Преподобный Иоанн Лествичник как представитель восточного аскетизма

Священное Писание и творения святых отцов, как неисчерпаемые духовные источники животворной Божественной правды, открывают нам крестные и самоотверженные подвиги святых людей – людей Божиих, которые показали и оправдали своею высокою жизнью действительную и необходимую для каждого верующего в Бога борьбу со грехом.

Сам Господь наш Иисус Христос боролся с грехом, неправдою и расстройством человеческой природы и показал истинный, самоотверженный, даже до смерти, смерти же крестной (ср.: Флп. 2, 8), пример борьбы – подвижничества, который спас и спасает всех верующих в Него и живущих по правде Его. Святые отцы Церкви и вообще все подвижники о Христе единогласно убеждают в необходимости подвига для всех верующих. Путем спасительного и благодатного «трудничества», или аскетизма, проходили узкий, скорбный и тернистый путь земной жизни все последователи Христовы. К таковым относится и изучаемый нами аскет-подвижник – святой Иоанн Лествичник. Этот святой отец является истинным крестоносцем Христовым, подлинным подвижником и аскетом Восточной Православной Церкви.

Нам предстоит раскрыть и осветить именно эту весьма важную сторону личности святого отца – сторону аскетической жизни как с теоретической, так и с практической стороны.

Но прежде чем приступить к освещению этих вопросов находим нужным, в качестве вводного материала, коснуться самого факта аскетизма. Что он собой представляет? Каковы его сущность, содержание, цель? Здесь же укажем возражения против аскетизма и неосновательность этих возражений. Затем покажем необходимость аскетизма не только для монахов, но и для мирян и приведем примеры благодатного аскетизма: святые Макарий Египетский, Ефрем Сирин, Иоанн Лествичник. Все эти вопросы войдут во Введение.

В первой главе вкратце опишем житие святого Иоанна Лествичника, во второй главе – его теоретические взгляды на аскетизм. Третья глава осветит, раскроет и подробно проанализирует его основное аскетическое сочинение – «Лествицу» как практический путь к постепенному нравственному совершенствованию, который только и достигается через благодатный христианский аскетизм. Но так как аскетизм и нравственное совершенствование – понятия неотделимые, то мы и постараемся третью главу изложить именно в системе постепенного нравственного восхождения аскета от земли к небу. В четвертой, и последней, главе данного сочинения скажем о значении аскетического труда святого Иоанна Лествичника для подвижников Восточной Церкви. Заключение подытожит содержание всего материала. Таков план настоящей работы.

Приступим к раскрытию важного вопроса – об аскетизме.

Что такое аскетизм?

Филологическое значение этого слова следующее: слово «аскетизм» образуется от греческого άσκέω – упражняться, обрабатывать, обделывать, искусно действовать, украшать; άσκητήψ – гимнаст, атлет, борец, подвижник, монах, затворник.

С практической стороны аскетизм – это скорбнорадостное подвижничество, или нравственная борьба духовного, небесного, доброго начала с началом плотским, материальным, земным, мирским и греховным. Аскетизм есть прирожденная человеческому духу потребность освободить дух от рабства и зависимости страстной плоти (С. Т. Аксаков). Аскетизм – это борьба с плотью ради торжества духа. Это попытка реализации христианской теории спасения в жизни, на практике, средство проведения христианских начал в наличную действительность. Аскетизм есть нравственное возрождение человека к новой жизни. Нравственное же возрождение и благодатный аскетизм – это два существенно взаимовосполняемые фактора, дающие аскету-подвижнику верный путь к достижению духовного обновления, богоуподобления на пути к вечному спасению. Словом, аскетизм есть борьба в человеке нравственного с безнравственным, греховного со святым, смертного с бессмертным.

Сущность христианского аскетизма заключается в гармоническом сочетании всех нравственных сил и стремлений человека. Это норма осуществления в жизни требований евангельского закона Христова.

Люди могут и должны охранять в себе внутреннюю духовную целостность для того, чтобы иметь возможность осуществить на деле и в действительности Божественную правду. В опыте аскетизма даны основания не только для истины бессмертия души человека, но и для уповаемого телесного воскресения, так как в победе духа над греховною плотью заложены данные не уничтожения плоти, а ее увековечения, ее обновления и воскресения к вечной жизни. Люди, показывающие власть духа над материальною природою, действительно существовали и существуют, и если их сравнительно мало, то это значит только то, что нравственное требование не достигло еще своего окончательного и полного осуществления, а никак не то, что оно вовсе не осуществляется или остается одним требованием.

В чем же заключается цель христианского аскетизма? Не является ли это явление ненормальным для человеческой природы? Не есть ли это напрасное и даже вредное самоистязание?

Отвечая на эти вопросы, следует сказать, что христианский аскетизм есть не только не бесполезное или вредное явление – но в высшей степени благотворное мероприятие и для человеческого духа, и для его греховной плоти. Цель христианского аскетизма – господство духа над греховной плотью, обнаружение и выявление духовной сущности и преобладание этой сущности над тленным существом человеческим. Отсюда и значение всех аскетических подвигов: суровое воздержание, самоуничижение, бдение, бескорыстие и прочее, – они являются не целью для подвижника, а только средством в достижении любви к Богу, всецелой преданности Ему, чистоты сердечной и постоянной жизни в Боге¹.

«Плоть греховная – седалище страстей; поблажка ей, даже малая и необходимая, приводит в движение страсти, как дождь приводит в движение уже иссохших, заморенных червей... Плоть не хочет слушаться разумных внушений духа, ее надо остепенять бичом воздержания и страха Божия»².

Опыт жизни святых отцов свидетельствует, что они чрезвычайно сурово относились к своей греховной плоти и имели в виду убить не ее, а чрез нее ослабить или совсем умертвить порочные страсти. Святые Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Кирилл Александрийский, Амвросий Медиоланский и другие – от юности до конца жизни были истинными аскетами. Все их подвиги были обращены на уничтожение страстей, живущих в греховной плоти. Они стремились к тому, чтобы дать духу свободу и господство над всем чувственным и плотским. Ведь страстная и во всем удовлетворяемая плоть не созидает, а разрушает здоровье.

И поистине «удивительная вещь: сколько человек ни хлопочет о своем здоровье, как ни бережет себя, каких самых питательных, приятных кушаний не употребляет, каких здоровых напитков ни пьет, сколько ни отгуливается на свежем воздухе, а все же в конце концов он подвергается болезням и тлению. Святые же, презиравшие плоть и умерщвлявшие ее непрестанным воздержанием и постом, спанием на голой земле, бдением, трудами, непрестанной молитвою, обессмертили и душу, и плоть свою; наши же тела, многопитаемые и сластопитаемые, издают смрад по смерти, а иногда и при жизни, а их тела благоухают и цветут как при жизни, так и по смерти. Удивительное дело: мы, созидая, разрушаем свое тело, а они, разрушая, созидали; мы, обливая его благоуханиями, не избегаем смрада его, а они, не заботясь о благовонии тела, благоухают и по смерти многие столетия»³.

Нет человека без греха, все нравственно испорчены в Адаме. Представим для примера великого проповедника истины и хранителя душевной и телесной чистоты святого апостола Павла, который прошел всю вселенную, совершил великие труды и подвиги, много перенес страданий и гонений и тем не менее говорит так: умерщвляю тело мое и порабощаю, да не како, иным проповедуя, сам неключим буду (1Кор. 9, 27). В этих словах великий апостол указывает на возмущение греховной плоти и разжжение похоти, на постоянную внутреннюю борьбу и на аскетическую жизнь.

Святая Церковь воспевает аскетическое житие христианского подвижника в следующих словах: «Умертвил еси плотския похоти воздержанием многим, распял еси себе миру и страстем, пощенми и слезами, молитвами и песнми непрестанными прилеплялся Богу»⁴.

И надо сказать, что все истинные последователи Христовы шли к горней, небесной, блаженной жизни крестным (аскетическим) путем. Ибо путь креста – путь света. И всем без исключения Господь наш Иисус Христос велел идти именно этим путем (см.: Мф. 16, 24; Мк. 10, 21; Лк. 14, 27), ибо этот путь – путь жизни, путь славы, путь к вечному блаженному Царству. Без креста нет спасения, без подвига крестного нет истинных радостей, нет надежды на вечное блаженство. И всеобщая задача христианского крестоношения, или аскетизма, заключается, как мы уже упоминали, не в ненависти к плоти и ее бессмысленному умерщвлению, а в укрощении ее и одухотворении, в умиротворении внутренней вражды небесного человека с человеком земным, плотяным.

Итак, целью аскетизма, как мы уже выясняли, является владычество (гегемония) духа над плотью – господство духовных, высших начал над плотяными, низшими. Ибо рабство человека пред чувственностью есть не что иное, как зло. В этом отношении вряд ли кто может возражать против аскетизма как принципа разумного воздержания.

Но находятся люди, которые все же возражают против аскетизма, противятся его нравственноспасительным требованиям, считая аскетизм «буйством» (глупостью, безумием), бессмыслием, самоистязанием и даже невежеством. Такая оппозиция аскетизму возникает, видимо, потому, что аскетизм заповедует своим последователям самоотречение вплоть до самопожертвования, уклонение от «прохлады телесно-нежной», от комфортабельных удобств, корыстолюбивых выгод, заповедует даже пренебрежение естественными потребностями человеческой плоти. Аскет поэтому является в глазах этих «критиков» существом крайне тупым, смешным и неразумным. Такая характеристика вытекает из тех именно соображений, что некоторые люди, как говорит епископ Феофан, «забыли Бога, презирают Его святой закон, и уже не любы им богобоязненные строгие исполнители заповедей Божиих»⁵. Чем же еще объясняются возражения против аскетизма?

Следует сказать, что отрицание аскетизма основывается еще и на смешении некоторых понятий относительно потребностей человеческого естества, а главное, на совершенном незнакомстве с творениями святых отцов и учителей Православной Церкви, которыми давным-давно и с поразительной ясностью и основательностью освещен этот важный духовно-нравственный вопрос.

Следует заметить и то, что отрицание аскетизма по преимуществу идет с Запада. Западная гордая Европа, всегда презиравшая восточное Православие, критически относится и к православному благодатному аскетизму. Относится так потому, что совершенно не понимает духовной силы и нравственно-возрождающего значения православного аскетизма⁶.

Запад не знает подвига и потому не имеет в себе внутренней духовной жизни. А если нет в нем жизни духа, если нет внутренней благодатной силы, то нет и истиной христианской аскетики⁷. Запад весь проникнут ложною красивою фразою и эффектом. «Там существуют восстановленные, изгнанные прежде из мира, мерзости языческие»⁸. Западная культура безбожная – языческая культура, так как не имеет истинного христианского аскетизма, основанного на самоотвержении (там же). Ведь истинный христианский аскетизм зиждется на словах Спасителя: иже хощет по Мне ити, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (Мк. 8, 34), и еще: Внидите узкими враты: яко пространная врата и широкий путь вводят в пагубу (ср.: Мф. 7, 13). Поэтому именно истинная аскетика находится только в Православной Восточной Церкви.

Восточная, и в частности Русская Православная, Церковь имела и имеет еще живые задатки христианского аскетизма. Несмотря на значительные потрясения, происшедшие в ней, особенно в начале настоящего века, в Русской Православной Церкви, и преимущественно среди ее монашества, сохраняется еще немало примеров истинного благодатного аскетизма. У русского народа есть очень важные добродетели, преобладающие сравнительно с народами Запада, – это именно те добродетели, которые общи у нас с близким нам Востоком: созерцательность, смирение, покорность, терпение, подвиг. Этот народ не гордится своими грехами, не имеет тех блестящих суетных «достижений», того превозношения над другими народами, что наблюдается на Западе. «Вникните в Православие: это вовсе не одна только церковность и обрядность, это живое чувство, живая благодатная жизнь, в нем одно человеколюбие, одно терпение, один Христов образ, одно спасение»⁹.

Некоторые говорят еще и то, что аскетизм если и можно допустить в практическом применении, то только среди монашества. А для мирян он совершенно не нужен. Рассуждающие так забывают, что Христос в словах: Внидите сквозе тесная врата, и еще: Царствие Божие нудится (ср.: Лк. 13, 24; Мф. 11, 12) обращается не только к одним монашествующим, но и ко всем христианам, – именно ко всем тем, для кого дорога душа, вечная жизнь и вечное спасение. Поэтому аскетизм как принцип воздержания, как философия духа и как главная, верховная наука – «наука из наук» – необходим для каждого христианина (епископ Феофан).

И к тому же следует признать, что умеренность и воздержание от излишества в пище, питии, сне и прочем приносит человеку только здоровье, но никак не расстроенность или слабость сил. В этом отношении весьма справедливы слова святителя Митрофана Воронежского, который сказал: «Воздержанно пий, мало яждь – здрав будеши». И вообще можно привести много фактов, свидетельствующих о том, что сравнительно скудное питание (малоядение) есть источник истинного здоровья и делает организм более трудоспособным и выносливым¹⁰. Да и по самому существу христианства жизнь каждого христианина есть аскетика; каждый христианин в сущности аскет, ибо он борется с диаволом и грехом, подвизается во Христе и со Христом, чтобы освободиться от рабства страстной плоти.

Христианство требует от всех людей без исключения (монахов или мирян) постоянного нравственного подвига, постоянной и неослабной духовной борьбы. Поэтому аскетизм как неослабное деятельное стремление духа к господству над плотью для того, чтобы сделать тело достойным орудием Духа – храмом Божиим, обязателен для всех – и монахов, и мирских верующих людей.

Особенная потребность в благодатном и спасительном аскетизме ощущается в нашем XX веке, когда опьянение и раздражение страстей охватило почти все христианские общества, когда «люди мира сего» проводят преимущественно животную, чувственную жизнь. Между тем крайняя чувственность признается «не долженствующею быть» – ее существование и господство над духом есть нечто безусловно ненормальное и недопустимое¹¹.

Все жизненное и великое в мире и Церкви произошло и происходит вследствие духовной борьбы и подвигов. Борьбою и подвигами Восточная Церковь жила во все времена своего прошлого. В частности, наша Русская Церковь пережила эпоху трудной борьбы с полудикой ордой (XII-XIV вв.), затем период смутной междоусобицы и литовско-польской интервенции (XVI-XVII вв.), нашествия «дванадесяти язык» (начало XIX в.). В эти тяжкие периоды жизни русского народа – периоды борьбы и подвига – воспитался сонм великих подвижников земли Русской: митрополиты Кирилл, Феогност, Петр, Алексий, Иоанн, Филипп и другие.

Поэтому-то и нашему слабому в духовно-нравственном отношении XX веку особенно нужен аскетизм, и притом аскетизм, так сказать, универсальный, который способен был бы возродить христианство, одухотворить его, примирить и преобразить его дебелую, плотскую, чувственную жизнь в жизнь духовную, возвышенную.

Образ истинного аскета есть образ величайшей нравственной силы, могущей всколыхнуть, возродить и поднять человечество¹². Таковыми были святые отцы-аскеты Православной Восточной Церкви. Это были истинные философы, психологи своего времени, подвижники Божественной Правды. В своих писаниях они оставили нам неисчерпаемый кладезь животворной воды – учения истины.

Читая их, христианин освежается духом; окруженный невзгодами земной жизни, он собирается с мыслями, рассеянными в суете мира, успокаивается в сердце и совести, примиряется с трудностями жизненного крестоношения. К таковым сугубоаскетическим животворным писаниям относятся, например, творения: Макария Египетского (IV в.), Ефрема Сирина (IV в.), Иоанна Кассиана (V в.), Исидора Пелусиота (V в.), Иоанна Лествичника (VI-VII вв.), Исаака Сирина (VI в.), аввы Дорофея (VII в.) и других отцов-аскетов.

Все они смотрели на земную жизнь как на подвиг постоянной, неослабной внутренней борьбы с грехом и «ветхим» греховным человеком.

Возьмем, например, некоторые воззрения на аскетизм преподобного Макария Египетского и посмотрим, как святой отец учит об аскетизме и его носителях. Преподобный Макарий Египетский всегда мыслил аскета как «воина Царя Небесного»¹³, удаляющегося от суеты мира в пустынное место, где бы он мог в полном одиночестве «расслышать тихо звучащую внутреннюю музыку», – чтобы возможно было лучше познать самого себя и заняться «воссозданием нового человека»¹⁴, каким именно был первый Адам. Вся жизнь аскета – это непрестанное, неутомимое, вечно юное стремление к созерцанию и мистическому единению с Богом. И сам преподобный Макарий был по природе мистик. Он лично испытал сладость мистических моментов, свободных от греха, легкости духа, парящего в Божественном воздухе на умных крыльях Святого Духа¹⁵.

Труженику-аскету, по Макарию Египетскому, хочется не только взойти на небо, но и носить это небо в своем сердце; ему желательно свести это небо на землю. Аскет-подвижник хочет и жаждет не только обожения души, но и обожения тела¹⁶. «Как небо и землю сотворил Бог для обитания человека, так тело и душу создал Он в жилище Себе, чтобы вселиться и успокоиться в теле его, как в Своем доме, имея прекрасною невестою возлюбленную душу, сотворенную по образу Его»¹⁷.

Вся жизненная задача аскета колоссально великая, весьма трудная и сугубо внутренняя. Эта внутренняя работа сводится преимущественно к тому, чтобы здесь еще, на земле, человеку выйти из своей ограниченной человеческой природы, «вскисшей пороками»¹⁸, и претвориться в Божественное естество.

Так преподобный Макарий Египетский дает аскетизму внутренне-мистическое основание. Это основание для аскетизма есть высшее, неопровержимое, самое убедительное, доказывающее необходимость аскетического подвига в жизни всех верующих людей. Другие святые отцы, как, например, Ефрем Сирин, Иоанн Кассиан, оправдывают аскетизм преимущественно с догматической точки зрения, где исходным началом греха и борьбы с ним полагается догмат о падении человеческой природы.

Исидор Пелусиот, авва Дорофей, Иоанн Лествичник, не отрицая необходимости аскетизма с догматической стороны, утверждают в своих писаниях, что аскетизм необходим и психологически. Они говорят, что наша греховная природа имеет высокое стремление «возродиться», «спастись», «быть в единении с Богом». Особенно эта психологическая потребность аскетизма сильно развита у преподобного Иоанна Лествичника, который в своей «Лествице» дает самый глубокий психологический анализ греховной природы человека, ее борьбы с пороками и со страстями, вкоренившимися в самые «дух и кровь» человеческого естества. Чтобы избавиться от этой «греховной заразы», человек-подвижник сам «творит средства», для того чтобы прибегать к подвигам, к самоограничению и лишению; бичуясь, страдая, он неустанно следит за собой – как бы не дать торжества злу в себе и не сойти с избранного им пути.

На фоне аскетических воззрений вышеуказанных святых отцов-аскетов, и особенно Макария Египетского, мы и постараемся как можно ярче и отчетливее начертать образ идеального аскета – преподобного Иоанна Лествичника, жившего в VI-VII веках. Это, главным образом, и входит в нашу непосредственную задачу – изобразить полно и отчетливо аскетические принципы этого святого отца как видного представителя восточного аскетизма, как примерного опытного психолога и путеводителя христианских подвижников по пути постепенного нравственного восхождения от земли к небу.

При изложении и раскрытии нашей темы будет использован, главным образом, труд преподобного Иоанна Лествичника «Лествица», в которой он собственноручно начертал порядок духовной жизни аскета и его стремление к достижению высшего совершенства. Биографические сведения о святом Иоанне Лествичнике извлекаем частью из самой «Лествицы», частью из Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского (30 марта¹⁹) и из других источников.

Монахов множества наставника тя почитаем, отче наш Иоанне, твоею бо стезею воистинну право ходити познахом. Блажен еси, Христу работав.

Самогласен св. Лествичнику на стиховне, глас 8

Следует сказать, что исторических сведений о жизни святого игумена Синайской горы Иоанна Лествичника до нас дошло очень мало. Некоторые сведения о его жизни находятся в самых его творениях, в частности в «Лествице». Пишут также о нем, хотя очень кратко, два современных ему писателя-историка. Один из них, инок Синайской горы, неизвестный по имени²⁰; другой – инок Раифской обители по имени Даниил, «муж почтенный и добродетельный»²¹, он писал житие преподобного Иоанна Лествичника на основании рассказов живых свидетелей, лично знавших преподобного отца. Поэтому инок Даниил в начале своего повествования пишет: «Все те, которые имели счастье слушать этого великого человека, из коих есть много поставленных им на путь спасения и доселе шествующих по нему, могут засвидетельствовать истину этого рассказа» (Четьи-Минеи. 30 марта).

Таким образом, более и желать нельзя ничего в отношении достоверности сказаний этих двух историков относительно жития преподобного игумена Синайского. Хотя эти сведения очень кратки и отрывочны, но для нашей цели достаточны, так как наше намерение – кратко познакомиться с образом жизни сего подвижника, оттенить, главным образом, аскетические стороны его жизни.

Место рождения преподобного Иоанна точно не известно. Святитель Димитрий Ростовский в своих Четьи-Минеях (26 января) говорит, что некоторые признают преподобного Иоанна сыном римских граждан – преподобных Ксенофонта и Марии и братом Георгия Арселаита, с которым он, отправившись из Константинополя в Эдессу, на море потерпел кораблекрушение. Затем был прибит к берегу и принял иночество в Синайской пустыне. Насколько верно это предположение, сказать трудно, но те занятия, благочестивое настроение и прозвание «схоластик», которое Иоанн получил за свои познания и писания, показывают в нем человека образованного, получившего воспитание и образование от благочестивых и знатных родителей.

Точное время рождения преподобного также не известно. Предполагают, что он родился около 525 года, в царствование Юстиниана I²². Известно только то, что в шестнадцатилетнем возрасте Иоанн оставил мир и пришел в пустыни Синайские. Отшельники, жившие в этих местах, отличались суровой жизнью и руководились строгими аскетическими принципами. Однако подвиги синайских аскетов не только не устрашили юного Иоанна, но еще более воспламенили его дух и укрепили решимость стать иноком.

В биографии преподобного Иоанна наблюдаются три явно различных периода его духовно-нравственной жизнедеятельности. Прежде всего он подвизался под руководством духовного отца, затем, достаточно окрепши, трудился, совершенствовался и восходил на высоту духовную один, без постороннего руководства, и, наконец, не только сам восходил, но и других возводил к нравственным высотам.

В Синайских пустынях преподобный Иоанн нашел себе опытного руководителя в лице старца Мартирия, долго шествовавшего путем Божиим и бывшего недалеко от врат неба, которому и вверил свою волю и отдал свою душу. К этому именно времени духовного делания относятся первые степени его личной лествицы, которые он начертал потом в своем замечательном сочинении «Лествица». Эти степени: отречение от мира (Слово 1), отложение мирских попечений (Слово 2), полное послушание (Слово 4).

Раифский инок Даниил пишет, что святой Иоанн «смотрел на Синайскую гору (где он начал свои подвиги) как на место, указанное ему Богом, устремляя горе свой ум и вознося его к Богу невидимому... Он стяжал здесь смирение самое глубокое, нестяжание самое совершенное, любовь к Богу нелицемерную, заключил доступ к сердцу своему демону суетной славы и надежды на собственные силы»²³.

Что касается послушания, какое он оказывал своему духовному отцу Мартирию, то в этом отношении юноша Иоанн явил высочайший образец покорности и самоотвержения. По свидетельству того же историка, святой Иоанн так подчинился духовному водительству своего руководителя, что, казалось, душа его не имела ни собственного ума, ни своей воли, ни собственных желаний. А что всего удивительнее, замечает Даниил, это то, что при обширной своей учености, эту необычайную и чуждую смирения кичливость человеческого любомудрия он обучил небесной простоте²⁴.

По истечении четырнадцатилетнего испытания Иоанн принял иноческое пострижение. Присутствовавший при этом обряде благочестивый игумен Стратегий по внушению свыше предсказал, что новопостриженный будет великим подвижником и одним из опытных руководителей монашеского жития. А другой отшельник Синайской горы, по имени Анастасий, увидев однажды юного Иоанна, спросил старца Мартирия:

– Кто принимал от сего юноши обеты иноческие?

Мартирий ответил, что постригал его сам он (Мартирий). Тогда авва Анастасий с удивлением воскликнул:

– Кто бы мог подумать, отец мой, что ты посвятил Богу будущего игумена Синайской горы!²⁵

Третий великий отшельник Синайской пустыни, авва Савваит, умыл ноги Иоанновы прежде его духовного отца Мартирия и поцеловал ему руки. Удивленный этим, ученик Савваита после спросил у старца:

– Что это значит, отче?

Савваит ответил:

– Поверь мне, чадо, не знаю, кто этот юный; принимал же я игумена Синайского и умыл ему ноги²⁶.

Девятнадцать лет Иоанн упражнялся в подвиге беспрекословного послушания, когда Бог призвал к Себе его старца Мартирия. Тогда Иоанн возымел желание уйти в полное уединение и затвор. Подготовляясь к этому подвигу постом и молитвою и получив одобрение от одного старца (Георгия Арселаита), Иоанн оставил гору и удалился в глубь пустыни. Поселившись в долине Фола, он сорок лет подвизался в полном одиночестве, проводя жизнь в посте, молитве и трудах.

Кто только может изобразить все подвиги, борения, труды, искушения, какие он преодолевал в продолжение этих сорока лет? Вообще нужно сказать, что здесь именно, в долине Фола, среди постоянных, неослабных, тяжелых моральных и физических усилий и неотступной борьбы с грехом в сознании преподобного Иоанна слагалась и практически воплощалась в жизнь та удивительная лествица постепенного восхождения к небу, которую он написал потом Раифскому игумену и которая возвела к Богу так много странников и тружеников земли сей. «Лествица» эта явилась как бы откровением его сорокалетнего аскетического подвига, который он совершал втайне. «Ибо кто, – говорит Даниил, – в состоянии извести на позор словом и огласить повествованием, как проходил он здесь труды свои?.. Сорок лет он был в трудах и пощениях, возгораемый Божественною любовью, непрестанно распаляемый ее огнем»²⁷.

Здесь, в этой пустыне, в одиночестве, он стяжал дух непрестанного сокрушения, который источал из его глаз обильные токи покаянных слез. «И какие места, – замечает Даниил, – дам я в венце добродетелей тому источнику слез, который был в нем и который есть благодать редкая? Пищи он вкушал мало, хотя и ел все, что дозволяется иноческим уставом. И вкушением всего, как думаю, он премудро сокрушал рог кичения, а малостью вкушения смирял эту госпожу (плоть свою), взывая ей: “Молчи, перестань”»²⁸. Он любил подвиг тайный. Поэтому, затворившись в пещере, он здесь возносил к небу свои вздохи, рыдания и вопли, и притом с такою силою, как будто его резали оружием, или жгли огнем, или вырывали глаза²⁹.

После блаженной кончины преподобного Иоанна показывали сокровенное место его подвигов, которое, по множеству излитых там слез, назвали «слезоточивым». Эти обильные слезы как огонь пожигали все нечистые помыслы и дела в душе Иоанна и оставляли на сердце его невыразимый мир Христов и благодатный духовный покой.

Спал святой столько, сколько нужно было для того, чтобы «неусыпностью не расстроить достояние ума»³⁰. Прежде чем лечь спать, он долго молился, плакал о грехах своих и о грехах других.

Пищу (как замечалось уже выше) преподобный принимал также благоразумно. Он вкушал все, что дозволялось обетами иночества, но принимал в крайне малом количестве – только для поддержания жизни.

Постоянно бодрствуя умом у дверей своего сердца, он не допускал к нему духа тьмы и обольщения. Его ум и сердце, очищенные от всякой привязанности к суетным вещам, полностью были свободны и постоянно жили в Боге, питаясь непрестанной молитвой. Силою своей молитвы он творил чудеса, избавлял многих от опасности и освобождал от нечистых блудных помыслов³¹ (Житие, с. 9).

От дара сильной и действенной молитвы в нем происходила любовь к уединению и молчанию, что заставляло его скрываться от людей, углубляться в себя и воспарять к Богу.

Обладая глубоким знанием Слова Божия, святой Иоанн изучал и писания многих отцов-аскетов и учителей Церкви; знакомился даже с сочинениями еретиков – для того, чтобы лучше опровергать их заблуждения.

Добрая слава о добродетельной жизни преподобного разносилась по всей Синайской пустыне. К нему стали приходить многие иночествующие и миряне, желая слышать его наставления и мудрые советы. Преподобный самоотверженно принимал всех, всегда и во всякое время. Он утешал скорбящих, воодушевлял немощных, возбуждал к покаянию высокоумных, поднимал падших во грехи.

Столь обильные добродетели заслуживали большого удивления и уважения. Но завистник-диавол не мог больше терпеть доброй деятельности преподобного. Он уязвил завистью сердца некоторых из иноков, живших недалеко от келлии преподобного. Они стали называть его «пустословом и суетным», собиравшим к себе толпы народа из тщеславия и стяжательности³². Святой, всегда руководимый духом мудрости и рассудительности, решил уступить клеветникам. Он объявил всем посещавшим его, что не будет больше говорить ни с кем из них, и предался полному затвору, молчанию. Ему самому был любезен этот подвиг, но лица, доведшие его до этого, потом сами просили, чтобы он снова открыл свои уста для назидания требующим утешения и советов. Их поразило крайнее смирение преподобного, который снова, уступая их просьбам, с любовью обратился к прежнему своему образу жизни.

Но вот наконец пришло время исполниться пророчествам святых мужей, предвещавших высокую будущность Иоанна. Историк Даниил пишет: «Так как блаженный Иоанн обладал всеми добродетелями преимущественно пред прочими братиями и заслуживал от всех удивления, то его, как нового Моисея, братия единогласно избрали своим руководителем в духовной жизни. Несмотря на все его возражения и сопротивления, они поставили его в должность начальника Синайского и, “извлекши этот светильник из-под спуда, поставили его на свещнике, да светит всем находящимся в этом доме”»³³.

Преподобному Иоанну было в это время около 75 лет. В таких летах новая должность могла бы быть для него нелегким бременем, но Бог, явивший Свою благодать на Иоанне в день пострижения, благоволил и теперь посредством знамения показать, что поставление Иоанна во игумена Синайской обители есть дело Его Святейшей воли.

Другой списатель жития преподобного Иоанна, синайский инок, как очевидец этого события, рассказывает следующее: «Как скоро святой Иоанн Лествичник сделался нашим начальником и игуменом, то собралось в монастырь множество гостей. Когда они сели за стол, то все видели, как неизвестный распорядитель, одетый в белую тунику, подобную еврейской, входил и выходил из трапезы и отдавал нужные распоряжения всем бывшим на кухне и других местах, для того чтобы угостить надлежащим образом посетителей. Когда же служившие сели за стол, везде искали этого распорядителя, чтобы пригласить его разделить братскую трапезу. Но сколько ни искали его, нигде не могли найти; тогда слуга Божий, наш почтенный отец Иоанн, сказал нам: “Перестаньте искать, нет ничего странного и удивительного в том, что это сделал господин наш Моисей, пророк и боговидец, благоволивший сам послужить нам в этом принадлежащем ему месте”»³⁴.

Тот же историк рассказывает еще одно чудесное событие. Когда была в Палестинских местах засуха, то авва Иоанн по просьбе окрестных жителей помолился – и неожиданно пошел сильный дождь. И в этом, замечает историк, нет ничего невероятного, так как и слово Божие говорит, что волю боящихся Его сотворит (Господь), и молитву их услышит (Пс. 144,19)³⁵.

Поставленный духовным руководителем других, преподобный Иоанн Лествичник не переставал продолжать путь своего духовно-нравственного восхождения к небу. По запискам

Даниила, Иоанн взошел на гору Синай, подобно Моисею, он проник в неприступное облако посредством духовного созерцания, возвысился к Богу и получил Божественный закон, то есть правила поведения, которые должен был соблюдать сам и слушающие его³⁶.

Быть игуменом многолюдной Синайской обители в то время было нелегким делом. Недостаток необходимого для ежедневной потребности братии часто ощущался очень сильно. Засухи по окружным областям ощутительно сказывались и на синайском братстве. Поэтому заботы игумена по обеспечению братии были очень большие и трудные.

Но надо учесть и место нахождения Синая. Путешественники утверждают, что они не находили места более пустынного, чем Синайский полуостров. Даже дикие звери не остаются здесь жить подолгу, но, попав сюда случайно из Аравийской пустыни, они быстро уходят в места более удобные и обжитые³⁷.

Кроме хозяйственных забот по обеспечению братии, на игумене лежала ответственность нравственная. Воспитание иноков в духе евангельской самоотверженности и полного послушания было делом также нелегким.

Следует учесть и то, что священная гора Синай еще с III века служила убежищем людей всякого сословия. Сюда бежали во времена гонений христиане, сюда же скрывались беглецы из сарацинского плена. Здесь находили себе приют разные преступники и гонимые. Поэтому и состав монашествующих в Синайской обители был чрезвычайно разнообразен и разъединен. Однако преподобный Иоанн, ставши игуменом, употребил все меры к тому, чтобы соединить синайскую братию в одну боголюбивую, добродетельную семью, которая умела бы жить в благодарении и радости не только при достатке, но и при крайней скудости.

Будучи аскетом по характеру, преподобный Иоанн прежде всего своею жизнью показывал великий образец доброделания и трудолюбия. Многие ночи он простаивал на молитве и бдении, утруждая себя постом и разного рода подвигами. Братия всегда имела к нему ближайший доступ. Все шли в его келлию как к духовному отцу и наставнику, который может утешить всякую скорбную душу и исцелить самую неудобоисцелимую рану. Господь, видя труды Своего угодника, даровал ему высокую духовную мудрость и знание человеческой души с ее слабостями и, с другой стороны, прозрения козней лукавых и злых духов, хитро сплетающих сети подвижнику. Поэтому святой игумен много учил свою братию искусству духовной брани с духами злобы поднебесной (ср.: Еф. 6, 2) и тем способствовал их духовному преуспеянию в деле нравственного совершенствования.

Господу было угодно, чтобы «токи» богомудрого учения преподобного Иоанна напояли не только одну пустыню Синайскую, но проникли и в великую пустыню Раифскую, а потом оросили своею благотворною спасительною влагою и всю Христову Церковь. Проводником этого мудрого учения преподобного отца была его «Лествица», им составленная по усиленной просьбе питавшего к нему великое уважение знаменитого Раифского игумена, также по имени Иоанн.

В то время в Раифской пустыне был монастырь. Им управлял великий подвижник и аскет по имени Иоанн. Он имел очень высокое понятие о добродетелях и мудрости в управлении братией преподобного Иоанна, игумена Синайской горы. Это сознание побудило его просить синайского управителя, чтобы он написал ему то, что Святой Дух внушит ему касательно духовного управления братией, а также – сообщить и письменно передать часть своего многолетнего духовного опыта.

Раифский игумен пишет на Синай письмо с указанной просьбой. В этом письме он обращается к Синайскому игумену, как к общему отцу насельников пустыней, как к учителю, способному наставлять других. Затем он, указав высокие таланты Иоанна и нужду в наставлении иноков, умоляет его начертать в книге те истины, которые Бог открыл ему во время небесных созерцаний на той самой горе, на которой некогда явился Моисею.

«Мы примем их, – писал Раифский игумен, – как новые скрижали, которые Бог пошлет нам чрез твое посредство, как новым духовным израильтянам, вышедшим из суетного мира, как из рабства египетского... Мы примем с необыкновенною радостью твои правила, которые будут для нас святою лествицею, возводящею ко вратам неба, и желающих восходить приведут целыми, минуя духов злобы и миродержателей тьмы и князей воздушных»³⁸.

Преподобный Иоанн Синайский имел очень смиренное понятие о себе, поэтому письмо Раифского игумена смутило его. И если он решился наконец исполнить желание и просьбу своего собрата, то единственно по духу иноческого послушания, которое заставляло его смотреть на Раифского авву как на своего начальника в духовной жизни, которому нужно покоряться и выполнять его просьбы, как старшего. Нахожу нужным, хотя вкратце, привести это чудное письмо.

«Когда я получил твое письмо, – писал Иоанн Синайский Раифскому игумену, – которым ты, чудный отец, почтил меня, или лучше – повеление, которым ты удостоил меня... я нашел его весьма приличным твоей святой жизни и глубокому смирению твоего боголюбивого сердца. Тебе следовало бы обратиться к совершенно сведущим учителям в духовной жизни, а не ко мне, стоящему в ряду учеников. Но поскольку богоносные наши отцы... поставляют послушание в том, чтобы в делах, превышающих наши силы, несомненно покоряться повелевающим, то вот, благочестно забывая, что соразмерно с моими силами, смиренно решаюсь на то, что выше меня, не с тою целью, чтобы оказать тебе какую-либо пользу или объяснить то, что не менее моего знаешь и сам ты, священная главо... Но, устрашаемый смертью за преслушание и ею как бы невольно вводимый в послушание, со страхом и усердием приступаю к исполнению святого твоего повеления... и намерен не тебе послать этот труд (да не будет сего! Ибо это послужило бы знаком крайнего моего скудомудрия...), но богопризванному собору братии, которые вместе со мною учатся у тебя»³⁹. Так писал богомудрый учитель своему собрату, выявляя в этом письме всю глубину своего чудного смирения.

Вскоре за тем появилось и творение преподобного Иоанна под названием «Лествица», которое скоро сделало автора знаменитым, сначала между греками, а затем и во всей Христианской Церкви.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что написал свою «Лествицу» не для игумена Раифского, так как он не имеет такой дерзости, чтобы наставлять самого игумена, опытного и добродетельного мужа, но тем не менее он уже после «Лествицы» пишет специально игумену Раифскому (видимо, также по усиленной просьбе последнего) наставительное «Слово к пастырю»⁴⁰, в котором указал обязанности духовного руководителя и всю его ответственность пред Богом за спасение вверенных ему душ. Таким образом, сам, восходя выше и выше по степеням нравственного совершенства, преподобный Иоанн Лествичник из благого сокровища своего сердца изнес слово мудрого назидания и для самих путеводителей, сделавшись руководителем для руководителей.

После окончания своего сочинения преподобный Иоанн на Синае жил недолго. Видимо, трудность управления и преклонные лета побудили его искать снова уединения. После четырехлетнего управления Синайской обителью он возвратился в свою любимую пустыню

Фола. Оставляя братию Синайского монастыря, он поставил им игуменом своего родного брата Георгия. Сам же предался уединенной жизни, проводя дни и ночи в слезной молитве, воздержании и многих трудах. Когда ему было уже около 80-ти лет и он приближался к своему исходу, с Синая пришел навестить его брат Георгий и, видя его слабость и готовность к переходу в вечную жизнь, со слезами стал говорить ему:

– Так ты оставляешь меня, брат, без помощи и защиты (полагают, что Иоанн был старшим братом). Просил я Бога, чтобы ты послал меня к Нему прежде, чем сам отойдешь, потому что без тебя я не могу управлять этим святым обществом и мне жаль будет, что ты отправляешься прежде меня.

Преподобный Иоанн ободрил брата и сказал ему:

– Если я могу что сделать пред Богом, то привлеку тебя к себе ранее года⁴¹.

Это пророчество преподобного исполнилось с точностью. Игумен Георгий умер после блаженной кончины Иоанна спустя 10 месяцев.

Смерть же самого Иоанна была смертью истинного праведника. Он не страшился перехода через врата вечности и ожидал этого момента с полным спокойствием и радостью.

Неизвестность будущего нисколько не устрашала его боголюбивую душу. Он твердо верил, что Господь, Которому он работал от ранних дней своей юности, не посрамит его надежды. Поэтому смерть для него была радостным переселением в жизнь лучшую, совершенную, блаженную.

Последние дни его земной жизни были днями блаженного предощущения жизни будущей. Он часто повторял слова апостола: желание имый разрешитися и со Христом быти (Флп. 1, 23). Скончался преподобный, как одни полагают, в 563 году⁴², другие – в 605 году, имея от роду 80 лет⁴³. День кончины его Святая Церковь празднует 30 марта. «Блажен еси Христу работав, и вражию обличил еси силу, Ангелов собеседниче и преподобных сопричастниче» (ср.: Стихира преподобному Лествичнику, глас 8).

Так закончил свою многотрудную и многоплодную жизнь святой учитель истинного аскетизма. Он действительно, по словам Церкви, свои дни «во сто трудов уплодоносил и был светильник вселенней, сияя чудесы» (ср.: Тропарь святому Лествичнику, глас 8). И одно из чудес его, которое сияет и доныне, – это его чудная «Лествица». В ней преподобный и с теоретической стороны, и в практическом осуществлении указывает путь аскетически-крестного восхождения на небо воина Христова.

Разбор теоретических взглядов преподобного на аскетизм мы и произведем в последующей, второй, главе нашей работы.

Преподобие отче, во всю землю изыде вещание исправлений твоих... демонския погубил еси полки и ангельския достигл еси чины.

Из стихиры 4 св. Лествичнику, глас 6

Прилично начать изложение теоретических взглядов преподобного Иоанна Лествичника на аскетизм его же богомудрыми словами, в которых он обращается к подвижникам Христовым, ставшим на путь неуклонной, непримиримой борьбы с грехом.

«Вы, которые решились вступить на поприще сего духовного трудничества; вы, которые желаете принять на свою выю иго Христово; вы, которые поспешаете дать рукописание, что добровольно предаете себя в рабство (Христово) и желаете, чтобы вместо сего (рабства) получить вам право на свободу, – знайте, что решились идти путем негладким... и путем тяжелым – путем многих скорбей и трудов» (Лествица 4, § 5)⁴⁴.

Святой Иоанн Лествичник, говоря об аскетизме, мыслит его не иначе как путь тяжелой пожизненной борьбы, путь величайших подвигов и страданий, непрерывного распятия себя аскета для мира и мира для аскета (см.: Гал. 6, 14). Но вместе с тем это есть и путь постепенного внутреннего обновления, нравственного совершенствования и воскресения к новой жизни через подавление сил греховной плоти и зла. Как зерно, брошенное в землю, постепенно сгнивает, уничтожается, умирает, но в то же время в нем сокровенно усиливается новая жизнь, новая сила, которая стремится пустить корни и затем подняться над землей, чтобы расцвесть и принести плод, так точно в «умирании аскета для мира» кроется зародыш новой силы, новой энергии, новой – равноангельской, богоподобной жизни.

Преподобный Иоанн Лествичник, представляя подвижнику начертание пути к небу в виде лествицы, или постепенно восходящих степеней, теоретически обобщает эти степени, в основном, в три этапа нравственной жизни аскета: 1) аскет начинающий, 2) продолжающий и 3) совершенный (усовершающийся). Эти три периода духовной жизни имеют в практическом изложении лествицы преподобного и другие названия, именно: а) степени предуготовительные, б) очистительные, в) обновления духа.

Раскрытием значения этих последних периодов мы займемся в последней, третьей, главе нашей работы, где изложение материала будет носить чисто опытный, практический характер.

Сейчас же займемся, главным образом, изложением теоретических взглядов преподобного Иоанна Лествичника на аскетизм и аскетическую жизнь, раскрывающуюся в вышеуказанных трех этапах нравственного совершенствования, то есть начинающего, продолжающего и совершенного.

1. Начинающие новую духовную жизнь, жизнь аскетическую, ведущую к обновлению, единению с Богом и вечному блаженству, суть те, которые основательно стремятся порвать всякие отношения с греховным миром, его суетными удовольствиями, временными, преходящими благами – и встать на путь новой, лучшей жизни. Преподобный Иоанн Лествичник о них говорит следующее: «Приступающие к сему подвигу должны всего отречься, все пренебречь, всему посмеяться, все отвергнуть» (Лествица 1, § 10).

Таким образом, от начинающего подвижника требуется совершенное отречение от прежних суетных мирских занятий, совершенная «ненависть» к ним (Лествица 1, § 4) как к занятиям, не имеющим решающего, первостепенного значения в жизни человека, которые обольщают ум и сердце подвижника и лишают его блаженного общения с Богом. Этот путь – отречения – характеризуется Иоанном Лествичником как путь великих скорбей, многих трудов и усилий духовных и физических, многих слез и воздыханий, а главное – постоянной и неослабной борьбы с грехом и греховными навыками, ставшими в человеке как бы второю природою его духовного существа. Преподобный Иоанн Лествичник, имея в виду все эти скорби, лишения, тяготы особенно для нововступающих на этот крестный путь, говорит так: «Вознамерившиеся с телом восходить на небо подлинно имеют нужду в усилии и в непрестанных скорбях, особенно же при самом начале отречения, пока сластолюбивый наш нрав и бесчувственное сердце не доведены еще непрестанными слезами до боголюбия и непорочности. Великого, подлинно великого это стоит труда и многих внутренних и внешних огорчений» (Лествица 1, § 8).

Характеризуя силу зла и его влияние на начинающего подвижника, преподобный Иоанн Лествичник описывает это в таких выражениях: «На подвижника, вступившего на путь отречения и усовершенствования, зло влияет со всей силой и ощутительностью». Оно живет и действует в сердце подвижника, всевая ему лукавые и греховные помыслы. Оно стремится к тому, чтобы отвлечь новоначального от спасительного пути, сделать ум его снова «пленником греха». Грех так сильно вкоренился в человека, что стал как бы «членом его души» (ср.: Лествица 1, § 22–23; 4, § 113; 26, § 15, 183).

Поэтому, чтобы подвижнику избавиться от греховного влияния на его ум, сердце и волю, требуется постоянное бодрствование над собой, неослабное напряжение, великое усилие и труд (Лествица 1, § 16). Кроме этого демонские силы стремятся еще более и более внедрить корни греха в человека и как бы пропитать этим грехом все его существо, всю его душу. Имея доступ к человеку со времени Адамова грехопадения, сатана способен своими кознями, лукавством и обольщениями сделать сердце его скопищем всякого зла и своим престолом.

Но вместе с тем в человеке есть и доброе начало. В нем сохранился образ Божий, хотя и затемненный грехом; в нем имеется тяготение к добру, хотя и менее слабое, чем ко злу; в нем, наконец, может обитать благодать Божия, которая способна со временем воссоздать человека, обновить его, сделать его достойным носителем Божества, причислить к сонму небожителей, содержать его в постоянном восхищении на небе в блаженном созерцании, хотя телом и будет он временно обитать на земле (Лествица 29, § 5).

Таким образом, два начала, две противоположные силы коренятся в подвижнике – сила добра, способная поднять его к небесам, и сила зла, стремящаяся низринуть его в ад.

Для начавшего подвиг нравственного очищения предстоит на первых же ступенях духовного восхождения полностью склониться на сторону добра и последовать его благим побуждениям. Подвижнику при этом следует уничтожить в себе внутреннее противоречие, лишающее его цельности и гармонической настроенности. Ведь зло в нас самих. Диавол сам по себе не может ни в ком быть виновником греха, но, пользуясь иногда нашими естественными слабостями, а иногда даже и запрещенными страстями, через них он старается вводить нерадивых в собственные их пороки.

Поэтому аскету нужно с самого начала подвига уничтожить в себе зло, чтобы оно не сквернило его, ибо если вступивший на путь равноангельской аскетической жизни продолжает оскверняться гнусными страстями, то он, по слову апостола, как пес, возвращается на свою блевотину и, как омытая свинья, снова идет валяться в грязи (см.: 2Пет. 2, 22).

Для постоянного стремления к Богу и неуклонного развития в себе начал новой жизни начинающему аскету преподобный Иоанн Лествичник предписывает следующее правило: всеми силами хранить и питать в себе дух спасительной ревности о жизни в Боге. Хранение духа ревности о жизни по воле Божией есть великая и спасительная сила для начинающего подвижника. Эта сила для него и возбуждающая, и охраняющая, и руководящая, и спасающая.

И если аскет вознерадит о своем спасении, если он потеряет эту ревность, то он потеряет вечную жизнь, то есть свое спасение.

«Опасное, подлинно опасное дело – борцу при своем вступлении в борьбу расслабевать и тем всякому давать знать о будущем своем поражении» (Лествица 1, § 11). Где нет духа ревности, там вся спасительная деятельность прекращается, падает, дух жизни угасает, хладеет, замирает.

Спаситель говорит: Всяк огнем осолится (ср.: Мк. 9, 49). Как соль, проникая в вещество, предохраняет его от гниения, так и дух спасительной ревности, проникая все существо аскета, изгоняет из сердца грех и спасает его от нравственной порчи и растления. Нужно сказать, что дух ревности о Боге – это тот огонь, который пришел возжечь Спаситель на землю (см.: Лк. 13, 49) и который возжигается только Духом Святым.

Но каким образом поддерживать в себе этот дух ревности, тогда как наше греховное естество способно постоянно хладеть и остывать? Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что ревность в подвижнике возгревается: а) благодатью Божией, б) самособранностью (Лествица 5, § 30, 37), и в) постоянным сокрушением подвижника о своих грехах (Лествица 5, § 33).

а) Благодать Божия действует на все силы души человека – ум, чувства, волю. Она освещает ум, чувства услаждает, волю укрепляет к добру. С благодатью начинающему аскетическую жизнь легко будет вести дело трудной борьбы с грехом. Господь говорит: без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Но благодать Божия дается только таким подвижникам, которые смиряют, унижают, считают себя последними из людей (Лествица 25 § 32, 36). В таких смиренных сердцах она, как живительная роса, на низких местах и лугах произращает удивительно красивые цветы, между тем как в гордом и высокомерном сердце благодать Божия не находит себе места, потому оно остается сухим, жестким, как возвышающаяся каменная скала, лишенная всякой доброй растительности.

Бог гордым противится, смиренным же дает благодать (1Пет. 5, 5). Потому подвижнику, в самом начале своего аскетического подвига, чтобы привлечь на себя спасительную благодать Божию, необходимо смиренно сознавать свою духовную немощь, скудость, убожество, ничего доброго не ожидая от себя, а все от Бога; ничего не делая по своей воле, а все по воле и совету опытного в духовной жизни руководителя (Лествица 4, § 5).

Тогда благодать Божия, как сила Божественная, сроднится с существом новоначального подвижника, она постоянно будет обновлять его падающие немощные силы, постепенно, терпеливо и любовно ведя его к последующим нравственным высотам. Она же (благодать Божия) поспособствует подвижнику заключиться во внутреннем человеке (ср.: 2Кор. 4, 16), расположить его к самособранности, что также необходимо для возгревания духа ревности.

б) Самособранность, по Лествичнику, есть заключение сознания в сердце, направление внимания аскета на самого себя (Лествица 4, § 100, 92). Это такое состояние, когда подвижник пребывает в глубине своей души. Поэтому он может называться самособранным человеком, внутренне сосредоточенным, самоуглубленным, и святой апостол призывает к этому, говоря: Внимайте себе... бодрствуйте (ср.: Деян. 20, 28, 31).

Совершенство самособранности заключается в чистоте ума аскета от разнообразных помыслов и суетных пожеланий.

Самособранный и «внутренний» подвижник легко может направить свой ум на желанный ему предмет. А так как он сам добровольно избрал для себя путь покаяния, то и устремляет свои умственные силы именно на этот предмет, то есть на сердечное покаяние и сокрушение о своих грехах.

в) Покаяние – это состояние осужденного на казнь. Это дверь примирения с Богом. Это безжалостное наказание самого себя, «утеснение чрева» (Лествица 5, § 1), врачевство души. Покаяние заключает в себе самоуничижение, самоукорение, блаженное обогащение смирением. Оно влечет за собой еще нечто весьма важное – это страх Божий, который есть начало премудрости (Притч. 1, 7) и ведения тайн Божественных (см.: Пс. 24, 14).

Таким образом, благодать Божия, самособранность и покаянное чувство способствуют поднятию и возгреванию в аскете спасительной ревности как необходимого условия к нравственному совершенствованию и к переходу его с первой степени нравственной жизни – начинающего – ко второй степени – продолжающего.

2. Продолжающие путь нравственной жизни, или преуспевающие, – это борцы с грехом и своею греховною плотью. Они стремятся к тому, чтобы утвердить господство духа над плотью – над ее низкими требованиями. Эти люди в своем пламенном стремлении к Богу и святости готовят себя к совершенному отречению от всякого земного счастья и довольства. Они не от мира сего (Ин. 17, 14), их влечет в свои «объятия» иной мир, лучший, совершеннейший. Поэтому они приучают себя отрекаться от всего греховного, обольщающего чувства, терпеть всякие скорби и смиряться до самоотвержения. Обращаясь именно к этим труженикам и борцам со злом, преподобный Иоанн Лествичник говорит им: «Крепче, крепче стойте, и еще повторяю: крепче стойте на поприще вашем, братия подвижники, внимая слову премудрого, который взывает о вас: яко злато в горниле искуси их, и яко всеплодие жертвенное прият я» (Прем. 3, 6; Лествица 4, § 58).

Продолжающие, или преуспевающие, должны совлечься ветхого человека (ср.: Кол. 3, 9), распять плоть свою со страстьми и похотьми (ср.: Гал. 5, 24), умертвить уды, яже на земли (ср.: Кол. 3, 5), очистить себя от всякия скверны плоти и духа (ср.: 2Кор. 7, 1).

Таким образом, путь продолжающих является по преимуществу путем крестным, путем лишений, скорбей и неустанной борьбы со злом и страстями. К последним относятся: безумная гордыня, ложь (Слова 23 и 12), уныние (Слово 13), чревоугодие (Слово 14), сребролюбие (Слово 16), бесчувствие души (Слово 18), тщеславие (Слово 22), хула (Слово 23), памятозлобие (Слово 9), злоречие (Слово 10) и другие.

Эти страсти, как лютые звери, без милосердия терзают душу подвижника, они стремятся снова низвергнуть его в бездну прежней греховной жизни. Скрывая свое действительное безобразие, они принимают иногда благовидные формы и этой ложью, обманом пытаются завлечь воина Христова в свои лукавые и гибельные сети. Здесь требуется постоянное и неослабное бодрствование над своим сердцем и всеми своими поступками – и ни в каком случае «не оставлять борьбы до последнего вздоха, не отступать перед тысячами смертей, телесных и душевных» (Лествица 4, § 93). При такой неослабной борьбе грех, покушающийся снова покорить себе дух аскета, станет постоянно слабеть и замирать в сердце, а дух все более и более приобретать власть и свободу действия и доброделания. Конец этой внутренней и тяжелой борьбы будет только тогда, когда греховные склонности будут совершенно изгнаны из человека. Тогда водворится в душе благодатный мир, покой и полная свобода о Христе. Идеже Дух Господень, ту свобода (2Кор. 3, 17).

Если спасение невозможно без постоянной, упорной борьбы с грехом, то оно также немыслимо и без доброделания. Поэтому преподобный Иоанн Лествичник преуспевающему подвижнику советует «пустить стебли добродетелей даже до неба» (Лествица 9, § 1). Душу «соделать вместилищем бесстрастия» (Лествица 25, § 36). Это вполне естественно. Ведь и земледелец, очищая землю от сорной травы, удобряет ее и засевает добрыми семенами, из которых вырастают здоровые растения, приносящие полезные плоды. Так и в духовной жизни преуспевающего аскета. По очищении сердца от терния страстей ему следует сеять и семена добродетелей, которые, по словам Лествичника, недалеки от нашей природы, то есть они естественны человеку (Слово 26, § 67). Совершать же их аскету пособствует благодать Святого Духа.

Добродетели, необходимые подвижнику Христову, суть следующие: послушание (Слово 4), покаяние (Слово 5), кротость (Слово 8), целомудрие (Слово 15), нестяжательность (Слово 17), высочайшее смиренномудрие (Слово 25), бдение, пост, непрестанное сокрушение (26, § 68) и другие. Одним добродетелям научают аскета люди, другим – Ангелы, а иным – Учитель и Податель всех благ, Сам Бог (там же).

Приобретение добродетелей, или, как говорит святой апостол, обогащение себя добрыми делами (см.: 2Кор. 9, 8) есть дело тоже нелегкое. Оно требует от аскета многих усилий физических и морально-духовных. Для чего же, собственно, нужны аскету добродетели, какая цель их приобретения?

Преподобный Иоанн Лествичник указывает, что если подвижник приобрел достаточно добродетелей, то он «соделался властелином (целого) мира» (Слово 17, § 2). Все вменив в уметы (ср.: Флп. 3, 8), он стал богатейшим всех сильных мира сего. Отложив все мирские заботы, он оказался стяжателем бесценных сокровищ и бесчисленных небесных благ.

Приобретение добродетелей является для аскета второй задачей духовной жизни. Если первой его задачей в этапе «начинающего» было очищение себя от всякой греховной засоренности и нравственного «мусора», то на втором этапе его нравственного совершенствования, именно – в состоянии преуспевающего, ему следует употреблять все усилия, чтобы с помощью благодати Божией сделаться доброделателем в полном смысле этого слова. Не будучи доброделателем, аскет не может считаться Христовым учеником. Он ни в коем случае не может идти к совершенству и тем более наследовать вечную жизнь. «Добродетели, и притом многие, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – даны нам Богом по самой природе» (Слово 26, § 67). Если страсти не являются естественными в человеке, «потому что Бог – не творец страстей» (там же), то добродетели непременно присущи человеческому естеству, ибо Бог создал все добро зело (ср.: Быт. 1, 31).

Преподобный особенно указывает на следующие добродетели как имеющие непосредственное сродство с нашим естеством: милосердие, благодаря которому «и язычники сострадательны» (Слово 26, § 67); любовь, которая присуща даже бессловесным животным: и они часто плачут, лишаясь друг друга (там же); вера, которую мы рождаем из себя самих (там же); и надежда, потому что и давая взаймы, плавая и сея, надеемся обогатиться (там же); и воздержание, которое весьма полезно для здоровья тела (Слово 26, § 191), а еще более – для бодрости души (Слово 14, § 5, 29).

Преподобный Иоанн Лествичник особенное внимание обращает именно на последнюю добродетель (воздержание). В ней он полагает основу аскетического подвига и средство, обеспечивающее господство духа над низкими, греховными желаниями плоти. Позволим себе и мы также несколько подробнее остановиться на добродетели воздержания, чтобы при основательном ее раскрытии увидеть нам, как именно теоретически представляет преподобный Лествичник этот важный подвиг аскетического делания.

Говоря о воздержании, преподобный отец указывает различные виды этого подвига. Так, например, он говорит о воздержании чрева «как любимого всеми лукавого властелина» (Слово 14, заголовок); говорит о воздержании половых потребностей (Слово 15), воздержании от гнева (Слово 8), сребролюбия (Слово 16), хульных помыслов (23, § 39–54); говорит об охранении сердца от внешних греховных чувств – зрения, слуха, обоняния, осязания, об обуздании воображения, излишнего любопытства (Слова 23; 26, § 22; 27, § 82) и так далее.

Указывая все эти виды воздержания, преподобный Иоанн Лествичник особенно подчеркивает необходимость воздержания в пище, сне и всякого рода покое, как причинах многих падений и бед для аскета, хотя бы и преуспевшего в духовной жизни.

Говоря о воздержании от пищи и пития, он бичует страсть чревоугодия. Силу чревоугодия преподобный отец видит, главным образом, в том, что этот порок связан с нашим естеством, нашей природой. Поэтому многие невоздержные оправдывают эту слабость естественными причинами. Они говорят, что употребление различных яств – это естественно, это нисколько не лишне, это необходимо. И преподобный Иоанн Лествичник тоже не отрицает забот о теле. Но он ограничивает излишнее о нем попечение, осуждает пристрастие к нему, угождение его греховным прихотям (Слово 14, § 6). При том он призывает подвижника к разумному воздержанию, не позволяя ему вдаваться в крайности, например, чрезмерный пост, непосильный труд и так далее (Слово 14, § 12). Далее он говорит о различной мере воздержания для каждого подвижника. Говоря, например, о посте, он признает полезным для одного пост строгий, для другого менее строгий, а для третьего (слабосильного и больного телом) совсем легкий, потому что неумеренное воздержание для подвижника будет только во вред и ему самому, а также и братии, с которой он живет.

Но если аскет способен к воздержанию, если у него много страстей, которые необходимо ему ослабить, умертвить, искоренить из сердца, воздержание ему так же необходимо, как воздух, и притом воздержание самое строгое, неослабное (Слова 14 и 15). Тело греховное следует ему утруждать малоспанием, малоястием, бдением, трудом, чтобы дух очищать от грубых, чувственных услаждений, порочного воображения. Кто из святых Божиих людей достиг святости и непорочности без труда и воздержания? Воздержание в пище потребно для утончения плоти, «для ослабления страстей, живущих в плоти, для смирения греховной чувственности (Слово 15, § 73–76). Падшая грехом плоть является седалищем страстей», «местом скопления и произрастания плевелов». Поэтому нужно преутрудить ее лишениями, трудами, затем полностью подчинить интересам духа (Слово 14, § 25).

Говоря о сне, преподобный Иоанн Лествичник разделяет его на несколько видов: сон естественный, сон от демона и сон от усиленного поста.

Первый вид сна, с одной стороны, им оправдывается, как естественная и необходимая потребность нашего организма, но, с другой стороны, и осуждается – если многоспание переходит в привычку и как бы в естественную необходимость (Слово 19, § 2).

Второй вид сна (от диавола) требует от подвижника постоянного бодрствования над собой, усиленного противостояния «диавольской дремоте», ибо враг наш того и хочет, чтобы только усыпить ум наш сном и потом осквернить все тело и душу греховными видениями (Слово 19, § 3).

Сон от усиленного поста есть результат измождения плоти неумеренным воздержанием, когда ослабевшая плоть «хочет укрепить себя сном» (Слово 19, § 1).

Необходимо соразмерять свои силы и разумно воздерживаться от пищи, чтобы не дать ей чрезмерного утучнения через многоядение и сладкоядение и, наоборот, чтобы чрезмерным строгим постом не обессилить ее и тем самым лишиться возможности совершать необходимые подвиги как для пользы своей души, так и в служении братии.

Сон должен быть непродолжительным, легким. Через телесное бодрствование аскету нужно достигать бодрствования духовного, или постоянной духовной трезвенности (Слово 20, § 3). Ибо бодрственный подвижник является «ловцом помыслов» (там же, § 6), и телесное бдение есть прекращение разжжений, избавление от сонных мечтаний, умягчение сердца, укрощение духов, обуздание языка, обращение в бегство греховных мечтаний (там же, § 5).

Подвижник Христов, вступивши на путь борьбы с грехом, не должен искать для себя и телесного покоя, тем более, что в его сердце коренятся еще многие пороки, греховные наклонности и с ними он ведет неустанную внутреннюю брань. В нем происходит именно то, о чем пишет святой апостол Павел: в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих (Рим. 7,23). При такой внутренней борьбе может ли подвижник думать о каком-либо благостном покое или давать себе послабление?

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что диавол «употребляет против подвижника все старание, всю хитрость, все коварство и все выдумки, чтобы только привести его или к беспечности, или к самоугодию, или к гибельной лености» (Слово 15, § 29). Отсюда неустанное бодрствование, внимание к себе, самоограничение, лишение покоя и утех плоти (там же, § 64) должны постоянно сопутствовать аскету, находящемуся на второй стадии нравственной жизни (преуспевающему).

Преуспевая – в борьбе с грехом – на этой срединной стадии духовной жизни, аскет со скорбью чувствует и сознает, что его воля еще не объединена с волей Божией, что ему следует еще много трудиться над собою, над своим внутренним греховным человеком. Но в то же время он с душевной отрадой видит, что усилия его, брань с грехом не остаются тщетными – они приносят соответствующие добрые плоды; развивают силы его духа и обеспечивают ему господство над греховной плотью.

Таким образом, по учению преподобного Иоанна Лествичника, подвижник, находящийся на второй степени духовного развития (преуспевающий), обогащается всякими видами добродетелей, как цветами или бесценным бисером украшает и обогащает свою душу. Но в то же время он не перестает еще вести и усиленную борьбу с грехом (Слово 15, § 51). Чтобы совершенно избавиться от греха, как от смертоносного яда, подвижник употребляет средства против своей греховной плоти. Он ограничивает себя в пище, питии, сне, покое (даже необходимом) и тем ослабляет и умерщвляет свои страсти. Сознание окрыляет и утешает его. Он чувствует свой нравственный духовный рост и начинает испытывать вожделенную духовную свободу. Но вместе с тем подвижник знает, что ему еще предстоит дальнейший путь восхождения по лествице добродетелей (см. Слово 30, Краткое увещание, с. 251), дальнейшие труды и подвиги и дальнейшее совершенствование, доколе достигнет он степени совершенства, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13). Пройдя со многими усилиями и помощью благодати Божией первые два этапа нравственного восхождения (начинающего и преуспевающего), он вступает в третий, конечный, решительный этап – усовершающегося.

3. У совершающиеся, или близкие к совершенству, – это те, у которых воля во всем согласна с волею Божиею (Слово 29, § 11), – те, которые очистили себя от всякой скверны плоти и духа, – те, которые настолько прониклись небесным миром, желанием и предчувствием вечных благ, что все земные скорби и страдания для них – ничто. Поэтому они готовы отречься даже от самых естественных земных потребностей, чтобы только наследовать вечную славу в единении со Христом. Хотя усовершающиеся и чувствуют еще свою человеческую немощь, но в то же время они сильны. Сильны они верою в Бога, укрепляющего их, надеждою на Его милосердие, спасающее правых сердцем (см.: Пс. 7, 11), и любовью, соделывающею их сынами Божиими по благодати и наследниками вечных небесных благ (Слова 26, 66).

Усовершающиеся поистине могут сказать вместе с апостолом Павлом: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (ср.: Гал. 2, 21). Они силою живущего в них Христа победили трехглавого змия с тройственною похотью: похоть плоти, или сластолюбие, самоугождение; похоть очей, или своекорыстие, увлечение внешними предметами, богатством, и гордость житейскую, которые, по словам святого апостола Иоанна, господствуют в мире (см.: 1Ин. 2, 16). Усовершающиеся самолюбию противопоставили полное самоотвержение, корыстолюбию – распятие для мира во всем, губительной гордости – Христово смирение и самоотречение. Для более решительного и совершенного подавления тройственной похоти и других происходящих от нее страстей усовершающиеся вступили на путь соблюдения во всей строгости тройственной добродетели: целомудрия (Слово 15), нестяжательности (Слово 17) и жертвенного послушания (Слово 4).

Преподобный Иоанн Лествичник видит в указанных трех добродетелях, присущих только усовершающимся, необходимое условие, ведущее к конечным вершинам духовного совершенствования. На этой высоте они увенчиваются, как золотой диадемой, еще тремя великими христианскими добродетелями: верою, надеждою и любовью (Слово 30). Этот тройственный союз преимущественных добродетелей скрепляет, поддерживает и увенчивает все духовное здание подвижника, милостью

Божиею восшедшего на высоту нравственного совершенства.

Вера, как основа нравственной жизни, как фундамент моральных убеждений, влекла аскета чрез все трудности крестоносного подвижнического пути к далеким духовным высотам. Она объяла все силы души аскета, которые вылились в живое, горячее, энергичное стремление, пламенный могучий порыв к Богу. Она во все время бранного пути освещала подвижнику дорогу к Царству Небесному, пока не привела его к цели. «Твердая вера – мать отречения от мира» и путеводная звезда для подвижника ко спасению (Лествица 26, § 187).

Но одна только вера не могла бы привести раба Христова к совершенству. Ведь вера сильна и действенна только в союзе с надеждою.

Надежда же, уповая на будущую жизнь, ее красоты и радости, воодушевляла, окрыляла падавшего в невидимой брани аскета и оживляла его силы. Она питалась верой и крепилась на Христовом учении как на неподвижной гранитной подводной глыбе, зацепившись за которую, подобно якорю, удерживала «кора-блец» подвижника от буйства житейских волн и потопления. Надежда произвела спасительное терпение, с которым путь Креста – лишений, скорбей, стеснений – сделался для подвижника путем услады и утехи душевной Царствия ради

Божия. Она (надежда) при содействии терпения соделала аскета поистине бесстрастным и свободным от всех земных привязанностей. И преподобный Иоанн Лествичник, похваляя эту спасительную добродетель (надежду), говорит, что «непоколебимая надежда есть дверь к беспристрастию» (Лествица 26, § 188). Эта дверь открывается терпением, приводящим последователя Христова ко блаженному спасению.

Но надежда в союзе с верой еще не сильны обеспечить аскету спасение. Для конечного спасения требуется тройственная полнота добродетели, то есть требуется еще некоторое основание и венец всех добродетелей – любовь. Без любви всякая добродетель – ничто (см.: 1Кор. 13, 1–3). С любовью же все возможно и легко, ибо «любовь – ангельское состояние, она – вечное преуспеяние» (Слово 30, § 35). Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что любовь – огненный источник, небесный пламень, основание богословия (Слово 30, § 35, 14, 20). В чем же сила любви? В том, что она могущественно влечет аскета к единению с Богом как Существом всеблагим и всеблаженным. Пребываяй в любви, говорит апостол, в Боге пребывает (ср.: 1Ин. 4, 16). Любовь является вечной добродетелью. Если вера и надежда в земле живых (ср.: Пс. 51, 7), то есть на небе, упразднятся, то любовь пребудет вечно, потому-то она больше сих (1Кор. 13, 13).

Таким образом, тройственный союз главных христианских добродетелей – веры, надежды и любви, – утвердившись в сердце усовершающегося, противостал тройственному губительному злу похоти плоти, похоти очес и гордости житейской. Они сокрушили и уничтожили этого трехглавого змия и пронесли воина Христова, как на крыльях, чрез все трудности и опасности к вершинам духовного совершенства.

Достигнув этой конечной степени нравственной жизни (30-я степень – союз трех добродетелей: веры, надежды и любви), аскет погружается в умственное созерцание Бога и Его небесной блаженной жизни. Он далек теперь от шума мирской суеты, его не влекут и не тревожат уже земные пристрастия и тщетные удовольствия. Все страсти и пороки он изгнал из своего сердца, как ненужный и вредный хлам. На очищенном поле сердца своего он насадил и возрастил цветы добродетелей. Путь трудов, подвигов, падений, слезных очищений им теперь пройден. Мир, покой и радость наполняют его боголюбивое сердце. Он постоянно пребывает в молитве, желанных подвигах и при содействии благодати воспаряет к небесам. Грех в нем уже не имеет губительного корня, демонские силы пред ним трепещут, душа его и все существо испытывает блаженный покой в Боге. Ослабление греха и отсутствие сильных искушений со стороны духов злобы дают возможность аскету еще более сосредоточить свой ум в Боге как источнике всех благ и истинного счастья. Непрестанно созерцая Бога, аскет все более и более приближается к Нему. Вся его жизнь становится непрестанным единением с Богом. Следствием такого тесного единения в нем начинает совершаться возвышенная блаженная жизнь. Он всецело проникается духом благодати Божией, которая охватывает все его существо так, как огонь проникает железо.

Душа его, отрекшись от мира и возлюбив единого Господа, совершенно отрешается от всяких мирских дел. Она все отметает от себя, все презирает, все считает ни во что (Слово 30, § 18).

Преподобный Иоанн Лествичник полагает, что это самое блаженное состояние человека, когда человек стал так близко к небесному миру и его центру – Богу, что уже не может оторваться от созерцания Бога и красот райской жизни. Он живет уже особой, таинственной жизнью, непонятной для простых смертных. Он доходит до ведения высоких небесных тайн, открываемых ему Духом Святым. Пламенея сыновней любовью к Богу, он вместе с пророком непрестанно взывает: Возжада душа моя к Богу крепкому, живому (Пс. 41, 3; Лествица 30, § 15).

Кто достигает этого равноангельского состояния, тот нередко забывает о самых необходимых телесных потребностях – пище, сне, покое и так далее. «И это неудивительно, – рассуждает преподобный Иоанн Лествичник, – потому что противоположная земным удовольствиям блаженная любовь часто лишает подвижника желания пищи» (Слово 30, § 48). Святой Лествичник представляет даже, что тело аскета на этой степени нравственного совершенства вряд ли может подвергаться обыкновенным болезням, потому что оно очищено и некоторым образом со-делалось «нетленным в пламени непорочности» (Слово 30, § 19).

Любовь как совокупность всех добродетелей – подательница чудес, бездна озарения, очищенный источник, увенчивает аскета невыразимой красотой и соединяет его душу и все существо неразрывными узами с источником любви – Богом (Слово 30, § 35, 12). Какая, кажется, недосягаемая высота достигнута наконец тружеником Христовым! Каким неизмеримым небесным светом он теперь освещается!

Но преподобный Иоанн Лествичник учит, что и здесь, на этой духовной высоте, подвижника преследует опасность падения. И в этой области света его может поглотить гибельный адский мрак. И здесь враг спасения не оставляет воина Христова. Иногда, являясь в образе Ангела света (см.: 2Кор. 11, 14), он льстит, похваляет, возвышает подвижника, сообщает ему разные откровения, употребляет всевозможные хитрости, коварство, стремясь обольстить и снова погубить очищенную душу.

И на этой высоте требуется постоянство, трезвенность и бодрствование, а более всего нужен подвижнику смиренный образ мыслей (Лествица 29, § 10). Это духовное оружие – смиренномудрие – ограждает усовершающегося от всех раскаленных стрел диавола. Оно, как несокрушимая стена, сохраняет его от полчищ злых духов. «Смиренномудрие есть Божий покров... недоступное никому тайное сокровище... столп крепости от лица вражия» (Пс. 60, 4; Лествица 25, § 27) и спутница, возводящая подвижника Христова на высоту неба.

Но достигнуть в нравственной жизни высоты совершенных – это не значит достигнуть уже всего совершенства. Нельзя думать, будто такие уже более не нуждаются в духовном совершенствовании, будто для них уже достигнут предел святости. Нет, такое мнение совершенно неверное, богопротивное, гибельное. Оно может только расстраивать духовные силы аскета, парализовать его нравственную деятельность. Следует твердо помнить, что на земле человек никогда не может достигнуть полного совершенства. На земле он может восходить только на высоту совершенства, доступного земному человеку. Достигнутое на земле земное совершенство продолжает усовершенствоваться в другом мире, в мире небесном, и там оно будет совершаться до бесконечности, по слову Спасителя: Будите совершени, якоже и Отец ваш Небесный совершен есть (ср.: Мф. 5, 48). И преподобный Иоанн Лествичник, решая этот вопрос, говорит, что определение слова «усовершившийся» – неполное, и «сие (земное) совершенство не окончательное еще, оно есть совершенство несовершенных» (Лествица 29, § 5). Отсюда преподобный предполагает, что полное совершенство достигается аскетом только на небе, «в селениях праведных».

Но, как замечено было прежде, и предел земного совершенства дает аскету немалую долю блаженства (предначинательного). Именно, аскет еще при жизни здесь, на земле, реально, всем своим существом чувствует восторженную красоту, неизъяснимую радость духовного мира. Достигшие такого состояния, находясь еще во плоти, стремятся полностью углубиться в небесное. Они чувствуют «обитающего в себе Бога» (Лествица 29, § 11), познают Его святую волю и неудержимо влекутся Им к бессмертной небесной красоте (там же).

В таких именно чертах преподобный Иоанн Лествичник теоретически представляет нам путь к духовному совершенству, определяя при этом и то состояние блаженства, красоты и святости, которое обрел подвижник на высоте лествицы.

Таким образом, кратко резюмируя теоретические взгляды преподобного Иоанна Лествичника на аскетизм – жизнь следования за Христом, жизнь не только полного отречения, но и самоотречения, следует сказать, что преподобный отец представляет аскетизм как путь крестоношения, путь самоотвержения, всякого рода лишения и путь страдания (Слово 1, § 8). Вместе с тем аскетизм представляется им как область непрестанной внутренней борьбы с грехом и его следствиями, грехом прародительским и грехами личными, которые так сильно вкоренились в естество человеческое, что без усилий, труда, пота и слез от них невозможно избавиться. Отсюда аскет, внимая зову Христову – следовать за Ним и взять крест свой (см.: Мк. 8, 34), входит в эту область непрестанной, непримиримой внутренней борьбы с грехом, силясь освободиться от его запинаний, тяжести и мертвенности и, освободившись, воспарить к небесам.

Путь стремления аскета за Христом, или путь к совершенству, преподобный Иоанн Лествичник теоретически разделяет на три этапа: начинающих, продолжающих и усовершающихся. На всех этих этапах аскету содействует всесильная благодать Божия. Она располагает человека к подвигу аскетизма, помогает ему вступить на этот суровый путь, ободряет его, внушает не бояться предстоящих трудов и лишений (первый этап). Она вводит вступающего на поле брани с грехом, открывает пред ним необъятную широту, важность, необходимость борьбы, укрепляет и восполняет его изнемогающие силы, постоянно обезвреживая и совершенно уничтожая одну за другой гибельные страсти (второй этап). Благодать Божия также всевает, орошает и возращает спасительные благоухающие добродетели, обогащаясь которыми аскет постепенно возвышается, освящается, усовершается. Отсюда он становится близким Богу, любим Им. Вследствие же этой близости он обожается, чувствует в себе начатки блаженной жизни (третий этап). Естественно поэтому, что все его стремления, желания, мысли возносятся на небеса. Он уже не от мира сего. Его жизнь полна небесного счастья, мира, блаженства. Только в единении с Богом, в Нем и с Ним он находит все благо. По переходе же в небесный мир он будет продолжать свое совершенствование до бесконечности – конечно, в рамках, возможных для конечных тварей. Таковы теоретические взгляды преподобного Иоанна Лествичника на аскетизм.

Но теоретическое изложение аскетизма еще не дает полной картины жизни, борьбы, трудов и лишений подвижника Христова. В этом изложении как бы проводится только линия пути следования от земли на небо. Более раскроет, расширит, уяснит этот путь практическая область жизни аскета, которая преимущественно и излагается в «Лествице» преподобного Иоанна. К изложению этой практической жизни и духовной деятельности аскета и постепенного его нравственного восхождения к совершенству мы и приступим в последующей, третьей, главе.

Лествица твоя, блаженне, души возводит от земли к небесней и пребывающей славе верою чтущих тя.

Ср.: Кондак св. Лествичнику, глас 1

Свое аскетическое сочинение с именем «Лествица» преподобный Иоанн Лествичник составил, как мы уже видели ранее из его жизнеописания, по неотступной просьбе своего друга и сподвижника во Христе, Раифского игумена по имени также Иоанн. Преподобный игумен Раифской обители просил святого Иоанна Лествичника, бывшего тогда игуменом на Синае, изложить ему главные обязанности и задачи аскетического монашеского звания, чтобы этим дать должное и верное руководство инокам, по которому они могли бы устроять свою жизнь, дабы им благонадежнейшим путем идти к своему высокому назначению.

Преподобный Иоанн Лествичник, идя навстречу доброму желанию игумена Раифский обители, действительно изложил ему в «Лествице» все полезное и необходимое для суровой иноческой жизни, раскрыл все главнейшие подвиги монашеского звания, какие именно должно нести на этом крестном самоотверженном пути⁴⁵.

Порядок, в каком изложен круг иноческих обязанностей в «Лествице», имеет очень глубокое и важное значение. Ведь в духовной жизни не только строгого подвижника-аскета, но и рядового христианина, который хоть мало-мальски печется о своем спасении, очень важно знать, с чего именно ему начать дело своего нравственного исправления и усовершения. От незнания этих важных начал часто оказываются бесплодными, а иногда даже и вредными многие труды и подвиги жаждущего жить во Христе. Преподобный Иоанн Лествичник и по своему собственному опыту, и по опыту других подвижников вполне сознавал эту истину. В своей «Лествице» он не раз выражает мысль о великой важности для аскета соблюдения правильной, строгой последовательности в совершении тех или иных подвигов (Лествица 4, § 5, 42; 7, § 64, 58 и другие).

Поэтому, дав согласие игумену Раифскому – быть руководителем иноков, преподобный Иоанн Лествичник не удовлетворился одним сухим перечислением обязанностей монашеского звания, но практически изложил наилучший и благонадежнейший порядок совершения подвигов. Он указал, в какое именно время лучше и полезнее упражняться в той или иной добродетели, когда и как вести борьбу с тем или иным пороком. Для этого в своей «Лествице» авва Синайской горы старается расположить и соединить аскетические подвиги (степени) не столько в их логической связи, сколько в связи чисто практической, основанной на опыте личной подвижнической жизни самого автора и жизни других синайских аскетов. Хотя некоторые «мудрецы века сего» говорят, что лествица построена преподобным Иоанном по существу дела неверно, ее следовало бы (говорят они) перевернуть низом вверх, и те добродетели, которые поставлены автором на высоте, например смиренномудрие (25-я степень), следует положить в основание лествицы, а считающиеся первыми, например отречение от мира, поставить последними.

Мы не будем утверждать, что порядок духовных подвигов в «Лествице» начертан безусловно точно и неизменно, но все же смеем заверить, что «Лествица» преподобного Иоанна представляет благонадежнейшее руководство к достижению нравственного совершенства для тех, кто ищет его всей душой и желает его от всего сердца. Кроме того, за достоинство, за верность, прямоту и безопасность указанного в «Лествице» пути ручаются опыты многочисленных синайских подвижников и собственный духовный опыт преподобного Иоанна. Затем следует сказать и то, что область духовной жизни очень сложна. Она иначе может проявляться в аскетах, живущих в монастырях, иначе в христианах, живущих в миру, по многим именно важным особенностям (психологическим, территориальным и прочим). Но, несмотря на это, есть у всех людей нечто общее и в течении духовной жизни, и в области запросов души. Отсюда, «Лествица» преподобного Иоанна может быть полезна не только суровому аскету-подвижнику, но и рядовому христианину-мирянину, ищущему спасения своей души. Эта мысль принадлежит не какому-либо частному лицу, а Святой Церкви – она рассудила читать «Лествицу» преподобного Иоанна во время Святой Четыредесятницы, предлагая ее как руководство в духовной жизни всем верующим без различия.

Труд христианского подвижничества заключается, по учению святого апостола Павла, в отложении ветхого человека, в духовном обновлении ума его и в облечении в человека нового, созданного по Богу в правде и преподобии истины (ср.: Еф. 4, 22–24). На этом же учении зиждется и «Лествица» преподобного Иоанна – ее основа, ее содержание и ее общее разделение.

Степени ее содержат не что иное, как частные подвиги, которыми осуществляются указанные апостолом этапы аскетического делания на пути обновления всего человека. В распределении же подвигов, или степеней, тоже нельзя не видеть их тщательного согласования автором с вышеприведенными словами святого апостола. Ибо построение «Лествицы» преподобного Иоанна начинается со степеней предуготовительных, касающихся в большей мере начальных аскетов, только что вступающих на путь обновления (степени 1–7); затем ясно вырисовываются другие две главные части, из которых первая содержит степени очищения ветхого человека от гнездящегося в нем смертоносного греха (с 8-й по 23-ю степень), а вторая охватывает подвиги преуспеяния в духовной жизни (степени 23–30). Проходя их, аскет постепенно усовершается, и возвышается нравственно, и восстановляет в своей душе образ и подобие своего Творца, и становится достойным наследником Небесного Царства.

К предуготовительным степеням, способствующим тому, чтобы встать и укрепиться на лествице нравственного восхождения, следует отнести первые семь начальных аскетических подвигов:

1) отречение от мира (Слово 1),

2) беспристрастие (Слово 2),

3) уклонение от мира (Слово 3),

4) послушание (Слово 4),

5) покаяние (Слово 5),

6) памятование о смерти (Слово 6),

7) спасительный плач (Слово 7).

Эти семь первоначальных степеней уготовляют подвижника к вступлению на блаженный и спасительный путь как со стороны внешней, так и со стороны внутренней. С внешней стороны они устраняют препятствия, которые могут возникать совне, и одновременно благоприятствуют совершению добрых дел, необходимых для спасения. С внутренней стороны они предотвращают затруднения, возникающие в самом подвижнике, и в то же время возбуждают доброе настроение в нем, что помогает аскету укрепиться на избранном подвижническом пути и продолжать успешно свое нравственное обновление.

Разберем основательнее каждую из этих пред-уготовительных ступеней и посмотрим, какое именно учение излагает в них преподобный Иоанн Лествичник.

Преподобный Иоанн Лествичник считает, что первою ступенью подвижника на лествице, ведущей его от земли на небо, является отречение от мира. В своем начальном слове он говорит: «Приступающие к сему подвигу, чтобы положить доброе основание, должны всего отречься, всем пренебречь, всему посмеяться, все отвергнуть» (Слово 1, § 10).

Преподобный отец небезосновательно считает, что мир, во зле лежащий, с его суетой, грехами, пороками, ложью и так далее, является для аскета первою преградою на пути к совершенству. Это мнение преподобного Лествичника небезосновательное. Оно зиждется, главным образом, на учении Господа Иисуса Христа (см., напр.: Мф. 19, 21; 7, 13; 9, 12; Мк. 8, 34), учении святых апостолов (см., напр.: 1Ин. 2, 15–17; Рим. 13, 14; Евр. 11, 38). Эту же истину подтверждает и повседневный опыт всякого, кто только стремится жить по-евангельски, то есть благочестиво, богоугодно, праведно. Ведь последователь Христов должен отдать Христу – своему Спасителю – все свое сердце, все свои мысли и чувства (Лествица 1, § 15), а мир требует всего этого от человека для себя, для своих обольстительных похотей и страстей. Аскет всегда должен «мудрствовать» о горнем, вечном, а мир вынуждает его погружаться в интересы чувственные, временные; раб Христов постоянно и неуклонно должен заботиться об угождении Богу и о спасении своей души, а мир заставляет его удовлетворять своему чреву и влечет в разнообразные суетные дела, не имеющие ничего общего с вечными запросами духа. Поэтому подвиг удаления от мира хотя и не составляет самого существа христианского аскетизма, тем не менее является, по Иоанну Лествичнику, первоначальной подготовительной ступенью к нему и средством, предотвращающим главнейшие препятствия к угождению Богу и единению с Ним.

Конечно, преподобный Иоанн Лествичник не требует, чтобы все христиане оставляли мир и уходили спасаться в пустыню, – этого и невозможно исполнить практически (по разным причинам: семейным, общественным, государственным и прочим). Однако ж преподобный считает вполне возможным и даже необходимым, чтобы всякий стремящийся ко спасению избегал суетностей мира постольку, поскольку они вредят его духовной жизни, тормозят дело его нравственного совершенства (Лествица 1, § 21).

Затем, тяжкий подвиг удаления от мира может быть делом совершенно напрасным и даже вредным, если в основание его не будет положена цель благочестивая, спасительная (Лествица 1, § 5). Оставление мира бывает делом спасительным для аскета тогда, когда он оставляет его по следующим трем причинам: а) по причине множества грехов, б) ради будущего Царства и в) из любви к Богу (там же).

Удаляясь от мира по первой причине, аскет имеет целью вдали от мира, суеты и развлечений оплакать свои великие согрешения и беспрепятственно очистить свою душу слезами покаяния.

Уходя из мира по второй причине, аскет имеет целью как можно лучше, плодотворнее совершать свое земное назначение и должным образом приготовить себя к блаженной, вечной жизни на небесах.

Третья причина, влекущая аскета из мира, любовь к Богу, определяет его на всецелое служение Господу, Которому он отдает всего себя в жертву всесожжения (ср.: Лев. 1, 3–4; 4, 29, 33), посвящает всего себя Ему Одному, в Нем Одном ищет для себя истинной жизни, покоя, блаженства. «Если, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – не предшествовала ни одна из означенных целей, то удаление от мира (а вместе с тем и весь трудный аскетический путь с подвигами и трудами) не будет иметь пользы и значения» (Лествица 1, § 5).

Характеризуя оставление аскетом мира как определенный обет, как решительный шаг в жизни, исключительно посвященной на служение Богу, преподобный Иоанн Лествичник дает решающемуся на этот путь некоторые советы и наставления, которые необходимо знать подвижнику. Можно указать пять таких советов.

1. Преподобный Иоанн Лествичник считает, что для следования за Христом к почести высшего звания (Флп. 3, 14) непременно должно быть особое Божественное призвание. Этому призванию грехи не могут быть препятствием, как бы велики они ни были. «Никто, ссылаясь на множество и тяжесть своих грехов, да не отзывается о себе, что недостоин он монашеского обета... Ибо где великое загниение, там потребно и врачевство сильное, чтобы вытянуть всю нечистоту» (Лествица 1, § 9). «И если, – продолжает он, – царь позовет и изъявит волю, чтобы мы служили пред лицем его, – не ждем другого указа, не отговариваемся, но, оставив все, с готовностью идем к нему», то тем более следует быть послушным, когда зовет нас «Царь царствующих и Господь господствующих к Своей небесной славе. Не станем отказываться по лености или нерадению», чтобы не явиться безответным на Страшном Суде (Слово 1, § 20).

2. Однако же не следует решаться на этот путь креста и лишений легкомысленно, нерассудительно, чтобы не оказаться потом в искусно расставленных сетях вражиих. «Все приступающие к сему доброму подвигу – подвигу тяжкому, затруднительному и вместе и легкому, да знают, что они решаются вринуться в огонь...

Да искушает же себя каждый и так с горькими травами да ест от хлеба смиренномудрия и со слезами да пиет от чаши его, чтобы воинствовать ему не в осуждение» (Лествица 1, § 9).

Таким образом, святой учитель призывает всякого, стремящегося спастись на этом пути, к строгому самоиспытанию, самообследованию, чтобы, встав на путь брани, не ослабнуть в борьбе и не пасть жертвой своего же неразумия (Лествица 1, § 11).

3. Очень похвально взять на себя иго Христово в юности, потому что этот период человеческой жизни более способствует «самоизменению», переустройству своего внутреннего человека (ср.: Рим. 7, 22), подобно тому как молодое деревце легко можно повернуть и наклонить куда угодно. «Усердно принеся Христу труды юности своей, – говорит преподобный, – в старости порадуешься богатству добрых дел. Собираемое в юности питает и утешает изнемогших в старости. В юности будем трудиться горячо и совершать течение трезвенно, потому что время смерти неизвестно, а враги у нас подлинно лукавы, жестоки, коварны, хитры» (Лествица 1, § 24).

4. Вступать на путь самоотвержения и креста следует, во-первых, бескорыстно и по чисто благочестивым побуждениям и, во-вторых, с радостью и бодрым духом, окрыляя себя надеждою на милость Божию и постоянную Его всесильную помощь.

Преподобный Лествичник пишет: «Подчинивший себя (сему игу) из-за страха подобен горящему фимиаму, который вначале издавал благоухание, а впоследствии разрешился дымом. Подчинившийся из-за награды – подобен мельничному жернову, который всегда одинаково движется. А кто удалился от мира по любви к Богу, тот в самом начале приобрел уже огонь, из которого в дальнейшем воспламенится сильнейший пожар» (Слово 1, § 13).

Впрочем, преподобный Иоанн Лествичник замечает, что какая бы цель этого благочестивого подвига ни предполагалась, однако наш Подвигоположник приемлет и таковых намерение (1, § 18). Не должно гнушаться и порицать тех, которые по некоторым несчастным обстоятельствам вышли из мира, «ибо видел я, – говорит Лествичник, – что семя, нечаянно павшее на землю, принесло обильный плод» (там же).

5. Вступая на путь аскетической самоотверженной жизни, следует, во-первых, избрать для себя опытнейшего духовного руководителя (Слово 1, § 7), во-вторых, быть к себе крайне внимательным, строгим, непослабным (1, 9, 11, 20) и, в-третьих, – встречая на этом пути подвиги и труды, совершать их с бодрым и веселым настроением, без ропота и рабского страха (1, 8, 16). «С радостью приступим к доброму подвигу, – говорит преподобный, – не боясь врагов наших. Они смотрят на лицо нашей души... и ежели заметят, что изменилось оно от боязни, – с большим ожесточением вооружаются на нас» (Слово 1, § 22). «Поэтому следует благодушно и решительно вступать в брань» (там же): Господь домостроительно облегчит борьбу для новопоступивших, чтобы при самом начале они не возвратились вспять (1, § 23). И очень разумен будет тот, кто сохранит горячность души своей неугасимой и все более будет «прилагать огонь к огню, горячность к горячности, ревность к ревности, любовь к любви» (1, § 27). Такой подвижник, твердо став на первой ступени, не уклоняясь ни на десно, ни на шуе (Притч. 4, 28), поднимется еще выше, то есть на вторую ступень духовного совершенствования, где также решительно и успешно «совлечется» не только мира, но и всех мирских пристрастий.

Став на первую ступень нравственного восхождения – отречения от мира, аскет этим подвигом еще не совсем окончил сношения с миром. Оставив мир внешне, то есть телом, и порвав связь с родственниками и друзьями, он может, однако, и вне мира жить по-мирски, то есть сердцем и мыслями быть преданным мирской жизни, увлекаться всевозможными мирскими удовольствиями и житейскими делами.

Поэтому второй степенью аскезы на лествице совершенства преподобный Иоанн Лествичник считает «отложение житейских попечений» (Слово 2).

«Кто истинно возлюбил Господа, кто действительно возымел скорбь о своих грехах, кто приобрел памятование о смерти и оставил все ради Бога, тот не будет (более) любить мира и не станет заботиться и беспокоиться ни о деньгах, ни об имении, ни о друге и вообще ни о чем земном, но, сложив всякое о том попечение, беспечально и неленостно последует за Христом, возводя взор на небо и оттуда ожидая себе помощи» (Слово 2, § 1).

Заметим, что особенностью второй ступени является то, что аскету необходимо совершенно оторвать свою душу от всего того, чего он отрекся устами и удалился телом. Этого же требует и святой апостол, говоря: Не любите мира, ни того, что в мире (ср.: 1Ин. 11, 15). Поэтому необходимо отсечь всякое пристрастие к мирскому, подавить в себе какую бы то ни было привязанность к родным, близким, друзьям (Слово 1, § 1). Следует отсечь все земное, чувственное, чтобы мудрствовать горняя (ср.: Кол. 3, 2), возвышенное. Изгнать из сердца все греховное, чтобы всецело соделать его храмом любви к Господу и Христу. Иначе ум скоро покроется мглою чувственных помыслов и вместо того, чтобы парить ему на небесах в созерцании Бога и святых Его, он будет пресмыкаться в прахе и тлении мирских дел. Сердце же совсем закроется для Божественной любви и сделается вместилищем низких и грубых пороков (Слово 2, § 7). «Весьма великий стыд, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – оставившим все после призвания своего заботиться о чем-ни-будь таком, что не может оказать нам благодеяния в час нужды нашей, то есть при исшествии нашем. Ибо сие-то и значит сказанное Господом: обратиться вспять и не быть управленным в Царствие Небесное» (см.: Лк. 9, 62; Лествица 2, §2).

В полном смысле слова степень отречения от мира и мирских дел более всего относится к аскетам – инокам, которые дали специальный обет оставить все это. Но преподобный Иоанн Лествичник считает, что такие подвиги доступны и в той или иной мере даже необходимы и для мирян, живущих среди мирских забот и увлечений. Ибо главною задачею каждого христианина должно быть спасение души, а все остальные дела следует считать второстепенными занятиями, не дающими жизни для духа и не усовершающими его. Ведь и слова апостола, сказавшего: имущии жен (должны быть) якоже не имущии... а купующии, якоже не содержащий (ср.: 1Кор. 7, 29–30), относятся не только к инокам, но и ко всем христианам.

Поэтому и живущим в мире христианам, жаждущим спасения и совершенства, можно и должно не увлекаться чрезмерно заботами житейскими, не жить исключительно только суетными, временными, мимолетными интересами, но смотреть на них и заниматься ими как делами второстепенными, необходимыми только для жизни нашей плоти и ее насущных потребностей. «Никто не войдет в небесный брачный чертог, – говорит святой Лествичник, – если не отречется первым отречением (то есть от пристрастия ко всякой вещи, что касается “монахов”, живущих в миру), вторым (то есть отречением от родных и знакомых) и третьим» (отречением от родителей и своей воли) (Слово 2, § 9)⁴⁶.

Первое отречение могут понести и люди мирские, второе – те, которые не совсем еще решились на самоотрешенную, подвижническую жизнь, а третье отречение, по святому Лествичнику, – это уже отречение полное, всецелое: и от мира с его утехами и сластями, и от знаемых с их приятными беседами и общением, даже отречение от родителей, жены и детей, не взирая на родственную и кровную любовь, но полагая все это на алтарь всесожжения жертвенной любви ко Христу, ставшему за нас жертвой.

Преподобный Иоанн Лествичник говорит, что такое полное отречение от мира и его суетных дел небезболезненно для любого человека, но эта болезненность исчезает, и очень быстро, если в сердце горит огонь любви ко Христу Спасителю, желание вечной жизни, а также постоянное памятование о своих прежних и настоящих грехах. Тем более, что диавол постарается всеми силами снова увлечь подвижника на путь прежней греховной жизни. Ибо «демоны, – говорит преподобный, – по отречении нашем постараются занять нас воспоминанием о родителях и братьях наших, распалить к ним сердце наше» (2, § 10), против чего необходимо вооружиться «молитвою, памятованием о вечном огне, чтобы, держа его в себе, угасить нам в сердце огонь временный» (там же).

Святой учитель подвижничества очень часто напоминает воинам Христовым, что нужно не расслабляться на предпринятом пути, не озираться вспять (ср.: Лк. 9, 62), не внимать помыслам от обольстителя, рисующим нам сытый, веселый образ прежнего жития нашего (ср.: Еф. 4, 22). «Будем внимательны к себе, – говорит он, – чтобы, утверждая, будто идем путем узким и тесным, не обмануть себя самих, на самом же деле находясь на пути широком, пространном. Узкий путь покажут тебе: томление чрева, всенощные стояния, вода в меру, хлеб в скудости... насмешки, поругания... терпение... безропотное перенесение оскорблений... Блаженны, которые идут одним из исчисленных путей, яко тех есть Царствие Небесное» (Мф. 5, 3, 10; Лествица 2, § 8).

Таким образом, преподобный Иоанн Лествичник для начинающего аскета, вступающего на третью ступень нравственного восхождения, считает необходимым: а) отречение от мира (Слово 1), б) отстранение мирских попечений (Слово 2). Достигается это путем постоянного, неослабного напряжения духа, молитвой, памятованием о своих грехах, памятованием вечных мучений и пламенною любовью ко Христу.

«Вот вторая степень. Текущий да бежит, подобно Лоту (то есть стремительно, не озираясь вспять), а не – жене его» (которая, оглянувшись вспять, соделалась вечным нареканием за преслушание и, главное, – лишилась спасения) (Слово 2, § 12).

Так мудрый учитель наш ведет аскета, далее и далее по лествице восходящего, поднимая не только дух его, но и подвижническое тело на третью подготовительную ступень лествицы; и эта новая ступень предъявит ему и новые нравственные требования.

Оставив добровольно мирскую жизнь с ее удовольствиями и льстивыми заботами, аскет теперь свободно и легко может подниматься выше. Он стал господином целого мира. Он уже не раб его, а властелин, не послушный исполнитель страстей, а свободный сын во Христе и наследник вечных благ.

Но чтобы продолжить нравственное совершенствование еще беспрепятственнее, подвижнику следует избегать всяких случаев нового сближения с миром и его делами. Отсюда перед духовным взором аскета впереди вырисовывается третья ступень лествицы, именно – тщательное уклонение от мира и мирских дел (Слово 3). Считая необходимым соблюдать строгую предосторожность и тщательное уклонение от прежних мирских дел, преподобный Иоанн Лествичник говорит подвижнику: «Вот, ты стал странником в мире, так не прикасайся более к миру, потому что страсти любят возвращаться назад» (Лествица 3, § 7). «Как меча бегай тех мест, где можешь подвергнуться (прежним) грехопадениям. Ибо если нет плода перед глазами, то не всегда и пожелаешь его» (3, § 9).

Таким образом, третья ступень лествицы требует от аскета следующих мер предосторожности.

1. Возможного уклонения от тех лиц, которые могут снова возвратить неокрепшего и неопытного еще подвижника на прежний путь мирской жизни. В число таких людей святой Лествичник ставит даже близких родственников: родителей, братьев, жену, детей и так далее. «Лучше огорчить родителей, нежели Господа, потому что Господь создал нас и спас, а родители любимых ими нередко губили и предавали на мучения» (3, § 12).

«Не по ненависти расстаемся мы со своими или с местом, да не будет сего, – восклицает Лествичник, – но избегая вреда, какой бывает нам от них» (3, § 13).

Действительно, для аскета, только что начавшего восходить к Богу, сообщение с разного рода мирскими людьми и даже родителями вредно и губительно, ибо свидания и сношения с ними, сами по себе составляя уже некоторое развлечение, мало-помалу могут снова пленить ум и сердце аскета мирскими удовольствиями и соблазнами и совершенно погасить в нем начавший гореть огонь ревности и сокрушения о грехах своих.

«Смотри, берегись, – предупреждает преподобный аскета, – чтобы всё у тебя не оказалось погруженным в водах, из пристрастия к любимым тобою домашним, и чтобы тебе не подвергнуться потопу опасности... Не растрагивайся слезами родителей и друзей, иначе вечно будешь плакать» (3, § 16).

Преподобный отец не советует ни под каким предлогом иметь какие-либо связи с указанными лицами: ни под предлогом искания высших для себя наград за то, что мы, окруженные соблазнами и сохраняя себя от них, якобы больших воздаяний удостоимся от Бога; ни под предлогом якобы содействия спасению своих ближних. Святой Лествичник хотя полностью и не отвергает того, что иногда, действительно, своим добрым советом или примером подвижник приносит некоторую пользу мирским людям (3, § 11), но для начинающего аскетическую жизнь подобные мысли «суетны и вредны» и часто приводят к полному крушению нравственной жизни (3, § 22). Пусть «отцом тебе будет, кто может и хочет потрудиться с тобою под бременем грехов, а матерью – сокрушение, которое может омыть тебя от скверны, и братом – сотрудник и сподвижник в стремлении к горнему» (3, § 13).

Так строго смотрит Лествичник на жизнь аскета. На его взгляд, вставшему на этот путь, путь богоугождения, следует совершенно отсечь всякую любовь и к себе, и к миру, и даже любовь родственную, по слову Спасителя: аще кто хощет по Мне ити, да отвержется себе (Мф. 16, 24). И кто любит отца или матерь более, нежели Меня, тот недостоин Меня (ср.: Мф. 10, 37).

2. Вторая мера предостережения от возможного повторного пленения миром подвижника, по Иоанну Лествичнику, заключается в том, чтобы аскету всеми силами избегать тех мест и предметов, которые могут снова пробудить в его душе сочувствие или любовь к мирской жизни.

Подобные места часто могут прикрываться личиною безвредности или даже, больше того, могут казаться удобными к оплакиванию своей прежней греховной жизни. Но это – обман для неопытных и может быть внушением врага нашего спасения – диавола.

Чтобы не впасть подвижнику в подобное обольщение, преподобный Иоанн Лествичник советует, во-первых, не поддаваться диавольским внушениям, которые воспоминанием «сладости» прежних грехов стремятся вызвать в душе подвижника расположение и сочувствие к этим грехам и таким образом добиться возвращения аскета на путь прежней греховной жизни (3, § 22–23); во-вторых, необходимо иметь воину Христову постоянную целеустремленность ко Христу Спасителю, горение пламенной любви к горнему миру, чтобы никакие ветры и волны греховных возбуждений не могли оторвать его от всецелого стремления ко Христу. Ибо апостол Петр тогда только шел безбедно по бурным волнам моря, когда видел пред собою одного Господа, а как только отвлекся от Христа и увидел под собою бездну, то пришел в страх и стал утопать в водной пучине (см.: Мф. 14, 28–31).

Подвиг уклонения от мирской суеты, по мнению преподобного Иоанна Лествичника, возможен и необходим не только для одних иноков, живущих в одиночестве и всецело посвятивших себя Богу, но и для мирских людей, которые, по мере возможности, также должны избегать рабской привязанности к миру и его делам, но стремиться к главной цели своего назначения – спасению души и служению Богу.

Этой цели они могут достигнуть только в том случае, если, по крайней мере, будут охранять себя от пристрастия к земным благам, будут устраняться от бесчинных людей и обществ, не имеющих страха Божия, отвращать слух свой от непристойных и соблазнительных речей, если свои чувства к родным и близким будут держать в пределах, не превышающих нашей любви к Богу (Слово 3, § 15) как главному Виновнику нашей жизни и всякого благополучия, чтобы заботы о благосостоянии близких не лишали возможности заниматься и спасением своей души.

Таким образом, если мирские люди будут стремиться выполнить указанные мероприятия, то и они будут далеки от рабского служения миру и его страстям и для них будет возможен восход к духовному росту, нравственному обновлению и спасению.

Третья подготовительная степень подтверждает нам, таким образом, ту истину, что преподобный Иоанн Лествичник, как и многие другие аскеты Восточной Церкви (святые Макарий Египетский, Иоанн Златоуст, Ефрем Сирин, Исидор Пелусиот, Феодор Студит, Сергий Радонежский, Митрофан Воронежский), считал возможным и даже необходимым (в той или иной мере) быть аскетами не только инокам, но и мирянам, осуществлять аскетические принципы не только в пустынной или монашеской келлии, но и среди селения и городов, в домах мирян – бедных и богатых, невежд и ученых, незнатных и славных, малых и великих.

Освободивши таким образом аскета от рабства миру и его суетным попечениям и поставив его на третью подготовительную ступень лествицы, преподобный Иоанн Лествичник дает ему приличный и полезный совет следующего содержания. Взошедши на эту ступень, смотри не озираясь ни направо, ни налево, не развлекайся ничем посторонним, имей постоянно в уме своем ту высокую цель, к которой ты стремишься, и не отступай ни на шаг от избранного тобою пути, ибо никто, возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен будет в Царствие Божие (ср.: Лк. 9, 62).

«Вот третья степень, равночисленная Святой Троице. Вступивший на нее да не озирается ни направо, ни налево (Втор. 5, 32), но с терпением и надеждою пусть восходит выше – к блаженному послушанию» (Слово 3, § 28).

Оставив мирскую жизнь с ее суетными удовольствиями и имея в виду главное – спасение своей души, аскет при этом замечает, что если внешние препятствия на пути к всецелому служению Богу и устранены, то обнаруживаются более важные препятствия в нем самом – внутренние причины, заключающиеся в самом его внутреннем человеке, в его испорченной грехом воле. Следовательно, аскет должен теперь употреблять усилия к тому, чтобы преодолеть эти внутренние преграды, то есть расположить свою волю в послушание воле Божественной, настроить себя так, как требует этого Бог. Для этого он, во-первых, должен отвергнуться самого себя, своего «я», сокрушить в себе свой гордый и своенравный характер, отказаться от своей воли и подчинить себя воле другого. Таким именно образом ему предстоит вступить на четвертую подготовительную ступень восхождения, которая у преподобного Иоанна Лествичника носит название «блаженное и приснопамятное послушание» (Слово 4).

Характеризуя эту спасительную добродетель, преподобный отец говорит: «Послушание есть совершенное отречение от собственной души своей, умерщвление членов при живом уме, произвольная смерть, беспечальное бедствование, безбедное плавание, путешествие спящего, небоязненность смерти» (4, § 3).

«Послушание есть гроб воли и воскресение смирения; оно не противоречит, не рассуждает; оно есть отложение рассуждения при богатстве рассудительности» (там же).

Преподобный Иоанн Лествичник не случайно поставляет святое послушание на четвертую подготовительную степень. Он руководствуется при этом словами Самого Господа нашего Иисуса Христа, Который предварительным делом подвижничества назначил не что иное, как самоотвержение – или то же, что послушание. Аще кто хощет по Мне ити, говорит Он, (прежде) да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет (ср.: Мк. 8, 34).

Поэтому и преподобный Лествичник, мудро проведши аскета через внешние предуготови-тельные ступени, теперь предлагает ему обогатиться внутренними качествами, и в первую очередь послушанием, которое достигается отречением от своей воли, своего рассуждения. Так как этот подвиг является одним из основных (от него зависит плодотворный ход всей последующей жизни аскета), то преподобный отец наш описывает его до мельчайших подробностей.

Обращаясь к тем, которые взяли на себя иго святого послушания, преподобный Иоанн Лествичник говорит им: «Вы, которые решились вступить на поприще сего духовного исповедничества, вы, которые желаете принять на выю свою иго Христово, вы, которые с этой минуты стараетесь бремя свое возложить на рамена другого, вы, которые добровольно предаете себя в рабство... и которые во время плавания подъемлетесь руками других, – знайте, что решились вы идти путем нелегким, но кратким, с которого есть одно только уклонение, называемое самочинием» (4, § 5).

Однако преподобный Иоанн Лествичник учит быть очень благоразумным в выборе духовного руководителя. Чтобы подчинить себя окормлению другого на пути ко спасению, нужно со всякою осторожностью и осмотрительностью избрать себе руководителя, чтобы вместо руководства ко спасению не избрать себе руководителя к погибели.

По этому поводу преподобный Иоанн Лествичник дает следующие наставления: «Намереваясь преклонить выю свою о Господе из видов и побуждений смиренномудрия и решительно вверить о Господе свое спасение другому, – прежде вступления на сие поприще, ежели есть в тебе сколько-нибудь хитрости и благоразумия, подвергни суду, исследованию и (скажу так) испытанию своего кормчего, чтобы, вверившись, вместо кормчего, едва владеющему веслом, вместо врача – больному, вместо беспристрастного – рабу страстей... не найти душе своей готового крушения» (4, § 6).

Преподобный отец дает весьма мудрый совет в этом случае. Он предлагает избирать наставника по качеству своих страстей. Например, когда обнаруживается в сердце особенная склонность к плотской похоти, следует искать себе в наставники постника, а не такого, который сам объедается и угождает своему чреву; когда видишь себя высокоумным или гордым, избери наставника свирепого и неуступчивого, а не кроткого и человеколюбивого, и так далее (4, § 120). И таким только образом, именно посредством противоположных добродетелей наставника, можно будет быстро искоренить свои порочные наклонности и стать на путь приобретения добродетелей.

Избрав себе духовного руководителя, аскету нужно иметь к нему, во-первых, полную доверенность, как к Самому Христу, во-вторых, не осуждать его ни в чем, но открывать пред ним свою душу, свои тайные помышления и, в-третьих, быть во всем ему послушным, даже до смерти (4, § 6, 7, 5).

Враг рода человеческого всеми силами постарается, конечно, подорвать доверие послушника к своему наставнику, показать перед ним многие его недостатки, подстрекнет в чем-либо ослушаться его, возражать. Предупреждая все эти козни лукавого обольстителя, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Как скоро помысл внушит тебе осудить настоятеля своего – беги от него (от этого помысла), как от блуда. Никак не давай этому змию ни воли, ни места, ни входа, ни власти» (4, § 7). Кроме этого, кто вверил себя руководству другого, тому необходимо сохранять в своем сердце «неизгладимыми и приснопамятными добрые дела» (там же) своего наставника, чтобы, когда демоны начнут всевать в душу послушника недоверие к своему отцу духовному, он мог заградить им уста тем, что сохраняется в его памяти.

Так преподобный Иоанн Лествичник раскрывает важность и необходимость добродетели послушания для аскета, которым он на пути ко спасению отражает всякий помысл неверия и измены, простирает непрестанно этот духовный меч и им умерщвляет всякое «свое изволение» (4, § 2).

Но не для одних иноков-аскетов преподобный Иоанн Лествичник считает возможным и необходимым эту ступень святого послушания – она также необходима и многополезна и для мирян. И весьма было бы благотворно и спасительно, если бы и миряне избирали себе в духовной жизни сведущего и опытного наставника. Найти и иметь такого руководителя, при искреннем желании, вовсе не так трудно. Есть среди пастырей Церкви духовные отцы, увенчанные опытом, мудростью. Оказываемое им, Господа ради, послушание и предание своей воли будет иметь такую же цену пред Богом, как и послушание иноческое и, конечно, в нравственном окормлении даст человеку большую духовную пользу.

«Будем со всяким трезвением трезвиться, со всею наблюдательностью наблюдать и со всякою осторожностью остерегать себя» (Слово 4, § 80), чтобы не впасть в своеволие и непослушание и не лишиться уже пройденных трудов, но постараемся показать полное послушание, ибо от послушания рождается покаяние. А покаяние ведет аскета еще выше по лествице восхождения. И преподобный учитель духовного совершенства не случайно полагает после послушания добродетель покаяния, именно на пятой степени своей лествицы, на которую, хотя и со многими усилиями, предстоит также встать ревнителю духовного делания.

Смиривши свою волю и отдав себя в полное послушание избранному отцу духовному, аскет мог бы, кажется, заняться теперь и очищением себя от всех своих греховных навыков и страстей. Однако для этого ему еще не хватает спасительного покаяния, то есть такого состояния, при котором он был бы способен к постоянному сердечному сокрушению о своих грехах, к постоянному плачу и сетованию. Тем более, что предшествующая добродетель – послушание – очень способствует подвижнику стяжать именно дух покаяния. Послушание уничтожает самообольщение, рассеянность, леность, располагает к самоуглублению и самопознанию (Слово 5, § 15–17), открывает пред человеком всю глубину его греховности и естественно вызывает покаянный плач о своих грехах.

Что же такое покаяние в понятии преподобного Лествичника?

«Покаяние есть возвращение Крещения... обещание Богу нового жития... непрестанная безнадежность в телесном утешении... Оно есть сильное утеснение чреву... и добровольное терпение всего скорбного. Кающийся есть добровольный осужденник... изобретатель наказаний для самого себя», добровольный узник, ради спасения души (5, § 1).

Говоря о покаянии как о важном и необходимом аскетическом делании, преподобный отец разумеет здесь не временное только очищение своей совести на исповеди перед отцом духовным, но постоянное сокрушение кающегося сердца о сделанных им грехах, непрестанное взывание к милосердию Божию, труды и томление плоти как наказание за прежние неправды. Преподобный представляет и живые примеры истинно кающегося. Он пишет об одной обители, называемой Темницею, в которой жили эти добровольные узники – кающиеся (5, §3–25).

Здесь они не имели ни малейшего утешения, проводили ночи без сна, стоя на одном месте и взирая на небо, издавали вопли и стенания, проливая потоки слез. Носили вретище, посыпали головы пеплом. Они глубоко чувствовали свое уничижение, сознавая себя недостойными милости Божией. Они благословляли Бога во всяком случае – отверзал ли им Бог двери Своего милосердия или не отверзал. «Ничего иного от них не слышно было, кроме вопля и стенаний: “Увы, увы! Горе, горе мне!.. Пощади, пощади, Владыко!” Одни из них вопиют: “Помилуй, помилуй”, другие – еще жалобнее: “Прости, Владыко; прости, если возможно”» (5, § 13). «Все же они непрестанно видят пред очами своими смерть и говорят: “Что с нами будет? Какой последний о нас приговор? Будет ли прощение омраченным, осужденным?”» (5, § 17). «А я, – говорит преподобный, – видя их такое покаяние, едва не пришел в отчаяние о себе, видя свою холодность и сравнивая оную с их злостраданием» (5, § 23).

В дополнение к своим повествованиям, открывающим такое истинное покаяние, святой Лествичник от себя еще напоминает, что в подвиге покаяния следует беречься двух противоположных крайностей. Первая крайность – отчаяние в милосердии Божием, другая – излишняя надежда на это милосердие (5, § 31). То и другое ведет человека к неизбежной гибели.

Преподобный Иоанн считает, что покаяние, как необходимая добродетель на пути аскетического делания, должно быть присуще также не только одним инокам, но и мирянам. Каждый христианин должен уметь оплакивать свои грехи (5, § 2). И если уж аскет-подвижник видит в себе и около себя множество грехов и неправд, которые оплакивает словами покаяния, то тем более мирянин, живя среди греховного мира, еще больше, кажется, должен чувствовать и видеть эту греховную порчу в себе и в окружающем его мире и оплакивать ее пред Богом. Поэтому покаяние живущим в миру еще необходимее, нежели даже инокам, живущим в одиночестве. Господь ко всем сказал: покайтеся! (Мф. 1, 15). Покайтеся, взывает также ко всем и апостол (ср.: Деян. 17, 30). И Святая Церковь, назначив пост для покаяния, призывает всех христиан без разграничения к этому спасительному подвигу.

Итак, покаяние, как пятая подготовительная степень, ведет человека по пути к самоочищению. Оно безусловно необходимо для всех христиан – монахов и мирян, ибо все мы падшие, все поражены грехом.

«Вот, на пятую ступень взошел ты покаянием, потому что очистил им пять чувств и произвольным восприятием его на себя избег невольного наказания и мучения» (5, § 42).

Но пятая ступень является переходной, подготовительной степенью на лествице совершенства. Она пролагает путь к другой, очередной за ней ступени, носящей наименование «памятование о смерти». На нее-то и восходит труженик Христов, чтобы с помощью благодати ему подняться еще выше.

За подвигом покаяния преподобный Иоанн Лествичник полагает еще один подготовительный подвиг к великому делу очищения. Это памятование о смерти (Слово 6). И это вполне справедливо, ибо памятование о смертном часе выводит мысль подвижника из пределов этого суетного мира и заставляет его смотреть в жизнь загробную, небесную, в бытие вечное и непреходящее. При мысли о смерти пред взором аскета приоткрывается завеса таинственной будущности, неминуемой, неизбежной, трепетнозагадочной. И тогда земные интересы начинают бледнеть в его глазах. Он начинает сознавать всю суету и бесцельность земных удовольствий, ибо смерть поставляет его лицом к лицу пред Судом Божиим, где будет караться грех и получит награду добро, где решится участь судимого не на сто, не на тысячу лет, но на необъятную, бесконечную вечность. К таким именно мыслям ведет аскета памятование о своей смерти.

Как же говорит об этом факте богомудрый учитель наш, преподобный Иоанн Лествичник?

«Памятование о смерти, – говорит преподобный, – есть ежедневная смерть и воспоминание дня своего исшествия, есть ежедневное воздыхание» (Лествица 6, § 2). И «как хлеб необходимее всякой другой пищи, так мысль о смерти нужнее всякого делания» (6, § 4). «Памятование о смерти отсекает излишество в пище, а когда в смирении отсечено сие излишество – отсекаются вместе и другие страсти» (6, § 12).

Преподобный Иоанн Лествичник придает этой степени (шестой) очень важное значение. Он требует от подвижника не периодического только воспоминания о смерти, но постоянного, ежечасного, ежеминутного, и притом не холодного только, отвлеченного представления без участия сердечного чувства, но живого созерцания этой трудной, страшной картины конца жизни человека, начала его разложения и полного внешнего уничтожения. Такое настроение души аскета, по мнению преподобного отца, весьма благотворно действует на его жизнь, отклоняет его от суеты мирской и не позволяет много грешить. И Священное Писание подтверждает это, когда говорит: Помни последняя твоя, и вовеки не согрешишь (ср.: Сир. 7, 39).

«Искусен человек, который ежедневно смерти своей ожидает, – свят, который ежечасно ее желает» (Слово 6, § 7). Но премудрый учитель, будучи уверен в великом значении для человека памятования о смерти, тем заботливее стремится вразумить подвижника относительно всего того, что может сделать это памятование или более того – желание – смерти бесполезным или даже вредным и гибельным. Ибо «не всякое вожделение смерти должно признать добрым, – говорит он. – Иные, непрестанно греша в силу привычки, со смирением молят себе смерти. Иные же не намерены покаяться и призывают смерть из отчаяния. А иные по самомнению почитают себя бесстрастными и не боятся смерти. Наконец, иные... по действу Духа Святого желают себе преселения» (6, § 8). Это последнее согласно и с апостолом, который говорит: желание имам разрешитися и со Христом быти (ср.: Флп. 1, 23).

Говорит преподобный и по поводу того, с какими именно чувствами должно принимать смерть. Бояться смерти, говорит он, это естественно, потому и извинительно, но трепетать и ужасаться ее не должно. «Боязнь смерти есть следствие преступления, а трепет смерти есть признак неочищенных грехов» (Лествица 6, § 3). Ведь и Христос, Спаситель наш, обнаруживал в Себе боязнь смерти, когда говорил: душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26, 38). Но Он никак не трепетал ее.

Святой Лествичник замечает, что некоторые с недоумением спрашивают: если памятование о смерти так благотворно для человека, то почему Бог благоволил скрыть от нас предведение смертного часа?

«Дивно устрояет этим Бог наше спасение, – говорит преподобный. – Ибо если бы нам был известен час нашей смерти, предузнание ее, то кто подвиг бы себя на покаяние или кто пошел бы в монашеское житие? Не стал ли бы всякий проводить дни свои в беззакониях, наслаждаясь жизнью, и только в день своего исхода покаялся бы во грехах своих?» (Лествица 6, § 9).

Так преподобный рассуждает о неизвестности для всех людей смертного часа. И это вполне справедливо. Ибо действительно, если бы тайная завеса смерти была для каждого открыта, то кто бы стал проводить жизнь свою в трудах и пощениях задолго до смерти. Ведь только неизбежность и неизвестность смертного момента побуждает человека к постоянному подготовлению к ней. Поэтому человек нудит сам себя к постоянному подвигу, лишению, скорби, терпению (Лествица 6, § 18).

Но постоянное памятование о смертном часе есть не только благо, достигаемое аскетом усилиями и напряжением. Оно есть и дар Божий. Как и все другие блага, например сокрушение сердца, «памятование смерти, – говорит преподобный, – есть дар Божий, потому что часто, бывая даже при гробах, мы не имеем у себя слез и остаемся нечувствительными, а бывает, что когда и не имеем пред собою такого зрелища, приходим в сокрушение» (Лествица 6, § 20).

Воспоминание о смерти для многих кажется занятием тяжелым, скучным, болезненным, отравляющим радость жизни, поэтому многие стараются всячески заглушить в себе это воспоминание смертного часа всякими способами: весельем или житейскими делами. Но нужно заметить, что указанное (тяжелое) настроение при воспоминании о смерти бывает присуще преимущественно тем, кто погряз в житейской суете, кто отдался наслаждениям плоти. Их, конечно, мысль о смерти и лишении всего этого приводит к унынию и даже отчаянию. Но кто с верою постоянно смотрит за таинственную завесу смерти, кто с надеждою мысленно витает в ином мире и его с любовью желает, для того смерть является желанным гостем, несущим за собою разрешение, освобождение от земных скорбей и дающим вечное упокоение.

Желание имам разрешитися и со Христом быти (ср.: Флп. 1, 23) – вот истинное понятие о смерти: как переходе в жизнь иную, лучшую, совершеннейшую.

«Кто умер для греха и мира, тот памятует о смерти и желает ее, а кто еще привязан к миру, тот не перестает злоумышлять сам против себя» (Лествица 6, § 21). Так преподобный Иоанн Лествичник характеризует шестую подготовительную ступень своей лествицы.

«Кто взошел на нее, тот уже не согрешит» (6, § 24), но будет скорее сокрушаться и плакать о грехах своих. А это и даст ему возможность безбедно переступить на следующую, седьмую подготовительную ступень лествицы совершенствования, которая заключает в себе спасительный плач о грехах, растворенный чувством духовного утешения.

Памятование о смерти имеет непосредственную и живую связь с чувством покаяния, а плач имеет связь с ними обоими. Плач есть плод того и другого – и покаяния, и памятования о смерти, он является признаком высшей меры преуспеяния в этих добродетелях. Поэтому-то плач, как благодатное средство очищения подвижника от греховных скверн, справедливо поставляется преподобным Иоанном Лествичником на седьмой ступени нравственного восхождения. Как же говорит преподобный о плаче?

«Плач есть золотое жало в душе, обнаженное от всякой привязанности и от всех связей... назвать его можно святой печалью, утвержденной в надзоре за сердцем... Плач есть унылость души и такое расположение сердца, в котором оно непрестанно с жаром ищет того, чего жаждет, и, при безуспешности искания, неутомимо его преследует и, громко рыдая, взывает вслед» (Лествица 7, § 1). «Плач есть Божией любовью заматоревшее сетование воспаленной души, которое предшествует блаженному спокойствию» (7, § 1, 52, 53).

Таким образом, плач не есть безотрадное и тяжелое состояние или безотрадная мука. Наоборот, покаянный плач несет с собою благодатное и блаженное утешение. «И кто облекся в это спасительное радение, как в брачную ризу, тот ощущает в себе спасительное веселие» (Лествица 7, § 40). Это странное и не всем понятное явление – плач – рождает веселие? Однако это так. И святой Иоанн Лествичник изумляется этому немало. Он говорит: «Когда я рассуждаю о свойствах умиления, то весьма удивляюсь, каким это образом бывает внутреннее веселие и радость в плаче и печали... Это истинно есть Божие радование... Он невидимо утешает сокрушенных сердцем» (Лествица 7, § 49).

Плач есть плод покаяния и памятования о смерти, поэтому для возбуждения спасительных слез необходимо вспоминать свои грехи и наказание за них правосудием Божиим. «Не переставай напечатлевать в уме и содержать в мыслях бездну темного огня и немилостивых служителей... необъятную пропасть преисподнего пламени, тесные схождения в места подземные, страшные» (Лествица 7, § 10).

Обращаясь к инокам, святой Лествичник говорит: «Пусть самая одежда твоя убеждает тебя к слезному деланию, потому что все оплакивающие умерших облекаются в черное. Если не плачешь, то плачь об этом самом, именно – что нет слез у тебя» (Лествица 7, § 22).

Но плач не может жить вместе с житейскими заботами и суетными занятиями. Он исчезает также от многословия, смеха, непостоянства. Поэтому преподобный отец убеждает хранить спасительный плач, как зеницу ока блюсти его. Ибо «кто иногда плачет, а иногда забавляется и смеется, тот похож на человека, который во пса сластолюбия кидает вместо камня хлебом: по видимому он гонит его прочь, а в самом деле манит к себе» (Лествица 7, § 14).

Поэтому, чтобы достичь состояния утешительного плача, надо много трудов, но чтобы сохранить это приобретенное сокровище, нужно трудов, внимания, бодрствования еще больше. «Всеми силами старайся удержать плач, ибо он крайне легко отъемлется и, как воск от огня, удобно тает от забот телесных, от роскоши и от всяких суетных дел» (Лествица 7, § 5).

Как ни полезен плач и умиление для спасения, очищения и омытия греховной скверны, однако многие, и особенно из мирских людей, не считают его нужным. И так рассуждают, видимо, потому, что сетование и плач о грехах лишает их возможности наслаждаться земными удовольствиями, отнимает беспечную жизнь и понуждает вести жизнь строгую и воздержную. «Что за необходимость, – говорят они, – отравлять плачем все радости, все удовольствия жизни, которая и так очень коротка? Неужели Бог дал эту жизнь, чтобы только плакать и терзаться душою, чтобы жизнь была сплошным безотрадным мучением! Слезы и сетования нужны более всего тем, кто посвятил себя всецело на служение Богу, находясь в пустыне, горах, вертепах и пропастях земных. А мы люди мира. Зачем нам томиться и сетовать?»

Говорящие так совершенно, видимо, не знают природы человека – насколько она греховна и немощна по причине следствий первородного греха и грехов личных. Ведь не проходит ни одного дня, часа, минуты, чтобы человек не согрешил. А раз это так, то кто же будет оплакивать грехи наши? Кто будет сетовать и умолять Бога о прощении?

Плач о грехах и слезные источники (ср.: Иер. 9, 1) необходимы решительно для всякого человека, монах ли он, мирянин ли, ученый или неученый, богатый или бедный. Грех – виновник сетований: если бы не было греха, не было бы и плача. «Отыми грех, тогда и слезы иссякнут в людях, ибо когда нет раны, нет и томления сердечного, не будет и слез» (Лествица 7, § 45). Не плакал Адам до преступления заповеди Божией, а как дал в себе место греху, так слезы раскаяния и сокрушения полились из его глаз, и до сих пор проливаются они его потомками. И только по воскресении, когда грехи человеческие окончатся, слезам будет положен конец. А теперь пока еще нужны слезы, и слезы многие. «И если бы, – говорит преподобный Лествичник, – Богом, по человеколюбию, не дарованы были людям слезы, то подлинно редки были бы и едва обретались бы где спасаемые» (Лествица 7, § 6).

Очень оригинальное находим здесь мнение преподобного Лествичника касательно покаянных слез. Он, кажется, очистительные слезы ставит выше Крещения. Вот подлинные его слова: «Источник слезный по Крещении – выше самого Крещения... Ибо Крещение есть очищение прежде бывших грехов, а слезами очищаются грехи, со деланные после Крещения. Крещение мы осквернили грехами, а слезами вновь омыли» (там же).

Следует сказать, что даже самый плач и сетование о грехах не делает жизнь совершенно безотрадною и мучительною, как это утверждают те, кто отвергает плач. Наоборот, плач о грехах приносит с собою и соответствующее утешение. И даже можно с уверенностью сказать, что ежели возможны еще на земле истинные радости, то они приходят с плачем о грехах.

Но богомудрый учитель наш говорит, что и плач бывает неодинаковый. Есть плач от страха, а есть плач по любви (7, § 7, 66, 32, 1). Первый происходит от трепетной боязни наказания за грехи, а второй, и лучший, плач – от сердца, горящего любовью к Богу как доброму и любящему Отцу, от боязни оскорбить Его, остаться неблагодарным Ему за Его великую любовь и милости.

Таким образом, плач о грехах как средство к омытию греховных нечистот необходим для всех христиан. Приобретается он отрешением от мирского пристрастия, от чревоугодия, сластолюбия (7, § 1, 5), памятованием о смерти (1, § 10), воспоминанием о бывших грехах, вечном наказании и прочем (7, § 18–19, 21–22).

Теряется плач от нерадения, довольной жизни, пристрастия к миру и похотям его, многословия, смеха и так далее (Лествица 7, § 5, 14).

Седьмой степенью (плачем) преподобный Иоанн Лествичник заканчивает счет подготовительным степеням. Эти семь предварительных этапов нравственной жизни – отречение от мира (Слово 1), отложение мирских попечений (Слово 2), уклонение от бывших греховных дел (Слово 3), послушание (Слово 4), покаяние (Слово 5), памятование о смерти (Слово 6), спасительный плач (Слово 7) – воспитали в подвижнике веру в помощь Божию на избранном им пути, окрылили его надеждою и укрепили окончательно его волю в дальнейшее шествие по лествице добродетелей. Словом, сделали его способным бороться с грехом. Восшедший по этим ступеням уже может теперь ступить на более трудный путь – путь подлинного очищения себя от зла и всякого рода страстей. Это путь совлечения ветхого человека, путь самораспятия, решительной, непримиримой борьбы с грехом. Путь самоочищения гораздо продолжительнее, нежели предуготовительный. Он простирается далеко вверх, обнимает собою шестнадцать ступеней лествицы.

Подвиги предуготовительных степеней усвоены, и путь подготовления пройден. Теперь для аскета преподобный Иоанн Лествичник предлагает дальнейший путь к самоусовершенствованию- путь решительной борьбы с грехом, гнездящимся в естестве человеческом, изгнание этого греха в различных его видах. Словом, воину Христову предлагается вступить в самый основной этап нравственного самоочищения, этап искоренения в себе всего греховного, скверного, или – совлечения ветхого человека (ср.: Кол. 3, 9).

Преподобный Иоанн Лествичник начертывает этот путь самоочищения в следующем плане:

1. Вначале он предписывает аскету очищение себя от скверн, преимущественно плотских, то есть от всех пороков и страстей, имеющих основание в испорченной человеческой природе, а затем уже предлагает заняться искоренением пороков душевных. Такое деление вполне справедливо, ибо борьба с плотью требует средств преимущественно внешних, например воздержания в пище, сне, молитвы, труда, бдения, – таких средств, которые вполне доступны для новоначальных, но вступивших уже на путь борьбы, обновления, обожения;

2. Указывает аскету на главные свойства человеческого естества, от которых происходят основные пороки и их порождения. Поэтому он на первом плане полагает испорченное человеческое сердце как вместилище зла (см.: Мф. 12, 34–35), затем указывает на язык (см.: Иак. 3, 5–8), потом – чрево, которое, в силу естества, имеет очень большое влияние на человека и даже, по выражению апостола, иногда становится его богом (см.: Флп. 3, 19);

3. Так как от испорченного грехом сердца, от необузданного языка и чрева может происходить бесчисленное количество пороков и страстей, то преподобный Иоанн Лествичник степенями своей лествицы предлагает освобождение только от главнейших из них, то есть самых основных, «плодовитых», как, например, чревоугодие, зависть, гнев и прочие, которые являются источниками для других грехов и по-рождают из себя массу других пороков. Поэтому преподобный отец указывает способы борьбы именно с этими основными, «плодовитыми» пороками, с уничтожением которых, по его мнению, сами собой уничтожаются и порождения их.

Избранный Лествичником порядок изложения пороков соответствует их генетической связи между собою. Вначале он говорит о пороке главном, потом о второстепенном, происходящем из него, и так далее – словом, излагает их в такой последовательности, чтобы предыдущие средства борьбы с пороками могли служить пособием для борьбы с последующими грехами.

Первым и главным пороком греховного сердца, по Лествичнику, является гнев. Он важнейший и злейший из всех других пороков. От него рождаются памятозлобие, ненависть, убийство и много других грехов. Склонность к гневу – настоящее несчастье для разумно-свободного существа. Гнев препятствует самоочищению, самоисправлению, ибо «ничто так не противно кающемуся, – говорит Лествичник, – как ярость возмущенная... Обращение требует великого смирения, а раздражение есть знак всякого самомнения» (Лествица 8, § 12). Гнев омрачает разум, лишает подвижника чистой молитвы, делает его ниже животного. Он отгоняет от нас благодать Святого Духа – Дух Святой несет мир душевный, а гнев – возмущение сердца. Поэтому ничто так не препятствует водворению благодати в сердце человека, как гнев и ярость.

Как же еще говорит о гневе учитель наш, преподобный Иоанн Лествичник? «Гнев, – говорит преподобный, – есть мгновенное воспламенение сердца... желание сделать зло... неприятное движение... злое припоминание, затаенное в сердце» (Лествица 8, § 5). Напротив, «негневливость, или кротость, есть ненасытное желание бесчестия... победа над естеством, нечувствие к оскорблениям... неподвижное состояние души» (8, § 2–3).

Так противопоставляет преподобный отец добродетели кротости и негневливости пороку гнева и раздражительности. Как первое похвально, прилично и необходимо иметь аскету, так последнего он должен избегать и искоренять в себе. Последнее (именно искоренение) весьма важно, потому что гнев, вкоренившись в душе человека, произрастает и производит от себя множество других пороков: памятозлобие, ненависть, вражду, клевету с их «исчадиями» (Лествица 8, § 15). Этот «легион» пороков, водворившихся в человеке, делает его вместилищем всякого безумия и бесчестия. Поэтому слово Божие со всею строгостью предписывает христианам избегать гнева и не допускать его не только в делах, поступках, но и в мыслях и желаниях (см.: Мф. 5, 22; Иак. 1, 19–20; Гал. 5, 20; Еф. 4, 26; 31; Кол. 3, 8; 1Тим. 2, 8; Тит. 1, 7).

И преподобный Лествичник также решительно воспрещает всякому христианину, и особенно подвижнику, предаваться безумному гневу. Он советует не допускать в сердце не только «исступленную ярость», но и «легкую досаду» (Лествица 8, § 139), то есть и малое раздражение, возникающее в сердце при легком оскорблении. «Жалкое зрелище замечал я в гневливых, – говорит преподобный, – какое по самомнению представляли они из себя, сами того не замечая: разгневанные, гневались они еще на то, что побеждены гневом. И я дивился, видя, как одно падение влекло за собою другое» (Лествица 8, § 24).

Какие же врачевания дает преподобный Лествичник аскету от гнева и раздражительности и какой путь указывает к достижению противоположных добродетелей – негневливости и кротости? Врачевания от недуга раздражительности и гнева преподобный отец указывает следующие:

1) Псалмопение «со сладкопением». «Иногда сладкопение, – говорит он, – если оно соразмерно, превосходно утишает раздражительность» и умягчает гнев сердца (Лествица 8, § 17). Согласные и гармоничные звуки голосов, особенно при пении духовных песен, имеют очень благотворное влияние на раздражительное сердце. Они укрощают душевные волнения и успокаивают чувства. Так, Давид пел и играл Саулу на арфе и стройными звуками музыки укрощал его гневные сердечные порывы (см.: 1Цар. 16, 23);

2) Общежитие также способствует устранению раздражительности. «Слыхал я, – говорит Лествичник, – что безмолвники от досады и раздражительности (друг на друга), как куропатки в клетке, каждый один у себя, бились в келлиях и представляли себе, что наскакивают на своего противника, как будто он здесь. И дал я им благочестивый совет не оставаться в уединении, чтоб из людей не сделаться им демонами» (Лествица 8, § 18).

И действительно бывает так, что уединение способствует усилению гнева. Человек, оставшись наедине, под влиянием страсти начинает вспоминать и вдумываться в обстоятельства происшедшей ранее ссоры. Он воображает ее в чертах преувеличенных; желчь греховного гнева все более и более охватывает его смущенное сердце, пока совершенно не овладеет им, и тогда отшельник делается едва ли не сумасшедшим. Он бранит своего брата, грозит ему, сопровождая все это самыми резкими жестами. Для таких именно людей преподобный Лествичник считает полезным общежитие (8, § 25), где в беседе с другими лицами отвлекается внимание раздраженного от разгневавшего его, умаляются гневные воображения, утишается волнение крови, восстановляется в душе здоровая рассудительность;

3) Подчинение строгому старцу и наставление благоразумного собрата (Лествица 8, § 22) также способствуют искоренению гнева. Первое ставит подчиненного под строгий надзор твердого характера и тем укрощает его своеволие, устыжает безумные порывы его гордой раздражительности. Второе (благоразумный совет) доводит страдающего недугом раздражительности до разумного осознания своего гневного поступка, затрагивает его совесть и располагает к раскаиванию. Кроме того, задушевные советы друга могут быть весьма хорошим врачевством против раздражительности. Они только тогда могут не иметь действия, когда недужный не имеет в себе уже ничего доброго, а такие моменты чрезвычайно редки, ибо какая-нибудь доля добра даже в самом злом человеке все же есть.

Вышеуказанные три средства и ставят раздражительного на путь снискания добродетели блаженной кротости (см.: Мф. 5, 5), которая своими добрыми качествами – спокойствием, снисходительностью, любовью, терпением – совершенно свяжет безумную страсть гнева в сердце человека. «Пусть раздражительность, как мучительница, – говорит Лествичник, – будет связана узами кротости и, поражаемая долготерпением, влекомая святою любовью, представ на судилище слова, подвергнется должному истязанию» (8, § 29).

Впрочем, страсть гневной раздражительности питается от очень многих страстей: тщеславия, сребролюбия, чревоугодия, блуда, кичения и других. Поэтому Лествичник напоминает, что очень трудно указать какое-либо определенное средство для излечения гнева. Имея при себе указанные советы, недужный пусть сам уже применяется к своей болезни, «со всяким тщанием снискивая себе подходящее лекарство» (8, § 28). Найдя же его, он должен победить в себе мучительный гнев и увенчаться «венцом негневливости. Но кто имеет от природы эту добродетель (негневливость), тот, может быть, и не получит другого венца» (8, § 29), а кто приобрел ее трудами, тот вступил совершенным победителем на следующую, девятую ступень. Эта ступень поставит подвижника лицом к лицу со страстью памятозлобия и укажет средства, с помощью которых искореняется и эта страсть.

Самое первое и злейшее «исчадие гнева» (Лествица 8, § 15) есть памятозлобие. Оно связано с ним тесными узами. Однако бывает и так, что если гнев значительно ослабевает в сердце человека и готов уже скоро погибнуть, то памятозлобие продолжает упорно жить и живет иногда десятками лет. Бывает и так, что по мере уменьшения раздражительности человек становится более «зол в душе», скрытен и памятозлобив. Поэтому для изгнания из души этой страсти требуются особые меры и новые усилия, чтобы, встретив на пути нравственного восхождения эту страсть, как некоего зверя, победить и уничтожить. Что же такое памятозлобие и как отзывается о нем преподобный Иоанн Лествичник?

«Памятозлобие, – говорит святой отец, – есть яд в душе, червь в уме, страж всех грехов». Оно есть «пагуба добродетелей, ненависть к правде, посрамление молитвы, отчуждение любви, вонзенный в душу гвоздь, болезненное чувство, непрестанный грех, неусыпное беззаконие, ежечасный порок» (Лествица 9, § 13, 2).

Вот какую яркую характеристику дает преподобный Лествичник этой, в большинстве случаев многолетней, страсти.

Три в основном средства выставляет преподобный против долговечного, «седого» памятозлобия:

1. Частое и внимательное чтение молитвы Господней, в которой особенное значение должны иметь в этом случае слова: и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим (ср.: Мф. 6, 12). Эти слова могут устыдить, наконец, памятозлобивого, тронуть его порочное сердце, изменить его расположение к врагу, вместо зложелательного сделать доброжелательным, вместо памятозлобивого – незлобивым. «Да постыдит его (памятозлобивого) молитва Иисусова⁴⁷, которой не можем произносить, если мы злопамятны» (Лествица 9, § 10);

2. Воспоминание страданий Христовых, которые Господь наш Иисус Христос претерпел ради нашего спасения, может вполне смягчить любое памятозлобное сердце и вызвать слезы раскаяния и умиления в самой суровой и черствой душе. Преподобный Лествичник говорит: «Воспоминание Иисусовых страданий уврачует памятозлобие, сильно постыжаемое Иисусовою терпеливостью» (9, § 14). И действительно, какое злое сердце может устоять перед величием Страстей Христовых и перед силою любви к нам Божественного Страдальца? Это воспоминание и размышление, кажется, способно заставить камень источить слезы умиления;

3. Покаяние пред «врагом» своим. Объясняя благотворное действие этого поступка, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Когда ты много боролся с памятозлобием и колкого его терния сокрушить не смог, то, по крайней мере, устно извинись перед своим врагом, да признавшись перед ним в долговременном своем притворстве, возлюбишь его совершенно, совестью своею, как бы некоторым огнем, жегомый» (Лествица 9, § 11).

Подвиг девятой степени требует, таким образом, не только того, чтобы человек не злобствовал и не враждовал на обидчика, не питал к нему никакого неудовольствия, злопамятства, но чтобы он воспринимал своего оскорбителя как близкого друга, как родного брата, любил его, как самого себя. Рассуждая именно об этом, преподобный говорит так: «Полным торжеством над памятозлобием следует считать не то, когда будешь молиться об оскорбившем тебя, или когда воздашь ему за зло дарами, или когда пригласишь его к своей трапезе, но – когда услышишь, что он впал в душевное или телесное несчастье и станешь о нем болезновать и плакать, как о себе самом» (9, § 12).

«Вступающий на девятую ступень, – говорит преподобный Лествичник, – с дерзновением уже да просит разрешения грехопадений своих у Спасителя Иисуса» (9, § 18), ибо Он ясно сказал: прощайте, и прощены будете (Лк. 6, 37).

Этими двумя степенями (восьмой и девятой) или подвигами богомудрый учитель ограничивает борьбу подвижника за чистоту своего порочного сердца. Проходя восьмую степень, подвижник с помощью трех предпринятых им средств (псалмопения, общежития и строгого подчинения) освобождается от свирепого и бесчеловечного гнева и облекается спасительной кротостью. А проходя девятую ступень, он также тремя врачевствами (молитвой, воспоминанием Страстей Христовых и покаянием) врачует в своем сердце язву памятозлобия и встает на путь всепрощения и евангельской любви.

Теперь перед аскетом открывается дальнейший путь восхождения. Это путь очищения себя от пороков языка. Он охватывает собою три последующие степени, к которым подвижник и приступает с надеждой преодолеть их, при содействующей ему всесильной благодати Божией.

В ближайшей связи с пороками сердца находятся главнейшие пороки языка. К последним относятся: злоречие, или клевета, многоречие и ложь.

Клевета есть порождение ненависти и памятозлобия. Источником питания она имеет многоречие (Лествица 11, § 2), которое в свою очередь поддерживается ложью (12, § 6). «Никто из здравомыслящих, – говорит преподобный Лествичник, – не будет оспаривать, что злоречие рождается от ненависти и памятозлобия» (Лествица 10, § 1).

Преподобный отец учит, что клевета (злоречие) есть не что иное, как «скрытая и неощутимая пиявица, которая сосет и поглощает кровь любви, она есть лицемерие в любви, исчадие ненависти... грубая болезнь, скверна сердца, истребление непорочности» (10, § 2).

Клевета есть бесстыдное и дерзкое присвоение себе прав, принадлежащих единому Богу (10, §14), ибо она всегда производит суд над ближними своими. Клеветать на ближнего – крайняя низость мелкой души, потому что человек клевещущий часто осуждает ближнего совершенно ложно или, еще хуже, – осуждает его в том, в чем сам виновен. Эта страсть более других грехов несовместима с истинным покаянием, которое всегда должно совершаться в духе христианской любви и доброжелательства. Поэтому клевета, как ядовитая змея, одна может повергнуть человека в совершенную погибель (10, § 14–15).

Преподобный отец под клеветою разумеет не только то, когда человеку приписывают грехи и пороки, каких он совершенно не имеет, когда несправедливо порочат его честь, но и унижение ближнего, порицание и оглашение его недостатков, даже тех, в которых он виновен. «Демоны, – говорит Лествичник, – вовлекают нас в сие (то есть злоречие), чтобы или мы грешили, или, если не согрешим, осуждали согрешающих; делают же это для того, чтобы им, убийцам, чрез второе осквернить и первое» (Лествица 10, § 11). «Знай, – говорит преподобный далее, – что клевета есть признак людей злопамятных и завистливых, если, погрузившись в дух ненависти, с удовольствием и без затруднения порочат они учение, или дела, или заслуги ближнего» (10, § 12).

Клеветник и льстивый страшнее всякого зверя. Зверь, какой он есть, таким себя и показывает, а клеветник часто под видом благочестия и доброжелательства скрывает губительный язык своей страсти.

Преподобный учитель для борьбы с духом клеветы предлагает аскету следующие три средства:

1. Видя согрешающего брата, грех приписывать не ему, а подстрекающему его диаволу. «Кто хочет преодолеть дух злоречия, тот пусть винит не человека, подвергающегося падению, но внушающего сие демона. Ибо видел я человека, – говорит преподобный, – который согрешил явно и покаялся тайно; осудил я его, как блудника, а он уже был целомудрен пред Богом, умилостивив Его искренним обращением» (10, § 5–6);

2. Не внимать тому, кто клевещет на ближнего, ибо он клевещет или по своему скудоумию, или по внушению диавола. «Никто не оказывай уважения тому, кто злоречиво говорит тебе о ближнем, а лучше скажи: “Перестань, брат, я ежедневно впадаю в тягчайшие грехи, как же могу осуждать его?”» (10, § 7). Таким образом, из последних слов вытекает третье средство против клеветы – не осуждать ближнего;

3. Рассматривание собственных грехов, которых так много у каждого человека, что для омытия их слезами покаяния не хватит целой жизни. «Ибо если кто без покрывала самолюбия рассмотрит в подробности свои худые дела, то не будет уже заботиться ни о чем ином в жизни... кроме того, чтобы оплакивать самого себя... на что ему не хватит времени, если бы он прожил и сто лет и хотя бы увидел, что слез из очей его вышла целая река» (10, § 10).

Указав эти три способа или средства борьбы с злоречием, преподобный добавляет, что благомысливый и добрый собиратель не станет собирать плоды незрелые, а только такие, которые уже готовы к употреблению; подобно тому и рассудительный подвижник, если видит в ком какие добродетели, замечает их тщательно, а несмысленный станет замечать, отыскивать и собирать, как некую грязь, только ошибки и недостатки своего ближнего. На этом-то последнем и исполняются слова Писания: Испыташа беззакония; исчезоша испытающии испытания (Пс. 63, 7; Лествица 10, § 16).

Закончив свое слово о злоречии и указав средства против него, преподобный Лествичник еще раз предупреждает злоречивого: «Не клевещи, не осуждай даже и тогда, когда видишь собственными глазами, потому что и они часто обманываются» (Лествица 10, § 17).

Восшедшему на десятую ступень лествицы и победившему язвительный порок злоречия предстоит сразиться еще и с «исчадием» (детищем) злоречия – многоречием, которое встретит подвижника также хитро и коварно на одиннадцатой ступени духовного восхождения.

Клевету и осуждение, о которых мы говорили в предыдущем Слове, многие почитают, как и следует считать, за большой грех и беззаконие, но вот многоречие, наоборот, очень многими считается если не добродетелью, то, по крайней мере, делом безразличным и безгрешным. Добродетель же молчания, противоположную многоречию, считают если не пороком, то, по крайней мере, недостатком, и притом большим недостатком. Человека, имеющего эту особенность (молчание или немногоречие), считают недоразвитым, нетактичным, неприветливым и так далее. Так уж мир способен переоценивать ценности. Истинные духовные ценности, истинные добродетели он обесценивает, низводит на степень пороков, тогда как сам порок, который следовало бы презирать, ненавидеть, избегать, искоренять, возвышает, «озлащает» и возводит на степень добродетели.

Подобная переоценка ценностей касается не только разбираемого нами многоречия и молчания, но и многих других христианских добродетелей, например целомудрия, девства, смирения, кротости, воздержания, нестяжания и прочих добродетелей, которых мир не может вместить или просто сознательно не хочет принять. Не может же принять их, по-видимому, потому, что они основаны на воздержании, самоограничении, самоотвержении – словом, они зиждутся на аскетизме. А аскетизм и растленный грехом мир – это две совершенные противоположности, два различных пути. Первый путь узкий, тернистый – ведущий к обновлению, то есть путь в жизнь вечную; последний путь пространный, широкий, гладкий – ведущий к истинному рабству страстей, направляющий к погибели (см.: Мф. 7, 13–14).

Но посмотрим, как же рассуждает о многоречии и молчании преподобный и богомудрый учитель наш Иоанн Лествичник.

Проникая в сущность дела и определяя истинное значение порока многоглаголания, он говорит, что «многоглаголание есть признак невежества (конечно, духовного, да и не только духовного), оно есть дверь к злоречию, прислужник лжи, седалище тщеславия, водитель к смехотворству, истребление сокрушения, провозвестник уныния, предшественник сонливости, рассеяние собранных мыслей, утрата осторожности, охлаждение сердечной теплоты, ослабление молитвы» (Лествица 11, § 2). И наоборот, определяя истинную цену молчанию, он говорит: «Молчание есть матерь молитвы, возвращение из плена, надзор за помыслами, соглядатай врагов, противник притязаний на учительство, непременное преспеяние, узилище плача, памятование о смерти, живо-писатель будущего мучения, любоведец грядущего Суда» (11, § 3).

Вот достойная характеристика тому и другому. И все это истинно, дознано и испытано опытом многих людей – подвижников, проводников истинных аскетов и философов духовной жизни. Да это, собственно, всякий желающий может испытать на себе, если он хоть мало-мальски будет внимателен к своему внутреннему миру и возлюбит воздержную жизнь.

Теперь можно посмотреть, в какой мере справедливы поборники многоречия и в какой мере следует оберегаться от него, а если оно уже успело укорениться в сердце, то с каким старанием нужно заботиться об искоренении этой страсти.

Преподобный отец предписывет на этот случай два средства: 1) возможно частое воспоминание о смерти и 2) уединение. Первое наводит человека на воспоминание своих грехов, вследствие чего возникает сокрушение, плач, при котором вряд ли возможно многоречие и празднословие. Второе же по необходимости заставит молчать, так как слушать говорящего будет некому.

Подтверждая необходимость первого средства, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Кто возымел попечение о своем исходе, тот пресекает слова, и кто приобрел душевный плач, тот бегает многоглаголания, как огня» (11, § 9). О втором же говорит так: «Кто возлюбил безмолвие, тот заградил себе уста... Кто знает благоухание молчания, тот бегает людских сходбищ, как пчела дыма» (Лествица 11, § 10–11).

Свое одиннадцатое слово преподобный Иоанн Лествичник заключает следующим мудрым сравнением: «Очень трудно, – говорит он, – удержать воду без плотины, но еще труднее укротить уста невоздержные... Но кто взошел победоносно на эту одиннадцатую степень, тот вдруг пресек в себе множество пороков» (Лествица 11, § 12).

Однако подвиги укрощения языка двумя указанными степенями, десятой и одиннадцатой, еще не оканчиваются. Они как бы восполняются еще одной очень видной, чисто сатанинской страстью, с которой подвижник непременно столкнется лицом к лицу на двенадцатой степени лествицы восхождения. Имя этой страсти – ложь.

Ложь является преступной страстью. Греховность ее увеличивается тем, что она есть неотделимая принадлежность и как бы сущность диавола, о котором Спаситель определенно сказал, что в нем истины нет. Он есть лжец и отец лжи (ср.: Ин. 8, 44).

Преступная сама по себе, ложь становится совершенно нетерпимой, унизительной, гнусной по тем побуждениям и целям, по которым и для которых она чаще всего применяется. Один лжет ради шутки, другой – чтобы возбудить смех, третий – дабы расставить ближнему своему сети и так далее. Поэтому слово Божие очень сурово карает лжецов. Погибоша еси, глаголющии лжу, говорит пророк (ср.: Пс. 5, 7). «Порождение железа и камня – огонь, а порождение многоглаголания и острословия – ложь» (Лествица 12, § 1). «Ложь есть уничтожение любви, клятвопреступление, отречение от Бога» (12, § 2) . Так преподобный Лествичник отзывается о лжи.

Действительно, кто лжет, тот является ненавистным и Богу, и ближним своим. Он во всяком слове подозрителен, во всяком деле не заслуживает доверия. В обществе он то же, что ржа в железе. Он пытается своим языком лгать на тех, кто твердо стоит в добродетелях. Ничего не говорит без клеветы и всех старается уверить в истине сказанного им. Лжец многоизобретателен и изворотлив. Нет язвы глубже этой, нет порока больше этого. Лжец для всех гнусен и отвратителен. «Кто пускает в ход ложь, тот часто делает это под предлогом заботливости о спасении других и погибель души своей нередко почитает делом правды. Изобретатель лжи часто утверждает, что он подражатель Раавы, и говорит, что, собственно, своей погибелью уст-рояет спасение других» (Лествица 12, § 11). Бегай лжи, как змеи, и войдешь в рай (Слово 24, § 22). Если говорит с тобою лжец, а ты приклоняешь к нему слух твой, то из уст его течет смерть и проливается в недра слуха твоего... Змея, поедая сладкую пищу, превращает ее в горечь, и когда изблюет ее, горе тому, кто примет ее в себя, – так и истина, выходящая из уст лжеца, бывает смертоносным ядом, ибо в сладких словах лжеца скрывается отрава. «Не знают лжи младенец и душа, не имеющая в себе лукавства» (Лествица 12, § 13).

Преподобный Иоанн Лествичник указывает четыре средства противления духу лжи и лукавства:

1. Совершенное невнимание к лживым речам, хотя бы и очень приятным, и больше того – бесстрашное обличение лжи, как гибельного порока, допускающего обман своего ближнего. «Беги от лжи, – говорит Лествичник, – и не только беги, но и самое лукавое сборище расстрой благочестно, предложив на общее внимание мысль о смерти и Суде» (Лествица 12, § 5);

2. Страх Божий, постоянное памятование о том, что Бог, как правосудный и нелицеприятный Судия, ненавидит ложь, слышит все наши слова. За каждое праздное, лживое слово мы дадим ответ на Страшном Суде Христовом (ср.: Мф. 12, 36). «Кто приобрел страх Господень, тот устранился от лжи, имея в себе неподкупного судию – собственную свою совесть» (Лествица 12, § 7);

3. Плач о своих грехах, который постоянно будет держать дух в состоянии сокрушения и сердечной сосредоточенности. Он устранит беспечную веселость и пресечет ложь в устах. «Развеселивший себя вином невольно говорит обо всем правду, а упившийся сокрушением не может лгать» (Лествица 12, § 14);

4. Наконец, ложь пресекается наказанием духовным (епитимией) и гражданскими мерами. Надо сказать, что ложь особенно вредит семейному и общественному делу. Она посевает раздоры и несогласия среди самых близких и родных, мешает, расстраивает нормальный ход общественных дел. Отсюда, ложь должна искореняться строгостью и разного рода наказаниями и по духовной линии, и со стороны гражданских законов «истязанием со стороны начальников искореняется ложь», – говорит Лествичник (Лествица 12, § 10).

Следует заметить, что обязанность пройти три последних степени (десятую, одиннадцатую и двенадцатую) лежит не только на подвижнике, отрекшемся от мирской жизни, но и на каждом христианине без различия. Осуждение ближнего, многоречие решительно осуждается словом Божиим в каждом христианине без всякого исключения, будь то монах или мирянин. И Святая Церковь в молитве святого Ефрема Сирина «Господи и Владыко живота моего...» научает всех христиан молиться словами: «Господи... дух празднословия не даждь ми». «Положи, Господи, хранение устом моим и дверь ограждения в устнах моих. Не уклони сердце мое в словеса лукавствия, непщевати вины о гресех»⁴⁸.

Ложь так глубоко унижает человека, что люди, подверженные этой страсти, лишаются всякого доверия со стороны других. Им не верят даже и тогда, когда они говорят правду. Поэтому преподобный Иоанн Лествичник убеждает «бежать» от этого порока, а если он нашел уже себе место в сердце, то искоренять его вышеуказанными мерами, не медля ни минуты.

«Вот двенадцатая степень; кто взошел на нее, тот приобрел корень совершенства» (Лествица 12, § 14).

Таким образом, последние три степени (десятая – «О злоречии», одиннадцатая – «О многоречии» и двенадцатая – «О лжи») обеспечили аскету свободу от пороков языка, который, по слову апостола, есть неудержимое зло, прикраса неправды и, будучи сам огонь, способен воспалять круг жизни (ср.: Иак. 3, 8–6). Однако многими усилиями, с помощью благодати, воин Христов преодолел это «трехсплетенное зло» и, поднявшись выше, приблизился к более сильному змию – змию плотской похоти, который имеет три смертоносных главы: уныние, или леность (степень 13), чревоугодие (степень 14) и дух блуда (степень 15), которые в своей совокупности преподобным Иоанном Лествичником называются «пороками чрева и плотской нечистоты».

К третьему разряду пороков Лествичник относит: 1) необузданность чрева, 2) происходящую от нее леность и 3) телесную нечистоту.

Ввиду того, что леность имеет своим источником многоречие, преподобный ставит этот порок после многоречия, впереди чревоугодия.

Уныние, или леность, не только не допускает человека делать что-либо доброе, но само является, по выражению древних, матерью всех пороков. Поэтому и преподобный Лествичник называет леность не иным чем, как смертью для подвижника (Лествица 13, § 9). Во-первых, она есть «первое исчадие многоглаголания» (13, § 1), во-вторых, по действу своему она есть «изнеможение души, расслабление ума, ненависть к данному обету, нерадение о подвижничестве, клевета на Бога» (Лествица 13, § 2) и «расточение всего собранного духовного богатства» (13, 10). Леность для подвижника – «всепоражающая смерть» (13, § 9).

Недуг лености смертоносен не только для подвижников и аскетов, удалившихся от мирской суеты, но решительно для всех людей. Поэтому недаром святой апостол увещевает и убеждает именем Божиим не лениться, но работать и трудиться, чтобы есть свой хлеб (см.: 2Фес. 3, 10–12).

Леность расслабляет все силы человека – и духовные, и физические. Она делает его самым несчастным существом, ибо ленивые несносны даже для самих себя. Все скверные грехи и страсти рождаются именно от этого порока. Как червь точит дерево, так леность растлевает и губит душу, или как в стоячей воде разводятся вредные паразиты, так и в сердце праздном и ленивом зарождаются гнусные страсти.

Поэтому горе ленивому, если он не исправится. Только трудящийся получает награду, а у ленивца отнимется и то, что он имеет (см.: Мф. 25, 29). Иди ко мравию, о, лениве, говорит Премудрый, и поревнуй, видев пути его, и будеши онаго мудрейший (ср.: Притч. 6, 6).

Преподобный Иоанн Лествичник указывает общие и частные средства против губительной лености.

Общие средства: а) воспоминание своих грехопадений. «Да будет, – говорит он, – связан этот мучитель памятью грехопадений... ибо кто плачет о себе, тот уничтожает своего врага» (Лествица 13, § 14, 13); б) память о смерти и воображение будущих, уготованных нам благ. Ибо мысль о смерти – враг лености (13, § 15), а представление о будущих благах наносит ему удары (13, § 14).

Частные средства против лености: трудолюбие, рукоделие и молитва.

«Противники мои, которые свяжут меня, – как бы говорит от себя леность, – псалмопение и рукоделие, а умерщвляет меня молитва» (Лествица 13, § 15). «Скажи, наконец, нерадивый и расслабленный, – обращается преподобный Лествичник к лености, – кто на беду породил тебя? Кто исчадия твои? И кто твои неприятели?» Леность от лица нерадивого, хотя и неохотно, снова отвечает: «У истинных делателей послушания негде мне и главу приклонить, а если нахожу себе место у кого из пребывающих в безмолвии, то живу с ними вместе неплохо.

Призывателей у меня много. Таковы: душевная бесчувственность, забвение горнего, а иногда чрезмерность трудов. Исчадия мои – ...преслушание отца духовного, забвение Суда, а иногда и оставление обета» (Лествица 13, § 15).

Таким образом, плачем о грехах, памятью смерти и Страшного Суда, а также трудами и молитвой подвижник поборает тяжелую и мертвящую леность. После этого он твердо вступает на тринадцатую ступень лествицы, готовясь при этом шествовать еще дальше. Однако решительная и полная победа над леностью может быть одержана только после победы над унынием, чревоугодием, от которых, как уже сказано было выше, этот порок имеет свое начало и которыми он питается.

Вторым после лености пороком плотской похоти является чревообъядение, или чревоугодие. Это ужасный и унизительный порок в человеке. Он делает человека малоспособным ко всяким занятиям, и тем более занятиям благочестивым, богоугодным. Он расслабляет и как бы совершенно подавляет дух подвижника, делая из него вместо духовного существа неразумное животное. Подверженному этой страсти неизвестна чистая молитва, ибо помысл его всегда оскверняется нечистыми представлениями; неизвестно ему умиление, ибо пресыщение чрева иссушает слезные источники; неизвестны и непонятны высшие стремления и благодатные наслаждения духа, ибо для невоздержного бог – чрево (Флп. 3, 19) и наслаждения его – в чувственных и грубых удовольствиях мира сего. Уныние, празднословие, смехотворство, море нечистых помыслов и вожделений – вот неизбежные плоды чревоугодия и невоздержания (Лествица 14, § 36).

Порок чревоугодия иногда доходит до чудовищной алчности и жадности к пище. Случается, что чревоугодник, будучи физически не в состоянии употребить много, желал бы, однако, поглотить все, что только видят его глаза.

Преподобный Иоанн Лествичник чревоугодие называет «главою всех страстей» (14, § 30), матерью блуда, лицемерием чрева, врагом целомудрия, другом всякой нечистоты (14, § 5, 2, 27, 35, 19). «Чревоугодник – изобретатель приправ» (14, § 3). «Приласкавший льва нередко укрощал его, а угодивший чреву сделал его более свирепым» (14, § 6).

Господство порока чревоугодия объясняется тем, что он основание свое имеет в естественной потребности человека. Потребность в пище и питии есть природная необходимость для человека. «Каким образом усиливаетесь разлучиться со мною? – вопиет страсть чревоугодия. – Ведь я связана с вами естеством, мне дверь – свойство снедей, причина моей ненасытности – привычка, основание моей страсти – бесчувствие души и непамятование о смерти» (14, § 36).

Таким образом, имея основание в самом естестве и преступая пределы умеренности, чревоугодие обращается в страшный и унизительный порок и открывается, по Лествичнику, в следующих видах:

1. Ничем не насыщающееся объядение. «Чревоугодие есть лицемерие чрева, потому что оно, уже пресыщенное, жалуется на скудость, переполненное и едва не расторгаемое – вопиет, что оно голодно» (14, § 2);

2. Прихотливое и изобретательное сластолюбие. «Чревоугодие есть изобретатель приправ, источник сластей. Преградил ты (в одном месте) струю (чревоугодия) – возникает в другом месте, пресек и эту – иная одолевает тебя» (14, § 3);

3. Неудержимая жадность к любимой пище. Отсюда неукротимое и свирепое чревонеистовство (14, § 4).

Страсть чревоугодия, низкая и безобразная, в настоящем своем виде любит прикрывать себя благовидными предлогами. Но богомудрый Лествичник обнаруживает ее под всяким покровом и учит аскета этой мудрости – как раскрывать приманки этой страсти:

а) Распространенный предлог к чревоугодию – воображаемая слабость тела и малодушное опасение потерять физические силы и здоровье. Но с этим предлогом нельзя соглашаться. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Пока плоть во всей еще силе, будем изнурять ее во всякое время и на всяком месте; когда же она усмирилась (чего не полагаю возможным до гроба), тогда будем скрывать свое делание» (14, § 10). «Возобладай над чревом, пока оно над тобою не возобладало, иначе и воздержание кончится стыдом» (14, § 17);

б) Нередко чревоугодие оправдывает себя благословением пастырей и духовников. «Видел я, – говорит преподобный, – престарелых иереев, вовлеченных в обман демонами, и они юным, которые были у них в подчинении, разрешали на вино и на прочее... однако это очень опасно, и особенно для тех, у кого плотская брань в самом пылу» (Лествица 14, § 11);

в) Гостеприимство нередко служило предлогом к чревоугодию. «Если пришел странник, то чревоугодник весь подвигнут к любви – из чревоугодия, а разрешение для себя почитает утешением брату. Он рассуждает, в чьем присутствии разрешить на вино, и, думая оказать добродетель, делается рабом страсти» (14, § 8).

Преподобный Лествичник, рассуждая о чревоугодии, открывает интересную вещь, а именно, что страсть тщеславия нередко, и особенно по прибытии странников, объявляет вражду чревоугодию. И вот они ссорятся между собою за бедного подвижника, как за купленного раба. Одно (чревоугодие) принуждает разрешить (в пище), а другое (тщеславие) предлагает выставить на вид добродетель воздержания (14, § 9). Как поступить подвижнику в таком случае? Преподобный отец учит, что лучше уступить тогда демону чревоугодия, сделав послабление в пище, и тем самым исполнить закон любви и отогнать от себя беса тщеславия (там же).

Страсть чревоугодия, как уже говорилось выше, преподобный считает самою главною из страстей и неточным началом всего мерзкого и нечистого, что унижает богоподобную природу человека. «Князь демонов – падший денница, главная страсть – алчность чрева» (14, § 30). Страшно слышать у преподобного Лествичника одно только перечисление пороков, вытекающих из этой страсти. «Домогаетесь узнать, как имена моим исчадиям? – восклицает олицетворенное чревоугодие. – Первый сын мой – приспешник блуда, второй по нем – жестокосердие, а третий – сонливость; от меня происходит море помыслов, волны скверн, бездна неведанных и неименуемых нечистот. Дочери мои – леность, многословие, вольность, смехотворство, острословие, жестоковыйность, упрямство, бесчувственность, пленение... дерзость, щегольство» и прочее (14 § 36).

Случается, что чревоугодник так пленяется пищей, что желал бы употребить все, что только видит перед собой. И этот факт преподобный объясняет тем, что диавол, вселившись в чрево, возбуждает в нем чрезмерную, неестественную алчность. «Знай, – говорит преподобный, – что демон часто вселяется в желудок и делает то, что человек не насыщается, хотя бы поел всё в Египте и выпил реку Нил» (14, § 26).

От чревоугодия неминуемо возникает сильная брань плотской похоти. Как от умеренного воздержания возникает целомудрие и чистота, так от сытости и пресыщения – распутство и нечистота. «Если станем размышлять, то непременно найдем, что одно только чрево доводит нас до крушений, бывающих с нами» (14, § 18). Посему-то преподобный Лествичник особенно убеждает бороться с этой сугубо льстивой и сильной страстью.

Наиболее общие и действенные средства против чревоугодия он указывает следующие:

1. Живое памятование о своих грехах: наказание за них здесь, на земле, и еще более за гробом; представление Страшного Суда и вечного геенского пламени (14, § 31);

2. Благоразумный выбор рода пищи и постепенное ограничение ее употребления.

Преподобный Лествичник решительно не одобряет тех, которые, ранее проводя жизнь в довольстве и изобилии, вкушая приятную пищу в изобилии, желают вдруг сделаться великими постниками и питаться одним хлебом и водой. «Это все равно, – говорит он, – что сказать отроку: “Взойди одним шагом на самый верх лестницы”» (14, § 12).

Преподобный отец советует соблюдать в этом отношении осторожную и разумную постепенность: сначала отказаться от пищи «утучняющей», потом от разжигающей плоть, затем от услаждающей (там же). «Будем давать чреву своему (если есть возможность к этому) пищу сытную и удобоваримую, чтобы насыщением удовлетворить ненасытной его алчности, а через скорое переварение, как от бича, избавиться нам от разжжения» (там же).

Таким образом, мы видим, что преподобный Лествичник не возбраняет принимать пищу в мере, достаточной для утоления голода, точно так же и в качественном отношении он советует принимать пищу удобоваримую. Правила строгого воздержания даются не для того, чтобы мучить и терзать человека голодом и жаждой, но чтобы укротить восстание и разжжение грехолюбивой плоти, содействуя этим ангелоподобной, непорочной чистоте (14, § 12–14);

3. Труды физические. Физическая бездеятельность чрезвычайно вредна для подвижника: хотя бездеятельность не может вынуждать к принятию пищи в большом количестве, зато она делает вредной пищу, принятую и в малом количестве. Бездействие не позволяет организму усваивать пищу должным образом, оно способствует выделению дурных соков; тело человека делается грузным и расслабленным (14, § 27). Наоборот, труд при умеренном питании укрепляет организм, обостряет ум, делает человека способным ко всякому доброму делу (14, § 32).

Однако указанные средства не являются еще окончательными в деле победы над страстью чревоугодия. «Восстает на меня, – говорит чревоугодие, – но не побеждает меня памятование грехопадений; враждебна мне мысль о смерти, но ничто не истребляет меня совершенно в людях. Кто же приял Утешителя, тот Им поборает меня» (14, § 36).

Таким образом, решающей силой в победе над чревоугодием (и вообще, надо сказать, над всеми страстями) является благодать Святого Духа, которая, как огонь, совершенно выжигает из сердца человека всю греховную нечисть (там же). Но вместе с этим требуется и усилие, терпение со стороны самого человека.

Мужеством приобретается победа (ср.: Прем. 4, 2). Кто возмог, тот явно поспешит к бесстрастию и взойдет на более высокую степень лествицы, которая называется целомудрием.

Непременным следствием невоздержания чрева является унизительное рабство блудной страсти. И наоборот, всестороннее воздержание и умеренность рождают благоуханный плод целомудрия и чистоты. Поэтому, естественно, преподобный Лествичник предлагает стяжать целомудрие тогда, когда аскет избавится от рабства чреву и сделается полным его господином.

Соблюдение чистоты плоти и духа составляет важнейшую обязанность для аскета-подвижника. В чистоте и непорочности его достоинство, слава и венец победный. Посмотрим, как говорит о непорочности и целомудрии наш учитель, преподобный Лествичник.

«Непорочность есть усвоение себе бесплотного естества... отречение от естества и подлинно необычайное соревнование с бесплотными духами тела смертного и тленного» (Лествица 15, §1, 2).

«Непорочен тот, кто любовь отразил любовью Божественной и огонь угасил огнем невещественным» (15, § 3).

«Непорочен не тот, кто брение сохранил неоскверненным, но кто бренные члены совершенно подчинил душе» (15, § 12). «Поистине блажен, кто приобрел совершенную нечувствительность ко всякому телу, цвету и красоте» (Лествица 15, § 11).

Грехи против целомудрия являются самыми преступными и непростительными грехами. Некто из святых отцов больше блудных грехов считал только убийство и отречение от Христа и ссылался при этом на апостольские правила (Лествица 15, § 47). Грех нецеломудрия – грех самый мерзкий и губительный. Он оскверняет всего человека – его душу и тело. Между тем христианин должен быть чистым сосудом благодати Божией (см.: 1Фес. 4, 4). Он должен быть – един дух с Господом (ср.: 1Кор. 6, 17). Впадая же в блуд, он становится едино с блудницею (см.: 1Кор. 6, 16) и, таким образом, далеко отстраняет от себя благодать Божию.

Преподобный Лествичник совершение блудной страсти называет падением. «Почему, – вопрошает он, – при всяком другом грехе в обычае у нас называть людей поползнувшимися и только, а когда слышим, что сделал кто блуд, – с прискорбием говорим: “Такой-то пал”?» (Лествица 15, § 43).

Насколько низок и богопротивен порок нецеломудрия, настолько высока и боголюбезна добродетель чистоты. Ею человек уподобляется Ангелам и даже Самому Богу. Поэтому некоторые святые отцы чистоту называли совершенною святостью. Спаситель обещает этой добродетели награду – близкое лицезрение Бога (см.: Мф. 5, 8).

Однако подвиг целомудрия состоит не только в том, чтобы сохранять в чистоте свое тело, но и в том, чтобы при чистоте тела соблюдать и сердце свое от всяких скверных плотских вожделений, мысль – от нечистых помыслов и воображений, волю – от малейшей склонности в сторону греха плотской нечистоты. Словом, всю душу соблюдать непорочною и святою.

Преподобной Лествичник учит, что особенно в борьбе с духом блуда человек не может достигнуть победы над страстью одними своими силами. Здесь ему особенно потребна помощь свыше.

По этому поводу он говорит: «Кто хочет побороть своего сопротивника пролитием пота и утомительными трудами, тот подобен связавшему врага своего нетугой веревкой. А кто хочет побороть его воздержанием и неусыпностью, тот подобен наложившему на него железный ошейник. Но кто поборает его смиренномудрием, негневливостью и жаждою, тот подобен убившему врага и скрывшему его в песке» (Лествица 15, § 14). «Иной связал сего мучителя подвигами, иной – смирением, а иной – Божиим откровением» (15, § 15).

Такая трудная борьба с этой страстью объясняется тем, что дух блуда имеет глубокие основы в самом человеческом естестве, и подвижнику поэтому приходится бороться со своею собственною природою. Дух блудный постоянно находится в нашем естестве, как некое смертоносное жало, и постоянно мучит человека. Помыслы и соблазны к этому греху ожидают подвижника буквально на каждом шагу. Встреча с лицами, вид иных предметов, звуки голоса, неосторожное прикосновение – все это способно влиять на душу человека и омрачать его ум и сердце множеством нечистых помыслов. Потому-то совершенно невозможно побороть этого врага без содействующей тому благодати Божией (15, § 25). «Победить самую природу, – говорит Лествичник, – есть дело невозможное» (Лествица 15, § 9). «И возможно ли было бы спастись? поскольку все сотворенное ненасытно вожделевает сродного себе – кровь крови, червь червя, брение брения, – то и плоть вожделевает плоти... хотя мы и пытаемся разными ухищрениями обмануть сию обманщицу» (Лествица 15, § 27).

Находящиеся во власти блудной страсти бывают сострадательны, лукавы и скоры на слезы (15, § 46), но все это – действие бесовское, дабы обманом чувств глубже утопить несчастных. Поэтому требуется большое внимание к себе и борьба. Но где нет борьбы, нет и награды. И кто при искушении не ослабевает духом, тот Ангелами восхваляется, как мужественный воин.

Преподобный в борьбе с блудной похотью предлагает подвижнику следующие средства:

1. Сердечное сокрушение (15, § 84), которое как роса охлаждает возбужденную плоть человека и привлекает на него благодать Божию;

2. Пост, сопутствуемый смирением (15, § 14, 15, 40). Первым подвижник обуздывает греховную страсть, ослабляет, делает ее покорной интересам духа. Смирением же он как бы сковывает этого сильного супостата и останавливает его пагубную деятельность;

3. Труд с послушанием (15, § 57, 37, 40). Усмирение тела физическим трудом обеспечивает подвижнику господство духа над плотью и ее влечениями. Ослабляя плоть трудом, он усиливает дух. Послушание же лишает его греховного самочиния, порабощая воле другого. В совокупности с трудом оно усмиряет греховную плоть и изгоняет нечистые пожелания;

4. Молитва Иисусова и памятование о смерти (15, § 53, 83, 79–81). Молитва, обращенная к Богу, вообще имеет благодатную силу, Иисусова же молитва, при возможно частом и внимательном повторении, имеет особенно сильное действие. Она очищает и просвещает ум, прогоняет демонов и является для подвижника сильнейшим оружием в борьбе со страстями и духами злобы. Смертная же память отрезвляет человека, напоминает ему о частном и всеобщем Суде и тем самым притупляет жало плотской похоти.

«Кто препобедил тело (греховное), тот препобедил естество, а препобедивший естество, без сомнения, стал выше естества; кто же сделался таковым, тот уподобился Ангелам» (Лествица 15, §70).

Вот победная награда на пятнадцатой степени лествицы. «Кто принял ее, живя еще во плоти, тот умер для греха и воскрес для новой жизни, и здесь уже, на земле, он познал начаток будущего нетления» (Лествица 15, § 88).

Так воин Христов, содействующей ему благодатью Божией, преодолел на своем пути еще три важных степени – пороки, которые, соединяясь, образуют как бы одно громадное змееобразное чудовище, имеющее название «грехи плотской нечистоты». Целым рядом средств (сокрушением о грехах, памятованием смерти, трудом, послушанием, смирением и молитвой) раб Христов все же сокрушил главу невидимого змия и освободил себя от рабства грехам плотской скверны. Теперь ему видятся впереди новые препятствия – пороки похоти очес, располагающиеся на двух последующих степенях лествицы (16–17), которые надлежит также пройти труженику Христову.

Корень бо всем злым сребролюбие есть.

1Тим. 6, 10

Сребролюбие занимает весьма существенную сторону человеческой души. Оно выражается главным образом в пристрастии к деньгам и их стяжанию.

И не тот только сребролюбец, кто много имеет и не делится с неимущими, но и тот, кто хотя и не имеет лишнего, но ненасытно желает его и об этом всегда только и думает. У сребролюбца бог – его серебро. Он ему радуется, им услаждается и ему всецело в своем сердце предан. Это сильный и гибельный порок. Яркий пример его ужасной силы и гибельности мы видим на ученике Иисуса Христа Иуде, который за сребреники предал нашего Господа и Спасителя и потом в отчаянии удавился.

Святой Лествичник говорит, что «сребролюбие есть поклонение идолам, дщерь неверия. Оно неосновательно оправдывается немощами, предрекает старость, предвозвещает голод, предсказывает засуху» (Лествица 16, § 2). Сребролюбец смеется над Евангелием, и (поэтому) он – добровольный отступник (16, § 3). Евангелие требует нестяжательности (см.: Мф. 6, 19–21; Лк. 12, 33–34) от всякого христианина, и тем более от подвижника-аскета, отдавшего себя всецело на служение Богу, – и сребролюбец посмеивается всему этому.

Подверженный этой страсти не верит в Промысл Божий и надеется, несчастный, на свое стяжание. Сердце его не имеет покоя. Оно обуревается гневом, опасениями, подозрениями. Как море никогда не может быть без волнения, так сердце сребролюбца никогда не может быть без страха и смятения. Оно – в страхе ради того, что имеет, и в печали ради того, чего не имеет.

Страшно, поистине страшно сребролюбие, ибо оно омрачает ум и сердце – делает человека свирепее зверя, не позволяет думать ни о совести, ни о дружбе, ни об общении, ни о спасении своей души. Этот жестокий тиран и тысячеглавый змий (Лествица, 16, § 1) делает своими пленниками многих нерадивых.

Обращаясь с состраданием и укором к сребролюбцу, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Не говори, что собираешь для нищих, – двумя лептами куплено было Царство» (§ 5).

Указывая степени возрастания порока сребролюбия, преподобный пишет: «Начало сребролюбия – намерение подавать милостыню, середина – сожаление о поданном и конец – ненависть к бедным. Сребролюбец пока не начнет собирать, бывает милостив, а явились деньги – и руки сжал» (§ 8).

«Видел я, что скудные деньгами обогащались, живя с нищими по духу, и забывали первую свою нищету» (§ 9).

Не тот богат, кто много имеет, но тот, кто никакой вещи не требует назад. И не тот богат, кто много имеет, но тот, кто много дает. Хочешь ли обогатиться? Имей другом себе Бога, и будешь богатейшим из всех.

Сребролюбие, как уже говорилось выше, имеет губительные последствия. В частности, оно лишает человека чистой и действенной молитвы. «Кто связан сребролюбием, тот никогда не помолится чистым сердцем, а кто победил эту страсть, тот положил конец многим попечениям» (§ 7).

Преподобный Лествичник против страсти сребролюбия выставляет: а) беспрекословное послушание (17, § 5), б) непоколебимую веру (Лествица 17, § 12).

Беспрекословное послушание обязывает человека следовать наставлениям опытного старца, который дает соответствующие средства «лечения» от страсти сребролюбия.

Вера понудит сребролюбца надеяться не на бездушный металл, а на Бога Живого, Который печется даже и о самой малой птице и тем более не оставит Своим всесильным Промыслом верующего в Него и надеющегося на Него (см.: Мф. 10, 28–31).

Порок сребролюбия связан самыми тесными узами с любостяжанием. Поэтому ставший на шестнадцатую степень и победивший сребролюбие непременно должен столкнуться и с любостяжанием, которое на последующей, семнадцатой, степени лествицы не преминет встретить воина Христова.

Любостяжание отличается от сребролюбия тем, что оно охватывает своим господством гораздо более обширную область. Если сребролюбец пристращается только к деньгам, то любостяжатель – ко всему, что составляет какую-либо материальную ценность. Его страстно охватывает попечение о разного рода имуществе. Он ненасытно желает приобрести его как можно больше, лучшего качества и по дешевой цене. Любостяжатель непрестанно живет этой мыслью, с нею ложится в постель и во сне видит всякие суетные стяжания. Встает с одра – снова хлопочет, суетится, стремится чем-нибудь обогатиться и запастись на многие годы.

Пример гибельного любостяжания указал нам Спаситель в притче о любостяжателе, которого Господь за его крайнее нерадение и пристрастие к земным благам назвал безумным (ср.: Лк. 12, 20).

Впрочем, сущность подвига на семнадцатой степени заключается не в том, чтобы совершенно не иметь никакой собственности. Ведь жизнь, какая бы она ни была отрешенная от всего мирского, потребует иметь необходимые вещи, предметы для употребления и пользования ими. Но главное, что требуется, – не иметь страстной привязанности к вещам и предметам, чтобы не пленять своего сердца земными стяжаниями, а быть свободным от всякой суеты.

Таким образом, любостяжание имеет противоположную ему добродетель – нестяжание. Восхваляя ее, преподобный Лествичник говорит: «Нестяжательность есть отложение забот, непопечительность о житейском, не встречающий препятствий путник, вера в заповеди; ей чужда печаль» (Лествица 17, § 1). «Нестяжательный монах – властелин мира, сын беспристрастия, делатель чистой молитвы» (§ 2, 3, 4). «Кто пренебрег веществом, тот избавился от тяжб и споров, а любостяжательный до смерти бьется даже за иглу» (§ 11).

Величайший пример нестяжания мы видим в многострадальном Иове. В нем не было и следа любостяжания и пристрастия, и потому, лишившись всего, он пребыл несмущенным (§ 13).

Преподобный говорит, что причина любостяжания кроется в недоверии к Слову Божию (§ 1), в забвении смерти (§ 12), в жизни рассеянной, не духовной. По поводу последней причины он говорит следующее: «Вкусивший горнего удобно пренебрегает дольним, а кто не испытал горнего, тот увеселяется имуществом» (Лествица 17, § 6).

Неразумный любостяжатель терпит двоякий вред: не имеет покоя в настоящем веке и лишится его непременно в будущем (§ 7). Нестяжательный же приобретает то и другое. Он благодушествует здесь, на земле: хотя бы у него решительно не было ничего из имущества, все равно он за все благодарит Бога, – и на небе он явится владетелем многих небесных сокровищ.

Любостяжание, как и другие пороки, чревато многими грехами. От него рождаются: ненависть, тяжбы, зависть, вражда, смятения, памятозлобие, жестокосердие, убийство (§ 14). От всех этих многих зол может избавить человека одна добродетель. Ею как огнем может быть выжжен весь лес нечистых страстей. Добродетель эта называется бескорыстием (§ 15). Ее рождают вера и любовь к Богу как любящему Отцу и надежда на Его постоянную заботу о нас, как о Своих детях; памятованием о конечном исходе, соединенным с заботой об отдании отчета в своих делах на Страшном Суде Божием (§ 15).

«Кто приобрел семнадцатую победную награду, тот, совлекшись вещества, шествует к Небу» (§ 16).

Такими словами преподобный заканчивает раскрытие пороков похоти очес – сребролюбия и стяжательности (ср.: 1Ин. 2, 16), которые стояли на пути подвижника на 16 и 17 ступени лествицы и которые, с помощью Божиею, подвижнику удалось также преодолеть. Теперь при дальнейшем восхождении ему неминуемо предстоит вступить в борьбу с пороками уже не материальными, а чисто духовными, которые гнездятся, как хищные птицы, на довольно большой высоте нравственного восхождения подвижника. Эти духовные пороки охватывают собою следующие шесть ступеней лествицы, то есть с восемнадцатой по двадцать третью включительно.

Вести борьбу с ними надо более умно и искусно, как с врагами сокровенными, маловидимыми, духовными.

Переходя к описанию пороков духовных, преподобный Иоанн Лествичник представляет нам прежде всего борьбу с бесчувственностью, или с холодностью души. Это такое состояние, при котором подвижник делается малоспособным к восприятию и удовлетворению духовных запросов. Он охладевает ко всему духовному, высшему, теряет интерес к нравственным подвигам и ослабляет усердие в деле нравственного усовершенствования.

Преподобный Лествичник называет бесчувствие «омертвением чувств, оцепенением мысли, нерадением, обратившимся в природу» (Лествица 18, § 1, 2). Утративший чувствительность есть «несмысленный любомудрец, самоосужденный истолкователь, противоречащий себе любослов, слепец, обучающий других видеть. Он рассуждает об излечении язвы и не перестает вредить ей, говорит о болезни и не перестает есть вредное... рассуждает о воздержании, а служит чревоугодию, читает о тщеславии и тщеславится самим чтением. Много говорит о бдении и тотчас погружается в сон, ублажает послушание, а сам первый чинит преслушание, говорит о целомудрии и страстно смотрит на лица, всегда делается обвинителем самого себя и не хочет прийти в сознание и воздержаться» (Лествица 18, § 3).

Случается иногда, что подвижник, совершив с некоторым успехом малые подвиги против пороков своей страстной природы, считает труд свой как бы уже оконченным и достаточным, если он удерживается на высоте достигнутых добродетелей. Вследствие такого мнения он постепенно и незаметно впадает в теплохладность и успокоенность, которые низводят его к гибельному и мертвенному бесчувствию.

Бесчувствие, не говоря уже об иноке, даже для рядового христианина крайне пагубно отражается на его духовной жизни. Оно является не иным чем, как духовною смертью для человека, когда он в самые важные, священные минуты, например, при причащении Святых Христовых Таин или воспоминании о смерти, Суде, вечных муках, остается бесчувственным, как бы покрытым какою-то мглою или непробудным сном.

Отвечая на вопрос преподобного Лествичника, олицетворенная страсть бесчувствия говорит: «Сделавшиеся моими, видя мертвых, смеются; стоя на молитве, бывают совершенно окаменелыми, жестокосердыми, омраченными; предстоя Святой Трапезе, остаются бесчувственными; причащаясь Дара, пребывают в том же расположении, как и при вкушении простого хлеба... Я матерь смеха, – говорит бесчувствие, – воспитательница сна, подруга пресыщения; я неразлучна с ложным благоговением, и когда обличают меня, я не скорблю о том» (§ 5).

Очень зол и губителен порок нечувствительности. Поэтому преподобный ставит его одним из первых в ряду духовных недугов.

Заметим также, что подвиг борьбы против этого страшного недуга необходим опять-таки не только для одних иноков, но и для мирян, потому что суета, рассеянность, а отсюда бесчувственность, поражают, как некая заразная болезнь, живущих в мире гораздо более, чем иноков, хотя, может быть, в несколько другом виде. Воображая всю святость в исполнении внешних обрядов, многие миряне совершенно не заботятся о внутренней духовной жизни, об исправлении своего сердца, очищении от греха и порока.

Избавиться от мертвенной бесчувственности, холодности, бездеятельности и стяжать ревность к своему спасению, чтобы не отступать перед самыми сильными искушениями и не терять бодрости духа даже после поражений, можно, по мнению преподобного Лествичника, только следующими средствами:

1) страхом Божиим,

2) частым размышлением о последнем Суде,

3) усердной молитвой и

4) постом со бдением.

«Не имеющие у себя этих средств борьбы, – говорит бесчувствие, – не победят меня вовек» (Лествица 18, § 6).

Последние два средства против недуга бесчувствия – молитва и бдение – поставляются Лествичником на отдельных последующих степенях «Лествицы» (19–20). Это делается потому, что молитва и бдение являются особыми подвигами в борьбе с холодностью душевной, по этой причине преподобный учитель духовного восхождения нашел необходимым говорить о них совершенно отдельно.

Молитва для души подвижника – что воздух и дыхание для его тела. Как без воздуха и дыхания тело человека не может жить, так без истинной молитвы не имеет жизни его душа.

Молитва есть в то же время беседа человека с Богом (Лествица 19, § 4), во время которой человек, представляя невидимо пред собою Бога, изливает пред Ним свои сыновние чувства.

Молитва есть фимиам, благоприятный Богу, надежный мост в прохождении житейского моря и разных видов искушений. Она мать всех добродетелей, хранительница целомудрия, печать девства, источник благоговения, учительница послушания, спутница смирения, воспитательница терпения, утверждение мира, умилостивление о грехах (28, § 1), начало веры, спутница надежды, вечная подруга любви.

Молитва «разжигает» человека, она согревает его мертвенность и постепенно воспламеняет дух огнем любви к Богу. Вместе с этим молитва просветляет ум, радует сердце (19, § 5), укрепляет волю подвижника.

Но эти указанные благотворные действия молитва производит только тогда, когда молимся искренней молитвой, сердечной, горячей. А такая молитва дается человеку не вдруг. От подвижника требуется много молитвенных трудов, терпения, постоянства, неотступности, прежде чем он достигнет действенной молитвы.

Особенно сильным врагом, борющимся против истинной молитвы, по святому Лествичнику, является сон. Преподобный отец называет его «образом смерти, бездействием чувств» (§ 1).

Сон один, но имеет много причин. Причины эти естественные и противоестественные: естественные – это когда сон необходимо нужен, как дань нашей природе, и возникающие – когда он приходит или от диавола, или от излишней пищи, или от чрезмерного поста и изнеможения (§ 1).

Преподобный Лествичник призывает подвижника с особенным усердием вступить в борьбу с этим мертвящим недугом и врагом молитвы. Он указывает и средства для этой борьбы.

Первым из них является подготовление к молитве, то есть вхождение в живое сознание, что мы предстоим лицу Божию. «Когда мы идем, чтобы предстать Царю и Богу и беседовать с Ним в молитве, да не приступаем к этому непригото-вившиеся, чтобы издалека увидев нас, не имеющих оружия и одеяния, приличного для пред-стояния Царю, не повелел Своим рабам, связав, далеко отринуть нас от Своего лица и прошения наши разорвать» (28, §3).

Во-вторых, следует выбросить из ума своего все житейское, препятствующее молитве, как ненужный груз, в молитвенном устремлении к Богу (28, § 25).

Затем, очень важным средством к истинной молитве служит бдение. Эту добродетель святой Лествичник утверждает на двадцатой степени своей лествицы как средство, ведущее к истинной молитве и вместе с нею способствующее борьбе с бедственной холодностью.

Под бдением в широком смысле слова святой Лествичник разумеет не только сокращение сна, но и то, чтобы сбереженное (или сэкономленное) от сна время было употреблено не на какие-нибудь пустые дела и занятия, а исключительно на дела полезные и душеспасительные. Послушаем богомудрого отца, поучающего, как следует подвизаться на поприще бдения.

«Рассмотрим, – говорит он, – как поступаем мы, когда бодрствуем на вечерних, дневных и нощных предстояниях. Некоторые при вечерних и ночных молитвах воздевают свои преподобные руки, как чуждые всякого попечения, другие поют псалмы, иные упражняются в чтении Святого Писания, иные противоборствуют сну посредством рукоделия, а другие углубляются в размышление о смерти. Бог принимает все эти дары и ценит их, смотря по мере и усердию приносящего» (Лествица 20, § 2).

Говоря о плодах бдения, преподобный отец говорит, что «бдение – это погашение плотских разжжений, укрощение духов, охранение помыслов, избавление от мечтаний» (§ 5).

Говоря о бодрости как спутнице бдения, он пишет: «Бодрость очищает мысль, а излишний сон наводит забвение и омрачает душу» (§ 3). «Бодрственный монах – ловец помыслов, он в тишине ночи удобно может приметить и уловить невидимых врагов» (§ 6). «Побудь в трезвении, и после молитвы ты увидишь целые толпы бесов, стремящихся осквернить нас непристойными воображениями» (§ 19), особенно после молитвы.

«Монах бодрствующий – враг блуда, а сонливый – сожитель его» (§ 4). Когда труба дает знать о времени молитвы, монах ленивый говорит: «Увы, увы!» (§ 7).

Преподобный Лествичник замечает, что враг бдения, сон, особенно нападает на новоначальных с тем, чтобы «в самом начале подвига сделать их нерадивыми» (§ 16), а еще для того, чтобы через расслабление и сон «ослабить человека для нападения на него блудного демона» (там же). Притом сон – очень коварный враг. Бывает, что когда человек пресыщен пищею и питием, сон удаляется от него, а во время голода и жажды сильно нападает на него (§ 14). Поэтому борьба с этим духовным пороком (сном и расслаблением) должна быть самая серьезная, неослабная, постоянная.

Тем более, что подвиги молитвенного бдения ясно заповеданы Спасителем для всех христиан. Бдите и молитеся (Мф. 26, 41), бдите на всякое время (ср.: Лк. 21, 36), говорит Господь Своим ученикам, а в лице их и всем верующим. Подвиги бдения освящены и собственным Его примером (см.: Мк. 14, 32–41), а Он оставил нам образ, да последуем стопам Его (см.: Ин. 12, 26).

Занятия, которых требует бдение, полезны и нужны и для живущих в мире. Они могут казаться неудобными для находящихся в мирском быту, но только для тех людей, которые совершенно уже не заботятся о спасении своей души и любят мир более, нежели Бога. Такие боятся и малого понуждения к какому-либо подвигу, к чему-либо доброму и спасительному, а живут исключительно чувственною жизнью, исполняя все прихоти и желания страстной плоти.

Следует сказать, что уклонение от подвига, хотя и малого, лишает человека мужества и крепости душевной. Он делается боязливым, слабодушным, малоспособным ко всякому доброму делу. Об этом-то бесплодном и даже вредном малодушии преподобный Иоанн Лествичник и говорит в последующей степени своей «Лествицы».

Враг человеческого рода всякими путями стремится препятствовать подвижнику в делах добродетели и духовного совершенствования. И особенно, нужно сказать, нетерпим и страшен ему бодренный и молитвенный подвижник. Поэтому он всячески старается лишить воина Христова именно этого духовного оружия – молитвенной бодренности. Для этого он наводит на подвижника разного рода страхования – искушение, совершенно ничтожное для имеющего мужественный и бодрый дух, но весьма гибельное для малодушных и боязливых. Поддавшиеся этому диавольскому искушению делаются совсем неспособными совершать келейную молитву и бдеть в ночное время, а иногда даже и днем. Каждый, пусть даже малейший шорох, стук, собственная тень, пустота места – смущают их душу, пугают воображение, наводят невыразимый страх и тем отвлекают ум от благочестивых занятий.

Борьбу против этой истинно младенческой слабости преподобный Иоанн Лествичник поставляет на 21-й степени духовного восхождения. Он указывает в ней и необходимые к этому средства.

Характеризуя порок боязни и страха, преподобный говорит: «Боязливость есть уклонение от веры, младенческий нрав в старчески-тщеславной душе, она есть дщерь неверия и порождение тщеславия» (Лествица 21, § 2, 1). "Страх есть трепетное чувство сердца, тревожимое и приводимое в скорбь от воображения неведомых бед. Он есть лишение твердой надежды, признак горделивости, ибо горделивая душа – раба боязни» (§ 3–4).

Душа с указанными качествами самоуверенна, высокомерна, лишена благодати, ее покрывающей, и поэтому боится всего, даже собственной тени (§ 4).

Как уже замечено было выше, причину такой боязливости души преподобный Иоанн Лествичник видит в маловерии и самонадеянности.

В ком нет твердой и живой веры в Бога, без воли Которого и волос с головы не может упасть (см.: Лк. 21, 18), кто не имеет уверенности, что Отец Небесный хранит Своих рабов от всякой опасности, ограждает их от всякого зла, тому, конечно, остается только верить в свои силы, на себя одного надеяться, ибо, говорит Писание, для него нет помогающего, ниже спасающего (ср.: Пс. 106, 12). Однако такой человек (самонадеянный) невольно сознает, что его силы очень ничтожны и слабы и он вряд ли может обезопасить себя от разных неприятностей.

Христианину – рядовому, а тем более подвижнику Христову – неприлично и даже непростительно поддаваться пороку боязливости и тем радовать врагов нашего спасения, ибо очень уж много дано ему залогов самой заботливой, Отеческой о нас попечительности Бога, Который хранит даже и самых малых птиц (см.: Мф. 10, 29), и тем более не сохранит ли Своих рабов от всяких злых наветов вражиих?

Преподобный Иоанн Лествичник против боязни и малодушия предлагает следующие средства:

1) Ходить чаще в ночное время в те самые места, которые особенно наводят боязнь на человека;

2) Призывать постоянно на помощь имя Христово и вооружаться против невидимых супостатов силой молитвы.

Подтверждая указанные средства, преподобный говорит: «В те места, где привык ты чувствовать боязнь, не ленись ходить в позднее ночное время. Если же несколько уступишь этой достойной смеха слабости, то состареется с тобою эта детская немощь. Отправляясь же в путь, вооружайся молитвою; пришедши же на место, распростри руки и поражай врагов именем Иисусовым, потому что ни на небе, ни на земле нет более крепкого оружия» (§ 7);

3) Плакать о грехах своих, оставив всякие земные и суетные занятия. «Плачущий о грехах и нечувствительный ко всякой иной скорби не имеет боязни, боязливые же часто впадают в безумие. Это естественно, ибо Господь справедливо оставляет горделивых, чтобы и прочие научались не превозноситься» (§ 5).

Сила этого последнего средства (плача о грехах) заключается в том, что страх пред Богом за со деланные грехи изгоняет прочь всякий другой страх, а удаление от всяких земных попечений поставляет человека в такое выгодное положение, что ему совершенно нечего бояться, и хотя бы с ним случилось какое-либо несчастье, он ничего не страшится, ничего не смущается, ибо ни к чему из земных вещей не привязан. Поэтому преподобный Лествичник и говорит: «Кто стал свободным от земных попечений, тот стал рабом Господним, и он будет бояться только одного своего Владыки, а кто еще пленник мира и не боится Бога, тот постоянно будет приходить в страх, трепет, пугаясь собственной своей тени» (§ 11).

Далее преподобный Иоанн Лествичник замечает, что среди мирян, живущих в обществе, недуг малодушной боязни должен бы встречаться реже, нежели между людьми, живущими в уединении (в пустыне, в лесах и прочее). Однако и среди мирян немало робких, суеверных душ, страдающих от страха иногда более, чем какой-нибудь отшельник. Причина этого все та же – маловерие в Бога и крайняя самонадеянность.

Средства к избавлению от малодушия для мирян те же самые, какие указаны были выше.

Дух боязни и малодушия – самое первое из внутренних духовных искушений, и борьба с ним является как бы началом этой великой внутренней брани с духовными пороками, какие ожидают подвижника на последующих ступенях восхождения. Одним из таких пороков является тщеславие, то есть та самая отрасль, которая палит человека нетерпеливым и страшным желанием – «да благо рекут о нем человецы» (ср.: Лк. 6, 26). Этого-то многовидного, чрезвычайно хитрого и коварного змия нам и предстоит открыть, изобличить на 22-й степени лествицы.

Не достигнув своей коварной цели – вселения в подвижника малодушной боязни (21 степень), враг-диавол стремится теперь на 22-й степени восхождения уязвить его духом тщеславия. Что же это за порок и как его характеризует преподобный учитель наш Иоанн Лествичник?

Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Тщеславие, по своему виду, есть изменение естества, извращение нравов, предусмотрение укоризны; по своему качеству тщеславие есть расточение трудов, утрата подвигов, злоумышление против душевного сокровища, исчадие неверия, предтеча гордыни, крушение в пристани» (Лествица 22, § 2).

«Наблюдай, – говорит преподобный подвижнику, – и ты найдешь, что непотребное тщеславие до самого гроба величается одеждами, благовонными мазями, пышными сопровождениями, ароматами и многими другими суетными вещами» (§ 4).

Тщеславие все добрые начинания человека старается обратить в свою пользу. Преподобный Иоанн Лествичник, подтверждая эту мысль, говорит: «Тщеславлюсь, когда пощусь, тщеславлюсь, когда разрешаю пост... Одевшись в светлые одежды, побеждаюсь тщеславием, надевая бедные (одежды), опять тщеславлюсь. Когда заговорю, тщеславию уступаю над собою победу, и когда замолчу, им опять побежден. Как ни бросишь эту рогулю, всегда одним рогом станет кверху» (§ 5).

Человек, поддавшийся хитрому и обольстительному тщеславию, все будет делать только для себя, а не для Бога, для похвалы и собственной славы, а не ради славы Божией. Он становится изменником Божиим, потому что в Крещении давал обет жить только для Господа, служить только Ему и творить волю только Его.

«Тщеславный – идолопоклонник: он по видимости чествует Бога, угождать же хочет не Богу, а людям» (§ 6).

Нужно ли еще повторять, что порок тщеславия губит плоды всех прежде совершенных подвигов? Оно отнимает цену всем трудам – как подъятым подвижником ранее, так и в настоящее время совершаемым. Кроме того, подверженный страсти тщеславия ежеминутно навлекает на себя гнев Божий, ибо Спаситель не напрасно сказал: Горе, егда добре рекут вам еси человецы (Лк. 6, 26).

Говоря о борьбе с этим многовидным пороком, преподобный Иоанн Лествичник требует от подвижника не только изгнания из сердца всякой тщеславной мысли, но и благодушного перенесения всякого рода поношений, уничижений. Тогда только можно будет сказать, что страсть тщеславия совершенно уничтожена и искоренена из сердца, когда подвижник готов будет на всякое время, во всяком месте понести иго Христово, то есть иго поношения, насмешки, узы гонения, бичевания, заплевания, страдания и даже самую смерть.

Необходимо сказать, что преподобный Иоанн Лествичник борьбу с этим лукавым и многосторонним пороком считает чрезвычайно трудной, и это потому, что здесь человеку приходится бороться со своим собственным «я», которое так самолюбиво, так своенравно, что совершенно не хочет видеть своих недостатков.

Чем больше подвижник восходит по пути добродетелей, тем более грозит ему опасность погибнуть от духа тщеславия. Известно, что тщеславие связано с самохвальством. Кто совершил и совершает в жизни много благих дел, для того (если судить по человеческому суждению) естественно чувство некоторого самодовольства, и чем выше и многочисленнее подвиги, тем сильнее может это чувство укрепляться в подвижнике.

Но раб Христов должен знать, что припоминание своих добрых дел и услаждение им есть уже семя тщеславия, а из этого семени весьма быстро вырастает самый порочный плод этой льстивой страсти.

С другой стороны, по мере успеха в духовной жизни подвижника непременно находятся люди, которые начинают расточать перед ним похвалы, ублажать его, удивляться его подвигам и так далее и тем самым дают ему повод к тщеславию.

Говоря о подобных «ублажателях», преподобный Иоанн Лествичник пишет: «Кто хвалит нас – тот льстец и служитель демонов, руководитель к гордыне, губитель сокрушения, истребитель совершенств, ложный указатель пути» (§ 11).

Великого труда, говорит преподобный, стоит отразить от своей души похвалу человеческую, и тем более слушать эту похвалу без всякого чувства самодовольства. Такое состояние свойственно только людям святым и непорочным (§ 12).

Описывая трудность борьбы с тщеславием, преподобный Лествичник говорит, что нападение других страстей на подвижника бывает более открыто и потому борьба с ними удобнее, но порок тщеславия неуловим. Он незаметно примешивается к каждой нашей мысли, к каждому поступку и, как смертельный яд, отравляет их.

Однако же как ни силен порок тщеславия, как ни сложна борьба с ним, но с помощью Божией можно преодолеть и его. Нужно только помнить те средства, которые указываются преподобным Иоанном Лествичником против этого душевного недуга. Средства эти следующие:

1) Усердная молитва к Богу, как единому Врачу душ человеческих (§ 41);

2) Живое и непрестанное памятование о смерти и о Суде Божием, имеющем открыться за гробом (там же);

3) Воспоминание о своих грехах, соединенное с сокрушением сердечным (там же);

4) Унижение себя перед другими и почитание себя недостойным каких-либо похвал от людей (§42).

«Вот степень двадцать вторая. Кто не пленится здесь тщеславием, тот не внидет во враждебную Богу безумную гордыню» (§ 46), которая в ярости ожидает подвижника Христова на следующей, двадцать третьей, степени восхождения.

Впустивший в свое сердце дух тщеславия и не вступивший с ним в борьбу на предшествующей двадцать второй степени скоро поймет свою ошибку и горько будет оплакивать свое небрежение. Он не заметит, как окажется во власти гордыни – этой гибельной сатанинской страсти.

Выслушивание с самодовольством людских похвал незаметно породит в душе подвижника убеждение, что он действительно лучше других, что он в самом деле праведный и святой человек, а отсюда человеку недалеко до впадения в гордыню.

Однако достойно примечания, что гордость – такой порок, который обуревает не только неустоявших в борьбе с тщеславием, но и тех, которые мужественно победили его. Враг спасения – диавол, озлобленный успехами подвижника и его быстрым приближением к совершенству, насылает на него самое лютое искушение – дух гордости. Этот дух силится победить подвижника самомнением и таким образом низринуть его с высоты добродетелей в бездну нечестия. Для этого диавол и сами успехи подвижника направляет против него же самого, то есть он делает их обоюдоострым оружием, стремясь поразить им сердце подвизающегося. Посмотрим, как говорит о гордости преподобный учитель наш Иоанн Лествичник.

«Гордыня, – говорит он, – есть отречение от Бога. Она демонское изобретение, уничижение человеков, матерь осуждения, исчадие похвал, признак бесплодия души, предшественница умоисступления, предуготовительница падений... источник раздражительности, неведение сострадания, жестокий истязатель... противник Богу, корень хулы... опора демонов» (Лествица 23, § 1).

Гордость, как и прочие пороки, имеет в своем развитии начало, середину и конец.

"Начало гордыни – конец тщеславия (22, § 2); середина же – уничижение ближнего, бесстыдное разглашение своих подвигов.

Конец гордости – отречение от Божией помощи, превозношение собственною своею рачительностью, демонский нрав» (23, § 2).

Дух гордости – самый свирепый из всех духовных пороков. Он лютый и по своим последствиям: он производит душевное расстройство, внутреннюю тяжесть и угнетенность, сообщает сердцу человека жестокость, упорство, противление. «Презрение к другим, унижение своих собратий, гнев, жестокосердие, удаление от благодати Божией, бесплодие душевное» (23, § 1) и, наконец, смерть душевная – вот те горькие плоды, которые произрастают от запавшего в сердце семени гордости.

Но самое мучительное последствие гордости – это неизъяснимые хульные помыслы, возникающие в сердце человека. Будучи демонской страстью (§ 19, 32), гордость вводит в душу человека как бы самого диавола, который, вселившись в ней, сообщает ей свои сатанинские свойства. Эти свойства более всего выражаются в богохульстве. В этом именно сатана находит себе и потребность, и наслаждение – хулить Бога и все святое (§ 45). Отсюда гордость и является непременным источником хульных помыслов (§ 34), которые появляются, как «от негодной матери (гордыни) негоднейшие порождения» (§ 39).

«Хульные помыслы – это самый опасный враг и неприятель, – говорит преподобный Иоанн

Лествичник. – И что хуже всего, их трудно бывает обнаружить перед духовным врачом, трудно исповедать, трудно изречь» (§ 39, 41).

Причина трудности выявления этого постыдного мучителя кроется в том, что помыслы хульные бывают очень грязные, низкие и гнусные. «А потому, – говорит Иоанн Лествичник, – сей злочестивец во многих нередко порождал отчаяние, как червь в дереве, истребив в них всякую надежду» (там же).

Состояние человека, обуреваемого хульными помыслами, – самое тяжелое и безотрадное, «жалкое и опасное» (§ 39–40). Совершенно непостижимым образом молниеносно врывается в душу человека бес хулы, внося с собою самые непотребные и бесстыдные представления. Эти представления чрезвычайно быстро приходят на память, с удивительной ясностью отпечатлеваются в сознании и так же быстро и неуловимо ускользают, оставляя в душе мрачное и тяжелое чувство.

Богопротивные мысли, хула на святых и все святое и даже на Самого Бога и все Божественное – вот обычное содержание непотребных внушений хульного духа. И что всего бедственнее – помыслы подобного рода нападают на подвижника более всего во время молитвы. Преподобный Иоанн Лествичник, отмечая эту особенность духа хулы, говорит: «Сей мерзкий враг нередко во время самих святых собраний и в самый страшный час совершения Таин (Божиих) имеет обычай хулить Господа и совершаемые Святые Таинства, из чего наипаче и узнаём ясно, что не душа наша произносит сии беззакония, но богоненавистник демон, сверженный с небес за то, что и там, вероятно, изрыгал хулы на Господа» (23, § 40).

«И не только все Божественное и святое хулит этот безбожный враг, но и всякие срамные и непристойные слова произносит в нас, чтобы мы или оставили молитву, или отчаялись в себе» (§ 45).

«Когда стоим на молитве, восстают оные нечистые в несказуемые помыслы, а когда кончаем молитву, тогда удаляются, потому что не любят, коварные, бороться с теми, кто с ними не борется» (§ 44).

Преподобный отец утверждает, что дух хулы указанными приемами «многих отвлек от молитвы, многих отстранил от Святых Таин, у иных истомил тело печалью, иных изнурил постом, не давая им никакого покоя» (§ 46). Поступает же нечистый так особенно с теми, кто стремится к чистоте душевной и телесной. Он внушает им мысли, что для них нет уже спасения, что они злосчастнее самих неверных язычников (§ 47).

Легко прививаясь к каждой душе, родительница хульных помыслов гордость изгоняется из сердца многими трудами и напряжением. Истинное несчастье гордеца состоит в том, что эта страсть совершенно ослепляет его ум. Думая о себе слишком высоко, он находит, что его поведение весьма скромное, степенное, – словом, не замечает своего гибельного состояния. Он не видит гордости, живущей в нем, он душевно слеп. Отсюда человек неспособен к покаянию, а в этом-то и вся суть греховности, что человек не видит своих грехов и не сознает себя виновным пред Богом.

Чтобы открыть глаза ослепленному гордецу, преподобный Иоанн Лествичник указывает несколько признаков, по которым можно судить о наличии в душе человека этой страсти. Признаки эти следующие:

1) крайнее тщеславие,

2) превознесение своих достоинств,

3) жажда похвал людских,

4) нетерпение обличений,

5) стремление противоречить и желание начальствовать над другими (§ 6–8, 11, 18 и другие).

Так как все эти признаки гордого духа сокрушаются послушанием и строгим отношением к себе, то преподобный отец и советует употреблять против гордости как противоядие именно послушание. Но самое действенное врачевство против этого коварного недуга – смирение, унижение себя, самобичевание, сознание того, что хвалиться, надмеваться нечем, разве только своими грехами и своим ничтожеством (§ 38, 16, 21, 28).

Как было уже сказано выше, гордость питается сознанием своего превосходства над другими, наличием природных и благодатных дарований, многим доброделанием и прочим. Сообразно с этим преподобный Иоанн Лествичник предписывает:

1) Постоянно помнить, что сами добрые дела наши есть не что иное, как дар Божий, и совершаем мы их не столько своими силами, сколько помощью благодати, нам содействующей. «Стыдно, – говорит преподобный отец, – превозноситься чужим убранством, но более безумно величаться Божиими дарованиями. Какие были у тебя заслуги до рождения твоего, теми и превозносись только, а что имеешь по рождении, как и самое рождение, даровал тебе Бог» (§ 16);

2) Помнить, что конец венчает всякое дело и нам неизвестно еще, не погубим ли мы своих подвигов каким-нибудь позднейшим падением (§ 17);

3) Чаще прочитывать книги, повествующие о жизни и добродетелях святых отцов, чтобы сравнить себя с ними и понять, какая же наша жизнь и как далека она от жизни истинных подвижников Христовых. «Если мы станем постоянно испытывать самих себя и сравнивать с жившими прежде нас отцами и светилами, то найдем, что мы не вступили еще на путь строгой жизни и не соблюли святых обетов своих» (§ 21, 15);

4) Постоянно вспоминать о своих грехопадениях, содеянных прежде, и тем смирять себя. «Ибо гордость, – говорит преподобный Лествичник, – рождается еще и от забвения наших грехопадений; напротив того, памятованием о них снискивается смиренномудрие» (§ 8).

Воспользовавшись должным образом всеми вышеуказанными советами преподобного учителя, подвижник сумеет подавить в своем сердце всякое высокоумие, кичливость и тем самым освободиться от гибельного порока гордости.

Что же касается «исчадий гордыни» – хульных помыслов, то о них следует сказать следующее. Избавиться от этого зла посредством вышеуказанных средств не всегда возможно. Для прогнания их требуются особые средства. Тем более, что эти помыслы иногда обуревают душу независимо от гордости: как указывает преподобный Иоанн Лествичник, они часто входят в «простейшие, непорочные сердца» (§ 50), которые от этого погружаются в большое смущение и беспокойство, а иногда даже в отчаяние.

Важнейшее средство против этих смущений, которое прописывает преподобный Лествичник, – относить хулу диаволу, не приписывая ее своей душе, так как именно он является виновником всякой нечистоты, и гнусных дел, и хульных представлений, а душа совсем не желает их. Поэтому нужно просто презирать эти помыслы, не удостаивать их никакого внимания. Гордый дух хулы не вынесет презрительного отношения к себе и отступит. Презирая его и нимало не внимая его внушениям, скажем ему словами Спасителя: «Иди за мною, сатано. Господу Богу моему поклонюся и Тому единому послужу» (см.: Мф. 4, 10; Лествица 23, § 48).

Другое средство против духа хулы – молитва. Она ходатайствует пред Богом о ниспослании благодатной силы просящему; она питает дух подвижника, вооружая его против врага.

«Кто другим, кроме сказанного, хочет побороть демона хулы, тот подобен покушающемуся в своих руках удержать молнию. Ибо этот враг внезапно, подобно ветру, врывается в сердце, мгновенно изрекает слова и вдруг исчезает. Все прочие враги останавливаются, продолжают борьбу, медлят... сей же нечестивец едва появится – и уже исчезает, едва скажет слово – и уходит» (§ 49).

И, наконец, третье средство в борьбе с хульным демоном – откровение этих помыслов отцу духовному. Ибо ничто так не укрепляет и не питает страсть, как укрытие ее в тайниках души и неосвещение светом покаянной исповеди (§ 54).

Так подвижник Христов, с помощью благодати Божией, прошел еще одну часть трудного пути по лествице духовного восхождения, именно, путь борьбы с духовными пороками, которые, встретив воина Христова на 18-й ступени лествицы (бесчувствие), не переставали его бороть до степени 23-й (гордость). В результате подвижник преодолел пять важных душевных недугов: бесчувствие, расслабленность, леность к молитве и доброделанию, малодушную боязнь, тщеславие, безумную гордыню.

Но здесь еще не кончается его путь к совершенству. Подвижнику еще предстоит вступить в область более возвышенную, подъять подвиги более трудные, именно – подвиги обновления духа. И только по прохождении этого последнего, духовного этапа лествицы совершенствования раб Христов воистину станет новым человеком, новой тварью во Христе (ср.: Гал. 6, 15) и достойным наследником вечной, блаженной жизни.

Пройден чрезвычайно большой путь к совершенству. Но конец его еще впереди. Горе человеку, если он ограничится достигнутым, если он успокоится и остановится в своем восхождении, не достигнув конечной вершины. Впереди его ожидает вожделенный и прекрасный в нравственном отношении этап – обновление в душе поврежденного образа Божия, поскольку христианин должен не только совлечься ветхого человека, тлеющего в похотях прелестных, но и обновиться духом ума своего, облечься в нового человека, созданного по Богу в правде и в преподобии истины (ср.: Еф. 4, 22–24).

Образ Божий во всей своей чистоте и красоте явлен нам в лице Господа нашего Иисуса Христа. В Нем телесно дано всякое исполнение Божества (ср.: Кол. 2, 9). Поэтому образовать душу по образу Христа Спасителя – значит вообразить и вселить в ней Христа (см.: Еф. 3, 17). Подражая Его святейшим свойствам (насколько это возможно для человека), следует достигнуть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13).

Душевное обновление предстоит полное. Это значит, что все основные душевные силы: ум, воля, чувство – должны принять совершенно новое направление, противоположное устремлениям ветхого человека. Словом, встать на путь обновления.

Но как и прежде, на пути самоочищения, преподобный Иоанн Лествичник имел в виду только подвиги важнейшие, так и здесь, на пути обновления, он ставит в центр внимания подвиги обновления коренных сил души человеческой – ума, воли, чувства, с возрождением которых естественно изменится направление и прочих, подчиненных им душевных способностей.

Нелегкий завершающий путь обновления души преподобный Иоанн Лествичник начинает с обновления сердца как главного источника физической и душевной жизни человека (степени 24 и 25).

Следует заметить, что преподобный Иоанн в своей «Лествице» придерживается порядка практического. Он придает сердцу первенствующую важность среди других душевных сил человека. Это делается, видимо, потому, что сердце является главнейшим источником всех наших действий – как добрых, так и злых (см.: Мф. 12, 35). Поэтому преподобный отец считает, что дело духовного обновления нужно начинать именно с сердца.

Испорченность человеческого сердца обнаруживается главным образом по двум направлениям:

1) в богопротивных чувствах к самому себе (самолюбие, гордость),

2) в богопротивных чувствах к другим людям (недостаток любви, раздражительность, гневливость, льстивость).

В этих-то двух направлениях сердце человеческое и требует обновления, чтобы обогатиться, хотя бы в некоторой степени, такими чувствами, какие обитали в сердце Христа Спасителя. Тем более, что Спаситель Сам призывал нас к этому, говоря: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29). Отсюда и преподобный наш учитель Иоанн Лествичник советует подвижнику, желающему обновить свое сердце, стяжать любвеобильную кротость и боголюбезное смирение.

Первую он поставляет, во всей ее красоте, детском незлобии и простоте, на двадцать четвертой степени лествицы. Вторую, еще превосходнейшую первой по виду и по качеству своему – на двадцать пятой.

В чем же красота святой кротости? – В благодушном перенесении обид и неприятностей всякого рода.

«Кротость, – говорит преподобный, – это утес, возвышающийся над морем раздражительности, о который разбиваются все приражающиеся к нему волны, а сам он остается неподвижным» (Лествица 24, § 4).

«Кротость есть опора терпения... матерь любви, основание рассудительности... содейственница послушанию... подательница радости, подражание Христу, ангельское свойство, узы для демонов, щит против досады» (§ 5–6).

«В сердцах кротких почиет Господь, а душа мятежная – седалище диавола. Кротцыи наследуют землю» (ср.: Мф. 5, 5; Лествица 24, § 7–8).

Истинная кротость состоит не в том только, чтобы не платить злом за зло своему обидчику, не выражать на него неудовольствия внешним образом, но и в том, чтобы даже в глубине души не чувствовать на него огорчения, напротив – неизменно иметь к нему нелицемерную любовь и от всей души молиться за него. Словом, кротость истинная, нелицемерная выражается в простоте сердца и чужда всякой неправды и лукавства. Должно подражать в этом случае простоте детского сердца, по слову Спасителя: аще не будете, яко дети, не внидете в Царство Небесное (ср.: Мф. 18, 3).

Но кротость в чистом ее виде редка, чаще всего она встречается с примесью лицемерия и лукавства. Это такие дополнительные свойства, при которых добродетель кротости совершенно теряет свою ценность и чистоту.

Наоборот, истинная кротость имеет следующие качества: святую простоту, детское незлобие (Лествица 24, § 6). Первое, простота, делает кротость доступной для всех людей – великих и малых, ученых и невежд, богатых и бедных, а второе, качество незлобия, уподобляет рабов Христовых Самому Иисусу Христу, Который сказал: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем (Мф. 11, 29).

Характеризуя отрицательные качества кротости – лицемерие и лукавство, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Лицемерие есть противоположное состояние тела и души, сопряженное с выдумками всякого рода. От лицемерия, как от стремнины и от рва двоедушия, да бежим, ибо написано, что лукавнующии по-требятся и яко зелие злака скоро отпадут (Пс. 36, 9, 2), потому что они пажить демонская» (§ 17, 22).

Говоря же о лукавстве, преподобный выражается так: «Лукавство есть искусство или, лучше сказать, демонское бесстыдство, лишенное истины и думающее укрыться от многих. Лукавство есть извращение правоты... хитросплетенные слова... бездна коварства... враг смирению, личина покаяния... вражда на исповедь... препятствие к восстанию... притворное благоговение, демонская жизнь» (§ 15, 20). «Лукавый – соименник и сообщик диавола, лживый провидец» (§ 21, 26).

Наоборот, как прекрасна и блаженна простота! Она, однако, бывает двух видов – простота от природы и простота, достигаемая трудом и усилиями над собою (§ 24).

Простота от природы, хотя и имеет цену, но не такую, как простота, привитая к сердцу многим трудом, потому что первая приобретается без труда, является как дар природы и дар Божий, поэтому и награда за нее будет невеликая. Простота же, приобретенная трудом, так сказать – самовоспитанная простота, вознаградится преславной наградой (там же). Такая именно простота ведет к самому высокому смиренномудрию и к вожделенной кротости (там же).

Для искоренения лукавства и достижения кроткого нрава преподобный Иоанн Лествичник предлагает следующие средства:

а) уклоняться от рассеяния,

б) иметь совершенное послушание,

в) хранить уста от многоречия (§ 28).

Преподобный Иоанн Лествичник находит, что снискание простосердечия особенно затруднительно для тех, кто обладает некоторыми познаниями. «Мудрость надмевает, – говорит он, – а неученость некоторым образом смиряет» (§ 29). Таким образом, как первая заграждает, так вторая пролагает путь к простосердечию.

Средство для ученых к достижению простоты преподобный предлагает следующее – «посмеиваться своему разуму» (§ 34). «Стой крепко, – говорит он, – в той мысли, что мудрствование твое ошибочно... Поступая так, обретешь спасение и правоту во Христе Иисусе» (там же).

Этот совет преподобного очень полезно усвоить многим инокам, вступившим на путь креста и самоотвержения с большим или малым запасом познаний, но стоит его запомнить и каждому рядовому христианину, живущему в мире, в той или иной мере соприкоснувшемуся с книжной мудростью, ибо надо сказать, что среди людей мирских особенно господствует этот дух суемудрия, дух самомнения и превозношения разума над областью веры.

Итак, вожделенная кротость в сочетании со святой простотой и детским незлобием – весьма замечательный цветок в венке добродетелей подвижника. Но в алфавите духовных сокровищ преподобный Иоанн Лествичник находит еще одну многоценную красоту, и, может быть, даже большую, чем подмеченная нами предыдущая. Драгоценность эта – смирение. «Как заря предшествует солнцу, – говорит святой отец, – так кротость является предтечей смиренномудрию» (24, § 1).

Гибель всех страстей – смиренномудрие.

Преподобный Иоанн Лествичник уделяет добродетели смирения очень большое внимание. Он поставляет ее на 25-й степени своей лествицы и говорит о ней подробно и с особой любовью. Святой учитель даже не находит достаточных слов, чтобы восхвалить эту величайшую христианскую добродетель достойным образом. Ведь эта добродетель – небесная и принесена на землю Самим Господом нашим Иисусом Христом. Он дал нам величайший образец смиренномудрия. Он, по слову апостола, будучи Всемогущим Богом, смирил Себя и был послушным до смерти, смерти же крестной (ср.: Флп. 2, 8).

Преподобный Иоанн Лествичник называет смиренномудрие «покровом Божиим, через который подвижник не видит своих преспеяний. Оно есть бездна самоуничижения, недоступная никакому татю, столп крепости от лица вражия (Пс. 60, 4), дверь Царствия, вводящая приближающихся к ней» (Лествица 25, § 27, 31). Смиренномудрие есть небесная труба, которая из бездны грехов может возвести душу на небо (§ 68).

«Смиренномудрие всегда гнушается своею волею, как погрешительною... и пребывает в послушании... Доверие к себе для смиренномудрого – остен⁴⁹ и бремя, как для гордого чужое мнение» (§ 54).

Смирение, как и все добродетели, имеет первую, среднюю и конечную степени своего развития и получает от Бога дар – восхождение в тридцать, в шестьдесят и во сто крат. До последней меры смирения восходят бесстрастные, до средней – мужественные, до первой же могут доходить все (§ 49).

«Некто, увидев в сердце своем красоту смиренномудрия и объятый удивлением, просил сказать имя родителя его; спокойно и кротко улыбнувшись, смиренномудрие сказало: “Как хочешь узнать имя Родителя моего? Оно неиме-нуемо, смиренно и хочет быть всегда безвестным”» (§ 69).

Преподобный Иоанн Лествичник называет смиренномудрие «безымянным дарованием души, известным только тем, которые в нем искусились» (§ 4). Ничуть не причисляя себя к их сословию, преподобный старается дать понятие об этой высокой добродетели словами не своими, а тех, которые ее испытали и в ней искусны.

Из всего этого видно, что смирение есть особое качество сердца, совершенно противоположное гордыне: оно состоит из чувства самоуничижения, самоотвержения, самоосуждения. Такое именно расположение чувств в подвижнике повлечет за собой неисчислимое множество других добродетелей (§ 35, 36). И преподобный даже решается сказать, что истинно смиренномудрый не подвержен никакому пороку. Он советует, что если душу терзает какая-либо страсть, то в поборники для победы над нею следует брать смирение. «Оно, – говорит преподобный, – на аспида и василиска наступит и поперет льва и змия (ср.: Пс. 90, 13; Лествица 25, § 67), то есть сокрушит грех, поразит отчаяние, посрамит диа-вола».

«Многие улучали спасение без дара предсказания, озарений, знамений, чудес, но без смирения никто не войдет в брачный чертог» (§ 52).

«Когда увидишь или услышишь, что иной в немногие годы приобрел высочайшее бесстрастие, тогда заключай, что пешешествовал он не иным, как сим блаженным и кратким путем» (§ 36).

«Если предел гордости состоит в том, чтобы хвастаться добродетелями, которых не имеешь, то признаком смиренномудрия будет – представлять себя виновником и в том, в чем совершенно не виновен» (§ 44).

Способы приобретения смиренномудрия преподобный предлагает следующие:

1. Всегда содержать в памяти свои грехи, свои немощи, свои недостатки, чтобы, взирая на них, сокрушать свое сердце, бичевать себя, унижать и тем приближаться к смирению (§ 7–8, 35, 36);

2. Часто испытывать себя. Кто желает достигнуть смирения, тот должен постоянно входить в свою совесть, рассматривать свои помыслы и поступки (§ 32, 29, 40, 50). Сила этого средства очень велика, ибо если смирение есть уничижение самого себя в своих собственных глазах, то испытание своей совести есть лучший к тому способ. Оно способно открыть во всей наготе бедность, худость человеческой души, ее растленность, нечистоту, и тем самым человек признает свою безответность пред Богом;

3. Помнить, к какой святости мы призваны и какие высокие добродетели должны были бы иметь в себе, а, между тем, мы их не имеем и проводим жизнь беспечную, ленивую, нерадивую, недостойную нашего высокого назначения. Поэтому будем смиряться и еще раз смиряться и почитать себя одними из последних;

4. Молиться Богу о ниспослании этого драгоценного дара смиренномудрия. «Да упражняемся, – говорит преподобный, – в молитвах, прошениях до тех пор, пока Божиим содействием не освободим ладьи души своей от всегда свирепеющего моря гордости и вместо нее обретем смирение» (§ 35).

Таковы средства, содействующие подвижнику Христову при его восшествии на двадцать пятую степень лествицы. Кто же с помощью милосердого Бога восшел на сию степень, да дерзает, как соделавшийся подражателем Христу; таковый спасется.

Таким образом, смирение в союзе с кротостью на значительной высоте лествицы (степени 24–25) благодатно обновляют сердце труженика Христова. Облагороженное, освященное и облагоуханное ими сердце подвижника становится способным ощущать в себе блаженное Царство Божие, так как, очищенное от страстей, обновленное силою благодати, оно сделалось достойным вместилищем всеблаженного Бога.

Но обновление одного сердца и освящение его Божественною силою еще не обеспечивает человеку полного душевного возрождения. Необходимо просветить и обновить и вторую важную силу человеческой души – ум, чтобы и он, совлекшись греховного омрачения, стал ясным, проницательным и способным познавать и усваивать Божественные истины.

Указав подвижнику путь обновления сердечной области и принесение этого жизненного органа (сердца) во всецелую жертву Христу, преподобный Иоанн Лествичник на следующих трех степенях начертывает путь к обновлению другой, не менее важной душевной силы – ума.

Назначение этой силы он видит, главным образом, в следующем: во-первых, в том, чтобы разум был для души нашей душевным оком (Лествица 26, § 100), светом стезям нашим (ср.: Пс. 118, 105), чтобы он руководствовал нас к святой, богоугодной деятельности, указывая елика суть истинна, елика честна, елика доброхвальна (ср.: Флп. 4, 8), давая при этом возможность разуметь, что есть воля Божия святая, совершенная (ср.: Рим. 12, 2);

во-вторых, в том, чтобы разум был, так сказать, господином, владыкой в нашей душе, управляя всеми ее силами – как высшими, так и низшими, благоустрояя их к добру и спасительной деятельности (Лествица 26, § 1–2), бдительно наблюдая за способностями душевными: памятью, воображением, рассудком – и одновременно с этим непрестанно возносясь к своему первообразу – Богу, созерцая Его красоту и бесконечные совершенства и пребывая с Ним в блаженном единении.

Между тем, вследствие падения прародителей и личных грехов ум человеческий помрачился и обложился как бы некою мглою, которая препятствует ему ясно различать, что есть добро и что – зло. Оттого и все наши действия, как бы они ни казались добрыми, имеют в себе, однако, значительную долю зла.

Более того, вследствие греховного помрачения ум утратил господственное положение в человеке и только номинально считается царем и управителем в душе, а фактически далеко не имеет этих законных полномочий, ибо остальные душевные силы действуют часто совершенно независимо от требований ума, а иногда даже и против его желания, исполняя капризы чувственной плоти.

В результате этого чувственного огрубения богоподобный ум в человеке отяжелел дебелостью плотских страстей. Он не может уже подняться на высоты бесстрастия, к созерцанию Божественных красот и, как подмоченный пух, стелется и пресмыкается по земле.

Вследствие всего этого подвижник Христов, стремящийся обновить свой ум и возвести его к первоначальному достоинству (легкости, красоте, силе, чистоте), должен:

1. Возвратить себе утраченную способность к различению добра и зла. Лучшим к тому средством преподобный Иоанн Лествичник называет рассуждение, которое поставляет на 26-й степени своей лествицы. Этот подвиг дает возможность подвижнику ясно разбираться в области добра и зла, отличать одно от другого и одно делать, а другое отвергать;

2. Вернуть уму способность повелевать и господствовать в душе человека, то есть дать ему возможность управлять всеми душевными силами, чтобы внутренняя жизнь текла тихо, безмятежно и благоплодно. Как надлежащее средство к достижению этого преподобный советует подвиг безмолвия;

3. Поднять ум от нечистых, греховных представлений и устремить его к Небесному свету, к Солнцу Правды, к Владыке блаженства и красоты – словом, вперить его в жизнь горнего мира. Пребывая на земле телом, умом жить на небе. Как средство к этому преподобный предлагает молитву, которая, постоянно возносясь к Богу, будет удерживать ум в непрестанном богосозерцании.

Характеризуя сущность подвига рассуждения, преподобный отец называет его «неоскверненной совестью и чистым чувством» (§ 4).

В новоначальных рассуждение есть истинное познание самих себя, в преуспевающих – духовное чувство, в совершенных – истинное ведение. Вообще же рассудительность есть несомненно верное постижение воли Божией во всяком деле (§1).

Познание воли Божией есть дело величайшей важности и вместе трудности. Но к этому познанию мы должны всегда стремиться и его желать. Преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Как палимый зноем елень жаждет воды, так должно быть вожделенно нам уразумение воли Божией – благой и совершенной. И не только благой воли, но и того, что неугодно ей. Это – предел для нас важный и нелегко изъяснимый» (§ 109, 119).

Одним словом, рассуждение – это тот самый дар премудрости, то духовное разумение, которого испрашивает у Бога христианам святой апостол: Да даст вам Бог духа премудрости, откровения, чтобы иметь просвещенна очеса сердца вашего (ср.: Еф. 1, 17–18). Сего ради не бывайте несмысленни, но разумевайте, что есть воля Божия (Еф. 5, 15–16).

Чтобы достигнуть такого разумения воли Божией, подвижник должен принять следующие меры:

а) Умертвить в себе своеволие, ибо если человек всегда стремится действовать только по своей воле, то возможно ли ему будет в полноте познать волю Божию? (§ 110);

б) Обращаться к Господу с молитвой и верой и в простоте сердца просить Его, чтобы Он Сам научил нас познавать и творить волю Его. Одновременно с этим следует читать с благоговением слово Божие и писания святых отцов и из них поучаться (§ 125);

в) Наконец, оставив всякую гордость, превозношение и лукавство, со смирением вопрошать советов отцов и братий в решении тех или иных дел. Пред этим же необходимо усердно помолиться Богу, чтобы Господь через уста Своих рабов открыл Свою всесвятую волю, и потом уже выслушивать и принимать ее, как из уст Самого Бога (§ 110).

«Хотя бы вопрошаемые были и не весьма духовные, все равно вышеуказанным образом их можно вопрошать, ибо не неправеден Бог и не попустит, чтобы обольщены были души, которые с верою и простотою покорились совету рабов Его, и через них возглаголет невещественный, невидимый Дух Божий» (там же).

Рассматриваемой (26-й) степени преподобный Иоанн Лествичник уделяет большое внимание. Не довольствуясь теоретическими воззрениями на рассуждение и предложением средств к приобретению этой добродетели, преподобный, для большего научения подвижника в этом трудном деле, проводит многочисленные практические опыты, касающиеся этой добродетели. Он подвергает суду совести разные помыслы и поступки и определяет их нравственное достоинство – добрые ли они или злые. Если же сами по себе они могут быть и тем и другим, то он устанавливает, в каком именно случае они будут сообразны со святой волей Божией и в каком нет. В итоге преподобный Лествичник дает различные практические советы касательно добродетели рассуждения. Для примера приведем некоторые из них.

«Во всех твоих начинаниях и поступках держись такого правила: строго разбирать, соответствуют ли они Божию намерению или нет. Но как это узнать? Узнаем следующим образом. Если мы при вступлении в иночество начнем упражняться в каком-либо деле и ежели, несмотря на то, не будем ощущать в себе смирения в большей мере, чем сколько имели его прежде, то, кажется, такое дело с волей Божией будет несогласно, малое ли то будет дело или великое» (§91).

«Для младенчествующих еще в духовной жизни удостоверением в согласии с Господней волей служит смирение, достигших же среднего состояния удостоверяет, может быть, удаление от них внутренних браней, а совершенных – приращение и обилие Божественного света» (там же).

«Во всякой страсти, а также и в добродетели, не перестанем исследовать самих себя: где мы? В начале ли, или в середине, или в конце» (§75).

«При сравнении зол должно избирать нам легчайшее. Например, бывает нередко, что стоим на молитве и приходят к нам братия; необходимо сделать одно из двух: или оставить молитву, или опечалить брата, отпустив без ответа. Но любовь выше молитвы, потому что молитва есть частная добродетель, а любовь объемлет собою все добродетели» (§ 69).

«Совершенным свойственно всегда узнавать, какая мысль возникает в душе из собственного сознания, какая от Бога и какая от демонов» (§ 186).

«Двумя чувственными очами просвещается тело, а мысленною и видимою рассудительностью просветляются очи сердца» (там же).

Однако для обновления ума и возношения его к Богу недостаточно одного подвига рассуждения. Как мы уже указывали выше, преподобный отец наш предписывает для этого еще и добродетель безмолвия, помещаемую им на следующей, двадцать седьмой, степени.

Для усмирения помыслов и уравновешения всех вообще душевных сил в человеке и водворения в нем владычества разума, преподобный Лествичник предписывает добродетель безмолвия. И действительно, безмолвие есть наилучшее к тому средство. Но какое безмолвие имеет в виду преподобный?

Безмолвие бывает двух видов – телесное и душевное. Первое, говорит преподобный, «есть благочиние и благоустройство нравов и чувств телесных, а второе есть благочиние помыслов и нерасхищаемая мысль» (Лествица 27, § 2).

«Начало безмолвия – удалять от себя всякий шум врагов, как возмущающий глубину сердца, конец же безмолвия – не бояться их мятежей и быть среди них нечувствительным» (§ 5).

«Безмолвник есть земной образ Ангела, чья молитва свободна от лености и нерадения. Безмолвник тот, кто явственно взывает: Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое (Пс. 56, 8) – и кто говорит: Аз сплю, а сердце мое бдит (Песн. 5, 2; Лествица 27, § 17).

В делателе безмолвия ум бывает мужественный и строгий. Он, стоя на страже при дверях сердца, «недремлющим оком ловит все входящие худые помыслы и или отражает их, или, более того, убивает» (§ 3). Конечно, наглядным образом доказать этого нельзя, но кто с усердием безмолвствует, говорит преподобный Иоанн Лествичник, сам опытно изведавший жизнь безмолвника, тот понимает сказанное, «а кто еще младенец в безмолвии, тот не вкусил и не изведал сего» (там же).

В другом месте преподобный указывает свойства разумно проходящих безмолвную жизнь. Они суть следующие: «неволнующийся ум, чистая мысль, восхищение ко Господу, представление вечных мук, памятование о близости смерти, всегдашняя алчба молитвы... умерщвление блуда... отвращение от чревоугодия, начало богословия, источник рассудительности, слезы, утрата многоречия» (§ 37).

Безмолвие может быть достигнуто двумя способами. Первый – когда ведут особую подвижническую жизнь, состоящую в постоянном и совершенном уединении и удалении даже от самых близких лиц. Второй способ – это безмолвие как частное правило жизни, которое может взять на себя и исполнять всякий ревнитель благочестия. Оно состоит в возможном удалении от всего, что развлекает ум, рассеивает его и приводит человека к многоречию и смехотворству.

Высокая цель, для которой преподобный предлагает подвижнику безмолвие, в совершенной мере достигается только безмолвием первого рода, то есть отшельничеством. Потому преподобный Иоанн Лествичник в своем учении о безмолвии имеет в виду безмолвие именно этого рода.

Пристанище безмолвия спасительно, однако это не значит, что безмолвие необходимо для всех и каждого, кто только желает освободиться от бури помыслов. Являясь само по себе вернейшим к тому средством, безмолвие может иногда оказаться средством не только неполезным, а, наоборот, погибельным. Почему это так? Потому, что жизнь безмолвная сопряжена с крайними трудностями и опасностями, преодолеть которые не каждый сможет. И преподобный Иоанн Лествичник по этому поводу говорит: «Безмолвие губит неопытных. Они не вкусили еще сладости Божией, а тратят время в пленениях, расхищениях, унынии и парении ума» (§ 55), а «кто и разумно вступил в подвиг безмолвия, но не видит от него с каждым днем новой пользы, тот или не так безмолвствует, или вкрадывается самомнением» (§ 59).

Отсюда, безмолвие может быть полезным только для немногих и уже преуспевающих на пути доброделания (§ 66). Кто же еще не имеет достаточного духовного опыта, тому лучше не принимать на себя подвига абсолютного безмолвия, чтобы не сделаться для врагов спасения предметом посмеяния и для людей предметом соблазна.

«Кого тревожат еще (страсти): раздражительность, самомнение, лицемерие и злопамятность, – тот да не осмеливается увидеть даже и след безмолвия, чтобы вместо всякого приобретения не дойти ему до умоисступления. Если же кто чист от всего этого, тот может извлечь из этого полезное» (§ 36).

Таким подвижникам полезнее будет упражняться в безмолвии второго вида, то есть, находясь среди людей, по возможности безмолвствовать устами, и умом, и сердцем, не уходя в отшельничество; хотя такой вид безмолвия далеко не сравним с полным отречением и одиночеством, однако и он все же приводит к желательной цели.

Следует сказать, что преподобный Иоанн Лествичник если и раскрывает в этой степени образ жизни уединенной, то единственно потому, чтобы дать об этом подвиге какое-нибудь понятие для тех, кто способен понести безмолвие, – но не в виде обязательного прохождения для всех подвижников. Наоборот, преподобный даже воздерживается много любомудрствовать о суровом безмолвии, чтобы не приняли его слова о безмолвной жизни за обязательный призыв ко всем подвижникам. Чтобы показать, что и кроме сурового отшельничества можно достигнуть благоволения Божия, преподобный Иоанн Лествичник говорит: «Для тех, кто в общежитии мужественно подвизается, такие же венцы сплетаются, какие и для живущих в уединении» (§ 1).

Таким образом, добродетель безмолвия в союзе с рассудительностью, по учению преподобного Иоанна Лествичника, может содействовать подвижнику в обновлении, очищении и умиротворении его умственных сил и способностей. Рассуждение дает здравую оценку всем помыслам, поступкам человека; безмолвие водворяет в его душе мир, тишину и блаженное созерцание. Но чтобы дать уму совершенное обновление и чтобы его не только обновить, но и обогатить, преподобный Иоанн Лествичник добавляет еще одну степень – именно двадцать восьмую, взойдя на которую, раб Христов, очищенный и обновленный, обогатит свой ум даром молитвы.

«Могущество царя – богатство и множество подданных, а могущество безмолвника – обилие молитвы» (§ 86).

«Молитва, по качеству своему, – говорит преподобный Иоанн Лествичник, – есть общение и единение человека с Богом, а по действенности своей – примирение с Богом... очищение грехов... сокрушение браней... ангельское дело, пища бесплотных... источник всех добродетелей... невидимое преспеяние, пища души, просвещение ума – богатство монахов», прилепление к Богу (Лествица 28, §1).

«Какое благо, – говорит преподобный в другом месте, – может быть выше, чем прилепляться к Господу и пребывать с Ним в непрестанном единении?» (§ 29).

Говоря о молитве, преподобный различает два ее вида: молитву внутреннюю, или душевную, и наружную, или телесную, – и объясняет свойства того и другого вида молитвы.

Для того чтобы наша внутренняя, душевная, молитва была действенна и благоугодна Господу, необходимо следующее.

1. Прежде чем приступить к молитве, нужно привести душу свою в соответствующее для этого важного дела настроение. «Не без приуго-товления потечем в путь (молитвенный), чтобы иначе (Бог), увидев нас не имеющими оружия и одежды для предстояния Царю, не повелел рабам Своим, связав нас, изгнать от Себя, а прошения наши разодрать и бросить» (§3). «Когда идешь предстоять пред Господом, душевный хитон твой да будет весь исткан из нитей... не-памятозлобия. В противном же случае не в пользу будет тебе молитва» (§4).

2. Представши же пред Господом, мы должны стоять пред Ним:

а) с величайшим благоговением и душою, свободною от всех житейских забот и помыслов. «Как царю земному ненавистен тот, кто, предстоя ему, отвращает от него лицо свое и беседует с врагами владыки, так мерзок пред Господом тот, кто, предстоя на молитве, занимается нечистыми помыслами» (§ 54);

б) с сокрушением сердечным, священным трепетом, как преступник пред Праведным Суди-ею, Который милует только тех, кто сам милосерд. «Будь милосерд, особенно тогда, когда приступаешь к молитве. Ибо тогда в ней сторицею примешь» (§ 44);

в) приступать к молитве с сыновним дерзновением и любовью, как пред милосердным Отцом, Который не только наказывает за грехи, но более всего милует и сострадает, особенно сокрушенных сердцем.

3. Предметом нашей молитвы должно быть, прежде всего, а) славословие с благодарением Богу за Его великие к нам благодеяния, оказанные Им во всю нашу жизнь. «На хартии моления нашего начертаем прежде всего искреннее благодарение» (§7). Затем положим пред Господом б) свое исповедание, искреннее раскаяние во грехах своих. «Вторым страхом, – говорит преподобный, – пусть будет исповедание, душевное сокрушение в глубине чувства» (§ 7). И лишь потом уже следует выражать Богу в) свои прошения, «чтоб они известны стали Ему» (там же).

Однако второе прошение, то есть исповедание пред Богом своих грехов, должно быть постоянным и неослабным, ибо «и грешим каждый час, каждую минуту в своей жизни. Поэтому и покаяние, и исповедание должно быть непрестанным, сердечным. «Хоть бы прошел ты всю лествицу добродетелей, молись об оставлении грехов, слыша, как говорит великий апостол о себе и о грешниках: от нихже первый есмь аз (1Тим. 1, 15; Лествица 28, §13).

«Если ты не был судим и не видел, как истязают других, то научись хотя бы подражать тому, как больные умоляют врачей, когда должны терпеть от них резания или прижигания» (§ 8).

Говоря о втором способе молитвы – наружной, или телесной, преподобный Лествичник считает совершенно необходимыми для этой молитвы внешние проявления и телесные действия, как то: полагание крестного знамения, выражение слов молитвы, поклоны, коленопре-клонения и прочее. Они составляют насущную принадлежность внешней молитвы, как необходимое выражение внутренних благоговейных чувств.

Но вместе с тем эти внешние действия являются также и средством к возбуждению молитвенного настроения. Только совершать их следует неленостно, с искренним усердием. Кроме этого, преподобный учитель советует внешнюю молитву делать немногословной, то есть избегать многоречия и красноречия в молитве, ибо ими цель не достигается.

«Не старайся о многоглаголании, чтобы в приискании слов не рассеялся ум. Одно слово мытарево умилостивило Бога, и одно речение спасло разбойника. Многоглаголание в молитве часто вводит ум в мечтание и парение, а краткость молитвы обыкновенно собирает ум воедино» (§ Ю).

Преподобный Иоанн Лествичник дает также совет относительно стояния на молитвенном подвиге. Он предписывает пребывать в молитве особенно в те минуты, когда чувствуется от слов молитвы некоторое услаждение, «ибо тогда, – говорит преподобный, – Ангел хранитель наш молится вместе с нами» (§ 11). Этот именно момент преподобный советует использовать более благоплодно, ибо «кто знает, может быть, такого удобного времени для прощения грехов наших мы больше и не получим во всю нашу жизнь» (§ 49).

Преподобный советует также терпение в молитве. «Не говори, что, долгое время пребывая в молитве, ни в чем ты не успел, потому что самое пребывание в молитве есть уже успех» (§ 29).

Поучает преподобный и тому, что надо молиться за всех, кто бы только ни попросил нашего молитвенного предстояния. Хотя бы подвижник был и немолитвенным и не имел дара истинной молитвы, «все равно не отказывайся помолиться о душе другого (хотя бы ты был и великий грешник). Если же, помолившись, ты услышан, не превозносись этим, ибо это не по твоему достоинству совершилось, а по милости Божией и вере больного (просящего)» (§ 36, 37).

«Иные говорят, что молитва лучше памятования о смерти, но я, – говорит преподобный, – воспеваю две сущности в одном» (§ 46).

Преподобный советует подвижнику быть весьма осторожным в отношении молитв за женщин, «чтобы, прилагая за них прошения, не быть самому окраденным с правой стороны» (§57). Святой Лествичник советует также не исповедовать в молитве грехов со всеми их подробностями (особенно плотских), «чтобы не сделаться наветником самому себе» (§58).

Не следует оставлять молитвы или ослаблять ее, когда долгое время не получаем просимого. «Проси со слезами, ищи с послушанием, ударяй в дверь с долготерпением, ибо так просяй приемлет, и ищай обретает, и толкущему отверзется» (Мф. 7, 8; Лествица 28, § 56).

В заключение преподобный Иоанн Лествичник говорит, что научиться истинной молитве из книг невозможно. Необходимо упражнять себя в ней опытно, то есть практически. Да и потому невозможно, что молитва есть особый дар Божий, имеет своим наставником Бога, Который научает ведению, дает молитву молящемуся и благословляет лета праведных (ср.: 1Цар. 2, 9; Лествица 28, § 64). Молитвенным подвигом и заканчивает преподобный деятельность по обновлению ума.

Три важных добродетели: рассуждение (степень 26), безмолвие (степень 27), молитва (степень 28) – это как бы три очистительных и животворных ручейка, проходя через которые ум подвижника очищается от своих нравственных нечистот и обновляется для новой жизни. Однако для того чтобы достигнуть полного возрождения души, необходимо приступить к обновлению воли и этим тройственным очищением всех душевных сил добиться полной гармонии в душевной жизни.

Чтобы добиться полноты духовного обновления или, как говорит преподобный, «воскресения души прежде общего воскресения» (Лествица 29, § 4), подвижнику необходимо с помощью благодатного содействия изменить свою волю. Вместо воли греховной, удобопреклонной ко злу, ему следует воспитать в себе волю боголюбивую, святую, бесстрастную, стремящуюся только к добру и Виновнику доброго – всеблагому Богу.

Совершение этого важного дела ведется на двух последних степенях лествицы (29–30). На них как бы венчается весь нравственный тяжелый подвиг крестного пути труженика Христова.

Сущность подвига 29-й степени – бесстрастие, то есть совершенное освобождение от всех «запинающих подвижника страстей». Преподобный Иоанн Лествичник эту добродетель называет состоянием небесной жизни здесь, на земле, жизнью ангельскою, полной непорочностью смертных.

Под бесстрастием, говорит он, я разумею небо на земле, где вместо звезд на тверди сияет добродетелями бесстрастный. «Красота тверди – звезды, а украшение бесстрастия – добродетели; ибо под бесстрастием не что иное разумею, как внутреннее небо ума, для которого демонские злоухищрения то же, что детские игрушки» (§2).

В собственном смысле «бесстрастен тот, кто плоть сделал нерастлеваемою, ум возвысил над тварью, покорив ему все чувства, и лицу Господню представил (всю свою) душу, которая непрестанно даже и как бы сверх сил своих устремлена к Богу» (§ 3).

Бесстрастие преподобный справедливо связывает с непорочностью, потому что эта добродетель (непорочность) есть «начало воскресения и нетления тленных» (§ 7), а бесстрастие усваивает бесстрастному звание гражданина горнего Иерусалима и любимого сына Небесного Отца (§ 14).

Сущность бесстрастия – совершенное беспристрастие, обогащение добродетелями в полноте духа. «Бесстрастна та душа, которая столько привыкла к добродетелям, сколько страстный человек пристрастился к сластолюбию и роскоши» (§ 9). Бесстрастный, как говорит апостол, не ктому сам живет, а живет в нем Христос (ср.: Гал. 2, 20).

Говоря о бесстрастии, преподобный учитель предупреждает о том, что полное бесстрастие достигается только благодаря наличию всех добродетелей. Если же какой из них нет, то может ли подвижник назваться бесстрастным? «Не из одного камня делается царская диадема, и бесстрастие не достигает совершенства, если вознерадим об одной какой-либо добродетели» (§ 13).

Если признак совершенного порабощения страстям – немедленное их исполнение, то признак святого бесстрастия – быть в состоянии открыто сказать: уклоняющагося от Мене лукаваго не познах (Пс. 100, 4), то есть как бы так говорит бесстрастный: «Диавол ко мне приходил, но я его не принял. Как он пришел и как ушел, я не почувствовал, потому что я стал совершенно бесчувственным к его всевозможным приражениям и мысленным устремлениям» (§ 10).

Человек, сподобившийся состояния полного бесстрастия, еще находясь во плоти, во всех своих помышлениях, словах и делах имеет управителем обитающего в нем Бога. Через внутреннее озарение он ясно познает волю Божию и пламенно стремится к исполнению ее. Вот желанный конец бесстрастия. «Стремлюсь к бесстрастной красоте, какую Ты дал познать мне, Боже» (§ 11).

Все силы души бесстрастного устремлены к Богу. Ум его созерцает красоту и величие беспредельного Бога, воля его стремится к исполнению воли Его всесвятой, сердце его наслаждается высокими святыми чувствами всемогущей Его славы.

Замечательно, что преподобный Иоанн Лествичник не указывает никаких средств к достижению бесстрастия. Это потому, что все предшествующие степени явились уже достаточными подготовительными этапами для подвига бесстрастия. Проходя эти степени, подвижник уже исчерпал все средства, испытал все пути, усвоил все добродетели. В результате этого он, с помощью Божиею, достиг обновления всей своей души и приблизился к блаженному бесстрастию.

«От земли на небо восставляет нищий ум и от гноища страстей воздвигает убогого блаженное бесстрастие» (§ 14), но посаждает его в князи со святыми Ангелами некая троица добродетелей – это вера, надежда и любовь, из которых вечно пребывающей является любовь. К ней-то с великим смирением и приступает подвижник для конечного венчания, восходя для этого на последнюю, тридцатую, степень духовной лествицы.

Еще один шаг, и лествица восхождения к совершенству пройдена. Подвижник уже близ предела своего многотрудного пути. Скорби, сомнения, труды, искушения, борьба, падения, слезы, восстания – все это позади.

Еще один шаг, и многотрудная глава воина Христова увенчается, как драгоценной диадемой, союзом трех превосходнейших добродетелей – веры, надежды и любви (Лествица 30, § 1). «В одной я вижу луч, – говорит преподобный, – в другой свет, в третьей – круг солнца; во всех же – одно сияние и одну светлость» (§ 2). «Одна все может творить и созидать, вторую окружает и делает непостыдною Божия милость, третья никогда не падает, не останавливается в течении и уязвленному ею не дает уже упокоиться от блаженного восторга» (§ 3).

Вступление подвижника на последнюю степень лествицы есть не что иное, как вступление в теснейшее общение с Богом его очищенной и обновленной души. Умом подвижник соединяется с Богом через живую веру, чувством – через твердую надежду, волею – через пламенную любовь, и особенно через эту последнюю, ибо она более всего уподобляет его Богу и приближает к Нему. Вот почему высшею мерою христианского совершенства всегда полагался союз – веры, надежды и любви, с предпочтением, однако ж, последней. Вот почему и преподобный наш учитель Иоанн Лествичник отводит этим трем добродетелям место на самом верху своей лествицы, как бы увенчивая ими весь подвижнический путь.

Трудно дать ясное понятие об этих трех добродетелях тому, кто не соприкоснулся с ними, чье сердце не прониклось их животворными блаженными свойствами. Ведение их приобретается более всего собственным опытом подвизающегося. Поэтому и преподобный Лествичник мало говорит нам о них, как бы боясь близко приступить к их Божественному небесному сиянию.

Соотношение между верой, надеждой и любовью преподобный объясняет соотношением, какое имеется между солнечным лучом и самим солнцем (§ 2).

Вера в смысле познания Бога обретается чистотою сердца и непорочностью.

Надежда есть уже как бы обогащение невидимыми, ожидаемыми небесными благами.

Любовь – горение небесного огня, возжженного в смертном сердце от бессмертного невещественного пламени и рвущегося в небо, в вечное единение и упокоение с ним.

Любовь, как вершина вышеуказанных преимущественнейших добродетелей, является главным, завершающим цветком в венке христианского совершенства. Она радует подвижника, она усовершает его, она оживотворяет и делает его из смертного бессмертным, вечно живым, любящим – словом, она украшает его многоценной диадемой вечной, неиссякающей милости.

«Любовь, по качеству своему, – говорит Иоанн Лествичник, – есть уподобление Богу, сколько возможно оное для смертных. По действенности своей она – упоение души, а по отличительным свойствам – источник веры; она бездна долготерпения, море смирения» (§ 7).

Описывая силу любви, в какой именно мере она должна быть в подвижниках по отношению их к Богу, преподобный говорит: «Любовь к бесконечному Богу должна быть беспредельна (§ 11)».

«Не столько мать привязана к грудному младенцу, сколько сын любви привержен всегда к Господу» (§ 12).

«Кто истинно любит, тот постоянно воображает лицо любимого... Такой даже и во сне не может успокоиться от сильного желания видеть любимого. Так бывает в природе телесной, так бывает и в природе бесплотной. Некто, уязвленный такою любовью, сказал: Аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2; Лествица 30, § 13).

Любовь – чувство сыновнее, ей чужд рабский страх, чужда ненависть к ближним, все люди для нее – дети одного Небесного Отца (§ 25).

Любовь производит дар пророчества и чудотворений, она очищенный источник, ангельское чувство (§ 35).

Любовь просвещает и обожает человека, делает иных светлыми, иных радостными. «Когда уже весь человек срастворен Божией любовью, тогда и наружность его, как в зеркале, показывает светлость его души» (§ 17).

Достигшие такого состояния – озарения любви – нередко забывают о тленной пище, не ощущают алчбы к оной. И это неудивительно, говорит преподобный Иоанн Лествичник, потому что любовь восполняет все (§ 18).

Обращаясь как бы непосредственно к самой любви, преподобный вопрошает: «“Возвести нам, прекраснейшая из добродетелей, как нам прийти к тебе? Просвети нас, напой нас, наставь нас на путь... Ты над всеми владычествуешь, ты и мою теперь привлекла к себе душу, и не могу удержать в сердце пламени твоего... Скажи нам, какова сущность твоя, какова лествица восхождения к тебе?” И сия царица, как бы явившись с неба, говорит: “Пока, любитель мой, не отрешишься от дебелости – не возможешь познать красоту мою... На вершине (лествицы) утверждаюсь я”. Единение мое вечное в блаженном упокоении с Богом моим Иисусом Христом, ибо Он Сам есть Источник любви, Сам есть Вечная Любовь» (§ 36–37).

Начертав путь лествицы восхождения к совершенству и сам взойдя по ее ступеням, достигнув ее высокой вершины и познав красоту, славу и блаженство в единении с Богом, преподобный наш учитель и богомудрый отец Иоанн Лествичник обращается ко всем внимающим ему со следующими увещательными словами: «Восходите, братия, восходите усердно, внимая тому, кто говорит: приидите, взыдем на гору Господню и в дом Бога нашего (ср.: Ис. 2, 3)... Приложите старание, умоляю вас, чтобы оказаться нам победителями и достигнуть в мужа совершенна, в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4, 13), ибо Христос, крестившись тридцатилетним... также стал на тридцатую ступень духовной лествицы... Ему держава, Ему сила, в Нем начало всех благ... в бесконечные веки» (Лествица 30, Краткое увещание).

Такими словами заканчивает изложение своей чудной «Лествицы» преподобный Иоанн Лествичник.

Как мы видели из вышеизложенного, сочинение преподобного Синайского игумена под названием «Лествица» действительно является лестницей восхождения, или путем, который ведет подвижника от земли на небо. Эта лестница, состоящая из тридцати постепенно восходящих ступеней (подвигов), ведет воина Христова к совершенству через многие трудности, скорби и борения. Однако этот путь креста и скорбей состоит не только из злостраданий и лишений – он таинственно заключает в себе и многие духовные утешения.

Подвижник, вступая еще в самом начале на предуготовительные степени лествицы, хотя и терпит скорби и томления по разлучении с миром и его делами, однако уже здесь начинает ощущать красоту свободы во Христе (степень 2), – и благоухание послушания (степень 4), – и многоплодность покаяния (степень 5).

Поднявшись выше и вступив в область очистительного пути – пути жестокой борьбы с пороками – страстями, подвижник, хотя и испытывает также и на этом этапе ужасную, тяжелую брань со злом, а также лишения, падения, злострадания всякого рода, однако вместе с этим благодать Божия, ему неуклонно сопутствующая, не перестает по временам утешать его скорбный дух, так что он забывает все невзгоды бранного пути и, благодаря неустанно вспомоществующему ему Утешителю – Святому Духу, восходит выше.

Дальнейшая часть духовной лествицы утешает «путника Христова» еще большими радостями. Здесь, как мы видим из степеней 24–30, раб Христов, очищенный от страстей предшествующими подвигами, обогащается добродетелями, украшается ими, как бесценными цветами. На этом, конечном уже, пути восхождения подвижник основательно обновляет все свои душевные силы, начиная с сердца (степени 24–25), затем ума (степени 26–28) и воли (степени 29–30).

В результате этого он поднимается на самую вершину лествицы совершенства, где удостаивается постоянного единения, райской жизни с всеблаженным, вечным Богом. Таким образом, в «Лествице» преподобного Иоанна изложено все, что только нужно для людей, стремящихся к восхождению от земли на небо.

Следующая, четвертая, глава нашей работы откроет перед нами ту истину, что для многих подвижников «Лествица» действительно явилась удобным руководством на пути к совершенству и принесла им великую пользу в этом важном деле.

На высоте Господь воздержания истинна тя положи, якоже звезду нелестную, световодящую концы, наставниче Иоанне, отче наш.

Кондак св. Лествичнику, глас 4

«Лествица» игумена Синайской горы, преподобного Иоанна имеет высокое нравственно-воспитательное значение. Для людей, желающих вести строгую подвижническую жизнь, «Лествица» всегда была надежным руководством. Появившись в VI веке, она на протяжении многих последующих столетий вела по своим степеням от земли на небо не одно поколение подвижников-аскетов. С ее чудным, искусным построением знакомились сонмы монашествующих, великие мужи, знаменитые и славные отцы. К последним относятся, например, преподобные авва Дорофей (VII в.), Исаак Сирин (VIII в.), Феодор Студит (IX в.) и другие видные представители аскетизма.

Известны были начертания «Лествицы» и светилам церковной жизни более поздних периодов. Так, руководствовались ею в духовной деятельности наши русские святители-подвижники: Димитрий Ростовский (XVII-XVIII вв.), Митрофан Воронежский (XVIII-XIX вв.), Филарет Московский (XIX в.), Феофан Вышенский, Затворник (XIX в.). А какой великий сонм скромных иноков, подвижников, затворников, аскетов, молчальников, столпников, имена которых ведает только один Бог, восходили к нравственному совершенству по ее мудро устроенному пути!

Наиболее благотворное нравственно-воспитательное влияние «Лествица» оказала преимущественно на иночествующих, и это естественно, потому что ее предписания касаются, главным образом, области строгой нравственности, которой и придерживается в своей жизни преимущественно иночествующее сословие.

Но не одних только монашествующих касаются подвиги, изложенные в этом сочинении, – и для мирских людей они служат надлежащим руководством в духовной жизни. Ведь есть и в миру подвижники, проводящие строгую жизнь. Это малоизвестные или совершенно неизвестные рабы Божии, простые, может быть неученые, молитвенники, которые своими добрыми делами сияют, словно звездочки среди ночи, в суетной мирской жизни. Для них-то «Лествица» и является прямо-таки настольной, руководственной книгой. Автору известен такой факт из жизни современного духовенства. Один из священников, не так давно окончивший Московскую духовную семинарию и проходящий теперь служение на одном из подмосковных приходов, буквально не расстается с «Лествицей». Он прочитал ее уже несколько раз, сделал выписки, снова перечитывает и снова выписывает то, что ложится ему на сердце. И надо сказать, что он не только прочитывал и перечитывает ее и не только делает выписки на бумаге – он записывает драгоценные слова «Лествицы» в своем сердце и проводит жизнь свою согласно с ее требованиями.

Православная Церковь давно признала «Лествицу» многополезной книгой. В целях воспитания своих чад в духе спасительного подвижничества она определила читать «Лествицу» в дни Святой Четыредесятницы, дни сугубого покаяния и устремленности к нравственному очищению. Кроме того, Святая Церковь установила особое празднование преподобному Иоанну Лествичнику в Неделю 4-ю Великого поста, чествуя его как образец для тех, кто, взяв крест, последовал за Христом (см.: ЖМП. 1955, № 3. С. 37).

Образ истинного подвижника есть образ величайшей нравственной силы, внутренней собранности и внешнего, зримого отображения благодатного света на всем его существе.

Но всякая сила (даже физическая), прежде чем стать силой, воспитывается, собирается, укрепляется, совершенствуется и тогда только становится мощной и действенной. Тем более надо сказать это о силе нравственной, духовной. Она вырастает, крепнет в духе человека в течение многих лет его жизни. Она воспитывается многими усилиями и способами.

Одним из способов воспитания нравственной силы в человеке является чтение творений святых отцов и подвижников благочестия. Эти творения, по большей части, написаны в духе аскетическом и описывают борьбу с грехом.

«Лествица» преподобного Иоанна написана именно в этом аскетическом духе. Здесь изложена истинно высокая духовная культура; здесь кроется истинная мудрость, изливающаяся, как жемчужный ручеек, в простых и всем понятных словах. Хотя образованный мир и называет эту простую, священную мудрость «невежеством, глупостью», однако она выше самого мира с его кичливым и гордым суемудрием.

В «Лествице» под покровом святой простоты сокрыта глубинная, подлинная христианская философия, которая отчасти проясняет вопросы весьма сложного характера – такие именно вопросы, которые мир вряд ли когда-нибудь будет в состоянии удовлетворительно решить. К таким вопросам относятся, например, следующие:

а) какова цель существования мира со всеми его сложными законами;

б) в чем состоит назначение человека и его истинное счастье;

в) существует ли наука о переходе в иной, загробный мир;

г) каковы приемы незримой борьбы с духами злобы поднебесной и достижения победы над ними;

д) как достичь желанного для всех смертных очищения, обновления и усовершения себя и многие другие.

В свете слова Божия, творений святых отцов и личного духовного опыта автора «Лествицы» все эти вопросы изъясняются здесь с поразительной истинностью и ясностью. Поэтому каждый, соприкасающийся с содержанием «Лествицы», каждый, с вниманием прочитывающий ее непременно получит величайшую духовную пользу. Он будет нравственно воспитывать себя в духе аскетического делания, станет направлять свои силы на борьбу с грехом, чтобы освободиться от него, как от мучительно давящего груза, и всецело возвратиться к новой жизни.

Автор, пишущий эти строки, лично испытал на себе благотворное влияние «Лествицы». В подтверждение этого позволю себе привести особенно один случай из моей жизни, который оставил в душе неизгладимое впечатление, произведенное на нее «Лествицей».

Это было в годы семинарской учебы (1947–48 гг.). «Лествицу» я читал раньше и был знаком с ее содержанием еще до учебы.

Однажды я был (вследствие ли естественных причин или искушений диавольских) в состоянии особенной моральной расстроенности. Душевные силы как будто совершенно оставили меня. Подавленность, расслабленность, немощь охватили все существо. Я был весь, как говорится, не свой. Уроки совершенно не шли в голову; стоило чрезвычайных усилий заставить себя сесть за книгу, а если и удавалось это, то все равно читанное не воспринималось. Такое мучительно-мертвенное состояние, помню, продолжалось не менее трех суток. Пытался я читать книги, чтобы привести себя хоть в некоторое душевное равновесие, молился в храме и наедине, выходил на улицу с намерением освежиться воздухом, – все было тщетно. Внутренний хаос, внешнее бессилие, мрачная мертвенность продолжали давить, как могильные плиты, душу...

Но вот один из семинаристов (сейчас он уже служит священником в одном из подмосковных приходов), как будто по внушению свыше, принес мне небольшую книгу, предлагая почитать. Это была «Лествица». Уединившись, я углубился в книгу. И что же... Перебирая слова, я мало-помалу стал чувствовать, что в сердце, до сих пор полужизненное и закаменелое, входила как бы некая живая струя. Эта струя (благодать Божия) постепенно заполнила его совершенно, и оно, доселе бедное, безблагодатное, смягчилось и, растворившись как воск, излилось в обильных слезах покаяния, сокрушения и обновления. Оно возродилось снова к жизни, снова к труду в борьбе с грехом.

Я, конечно, далек от того, чтобы приписывать «Лествице» особую силу, какую, например, имеет в себе слово Божие, но тем не менее считаю несомненным (как мыслит и Церковь), что в «Лествице», как и в других творениях святых отцов, заключена благодать, способная согревать душу, приводить к покаянию и возрождать к новой жизни.

Эту истину подтверждает сам богомудрый автор «Лествицы» следующими словами: «Стремящимся к тому, чтобы имена их написаны были в книге жизни на небесах, настоящая книга (“Лествица”) показывает наилучший путь, ибо, шествуя сим путем, найдем, что книга сия непогрешительно, как бы за руку ведет следующих ей, и представляет лествицу, утвержденную от земного во Святая святых и показывает на вершине ее утверждающегося Бога» (Предисловие к «Лествице», с. III).

Каким же именно образом «Лествица» преподобного Иоанна ведет людей к совершенству?

Аскетизм преподобный Иоанн Лествичник понимал не как цель, но как средство к достижению цели. Цель аскетизма – чистота сердца, всякие же подвиги, внешние и внутренние (физические и духовные), являются лишь средствами к достижению чистоты сердца.

Преподобный отец считает сердце человеческое центром жизни и духовной, и физической. Оно же является центром и вместилищем двух противоположных сил – добра и зла. Сердце – неизмеримая глубина и великая необъятность, в нем может вмещаться все доброе: Бог, Ангелы, святые, добродетели; оно же может быть вместилищем и всего злого: диавола, злых ангелов его и всякого греха.

Добро естественно для человека, зло неестественно для него и живет в сердце человеческом лишь вследствие преступления закона Божия.

Грех – великое зло для человека. Найдя себе сколько-нибудь места в сердце, грех стремится захватить всего человека, пленить, поработить его всецело себе. Он так глубоко укоренился в сердце, что стоит величайших усилий, трудов, болезней и терзаний, чтобы освободиться от него (Лествица 1, § 6, 8, 9,11, 16, 24). Но искоренение греха следует производить не одним разом, а постепенно. Вначале бороть одну, и притом главнейшую, страсть, затем, искоренив ее, бороть слабейшие, и так до самой последней, то есть до достижения состояния бесстрастия.

Последнее же (бесстрастие) преподобный Иоанн Лествичник считает состоянием блаженнейшим, в котором человек, находясь еще на земле, живет уже жизнью небесною.

В учении о совершенстве, изложенном в «Лествице», можно видеть строгую последовательность.

Тридцать степеней «Лествицы» преподобный Иоанн разделяет на три стадии восхождения, или три этапа:

1. Отречение от эгоизма и жажда спасения,

2. Борьба в человеке жизни духовной и плотской,

3. Усвоение благодати, доброделание и благодатное единение с Богом.

К первой, самой низшей стадии относятся семь начальных степеней. На них преподобный полагает первые, как бы пробные камни для начинающих аскетическую жизнь. На этом первоначальном пути подвижник отрешается, по заповеди апостола, греховного мира и всех суетных дел его (см.: 1Ин. 2, 15), воспитывает в себе дух полного послушания (степень 4) и сердечного покаяния в грехах своих (степень 5).

Здесь же, на этом начальном пути восхождения, подвижник избирает себе духовного руководителя. Этот момент в жизни аскета очень важный, и преподобный Иоанн Лествичник обращает на него особое внимание. По этому поводу он говорит, что совершенно необходим духовный руководитель тем, кто «восхотел выйти из Египта и бежал от мысленного фараона. Ему нужен некий Моисей... чтобы он воздевал руки к Богу и побеждал Амалика» (Лествица, с. 4).

Из этих слов видно, что идея послушания, подчинения воле старца, очень сильно подчеркивается преподобным Иоанном Лествичником. Без полного подчинения, без самоотвержения человек не может начать путь нравственного очищения, не может даже думать о каком-либо совершенстве. Замечательно, что подвиг послушания преподобный называет подвигом блаженным (Лествица 4, заглавие) и поставляет его в самых начальных степенях своей духовной лествицы (степень 4). Усвоивший себе эту драгоценную добродетель уже легко преодолеет и другие предуготовительные степени и сможет взойти на второй этап совершенствования, то есть путь очистительный.

На первом этапе совершенствования исходным пунктом является грех. Он порождает эгоизм (самолюбие), возведение своего «я» в цель жизнедеятельности (Лествица 2, § 7, 12).

Все грехи и страсти есть проявление себялюбия в той или иной мере. Отсюда, жизнь по Богу должна быть совершенно противоположна жизни греховной. Если там, во грехе, человек поставляет свое «я» жизненным принципом, то здесь, в жизни по Христу, он должен отречься не только самого себя (Лествица 4, § 1), но и отказаться от всего, что порождает и питает своеволие.

Одновременно с этим желающий спастись и очиститься должен принять на себя иго Христово, принять Его святую волю за основной закон своей жизни и деятельности.

Здесь уже входит в права свободная воля человека. Ей дается выбор: взять ли на себя иго Христово или нет, принять ли благодать Божию или отринуть. Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною, говорит Господь (Апок. 3, 20).

Если человек принял благодать Божию, он уже становится в некоторой степени Христовым: хотя он еще не порвал совершенно связи с миром и мирскими делами, но под воздействием благодати осознал всю неустойчивость и скоротечность мирской жизни (Лествица 4, § 56).

Дошедши до такого сознания, человек уже решается идти далее по пути самоочищения. С помощью благодати он проходит ряд ступеней, имея при этом глубинное желание, жажду нравственного усовершенствования.

Эта жажда порождает в нем неудовлетворенность своей греховной жизнью. Человек себя осуждает, бичует, кается в своих грехах (Лествица 5, § 1), оплакивает их слезами сокрушения и сердечного стенания, а это уже есть начало возрождения.

Но это желание может остаться одним желанием, если только человек совершенно не возненавидит грех как виновника своей нравственной нечистоты. При этом необходимо убедиться, что виной душевного нестроения и даже внешней неблаговидности является губительный грех; осознать, что он (грех) лжив, льстив, обманчив и почти всегда прикрывается покровом добродетели, – этот прием употребляется грехом, особенно среди подвизающихся, стремящихся жить добродетельно.

Осознав, разгадав и раскрыв личину греха, необходимо возненавидеть его. Всякая же ненависть к тому или иному предмету естественно должна вызвать меры противодействия ему. Здесь-то именно подвижник и встает на путь непримиримой борьбы с изобличенным и возненавиденным им грехом.

Так с неотвратимостью наступает второй этап нравственного усовершенствования, то есть этап непримиримой брани двух сил в человеке – добра и зла.

Хотя на первом этапе совершенствования человек и сталкивался с грехом, но он еще не объявлял ему открытой войны. На втором же этапе человек решительно идет наперекор всем греховным пожеланиям. Поэтому второй этап усовершенствования и характеризуется как период борьбы между грехом и добродетелью. В результате этой борьбы, в случае благоприятного ее исхода, в душе подвижника возникает решимость окончательно порвать с грехом, оставить его, отбросить от себя как ненужный и даже вредный хлам.

Но грех, по выражению преподобного Иоанна Лествичника, – это «в норе кроющийся аспид» (Лествица 9, § 13). Он сильно укоренился в сердце человеческом и может быть уничтожен или изгнан из человека только путем борьбы.

Решимость бороться с грехом должна быть постоянная, неуклонная, самоотверженная. Подобно тому как воин, воодушевляемый любовью к отечеству, готов ради его блага перенести всякие испытания и даже, если нужно, принять смерть, – также и воин Христов. Его борьба с грехом должна иметь характер постоянства, крайней внимательности к себе и окружающим и полной жертвенности (Лествица 15, § 30–31; 4, §93).

Преподобный Лествичник особенно подчеркивает необходимость для подвижника постоянного бодрствования. Виновник зла диавол очень хитер, коварен. По слову апостола, он яко лев рыкая, ходит, ища кого поглотити (ср.: 1Пет. 5, 8). Он применяет всевозможные меры обольщения против рабов Христовых, особенно против тех, кто раз навсегда решил освободиться от его гибельных уз.

Внутренняя борьба в человеке добра и зла начинается с прилога и кончается пленением – если грех возьмет верх над добром (Лествица 15, §73). Полная победа над злом и нравственная чистота сердца будут достигнуты подвижником тогда, когда он совершенно равнодушно будет относиться ко всяким греховным помыслам и пожеланиям.

В борьбе с грехом и диаволом человеку помогает всесильная благодать Божия. Она подобна «солнечному лучу» (Лествица 30, § 2; 26, § 93): войдя в человека, открывает все его грехи, которые имеют свойство жить во мраке. Она же (благодать) содействует искоренению этой греховной нечистоты и, подобно огню, пожигает все греховные пороки в сердце человека и соделывает его вместилищем даров Святого Духа.

Очистительный этап чрезвычайно важный по своему значению, многотрудный по содержанию, многоболезненный по накалу борьбы с грехом. К тому же он самый продолжительный и охватывает более всего степеней – с восьмой по двадцать третью. На этом этапе подвижник действительно очищается, как в огне, от всех греховных навыков и страстей.

Замечательно, что очистительный этап восхождения преподобный Иоанн Лествичник заканчивает пороком «безумной гордыни» (степень 23) вместе с ее «исчадием» – хульными помыслами (Лествица 23, §39). Эти злейшие враги человеческой души (гордость и хула) поставлены здесь преподобным не случайно. Они, как злобные противники святости и чистоты, с невыразимою яростью хулят все святое. Даже на Самого Бога они клевещут, порицают Его. Видя, что душа человеческая проходит весь путь очищения, они в конце этого пути буквально обрушиваются на нее со всей силой адской злобы, силясь уязвить ее самомнением, непокорством, противлением воле Божией.

Но искоренение страстей и изгнание греха из человека еще не обеспечивает ему успеха в деле нравственного совершенства. На место искорененных страстей необходимо насадить добродетели, в которых только и может человек найти удовлетворение и приблизиться к Богу. Так возникает потребность третьего этапа нравственного усовершенствования, к которому подвижник и приходит, чтобы в терпении довершить свой путь восхождения и навсегда соединиться с Господом.

Третий этап совершенствования характеризуется преподобным Иоанном Лествичником как этап постоянного, неуклонного доброделания и благодатного единения с Богом, как путь «обогащения души добродетелями». Хотя этот этап и невелик по количеству степеней (их семь), но по своей важности не уступает второму этапу. Если там подвижник путем борьбы со грехом совлекался ветхого человека, то здесь он также не без труда облекается в человека нового (ср.: Кол. 3, 9–10). Если на втором этапе он освобождался от власти диавола, то на третьем подчиняет себя в свободное рабство Христу. Если второй период был периодом постоянной борьбы, терзаний, падений, восстаний, то третий – период жизни в благодатной сфере мира, света и блаженства.

Необходимыми условиями к достижению такого состояния преподобный Лествичник считает усвоение добродетелей кротости, незлобия, смиренномудрия, молитвенности и других. Свое внимание он особенно останавливает на смиренномудрии и молитве. Смиренномудрие он называет «гибелью всех страстей» (Лествица 25, заглавие) и трудно определимою бесценною благодатью, понятной только для тех, кто испытал ее (Лествица 25, § 2–3). Эта сокровенная, трудноопределимая добродетель высоко поднимает смиренного раба Христова над всеми страстями и кознями диавола.

Молитву же преподобный отец именует матерью всех добродетелей (Лествица 28, заглавие). Она, как и смирение, возносит ум и сердце к Богу, и не только возносит – она питает, воодушевляет, вооружает подвижника Христова на брань с невидимыми духами злобы.

Эти две величайшие христианские добродетели, как два крыла могучего орла, проносят подвижника над последними ступенями лествицы восхождения.

На этих двух крыльях раб Христов достигает вершины духовной лествицы, где восседает Подвигоположник – Бог. Господь венчает здесь отважного раба Своего победным венцом славы, который называется у преподобного Иоанна Лествичника «союзом трех преимущественных добродетелей» (имеются в виду вера, надежда и любовь) (Лествица 30, заглавие).

Любовь – эту совокупность совершенства (ср.: Кол. 3, 14) – преподобный Лествичник называет сиянием и светлостью (Лествица 30, § 2), соединяющей сердце человека неразделимым единением с Источником света – Богом.

Общение с Богом – это состояние величайшего душевного блаженства, в котором человек испытывает неизъяснимую радость. Для него весь окружающий мир с его сокровищами, богатством, славою, мудростью представляется преходящею мечтою, временным пристанищем, ступенью к настоящей, нескончаемой жизни.

Всякие колебания, стеснения, скорби для него уже кончились. Христос Спаситель близок душе его. Струи Божественной благодати проникают всю его душу, и она – эта очищенная душа – горит огнем ненасыщаемой любви к Господу. Она всегда алчет и жаждет Его: даже во сне, говорит преподобный Лествичник, она не успокаивается от сильного желания Господа своего (Лествица 30, § 13, 14).

Поднимаясь на конечную степень совершенствования, завершая трудный спасительный путь, человек вступает в область бесконечно развивающейся вечной жизни, по заповеди Спасителя: будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть (ср.: Мф. 5, 48).

В конце духовного восхождения подвижника увенчивает возвышенная, Божественная любовь, она открывает ему иной мир, новую жизнь, малодоступную или даже совершенно недоступную для людей, не очистивших свои сердца от гноища страстей. Она же (любовь) будет жить и гореть вечно в сердце любящего и перешедшего с вершины лествицы в новый мир для вечной жизни, для вечного совершенствования.

«Любовь – ангельское состояние. Любовь – вечное преспеяние» (Лествица 30, § 35).

Путь обновления дал совершенное очищение всей души человека – ума, воли и сердца. Человек стал новой тварью во Христе (ср.: Гал. 6, 15), способной быть в блаженном общении с Богом и наследовать вечное Царство славы. Этим и заканчивает преподобный Иоанн Лествичник процесс совершенствования души человеческой.

Так лествица достигает своего назначения, а идущий по ней – своей цели.

Яко Божественную лествицу обретохом, Иоанне, твоя Божественныя добродетели, к небеси возводящия ны: добродетелей бо ты был еси воображение.

Из тропаря св. Лествичнику, глас 4

Как известно, «Лествица» преподобного Иоанна содержит 30 ступеней восхождения к нравственному совершенству, или, лучше сказать, 30 аскетико-подвижнических ступеней, постепенно возвышающихся, проходя которые подвижник сначала освобождается от пристрастия к миру, его удовольствиям, порокам, страстям, а потом уже обогащается добродетелями и восходит на высоту совершенства и полного бесстрастия.

Такое количество ступеней или степеней спасения (30) преподобным автором «Лествицы» берется не случайно. Автор, описывающий житие и подвиги преподобного Иоанна Лествичника, раифский монах Даниил, в Предисловии к «Лествице» по этому поводу говорит следующее: «Подлинно, весьма превосходно рассудил преподобный отец, устроивши для нас восхождение, равночисленное Господню возрасту по плоти, ибо во образ тридцати лет Господня совершеннолетия знаменательно изобразил (он) лествицу из тридцати ступеней, по которой достигнув полноты Господня возраста, окажемся праведными и непреклонными к падению. А кто не достиг меры сего возраста, тот еще младенец и по внутреннему свидетельству сердца окажется несовершенным»⁵⁰.

Таким образом, свою лествицу к совершенству преподобный автор строит по количеству совершеннолетия земной жизни Спасителя, когда Он, достигнув тридцатилетней зрелости, из безвестного маленького Назарета вышел на всемирную проповедь Евангелия.

Но некоторые могут сказать, что такое сравнение не совсем подходяще и, может быть, носит скорее искусственный, нежели действительный характер. И затем возражающие добавляют: «Тридцать ступеней, – говорят они, – нужно пройти подвижнику до состояния бесстрастия... И зачем такое нагромождение подвигов, осложняющих путь, тогда как можно достигнуть совершенства более кратким восхождением?» Кто рассуждает так, тот, по всей вероятности, очень мало знаком с «Лествицей» преподобного Иоанна, мало проникся ее подвижническим духом и поэтому не замечает удивительно мудрого и планомерного ее построения.

При ответе на первое возражение позволим себе повторить слова древнего автора, описывающего житие преподобного. «Весьма превосходно рассудил он, – пишет автор, – устроить лествицу восхождения равночисленно Господнему возрасту, ибо, достигнув этого возраста, будем безопасны от падения».

Из этих слов мы видим, что тридцатилетний возраст Спасителя берется в образец построения лествицы не надуманно и не просто, но совершенно основательно и благоразумно, так как здесь автор «Лествицы» имеет в виду не простое сравнение ступеней лествицы «равночисленно Господню возрасту», а усматривает в этом сравнении факт духовной зрелости подвижника, его нравственный рост, по которому он, благодаря преодолению многих трудов, скорбей, опасностей долгого пути, становится наконец мужем совершенным и достигает, по слову апостола, меры полного возраста Христова (ср.: Еф. 4, 13; см.: Кол. 2, 19; 2Пет. 3, 18) (конечно, в духовном отношении).

Отвечая на второй недоуменный вопрос относительно большого количества ступеней лествицы, также следует сказать, что и здесь автором «Лествицы» заложена глубокая мысль, усматривающая, во-первых, трудность перерождения ветхого человека в человека нового, долговременность его борьбы со страстями, пороками, которых в падшем естестве чрезвычайно много. А во-вторых, в большом количестве ступеней преподобный автор, видимо, усматривает и чисто практическую сторону дела. Ведь если путь к небу очень труден, и если он вместе с тем и опасен, то, естественно, для восхождения нужно строить лествицу, не сразу поднимающуюся (не крутую), чем особенно усиливается опасность пути, и не обрывистую в ступенях подъема, а более отлогую, при большем количестве ступеней, чем обеспечивается постепенно-умеренное, но в то же время твердо-уверенное шествие.

Эта последняя, чисто практическая мысль подтверждается в Предисловии к «Лествице» преподобного Иоанна, где говорится, что «стремящимся к тому, чтобы имена их записаны были в книге жизни на небесах, настоящая “Лествица” показывает наилучший путь их течения, ибо, шествуя сим путем, найдем, что она (“Лествица”) непогрешительно, как бы за руку ведет следующих по ней и, несомненно, представляет из себя лествицу от земного во святая, где показывает на вершине ее утверждающегося Бога» (ср.: с. I).

Теперь для наглядности и сравнения кратко приведем несколько образцов лествиц спасения, устрояемых другими подвижниками. Эти лествицы имеют сходную систему построения при большем или меньшем количестве ступеней восхождения.

1) Лествица преподобного Антония Великого.

Эта лествица ограничивается только четырьмя подвижническими этапами (ступенями) нравственного восхождения: страх Божий – покаянный плач – мужество – любовь.

«Если кто пожелает стяжать любовь Божию, тому должно возыметь страх Божий. Страх же раждает плач, а плач – мужество. Когда все это созреет в душе, то Бог привлекает его к Себе» (преподобный Антоний Великий)⁵¹.

2) Лествица аввы Филимона.

Эта лествица состоит из семи поднимающихся ступеней: безмолвие – подвиг – плач – страх – смирение – прозрение – любовь. Их непосредственная связь: «Безмолвие рождает подвиг, подвиг рождает плач, плач производит страх, страх – смирение, смирение – прозрение (или мудрость), и все это завершает опять-таки любовь» (авва Филимон)⁵².

3) Лествица преподобного Максима Исповедника.

Она имеет восемь ступеней, возводящих к совершенству: «Вера – страх Божий – воздержание – терпение – великодушие – упование – бесстрастие и любовь» (святой Максим Исповедник)⁵³.

4) Лествица заповедей блаженств, начертанная во Святом Евангелии Господом нашим Иисусом Христом.

Она имеет десять ступеней: нищета духовная – плач – кротость – алчба и жажда правды (или оправдания пред Богом) – милосердие – чистота сердца – мир душевный – поношения за правду (за добродетель) – страдания за верность Христу. Венчает этот путь – радость и бесконечное веселие в любви ко Христу, в жизни со Христом и блаженном общении с Ангелами и со всеми святыми на Небесах (см.: Мф. 5, 3–12)⁵⁴.

Из вышеизложенных образцов лествиц видим, что они по количеству ступеней далеко уступают лествице преподобного Иоанна Лествичника и свое построение ограничивают самыми необходимыми моментами спасения. Здесь мы не находим подробного разделения в изложении ступеней, дробления и описания различных грехов, пороков, страстей, которые прикровенно предусматриваются в таких словах, например, как «подвиг», «терпение» и прочие. Построяются же эти лествицы преимущественно из главнейших добродетелей, например: вера, смирение, великодушие, терпение, бесстрастие и прочее.

Что же касается лествицы преподобного Иоанна Лествичника, то она дает нам полное изложение или, так сказать, классификацию всех грехов, но в то же время и подробное описание различных добродетелей. Вследствие этого подробного изложения как грехов, так и добродетелей лествица преподобного Иоанна Лествичника увеличивается в количестве ступеней до тридцати.

Но в лествице преподобного Иоанна Лествичника возможно допустить (и допускается) обобщение ступеней. Это обобщение определяется категорией или разрядностью подвигов между собой. В таком случае количество ступеней ниспадает до минимума, с тридцати до трех. Наименования эти этапы (или группы ступеней) носят следующие:

1) предуготовительный,

2) очистительный,

3) усовершительный.

Однако при такой группировке ступеней возможно ли говорить о подробном разборе греха и добродетели, и тем более о постепенном, безопасном восхождении к совершенству?

Здесь указанными тремя этапами классифицируется род подвигов и определяется более всего степень или рост нравственного совершенства подвижника.

Говорить о каком-либо другом обобщении ступеней лествицы преподобного Иоанна Лествичника не находим возможным, так как, во-первых, по этому вопросу не имеется совершенно никакого материала, а во-вторых, полагаем, что подобное занятие не может принести какой-либо пользы.

Говоря о личности преподобного Иоанна, следует иметь в виду то, что Иоанн Лествичник не был мистиком в полном смысла этого слова. Он был только аскет-подвижник с присущим его подвижничеству некоторым мистическим уклоном. С одной стороны, его высокая в духовном отношении жизнь, его выдающиеся подвиги борьбы с грехом и со всем греховночувственным, его всецелая отрешенность от всего мирского, и с другой – постепенное обновление духа и вхождение этого духа в область жизни внутренней, таинственно-возвышенной, показывает в нем подвижника, довольно близко примыкающего к мистицизму, но мистицизму строго церковному.

Ведь мистицизм как известный вид религиозной жизни, как направление, в котором практикуется внутренний опыт и известная сумма психических переживаний, имеет несколько различных оттенков или, вернее сказать, несколько видов. С одной стороны, истории известен ряд мистиков, которые нога в ногу шли вместе с религией и церковностью. Они не только мирно уживались с христианской религией, но и воплощали в себе и своих поступках самое лучшее, что несет истинная религия. Эти люди подвигами продолжительной и упорной борьбы с чувственностью и грехом достигали наивысших ступеней нравственной чистоты и духовного просветления. Такой именно мистический уклон мы называем церковным.

Но, с другой стороны, были и теперь имеются и такие мистики, которых церковными людьми назвать никак нельзя. Это род мистиков нервнобольных, психически невыдержанных (страдающих истерией), в которых извращены религиозные чувства. Конечно, такие мистики далеки от церковности и иногда занимают к Церкви и христианской религии совершенно враждебную позицию. Но мы будем брать во внимание лучшую сторону мистицизма и тех его сторонников, которые действительно могут быть названы церковными мистиками, воплощающими в себе то лучшее и возвышенное, чем живет религия и Церковь. При таком условии грань, разделяющая мистицизм и аскетизм, почти упраздняется, сглаживается. Эти два понятия – «церковный мистицизм» и «православный аскетизм» – становятся взаимовосполняющими и взаимопоясняющими.

Исходя из этой точки зрения, можно утверждать, что преподобный Иоанн Лествичник был аскет и мистик, мистик и аскет, и поэтому является не совсем одинокой личностью в истории Древней Церкви. Своими теоретическими взглядами на аскетизм и практической жизнью он примыкает к определенной группе или определенному религиозному течению людей, представляющих для нас в настоящий момент особый научный интерес.

Для того чтобы достичь намеченной цели, то есть определить место преподобного Иоанна Лествичника в ряду других духовных подвижников, необходимо хотя бы очень кратко упомянуть о религиозно-мистических направлениях, существовавших и существующих в Церкви. Этих течений в основном три.

1) Течение сугубо познавательного, абстрактно-отвлеченного характера. Оно отмечено печатью теоретичности и носит название «абстрактно-спекулятивное направление древнецерковной мистики». Представителями этого течения являются Климент Александрийский, священномученик Дионисий Ареопагит, святитель Григорий Нисский.

2) Течение преимущественно практического характера, раскрывающее аскетически-мистический путь подвижника Христова через суровые подвиги, опытные открытия, тяжелую и постоянную борьбу с грехом и ветхим греховным человеком. Это течение называется нравственно-практическим. Представителями его являются Ориген, преподобные Макарий Египетский и Симеон Новый Богослов.

3) Течение, посредствующее первым двум, или, лучше сказать, примирительное. Называется оно «этико-гностическое направление древнецерковной мистики». Его представители – преподобные Исаак Сирин и Максим Исповедник.

Преподобный Иоанн Лествичник по своему аскетическо-подвижническому укладу и мистическим воззрениям может быть отнесен к двум последним течениям, то есть к опытно-практическому (более) и примирительному (менее). В первом случае преподобный Иоанн Лествичник очень близок по своим взглядам к преподобному Макарию Египетскому, во втором – к Исааку Сирину.

С преподобным Макарием Египетским Иоанн Лествичник идет по нравственно-практическим взглядам почти совершенно в одном направлении. Это направление может быть названо путем Креста (via dolorosa). Содержание этого пути определяется двумя словами: «неослабный подвиг». Ему сопутствуют: лишения, скорби, самоотвержение, болезненное совлечение греховного ветхого человека и так далее. Но этот же путь ведет и к нравственному усовершенствованию. Через горнило огненных искушений, многих горестей и лишений, а затем очищения и облегчения он незаметно поднимает подвижника от бренной греховной приземленности к небесным высотам.

Что касается преподобного Исаака Сирина, то с ним у Иоанна Лествичника совершенно сходная система построения этого крестного пути. У преподобного Исаака Сирина путь к нравственному совершенству определяется тремя этапами:

а) состояние плотской и суетной жизни человека,

б) состояние возрождения и борьбы с грехом,

в) утверждение в добродетели до состояния бесстрастия или обожения⁵⁵.

Если сравнить построение лествицы преподобного Иоанна Лествичника, то она при наличии тридцати ступеней в существе дела имеет также три основных этапа восхождения к совершенству:

а) вступление в аскетическую жизнь,

б) продолжение ее,

в) совершенствование подвижника.

Беря в основу именно эту трехэтапную систему преподобного Иоанна Лествичника и Исаака Сирина, мы постараемся показать удивительное сходство их описания преображения мысли и духа подвижника по мере его роста в духовной жизни с соответствующим описанием представителя второго мистического направления – преподобного Макария Египетского.

Разберем эти этапы духовного роста (плотской человек, возрожденный, совершенствующийся) каждый в отдельности.

Преподобный Иоанн Лествичник и Исаак Сирин учат, что состояние плотского человека определяется словом «нечестивый» (Лествица 1, § 3). Это значит, что такой плотской человек находится в заблуждении, в состоянии отдаленности от Бога и проводит жизнь суетную, плотскую, греховную. Для такого человека нет ничего святого, возвышенного и духовного. Он живет исключительно интересами земли, плоти, греха. О Боге как Существе невидимом, Всесвятом он, может быть, и слышит, но относится к этому совершенно безразлично.

Бывает более этого. Плотской человек, погрязши в пучине земных интересов и низких греховных наклонностей, когда слышит о каких-то других благах, другом счастье, невидимом, вечном – и Виновнике этого счастья – невидимом Боге, то ему это кажется совершенно невероятным. А когда он узнает еще, что этот невидимый Бог – Всесвятой и Правосудный и воздает каждому по делам его, а он (плотской человек) этой святости не имеет, да и не хочет ее, тогда он становится в совершенно враждебное отношение к Богу. Вместо покаяния он ожесточается, вместо очищения более оскверняется.

Плотской человек ищет богатства, тщеславия, телесного покоя, мудрости (Исаак Сирин. Слово 26. С. 141), а Бог предлагает от всего этого отказаться. Он научает искать богатства не земного, а небесного, иметь в душе не тщеславие суетное, а истинное смирение и сознание своих немощей и грехов, искать не телесного покоя и неги, а наоборот, постоянными, усиленными трудами достигать Царствия Божия (см.: Лк. 16, 16), мудрость же иметь не плотскую – горделивую, ибо такой мудрости Бог противится, а мудрость смиренную, кроткую, сознающую свою зависимость от высшей мудрости – Бога, то есть мудрость, «всегда изводящую из себя реку нищеты» (Лествица 25, § 14).

Плотской человек является служителем греха и виновника его – диавола. Он уклоняется от истинной жизни – своего Творца (Лествица 1, § 4), ищет счастья для себя не в небесном, а в земном и тварном. Поэтому такой человек далек от Бога и близок к диаволу; его участь весьма печальна и здесь, на земле, потому что земные удовольствия скоро ему наскучат, но более несчастным он будет на небе, куда рано или поздно он явится совершенно нищим и жалким, чтобы наследовать участь отверженных (см.: Мф. 25, 31–46).

Но плотской человек может избежать этой страшной участи, для этого он должен пройти дверью покаяния, «которая есть дщерь надеж-ды и начало нового жития» (Лествица 4, § 1). Эта дверь введет его во второй этап духовной жизни, то есть в положение возрожденного человека, имеющего стать на путь непримиримой борьбы с грехом (Лествица 4, § 93).

Подобные же суждения о плотском греховном человеке мы находим и у преподобного Макария Египетского. Разница его учения об этой первой стадии духовной жизни с преподобными Исааком Сириным и Иоанном Лествичником заключается в том только, что преподобный Макарий Египетский рассматривает этот вопрос (то есть состояние плотского человека) гораздо глубже и говорит о нем как мистик.

Плотской человек, по учению преподобного Макария Египетского, есть общник диавола – сатаны. Сила бесовская (воля злого духа) проникает прямо в душу плотского человека, «охватывает каждый член тела его и производит в нем смятение, беспокойство и греховную суету» (Беседа 2, § 4). И по мере того как диавол берет власть над плотским человеком, «темное покрывало» (Беседа 42, § 3) греховного ослепления более и более опускается на его духовные очи. Растворяясь с грехом, душа плотского человека становится лукавой и превратной. Она как бы уже является собственностью злого духа, которому предалась добровольно, ибо никто не влек ее насильно на этот путь греховного рабства.

Находясь в этом состоянии духовной тьмы и сатанинского рабства, плотской человек по-своему находит в этом какое-то диавольское удовольствие. Он страстно рвется к тленному богатству, до болезненности ищет себе суетной славы и любой ценой достигает земных удовольствий, удовлетворяя ими свои низменные потребности. Для достижения их он идет на все, применяет насилие, обман, лесть, подкуп, человекоугодничество, лукавство, лицемерие – это его родная стихия жизни.

И вот что особенно характерно: преподобный Макарий Египетский считает, что в таком плотском человеке сатана как бы воплощается. Он ставит свой преступный трон в сердце человека (Беседа 6, § 5) и живет в нем, как в своем доме. И в таком состоянии человек делается чем-то одним с сатаной, и тогда душа человека становится не только служительницей греха и виновника его диавола (как говорит преподобный Исаак Сирин), но как бы частью, сущностью сатаны, то есть составляет с ним нечто единое, неделимое. Мудрость такого человека является уже мудростью бесовскою. Считая себя мудрым, он безумен для Бога (см.: 1Кор. 3,19).

Находясь в таком состоянии крайней греховности и сатанинского рабства, плотской человек становится почти неспособен к восприятию добра или каких-либо добрых, святых порывов. Узы тьмы, которыми опутан он духами злобы, препятствуют ему подумать о чем-нибудь возвышенном, спасительном и небесном (Слово 4, гл. 5). Помышления его становятся исключительно земными, пресмыкающимися долу, и он не только становится пассивным ко всякому добру, но и ревностным противником всего доброго, – не только не желает святости, чистоты, но и готов бороться против этой святости и чистоты (Беседа 5, § 8). Словом, такой человек, опутанный сетями душегубца-диавола, становится в совершенно враждебную позицию к Богу и в своем сатанинском безумии идет на путь открытого богоборства.

Но как бы глубоко ни ниспал плотской человек в бездну сетей вражеских, однако преподобный Макарий Египетский допускает возможность его исправления и спасения⁵⁶. Человек сможет с помощью всесильной благодати Божией освободиться от «сродства диавольского» (Беседа 45, §5). Только бы он сам захотел этого и призвал на помощь Бога, Который всем хощет спастися и в разум истины прийти (ср.: 1Тим. 2, 4). Если он это сделает (то есть захочет освободиться от диавольского рабства), то будет близок ко второму этапу нравственной жизни, то есть к этапу возрождения⁵⁷.

Как видим, мысли святых отцов – преподобных Иоанна Лествичника, Исаака Сирина – с одной стороны, и Макария Египетского – с другой, в понимании состояния плотского человека идут как бы параллельно, то есть в одном направлении и близко друг к другу. Каких-либо острых разногласий между ними в суждении этого вопроса мы совершенно не видим, разве только то, что преподобный Макарий Египетский понимает состояние общения грешника с диаволом как самое тесное общение, подобное такому, какое имеют супруги в половом сожитии (Слово 5, гл. 4). Говоря так, преподобный Макарий, несомненно, имеет в виду самое крайнее греховное состояние человека, когда он по своей собственной воле совершенно сознательно предается силе вражией и, вследствие этого, становится со злым духом как бы одним существом (пример – чародейство, волхвование).

Но удивительно, как велико милосердие Божие к падшему человеку. И из такого, так сказать, сатанинского состояния Господь может вывести грешника к спасению! Путь к нему пролегает через купель возрождения⁵⁸, благодаря которому человек начинает совершенно новую жизнь, новую спасительную деятельность, доселе ему неизвестную. Словом, он встает на путь суровой борьбы с грехом. Этим начинается для него второй этап пути, ведущий к совершенству.

Подойдя ко второму этапу нравственной жизни – возрождению плотского человека и его борьбы с грехом, сравним его понимание святыми отцами. Имеются ли в этом вопросе какие-либо расхождения между ними, или они так же единомысленны, как и в рассмотрении первого этапа, разобранного нами?

Преподобный Иоанн Лествичник понимает второй этап нравственной жизни, или этап возрождения и борьбы со злом, как начало совершенно новой жизни для человека, новых чувствований, новых переживаний и стремлений. Вместе с тем этот путь является и путем величайшего, неослабного подвига, непримиримой борьбы со злом, которое, овладев сердцем человека, добровольно уйти из него не захочет. И вот плотскому человеку, но уже возрожденному Крещением или Покаянием, предстоит силою воли, подвигом самоотвержения и вообще многими трудами, слезами, стараниями вырвать из своего сердца злосчастный грех с его разросшимися корнями.

Ведь грехи или страсти – это «лютые звери» (Лествица 26, § 15), которые терзают душу. Вначале они имеют обычай обольщать сердце человека, то есть принимают совершенно иной вид, чем они есть на самом деле. Потом уже, когда грешник, обманувшись их внешней красотой и временной сластью, совершает и затем повторяет их, они уже входят в привычку и становятся «насильниками» над человеком; тогда он начинает чувствовать свое печальное, гибельное рабство и, уже наученный опытом греховного обмана, видит всю тщету, непостоянство и гибельность зла. Поэтому борьба со злом требует для него постоянного напряжения воли, усилий, молитвенных воплей к небу. А отсюда «возрожденные» или «продолжающие» (по Иоанну Лествичнику) – это люди подвига и Христовы воины невидимой, сокровенной брани. Преподобный Иоанн Лествичник по этому поводу говорит: «Как змея не может совлечь с себя ветхой кожи, если не вползет в узкую щель, так и (плотской человек) не сможет совлечь с себя давних злых навыков ветхого человека, если не пройдет путем тесным и скорбным» (Лествица 26, §201).

Преподобный Иоанн Лествичник учит, что конец этой тяжелой борьбы с грехом наступит только тогда, когда греховные склонности будут совершенно изгнаны из сердца человека и на их месте водворится в душе благодатный мир, покой и полная свобода во Христе. Душа, таким образом, сначала соделается «вместилищем бесстрастия» (Лествица 25, §25), а потом и местом обильного произрастания добродетелей.

Так же мыслит о втором этапе нравственной жизни подвижника и преподобный Исаак Сирин. Дополнительно к изложенному скажем, что преподобный Исаак Сирин второй этап нравственного совершенствования называет еще временем «уравновешения», когда после борьбы с грехом внутреннее состояние подвижника приходит, так сказать, в положение уравновешения, умиротворения, спокойствия, тишины. Этот второй уровень он называет также ступенью подвижническою по преимуществу, так как на ней раб Христов ведет неослабный подвиг борьбы с грехом и греховными пожеланиями.

Теперь если мы посмотрим на учение преподобного Макария Египетского о второй стадии нравственной жизни, то найдем очень много сходного с учением по этому вопросу преподобных Иоанна Лествичника и Исаака Сирина.

Преподобный Макарий Египетский вторую ступень нравственной жизни считает ступенью «обновления и освобождения от тирании греха и сатаны». Но это освобождение легко не дается подвижнику. Предполагается «продолжительная и упорная борьба со страстями и худыми наклонностями». Причем преподобный Макарий указывает на два вида брани: брань внутреннюю и брань внешнюю. Внутренняя брань – это брань сердца с помыслами и страстями, внешняя – удаление от себя земных развлечений и соблазнов (Беседа 21). Сама возможность этих двух видов брани кроется в свойствах богоподобного духа человеческого.

После Адамова грехопадения ум человека помрачился, но не уничтожился совершенно, свобода воли подверглась страстям, но не упразднилась, чувства извратились в понимании добра и зла, но не лишились и влечения к добру. Вследствие этого душа пока еще не подверглась полному влиянию сатаны и поэтому имеет свободу оставить грех и обратиться на путь добродетели.

О самом моменте возрождения или обращения человека на путь новой жизни преподобный Макарий Египетский говорит, что если грех вошел в человека извне, проникши в душу его в виде «мистической тьмы», то и новая жизнь также должна войти в душу извне, то есть путем рождения от Бога (Беседа 23), как и Спаситель об этом говорит: если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия (Ин. 3, 3).

Но человек, возродившись и вступив на путь упорной борьбы с грехом, не ограничивается только решением этих задач. Он вместе с этим проявляет усиленное стремление к решению третьей, не менее важной задачи, – это стяжание добродетелей, или, как выражается преподобный Макарий, «подвижничество с добро-деланием»⁵⁹. Эта задача имеет целью укрепить в подвижнике доброе расположение, добрые навыки до состояния невозможности возврата к прежним грехам. Такое состояние человека непременно ведет его к дальнейшему духовному совершенству, к теснейшему единению со Христом в причастии Святого Духа, ибо в этом единении и в этом причастии – истинное счастье человека.

Здесь уже усматривается близость третьего этапа нравственной жизни, на котором подвижник вступит уже в самые тесные отношения с Господом и Животворящим Его Духом, возгораясь спасительным желанием к Нему и любовью.

Как видим, в раскрытии и второго уровня нравственного совершенствования преподобный Макарий Египетский имеет почти те же мысли, что и Иоанн Лествичник и Исаак Сирин. Та же необходимость возрождения, обновления ветхого человека, та же упорная и неослабная борьба с грехами и пороками и та же настоятельнейшая потребность доброделания и украшения себя на пути добра. Все это – насущные моменты второй стадии нравственной жизни человека. Они же, как мы видели выше, подчеркиваются как необходимые и преподобными отцами Иоанном Лествичником и Исааком Сириным.

Теперь нам предстоит разобрать третий, то есть последний, этап пути к нравственному совершенству.

Подвижник Христов, пройдя многими трудами, скорбями и лишениями два первых этапа духовной жизни, наконец достигает состояния так называемого совершенствования, или обожения.

По учению преподобных Иоанна Лествичника и Исаака Сирина, уровня совершенствования достигают те, у кого воля человеческая вошла в полное согласие с волей Божественной (Лествица 29, §11, 12). Эти люди совершенно очистили себя от всякой скверны плоти и духа, прониклись абсолютным желанием небесного. Они уже чувствуют в своих сердцах часть тех небесных благ, против которых все утехи мира сего – ничто. Они ощущают себя гражданами небесными, любимыми сынами Небесного Отца, Который всех покрывает, всех питает, о всех заботится (см.: Мф. 6, 26; Лк. 12, 6) и особенно любит тех, которые послушны Ему и смиренны духом.

Усовершенствовавшиеся – это люди, обогащенные многими добродетелями, и сверх всех добродетелей они увенчиваются некой золотой короной, перевитой тремя благоухающими живыми венками – верой, надеждой и любовью. Вершиной этих трех высших добродетелей преподобный строитель лествицы считает любовь. Она именно и увенчивает подвижника Христова на высоте духовного совершенства (Лествица 30, § 37).

Эта степень духовной высоты у преподобного Исаака Сирина определяется словами «высшее созерцание», «оживотворение», «теснейшее единение с Богом», «боговселение и любви неугасимое горение». Эта последняя ступень ведения, «проникновения в область сокровенного и вечного... жительство совершенно духовное, от чувств отрешенное, начало воскресения испытываемое и к житию вечному определенное»⁶⁰.

Что же касается учения преподобного Макария Египетского о состоянии подвижника на третьей ступени духовной жизни, то преподобный авва характеризует эту ступень как «обожение Логосом» при озарении Божественной любовью, еще он называет это состояние «оплототворение Бога» (Беседа 4, § 9), то есть то же, что и «обожение». Надо сказать, что учение об обо-жении у преподобного Макария занимает одно из центральных мест в богословствовании.

Человек достигает нравственного совершенства и спасения «по благодати и Божественному дару Духа», однако при собственном усилии и свободном произволении. Но опять-таки не своею рачительностью и праведностью достигает он духовной свободы и чистоты, а содействием «свыше Божией руки», потому и пророк Давид говорит: Аще не Господь созиждет дом и сохранит град, всуе бде стрегий (ср.: Пс. 126, 1), «а равно – всуе трудится и зиждущий и не имеющий над собою изволения Духа» (Слово 2, гл. 1).

Как огнем возжигаются многие светильники, так и подвижники воспламеняются одним Божественным огнем Сына Божия (Логосом). Верные и усовершенствовавшиеся имеют в своих сердцах огонь Христов, потому они «светосветящи» для других (Беседа 43, § 1). Но прежде этого состояния человек воспринимает в себя Логос, Который снисходит к человеческой немощи и «Сам плототворит Себя» (Беседа 4, § 9, 10, 13). Это оплототворение производит потом в душе обожествляющие действия, то есть принявшие в себя Христа, Сына Божия, постепенно изменяются или перерождаются из смертного существа в бессмертное, из греховного в безгрешное, из земного в небесное. Словом, человек, оплото-творившись Логосом, обожается Им.

Но как происходит сам процесс обожения? Подобно тому как действия греха или греховной тьмы, срастворившейся с душой, являются плототворением сатаны в человеке или воцарением его в сердце, так и действие Логоса неотделимо от Самого Логоса. Он вселяется в душу человека Сам со Своим Божественным светом и производит на всего человека действие «боготворящее» (обожающее). Обожение есть боговселение, а боговселение – обожение. Аще кто во Христе, нова тварь (2Кор. 5,17).

Господь для того и пришел на землю, чтобы изменить, преобразить и обновить естество человеческое (Беседа 44, § 1). Соединившись с душой человека, Христос «растворяет ее Своим Божественным Духом», постепенно изменяет ее, пока не возрастит в собственный Свой возраст. Он возвышает душу человека до беспредельного возрастания, пока она совершенно не пре-ложится в Его Божественное естество (Слово 6, гл. 7). На этой высокой степени нравственного развития подвижнику свойственны две дивные вещи: нижайшее смирение и высочайшая любовь. Первое делает его приятным для Господа, вторая – возлюбленным сыном Его (Слово 6, гл. 3, 6).

Какое же самочувствие человека, достигшего, по благодати Сына Божия, этой крайней, наивысшей степени духовного возрастания? Преподобный Макарий говорит, что таковые преисполняются многих и великих Божественных утешений (Слово 6, гл. 31). Сподобившиеся этого состояния иногда веселятся, как бы на царской вечери, и радуются какою-то невыразимой и неизреченной радостью; то они соуслаждаются духовно, то, как бесплотные Ангелы, чувствуют такую удободвижность и легкость, что как бы не считают себя облеченными в тело; иногда они бывают приведены в веселие как бы каким-то питием и испытывают несокрушимый духовный мир; иногда в слезах любви истаивают, молясь за весь мир, горя Божественной любовью ко всем человекам; иногда они упокаиваются ведением, Божественного Духа мудростью, и разумеют высокие тайны, какие не возможет изречь язык человеческий.

Все это – действия в человеке Логоса с Божественным Духом. Их испытывает тот, кто воспарил на высокую ступень духовного совершенства, и тогда он делается весь светом, весь радостью, весь упокоением, весь любовью. Он дошел до состояния мужа совершенна и достиг в меру возраста исполнения Христова (см.: Еф. 4, 13) (Слово 6, гл. 7).

В таких чертах описывает преподобный Макарий Египетский состояние усовершенствовавшегося подвижника, достигшего, по благодати Божией, третьей, высшей ступени нравственной жизни.

Как видим, и здесь, в разборе последнего этапа нравственного восхождения, в учениях святых отцов – Иоанна Лествичника, Исаака Сирина, с одной стороны, и Макария Египетского, с другой, – каких-либо разномыслий также не наблюдается. Правда, преподобный Макарий говорит об особом виде единения со Христом, о так называемом мистическом плототворении, но этот образ выражения вполне церковный и соответствует учению преподобного Иоанна Лествичника о совершенных, то есть достигших состояния духовной высоты и полного обновления духа.

Как плототворение, затем обожение Логосом, у преподобного Макария Египетского, так и усовершение у преподобного Иоанна Лествичника – это одно и то же состояние нравственной жизни человека, испытываемое подвижником на высоте духовного развития. Разница только в особом образе выражения, которым пользуется преподобный Макарий как мистик при определении высшей стадии духовного развития. Что же касается сущности понятия самого совершенствования, его фактического содержания и определения его степеней, то здесь вышеуказанные святые отцы мыслят, как думается, совершенно согласно.

Таким образом, мы проанализировали все три этапа духовного пути подвижника к совершенству по взглядам преподобного Макария Египетского – представителя второго направления древней мистики, Исаака Сирина – представителя третьего направления древней мистики и преподобного Иоанна Лествичника – аскета и подвижника V века.

Теперь преподобный Иоанн Лествичник со своими аскетическими тенденциями будет представлять для нас не только аскета-подвижника, но и искусного строителя многоступенчатой лествицы спасения; мы будем знать о нем не как о воине Христовом, воинствующем с невидимым врагом одиноко, но со многими великими подвижниками Древней Церкви в единомыслии и едином духовном стаде, Пастыреначальник же этого стада, его Хранитель, Питатель и Спаситель – Христос.

Весь путь духовного развития, состоящий из трех основных этапов (человека плотского, возрожденного и усовершенного), в учении указанных отцов имеет одну цель – достичь вечного блаженного единения с Богом. Таким образом, преподобный Иоанн Лествичник как представитель восточного аскетизма в истории подвижничества и аскетической мысли не совсем одинок. По своим взглядам он очень близок к некоторым представителям древних церковных мистических направлений, например, к преподобным Макарию Египетскому и Исааку Сирину. Об одном и том же они учат, об одном пишут и говорят – что путь духовного обновления чрезвычайно труден, многоопасен, что он требует от подвижника неимоверных усилий, но эти усилия восполняются силою Всесильного (Богом) и благодаря Ему многотрудный путь делается возможным и даже отрадным.

Три этапа восхождения по этому пути (плотского человека, возрожденного и усовершенного) постепенно поднимают раба Христова все выше и выше. Первый этап показывает ему гибельность его греховной жизни, ее превратность, непостоянство, а главное – ее обманчивость и ложность. Поняв эти истины, плотской человек ищет выхода из этого состояния, в котором он оказался вследствие обольщения диавола и греха. Так Господь, хотящий всем спастися (ср.: 1Тим. 2, 4), ведет грешника ко второму моменту духовной жизни – возрождению.

Но возрожденный – еще не спасенный. Вот перед возрожденным открылось поле страшной битвы со злом, которое пустило свои ядовитые корни во все уголки человеческого существа. Вырвать из себя зло с его корнями и кровью – задача второго этапа нравственной жизни, и задача самая трудная, но и здесь подвижник с по-мощью Божией решает ее – зло побеждено и изгнано вон.

Но это только одна цель второй ступени нравственной жизни. Теперь на очищенное и вспаханное поле сердца нужно насадить, а затем взрастить семена многих добродетелей. Эта цель достигается также трудом, но этот труд приятен, он более и более делается легким и наконец радостным. Имея такие чувства, путник уже восходит на третий, то есть последний, этап лествицы. Словом, он достигает состояния совершенствующегося.

Этот высший период духовной жизни дает человеку все, к чему он стремился от начала своего подвига: дает ему бесстрастие, мир, блаженство и любовь. Любовь венчает потрудившегося вечным счастьем, вечной радостью, вечным единением со Христом Богом.

Преподобный Иоанн Лествичник в истории подвижничества и аскетической мысли является личностью совершенно замечательной. Вместе со многими древними отцами он был образцом благочестия и человеком опытного подвига. Подвижничество ради стяжания чистоты сердца и спасения было неотделимо от его жизни. С шестнадцатилетнего возраста он оставил мир, родителей и близких и ушел в синайские пустыни, где его, как в древности Моисея, приняла священная гора Синай и подняла его затем на свою духовную вершину для беседы с Богом.

«Кто в состоянии огласить повествование, как проходил он здесь труды свои?» – говорит о нем древний списатель его жития⁶¹. Сорок лет он пробыл в безмолвном уединении. Затем, как опытный строитель спасения других, он был поставлен руководителем многочисленного братства на Синае.

Жизнь этого святого отца чрезвычайно многоплодна и назидательна. Она сияла тогда и теперь сияет для многих христолюбцев великим светлым маяком на их пути к горнему Иерусалиму. Тогда этот маяк (при жизни преподобного) светил чудными подвигами, как магнит притягивал ревностных подражателей, теперь же он сияет (и сиял на протяжении многих прошедших веков) светом мыслей преподобного аввы, которые запечатлены им в его замечательной «Лествице».

Характер учения преподобного Иоанна Лествичника определяется одним словом: аскетика или аскетизм. Аскетическое делание, по преподобному Лествичнику, должно иметь постоянный и неослабный характер. Аскет, в понятии преподобного аввы, – непрестанный доброде-латель и добровольный мученик. Аскетизм – крестный и мученический путь на Голгофу.

Почему он крестный и почему мученический? Потому, что аскет – непримиримый враг греха и чувственности, и потому, что он выступает на решительную борьбу с этим грехом и чувственностью. Излюбленное место греха – сердце человека. Отсюда-то его аскет и решает изгнать вон. Но грех может быть изгнан только силою и подвигом, лишениями, самоотвержением, са-мораспятием. А это и есть не что иное, как путь Креста. Но почему этот путь называется еще мученическим путем? Потому, что он сопровождается многим самоистязанием, мучениями при отсечении ветхого человека (Лествица 1, § 4), отсечения своей воли (Лествица 4, § 3), а последнее преподобный и называет мученичеством.

Таким образом, учение преподобного Иоанна Лествичника отличается требованием аскетической крестности и строгого подвижничества, непрестанного делания и неослабной борьбы со злом.

Учение преподобного Иоанна Лествичника определяется словами пережитый, испытанный подвиг. Он приводит подвижника к праведному воздаянию и горнему венцу, как и святой апостол говорит: Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох, прочее же блюдется мне венец правды, егоже даст мне Господь, Праведный Судия, в день он; и не токмо мне, но и всем возлюбившим явление Его (ср.: 2Тим. 4, 7–8).

«Лествица» преподобного Иоанна является настоящим духовным сокровищем как для монашествующих, отрекшихся мира и его суетных удовольствий, так и для мирских людей, живущих среди мира и также жаждущих подвига спасения. Влияние этой книги, малой по объему, но сильной по своему глубокому и мудрому содержанию, распространилось на целые поколения подвижников, аскетов, молчальников, столпников многих столетий. Богомудрыми предписаниями смиренного Синайского аввы руководствовалось и удобно восходило к небу по его лествице совершенства бесчисленное множество неизвестных смиренных монахов, знаменитых церковных учителей, великих святителей.

«Лествица» была настольной книгой великого сонма подвижников Восточной Церкви. Его простые слова, советы, наставления всегда были для них действенными, многополезными, способствующими достижению великой, святой цели. Ведь пережитый, прочувствованный опыт одного человека всегда находит сочувствие и живой отклик в сердце другого. Мудрые и жизненные советы богомудрого отца были руководящим кормилом для плывущих по бурному морю жизни, особенно для иноков. А так как жизнь человеческая с ее духовными запросами, с ее неизменными спутниками – грехом и добродетелью, сегодня та же, что была тринадцать веков назад, то учение преподобного Иоанна Лествичника, его проницательные и богомудрые слова, растворенные подвигом и отеческой любовью, живы, действенны и теперь. Преподобный Иоанн Лествичник своими творениями живет в сердцах многих верующих людей. Памятуя слова апостола, сказавшего: поминайте наставники ваша, иже проповедаша вам слово Божие, и, взирая на кончину их, подражайте вере их (ср.: Евр. 13, 7), сотни тысяч боголюбивых душ читают и запоминают наставления преподобного отца, и будут, конечно, помнить их, жить ими и спасаться и последующие за ними поколения, потому что это учение, эти наставления, эти подвижнические опыты ведут человека к самому жизненно необходимому, трепет-но-возвышенному, бесконечно радостному – Царству Небесному и вечному единению с Богом. Чего да не лишит нас всех, бедных жителей Земли, всепрощающая, всемилующая и всеспасающая Божественная Любовь.

Остается только от души пожелать, чтобы «Лествицей», этим величественным и прекрасным творением преподобного Иоанна, игумена Синайского, пользовалось еще больше «путников Христовых», жаждущих обновления, спасения и восхождения от земли на небо.

Ведением и деянием преестественне просияв,

Облистаеши ученьми;

Законы нам положил еси богомудрыя, блаженне,

Добродетелей доброты степени поставль,

По нимже последующих возводиши к безстрастию.

Иоанне равноангельне, моли Христа Бога

Прегрешений оставление подати

Чтущим любовию святую память твою⁶².

15 ноября 2010 года исполнилось 10 лет со дня кончины архимандрита Тихона (Агрикова, в схиме Пантелеймона), современного нам русского подвижника благочестия. Судьба его была удивительной. Крестьянский сын с четырёхклассным образованием, он отслужил воинскую службу в рядах Красной Армии и, еще не успев после демобилизации влиться в гражданскую жизнь, был снова мобилизован, на этот раз уже на фронт. Будущий схиар-химандрит и любимый в народе духовник прошел всю войну и по милости Божией остался жив. После окончания войны была вновь открыта Московская духовная семинария, закрытая большевиками в самом начале советской власти, названная теперь «богословскими курсами», куда и поступил учиться Василий Петрович Агриков.

Учеба захватила его целиком, и особую любовь он питал к аскетике. Это видно и по его работам: «Невидимая брань (по святителю Феофану Затворнику)» – его семестровое сочинение на 3-м курсе семинарии, «Преподобный Феодор Студит как организатор общежительного монашества» – тема кандидатского сочинения, «Преподобный Иоанн Лествичник как представитель восточного аскетизма» – стипендиатский отчет, выполненный уже после окончания академии.

Василий Агриков в 1953 году был пострижен в монахи с именем Тихон и в том же году состоялось его рукоположение во иеромонаха. В монашестве отец Тихон проводил жизнь самую чистую, молитвенную, строгую и подвижническую. Он нес очень ответственные послушания в Лавре и академии, был духовником, причем исповедовал всю ночь до утра, а утром спешил на богослужение, которого не пропускал никогда. За богослужением произносил проповедь, это всегда поручали ему, ибо никто не мог так тронуть и подготовить сердца верующих ко Святому Причастию, как он. С 1954 года к этому добавилась преподавательская работа в духовной семинарии, он вел здесь курсы священной истории Ветхого и Нового Завета и пастырского богословия.

«Любить и радовать всех, именно радовать, – это есть постоянное и тихое торжество истинной пастырской любви, ибо пастырь без любви – что цветок без цвета, утро без зари, день без сияющего солнца, или, как по апостолу, – потухшая звезда, блуждающая во мраке ночи», – писал позднее батюшка. Множество его духовных чад жило силой его истинной пастырской любви.

Но такой яркий и мощный духовный огонь сильно жег ненавистника истины, раздражал власть предержащих. Слишком уж велика была духовная одаренность отца Тихона и велико признание паствы. И архимандрит Тихон был поставлен в такие условия, когда жизнь и труды в Лавре стали для него невозможны.

Дальнейшая жизнь его покрыта завесой тайны. Он скитался, подвизался в горах Кавказа, служил в Мукачевском Свято-Николаевском девичьем монастыре, в храме Владимирской иконы Божией Матери в Мытищах, 20 лет провел в затворе, последние 9 лет – в схиме. Скончался 15 ноября 2000 года в селе Тайнинском под Москвой, где у алтаря храма Благовещения Пресвятой Богородицы и обрел себе место вечного покоя.

Бессмертная «Лествица» была для архимандрита Тихона любимым святоотеческим творением, как он сам признается в настоящей своей работе. Да послужит ее богословский анализ, выполненный просвещенным от Бога духовным подвижником, на пользу всем читающим эту книгу.