Слава преподобного отца нашего Серафима Саровского чудотворца, в свете Христовой веры Православной Церкви

Слава и благодарение Создателю! Совершилось, так чудно-благолепно совершилось давно жданное и всем истинно верующим сердечно желанное торжество прославления и открытия святых мощей преподобного и Богоносного Отца нашего Серафима, Саровского Чудотворца!

Зачатки этого воистину «торжества православия» положены были уже давно – еще во дни подвижнической жизни преподобного. Уже тогда к нему, от юности своей удалившемуся от мира и его приходящих радостей и суетной славы в глухую Саровскую обитель, а потом и от самого иноческого братства обители в дальнюю и ближнюю пустыньки, а затем и в затвор уединившемуся, и здесь и там смирявшему себя до земного поклонения каждому посетителю и до целования руки принимавшей его же благословение, – уже и тогда к нему, в белом балахончике и бахилах убогому Серафиму, шли то за наставлением и благословением, то с мольбой об избавлении от недугов душевных и телесных, не только иноки обители и окрестные жители, а и люди всякого звания и состояния из самых отдаленных местностей России, ибо и туда проникла слава о нем, – шли десятками, сотнями и тысячами в один день. Уже и тогда смиренного инока Серафима знали и чтили, казалось, все и везде, – уже и тогда слава Серафима не только всю землю Российскую обтекала, а проникала на самое небо – до самого престола Господа славы и сама Царица Небесная с целым сонмом ангелов и святых Божьих не раз и не два сходила к своему любимцу и небесным светом озаряя самую келию его, ублажала его, как человека рода её, а царь славы Господь благословлял его благословением небесным и лицо старца сияло, рассказывали очевидцы, как лицо ангела Божия. Уже и тогда неустанный богомолец народный и учитель церковный, как бы в дополнение к своим молитвенным стояниям пред иконой Богоматери – «всех радостей Радости», в обилии теплившей лампады и свечи, в знаменование духовной церковности своих молитв и в залог благодатной силы их для жаждущих её, или помазывал приходивших к нему елеем из лампады, или давал испить святой водицы и вкусить благословенного хлеба и всех оделял сухариками, говоря «размочи и кушай их в доброе здоровье». И чудное дело! Здоровье приходило к принимавшим с верою и любовию эти видимые залоги благодатной молитвы старца страдальцами жизни, яцем же недугом одержими бяхом, приходило даже в таких случаях, когда по естественному порядку вещей, его нельзя было и ожидать. А сколько немощных совестей успокоено было благодатным словом учителя кротости! Сколько света и тепла разлито было этой радостью нашей – Серафимом блаженным уже при жизни его!

Приближался конец строгоподвижнической жизни старца Серафима в Caрове и на слово сокрушения о близости этого конца, высказанное одной почитавшей блаженного дивеевской старицей, он сказал: «а когда меня не будет с вами, вы на гробик-то мой и ходите. Припадите к могилке и мне, как живому, все и расскажите, в чем имеете нужду. Я услышу вас и помогу вам». Так говорил блаженный в пророческом предведении своей посмертной славы и в духовной радости об этой славе, как об счастье служения ближним, вседейственною благодатью Божью, как бы делясь этой радостью с теми, кого он любил – кому уповал служить.

Понимаемое в таком разуме, как напоминает собою это пророческое слово любимца Божией Матери Её собственную песнь, в которой она радовалась духом своим о Боге Спасителе, яко призри на смирение рабы Своея; се бо отныне ублажат ю вси роди (Лук.1:46–49)! И сбылось желание старца и исполнилось пророческое слово его; ибо с самого, можно сказать, дня блаженной кончины угодника Божия, всю жизнь свою бегавшего славы людской, трудом, постом и бдениями молитвенными измождавшего плоть свою – томившего томящего его – началось то ублажение его, которое Господу угодно было увенчать и как бы печатию Духа Своего запечатлеть в только что совершившемся торжестве 19 июля.

В самый час кончины преподобного Серафима старец Глинской пустыни Курской губ. Филарет видел столп света, восходившего от земли на небо и, прозрев духом кончину праведника, объяснил окружавшим его это видение, как образ вознесения на небо ангельски чистой души его; а гробик – колоду, в котором положено было честное тело почившего едва на восьмой день по кончине его могли с церковно-уставными песнопениями и молитвами об упокоении души усопшего и воздыханиями сердечными схоронить в намеченной самим почившим у южной стены соборного храма обители могиле – так велико было стечение желавших воздать последнее целование усопшему старцу почитателей его, которые сошлись в Саров, откуда только было возможно.

И эта тропа народная в обитель Саровскую – к могилке и скрытому в ней гробику преп.Серафима с той поры не пустела и не зарастала ни на один, можно сказать, день, а, разветвляясь от этой дорогой могилки, как от центра радиусами или лучами по всему лицу земли русской, охватила собой всю ее – Святую Русь до самых отдаленных уголков её и глухих захолустий даже в Сибири, и каждая из этих ветвей возвращаясь от крайних пределов своих назад и на этом пути своем вбирая в себя все новые и новые притоки, как многоводная рекa, сливалась у центра своего с другими такими же, здесь – у самой могилки преподобного образуя как бы целое море славы его.

Пение панихид об усопшем иеромонахе Серафиме с возношением бескровной жертвы у гробика его не умолкало ни на один день в течение всех 70 лет, протекших со дня кончины его до 19-го июля настоящего года. Во все это время оно, несомненно, раздавалось и на всех тех путях, с которых шли сюда богомольцы. Всюду имя иеромонаха Серафима вносилось в заупокойные поминания. Изображения его, как согбенного старца, или в белом балахончике или в полумантии и эпитрахили, то единоличные то эпизодические, не тысячами и десятками, а сотнями тысяч расходились по жилищам православных и помещались нередко у божниц, как бы готовые к освящению их в иконы. В не меньшем конечно количестве, но несомненно eщё с большим почетом, как святыня разносились повсюду из Сарова не погребенные в земле останки преподобногo – вещи и предметы бывшие или у него в употреблении или в близком к нему отношении каковы – священные и духовные книги, одеждные рубища, древесные обрубки и даже камни, которые там или здесь собирал он; известно, что те два огромные камня, на которых молился преподобный тысячу дней и столько же ночей, лишь небольшими остатками хранятся в Сарове, а в большей своей части, раздробленные на мелкие камешки с изображениями на них преп.Серафима разнесены по самым отдаленным уголкам России. Даже песочек с могилки преподобного и тот разбирался поклонниками как священный предмет.

Да, все эти и многие другие, по суду мира ничтожные, как прах, останки преподобного хранились и хранятся верующими не просто, как памятка о нем, в выражение почитания его, а как предметы священные. Молясь об упокоении души усопшего раба Божия Серафима, почитатели его и к нему самому обращались с молитвою, просили его наставления, утешения и избавления от бед, скорбей и болезней. Вот при этих то молитвах к преподобному, не имевшие возможности приходить на могилку его, как бы в посильное исполнение предсмертного завета его, и употребляли все те не погребенные в землю останки его. Они – эти останки являлись в глазах хранивших их почитателей преподобного, как бы посредниками между ними и оставившим их преподобным, как бы видимыми органами для передачи ему своих молений и для получения от него по присущей ему благодати Божьей просимых милостей. Они веровали, что эти не одушевленные предметы могут проникнуться, и проникнуты божественной благодатью и с этой верой лобызали их, возлагали их на себя – на чело, перси, а то и другие болевшие члены тела, обливали их водой и эту воду вкушали, как осветившуюся – исполнившуюся через это обливание, присущей самому преподобному, благодати Божьей. И нет возможности изобразить все те многообразные формы, в которых выливалось такого рода молитвенное прошение к преподобному Серафиму в течении всего семидесятилетнего пребывания тела его во гробе, на пространстве всей православной России и, тем больше, – исчислить все случаи таких молитвенных обращений к нему верующих; но несомненно также, что неисчерпаемо и море бывших при этом чудес, или непостижимых для разума человеческого и недостижимых наличными силами природы проявлений милостей Божьих к притекавшим к преподобному с такими молитвами. Можно сказать лишь, что с верою и любовью призывавшие в молитвах своих пр.Серафима не отходили от него тощими, кто бы они ни были по своему положению, званию и состоянию; начиная от самого обездоленного и не имеющего своего угла страдальца жизни и кончая чертогами самих благочестивейших Государей наших, всюду были и памятными остались случаи чудесной помощи от Бога по молитвам к преп.Серафиму, и нередко именно чрез посредство таких не погребенных в землю останков его. Эти-то небесные знамения и послужили как бы перстом Божьим, указавшим верховному собору архипастырей Церкви Российской учинить то, только что совершившееся 19 июля, торжество церковного прославления и открытия святых мощей преп. Серафима, которое можно назвать началом третьей – наивысшей на земле стадии прославления преподобного.

Вот как говорится о сем в напечатанном в первой книжке нашего журнала «Деяний святейшего Синода 29 января 1903 года»: «Вполне разделяя веру народную в святость приснопамятного старца Серафима, святейший Синод не раз признавал необходимым приступить к должным распоряжениям о прославлении праведного старца». Сказав далее о произведенном, по его поручению, епископом Тамбовским в 1892–1894 годах в 28 городах европейской России и Сибири расследовании о чудесных знамениях и исцелениях, явленных по молитвам отца Серафима с верою просившим его помощи, а равно и о чинившихся настоятелем Саровской пустыни записях о бывших после того многочисленных чудесах, святейший Синод пишет: «В минувшем 1902 году, 19 июля в день рождения старца Серафима, Его Императорскому Величеству благоугодно было воспомянуть, и молитвенные подвиги почившего и всенародное к памяти его усердие и выразить желание, дабы доведено было до конца начатое уже в святейшем Синоде дело о прославлении благоговейного старца. Святейший Синод, рассмотрев во всей подробности и со всевозможным тщанием обстоятельства сего важного дела нашел, что многочисленные случаи благодатной помощи, по молитвам старца Серафима, обследованные надлежащим образом, не представляют ни какого сомнения в своей достоверности и по свойству их принадлежат к событиям являющим чудодейственную силу Божию, ходатайством и заступлением о.Серафима изливаемую на тех, кои с верою и молитвою прибегают в своих душевных и телесных недугах к его благодатному предстательству. Вместе с сим Синод желая, чтобы и всечестные останки приснопамятного старца Серафима были предметом благоговейного чествования от всех притекающих к его молитвенному предстательству, поручил преосвященному митрополиту Московскому произвести их освидетельствование 11 января сего года митрополит Московский Владимир и епископы Тамбовский Димитрий и Нижегородский Назарий, присоединив к себе – Суздальского архимандрита Серафима и прокурора Московской синодальной конторы князя Ширинского-Шахматова и еще четырех духовных лиц, произвели подробное освидетельствование гроба и самих останков отца Серафима, о чем составлен ими особый акт за собственноручною всех подписью. По сему святейший Синод, в полном убеждении в истинности и достоверности чудес, по молитвам старца Серафима совершающихся, воздав хвалу дивному во святых Своих Господу Богу, присно благодеющему твердой в проотеческом православии Российской державе, и ныне во дни благословенного царствования благочестивейшего Государя Императора Николая Александровича, как древле, благоволившему явить прославлением сего благочестия подвижника новое и великое знамение Своих благодеяний к православному народу русскому, подносил его Императорскому Величеству всеподданнейший доклад, в котором изложил следующее свое решение: 1) благоговейного старца Серафима, почивающего в Саровской пустыни, признать в лике святых благодатью Божьей прославленных, а всечеcтные останки его – святыми мощами и положить оные в особо уготованную усердием Его Императорского Величества гробницу для поклонения и чествования от притекающих к нему с молитвою; 2) службу преподобному отцу Серафиму составить особую, а до времени составлении таковой, после дня прославления памяти его, отправлять ему службу общую преподобным, память же его праздновать, как в день преставления его 2-го января, так и в день открытия святых его мощей и 3) объявить о сем во всенародное известие от Святейшего Синода».

Когда это постановление Свят. Синода чрез прочтение означенного «Деяния» его во всех храмах православной Poccии было объявлено во всенародное известие, началось всенародное же и всецерковное, так сказать, приготовление к торжеству 19 июля. Сказания о житии и подвигах преподобного Серафима всякого рода, равно как и самые разнообразные, до иконных по своему внешнему виду включительно изображения его стали появляться и распространяться всюду в несметном количестве; паломничество в Саров на поклонение преподобному, к неоткрытому ещё гробику его, увеличиваясь день ото дня, к 19-му июля возросло до необычайных размеров, от десятков до сотен тысяч. Рядом с этим всенародным приготовлением шли приготовления правительственные и церковные. В Сарове и около него строились помещения для паломников: в самой обители изготовлены были помещения для изъявивших желание быть на торжестве Их Императорских Величеств и Высочеств; на полянках окружающего пустынь Саровского леca построено было до ста деревянных бараков, образовавших из себя целый городок – для простых богомольцев и несколько гостиниц – домов; не смотря на то, иные из богомольцев должны были располагаться в привезенных ими палатках, или в телегах, на которых приехали, а то и на голой земле, под открытым небом. Тут же расположены и разного рода торговые учреждения и пекарни. Для удовлетворения духовных потребностей богомольцев в разных местах вокруг обители устроены часовни, в которых Саровские иеромонахи и за недостатком их вызванные из других обителей, а также приходские священники Тамбовской и Нижегородской епархии должны были служить сначала панихиды, а с 19 июля молебны; всюду продавались образки и книжки, и в склянках вода из источника преп.Серафима. Тысячами, а в последние дни перед торжеством десятками тысяч богомольцы, кто лично от себя, кто от семейств, учреждений и даже целых городов несли в дар обители разные церковные вещи и принадлежности как то: священные облачения, покровы для мощей, лампады с целыми пудами деревянного масла, святщ. сосуды, напрестольные кресты, Евангелия, хоругви и мн. т. под. Хоругви эти, отличавшиеся красотою форм и разнообразием материала, из которого они изготовлены приносились в дар Саровской и Дивеевской обителям обществом хоругвеносцев из Москвы, Троице-Сергиевой Лавры, Нижнего Новгорода, Тамбова и других городов. Во главе всех этих приношений должно конечно назвать раку и над нею сень для мощей преподобного, изготовленная усердием и на средства Их Императорских Величеств¹.

Неоцененная святыня Саровской обители конечно святые мощи преп. Серафима; но у святого человека, как чудно хорошо сказал первосвятитель Церкви Российской, высокопреосвященный Антоний митрополит С-Петербургский, все свято и чудодейственно даже тень, даже одежда, а не одно только тело, или кости. Отсюда вполне понятным является то, что приготовления к торжеству прославления преподобного Серафима касались не оних только святых мощей его и места их пребывания, а и других предметов, которые имели такое или иное отношение к нему. В числе этих предметов первое место занимает конечно каменная келлия преподобного, в которой он жил, подвизался и в молитвенном подвиге скончался. Поэтому охранение и украшение этой святыни не могло не озабочивать почитателей преподобного и лучшего средства для этого не может быть как устроение св. храма имени преподобного над его келлией. Такой храм был заложен еще в позапрошлом году и ко дню открытия св. мощей преподобного Серафима был уже готов к освящению. По устройству своему он представляет оригинальное сооружение в русско-византийском стиле с пятью главами; стоимость его определяют суммою свыше 200 тысячъ рублей. У западной стороны этого храма – между хорами и средней его частью – и помещается келлия преподобного, с внешней своей стороны обделанная в виде часовни с четырехскатною чашуйчатою кровлею из светлой бронзы, с рядом кокошников по нижнему краю и золотым крестом на главе её: наружные стены, этой часовни-келлии украшены священными изображениями из жития преп. Серафима. Внутри священной келлии, в левом углу в богато украшенном бронзовом киоте находятся иконы Спасителя и Божьей матери «Умиление» – копия с той иконы, перед которой коленоприклоненно скончался преп. Серафим; перед иконами неугасимая лампада, подсвечники для свечей и аналой с крестом и св. Евангелием для служения молебнов. По стенам келлии в особых витринах-футлярах из светлой бронзы с зеркальными стеклами, устроенных на средства московских хоругвеносцев, заключены мантия, шапочка и кожаные четки преподобного, два кипарисовых шейных креста, вырезанные руками его, камень, на котором днем молился преподобный в своей дальней пустыньке, зуб его и волосы с головы преподобного и Евангелие, обгоревшее во время пожара в келлии преподобного при его кончине. Другой храм во имя преп. Серафима к совершившемуся торжеству устроен в основанном преподобным Дивеевском женском монастыре храм этот, составляющий левый придел величественного Святотроицкого Собора обители, особенно замечателен тем, что он устроен одновременно с собором еще в 1875 году и с той поры доселе оставался не освященным. Дивеевские сироты, как любил преподобный называть инокинь этого им самим основанного монастыря, всегда так несумненно веровали в святость «батюшки» Серафима, так твердо уповали на его прославление, что еще 25 лет тому назад определили посвятить левый придел новосозданного храма имени преподобного, когда Богу угодно будет, прославить его, и вот сбылись, наконец их ожидания. Как горячо любили и чтили дивеевские сироты преп. Серафима, можно судить потому, что они именно сохранили у себя большую часть предметов оставшихся после преподобного. Они именно сохранили у себя подлинную икону Божьей матери – «Умиление», перед которой молился и скончался он; икона эта, писанная на полотне натянутом на кипарисную доску, украшена серебряною вызолоченною ризою с неугасимою пред нею лампадою. Они именно сохранили у себя и ближнюю и дальнюю пустыньки преподобного. Составлявшая ближнюю пустынку, простая бревенчатая избушка стоит в кладбищенском храме монастыря в том самом виде, как она стояла в Саровском лесу. Кругом её устроен светлый коридор, где за стеклом помещены принадлежавшие старцу Серафиму лапти, сапоги кожаные, руковицы, топорик, кафтан, шуба, шапочка, камилавка, шерстяная и кожаная полумантия и четки, выточенные из дерева самим преподобным. В алтаре же этого храма хранятся Евангелие с Псалтирью в кожаном переплете, которое преподобный всегда носил с собой, епитрахиль и поручи, в которых он принимал святые тайны, и часть четиих-миней с собственноручною надписью преподобного. В том же самом виде, в каком была при жизни преподобного, хранится в Дивеевской обители и дальняя пустынька его в особом деревянном домике, который служит для неё как бы футляром. Пустынька эта так же представляет собой небольшую деревянную избушку – только с печкой; между стеной и печкой есть небольшое пространство, в котором можно поместиться только стоя и в которое уединялся иногда преподобный для молитвы; здесь стоит образ с горящею лампадою. В этой же пустыньке хранятся обрубок дерева, который заменял стул для почившего и часть камня, на котором он молился.

«На полянках окружающего обитель леса устроено, сказали мы, около 100 бараков, которые образовали собою как бы целый городок, как и называется теперь этот поселок. В этих бараках может разместиться больше 30,000 человек. Но не в этом дело, и не в том, что они, переполненные до крайней степени, могли вместить только третью часть прибывших на торжество богомольцев, а в том, что богомольцы эти должны были образовать и образовали собою в эти достопамятные дни, как бы живой храм, заключивший в своих недрах св. мощи и все другие всечестные останки преподобного Серафима. И кого только не было здесь! Здесь у гроба преподобного вольною волею собрались представители всякого звания, состояния и возраста и от всех даже самых отдаленных местностей нашего обширного отечества и во главе всех их сам Благочестивейший Государь с Государынями – супругой и матерью и другими Высочайшими Особами, своим пребыванием в эти дни в Сарове – среди народа своего так живо напомнивший богомольныя путешествия великих князей и царей допетровской Руси. В этой более чем стотысячной толпе были представители всякого чина церковного и apxиepeи с первосвятителем Церкви Российской во главе и священники, и монахи и миряне, были люди и всякаго состояния духовного, за исключением разве самобоготворящих себя отщепенцев Церкви. Словом здесь в малом виде была как бы вся православная Россия, вся православно-русская Церковь, собравшаяся на поклон к новоявленному угоднику Божию.

Самым же, веруем, даже в очах Божьих драгоценным приношением, которым собравшиеся готовились к предстоявшему торжеству открытия св. мощей преп. Серафима, было очищение совестей паломников таинствами исповеди и святого причастия. Как чудное видение, при воспоминании об этом выступают пред нами наши по истине благочестивейшие Государь и Государыня, которые в самый день прибытия своего в Саров 17-го июля вечером, исповедавшись у иеросхимонаха пустыни Симеона, на другой день за ранней литургией в придельном храме Успенского Собора приобщались Святых Таин?!

Но довольно о приготовлениях к торжеству церковного прославления преподобного Серафима; расскажем о том, как совершилось оно пользуясь для этого главным образом словами Высокопреосвященного Антония митрополита С.-Петербургского, которому свят. Синодом поручено было это святое дело, из его донесения св. Синоду 21-го июля сего года, и восполняя сказанное им показаниями других очевидцев.

«За несколько дней до начала торжества, говорит Владыка, именно 3-го июля дубовый гроб-колода со всечестными останками преподобного Серафима был вынут из могилы, и перенесен, по окончании совершенной Владыкою литургии, с крестным ходом в Церковь святых Зосимы и Савватия, здесь в Алтаре храма, под его, Владыки митрополита, личным наблюдением, при деятельном участии первосвященных Назария (eп. Нижегородского) и Иннокентия (еп. Тамбовского), архимандрита Серафима и немногих других приглашенных ими лиц, совершено было в течении трех дней, 3-го, 4 и 5 июля, переложение всечестных останков, преподобного в новый кипарисовый гроб». В донесении Высокопреосвященнейшего не говорится, но другие достоверные свидетели сообщают, что все присутствовавшие в Алтаре лица ясно ощущали благоухание, исходившее от святых мощей и не имевшее никакого подобия с обычными благовониями. Кипарисовый гроб со святыми мощами преподобного был вставлен в особо приготовленную дубовую гроб-колоду о которой речь была выше, и запертый Владыкою митрополитом до дня торжественного открытия мощей поставлен посреди названного храма на том надгробии, которое находилось над могилою преподобного.

«Собственно днем начала торжеств было 16-е июля. Сего числа, в 12 часов дня последовал редкий благовест большого монастырского колокола, созывавший богомольцев на торжественную панихиду в Успенский собор. Панихида совершена была архиерейским служением, при чем на эктениях и возгласах поминались имена Благочестивейших Государей Императоров и Государынь Императриц, начиная с Императрицы Елисаветы Петровны до Императора Александра III включительно, имена почивших преосвященных Тамбовских, строителей и игуменов Саровской пустыни, родителей преподобного Серафима Исидора и Агафии и самого приснопамятного иepомонаxa Серафима. В тот же день вечером в соборных храмах пустыни – Успенском и Божьей Матери «Живоносный Источник» – совершено было также архиерейским служением заупокойное всенощное бдение-парастас о приснопамятном иеpoмонахе Серафиме. 17-го июля богомольцы с раннего утра во множестве наполнили монастырские площади внутри и вне стен обители. В этот день ожидалось прибытие в Саров крестных ходов из двух Серафимовских обителей – Дивеевской и Понетаевской. Для встречи крестных ходов, в 7 часов утра, из врат Саровской обители вышел свой крестный ход, сопровождаемый преосвященным Иннокентием и, перейдя через мост реку Сатис остановился недалеко от леса на так называемом Лобном месте. Сюда около 8 часов утра, прибыли и те крестные ходы и все они соединившись вместе образовали одно величественное шествие, направляясь к стенам обители. Благолепию шествия много способствовали прибывшие на торжество из разных городов Московской, Ярославской, Владимирской, Тульской, Нижегородской и Рязанской губерний представители хоругвеносных обществ. Все они несли от своих обществ в дар обители по одной или по две хоругви, из коих многие отличаются ценностью и художественностью работы. По прибытии соединенного крестного хода в обитель, начался благовест к поздней литургии. В обоих соборных храмах литургия, а после неё панихиды совершены были архиерейским служением. В тот же день вечером, по прибытии Их Императорских Величеств, в соборных и других монастырских храмах совершены были особо назначенными священнослужителями заупокойные всенощные бдение о приснопамятном иеpoмонахе Серафиме. В 11-м часу вечера, когда площадь монастырская была свободна от народа, особо назначенные архимандриты молча перенесли из Преображенской Церкви старый дубовый гроб-колоду преподобного Серафима, на прежнее место его пребывания, в могилу, к которой устроен по не большой каменной лестнице спуск. Могила, в настоящее время, обложена тонкими мраморными плитами и с одной стороны сделана открытою, так что стоящий в ней за стеклянной перегородкою гроб всегда можно хорошо видеть.

18 июля после ранней литургии, за которой сподоблялись святых Таин Их Императорские Величества и многие из богомольцев, совершена была в Успенском Соборе архиерейским служением последняя заупокойная литургия, а по окончании её и панихида о приснопамятном иеpoмонахе Серафиме и пред нею произнесена была Владыкою митрополитом речь. Панихида закончилась литиею на могиле преподобного, к которой для сего вышел из Собора крестный ход и за которой присутствовали и Государь с Государынями и все другие Высочайшие Особы. По возвращении крестного хода в собор Владыкою митрополитом была освящена сооруженная усердием Их Императорских Величеств paкa для мощей преподобного.

В 4 часа дня в Успенском Соборе совершена была малая вечерня, а в 6 часов вечера начался благовест большого колокола, созывавший богомольцев ко всенощному бдению. Это была первая церковная «служба преподобному Отцу нашему Серафиму, Саровскому чудотворцу», на которой святые мощи его были открыты для поклонения народа. По обычном начале, по прочтении паремий и произнесения сугубой и просительной эктений, при пении литийных стихир из Собора вышел крестный ход к храму св. Зосимы и Савватия, где находился гроб со всечестными останками преподобного Серафима. Все участвовавшие в крестном ходу и окружавшие его богомольцы имели в руках зажженные свечи; священнослужащие были в золотых, с вышитыми серебром херувимами облачениях (дар Государя Императора). В храм вошли преосвященные архиереи и священнослужители, назначенные к несению гроба, а так же Их Императорския Величества с Их Императорскими Величествами и несколько еще других лиц, сопровождавших крестный ход. Bce вошедшие в храм преклонили колена пред гробом, эаключавшим в себе св. мощи. За сим гроб изнесен был архиереями и Государем Императором, при участии Великих Князей и назначенных, для сего архимандритов, из храма и покрытый дорогим покровом поставлен на носилки, которые подняты были на рамена и несены вокруг соборных храмов обители теми же лицами. Поднятый высоко гроб отовсюду виден был народу, живою стеною стоявшему с зажженными свечами по всему пути крестного хода. Из окружавшей шествие толпы, среди которой много было больных и убогих, слышны были молитвенные воздыхания, обращенные к преподобному, плач и даже рыдания; куски холста, полотенца, мотки пряжи и т.п. сыпались со всех сторон под ноги несущих гроб. Религиозное одушевлениe участвовавших и присутствовавших при сем неописуемо! Зрелище было трогательное до глубины души! У западных врат Успенского Собора произнесена была первая литийная эктиния, затем следовали еще четыре остановки с других сторон Собора с произнесением следующих эктений. По прочтении во время последней остановки Владыкою митрополитом литийной молитвы, шествие вступило в собор и гроб со святыми мощами установлен был посреди его на особом возвышении. Между чтением кафизм преосвященный Иннокентий произнес соответствующее совершавшемуся торжеству слово и затем, при пении «Хвалите имя Господне», все служащие вышли на средину храма и стали вокруг гроба преподобного. Владыка митрополит отпер замок, которым заперт был гроб, и архимандриты сняли крышку его. Святые мощи преподобного Серафима были открыты. Все преклонили колена и священнослужащие запели величание преподобному. По прочтении Евангелия началось целование святых мощей сначала архиереями, затем Высочайшими особами и остальными богомольцами. Служба продолжалась и около 11 часов, окончилась обычным порядком, а целование св. мощей продолжалось без прерывно в течении всей ночи, в присутствии особо назначенных священнослужителей.

На следующий день, 19 июля позднюю литургию в Успенском Соборе совершали все присутствовавшие на торжестве преосвященные aрхиeрeи, в присутствии Государя, Государыней, всех других Высочайших особ и множества молящихся. На малом входе, при пении «Придите поклонимся», архимандриты подняли стоявший посредине Собора гроб со святыми мощами и обнесли его вокруг св. престола и затем положили в уготованную раку. По заомвонной молитве преосвященный Димитрий, архиепископ Казанский, произнес слово и за сим начался торжественный молебен преподобному Серафиму. После пения тропаря преподобному гроб со святыми мощами был вынут священнослужителями из раки и теперь уже открытый с крестным ходом понесен из Собора вокруг тех же монастырских церквей, что и накануне; Его Величество и Их Высочество также, как и накануне, принимали участие в несении гроба на носилках. Народ с таким же глубоким благоговением взирал на несомую святыню и опять так же, как и накануне вечером, из среды его слышались плач, рыдания и молитвенные воздыхания. По возвращении крестного хода в собор молебен преподобному закончился чтением Владыкою митрополитом молитвы преподобному и обычными многолетиями. Их Императорские Величества и Высочества, приложившись к св. мощам, вложенным опять в раку, вышли из Собора...

Заключительным актом церковно-богослужебного торжества в честь и славу Серафима Саровского чудотворца, в эти знаменательные дни, было освящение сооруженных во имя преподобного храмов в самом Сарове над его келлиею и в Дивееве. Освящение первого храма совершено было высокопреосвященным Антонием, митрополитом С-Петербургским, 21-го июля, при чем в новоосвященный храм им принесены были из Успенского Собора на голове частицы святых мощей преп.Серафима. Освящение храма в Серафимо – Дивеевском монастыре совершено было 22 июля преосвященными Назарием, епископом Нижегородским.

Описанные нами торжества в честь преп.Серафима были не единственными в эти дни, а лишь центром целого ряда других, совершавшихся на пространстве всей православной России. Этими другими торжествами были всенощные бдения с литиями и величаниями преподобному Серафиму 18 июля и Божественные литургии с молебнами ему 19-го, совершенные в храмах если не всех селений, то несомненно всех градов и обителей православной России. Жаль только, что составленная к 19 июля особая служба преподобному, или по крайней мере тропарь и молитва ему не были обнародованы своевременно, хотя бы чрез издающаяся при Св. Синоде «Церковные Ведомости»; так что служба везде была общепреподобническая. В большинстве случаев пред богослужением освящались уже приготовленныя к этому разу иконы преподобного Серафима, пред которыми и совершались молебные пения и к которым прикладывались верующие, всюду собиравшиеся в огромном количестве; в некоторых храмах, особенно столичных и губернских городов, иконы преподобного были изготовлены, больших размеров, в драгоценных ризах и богатых киотах.

Москва и на этот раз, как и всегда, шла в этом отношении впереди других городов. Особенным благолепием отличалось церковно-богослужебное прославление преподобного Серафима в день открытия св. мощей его в большом Успенском Соборе, куда 18 июля пред всенощным бдением доставлена была малая монашеская полумантия преподобного Серафима. Мантия эта, через, которую преподобным подано было исцеление от скарлатины Великой княжне Марии Александровне, ныне герцогине Кобургготской, хранится во дворце Великого Князя Сергия Александровича и с Его соизволения доставлена была в Успенский собор. Богослужение совершал высокопреосвященный митрополит Владимир, при чем во время литии совершен был крестный ход вокруг Собора, а после величания преподобному и чтения Евангелия прикладывались к св. иконе и мантии сначала Владыка и служащие, а затем и богомольцы. О том, как много было и постоянно прибывало богомольцев, желавших приложиться к мантии преподобного Серафима, можно судить потому, что эта святыня оставалась в Соборе и прикладывание к ней продолжалось в течении не только всей следующей ночи, а и следующих дня и ночи до самой поздней литургии 20-го июля. Вход в кремль был открыт только чрез Спасские ворота, из которых длинною цепью с многочисленными поворотами и извилинами и шли богомольцы к собору, и шедшие этим путем успевали приложиться спустя лишь семь или восемь часов после вступления в кремль. Нужно было видеть терпеливое смирение богомольцев, ожидавших своей очереди и с каким то особым участливым благодушием и предупредительностью дававших дорогу детям и больным. Не отстала Москва от Сарова и в устроении храма во имя преподобного Серафима; ибо и в ней, в Церкви Тихвинския Божия Матери, что в Сущеве, уже 20 июля освящен был престол во имя новоявленного угодника Божия.

После Москвы с особенным благолепием отпраздновано было торжество открытия святых мощей преподобного Серафима в Троице-Сергиевой лавре в Сергиевом посаде, в Александро-Невской лавре в С.-Петербурге, в Твери, Пскове, и других городах; молебные пения преподобному совершались в эти дни и в таких местах, где нет храмов; на многих фабриках и других промышленных и торговых учреждениях, 19 июля рабочие освобождены были от занятий. Газетные листики не занесли на свои страницы, но то несомненная правда, что в очень многих семьях, не имевших возможности участвовать в церковных богослужениях этих знаменательных дней, часы этих богослужений посвящаемы были общей домашней молитве преподобному и чтению его жития.

Словом, без преувеличения можно сказать, что на прославление преподобного Серафима, в день открытая его святых мощей и непосредственно следующий за ним, подвиглась вся православная Россия, вся православно-русская Церковь. Вся она в эти дни, как одна семья, едиными устами и единым сердцем славила новоявленного угодника Божия – вся устремлена была духовными очами веры в те горния обители, где вместе со всеми святыми и ангелами в царстве славы предстоит престолу Божию Саровский подвижник и народный молитвенник, преподобный Серафим.

Это обращение земной Церкви Христовой к Небесной в лице новоявленного небожителя преподобного Серафима, начавшееся в свое время, будет в ней конечно и впредь до скончания века. В деянии своем Св. Синод определил, чтобы память преподобного Серафим Саровского с похвалами совершалась во всей Церкви Российской и впредь ежегодно 19 июля – в день открытия св. мощей его и 2 января – в день его блаженной кончины, а в пределах Тамбовской епархии, в области которой находится Саровская обитель, имя его должно возглашаться постоянно на так называемых великих отпустах и в тех церковных молитвах, в которых положено возносить имена святых православной русской Церкви...

Не правда ли, как это необъятное по своей степени величие торжества прославления преподобного Серафима знаменательно и в высшей степени поучительно для тех, которые или с надменной радостью или с малодушным страхом толкуют о чуть ли не поголовном увлечении России именуемым «великим писателем земли русской»? В самом деле в течение не одного десятка лет всяческими способами пропагандируют учение этого писателя и его самого в русском обществе и как «шумят» об его графском величии и славе не народные витии; но что же из всего этого выходит? Можно ли сравнить с этим искусственно раздутым увлечением графом и его «опрощенным» учением ту всенародную волну, которая вольною волею без всяких искусственных зазываний и пособничества хлынула в затерявшуюся в тамбовских лесах иноческую обитель к ставшему ракою «гробику убогого Серафима»? Ведь эта волна одним всплеском своим способна затмит графскую славу, как болотный огонек... Но чтобы еще живее и яснее увидать все необъятное по своей силе и неоценимое по своему значению величие славы преподобного Серафима, приходит на мысль и другое сопоставление. Мы разумеем происходившее одновременно с нашими Саровскими торжествами прославление «западным» католическим миром «непогрешимого» римского покойника. Сколько надменной гордости, сколько чуждой всего духовного суетности, сколько низменных интриг и даже злобы – вообще чего-то земляного, материального, или лучше, материалистического было в торжестве погребения и прославления Льва XIII! И как до противоположности отлично от этого, так же в своем роде церковного, торжества наше торжество и именно со стороны его духовности – со стороны тех настроений и чувствований, с которыми совершалось оно и которые питало и воспитало оно! И это не удивительно, потому что исходным началом Саровского торжества было смирениe преподобного, которое как свет со тьмою несовместимо с высокомерием непогрешимого, действующею силою была любовь, николи же отпадающая, и конечною целью – блага духовные, небесные, спасение душевное, которое дороже целого мира, властвовать над которым тщится именующий себя наместником Христа. И можно ли думать, что в эти дни, когда вся русская земля устремлялась духом своим к небу, небо не преклонялось к ней своей любовью и Церковь Небесная, не радовалась и не славила с нами преподобного Серафима и вместе с тем не молилась о нас Богу Спасителю нашему? Благодать Господа Нашего Иисуса Христа, которая в чудесных явлениях, как роса небесная, в обилии изливалась и наливается на жаждушия её души верующих и с верою притекающих к угоднику Божию, – порука нам в том.

Да, это – истина святая для верующих, которые пережили святые минуты такого благодатного общения с небом и многие из которых, осененные этою благодатию, просветились в разуме своем, утешились в совести и утвердились духовно. Для не верующих же эта внутренняя, духовная, благодатно-божественная сторона совершившегося церковного торжества осталась конечно сокрытою и не понятною; тем не менее и они, если только они не лукаво мудрствуют, не могут и не имеют права отрицать эту благодатную силу совершившегося церковного торжества; об ней говорят те чудеса, которые в таком обилии – на глазах тысяч народа совершались и совершаются по молитвам преподобного Серафима для прибегающих к нему с верою и любовью и которые нельзя объяснить, никакими естественными силами и законами природы:

«О случаях исцеления, говорит один очевидец в Церковных Ведомостях, издаваемых, при Св. Синоде (№ 30), приходится постоянно слышать, да и не только слышать, но и воочию видеть самих исцеленных, славящих и благодарящих Бога, явившего над ними, молитвами преподобного Серафима, Свою милость. У источника преподобного Серафима – этого кладезя исцелений, постоянно проявляются знамения милости Божией. В один из дней здесь было более десяти случаев исцеления хромых. Последние, как бы в доказательство чудесно явленной над ними милости Божией, собрали свои костыли и в присутствии множества народа, на берегу речки Саровки, предали их сожжению. Трогателен был и такой имевший здесь место случай. Один слепой мальчик, издалека приведенный своими родителями в Саров, после купанья в источнике преп. Серафима внезапно прозрел. От радости, что увидел свет Божий, он бросился бежать, за ним последовала целая толпа народа, глубоко тронутая этим поразительным, на её глазах совершившимся, чудом». Или вот еще случай исцеления, совершившийся 19 июля за поздней литургией в Успенском Соборе. «В числе молящихся в Соборе находилась приехавшая из Москвы г-жа Масленникова, при ней находилась больная 12-летняя дочь, около двух лет ни слова не говорившая. Лечила она ее у нескольких врачей-специалистов, но они помочь ей не могли. Когда понесли во время малого входа гроб со святыми мощами, г-жа Масленникова коснулась гроба платком и затем, отерла им лицо больной дочери и последняя, к великой радости матери, тотчас же заговорила, а затем подведена была матерью к приобщению Святых Тайн». Так рассказывает об этом в своем донесении Св. Синоду высокопреосвященный Антоний на ряду с некоторыми другими случаями. Чудеса, бывшие в Сарове, записывались и записываются о. Иеросхимонахом Симеоном, который тут же проверяет их подлинность показаниями очевидцев. Предано общественной гласности немало чудесь и из бывших в Москве, Тамбове и других городах. Но можно ли записать и пересказать все их? Не успеют такие описания еще появиться в печати, как появляются новые и новые чудеса. И прекратятся ли они? Изнеможет ли слово Божие? Иссякнет ли Его всемогущая сила? Оскудеет ли этою силою Церковь Христова, в которой спасался и спасся преподобный и пребывают верующие? Иисус Христос вчера и днесь, той же и во веки (Евр.13:8); Он обещал пребывать с верующими до скончания века (Мф.28:20) и сказал, что созданной Им Церкви не одолеют и врата адовы (Мф.16:18). И не ложно конечно слово Его...

Здесь кончаем мы сказание о прославлении преподобного Серафима, Саровского чудотворца, и переходим к выяснению его догматического смысла и церковно-канонического значения в противодействие кривотолкам рационализма и неверия.

Нельзя указать предельной грани в прославлении преподобного Серафима, начавшемся еще во дни его земной жизни, равно как невозможно исчислить и все формы, в которых проявлялось, проявляется и будет проявляться это прославление; но в этом необозримом океане славы угодника Божия есть пункт, остановившись на котором можно отчетливее представить себе это явление и уяснить его значение. Таким пунктом нужно назвать бывшее 19 июля торжество церковного прославления преподобного Серафима. Торжество это сугубое и слагается из двух актов: канонизации преподобного Серафима, или причтения его к лику святых и открытия честных мощей его. Первое состоит в том, что творимая Церковью «вечная память» об усопшем подвижнике Саровском, доселе выражавшаяся в молитве об упокоении души его, с 19-го июля стала молитвою к самому усопшему, а открытие святых мощей его – в том, что сокрытые доселе в земле (подспудом) останки ого изнесены из могилы и открыто предложены верующим для такого же поклонения им, какое мы воздаём животворящему кресту Христову и святым иконам. В настоящий раз оба эти акта совершены были одновременно и совместно, так что с внешней стороны едва ли удобно их разграничение; тем не менее это – два отдельные и самостоятельные акта, которые в других случаях, нередко, совершаются разновременно, на расстоянии иногда целых столетий один от другого. Поэтому и наша речь будет отдельною о каждом из них.

Если миллионами нужно считать таких, которые, как доселе с любовию вписывали имя раба Божия Иеромонаха Серафима в свои заупокойные помянники и служили об нем паннихиды, так и теперь с таким же усердием – с 19 июля начали и конечно не перестанут служить молебны ему, не об нем молиться, а просить его молитв о себе самих; то не мало конечно и таких, которые и доселе не знали и знать не хотели имени Серафима Саровского так и 19-го июля не принимали никакого молитвенного участия в Саровском торжестве и теперь не молятся преп. Серафиму и впредь молиться не будут, предоставляя это святое дело во всех его видах и формах яко бы слепо верующим суеверам, обманываемым духовенством. Таковы, к сожалению, те из наших так называемых интеллигентов, которые всю разумность своей веры излагают в рационалистическом отношении к ней и с голоса так любезных им западных протестантов называют молитву за усопших бесполезною, а молитву святым – даже нравственно-преступною и ту и другую вообще не разумною. Гордые своим разумом, ценимым ими выше голоса Церкви Вселенской и похваляясь тем, что они лишь Библию, согласно с своим разумом толкуемую и понимаемую, считают источником своей веры, эти люди не замечают, что своим отрицанием тех и других молитв они идут в явное противоречие не только с отвергаемым ими преданием Церкви, а и с самой Библией и, что особенно должно быть важно для них, с самым разумом, во имя которого яко бы они и протестуют; ибо и те и другие молитвы и в слове Божьем прямо заповедуются и здравым смыслом человеческим с логическою необходимостью предполагаются.

О молитве святых за нас к Богу, а следовательно и о нашей молитве святым говорится еще в ветхозаветной части Библии. Иуда Маккавей, побуждая своих соотечественников на брань с врагами отечества, указывал на молитвенную помощь бывшего первосвященника Онии, которого он видел (в видении) молящася за вся люди иудейския (2Мак.15:12–16 ср. 1Пар.29:18; Дан.3:35; Пс.131,10 и мн.др.). В Новом Завете св. Иоанн Богослов в своем откровении свидетельствует, что он видел, как один из ангелов, которых всех вообще другой апостол (Павел) называет посылаемыми Богом на служение людям (Евр.1:14) и Сам Иисус Христос – хранителями и заступниками пред Богом за малых сих (Мф.18:10, Деян.12:7–12, 27:23–24), – стал пред жертвенником Божьим, держа золотую кадильницу и дано было ему множество фимиама, чтобы он с молитвами святых всех вознес его на золотой жертвенник пред престолом. И вознесся дым фимиама с молитвами святых от руки Ангела пред Богом (Апок.8:3–4). В прямом соответствии с этими свидетельствами несомненно стоят и все те места Библии, в которых говорится, как Сам Бог повелевает людям просить за себя молитв праведников (так например, Бог повелел Авимелеху просить за себя молитв у Авраама: Быт.20:7–17; друзьям Иова – у этого праведника: Иов.42:8–10 и др.). И по молитвам последних посылает им свои милости (Исх.32:11–14; 1Цар.7:8–9, 12:23; Иак.5:17–18).

Правда в указанных случаях речь идет о молитвах праведников еще во время земной их жизни; но Бог Наш, как сказал Сам Иисус Христос не есть Бог мертвых, а Бог живых, пред лицом Его все живы (Мф.22:32), а свойство любви, которая лежит в основе молитвы, таково, что она николиже отпадает (1Кор.13:8). Поэтому, если праведники во время земной своей жизни, руководимые любовию и могучие силою дарованной им от Бога благодати, могли и могут благотворить людям своими молитвами, то не тем ли больше возможно это для них но отшествии их из этого миpa? «Узы, которыми соединил верующих Спаситель скажем словами Нашего первосвятителя², на столько крепки, что их не разорвать и самой смерти... Если верно, что они и по ту сторону гроба в соединении со Христом, то верно и то, что они стоят в связи и с нами, живущими на земле. Наши святые не суть мертвые существа, но живые. А, если они продолжают жить, то продолжают и любить нас. Велика была любовь святых Божьих при их жизни к своим братьям, и чем святее они были, тем более они молились и подвизались за них, А теперь, когда Господь отозвал их к себе, ужели эта любовь навсегда должна погаснуть в душах их? Ужели они могут забыть Церковь Спасителя, из недр, которой вышли сами? Нет. Они скорее перестанут жить, чем прекратят участие в судьбе нашей». Вот почему и святые апостолы напр., еще на земле молившиеся даже за врагов своих (Деян.7:60) и готовые отдать за братьев своих не только временную жизнь свою, а и самое спасение свое (Рим.9:1–3), дерзновенно говорили, что они и по отшествии своем не перестанут помнить их и заботиться об них (2Петр.1:15) и др.

Не много, но можно все таки в Библии найти свидетельства и о молитве за усопших. Так, по свидетельству той же 2-й книги Маккавейской, Иуда Маккавей приносил жертву за воинов, умерших в грехе взятия военной добычи от даров идольских (2Мак.12:39–45); Иисус Сын Сирахов говорит; благодать даяния пред всяким живым да будет и над мертвецем не возбрани благодати (Сир.7:36). В объяснение же того, почему «всепроницательная премудрость Божия не провозглашает довольно громко в Божественном откровении – заповеди молиться за усопших», митрополит Филарет в одной из своих проповедей (т.3.стр.212) говорить, что это «может быть для того, чтобы в надежде на cиe пособие не обленились живущие ранее телесной смерти со страхом свое спaсeниe соделывать. Но когда и не возбраняет сего рода молитв, не то ли cиe значить, что еще позволяет бросить, хотя не всегда решительно надежную, но иногда и, может быть, часто благовременную вервь отторгшимся от брега жизни временной, но не достигшим вечного пристанища душам, которые между смертию телесною и последним всемирным судом Христовым зыблются над бездной, то возникая верою, то тяготея делами ей несообразными, то возвышаясь благодатно, то низводясь останками поврежденной природы, то восторгаясь божественным желанием, то запутываясь в грубой еще не совсем совлеченной одежде земных помышлений».

Так св. Библия, на которую ссылаются неверы в обоснование своего отрицания молитв за усопших и святым, стоит не за них, а за тех, которые и до 19-го июля не леностно молились об упокоении души усопшего иеромонаха Серафима, и теперь с особым усердием просят его молитв о себе. Но за них же, в оправдание их молитвенного отношения к преподобному, и здравый разум человеческий; ибо и он не может отвергать непререкаемой истинности содержимого православною Церковью богооткровенного учения о молитвенном взаимообщении между живыми и усопшими.

«Человеческий род, говорит один православный богослов³, есть единое целое: он подобен лесу, разросшемуся от одного ствола. Бог сотворил есть от единыя крове весь язык человеч, жити по всему лицу земному (Деян.17:26). Это один род, одна семья, где каждый член тысячами видимых и невидимых, уз связан со всеми прочими. Мы пользуемся тем, что оставили нам предки. Так или иначе действуя на семью и на окружающих, человека, действует и на самых отдаленных членов целого общества, потому что общество есть единое тело, члены которого суть отдельные семьи. Этого мало – взаимодействие простирается и далее: и целые народы суть ведшие члени одной великой семьи рода человеческого, а потому и они также неизбежно действуют друг на друга, как и семейства на общества и отдельные личности на семейства. И никакими стенами нельзя оградить себя от этого влияния, которое, подобно воздуху, всюду проникает невидимою глазу средою». Этого взаимодействия душ не отвергают и лучшие представители опытной науки, как: Тард, Густав Лебок Генри Друмонд, Шарль Секретан, Гюйо, Бурже и др.⁴ Каждый замечал, конечно, что при совместной жизни, или под влиянием сильно возбужденного чувства любви или злобы, при крайнем напряжении воли, мысль или чувство одного влияет на другого, угадывается без слов.

Какими же способами происходит это взаимодействие. По мнению материалистов, здесь простое столкновение мозгового вещества. «Наша нервно-мозговая система, воспринимая извне низшие формы энергии, как-то, свет, тепло, химические воздействия и т.д., перерабатывает их в энергию высшего порядка, являющуюся основанием психических движений. Если это верно, то энергия психическая равна энергии световой, электрической и т.д. и может действовать не только в самом организме человека, но и распространяться в окружающей среде. Принимая за отправную точку эту гипотезу, и устанавливая аналогию между стальными проволоками и нашими нервами, эти мыслители находят возможным воздействие одного работающего мозга на другой и признают прямую передачу психических волн или лучей на расстоянии. Известно, состояние нервов должно таким образом отражаться на состоянии окружающего их миpoвoгo эфира, а состояние эфира должно воздействовать на нервы других лиц. Но это материалистическое объяснение психического взаимодействия не может быть признано состоятельным, так как оно совершенно не объясняет взаимодействиe материального атома на дух. «Материалистическое объяснение, говорить проф. Глаголев⁵, ничего не объясняет; воздействие одного атома эфира на другой через прикосновение также непонятно, как и действие через пустоту, а главное, непонятно, как последний материальный атом воздействует на дух. Здесь ведь уж и нельзя говорить ни о пустоте, ни о полноте, ибо оказывается, что пространственное воздействует на непространственное. Возможность такого воздействия необходимо заставляет предполагать и возможность воздействия непространственного на непространственное (духа на дух). К признанию такого непосредственного взаимодействия душ, нас обязывает и наше нравственное чувство⁶. «Только при признании непосредственного взаимодействия душ становится понятным наше единение с ближними. Только допущение такого взаимодействия может объяснить нам и нравственное воздействие, какое оказывали и оказывают преп. Серафим, Саровский подвижник, Святитель Тихон Задонский, Святитель Феофан Затворник, известный Кронштадский прот. о. И. И. Сергеев, старец Амвросий–Оптинский и многие другие носители истинно христианской любви – на людей с чистым сердцем. Но, если должен быть признан закон непосредственного действия душ, то необходимо признать и взаимоотношение между Церковью земною и Небесною, выражающееся в молитвах членов первой и в воздействии достигших христианского духовного совершенства членов последней на принадлежащих, к Церкви воинствующей»⁷. Достойно внимания, что св. ап. Павел, раскрывая богооткровенное учение о Церкви Христовой, в его практическом приложении к жизни, ссылается на тот же закон взаимодействия, как закон жизни, о котором на основании внутреннего и внешнего опыта говорит и наука. Он называет Церковь Христову, в состав которой по его же словам входят и живые и усопшие и даже ангелы (Еф.1:10, 20–22, сос. Еф.12:22–23), телом, глава которого Христос (Кол.1:18). Как в живом теле есть различные члены и видимые и невидимые и сильные и слабые и все они живы и живут сами и способствуют жизни всего тела вследствие постоянного взаимодействия, служа и помогая друг другу, так и в Церкви Христовой все члены её, будучи различными по своему достоинству и значению, не могут жить каждый сам по себе без взаимоотношения с другими и должны служить один другому полученным от Бога даром Св. Духа (1Кор.12:10–30). Св.апостол указывает и путь к этому взаимообщению, путь этот есть любовь (1Кор.13:1–6), которая и лежит в основе каждой молитвы.

Вера в то, что умершие люди не прерывают своей связи с живущими и помогают им в их делах, а с другой стороны, что молитва живых за усопших приносит последним пользу, можно сказать, как бы прирождена роду человеческому, и потому во всех языческих религиях существуют и молитвы за умерших и почитание их. Очень грубы и извращенны иногда формы, в которых выражается в языческих религиях эта вера, что вполне понятно; ибо и сами религии эти суть искажение первоначальной истинной религии. Для нас важен факт существования этой веры, которого не могут отрицать и восстающие против православного учения о молитвах за умерших и молитвенном же призывании святых; ибо многие новейшие западные ученые, которые служат непоколебимым авторитетом для таких людей, из языческого культа почитания предков пытаются вывести возникновение самой идеи о Боге; так, значит, общераспространен этот культ, и многие из отрицающих с чужого голоса молитвы за умерших и молитвенное призывание святых, не отрицаются участья даже в спиритических занятиях, в основе которых лежит хуже, чем в язычестве, искаженная мысль о возможности взаимодействия между живыми и усопшими.

И напрасно ссылаются такие люди на то, что, по учению слова Божия, загробная участь каждого человека зависит от его личного духовно-нравственного состояния во время земной жизни – от его личной веры и личных дел и что один посредник между Богом и человеком Христос Иисус. Истинно, что личная вера человека в Господа Иисуса Христа, как она проповедана св. апостолами Его, есть необходимое со стороны человека условие его спасения и что, кто не имеет этой веры – сознательно и упорно отрицается её, осужден будет, по слову самого же Господа (Мк.16:16). Но отсюда следует не то, что молитва за усопших бесполезна; иначе бесполезною, а следовательно и неуместною должна была бы быть признана и молитва за живых и всякая вообще молитва не только за братьев своих, а и за самих себя; а она так ясно и так настойчиво заповедуется нам словом Божьим. Если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, говорит св. апостол любви, то пусть молится и Бог даст ему жизнь, то есть согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к смерти, не о том говорю, чтобы он молился (1Ин.5:16). Из этих слов св. апостола-любви с логическою необходимостью следует, что молитва может быть бесполезною, а следовательно и неуместною только за согрешающих грехом к смерти, который, по слову того же апостола, состоит в сознательном и упорном противлении проповеданной апостолами веpы во Христа Иисуса воплотившегося нашего ради спасения (1Ин.4:1–3, 2:27; ср. Мф.12:32). А кто не грешит этим грехом, тот не может и сам не молиться и не принимать молитв за него от других; потому что спасающая человека вера во Христа Иисуса неразлучна от любви, выражение которой и есть молитва. Эта молитва тогда лишь противоречила бы вере во Христа Иисуса, как единственного посредника между Богом и человеком, если бы она совершалась не во имя Христово и, так сказать, помимо Его. Христос Иисус есть единый ходатай Бога и человеков, но из этого не следует, что не могут быть и другие ходатаи во имя Его. «Яко же убо, говорит Стефан Яворский в своем «Камне веры», единство Отца Небесного не отметает отцев земных, ниже единство наставника и учителя Христа – наставников и учителей земных, ниже единство святости и господства Христова отьемлет святости от прочих святых и господства от господий земных; так ниже единство Ходатая Христа отметает прочих ходатаев; различие точию ходатайства и расстояние посредствует. Христос бо ходатай есть по превосходительству, яко же речеся; святии же суть ходатаи низшего и от Христа далечайшего степени. Христос есть ходатай искупления и моления к Отцу сыновнего, святии же суть ходатаи единого моления дружеского, но глаголу псаломскому: мне же зело честна быта друзи твои Боже (Пс.138:17)»⁸.

Итак, вопреки лукавым мудрованиям противников только что совершившегося торжества, и по учению Слова Божия и по соображениям здравого разума православно-pyсскиe люди и до 19-го июля имели полное право молиться об упокоении души усопшего раба Божия иеромонаха Серафима и с 19-го июля такое же право имеют к нему, уже, как к святому и угоднику Божию, обращаться с молитвами о себе самих.

Противники совершившегося прославления преподобного Серафима, как бы в оправдание своего уклонения от участия в этом торжестве, указывая на самый акт канонизации блаженного старца, или причтение его к лику святых и (лицемерно или нелицемерно, Бог весть) облекаясь в одежду религиозного благоговения и смирения, подобно древним фарисеям времен Господа, говорят: Он (т.е. святейший Синод) богохульствует; ибо кто может прощать грехи кроме одного Бога (Мрк.2:8–9). Другими словами, они отрицают право святейшего Синода совершать канонизацию, но справедливо ли?

Нет. И эти речи также несправедливы, как и бывшие два года тому назад подобные же им рассуждения об отлучении гр. Л.Толстого от Церкви. Такие превратные суждения и теперь, как и тогда, возникают вследствие не ясного представления о существе пререкаемого православно-церковного акта и смешения его с римско-католическим со стороны внешней обрядности. С этой стороны у римско-католиков действительно акт канонизации выражается в форме как бы судебного приговора, торжественно и властно произносимого папой от своего имени, и предваряется некоторого рода судебным следствием над самою канонизуемою личностью, в котором, по подобию суда гражданского, действующими лицами являются и прокуроры, и адвокаты; есть даже адвокат от дьявола, противящегося прославлению канонизируемого. Ничего подобного этой театрально-торжественной и горделиво-властной форме канонизации святых у римско-католиков, в нашей православной Церкви нет и потому высказываемое против Собора наших архипастырей обвинение в богохульстве к ней с этой стороны неприложимо.

По существу же прекрасно выяснена неосновательность этого обвинения достопочтенным о. прот.П.А.Смирновым в его не так давно вышедшей книжки: «Прославление святых в Церкви христианской православной», в словах: «Думать, что почивший Угодник Божий до времени своего прославления как бы все еще нуждался в умилостивительной молитве и что, наконец настало время, когда уже прощены все его грехи и из темницы духовной он вводится в райския обители, было бы и слишком дерзновенно и несообразно с обстоятельствами и положением дела. Дерзновенно, ибо кто может полагать какие-либо пределы милосердию Божию? Кто посмеет взиматься на разум Божий и определять Его решения? Молитвы об усопших отцах и братьях, служа выражением любви и почтения к ним со стороны верующих, могут способствовать очищению их духа от греховной нечистоты, но оправдание и освящение их есть дело неизреченной и неизследимой к ним и нам милости Божией. Дух дышет, где хочет и голос его слышишь, и не знаешь, откуда приходит и куда уходит: так бывает со всяким рожденным от Духа (Иоан.3:8), сказал Господь Спаситель, а прославление угодника Божия есть высшее проявление духовной жизни человека, возрожденного благодатию, и возводит его на высоту, нашему взору недосягаемую. Несообразно с обстоятельствами и положением дела, потому что знамения и чудеса, являемые от чтимого угодника Божия, обыкновенно, и иногда задолго, предваряют его прославление в Церкви земной. Прежде чем будет установлено прославление его на земли, он уже силою данной ему благодати от Бога и вразумляет недоумевающих, и врачует болящих, и избавляет от напастей и злоключений прибегающих к нему с верою». Почему мысль о каком-либо суде Церкви над святыми пред прославлением их должна быть исключена из понятия о сем прославлении».

Что же, скажут, в таком случае означает причтение того или иного усопшего, в данном случае благоговейного старца Серафима к лику святых, изреченное в определении Св. Синода 29 января текущего года? Ни в каком случае не возведение его, яко бы доселе грешного, за которого нужно молиться, в степень святого, которому нужно молиться, а лишь общецерковное признание его святости, уже и ранее этого признания Самим Богом некоторым явленной в знаметях и чудесах, бывших по молитвам к нему, точно также, как и предварявшая это причтение его к лику святых неоднократные дознания не были судебным следствием над ним – суждением о святости или несвятости его жития, а лишь обследованием подлинности и достоверности, а не подложности или мечтательности показаний о явленных от угодника Божия чудесах и знамениях, как это ясно и выражено в деянии Св. Синода, в словах: «Святейший Синод, разсмотрев во всей подробности и со всевозможным тщанием обстоятельства сего важного дела, нашел, что многочисленные случаи благодатной помощи по молитвам старца Серафима, обследованные надлежащим образом, не представляют никакого сомнения в своей достоверности и по свойству их принадлежат к событиям, являющим чудодейственную силу Божию ходатайством и заступлетем о.Серафима изливаемую на тех, кои с верою и молитвою прибегают в своих душевных и телесных недугах к его благодатному предстательству».

Но, говорят, если синодальное признание благоговейного старца Серафима в лике святых обусловливалось чудесами, по молитвам его совершавшимися над теми, кои с верою и молитвою прибегали к его благодатному предстельству; то ясно, значит, что старец Серафим и до обнародованного Св. Синодом определения его был святым. В таком случае уместны ли были до 19 июля совершавшиеся паннихиды и другие заупокойные моления о почившем и почему до этого времени не могли быть совершаемы молебны пения ему? С другой стороны прекращение заупокойной молитвы об усошпем со времени его прославления не полагает ли как бы некоторого предела его духовному совершенствованию и не говорит ли против бесконечности этого совершенствования, если молитва о нем считается более уже не нужною?

Не новы эти вопросы; давно уже поэтому даны и ответы на них в нашей духовной литературе. «Не излишне ли молиться о святых», спрашивает в одной из своих проповедей митр.Филарет и отвечает»: однако же святой апостол велит молиться о всех святых (Еф.6:18). Не излишне ли молиться об апостолах, которые суть распространители благодати на всех прочих и первые из святых в Церкви: положи Бог в Церкви первых апостолов (1Кор.12:28)? Однако апостол требует, чтобы молились о нем и не апостолы и при том тогда, как он уже приблизился к венцу за подвиги апостольства. Есть молитва в пользу самого Евангелия: да слово Господне течет и славится, хотя Евангелие само есть сила Божия во спасение всякому верующему (Рим.1:16); можно ли бояться излишества в молитве за верующих?»⁹. И подлинно; ибо кто чист будет от скверны? Никтоже, аще и един день жития его на земли (Иов.14:4). С другой стороны «молитва об усопших, говорит в цитированной уже выше книге о прославлении святых о.пр.Смирнов, совершаемая под руководством Церкви, не ограничивается одним прошением об оставлении грехов почившему, а есть вместе молитва и об упокоении его, о вселении его в тот покой, который восприял Сам Бог после шестидневного творения и который, по словам Спасителя, состоит в делании Отца (Ин.5:17), – в промышлении Его о миpe и людях, в благотворении им. Подражая Отцу Небесному и Господу Спасителю и святые угодники, об упокоении которых возносится церковная молитва, сладость своего покоя обретают в возможности благотворить земным собраниям, возносящим о них молитвы к престолу Вседержителя». Вот почему «уверенность в твердой вере и доброй жизни преставльшагося никак не должна умалят молитвы за него, а напротив, должна усугублять и воодушевлять ее надеждою услышания. Чем более уверенности в чистоте и святости усопших, тем сильнее и живее возносится за них молитва». «Есть основание думать, говорит о.Смирнов далее, что в Церкви продолжается молитва о святых и после прославления их, соединяемая со священнодействием Евхаристии.» «Молитва за святых уже прославленных, пишет епископ Виссарион в своем толковании на литургию, (именно на молитву священника по освящении даров), основывается на желании, чтобы ради бескровной жертвы блаженство их возрастало более и более, чтобы те из них, которые стояли на низших степенях приближения к Богу, достигали высших¹⁰». Из этой молитвы, как известно, не исключается и Честнейшая Херувим и Славнейшая Серафим Богородица Mapия, и это потому, что нет и не может быть конца тому совершенству, которое указано всем в словах Спасителя: будите убо совершены, яко же Отещ ваш Небесный совершен есть (Мф.5:48). В этом случае Церковь, как великая и истинная мать, возвышается над всеми и земными и преставльшимися на небо своими чадами и, уподобляясь Отцу Небесному, объемлет в своем попечении и живых и умерших, и праведных и неправедных, соединяя всех в единомыслии и любви»¹¹.

Таковы в общем и существенном ответы наших лучших богословов на поставленные вопросы.

По смыслу этих ответов, в их приложении к данному случаю, вполне понятным должно быть то, что до момента прославления пренодобного Серафима истинно верующие православные русские с особенным усердием и чем ближе к моменту прославления, тем усерднее, молились об нем церковною молитвою, – именно молитвою о прощении его согрешений и упокоении его со всеми святыми в царствии небесном; но из этих же самых ответов вовсе не следует того, что и теперь, уже после церковного прославления преподобного Серафима, мы – и каждый отдельно и все вместе, лично, так сказать, от себя можем молиться о нем этою же молитвою, записывать его имя в свои заупокойные поминания и служить о нем панихиды. Литургийная молитва о святых приносится, как бескровная жертва о них, как омовение их кровию агнца Божия, которая есть та же, что пролита была Спасителем Нашим и на Голгофе, поэтому приносится только свящоннодействующим, совершающим таинство Евхаристии, не лично от себя – не самолично и не самовластно, а лишь по благодати священства, силою и действием Святаго Духа, которою облекаются они в таинстве священства; мы же все, этою благодатною силою священства не облеченные, а равно и облеченные ею, но молящиеся лично от себя, в благоговейном умилении «созерцая в таинстве (Евхаристии) туже смерть и тоже восприятие», участвуем в этой бескровной жертве молитвою к Господу о посещении нас молитвами святых и прославлением их, а следовательно и молитвою к ним об их заступничестве за нас пред Богом¹², – молитвою о приобщении нас к их славе, о нашем с ними единении, а не об их спасении. Поэтому помимо названнаго литурийно-священнодейственного поминовения, никаких других так называемых заупокойных богослужений о святых и сама Церковь не совершает, а следовательно, и о преподобном Серафиме с момента его прославления ни панихид, ни других подобных помииовений его совершаться не должно и не будет.

Если совершенно согласно с духом православия, полного любви и свободы, и с истинной вообще то, что почитатели преподобного Серафима и при жизни еще его искали и получали от него и наставления, и утешения, и исцеления, и по кончине его в своих молитвенных поминовениях его начали обращаться к нему с прошениями о своих горях и нуждах, то было бы неразумной и преступной дерзостью брать на себя то, что и сама Церковь совершает лишь тайнодейственно Духом Святым, а не ограничиваться только усердною молитвою о благодатной помощи того, чудодейственная сила, которого в своей подлинности и достоверности засвидетельствована не человеческими только показаниями, а и голосом Церкви. Но с другой стороны не согласным с истиной и противным свободе христианской и потому преступным насилием нужно назвать желание некоторых, чтобы священники совершали молебны преподобному Серафиму и освящали в иконы изображения его еще до общецерковного его прославления.

Каким же это образом и почему? Почему до общецерковного прославления преп. Серафима молитвенное обращение к нему не могло быть общеобязательным, а после этого прославления только такое именно отношение и может быть признаваемо сынами православной Церкви за «уставное» для всех нас? В чем собственно сущность дела? Вот вопрос к которому естественно сводятся все предыдущие разъяснения.

В самом деле. Из всего сказанного доселе вполне, думаем, ясно, что Церковь православная, еще до признания ею преподобного Серафима в лике святых и, до неотделимого от этого акта торжественного прославления его службою, ему допуская однородные с этим признанием мнения о нем отдельных верующих и в существе согласные с церковною службою ему, их молитвенные обращения к нему, тем самым ясно свидетельствует, что изреченным ею признанием благоговейного старца Серафима в лике святых и начатым ею богослужебно-молитвенным прославлением его ничего по существу, не только в духовное состояние самого преподобного Серафима, но и в содержание наших мыслей о нем и в характер наших отношений к нему она не вносит; ибо в обоих этих актах, по существу однородных, основывается не только на таких же, а и на тех же самых чудесных событиях и явлениях, которые утверждали истину вещей и раньше для отдельных верующих. Если же так, то что же собственно, спрашивается означает совершившееся торжество? В чем его существо, какой смысл и значение?

«В прославлении святых сынами Церкви земной, так отвечает на этот вопрос о. прот.Смирнов в цитированной книге (стр.45), выражается признание уже совершившегося в Церкви Небесной события, благоговейное преклонение пред волею Господа дивного во святых Своих, послушание сей воле, в одно и тоже время и смиряющее наш дух пред дивными путями промысла Божия и исполняющее его радостью и веселием о Господе Спасителе Нашем, дарующем во святых Своих новых заступников и ходатаев пред Его высочайшим престолом». – Самое существенное в этом ответе, с замечательной богословской точностью и психологической тонкостью отмечающем основные черты православного учения об угоднике Божьем и нашем к нему отношении, заключается, по нашему мнению, в словах: «признание уже совершившегося в Церкви Небесной события».

Чтобы уяснить себе этот факт и выразуметь, чье и какое признание совершившегося события разумеется здесь, для этого нужно обратить внимание на то, что при всей однородности молитвенного отношения к преподобному до и после его прославления, в том и другом случае оно имеет свои особенности. Особенности эти состоят в том, что до церковного прославления преподобного Серафима почитание его святым и молитвенное к нему отношение было частным явлением, личным делом отдельных верующих, или воочию видевших, или даже на себе испытавших чудесное подтверждение истинности своих отношений, и потому именно для всех остальных верующих, которые или не видели и на себе не испытали таких чудесных знамений святости преподобного Серафима, или вообще по сознанию своей совести не были удостоверены непререкаемо в подлинности этих знамений, не могло быть делом обязательным после же выраженного св. Синодом единомыслия его с народом в бывшем дотоле народным веровании, это последнее становится верованием всей православной Церкви в Poccии – в её целом, и потому молитва преподобному Серафиму, бывшая дотоле частною, или, так сказать, личною молитвою отдельных верующих, становится молитвою общецерковною, или церковнобогослужебною. Поэтому сомнения в истине вещей отселе будут относиться уже не к свидетельству отдельных верующих, которое могло, как и всегда может быть погрешительным, а к голосу Церкви и сознательное, происходящее из таких сомнений, уклонение от церковно-богослужебного почитания преподобного будет уже уклонением от участия в церковной жизни. Другими словами в изреченном св. Синодом причтении преподобного Серафима к лику святых выражается голос православной русской Церкви и в торжестве богослужебного прославления его акт в собственном смысле церковной жизни.

Если я верую в Церковь, как хранительницу Христовой истины и сокровищницу благодати Св. Духа, и признаю таковою именно Церковь восточную грекороссийскую, которая собственно и выразила этот голос и совершила это «деяние», т.е. ее именно признаю православною, следовательно единою, святою, соборною и апостольскою, словом истинною; то я уже не могу иметь такого, как прежде, оправдания своего сомнения в святости преподобного и уклонения от его богослужебного почитания; потому что, называя себя православным и следовательно православную грекороссийскую Церковь признавая самим Богом данною мне руководительницею в деле спасения, я в её голосе признаю голос той Церкви, которая есть столп и утверждение истины и в её жизни признаю действие Св. Духа, силою которого совершается самое мое спасение; ибо веровать в Церковь значит не в уме только признавать ее такою, а почитать ее, как такую, и в сердце своем, и в жизни своей повиноваться её заветам и уставам.

Не столько для большего обоснования этих своих суждений, сколько для более живого и наглядного представления их, да позволено будет употребить некоторые аналогии – сопоставления рассматриваемого явления с другими подобными ему, воспользовавшись для этого тем же словом канонизация, которым на учено-богословском языке называется начальный акт этого события, или явления.

Слово «канонизация» – латинское (canonisatio) и в римско-католической Церкви употребляется в значении папскаго определения о причтении Церковью какого-либо усопшего подвижника благочестия к лику святых и внесения его в каталог святых.¹³ Но заимствованное оттуда и в том же, разумеется, значении¹⁴, и в нашу учено-богословскую литературу, слово это и в своем происхождении и в своем основном значении, несомненно греческое; оно есть производное от греческого слова xavwv, которое означает: правило, отвес, отсюда далее, – правило, закон, и наконец уже – каталог, список, но не вообще, а каталог или список чего-либо строго и точно определенного именно в значении нормы, правила, закона. Взятое в этом своем значении, хотя и в разных формах, оно с самых первых веков стало употребляться в христианской Церкви в приложении к книгам священного писания и к членам клира.

По учению православной Церкви, в состав Библии входят книги канонические и неканонические; первыми называются такие, которые внесены в каталог, или список книг богодухновенных, не на основании чьих бы то ни было и каких бы, то ни было, человеческих соображений, а по прямому свидетельству самих св.пророков и апостолов и по учению Церкви, и потому служащих неизменным и неотменным правилом веры и жизни; неканоническими же книгами называются такие, которые не внесены в каталог священных книг боговдохновенными лицами и потому, хотя и имеются в составе Библии, но такого, как книги канонические, обязательного значения неизменного и неотменного правила веры и жизни не имеют. Таким образом, основным отличием канонических книг от неканонических, служит факт внесения первых в список священных книг, запечатленный в своем непреложном значении богодухновенными свидетельствами, как божественными знамениями. Если с этим фактом, так сказать, канонизации св. книг мы сопоставим, как сходный с ним, акт канонизации святых угодников Божьих, то для нас яснее и нагляднее, думаем, станет существо и значение как самого акта канонизации известного лица, так и нашего отношения к канонизованному святому. Как чрез внесение той или иной свящ. книги в канон книг именно священных, книга эта не изменилась в существе своем, не стала с этого только момента богодухновенною, не будучи таковою до него, но в силу божественной непререкаемости самого факта внесения её в канон, существенно должно измениться наше к ней отношение; так точно и канонизация того или иного подвижника веры и благочестия не изменяет его духовно-нравственнаго облика, делая его из грешного святым, а изменяет лиш наше к нему отношение. Если до канонизации мы могли и не чтить его, как святого и не обращаться к нему, как к святому же с молитвою, и именно потому, что не имели авторитетом божественной непререкаемости облеченного свидетельства об этой святости; то после канонизации и именно потому, что акт этот произведен теми, кому, веруем мы, самим Духом Святым вверено руководство нашей духовной жизни, и не может и не должно быть для нас сомнения в этой святости, засвидетельстванной чудесными знамениями, подлинность и достоверность, которых утверждена совершавшими канонизацию, и наше отношение к канонизованному может быть только богослужебно-молитвенное.

Если же мы обратимся к другой аналогии, на которую наводит нас слово канонизация – и сопоставим подразумеваемое под ним причтение усопшего подвижника к лику святых и наше богослужебно-молитвенное отношение к нему с посвящением избранных лиц в священный сан и с нашим к ним отношением; то представленные выводы станут для нас еще очевиднее и дело, думаем, осветится еще шире.

Основоположительное для понятия канонизации греческое слово κανών, сказали мы, уже в древней Церкви употреблялось в приложении к клиру или причту; так «священноцерковнослужители, говорит проф. Голубииский в книге своей о канонизации святых¹⁵, назывались в древнее время канониками – οἱ κανόνικοι,– Вас Вел. пр. 6, числящимися в каноне, ἐ τῶ κανόνι ἑξεταζόμενοι – 1 всел. соб., пр. 16 и 17, людьми канона; οἱ τοῦ κανόνος; – 4-го всел. соб. пр. 2 и Антиох. соб. прр. 2 и 11». Объясняя значение такого наименования, профессор говорит далее: «это значит, что они (называвшиеся канониками) составляли особую корпорацию людей, числившихся в церковных списках»; но приводимая им вслед за сим справка, (выражение 1-го всел. соб. ’εν τῶ κανόνι, 6-й всел. соб., – пр. 5, заменяет выражением: ’εν ἱερατικῶ καταλόγῳ), думается нам, дает право еще точнее обозначить это значение в том смысле, что канониками назывались эти люди, как числившиеся в списке именно лиц священных, т.е. носящих на себе священный сан. Этот – то священный сан их, дающий им право называться канониками, как сообщающий им нарочитую благодать святого Духа, которою они призваны освящать верующих, и имеет для нас значение в данном случае. Если священнослужители называются канониками–людьми канона, числящимися в каноне, или священном списке, называются так потому, что чрез рукоположение архиерейское имеют на себе нарочитую благодать Св.Духа, которою и освящают верующих, то нельзя ли в некоторую параллель с этим поставить и канонизацию святых и наше к ним отношение? Правда здесь сразу бросается в глаза то существенное различие, что каноники чрез рукоположение архиерейское получают нарочитую благодать, а угодники Божии чрез акт канонизации только непререкаемо свидетельствуются в наличности у них присущей им божественной силы; но для нас важно то что, как подаваемая чрез рукоположение благодать священства является несомненною для нас в своей наличной действительности, так и акт канонизации делает святость канонизуемого непререкаемою для нас и 2, как облеченные благодатию священства призваны освящать верующих этою благодатию, так и канонизация святых желанна и дорога для нас потому, что если до канонизации того или иного лица о заступничестве и ходайтастве его за людей пред Богом не все знали, не все были уверены и не все к нему прибегали, то теперь это заступническое за нас пред Богом значение его всем непререкаемо – достоверно должно быть известно и все ничтоже сумняся могут прибегать к нему и молиться о нем.

Конечно, понятие о русской православной Церкви, или о православной Церкви в Poccии не может быть названо равным по своему объему с понятием о Церкви Вселенской; ибо в объеме понятия Вселенской Церкви помимо православной Церкви в Poccии входят и другие частные, поместные Церкви, как-то: константинопольская, иерусалимская, аниохская и александрийская; но из этого не следует, что голос её не вообще, а в данном случае не есть непогрешимое свидетельство истины и деяние её не имеет благодатного значения, как того хотят ныне многие, именующие себя православными и в тоже время дерзающие не только обсуждать, а и осуждать и её голос и её деяния. Неправда этих людей, ищущих новых путей для своей духовной жизни, с особенною ясностью и обнаруживается именно в данном случае, и мы думаем даже, что не в обличение ли этих дерзких попыток Господу Богу и угодно было явить переживаемое нами торжество прославления преп. Серафима.

В самом деле можно ли говорить о неправости и духовном оскудении той Церкви, на небе которой зажигаются духовные светила, своим светом озаряющие весь мир, а теплотою своей благодатной силы согревающие столько унылых сердец и вообще оживляющие и возраждающие столько душ человеческих? Пусть обратят внимание эти люди на те не десятки, а сотни тысяч паломников, которые сплошной вереницей тянулись и не перестают тянуться в Саров, на те труды и лишения, на которые обрекли и обрекают они себя добровольно, – пусть вглядятся в их притрепетно радостные и одушевленные лица и вслушаются в их пламенные речи о пережитых ими святых утешениях веры, пусть соберут те слезы, которые льются у раки преподобного и, взвесив все это, пусть скажут по совести, оскудела ли духовными силами русская Церковь и ошиблась ли она в своем голосе? Конечно сам преподобный, которого воздвиг Господь, влечет к себе эти несметные толпы, отирает их слезы, умиряет их совести, утешает их унылые сердца, просвещает их разум и т.п. Но ведь то и дивно, что преподобный Серафим был сыном именно православной русской Церкви, – свою всемощную благодатную силу, которою он воздействует на эти толпы и пред которой так ничтожною, кажется обаятельная сила современных кумиров – отщепенцев Церкви, приобрел целожизненным подвигом именно в духе православной Церкви, – а примером своей жизни и словом назидания учил именно ее чтить, как истинную, и её учению и заповедям повиноваться, по её уставам и постановлениям устроять свою духовную жизнь во всех её проявлениях. Можно ли сказать в виду всего этого, что причтение преп.Серафима к лику святых есть погрешительное слово человеческое, а не голос божественной истины, и открытие святых мощей его – мертвое дело того пустого слова, а не проявление вседейственной силы св. Духа, пребывающего в Церкви?

Скажут ли эти люди, которым пожалуй и не доступно разумение духовных состояний, что все это самообман и увлечение; мы ответим им то же, что сказал некогда ап. Филипп Нафанаилу: пойди и посмотри (Ин.1:45) и, что сам Господь Спаситель ответил ученикам Иоановым, соблазнявшимся о Нем: слепые прозревают, хромые ходят, глухие слышат и нищие благовествуют (Мф.11:5). Мы укажем на те чудеса и знамения, которые в таком обилии источаются Богом чрез преп.Серафима на всех с верою и любовью прибегающих к нему. Чудо этих, строго и точно проверенных в их подлинности и достоверности, в деянии св. Сенода указано 94; в архиве Саровской пустыни хранится не одна сотня писем о других таких же знамениях еще больше конечно таких чудес не записано пока нигде. Бывшие в Сарове – на торжестве открытия св. мощей были очевидцами таких чудес не по одному, а по десяти и более в один день. Чудеса эти совершаются и теперь и, уповаем, не перестанут совершаться и впредь. И что особенно дивно, все эти многочисленные и многообразные чудеса, в своей божественно всемощной силе непостижимые и поразительные даже для самих неверующих, которые не имеют возможности сказать что-либо и против их достоверности, совершались и до открытия св. мощей пр. Серафима и в еще большем обилии после открытия,– совершались и совершаются не только в самом Сарове, то у самых мощей, то у источника, а и вдали – за сотни и тысячи верст от Сарова, при одном лишь мысленном воспоминании о преподобном и одной лишь «умной» молитве к нему. Даже больше того, такие чудеса совершались и совершаются не только над самими молящимися преподобному, а и над теми, о которых молятся лишь другие и которые сами не в силах ни сознавать совершающагося вокруг них, ни желать, ни молиться, каковы напр. младенцы, слабоумные, бесноватые и т.п. Это ли не перст Божий, которым Сам Господь указал собору архипастырей русской Церкви в благоговейном старце Серафиме угодника Его пребывающего в лике святых, а теперь после причтения его св. Сенодом к этому лику и в этом самом причтении всем нам свой божественный голос – непреложный и непререкаемый, противление которому должно быть признаваемо преступным противлением очевидной истине и попиранием благодати св. Духа пребывающей в православной Церкви?

К сожалению наши неверы вместо того, чтобы в ответ на этот, указующий им истинный путь жизни, перст Божий, подобно ап. Фоме воскликнуть: Господь мой и Бог мой (Ин.20:28), указывая на открытие св. мощей преп. Серафима, подобно царю Иудейскому Ахазу, который отказывался от предлагавшегося ему пр.Исаей Небеснаго знамения истинности его предсказания, с поддельным или неподдельным смирением говорят: «к чему это самовольное без ясных указаний от Господа, разрытие могилы усопшего старца и раскрытие сокрытого в ней «гробика» его, когда можно было бы обойтись и без этого?! – Но эти люди или забывают, или по своей вообще малосведущности в духовной письменности вовсе не знают, что таким гласом от Бога, указующим прославление Его угодника именно открытием св. мошей его, не всегда бывали видения ли то святого или какие другие не преднамеренные от людей и как бы случайные для них особливые обстоятельства; иногда таким указателем воли Божьей признавался и глас народа, который не, напрасно называется гласом Божьим, а иногда и благочестивые желания государей, сердце которых в руце Божии. В «истории канонизации святых в русской Церкви» проф. Е.Е.Голубинского приводится не мало примеров подобного рода. Известный русский путешественник по святым местам Барский рассказывает, что на Афоне откапывают кости умерших братий чрез три или четыре года после погребения и кладут в кимитории, «до того времени, аще кого добродетельнаго Бог восхощет, прославити, явит на них некое благоуханиe (еже) и сбысться на многих»¹⁶. По словам святогорца в его письмах, этот обычай существует там и по cие время...

Удивительно, как изворотлив дух противоречия истине и противления Церкви. Между тем, как одни с выражением благоговейного ужаса останавливались пред яко бы «бесстрашным» дерзновением св. Синода, поручившего освидветельетвование честных останков приснопамятного Саровскаго старца иеромонаха отца Серафима, другие уже после того, как это освидетельствование совершено было, вооружились против благоговейного временного охранения святыни от праздного любопытства и с непонятной дерзостью в открыто и всюду распространяемых листках заявляли, что «во исполнение своего долга пред истиною и русским народом они приняли на себя расследование дела о мощах Серафима Саровского и не остановятся в случае надобности и пред вскрытием содержимого гроба», разумеется самовольно насильственным и преждевременным... По всей вероятности эти, ослепленные злобой «борцы против православия» какими либо окольными путями и краем уха прослышали, что производившие освидетельствование «гробика старца Серафима не обрели в нем нетленного тела его, и своей дерзкой выходкой рассчитывали нанести решительный удар православию, воображая, что мощи святых всегда и непременно должны быть совершенно нетленны, что и народ ожидает открытия таких именно нетленных мощей пр.Серафима и св. Синод думает выдать имеющие быть открытыми мощи его за такие же именно и что потому-то Сенод и медлит делом открытия и покрывает это дело тайною. Расчет был, очевидно, такой: св. Синод, боясь обнаружения своего обмана, будет продолжать хранить молчание, а они тем временем сами «вскроют содержимое гроба» и обман обличен будет самым делом; не лучше будет для православия, если их и не допустят до такого вскрытия; ибо и это можно будет объяснить боязнью открыть истину».

Напрасные ожидания и неверные расчеты! Как напоминают они своею хитростью искусительные вопросы иродиан с фарисеями о дани кесарю и саддукеев о воскресении мертвых, обращенные к Господу и Им так просто и ясно изобличенные в их лживой пустоте! Не указывает ли это, что таков же должен был быть и был конец безумной затеи и современных врагов Христовой истины?

Вскоре же после появления означенных листков Высокопреосвященный Антоний, митрополит Санкт-Петербургский, которому поручено совершить 19 июля открытие св. мощей пр.Серафима, напечатал «необходимое разъяснение» по этому делу, а святейший Синод в издаваемых при нем «Церковных Ведомостях» обнародовал акт освидетельствования мощей, составленный 11 января текущего года производившим освидетельствование другим первосвятителем, Высокопреосвященным Владимиром, митрополитом Московским и некоторыми другими духовными и светскими особами за собственноручными подписями всех их. В этом акте, уже приведенном нами полностью (в VI книге), о самых святых мощах написано. «В гробу присутствующее увидали ясно обозначенный остов почившего, покрытый остатками истлевшей монашеской одежды. Тело приснопамятного старца отца Серафима предалось тлению, кости же его, будучи совершенно сохранившимися, оказались вполне правильно размещенными, но легко друг от друга отделявшимися. Волосы главы и брады седовато-рыжеватого цвета сохранились, хотя и отделились от своих мест». Преосвященный же Антоний в своем «разъяснении», приведя означенные слова «акта», между прочим, говорит: «Таково содержимое гроба. Но тут-то и начинается для многих камень преткновения. «Есть у нас люди,– справедливо говорит профессор Е.Е. Голубинский, – имеющие ревность Божию не по разуму, которые утверждают, будто мощи святых всегда и непременно суть совершенно нетленные, то есть совершенно целые, нисколько не разрушенные и не поврежденные тела». Между тем, такое утверждение совершенно неправильно и не согласуется с всецерковным сознанием, по которому нетление мощей вовсе не считается общим непременным признаком для прославления святых угодников. Доказательство святости святых составляют чудеса, которые творятся при их гробах или от их мощей, целые ли это тела или только кости одни. Нетление мощей, когда оно есть, есть чудо, но только дополнительное к тем чудесам, которые творятся через их посредство». И святость старца Серафима определялась не свойством его останков, а верою народа и многочисленными чудесами, которые, по обследовании их надлежащим образом, не представляли никакого сомнения в своей достоверности, по свойству своему относясь, к событиям, являющим чудодейственную силу Божию ходатайством и заступлением отца Серафима перед Богом. И только после такого удостоверения в святости и молитвенном дерзновении отца Серафима перед Богом, постановлено, чтобы и всечестные останки его были предметом благоговейного чествования от всех притекающих к его молитвенному предстательству. (Деян. св. Синода 9 января 1903 г.). Ибо «не ставят светильника под спудом. Больно было бы для верующаго сердца сокрыть эти останки Преподобного под землею. У святого человека все свято и чудодейственно, даже тень, даже одежда, а не одно только тело, или кости. Так тень апостола Петра, головные повязки апостола Павла исцеляли больных от болезней. От прикосновения к костям пророка Елисея воскрес мертвый. Даже прах, по которому ступали ноги святого человека, приобретает целебную силу. Так, после святого старца Серафима земля с его могилы, камень, на котором он молился, вода из источника, который он вырыл, почитаются как святыня и по частям разбираются и разносятся верующими по домам, как чудодейственные, дающие исцеление в разных недугах. Останки же его тела, кости его для верующего есть драгоценная святыня, истинное сокровище, через которое подается почитающим его цельбоносная помощь»...

Так солга неправда себе.

Проф. Е.Е.Голубинский, в той же цитированной нами книге своей, из которой приводит слова его м.Антоний, об этих имеющих ревность Божию не по разуму людях говорит далее: «утверждают они это потому же, почему подобные им люди утверждали это в XV веке, а именно ради воображаемого ими неверия людского, ради их мнения о простых людях, будто «кой только (святой) не в теле лежит, тот у них (простых людей) не свят». Но они лгут на простых людей, которые в действительности относятся к мощам с одинаковым благоговением и усердием, представляют ли последние из себя целые тела, или же только кости и небольшие остатки и частицы костей. Решительное и наглядное доказательство этого составляют те случаи, когда с востока привозимы были к нам мощи святых в виде небольших останков от их костей: народ наш, устремлялся воздавать им почитание с такою же верою, с какою почитает он и целые тела».

А теперь, разве не тоже видим мы в отношении именно простого народа к мощам преп.Серафима? Если же для кого не убедительны путешествия этих миллионов к св. останкам преп.Серафима, для таковых в доказательство равночестности всяческих останков святых мы можем указать на особо чтимые, например, в Москве мощи св. великомученика Пантелеимона, на частицы св. мощей в кремлевских Соборах и мн. др.. Много ли есть городов или обителей на Руси, где не было бы особо чтимых святых икон и ковчегов с частицами св. мощей и русских и древнегреческих святых? Всякий знает, что в св. антиминсе каждого храма вложены св. мощи в память того, что в древности во времена гонений литургия была совершаема на гробах мучеников. Мощи наибольшей части святых в Греции и на востоке, равно как и на западе, суть кости, а не целые тела. Кроме примеров упомянутых выше в выдержках из разъяснения м.Антония и сочинения Голубинского, в этом последнем приведен длинный список других подобных же примеров, как из древней, так и из новой истории Церкви с точными ссылками на первоисточники, из которых заимствованы эти примеры.

Что мощи святых не всегда суть целые тела, а иногда и большею частью кости или даже части костей, об этом свидетельствуют многие из святых отцов и учителей как древне-греческой, так и русской Церкви; таковы из древних свв. Иоанн Златоуст, Василий Великий, из русской пр. Иосиф Волоколамский, св. Димитрий Ростовский, и из новых учителей митр. Платон и Филарет Московские и много др., слова которых приведены в той же книге проф. Голубинского. Он же на основании многих выражений в древних рукописях и филологических данных доказывает, что слово «мощи» употреблялось для означения не целаго тела, а лишь частей его, преимущественно костей и что слово это и означает не что-либо целое, а лишь часть какого-либо священного и не священнаго предмета, так что разобрать какой-либо предмет на мощи значило разобрать его на части. «Мощи» слово славянское и происходит от слова «мощь», крепость, твердость, сила; след. буквально слово это и должно означать твердые части тела, т.е. кости. Миклошич и Срезневский в своих словарях древнеславянскаго языка переводят слово мошти, мощи греческим λεἱψανα и латинским reliquiae.¹⁷ Таким образом, в переводе на наш общеупотребительный язык, мощи обозначают мертвое тело, бренные останки человека. В нашем современном «потребнике», в чине погребения тело скончавшегося, в каком бы виде оно ни было, вообще называется мощами.

«Если бы, говорит далее в своей книги проф. Голубинский, Церковь принимала учение о том, что именно нетление мощей есть доказательство святости святых, то не были бы канонизованы многие святые, мощи которых остались и остаются не открытыми, не были бы канонизованы многие святые прежде открытия их мощей и не были бы канонизованы многие святые лишь спустя то или другое, в иных случаях – очень значительное время после открытия мощей. Если бы это было так, то все усопшие, тела которых оказались нетленными, были бы причислены к лику святых. Однако же этого нет». Из усопших, тела которых оказались нетленными, но которые остаются не причтенными к лику святых, профессор указывает на Иоасафа Горленко еп. Белгородского, нетленное тело, которого открыто почивает в Белгородском Троицком монастыре, на митр. Тобольского Павла, почивающего в Киево-Печерской лавре и др.¹⁸

Да и самым существом дела не требуется непременно нетленная целость всего тела, какую мы созерцаем в некоторых святых мощах. Конечно все мы, и предавшиеся телом своим тлению и те, тела которых и по смерти остаются нетленными в целом составе, воскреснем телесно; но нельзя же думать, что нетленные тела угодников Божьих и по воскресении останутся такими же, какими они сохраняются теперь. Как ни чудесно свойство этих тел, все же они существенно отличны от тела воскресшего Господа, по образу которого должны быть тела наши после всеобщего воскресения (1Кор.15:20, 23, 42–51). И это изменение тел по воскресении, по образу тела воскресшего Господа должно быть так существенно, что мы и представить себе не можем духовных¹⁹свойств их, как мы не можем представить себе свойств тела самого воскресшего Господа. Следовательно цель нетления св. мощей, если можно так выразиться, не в сохранении их в их настоящем виде на вечные веки, а в проявлении чрез них божественной благодати, как нарочитой божественной силы, которой приобщился почивший своею богоугодною жизнью, и которою он по воле Божьей может воздействовать на нас в чудесах и знамениях совершающихся по молитвам к нему. Мощи святых таким образом суть дарованные нам, для поддержания в нас живейшего памятования о небесных молитвенниках за нас, священные и святые останки некоторых святых, которые мы должны чтить, как таковые, и суть те земные посредства (выражение пространного кат. Митр. Филарета), чрез которые Господь наиболее проявляет свою чудодейственную силу»²⁰.

«По человеческому соображению можно было бы сказать, говорит о. прот. Смирнов²¹, совершенно противное тому, что думают и говорят указываемые от проф. Е.Е.Голубинского ревнители веры не но разуму, а именно: чем яростнее было нападение врага, тем славнее над ним победа, чем более им расхищенное, тем ценнее от него спасенное. Но такого рода человеческие соображения должны быть устранены там, где действует ум и сила Божия: идеже бо хощет Бог и как Ему благоугодно, побеждается естества чин».