Пензенская епархия, в которой суждено было закончить свою многотрудную, истинно подвижническую жизнь святителю Иннокентию, принадлежала к числу самых обширных. В состав ее входили, кроме Пензенской и Саратовской, и части Самарской и Симбирской губерний. Пензенская епархия была открыта в 1799 году и стала местом служения поочередно трех епископов. Их имена: Гаий (1799–1808), Моисей (1808–1811) и Афанасий (1811–1819)¹⁵⁹.

Пензенскую епархию нельзя было назвать благоустроенной. Прежде всего она отличалась бедностью. Бедность пензенских церквей и духовенства была поразительна. Не говоря о других духовных учреждениях, даже самый центр епархиального управления – архиерейский дом – бросался в глаза своей неприглядностью. В письмах святителя Иннокентия она подробно описана. При этом нужно всегда помнить, что святитель был человеком с самыми скромными требованиями, отличался невзыскательностью в самой крайней степени, и если и он, тем не менее, высказывал жалобы на свое дурное положение, то, значит, на то были очень серьезные причины.

«Пензенская моя квартира,– отмечал он в одном из писем в Петербург,– походит на шалаш. Но страннику и того довольно. Консистория хочет из шалаша сделать дом и имеет для этого деньги. Вот уже и опасность: как бы постоялый двор не превратился в постоянный дом, в любимое жилище. Господи, укрепи в любви ко всем! А глядя на развалины, трудно было удержаться от осуждения и жалоб».

«Меня послали,– писал святитель в другом письме, тоже адресованном в Петербург,– в шалаш или в дом, похожий на худой трактир: у дверей нет ни ключей, ни запоров, у шкафов, которые по большой части поломаны, также нет ни одного ключа. Обои в покоях где оборваны, где испачканы, закопчены. Полы так плохи, что когда пойдешь на один конец залы, на другом поднимаются, скрипят. Стекла закопчены и составлены из малых и битых клочков, а крыльцо... но это вещь не для жилья. Третий этаж с полами и потолками провалился от дождей, вода протекала во второй этаж.

Что ж за нужда? Сперва пороптал, теперь привык, теперь благословляю Господа моего и понемножку поправляю. На третьем этаже делают и пол, и потолки, а ремонт второго отложу до удобного случая и до того, когда скопится достаточно денег. Точно: не имеем здесь постоянного града (Евр.13:14), и Пенза есть путь, только я, грешный, очень укореняюсь в ней, как будто жить вечно. И дом архиерейский есть гостиница, где были Гаий, Моисей, Афанасий. Теперь их тут нет, и меня тоже не будет. Господи, дай разум точно всегда мыслить, смотря на неисправности дома»¹⁶⁰.

В такое жалкое состояние пензенский архиерейский дом пришел отчасти от нищенского казенного оклада, ассигновавшегося в то время вообще на архиерейские дома, отчасти и от некоторых внешних и случайных обстоятельств. Так, например, гражданское ведомство города Пензы весьма часто и незаконно ущемляло интересы архиерейского домоуправления. Местная гражданская власть вообще как-то недружелюбно относилась к епархиальной власти и старалась при каждом удобном случае вредить ей. Самоуправство представителей гражданской власти в Пензе в то время зашло так далеко, что она при предшественнике святителя Иннокентия, преосвященном Афанасии, сумела отобрать у архиерейского дома и тот ничтожный участок земли, который долгое время был собственностью епископа.

Сохранилось любопытное письмо святителя Иннокентия, касающееся этого обстоятельства. «Я дерзаю,– так писал он к одной своей близкой знакомой в Петербург,– просить земли у всемилостивейшего Государя для архиерейского дома, той земли, коей дом восемнадцать лет пользовался, лучше сказать, не земли, а перелесков. Ибо вот история, если не скучно слушать. Восемнадцать десятин поляны или лугов отмежевано перелесками; луг или поляна наша, а перелесок казенный. В другом месте также тридцать две десятины, законно принадлежащие архиерейскому дому, отмежеваны: луг архиерейский, а перелесок, разделяющий или пересекающий поляну, казенный. Правда, казенным стал считать его форшмейстер¹⁶¹, стал притеснять и в траве, а когда нарубят дров или прутьев из перелеска, он поймает, посадит под караул и чего только ни делает! Это началось года три назад, а прежде архиерейский дом пользовался всей землей сплошь, и домик, выстроенный там для приезда, теперь уже обветшал, надобно все обновлять, если Государь сделает милость возвратить дому его владения. Простите, что я обременяю Вас своим пустословием. Хотел написать совсем не то. Господи, прости и это,– своя болячка, потому так и изъясняется. Кто не человек на земле, пока на земле?»¹⁶²

Святителю Иннокентию ответным письмом из Петербурга посоветовали просить денег на ремонт архиерейского дома и порекомендовали представить даже денежную смету на необходимые поправки по дому. «Вы пишете о смете на дом,– так отвечал святитель,– но как мне просить денег, когда предместником накоплено десять тысяч? Он их копил для покупки хутора или земли, о коей в прошедшем письме я писал к Вам, теперь надеюсь выпросить землю без покупки. Чего-нибудь одного можно просить у всемилостивейшего Государя. Да разве Господь не видит и не знает, что есть деньги или для земли, или для дома? Просить денег для дома,– не дадут земли; не просить для дома,– Господь поможет выпросить землю. Вот мое рассуждение. Впрочем, что Господу угодно, того и ожидаю, тем и буду доволен. Я привык к ветхостям казенным»¹⁶³.

На недостаток средств пензенского архиерейского дома святитель Иннокентий жаловался не только в своих письмах в Петербург. О том же самом предмете писал он и в Москву к митрополиту Серафиму. Высокопреосвященный Серафим сочувственно ответил на это письмо и дал практический совет – хлопотать о приписке к архиерейскому дому какого-либо монастыря или пустыни:

«Преосвященнейший Владыко, возлюбленный о Господе брат!

Обрадовался я, получив письмо Ваше, из коего узнал, что здоровье Ваше немного поправилось. Надеюсь на милость Отца Небесного, что оно вскоре и совершенно поправится. Прошу только Вас не вдруг налегать на дела, а делать их исподволь, без напряжения сил, пока вы не укрепитесь, да и служить не часто, пока не пройдет опухоль в ногах. Укрепившись, можете при помощи Божией все наверстать. Берегите себя для блага Святой Церкви!

Новоучрежденные кафедры архиерейские, к сожалению, все и во всем очень скудны, как мне сие известно по переписке со многими архиереями. Нет ли в епархии Вашей какого-либо монастыря или пустыни, или приходской церкви с достаточным количеством земли, вблизи Пензы? В случае нужды можно просить Святейший Синод о приписке оных к архиерейскому дому.

Так поступил калужский преосвященный Евлампий и тем привел архиерейский дом свой в хорошее положение. Близ Калуги была одна приходская ветхая деревянная церковь, прихожане не в силах были выстроить новой, каменной. Он ее упразднил, а о церковной земле представил ходатайство в Св. Синод, чтобы она отдана была во владение архиерейскому дому Св. Синод обратился с докладом к Государю, и Государь приказал отдать ему землю, а земли было девяносто десятин лучшей луговой около реки.

Архиерейский тверской дом был недостаточен. Чем было пособить? Какой-то архиерей выпросил, чтобы к дому приписан был один монастырь, который имел довольное количество земли, и ныне архиерейский дом получает изрядные доходы. Если и Вы употребите сей способ, то нет почти сомнения, чтобы Вы не достигли успеха. Я Вам советую употребить сей способ, а накопленные предшественником Вашим деньги беречь на другие нужды. Ведь, очевидно, что кроме расстройства дома Вашего, Вы найдете много других, еще, может быть, больших расстройств, которые причинят Вам немало хлопот. Здесь потребуются осторожность и терпение! Но опытность Ваша, благонамеренность и благодать Божия помогут, чего и я Вам усерднейше желаю.

О себе скажу Вам, что мое здоровье хотя и теперь еще слабо, но замечаю, что оно начинает становиться лучше, нежели было в Петербурге.

Подворье Троицкое, на котором я живу, имеет много выгод, и покои расположены весьма хорошо. Зато в Лавре множество строений требуют немедленной починки, а денег очень мало. Дел у меня много, тем более, что Москва после неприятельского разорения не приведена еще в надлежащее устройство. У нас почти непрестанные дожди,– сено погнило, а хлеб бурями повалило. Гнев Божий за грехи наши!

Искреннейше желая Вам всех благ, с истинным моим почтением и любовью, навсегда пребуду усерднейший слуга Вашего преосвященства, возлюбленного о Господе брата, Серафим, митрополит Московский. 21 июля 1819 г.»¹⁶⁴

Непригляден был и пензенский кафедральный собор. Ни своим внешним видом, ни внутренней отделкой и убранством не отвечал он своему назначению кафедры епископа. Верхний этаж собора не был даже достроен. Ризница отличалась такой же бедностью, как и все здание. Скудость ее доходила до того, что в ней была лишь одна, и та бедная, пара дикириев и трикириев¹⁶⁵. Святитель Иннокентий, любивший, несмотря на свою болезнь, часто совершать богослужение, печалился о том, что ему невозможно служить вместе со своим предшественником преосв. Афанасием, жившим в Пензе на покое. «Жаль,– писал он в Петербург,– на двоих архиереев по одному дикирию и трикирию и одни рипиды¹⁶⁶. В праздник один из нас должен сидеть дома из-за сего недостатка».

Если такова была бедность кафедрального собора, то об уездных и сельских церквах и говорить нечего. В них мало находилось внутренних украшений, церковная ризница состояла из облачений ситцевых, выбойчатых и других грубых материй. Чувствовался большой недостаток даже в самых необходимых для богослужения книгах.

«Жаль, что и в городских церквах очень мало книг, необходимых к поучению,– так писал свт. Иннокентий в Петербург из города Петровска 10 августа.– Не знаю, от кого сие упущение. Предшественники ли не побуждали, священники ли не хотели или вообще не знали, только скудость сия достойна сожаления. Теперь отнюдь не удивительно, что многие церкви не имеют Библии. Они не имеют даже и тех книг, которые составляют круг церковно-богослужебный, а Библия, по их мнению, есть такая книга, без коей можно обойтись, и, действительно, без нее можно совершать богослужение. Причиной является бедность. Почти все так и отвечали на мои вопросы.

Ризы всего три или четыре. Из них одни шелковые, прочие ситцевые и выбойчатые или холщовые. Украшения почти нет никакого. Странно после этого, как священники, когда искали посвящения, издерживали будто бы по триста рублей или более»¹⁶⁷.

Крайняя необеспеченность архиерейского дома и всего состоящего при нем служебного персонала вынуждала епархиальную власть прибегать к налогам на подведомственное ей духовенство.

При преосвященном Афанасии в Пензенской епархии существовала даже особая такса для ставленников. «Скажу откровенно,– писал свт. Иннокентий в Петербург к одному хорошо знакомому высокопоставленному лицу,– и при моем предместнике много брали со ставленников: на лицо архиерея при выдаче ставленной грамоты, на певчих, на архиерейскую свиту. Мне хочется прекратить эти поборы, и оттого все ползет врозь. Певчие говорят: одеться не во что, из свиты многие желают уйти. А сам архиерей решается распустить и часть свиты, и часть певчих, решается также лучше есть хлеб с водой, чем держаться такого побора. Устоит ли? В первый же раз и в первый день, как он решился на сие, вдруг присылают пять четвертей ржи – вот хлеб, пятнадцать четвертей овса – вот кисель, через неделю – три воза круп, муки и овса, еще через несколько дней – два воза овса. Скажите, не довольно ли для пропитания мне лично с моими домашними? Так Господь устроил, Ему Одному слава!

P.S. О поборе прошу не публиковать до времени, об этом я князю (т.е. Голицыну, как министру духовных дел) еще не писал, а только митрополиту Михаилу и архиепископу Филарету, да и то не обо всем: о сборе на свиту к ним умолчал. Видно, и нашего брата архиерея ревизовать не худо было бы».

Поборы открывали широкое поле возможностей для получения священства людьми недостойными. Здесь крылась одна из причин того, что умственный и нравственный уровень духовенства Пензенской епархии был довольно низким. Святитель Иннокентий высказывал горькие жалобы на невежество своего духовенства. «Иные просители священничества и дьяконства,– писал он в Петербург,– не знают, что такое Святая Троица, что такое молитва, о чем молиться, что такое Символ веры. Чтобы не согрешить даже перед судом своей совести, отсылаю таких учиться, не посвящаю. Со времени моего вступления в епархиальное управление таких отосланных будет более двадцати. Конечно, многие приезжали издалека и будут жаловаться, что заводится нечто необычное. Но решаюсь действовать на пользу душ христианских. Молю Господа, чтобы укрепил меня, дабы всегда, несмотря ни на что, искал я истинную духовную пользу – спасение душ христианских. Господу вручаю их и молю, чтобы сия необработанная нива начала возделываться мало-помалу к славе Господа»¹⁶⁸.

Гаий (Такаов), грузин, в 1808 году был переведен на архиепископское служение в Астрахань; Моисей (Близнецов-Платонов) в 1811 году был переведен в Нижний Новгород; Афанасий (Корчанов) в 1819 году уволен на покой; умер в Пензе, в собственном доме, 14 декабря 1825 г. Строев. Списки иерархов. С. 981.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. Письмо 51. С. 71.

Форшмейстер – лесничий, смотритель за лесами.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. С. 70–72.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. С. 71–72.

Пензенские епархиальные ведомости. 1868 г. № 10. Часть неофициальная. С. 315–316.

Дикирий и трикирий – подсвечники с двумя (знаменуют два естества Иисуса Христа) или тремя (знаменуют нашу веру в Пресвятую Троицу) свечами, которыми архиереи осеняют народ во время служения.

Рипида (или опахало) – прикрепленный к рукояткам металлический круг с изображением херувимов. Рипидами диаконы веют над Дарами при освящении их, изображая присутствие Небесных Сил.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. С. 72–73.

Письма свт. Иннокентия к С.С. Мещерской. Письмо 48. С. 64.