​вольствиях​. Ему доступны только ​тихие​, невинные радости и развлечения. Ему очень правится, что пред окнами его комнаты в больнице цветник, – вокруг сад. Изредка он ​разнообразит​ свою жизнь и увеселяет себя игрой на гуслях, которой научился у деда в Коломне, также игрой в шахматы и рыбной ловлей.⁹¹

При редких достоинствах умственных и нравственных на долю даровитого и скромного питомца Троицкой семинарии выпал счастливый жребий пользоваться ​любовью​ своих начальников, наставников и товарищей. Митрополит Платон видимо отличал его своим вниманием. Ректор Евграф также очень любил его и сохранил к нему расположение до конца своей жизни. Только однажды он несколько ​поохладел​ к нему, по это продолжалось очень недолго. Вот как рассказывает об этом Н. В. ​Сушков​ со слов, вероятно, самого митрополита Филарета: „Ректор, по давнему обычаю в Лавре, устраивая подобающую встречу митрополиту Платону, в день его ​именин​, предложил Василию Михайловичу написать в честь ему стихи и с некоторыми из своих товарищей в идти пред гостей в сочиненном на заданную тему разговоре. Стихи по-латыни были им написаны; а от разговора он отказался: „это театральное представление? я не желаю быть актером». Отсюда кратковременная между ними «остуда»⁹². Доброе расположение к нему имели также префект ​Сергий​ ​Крылов​-​Платонов​ и некоторые другие из личного состава семинарии.

Незаметно, в постоянных трудах учения, среди общей любви и уважения протекли для В. М. ​Дроздова​ два года богословского курса. В конце его, в августе 1803 года, ректор Евграф на богословском списке об успехах и поведении Василия ​Дроздова​ и Матвея ​Знаменского​ дал следующий отзыв: „Turn diligentia, turn ingenii acie, turn in aliis litterarum studiis, turn in poftsi maxime, facile primi sunt omnium. Singulari eminent modestia»⁹³. Так закончилось» образование В. М. ​Дроздова​ в Троицкой ​Лаврской​ семинарии.

В благодарность за полученное в ней образование он посвятил первые самые лучшие годы своей жизни (1803–1808) на служение в ней же в качестве преподавателя и провел их в самой скромной обстановке, в непрестанных трудах, забывая среди них свою молодость, свойственные ей забавы и развлечения

Условия, при которых ученики семинарии оканчивали курс и поступали на места учителей. Материальное положение учителей семинарии в то время. Круг товарищей В. М. по службе в семинарии. Труды по учительству. Поездка на родину. Особенные занятия. Подробности о преподавании греческого и еврейского языков. Состояние духа В. М. Дроздова в период отправления им должности учителя греческого и еврейского языков. Неизданное доселе его стихотворение из этого времени. Образ его жизни. Знак особенного расположения к нему ректора Евграфа. Две прославившие его проповеди. Перемещение на должность учителя поэзии. Особые труды. Усиление расположения к нему митрополита Платона. Преподавание В. М. поэзии. Относящееся к этому времени собственное его поэтическое произведение. Поездка на родину. Определение на должность учителя высшего красноречия и риторики и совместное преподавание двух предметов – прежнего и нового. Проповедь, произнесенная в Махрищском монастыре. Новые и для всех заметные знаки внимания к В. М. митр. Платона. Двукратное приглашение ему занять место священника в Коломне и последовавший отказ

В ноябре 1803 года, когда учитель риторики иеромонах ​Мисаил​ (Орлов) был переведен в Московскую академию и на его место назначен был учитель греческого и еврейского языков ​Стефан​ ​Платонов​, ректор Евграф представил в кандидаты на вакансию наставника означенных языков в Троицкой семинарии – двух „достойнейших​ из студентов богословия» Василия ​Дроздова​ и ​Матфея​ ​Знаменского​, с предназначением будущему учителю жалованья 150 р. в год.

Митрополит Платон вызвал к себе ​Дроздова​ (25 ноября) и сделал ему несколько вопросов па греческом языке.⁹⁴ Ответы, вероятно, признаны были вполне удовлетворительными, потому что тогда же состоялось и ​опреде​ление​ ​Дроздова​ на должность учителя. На ректорском представлении митрополит Платон написал: «учителем греческого и еврейского языков быть студенту Василию ​Дроздову​ с получением жалованья в год по 160 рублей »⁹⁵.

Между окончанием курса Василием Михайловичем в Троицкой семинарии и определением его на должность учителя той же семинарии нельзя усмотреть особенно заметной грани. Полный курс в семинариях того времени обыкновенно продолжался 8–13 лет; время для прохождения каждой науки, в частности назначалось тоже разное, смотря по тому, насколько местный архиерей проникнут был сознанием её важности. Разумеется, всего более времени приходилось па долю богословия (2–4 года) и латинского языка.⁹⁶ Признание зрелости оканчивавших курс и определение их на ​учительские места зависело от представления семинарского начальства и от усмотрения архиерея. Случалось, что ученики богословского курса, пробыв на нем два года, продолжали еще слушать его, тогда как их более счастливые товарищи занимали уже’​учительские​ или ​священнические​ места. И так бывало не с одними только туго успевавшими учениками. При благотворительном характере духовно-учебных заведений старого времени, с одной стороны, и с другой – при необходимо​сти​ для архиереев того времени, скудного людьми образованными, иметь постоянный запас кандидатов на ​учительские​ и ​священнические​ места, – ученики, даже лучшие, иногда сыновья бедных родителей и сироты, при окончании курса, и сами не спешили оставлять ​сделавшиеся​ для них как бы родными учебные заведения и не были к тому ​побуждаемые​ волею начальства. Сам В. М. Дроздов изъявлял желанье учиться в ​лаврской​ семинарии еще один лишний год.⁹⁷ Если случилось, что студент Василий Дроздов определен был на должность учителя, то это произошло единственно по воле начальства. Он определен был па учительскую должность, между тем как его товарищ ​Матфей​ ​Знаменский​, разделявший с ним первенство по успехам в науках и поведению, продолжает на богословском курсе слушать уроки своего бывшего товарища и получает от него ​учительские​ отметки на своих упражнениях по греческому и еврейскому языкам.

Материальное положение учителя семинарии так же не носило на себе резкой печати отличия от положения ученика. Положенное В. М. ​Дроздову​ жалованье, даже с прибавкой от самого митрополита Платона, вовсе не было таково, чтобы могло заметно изменить житейскую его обстановку. Не даром этот учитель писал при сем родителю своему о себе: „Вы видите нового учителя зимою в летнем платье. Представьте трудности нового сего состояния: постель, теплое платье и, – если следовать товарищам, для случаев чай с принадлежностями – вот ​нужды​». „Я должен жить в отдалении от вас, пишет он в другом письме к родителю, и жить сам собою, или, как говорят, своим домом. Я еще не знаю, сколь многочисленны​ 150 р. годового жалованья». Стол держать учители, в том числе и Дроздов, на артельном начале; готовит его для всех учителей заслуженный матрос, он же и камердинер Дроздова, квартира которого служит общею столовою.⁹⁸

Круг товарищей В. М. ​Дроздова​ по службе состоял в то время из следующих лиц: ректор иеромонах Евграф, префект иеромонах ​Сергий​, учитель риторики иеродиакон Самуил, учитель поэзии Кирилл ​Руднев​, – высшего грамматического латинского класса и немецкого языка Никифор ​Платонов​ (впоследствии Неофит, епископ Архангельский), – вившего грамматического класса и французского языка Михаил ​Платонов​. Учеников у нового наставника в первый год его службы было по греческому классу: 39 из богословского класса, 60 из философского, 38 из риторики, 21 из поэзии и 4 из высшего грамматического класса, всего 162 человека. Между учениками видим и студента богословия ​Матфея​ Абрамовича ​Знаменского​, об успехах которого В. М. Дроздов отметил в списке: „превосходных успехов» – рекомендация лучшая из всех. Еврейскому языку учились 51 человек; из них по ​отзыву​ наставника были лучшими двое: Николай ​Платонов​ и Григорий Троицкий.⁹⁹

Дела у нового учителя, призванного к учительству прямо со школьной скамьи, понятно, было очень много. Ради новых обязанностей и самого тщательного их ​ис​полнения​ он должен был побороть в себе горячее желание навестить своих родителей в Коломне и заранее мысленно отложить его ​по​ крайней мере года на два.¹⁰⁰ Но он так усердно и неутомимо предался своему делу, что уже в один год успел преодолеть его трудности. В послужном списке об учителе Василии ​Дроздове​ за 1803 год отмечено: „По-гречески переводить, писать и говорить может совершенно».¹⁰¹

Благодаря такому неожиданно быстрому успеху в делах своих, он мечтает быть в Коломне ранее предположенного для себя срока, но стесняется утруждать просьбою об отпуске ​высокопреосвященного​ митрополита, и только в том разе считает возможным исполнение своего желания ко дню Успения Пресвятые Богородицы, если ​высокопреосвященный​ соблаговолит прибыть в Коломну на этот праздник по случаю обновления Коломенского Успенского собора. Но к великому утешению Василия ​Михайловича​ ему и ​без​ этого условия удалось пробыть несколько приятных дней в родном доме в вакацию 1804 года.¹⁰²

Для такого усердного работника, каким был Василий ​Михайлович​ Дроздов, освежение сил поездкой на родину нужно было только для того, чтобы с удвоенною ​ревностью​ и усердием приняться за дела даже не по одной только прямой своей обязанности. Объясняя замедление письменных сношений с своим родителем, он пишет к нему: „Так случилось, что мы ныне сверх обыкновенной должности всегда имеем особенные дела: и это препятствует мне иногда писать к вам, хотя бы желал». Дела эти состояли, между прочим, как видно из того же письма, в составлении замечаний даже на собственные произведения митрополита Платона, замечаний, которых он требовал от своих бывших питомцев в духе полной сыновней откровенности и беспристрастия.¹⁰³

Но главную заботу Василия ​Михайловича​ ​Дроздова​ составляли, конечно, труды по его специальности. Сведения об учебной деятельности его сохранились в донесениях, которые ежемесячно ​подаваемы​ были в ​Лаврское​ семинарское правление каждым из учителей, вместе с списками учеников и рекомендациями об их успехах. Классы греческого языка были ежедневно, кроме субботы, а еврейского языка – каждый день. На греческом классе были „читаны ​грамматические​ правила, ​задаваемы​ были задачи и ​составляемы​ переводы с замечанием синтаксических ​пра​вил и ученики были ​занимаемы​ разговорами». Кроме древнего ​еллинского​ языка ​преподаваем​ был и новый ​ромейский​, ​объясняемы​ были ​грамматические​ особенности этого языка, ​делаемы​ были переводы из книг новогреческих на русский ​язык​, равно как переводы с русского на греческий и ​ромейский​. Для переводов с греческого ​избираемы​ были Творения Св. Григория Богослова и Иоанна ​Златоустого​. Особенно Василий ​Михайлович​ останавливался на изучении Творений Григория Богослова. Видимо они находили такой сочувственный отклик в душе молодого учителя, что он живо воспринял самый дух этого знаменитого отца восточной церкви, способ его богословствования, отразившийся​ впоследствии на многих его произведениях. Самая форма изложения Григория Богослова до того сделалась знакомою и сродною ​Лаврскому​ учителю греческого языка, что „некоторые стихотворения Григория на греческом языке, по свидетельству А. В. Горского (в слове пред отпеванием митрополита Филарета), сохранились у него в свежей памяти до поздних лет жизни». На еврейском классе были ​толкуемы​ ​грамматические​ правила, и учащиеся ​занимаемы​ были переводами из книг ветхозаветных с этимологическим разбором слов. Преимущественно учитель переводил и разбирал с учениками ​Псалтирь​, согласно особой резолюции митрополита Платона.¹⁰⁴

Казалось бы, чти греческий и еврейский языки должны были представляться довольно сухим предметом преподавателю, особенно такому молодому, каким был в то время Василий ​Михайлович​ Дроздов, по этот преподаватель до того был талантлив, усерден и трудолюбив, до того полюбил свой предмет, что сумел оживить, сделать приятным и полезным самое тщательное изучение его как для самого себя, так, вероятно, и для многочисленных учеников. Не только не видно, чтобы он тяготился преподаванием этого, ​по-видимому​, ​неприветного​ предмета, но напротив заметно, что годы преподавания им этого ​пред мета (1803–1806) были самым приятным временем его ​Лаврской​ жизни. Письма его к родителю за это время, особенно за 1804 год, носят на себе поэтический, ​жиз​нерадостный характер. В одном из них включены следующие стихотворные приветствия родным:

Я и не во время кричу,

Что многолетства Вам хочу:

Что в сердце вечно обитает

Законов времени не знает^".

Затем он прибавляет: когда в 8-е следующего месяца (ноября – день именин родителя) будут у вас наши родственники, прочтите им общий от меня визит:

Любезнейшим родным,

И малым, и большим, –

Всех благ прямых желаю;

И также посылаю

Кому агу кому виват!

Пусть сами меж собой делят.¹⁰⁵

К тому же году и даже к тому же времени года, т. е. ко дню рождения и именин родителя, относится еще и следующее письмо Василия Михайловича Дроздова в стихах, до сих пор нигде не напечатанное:

Любезнейший Родитель!

Как сидя я Ваш год воспоминаю новый:

Пусть будет подо мной Пегасом – стул сосновый;

Позвольте издали к Вам ямбами скакать,

И мысли рифмою свободные сковать.

Я не пойду мечтой по Греции скитаться,

Дабы там пьянственным восторгом напитаться.

На месте граций, где серальных встретишь дам,

И где курят табак – не музам Фимиам.

На тот Парнас моих бег мыслей устремился,

Который в дом для Вас недавно обратился.

Я там – я вижу Вас – и ото-ль не восторг?

Обильнейший Пиит в сем предо мной убог.

Не звуки лирные, но кроткий глас сердечный

Лиет мне в сердце огнь неугасимый, вечный.

Здесь не коварное искусство говоритъ,

Что безобразию дает прелестный вид.

Без маски, без прикрас, природа здесь простая.

Не меньше, как в раю, открытая, нагая

Приходит пожелать, да радости одни

Всегда приносят Вам грядущи Ваши дни;

Да кротки небеса моленьям Вашим внемлят,

И бури жизненны спокойства не колеблят.

Вот сердце Вам мое! желаний вот предмет!

..В Коломне ясный день – и в Лавре тучи нет...

Ноября 4. 1804.

Такими теплыми сыновними чувствами, свидетельствующими о ясном, ничем не возмущенном состоянии духа автора, проникнуто это новогоднее приветствие Василия ​Михайловича​ ​Дроздова​ своему родителю. Эта светлая ​ду​шевная​ настроенность молодого преподавателя греческого и еврейского языков в Троицкой семинарии невольно обращает на себя внимание, тем более, что сам он в своей личной уединенной и однообразной труженической жизни должен был довольствоваться весьма немногим и избыток своих светлых мыслей и чувств, должен был почерпать главным образом из глубоких тайников своей души. Нам уже известна его ​крайне​ скромная материальная обстановка. В области духовных потребностей он так же должен был себя во многом ограничивать. У него не было других интересов, кроме как – по преподаванию, – развлечений тоже было очень мало. Изредка разве он развлечет себя разговором с своим камердинером, напр., об антихристе и о новом весеннем снеге, который ​пришёл​ за старым, или перекинется какою либо невинною шуткою или остротою с товарищами – учителями во время общего обеда или ужина.¹⁰⁶ Что еще могло скрашивать эту уединенную и однообразную жизнь и утешать во многих лишениях – это сильное и глубокое религиозное чувство ,,питаемое и поддерживаемое всей обстановкой Лавры и соединенными с нею священными воспоминаниями, затем горячее родственное чувство вместе с теплыми же чувствами к высокому покровителю семинарии митрополиту Платону, ближайшим начальникам и сослуживцам, и наконец – простое, неиспорченное чувство любви к природе, заметно проявляющаяся во многих его письмах из того времени и в позднейших воспоминаниях об этом времени.¹⁰⁷

Своею постоянною исправностью в исполнении обязанностей, своими талантами и особенно честным поведением Василий Михайлович Дроздов, и прежде пользовавшийся расположением ректора Евграфа, еще более заслужил его внимание и любовь. Чтобы яснее и нагляднее выразить свои чувства к достойному сыну достойного отца, ректор пожелал вступить в переписку с родителем Василия Михайловича. В ней он уверяет последнего, что „в редких достоинствах сына он подлинно имеет драгоценный залог и свидетельство Божия к нему благоволения» и выражает желание „да возрастит и усугубит Промысл сие на нем благословение».¹⁰⁸

Еще находясь в должности учителя греческого и еврейского языков В. М. Дроздов в 1806 году приобрел себе известность способного проповедника двумя своими проповедями, ив коих одна была написана на день торжества освобождения обители преподобного ​Сергия​ от осады поляками в 1610 году, произнесена 12 Января и по приказанию митрополита ​Платона​ напечатана, – а другая на Великий Пяток, которая также вскоре после произнесения была напечатана. По поводу первой проповеди митрополит Платон писал (от 4 марта 1806 года) к своему викарию ​Августину​: „А у меня проявился отличнейший проповедник учитель Дроздов. Я сообщу его проповедь, – и удивитесь».¹⁰⁹ На рукописи второй проповеди митрополитом Платоном было ​написано​: „​Рrох​, linguae hebraicae et graecae prae. ceptor! Prox! Memento: Prox, cum norimus te, esse in Laurensi Seminario principem praeconum!».¹¹⁰

В августе 1806 года В. М. Дроздов резолюциею митрополита Платона, последовавшею на представление семинарского правления, которое усматривало в ​Дроздове​ „отличную к поэзии и ​реторике​ склонность», с должности учителя греческого и еврейского языков перемещен был на должность учителя поэзии вместо учителя ​Руднева​. Эта новая деятельность родителю В. М-​ча​, вероятно, ​судив​​шему​ о ней по названию предмета преподавания (поэзии), казалась веселою. Но не так смотрел на нее сам новый учитель поэзии, для которого она представляла далеко не одно только веселое. Вместе с отправлением этой должности он должен был, вследствие замеченного в нем митрополитом Платоном особенного проповеднического дара, отправлять должность проповедника при ​Лаврском​ Троицком соборе. .Пробыть около шести часов в классе, и в две недели сказать одну проповедь, не считая тех, которые обыкновенно назначаются в праздники, вот та должность», пишет он к своему родителю, „которую Вы называете веселою. То истинно, что она разнообразнее ​прежней​, интереснее, и может занять меня с большим удовольствием: по и Вы согласитесь, что она есть не малое бремя. С столь малыми сведениями, а еще меньшею опытностью, быть проповедником, и каждое произведение слабого пера подвергать суду такого мужа (митрополита Платона), который вдвое долее всей ​жизни​ моей наслаждается славою богослова и ​витии​, – сие одно могло бы и не меня привести в недоумение. При всем том я решился, – и на что иное мог бы я решиться? Я решился повиноваться внешней воле, сколько позволят мои силы».¹¹¹

В поощрение молодого учителя поэзии, ему назначено было жалованья 250 р., да лично от митрополита Платона 50 р., итого 300 руб. Вместе с сим митрополит Платон оказывает ему и другие знаки особенного своего внимания и расположения. Он все более и более приближает его к себе, дарит ему разные вещи и делает своим ​иподиаконом​. Милости архипастыря изливаются не только па сына, но и на его отца. По представлению митрополита Платона Коломенский соборный протоиерей получает ​из​ Святейшего Синода награду (вероятно – скуфью), за исходатайствование​ которой сын советует отцу принести личную благодарность Его Высокопреосвященству.¹¹²

Если В. М. Дроздов слишком скромно, как мы видели, судил о себе, как проповеднике, ​наэывая​ свои проповеди „произведениями слабого пера», то не так отзывался о нем его высокий покровитель – митрополит Платон. К чести последнего нужно признать, что он не только воздавал всегда должное молодым талантам, но находил, можно сказать, даже удовольствие оказывать некоторым из них предпочтение пред самим собою. О В. М. ​Дроздове​ он отзывался так: „Я пишу по-человечески, а он пишет по-ангельски.¹¹³ Издав свою „историю Церкви», он подарил ему один оттиск с такою надписью: „Господину ​Дроздову​ – отличному проповеднику».¹¹⁴ Ценя по достоинству молодого проповедника, митрополит Платон изъявляет желание напечатать его проповеди, ​говоренные​ в должности учителя поэзии, и для сего приказывает представить их себе, что приводит в некоторое смущение автора проповедей. „Переписка сделает мне много хлопот: ибо ​многие​ писаны прямо набело, как говорится», пишет он к родителю.¹¹⁵ В этом признании В. М. – новое доказательство как особенного проповеднического дара его (писать проповеди прямо набело!), так и скромного его о себе мнения.

Мало данных, чтобы судить о характере преподавания поэзии В. М. Дроздовым. Оно состояло, вероятно, в сообщении правил составления стихотворений на латинском и русском языках, в чтении и разборе образцов, в ​задавании​ и просмотре ученических упражнений по этому предмету. ​Образцы​ этих упражнений сохранились в сборнике ​гратуляций​ митрополиту Платону от Троицкой семинарии за 1806 год. Как учитель поэзии, обязанный подавать пример своим ученикам, В. М. и сам упражнялся в составлении стихотворений, памятником чего сохранилось его довольно обширное стихотворение под за​главием​: „Старость», помещенное в конце сборника ​гратуляций​ Платону от той же семинарии за 1807 год.¹¹⁶

Летнюю вакацию 1807 года В. М. провел на родине – в Коломне, из пребывания в „тихом обществе» которой вынес для себя „приятнейшее удовольствие».¹¹⁷

В начале 1808 года В. М. Дроздов определяется на должность учителя высшего красноречия и риторики, но, так как предназначенный на его место по преподаванию поэзии некий университетский студент, изъявивший желание принять монашество, довольно долгое время не получал увольнения от своего начальства, то В. М-​чу​ пришлось преподавать оба предмета, – и поэзию и риторику. В письме к родителю он жалуется на трудность совместного преподавания двух предметов, тем более, „что в одни часы оба класса и много людей», но заявляет вместе с тем, что „был бы непотребным рабом, если бы не старался оправдать доверенность милостивейшего архипастыря». „Во мне примечают перемену здоровья», прибавляет он, „но ​Бог поможет: или – дай Бог ослабить здоровье лучше исполнением должности, нежели каким-нибудь пороком».¹¹⁸

Сохранились два донесения его о преподавании поэзии и риторики в течении февраля 1808 года. В одном из них учитель поэзии пишет, что „в утренние классы ​по понедельникам​, средам и ​пятинцам​ читана была им риторика, по вторникам и четвергам правила ​пиитические, в послеобеденные часы занимались переводом из Павлина; в субботу оба класса ​употребляемы​ были на слушание лекции латинских авторов; за небрежение об употреблении латинского языка ​назначаемы​ были учить отборные периоды из риторики ​Францисковой​». Па этом донесении ректор Евграф написал: Colloquiorum Erasmi usus non .negligendus est. Historiae insuper, maxime ecclesiasticae, usus est necessarius.¹¹⁹ – В другом донесении В. М. Дроздов, как учитель риторики, рапортует, что утренние часы по понедельникам, средам и пятницам читана была им риторика; по вторникам и четвергам из ​Лангия​ о красотах латинского языка; в послеобеденные классы, кроме субботы, был перевод из писем ​Плиниевых​ и ​Овидиевых​ ex Ponto; в субботу оба класса ​употребляемы​ были на слушание недельного чтения латинских авторов; за небрежение об употреблении латинского языка ​выучиваемы​ были, по назначению, стихи из ​Овидиевых​ элегий; сверх сего ​утренние​ лекции, кроме субботы, ​по​ большой части сопровождались ​экспромптом​». И на этом рапорте Евграф заметил: „Erasmi pro calculo destinetur usus. Historiae, maxime Russicae et ecclesiasticae, inculcanda est notitia4.¹²⁰

Среди трудов по совместному преподаванию двух предметов В. М. продолжает нести и труд проповедничества. Из проповедей этого времени известна его проповедь, написанная на освящение храма св. Троицы в Махрищском монастыре и произнесенная 23-го августа 1808 г.¹²¹

Расположение митрополита Платона к В. М-​чу​ продолжает усиливаться, что называется, не по дням, а по часам. Оно проявляется в самых разнообразных знаках внимания¹²² и становится слишком заметным для других. Однажды, после прогулки на ​Корбухе​, Платон, садясь в карету, мимо других, его провожавших, подал руку ​Дроздову​ с словами: „Ты меня один поддержишь»¹²³. Это очевидное предпочтение пред другими, оказываемое высоким покровителем молодому учителю и проповеднику, возбуждает в некоторых зависть к нему и желание действовать ему во вред, но все происки этой зависти пропадают даром, не достигая цели. «Например: случилось, говорит он в письме к родителю, что меня послали в одно место (т. е. к митрополиту Платону) в надежде доставить мне случай... получить выговор: но меня там приняли милостиво и посадили обедать... Не забавно ли это? – Так заставляли меня смеяться, когда думали мне досадить». Огражденный покровительством митрополита Платона от всех подкопов лиц недоброжелательных, В. М. чувствует себя «довольным и веселым». «Мое .​веселие​ тихо, как дыхание полуденного ветерка, говорит он в том же письме. Я, как и ​все​ здесь, спокоен под кроткою ​тению​».¹²⁴

В продолжение ​Лаврской​ жизни В. М. ​Дроздова​ два раза Коломенские граждане приглашали его поступить на ​священническое​ место в родном городе, первый раз на исходе богословского курса (в первой половине июня в 1803 г.),¹²⁵ а второй – в 1807 г., когда он был уже учителем поэзии¹²⁶, по оба раза это предложение постигла неудача. В первый раз приглашенный на священство сам не уклонялся от него, или, точнее сказать, уклонялся слабо, то ссылаясь на решение родителя, то предлагая отложить дело, с целью лучше обдумать его, до вакации¹²⁷. В общем ему нравится положение священника, и именно – в Коломне, где „жизнь тише», чем в Москве¹²⁸. Во всяком случае он имеет его в виду, соображаясь с ним между прочим даже при намерении заказать себе летнее платье и останавливаясь при этом на таком, которое „и в случае перемены мало _"потребовало бы перемены»¹²⁹. Не будучи против священства, он однакож не решается сам подать просьбу об определении на место священника „опасную, по его мнению, для просителя», а предоставляет хлопотать о том самим прихожанам, полагаясь во всем на волю родителя¹³⁰. Из писем В. М. ​Дроздова​ к родителю не видно, просили ли Коломенские граждане митрополита Платона об определении к ним ко священника студента богословия ​Дроздова​, и если просили, то, по всей вероятности, им было отказано. Вторичная просьба Коломенских граждан о том же предмете в 1807 г., ​конечно​, уже не могла иметь успеха. Митрополит Платон слишком дорожит своим любимым учителем и проповедником, чтобы согласиться на исполнение желания Коломенских граждан. «Как же дам я вам его! Я берегу его на свое место», сказал Платон просителям¹³¹. Сам учитель не мог уже теперь не со​знавать​ и не замечать, что пред ним открываются другие, более широкие горизонты. В нем уже достаточно воспиталось, определилось и созрело призвание к другому, более высокому служению церкви. „Мои обстоятельства, пишет он к родителю, и мои мысли при настоящем случае не согласуются с тем, что вы мне предлагаете. Я не имею никакой надежды быть уволен так скоро от моего места. Кроме сего, предложения вашего не принял бы ни один из наших студентов. ​Однако​ не думайте, будто гордость произнесла сию последнюю мысль, или глупая на себя надежда. Уверяю вас с тою же ​искренностию​, с которою доселе открывал свои мнения, что если бы ​за полгода​ твердо знал я желание ваше видеть меня в подобном предлагаемому ныне месте, употребил бы все силы отдалить препятствия, которые могли бы встретиться в исполнении онаго.... Я буду говорить о сем более, когда увижусь с вами. А прихожанам объявите мою благодарность за их благосклонность, присовокупив, что мои обстоятельства не позволяют никак мне пользоваться их вызовом»¹³².

Задатки расположения к монашеству в предшествующей его жизни. Особенная любовь митрополита Платона к монашеству и обычай его склонять ко вступлению в иночество семинарских наставников. Состояние нерешительности В. М. и внутренняя борьба с самим собою. Отношение родителя В. М. к намерению сына. Решительный шаг – подача митрополиту Платону прошения о пострижении в монашество и последовавшее на то разрешение Святейшего Синода. Пострижение в монашество и посвящение в иеродиакона. Состояние духа и образ жизни нового инока. Отношения к нему митрополита Платона. Предстоящая иеродиакону Филарету разлука с его духовным отцом, покровителем и руководителем. Плоды восьмилетнего пребывания в Троицкой Лаврской семинарии для ее знаменитого питомца и учителя

1808 год ознаменовался для В. М. Дроздова важным событием – решением его посвятить себя иноческой жизни.

По всему видно, что мысль о монашестве запала в его душу еще задолго до его окончательного решения. Располагать к ней могли и природные его свойства, и ​обстановка​ его раннего воспитания, и еще более – среда, в которой он очутился тотчас по переходе в ​Лаврскую​ се​минарию​. Еще в первый год по поступлении в ​нее​, ​бу​дучи​ семнадцати лет, он обнаруживает ​аскетические​ расположения. „Иногда», пишет он в письме к родителю от 15 ноября 1800 года, „один с моею скукою, ходя по обнаженному саду, погружаюсь я в мрачную задумчивость и па всяком предмете, на который устремляется мысль моя, кажется, читаю слово мудрого: Vanitas vanitatum!»¹³³. Через два года после сего, по поводу ​сообщенных​ из родительского дома известий о каких-то неприятных житейских отношениях, он пишет к родителю, что „они подают ему случай внимательнее размыслить о свете». „Я представляю, говорит он далее, что и я некогда должен вступить на сию сомнительную сцену, на которую теперь смотрю со стороны, где нередко невежество и предрассудок рукоплещет, освистывает злоба и зависть... И мне идти по сему пути, где мечут под ноги то камни, то золото, о которых равно удобно ​претыкается​ неопытность или неосмотрительность»¹³⁴. Но этот довольно мрачный взгляд па жизнь в мире еще не исключает колебаний и борьбы В. М. с самим собою при выборе жизненного пути. Когда граждане коломенские предлагают ему место священника Вознесенской, в Коломне, церкви, он сильно колеблется¹³⁵. Эти столь естественные в молодом человеке колебания и нерешительность постепенно побеждаются и устраняются в нем сильным воздействием па него известного любителя монашества и ревнителя о нем митрополита Платона.

Митрополит Платон, как известно, выражал особенную привязанность к наставникам монашествующим. Дух монашества в семинарии Троицкой развит был при нем в сильной степени. ​Платон​ верил и надеялся, что высокие образцы духовного подвижничества, прославившие Троицкую обитель, возбудят дух иноческой ревности в обители науки и найдут в ней достойных любителей иночества, с которым тесно уживается и занятие наукою. Последнюю мысль высказал ​Платон​, когда еще был ректором, императрице Екатерине, объявив ей, что он „избрал монашескую жизнь по особой любви к просвещению». В таких же видах духовно-ученой пользы ​вну​​шал​ он и наставникам семинарии Троицкой мысль об избрании жизни иноческой, и иногда по предмету сему очень решительно высказывал свои убеждения, предполагая, что труженик науки, увлекаемый может быть суетою жизни, не может вполне уразуметь и с сочувствием принять его задушевных убеждений ¹³⁶. И вот, благодаря его влиянию, многие из выдающихся воспитанников его вступали в монашество, хотя и не без внутренней борьбы с самими собою. Жертва эта, приносимая ими на пользу Церкви, была тем ​похвальнее​ и ценнее, что в то время ученые были редки, духовных воспитанников охотно принимали па государственную службу и открывали им дорогу к почетной и привольной жизни. Для того, чтобы склонить к этой жертве, требовались особенное искусство и сила влияния, и такими могущественными средствами вполне обладал митрополит Платон. Прекрасно объясняет тайну этого ​влияния​ митрополита Платона на молодых семинарских наставников наш знаменитый проповедник. „Платон действовал, говорит он, не ​властию​ и насилием, а убеждением, которому трудно было противиться. Но важно то, что целая половина силы этого убеждения скрывалась в самых воспитанниках митрополита Платона. Они воспитывались не под руководством науки о вере, а самой веры; они немного изучали книг о Священном Писании, но глубоко, знали «самое Писание. ​Они​ читали в подлинниках великих ​истолкователей​ Писания св. отцов; ​они​ изучали историю Церкви не по кратким сухим учебникам, а по первоначальным живым памятникам и источникам. Дух аскетизма жил в сердцах их, ими отличались воспитанники Платона и в белом духовенстве. Поэтому борьба в выборе между светскою ​жизнию​ и монашеством для них принимала значение не противления призванию, а просто искушения слабой плоти и страстей, которое они преодолевали, и, приняв трудный подвиг, победоносно его проходили.»¹³⁷

Что касается В. М. Дроздова, то из письма его к родителю от 16 февраля 1806 года видно, что митрополит Платон в то время уже склонял его к принятию монашества.¹³⁸ Предложение шло от такого лица и поставляло в перспективе такое служение, что ​нельзя​ было не задуматься. Привыкший относиться всегда с уважением к совету родителя, В. М. спрашивает его, как поступить в данном случае, и, получив не довольно определенный, в общих выражениях составленный ответ родителя, что „все зависит от способностей и склонностей каждого, которые можно знать самому, изливает свою скорбь ​пред​ родителем, что тот лишает его прямого и определенного совета.¹³⁹ Он снова просит совета отца и удивляется, что тот долго ему не отвечает.¹⁴⁰ Между тем митрополит Платон удваивает свои ласки и ​вни​мание к отмеченному им даровитому наставнику. Крайне лестные одобрения первых двух его проповедей, разные подарки (платок, шелковый кушак, пара гранатовых ​яблок​, свежий огурец – произведение ранней весны, большое искусственное яйцо, двадцатый том собственных проповедей, ​полукафтанье​ и шинель, пояс, ананас), обещание сделать проповедником следуют одно за другим.¹⁴¹ Крайне заинтересованный, как бы вывести его на настоящую дорогу (монашескую), митрополит Платон какими-то особыми путями узнает согласие родителя В. М. относительно предлагаемого его сыну звания прежде, чем тот выразил его самому сыну, чем последний и удивлен, и, как видно, отчасти огорчен. В. М. испытывает какое то недовольство самим собою, холодность ко всему и сравнивает свое положение с положением „человека, который стоит в ​глубокую​ ночь на пустой дороге, не хочет ни быть на одном месте, ни подвинуться вперед, и при слабом свете звезд размышляет о темноте, – который однако желает лучше ночевать с людьми в доме, нежели в лесу один или со зверями».¹⁴² Состояние нерешительности продолжается довольно долго: он тщательно взвешивает светлые и темные стороны того и другого состояния. „Если бы я имел решительное намерение, пишет он родителю, Вы бы уже знали его. То, что я вижу и знаю, и к чему наклоняют меня, недовольно мне нравится. Другое противное сему недовольно мне известно». Родитель, ​по видимому​, не прочь был благословить сына на жизнь ​иноче​скую, с видимым предпочтением различая в одном из писем к сыну заботы об одном себе от забот о многих, но сын еще желает знать мнение «о утешениях одного и утешениях многих».¹⁴³ Но настойчивый зов к монашеству со стороны высокого покровителя продолжается: милости его изливаются не только на сына, но и на отца, который но представлению владыки получает награду из Святейшего Синода.¹⁴⁴ Есть намеки ​в​ письмах к родителю за 1806 год, что в В. М. уже достаточно пустило корни намерение Принять монашеский сан;¹⁴⁵ но он еще затрудняется решиться и ожидает указаний Провидения. „Меня затрудняет несколько будущее, пишет он родителю, но я, не ​могши​ прояснить его мрачности, успокаиваюсь​, отвращая от ​него​ взоры, и ожидаю, доколе упадут некоторые лучи, долженствующие показать мне дорогу. Может быть это назовут легкомыслием: но я называю это ​доверенностию​ Провидению. Если я чего-нибудь желаю, и мне встречаются препятствия в достижении предмета желаний: я думаю, что не случай толкнул их против меня, и потому без ропота медлю, и ожидаю, что будет далее. – Мне кажется, что несколько лет нерешимости ​простительнее​, нежели минута опрометчивости там, где дела идет о целой жизни. Пусть, кто хочет, бежит за ​блудящим​ огнем счастия: я иду спокойно, потому что я нигде не вижу постоянного света. – Я предлагаю Вам сии мысли, ожидая им справедливого суда от Вашей опытности, и надеюсь узнать со временем Ваше мнение».¹⁴⁶

Не малая борьба, как видно, происходила и в душе отца при мысли и заботах о будущем сына. Оставляя, ​по видимому​, па произвол сына выбор будущего звания, отец, должно быть ​не​ мечтавший о будущем его величии и желавший иметь его около себя, не оставляет надежды видеть его священником где либо в Коломне. Прихожане желают его, отец советует принять предложение и не мешкать, но в сыне уже достаточно укрепилось сознание своих духовных сил и созрело намерение посвятить себя иноческой жизни. Он благодарит за отеческое попечение, но вместе с тем заявляет, что „обстоятельства и мысли его не согласуются с тем, что ему предлагают». Дело зашло уже слишком далеко. „Я не имею никакой надежды быть уволен так скоро от моего места», добавляет он в письме к родителю.¹⁴⁷ Наконец В. М. решается последовать зову своего высокого покровителя. Извещая родителя о „сделанном ​важном​ шаге по своей воле, по довольном размышлении» он пишет: „Батюшка! Василия скоро не будет; но вы не лишитесь сына: сына, который понимает, что вам обязан более, нежели ​жизнию​, чувствует важность воспитания, и знает цену вашего сердца... Без нетерпения, по с охотою, без радости, по с удовольствием я занимаюсь теперь некоторыми приготовлениями к преобразованию: по Высокий Благодетель отнимает у ​меня​ часть сих ​попечений​» и т. д.¹⁴⁸

В июле 1808 года В. М., будучи двадцати пяти с половиною лет, подал митрополиту Платону прошение о пострижении его в монашество, в котором между прочим так описывает путь, каким пришел к сему намерению, а также и цель избираемого звания: „обучаясь и потом обучая под Архипастырским Вашего Высокопреосвященства покровительством, я научился по крайней мере находить в учении удовольствие и пользу в уединении. Сие расположило меня к званию монашескому. Я тщательно испытал себя в сем расположении в течении почти пяти лет, проведенных мною в должности учительской. И ныне Ваше Высокопреосвященство, Милостивейшего Архипастыря и Отца, ​всепокорнейше​ прошу вашего Архипастырского ​бла​​говоления​ совершить мое желание, ​удостоя​ меня монашества». Митрополит Платон, представляя это прошение Святейшему Синоду, от себя писал между прочим: „И я, по испытании его честных и сановитых нравов и отличного учения, нахожу его способным понести сие состояние и... Св. Правительствующий Синод покорно прошу оного учителя, по его желанию и но требуемой пользе Церкви и училища, в монашество постричь дозволить».¹⁴⁹ Указом Св. Синода от 7 октября того же года это было дозволено. Потребное для предназначенного к пострижению иноческое одеяние митрополит Платон приказал изготовить на свой собственный счет. И вот 16 ноября 1808 года, на утрени, в трапезной Церкви Троице-Сергиевой лавры, наместником лавры, архимандритом Симеоном, В. М. Дроздов был пострижен в монашество с именем Филарета, а через пять дней, 21 ноября, в Вифании, в домовой Сошественской митрополичьей церкви, инок Филарет был посвящен митрополитом Платоном в иеродиакона.¹⁵⁰

Как уже давно обдуманный и строго взвешенный шаг принятие монашества не произвело никакой особенной перемены в иноке Филарете. Он и до сих пор был уже на половину монах, а теперь, раз подъяв руку свою на рало, уже не озирался вспять. „В новом моем состоянии», пишет он родителю, „я почти не вижу около себя нового. Тот же образ жизни; те же упражнения; та же должность; то же спокойствие, кроме того, что прежде, с некоторого времени, я иногда думал: что-то будет? А теперь и этого не думаю».¹⁵¹

Митрополит Платон зорко и внимательно следил за своим новым духовным сыном, удвоил свои ласки к нему и попечения. Инок Филарет часто бывает у него запросто и в лавре, и в Вифании, где несколько раз и ночует. „При всех сих случаях он редко видит начальника, чаще отца, наставника^".¹⁵²

Такое близкое общение с знаменитым архипастырем московским, без сомнения, имело большое благотворное влияние на юного инока. Он наблюдал, учился, подражал, и, конечно, духовная связь его с высоким покровителем становилась все теснее, как вдруг неожиданное обстоятельство должно было разлучить их, лишив митрополита Платона утешения самолично видеть и наблюдать внутренний рост своего духовного сына, а последнего лишив любвеобильного руководителя и ввергнув его в круговорот жизни чуждой, лишь неизвестных, событий необычайных как по их быстроте и неожиданности, так и по их важности.

В заключение нашего очерка восьмилетнего пребывания излюбленного питомца Платонова в Троицкой Лаврской семинарии мы должны сказать несколько слов о плодах для него этого пребывания. Признать, что иеродиакон Филарет имел оставить Троицкую обитель наук как корабль, столько нагруженный ученостью, сколько сие вместительно для человеческой природы , по выражению Св. Григория Богослова о Св. Василии Великом, возвращавшемся из Афин после полученного там образования, – было бы преувеличением. Сказать так вообще не позволяет самое ​состояние​ русских духовных школ того времени, даже лучших, среди которых, бесспорно, одно из первых мест занимала Троицкая ​Лаврская​ семинария. Сам будущий святитель московский, как мы видели, критически относится к преподаванию своих бывших ​лаврских​ наставников, как-то: ректора архимандрита ​Августина​, префекта и потом ректора Евграфа, лекаря ​Жукова​. Если суждения о первых двух и произнесены были впоследствии, когда он сам обладал уже обширною и глубокою ​ученостью​, то во всяком случае – на основании юношеских воспоминаний и впечатлений. Из них, во всяком случае, несомненно видно, что жаждущая душа любознательного и даровитого юноши, воспринимая уроки ​лаврских​ наставников, оставалась не вполне удовлетворенною. Не удовлетворяла его, как видно, и вообще вся система преподавания наук в ​Лаврской​ семинарии. При всех заслугах митрополита Платона для ​Лаврской​ семинарии, при всех заботах его заменить в ней прежнее рассудочно-схоластическое образование более плодотворным новым, все еще оставались значительные пробелы во всех отраслях преподававшихся в ней наук. В общем преподавании сохранялось еще в значительной силе слепое и рабское следование чуждым системам; мало и робко открывались новые пути; целые науки, как напр., история, находились еще в младенческом состоянии¹⁵³; постановка дела преподавания не чужда была показного характера, вычурности, некоторой как бы театральности; заметно было больше ​говоренье​, чем проникновение в самую сущность предметов. Впоследствии, в письме к Гавриилу, архиепископу Тверскому, от 1827 г., митрополит Филарет пишет: „Если вы предпочитаете старый порядок училищ, то я вас не понимаю. Мы вместе с вами учились в Лавре. Что там завидного? Вся премудрость состояла в том, чтобы написать стихи к 18 ноября. Богословию учил нас ​незрелый​ учитель по крайней мере с прилежанием. А как учили нас философии? Что сказать о исторических науках? Недостаток сей мне чувствительнее, нежели вам, когда меня неучившегося заставили учить церковной истории^".¹⁵⁴

Но однакож самая строгость суждения, произнесенного бывшим питомцем Лавской семинарии о своем обучении в ней, свидетельствует, что не даром прошли для пего годы семинарского ученья. Задаваемые часто и по разным случаям сочинения способствовали развитию его мышления, приучали к обработке изложения и, при усердии и трудолюбии, какими он всегда отличался, содействовали приобретению навыка быть находчивым в мыслях и слове – в самых разнообразных и трудных положениях. Самое главное здесь нужно, конечно, отнести на счет самообразования. Что не дано было в школе, то он сам добыл, благодаря редкой любознательности и неустанному ​прилежанию​. Чего не достиг „обучаясь», то приобрел „ обучая». «Первые учебные должности, ​какие возложены были на него начальством, способствовали приготовлению в нем богомудрого богослова и церковного ​витии​. Преподавание двух священных языков Библии познакомило его с коренными источниками христианского вероучения и с писаниями богопросвещенных ​отцов​ греческих».¹⁵⁵ Раннее назначение к проповедничеству и первые успехи в нем, поддержанные крайне лестными одобрениями авторитетного ценителя – митрополита Платона, способствовали развитию редкого проповеднического дара, высоко ценимого доселе: „неотъемлемые достоинства его слов и речей – глубина мыслей, строжайшая их связь и последовательность,, высота ​созерцаний​, необыкновенная находчивость и как бы игра сильного ума в сближении и противопоставлении предметов речи, слово кованое, или как бы отлитое в форму»¹⁵⁶, без сомнения началом своим восходят ко времени пребывания его в Троицкой ​лаврской​ семинарии. Ясные следы этих высоких достоинств мысли и слова носят на себе первые его ​лаврские​ проповеди, а также и ​многие письма его к родным из этого периода.

Наряду с блестящим раскрытием умственных сил должно поставить столь же блестящее раскрытие сил нравственных, так же унаследованное главным образом от пребывания в Троицкой ​лаврской​ семинарии. Отсюда он вынес „необыкновенную «неутомимость деятельности, неусыпность мысли и ​нравственной​ крепости, неугасимую любовь к труду и терпеливость в труде»¹⁵⁷ – ​высокие​ качества, которыми он всегда отличался от утренней зари до самого позднего времени своей жизни. Сюда же относятся с ранних пор ​отличавшие​ его: собранность ума, трезвенность мысли, целость и совершенная искренность его ​веры, непорочность и чистота сердца, постоянное горение духом, служение Господу. Читая его письма к родным из Лавры, невольно удивляешься, как он не по летам был сдержан в суждениях, осторожен в мысли и слове, как умел пользоваться каждым обстоятельством к своему назиданию, как еще на утре жизни мудр был опытом. В отношениях к другим у ​него​ еще со школьной скамьи проявляется вместе с сохранением собственного достоинства желание воздавать всем должное: уважение и почтение ​без​ лести, дружба и любовь без нарушения истины и справедливости, шутка и ирония без колкости и язвительности. Поистине можно сказать, иеродиакон Филарет оставлял на время Троице-​Сергиеву​ лавру со всеми задатками будущего колосса, феномена своего времени. Вместе с высокими достоинствами умственными и нравственными он выносит отсюда необыкновенную деловитость, пригодность ко всякого рода труду, способность быть выдающимся на всяком поприще служения родине. Необыкновенно раз​витый​ ум вместе с сильным критическим талантом, широта суждений и взглядов, способность к оживленным ​созерцаниям​ и вместе практическая находчивость, твердость в убеждениях и мудрая ​умеренность​ в их приложении к делу, тонкое чутье, где ​надобно​ настоять и где надо уступить для пользы дела, в связи с неустанным трудолюбием и терпеливостью в труде, поставляли его в возможность с ​честью​ исполнить всякое серьезное поручение, иметь блестящий успех во всякого рода деятельности. ​Если бы​ он был поставлен на государственную службу, он бесспорно был бы государственным деятелем не ниже ​Сперанского​. Если бы он отдал всю мысль свою какой либо науке, он несомненно обогатил бы ее многими открытиями и изобретениями. Но вместе с принятием иночества он сугубо принес все свое духовное богатство на служение св. Церкви, все плоды приобретенного знания положил, по примеру св. Григория Богослова, к подножию креста Христова.