Глава V

Во время пребывания пр.Василия в С.-Петербурге совершилось одно событие, которого и он был участником, предрешившее скорый конец унии и указавшее определенное направление всей его последующей деятельности в роли воссоединителя Белорусской епархии, – это постановление собора униатских епископов от 7-го февраля 1834 года. Текст этого постановления в литературе по униатскому вопросу приводился уже не однажды. Поэтому, не повторяя его дословно, мы укажем лишь основные его пункты.

Собор епископов определил ввести в белорусских и литовских униатских церквях в употребление служебники московского издания 1831 г., молебные пения⁴⁴⁰, евангелия, апостолы и пр.; назначить 5 тысяч рублей на устройство иконостасов, без которых невозможно совершение восточного богослужения; предписать всем архиереям, чтоб они всеми силами заботились о восстановлении восточных обрядов и искоренении «злоупотреблений» в богослужении. Семинарии и консистории обязывались объявить об этом всем подведомственным лицам. Таким образом, постановлением 7-го февраля выдвигались три задачи: одна отрицательного характера – устранение разных нововведений и искоренение злоупотреблений в униатской церкви, и две положительных: а) переустройство униатских церквей на восточный лад (иконостасы и пр.) и б) снабжение их книгами московской печати. С приведением этого постановления в исполнение, для простого народа, из которого, главным образом, состояла униатская паства и который особенность религии сводил к внешности, к обряду, должна была порваться всякая связь с римской церковью, должен был наступить конец унии.

Инициатива и заслуга составления постановления 7-го февраля всецело приписывается пр.Иосифу Семашке, решившемуся на этот шаг после того, как было отказано в его ходатайстве о подчинении униатской церкви Св. Синоду⁴⁴¹. Кажется, дело обстояло несколько иначе и устроилось оно при косвенном участии пр.Смарагда. Нам оно рисуется в таком положении. Пр.Смарагд 9-го октября 1833 г. сообщил обер-прокурору Св.Синода о наблюдениях прот.Ремезова за богослужением в белорусских униатских церквях и за униатским духовенством. Первая часть сообщения пр.Смарагда, касающаяся униатского богослужения, уже нам известна⁴⁴². Из жизни же униатского духовенства пр.Смарагд сообщал обер-прокурору такие факты, подмеченные Ремезовым: большая часть священников или сами католического происхождения, или имеют жен (нередко вдов) и детей католического обряда, и сами как в служении, так и в требоисправлениях всячески стараются соблюдать обычаи католические, гр.-униатские духовные «непрестанно укореняют вражду противу России и господствующей гр.-российской Церкви зловредными поучениями своими, публично на польском языке в церквях и каплицах своих проповедуемыми, что гр.-российская благочестивая вера есть ересь, что русские, отбирая униатские церкви, колют и выбрасывают образа, а ставят своих богов и тем самым, якобы, ниспровергают святыню; во всех почти приходах встречается множество праздношатающихся бродяг из униатских духовных, без всякого звания, должностей и мест проживающих» и т.д. Оберрокурор Св.Синода Нечаев доложил донесение пр.Смарагда Государю Императору. Последний из донесения пр.Смарагда заключил не только о богослужебных непорядках в униатских церквах, но и о нетактичности православного духовенства при присоединениях униатских приходов. На представлении Нечаева Государь 13-го января 1834 г. написал: «Снеситесь лично с министром внутренних дел и условьтесь: 1) написать секретную инструкцию епископам нашим, каким образом действовать осторожно, неторпливо, но с должной твердостью в деле присоединения униатов; инструкцию сию должно будет секретно же сообщить одним ген.-губернаторам для их руководства по своим ген.-губернаторствам, не дозволяя сообщения оной именем правительства далее. 2) Условиться министру внутренних дел с м.Булгаком, чтобы предписано было вновь по всем униатским епархиям строго и положительно, какие именно вкравшиеся католицкие обряды впредь отнюдь не исполнять»⁴⁴³.

Таким образом, донесение пр.Смарагда вызвало два Высочайших повеления: 1) о составлении инструкции и 2) о предписании по епархиям не исполнять «католицких» обрядов. Первое имело в виду урегулировать в воссоединительном деле действия правительства; второе – направить деятельность униатских воссоединителей. Посмотрим, как были приведены в исполнение эти повеления.

2-го февраля Блудов писал Булгаку, что причиной указанных еп.Смарагдом отступлений он считает единственно то, что Белорусская епархия до этого времени не имела постоянного управителя. А так как теперь эта причина устранена, то он уверен, что м.Булгак, «по долгу главного пастыря и отличающим его чувствам беспредельной любви и преданности к державе всемилостивейшего Государя Императора», при содействии избранного помощника своего, еп.Лужинского, сумеет устранить все недочеты в униатской церкви⁴⁴⁴. В ответ на это Булгак извещал Блудова о состоявшемся постановлении 7-го февраля. Блудов очень встревожился вестью Булгака⁴⁴⁵. О происшедшем между 2-м и 7-м февраля не трудно догадаться. Семашко давно добивался решительных мер к воссоединению униатов с правоелавной церковью и также давно работал над очищением униатской церкви от латинских нововведений. Узнав теперь о Высочайшей резолюции на донесении пр.Смарагда, Семашко схватился за мысль Государя о неисполнении «католицких» обрядов, чтобы облечь ее в такую решительную, категоричную форму, которая бы положила конец всяким колебаниям в униатско-богослужебном вопросе. Данный момент был исключительным, чтобы им можно было не воспользоваться теперь: все униатские епископы находились в Петербурге: выраженное ими единогласное решение отвертуть «католицкое» в униатском богослужении явилось как-бы голосом всей униатской церкви, а как отклик на мысль Государя, не могло быть не принято и им. С другой стороны, немного требовалось труда, чтобы добиться от епископов такого решения. Еп.В.Лужинский и А.Зубко, как приверженцы гр.-восточного богослужебного чина и такие же, как и Семашко, сторонники решительных мер в воссоединительном деле, и в данном случае, конечно, охотно примкнули к Семашке. А Булгака склонить было легко, потому что тут фигурировала Высочайшая воля, – пред властью же он всегда преклонялся.

7-го февраля состоялось известное нам постановление. Как гром прогремело оно над всей униатской церковью, заставив содрогнуться не только «верных» униатов, но и истребителя унии, самого министра Блудова, не ожидавшего от униатских епископов такого решительного шага. Постановление 7-го февраля было началом конца унии. Оно произнесло смертный приговор над всем чуждым, противным исконным началам и заветам прежней униатской церкви, что в течение многих лет, почти веков, уменье и хитрость латинян, невежество и простота самих униатов привнесли в ее жизнь и вероучение, в обряды и даже таинства, и чем, по искаженным понятиям некоторых униатов, в последнее время жила уния, как уния. Над всеми путами, искусственно связавшими униатскую церковь с Римом, теперь был занесен меч, который должен был опуститься, чтобы разрубить эти путы. И остановить движение этого меча или направить его удар в другую сторону уже нельзя было. Постановление состоялось...

Вследствие того же Высочайшего повеления началось теперь дело о составлении известной инструкции западно-русским православным архиереям, автором которой считают еп.Семашку, а виновником ее опубликования – Секретный Комитет⁴⁴⁶. Это дело наладилось далеко не так скоро, как первое. Инструкция была разослана епископам и ген. губернаторам только 13-го апреля 1835 г. Кем и как она была составлена, об этом мы упомянем после, когда станем говорить о событиях 1835 года. Теперь же перейдем к изображению хода воссоединительных дел в Белорусской епархии в 1834 году.

Еще из Петербурга пр.Василий, сообщая о состоявшемся 7-го февраля постановлении сонма униатских архипастырей, писал кн.Хованскому: «Вы, милостивый государь, усмотрите искреннейшие стремления наши к благой цели на пользу церкви святой и отечеству, согласно Высочайшей воле августейшего Монарха нашего. Итак, мне остается только просить Творца вселенной, чтобы для действований к достижению сей цели подал мне достаточные силы, равно как и возможность оправдать те чувства благодарности и совершеннейшей любви к благодетельному Государю Императору и искренней приверженности к всероссийскому нашему Престолу»⁴⁴⁷. Таким образом, пр.Василий направлялся в Полоцк с намерением потрудиться над приведением в исполнение постановления, согласно с волей Государя. Открывался широкий простор для деятельности плодотворной, а в дали виднелся успех, достижение заветной цели. Нужно было только несколько условий благоприятных, нужно было несколько помощников верных, надежных, одушевленных желанием послужить великому делу, нужно было бы самому пр.Василию иметь побольше самостоятельности, побольше средств.

К сожалению, благоприятных условий недоставало для успеха деятельности нашего воссоединителя, а много препятствий уже стояло у него по пути.

Самое первое, что лишало пр.Василия возможности широко размахнуться в работе, – это неимение верных помощников. За предыдущий год у него, как мы видели, наметилось немало и явных, и тайных врагов. Андрушкевич открыто объявил себя противником воссоединения. Конюшевский, Шелепин, Томковид, Игнатович, Сильвестр Буковский, настоятель Тадулинского монастыря, и другие были его тайными противниками. В семинарской корпорации была сильная партия (Обух, Копецкий, Сосно, ректор, инспектор и др.), готовая всячески поддерживать унию. Друзей же было мало: иером.Флориан Буковский и прот.Мих.Копецкий – вот и все, на кого пр.Василий, по собственным его словам, мог положиться. Пр.Василий в своих «Записках» очень восхваляет одного и другого. Но, кажется, похвалы его слишком преувеличены; по крайней мере, их трудно примирить с некоторыми данными, говоряшими не в пользу этих лиц. Так, например, сам же пр.Василий в ведомости 1834 года отметил того же 67-летнего прот.Копецкого «малоспособным по старости»⁴⁴⁸. Ο Ф.Буковском же известно, что он был большой мастер повеселиться, выпить, поиграть в карты. Ходил слух, что ему ежедневно приносили в келью по графину наливки. Буковский умер скоропостижно в Тадулинском монастыре 17-го января 1836 года. Канун смерти он провел в картежной игре у помещика Новацкого, где производил «разные смехи»⁴⁴⁹. Едва ли, поэтому, Копецкий и Буковский могли быть для Лужинскаго очень надежными помощниками. Пр.Василий, надо полагать, расхваливал их потому, что они были преданы ему и лучших не имелось. Лужинский был, таким образом, почти одинок в своей великой работе.

Кипучая, беспокойная и несогласованная с принятым планом воссоединения, по которому должен был действовать Лужинский, деятельность пр.Смарагда также немало мешала спокойной работе на сего воссоединителя. Heмало и других препятствий оказалось тут. Пр.Василий, например, находился в зависимости от м.Булгака, многого он не мог предпринять без ведома и согласия митрополита, во многом должел был считаться со взглядами своего патрона. Лужинский часто указывал на это затруднение⁴⁵⁰. Затем, преобразования в униатских церквях требовали материальных затрат, необходимых для устройства иконостасов, покупки книг и других богослужебных принадлежностей. Отпуск из казны на эти нужды был очень незначителен, приходилось пользоваться местными средствами. А между тем, 1834–36 гг. представили в этом отношении непреодолимые препятствия. В 1834 г. во всех губерниях, кроме Курляндской, входивпиих в район Белорусской епархии, был вследствие засухи неурожай, а потому и голод⁴⁵¹. Бедствие было так велико, что в имениях, принадлежавших Полоцкой семинарии (Судиловичи, Дзвонь, Новый Двор, Гутово, Мягели, Черствяты и Островляны), нечем было обсеменить поля, и семинарское правление просило у Коллегии ссуду в 20 897 р. из 28 тысяч, ассигнованных на устройство Полоцкой академии⁴⁵². Подобная засуха постигла и в 1835 г., и правление снова просило ссуду в 9320 р.⁴⁵³. В 1836 году страшный ураган пронесся по Белорусскому краю. Как велики были убытки, причиненные им, можно судить по тому, что те же семинарские имения пострадали на 58 990 р.⁴⁵⁴. Скудность местных материальных средств была большим тормозом в преобразовании униатской церковной обрядности.

Большим тормозом для успеха дела являлась также необычная обширность епархии, лишавшая епископа возможности обозреть все церкви и на месте убедиться, как приводятся в исполнение распоряжения правительства. А между тем, это до крайности необходимо было. За неимением при кафедре надежных помощников и при нерасположенности к преобразованиям и благочинных и настоятелей, пр.Василию самому нужно было вникнуть во всякое дело, везде наблюсти, как ведется преобразование церквей. Пр.И.Семашко так и действовал. В 1834 г. он обозрел почти всю свою епархию. Пр.Василию труднее было сделать это, так как его епархия была обширнее. Но в 1835 г. он вынужден был, кроме того, сократить до минимума свои поездки по другой причине: за неимением средств на поездки, – ему прогонных не выдавали.

Таковы были условия, при которых пр.Василий начал свою архипастырскую деятельность.

Возвратившись из Петербурга в Полоцк в последних числах марта и известив через консисторию духовенство епархии о постановлении 7-го февраля, пр.Василий в первых числах апреля выехал для ревизии церквей епархии. Прежде всего, им были посещены Лепельский уезд и соседние церкви Сеннинского уезда Могилевской губ. и Дисненского – Минской губернии. В половине июня пр.Василий находился в им.Зароново, якобы для устройства его, куда вызывал священников Витебско-Задвинского благочиния, с благочинным Кл.Клодницким во главе⁴⁵⁵. Отсюда он направился в Тадулинский монастырь, затем в Велиж, а из Велижа обратно в с.Зароново, куда вызваны были священники Витебских градских церквей: Задуновско-Воздвиженской, Богословской, Спасской, Троицкой, Никольской, Заручево-Воскресенской, Рождественской, Св.Духова монастыря, Ильинской и Богоявленской⁴⁵⁶. Побывав затем в Струни, он отправился в Дриссенский уезд, в котором в прошлогоднюю поездку, при приеме имения Хороброва, ему удалось расположить к православной церкви пять священников Оволнянского благочинного, Ст.Плещинского и священников сел.Тоболок, Боровки, Боркович, Прудинок⁴⁵⁷. Из Дриссенского уезда пр.Василий направился в Иллукштадский монастырь⁴⁵⁸, откуда выбыл в Полоцк 10-го октября; 4-го, 5-го и 6-го декабря пр.Василий был в г.Витебске, где совершал торжественные богослужения. Таким образом, пр.Василий почти весь 1834 год провел в разъездах по епархии. Как он рассказывает в своих «3аписках», все его внимание и энергия во время разъездов были обращены на то, чтобы приобресть для себя среди священников как можно более сторонннков, путем убеждения их в истинности православной церкви и склонения к выдаче подписок в готовности присоединиться, если потребуется, к православию.

Труды Лужинского увенчались большим успехом. В Лепельском уезде он получил 40 подписок от двух благочинных Бешенковичского-Можайского и Ветринского-Елиашевича и 38 священников: в Сеннннском и Дисненском от 11 священников, в Витебском – от 10⁴⁵⁹: в Суражском, Велижском, Зельбургском и Дриссенском такая же удача сопутствовала пр.Василию. Труда положено было на увещание очень много. Иногда ему приходилось проводить целые ночи за убеждением упорствующих, иногда – выбывать в их дома, чтобы там лучше повлиять на них. Приходилось действовать не всегда одними научными доводами в пользу истинности православной церкви. Когда эти доводы оказывались недостаточно убедительными для униатских иереев, – выдвигались аргументы другого рода. Витебско-Задвинского благочинного Клодницкого заставили слушать вразумление Лужинского, сознать неосновательность учения римской церкви, чистосердечно выразить свое сочувствие делу воссоединения и выдать подписку.. «опасности за некоторые беспорядки в его благочинии», сделавшиеся Лужинскому известными⁴⁶⁰; на других имело «влияющую силу архиерейство Лужинского, почти с неограниченной властью над духовенством»⁴⁶¹. Как бы то ни было, из подвергавшихся убеждениям Лужинского⁴⁶², очень немногие отказались выдать подписки. В Лепельском уезде таких оказалось 18: два благочинных: Лепельский – Точицкий и Бабыничской – Иаков Никонович, протопресвитер, священник Чашницкой церкви Захария Марковский и 15 священников; в Суражском – настоятель Тадулинского монастыря Сил Буковский⁴⁶³; из Витебских градских –священники: Троицкой церкви – Богданович, Никольской – Кулик и Заручево-Воскресенской – Стратонович⁴⁶⁴; в Дриссенском – трое: священники Освейской, Стрелковской и Церковнянской церквей⁴⁶⁵. Упорствовавшие были наказаны: два Лепельских благочинных и протопресвитер Марковский были отрешены от мест, a 15 священников отправлены в Полоцк для обучения, под руководством прот.Конюшевского, служению по московскому служебнику; Витебские градские и Дриссенские были преданы консисторскому суду⁴⁶⁶.

Но устремив всю свою энергию на добывание подписок, пр.Василий во время ревизии не уделил достаточного внимания преобразованиям церквей, согласно постановлению 7-го февраля. Правда, 28-го августа, находясь в пути, он сообщал Хованскому о своих распоряжениях пo этому предмету. «Находясь в Могилевской и Витебской губерниях для посещения церквей и монастырей, я входил», – пишет он, – «в ближайшее обозрение употребляемых церковных одежд по примеру заведенного порядка в Софийской Полоцкой кафедральной церкви, найденные римские диаконские ризы велел переделать на стихари, где же таковых при сельских церквях не было, велел по возможности, соответственно нуждам, приобресть; сосуды, свойственные римлянам, оставить без употребления и следовать неукоснительно обрядам гр.-восточной церкви в богослужениях и поучениях: а вместе с сим удостоверился, пока предпринимаемые Коллегией и митрополитом меры не будут введены, дотоле духовенство без книг богослужебных и особого наставления будут оставаться в недоумении греческих обрядов⁴⁶⁷. Ho по всему видно, что эти распоряжения и ревизия Лужинского не составляли главного и делались между прочим. Переезжая из уезда в уезд, он заботился, главным образом, о том, чтобы собрать около себя больше священников и с большим числом побеседовать тайно от других по душе. Поэтому часто он не посещал отдельных церквей, а избирал особые пункты: Зароново, Тадулино, Иллукштадт и др., куда созывал окрестных священников. Расчет Лужинского был таков: он надеялся, что убежденные им, выдав подписки, станут его пособниками в деле воссоединения, добровольными исполнителями распоряжений правительства касательно преобразования униатских храмов. Расчет оправдался бы, если бы все выдавали подписки искренно и выдавшие начинали бы питать любовь к православной церкви и ее обрядам. Но дело обстояло иначе. В числе выдавших подписки мы видим Ст.Плещинского, Кл.Клодницкого и др., которые по нужде уступили убеждениям Лужинского и, после всех его наставлений, остались теми же фанатиками-униатами, что были и ранее. От них нельзя было ожидать забот о преобразовании униатских церквей. Тем более, от всего униатского духовенства, по известным уже нам причинам, нельзя было ожидать большой ревности в исправлении униатской обрядности. Чтобы заставить его заменить старое «униатское» новым – православным, для этого мало было одних предписаний на бумаге и внушений издали, надо было настоять, с решительностью потребовать исполнения. Пр.Василий при ревизии не проявил большой настойчивости в этом отношении, и униатские священники не торопились исполнять постановление 7-го февраля. Прошло почти четыре месяца после издания постановления 7-го февраля, а в Белорусских церквях почти все оставалось по-прежнему⁴⁶⁸.

Православные же власти ждали быстрого и коренного преобразования униатской обрядности и, не видя этого, начали предъявлять к пр.Василию требования. В мае 1834 г. пр.Смарагд сообщал Хованскому о мерах, принятых в Литовской епархии пр.Иосифом, советуя запросить Лужинского, что он сделал для проведения в жизнь постановления 7-го февраля? 29-го мая Хованский требовал отчета у Лужинского. Началась бурная переписка. Лужинский не сразу получил бумагу Хованского, – ранее прибытия ее в Полоцк он уехал в епархию. He дождавшись ответа, Хованский снова, 4-го июля, требует отчета, сообщая на этот раз о разных нарушениях униатским духовенством постановления 7-го февраля. «В самом Витебске», – пишет он, – «перед глазами моими и в других местах униатских церквях, и действиях подведомственных вам лиц не видно ни малейшей перемены, которая свидетельствовала бы об искреннем стремлении Белорусской епархии к исполнению Высочайше утвержденного постановления ее начальства... Торжественное празднование в униатских церквях некоторых латинских праздников, сказывание проповедей на польском языке, употребление римских одежд, монстранций, песнопений, отправление даже римской мши и других римских обрядов существуют еще почти повсюду по-прежнему во всей силе, поддерживающей дух отчуждения от России. Большая часть духовных лиц, особенно сельских, кажется, или вовсе не знает о существовании означенного постановления, или, как-будто надеясь на какую-то защиту и безнаказанность, и потому как бы посмеиваясь над намерениями правительства, не перестает оказывать разные непорядки и противозаконные поступки»⁴⁶⁹. И это послание не застало пр.Василия в Полоцке. He дождавшись ответа и на эту бумагу, кн.Хованский 19-го августа снова требует сообщения о принятых мерах.

Первое отношение Хованского побудило пр.Василия предложить консистории, чтобы последняя вновь строго предписала духовенству: 1) «строго соблюдать постановление гр.-российской церкви с предупреждением, что виновные в нарушении их будут отрешаемы от мест, а настоятели монастырей – от настоятельства, 2) что преосвященный скоро начнет вызывать к кафедре для испытания священно-церковнослужителей, что уже для этого назначены экзаменаторы, что начало будет сделано с настоятелей монастырей и благочинных; 3) в отношении детей духовенства – что места будут даваться только тем, которые умеют читать и писать по- русски и по-славянски, приобретут достаточные познания в краткой священной истории, кратком и пространном катехизисе, церковном пении и богослужении по правилам восточной церкви, в первых правилах счисления и благонравии, – только такие будут назначаемы в низшие должности чтецов и певцов». Незадолго же перед этим было объявлено через консисторию духовенству епархии полученное 2-го июня строгое предписание митрополита от 7-го мая. Митрополит требовал, чтобы духовенство постаралось снабдить церкви утварью, облачениями, богослужебными книгами и изучило по служебникам восточные обряды. Духовенству объявлялось при этом, что без достаточного знания обрядов священники не будут допускаемы к исполнению обязанностей, что все священники будут вызываемы в Полоцк к кафедре для «удостоверения в их рачительности и знаниях по сему предмету», что виновные в небрежности подвергнутся строгому суждению, на благочинных возлагалась обязанность наблюдения за переустройством церквей и восстановлением обрядов восточной церкви во всей их чистоте⁴⁷⁰. Об этих распоряжениях пр.Василий 28-го августа и известил кн.Хованского в ответ на это предложение от 4-го июля.

Но сам пр.Василий сознавал, что ни Хованский, ни другие представители власти не удовлетворятся одними его письменными распоряжениями, но потребуют фактов, факты же скажут, что письменные распоряжения и желанное осуществление их еще очень далеки друг от друга. Поэтому он тут же пытается объяснить князю причину медленного переустройства униатских церквей и богослужения неимением пока в церквях служебников 1831 г., типика и других богослужебных книг, без которых искоренение злоупотреблений почти невозможно, при чем успокаивает его, что употребление латинских церковных одежд, сосудов, празднование некоторых латинских праздников, сказывание проповедей на польском языке, совершение читаной мши продолжаются не в силу отчуждения от России («что крайне несвойственно чувствам преданных чад всеми душевными силами»), но единственно от навыка к ним духовных и прихожан, и от настаивания последних исполнять эти обряды⁴⁷¹. На последнее требование Хованского Лужинский 4-го сентября отвечает решительнее: «Я осмеливаюсь отозваться», – пишет он, – по словам ап.Павла: «Хотя и похвалюсь, но не солгу», что следствием моих распоряжений многие обряды, заимствованные от источников чуждых гр.-униатской церкви, оставлены и восстановлены свойственные им, а именно: везде устраиваются и устроены иконостасы, где только имеются и имелись в казне церковной деньги; священники совершают проскомидию на жертвеннике перед литургиями, употребляют просфоры и божественные литургии совершают с переносом по правилам гр.-восточной церкви; имеются в церквях приобретенные копья и дискосы со звездами; несвойственные священнические и диаконские одежды, доселе употребляемые, заменены стихарями; не украшаются уже по прежнему обычаю заимствованные от римлян гробы в светлую великую субботу, повсеместно и от незапамятных времен существовавшие в церквях униатских и в самой даже Полоцкой архикафедре, и, наконец, в силу моих распоряжений, поется на клиросах ныне во всех униатских церквях епархии и даже в церкви при Гр.-униатской коллеги многолетствие после отпуста. А напоследок я сам собственной моей особой дал пример духовенству отправлевием в Витебске богослужения с соблюдением обрядов. Я все сделал со стороны моей, что только мог. Другие же предпринимать меры, управляя Белорусской епархией зависимо от высокопреосв. митрополита, я не осмеливаюсь, опасаясь ответственности перед моим начальством⁴⁷².

Что Лужинским было сделано к этому времени многое для преобразования обрядности гр.-униатской церкви, в этом также нельзя сомневаться, как и в том, что еще более многое оставалось сделать. Но искренность заявления, что он все сделал, что мог сделать без особого разрешения митрополита, нельзя не заподозрить. Есть основание думать, что сам Лужинский к некоторым из обрядов униатской церкви очень привык и ни за что не хотел расстаться с ними. Но, чтобы не быть обвиненным в несодействии интересам православия, он, когда от него требовали искоренения таких обрядов, заявлял, что это выше его власти. Так, кажется, бывало не однажды; остановимся на нескольких случаях. 6-го июля 1834 года Витебский губернатор Шредер спрашивал Витебского благочинного Клодницкого о происхождении некоторых особенностей униатского богослужения: употребления при богослужении колокольчиков, церковного звона в вечернее и утреннее время, лавочек для сиденья, крестных ходов с монстрациями и пр… и требовал уничтожения этих обыкновений. Клодницкий отказался уничтожить и донес пр.Василию, что уничтожение обычаев, от древности существовавших, особенно ходов с монстранциями, может возбудить волнение среди униатов. Лужинский не только соглашается с Клодницким, но и отстаивает это обыкновение пред митрополитом⁴⁷³. В другой раз 17-го октября Хованский предлагал пр.Василию: 1) колокольный звон в полудни и в вечернее время отменить; 2) благовеси к утрени, литургии и вечерне производить во всех церквях в определенное время и на ранней литургии отличным образом; 3) женщинам звон воспретить⁴⁷⁴; 4) благовест преобразовать по гр.-восточному и так, чтобы он в праздничные и воскресные дни отличался от будничного. Удовлетворив просьбу кн.Хованского во втором и третьем пунктах, пр.Василий убоялся исполнить первый и четвертый пункты. Митрополит же и по этим пунктам удовлетворил кн.Хованского, чем очень обрадовал пр.Смарагда. «Наши униаты», – писал 9-го декабря 1834 г. пр.Смарагд, – «хоть и не все, совсем теперь не то, что были в прошедшее лето. Теперь в униатской кафедре начали звонить по нашему обычаю, да и по всей епархии будет предписано ввести сие обыкновение. И вообще дух становится лучший»⁴⁷⁵. Таким образом, м.Булгак оказался уступчивее Лужинского⁴⁷⁶.

Как бы то ни было, за 1834-й год дело о преобразовании обрядности в белорусских униатских церквях подвинулось вперед.

Относительно сооружения в униатских белорусских церквях иконостасов, на которые в постановлении 7-го февраля было обращено особенное внимание, Морошкин, а за ним Ликовский⁴⁷⁷ сообщают, что до 1835 г. едва в 20 церквях Белорусской епархии были устроены иконостасы, несмотря на то, что правительство не разбирало средств, чтобы заставить владельцев устроить их. Сообщение неверное в обеих частях. В течение 1834 г. в Белорусской епархии было устроено иконостасов не менее 40⁴⁷⁸. Их сооружено было бы, несомненно, и еще больше, если бы правительство понудило помещиков оказать материальную поддержку церквям, нуждавшимся для устройства иконостасов в средствах. Такое требование правительства не было бы несправедливым: тут помещики отдали бы на религиозные нужды своих крестьяи лишь незначительную долю того, что сами получали от их труда и имения. Но, к сожалению, в 1834 г. помещикам не было предъявлено такого требования и они уклонились от этого дела. Устройство иконостасов производилось без их участия, исключительно на местные скудные церковные средства. Если же искать деятеля, трудами которого в 1834 году свершились все преобразования в Белорусских униатских церквях, то мы ошиблись бы, если бы всю заслугу за них приписали пр.Василию⁴⁷⁹. Внимательность, с которой белорусские гражданские власти и пр.Смарагд постоянно следили за приведением в исполнение постановления 7-го февраля, настойчивость, с которой они отыскивали разные злоупотребления в униатских церквях, а от униатских властей требовали искоренения этих злоупотреблений и проведения преобразовательных мер, – хотя изредка затрудняли пр.Василия, но в общем не позволяли ему ни минуты бездействовать, консистории мешали лукавить, а престарелому митрополиту – дремать. Поэтому заслуга преобразований, сделанных в 1834 г. в униатских церквях, должна быть приписана, кроме пр.Василия, и пр.Смарагду, и кн.Хованскому со Шредером.