Архимандрит Даниил, настоятель Ростовского Борисоглебского монастыря

Обходяй страны умножит знание (Сир.34:10).

У меня, в бытность мою настоятелем Златоустового монастыря, гостил один из моих предшественников по управлению тем же московским монастырем, архимандрит Даниил, старец высокого роста, с продолговатым и веснушчатым лицом, в разговоре очень сдержанный. Цель его приезда в Москву – лечебная. Он, по возвращению в свой Борисоглебский второклассный монастырь, что на Устье, в 15 вёрстах от Ростова, прислал мне (кроме формуляра, который требовался для исторического описания Златоустового мон.) свою краткую автобиографию, изложенную им в сентябре 1870 года, спустя несколько месяцев после нашего свидания. Начинается она эпиграфом: Помыслих дни первыя, и лета вечная помянух, где поучахся (Пс.76:6), а оканчивается словами: «сколько ещё продлится моя свышепятидесятилетняя (с 1819 г.) служба, это известно Богу, содержащему времена и лета в своей власти (Деян.1:7)». Почтенный не одними сединами, давно уже скончался о. Даниил, но я только теперь решился вполне воспользоваться его записками, от него же полученными, отчасти присовокупляя к ним новые сведения из других источников, которые будут указаны каждый в своём месте, в самом сочинении. Поведаю хотя немногое, чтобы сложить с себя нравственную ответственность за умолчание о нём.

В энциклопедическом словаре, издаваемом в Санкт-Петербурге, упоминается Базарная Кеньша или село Всесвятское Пензенской губ., Городищенского уезда, в 50 вёрстах от Городища, при р.Кеньше. Число жителей 2236 обоих полов, 327 дворов, церковь, школа, 2 поташных завода, 1 овчарный, 5 лавок и 9 постоялых дворов. Еженедельный базар и ярмарка. Вот родина достопочтенного архимандрита Даниила. Он, сын причетника, родился, как слышал от своей матери, с сорочкой (оболочкой) на голове, в октябре 1798 г. (ранее или позже 26 дня), а «родиться в сорочке значит, по мнению простого народа, родиться счастливым», пишет он. Не предвещалось ли новорождённому и в самом деле головное украшение высших духовных лиц: архиереев, архимандритов и протопресвитеров – митра, о которой напоминает имя, данное ему при крещении в честь св. великомуч. и мироточца Димитрия Солунского, празднуемого в 26 день октября. Как бы то ни было, рождённый с сорочкой на голове Димитрий впоследствии получил митру, о чём родители едва ли мечтали, когда его, 11-летнего, обученного читать и писать (с 1805 г. он учился церковной грамоте по букварю, часослову и псалтири), отправили (в 1809 или 1810 г.) в Пензу с прошением об определении его куда-либо на причетническое место. Они считали невозможным отдать сына в семинарию, не видя средств содержать его в городе, как это, по всей вероятности, было изъяснено в самом прошении, поданном им лично архиерею, но вот последовала резолюция преосвященного Моисея Плизнецова-Платонова, по которой проситель, вместо причетнической службы, должен учиться наукам в пензенской семинарии, в которой заключалось и первоначальное училище и куда вызванный в сентябре 1810 г. (по истечении, то есть, учебного года), определён был с фамилией: Сивиллов на казённый кошт в бурсу (первый класс). Неизлишне заметить о преосвященном епископе Моисее, что труды его в Пензенской епархии, где он святительствовал с 1808 по июль 1811 г., а потом отбыл в Нижний Новгород († 10 янв. 1825), особенно состояли в образовании духовного юношества. Для достижения этой цели, вскоре по вступлении его на архиерейскую кафедру Пензенскую, он обязал всё духовенство подпиской не держать детей дома далее 10-летнего возраста, но отдавать в семинарию (a Димитрий Сивиллов 11 лет слишком жил у родителей!). В этом благом деле помогал ему ректор семинарии, архимандрит Аарон Нарциссов (с 1821 г. настоятель Ярославского первоклассного Толгского мон., с 1826 г. Епископ Архангельский, † на покое в Москве). Совокупными действиями они принесли большую пользу духовному образованию, и семинария образовала при них очень многих достойных пастырей для церкви и отечества¹.

Продолжаю прерванную нить рассказа о Сивиллове (фамилия, данная ему, может быть, ректором, напоминает Сивиллины книги, собрание пророчеств; эти книги не дошли до нас. Римляне искали в них совета, когда бывали в затруднительных обстоятельствах). Принятый, по бедности родителей, на казённое содержание, он учился в семинарии охотно и во всех классах², кроме богословского, в котором почти не был, числился вторым учеником. Наибольшую склонность обнаруживал к занятиям иностранными (латинским, греческим и французским) языками и поэзией. Поведения кроткого и скромного, любивший уединение и молчаливость, как есть монах, он, однако же, в 1818 г., только что переведённый в богословский класс (образование его по необходимости замедлилось несчастными происшествиями 1812 года), по требованию медико-хирургической академии и по изъявленному им желанию, послан был в Санкт-Петербург для обучения медицине. Да, удивительно. Что-нибудь иное для него надобно. Поступив в эту академию, преобразованную в 1881 г. в военно-медицинскую, он, может быть, остался бы в ней до окончания курса, если бы позднее, в конце октября, отправление его из Пензы (она в 1890 вёрстах от Петербурга) и слабое здоровье (!) не понудили его, потерявшего много времени к успешному занятию медициной, просить увольнения опять в духовное звание, на что и последовало, от 14 марта 1819 г., разрешение министра духовных дел и народного просвещения, князя A. Н. Голицына († 22 ноября 1844 г.), с определением его в Александроневскую семинарию для богословского образования. При перемещении его сюда, ректор Петербургской академии, которой была подведома семинария, преосв. Филарет, епископ Ревельский, впоследствии митрополит Московский, принимавший в нём доброе участие, уведомил его, что министерство иностранных дел требует способных людей для новой Русской миссии в Пекин и предложил ему: не хочет ли быть членом этой миссии, в то время собиравшейся из духовных и светских лиц? В состав её должны были войти: начальник миссии – архимандрит, 2 иеромонаха, 1 иеродиакон, 2 псаломщика, медик и трое студентов, итого 10 чел. Сивиллов, по изъявлённому им согласию («видно, так Богу угодно, a следовательно и быть посему», решил он в уме своём), зачислен 24 апреля в миссию студентом, а потом, когда из воспитанников С.-Петербургской духовн. академии, кроме студента низшего отделения Василия (в монашестве Вениамин) Морачевича, никто другой не изъявил готовности отправиться в Пекин иеромонахом, между тем в состав миссии требовали с двое иеромонахов, произошла новая перемена в судьбе Димитрия Сивиллова: вакансию второго иеромонаха занять он согласился по предложению начальника миссии, архимандрита Петра Каменского, известного ориенталиста³, вследствие чего в Благовещенской церкви Александроневской Лавры пострижен с именем Даниила в монашество, 14 сентября; посвящён 28 в иеродиакона, 1 октября в иеромонаха. Из С.-Петербурга молодой с русыми волосами иеромонах Даниил, вместе с прочей свитой архимандрита Петра, отправился к месту своего назначения 6 декабря 1819 г., в день святителя Николая: он ведь признаётся спутником для путешествующих (служба ему 9 мая, на хвалитех славная стихира) и, после продолжительного путешествия по восточной Сибири, прибыв в Иркутск, награждён был, по представлению начальника миссии, набедренником 14 мая 1820 года, в праздник Вознесения Господня, в Вознесенском первоклассном мон. (от Иркутска в 4 вёр., на левом берегу реки Ангары), где почивает нетленное и чудодейственное тело святителя Иннокентия, в мантии из чёрной травчатой китайской материи, в которой оно погребено было⁴. Блаженный святитель тоже из С.-Петербурга (откуда он с своей свитой выехал 19 апр. 1721 г.) прибывший в Иркутск в начале марта 1722 года, следовал известным тогда Сибирским путём⁵. По указу царскому из сената ему давали везде лошадей и прочее, что нужно было в пути. Святитель был и в Тобольске, испытав на пути много невзгод. И в настоящее время труден и иногда не безопасен путь в Сибирь, а тогда был не только трудный и долгий, но и опасный. Свита просвещенно-ревностного святителя имела в своём распоряжении порох и пищали для оберегания себя в пути. До Иркутска можно было добраться чуть ли не чрез год⁶, а спустя без малого 100 лет, о. Даниил прибыл туда (не позже мая) сравнительно скоро, при епископе Иркутском Михаиле Бурдукове († 5 июня 1830 г.) и сибирском генерал-губернаторе М. М. Сперанском, оказавшем нашей миссии самое благосклонное внимание, как видно из одного письма его. Вот его драгоценные строки: «22 июня – писал он дочери – я давал (в Иркутске) прощальный обед, какой в Сибири только быть может. На одной стороне сидели архимандрит (Пётр Каменский) и свита его, отправлявшиеся в Пекин, на восточный конец света; на другой – трое молодых морских офицеров, отправлявшихся на Ледовитое море. Эти две, противоположные по всем видам, экспедиции оставляли отечество одна на пять, другая (миссия) на десять лет, почти без сожаления, даже с некоторым удовольствием»⁷. Итак в конце июня, по изготовлению, со стороны начальника миссии, всего нужного к заграничному путешествию, напутствованный благословением св. Иннокентия, первого епископа Иркутского, процветшего, яко крин, на востоке царства Сибирского (из службы ему), и благожелательством сибирского генерал-губернатора, иеромонах Даниил выехал, вместе с прочими, за Байкал и 1 июля прибыл в г. Троицкосавск (от Кяхты в 4 вёр.⁸), откуда отправился не раньше 31 августа и через несколько дней прибыл в Ургу (от Кяхты в 288 вёр.), резиденцию великого кутухты (духовного властителя Монголов) и главного пограничного начальника – монгольского князя (вана). Здесь на другой день получено было известие о кончине богдыхана и о восшествии на китайский престол сына его Даогуана. Это обстоятельство задержало миссию в Урге 11 дней. В продолжении этого времени князю-вану поднесены были приличные подарки от имени сибирского генерал-губернатора, любезно отправлявшего из Иркутка в Китай нашу миссию, от самой миссии и пристава Е. О. Тимковского, сопровождавшего её из С.-Петербурга. Подарки приветливо были приняты и взаимно получены ответные дары; сверх того, по воле князя, миссия угощена была обедом. Во все дни её пребывания там на русском подворье, для прогулок пристава, чиновников и миссионеров выставлено было достаточное число осёдланных лошадей и беспрекословно оказываема была готовность к услугам нашим путешественникам. По прошествии 11 дней, с дозволения князя, они оставили Ургу⁹ и прибыли в столицу Китайского государства 1 декабря 1820 года.

Русское правительство, периодически посылавшее в Пекин организованные миссии, в 1818–1819 г., при назначении новой миссии, распорядилось так, что содержание её было увеличено; управление её поручено особому совету под председательством её начальника; составлена и дана ей в руководство новая обстоятельная инструкция, Высочайше утверждённая¹⁰, согласно с которою о. Даниил проходил с 1821 года должность казначея и состоял членом совета миссии. Кроме того, он изучал китайский язык и, награждённый 22 мая 1822 г. кабинетным золотым наперсным крестом¹¹, занялся подробным исследованием, по источникам китайской литературы, трёх вероучений, известных у китайцев под именем конфуцианского, буддийского и таотзского. Плодом этого исследования была пространная диссертация о.Даниила о религиях в Китае, оставшаяся после него в рукописи. Из китайских книг переведены им на русский язык: а) философия Конфуция; б) учение философа Лаотзе, основателя религии Tao; в) древняя летопись; г) собрание древних стихотворений (обе эти книги считаются у Китайцев классическими); д) история Китая; е) нравственная философия или сборник разных изречений китайских мудрецов, под заглавием: «Зеркало, в котором можно видеть своё сердце», и ж) Буддийский катехизис. Для Албазинцев¹² он перевёл с русского и славянского языков на китайский послания ап. Павла (а Евангелие кто-то другой перевёл), утренние и вечерние молитвы, Стоглавник св. Геннадия, патриарха Иерусалимского¹³, молитвы, читаемые мирянами при богослужении и др. Все эти переводы не были напечатаны. По благочестивому усердию к святыне, он с сотрудником, иеромонахом Вениамином, пожертвовал некоторую сумму на устройство в Пекине, среди жилищ Албазинцев, нового (вместо ветхого) благолепного Успенского храма с колокольнею и со многими зданиями для членов миссии, для училища и на возобновление или украшение Сретенского монастыря при посольском доме. Значительное случайное приращение (до двух пудов серебра в год) дохода миссии дало ей возможность начать и довершить эти работы¹⁴.

В 1830 г. министерство иностр. дел, по Высочайшему повелению, отправило в Пекин новых членов миссии, а начальником их назначен был находившийся уже там (с 1 декабря 1820 г.) иеромонах Вениамин Морачевич¹⁵. Новоприбывшим членам преподаны словесные и письменные наставления к первоначальному ознакомлению с китайским языком и, кроме того, о. Даниил передал им некоторые из своих переводов с русского на китайский и обратно. Он и вообще наша миссия (1820–30 г.), к которой он принадлежал, состоящая из духовных и светских членов, выехала из Пекина в 1831 г., с большими похвалами от китайского правительства¹⁶, и 3 сентября встреченная Кяхтинским обществом на самом рубеже, отделяющем русскую землю от Китая, в конце октября провождена была за черту г. Троицкосавска в Иркутск, где она 17 ноября уже расположилась по квартирам, а 10 декабря «пустилась странствовать по обширным пространствам Сибири», как выражается о.Даниил, и прибыла в С.-Петербург на пятой неделе великого поста (во второй половине марта 1832 г.).

Затем, по вниманию к успешным её действиям в Пекине (албазинцы, жившие там и совращённые из православия в язычество, возвращались в православие, крестилось несколько китайцев, устроилось училище для христианских детей и т.п.¹⁷), начальник миссии архимандрит Пётр всемилостивейше сопричислен к ордену св. Анны 1-й ст. Ему будто предлагаема была архиерейская кафедра, но удручённый старостью и болезнями, он отказался от этой чести и уволен, согласно его прошению, на покой в Городецкий Феодоровский монастырь родной ему Нижегородской епархии, с пенсией (он род. в 1773, † 17 мая 1845, на 73 году своей жизни¹⁸). Сотрудник его, иеромонах Даниил, за свои учёные труды Высочайше награждённый, 3 мая 1832 г., орденом св. Анны 2-й ст., украшенным Императорской короною, и ущедренный пожизненной пенсией, 650 р. сер. в год¹⁹), определён, по указу Св. Синода от 6 мая того же года, настоятелем Московского Златоустова третьеклассного монастыря с возведением в сан архимандрита; возведён (в Москве?) 9 мая. Им возобновлена Троицкая в названном монастыре церковь с приделами св. Димитрия Ростовского и (по правую сторону) св. Иннокентия Иркутского, освящённая митрополитом Филаретом 13 сентября 1834 г., в тот день, когда воспоминается обновление храма Воскресения Христова в Иерусалиме²⁰. Состоя с 5 июля 1835 г. членом консистории, он продолжал ревностно трудиться, на пользу вверенного его управлению Златоустовского мон., окончив начатые в том же году строением: каменную ограду позади монастыря (от въездных ворот до Лазаревского института) и новый, вместо ветхого, каменный одноэтажный корпус для сдачи съёмщикам, в длину 12, в ширину 5 саж. На производство этих работ отпущена была заимообразно из Перервинского монастыря, в два или три срока, значительная сумма 21.546 р. 96 к. асс.²¹

В 1837 г. 11 мая архимандрит Даниил был определён в Казанский университет ординарным профессором китайского языка, причём дан ему в управление Предтечев мон. в Казани, на возвышенном месте, близ Кремля. В монастыре главная церковь в память Усекновения главы св. Иоанна Крестителя, архитектурой весьма схожая на собор Василия Блаженного в Москве²². Занимая кафедру в университете, он за свои переводы с китайского языка и безмездное преподавание оного в первой Казанской гимназии, награждён, по представлению г. попечителя Казанского учебного округа, орденом св. Владимира 3-й ст., 28 мая 1842 и в том же году почтён избранием его в действительные члены конференции новооткрытой Казанской дух. академии, праздновавшей недавно (21 сент. 1892 г.) пятидесятилетний юбилей своего существования.²³

Указом Св. Синода от 7 апреля 1844 г. перемещённый, по собственному желанию, в Иркутскую епархию, в Посольский Преображенский второклассный монастырь (во 155 вёр. от Иркутска²⁴), с присвоением ему лично степени первоклассного архимандрита, он в следующем году 24 августа назначен был старшим миссионером, для обращения в христианскую православную веру Монголо-бурят и русских раскольников (ветковцев), поселённых в Забайкальском крае; ещё утверждён (неизвестно какого месяца и числа) корреспондентом Казанской дух. академии. С 1846 благочинный над монастырями, он в том же году переведён в Троицкий Селенгинский монастырь, основанный в 1681 г. именно с миссионерскою целию²⁵, но и по прибытии сюда управлял некоторое время Посольским монастырём и был первоприсутствующим Верхнеудинского дух. правления. За приращение свечной прибыли (в Селенгинском мон.) он в 1848 г. получил благодарность Иркутского архиепискона Нила (1838–1853 г.), но слово Божие росло и распространялось ли (Деян.12:24) среди инородцев? Число обращений в христианскую веру было очень незначительно, если возьмём в соображение, что доныне наши миссии в восточной Сибири встречают много препятствий и самым главным между ними является противодействие лам (жрецы у последователей ламайства), особенно усилившихся в Забайкальской области. Тамошней миссии приходится более заботиться об удержании и просвещении крещённых, чем обращении язычников²⁶. На о. Даниила в 1850 г. возложена должность благочинного над Верхнеудинскими градскими и над единоверческими церквами, открытыми в Верхнеудинском округе²⁷. Ему за доброе устроение Троицко-Селенгинского монастыря объявлена в том же году благодарность епархиального начальства.

В природе после ветра случается ненастье, и после тихой погоды наступает буря с громом и молнией: подобное бывает и в жизни человека, было в жизни и о. Даииила. Внешнее положение его при преемниках снисходительного к нему архиепископа Нила, перемещённого на Ярославскую кафедру, изменяется к худшему и наконец становится критическим. Не скуден ли он был воздержанием ещё в ту пору, живя среди крестьян? Уволенный архиепископом Афанасием от благочиннической должности (над монастырями и церквами) в 1855 г. по прошению, едва ли добровольно поданному, он старается чем-нибудь загладить свою вину, и вот пожертвовал книги в библиотеку Иркутской семинарии, за что благословение Св. Синода объявлено ему 27 мая 1856 г. Что же далее? При архиепископе Евсевие он получил наперсный бронзовый крест на Владимирской ленте, в память войны 1853–1856 гг., но в 1858 г. был уволен от службы старшего миссионера. Что ещё далее? Некоторое время он продолжает занимать настоятельскую должность, но туман и облак сгущается над ним и 10 января 1863 г., – когда управлял (с 1860 г.) Иркутскою епархией преосв. Парфений, – разразился гром: он уволен и от настоятельства по указу Св. Синода, состоявшемуся в 1862 г., с предоставлением ему права «избрать себе постоянное пребывание в другом месте, или определить для себя другое назначение» (из послужного списка). «Как потускло золото» (Плач.4:1)! Он с чувством глубокой грусти оставил Забайкальский край, в котором находился 19 лет и за это время перевёл с еврейского на русский язык священные книги ветхого завета (за исключением, по всей вероятности, псалтири, Пятикнижия, книги Иисуса Навина, Судей и Руфь, перевод которых, сделанный другими, напечатан в 1822 и 1825 гг.), потом составил «священную статистику Израильского царства в древнем его состоянии» (рукопись в 2 частях).

Не имамы зде пребывающаго града (Евр.13:14). Из Селенгинска он направился в С.-Петербург, куда прибыл 28 мая 1863 г. По его просьбе и ходатайству Ярославского архиепископа Нила, покрывшего немощь его духом любви, определённый настоятелем Ростовского Борисоглебского второклассного монастыря (в Ярославской еп.), 9 августа, введён в управление оным 26 числа того же месяца. Монастырь этот, в 15 вёр. от Ростова, стоит на горе, окружённый, с одной стороны, сосновой и еловой рощей, а с другой живописными извитиями реки Устьи и обширными слободами, принадлежавшими графу Панину. Местоположение вообще прекрасное. Каменная ограда до 15 арш. вышиною, а в окружности до 480 саж., огромные храмы, колокольня похожая на Ростовскую соборную, с колоколами в один ярус – всё напоминает архитектуру конца ХVI или начала XVII века, и прежнее богатство обители, теперь давно уже обедневшей²⁸, а ярмарка, бываемая при сем монастыре 2 мая (в день памяти св. князей Бориса и Глеба), не могла не напоминать о. Даниилу его родины – Базарной Кеньши. Он любил в разговорах своих припоминать о Китае и его жителях, не забывал и восточной Сибири, отчуждённый ото всего, к чему привык и чем дорожил. За пожертвование книг для Забайкальской миссии, сделанное им перед отъездом из Троицкого Селенгинского монастыря преподано ему благословение Св. Синода в том же 1863 г. Определённый в 1864 г. благочинным над Угличскими монастырями (из них 3 мужские и 1 девичий) и Угличским градским Преображенским собором , что рекомендует его с доброй стороны, он в конце года был командирован, по указу Св. Синода, в Вологду для произведения следствия, по возникшему неудовольствию сестёр Вологодского девичьего монастыря на свою игуменью (Смарагду, 1858–66) за её суровое обращение с сёстрами. Нет ли тут истины? Вот ещё дело. Ему другим указом Св. Синода, последовавшим в 1865 г. на имя архиепископа Нила († 21 июня 1874 г.), поручено дать мнение о достоинстве перевода с славянского (на китайский язык?) некоторых молитв, представленных Св. Синоду бывшим (в 1856–1865 гг.) начальником Пекинской духовной миссии, архнмандритом Гурием († 1882 г., в сане архиепископа Таврического), каковое поручение и было исполнено. Он в Борисоглебском монастыре перевёл с французского языка на русский путешествие Гюка, миссионера (с 1839 г.) в Китае, описавшего, по возвращении (в 1852 г) в Европу, виденные им страны – возвышенную восточную Азию и Тибет. В разных периодических изданиях архимандрит Даниил напечатал статьи: об Амуре (Амурская область восточной Сибири), о монашестве, об улучшении быта сельского духовенства и др. После него остались в рукописях его поучительные слова и беседы; переводы с греческого на русский некоторых богослужебных канонов, напр., он перевёл великий канон св. Андрея, архиепископа Критского, не позднее 1836 г. (как сам он замечает), когда подобный перевод, сделанный одним из наставников Петербургской академии (М. И. Богословским) напечатан был в Христ. Чтении. Ещё он, неизвестно в какие годы, перевёл с латинского «Похвальное слово Траяну» соч. Плиния; с французского поэму: «Авель».

Архимандрит Даниил, 73-летний старец, не совсем чужой для Москвы, по отзыву знавших его, добрый, кроткий и чрезвычайно доверчивый к другим (его, незадолго до смерти, обокрали более чем на 2.000 руб.), питавший особенную приязнь к настоятелю Ростовского Яковлевского монастыря о. Поликарпу (из ректоров Владимирской семинарии, в 1867 г. ув. на покой, † 18 ноября 1868 г.), был замечательная в своём роде личность. Сын сельского причетника, обречённый своими родителями на ту же низкую долю, он однако поступил в Пензенскую семинарию и через несколько лет, очутясь в С.-Петербурге, недуманно-негаданно постригается в монахи и отправляется миссионером в Пекин, где приобретает знание китайского языка. Так от Господа направлялись шаги его (Прит.20:24). Орудием промысла Божия был преосв. Филарет, ректор Петербургской академии, давший ему крылья. По возвращении в отечество, получив архимандритское достоинство и настоятельство в московском Златоустовском монастыре, он в июне 1837 г. оставил здешнюю столицу, вызванный в Казань для занятия в тамошнем преобразованном университете кафедры ординарного профессора китайского языка. С 1844 г. долгое время проходит миссионерскую службу в Забайкальской области, терпит скорби в период своего увядания и в Ярославской епархии мирно кончает свою странническую, бурную жизнь. Он (да простит меня душа его!) имел болезненный припадок, в котором не всегда владел собою. Вот разительный пример, как слаба природа наша без всемогущей благодати Божией, и как посему недостаточно одного произволения для высшей иноческой жизни! Понятно, от чего не соответствовало началу продолжение его службы. Но деятельность его в общем была велика, полезна и заслуги не малы. Что же касается до его собственно келейных занятий, он, не получивший богословского образования, восполнил этот свой недостаток прилежным чтением Библии и других книг духовного содержания, так что писал проповеди. Он много переводил с иностранных языков, которыми ещё в семинарии охотно занимался. Его переводы с китайского должны быть особенно интересны, а что он перед кончиной был напутствован св. Тайнами, это в высшей степени утешительно. Видно Господь в прежней его жизни обрёл то, за что даровал сей последний дар. Отпевание усопшего совершил архимандрит Евангел, о котором А. А. Титов обязательно сообщает, что он, в мире Евпл Дилигенский, сын сельского священника Ветлужского уезда, Костромской губ., по окончании в 1840 г. курса Московской Духовной Академии со степенью кандидата, был в сане иеромонаха послан смотрителем Иркутских духовных училищ; в 1848 г. определён экономом Томского архиерейского дома и членом Томской консистории; с 1849 г. архимандрит Енисейского Спасского монастыря. В 1855 г., по ходатайству архиепископа Нила, переведён настоятелем в Покровский Угличский монастырь, а в 1872 г. в Ростовский Борисоглебский, по смерти Даниила, с которым был знаком в Сибири, † 13 янв. 1881 г.